Ворвались в раскрытую дверь разноцветным вихрем, разбудили, наполнили певучим говором вагон. Цыганки. Вот окружили девчушку-студентку - на лице паника, бледные руки с ярко-красными ноготками прячут от жадных глаз лакированную сумочку. Не бойся, милая, не твой сегодня день! Улыбками, черными косами текут, скользят вдоль равнодушных, любопытных, испуганных взглядов. Глаза, полные памятью предков - щелк, щелк. Моментальный снимок - анализ. Легкая добыча... щелк... денег нет... щелк... осторожно, не трогать!
Мигает свет, поезд выкатывает вагоны под гулкие мраморные своды. Станция. Сейчас закружат по перрону легкие бабочки широких юбок, подметая грязный пол, увлекая за собой пластиковые стаканчики и конфетные фантики. Вот сейчас... Но как будто разбилась волна цыганская, докатившись до берега вагонной двери - притихли, поникли, и даже ростом стали меньше - разве так бывает? Невидимый ластик меланхолично стирает со смуглых лиц уверенное привычное веселье.
Неожиданно серьезные взгляды скрестились в одной точке и тихо-тихо, зловещим шепотом, как бы ни для кого, в пустоту:
Отпрянули, замахали руками, будто стирая брызги ужаса, летящие из серых, под цвет офисной пиджачной пары, глаз. Заторопились, скользнули к выходу - бесплотные тени. И только одна, молоденькая совсем, под ноги глядя, быстрой скороговоркой бросила каменной от страха и упрямого недоверия статуе в сером костюме:
- Вечером смерть найдешь, пригожий... Кольца берегись! - и нет никого, как и не было.
Мелькают за окном вагона бетонные стены, подмигивают разноцветными лампочками. Вот и живи теперь как хочешь, Валентин свет Борисович, двадцати девяти лет от роду.
Хочешь - забудь как страшный сон слова цыганские, езжай до своей станции, купи по дороге до офиса три яблока и пачку "Мивины", и работай, как будто ничего и не было. Хочешь - расскажи друзьям за первой утренней чашкой кофе про жадных до наживы цыганок и себя - серьезного человека, у которого на страшные пророчества кошелек не выманишь.
А хочешь - выйди из вагона на ближайшей станции, найди маленькое уютное кафе, переполоши сонных официанток, и за чашечкой настоящего ароматного кофе, подумай над тем, что шансы-то у тебя равные - так же, как и у всех. Две задорные пятерки, два нолика. Пятьдесят на пятьдесят - пополам. Или умрешь, или нет.
А что лучше - жить так, как будто кто-то большой и сильный расстелил заботливо под твоими ногами дорожку в счастливую старость, и тратить жизнь так же легко, как роняют деревья желтые и красные листья? Или прожить особенный день, полный ожиданием смерти и смакованием каждой минуты - и чтобы жизнь закончилась не иссякнув, а перелившись через край? Никто за тебя не ответит.
Не знает Валентин, что лучше. Замер на сидении вагона - глаза в одну точку смотрят, а точка - не то снаружи, где цыганка молодая стояла, не то внутри - где часы тикают, минуты секундами подменяют. Грохочут колеса, и мысли в голове каблуками гремят - в такт. Страшно. Негоже человеку прогрессивному верить бредням цыганским. Об этом во всех газетах пишут - раз в месяц, по расписанию. Наукой доказано, что вся сила цыганского племени - во внушении, да в знании шестеренок и винтиков, которыми головы граждан набиты.
- Гав! Гав! - трусливая собачонка поджала хвост и с колен толстой хозяйки на Валентина тявкает - зарабатывает вечернюю косточку.
- А-а-у-у-у! Авву-у-у-! - поди прочь, существо бестолковое, не пугай человека в бледном лице - ему и так сейчас страшно.
- Тише, мой хороший, что с тобой, маленький? - это хозяйка звереныша успокаивает, а сама с опаскою по сторонам поглядывает - не мелькает ли где-нибудь над головами тень зловещая? Неспроста любимица воет, ой, неспроста. Горят любопытством щелочки глаз, трясутся толстые щеки, бледнеют - и неряшливо накрашенный рот искажает гримаса страха. А вдруг - по ее откормленную душу пожалует гость непрошенный? Тянется рука ко лбу - свят, свят! Отведи да помилуй, Господи!
Глядит Валентин на толстуху - зубы стискивает до боли. Отрывает от себя мысли о смерти, бросает на заплеванный пол вагона и оставляет - корчиться в бессильной злобе. Твердой походкой из вагона выходит. Хочется ему верить, что твердой. А люди думают - пьяный. Идет - шатается, лицо - краше в гроб кладут. И губы шевелятся - самому себе сказку рассказывает Валентин. О жизни, о смерти. Да руки беспокойно по телу шарят - здесь ли еще - бренное, единственное, родное.
Иди, Валентин, иди. Тебя ждет интересный день. Может, самый важный за всю твою - короткую? - жизнь. А мне пора - дел много.
До вечера, Валентин! А вечером вылетит на новую развязку дорожную серебристая красавица-Хонда. Водитель с пекущей занозой в сердце руль из мертвых рук выпустит - а я подхвачу, да поверну - и прямо на разинутый в крике рот над серым офисным костюмом. И не хочется - а надо. Работа такая.
Поверь, Валентин, цыганке - кольца берегись. А шансов у тебя - поровну. Так же, как у всех. Да один процент прибавь к своей надежде - от молоденькой цыганки подарок.