Ардан Флоранс Жюльетт : другие произведения.

Эжени и бретонские разбойники. Книга 1. Часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение

  Эжени сидела в своей комнате перед зеркалом и расчёсывала свои длинные каштановые волосы. Полчаса назад она вылезла из тёплой ванны, оставив в воде неприятные впечатления сегодняшнего утра. Странное это было утро, начавшееся так замечательно, и кто бы мог предположить, что оно будет иметь такое ужасное продолжение.
  Но тут девушка услышала стук в дверь и через мгновенье увидела в зеркале отражение входившей в комнату Адрианны. На её лице было заметно глубокое переживание. Пройдя через комнату, женщина села рядом с девушкой на стул и тяжело вздохнула.
  - Какая бедняжка, - сказала Адрианна, имея в виду крестьянку, которую сегодня утром Эжени привезла в их дом. - На ней не оставили ни одного живого места. Я стала снимать с неё одежду, а у неё всё, всё тело в синяках и кровоподтёках. У меня аж руки затряслись. Еле удержалась, чтобы не заплакать. Матерь Божья! Сколько же ей пришлось вытерпеть! Удивительно, что она ещё осталась жива. И что за зверь смог сотворить с ней такое?
  - Она ещё не пришла в себя? - спросила Эжени, откладывая гребень.
  - Нет, но когда я промывала её ссадины, она иногда стонала. Господин Вире сказал, что вскоре она должна прийти в себя. Но не знаю, - закачала головой женщина. - Уж лучше, наверное, ей было бы... умереть.
  - Зачем вы так говорите? - изумилась Эжени.
  - Господин Вире сказал, что над ней надругались, - пояснила Адрианна, потупив взгляд.
  - Надругались? Но почему он так решил?
  - Я и сама-то об этом догадалась. Её нижняя юбка была вся в пятнах крови. И ноги её тоже все испачканы.
  - Боже! - воскликнула Эжени.
  Когда Адрианна ушла, девушка легла спать. Она так утомилась за эту ночь и утро, что у неё просто слипались глаза. И, несмотря на всё пережитое, как только она улеглась в постель, то тут же уснула. Правда, прежде, Эжени попросила разбудить её, как только крестьянка очнётся. Но мудрый Вире решил, что здоровый сон для Эжени сейчас будет гораздо полезней, чем беседа с девушкой, пережившей несчастье. Поэтому Эжени проспала до самого вечера.
  Адрианна заканчивала штопать очередную наволочку, когда молоденькая крестьянка начала приходить в себя. Переодетая в сорочку Эжени, она лежала на диване, укрытая одеялом, в одной из свободных комнат. И вдруг она начала стонать и метаться, произнося слова "нет, нет".
  Адрианна, дежурившая подле девушки, тут же подняла голову и посмотрела на крестьянку, стоны которой становились всё громче и громче, а движениями рук она словно пыталась оттолкнуть от себя кого-то. Женщина бросила свою штопку и подошла к девушке. Она положила свою руку на её холодный лоб и стала приговаривать ласковым голосом, приглаживая её волосы.
  - Успокойся, деточка, успокойся. Всё прошло.
  Похоже, мягкий тембр голоса Адрианны, который давался ей с трудом, вскоре подействовал на девушку, и она умолкла, расслабившись. А мадам Флёри, будучи очень религиозной, принялась читать над ней молитву об укреплении её духа. Когда женщина закончила, крестьянка наконец открыла глаза. Растерянным взглядом, не понимая, где она находится, девушка водила глазами по комнате, а затем бросила испуганный взгляд на незнакомую ей женщину. Адрианна ей улыбнулась.
  - Не бойся, всё уже позади, - сказала она, присаживаясь рядом с крестьянкой на диван.
  - Вы кто? - спросила девушка, рассматривая её.
  - Меня зовут мадам Флёри. Я живу здесь, в этом доме. А как твоё имя?
  - Жюдит Паре. Но где я?
  - Это дом господина Вире.
  - Как я тут оказалась?
  - Тебя нашли этим утром у берега реки, ты была без сознания, и тебя привезли сюда.
  - У меня всё тело болит, - произнесла девушка.
  - И немудрено, тебя так сильно избили, - сочувственно сказала женщина.
  Слово "избили" вызвало массу эмоций и воспоминаний у Жюдит. Всё отчётливей и отчётливей в её голове всплывали картины того, что случились с ней накануне. Слёзы потекли из её глаз и, отвернувшись, она спрятала своё лицо в подушке.
   Адрианна вновь положила свою руку ей на голову и принялась гладить её мягкие, белокурые волосы. Но глухие рыдания девушки становились всё сильней и сильней, её тело забилось в конвульсиях, и она не могла себя сдерживать. Адрианне, не знавшей, чем помочь бедняжке, только и оставалось делать, как успокаивать её словами, говоря, что всё уже позади и не стоит так плакать, всё заживёт и в конце концов забудется. Но Жюдит, казалось, не слышала её. Она притихла только тогда, когда у неё уже не осталось никаких сил на слёзы, и она замерла, вцепившись руками в подушку и уставив неподвижный взгляд в одну точку. Что могло избавить её от всех переживаний? Только время.
  Когда Эжени проснулась, то первая мысль её была о крестьянской девушке. Уже вечерело, и та наверняка должна была очнуться к этому времени. Одевшись и заколов шпильками волосы простым узлом, Эжени отправилась на поиски Адрианны, чтобы расспросить её о крестьянке.
  Эжени нашла её на кухне, где та хлопотала, готовя ужин.
  - Как она? - спросила у неё девушка.
  - Ах, не приведи Господь с кем-нибудь случиться такое! - отозвалась женщина, ставя котелок в печь. - Всё время плачет и плачет, говорит, что жить не хочет. Я уж и слов не могу подобрать, чтобы успокоить её.
  - Она рассказала, что с ней случилось?
  - Да как она расскажет, когда она всё время ревёт! Да я и спрашивать боюсь. Сказала только, что зовут её Жюдит Паре и что она из деревни Ла Коллин-Верт.
  - А где господин Вире?
  - Прячется в своём кабинете. Он вздумал проведать бедняжку, а та, как его увидела, да как закричала, словно чудище какое явилось перед ней. Я говорю: чего испугалась, дурёха, это хозяин дома. А она всё равно: уходите, уходите; накрылась с головой одеялом и опять реветь. Еле её успокоила.
  Затем Адрианна повернулась к столу и указала на миску с какой-то тёмной жидкостью.
  - Вот, господин Вире велел заварить для неё успокоительных трав.
  - Я отнесу ей, - сказала Эжени.
  Девушка сцедила отвар в кружку и направилась в комнату, где находилась крестьянка. Когда Эжени вошла к ней, то увидела, что Жюдит лежит с закрытыми глазами, словно спит. Но, почувствовав приближение кого-то постороннего, она тут же приоткрыла красные, опухшие от слёз веки и с настороженностью взглянула на девушку.
  - Не бойся меня, - ласково произнесла Эжени. - Я племянница господина Вире - Эжени. Это я тебя нашла возле реки. Как ты себя чувствуешь?
  - Болит всё, - ответила Жюдит.
  - Я вот принесла тебе пить, - и Эжени протянула девушке кружку.
  И, к её радости, молодая крестьянка не отказалась. Она только поморщилась, сделав первый глоток.
  - Какое горькое, - сказала она.
  - Это настой целебных трав, - пояснила Эжени. - Они помогут тебе, пей.
  Девушка с сомнением посмотрела на Эжени: разве может ей сейчас что-нибудь помочь. Но у неё так давно было сухо во рту, что она продолжила пить.
  Когда Жюдит опустошила кружку, Эжени присела к ней на край дивана.
  - Адрианна сказала мне, что ты всё время плачешь. Но ты постарайся быть сильной, крепись. Понимаю, что сейчас для тебя это нелегко, но тебе самой так будет лучше.
  - Да разве вы можете понимать меня? - возразила девушка. - Знаете ли вы, что со мной сделали, чего я натерпелась?
  - К сожалению, знаю, - с сочувствием произнесла Эжени. - И мы все сильно переживаем за тебя, поверь, и очень хотели бы тебе помочь. Но я могу пообещать тебе только то, что того человека, который сотворил с тобой такое, его обязательно найдут и накажут. Скажи, ты знаешь, кто сделал это с тобой?
  - Нет, не знаю, - ответила та.
  - А где ты его встретила?
  - На дороге. Я из соседней деревни шла от подруги. Матушка меня отпустила. Да я задержалась, уже вечереть начало. Вдруг слышу, сзади едет кто-то. Обернулась - а это крестьянин на телеге. Он быстро нагнал меня, проехал мимо, а всё оборачивался и на меня смотрел, и взгляд такой - недобрый. Он мне сразу не понравился. Потом он остановился и спрашивает: куда я иду. Я ответила, что в Ла Коллин-Верт. А он говорит: и мне туда же, давай подвезу. Я сначала не хотела к нему садиться. Он пьяный был. Но он стал уговаривать, говорил, что на дорогах полно лихих людей, а его мне нечего бояться. Ну я и подумала: и вправду, что он мне сделает. А мне идти ещё далеко было. Я представила, как матушка ругать меня будет, что задержалась, и согласилась, села к нему в телегу, - эти слова Жюдит произнесла уже всхлипывая, и по её щекам вновь потекли слёзы. - Лучше б матушка меня побила.
  - А ты видела его раньше? Он из вашей деревни? - спросила Эжени.
  - Нет, - замотала головой девушка. - Никогда я прежде его не видела. Да и говорил он с таким сильным выговором. Нет, он точно не из местных.
  - С выговором? - переспросила Эжени, озарённая догадкой. - А как он выглядел, помнишь?
  - Да уж я его никогда не забуду, - с горечью произнесла девушка.
  - Опиши, - и сердце девушки замерло.
  - Страшный такой, большой, зубы кривые, - с омерзением говорила крестьянка. - Глаза чёрные, словно угли, а тут - шрамы на щеке, - девушка провела пальцем по своей щеке.
  - Шрамы! - воскликнула Эжени. - А у него была борода?
  - Была, - кивнула Жюдит.
  - А волосы у него - бурого цвета, и лошадь его - рыжая с куцым хвостом?
  - Да, - ответила крестьянка, изумляясь точности описания мужчины собеседницей. - А вы что, его знаете?
  - Довелось видеть его однажды, недели две назад, возле Вернонского моста. Слышала ты о бретонских разбойниках?
  - Да, - вновь кивнула Жюдит.
  - Я думаю, что он один из них.
  - Я тоже сразу подумала, что они неместные, потому что между собой они говорили не по-нашему.
  - Так ты их нескольких видела? - всё больше изумлялась Эжени.
  - Да. Когда мы доехали до развилки, - продолжила рассказ крестьянка, - он свернул не на ту дорогу. Не на ту, что вела в мою деревню, а на другую. Я ему сказала, что мне надо в другую сторону и хотела соскочить. А он обернулся, посмотрел на меня своим звериным взглядом и сказал, что я поеду с ним, и подстегнул свою лошадь. Мне стало так страшно! Я спрыгнула и бросилась бежать, но он догнал меня, схватил и потащил к своей телеге. Я пыталась вырваться, но он так крепко держал меня, что у меня теперь все руки в синяках. Потом достал откуда-то верёвки и принялся связывать меня, затем повалил на телегу и стал говорить такие гадости, что я вслух и повторить не могу. Потом он сказал что-то по-своему, и мы поехали дальше.
  - Куда? В сторону Пресаньи-л'Оргейё? - спросила Эжени, вспомнив, куда вели следы от телеги разбойника.
  - Кажется. Только мы не доехали до деревни. Потому что свернули куда-то в лес, так как помню, что надо мною всё время свисали ветки деревьев. А после мы очутились на какой-то поляне. И там были люди. Увидев нас, они стали подходить ко мне и с любопытством рассматривать, говорили что-то на своём грубом языке. Я ни словечка не понимала. Я только слышала, что они повторяли одно и то же имя "Танги", "Танги". Это так они называли этого изверга, моего похитителя. А потом появился он, самый главный.
  - Так ты и главаря их видела?! - воскликнула Эжени.
  - Мне так показалось, что среди них он был самым главным, потому что его все слушались. Когда он увидел меня, то очень сильно рассердился, стал кричать на этого Танги. Кажется, он был очень недоволен, что тот привёз меня к ним. Другие тоже были злы на него. Потом он приказал Танги увезти меня обратно.
  - Подожди, подожди, Жюдит. Ты сумела рассмотреть главаря?
  - Не очень, уже сумерки были. Но мне показалось, что из них из всех он менее всего отвратителен, и голос у него красивый, хоть он и кричал всё время. А одет он был, как благородный человек, в камзол и рубашку с красивыми кружевами.
  - А сколько всего было разбойников?
  - Пятеро или шестеро, я точно не помню. Тогда мне показалось, что их была целая толпа.
  - Может быть, ты слышала и другие имена, кроме Танги. Называли ведь они как-то друг друга. Например, имя "Блез".
  - Нет, такого имени я не слышала, - замотала головой девушка. - Но вот их самого главного, кажется, они называли Фернаном.
  - Фернаном, - повторила Эжени, чтобы запомнить это имя. - Ну, так что же было дальше, этот Танги увёз тебя от них?
  - Да, увёз, но тут-то и началось самое страшное, - мрачно проговорила девушка. - Он был очень зол из-за того, что на него накричали и что его прогнали; превратился просто в зверя. Он отвёз меня куда-то в глубину леса и там набросился на меня. Я кричала, умоляла, кусалась, пыталась вырваться. И тогда он начал избивать меня по чём придётся, по голове, по груди. А потом... - тут Жюдит снова начали душить слёзы. - Лучше бы, он убил меня, и тогда мне не пришлось бы переживать такого позора.
  Жюдит могла дальше и не продолжать свой рассказ. И так было ясно, что после того, как Танги закончил своё гнусное дело, он вновь принялся избивать девушку до тех пор, пока та не потеряла сознание. А потом он отвёз её к реке и бросил там умирать.
  Итак, постепенно картина о бретонских разбойниках начинала складываться. Скорее всего, их было семеро (по крайней мере, такое число называл трактирщик "Колеса телеги"), но их могло быть и больше. Главаря звали Фернаном, и, несомненно, он был дворянином, он одевался как дворянин и носил шпагу. Он одинаково хорошо говорил и по-бретонски, и по-французски. Мадам де Грокур описывала его как привлекательного мужчину лет сорока, с хорошими манерами. Он был высокого роста, с синими глазами и чёрными волосами. Второй разбойник - Танги. Эжени не сомневалась, что именно его она видела в тот рыночный день, когда случилось столпотворение у Вернонского моста, так как Жюдит дала как две капли воды похожее описание этого разбойника с тем, которого видела Эжени. Да и постояльцы "Колеса телеги" тоже говорили, что среди бретонцев был один бородач. Значит, и та потрёпанная карета, что стояла перед телегой Танги, тоже принадлежала разбойникам. Третьего бретонца звали Блезом. И он был мастером по вскрытию замков.
  - Жюдит, - обратилась Эжени к девушке, когда та немного успокоилась, - ты понимаешь, что своим рассказом ты очень помогла. Теперь полиции будет легче поймать разбойников. Она будет знать, где их искать.
  - Что же, вы всё расскажите обо мне полиции? - испугалась девушка и схватила Эжени за руки. - Нет, я не хочу, чтобы о моём позоре кто-либо знал. Пожалуйста, прошу вас, ничего им про меня не говорите.
  - Не бойся, Жюдит, я о тебе и слова не скажу. Я только расскажу, где следует искать разбойников, у Пресаньи-л'Оргейё, и всё. Вот увидишь, их скоро поймают.
  - Да что мне от того, что их поймают? Пусть их хоть тысячу раз вздёрнут на виселице, девичьей чести-то это мне уже не вернёт. Как я вернусь в деревню? Я теперь позор для своих родителей.
  - Ну что ты говоришь! Разве ты в чём-то виновата?
  - Кто же меня теперь в жёны возьмёт такую, обесчещенную!
  - Не говори никому, что с тобой случилось, никто и не узнает.
  - Всё равно, рано или поздно, слух поползёт по деревни, - обречённо проговорила девушка. - Бабий язык, что помело: на одном конце деревни прошептали, на другом кричат уже об этом.
  После этого разговора Жюдит попросила нагреть ей воды, чтобы помыться. И потом в ванне она целый час оттирала себя щёткой, словно вместе с кожей она хотела содрать с себя и все воспоминания вчерашнего кошмарного вечера.
  
  На следующий день Эжени пораньше отпросилась у де Грокуров. Ей надо было заехать к кузнецу перековать Муетту, а заодно и спросить его, не знает ли он родителей Жюдит, ведь они были из одной деревни. Поэтому, выехав из замка, она свернула на дорогу, ведущую в Ла Коллин-Верт.
  Кузница находилась в самом конце деревни, и весь свой путь до неё Эжени думала о бедной девушке, пережившей такую трагедию. Несмотря на вчерашний разговор Эжени с ней, Жюдит с трудом приходила в себя. Она по-прежнему ничего не могла есть. Съест два кусочка и отворачивается от тарелки. Еда стояла у неё в горле комом. Потом она утыкалась носом в подушку и начинала снова плакать. И никто не мог ей помочь. Но Эжени надеялась, что встреча с родителями принесёт крестьянке хоть какое-то облегчение.
  Тяжело было на душе и у самой Эжени. Ей сегодня только на несколько часов удалось забыть о Жюдит: когда она повидала новорождённую дочь графини де Грокур. Эжени пришла в комнату мадам, чтобы только одним глазком взглянуть на девочку, но женщина не отпустила гувернантку. Она принялась рассказывать о своей дочурке, какая она хорошенькая, какая умница: всю ночь сегодня спала; как она кормила её грудью (пока кормилица ещё не была найдена). И это отогрело душу Эжени хоть на какое-то время.
  Ещё издали, подъезжая к кузнице, находившейся на окраине деревни, девушка услышала звонкий голос двух молотов, по очереди ударявших по наковальне. У ворот девушку встретила рыжая лохматая собака, которая, признав Эжени и Муетту, принялась радостно прыгать у ног лошади и вилять хвостом-колечком. Муетте такое пристальное внимание было не по нраву и она принялась недовольно мотать головой. Девушка спешилась и, сопровождаемая собакой, подошла к открытым дверям кузни, изнутри которой на неё дыхнул горячий воздух, исходивший от горнила печи. В кузнице была два кузнеца - отец и его сын Тома. Господин Буате большими клещами держал что-то длинное и раскалённое до красноты горящей головешки и вместе с сыном по очереди ударял молотом по железу, высекая огненные искры. Оба были в кожаных фартуках, но без рубашек, и их обнажённые бронзовые спины блестели от пота.
   Наконец старший кузнец заметил чью-то фигуру, стоявшую в дверях.
  - А, мадемуазель Вире, день добрый, - поприветствовал он девушку, остановив работу. - Приехали подковать свою кобылку? Давненько вас не было, подковы, наверное, совсем разболтались.
  - Вы правы, господин Буате.
  - Иди, Тома, займись. Я сам справлюсь, тут немного осталось.
  Юноша положил свой молоток и направился к выходу, вытирая рукой пот, стекавший с его лба. Выйдя из кузницы и подготовив инструменты, Тома привязал Муетту, поднял одно из её передних копыт и принялся клещами вынимать подковные гвозди. Эжени присела рядом на старую наковальню и принялась наблюдать за работой Тома, одновременно поглаживая собаку, примостившуюся у её ног.
  Когда Тома справился с одним копытом лошади и принялся за другое, Эжени наконец решила расспросить его о родителях Жюдит.
  - Тома, знаешь ли ты семью Паре из вашей деревни, у них ещё есть дочь Жюдит?
  Юноша поднял голову и посмотрел на девушку.
  - Конечно, знаю. У них как раз дочка два дня назад пропала. Всей деревней вчера и сегодня искали, но так и не нашли.
  - Она нашлась, - сообщила Эжени.
  - Вот как! И где же? - спросил Тома, не прерывая работы.
  - Она заблудилась в лесу и вышла к нашему дому. Только она ногу сильно подвернула: зацепилась за корягу и упала - теперь ей трудно ходить, - соврала девушка, чтобы защитить честь Жюдит. - Поэтому она осталась у нас.
  - А-а, понятно. Это хорошо, что она нашлась, а то уж её родители так переполошились: всю деревню на ноги подняли. Её мать места себе не находила, особенно после того, что случилось позавчера.
  - А что случилось? - поинтересовалась Эжени.
  - Вы не знаете? - Тома опять поднял голову и посмотрел на девушку. - Ходят слухи, что позавчера днём разбойники напали на ещё одну карету недалеко от деревни Курсель. Говорят, что всё подчистую забрали.
  - Неужели?! - воскликнула Эжени.
  Такая важная новость, а она не знает!
  - Нет, я не слышала, - покачала она головой. - Скажи, Курсель - это ведь недалеко от Пресаньи-л'Оргейё, не так ли?
  - Совершенно верно, мадемуазель.
  - Значит, наверняка это были бретонские разбойники, - у Эжени теперь в этом не осталось никаких сомнений. - Где-то там, в тех местах они укрываются.
  - Бог их знает, мадемуазель, бретонские они или нормандские. Только последние несколько дней по вечерам в нашем кабачке стали постоянно околачиваться несколько бретонцев.
  - Вот как! А когда они здесь появились?
  - Дня за два до того, как пропала Жюдит.
  Как раз в эти дни бретонцы покинули "Колесо телеги", вероятно, испугавшись руанских солдат, появившихся в городе. Всё складывалось один к одному. Бретонские разбойники были где-то совсем рядом.
  Когда Тома закончил со своей работой, Эжени попросила его сообщить родителям Жюдит, что их дочь нашлась и чтоб они приехали за ней.
  
  Тем временем солнце всё больше клонилось к западу. И вскоре, огромное и красное, оно стало медленно садиться за лесом, погружаясь в кроны деревьев. Небо на востоке всё больше приобретало бирюзово-аквамариновый цвет. А через полчаса только красно-бордовые нити облаков напоминали о дневном светиле, которое, проскользнув сквозь них, зарядило их своим светом. Ещё через час на глубоко лиловом небе стали проявляться первые крупные звёзды. Лес давно уже был наполнен щебетанием и пением ночных птиц, а лисы вылезли из своих нор, для того чтобы отправиться на поиски поживы.
  Одна из лисьих пар, живущая в Вернонском лесу, этим поздним вечером также выбралась из своей норы, чтобы поохотиться на мышей и полёвок. Однако, отбежав от норы на сотню шагов, звери остановились и принялись настороженно втягивать в себя своими острыми носами воздух, насыщенный посторонними запахами. Пахло лошадьми, людьми, костром и жареным мясом. Последний запах особенно будоражил лисиц. И, пробежав вперёд ещё несколько шагов, животные увидели сквозь череду деревьев огонёк, маячивший на опушке леса. Над ним поднимался дымок, который и расточал вокруг себя столь волшебный аромат готовившегося мяса. Однако лисы не решились подойти поближе, потому что этот запах был смешан с запахом людей, и, облизнувшись, рыжие хищники затрусили прочь, в противоположную сторону, искать себе счастье в других местах.
  Но если бы животные осмелились, привлекаемые аппетитным запахом, подойти поближе, то они бы увидели, что тот огонёк был костром, вокруг которого сидели люди. А над ним, нанизанные на шпагу, покоившуюся на двух рогатинах, воткнутых в землю, коптилисьдве куриные тушки, которые и издавали столь манящий аромат. Неподалёку от костра, на лугу паслись лошади. Вдруг одна из них, подняв голову, громко заржала и, обмахиваясь хвостом от надоедливых слепней, перешла на другое место. Люди, сидевшие у костра, услышав ржание, тут же насторожились, подняв головы, а один из мужчин даже вскочил на ноги и стал пристально вглядываться в ночную тьму. Однако за этим ничего не последовало: лес хранил молчание; было слышно только треск костра да пение птиц, перемежавшееся со стрёкотом кузнечиков. Мужчина, успокоившись, вновь сел на своё место, и игра в карты возобновилась.
  Игроков было четверо. Ещё двое мужчин располагались поодаль от костра. Один из них лежал, подложив себе под голову мешок, набитый чем-то мягким и, казалось, дремал. Другой сидел рядом с ним и наблюдал за игрой.
  - Слушай, Конан, когда будут готовы твои куры? У меня уже слюнки текут, - не выдержал один из игроков, раздразнённый, как и лисицы, ароматом, исходившим от цыплят.
  Конан, тот самый мужчина, который минуту назад вскакивал с места и напряжённо вглядывался в тёмный лес, прислушиваясь к его звукам, вновь приподнялся и принялся тыкать ножом коптившееся мясо. Из тех мест, где кожица была проткнута, засочился жир, капая в костёр, который тут же начал шипеть и чадить.
  - Ещё сыровато, - сказал Конан.
  - Нету мочи больше! Есть охота! - воскликнул всё тот же мужчина, погладив свой живот.
  - Потерпи ещё немного, чуть-чуть осталось, - ответил ему кухарь.
  - Опять ты, Селавен, купил каких-то старых петухов! - раздражённо сказал мужчина.
  - Завтра, Ольер, сам отправишься за провизией, - ответил ему Селавен.
  - Зато сидр отличный, - произнёс один из игроков в карты - и это был Танги. - А это самое главное - сидр и бабы. Всё остальное - ерунда, - и он отхлебнул из бутылки, стоявшей рядом с ним.
  Ему никто не возразил, а лишь продолжили игру с урчащими животами. Через некоторое время Конан наконец вновь потыкал мясо и сказал, что куры готовы. Сняв их с импровизированного вертела, он, с помощью Селавена, принялся разрезать их на куски, а затем, нанизывая куски на ножи, подаваемые ему поочерёдно бретонцами, стал раздавать их. Кто-то в нетерпении откусил кусок и тут же вскрикнул, так как горячее мясо обожгло ему язык.
  - Вот дурачина! - прокомментировал Селавен.
  Последние два куска полагались двум мужчинам, сидевшим недалеко от костра.
  - Прошу, - сказал Конан, протягивая им самые жирные куски задней части цыплёнка.
  И те с охотой их взяли.
  - Пойду схожу ещё за двумя пулярками, - сказал Конан, съев свою порцию, и, под общее одобрение, направился в сторону телеги, стоявшей у леса, на которой и лежали мешки с провизией.
   Когда он вернулся, держа за ноги двух кур, и принялся ощипывать их, мужчина, сидевший позади всех, обратился к нему:
  - Конан, ты выбрал неверный путь. Бог хотел, чтобы ты был великим поваром. А ты не послушался его и стал разбойником. За это он тебя накажет, - полушутливо закончил он.
  Бретонец на это расхохотался и ответил:
  - Я в этом не сомневаюсь, Фернан.
  - Танги, - обратился главарь разбойников к мужчине, с жадностью поедавшему мясо, - иди принеси нам всем тоже сидра. Не всё одному тебе пить.
  Тот, недовольный тем, что его оторвали от трапезы, злобно сверкнул исподлобья глазами, скользнув по фигуре Фернана, но всё же поднялся со своего места и направился в сторону всё той же телеги. Вскоре Танги вернулся с четырьмя бутылками сидра. Одну из них у него забрал главарь, остальные он отнёс своим товарищам, сидевшим у костра.
  - Эх, а я бы сейчас съел гречневой лепёшки, - вздохнул Аэль. - И почему больше нигде не выращивают гречиху, кроме как в Бретани? Моя матушка пекла лучшие лепёшки в деревни.
   - Это верно, - подтвердил Блез, сидевший рядом с Фернаном.
  - Когда я умру и попаду в ад, то единственное, о чём я буду жалеть, - это о том, что я больше не смогу съесть гречневой лепёшки. Навряд ли черти пекут их там, - сказал Аэль.
  - Но кто знает, если ты успеешь покаяться перед своей кончиной, то, может, попадёшь и в рай, - сказал Конан. - А там вдруг у ангелов за пазухой и найдётся пара лепёшек для тебя.
  - Что правда, то правда, - закивал головой Фернан. - Если кто из нас и сумеет выпросить себе местечко в раю, так это только Аэль.
  Молодой человек, к которому обращались, улыбнулся.
  - Не беспокойтесь, Господь не настолько жесток, чтобы разлучить нас, в преисподнюю мы попадём все вместе.
  - Что за чушь вы несёте? - раздражённо воскликнул Танги. - Рай, ад, преисподняя! Слушать тошно. Нет никакого рая и Бога нет. Всё это брехня, придуманная поповскими собаками, чтобы жили мы все в страхе. - И он громко крикнул, словно с вызовом обращаясь куда-то в чёрную бездну, низко висевшую у него над головой: - Бог, тебя не-ет!
  - А где же будет твоя душа, после того, как тебя вздёрнут на виселице? - спросил Аэль.
  - Нигде, не будет меня. После смерти есть только тьма, холодная, вечная тьма, - и Танги, схватив бутылку, стал жадно пить из неё.
  - А кто же тогда создал землю, эти звёзды и всё сущее на земле? - не унимался Аэль.
  - Чёрт его знает!
  - Нет, а я всё же верю, что есть какая-то сила, которая смотрит сейчас на нас сверху. - Аэль закинул голову вверх и стал мечтательно рассматривать звёзды, которые мерцающим ковром раскинулись по чернильно-чёрному небу. - Не знаю, как его зовут, Бог или ещё как, но он есть. Так как не может быть, что бы не было никого. И я видел чудеса и не раз. Потому что жизнь приморских рыбаков невозможно без веры и надежды на чудо. Ведь всякий раз, когда рыбаки выходят в море, они рискуют своими жизнями, потому что вернуться живым у них ровно столько же шансов, сколько и сгинуть в морской пучине. Внезапно может налететь штормовой ветер, судно может дать течь. Такое бывает нередко. Однако, преодолевая препятствия и трудности, постигшие их в море, рыбаки возвращаются живыми. И часто потом они рассказывали о своём чудесном спасении, когда они уже сами не верили, что на этот раз вернутся домой живыми. Бывало, что и руки опустятся и думаешь, что всё - вот он твой конец. Потому что баркас на огромных пенистых волнах болтает словно щепку, а вокруг темно, не видно ни зги. Как вдруг словно приходит озарение: надо бороться, спасёшься, потому что на берегу тебя ждут жена и маленькие дети, которые умрут голодной смертью, если ты погибнешь. И откуда-то прибавляются силы. И вдруг сквозь брызги вздымающихся штормовых волн, пелену дождя, мокрого снега или плотного тумана начинаешь видеть берег и свет маяка (хотя на самом деле они так далеко, что увидеть их просто невозможно), появляются силы грести и чинить судно. Обо всём этом мне рассказывал мой отец. Да и как мне не верить в Бога, когда я сам ещё маленьким ходил вместе со своей матерью и другими женщинами деревни в церковь молиться Святому Николаю, покровителю всех моряков, когда наши отцы и братья выходили в море в шторм. Потому что в марте шла большая путина и нельзя было пропускать ни одного дня. Они рисковали своими жизнями, зная, что на следующий день их тела может выбросить на берег вместе с обломками баркаса, но всё равно выходили, полагаясь только на милость Бога. И они возвращались, потому что за них молились, и моя мать, и мать Блеза, и я.
  - Но если ты веришь в Бога, то почему стал разбойником, ведь по его меркам ты страшный грешник? - спросил Фернан.
  - А кто сейчас живёт по заповедям Христовым? Найдётся ли сейчас праведник на нашей грешной земле? Кто Бога чтит, как Иисус нам наказывал? Кто безгрешен - пусть бросит в меня камень. Если есть рай, то там должен быть только один Иисус с ангелами да святыми. Если б все люди жили по законам Божьим, разве стали б мы теми, кем являемся сейчас. Мы все выросли в нищете, несмотря на то, что наши отцы работали, как проклятые, не разгибая спин. Потому что когда-то наши короли поделили всех на богатых и на бедных, и сколько бедняку не крутиться - всё равно он останется при своём. Несмотря на то, что мой отец и отец Блеза выходили в море почти каждый день, всё равно жили мы плохо. Потому что за ту рыбу, которую продавали наши матери на рынке, платили мало. Мы никогда не имели своей одежды, всё донашивали за своими старшими братьями. Но разве этого мы заслуживали? Чем мы хуже барских отпрысков, отцы которых никогда не трудились, но при этом имеют всё? А твоя мать, Конан, - и Аэль посмотрел на мужчину, к которому он обратился, - потеряв мужа, вынуждена была пойти в батрачки, чтобы не умереть с голоду. А когда ты родился, младенцем оставить тебя на ступенях монастыря, потому что ты для неё был лишним ртом. С Танги на каторге обращались хуже, чем с собакой, и он до сих пор не может простить это людям. А я всё своё детство только и видел заплаканные глаза своей матери. Потому что в конце концов мой отец ослеп: морская соль выела его глаза, и он больше не смог выходить в море. И весь груз забот о семье лёг на плечи моей матери, у которой помимо меня было ещё пятеро детей. И когда я вырос, то не захотел нести тот же крест, который несли мои отец и мать, и никто из нас не хотел.
  Аэль замолчал, наступила тишина: никто не захотел спорить с ним и, казалось, каждый задумался о чём-то своём. Однако вскоре эта тишина сделалась слишком тягостной, и игра в карты возобновилась. Конан, нанизав выпотрошенных пулярок на шпагу и повесив их над костром, присоединился к Фернану и Блезу. Сев рядом с ними, он стал наблюдать за игроками и через некоторое время обратился к Фернану, кивнув в сторону Танги:
  - Посмотри, - проговорил он тихим голосом.
  И мужчины увидели, что, когда в очередной раз Селавен, Ольер и Аэль наклонили голову, чтобы взглянуть на свои карты, Танги незаметно вынул из рукава своей куртки нужную ему карту. Это движение было настолько быстрым, что играющие ничего не заметили.
  - Известный шулер, - прокомментировал Фернан.
  Вскоре партия закончилась очередным выигрышем Танги, и тот, довольный, сгрёб в свою сторону поставленные на кон монеты, а затем снова сделал пару больших глотков из бутылки.
  - Танги, хватит пить, с тебя довольно на сегодня, - вдруг услышал он у себя за спиной голос главаря. - Ты уже третью бутылку приканчиваешь.
  - Ну и что! У нас полно ещё сидра, - возразил бретонец, обернувшись.
  - Хватит с тебя. А то ты слишком сильно пьянеешь.
  - Я? Что за чушь! - злобно воскликнул мужчина. - Да я могу выпить больше, чем вы все, и буду трезв! Я хочу пить и буду пить!
  - Ты будешь делать то, что я тебя скажу, - сказал Фернан тоном, не терпящим возражения. - Пока ты в нашей банде, ты должен подчиняться мне. Не нравится - можешь убираться! Здесь никого не держат.
  - Я уйду, а ты выстрелишь мне в спину!
  - Вполне возможно, - хладнокровно заявил Фернан.
  Однако твёрдым был только его голос. Он увидел в глазах Танги, в которых играли отблески язычков пламени костра, ненависть, пожалуй, впервые за всё то время, что он знал его. И невольно его рука нащупала рукоятку пистолета, заткнутого за пояс. Пьяный Танги был способен на всё. Остальные разбойники тоже в напряжении замерли, с недоумением глядя на своего товарища: неужели он решился восстать против главаря.
  Однако, сколько бы Танги не выпил, он всё же понимал, что силы их неравные. Любой из разбойников тут же вступится за Фернана и ему, Танги, не раздумывая, перережут горло. Поэтому, сумев сдержать себя, он отвернулся. Однако игра в карты не возобновилась: напряжение, возникшее между разбойниками, всё ещё не спало, и мужчины принялись в молчании ожидать, когда подоспеет вторая партия цыплят.
  Конан подошёл костру, чтобы ещё раз перевернуть птиц на вертеле, и украдкой взглянул на Танги. Тот, сгорбившись, словно гриф, сидел в замкнутой позе и с мрачным выражением лица смотрел на огонь. Конан, вернувшись к Фернану и сев с ним рядом, нагнулся к его уху и сказал полушёпотом, презрительно глядя на Танги:
  - Не понимаю, что ты с ним возишься? Я бы на твоём месте давно бы от него избавился.
  - Он мне нужен, - кратко ответил предводитель разбойников.
  - Зачем? Это ведь настоящее животное. Я не доверяю ему ни на одно мгновенье.
  - Он смелый и хладнокровный, когда касается дела. К тому же у него за плечами богатый опыт. Не забывай, он бежал с каторги. Если мы когда-нибудь туда попадём, то он единственный, кто сможет нам помочь.
  - Ты думаешь, что когда-нибудь попадёшь на каторгу? - усмехнулся Конан.
  - У меня нет никаких иллюзий на этот счёт. Рано или поздно нас всё равно поймают. Я не сомневался в этом с самого начала.
  - О, как же ты наивен, Фернан! Да если нас поймают, то нас тут же вздёрнут на первом же дереве. И Танги ничем не сможет тебе помочь. Даже, напротив, я считаю, что если кто и погубит всех нас, так это именно он.
  - Да, я знаю, что держать Танги в банде - это большой риск, - согласился главарь с Конаном. - Но всё же он нам нужен. Потому что он единственный из вас, кто способен убить человека хладнокровно, не раздумывая, если это понадобится для дела, даже если это будет ребёнок.
  - Убить ребёнка! - возмутился Блез, который до этого молча слушал спор двух разбойников. - Да это последнее дело, на которое я пойду. Пусть у меня лучше отсохнут руки.
  - Блез прав, - сказал Конан. - Это уже слишком. А Танги как раз-то и не знает меры. Хотя бы случай с этой нормандской девчонкой. Какого чёрта он приволок её сюда, в лагерь! Ты ведь ясно давал понять: никаких баб в лагерь не приводить. Ему пришлось её убить. И что теперь? Её везде ищут, вся округа переполошилась! И когда-нибудь доберутся и до нас! Пора уже нам сниматься с места, Фернан. Сердце у меня неспокойно.
  - Подожди, Конан, ещё несколько дней, - ответил главарь. - Слишком уж тут наживное место. Ещё одно дельце обделаем и тогда, слово даю, уйдём.
   Конан тяжело вздохнул, словно в дурном предчувствии, но перечить главарю, как Танги, он не стал. Он слишком уважал Фернана и доверял ему во всём.
  
  На следующий день Эжени вместе с господином Вире решила посетить местный деревенский кабак, про который обмолвился Тома. Может, им повезёт застать там бретонцев и, проследив за ними, узнать имеют ли они отношения к разбойникам, а при особой удаче, если это окажутся действительно они, выведать и точное место их укрытия. Однако когда девушка вернулась домой от де Грокуров, то своего названого дядю она не застала. Зато её ждали две новости от Адрианны: первая - это то, что днём за Жюдит приезжали её родители и забрали её домой. А вторая, совсем неожиданная, Виолетта, её подруга, всё-таки приехала из Парижа погостить у отца. И когда господин Вире узнал об этом, то отправился в замок Ормон.
   Адрианна спросила у Эжени: поедет ли она вслед за господином Вире. Но девушка ответила, что, несмотря на то, что она очень хочет повидать свою подругу, ей всё же придётся отправиться в другое место. Эжени решила, что раз "дяди" не было, то она одна поедет в Ла Коллин-Верт. И спустя полчаса, переодетая в мужскую одежду и со шпагой на боку, она скакала верхом на Муетте в сторону деревни.
  Тем временем солнце всё больше клонилось к лесу, румяня облака, неподвижно застывшие на небе. Уставшие крестьяне возвращались с полей в деревню. Был самый разгар сенокоса, и повсюду, в полях, не занятых под посевами ржи и овса, стояли куполами скирды ещё зелёного, свежескошенного сена. Эжени то и дело встречала на своём пути мужчин, нёсших на своих плечах косы. А впереди них ехала телега, гружённая сеном, на облучке которой сидела старая крестьянка в белом платке, то и дело погонявшая еле плетущуюся клячу. Обогнав их всех, Эжени вскоре въехала в деревню. И по главной улице, распугивая вольготно разгуливавших кур, она направилась в сторону кабака.
  Спешившись у дома, из трубы которого валил дым, а над дверью висела стёршаяся от времени вывеска, Эжени, прежде чем войти, внимательно осмотрелась: не было ли поблизости бретонцев. Однако, кроме нормандских крестьян, не вызывавших никаких подозрений, она никого не увидела. И, пропустив вперёд себя двух мужчин, она следом за ними вошла в кабак. Там девушку тут же окутал тяжёлый запах, исходивший от туши барана, коптившейся над огнём; он перемежался с запахом пота тружеников, сидевших в зале, и их немытых тел.
  Эжени выбрала себе свободное место, с которого прекрасно просматривались все уголки кабака, и, усевшись, заказала себе ужин у подошедшей к ней молодой дочери кабатчика. А затем Эжени принялась внимательно разглядывать всех посетителей, надеясь распознать среди них бретонцев. Скользнув глазами по двум ничем непримечательным крестьянам, располагавшимся перед ней, она наконец перешла к третьему, сидевшем у окна. Его голова, с грязными, взлохмаченными волосами, казавшимися посыпанными пылью бурой земли, была опущена, и поэтому черт его лица невозможно было рассмотреть. Однако взгляд девушки невольно остановился на нём и застыл. Когда же мужчина поднял голову, чтобы налить себе в кружку очередную порцию сидра из кувшина, стоявшего перед ним, Эжени тут же его узнала. Это был тот самый мужчина, которого она видела в субботний рыночный день у Вернонского моста. Тот самый крестьянин с бородой и шрамами на щеке, сидевший на облучке телеги, запряжённой рыжим бретонским жеребцом.
  "Танги", - тут же мелькнуло у Эжени в голове, и сердце её учащённо забилось, а руки сжались в кулаки. Девушка стала вспоминать описание Жюдит мужчины, надругавшегося над ней. Два портрета были очень схожи, и теперь у Эжени не осталось никаких сомнений, что это был именно он - один из бретонских разбойников.
   Но раз здесь был Танги, то с ним должен был быть кто-нибудь ещё из бретонцев: Тома говорил, что их видели нескольких. Эжени принялась ещё внимательнее присматриваться к каждому мужчине, находившемуся в кабаке. Однако, по всей видимости, Танги всё же был один. Он и сидел-то особняком, ни с кем не разговаривал и только тупо упирался своим взглядом в кружку с налитым сидром.
  Эжени опоздала. Она разминулась с остальными разбойниками всего на пару минут. Сегодня была очередь Ольера и Фернана ехать за провизией. Однако вместе с ними увязался и Танги, не желавший отказывать себе в удовольствии пропустить кружку другую сидра. В деревенском кабаке бретонцы, поужинав и закупив провизии, засобирались обратно в путь. Однако Танги, не хотевший оставлять недопитый кувшин сидра, отказался покидать кабак, пока он не прикончит сидр до конца. Сначала Фернан хотел настоять на своём и убедить Танги уехать вместе с ними, однако, увидев агрессивный взгляд мужчины, который уже успел ещё до этого изрядно выпить, и, поняв, что на этот раз он не подчинится, главарь разбойников благоразумно решил, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, оставить Танги в кабаке и уехать без него. Выйдя на улицу, Фернан процедил сквозь зубы, обращаясь к Ольеру:
  - Когда Танги вернётся, я от него избавлюсь. Он мне уже осточертел.
  И, погрузив провизию в телегу, запряжённую рыжим жеребцом, разбойники поехали прочь от кабака. И только они скрылись за поворотом, как с другой стороны, на этой же улице, показалась Эжени. Но она уже не могла видеть бретонцев.
  А Танги, оставшийся один и не догадывавшийся об уготовленной ему участи, налил в свою кружку ещё сидра.
  Эжени так вцепилась взглядом в бретонца, что даже не заметила, как дочь кабатчика принесла ей блюдо. Эжени как будто боялась, что если она отведёт от него свой взгляд, то разбойник исчезнет, растворившись в воздухе. Девушка опомнилась только тогда, когда запах утки, запечённой в углях, слишком настойчиво стал проникать ей в ноздри. Эжени неторопливо принялась за птицу, то и дело поглядывая на Танги. А тот сидел всё время молча, временами отхлёбывая из кружки. Однако девушке показалось, что его лицо всё же выражало недовольство чем-то. И чем больше он пил сидра, и соответственно пьянел, тем больше на его лице становилось эмоций. Времена он начинал что-то недовольно бурчать себе под нос и махать рукой, словно отгонял от себя назойливых мух, то опять тупо смотрел на свою кружку, замирая над ней. Однако всякий раз, когда мимо него проходила дочь кабатчика с кувшином сидра или с тарелками, на которых дымились бараньи рёбрышки, он поднимал голову и смотрел ей вслед своим сластолюбивым взглядом. И с каждым разом этот взгляд становился всё жаднее. Наконец, когда Танги совсем опьянел и в очередной раз в поле своего зрения заметил проходившую мимо него девушку, то обратился к ней по-французски, но с сильным выговором:
   - Эй, красотка, посиди со мной.
   Та испуганно покосилась на него и собралась было пройти мимо, но бретонец задержал её, ухватив за локоть.
  - Я хочу, чтобы ты со мной посидела, - требовательно произнёс он.
  Дочь кабатчика побледнела.
  - Простите, сударь, мне нельзя, - пролепетала она и, выдернув локоть, поспешила отойти от незнакомого мужчины подальше.
  Наконец крестьяне, спокойно ужинавшие похлёбкой, начали обращать внимание на незнакомца и то и дело поглядывали на него через плечо. Они наверняка слышали о бретонских разбойниках и поэтому их взгляды становились всё более недружелюбными.
  Через пару минут дочь кабатчика появилась вновь. Но на этот раз она была не одна, следом за ней шёл толстый приземистый мужчина в белой рубахе - это был её отец. Его раскрасневшееся лицо выражало гнев. Девушка, не доходя до Танги нескольких шагов (всё-таки бретонец сумел напугать её), остановилась и указала на него подбородком. Разгневанный мужчина подошёл к разбойнику и, положив две свои огромные ладони на стол, нагнулся к нему.
  - Послушай ты, бретонская свинья, кажется, ты здесь засиделся, - произнёс он.
  Танги непонимающе взглянул на него: какая муха укусила кабатчика.
  - Давай проваливай отсюда, - и хозяин кабака указал бретонцу на дверь.
  - Я ещё не допил свой сидр, - грубо огрызнулся Танги, ясно давая понять, что покидать своё место он не собирается.
   - На улице допьёшь, - и кабатчик, схватив кувшин с сидром, направился к двери.
   Но подобного Танги потерпеть уже не мог. Вскочив из-за стола, он набросился на кабатчика с кулаками. Однако он не сумел причинить мужчине какого-либо серьёзного вреда, потому что крестьяне, с любопытством наблюдавшие за происходящим, тут же повыскакивали из-за своих столов и бросились к бретонцу оттаскивать его от хозяина кабака. Пьяный же Танги, не очень уверенно стоявший на ногах, но всё ещё достаточно сильный, почувствовав, что сзади и сбоку кто-то на него навалился, принялся без разбора махать кулаками. Однако всё же четверо крестьян сумели справиться с взбесившимся бретонцем и вытолкать его на улицу.
   - Надо было ещё деньги взять с него за выпивку, - сказал кто-то, когда дверь за разбойником захлопнулась.
  - Не беспокойтесь, за него заплатили его дружки, - пояснил кабатчик.
  Оказавшись на улице, Танги принялся чертыхаться по-бретонски и пару раз со всей силы ударил в дверь так, что она вздрагивала.
  Эжени, не доев свой ужин, поспешно выскочила на улицу вслед за бретонцем: ей нельзя было выпускать его из виду ни на мгновение. Девушка застала Танги, по-прежнему стоявшим у входа в кабак и зло бормотавшим себе что-то под нос. Крестьяне, подходившие к кабаку, обходили его, бросая на бретонца недоуменные взгляды.
  Наконец разбойник решил, что пора убираться восвояси и повернул голову в ту сторону, где, по его мнению, должна была стоять телега разбойников. Однако это место было пусто. Выругавшись ещё раз, Танги наконец неторопливо зашагал по той же самой улице, по которой совсем недавно уехали его товарищи.
  Эжени не бросилась следом за мужчиной: она была верхом и могла нагнать его в любой момент. Надо было позволить ему уйти на достаточное расстояние, чтобы он не смог догадаться, что за ним увязался "хвост". Хоть Танги и был пьян, он всё же оставался хитрым и опытным разбойником, и с ним надо было держать ухо востро.
  Наконец, когда бретонец скрылся в переулке, Эжени вскочила в седло Муетты и быстрой рысью отправилась следом за ним. Когда же она завернула за угол, то увидела, что мужчина уже дошёл до конца проулка. А дальше начиналась открытая местность. Девушка попридержала лошадь и неторопливым шагом поехала за бретонцем.
  Дорога, ведущая из деревни, лежала на юго-запад, и поэтому из-за солнца, заходившего над лесом, Эжени было трудно следить за разбойником: лучи светила слепили ей глаза, и не помогала даже ладонь, приставленная ко лбу. И вскоре бретонец скрылся от неё, поглощённый золотыми лучами солнца.
  Эжени поддала шекелей Муетте, заставив лошадь прибавить шаг. Девушка собиралась проследить за бретонцем, надеясь, что тот приведёт её к логову разбойников, и поэтому боялась упустить его. Однако, когда Танги вновь выплыл из солнечных лучей, Эжени заметила, что слишком близко подъехала к разбойнику. Тот же, услышав у себя за спиной приближавшийся к нему стук лошадиных копыт, обернулся. Девушка тут же приняла беззаботный вид, надеясь, что Танги её ни в чём не заподозрит. Однако мужчина ускорил свои шаги. И Эжени готова была поклясться, что походка его стала более уверенной, словно свежий воздух летнего вечера действовал на него отрезвляюще. Девушке вновь пришлось натянуть поводья. Скоро начинался лес, и там она нагонит бретонца.
  Пока Эжени следила за разбойником, в её памяти всплыли слова кабатчика, на которые она прежде не обратила внимания. Они относились к Танги: "За него заплатили его дружки". Это могло значить только одно, что в кабак Танги прибыл всё же не один: с ним был кто-то ещё из его товарищей. Но они ушли почему-то раньше, оставив Танги одного. И было вполне вероятно, что разбойники не успели уйти далеко или вовсе поджидали его где-нибудь совсем рядом, например, в этом лесу, выраставшем сейчас перед Эжени. От этого девушке стало не по себе: готова ли она к встрече с разбойниками лицом к лицу? Но сворачивать с полпути было не в духе Эжени, ею уже овладел азарт. Оставалось лишь надеяться на свою удачу. Возможно, что никаких других разбойников и нет поблизости или, что "юноша", верхом проезжающий мимо, не вызовет у них ни подозрения, ни интереса.
  Тем временем Танги уже достиг леса и спустя пару мгновений скрылся в его тёмно-зелёном полумраке. Эжени подстегнула Муетту и вскоре тоже въехала в лес, который пересекала довольно широкая дорога. В лесу было тихо, только слышно было щебетание птиц, которые прыгали по ветвям деревьев, образующим вдоль всей лесной дороги подобие аркады. Косые лучи солнца, с трудом пробивавшиеся сквозь густую листву, яркими пятнами ложились на стволы деревьев и дорогу.
  Девушка остановила лошадь, чтобы попытаться различить удалявшиеся шаги Танги. Однако, видимо, разбойнику удалось уйти довольно далеко, потому что она не услышала ничего, кроме щебетания птиц. Эжени подстегнула Муетту и поехала дальше по дороге, ведущей к Пресаньи-л'Оргейё. Однако, проехав туазов пятьдесят, она так и не настигла Танги. Девушка вновь остановилась, растерянно глядя по сторонам: неужели она упустила бретонца. Она смотрела вглубь леса, надеясь заметить чью-либо тень, прислушивалась к звукам: вдруг хрустнет ветка под ногой. Однако лес казался безлюдным. Эжени свесилась с седла и принялась внимательно рассматривать дорогу, и увидела, что чьи-то большие следы вели в сторону деревни. Возможно, что они принадлежали Танги. И, не теряя надежды, - обидно было бы упустить разбойника из-под самого носа, - девушка поехала дальше по дороге, заворачивавшей влево.
  Муетта на рыси завернула на поворот, и вдруг что-то большое и тёмное вынырнуло перед Эжени из кустов боярышника. Послышался свист, затем удар, и лошадь с диким ржанием метнулась в сторону, вставая на дыбы. Девушка, вцепившись в седло, с трудом удержалась на спине лошади. Однако парик Эжени от резкого движения слетел с её головы и упал на землю, обнажив собственные волосы девушки, сколотые шпильками на затылке.
  Когда Муетта опустила передние ноги на землю, Эжени увидела, что перед ней стоит Танги, смотрящий на неё остервенелым взглядом. В руках у него была длинная палка, переломленная пополам. И девушка поняла, что именно ею он ударил по ногам лошади. Эжени тут же вытащила свою шпагу из ножен и угрожающе направила её в сторону бретонца.
  - Ты кто? - рявкнул мужчина. - Чего тебе надо?
  - Давай, лучше, я тебе скажу, кто ты, - предложила девушка. - Тебя зовут Танги и ты один из бретонских разбойников. Верно ли я говорю?
  Мужчина с изумлением посмотрел на девушку: откуда она это знала?
  - Кто ты? - ещё раз спросил Танги.
  На этот раз Эжени почувствовала, что мужчина занервничал. И тут девушку осенило: она знала, что любой бретонец, будь он даже разбойником, боится всякой чертовщины и чувствителен к мистике, и поэтому она произнесла, стараясь придать своему голосу грозный оттенок:
  - Ангел, явившийся покарать тебя. Помнишь бедную нормандскую девушку, над которой ты надругался, а потом убил? Её душа рассказала мне о тебе.
  На этот раз Эжени увидела в глазах Танги неподдельный страх. Но это длилось всего лишь пару мгновений. Разбойник не собирался просто так сдаваться и он ухватил свою палку ещё покрепче. Девушка чувствовала, что он готов броситься на неё в любое мгновенье. И, чтобы уберечь свою лошадь от других возможных ударов, она, перекинув ногу через седло, спрыгнула на землю и сделала пару шагов в сторону бретонца, уставив на него свой клинок.
  Так они мерили взглядом друг друга какое-то время. На самом деле, Эжени совершенно не представляла, что ей делать дальше с разбойником. Самое очевидное было пленить его и сдать солдатам. Но справится ли она одна с сильным, хоть и пьяным мужчиной? Не так-то легко будет заставить его идти под конвоем туда, куда она захочет.
  Первым не выдержал Танги: с диким рёвом и размахивая палкой, он набросился на девушку. В его взгляде и в его движениях проскальзывало какое-то отчаяние, словно ему действительно противостояли какие-то сверхъестественные силы. Эжени еле успела отскочить в сторону: с такой стремительностью мужчина набросился на неё. Избегая очередного удара, девушка подставила шпагу. Палка, которую держал Танги, хрустнула и обломилась, и, бросив её, он вытащил из-за пояса нож. Он был длинным и больше походил на кинжал, но Эжени знала, как справляться и с ним.
  Мужчина сделал пару угрожающих движений в сторону девушки, подойдя опасно близко к ней, словно он и не замечал шпаги в её руках. Противники покружились друг против друга, и наконец Танги решился на бросок: обхватив рукоятку ножа двумя руками, он с диким рёвом бросился на Эжени, метясь ей прямо в сердце. Девушка успела отобразить удар и, взметнув шпагу вверх, выбила нож из рук разбойника, а сама отскочила в сторону. Повинуясь инерции, Танги проскочил мимо Эжени и, от её удара ногой ему в спину, упал на землю. Но, быстро перевернувшись на спину, он увидел, что нож упал от него недалеко. Оскалив зубы, разбойник, приподнявшись, потянулся рукой за ножом. Но Эжени в пылу борьбы, уже плохо соображая, что она делает, обхватила шпагу двумя руками, словно меч, и со всей силы вонзила её клинок в грудь мужчины. Тот охнул и забился в конвульсиях, его лицо страшно исказилось, взгляд выпученных глаз обезумел, а из его рта хлынула тонкая струйка крови. Голова, ударившись об землю, безжизненно склонилась набок, тело обмякло, рука разбойника, не дотянувшаяся до ножа совсем чуть-чуть, замерла.
  Девушка, разжав руки, которые крепко обхватывали эфес шпаги, тоже, казалось, впала в какое-то оцепенение и молча смотрела на тело мужчины, распростёртое на земле. Ей трудно было поверить, что всё кончилось, что бретонец умер, ведь всего пару мгновений назад он собирался убить её. Наконец, внезапно наступившая тишина, стала давить на Эжени. Ей вдруг стало казаться, что весь лес наполнен разбойниками, и они просто прячутся за стволами деревьев и вот-вот выскочат из своих укрытий. Она даже подняла голову и принялась всматриваться в лесную гущу, стеной стоявшую по обе стороны от неё. Конечно, девушка никого не увидела. Но вдруг она услышала позади себя какой-то шорох. Вздрогнув, Эжени обернулась, но это оказалась всего лишь Муетта, которая, стоя в отдалении, потянулась к кустарникам, чтобы ощипать листву. Этот звук словно привёл девушку в чувство, и она вновь взглянула на мёртвого Танги, в груди которого торчала шпага. Её надо было вытащить. Эжени ухватилась руками за эфес шпаги и принялась вытаскивать её из тела мужчины. Однако её вспотевшие руки скользили по рукоятке, и девушке никак не удавалось ухватить её покрепче, что заставляло Эжени всё больше и больше нервничать. Девушка чувствовала дрожь и слабость в руках и ногах и ей казалось, что она сейчас вот-вот рухнет на труп Танги. Если бы Эжени опёрлась бы одной ногой об тело мужчины, то ей легче было бы выдернуть шпагу. Но девушка и думать не могла о том, чтобы прикоснуться к нему. Наконец Эжени догадалась вытереть потные ладони об фалды камзола и со следующей попытки ей удалось сильным рывком освободить шпагу из столь ужасного плена. И, даже не вытерев с лезвия клинка кровь, девушка вложила оружие в ножны, затем подобрала с земли свой парик и бросилась к лошади, оставив лежать бездыханное тело мужчины посреди дороги. Эжени думала только о том, как бы побыстрей покинуть это жуткое место и вернуться домой.
  Взлетев в седло лошади, девушка бешено застучала ногами по бокам животного, пуская Муетту с места в карьер. Дрожь, бившая Эжени во всём теле, не отпускала её до тех пор, пока она не выехала из леса. И только тут девушка заметила, что солнце уже садилось за горизонт, начали сгущаться сумерки и что, вероятно, было уже довольно поздно. По небу чёрными силуэтами на кроваво-красном фоне заката носились летучие мыши. Порой они так низко пролетали над головой девушки, что ей казалось, что они вот-вот сейчас вцепятся ей в волосы или вопьются в шею, выпустив отвратительные зубы. И Эжени опять подстегнула Муетту. Господи, как ещё далеко им до дома! Нужно ещё проехать поле и лес. Быстрей, быстрей, Муетта! Надо спешить, а то вскоре станет совсем темно.
  Когда наконец Эжени стала подъезжать к дому, то ещё издали, сквозь деревья, она увидела во дворе какой-то маячащий огонёк. Когда она подъехала ближе, то поняла, что это Адрианна держит в руке горящий факел, стоя рядом с господином Вире, который, в свою очередь, проверял амуницию своего жеребца. Было очевидно, что мужчина не только что вернулся от барона д'Ормона, а, наоборот, собирается уезжать - на поиски её, девушки. Однако, услышав приближающийся топот копыт, а затем увидев вынырнувшую из-за деревьев всадницу, он остановился и вынул ногу, уже было вставленную в стремя.
  - Эжени, где вас черти носят? - строго выкрикнул Вире, когда девушка въехала во двор.
  Однако рассмотрев, в каком она была виде - растрёпанные волосы, растерянный, безумный взгляд, - он обеспокоенно спросил, когда она подъехала к нему:
  - Что случилось?
  Но девушка не ответила: у неё не было сил произнести ни слова, язык её не слушался. Она только спешилась и продолжала смотреть на мужчину всё тем же растерянным взглядом, тяжело дыша.
  - Эжени, что случилось? - ещё раз спросил Вире, рассматривая девушку и пытаясь понять, чем вызвано её такое странное состояние.
  Наконец Эжени смогла вымолвить:
  - Я... я его убила, - девушка произнесла это так тихо, почти прошептала, что расслышать её слова смог только мужчина.
  На его лице тут же отобразилась тревога, и он обернулся к Адрианне. Однако по лицу женщины он понял, что она не расслышала слов Эжени. Вире посчитал, что было бы лучше, если бы старушка ушла, и поэтому обратился к ней:
  - Адрианна, идите приготовьте чай Эжени.
  Женщина, никогда не перечившая господину Вире, послушно направилась к дому, хотя ей тоже очень хотелось узнать, что же произошло. Когда она исчезла за дверями дома, Вире снова обратился к Эжени, в темноте всматриваясь в её лицо:
  - Кого вы убили?
  - Танги, - пролепетала девушка.
  - Одного из разбойников? - больше утвердительно, чем вопросительно спросил Вире.
  Эжени утвердительно кивнула.
  Мужчина тихо выругался и сказал:
  - Ладно, идите в дом. Я расседлаю лошадей, и потом вы всё мне расскажите, - и, взяв животных под уздцы, мужчина повёл их в конюшню.
  А Эжени с тяжёлыми ногами, словно к каждой из них было привязано по пушечному ядру, поплелась к дому. Войдя в свою комнату, не зажигая свечей, она повалилась на кровать и закрыла глаза. В её голове не было ни одной мысли, словно их всех выбило во время бешеной скачки.
  Спустя некоторое время в комнату вошла Адрианна, держа в одной руке подсвечник, а в другой - чашку. Однако, войдя, она застыла на месте: женщина не заметила девушки, в полумраке слившейся с кроватью, и, подумав, что комната пуста, в замешательстве остановилась. Однако поводив свечой по комнате, Адрианна наконец увидела Эжени, лежавшую на постели и застывшим взглядом смотревшую в потолок.
  - Что случилось, девочка моя? - встревожено спросила женщина, присаживаясь рядом.
  - Нет, ничего не случилось, - замотала головой девушка: ей не хотелось волновать старушку ужасными рассказами.
  - Да на вас лица нет, - сказала Адрианна, ставя подсвечник и чашку на стол. - Я же вижу, что что-то стряслось.
  Эжени приподнялась на локте и попыталась улыбнуться, чтобы рассеять все сомнения женщины.
  - Со мной всё в порядке, уверяю вас.
  Адрианна не стала больше ничего спрашивать, а только сказала:
  - Я принесла вам чай. Будете?
  - Да, - кивнула девушка.
  Она давно уже испытывала жажду, и чай был весьма кстати. Но не успела Эжени допить чашку, как в комнату вошёл господин Вире. Увидев, что девушка уже немного пришла в себя, он мысленно облегчённо выдохнул.
  - Адрианна, идите отдыхать. Я побуду с ней, - сказал он женщине.
  Старушка вздохнула, огорчённая тем, что ей не доверяют, и нехотя направилась к двери. Когда она вышла, Поль Вире внимательно посмотрел на Эжени.
  - Итак, как это случилось? - спросил он.
  И девушка стала рассказывать. Она рассказывала ему всё в мельчайших подробностях, и когда дело дошло до убийства Танги, она, ища поддержку во взгляде Вире, то и дело посматривала на него. Эжени хотела знать, правильно ли она поступила или нет. Но чем больше девушка рассказывала, тем суровее и мрачнее становилось лицо мужчины. Наконец, когда она закончила, он спросил:
  - И что же, вы оставили мёртвого разбойника посреди дороги, неподалёку от их логова и уехали?
  - Да, - еле слышно ответила Эжени, полностью осознавая свою оплошность.
  - И что у вас на плечах вместо головы? - не сдержал своих эмоций Вире. - Теперь мне нужно отправляться туда и прятать труп. Ещё не хватало, чтобы его кто-нибудь обнаружил.
  Мужчина собрался было уходить.
  - Вы сейчас поедете? Но уже почти ночь, - изумилась девушка.
  - Потом может быть уже поздно, - ответил Вире. - Представьте, что будет, если разбойники обнаружат одного из своих товарищей мёртвым.
  И тут мужчина заметил, что Эжени лежит на постели не только в одежде, но и даже вместе со шпагой, которая сейчас свешивалась с края кровати.
  - Вы забыли отстегнуть шпагу, - сказал он.
  Вире помог девушке отстегнуть портупею и, взяв оружие в руки, обнажил его. Затем, приблизив клинок к пламени свечи, принялся его рассматривать.
  - Довольно глубоко шпага вошла, - только и заметил он.
  После мужчина покинул комнату девушки, и спустя некоторое время через отворённое окно Эжени услышала стук копыт жеребца Вире, удалявшегося от дома.
  Девушка задула свечу и, по-прежнему не раздеваясь (на это у неё не было сил), снова припала головой к подушке. Она думала о господине Вире. Нет, Эжени совсем не обижалась на него за резкие слова. Она давно уже привыкла к его строгости и знала, что её названый дядя был совершенно прав. Единственное чувство, которое она испытывала, - вина за то, что она этим вечером из-за своей самонадеянности сделала всё не так. И теперь из-за неё, Эжени, господин Вире вынужден был уже почти что ночью отправиться в лес и при свете потайного фонаря искать труп разбойника, а затем пытаться найти место, где можно было бы спрятать его от людских глаз.
  В комнате было уже совсем темно, солнце давно уже село. И Эжени хотелось побыстрее уснуть, чтобы наконец забыться, чтобы воспоминания сегодняшнего вечера перестали лезть ей в голову: борьба с разъярённым Танги, его распростёртое на земле тело со струйкой крови, вытекшей из уголка рта, его остекленевшие глаза. Но сон не шёл. И девушка понимала, что навряд ли она сможет заснуть до тех пор, пока не услышит, что господин Вире вернулся домой.
  Эжени не знала, сколько времени прошло, когда она вновь услышала топот копыт во дворе, - наверное, пара часов, - но ей показалось, что целая вечность. Она облегчённо выдохнула: с господином Вире было всё в порядке, он вернулся. Девушка слышала, как мужчина отвёл жеребца на конюшню, а затем через некоторое время его возвращающиеся шаги. Вире поднялся по лестнице и остановился, затем должна была скрипнуть входная дверь. Но этого звука не последовало. Неужели петли были смазаны, а девушка этого не заметила? Или Вире, словно птица, вспорхнул в окно дома?
  Эжени приподняла голову и приняла вслушиваться в тишину. Её терзало любопытство: куда же мог подеваться "дядя"? В конце концов она не выдержала, встала с кровати и высунулась в окно. Взглянув на лестницу, девушка в свете потайного фонаря, стоявшего на ступенях, различила силуэт мужчины, сидевшего на лестнице в задумчивой позе. Но почему он не идёт в дом, почему остался на улице? Или, может быть, всё же что-то случилось? Эжени понимала, что сегодня она всё равно уже не уснёт и поэтому решила спросить господина Вире, нашёл ли он Танги.
   Девушка спустилась вниз и открыла входную дверь. Вире, сидевший на ступенях, резко обернулся, услышав скрип отворяющейся двери. Эжени на мгновенье даже показалось, что он вздрогнул, как будто мог ожидать сзади какой-то опасности. Но, впрочем, наверняка ей это только показалось. Девушка считала, что трудно найти более хладнокровного человека, чем её "дядя", да и что могло бы его напугать. Однако его лицо, тускло освещённое багровым светом потайного фонаря, всё-таки показалось Эжени напряжённым.
  - Почему вы не спите? - удивительно спокойным голосом, в противовес ощущениям девушки, спросил её Вире.
  - Не могла уснуть, не убедившись, что вы вернулись, - ответила Эжени. - Но почему вы не идёте в дом? - в свою очередь поинтересовалась она.
  - Любуюсь звёздами, - дал неожиданный ответ мужчина и, подняв голову, устремил свой взгляд вверх.
   Эжени затворила за собой дверь и, спустившись вниз на одну ступеньку, уселась рядом с "дядей".
  - Смотрите, - сказал Вире, указав рукой на чёрное, бархатное небо. - Видите, это Большая Медведица раскинулась ковшом, а рядом с ней - Малая. В её хвосте сверкает Полярная Звезда - путеводитель всех моряков, потому что она всегда указывает на север. А вот эта яркая красноватая звезда на востоке - Марс. Его назвали в честь Бога Войны, потому что древние люди думали, что он имеет красный цвет оттого, что вся его поверхность залита кровью из-за непрекращающихся там войн.
  Эжени заворожённо следила за рукой мужчины, рассматривая мерцавшие холодным голубым оттенком звёзды и багровым отблеском Марс. Тонкий, недавно народившийся серпик месяца, завалившись на бочок, спал на серебристом облачке. Всё это было захватывающе и величественно, но одновременно бездонность Вселенной внушала и первобытный страх.
   Некоторое время девушка и мужчина молча рассматривали небо. Однако в мыслях Эжени всё же было нечто более важное, чем звёзды, и она спросила:
  - Вы нашли его?
  - Да, - кивнул Поль Вире. - Я оттащил его вглубь леса и забросал сверху ветками деревьев. - И через паузу он вдруг сказал: - Эжени, я хочу извиниться перед вами за те резкие слова, что сказал вам сегодня. Вам было нелегко: вы убили человека, в первый раз. А в глазах умерших мы всегда видим отражение своей собственной смерти. И, понятно, что вы растерялись.
  - Я вовсе на вас не обиделась, - возразила девушка.
  - И вообще, я хочу извиниться за все те слова, которые я когда-либо сказал вам, которые были вам неприятны, и за все поступки, которые обидели вас когда-то. Я хочу, чтобы вы знали, что я всегда вас любил, как свою родную дочь. И никогда не жалел о том, что приютил вас в своём доме. Вас скрасили мою старость.
  - Я это знаю, - ответила Эжени, улыбнувшись, и она прислонилась к мужчине, положив свою голову ему на плечо. - Я тоже вас люблю и чту, как своего отца. Но вы говорите так, будто собираетесь надолго уехать.
  - Кто знает, может быть... - загадочно произнёс Вире.
  Волна протеста тут же всколыхнулась в душе Эжени: этого не могло быть, её "дядя" никогда не говорил о том, что собирается куда-либо уезжать. Неужели он их покинет?
  - Но куда? - изумлённо спросила она.
  - Ну, может быть, не я уеду, а вы.
  - Я? - ещё больше удивилась Эжени и она исподлобья взглянула на мужчину: не бредит ли он.
  Девушка уж точно не собиралась никуда уезжать.
  - Я знаю, что ваша подруга, Виолетта, хочет, чтобы вы переехали жить к ней в столицу, - пояснил Вире.
  - Да, - пожала плечами Эжени. - Она говорила как-то об этом. Но я не собираюсь покидать вас.
  - Вы должны принять её приглашение, - совсем неожиданно сказал Вире.
  - Вы хотите, чтобы я уехала? Но почему? - спросила девушка, ничего не понимая.
  - Что вам делать здесь, в провинции? Я знаю, как вы любите Париж и хотели бы жить там. В столице перед вами откроются большие возможности. Там вы сможете посещать балы и найдёте себе более достойного жениха, чем могли бы здесь.
  - Но я не собираюсь замуж и не хочу никуда уезжать, - почти что с протестом проговорила Эжени и даже отстранилась от мужчины. - Я останусь здесь, с вами, - твёрдо произнесла девушка.
   Как он мог подумать, что она оставит их, его и Адрианну, прекрасно зная, что они нуждаются в её подмоге.
  - Но что вас здесь держит: я и Адрианна, два старика? - спросил Вире.
  - Да, - горячо ответила Эжени. - Вы столько для меня сделали, я стольким вам обязана. Для меня было бы чёрной неблагодарностью оставить вас ради своих выгод и уехать в столицу. Вы для меня самые дорогие люди.
  - Ну хорошо, вижу, что вас не переубедить. Но пообещайте, что после моей кончины вы переедете в Париж.
  - Разве вы больны? - с тревогой спросила Эжени, внимательно вглядываясь в лицо мужчины.
  Вире не смотрел на неё, его взгляд был устремлён куда-то в чернильную темень.
  - Я уже стар, Эжени. Кто знает, сколько каждому из нас отмерил нам Господь.
  От этих слов мужчины девушке стало как-то не по себе и она впервые осознала, что её "дядя" когда-нибудь, как и всякий смертный, тоже окончит свой бренный земной путь. И впервые поняла, как дорог он ей был. Она снова прислонилась к плечу мужчины, и по её щеке покатилась слеза. Ей хотелось обнять его и держать так, чтобы он не смог никогда никуда уйти.
  Так просидели они ещё около часа. Но постепенно Эжени стала чувствовать, что её глаза слипаются. И она ушла спать.
  
  На следующий день Эжени прямо из замка де Грокуров отправилась в Ормон повидаться со своей подругой Виолеттой. День уже клонился к вечеру, и поэтому Эжени спешила. Господин Вире просил её не задерживаться у подруги, чтобы ему лишний раз не пришлось волноваться за неугомонную девушку.
  Виолетта встретила её с пламенными объятьями и поцелуями в обе щёки. Хоть они и виделись в последний раз менее чем три недели назад, подруги уже успели соскучиться друг по другу и им так много нужно было рассказать, особенно Эжени. И поэтому девушки уединились в комнате дочери барона д'Ормона.
  Эжени принялась взахлёб рассказывать Виолетте и о Жюдит Паре, которую нашла на берегу реки, и о слежке за Танги. Она только об одном не осмелилась поведать: о том, что убила бретонца. Девушка сказала, что ему якобы удалось ускользнуть от неё: она не хотела пугать свою подругу подробностями вчерашнего жуткого вечера, тем более что и ей самой эти воспоминания были неприятны. Виолетта, слушая подругу, то и дело охала и вздыхала. Она переживала за бедняжку Жюдит так, словно знала её сама. Но решение Эжени отправиться следить за разбойником Виолетта посчитала чистой воды безумием.
  - Ну зачем, зачем ты поехала за ним? - корила мадам де Монтуар свою подругу, совершенно не понимая такого ненужного героизма. - А если бы ты попала в руки разбойников? Я даже думать не хочу, что могло бы тогда быть. Эжени, ну когда ты угомонишься? Ведь есть полиция, солдаты. Пусть они и их ловят, этих проклятых разбойников!
  - Сегодня как раз господин Вире поехал в Вернон, чтобы всё рассказать бальи, - сообщила Эжени. - Он также хочет убедить командира отряда руанских драгун переслать часть взвода их солдат в Ла Коллин-Верт, чтобы оттуда они устроили облаву на разбойников возле Пресаньи-л'Оргейё, пока бретонцы ещё не переменили месторасположения своего лагеря.
  - И слава Богу! - воскликнула мадам де Монтуар, подняв глаза к потолку. Однако в этом всё-таки было больше театральности. - Надеюсь, на этот раз их поймают.
   И после паузы, внимательно посмотрев на свою подругу, сидевшую рядом с ней на диване, она сказала уверенным тоном:
  - Я знаю, что сможет охладить твой пыл - переезд ко мне в Париж. Я уже говорила об этом с господином Вире, и он меня полностью поддержал, и мой папа говорит, что для тебя так будет лучше. И Патрик тоже не против.
  - Ах, Виолетта, я бы с удовольствием перебралась бы к тебе в Париж, ты это знаешь. Но я сейчас не могу, - с сожалением произнесла Эжени.
  - Почему ты не можешь? - непонимающе пожала плечами молодая женщина.
  - Ну как я могу оставить дядю и Адрианну, я им нужна, пойми.
  - Но господин Вире сам хочет, чтобы ты переехала ко мне.
  - Да, конечно, он будет желать того, что было бы лучше для меня. Но моя совесть, Виолетта, - и девушка прижала руку к сердцу, - она никогда не позволит мне поступить так с дядей и Адрианной, бросить их я не могу.
  - Очень жаль, - с грустью в голосе проговорила старшая подруга. - А я привезла тебе подарок из Парижа, надеясь, что ты воспользуешься им, когда будешь жить у меня. Но раз так, что же, я всё равно подарю его тебе.
  При слове "подарок" Эжени оживилась. Подарок, привезённый из столицы её подругой, не мог быть плохим. Увидев искорки в глазах девушки, Виолетта довольно заулыбалась и вышла из комнаты, чтобы принести подарок.
  Через некоторое время она вернулась вместе со служанкой, нёсшей в руках большую коробку. Мадам де Монтуар сняла крышку и с торжественным видом вынула великолепное платье оранжево-персикового цвета с длинным шлейфом и короткими рукавами до локтя с пышными манжетами. А так же - нижние юбки с кружевными оборками.
  - Ну, как тебе? Я думаю, что этот цвет должен подойти к твоим волосам и загорелой коже, - сказала Виолетта, прикладывая платье к девушке. - Сейчас Люсьенна его разгладит, и ты его примеришь на себе.
  Служанка с платьем вышла, а Эжени стала раздеваться с помощью подруги.
  - Я думаю, что корсет тебе надо затягивать немного потуже, - сказала Виолетта, оценивающе окинув торс девушки, когда та освободилась от платья, - чтобы твоя грудь стояла более высоко, - и молодая женщина, ухватившись за концы шнуровки, принялась утягивать свою подругу.
  Вскоре вернулась Люсьенна с отглаженным платьем, и пару минут спустя Эжени любовалась на себя в зеркало в новом, из тонкой хлопчатобумажной ткани платье. Оно идеально на ней сидело, что было немудрено: фигуры Виолетты и Эжени были схожи, и старшей подруге не составило труда подобрать платье для девушки, чтобы оно ей подходило.
  - Оно просто великолепно, - восхищённо воскликнула Виолетта, рассматривая Эжени. - И, видишь, стоило только потуже затянуть корсет, как твоя грудь сразу увеличилась.
  - Да, платье прекрасное, - согласилась Эжени, - но не слишком ли уж у него большое декольте? Я не привыкла такие носить. Мне кажется, что я просто-напросто голая! - и девушка, ухватившись за квадратный вырез, стала подтягивать его вверх, чтобы скрыть полуоголившуюся грудь.
  - Какие глупости! - беззаботно возразила Виолетта. - Представь, как ты в этом платье появляешься в каком-нибудь столичном обществе. Да все мужчины шеи свернут в твою сторону.
  - Ты преувеличиваешь, Виолетта, - смущённо проговорила девушка.
  - Так оно тебе совсем не нравится? - спросила старшая подруга, готовая уже обидеться на то, что Эжени должным образом из-за своей излишней скромности не оценила её подарок.
  - Нет, нет, ну что ты! - тут же поспешила уверить её девушка в обратном. - Платье и вправду очень красивое, спасибо тебе за него, просто я не привыкла носить такие.
  - Ты просто не привыкла быть красивой, вот и всё. Посмотри, ну в чём ты ходишь! - Виолетта взяла в руки старое платье Эжени. - Второй год я тебя в нём вижу, оно уже вышло из моды. Этот скучный серый цвет с бледным оливковым оттенком, ни кружев, ни оборок. Только бантики, которые, того и гляди, скоро оторвутся. Нет, я не желаю видеть тебя в нём больше никогда, - и молодая женщина решительно отбросила его в сторону. - Я хочу, чтобы ты осталась в моём подарке. Подожди, я ещё напудрю твоё личико и нарумяню щёки, и ты увидишь, какой красавицей ты можешь быть.
  Напрасно Эжени уверяла свою подругу, что это излишне. Виолетта настояла на своём и, подведя девушку за руку к столику, на котором стояла шкатулка с косметикой, усадила её в кресло. Через пять минут напудренная и нарумяненная Эжени рассматривала себя в зеркальце.
  - Правда, так лучше? - спросила её мадам де Монтуар.
  - Не знаю, - нерешительно пожала плечами Эжени, всматриваясь в своё отражение. - Я никогда не видела себя такой прежде.
  - В Париже все так ходят и все так одеваются, да ты и сама это видела.
  Однако за разговорами подруги и не заметили, как быстро пролетело время. Когда Эжени в очередной раз взглянула в окно, то с ужасом увидела, что небо на западе уже начало алеть. Представив, как сильно вновь её будет ругать господин Вире за то, что она опять задержалась у д'Ормонов, девушка засобиралась домой.
  Виолетта стала было уговаривать её остаться ночевать в замке, обещая послать в дом Вире слугу. Однако Эжени отказалась. В другой раз девушка непременно бы согласилась, но не в этот день. Ей не терпелось узнать о поездке её названого дяди в Вернон: удалось ли ему уговорить командира драгун прислать в Ла Коллин-Верт взвод солдат.
  Возвращаясь домой, Эжени то и дело окидывала себя взглядом, вернее, свой новый наряд, подаренный ей Виолеттой. Платье действительно было великолепным. Может быть, и вправду, появись в нём девушка на одном из парижских балов или приёмов, она не ударила бы в грязь лицом в кругу великосветских дам. Только вот уж слишком глубокое, по мнению Эжени, декольте смущало её. Грудь не составляла часть гордости девушки, и даже туго затянутый корсет мало помогал, он лишь делал её фигуру ещё более стройной и изящной.
  Так, в размышлениях и в фантазиях, Эжени доехала почти что до самого леса. Муетта бежала неторопливой рысцой, прекрасно зная дорогу, и ей не требовалось управление хозяйкой. Однако перед въездом в лес лошадь сбавила темп и перешла на шаг. Эжени, погружённая в задумчивость, совсем не обратила на это внимание, так же как и на тёмную фигуру, вырисовывавшуюся на фоне леса. И только когда девушка подъехала совсем близко, она наконец заметила мужчину в плаще и широкополой шляпе, стоявшего рядом с гнедой лошадью. Он, нагнувшись, осматривал копыта своей лошади.
  Эжени уже хотела было проехать мимо него, как вдруг этот человек обернулся и окликнул её:
  - Эй, мадемуазель, постойте! День добрый! Как хорошо, что вы попались на моём пути. Не подскажете ли бедному путнику дорогу?
  Когда девушка услышала голос мужчины, то её словно обожгло: говорил он с сильным акцентом, с таким же, как и Танги. Эжени невольно натянула повод, останавливая Муетту, и, подстёгиваемая любопытством, обернулась. Неужели она натолкнулась на ещё одного бретонского разбойника? Девушка впилась глазами в лицо мужчины, однако густая тень, падавшая от полей его шляпы на лицо, не позволяла различить его черт. Но при этом, несмотря на то, что глаз мужчины она тоже не видела, девушка была уверена, что он смотрит на неё в упор. И ей, не раздумывая, следовало бы со всех сил ударить ногой по боку Муетту, чтобы та галопом рванула прочь, подальше от этого подозрительного чужеземца. Однако Эжени мешкала. Она решила, что лучше вести себя как ни в чём не бывало и сохранять хладнокровие, чтобы не вызвать у разбойника никаких подозрений своим странным поведением, и тогда, может быть, всё обойдётся. Однако, словно в дурном предчувствии, девушкой начало овладевать волнение, а учащённо заколотившееся сердце в груди лишь подтверждало это.
  - Мадемуазель, я всего лишь хотел узнать, как мне добраться до замка де Грокуров, - сказал мужчина, натянуто улыбаясь.
  - А вы их знаете? - не удержалась Эжени от вопроса: маркиза не говорила, что они ждут кого-то в гости.
  - Конечно, - уверенно ответил мужчина. - Так куда мне ехать?
  - Простите, но я не знаю, - соврала девушка и, постучав каблуком Муетту, заставила её пуститься рысью.
  Но не успела она даже въехать в лес, как услышала у себя за спиной пронзительный свист. И тут же со всех сторон послышался топот лошадиных копыт и шелест листвы. Перед девушкой вынырнули двое всадников на рыжих жеребцах, а когда она обернулась, то увидела ещё одного мужчину верхом на тёмно-гнедой лошади. Вся эта троица была одета во всё чёрное, как и описывала камеристка де Грокуров, а на их лицах были повязаны чёрные платки.
  Вот так Эжени столкнулась с бретонскими разбойниками, когда меньше всего этого ожидала. Машинально её рука опустилась на левое бедро, где обычно у неё висела шпага. Но сейчас её там, разумеется, не было - ведь девушка была в платье. Рассчитывать на милость разбойников не приходилось - нужно было пытаться ускользнуть из их лап.
  И Эжени принялась осматриваться, ища лазейку, через которую ей можно было бы уйти от бретонцев. Разбойники были впереди и позади неё, и поэтому её единственный шанс вырваться из окружения - это попытаться уйти лесом. И девушка, резко забрав левый повод, направила Муетту в лесную гущу. Лошадь, рванув в сторону, словно только этого и ждала, сиганула в лес, подминая под своими копытами молодую поросль деревцев. Муетта ловко лавировала между деревьями, перепрыгивая через овражки и пробираясь сквозь кустарники, и неслась вперёд, не разбирая дороги, настолько быстро, насколько это было возможно в лесу. Однако, к своему ужасу, Эжени услышала, что разбойники бросились за ней следом, и когда она обернулась, то увидела их чёрные фигуры, маячащие между деревьями. Похоже, бретонцы решили ни в коем случае не упускать уже было пойманную ими добычу.
  Тем временем лес становился всё гуще, и всё трудней Муетте было пробираться сквозь него. И, несмотря на то, что Эжени постоянно подстёгивала её, бег лошади становилось всё медленнее. И вдруг Муетта, пробравшись сквозь плотную группу деревьев, резко остановилась и, сделав закидку, развернулась в обратную сторону. Перед глазами девушки мелькнуло огромное поваленное дерево, которое преграждало им путь. Перепрыгнуть его было невозможно, его можно было только объехать. Внимательно осмотревшись, Эжени решила, что сделать это лучше по левому краю: там лес был более разреженным. И девушка вновь натянула левый повод. Однако не успела Муетта сделать и двух шагов в сторону, как Эжени услышала стук копыт лошадей её преследователей, и тут же из-за деревьев вынырнули две тёмные фигуры всадников. Один из них что-то выкрикнул по-бретонски и бросился девушке наперерез, а другой настигал её сзади. Отступать Эжени было больше некуда и она остановила Муетту.
  Двое всадников, настигнувшие девушку, подъехали к ней почти что вплотную и, остановившись в шагах шести-семи от неё по обе стороны, молча следили за ней, поджидая своих товарищей. Вскоре появился третий, а за ним и четвёртый всадник, тот самый, что вступил с ней в разговор у леса. Только что подъехавший мужчина на тёмно-гнедой лошади уверенно направился прямо к девушке и, остановившись всего в двух-трёх шагах от неё, спросил, внимательно её рассматривая:
  - Неужели, мадемуазель, вы и впрямь думали, что сможете ускользнуть от нас? - спросил он с насмешкой.
  Говорил он на чистом французском языке, и Эжени сразу же догадалась, что это был не кто иной, как сам главарь бретонских разбойников - Фернан.
  - Чего вы от меня хотите? - спросила она его, изображая недоумение.
  - Совсем немного, сущие пустяки, всего лишь побрякушки, которые так любит носить каждая женщина.
  - Но у меня ничего нет, - ответила девушка.
  Это было правдой: Эжени не носила никаких украшений и драгоценностей, у неё их просто не было. Единственное золотое колечко, которое ей на шестнадцатилетие подарила Виолетта, она надевала очень редко, и сейчас его на девушке не было. Но в сумраке вечернего леса разбойники не могли этого видеть. И поэтому Фернан с большим сомнением в голосе произнёс:
  - Неужели? - и, повернувшись к разбойнику, находившемуся от него по правую руку, обратился к нему: - Ну-ка обыщи её.
  Тот тут же слез с лошади и широкими шагами направился к Эжени. Остановившись у Муетты, он схватил её за повод уздечки и приказал девушке:
  - Слезайте.
  Но вместо этого Эжени стукнула Муетту ногой по боку, заставив лошадь пойти на разбойника, и тот, чертыхаясь, еле успел отскочить в сторону, иначе Муетта отдавила бы ему ноги. Но Фернан тут же вытащил свой пистолет из-за пояса и, наставив его на Эжени, приказал ей:
  - Ну-ка стойте! - и, подъехав поближе, чтобы рассмотреть отважную девушку, спросил её: - Что это вы затеяли, мадемуазель? Или жизнь вам не дорога? Давайте-ка слезайте с лошади, пока я не проделал в вас дырку.
  У Эжени не осталось выбора, пистолет был сильным аргументом, и ей пришлось подчиниться приказу главаря разбойников и спрыгнуть на землю. Бретонец, которого она чуть не задавила, принялся осматривать девушку, особо с ней не церемонясь. Он дотронулся до мочек её ушей, провёл рукой по шее (однако ничего, кроме нательного крестика, хоть и золотого, он не нащупал), осмотрел её руки, проверил пальцы, но так и не смог ничего обнаружить.
  - Ничего нет, - произнёс разбойник немного озадаченно и пожимая плечами.
  - Как это! Не может быть! - недоумённо воскликнул Фернан. - Неужели драгоценности нынче не в моде? Или она успела спрятать их, плутовка, пока удирала от нас по лесу. Ну-ка я сам её осмотрю.
  И мужчина, спешившись, подошёл к Эжени. Тем же манером, как до этого и его помощник, Фернан ощупал девушку, но и он не смог ничего обнаружить.
  - Может, она спрятала их сюда, в это местечко? - произнёс главарь, и его рука, одетая в мягкую, чёрную замшевую перчатку, скользнула девушке за корсаж.
  При этом мужчина всё время пристально смотрел девушке в глаза, словно надеялся прочитать в них что-то. Но Эжени думала только об одном: побыстрей бы уж всё закончилось и её бы отпустили. А она очень надеялась, что её отпустят. Разбойникам нечем было с неё поживиться, опасаться её им тоже не приходилось, их лиц девушка не видела. И она ничего не могла рассказать о них полиции, кроме того, что она уже знала.
  Как и следовало ожидать, Фернан и за корсажем не нашёл никаких драгоценностей.
  - Странно, и вправду ничего нет, - несколько удивлённо констатировал мужчина. - Впрочем, действительно, такой красотке украшения ни к чему.
  И Эжени почувствовала, как мягкая замша заскользила по её лицу. Пальцы Фернана остановились на её подбородке и, разбойник, повернув лицо девушки к свету, несколько мгновений любовался им.
  - Она сама как сокровище, - добавил он. И вдруг заметил: - Ну что же ты вцепилась в повод уздечки, словно утопающий за цепь якоря? Отпусти его.
  Действительно, всё это время Эжени стояла, удерживая Муетту за повод. Она до последнего надеялась, что ей всё-таки каким-то образом удастся выскользнуть из лап разбойников. Но Фернан, с силой разжав пальцы девушки, сжимавшие ремни, заставил Эжени выпустить повод. И Муетта, почувствовав свободу, тут же отодвинулась на несколько шагов в сторону.
  - Ольер, свяжи её, - обратился по-бретонски главарь к своему помощнику.
   Но тут один из разбойников выкрикнул с возражением:
  - Но Фернан!
  Главарь резко к нему повернулся и сказал:
  - Я хочу с ней поразвлечься. Такая красотка! Мне все эти шлюхи уже осточертели, - и Фернан дал знак Ольеру приступать к делу.
  Эжени ничего не поняла из слов, сказанных мужчиной по-бретонски, однако по тем взглядам, которые он бросал на неё, не трудно было догадаться, зачем она ему понадобилась. Когда же в руках Ольера появилась верёвка, то все её надежды на то, что её всё-таки отпустят, улетучились. Но сдаваться просто так девушка не собиралась. Когда разбойник попытался связать её, она принялась отчаянно сопротивляться и выворачиваться, выдирая руки и пинаясь ногами.
  Некоторое время Фернан забавлялся над мучениями своего товарища, наблюдая за этой сценой, стоя в стороне. Однако в конце концов и ему это надоело. И, вновь направив на Эжени дуло пистолета, он грозно произнёс:
  - Ну всё, красотка, довольно! Утихомирься!
  Наконец девушка была связана и её подвели к лошади Фернана.
  - Не мешало бы завязать тебе и глаза, - и главарь, сняв с себя свой собственный платок, принялся повязывать его на глаза девушки.
  Однако перед тем, как Эжени перестала что-либо видеть, она всё же заметила, что брошенная всеми Муетта успела уже довольно далеко отойти от разбойников и теперь была вне зоны их досягаемости.
  И тут как раз один из разбойников спросил:
  - А с лошадью что делать?
  - Попытайся поймать, - ответил главарь.
  Однако, как только Муетта заметила приближавшегося к ней мужчину, то, вздёрнув хвостом, понеслась прочь. Эжени этого уже не видела, но прекрасно слышала хруст сухих веток, ломающихся под копытами её лошади, и постепенно этот звук становился всё тише, а потом и совсем заглох вдалеке. Девушка внутренне улыбнулась: дом Вире находился не так далеко отсюда и рано или поздно Муетта вернётся домой. Увидев лошадь одну, без хозяйки, господин Вире сразу поймёт, что с Эжени случилось что-то неладное и тут же отправится на её поиски.
  - Ладно, чёрт с ней с этой лошадью! - махнул рукой Фернан и вскочил в седло. - Давайте сюда девчонку.
  Разбойники помогли своему главарю затащить на холку его жеребца совершенно беспомощную Эжени, и всадники тронулись в путь. Хоть девушка ничего и не видела, но она могла слышать и вскоре поняла, что они выехали из лесной чащобы на тропку, так как шелест листвы и травы перестал быть слышен, а ход лошадей стал более быстрым и ровным. Затем минут через десять девушке вновь показалось, что они пробираются через лесные заросли, но наконец лошади остановились, и Фернан спустил свою добычу на землю.
  Когда с глаз Эжени сняли повязку, и она смогла осмотреться, то поняла, что её привезли прямо в лагерь разбойников. Её оставили возле кареты, стоявшей почти у самой опушки леса, И, несмотря на то, что солнце уже село за лесом и сиреневые сумерки сгущались всё сильней, девушка всё же узнала её - эта была та самая карета, которую она приметила всё в тот же субботний день возле Вернонского моста, когда впервые натолкнулась на бретонских разбойников. Значит, не зря тогда она обратила на неё внимание. Неподалёку от кареты стояла и телега, на которой ездил Танги. Сейчас она была распряжена, и рыжий жеребец с куцым хвостом пасся неподалёку. Сама опушка, поросшая ивняковыми зарослями, имела склон, и где-то внизу, за камышами, угадывалась Сена.
  Тут Эжени заметила, что с телеги соскочил какой-то мужчина и направился к Фернану, рассёдлывавшему свою лошадь. По всей видимости, этот бретонец, оставленный в лагере в качестве часового, только что проснулся. Вид у него был заспанный, и он потирал рукой глаза. Однако, заметив неожиданную "гостью", он остановился, вскинув в удивлении брови, и принялся внимательно её рассматривать. Разглядев, что девушка была совсем недурна собой, он одобрительно присвистнул.
  - Какая красотка! - сказал он восхищённо по-бретонски и обратился к главарю: - Где ты такую подцепил?
  - У леса, недалеко от деревни, - ответил Фернан и тут же строго спросил: - А ты всё спишь?
  - Устал ждать, вас долго не было, - беззаботно ответил бретонец и, повернувшись к девушке, направился к ней, чтобы рассмотреть её повнимательней.
  Подойдя к Эжени и откинув с её лба спутанные волосы, мужчина тщательно, словно изучая каждую чёрточку, принялся рассматривать её лицо. Девушка видела, как заблестели его глаза, словно у кота при виде сметаны. Однако этот разбойник совсем не вызвал у неё чувства неприязни и отвращения: он обладал довольно приятной внешностью, к тому же он был совсем ещё молод, лет двадцать пять, не больше.
  - Эй, Аэль, - ревниво окликнул его Фернан. - Не про тебя песня. Я привёз её для себя. - И уже громче, чтобы его слышали все разбойники, добавил: - Чтобы пальцем никто её не смел трогать.
  Аэль послушно, но с сожалением, кивнул и отошёл от девушки. Тем временем Фернан, отпустив своего жеребца свободно пастись в низине, принялся разоблачаться. Он снял с себя шляпу, перчатки, камзол и, кинув всё это в карету, направился вниз, к реке. Похоже, он решил привести себя в порядок перед тем, как начать своё общение с благородной мадемуазель. Из камышей он вынырнул уже раздетым по пояс, держа в руках свою рубашку. Его лицо и плечи блестели от капель воды, стекавших по коже вниз. Вытершись рубашкой, словно полотенцем, он повесил её сушиться на козлы. При этом Эжени заметила, что пистолет и шпага разбойника всё время оставались при нём, словно он боялся нападения в любую минуту.
  Но наконец дошла очередь и до пленницы. Вынув свою шпагу из ножен, Фернан наклонился к ногам Эжени и принялся разрезать верёвку, опутывающую их. Закончив, он сказал, взяв девушку за локоть и указав в сторону кареты:
  - Пошли.
  Нехотя и озираясь на шпагу, которую мужчина не выпускал из рук, Эжени, подталкиваемая главарём разбойников, поплелась к карете. Затем Фернан открыл дверцу и помог девушке взобраться в карету. Внутри неё было темно, так как оконца были плотно занавешены, и девушка чуть не упала, споткнувшись обо что-то. Следом за ней последовал и разбойник. Затем в темноте пару раз чиркнуло огниво, и карета озарилась тусклым светом. Но вскоре стало светлей, и, обернувшись, Эжени увидела, что на одном из сидений лежит небольшой, орехового дерева, резной ящик, на котором стоял шандал с пятью зажжёнными свечами, почти что огарками. Рядом с ним девушка заметила большой сундук из чёрного дерева. Разбойник сгрёб свою одежду, валявшуюся на полу (о которую и споткнулась Эжени), и, приоткрыв крышку, бросил её в этот сундук.
  - Садись сюда, - указал мужчина пленнице на противоположное сиденье.
  Девушка плюхнулась на подушку и устало, словно она весь день занималась тяжёлой работой, прислонилась к стенке кареты. Фернан переставил шандал с ящика на сундук, имевшего плоскую крышку, и достал из ящика два фужера и бутылку, в которой, по всей видимости, было вино. Всё это он поставил на крышку ящика и, выдернув пробку, принялся наливать вино в оба бокала. Взяв один из них в руку, мужчина, повернувшись к Эжени, спросил:
  - Не хочешь ли вина?
  Первой мыслью девушки было отказаться, но потом, подумав, что уж если её ждёт участь Жюдит Паре, то не лучше ли в этот момент быть пьяной. Да и вообще, неплохо было бы напиться так, как был пьян Танги в свои последние часы жизни, чтобы на следующий день проснуться и ничего не помнить. И поэтому Эжени утвердительно кивнула. По лицу разбойника скользнула одобрительная улыбка.
  - А ты не дура, - сказал он, протянув фужер своей жертве, - всё понимаешь.
  Эжени взяла фужер и жадно выпила сладкое красное вино. И тут же приятное тепло растеклось по её груди - вино было креплёное.
  Фернан понимающе кивнул и спросил:
  - Может быть, ещё? Раз оно пришлось тебе по вкусу.
  Девушка снова кивнула. Улыбка мужчины стала шире, обнажив его безупречные белые зубы: ему всё больше начинало нравиться то, что происходило в карете, и он тут же налил пленнице ещё вина. Сам Фернан не спешил осушать свой бокал, он сделал только один глоток, словно попробовал вино на вкус.
  Но тут один из свечных огарков зашипел и погас:
  - Проклятье! - выругался бретонец и, приоткрыв дверцу кареты, подозвал к себе одного из разбойников: - Конан!
  - Да, Фернан! - послышался отклик.
  - Принеси мне свечей, мои уже почти закончились.
  - Будет сделано.
  И через некоторое время Эжени услышала приближающиеся шаги мужчины.
  - На, возьми, - сказал Конан, протягивая главарю связку свечей.
  А девушка, раздираемая любопытством, не выдержала и выглянула из-за спины Фернана, чтобы посмотреть на разбойника и на всякий случай запомнить его. И её взгляд тут же столкнулся с взглядом мужчины, который был не менее любопытен, чем её. Впрочем, ничего примечательного во внешности Конана не было: плоское крестьянское лицо, тёмные длинные волосы, как и у большинства бретонцев, по годам он был примерно ровесником Фернана, ему можно было дать лет сорок.
  - Блез ещё не вернулся? - спросил его Фернан.
  - Пока нет.
  - И где его черти носят?
  - Задержался, наверное, у какой-нибудь бабёнки. Не всё тебе одному развлекаться.
  - Ладно, ступай.
  - Приятного времяпрепровождения, - напоследок пожелал бретонец с недвусмысленной улыбкой на устах и захлопнул дверцу кареты.
   Фернан, повернувшись спиной к девушке, принялся менять свечи в шандале, и его шпага, всё ещё висевшая у него на поясе, слегка раскачивалась, то и дело своим кончиком касаясь платья Эжени. Эта шпага была так соблазнительно близко, что девушке казалось, что, не будь у неё сейчас связаны за спиной руки, она бросилась бы к ней, вытащила бы из ножен и приставила её клинок к шее разбойника. Впрочем, помогло ли бы ей это? Одна единственная шпага против вооружённых до зубов разбойников.
   Кстати, сколько их было? И Эжени принялась в уме считать их по именам: Фернан, Конан, Ольер, Аэль, и ещё один разбойник, имени которого она не знала, итого - пятеро. Столько разбойников сейчас было в лагере. Но не стоило забывать и о Блезе, который по какой-то причине отсутствовал. Хоть главарь и разговаривал с Конаном по-бретонски, но Эжени чётко расслышала имя Блеза, которое ей уже было знакомо из разговора с Селестой. И по интонации Фернана девушка поняла, что мужчина спрашивал о нём, а это значило, что Блез мог появиться в лагере в любой момент. И в таком случае разбойников станет шестеро. Скорее всего, это было окончательное число, навряд ли их было больше. По крайней мере, очевидцы никогда не называли их количество больше семи. Но Танги уже не было в живых.
  Однако и шестеро головорезов это немало. Даже если вдруг представить, что Полю Вире удастся отыскать лагерь разбойников, а в руках Эжени, по какой-то счастливой случайности, окажется шпага, то всё равно они вдвоём не смогут противостоять разбойникам, ведь у бретонцев были ещё и пистолеты. Оставалось надеяться только на помощь солдат, которых Вире удастся привести на земли барона д'Ормона.
  Тем временем Фернан закончил менять свечи и вновь повернулся к девушке. И тут Эжени стало страшно: она поняла, что неотвратимый момент неумолимо приближался. В её памяти стали всплывать воспоминания о графе де Соммевиле; и тот ужас, который она пережила тогда, шесть лет назад, вновь овладел ею, словно это было только вчера. Став бледнее полотна, Эжени взирала исподлобья на разбойника, вжимаясь спиной в угол кареты, словно загнанный гончей зверёк.
  - Ах, какой взгляд! Трагическая актриса позавидовала бы тебе, если бы увидела его, - иронично произнёс мужчина, которого, по всей видимости, забавляло происходящее и разжигало в нём огонь.
  Но наконец он отстегнул свою шпагу от пояса, вытащил пистолет и положил их на сундук. Эжени, не отрывая глаз, следила за движениями Фернана. Разоружившись, он вновь сел рядом с пленницей и принялся неторопливо допивать вино. При этом его глаза всё время скользили поверх фужера: мужчина в упор рассматривал девушку, словно никак не мог на неё насмотреться, что в свою очередь позволило и Эжени во всех подробностях изучить лицо главаря разбойников. Как и мадам де Грокур, и Селеста, Эжени могла подтвердить, что внешность его не была отталкивающей: волевой подбородок и чуть длинноватый нос, которые его совсем не портили, под верхней губой пробивалась тонкая полоска тёмных усиков, а волосы у него были чёрными, как вороное крыло.
  Допив свой бокал, Фернан отставил его и, нагнувшись к Эжени, приблизил к ней своё лицо почти вплотную. И тут девушка увидела то, чего раньше не могла рассмотреть из-за постоянно царившего полумрака - глаза разбойника. Сначала они показались ей голубыми, затем карими. Но потом Эжени поняла: его глаза были разного цвета. Левый - голубой, или, скорее, синий, а правый - карий. Подобное девушка видела впервые, и это заворожило её. Эти глаза каким-то непостижимым образом притягивали к себе, и девушка смотрела в них, не в силах оторваться, словно в них была какая-то тайна. Фернан знал, какое впечатление его разные глаза производят на женщин, и давно уже не обращал на это внимание - он пользовался этим. Довольная ухмылка скользнула по его лицу, и его губы прилепились к губам Эжени. Влажные и горячие, они скользили по её губам, его руки, просачиваясь сквозь волосы девушки, ласкали её затылок и шею. Язык мужчины, извивавшийся змеёй, безуспешно пытался раздвинуть плотно сомкнутые зубы Эжени. Но наконец пленница решила, что разбойник зашёл уж слишком далеко, и, собрав все свои силы, она отпрянула от мужчины, рванувшись в сторону. Руки Фернана, не ожидавшие такого сильного рывка, разомкнулись, и девушка больно ударилась головой об стенку кареты.
  - Ну зачем же так? - с насмешкой проговорил мужчина. - Неужели я вызываю такое омерзение?
  Но разбойник не дождался ответа. Эжени сидела молча, отвернувшись и прикрыв глаза.
  - Ты ведь не замужем? - задал новый вопрос Фернан.
  Девушка отрицательно мотнула головой.
  - В таком случае, я могу помочь тебе только одним - советом. Покорись судьбе и не сопротивляйся. Если будешь послушна, я сделаю всё так, чтобы причинить тебе как можно меньше боли. Я хочу, чтобы ты и я получили как можно больше удовольствия, поэтому сейчас я освобожу твои руки, а ты постарайся быть умницей, - и Фернан, взяв шпагу, принялся разрезать верёвки, связывающие руки девушки.
  Наконец они были освобождены, и разбойник, отбросив шпагу, даже не потрудившись вложить её в ножны, принялся снимать с себя сапоги, затем пояс. И теперь на нём остались только чёрные бархатные панталоны и чулки.
  - Ну так что же? Ты будешь хорошо себя вести? - спросил мужчина, наклонившись над девушкой и сверкая свой белоснежной улыбкой.
  - Прошу вас, не надо, - взмолилась Эжени, испуганно глядя на разбойника, лицо которого становилось всё ближе.
  Девушка уже чувствовала его горячее дыхание. И ей казалось, что она сама начала задыхаться; её сердце гулко билось в груди, готовое выпрыгнуть. Но бретонец безжалостно сказал:
  - Извини, детка, сегодня я не смогу уступить тебе. Ты меня возбуждаешь, и я ничего не могу с собой поделать.
  И его рука заскользила по груди девушки, ласково и нежно, но одновременно и властно. От его прикосновений у Эжени пошла дрожь по всему телу, но она не могла сказать, что ей было неприятно. Фернан поцеловал её в ложбинку между грудей, затем - в шею, потом - снова в губы. И его поцелуи были легки и волнительны, как дуновение ветерка. Другой рукой он обнял девушку за талию, прижимая её к себе, к своему крепкому мужскому телу. От его кожи шёл какой-то приятный запах. И Эжени почувствовала, что с ней стало твориться нечто невероятное: какое-то тепло начало разливаться по её телу. Она вся дрожала в руках мужчины, но девушка уже не могла сказать точно от страха ли или от истомы, овладевшей ею. Как всё то, что сейчас с ней проделывал Фернан, было не похоже на грубые домогательства де Соммевиля. "Проклятое вино! Начало действовать!" - мелькнуло у девушки в голове, когда, как ей показалась, она нашла виновника своих странных ощущений.
  Состояние девушки передалось и Фернану, он возбуждался всё сильней, чувствуя, что тело пленницы откликается на его ласки. Мужчина начал действовать стремительней. Его левая рука опустилась вниз, к ногам девушки, и, нащупав край юбки, проникла под неё, а затем стала вновь взбираться вверх, скользя по бедру Эжени и лаская его. Из груди Фернана вырвался сладострастный стон.
  Но тут девушка наконец осознала, что если она сейчас это не прекратит, то свершится непоправимое. И Эжени крепко схватила руку разбойника, помешав ей продвигаться дальше. Затем она стала, словно уж, извиваться в объятиях мужчины, одновременно отталкивая его от себя. Фернан, совершенно не ожидавший столкнуться с таким яростным сопротивлением, отпрянул, удивлённо глядя на девушку.
  - Зря ты это сделала, - зло процедил он сквозь зубы. - У тебя остался последний шанс. Хорошо подумай, прежде чем принять решение: или ты мне подчиняешься, или, в ином случае, всё закончится для тебя плачевно. Я отдам тебя на милость своим товарищам, диким, необузданным разбойникам. Уж они-то церемониться с тобой не станут, пойдёшь по кругу, как самая последняя девка. Ну, так что ты надумала? - и Фернан выжидающе посмотрел на Эжени.
  Девушка, всё ещё тяжело дыша, приподнялась со своего места и произнесла тихо, но твёрдо:
  - Нет.
  И тут, выкинув ногу вперёд, Эжени ударила разбойника, целясь ему между ног. Фернан охнул; в следующее мгновенье девушка схватила мужчину обеими руками за его плечо и шею и с силой толкнула разбойника, повалив его на сиденье кареты, и, проскользнув мимо него, она на ходу схватила шпагу, небрежно валявшуюся на противоположном сиденье, и ринулась вон из кареты. Однако Фернан, уже успевший оправиться от боли, развернулся и ухватил девушку за подол её платья, пытаясь таким образом удержать ускользавшую из его рук добычу.
  - Стой! Каналья! - в ярости выкрикнул он.
   Но Эжени уже было не остановить. Она с силой рванулась вперёд, ткань треснула, и в руке мужчины остался только лоскут персикового цвета.
  - Тварь, - выругался Фернан, досадливо стукнув кулаком по сиденью.
  Выскочив из кареты, Эжени оказалась на улице. К этому времени уже успело совсем стемнеть, и небо с востока на запад плавно переходило из лилово-синего в сиренево-оранжевый цвет. А над лесом стоял всё тот же Марс со своим бледно-красноватым отблеском. Разбойники разожгли костёр, от которого шёл ароматный запах коптившегося мяса, а сами они, рассевшись полукругом, дожидались ужина, коротая время за картами и разговорами. И поэтому, когда дверца кареты вдруг распахнулась и затем показался силуэт девушки, державшей в руках шпагу, для них это оказалось полной неожиданностью. Повернув головы, они с изумлением уставились на пленницу Фернана, не понимая, что происходит.
  Но Эжени некогда было рассматривать разбойников. Ей надо было бежать. И, подобрав рукой подол платья, она бросилась в сторону леса.
  - Ну, что вы застыли?! Держите её! - послышался гневный крик главаря.
  И все четверо разбойников тут же, вскочив на ноги, бросились вслед за убегавшей девушкой. Эжени старалась бежать со всех ног, но давалась ей это с трудом. Как она ни старалась подбирать полы своего платья, оно всё же было слишком длинным и мешалось ей, постоянно путаясь под ногами. В конце концов беглянка споткнулась об какую-то кочку и, сделав два больших шага вперёд, упала на землю, еле успев отставить в сторону руку, в которой была шпага. Эжени упала на плечо, что позволило ей быстро перевернуться и вновь вскочить на ноги. Однако эта заминка позволила разбойникам догнать девушку. Первыми прибежали Селавен и Конан, и Эжени в темноте услышала лязг вынимаемого из ножен оружия. Девушка поняла, что убегать больше не имело смысла, её всё равно поймают и убьют. Но им обойдётся это гораздо дороже, если она будет находиться к ним не спиной, а лицом. И Эжени, подняв свой клинок, угрожающе уставила его на Селавена, не упуская из вида и Конана, забежавшего ей за спину. Вскоре из темноты показались силуэты и двух остальных бретонцев. Мужчины обступили пленницу со всех сторон, она была окружена.
  Селавен коротко рассмеялся и насмешливо спросил:
  - Неужто ты и вправду думала, что и во второй раз у тебя получится убежать от нас? Бросай шпагу. Она тебе ни к чему: поранишься только.
  Но Эжени не собиралась сдаваться. Она по-прежнему, крепко обхватив ладонью эфес, держала шпагу - свою единственную защитницу. Наконец за спинами разбойников показалась и высокая фигура Фернана, который на ходу натягивал на себя рубашку.
  - Бросай оружие, сказано тебе, - произнёс Селавен, теряя терпение, и он сделал пару шагов в сторону девушки.
  - Нет, подожди, Селавен, не трогай её, - остановил его главарь, сказав по-бретонски. - Я сам с ней разберусь. Дай мне свою шпагу. Ольер, Аэль, принесите факелы!
  - Что ты задумал? - спросил Селавен, однако послушно отдавая своё оружие.
  - Она хочет со мной сразиться. Сейчас я преподам ей урок, - сказал Фернан уже по-французски для того, чтобы и девушка поняла, к чему ей следовало готовиться.
  Через полминуты двое разбойников уже вернулись, держа в руках горящие факелы. Один встал рядом с девушкой, другой - у главаря, благодаря чему место для поединка оказалось хорошо освещённым.
  Фернан встал в стойку напротив девушки и со словами: "Ну, покажи, что ты умеешь", - сделал небольшой шажок в сторону противницы и слегка ударил своей шпагой по её клинку.
  Эжени поставила защиту. Тогда разбойник ударил сильней, девушка вновь защитилась. Убедившись, что его противница достаточно уверенно держит в руках оружие и даже более-менее умеет обращаться с ним, Фернан сделал выпад, целясь Эжени в живот. Однако бретонец не имел намеренья ранить или тем более убивать соперницу, он просто проверял её, для него это была игра. Поэтому девушка с лёгкостью отражала его удары, но нападать первой она не решалась. Увидев, что Эжени уверенно защищается, главарь разбойников начал использовать всё новые приёмы. Но девушка по-прежнему держала глухую оборону.
  Разбойники, наблюдавшие за поединком, начали восхищённо присвистывать, а Селавен насмешливо выкрикнул:
  - Эй, смотри, Фернан, девчонка ещё тебя одолеет.
  Но эти слова только подзадорили главаря разбойников. Уверенность девушки и то, что он никак не может к ней подобраться, постепенно начинали злить его. Мужчина всё более входил в раж, взвинчивая темп и увеличивая силу ударов. Теперь он сражался с ней, как с равным противником. Тем временем разбойники, окружавшие соперников, всё более расступались, так как места Эжени и Фернану начинало не хватать. Девушка уже поняла, что этот поединок превратился из игры в серьёзное противостояние, и, если она ошибётся, в запале разбойник может и убить её. И Эжени перестала только защищаться, она стала нападать. Но Фернан, к его чести, оказался таким же хорошим фехтовальщиком, как и она сама. И уступать никто не хотел.
  Однако постепенно в глазах главаря разбойников стала проявляться ярость оттого, что он никак не может одолеть девчонку. К тому же он начал уставать. Эжени же, почувствовав это, взвинтила темп ещё быстрей. И Фернан, не выдерживая его, стал отступать. Его рука уже не двигалась так быстро, и он наконец пропустил удар. Кончик шпаги девушки полоснул по его руке. Ещё одно движение, и Эжени вонзила бы в грудь разбойника свой клинок. Но тут ей наперерез выскочил Селавен. Загородив своего главаря от девушки, он остановил его со словами:
  - Ну всё, Фернан, хватит, ты слишком далеко зашёл.
  Увлечённая борьбой, Эжени и не заметила, как к ней сзади подскочили Ольер и Конан и схватили её за руки.
  - Уведите и свяжите её, - приказал им Селавен.
  Конан выдернул из руки девушки шпагу, и разбойники собрались было увести Эжени, но их остановил Фернан.
  - Подождите, - сказал он, тяжело дыша.
  Эжени взглянула на главаря и на его руку. Рукав его рубашки был порван, и было видно, что руку от локтя до самого запястья пересекала красная полоса, из которой сочилась кровь. И с каждым мгновением кровотечение становилось всё сильней. Рана была серьёзная, и девушка решила, что сейчас, наверное, Фернан в приступе гнева убьёт её. И она внутренне сжалась, готовясь к смерти.
  Мужчина подошёл к Эжени и некоторое время пристально смотрел ей в глаза. Она видела, как желваки ходили у него на лице. Вдруг Фернан, размахнувшись здоровой рукой, влепил девушке пощёчину. Удар ладонью был такой силы, что если бы Эжени не удерживали разбойники, то она, наверное бы, упала.
  - Это тебе за дерзость, - проговорил мужчина, назидательно указав на неё пальцем. Затем он обратился к своим товарищам: - Сделайте, как велел Селавен, и привяжите её к телеге. Завтра я решу, что с ней делать.
  И разбойники поволокли пленницу к телеге. Затем они вновь связали ей руки и ноги и привязали к колесу. Фернан же, раздосадованный случившимся, скрылся вместе с Селавеном в карете: нужно было перевязать рану. Остальные разбойники вернулись к костру. И Эжени ещё долго слышала гул их голосов: вероятно, они обсуждали перипетии её поединка с их главарём.
  Девушка осталась одна. Щека от пощёчины всё ещё горела. Но, безусловно, Эжени была рада, что ей удалось избежать смерти и что решение о её судьбе Фернан решил отложить до завтра. Конечно, он мог и передумать в любой момент, но, по крайней мере, теперь он будет принимать решение на холодную голову, а не в приступе гнева.
  Но, как бы то ни было, впереди была ночь, которую следовало пережить. Эжени подумала о Муетте. Сколько времени прошло с тех пор, как девушка оказалась в лагере разбойников? Наверное, уже больше часа. Муетта давно должна была вернуться домой, и господин Вире наверняка уже отправился на поиски девушки. Эжени очень надеялась, что её названый дядя догадается, что с ней могло случиться, и вспомнит, где следует искать разбойников - недалеко от Пресаньи-л'Оргейё. И ещё она очень надеялась, что ему удастся привести с собой взвод руанских драгун, потому что без их помощи у него навряд ли получится вызволить девушку.
  Но сколько ей ещё осталось ждать? Сколько Вире понадобится времени, чтобы отыскать лагерь разбойников? Эжени стала напрягать свой слух, надеясь услышать какие-нибудь посторонние звуки - стук копыт приближающихся лошадей, шорох травы, в которой прятались бы солдаты, устроившие засаду. Она оборачивалась и вглядывалась в темноту, пытаясь различить в лесу, стоявшем у неё за спиной, хоть какие-то движения. Но всё было напрасным. Были слышны только голоса разбойников, постепенно становившиеся всё тише, крики ночных птиц, кваканье лягушек, доносившееся с реки, и где-то совсем рядом - занудное стрекотание кузнечиков, которое становилось всё невыносимей. Эжени с тоской вглядывалась в ночную темень и никогда ещё она не чувствовала себя такой одинокой, как сейчас. Где же Вире, почему её никто не ищет?
  Селавен довольно скоро покинул карету Фернана и присоединился к остальным разбойникам, уже начавшим поглощать свой ужин в виде запечённых кусков мяса. Насытившись, бретонцы принялись играть в карты. Все, кроме одного. Аэль встал со своего места и направился к телеге, к заднему колесу которой и была привязана пленница. Скользнув по девушке глазами, он взобрался на повозку и улёгся на солому отдыхать.
  Прошло минут десять, как вдруг Эжени услышала сверху шелест соломы, а затем голос молодого человека, обращавшегося к ней:
  - Как дела?
  Девушка подняла голову вверх и увидела свешивающийся с телеги торс Аэля. Его длинные волосы почти касались её лица. Но Эжени тут же отвернулась: она не посчитала нужным отвечать на праздный вопрос скучающего разбойника. Но любопытный бретонец проявил настойчивость и спросил её:
  - Как тебя зовут?
  Пленница продолжала молчать, уперев свой взгляд в землю.
  - Ловко ты владеешь шпагой. Молодец, - не скрывая своего восхищения, сказал Аэль. - Раньше я думал, что искуснее Фернана нет фехтовальщика. А оказалось, что есть, причём - в юбке! Кто тебя научил? - и молодой человек выдержал паузу, напрасно дожидаясь ответа. - Я понимаю твои чувства: тебе нелегко. Но что делать? Такова жизнь, как говорите вы, французы. Тебе нужно смириться. Поверь, так будет лучше.
  Смириться? Ей? Ну нет! Это совсем не в духе Эжени. Она всё ещё надеялась, что вот-вот появится Вире и руанские драгуны. Или, быть может, ей даже удастся совершить побег. Если верёвку, что связывала пленницу с телегой долго тереть об железный обод колеса (это возможно было сделать изловчившись), то рано или поздно она бы перерезалась. Избавиться же от других пут, сковывающих её руки и ноги, было бы уже намного легче. Нужно было только подождать, когда уставших разбойников, наигравшихся в карты, начнёт смаривать сон. Но, увы, её план побега нарушил Аэль, решивший переварить свой ужин на телеге с мягкой соломой. Впрочем, и тут у Эжени оставалась маленькая надежда. Ей подумалось, что если она не будет вступать в разговор с разбойником, то он отстанет от неё и уляжется спать.
  Но голова бретонца всё ещё свешивалась с телеги. И Эжени чувствовала на своём затылке его любопытный взгляд.
  - Послушай, может, ты есть хочешь? Кажется, там ещё осталось немного мяса.
  Но девушке не хотелось есть: она хорошо поужинала у Виолетты, и поэтому ароматные запахи, доносившиеся от костра, не дразнили её.
  - Или пить?
  Пить Эжени действительно хотела. После горячего поединка с Фернаном у неё просто пересохло во рту, да и к тому же ночь была душной. Девушка вновь подняла глаза и сказала:
  - Если можно - воды.
  - Я дам тебе воды, но при одном условии - ты скажешь, как тебя зовут.
  Условие было простое, и пленница ответила:
  - Эжени.
  - Эжени, - повторил довольный Аэль. - Красивое имя, оно мне нравится.
  И девушка вновь услышала шорох соломы. Это бретонец искал флягу с водой, припрятанную в одном из мешков. Но тут Эжени услышала ещё один звук - топот копыт лошади, скачущей галопом. Неужели наконец это солдаты или сам Поль Вире спешат ей на помощь? Девушка уже была готова обрадоваться. Аэль, тоже расслышавший этот звук, соскочил с телеги и произнёс:
  - Придётся тебе, красавица, подождать немного.
  Остальные разбойники также приподнялись со своих мест и принялись напряжённо всматриваться в ту сторону, откуда должен был появиться всадник. И вскоре он выехал из леса. Но Эжени больше угадала его присутствие по топоту копыт лошади, чем увидела его. Наездник двигался прямо к костру.
  - А, Блез, - услышала Эжени облегчённый выдох Аэля.
  Остальные разбойник, также признавшие своего товарища, снова приняли свои прежние позы, и тревога тут же спала с их лиц. Всадник остановился у костра, но увидев, что главаря среди них нет, спросил:
  - Где Фернан?
  Селавен указал в сторону кареты, однако заметив, что лицо у Блеза было слишком обеспокоенным, спросил:
  - Что случилось, Блез?
  - В деревне появились солдаты, не иначе, как по наши души.
  Разбойники переглянулись.
  - Надо сказать Фернану. Я пойду с тобой, - и Селавен поднялся со своего места.
  Бретонцы направились к карете и затем скрылись в ней. Эжени, внимательно следившая за разбойниками и интонацией их голосов, по их поведению поняла, что Блез привёз с собой какую-то тревожную весть. Так обеспокоить их могло только одно - солдаты. И в девушке вновь затеплилась надежда.
  Мужчины, уединившиеся в карете, не появлялись довольно долго. И жеребец Блеза, заскучав, направился к телеге, словно желая поприветствовать Аэля. Однако заметив нечто тёмное и большое, прислонённое к заднему колесу телеги, в задумчивости остановился. Чёрный, как сама ночь, жеребец почти сливался с нею, только небольшие белые носочки на передних копытах да звёздочка на лбу, выделялись яркими пятнами. А в его выпуклых, блестящих глазах отражались танцующие язычки горящего костра. Конь втянул в свои ноздри воздух и, учуяв запах незнакомого человека, передумал приближаться к телеге. Плавно покачиваясь, щёгольской походкой, словно осознавая, что на него смотрят, любуясь им, жеребец прошёл мимо и, остановившись невдалеке, принялся неторопливо щипать траву, обмахиваясь хвостом от назойливых слепней.
  - Правда, он великолепен? - горделиво произнёс Аэль, словно конь принадлежал ему, а не его товарищу. - Блезу он достался в прошлом году от одного знатного вельможи. Тот, наверное, потом долго горевал, потеряв такое украшение конюшни.
  Действительно, животное было прекрасное и наверняка хороших кровей. Его тонкие ноги, изящная голова и грациозное тело говорили о его принадлежности к восточным породам - турецкой или персидской.
  Прошло минут десять утомительного ожидания, прежде чем Блез и Селавен вновь показались из кареты. И, к удивлению Эжени, Селавен, вернувшись к костру, вновь удобно расположился возле него и принял позу отдыхающего. Рядом с ним пристроился Конан, положив свою голову ему на живот, и они принялись мирно беседовать. Значит, новость, принесённая Блезом, оказалась не столь важной и она не слишком встревожила бретонцев. Ведь если бы солдаты действительно были бы где-то поблизости, то в лагере давно бы уже забили тревогу. Эжени разочарованно вздохнула: ещё одна надежда, как дым от костра, растворилась в воздухе.
  Блез же подошёл к своему жеребцу и принялся его рассёдлывать. Аэль тут же набросился на своего товарища с расспросами: ему тоже не терпелось узнать, что же случилось. Говорили они между собой, разумеется, по-бретонски, и пленница дорого заплатила бы за то, чтобы узнать содержание их беседы. Но ей оставалось только одно - внимательно рассматривать новоприбывшего разбойника, чтобы запомнить его лицо на тот случай, если судьба ещё когда-либо сведёт её с ним. Правда, тусклый свет от костра не позволял хорошенько разглядеть черты его лица, но Эжени точно могла сказать, что Блез - достаточно молод, он был примерно ровесником Аэля или, может, старше его на пару лет. Но определённо ему было не больше тридцати. Однако, несмотря на это, его статус в банде разбойников был очевидно выше, чем у его младшего товарища. Ведь именно Блеза взял с собой Фернан на ограбление замка де Грокуров как великолепного отмычника всех замков и тайников. Аэль же, похоже, исполнял роль обыкновенного часового.
  Тем временем Блез закончил рассёдлывать своего жеребца и подошёл к телеге. Когда он положил седло и потник на повозку, Аэль обратил его внимание на пленницу:
  - Ты видел, какую цацу раздобыл себе Фернан? Благородная мадемуазель. Но она так и не далась ему в руки. Ты бы видел, как она дралась на шпагах с Фернаном! - не скрывая восхищения, восклицал молодой человек. - Я попытался выведать у неё, откуда она научилась, но она всё время молчит.
  Однако, похоже, Блез не проявлял должного интереса к пленнице: он лишь вскользь оглядел её, не задерживая ни на чём взгляда, и вновь повернулся к своему коню.
  - Пойду искупаю Гвента, - сказал бретонец и, подойдя к своему жеребцу, он взял его под уздцы и повёл его вниз, к реке.
  Действительно, коню не мешало бы освежиться в холодных водах Сены, так как его спина вся блестела от пота, казавшегося кровавым из-за красных отблесков костра, - так быстро скакал на нём всадник. А Аэль вновь повернулся к девушке.
  - Ах, прости, совсем забыл про тебя. Ты ведь хотела пить, - и молодой человек, взяв флягу, сел перед пленницей на корточки.
  Вытащив пробку, бретонец уже было хотел подставить горлышко фляги ко рту девушки, но тут, поймав её усталый взгляд, остановился.
  - О, какой у тебя измученный вид, - с искренним сочувствием проговорил Аэль, внимательно рассматривая утомлённое лицо Эжени. - Послушай, я предлагаю тебе сделку. Я сейчас тебя отвяжу и пересажу на телегу, а за это ты мне расскажешь: кто научил тебя так хорошо фехтовать. Идёт?
  У девушки действительно к этому времени уже затекли ноги и спина оттого, что она долгое время сидела в неподвижной и неудобной позе, да и к тому же на прохладной земле, и поэтому предложение Аэля оказалось как нельзя кстати, да и цена за него была невелика. Однако всё же Эжени с опасением взглянула в сторону костра, где располагались остальные разбойники. Навряд ли они одобрят поступок их товарища, когда увидят, что пленницу отвязали от телеги. Но, похоже, что разбойникам, занятым своими разговорами, не было до неё никакого дела. И девушка согласно кивнула. И обрадовавшийся разбойник, вытащив свой нож из-за пояса, принялся перерезать толстую верёвку, связывающую пленницу с колесом. Когда бретонец закончил, девушка попыталась было самостоятельно приподняться, однако из-за того, что ноги её сильно затекли, да и к тому же были связаны, она чуть не упала. Благо Аэль успел её подхватить.
  - Подожди, - сказал он. - Я тебе помогу.
  И, заботливо обхватив девушку за талию, он помог ей встать. Несмотря на то, что пленнице до телеги нужно было сделать всего лишь пару шагов, давались они ей с трудом. Одеревеневшие от долгой неподвижности ноги плохо её слушались, и бретонцу пришлось приложить немало усилий, чтобы посадить девушку на телегу. Но наконец Эжени опустилась на солому и почти что с благодарностью посмотрела на разбойника. Аэль тут же подставил фляжку к губам девушки, и пленница принялась с жадностью пить воду, с блаженством ощущая, как прохладная влага разливается по её нутру.
  - Ну-ну, оставь мне что-нибудь, - пожурил её молодой человек. - Я тоже пить хочу: мясо было слишком жирным.
  И, отняв флягу от губ Эжени, Аэль принялся пить сам. Однако он сделал всего пару глотков и, заткнув фляжку пробкой, откинул её. Затем пальцами он принялся стирать капли воды, стекавшие от губ девушки вниз по подбородку. Похоже, Аэлю доставляло удовольствие опекать пленницу. Наконец молодой человек сел рядом с ней на телегу. Однако, вопреки ожиданиям девушки, он не набросился на неё с расспросами, а молча уставился в темноту, туда, где текла Сена и где сейчас был Блез, хотя его самого из-за высоких зарослей камыша не было видно. Его присутствие лишь угадывалось по тихому всплеску воды.
  Эжени поняла, что, вероятно, Аэль ждал, когда вернётся Блез, чтобы и тот послушал рассказ пленницы. И тогда девушка решила заговорить первой.
  - Похоже, твой друг принёс плохие вести? - спросила она, надеясь, что Аэль расскажет ей о солдатах.
  Но тот повернулся к ней с лицом, изображавшим удивление.
  - Вести? Какие вести? - то ли притворяясь, то ли действительно забыв о разговоре со своим товарищем, спросил бретонец. Но тут же воскликнул, словно вспомнив: - Ах да! Да ерунда, - махнул он беззаботно рукой. - Просто Блезу в очередной раз отказала девушка, которая ему очень понравилась, - и хитрая улыбка скользнула по его лицу.
  И Эжени опять незаметно вздохнула: ничего выведать не удалось. Прошло ещё несколько минут в тишине, пока наконец девушка не услышала шуршание стеблей камыша и переступание копыт лошади. Когда Блез вынырнул из темноты, Эжени увидела, что мужчина был раздет по пояс. Однако когда он заметил, что пленница уже не привязана к колесу телеги, а сидит рядом с Аэлем, то поспешил натянуть на себя куртку, которую до этого нёс в руке. Отпустив своего вороного жеребца вольно пастись, Блез направился к телеге. И тут девушка заметила, что волосы у бретонца были мокрыми. От воды они слегка завивались, и при каждом движении с их прядей падали красноватые капли, ловившие отблески от костра. Штаны же мужчины, надетые на мокрое тело, прилипали к ногам. Похоже, Блез искупался вместе со своим конём. "Какая трогательная забота о своей чистоте! Не иначе как эту привычку привил им Фернан", - заметила про себя Эжени.
  Тем временем бретонец, обойдя телегу, взобрался на неё и вольготно растянулся на соломе, сладко зевнув. Так сладко, что невольно девушка позавидовала ему. Она тоже не прочь была бы прилечь, да хотя бы на траву, закрыть глаза и не о чём не думать.
  - Ну, так ты обещала мне рассказать, кто научил тебя так хорошо фехтовать, - перебил мысли девушки Аэль.
  - Мой дядя - учитель фехтования, - просто ответила Эжени.
  - Вот как! - воскликнул молодой человек. - Это он тебя научил? Ах, как бы я хотел взять у него пару уроков. Сам я не мастак по части шпаги. Я предпочитаю орудовать ножом. Раньше я считал, что нет лучшего фехтовальщика, чем Фернан. Ведь его обучал отец, а его отец не кто-нибудь, а - дворянин. Но ты меня убедила в обратном. И с твоим дядей на узкой дорожке я тоже повстречаться бы не хотел. Блез тоже хорошо владеет шпагой и метко стреляет из пистолета, его обучил Фернан.
  "Да и к тому же он отлично орудует отмычками. Просто идеальный разбойник", - добавила про себя Эжени.
  Тем временем Аэль продолжал балагурить с той простотой и непосредственностью, которая так свойственна крестьянскому люду.
  - Ты Фернана не бойся: он не сделает тебе ничего дурного. Гнев его пройдёт. Возможно даже, утром он тебя отпустит. В худшем случае - сделает тебя своей наложницей.
  Но Эжени не верила в такую доброту главаря разбойников и возразила:
  - Он обещал, что если я ему не покорюсь, то он отдаст меня на милость своим товарищам, то есть вам.
  - Какие глупости! Фернан хотел тебя просто припугнуть. Он сам дворянин и никогда не причинит вреда девушке благородного происхождения. Он предпочитает их любить.
  - Но почему вы все решили, что я дворянка? Только потому, что на мне это красивое платье? - вдруг спросила Эжени. - Его вчера мне в подарок привезла подруга из Парижа.
  - Так что же, значит, ты не благородная мадемуазель? - несколько разочарованно проговорил Аэль. - Вот почему на тебе нет никаких украшений. Но тогда, кто же ты? - и бретонец принялся внимательно рассматривать пленницу, словно только сейчас увидел её впервые.
  - Обыкновенная гувернантка при сыне маркизов де Грокуров, замок которых вы ограбили несколько недель назад.
  - Ах вот как! - неизвестно чему обрадовался Аэль. - Какое совпадение! Но тогда ты должна была видеть там и Фернана, ведь он пробыл у де Грокуров, кажется, несколько дней, притворяясь больным.
  - Я видела его только мельком. На следующий день я уехала в Париж, и, к сожалению, меня не было в замке в ночь ограбления.
  На эти слова Аэль громко расхохотался. Так громко, что разбойники, располагавшиеся у костра, с удивлением посмотрели в сторону телеги, не понимая, что же могло так развеселить их младшего товарища.
  Но Аэль не унимался. Он повернулся к Блезу с вопросом:
  - Ты слышал, она жалеет о том, что в ту ночь её не былов замке! Почему же ты жалеешь? - спросил молодой человек у Эжени, но тут же спохватился: - Ах да, ты ведь прекрасно владеешь шпагой. Но неужели ты думаешь, что смогла бы чем-нибудь помочь своим господам? Остановить и задержать трёх разбойников, вооружённых до зубов? К тому же у них с собой были "пушки". Как бы ты хорошо не владела шпагой, но против меткой пули она бессильна. Так что, я бы сказал, что, напротив, тебе повезло, что тебя не было в замке и ты избежала встречи с острыми клинками Фернана и Блеза. Но, видно, от судьбы не уйдёшь. На этот раз она не уберегла тебя от нас.
  Аэль на мгновенье замолчал, но, видно, потребность поговорить была в нём так велика, что он тут же нашёл другую тему для разговора.
  - Так, значит, Эжени, это платье тебе привезла подруга из Парижа? - спросил он девушку, дотронувшись рукой до ткани платья в том месте, где оно было порвано. - Жаль его, оно безвозвратно испорчено, а ведь наверняка совсем новое. И такое красивое! Наверное, ты мечтала прогуляться в нём по Парижу. Ах, Париж, Париж - город, куда все стремятся! - нараспев произнёс бретонец, прикрывая глаза. - Поверишь ли, я никогда в нём не бывал. Но хотел бы. И вполне возможно, что скоро моё желание осуществится.
  - Аэль, много болтаешь, - недовольно буркнул по-бретонски Блез.
  Но этого уже хватило Эжени, чтобы сделать определённый вывод. Если и на этот раз каким-то образом разбойникам удастся ускользнуть от полиции, то искать их надо будет недалеко от столицы. Путь их продвижения от Бретани к центру вполне понятен. Впереди - Версаль и королевская дорога, а там всегда найдётся, чем поживиться.
  Аэль возразил своему другу на его слова:
  - Неужели ты думаешь, что она может нам чем-то навредить? Дай мне поболтать хоть с кем-то, - и он вновь обратился к пленнице: - Значит, ты говоришь, что ты обыкновенная гувернантка? Но ты не очень-то похожа на простую девушку. В тебе есть что-то такое, что присуще всем девицам из аристократических семей. Что-то неуловимое, какое-то благородство. То, что всегда чувствуется нутром. Может, ты родом из обедневших дворян? Такие девушки часто идут в гувернантки из-за безвыходности.
  - Потрогай мои руки и ты увидишь, что кожа на них совсем не нежная, - возразила девушка.
  Аэль тут же решил воспользоваться этим предложением, и девушка почувствовала, как он пальцами заводили по её ладоням. Но молодой человек не столько ощупывал их кожу, сколько гладил. Похоже, бретонцу нравилось это.
  - Да, кожа шершавая, и на ладонях мозоли, - согласился бретонец, но тут же добавил: - Но это, наверное, от частых упражнений со шпагой. Сдаётся мне, что ты всё же меня обманываешь. Но если это не так и я ошибаюсь, не вздумай говорить об этом Фернану. Если он узнает, что ты всего лишь гувернантка, то он уже не будет к тебе столь милостив. А насчёт этих ребят, - и Аэль кивнул в сторону разбойников, - ты не беспокойся. Если я скажу, тебя пальцем никто не тронет.
  Но Эжени с сомнением посмотрела на Аэля: навряд ли его авторитет в банде был так уж велик.
  - Мы не такие уж и кровожадные, как ты, наверное, решила поначалу. Если честно, я не понимаю, какое удовольствие можно получить от женщины, которая кусается, царапается, извивается в твоих объятиях и посылает ко всем чертям. Женщина - это цветок, за которым надо ухаживать и бережно снимать с него плоды. Особенно надо быть нежным с таким цветком, как ты. Я не прочь был бы, как пчёлка, залезть внутрь тебя и насладиться твоим нектаром. Да я думаю, что и Блез тоже, а? - бретонец вновь повернулся к своему другу.
  Но тот лишь устало закатил глаза и отвернулся. Аэль хихикнул.
  - Ты не смотри, что у него такая кислая рожа, уж я-то его знаю, - обратился молодой человек к Эжени. - У тебя очень красивые волосы - шелковистые, мягкие, - говорил он, ласково проводя рукой по растрёпанным кудрям девушки. Но вдруг он остановился, убрал руку, и лёгкая печаль скользнула по его лицу. - Как хотел бы я прикоснуться и к твоим губам. И сделал бы это, если бы не видел столько неприязни в твоих глазах, если бы не был уверен, что ты плюнешь мне в лицо после этого.
  Но Аэль ошибался, девушка не испытывала к нему никаких негативных чувств. Просто, когда он начал гладить её волосы и приблизил своё лицо к ней, она подумала, что мужчина сейчас набросится на неё, как некогда Фернан, и машинально отшатнулась от него.
  - Но скажи мне, Эжени, а если бы я был дворянином, ходил бы в шляпе со страусовыми перьями, опираясь на золотую трость, и встретились бы мы не здесь, а, скажем, на великосветском балу, смогла бы ты тогда полюбить меня?
  Эжени скользнула взглядом по Аэлю и ответила, опустив глаза:
  - Навряд ли.
  - Но почему же? - спросил бретонец. - Ты так говоришь, потому что всё ещё видишь во мне разбойника. Но если бы... - и тут Аэль спрыгнул с телеги и подошёл к другому её краю, где лежали мешки и тюки.
  Порывшись в одном из них, он достал какую-то одежду и когда облачился в неё, Эжени увидела, что это был камзол. Вдобавок к этому Аэль нацепил на свою голову ещё и пышный парик.
  - Ну так как? - спросил он, встав в импозантную позу. - Похож я на дворянина? Позвольте представиться, герцог Аэль д'Аэль, - и мужчина поклонился, делая взмах рукой так, словно у него в руках была шляпа, пародируя поклон, который был принят при дворе Людовика XIII.
  - Нет, не похож, - безжалостно отпарировала Эжени, отрицательно мотнув головой.
  - Но почему? - расстроено спросил Аэль.
  Девушка пожала плечами.
  - Нет того внутреннего благородства, которое всегда угадывается в людях высокого происхождения, - ответила она, перефразировав собственные же слова бретонца.
  - Жаль, - вздохнул молодой человек и, стянув с себя парик, швырнул его на телегу.
   И попал им прямо в лицо Блеза.
  - Аэль, угомонишься ты, наконец? - не выдержал его товарищ и, смахнув со своего лица парик, с раздражением посмотрел на молодого человека.
  - Ладно, ладно, - примирительно сказал Аэль и принялся снимать с себя камзол. - Я сам уже устал. Пойду к Фернану, перекинусь с ним в картишки, раз я вам надоел.
  И, сделав вид, что обиделся, бретонец направился было к карете. Но Блез остановил его:
  - Эй, Аэль, я спать хочу! Отведи девчонку к костру, я не буду её всю ночь караулить!
  - Там все спят уже давно, - ответил его друг.
  - Тогда привяжи её снова к колесу.
  - Я пару партий сыграю и вернусь, - пообещал Аэль и заторопился к карете, оставив пленницу наедине с Блезом.
  Как только Аэль исчез за дверцей кареты, Эжени сразу же почувствовала себя неуютно. Оставшийся с ней наедине разбойник совсем не вызывал у неё симпатий, и после Фернана она считала его самым опасным. Его неразговорчивость и угрюмость делали его к тому же и непредсказуемым. Блез мог в любой момент взять и привязать пленницу обратно к колесу телеги, что позволило бы ему наконец спокойно поспать.
  У бретонца, должно быть, девушка тоже не вызывала положительных эмоций: навязанная ему Аэлем, она только мешала ему и раздражала. По сути дела, он оказался единственным разбойником, чья персона пленницы не вызывала у него никакого интереса, как будто и впрямь байка Аэля о его неразделённой любви к некой особе была правдой. Блез словно внутренним чутьём предугадывал, что встреча с Эжени не сулила разбойникам ничего хорошего.
  Девушка сидела к мужчине спиной, однако иногда, опустив взгляд, она искоса на него поглядывала. Разбойник лежал с закрытыми глазам, подложив одну руку под голову и, казалась, мирно дремал, однако всё же время от времени он открывал глаза и поглядывал на пленницу, чтобы убедиться, что она всё ещё здесь. Эжени в таких случаях всегда отводила взгляд, чтобы бретонец не думал, что она за ним следит. Что в свою очередь позволяло и мужчине украдкой её рассматривать. Но, что он мог видеть: только её спину и длинные, скрывавшие её лицо, волосы. Девушка сидела, низко опустив голову: она устала и сонный вид Блеза усыплял её саму. С каким бы удовольствием она сейчас спихнула бы разбойника с его места и улеглась на соломе, чтобы вздремнуть хоть минуточку.
   Эжени глянула в сторону костра. Похоже, Аэль оказался прав: все разбойники уже спали, подложив под головы свои одежды; костёр постепенно затухал, и вокруг становилось всё темней, а стрекот кузнечиков в траве всё невыносимей. Тем временем над рекой начал сгущаться молочно-белый туман. Опускаясь на землю, он медленно расползался во все стороны, цепляясь за деревья и кустарники.
  Более удачного времени для побега нельзя было и придумать. Эх, если бы только у неё, Эжени, не были бы связаны ноги. Но, может быть, рано или поздно сон всё-таки сморит Блеза. (Девушка видела, что ему всё трудней было противостоять ему и глаза разбойник открывал всё реже.) И тогда она сможет попытаться отыскать что-нибудь острое, чем можно было бы перерезать верёвки, например, нож.
  Эжени обернулась и посмотрела на своего часового. Его глаза были закрыты, а дыхание - поверхностным и ровным. Похоже, он не устоял перед силами Морфея и впал в дрёму. Воспользовавшись моментом, девушка принялась взглядом шарить по телеге, по мешкам, валявшимся в ногах бретонца: не блеснёт ли где-нибудь лезвие ножа, небрежно оставленного разбойником. Однако ничего подобного Эжени не приметила. Рядом с Блезом лежала только его шпага, пристёгнутая к его поясу. Он не расстался с ней, даже когда ходил купать своего коня. Но о том, чтобы воспользоваться ею, девушка даже не помышляла: разбойник сразу же проснётся, как только услышит скрежет лезвия, вынимаемого из ножен.
  Но вдруг Эжени услышала позади себя какой-то шорох. Она обернулась, однако ничего необычного не увидела. Наверное, какое-нибудь ночное животное бродило неподалёку в поисках еды или, может, лошадь забрела в заросли общипать молодые побеги. Но, похоже, этот шорох разбудил и Блеза: он резко открыл глаза и испуганно посмотрел на пленницу. Однако увидев, что она всё ещё здесь и никуда не сбежала, пока он спал, облегчённо выдохнул. Полежав где-то с минуту с открытыми глазами, бретонец приподнялся на локтях и ладонью потёр себе глаза, как бы помогая себе окончательно проснуться. Затем он посмотрел на девушку, и та всё прочитала в его глазах. Она была для него обузой, от которой он очень хотел избавиться, чтобы наконец он смог лечь спокойно спать. Аэль, который обещал вернуться, сыграв несколько партий, так и не появился из кареты. Наверняка они уже с Фернаном спали мертвецким сном. Блез, в душе негодуя на своего младшего товарища, неторопливо слез с телеги и показал девушке взглядом, что она должна последовать за ним. Он собирался снова привязать её к колесу телеги, и ей ничего не оставалось делать, как повиноваться ему.
  Но вдруг Эжени увидела, что за спиной бретонца мелькнула какая-то тень, которая тут же увеличилась вдвое. Блез успел заметить изумлённый взгляд девушки и обернулся, но тут что-то большое и тяжёлое обрушилось на его голову. Его ноги сразу же подкосились, а тело стало обмякать. Однако тёмная фигура человека, стоявшего за ним, подхватила его под руки и бережно опустила на землю, не произведя ни единого звука. Мужчина поднял своё лицо, и Эжени узнала в нём никого иного, как Поля Вире. Девушка так обрадовалась, увидев его, что если бы не обстоятельства, в которых они находились, то наверняка завизжала и запрыгала бы на месте.
  Тем временем названый дядя Эжени принялся связывать разбойника. Но первым делом, конечно же, он воткнул в его рот кляп, ведь бретонец мог очнуться в любой момент. Покончив с ним, господин Вире Эжени принялся освобождать девушку от её пут. Затем мужчина подхватил Блеза под мышки, а Эжени указал, чтобы она взяла бретонца за ноги, и они осторожно потащили его в заросли. Всё это произошло так быстро и бесшумно, что ни разбойники, спавшие у костра, ни Фернан с Аэлем, находившиеся в карете, ничего не услышали и продолжали мирно дремать.
   Тащить Блеза мужчине и девушке пришлось довольно далеко. Поль Вире не рискнул подъехать на лошади к лагерю разбойников слишком близко, боясь, что те услышат стук копыт. Лошади, Муетта и Меровей, стояли на лесной поляне, привязанные к дереву, в туазах пятидесяти от лагеря разбойников. Но из-за темноты девушка сумела различить животных только тогда, когда она приблизилась к ним почти вплотную.
  Эжени помогла Вире втащить Блеза, всё ещё находившегося без сознания, на холку его жеребца, и они отправились домой. Ехали молча, быстрой рысью, и только когда закончился лес, девушка наконец решилась заговорить. Всё это время её просто распирало расспросить обо всём своего "дядю": как он нашёл её, как ему удалось подкрасться незамеченным так близко к лагерю разбойников, ну и, конечно, о солдатах. Если ему всё же удалось привести драгун в Ла Коллин-Верт, то почему он не взял их с собой, чтобы те напали на лагерь? Вире начал по порядку. Да, солдаты в Ла Коллин-Верте, но на поимку разбойников они отправятся не раньше завтрашнего утра, потому что будет толку мало от того, что они будут рыскать ночью по лесам в поисках разбойников.
  - Как только я вернулся из деревни и Адрианна сказала мне, что вас ещё нет, я сразу же почувствовал неладное. А когда через полчаса Муетта пришла одна, без вас, я сразу всё понял. Первым делом, безусловно, я отправился к барону, чтобы узнать, были ли вы у них в замке. Но там мне сказали, что вы покинули его больше часа назад. Понятное дело, что все тут же встревожились, д'Ормон предложил мне в помощь своих людей, но я отказался. Я не хотел рисковать. Для меня самым важным на тот момент было не то, чтобы разбойников поймали, а найти и вызволить вас из их лап целой и невредимой. Я знал, где следует искать разбойников, у Пресаньи-л'Оргейё, и был уверен, что сам их найду. Лишние люди мне только бы помешали, потому что, заслышав приближающихся к ним всадников, разбойники тут же попытались бы скрыться, как поднятые охотником звери, наверняка взяв вас в заложники, или, того хуже, просто разделались бы с вами. Поэтому я, вернувшись домой за Муеттой, один отправился в сторону той деревни. Однако меня чуть не обнаружил этот бретонец, когда я уже привязал лошадей и вышел на анделизскую дорогу. Он пронёсся мимо меня всего в нескольких шагах - я едва успел скрыться за деревьями. Я последовал за ним и через несколько минут вышел к опушке, где увидел костёр. Благодаря кустарникам, мне удалось приблизиться незамеченным довольно близко. Но что же я увидел?
  - Что? - спросила девушка, удивившись, что могло так поразить Вире.
  - Вы сидите рядом с разбойником и мирно с ним воркуете. Похоже, вы успели с ним подружиться! Битый час я наблюдал за тем, как тот разбойник, плёл вокруг вас свои сети. И продолжись это ещё хоть немного дольше, вы наверняка бы в них угодили.
  - Но это неправда! - возразила девушка. - Я с ним даже почти не разговаривала!
  Разочарование девушки невозможно было описать. Какая несправедливость! Она надеялась, что Вире видел, как она сражалась на шпагах с главарём разбойников и чуть не одержала верх над ним, ранив его в руку. Но оказалось, что мужчина ничего этого не видел. Иначе он наверняка бы остался довольным своей ученицей. Но, увы, Вире стал свидетелем только её болтовни с Аэлем.
  Но наконец в свете луны сквозь деревья леса показалась крыша их дома. Адрианна, заслышав стук копыт лошадей во дворе, тут же выскочила на улицу с потайным фонарём в руке.
  - Эжени, деточка, - проговорила она взволнованным голосом, бросившись к девушке. - Где же вы пропадали?
  - Успокойтесь, Адрианна, со мной всё в порядке, - сказала Эжени, спрыгнув с Муетты, и она тут же попала в объятья старушки.
  - Я так за вас волновалось, - причитала Адрианна. - Хорошо, что господин Вире вас нашёл.
  - Эжени, помогите мне, - услышала у себя за спиной девушка голос своего названого дяди.
  Обернувшись, она увидела, что Вире стоит родом со своим жеребцом и придерживает одной рукой Блеза, всё ещё неподвижно висевшего через спину животного.
  - Боже, что это? - воскликнула Адрианна, приняв бретонца за огромный тюк.
  - Пленник, - кратко ответил Вире.
  - Кто? - и глаза женщины расширились до невероятных размеров.
  - Это один из бретонских разбойников, Адрианна, - пояснила Эжени, помогая мужчине спустить бретонца на землю. - Мы его похитили. Но не бойтесь: он без сознания и связан.
  - Но зачем вы его сюда привезли? - спросила женщина, с опаской рассматривая неподвижного разбойника, которого Эжени и её "дядя" приготовились нести в дом.
  Хоть разбойник и был без сознания, он всё равно внушал бедной старушке ужас.
  - Утром его заберут солдаты, - пояснил Вире.
  - И всё это время он будет здесь, в нашем доме?
  - Это всего лишь несколько часов, Адрианна, - сказал мужчина. - Освещайте нам, лучше, дорогу.
  Больше женщина ничего не сказала, она только перекрестилась и, бормоча про себя молитвы, чтобы Бог оберёг её от этого разбойника, послушно встала во главе процессии.
  Бретонца отнесли в ту же самую комнату и положили на тот же самый диван, на котором всего несколько дней назад спала Жюдит Паре.
  - Не слишком ли долго он находится без сознания? - спросила Эжени у "дяди", подкладывая подушку под голову разбойника.
  - Скорее всего, он просто уснул, - ответил Вире. - Как я понял из жалоб этого молодца, ему очень хотелось спать. Теперь ему представилась такая возможность. Надеюсь, это продлится до утра.
  Мужчина отстегнул шпагу от пояса Блеза и протянул её Эжени.
  - Спрячьте её подальше. А я останусь с ним здесь на тот случай, если он проснётся.
  - Но вы ведь вторую ночь уже не спите. Может, мне постеречь его? - обеспокоенно спросила девушка.
  - Нет, - отрицательно покачал головой Вире. - Мне спать ни к чему. Слишком мало времени осталось.
  Как это ни странно, но Эжени показалась, что последнюю фразу мужчина произнёс с каким-то горьким сожалением, выделив слово "мало", словно он жалел о том, что ночь слишком коротка. Девушка же, напротив, очень бы хотела, чтобы утро наступило побыстрее. Она, как и Адрианна, не видела ничего хорошего в том, что разбойника придётся оставить на ночь в доме. Впрочем, в последние два дня её "дядя" вообще вёл себя как-то странно, однако, списав всё это на усталость из-за событий, свалившихся на них за это время, Эжени не придала этой фразе особого значения.
  - Идите спать, Эжени. Завтра утром, когда я уеду за солдатами, вы меня смените.
  Девушка послушно покинула комнату и направилась к себе, мечтая уже о том, как она окажется в своей мягкой постели. В спальне её уже ждала Адрианна, чтобы помочь ей раздеться. Наконец разглядев, что на Эжени надето новое платье, но почему-то уже порванное, старушка стала расспрашивать, откуда оно у нее появилось и что с ним случилось. Уставшей девушке не хотелось в подробностях пересказывать все перипетии сегодняшнего дня и она кратко ответила, что платье ей подарила Виолетта, но, случайно зацепившись за гвоздь, оно порвалось. Бесхитростная Адрианна поверила и принялась расшнуровывать Эжени, причитая:
  - Господин Вире совсем с ума сошёл. Где это видано - держать разбойника в доме! Я теперь всю ночь глаз не смогу сомкнуть, зная, что он за стеной.
  - Успокойтесь, Адрианна, он же связан, да и господин Вире рядом с ним, - пыталась как могла успокоить женщину Эжени.
  - Ох, чует моё сердце, что добром это не кончится, - покачала головой старушка и вышла из комнаты.
  Раздевшись, девушка положила платье на спинку стула. Теперь ей осталось только юркнуть в постель, но тут взгляд Эжени упал на шпагу Блеза, которая лежала на том же стуле. Не стоило ли ей положить оружие куда-нибудь поближе, чтобы оно в любой момент было ей доступно? Последние слова Адрианны, что не добром всё это кончится, показались Эжени слишком зловещими. И девушка решила положить шпагу на пол, рядом с кроватью, на тот случай, если ночь и впрямь выдастся беспокойной. Эжени взяла шпагу в руку и не удержалась, чтобы не рассмотреть её. Это было замечательное оружие с позолоченным эфесом, с изящной, красивой ковкой. Девушка наполовину вынула шпагу из ножен и увидела клеймо мастера в виде змейки. Клинок был острым, упругим, из высококачественной стали, и наверняка эта шпага стоила очень дорого. Но, конечно, не Блезу, а её бывшему владельцу, у которого она была заимствована, так же как и вороной конь. Похоже, у этого бретонца была просто страсть к красивым вещам.
  Наконец, закончив рассматривать шпагу, девушка положила её рядом с кроватью, задула свечу и улеглась спать, в блаженстве растянувшись на простыне. Эжени беспокоилась, что ей, так же как и Адрианне, из-за всех этих событий, обрушившихся на неё в последние дни, не удастся заснуть. Однако её опасения оказались напрасными. Стоило ей закрыть глаза, как она тут же погрузилась в глубокий сон.
  Но только девушка уснула, как почувствовала, что её кто-то толкает за плечо. Она сразу же открыла глаза и увидела перед собой Адрианну, которая стояла, склонившись над ней со свечой в руке.
  - Что-то случилось? - испуганно спросила Эжени.
  "Господи! Неужели бретонцу всё же удалось бежать!" - промелькнула мысль у неё в голове.
  - Уже утро, и господин Вире попросил разбудить вас, - ответила женщина. - Он уезжает в Ла Коллин-Верт.
  - Утро? - не веря своим ушам, проговорила девушка.
  Неужели она проспала целых четыре часа! Но ей показалось, что она всего лишь на минуту сомкнула глаза! По крайней мере, чувствовала себя Эжени совершенно не выспавшейся.
  - Который сейчас час? - спросила девушка.
  - Уже почти пять.
  Чтобы подтвердились слова Адрианны, Эжени посмотрела в окно. Сквозь прорези штор пробивались тонкие золотистые лучи восходящего солнца, разделявшие пол на равные участки.
  - Господин Вире просил вас поторопиться, - сказала Адрианна.
  Эжени тут же одёрнула одеяло и принялась поспешно одеваться. Через несколько минут девушка была уже готова и она отправилась в комнату, где находились Поль Вире и Блез, которого он стерёг.
  Когда она вошла, то увидела, что разбойник, освобождённый от кляпа, всё ещё спит, а её "дядя" сидит рядом с ним в кресле. Увидев девушку, Вире сказал, вставая со своего места:
  - Доброе утро, Эжени. Я сейчас отправляюсь в деревню и там попрошу капитана прислать сюда конвоиров за этим бретонцем. Вы же всё это время должны находиться здесь, возле него и не спускать с него глаз. Вскоре, я думаю, он проснётся, поэтому - вот ваша шпага, на тот случай, если разбойник будет пытаться предпринимать попытки сбежать.
  Эжени кивнула, показывая тем, что она всё поняла. И Вире покинул комнату, оставив девушку наедине с разбойником. Она подошла к окну и раздвинула шторы, запустив в комнату утренний нежно-розовый свет. В окне Эжени увидела, что лес всё ещё укутан мягким золотистым туманом, который, поднимаясь над землёй и обнажая стволы деревьев, постепенно таял. Вся трава и листья блестели мириадами капель росы, словно некая волшебница, пролетая над землёй, рассыпала свою шкатулку, наполненною бриллиантами.
  Отойдя наконец от окна, девушка села рядом с разбойником в мягкое кресло с подлокотниками, обитыми тафтой, и очень удобное для того, чтобы провести в нём долгое время. Блез по-прежнему спал, и это позволило девушке во всех подробностях изучить его лицо. И тут её ждало открытие, которое до этого времени от неё скрывала тьма, это то, что молодой человек обладал довольно привлекательной внешностью. Все черты его лица были на удивление гармоничны: гладкий лоб, небольшой прямой нос, но в то же время мужественный подбородок, разделённый небольшой бороздкой. Его длинные, тёмно-русые волосы, выгоревшие у лба почти до белого, были разбросаны в беспорядке по подушке, что придавало бретонцу романтический вид. Ещё более подчёркивало это безмятежность выражения лица спящего Блеза; спокойное, необременённое никакими тревогами, оно было по-детски беззаботно, как у маленького Ги, когда он спал в своей кроватке.
  "Какой обман!" - подумала Эжени. - "Неужели у всех спящих людей одинаковое выражение лица - и у невинного ребёнка, и у безжалостного бандита?" И действительно, меньше всего сейчас Блез был похож на разбойника. Он больше походил на натурщика, с которого художник вздумал написать портрет спящего Адониса. И если бы вдруг не Аэлю, а Блезу вздумалось примерить на себя вчерашний камзол и парик, то в таком обличии его можно было бы принять за аристократа. И потому одежда, которая сейчас была на нём: штаны, сшитые из грубого сукна, и старая замшевая куртка, местами потёртая и лоснившаяся, - смотрелись на нём нелепо. Хотя Эжени была уверена, что в Блезе, так же как и в Аэле, нет ни капли благородной крови. Чем-то эти два бретонца были похожи между собой, может даже, они были братья. Но в Аэле его крестьянское происхождение выдавало простоватое лицо с курносым носом, а также развязность и непосредственность в общении. У Блеза же лицо было загорелое и обветренное солёными морскими ветрами. К тому же ни единая часть его тела не говорила об изнеженности, наоборот, от бретонца шла какая-то внутренняя мощь, которую Эжени почувствовала в нём с самого первого мгновенья, как только увидела его.
  Но тут девушка заметила на шее мужчины тонкую веревочку. Осторожно поддев её пальцем, она потянула её, и из-за ворота выскользнул крестик. Это был медный крестик, который обычно носят в Бретани, но он выглядел так странно на шее разбойника. "Какой цинизм!" - опять подумала Эжени. Как тесно порой в людях уживаются жестокость и вера в Бога.
  Девушка взяла в руки крестик и стала засовывать его обратно под куртку Блеза, но тут вдруг мужчина зашевелил веками, дёрнулся и открыл глаза. Эжени тут же отпрянула от разбойника и села в кресле как ни в чём не бывало, инстинктивно сжав в руке шпагу.
  Ещё окончательно не отойдя ото сна, бретонец удивлённо водил глазами по комнате. Затем он поморщился от боли, видно, давало о себе знать место удара, на которое пришлось полено Вире. Блез хотел было поднять руки, но это у него не получилось, так как они были связаны. И тут наконец разбойник заметил девушку, сидевшую в кресле со шпагой в руке и смотревшую на него в упор. В одно мгновенье события минувшей ночи всплыли в его памяти. Безмятежность сразу же слетела с его лица, и её место заняла тревога.
  - Где я? - спросил Блез.
  - В доме моего дяди, - постаралась ровным голосом ответить Эжени, хотя с первого же мгновенья, как только бретонец очнулся, ею овладело какое-то непонятно волнение.
  Ей казалось, что даже тогда, когда она сражалась с рассвирепевшим Танги, она была более спокойна, чем сейчас наедине с этим разбойником, у которого были связаны руки и ноги.
  - Того самого учителя фехтования? - снова задал вопрос Блез.
  Девушка утвердительно кивнула.
  - И зачем меня сюда привезли?
  - Чтобы передать тебя в руки полиции. Через полчаса-час за тобой прибудут солдаты и заберут тебя.
  Лицо разбойника сразу же помрачнело, и он закрыл глаза, чтобы обдумать своё положение.
  Тут дверь в комнату отворилась, и на пороге показался Вире.
  - Эжени, - обратился он к девушке. - Я еду и прошу вас быть осторожной, особенно с этим разбойником. Старайтесь с ним не разговаривать. Муетту я оседлал и вывел во двор, чтобы вы могли воспользоваться ею, если случится нечто непредвиденное.
  - Хорошо, господин Вире, - ответила девушка.
  Мужчина вышел, и через минуту Эжени услышала во дворе удаляющийся топот копыт Меровея.
  - Прошу тебя, дай мне воды, - вдруг обратился Блез к своей стражнице, уже гораздо более мягким тоном. - Меня мучает жажда.
  - Конечно, - ответила Эжени, вставая с кресла и не выпуская шпагу из рук.
   Девушка всегда на добро отвечала добром, хоть Блез и не был к тому причастен. Однако если разбойник решил, что ему каким-то образом удастся обвести её вокруг пальца, то он ошибается. Подойдя к столу, на котором заботливая Адрианна оставила кувшин с водой и миску с хлебом и сыром, - на тот случай, если Эжени вздумается позавтракать, - девушка стала наливать воду в большую кружку, при этом ни на мгновенье не выпуская бретонца из поля зрения, который, в свою очередь, следил за ней. Подойдя к мужчине, девушка подставила к его рту край кружки и принялась поить, как совсем недавно её поил Аэль. Блез пил большими, жадными глотками - похоже, жажда и вправду мучила его. Осушив кружку, он попросил принести ему ещё столько же воды. Девушка слегка удивилась, однако выполнила просьбу бретонца. И тот и вторую кружку также осушил до дна. Отставив кружку, Эжени вновь уселась в кресло, положив шпагу к себе на колени.
  - Ты и вправду хорошо фехтуешь? - спросил Блез, бросив взгляд на шпагу, клинок которой отливал позолотой из-за утренних лучей солнца, падавших на него.
  - К твоему большому сожалению, да, - ответила девушка, позабыв наказ Вире не вступать в разговор с разбойником.
  - В любом случае, я не стал бы драться с тобой, даже если бы мы сейчас находились в равных условиях.
  - Почему? Потому что я девушка? - спросила Эжени, немного задетая словами бретонца.
  - И этого вполне достаточно, - ответил Блез.
  - Мне кажется, что вы, разбойники, приписываете себе гораздо больше благородства, чем у вас имеется. Фернан, сын дворянина, и то не устоял перед соблазном преподать мне "урок фехтования", как он выразился.
  - Это его дело. Я отвечаю только за себя, - спокойно пояснил мужчина.
  - И откуда же ты набрался столько благородства? Может, и в тебе течёт дворянская кровь? - поинтересовалась девушка, сама не веря своим словам.
  - Нет, - отрицательно закачал головой бретонец. - Мой отец - рыбак, и дед был рыбаком, и все в нашей семье так или иначе связаны с морем. Причём мы были одни из самых бедных в деревне; нас у матери было четверо, и я до двенадцати лет не знал, что значит носить новую одежду: всегда приходилось донашивать за старшими братьями.
  Но тут слова Блеза прервало ржание лошади, донёсшееся со двора. Мужчина вздрогнул и испуганно посмотрел в сторону окна: наверное, он решил, что это солдаты приехали за ним. Но Эжени знала, что это, скорее всего, была Муетта. Ведь господин Вире уехал совсем недавно и солдаты не могли появиться так скоро. Однако всё же девушка встала и подошла к окну. Но, как она и ожидала, никого, кроме одиноко разгуливавшей по двору Муетты, она не увидела. Эжени вернулась к Блезу и поймала его встревоженный взгляд.
  - Послушай, Эжени, так ведь, кажется, тебя зовут? - обратился он к ней. - Прошу, отпусти меня.
  - Что? Отпустить? - опешила девушка.
  Не сошёл ли бретонец с ума!
  - Отпусти, умоляю, - говорил мужчина, в упор глядя на Эжени своими светло-карими глазами, в которых теплилась крохотная, но всё же надежда. - Ведь меня же повесят! А мне всего двадцать семь лет, я только вкусил сладость этой жизни. Обещаю: я покончу с разбоем и не вернусь в банду, я начну другую, честную жизнь.
  - Честную жизнь? - переспросила Эжени, с недоверием глядя на бретонца. - Не слишком ли поздно пришло к тебе раскаяние? - И, отрицательно качая головой, она сказала: - Я не верю тебе. Что стоят слова разбойника? Разве ты умеешь делать что-либо другое, кроме как грабить людей? Каким честным трудом ты займёшься? Вернёшься в свою деревню и будешь рыбачить, как твой отец?
  - Нет, не вернусь. Но я найду себе применение, поверь.
  Эжени отвела свой взгляд от разбойника, чтобы не видеть его глаз и сказала, словно вынося приговор:
  - Я не отпущу тебя.
  То, о чём просил её Блез, было, конечно, невозможно. Как она могла отпустить разбойника, на совести которого множество преступлений? Да и что она скажет солдатам, которые скоро сюда прибудут? Что ей стало жалко преступника? Как она потом сможет посмотреть в глаза господина Вире, который рисковал своей жизнью, вызволяя её из лап разбойников?
   Но бретонцу было невдомёк, о чём размышляла его стражница.
  - И откуда у молодой девушки столько жестокости? - разочарованно произнёс он.
  Эжени вспыхнула.
  - А что молодых людей толкает становиться безжалостными разбойниками? - в свою очередь спросила она у бретонца.
  - Что? - вскликнул Блез.
  И от неожиданности девушка даже вздрогнула, потому что до этого времени бретонец оставался более-менее спокойным. Но тут, похоже, и его нервы начали сдавать. Он горящими глазами смотрел на Эжени и продолжал восклицать:
  - Ты знаешь, что значит расти в нищете? Знаешь, что такое недоедать или есть на долгом протяжении времени одну лишь рыбу, потому что нет ничего другого? Знаешь, что такое ходить в одних обносках, на которых от заплат нет живого места, и слышать при этом вслед насмешки и издёвки от своих сверстников. Осознавать, что человек, который тебе нравится, в моём случае - это девушка, никогда на тебя не посмотрит, и стыдиться своей любви к ней, потому что ты никто, ты червь и у тебя ни на что нет прав?
  Всё это Блез выговорил на одном дыхании и, словно обессилев, устало откинул голову на подушку.
  - Всё равно, перед Богом это тебя не оправдывает, - возразила ему Эжени. - Кто дал тебе право брать у других то, что тебе не принадлежит? Да, мир, наверное, несправедлив, но всё равно, нужно честно трудиться, и пытаться делать его лучше, а не обижаться и мстить. Ведь если все люди, которые считают, что жизнь обошлась с ними несправедливо, что она обделила их тем, что сполна дала другим, - а таких миллионы, - начнут грабить и убивать, во что тогда превратится весь мир? Начнётся бесконечная война, мир превратится в хаос!
  Бретонец опять посмотрел на девушку и заявил:
  - Мне нет никакого дела до других. Каждый волен выбирать свой путь. Я тогда выбрал свой.
  - Как ты можешь так говорить? Ведь ты носишь на своём теле крестик, символ Христа, - возмутилась Эжени. - Значит, ты веришь в Бога!
  - Крестик... это единственная память о моей матери. Она умерла, когда мне было десять лет.
  Теперь Эжени всё было понятно. Безбожный разбойник - чего же ещё от него ждать? И девушка не верила ни единому его слову. Блез опять был спокоен и хладнокровен. И вся эта пламенная речь, произнесённая минуту назад, была лишь актёрской игрой, затеянной для того, чтобы вызвать жалость у Эжени. Разбойник надеялся, что его стражница расчувствуется, услышав историю о его тяжёлом детстве. Однако она лишь презрительно на него посмотрела. Но неожиданно Блез продолжил свои воспоминания:
  - Мне не так часто везёт в жизни. Но однажды, когда я был ещё мальчиком, в нашу деревню прибыл новый кюре и он открыл приходскую школу, чтобы дети даже из самых бедных семей могли бы учиться читать и писать, прежде всего по-французски. Нужно ли говорить, что я упросил своего отца разрешить мне её посещать. Мне было тогда двенадцать, и те два года, что я провёл в её стенах, были для меня самыми счастливыми, даже несмотря на то, что приходилось петь в церковном хоре. Я лелеял горделивые планы о том, что выучившись, я смогу устроиться писарем к какому-нибудь богатею, потому что я не хотел быть ни рыбаком, ни моряком. Но потом всё закончилось. Мой отец не видел большого прока в моём учении. Он видел только, что я становлюсь всё более ленивым, потому что я целыми днями проводил за книгами, написанными к тому же на непонятном ему языке. И отец запретил ходить мне в школу. Он сказал, что я уже взрослый, поэтому должен помогать семье, и он стал брать меня с собой и моими братьями в море. Я плакал по ночам от горькой обиды. Ведь разве я для того учился в школе два года, зубрил французский, чтобы потом стать обыкновенным нищим рыбаком, как мой отец, и загубить свою жизнь в море? Нет, моё честолюбие говорило мне, что я способен на большее. Я был самым способным из всех учеников, и кюре говорил мне, что я обязательно должен продолжить своё обучение. И в семнадцать лет я ушёл из дома. С тех пор начались мои скитания.
  - И кем же ты стал, чего добился? Того, что стал разбойником? - съязвила девушка.
  - Поверь мне, поначалу я пытался зарабатывать честным путём. Но тот труд был не менее тяжёлым, чем труд рыбака, а платили за него крохи. Я нигде не видел ни справедливости, ни уважения к себе. Зато я видел, как можно жить иначе, на примере богатых торговцев, знатных дворян. И я хотел стать таким же богатым, как они. Но тогда я не нашёл никакого другого способа разбогатеть, кроме как заняться грабежом. Что же касается Бога, у меня с ним свои отношения. И я не вижу большого греха в том, чтобы обирать богатеев, для которых потеря части их состояния, нажитое чужим трудом, всего лишь досадное недоразумение.
  - Хорошо, даже если всё так, как ты говоришь, но скажи мне: в чём виновата камеристка де Грокуров, которую вы напугали до смерти в ту ночь, когда проникли в замок, в чём виновата бедная девушка-крестьянка, над которой надругался Танги и избил до полусмерти? - возразила ему Эжени.
  - Откуда ты знаешь, что это был он? - спросил Блез, нахмурив брови.
  - Я нашла эту бедняжку возле реки, где её оставил Танги умирать. Но она, к счастью, не умерла. Я подобрала её, и когда она пришла в себя, то всё мне рассказала о вас, разбойниках. Это от неё я узнала о вашем лагере у Пресаньи-л'Оргейё. Поэтому мой дядя так легко и нашёл вас.
  - Проклятье! - снова не удержался от восклицания бретонец. - Так я и знал, что Танги нас всех погубит! А как почувствовал запах падали - сам смылся!
  - Он не убежал, - сказала девушка. - Его убили.
  - Убили? - изумился мужчина. - Кто? Откуда ты знаешь?
  Но девушка не спешила отвечать. Меньше всего она хотела бы предстать перед разбойником в роли убийцы, тогда как совсем недавно она взяла на себя смелость судить Блеза.
  - Теперь не всё ли равно? - только и сказала она.
  Но у бретонца была своя версия:
  - Наверняка это сделал твой дядька. Иначе откуда бы тогда тебе знать.
  Эжени промолчала: пусть Блез думает, что хочет.
  - Послушай, я с удовольствием поболтал бы с тобой ещё, но у меня нет времени, - вдруг неожиданно сказал мужчина, приподнимаясь с дивана.
  - Нет времени? - удивлённо вскинула брови девушка. - У тебя его предостаточно, пока не прибыли солдаты.
  - Нет, мне нужно в уборную.
  - В уборную? - и Эжени немного смутилась, но тут же её лицо стало строгим. - Даже не надейся, что тебе таким способом удастся одурачить меня, я не развяжу тебя.
  - Хочу напомнить тебя, что я провёл на этом диване, не покидая комнату, почти всю ночь и выпил две большие кружки воды, и поэтому, мне кажется, моя просьба вполне естественна.
  - Извини, но тебе придётся подождать солдат.
  - Я не могу ждать! У меня мочевой пузырь переполнен! - вспылил Блез.
  Но Эжени оставалась непреклонной.
  - Ладно, как хочешь. Но пеняй на себя, если через какое-то время комната наполнится совсем не благовонными ароматами, - предупредил разбойник.
  Девушка в испуге посмотрела на бретонца: неужели он это сделает? И она на мгновенье представила, какая картина откроется конвоирам, когда они явятся сюда за пленником. И ей заранее стало мерзко. Да и диван потом придётся чистить.
  - Хорошо, хорошо, - поспешно сказала Эжени, опасаясь, как бы разбойник не начал претворять свою угрозу в действие.
  Девушка подошла к двери и, открыв её, стала звать Адрианну. Встревоженное лицо женщины тут же показалось из кухни. Видно, Адрианна решила, что случилось что-то серьёзное.
  - Мне нужна ваша помощь, - пояснила Эжени как можно более спокойным тоном, чтобы понапрасну не волновать старушку.
  Когда женщина вошла в комнату, то облегчённо выдохнула, увидев, что разбойник по-прежнему находится на своём месте, хоть уже и не спит.
  - Адрианна, вы должны будете перевязать верёвку на его ногах таким образом, чтобы он мог делать небольшие шажки, - объяснила ей девушка, указав на Блеза.
  - Что? - изумилась женщина, не сдвинувшись с места. Просьба Эжени показалась ей более чем странной. - Но зачем это?
  "Боже! Неужели мне ещё придётся объяснять причину?" - вздохнула Эжени и вслух сказала:
  - Так надо, Адрианна. Прошу вас, выполните мою просьбу.
  И Эжени для того, чтобы женщине было спокойней, да и чтобы бретонец не надумал выкинуть чего-нибудь этакого, приставила кончик свой шпаги к его шее. Но, похоже, что для Адрианны разбойник был воплощением самого дьявола, и даже такие предосторожности не успокаивали её. С обречённым видом, бледным лицом и трясущимися руками она наклонилась к ногам бретонца и принялась перевязывать верёвку. Когда женщина закончила, Эжени свободной рукой проверила достаточно ли крепко были связаны узлы. Результат девушку удовлетворил, и она обратилась к разбойнику:
  - Вставай и иди следом за Адрианной, она покажет тебе дорогу в уборную.
  Бретонец опустил ноги на пол и стал подниматься с дивана, но вдруг, почувствовав лёгкое головокружение, он покачнулся и чуть не упал, но девушка успела вовремя поддержать его за плечо. Постояв несколько мгновений и подождав, пока пелена спадёт с его глаз, Блез медленными, неуверенными шагами, постоянно ощущая на своей шее лёгкий укол кончика шпаги, последовал за Адрианной, шедшей полубоком и постоянно опасливо на него озиравшейся.
  Когда они дошли до уборной, мужчина вопросительно посмотрел на девушку:
  - Ты сама будешь спускать мне штаны?
  Нет, конечно же, об этом не могло идти и речи! И вздохнув, потому что и на этот раз бретонец был прав, Эжени попросила Адрианну развязать пленнику руки.
  - Господи, за что же ты послал мне такие испытания на мою голову? - тихо прошептала себе под нос старушка и принялась развязывать узлы.
  Когда наконец разбойник скрылся за дверью уборной, женщина, воздев руки к небу, принялась молиться. Эжени же овладело беспокойство: ведь сейчас, в данный момент, Блез был опасен как никогда. И хотя из уборной мужчине некуда было деться, да и в руках у девушки была шпага - её надёжная защитница, с каждым мгновеньем пребывания разбойника за закрытой дверью, растягивающимся для Эжени в долгие минуты, ей становилось всё тревожней.
  Наконец дверь отворилась, и Блез вышел из уборной. Его лицо по-прежнему выражало невозмутимость, и Эжени, успокоившись и вновь нацелив на бретонца шпагу, обратилась к Адрианне:
  - Свяжите ему руки снова.
  Бретонец послушно выставил их вперёд. И женщина уже положила было на его запястья верёвку, как вдруг разбойник дёрнулся в сторону, в его ладони что-то блеснуло. Подскочив сзади к Адрианне, охнувшей от страха, он обхватил левым локтем её шею, тесно прижав женщину к себе, а нож, который он держал в другой руке, нацелил на её живот. Всё это произошло так стремительно, что Эжени даже не успела вовремя среагировать. Всё, что она могла предпринять секундой позже, было уже бесполезным, так как Блез отгораживался от неё Адрианной, как щитом. Откуда у бретонца взялся нож, оставалось только догадываться. Но, вероятно, он всё время был при нём, например, в сапоге. И Эжени проявила грубейшую ошибку, не осмотрев бретонца, пока он спал. Правда, она была уверена, что это сделал Вире. Оказавшись же в уборной, Блез вытащил нож, перерезал себе верёвки на ногах и просто слегка для видимости обвил их вокруг ног, а затем спрятал нож в рукаве своей куртки. И теперь из-за оплошности Эжени всё могло рухнуть в одночасье.
  - Бросай шпагу на пол, - приказал бретонец девушке.
  Эжени посмотрела на Адрианну. Смертельно бледная, она имела вид овцы, попавшей в лапы волка. Кажется, она была уверена, что это были последние мгновенья её жизни.
  - Давай бросай! - нетерпеливо выкрикнул Блез. - Иначе я её прирежу!
  И кончик его ножа ещё плотней прижался к животу старушки, дырявя ткань передника. Девушка, как не горько ей это было осознавать, потерпела поражение в схватке с разбойником, он обхитрил её. И ей ничего не оставалось делать, как выпустить шпагу из рук, и оружие с громким металлическим звоном, словно удар в колокол, упало на пол.
  - Подтолкни её ко мне ногой, - продолжал приказывать Блез.
  С неприятным скрежетом, царапая деревянный пол, шпага подкатилась к Адрианне. Эжени почему-то казалось в эти мгновения, что всё происходит как-то медленно, заторможено, словно время растянулось, как сыромятная кожа, а все звуки были чересчур громкими, чёткими и невыносимыми для её ушей.
  Мужчина, по-прежнему нацеливая нож на живот Адрианны и не сводя глаз с Эжени, наклонился к шпаге и поднял её.
  - Уходи! Давай убирайся! - крикнул Блез девушке.
  И Эжени стала отступать по коридору к лестнице, освобождая путь бретонцу. А тот, подталкивая впереди себя женщину, еле передвигавшуюся из-за сковывающих её ног страха, направился к выходу. Дойдя до двери и открыв её, мужчина стал спускаться по парадной лестнице. Эжени бросилась за ним. Но Блез, услышав её шаги, выкрикнул, обернувшись:
  - Стой там, где стоишь!
  - Пожалуйста, не причиняй вреда Адрианне, - взмолилась девушка. - Она ведь не сделала тебе ничего плохого! Отпусти её, умоляю!
  Но бретонец продолжал двигаться по двору, удерживая заложницу. Он шёл к Муетте, которая, стоя у ограды, спокойно общипывала листву с кустарника. Однако, заметив незнакомца, который, по всей видимости, пожелал воспользоваться её услугами, лошадь испуганно стала пятиться от него, а потом и вовсе отбежала в сторону. Поняв, что кобыла в руки ему не дастся, Блез в задумчивости остановился. Он стал прикидывать: на достаточное ли расстояние он удалился от девушки (следившей за ним с замиранием сердца), чтобы быть теперь для неё недосягаемым. И тут, заткнув шпагу себе за пояс, мужчина резким движением оттолкнул от себя женщину и, одним махом перепрыгнув через ограду, бросился бежать со всех ног прочь. И вскоре лесная чаща скрыла его от глаз Эжени. Но девушка даже и не думала бросаться за ним в погоню. Может быть, на Муетте она и быстро бы его нагнала, но в тумане, который был в лесу ещё достаточно плотным, разбойнику не составит труда где-нибудь укрыться. И вместо этого Эжени бросилась к Адрианне, не сумевшей удержаться на ногах после того, как разбойник отбросил её от себя.
  - Адрианна, Адрианна, как вы? С вами всё в порядке? - в беспокойстве спросила девушка, наклоняясь над женщиной.
  Но старушка, ещё не отойдя от пережитого страха, не могла вымолвить и слова.
   - Давайте мне руку, я помогу вам встать и отведу в дом.
  Тяжело дыша и хватаясь за сердце, старушка поднялась с помощью Эжени, и мелкими шажками они направились к дому. Хотя на самом деле девушка просто сгорала от нетерпения. Ведь наверняка сейчас Блез спешит в сторону лагеря разбойников и, если он окажется там раньше солдат, то предупреждённые разбойники вновь успеют скрыться. И допустить этого было никак нельзя.
  - Как вы себя чувствуете, Адрианна? - спросила Эжени старушку, когда они вошли в дом.
  - Кажется, уже лучше, - пролепетала женщина.
  - Сможете дойти до комнаты? Мне нельзя больше медлить. Я должна ехать в Ла Коллин-Верт, чтобы рассказать обо всём солдатам и господину Вире, если только они ещё не отправились к лагерю разбойников.
  - Я думаю, что смогу, - ответила женщина. - Езжайте, Эжени.
  И девушка тут же бросилась вон из дома. Подбежав к Муетте и вскочив в седло, она направила лошадь в сторону деревни, где располагался штаб солдат. От дома Вире до Ла Коллин-Верта было меньшее расстояние, чем до Пресаньи-л'Оргейё и, несмотря на то, что Эжени замешкалась с Адрианной, там она должна была оказаться раньше, чем Блез, преодолевавший свой путь пешком, в лагере разбойников.
  Эжени проехала половину пути, когда вдруг издалека услышала топот копыт двух лошадей, двигавшихся ей навстречу. Инстинктивно девушка натянула поводья, ведь всадники могли оказаться кем угодно, в том числе и разбойниками. Но она облегчённо выдохнула, когда сквозь туман стали проявляться два красных пятна. Это были два драгуна, вероятно, посланные к дому Вире, чтобы заключить под стражу пленённого разбойника. Однако, судя по небыстрой рысце их лошадей, они не очень-то торопились. Эжени поехала им навстречу.
  - Господа офицеры, - обратилась она к ним, заставляя их остановиться, - вы, как полагаю, направляетесь к дому господина Вире?
  - Да, - ответил старший офицер, недоверчиво хмуря брови. - А вы кто?
  - Я племянница господина Вире.
  Недоуменные драгуны переглянулись между собой.
  - Но нам сказали, что вы охраняете пленника, пойманного этой ночью!
  - К несчастью, разбойнику удалось бежать, - виновато сообщила девушка.
  - Что? - возмущённо воскликнул мужчина. - Как это удалось бежать?
  Но он тут же осёкся. Мужчина лишь презрительно посмотрел на Эжени: чего ещё можно было ожидать от девчонки, и как вообще ей могли доверить охранять опасного преступника? Теперь его гнев выдавали только желваки, нервно ходившие на его лице.
  - Что же нам теперь делать? - растерянно спросил младший офицер.
  - Возвращаемся в Ла Коллин-Верт, - ответил старший.
  - Но вы не можете! - возмущённо воскликнула девушка. - Вы должны поехать к Пресаньи-л'Оргейё, там недалеко у реки располагается лагерь бретонских разбойников. Сбежавший пленник наверняка направился именно туда, чтобы предупредить своих товарищей о готовящейся на них облаве. Вы ещё можете нагнать его.
  - Мадемуазель Вире, у нас был приказ только забрать из дома вашего дяди пленного и доставить его в Ла Коллин-Верт. Но раз он бежал, то мы должны вернуться.
  - Но как вы не понимаете?! - воскликнула Эжени. - Пока вы будете ездить туда-сюда, время уйдёт, и разбойникам удастся скрыться!
  - Мадемуазель Вире, - тоже уже еле сдерживая себя, проговорил старший по званию, - мы не можем действовать без приказа! Мы должны вернуться в Ла Коллин-Верт, где находится капитан де Ру, и доложить ему о том, что разбойник бежал. И если мы получим новый приказ следовать к Пресаньи-л'Оргейё, мы отправимся туда.
  И, больше не сказав ни слова, мужчины стали разворачивать своих лошадей в обратном направлении.
  - Хорошо, - разочарованно произнесла Эжени. - В таком случае, я поеду с вами.
  - Как хотите, мадемуазель, - буркнул мужчина, не поворачивая головы.
  И все трое направились в Ла Коллин-Верт, но на это раз уже галопом.
  
  Блез бежал в сторону Пресаньи-л'Оргейё со всех ног. Мужчина обладал отменным здоровьем, однако к концу своего пути он уже начал задыхаться, его сердце бешено колотилось об стенки груди и, казалось, что вот-вот сейчас разорвётся. Но Блез не останавливался ни на мгновенье, понимая, что дорога каждая минута. Но вот он наконец - перекрёсток с анделизской дорогой, а за ним - пролесок, заканчивающийся опушкой.
  Когда Блез выбежал на поляну, то он застал своих товарищей на тех же местах, где они были и до его похищения. Селавен, Ольер и Конан дремали у потухшего костра. Фернана не было видно, он, вероятно, по-прежнему спал в карете. И только Аэль вернулся на телегу, где мирно похрапывал, совершенно не обеспокоенный исчезновением своего друга и пленницы. Однако Селавен, услышав тяжёлые шаги Блеза, подбегавшего к кострищу, чтобы растолкать спящих товарищей, проснулся и удивлённо уставился на запыхавшегося Блеза, который тяжело дышал и чьё лицо было краснее свёклы.
  - Что стряслось? На тебе лица нет, - тут же встревожено спросил Селавен, приподнимаясь со своего места и одновременно будя Конана, спавшего рядом с ним.
  - Вставайте, все, живо, нужно смываться! Сюда едут солдаты!
  - Что? Откуда ты знаешь, ты что их видел? - спросил Селавен, вскочив на ноги.
  - Нет, не видел, они ещё далеко. Но я наверняка знаю, что скоро они будут здесь, на нас устраивают облаву!
  - Чёрт! - воскликнул Селавен. - Нужно сказать Фернану.
  - Я сам скажу, - сказал Блез. - Собирайтесь и запрягайте лошадей.
  - Постойте, а где девчонка? - спросил Конан, бросив взгляд на телегу, на которой спал Аэль.
  - Потом объясню, - нетерпеливо ответил Блез. - Но она заодно с этими солдатами.
   Как только Фернан узнал о произошедшем этой ночью, то тут же выскочил из кареты, извергая бретонские ругательства.
  - Нам нужно избавиться от награбленного, - обратился он к Селавену, поспешно впрягавшего лошадей в карету. - Если мы с ним попадёмся - нам не отвертеться.
  - Но куда мы всё это денем? - спросил мужчина. - Если они знают о нашем лагере, то прочешут в округе каждый кустик, каждую травинку!
  Фернан задумчиво осмотрелся и указал в сторону Сены.
  - В воду, - сказал главарь разбойников и тут же громко приказал: - Давайте, все, берите сундуки и несите их к реке. Потом за ними вернёмся.
  Спустя пару минут всё награбленное разбойниками уже покоилось на дне реки среди зелёных, склизких водорослей и прикрываемое сверху листьями кувшинок.
  - Ольер, Конан, - обратился Фернан к названным разбойникам, которые сидели на облучке телеги, готовые тронуться в путь, - вы поедите по дороге в сторону Вернона под видом крестьян. Аэль и Блез - на север, лесом, к Турни. Мы же с Селавеном на запад, к Лез Андели, - и главарь разбойников вскочил на козлы кареты, где уже его ожидал Селавен, готовый отправиться в путь. - Встречаемся все в условленном месте. - И добавил уже более приглушённым голосом: - Если нам повезёт и на этот раз.
  Селавен щёлкнул кнутом, и карета, запряжённая двойкой рыжих лошадей, тронулась.
  - Но-о, пошёл! - крикнул Ольер, хлестнув вожжами, и телега стала разворачиваться в сторону Вернона.
  Блез же и Аэль, успевший переодеться в камзол, верхом поехали на север.
  
  Когда Эжени вместе со своими сопровождающими въехала в деревню, солдат там уже не было. В Ла Коллин-Верте остался только капитан де Ру, руководивший операцией по поимке разбойников, и его помощник. Местный кабак служил временным штабом, где капитан и был найден сидящим за одним из столов. Увидев вошедших, он вскочил со своего места и с удивлением на них уставился.
  - Почему вы вернулись, лейтенант Бушар? Где пленник, которого вы должны были доставить сюда? - строго спросил капитан.
  - Разбойнику удалось бежать из дома, где он содержался под стражей, господин капитан, - отрапортовал лейтенант. - Так, по крайней мере, утверждает мадемуазель Вире.
  И только тут за спинами мужчин капитан заметил девушку, имевшую виноватый вид.
  - Это вы - племянница господина Вире? - спросил он, подходя к Эжени и окидывая её изучающим взглядом.
  Вероятно, мужчина уже был наслышан о её подвигах. Но, конечно, ему было невдомёк, что он уже встречался с ней во время попытки облавы на бретонских разбойников в "Колесе телеги", ведь тогда девушка была в мужской одежде.
  - Да, господин капитан, - ответила Эжени на его вопрос.
  - Так значит, разбойник бежал, вы говорите?
  - К моему большому сожалению, - и девушка понуро опустила голову.
  - Что ж, это плохо. Но всё равно мы их всех поймаем и перевешаем на виселице. Просто так они от нас не уйдут, - с твёрдой уверенностью заявил мужчина.
  - Господин капитан, медлить нельзя, - обратилась к нему Эжени с горячей речью. - Сбежавший разбойник скорее всего сейчас спешит в свой лагерь и если он успеет предупредить своих товарищей...
  Но капитан де Ру прервал девушку:
  - Мадемуазель Вире, вам не о чем беспокоиться. Отряды солдат уже направились к их месторасположению. Каждый командир получил подробнейшее описание всех бретонских разбойников, составленное со слов господина Вире, посетителей постоялого двора "Колеса телеги", а также камеристки маркизов де Грокуров. Посмотрите сюда, - и офицер полиции подошёл к столу, на котором лежала карта, вся исчёрканная углём. - Вот место, где мы сейчас находимся, деревня Ла Коллин-Верт, - ткнул он пальцем в чёрную точку, от которой расходились стрелки. - А это - Пресаньи-л'Оргейё. Как вам должно быть известно, отсюда до этой деревни - чуть больше одного лье. Лагерь бретонских разбойников, по словам вашего дяди, находится примерно в одной трети лье от Пресаньи-л'Оргейё. К нему были направлены солдаты, разделённые на три группы, по шесть солдат в каждой и во главе с опытными офицерами. Один отряд, к которому примкнул и ваш дядя, направился непосредственно в Пресаньи-л'Оргейё, он должен будет подойти к лагерю разбойников с правой стороны. Другой отряд, напротив, подъедет к ним с этой стороны, со стороны города Вернона, - водил пальцем по карте капитан, указывая направления. - Третий - направится прямо к их лагерю от замка барона д'Ормона. Господин Вире нам сказал, что барон любезно согласился предоставить нам в помощь своих людей. Присоединившись к нашим солдатам, они рассыплются веером по всей округе. Таким образом, как вы видите, разбойники будут окружены со всех сторон. У них останется только один свободный путь для бегства - вплавь через Сену, которым, я думаю, они навряд ли воспользуются. Вам всё понятно? - и капитан вопросительно посмотрел на девушку.
  Та утвердительно кивнула.
  - В таком случае, мадемуазель, не смею вас больше задерживать. Вы должны будете отправиться в замок Ормон, - сказал де Ру.
  - В Ормон? - изумилась девушка. - Но зачем?
  - Это личная просьба господина Вире. Он попросил меня, что если вдруг вы приедете сюда, то я отправлю вас в замок Ормон вместе с охраной. А охраной в данном случае вам будут служить лейтенант Бушар и сержант Денни, с которыми вы уже имели честь познакомиться.
  - Но мне совершенно нечего делать в замке барона! - возразила Эжени.
  Как же так! Её отправляют в замок, где она не будет иметь возможность получать сведения о ходе операции! Да ещё под присмотром двух солдат, словно она маленькая девочка и не может за себя постоять!
  - Позвольте мне остаться здесь, господин капитан, - попросила Эжени.
   Но во взгляде де Ру была суровая непреклонность.
  - Мадемуазель Вире, я дал слово вашему дяде. И, думаю, вам не стоит спорить, потому что господину Вире виднее, где вы должны находиться. Поэтому извольте отправляться в замок Ормон. Бушар, Денни, выполняйте приказ.
  - Слушаюсь, господин капитан, - поклонились те, и Бушар сделал пригласительный жест девушке по направлению к выходу из кабака. - Прошу вас, мадемуазель.
  Эжени поняла, что спорить было бесполезно, и, расстроенная, она направилась вон из кабака.
  
  Небольшой отряд драгун из шести человек во главе с лейтенантом Лемесьером ехал по анделизской дороге в сторону Пресаньи-л'Оргейё. У них был приказ доехать до предполагаемого расположения лагеря бретонских разбойников и, в случае его обнаружения, напасть на него, взяв разбойников живыми или мёртвыми. Одновременно с этим солдаты должны были останавливать, допрашивать и, в случае необходимости, досматривать на своём пути любой конный экипаж, ездока или пешего, если они покажутся подозрительными или их внешность будет совпадать с описанием бретонских разбойников.
  Однако в столь ранний час, когда солнце только начало подниматься от земли, а влажный воздух, пропитанный туманом, всё ещё хранил прохладу и свежесть, повстречать кого-либо на дороге было бы скорее более невероятно, чем ожидаемо. И поэтому, когда впереди по дороге со стороны Пресаньи-л'Оргейё сквозь рассеивающийся туман показалось какое-то движущиеся пятно, лейтенант дал знак своим подчинённым остановиться и встать наизготовку. Драгуны сняли со своих плеч мушкеты и направили их в сторону движущегося пятна.
  И вскоре стали отчётливо слышны топот копыт коня, бегущего им навстречу торопливой рысью, и поскрипывание колёс повозки. На солдат двигалась крестьянская телега. Драгуны выстроились в шеренгу, преграждая ей путь, и только командир отряда выехал вперёд, чтобы допросить незнакомцев.
  На облучке телеги, запряжённым рыжим куцехвостым жеребцом, сидели двое мужчин, по виду крестьян, в широкополых фетровых шляпах. Заметив кордон, преграждавший им путь, они переглянулись между собой, однако продолжили свой путь, даже не думая разворачиваться назад и пускаться в бегство.
  - Прошу вас остановиться, - обратился к ним Лемесьер, когда телега подъехала к ним почти вплотную.
  И возница послушно натянул вожжи.
  - Кто вы и куда едете? - спросил их лейтенант.
  - Мы крестьяне, - ответил Ольер, стараясь, насколько это было возможным, замаскировать свой бретонский акцент. - Едем в город. А что случилось?
  Но Лемесьер не ответил на их вопрос, а только снова спросил:
  - Что везёте?
  - Ничего, - небрежно пожал плечами бретонец.
  - Зачем едете в город?
  - Так, прикупить кое-чего для хозяйства.
  - Так рано, в шесть утра?
  - У нас много дел.
  - Откуда вы?
  - Из Пор-Мора, - назвал Ольер первое пришедшее ему на память наименование окрестной деревни.
  Однако офицер с подозрительностью взглянул на мужчин.
  - Откуда же у вас тогда такой странный выговор, если вы местные?
  - Вам показалось, господин офицер, - ответил Ольер, который сгорбившись и глупо улыбаясь, старался из-за всех сил изображать из себя неотёсанного нормандского крестьянина.
  - В любом случае, мы должны обыскать вашу повозку и вас самих. Маншо, приступайте к обыску.
  Названный солдат обнажил свою шпагу и, подъехав к телеге, принялся тыкать и ворошить своим клинком солому, надеясь обнаружить спрятанное под ним награбленное разбойниками. Конан, обернувшись, с молчаливой угрюмостью следил за действиями драгуна. И вдруг кончик шпаги Маншо за что-то зацепился, и солдат принялся разгребать солому.
  - Здесь оружие, господин лейтенант! - воскликнул он, увидев ствол пистолета, припрятанного в соломе.
  Но Конан в то же мгновение схватил этот пистолет и, не раздумывая и особо не целясь, выстрелил в упор в только что обыскивавшего их телегу солдата. Однако Маншо вовремя успел дёрнуть повод своей лошади в сторону и остался невредимым. Одновременно с Конаном и Ольер также вытащил свой пистолет и выстрелил в командира отряда - пуля задела плечо. Драгуны, у которых были в руках мушкеты, выстрелили. Однако разбойники, пригнувшись, успели соскочить с облучка телеги на землю. Пули пролетели над головой рыжего жеребца, никого не задев. Шпаги разбойников, также прикрытые соломой, лежали у самого бортика телеги. Достав их, Ольер и Конан, направили клинки в сторону солдат, окруживших их со всех сторон.
  - Сдавайтесь! Неужели вы не понимаете, что сопротивление бесполезно? - послышался голос лейтенанта, который, сидя верхом, держался за своё раненое плечо.
  Но бретонцы были готовы дать бой, они собирались дорого продать свои жизни. Двое драгун спешились и подскочили к разбойникам - завязался бой. Конану, владевшему шпагой намного лучше своего товарища, скоро удалось ранить одного из солдат в грудь. Тот охнул от боли и, отступая на шаг назад, споткнулся и упал. Конан, обрадовавшись, обхватил эфес своей шпаги двумя руками, собираясь нанести завершающий удар. Однако Лемесьер, наблюдавший за поединком и заметивший это, подскочил на лошади сзади к разбойнику, заставив животное почти наехать на мужчину, и, держа шпагу своей здоровой рукой, со всей силы плашмя ударил ею по Конану чуть выше плеч.
  
  Тем временем Аэль и Блез всё дальше удалялись от лагеря разбойников, пробираясь лесом на север.
  - Я-то думал, что ты пошёл развлекаться с девчонкой, так она тебе понравилась. А оказалось... - произнёс Аэль, выслушав рассказ Блеза о его ночных приключениях и пребывании в доме Вире. - И ничего в моём сердце не ёкнуло, когда я вернулся и увидел телегу пустой. Но я ведь даже предположить не мог, что тебя могли похитить. А я ещё цацкался с ней! - сокрушённо закачал головой молодой человек. - Это я во всём виноват. Фернан убьёт меня, когда узнает, что это я отвязал девчонку.
  - Ты здесь ни при чём, - возразил Блез. - Это Фернан с Танги виноваты, потому что тащили каждую юбку в лагерь. Был закон: не приводить девчонок. Они его нарушили - и вот расплата.
  Тем временем лес начал редеть, и вскоре сквозь ветви деревьев стали проглядывать шпили замка Ормон, возвышающегося на соседнем холме. И всадники попридержали своих лошадей, прежде чем выехать на открытое место.
  - Лучше спешиться, - предложил Блез, - так мы будем менее заметны для солдат, если они где-то здесь, поблизости.
  Аэль, соглашаясь, кивнул. И друзья спрыгнули на землю. Оставив своих лошадей, они принялись пробираться сквозь заросли папоротника. И чем ближе становился край опушки, тем ниже пригибали свои головы мужчины. И тут их взору открылась низина, по которой стелились остатки тумана и по которой в сторону замка ехал небольшой отряд солдат. Заметив их, разбойники, как можно ниже прижавшись к земле, замерли на месте. Выглядывая из-за листьев папоротника, куполом нависавших над их головами, бретонцы внимательно наблюдали за тем, как драгуны проехали по мосту и как затем открылись замковые ворота, поглотив их. А спустя несколько минут вновь их выпустили, но всадников стало уже в два раза больше. Командующий отрядом махнул рукой, и кавалькада двинулась в путь, на юг, в сторону Пресаньи-л'Оргейё.
  - Да они едут прямо на нас! - тихо вскликнул Аэль с расширенными от ужаса глазами. - Надо убираться, иначе через пару минут нас обнаружат!
  И бретонцы так же, почти ползком, вернулись к своим лошадям и, отъехав немного вглубь леса, чтобы их не было заметно среди деревьев, повернули на запад для того, чтобы объехать замок по левому краю и таким образом избежать встречи с солдатами.
  
  Карета, с сидевшими на её козлах Фернаном и Селавеном, во весь опор неслась по дороге в сторону Пресаньи-л'Оргейё, поднимая за собой пыль. Как вдруг вдалеке разбойники заметили какие-то красноватые пятна, которых было так много, что за ними не просматривалась дорога, уходившая дальше в туман.
  - Чёрт, кажется, это драгуны! - воскликнул Селавен, натягивая вожжи, чтобы остановить разгорячённых лошадей.
  Когда карета остановилась, разбойники стали пристально всматриваться в эту группу солдат в красных мундирах, очертания которых были расплывчаты из-за всё ещё нависавшей над лесом дымки.
  - Нужно разворачиваться, - сказал Селавен и он уже хотел было натянуть одну из вожжей, но Фернан остановил его.
  - Поздно, Селавен, - сказал он, - нас уже заметили. Посмотри.
  Действительно, красное пятно заметно оживилось, оно стало увеличиваться и вскоре распалось на семь отдельных всадников, которые галопом неслись им навстречу.
  - Что же делать? - растерянно произнёс помощник главаря.
  - Ехать дальше, - спокойно ответил Фернан.
  - Да ты что! - воскликнул Селавен. - Прямо в их лапы! Нас же схватят!
  - Пытаться скрыться всё равно нет смысла. Я уверен, что посты расставлены на всех дорогах. А так - просто досмотрят и отпустят. Ведь при нас ничего нет, откуда им знать, что мы и есть те самые разбойники.
  - А вдруг с ними та девчонка!
  - В таком случае, она пожалеет, что на свет родилась: я пристрелю её как бешеную собачонку, - со злобой проговорил Фернан, положив свою ладонь на рукоятку пистолета, заткнутого за пояс. Затем он спрыгнул с козел и перебрался внутрь кареты. - Трогай, Селавен.
  Мужчина, с сомнением покачав головой, щёлкнул кнутом, и карета, теперь уже неспешной рысью, двинулась дальше. Солдаты, ехавшие навстречу бретонцам, очень быстро сблизились с ними. Во главе отряда драгун был лейтенант де Монтье, плотно сбитый, с проницательным, умным взглядом и с красным от быстрой скачки лицом, мужчина. Подъехав к карете, он представился и в свою очередь попросил путешественников назвать свои имена.
  - Я маркиз де Бельтц, - ответил Фернан, слегка высунувшись из окошка. - Но в чём дело, господин офицер?
  - Простите, ваше сиятельство, но мы вынуждены досмотреть вашу карету.
  - Да что вы такое себе позволяете? С каких это пор приличных людей солдаты обыскивают на дорогах?
  - Таков приказ, - спокойно ответил лейтенант. - Разве вы не слышали о разбойниках?
  - Конечно, слышал, но причём здесь я! - пожал плечами Фернан.
  - И всё-таки, ваше сиятельство, прошу предоставить вашу карету для обыска, - настаивал де Монтье.
  - Хорошо, обыскивайте, - смирился мнимый "маркиз" и вылез из кареты, приняв скучающий вид.
  Тем временем, пока солдаты осматривали карету, лейтенант подъехал к седовласому старику, единственному среди всех одетому в гражданское платье, но который всё время находился рядом с ними. Офицер вопросительно посмотрел на него, и тот еле заметно утвердительно кивнул. Однако этот жест заметили и Фернан с Селавеном, и они всё поняли. Когда обыск закончился, де Монтье вновь повернулся к солдатам.
  - Ну что там? - спросил он их.
  Те недоумённо развели руками: при бретонцах не нашли ничего подозрительного, ни похищенных драгоценностей, ни денег. Монтье на мгновенье задумался и ещё раз вопросительно посмотрел на Поля Вире. Но его лицо по-прежнему выражало уверенность: он узнал карету бретонцев и одного из разбойников - Селавена. Что касалось Фернана, хоть названому дяде Эжени и не довелось видеть его до этого ни разу, но по описанию, данному ему девушкой, он сразу догадался, кто перед ним. Главаря разбойников выдали его разноцветные глаза, которые так завораживающе действовали на женщин. Получив подтверждение от господина Вире, лейтенант решился.
  - Простите, ваше сиятельство, но я вынужден задержать вас до выяснения некоторых обстоятельств.
  - Вы что, меня арестовываете? - возмутился главарь разбойников. - Но по какому праву?
  - Разве я сказал "арестовать"? - изумился де Монтье. - Я сказал "задержать". А это разные вещи. Прошу вашего кучера развернуть карету в сторону города Вернона и следовать за нами.
  Офицер дал знак драгунам, и те стали перестраиваться, окружая карету разбойников со всех сторон: двое солдат остались позади неё, двое - впереди и ещё двое - по бокам, а лейтенант де Монтье вместе с господином Вире встали во главе конвоя.
  Селавен подобрал вожжи, делая вид, что собирается разворачивать карету, и драгуны немного расступились, чтобы дать место лошадям. Бретонец взмахнул кнутом и вдруг резко со всей силы обрушил его на спину одного из солдат, второй взмах - и ещё один удар по другому солдату, который, не удержавшись в седле, свалился на землю. Третий удар пришёлся уже на спину лошадей, запряжённых в карету. Однако те ещё с первым щелчком уже сдвинулись с места и, воспользовавшись прорехой, организованной солдатами, тут же рванули вперёд. На службе у разбойников были добрые почтовые лошади, имевшие отличную резвость. И поэтому, благодаря их мощному рывку и заминке среди солдат, бретонцы получили хороший гандикап перед своими преследователями. Одновременно с этим, пока Селавен орудовал кнутом, Фернан бросился к козлам и вскочил на них.
  - За ними, быстро! - скомандовал де Монтье, и драгуны ринулись в погоню.
  Быстроногие бретонские жеребцы неслись во весь опор по анделизской дороге. Фернан, привстав с козел, обернулся: все пятеро солдат во главе со своим командиром и стариком скакали за ними следом. Главарь разбойников вытащил из-за пояса свой заряженный пистолет, взвёл курок и почти не целясь выстрелил в лейтенанта. Однако, когда дымок от пороха рассеялся, он увидел, что офицер всё так же, целый и невредимый, скачет на своей лошади.
  - Чёрт, промазал! - выругался Фернан. - Карета слишком трясётся.
  И он стал перезаряжать пистолет. Во второй раз главарь разбойников решил стрелять уже наверняка. Прищурившись, он нажал на спусковой крючок, целясь в молодого солдата, скакавшего с краю, и чья лошадь неслась быстрее всех. Солдат охнул, вскинул руки вверх и, раненый в грудь, он завалился набок, безжизненно повиснув в седле головой вниз.
  - Кажется, есть один! - довольный, проговорил Фернан, засыпая порох в дуло пистолета. - Сейчас я их всех уделаю. Всех с собой в ад заберу, пока меня самого не пристрелят!
  Третья пуля была готова, и бретонец вновь выстрелил. И ещё один солдат был ранен, однако только в руку.
  Тем временем впереди замаячили красные крыши Пресаньи-л'Оргейё. О том, чтобы ехать через деревню по её извилистым улочкам, не могло быть и речи. И Селавен, свернув лошадей, пустил их в объезд по лугу. Пятнистые коровы, пасшиеся на нём, кинулись бежать врассыпную, как только услышали страшное громыхание кареты, нёсшейся на них. Луг был кочковатый, карету стало трясти ещё сильней, временами подбрасывая вверх. Фернан достал из кармана новую порцию пуль, однако тут одно из колёс кареты взлетело на кочку, саму карету подбросило вверх, а затем она жёстко опустилась на землю. Невольным движением ладонь мужчины разжалась и все пули, подпрыгнув вверх, выскользнули из руки, сыплясь на землю.
  - Проклятье! - воскликнул Фернан.
  - Что, ничего не осталось? - с ужасом спросил Селавен, постоянно погонявший лошадей.
  Главарь сунул руку в карман и нащупал там ещё пару пуль.
  - Есть ещё две, - сказал он.
  Ещё две драгоценные пули, а преследователей осталось пятеро. Достав из кармана предпоследнюю пулю, Фернан аккуратно стал закладывать её в дуло, словно она бала самым дорогим, что у него осталось. И когда бретонец обернулся, его взгляд вдруг упал на старика, скакавшего рядом с офицером. Это был тот самый старик, который подал знак лейтенанту. И он должен был поплатиться за это. Разбойник с ненавистью посмотрел на него.
  "Что ж, старик, надеюсь, ты помолился с утра. Потому что я сейчас тебя ухлопаю!" - проговорил про себя Фернан и наставил дуло пистолета на скачущего во весь опор Поля Вире. Никогда ещё разбойник не выцеливал так тщательно, ведь это была предпоследняя пуля. И мужчина нажал на спусковой крючок.
  Поль Вире видел, что именно на него было наставлено дуло пистолета, но он продолжал преследовать карету вместе с солдатами и только в последний момент, когда прозвучал выстрел, он дёрнул повод уздечки своего коня. Но Меровей, двигаясь по инерции вперёд, не успел увернуться и спасти своего хозяина. И тут же мужчина почувствовал, как нечто обжигающее разорвало его живот. Боль была невыносимой, казалось, что все его внутренности перетирали между двумя мельничными жерновами. Не в силах больше удерживать поводья из-за невероятной слабости, накатившей на него, Вире выпустил их. Морщась от боли, он приложил одну руку к кровоточащей ране, другой - ухватился за луку седла и, согнувшись, припал к шее своего коня, который к этому времени уже остановился. Кровь мощным потоком сочилась сквозь пальцы мужчины, прижимавшиеся к животу; неизвестно откуда взявшийся холодный ветер леденил его конечности. И Вире уже больше ничего не видел: белая пелена застилала его глаза. И не слышал. Остался только запах вспотевшей шерсти животного. Однако с каждым мгновением дышать становилось всё трудней. Но вдруг раздирающая его внутренности боль исчезла.
  "Как хорошо, - подумал Вире, - как хорошо лежать так... никуда не спешить... ни о чём не думать... ни о чём".
  Карета разбойников продолжала нестись вперёд, приближаясь к холму. Оставшиеся четверо солдат уже не казались бретонцам такими опасными. И вдруг крики ужаса и проклятий вырвались из груди разбойников: на вершине холма откуда не возьмись появились всадники. Эта был третий отряд солдат, пришедший на помощь старшему сержанту де Монтье, и вместе с ним - люди барона д'Ормона, вооружённые охотничьими ружьями. Рассыпавшись веером по склону холма, они неслись прямо на разбойников, окружая их со всех сторон. Раздался выстрел, и один из запряжённых в карету жеребцов споткнулся, его передние ноги подкосились, животное захрипело и безжизненно повисло на постромках. Карета тут же остановилась; второй жеребец, чувствуя запах крови, начал биться на месте, пытаясь высвободиться из хомута, приковывающего его к дышлу.
  - Всё, Селавен, это конец, - обречённо проговорил Фернан, с тоской наблюдая за солдатами, окружавших их всё более плотным кольцом.
  Главарь разбойников посмотрел на пистолет, в стволе которого покоилась последняя пуля. На этот раз уж он точно не промахнётся.
  - Именем короля вы арестованы! - где-то сбоку послышался голос де Монтье.
  И Фернан поднял руку, державшую пистолет.
  - Опустите оружие, я вам приказываю! - кричал лейтенант. - Осторожно!
  Но бретонец уже не видел ничего, кроме пронзительного голубого неба, распростёртого над ним. Он приставил дуло к своему виску и выстрелил.
  - Фернан! - с ужасом воскликнул Селавен.
  Но было уже поздно: голова разбойника, склонившись набок, безжизненно повисла на шее. Из простреленной раны быстрыми струйками засочилась тёплая кровь, вниз, по щеке, по шее, пачкая белоснежный шейный платок.
  "Нет, нет", - тихо шептал Селавен. И, схватив тело своего главаря за плечи, он прижал его к своей груди, несмотря на то, что руки его пачкались в крови и порохе, и он зарыдал, может быть, в первый раз в своей жизни. И его солёные слёзы смешивались с солёной кровью Фернана.
  
  Лес, через который ехала Эжени вместе со своими сопровождающими, становился всё реже, и вскоре за деревьями должны были показаться серо-бурые стены замка Ормон. Но вдруг лейтенант Бушар, ехавший впереди, резко остановил свою лошадь и поднял одну руку вверх, давая знак, чтобы остальные поступили так же. Эжени и Денни тут же послушно натянули поводья и принялись пристально всматриваться в лесную чащу, пытаясь понять, что заставило лейтенанта насторожиться. И вскоре сквозь щебетание птиц они услышали шорох листьев и хруст веток, ломавшихся под чьими-то ногами или копытами: кто-то пробирался через лес и шёл прямо на них или чуть левее. Бушар осторожно и почти бесшумно снял со своего плеча мушкет, и все замерли, ожидая, когда появится незнакомец, или незнакомцы, потому что, чем отчётливее слышались шаги, тем становилось всё более понятно, что людей или животных было несколько, скорее всего, двое.
  Наконец сквозь стволы деревьев, как и ожидалось, немного левее от Эжени и солдат, показались две фигуры всадников. Ни о чём не подозревавшие, они ехали своей дорогой. Один из них, мужчина, верхом на тёмно-гнедой лошади, был одет в синий камзол, расшитый серебром, на голове его находились пепельного цвета парик и широкополая шляпа, отороченная белыми перьями. Второй всадник, одетый намного скромнее, ехал верхом на изящном, вороном, как уголь, жеребце. И возглас изумления чуть не вырвался из груди Эжени, потому что она узнала этих двух всадников: это были ни кто иные, как Блез и Аэль. Но лейтенант Бушар, находившийся спиной к девушке, не видел эмоций, отразившихся на её лице. Он уже ударил свою лошадь ногами по бокам и направил её в сторону мужчин.
  Разбойники, услышав сбоку от себя какой-то шелест, ставший для них совершенной неожиданностью, в мгновенье ока обернулись, и Аэль тут же положил свою ладонь на эфес шпаги.
  - Господа, прошу вас остановиться, - приказал Бушар, наставив на них свой мушкет.
  Аэль испуганно переглянулся с Блезом, не зная, что делать: то ли подчиниться, то ли дать дёру. Но его старший товарищ уже остановил своего коня, понимая, что если сейчас они предпримут попытку бегства или попытаются атаковать солдат, то, скорее всего, эти драгуны, не раздумывая, пристрелят их.
  - Кто вы такие? - грозно спросил Бушар.
  Аэль тут же пришёл в себя и как ни в чём не бывало представился, стараясь тщательно скрыть свой бретонский акцент:
  - Я... я шевалье д'Эгиойн, - не без "заносчивости" произнёс он. - Но в чём дело?
  - Что вы делаете в лесу и почему пробираетесь тайком, словно воры?
  Бретонец изобразил возмущение:
  - Господин офицер, я предостерёг бы вас называть меня вором...
  И тут Аэль замолк, потому что как раз именно в этот момент его взор упал на спутников Бушара, показавшихся из-за его спины, - на сержанта Денни и Эжени. Бледное лицо бретонца вытянулось и мужчине стоило большого труда совладать с собой, чтобы не выказать панику, овладевшую им.
  - Сударь, что вы здесь делаете, да ещё в такой ранний час? - продолжал допрос лейтенант.
  Разбойник лихорадочно бегал взглядом от драгуна к Эжени. Однако обнадёженный тем, что девушка молчит и никоим образом не выдаёт разбойников, стал пытаться найти себе оправдание. Наконец, сглотнув слюну, он произнёс:
  - Мне кажется, господин офицер, это не ваше дело. Но если вы настаиваете, то я отвечу: я возвращаюсь от любовницы.
  - А он кто? - Бушар указал на Блеза.
  - Мой слуга, - ответил Аэль.
  - Вы вместе со слугой посещаете свою любовницу? - с подозрением спросил Бушар.
  - Он помогает мне взбираться в окно.
  - Почему у вашего слуги при себе шпага? Разве вы не знаете закона, запрещающего простолюдинам носить оружие?
  - А как, по-вашему, он должен будет защитить себя, если его обнаружат слуги мужа-рогоносца? - не растерявшись, ответил бретонец.
  Если бы Аэль не был бы разбойником, пытающимся любой ценой спасти свою шкуру, то Эжени, наверное, поаплодировала бы его находчивости и великолепной актёрской игре. И вообще, её уже начал разбирать смех. Но, похоже, грозный лейтенант не очень-то поверил молодому человеку, изображавшему из себя героя-любовника, и его всё ещё мучили сомнения. Обернувшись к девушке, он спросил её:
  - Мадемуазель Вире, вы знаете этих людей?
  И все четыре пары глаз - Бушара, Денни, Аэля и Блеза - уставились на неё в ожидании ответа. И Эжени нужно было произнести слово, только одно простое слово, которое, однако, станет приговором в её устах для этих двух разбойников. Но вдруг почему-то оказалось, что произнести это слово было очень сложно. Её челюсть словно онемела, и девушка не способна была издать из себя ни звука. Эжени, не понимая, что с ней происходит, смотрела на Аэля. Его карие глаза, в глубине которых таился страх, одновременно выражали и мольбу. Бретонец словно призывал девушку вспомнить его доброту, которую он проявил к ней, когда она была их пленницей. Эжени перевела взгляд на Блеза. Тот был по-прежнему удивительно спокоен. Казалось, что какое бы решение сейчас не приняла бы девушка, он примет его как единственно верное. Хладнокровию и выдержке этого разбойника можно было просто позавидовать. Он только молча, в упор, смотрел на свою недавнюю стражницу, почти не моргая, словно пытался внушить ей какую-то мысль.
  Затянувшаяся пауза ввела в беспокойство лейтенанта Бушара, и он повторил свой вопрос:
  - Мадемуазель Вире, вы их знаете?
  Эжени, выйдя из оцепенения, вновь посмотрела на Аэля, который напряжённо замер, ожидая её ответа: его мышцы на лице начали слегка подёргиваться, а костяшки пальцев, сжимавшие повод лошади, побелели. И тут в поле зрения девушки попал ствол мушкета, нацеленный на бретонцев, и ей показалось, что Бушар, давно уже находившийся в нетерпении, сейчас выстрелит.
  - Нет, я их не знают, - приглушённым голосом произнесла Эжени.
  - Вы уверены, мадемуазель Вире? - удивлённо спросил лейтенант Бушар, вероятно, ожидая совсем другого ответа.
  - Уверена. Я их не знаю, - уже более твёрдо повторила девушка, ни на кого не глядя, словно опасаясь, что её ложь обнаружится.
  И, подобрав повод, Эжени ударила ногой по боку Муетту, даже не убедившись в том, что Бушар оставил разбойников и последовал за ней. Проезжая мимо Денни, девушка поймала его разочарованный взгляд. Молодой солдат наверняка уже без пяти минут считал себя героем, он уже слышал похвалы от начальства в свой адрес и рассчитывал на возможную награду за задержание опасных преступников. И все эти надежды рассеялись в одно мгновенья, как сегодняшний утренний туман, из-за одного только слова "нет".
  
  Уже больше часа Эжени пребывала в замке барона д'Ормона. Вместе со своей подругой Виолеттой она сидела у окна в одной из комнат, вглядываясь в безлюдный пейзаж, ожидая, что вот-вот на дороге появятся люди барона во главе со своим господином или хотя бы солдаты с вестями. Апатия, накатившая на Эжени в самом начале по её прибытии в замок, постепенно сменялась беспокойством. Чем дольше отсутствовали барон и господин Вире, тем больше в сердце девушки вселялась тревога.
  - Господи! Ну когда же они вернутся? - с отчаянием воскликнула Виолетта, у которой уже покраснели белки глаз от напряжённого всматривания вдаль. - Неужели случилось что-то серьёзное?
  - Возможно, что разбойникам удалось уйти довольно далеко и их преследуют, - попыталась Эжени успокоить подругу, не находившую себе места.
  - И почему папе вздумалось поехать вместе с солдатами? Они прекрасно обошлись бы и без него. Ведь разбойников, как ты говоришь, не так много, - сетовала мадам де Монтуар.
  - Наверное, он просто хотел помочь своему другу, господину Вире, который тоже отправился вместе с солдатами. Ведь когда-то они воевали вместе, - предположила Эжени.
  Но тут Виолетта воскликнула:
  - Смотри, кто-то появился!
  Действительно, из леса выехала группа людей с ружьями на плечах.
  - Папа! - узнала среди них Виолетта своего отца и, вскочив со стула, она стремглав бросилась вон из комнаты, чтобы встретить барона д'Ормона внизу.
  Однако Эжени, задержавшаяся у окна, увидела, что из леса вслед за всадниками вынырнула и повозка, на которой лежало что-то большое и продолговатое, укрытое мешковиной. Тщетно девушка искала среди людей барона своего названого дядю, его не было среди них. "Может быть, ещё не все разбойники изловлены, и дядя остался с солдатами или отправился с ними в Ла Коллин-Верт", - сделала предположение Эжени и, чтобы всё узнать, она последовала за своей подругой.
  Когда девушка спустилась вниз и вышла во двор, то увидела, что барон и его люди уже въехали через ворота, а за ними - и повозка. Виолетта бросилась к отцу с объятьями, и Эжени решила им не мешать, хоть её и раздирало любопытство узнать: удалось ли схватить разбойников. Господин д'Ормон, заметив Эжени, переменился в лице и слегка отстранил от себя дочь. Он был невероятно бледен, и у Эжени что-то ёкнуло в груди: неужели разбойникам и на этот раз удалось уйти или её дядя ранен? Но последнее предположение девушке показалось невозможным: разве был кто-нибудь на этом свете сильнее и отважнее, чем господин Вире?
  Барон подошёл к Эжени и, закрывая собой телегу от её глаз, попросил подруг вернуться в дом.
  - Ну как, господин барон, их поймали? - не удержалось от вопроса Эжени.
  - Да-да, - закивал головой мужчина, - поймали, но, к сожалению, не всех. Пойдёмте в мой кабинет, я вам там всё расскажу.
  И девушка послушно последовала за бароном.
  - Удалось схватить только четверых разбойников, - начал рассказывать в кабинете господин д'Ормон, однако было видно, что рассказ этот давался ему с трудом. - Двоим, если верить вашим словам, что разбойников было шестеро, всё же удалось ускользнуть. Но солдаты прочёсывают всю округу, пытаясь их найти. В плен живыми удалось взять только двух разбойников. Один из бандитов был убит в схватке, второй - покончил с собой, выстрелив себе в голову. Кажется, это был их главарь.
  - Фернан?
  - Да, наверное. Он был одет в дорогую одежду, расшитую золотом. Но потери есть и среди нас, мадемуазель Эжени, - с горечью произнёс мужчина, опустив голову. - Трое раненых и, увы, двое убитых.
  - Жаль, - расстроено произнесла девушка. - А где господин Вире? Он вместе с солдатами продолжает поиски разбойников?
  - Нет, мадемуазель Эжени, - дрогнувшим голосом произнёс барон.
  - Где же он, в Ла Коллин-Верте?
  - Нет, он здесь.
  - Здесь? Но я не заметила его среди ваших людей? Он ранен? - и девушка уже готова была броситься вон из комнаты, чтобы оказать помощь своему названому дяде.
  - Нет. Он... - но барон был не в силах сказать девушке правду.
  - Что с ним? Скажите же ради Бога! - теряла терпение Эжени.
  Но мужчина молчал, опустив глаза, в которых стояли слёзы. И тогда Эжени бросилась к дверям. Мгновенно пролетев коридор и одолев лестницу, перепрыгивая через несколько ступенек, она оказалась в передней. Увидев одного из слуг, она подлетела к нему.
  - Где господин Вире?
  Тот, ошеломлённый, посмотрел на девушку, не в силах произнести ни слова, и указал рукой на двери одной из комнат, из которой выходили мужчины. Эжени бросилась туда и, протискиваясь между слугами, она вошла в комнату. Но там девушка увидела только стоявший посреди неё огромный, покрытый красной скатертью, стол, на котором лежало нечто большое и длинное, укрытое одеялом. Эжени в растерянности застыла на месте: господина Вире в комнате не было. Почему её обманули и что этот такое непонятное лежит на столе? Но тут она услышала у себя за спиной запыхающийся голос барона:
  - Пропустите, пропустите, дайте пройти.
  Войдя в комнату, мужчина закрыл за собой двери, чтобы избавиться от лишних свидетелей.
  Эжени повернулась к нему.
  - Где господин Вире? Ведь его здесь нет? - ничего не понимая, обратилась к нему девушка.
  - Ваш дядя и мой друг, он, к нашему всеобщему горю, погиб, - упавшим голосом сообщил барон д'Ормон.
  - Нет, - не веря, закачала головой девушка, но тут же слёзы брызнули из её глаз. - Этого не может быть.
  - Увы, это правда. В него выстрелил один из разбойников.
  - Нет, - и Эжени, обернувшись, посмотрела на стол. - Он здесь? - спросила она дрожащим голосом, указав на тело, скрытое под одеялом.
  - Да, - кивнул барон.
  Девушка подошла к столу, чтобы приподнять одеяло и убедиться, что под ним действительно находится тело Поля Вире, а не кого-нибудь другого. Но господин д'Ормон вовремя успел подойти к Эжени и взять её за руку.
  - Не надо, - проговорил мужчина, остановив девушку. - Поверьте, это он.
  Ноги у Эжени подкосились, и она рухнула на колени. Руками она обняла уже застывшее тело Поля Вире и, прижавшись к нему щекой, зарыдала, уткнувшись в одеяло. Барон, сам еле сдерживавший слёзы, положил свою руку на плечо девушке.
  - Я скорблю вместе с вами, мадемуазель. Но, что поделаешь, это - всё равно, что маленькая война. А война своих жертв не выбирает.
  Но Эжени не слышала слов мужчины, она уже больше ничего не слышала и не ощущала, ничего, кроме огромной скорби, поглотившей её. И весь мир перестал для неё существовать.
  
  - Вот эта газета, - сказал барон д'Ормон, взяв со стола очередной номер "Руанской газеты".
  Его дочь Виолетта и Эжени сидели в комнате на софе и собирались выслушать с большим интересом статью о поимке бретонских разбойников, наделавших шуму в Нормандии. Мужчина сел поуютней в кресло и принялся читать:
  "Вчера, 18 июля 1701 года в 10 утра на Рыночной площади города Руана были казнены через повешенье двое преступников из Бретани, занимавшихся разбойными нападениями и грабежами.
  Напомним о сути дела. С весны этого года наша провинция не знала покоя с тех пор, как на её землях появились разбойники из Бретани. За два месяца их пребывания в Нормандии ими было совершено два дерзких ограбления замков - Верваля и Грокура, а также многочисленные нападения на кареты знатных людей и простых путешественников. Преступники всегда вершили свои дела в чёрных платках, повязанных на лицах, и поэтому долгое время их невозможно было опознать. Однако в последних числах июня сего года их бесчестным делам был положен конец, благодаря блестящим действиям взвода руанских драгун под командованием капитана де Ру. Лагерь разбойников наконец удалось обнаружить. Оказалось, что он находился всего в полулье от города Вернон. Операция по поимке разбойников началась ранним утром 27 июня в попытке застать ничего не подозревавших разбойников врасплох. Однако одному из преступников случайным образом удалось прознать о намерениях полиции, разбойники были предупреждены и попытались скрыться. Но благодаря хитроумному плану, составленному капитаном де Ру, им этого сделать не удалось. Разбойники были окружены со всех сторон и, несмотря на то, что попытались оказать серьёзное сопротивление, всё же они были изловлены. Двое разбойников были убиты на месте и ещё двое схвачены живыми и конвоированы в Руан.
  Однако ещё двоим преступникам всё же удалось скрыться и, несмотря на все предпринятые полицией меры по их поимке, их так и не удалось найти. Так же при разбойниках не обнаружили и награбленное ими имущество. Под пытками двое арестованных преступников признались, что перед тем, как попытаться скрыться, всё награбленное было спрятано ими в сундуках и схоронено в водах Сены, недалеко от того места, где располагался их лагерь. Но все попытки полиции обнаружить драгоценности и деньги в указанном месте оказались безуспешными. Обследование всего прибрежного дна реки Сены вблизи лагеря разбойников, а также окрестностей не дало результата. Увы, награбленные ценности бесследно исчезли.
  Так же с прискорбием напоминанием вам о том, что со стороны полиции были человеческие потери: один солдат был разбойниками убит и двое ранены. Земская полиция провинции Нормандия и господин губернатор герцог де Монморанси-Люксембург выражают свою благодарность господину барону д'Ормону и, увы, посмертно, господину Полю Вире, также погибшему от рук разбойников. Эти достойные господа оказали неоценимую помощь в поимке преступников. А также мы выражаем своё соболезнование всем родным и близким сержанта Серро и господина Вире в связи с их гибелью. Они умерли, как герои, почтим их память".
  Закончив читать, мужчина отложил газету и посмотрел на Эжени.
  - Увы, мадемуазель Эжени, как это не справедливо, но вы в этой статье не упомянуты и словом. Хотя, я считаю, что именно во многом благодаря вам полиции всё же удалось поймать разбойников.
  - Ах, господин барон, поверьте, меньше всего я мечтаю о славе, - возразила девушка. - Да и в чём моя заслуга? В том, что я нашла бедняжку Жюдит Паре, которая и рассказала мне о лагере разбойников у Пресаньи-л'Оргейё?
  - Прежде всего, вы проявили настойчивость, храбрость и мужество.
  - Да, но ведь и по моей вине одному из разбойников, которого мы с господином Вире взяли в плен, удалось бежать. Ведь именно он предупредил своих товарищей о готовящейся облаве, и разбойники вновь чуть не ушли из-под носа.
  - Вам не стоит казнить себя за это. Такое могло случиться с каждым, - великодушно заметил барон. - Всё равно, рано или поздно, я уверен, их бы поймали.
  Эжени не стала дальше спорить. Хотя она и не считала, что ей в чём-то должны были быть благодарны. Как девушка могла считать себя героем, когда именно из-за неё двум разбойникам всё же удалось уйти от правосудия. Но жалела ли она о своём поступке, пощадив Аэля и Блеза, тогда как её "дядя" погиб от руки разбойника? Эжени старалась не думать об этом. Всякий раз, когда мысли по этому поводу посещали её, она гнала их от себя. Девушка знала, что рассудить её сможет только время. И она надеялась, что бретонцы всё же одумаются и покончат с разбойничьими делами. Они были ещё достаточно молоды, чтобы начать новую, честную жизнь. Но если всё-таки этого не случится, если Эжени ещё раз услышит об Аэле и Блезе в связи с их нечестной жизнью, то девушка знала: она найдёт их и сама лично приведёт полицию к тому логову, где они будут укрываться, и больше пощады бретонцам не будет.
  Что касалось исчезновения награбленных ценностей, то Эжени была уверена, что к этому приложили руку всё те же Аэль и Блез. Наверняка, как только это стало возможным, бретонцы вернулись к месту их бывшего лагеря и достали со дна реки всё, что было скрыто под её водами.
  - Итак, мадемуазель Эжени, - прервал мысли девушки барон. - Вы уже окончательно решили, что переезжаете в Париж, к моей дочери?
  Но за девушку поспешила ответить её старшая подруга:
  - О да, наконец-то, папа, это чудо свершилось. Эжени согласилась ехать со мной в столицу. Так что, дорогой папаша, в сентябре мы вас покинем.
  - Что ж, как мне не жаль будет расставаться с вами, но я рад это услышать, - одобрительно закивал головой д'Ормон. - Я так же, как и мой покойный друг Вире, считаю, что вы, мадемуазель Эжени, должны жить в столице. Там вы найдёте себе достойного мужа и заживёте счастливой жизнью, так же как и моя дочка. Что же касается мадам Флёри, то у вас не будет никаких причин беспокоиться о ней. Я обещаю, что обязательно пришлю к ней какую-нибудь работящую девушку, которая будет помогать ей по хозяйству, и она не будет ни в чём нуждаться.
  - Спасибо вам, господин барон, - поблагодарила его девушка.
  - Ну что вы, это для меня пустяки. Поезжайте в Париж, мадемуазель Эжени. Этого хотел Вире, и я должен помочь вам осуществить его пожелание.
   Итак, вопрос был решён. Осенью Эжени вместе со своей подругой Виолеттой де Монтуар уезжала в Париж; в волшебный, шумный, многолюдный город, с фешенебельными улицами, прекрасными дворцами и садами, великолепными театрами. Город мечты для многих, обещающий лучшую жизнь, и он ждал её.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"