Жене Елизавете и дочерям Татьяне, Ксении и Екатерине посвящает сей труд переводчик.
Впервые вниманию отечественного читателя предлагается полный перевод на русский язык труда «далматского Фукидида» Мавро Орбини (1563(?)—1610) «Славянское царство», открывшего собой, по словам Франка Волльмана, эпоху «гуманистически–барочного славяноведения».
Уроженец Дубровника Орбини, в 15 лет надевший рясу бенедиктинского монаха, вырос в атмосфере высоких духовных устремлений и стойких книжных традиций, присущих ордену бенедиктинцев. Как сказано в одной из хранящихся в Дубровнике рукописей XVIII века, «братья любили и чтили его за мудрость и усердие, за добрый нрав и любовь, за собранность и самодисциплину» .
Частый гость литературного салона «дубровницкой Аспазии» Цветы Зу- зорич, объединявшего дипломатов, философов, историков, комедиографов и поэтов, многие из которых оставили заметный след в истории дубровницкой культуры, он жил всеми интересами современного ему общества.
Одной из актуальных тем того времени было плачевное положение славянства, немалая часть которого оказалась в рабстве у других народов и утратила свою политическую самобытность. В начале XV века одними из первых прежнее величие славян восславили Винко Прибоевич и Лудовик Цриевич–Туберон. Вслед за ними в других странах стали появляться трактаты по истории чехов, поляков, русских. Другой знаменитый участник кружка Зузорич, поэт Дидак Пирр — Исайя Коэн, португальский еврей, после долгих скитаний по Европе и Азии нашедший убежище в Дубровнике — привлек внимание Орбини к судьбе еврейского народа, на протяжении тысячелетнего преследования черпающего силу и гордость из своей истории, увековеченной в книгах.
Следуя велению сердца, Орбини решил принять вызов времени и посвятил свою жизнь созданию энциклопедии всего славянского рода, где по образцу «классических» народов были бы описаны его происхождение, подвиги и истории правящих династий, объединенные общей идеей гордости за свое славянское происхождение. Он перерыл все доступные ему монастырские и личные библиотеки, обнаружив немалое количество материалов для своего труда. Большим подспорьем в работе оказались архивы итальянских библиотек, в частности, знаменитой библиотеки герцога Урбинского, одного из величайших книжных собраний своего времени. Там в специально построенном здании в идеальном порядке хранилось более шестисот латинских, ста шестидесяти греческих и восьмидесяти еврейских кодексов, собранных в конце XV века основателем библиотеки герцогом Федериго дей Монтефельтро, наряду с позднейшими поступлениями и редчайшими печатными изданиями, пополнившими ее фонды за последующее столетие. К сожалению, через полвека после смерти Орбини для Италии настали тяжелые времена, и уникальное собрание с большими потерями перекочевало в Ватикан.
Поездка Орбини в Италию была щедро оплачена знаменитым меценатом, дубровницким изгнанником Марином Бобальевичем, чья судьба тесно связана с созданием книги. В пеструю ткань славянской истории Орбини была вплетена история рода Бобальевичей и Рагузы (Дубровника). Изданный на итальянском труд был предназначен, в первую очередь, для итальянских вельмож, знакомых с перипетиями жизни Бобальевича, дабы, заняв, благодаря его авторитету, достойное место на книжных полках итальянских собраний, реабилитировать славян в глазах образованной Европы, а наряду с этим и самого Бобальевича в глазах Дубровницкого сената. Эта реабилитации славян под знаменем «иллирийской идеи» имела и вполне конкретный политический смысл: папа Климент VIII готовил военный союз против Османской империи, имевший целью освобождение Балкан. Одним из опорных пунктов военных действий, планировавшихся на 1595 год, был Дубровник, располагавший мощнейшим флотом. В надежде на успех оживились потомки древних родов, вновь пошли в дело старинные гербы. Однако планам этим не суждено было осуществиться…
Усердие Орбини обернулось против него. Стремясь не упустить ни одного ценного упоминания о славянах, он включил в свой труд прямые и косвенные цитаты более чем из трехсот тридцати произведений (более 280 из них перечислены в предваряющем его труд списке, помимо которого упоминаются еще около 50). В их число попали и труды авторов, примкнувших к Реформации. В эпоху усиления католической реакции возмездие не заставило себя долго ждать. Через два года после своего выхода в свет «Славянское царство» оказалось в Индексе запрещенных книг и надолго выпало из поля зрения образованной Европы.
Однако, воистину, habent sua fata libelli! Через сто с лишним лет после выхода труда Орбини дубровницкий дипломат на русской службе Савва Рагузинский–Владиславич (тот самый, что привез в 1705 году из Стамбула купленного для Петра арапчонка Ибрагима) преподнес экземпляр «Славянского царства» Петру I. В 1722 году по повелению самодержца книга в сильно сокращенном переводе Саввы была издана в Петербурге. Предисловие к ней написал ученейший соратник Петра Феофан Прокопович. Русский язык перевода Саввы оставлял желать лучшего, да и в древней истории и словесности он не был искушен. Между тем книга получила стремительное распространение на Балканах и там, даже светя отраженным светом, обрела новую жизнь, согрев сердца немалого числа благодарных славян. Образованные сербы проделывали длинный путь, чтобы ознакомиться с ее содержанием, и хранили ее списки как святыню. Обнаружив экземпляр петровского издания в архиепископской библиотеке в Сремски–Кар- ловцах, афонский иеромонах св. Паисий Хилендарский, певец болгарского национального возрождения, написал на ее основе свою знаменитую «Сла- вяно–болгарскую историю». Использовал перевод Орбини в работе над своей «Историей Российской» и Василий Татищев.
В более позднее время, включая и наше недавнее прошлое, труд Орбини практически игнорировался отечественными историками. Редкие упоминания о нем сопровождались высокомерными отзывами, обнаруживавшими поверхностное знакомство их авторов, в лучшем случае, с переводом петровского времени. Уважительное отношение к Орбини истинных знатоков предмета, таких как И. Н. Голенищев–Кутузов, оставалось в тени.
Помимо огромного числа литературных сведений о славянах, почерпнутых зачастую у малоизвестных или вовсе утраченных ныне авторов, труд Орбини содержит немало «жемчужин». Пытливый читатель найдет в нем и очерк истории славянской письменности, и словарь вандалов, и привилегию Александра Великого славянам, и одну из первых публикаций «Барского родослова» XII века, известного в нашей литературе под названием «Летописи попа Дуклянина», и первое в европейской литературе изложение болгарской истории…
В диссонанс с устойчивым интересом к труду далматского историка со стороны сербов, хорватов и болгар, особенно оживившимся в последнее время, многолетнее безразличие отечественных историков представляется одной из загадок — гордиевых узлов — нашей современной культуры. Данное издание призвано его разрубить.
Перевод выполнен с перепечатки издания 1601 года, осуществленной в Пезаро в 1606 году в обход цензурных препон под новым названием «Происхождение славян и распространение их господства». Экземпляр этого издания хранится в Отделе редких книг Российской государственной библиотеки. Все латинские надписи и стихи переведены мной, отрывки из Овидия даны в переводе А. Парина.
Написав эту историю славян по распоряжению Вашего Святейшества, будучи щедро снабжен Вами всем необходимым для доведения ее до конца, теперь, когда мне надлежит выпустить ее в свет, я полагаю своим долгом посвятить ее Вам, как потому, что она, можно сказать, и есть ваша, так и для того, чтобы она могла опереться на авторитет человека, лучше которого и пожелать нельзя, и по благородству крови, и по остальным присущим Вам достоинствам, и по достоинствам Ваших предков. В самом деле, если мы вспомним происхождение и историю рода Бобальевичей, то окажется, что род этот в те времена, когда готами был разрушен Эпидавр, и на его месте стал возводиться город Рагуза, прибыл в числе первых основателей города в год от Рождества Господня 260–й и заложил его, и с тех пор всегда вплоть до наших дней непрерывно обладал высшими достоинствами, был богат и изобиловал мужами, посвящавшими себя служению общественному благу, рожденными в законном браке, нобилями как по отцовской, так и по материнской линии, в соответствии с древнейшими законами родины, навечно вместе со всеми потомками лишающими права занимать муниципальные должности тех нобилей Города, которые породнятся с кем‑либо, кто не является нобилями этого Города. Посему Ваше Святейшество, будучи потомком по непрерывной линии упомянутых прародителей на протяжении более чем тысячи трехсот лет, безусловно являет пример редчайшей чистоты благородства и древнейшего происхождения. Хотя некоторые и пишут, что род этот происходит от Фа- биев, столь влиятельного и знаменитого некогда рода в Риме, мы, однако, оставим это мнение в стороне, поскольку по причине глубокой древности нет оснований принимать его за достоверное. Без сомнения мы можем утверждать, что вышел он из Эпидавра, римской колонии в Иллирии, в свое время благороднейшего и древнейшего города, и породил (подобно плодовитому растению, перенесенному в более благоприятные условия) множество выдающихся мужей, послуживших пользе и славе своей родины на различных поприщах. Они сражались за нее в войнах на море и на суше, воевали на стороне ее друзей и союзников, так что последние не раз одерживали победы и утверждали свою власть и господство благодаря искусству и доблести полководцев из рода Бобальевичей, которые как новые Фа- бии отстояли пределы родины, отбросив и рассеяв несметные полчища свирепых врагов, казавшихся непобедимыми. Будучи же использованы в посольствах и переговорах, своей мудростью и умением они добивались того, что именно их доверители возводились в королевское достоинство. Да и сами короли благодаря их расторопности и верности спасали и свою жизнь, и власть. Не только дома, но и вне его служили делом и советом своей Республике мужи из этого доблестного и счастливого рода. Особенно же, когда, соперничая в славе с Брутом и Дионом, они освободили ее от тирании, вернув ей исконное достоинство и свободу. Другие же пошли дальше: найдя поле военной и гражданской деятельности слишком ограниченным для своих способностей, они преуспели в религии и послужили образцом святости жизни. Одни из них, посвятив себя созерцательной жизни и изучению священных письмен, перевели с греческого языка на латынь труды Святого Василия, одного из величайших светочей Католической Церкви; другие, оставив удобства собственного дома, посвятили себя монашеской жизни и извлекли из этого немалую пользу: достигнув великой высоты духа, они были удостоены (как это не раз обнаруживалось) дара пророчества. Однако я слишком бы растянул свое изложение, если бы попытался упомянуть обо всем, что имеет отношение к этой обширной теме. Да и труд этот был бы в значительной мере излишним, поскольку речь об этом будет идти в соответствующих местах этой истории. Скажу лишь о том, что и Вы, Ваше Святейшество, не пожелали ни в чем уступить своим добродетельным предкам. Оставшись в самом цветущем возрасте наследником огромного состояния, когда‑либо выпадавшего на долю рагузинского дворянина, Вы явили редкий пример того, как шестнадцатилетний юноша, красивый и величественный, располагающий такими огромными средствами перед лицом всех наслаждений, которые сулят Флоренция, Неаполь и Венеция и которые служат величайшими соблазнами свернуть с прямого пути, сумел повести себя во всех отношениях скромно, разумно и умеренно. Память о Ваших прошлых заслугах и очевидность заслуг настоящих побуждают Ваших доброжелателей и вынуждают, если таковые имеются, Ваших недоброжелателей воздавать хвалу и честь Вашим добродетелям, которые в более зрелом возрасте воплотились в дела, исполненные значительности, мудрости, щедрости и благотворительности в отношении любителей благородных наук.
Ярким свидетельством этому может служить множество книг, изданных в упомянутых городах, а также в Пезаро и Рагузе, с посвящением Вашему имени. Однако одно Ваше деяние, превосходящее все остальные, заслуживает не столько похвалы, сколько восхищения, и является ярчайшим свидетельством проявленной Вами любви к родине. Когда в 1588 году Вы, тяжело заболев, со всей нежностью человеческого сердца и всей открытостью мужской и христианской души приняли известие о смерти Вашего брата господина Юния (да пребудет он на Небесах), наследником которого Вы являлись, и пронеслась молва, что такая участь постигла другого Вашего брата господина Михаила во Флоренции, не имея надежды на выздоровление (какового мнения были и врачи), Вы составили завещание, сделав наследником всего Вашего имущества Рагузинскую Республику. В числе прочих неисчислимых благотворительных распоряжений Вы повелели учредить Иезуитский колледж, зная, какую пользу это может принести молодежи и всему Городу. Вы распорядились также о сооружении домов и монастырей для дворянок, бесприданниц и женщин, желающих изменить свое недостойное поведение, ассигновав этим заведениям значительную ренту, дабы принять наибольшее число желающих. Позаботились Вы и о приданом, которым следовало наделять каждый год некоторых из них, чтобы они могли выйти замуж. Не забыли Вы и о пособиях для молодых нобилей, имеющих в них нужду, для изучения юриспруденции, философии, медицины и теологии, а также о пособиях тем, кто уже получил звание доктора, для поддержания приобретенного звания. Позаботились Вы и об ассигновании на пособия для тех, кто пожелал бы заниматься живописью, ваянием и зодчеством, добавив к этому множество других распоряжений по человеколюбию и величию Вашего духа. И позднее, в 1594 году, когда Рагуза пребывала в ожидании нападения флота под началом Чикалы, Вы показали, что в Вас не охладела любовь к родине, великодушно предоставив в ее распоряжение все свое имущество и себя лично. Сенат, нобилитет, Город и Государство восприняли это предложение с такой любовью и благодарностью, которого только и достойна столь доброжелательная и заботящаяся об их благе душа. Многое из упомянутого я мог бы опустить, как опустил другие Ваши деяния, если бы в силу известных драматических причин они не стали бы так широко известны. Да и для Вашей скромности, вероятно, было бы неприятно слышать очередное о них упоминание. Однако, скрыв это, я заслужил бы упрек в злонамеренности или, по крайней мере, в неблагодарности и небрежении общественной пользой. Из всего сказанного становится ясно, что в силу изложенных выше причин, а также причин, о которых я намеренно умалчиваю, труд сей не мог найти иного прибежища, кроме как в тени Вашего Святейшества, которому, я надеюсь, он будет дорог как тем, что в нем содержится, так и обстоятельствами своего появления под влиянием того авторитета, который Вы навсегда сохраните в моем сердце. Надеюсь, что Вы по своей доброте сердечной простите его неисчислимые несовершенства и в стиле, и в искусстве. Одно только могу утверждать с твердой уверенностью: ко всему, что касается истины, я приложил столько тщания и усердия, насколько был способен. Посему молю Ваше Святейшество снисходительно принять мои заверения в искренней Вам преданности. Молю Его Божественное Величество о каждодневном Вам благоприятствовании и даровании мне милости проявить то уважение, которое я к Вам питаю. Лобызаю Ваши руки.
ОБРАЩЕНИЕ ДОНА МАВРО ОРБИНИ К ЧИТАТЕЛЯМ
Нет ничего удивительного (мои благосклонные читатели), что славянское племя, ошибочно называемое ныне склавонским, не пользуется у историков той славой, которую по праву должно бы иметь, и его достойные деяния и славные походы сокрыты плотным туманом и почти погребены в вечной ночи забвения. Имея в избытке мужей воинственных и доблестных, не нашлось у него мужей ученых и образованных, которые своими писаниями обессмертили бы его имя. Другие племена, намного уступающие ему в своем величии, лишь потому пользуются ныне такой известностью, что имели ученых мужей, прославивших их своими писаниями. Евреи (начнем с них) имели Филона, Еге- сиппа и Иосифа — весьма известных историков, посредством которых они обессмертили свое имя. И это могли бы сделать и многие ученейшие греческие мужи, если бы было дозволено посторонним раскрывать и разглашать тайные мистерии Истины, как пишет Лактанций в 11–й главе 4–й книги «Божественных установлений». В самом деле, когда Феопомп пожелал вставить в свою историю тайные мистерии евреев, то утратил зрение и (согласно другим) страдал от лихорадки на протяжении сорока дней, пока не получил предупреждение во сне и не отказался от своей затеи, как свидетельствует Деметрий Птолемею. Трагический поэт Феодат, упомянув евреев, ослеп, но, осознав свою ошибку, прозрел, как пишет Евсевий в «Хронике». Греческая история была описана бесчисленным множеством авторов, среди которых Анаксимандр Милетский, Гекатей Милетский, Демокрит, Евдокс, Дикеарх, Эфор, Эратосфен, Полибий и Посидоний. Историю римлян и всей Италии описывали Аристид Милетский, Феотим, Кли- тоним, Неарх, Феофил, Дорофей, Аристокл и Хрисипп. Фиванцы были прославлены Ктесифоном, Досифеем и Феофилом. Тускуланцы — Сосист- ратом. Об Аркадии писал Демарат. О Беотии — Мерилл. Всех упомянутых историков Плутарх цитирует в «Параллельных жизнеописаниях». Гелланик, Ктесий Книдский, Мегасфен, Артемидор, Эфесий, Каллисфен, писавший во времена Феопомпа, и многие другие, которых цитируют Стра- бон, Полибий, Солин и другие, писали об истории Индии, Персии, Египта и многих других земель. У галлов был свой историк Диафор, у Фракии — Сократ, у Ливии — Гесионакс. Феокал Гунибальд в своих более чем тридцати книгах, Вастальд, Хелигаст, Аребальд, Ритимер, Ветан, Дорак, Ка- радак и Рутвик прославили племя франков, ныне называемых французами. Таким образом, все упомянутые выше племена стали пользоваться почетом в мире благодаря тому, что, как мы уже говорили, нашлись образованные мужи, не пожалевшие своих сил для описания их деяний. Одному славянскому племени с этим не повезло. С самого своего начала оно постоянно вело войны, совершая деяния, достойные вечной памяти, нисколько не заботясь при этом о том, чтобы кто‑либо запечатлел их на бумаге. Немногие историки упоминают о славянах, да и упоминания эти в большей степени связаны с войнами, которые те вели с другими народами, чем с намерением хоть как‑то прославить это племя. Славяне воевали почти со всеми племенами мира, нападали на Персию, правили Азией и Африкой, сражались с египтянами и Александром Великим, покорили Грецию, Македонию и Иллирию, заняли Моравию, Силезию, Чехию, Польшу и побережье Балтийского моря. Вторглись в Италию, где в течение длительного времени вступали в стычки с римлянами, иногда терпя поражения, иногда мстя им большими жертвами с их стороны, иногда заканчивая бой с равным преимуществом. Покорив в конце концов Римскую империю, они заняли многие из ее провинций, разрушили город Рим, сделав римских императоров своими данниками, чего не смогло совершить ни одно другое племя в мире. Они овладели Франкией, основывали королевства в Испании, и от их крови ведут свое происхождение благороднейшие роды. Однако римские историки не так щедры на похвалы в адрес варваров, как они их называют, чем в адрес своих. Поэтому я, следуя чувству долга, который испытываю к своему славянскому племени, с готовностью перенес тяготы этого труда, чтобы показать ее происхождение и распространение господства; собрал вместе разрозненные упоминания о ней у различных авторов, дабы всякий мог легко убедиться в том, каким славным и знаменитым всегда было это племя. Племя, из которого вышли в древности многие могущественные народы, такие как славяне вандалы, бургунды, готы, остготы, вестготы, гепиды, геты, аланы, верлы, или герулы, авары, скирры, гирры, меланхлены, бастарны, певкины, даки, шведы, норманны, фенны, или финны, укры, или ункраны, маркоманы, квады, фракийцы и иллирийцы. Были также и венеды, или ге- неты, занявшие побережье Балтийского моря, и делившиеся на многие племена, а именно на поморян, вильцев, ран, варнавов, бодричей, полабов, ваг- ров, глинян, доленчан, ратарей, или рядуров, черезпенян, хижан, герулов, или гельвельдов, любушан, вилинов, стодорян, брежан и многих других, о которых можно прочесть у пресвитера Гельмольда. Все они были одного и того же славянского племени, как будет видно из дальнейшего. Чтобы довести свой труд до большего совершенства, я не пренебрег ничем: несколько раз объехал Италию с целью просмотра библиотек в поисках необходимых книг, большинство из которых я обнаружил в Пезаро в библиотеке светлейшего синьора герцога Урбинского. Эта библиотека, по моему мнению, самая обширная и самая красивая из всех библиотек, при этом содержится и сохраняется упомянутым государем с величайшей заботой и старанием. Этот государь по изысканности знаний в различных областях науки, по опытности в военном деле, по рассудительности, по познаниям в религии и другим своим бесчисленным достоинствам, украшающим его, стоит гораздо выше величия собственной судьбы. Итак, собрав воедино все самое важное, что было рассеяно по разным книгам, я захотел опубликовать все эти сведения во славу всех славян, которых прошу благосклонно принять плоды моих трудов как память и свидетельство величия своих предков, как ясный знак их доблести и, наконец, как собственное достояние.
И если кто‑либо станет хулить мой труд со злобой и неприязнью, их долг рассудительно защищать его, сохранять и уважать. Те же, кому труд мой покажется неполным, пусть вспомнят о том, что к тем, кто первым брался писать на какую‑либо тему или сюжет, рассудительные люди всегда проявляли сочувствие и снисхождение. Быть может, придет кто‑нибудь еще (ведь легко дополнить уже найденное), кто, располагая более обширными сведениями и обладая большим красноречием, также напишет об этом. Пока же прошу вас с чистым сердцем принять, мои благосклонные читатели, мной вам теперь вручаемый дар.
УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ, ЦИТИРУЕМЫХ В ЭТОМ ТРУДЕ
Обращаю внимание читателя на то, что некоторые из перечисленных авторов запрещены Святой Матерью Римской Церковью, на что рядом с их именем имеется указание.
Упомянутые авторы цитируются нами исключительно в связи с историческими обстоятельствами, о которых сообщают другие.
УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ, ЦИТИРУЕМЫХ В ЭТОМ ТРУДЕ
Обращаю внимание читателя на то, что некоторые из перечисленных авторов запрещены Святой Матерью Римской Церковью, на что рядом с их именем имеется указание.
Упомянутые авторы цитируются нами исключительно в связи с историческими обстоятельствами, о которых сообщают другие.
Abbate Tritemio Аббат Тритемий
Abbate Vrspargense Аббат Урсбергский
Ablabio Аблавий
Abraam Ortelio Абрахам Ортелий
Adameo Sassone, Адам Бременский
M. Adamo Адам Бременский
Agatia Smirneo Агафий Миринейский
Agostino Dottore Августин [Гиппонский], учитель Церкви
Agostino Morauo Августин Моравий
Aimone Monaco Аймоин Монах
Alberto Crantio Альберт Кранц
Alberto Stadense Альберт Штаденский
Alessandro Guaino Александр Гваньини
Alessandro Sculeto Александр Скультетус
Altamero Альтхамер
Ammiano Monaco Аймоин Монах
Andrea Angelo Durazzino Паоло Анджело, [архиепископ] Драчский
Andrea Cornelio Андреас Корнелиус
Andulfo Sagaco Ландульф Сагакс
Annali di Frisia Фризские летописи
Annali di Olanda Голландские летописи
Annali di Rausa Рагузинские летописи
Annali di Russia Русские летописи
Annali de' Tutchi Турецкие летописи
Annali di Venetia Венецианские летописи
Annonio Monaco Аймоин Монах
Antonio Bofinio Антонио Бонфини
Antonio Geufreo Антуан Жоффруа
M. Antonio Sabellico Маркантонио Сабеллико
Antonio Sconcovio Антон ван Схонховен
Antonio Viperano [Джованни] Антонио Виперано
Appiano Alessandrino Аппиан Александрийский
Arnoldo Abbate Аббат Арнольд [Любекский]
Arpontaco Burdegalense Арнольд Понтак Бордоский
Arriano di Nicomedia Арриан из Никомидии
M. Aurelio Cassiodoro Магн Аврелий Кассиодор
S. Aurelio Vittore Секст Аврелий Виктор
Baltasar Spalatino Бальтасар Сплитский
Beato Renano Беат Ренан
Beroso Caldeo Бероз Халдей
Bernardo Giustiniano Бернардо Джустиниани
Bilibaldo Pirckiameno Виллибальд Пиркгеймер
Bonifacio Simoneta Бонифачо Симонетта
Bulla d'oro Золотая булла
Busbequio Бусбекий
Calfurino Sura Кальпурний Сура
Callimaco appresso Plinio Каллимах, цитируется по Плинию
Carlo Sigonio Карло Сигонио
Carlo Vagriese Карл Вагрийский
Celio Donato Элий Донат
Cerilliano Цериллиан
Cesare Baronio Цезарь Бароний
M. Cicerone Марк Цицерон
Cornelio Tacito Корнелий Тацит
Costantino Porfirogenito Константин Порфирородный
Costantino Spandugino Феодор Спандун
Corrado Brugense Конрад из Брюгге
Corrado Peutingero Конрад Пейтингер
Crisippo Хрисипп
Cronaca de' Frati Minoriti Францисканская хроника
Q. Curtio Квинт Курций
Christofano Varseuiccio Кшиштоф Варшевицкий
David Chitreo Давид Хитреус, запрещенный автор
Descrizione del mondo Описание мира
Diodoro Siculo Диодор Сицилийский
Diogene Laertio Диоген Лаэртский
Dione Niceo Дион [Кассий] Никейский
Dionisio Punico Дионисий Пунический
Dithmaro Mersapurgese Итмар Мерзебургский
Domenico Mario Nigro Доменико Мариа Негри
Egesippo Егесипп
Egidio Tschudio Эгидий Чуди
Eginharro Monaco Эйнгард Монах
Elio Cordo Элий Корд
Elio Spartiano Элий Спартиан
Emanuelo Manasse Константин Манассия
Epitoma di Strabone Эпитома Страбона
Erasmo Stella Эразм Стелла
Eudocio Panegirista Эвдокий Панегирист
Eugippo Monaco Эвгиппий Монах
Eusebio Евсевий
Eustachio Евстахий
Eutropio Евтропий
Fabio Celeriano Фабий Цериллиан
Farasmanno Creco Фарасман Грек
Fascicolo de' tempi Fasciculus temporum
Filippo Callimaco Филипп Каллимах
Filippo Lonicero Филипп Лоницер, запрещенный автор
Flauio Vopisco Флавий Вописк
L. Floro Луций Флор
Francesco Bisio Франческо Бизио
Francesco Baldillo Франческо Бальделли
Francesco Irenico Франциск Иреникус
Francesco Serdonati Франческо Сердонати
Gasparo Hedione Каспар Гедио, запрещенный автор
Gasparo Peucero Каспар Пейцер
Gasparo Tigurino Каспар [Мегандер] из Цюриха, запрещенный автор
Geremia Russo Еремей Русский
Gerrardo Rudingero Герхард Рудингер
Gioanni Aubano Иоганн Боемус
Gioanni Auentino Иоганн Авентин, запрещенный автор
Gioanni Battista Джованни Баттиста
Gioanni Botero Джованни Ботеро
Gioanni Cocleo Иоганн Коклеус
Gioanni Curopalato Иоанн Куропалат
Gianni Dubrauio Ян Дубравий
Gianni di Essendia Иоганн Эссенский
Gioanni Herburto Ян Хербурт
Gioanni Laziardo Иоганн Лациард
Gioanni Magno Gotho Иоанн Магнус Готландский
Gioanni Leunclauio Иоганн Леунклавий, запрещенный автор
Gioanni Nauclero Иоганн Науклер
Gioanni Villano Джованни Виллани
Gioanni Stadio Иоганн Стадий
Gioanni Goroppeio Иоганн Горопий [Бекан]
Gioanni Gobellino Иоганн Гобеллин
Gioanni Monaco Иоанн Монах
Gioanni di Thvuocz Янош Туроци
Gioanni Tigurino Иоганн Тигуринус
Gioanni Pineto Хуан де Пинеда
Giacomo Castaldo Джакомо Гастальди
Giacomo Meiero Яков Мейер
Giacomo Vifelingio Яков Вимпфелинг
Giacomo Spigelio Яков Спигелий
Giacomo Zieglero Яков Циглер, запрещенный автор
Giorgio Cedreno Георгий Кедрин
Giorgio Fabritio Георг Фабриций [из Хемница], запрещенный автор
Giorgio Pachimero Георгий Пахимер
Giorgio Tirio Гийом Тирский
Giorgio Vverenhero Георг Вернер
Giornando Alano Иордан Алан
Girolamo Dottore Иероним [Стридонский], учитель Церкви
Girolamo Bardi Джироламо Барди
Girolamo Ruscelli Джироламо Рушелли
Guilio Faroldo Джулио Фарольди
Giustino Юстин
Giunio Cordo Юний Корд
Godifredo Monaco Готфрид Монах
Gothfrido Viterbiense Готфрид Витербский
Gregorio Dottore Григорий [Назианзин], учитель Церкви
Gulielmo Cantero Вильгельм Кантер
Gulielmo Frisio Гемма Фризиус
Gunthero Poeta Гюнтер Поэт
Hartmanno Schedel Хартман Шедель
Helmoldo Prete Гельмольд Пресвитер
Henrico di Eruordia Генрих Херфордский
Hermanno Contralto Герман Калека
Hermanno Hamelmanno Герман Хамельманн
Hermanno Schodel Хартман Шедель
Herodiano Геродиан
Herodoto Alicernaseo Геродот Галикарнасский
Huldrico Mutio Ульрих Муциус, запрещенный автор
Hunibaldo Гунибальд
Ioachimo Cureo Иоахим Куреус
Isacio Tzetze Исаак Цец
Isidoro Hispalense Исидор Севильский
Isigonio appresso Plinio Исигон, цитируется по Плинию
Kiriaco Spangebergio Кириак Шпангенберг
Lamberto Schaffnaburgense Ламберт Герсфельдский [Ашаффенбургский]
Laonico Calcondila Лаоник Халкокондил, запрещенный автор
Laurentio Suro Лаврентий Сурий
Leonardo Aretino Леонардо Аретино
Libro delle cognizioni Liber cognitorum
Libro delle parti di Pregadi di Rausa Реестр актов совета прегадов Рагу:
Lodovico Ceruino Лудовик Цриевич–Туберон
Lucano Лукан
Lucio Faunno Лучо Фауно
Lucio Floro Луций Флор
Luigi Contarino Луиджи Контарини
Lupoldo Bambergio Лупольд, епископ Бамбергский
Luitprando Ticiniense Луитпранд Кремонский
Marcellino Conte Марцеллин Комит
Mariano Scoto Мариан Скот
Marino Barletio Марин Барлеций
Marino Benchemio Марин Бенхемий
F. Martino Ф. Мартин
Martino Abbate Мартин Аббат
Martino Cromero Марцин Кромер
Martino Vescovo Coscentino Мартин, епископ Гнезненский
Martino Segonio Мартино Сегоно из Новобрдо, епископ Улцинский
Martino Vagneto Мартин Вагнет
Marziano Capella Марциан Капелла
Matthia Meccouita Мацей Меховский
Mazochio [Джакомо] Мадзоки
Metello Tigurino Метелл из Тегернзее
Metodio Historico Мефодий Историк
Michel Riccio Микеле Риччо
Michel Salonitano Михайло Салонский
Modesto Модест
Nazario Mamertino Назарий Мамертин
Niceforo Gregora Никифор Григора
Niceta Coniato Никита Хониат
G. Nicolo Doglioni Джованни Николо Дольони
Nicolo Marscalco Николаус Маршалк
Nicolo Stobeo Стобей
Olao Magno Олаф Магнус
Onesimo Онезим
Origine de' Gothi Origo Gothorum
Ottone Frigigense Оттон Фрейзингенский
P. Ouidio Nasone Публий Овидий Назон
Paolo Barnefrido Павел Варнефрид
Paolo Diacono Павел Диакон
Paolo Emilio Паоло Эмилио из Вероны
Paolo Niuemontano Пауль из Шнееберга
Paolo Giouio Павел Иовий
Paolo Langio Пауль Ланге Цигнеус
Paolo Orosio Павел Орозий
Paolo Paruta Паоло Парута
Paolo Scaligero Павел Скалич
Petancio Петанчич
Pier Francesco Giambulari Пьерфранческо Джамбулари
Pietro Artopeo Петер Артопеус, запрещенный автор
Pietro Bellonio Пьер Белон
Pietro Bizaro Пьетро Биццари
Pietro de Castro Pere Петр из Кастро Пере
Pietro Crusber Петр Крусбер
Pietro Echilino Петр Эквилийский
Pietro Giustiniano Пьетро Джустиниани
Pietro Liuio Пьетро Ливио
P. Piteo Пьер Питу
Pio Secondo [папа] Пий II
Plinio Плиний [Старший]
Plutarco Плутарх
Polibio Полибий
Porfirio Порфирий
Pomponio Leto Помпоний Лет
Privilegi di Cataro Привилегии Котора
Procopio di Cesarea Прокопий Кесарийский
Prospero Aquitano Проспер Аквитанский
Rafaelo Volaterano Рафаэль из Вольтерры
Reginone Abbate Регино Аббат
Registro delle Cronache Registrum cronicarum
Reinnero Reinecio Рейнерий Рейнекций, запрещенный автор
Ricardo Bartolino Риккардо Бартолини
Rinaldo Britanno Ринальд Британский
Roberto Gaguino Робер Гаген
Roberto Valturio Роберто Вальтурио
Sassone Grammatico Саксон Грамматик
Sebastian Munstero Себастьян Мюнстер, запрещенный автор
Scolastico Smirneo Схоластик Миринейский
Scipione Ammirato Шипионе Аммирато
Seruio Сервий
Sidonio Apollinaro Сидоний Аполлинарий
Sigiberto Gemblacese Сигиберт из Жамблу
Sigismondo Herbersteino Сигизмунд Герберштейн
Silberto Genebrardo Жильбер Женебрар
Socrate Historico Сократ Историк
Solino Солин
Sozimeno Созомен
Specchio de' Sassoni Саксонское зерцало
C. Statio Poeta Цецилий Стаций Поэт
Stefano Bizantino Стефан Византийский
Strabone Страбон
Suffrido Pietro Misnense Суффрид Петри
Suida Свида
Soplimento di Eutropio Добавление к Евтропию
Suetonio Tranquillo Светоний Транквилл
Suffrido Misnense Суффрид Петри
Symmaco Симмах
Teoderico Феодорит [епископ Тирский]
Teodoro Spandugino Феодор Спандун
Teopompo Chio Феопомп Хиосский
Teodolo Фома Магистр
Tito Liuio Тит Ливий
Tolomeo Alessandrino Птолемей Александрийский
Toma Ebendorfio Томас Эбендорфер
Trebellio Pollione Требеллий Поллион
Trogo Pompeo Помпей Трог
Tugenone Patauino Тагено из Пассау
Valerio Massimo Валерий Максим
M. Varone Марк Варрон
F. Vegetio Флавий Вегеций
G. Velleio Paterculo Гай Веллей Патеркул
Vencesaluo Boemo Венцеслав Богемский
Vernero Rotenuick Вернер Ролевинк
Vettore Vticense Виктор Витенский
Vgo Fuluonio Уго Фульвонио
Vitichindo Olandese Видукинд Голланский
Vitichindo Sassone Видукинд Корвейский
Vitichindo Vagriese Видукинд Вагрийский
Vnefrido Inglese Винфрид Английский
Vuolgfango Lazzio Вольфганг Лациус
Vuolgfango Olandese Вольфганг Голландский
Zacaria Lilio Заккариа Лилио
Zonara [Иоанн] Зонара
Zosino Зосим
ОПИСАНИЕ СКАНДИНАВИИ, КОТОРАЯ БЫЛА ДРЕВНЕЙ РОДИНОЙ СЛАВЯН
Поскольку почти все авторы, блаженное перо которых донесло до потомков историю славянского племени, утверждают и заключают, что славяне вышли из Скандинавии, я решил в начале своего труда дать краткое описание ее местоположения, дабы те, кто есть сегодня этого племени, особенно жители Далмации и Иллирии, знали, из какой части света вышли их предки.
Итак, Скандинавия, называемая многими Сканзой, другими Скондани- ей, а некоторыми Скандией, Скондией или Скандизоной, расположена на севере. Древним латинянам и грекам она была почти не знакома, и по их общему мнению там находилась Холодная зона земли, покрытая вечными снегами и лишенная какой‑либо живности. Немногие о ней упоминают: некоторые помещали в тех областях блаженные земли и людей, живущих долгую жизнь, справедливейших из смертных; другие полагали, что она является большим островом. Плиний в 4–й книге, упоминая острова Балтийского моря, пишет о ней так: «Из них Скандинавия — остров знатнейший и несравненной величины». Солин в 32–й главе «Собрания достопамятных сведений» пишет: «Скандинавия — это самый большой из всех островов Германии, и нет там ничего достопамятного, за исключением самого острова». Позднее стало ясно, что она не остров, а очень большой полуостров, который Иордан Алан за его величину называет другим миром, кузницей
народов и чревом племен. Длина его с юга на север составляет примерно 1800 миль, ширина же немного меньше половины. Омывается он со всех сторон Балтийским морем, называемым, как пишет Тацит Альтхамер, различными именами, а именно Германским, Свевским, Британским, Балтийским, Варварским, Померанским, Арктическим, или Борейским, Северным, Ледовитым, Коданским, Венедским; за исключением восточной стороны, где почти у крайних пределов Севера живут скрифинны и карелы у московитских пределов, как показано Олафом Магнусом на его карте. По мнению ученых мужей, это и есть знаменитый Туле. Их основания и доводы следующие: согласно Меле Туле лежит против Нижней Германии; Птолемей помещает его на семьдесят третьем градусе широты и двадцать шестом долготы; Прокопий пишет, что на нем живут тринадцать племен, управляемых таким же числом королей, и что он в десять раз больше Британии; Стефан Византийский называет его большим и помещает там скрифи- цианские народы, называемые ныне скрифиннами; Исаак Цец, комментатор Ликофрона, говорит, что Туле находится на востоке от Британии. Все сказанное подходит Скандии, и ничему другому. Добавим к этому, что одна из частей Скандии до сих пор носит имя Туле Марк. Омывающее его Балтийское море не имеет ни приливов, ни отливов, однако оно очень бурное и опасное. Когда течение, гонимое ветрами, идет с севера, вода делается настолько пресной, что моряки готовят на ней пищу. Происходит это по причине впадающих в него рек и озер. Когда течение идет с запада, происходит обратное. Зимой оно замерзает в такой степени, что по нему можно передвигаться в повозках, которые местные народы называют Sleiten (санями). Иной раз и целые полчища проходят пешком с континентальной части Скандинавии на острова. Скандинавия, как пишет Яков Циглер, отбросив все остальные названия, удержала за собой имя Скондия, что означает «приятность», то есть красота. Поскольку ни по мягкости климата, ни по плодородности почвы, ни по удобству портов и торжищ, ни по морским богатствам, ни по обилию рыбы для лова в озерах и реках и благородного зверя для охоты, ни по неисчерпаемому богатству месторождений золота, серебра, меди и свинца, ни по множеству городов и гражданских установлений не уступит она ни одному богатому краю. Отсюда (как пишет Солин в 25–й главе, посвященной описанию северных народов) имели обыкновение посылать начатки плодов Аполлону Делийскому, снаряжая для этого благонравных девственниц. Но поскольку из‑за коварства чужестранцев девы эти возвращались обратно не невинными, то это поклонение, ранее практиковавшееся далеко от дома, было немедленно ограничено пределами Скандинавии. Ныне Скандинавия включает в себя три королевства, а именно Норвегию, Швецию и Готию, а также часть Датского королевства и другие провинции, такие как Ботния, Финмарк, Лапландия и Финляндия, которая, как пишет Мюнстер в 4–й книге своей «Космографии», была в прошлом населена славянским племенем, имела его язык и во время господства московитов приняла греческий обряд. Есть много и других провинций в Скандинавии, из которой, как будет показано в дальнейшем, вышли славяне со многими другими могущественными племенами, покорившими впоследствии Азию, Африку и Европу и господствовавшими в них.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЛАВЯН И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ИХ ГОСПОДСТВА
Узнать о происхождении и деяниях многих племен не составляет порой большого труда, поскольку либо сами они предавались занятиям словесностью и гуманитарными науками, либо, будучи сами по себе необразованными и варварскими, имели соседями образованные народы, которым хватило времени и усердия, чтобы описать происхождение и деяния не только ближайших, но и более удаленных от них народов. О происхождении и распространении господства славян узнать не так легко. Мало того что сами славяне всегда недооценивали словесность и образованных мужей, не предоставляя им времени для изучения наук и ученых занятий; они, будучи по природе варварами, и жили в окружении столь же диких и варварских народов, с которыми непрерывно воевали. Таким образом, пребывая с самого начала в безвестности на обширных пространствах, населенных варварами, славяне появились впервые лишь тогда, когда греки и римляне, у которых главным образом и процветали науки, утратили и образованность и красноречие, подвергшись нападению, разорению и почти полному истреблению полчищами парфян, готов, вандалов, аланов, лангобардов, сарацин, гуннов и, наконец, самих славян. Удрученные собственными бедами и несчастьями, они не нашли времени, ни усердия, чтобы исследовать и описать происхождение и деяния иноземных народов, к которым они по указанным причинам питали ненависть. Посему мне, взявшемуся дать краткое описание происхождения и свершений славянского племени, придется полагаться в таком малоизвестном деле в большей степени на мнение других, чем на свое собственное, поскольку, как я полагаю, нелегко будет мне, человеку простому и неученому, открыть то, что осталось скрыто от самых пытливых исследователей истины.
Согласно священному писанию Ветхого Завета и общему мнению историков, Иафет, старший сын Ноя, от которого пошло славянское племя, как пишут Петр Крусбер Голландский в III книге о северных народах, Видукинд Вагрийский в I книге «Германии» и Александр Гваньини в своей «Сар- матии», после достопамятного потопа изначально удалился в Азию, а позднее его потомки двинулись в Европу на север, проникнув в страну, называемую ныне Скандинавией. Там они неисчислимо размножились, как свидетельствует Блаженный Августин в своем труде «О граде Божьем» (VI), где пишет, что сыновья и потомки Иафета имели двести отчизн и занимали земли, расположенные к северу от горы Тавр в Киликии, по Северному океану, половину Азии, и по всей Европе вплоть до Британского океана. Это доказывало так истолкование имени Иафет, что значит «расширение», так и достопамятное проклятие его отца Ноя, который, зная о необходимости трех условий человеческой жизни и назначая каждому из своих сыновей свою службу, дабы всякий из них соответствовал своему предопределенному призванию, обратился к ним с такой речью: «Ты, Сим, твори молитву как священнослужитель, исполняя божественную службу. Ты, Хам, трудись, обрабатывая землю и поля и занимаясь ремеслами. Ты, Иафет, властвуй и защищай как царь, и занимайся военным ремеслом как воин». И этот наказ, или завет, Ноя, как было видно из дальнейшего, каждый из его потомков соблюдал ненарушимо. Поэтому славяне, потомки Иафета, всегда были смелыми воинами и господствовали над многими народами. Итак, когда потомки Иафета размножились столь сильно, что великая Скандинавия уже не могла их вместить, они ушли из нее (как сообщают Мефо- дий Мученик, аббат Прюмский в своей «Хронике», Иордан Алан в «Гети- ки» (I), Павел Диакон и Франциск Иреникус (I, 46), и, покинув в большом числе отеческие гнезда, покорили всю Европейскую Сарматию, которая (согласно Птолемею) с востока ограничена Меотидским озером и Таной, с запада Вислой, с севера Сарматским океаном и с юга Карпатскими горами. Первый исход славян из Скандинавии произошел, как пишет Альберт Кранц во 2–й главе «Швеции», во времена Гофониила, иудейского судьи, до эпохи царей. Он был непосредственным преемником Иисуса, преемника Моисея, и случилось это в 3790 году от сотворения мира и за 1460 лет до пришествия Христа. В указанное время вышли из Скандинавии готы, и под именем и славяне, согласно тому, что можно прочесть у Видукинда Вагрийского в I книге «Германии» и у Иреникуса (I, 8), поскольку (как мы в дальнейшем покажем) славяне и готы были одного племени. Итак, подчинив своей власти всю Сарматию, славянское племя разделилось на несколько колен и получило разные наименования. Как пишет Ян Дубравий в «Истории Богемии» (I), звались они венеды, славяне, анты, верлы, или герулы, аланы, или массагеты, гирры, скирры, сирбы, эминхлены, даки, шведы, фены, или финны, пруссы, вандалы, бургундионы, готы, острого- ты, визиготы, геты, гепиды, маркоманы, квады, авары, певкины, бастарны, роксоланы, или русские и московиты, поляки, чехи, силезцы и болгары. Все эти народы были одного славянского племени, которое и сегодня (как пишут Давид Хитреус в «Саксонии» (III), Павел Иовий в «Законах Московии», Георг Вернер и Лаврентий Сурий) больше всех остальных, поскольку славянами по племени и языку являются не только те, кто живет в Далмации, Иллирии, Истрии и Карпатах, но и многие другие величайшие и могущественнейшие народы: болгары, расы, или рашане, сербы, боснийцы, хорваты, пятигорцы, то есть живущие у пяти гор, русские, подолии, Полины, московиты и Черкассы, а также поморяне и те, кто живет у Венедского залива вплоть до реки Эльбы, остатки которых и сегодня германцы называют славянами или вендами, или виндами; и, наконец, это лужичане, кашубы, моравы, поляки, литовцы, силезцы и богемцы. Короче говоря, славянский язык слышен от Каспийского моря до Саксонии, от Адриатического моря до Германского, и во всех этих пределах живет славянское племя. Живя в Сарматии, славяне показали себя отважными, воинственными и вечно жаждущими славы. Помпоний Мела пишет, что древним обычаем их было никогда не задерживаться на одном месте, а в зависимости от удобства пастбищ или врагов, когда преследовали их, или были ими теснимы, они меняли свое местоположение и перевозили свое имущество, живя постоянно в шатрах, воинственные, вольные и неукротимые. Нет ничего удивительного, что еще во времена цезаря Августа, как пишет Страбон, они жили вперемешку с фракийцами, и позднее завоевали почти всю Европу, большую часть Азии и Африки. Поскольку (как пишет Александр Гвань- ини в своей «Сарматии»), если внимательно присмотреться к этому славянскому племени, то невозможно найти когда‑либо в прошлом племя более воинственное. Ибо они с легкостью переносили холод, мороз, жару и все остальные военные лишения, дабы прославить и обессмертить свое имя, и мало заботились о собственной жизни, подвергая ее, будучи бесстрашными, тысяче опасностей. Эту выдающуюся силу, доблесть и непобедимую силу духа сарматов Овидий Назон, сосланный римлянами в Таврику, по чистой случайности описал в посланиях к римским сенаторам:
К Максиму, книга I, элегия II
Здесь я отдан врагам, постоянным опасностям отдан,
Вместе с отчизной навек отнят покой у меня.
Жала вражеских стрел пропитаны ядом гадючьим,
Чтобы двоякую смерть каждая рана несла.
Всадники, вооружась, у стен испуганных рыщут —
Так же крадется волк к запертым овцам в хлеву…
В кровли вонзившись, торчат частоколом на хижинах стрелы,
И на воротах засов в прочность не верит свою.
К нему же, книга I, элегия III (* II)
…Как живут племена язигов и диких сарматов,
Тавров, которые встарь чтили кровавый кумир,
Что за народы идут и гонят коней быстроногих
По отвердевшей спине Истра, одетого льдом.
Многих, многих людей заботы твои не волнуют
И не пугает твоя мощь, ослепительный Рим.
Мужество им дают тетива и стрелы в колчане,
Годный для долгих дорог, сильный, выносливый конь,
Навык в походах терпеть изнурительный холод и жажду,
Если в безводную степь враг оттеснит храбрецов.
К Весталису, книга IIII, элегия VII
…Видел, как груженый воз с воловьей упряжкой по Истру —
Посуху стержнем реки гонит отважный язиг.
Знаешь и то: в кривом острие здесь яд посылают,
Чтобы, вонзаясь, стрела смертью грозила вдвойне.
Из приведенных слов Овидия можно понять, насколько воинственными были всегда сарматы, и что они никогда в прошлом не находились под властью Римской империи («Многих, многих людей заботы твои не волнуют. И не пугает твоя мощь, ослепительный Рим»). Более того, во времена императора Максимина они, перейдя Истр, вторглись в Иллирию, Паннонию и Мезию и разграбили все, не оставив камня на камне (согласно Авентину (II)). Нападали они и на римские когорты, доставив им неоднократно немало хлопот. Римская империя всегда воздерживалась от войн с сарматами, полагая вполне достаточным, смирив их ярость, отразить их от своих пределов. Видукинд Вагрийский наряду с другими авторами описал войны, которые вели древние сарматы, и превосходно объяснил их историю. Обойдя ее, однако, молчанием, вернемся к истории славян, которые еще во время своего жительства в Сарматии взяли себе это особое имя славяне, что значит «славные». Произошли же они от виндов, или венедов — многолюдного сарматского племени, как свидетельсвует Иордан Алан в своей «Гетике». Он пишет: «Между ними лежит Дакия, которую, наподобие короны, ограждают высокие Альпы. У их левого склона, обращенного к северу, начиная от истоков Вислы на огромных просторах расположилось многолюдноеплемя венедов (Vinidi). Хотя их имена теперь различаются соответственно различным родам и местностям, все же преимущественно они называются славинами или антами. Славины живут от Нового города и Славина Ру- мунского (Slavino Rumunense) и озера, именуемого Музианским, до реки Днестр (Danastro), и на север — до реки Висклы (Viscla). Анты же, самые сильные из тех, кто живет в сторону Понтийского моря, простираются от Днестра до Днепра. Между этими реками много дней пути». Немного далее он пишет: «Венеды, происходя из одного корня, известны ныне под тремя именами: венедов, антов, славян; которые, при Божьем попустительстве за грехи наши, свирепствуют повсеместно». Видукинд Голландский во II книге «Венедов» и Еремей Русский в «Летописях Московии» пишут, что славяне, еще во время своего жительства в Сарматии, видя, что в непрерывных войнах, которые они вели с различными народами, им всегда сопутствовала победа, приняли упомянутое имя славян, под которым позднее (согласно тому, что пишет Ринальд Британский в I книге «Хроники»), снарядив мощный флот в Венедском море, напали на Англию, и, будучи высокого роста, были сочтены за великанов. То же самое утверждает Петр Суффрид Леовардийский в I книге «Происхождения фризов»: «Все историки, писавшие об истории Британии, сходились во мнении о том, что Брут, назвавший Британию, прежде именовавшуюся Альбионом, по собственному имени, изгнал с этого острова великанов, именовавшихся славянами. Последние, как видно из «Голландской хроники», будучи изгнаны из тех краев и находясь в поисках нового местожительства, прибыли к берегам Нижней Саксонии, именуемой ныне Фризией. Не найдя там никого, они сошли на землю, но вскоре были оттеснены к своим кораблям местными жителями, которые неожиданно на них напали. Сев на корабли, они отправились дальше на запад, пока не вошли в устье реки Маас (Mosa) и не остановились там. Вскоре недалеко от этого места близ древней Влардинги они возвели мощную цитадель, назвав ее по своему имени Славенбург. Произошло это во времена израильского царя Самуила за 900 лет до пришествия Христа. С этой «Историей Голландии» согласны все соседние народы». Несколько далее тот же Суффрид продолжает: «Изгнавшие славян были свевами. Изгнав до этого также и аланов, они жили на всем участке земли, заключенном между реками Флево и Свево». И Иоганн Науклер в XXXI поколении упоминает о том, что славяне владели Англией. Он пишет, что Брут, изгнавший славян из Англии, был сыном Сильвия и правнуком Энея. Остальные славяне, оставшиеся в то время в Сарматии, смело и отважно противостояли Александру, прозванному за свои великие дела Великим, который пытался лишить их искони присущей им свободы. В завязавшемся сражении они сразили Менедема, военачальника Александра, и уничтожили две тысячи пехотинцев и триста македонских всадников. Квинт Курций приписывает это скифам, повторяя привычную ошибку прочих итальянских историков, которые, не зная имени какого‑либо народа, немедленно, как говорит Альберт Кранц, прибегают к имени скифов. Однако Иоганн Авентин в I книге о баварах ясно показывает, что те были славянами. Он пишет: «Прибыли к Александру Великому и послы восточных германцев, которых историки того времени называют сарматами и скифами, мы венедами, а сами они называют себя славянами. Разбив в сражении войско Александра, они послали к нему двадцать послов, сообщивших об этом Александру». Квинт Курций (VII) повествует об этом так: «И уже было все приготовлено для переправы, когда двадцать скифских послов, проехав по своему обычаю через лагерь на лошадях, потребовали доложить царю об их желании лично передать ему свое поручение. Впустив в палатку, их пригласили сесть, и они впились глазами в лицо царя; вероятно, им, привыкшим судить о силе духа по росту человека, невзрачный вид царя казался совсем не отвечавшим его славе. Скифы, в отличие от остальных варваров, имеют разум не грубый и не чуждый культуре. Говорят, что некоторым из них доступна и мудрость, в какой мере она может быть у племени, не расстающегося с оружием. Их красноречие отличается от привычного нам и тем, кому выпало жить во времена более изысканные, однако, если их речь и может вызвать неприязнь, тем не менее следует ей доверять; все сказанное ими будет передано нами в точности. Итак, как говорят, один из них, самый старший, сказал: «Если бы боги захотели величину твоего тела сделать равной твоей жадности, ты не уместился бы на всей земле; одной рукой ты касался бы востока, другой запада, и, достигнув таких пределов, ты захотел бы узнать, где очаг божественного света. Ты желаешь даже того, чего не можешь захватить. Из Европы устремляешься в Азию, из Азии в Европу; если тебе удастся покорить весь людской род, то ты поведешь войну с лесами, зверями, снегами и реками. Разве ты не знаешь, что большие деревья долго растут, а выкорчевываются за один час? Глуп тот, кто смотрит на их плоды, не измеряя их вышины. Смотри, как бы, стараясь взобраться на вершину, ты не упал вместе с сучьями, за которые ухватишься. Даже лев порой служит пищей для крошечных птиц; ржавчина поедает железо. Ничего нет столь прочного, чему не угрожала бы опасность даже от слабого существа. Откуда у нас с тобой вражда? Никогда мы не ступали ногой на твою землю. Знаешь ли ты, куда пришел? Не подобает, чтобы не знали нас, живущих среди столь обширных лесов. Мы не можем никому служить и не желаем повелевать. Дары наши вам посылаются, дабы вы знали скифов: пара волов, плуг, стрелы, пика и чаша. Этим мы пользуемся и в общении с друзьями и против врагов. Плоды, добытые трудом быков, мы подносим друзьям; из чаши вместе с ними мы возливаем вино богам; стрелами мы поражаем врагов издали, а пикой — вблизи. Так мы победили царя Скифии, а затем царя Мидии, а равно и Персии. Перед нами был открыт путь вплоть до Египта. Ты хвалишься, что пришел сюда преследовать грабителей, а сам грабишь все племена, до которых дошел. Лидию ты захватил, Сирию (Soria) занял, владеешь Персией, бактрийцы под твоей властью, в Индию хочешь идти; к нашим овцам протягиваешь свои жадные и ненасытные руки. Зачем тебе богатство, которое только усиливает твой голод? Ты первый среди всех стал испытывать его от пресыщения; чем больше ты имеешь, тем с большей жадностью стремишься к тому, чего у тебя нет. Неужели ты не помнишь, как долго ты возишься с бактрий- цами (Bassi), которых во что бы то ни стало желаешь победить? Согдийцы вновь начали войну. Война у тебя рождается из побед. И хотя тебя считают самым великим и могущественным, никто, однако, не может терпеть чужестранного господина. Попробуй пройти Тану, и ты узнаешь, как широко она раскинулась. Скифов же ты никогда не настигнешь. Наша бедность будет быстрее твоего войска, везущего с собой добычу, награбленную у стольких народов. Но когда ты будешь думать, что мы далеко, ты увидишь нас в своем лагере. Одинаково стремительно мы и преследуем и убегаем. Мы слышали, что скифские пустыни даже вошли у греков в поговорки, но мы больше любим места пустынные и невозделанные, чем города и изобильные имения. Посему крепче держи свою удачу, она может выскользнуть, и против воли ее не удержишь. Со временем ты лучше поймешь пользу этого совета, чем сейчас. Наложи узду на свое счастье: легче будешь им управлять. У нас говорят, что у удачи нет ног, а только руки с перьями: протягивая руки, она не позволяет касаться перьев. Наконец, если ты бог, ты сам должен оказывать смертным благодеяния, а не отнимать у них добро. Если же ты человек, то помни, что ты всегда им и останешься. Глупо думать о том, ради чего себя самого забываешь. С кем ты не будешь воевать, в тех сможешь найти верных друзей. Самая крепкая дружба бывает между равными, а равными считаются только те, кто не мерялся силами. Тем, кого ты победил, у тебя нет веры, что они твои друзья, ибо между господином и рабом не может быть дружбы; права войны сохраняются и в мирное время. Не думай, что скифы удостоверяют свое расположение клятвой: их клятвы в сохранении верности. Эта предосторожность в обычае у греков, которые договоры подписывают и любят призывать богов. Кто не уважает людей, тот обманывает богов. И тебе не нужен друг, в верности которого ты можешь усомниться. В нас ты наверняка найдешь стражей Азии и Европы. Бактрии мы касаемся, где ее отделяет Тана, а за Таной мы населяем земли вплоть до Фракии; а с фракийскими холмами и горами, говорят, граничит Македония». Так говорил варвар. Царь, противореча им, ответил, что хочет испытать свою удачу, которой привык доверяться, а уж потом воспользуется советом тех, кто призывает его ничего не делать необдуманно».
Вступив после этого со всем своим войском в сражение с упомянутыми славянами, Александр понес немалые потери, нанеся при этом противнику незначительный урон. Дело в том, что славяне, видя, что войско Александра, снабженное всеми видами вооружения, стало теснить их, следуя своему обычаю, отступили в глубь Сарматии. Для описания деяний, которые они там с самого начала совершили, и славных походов, которые они предприняли и затем благополучно завершили, пожелай кто заняться этим, ему не хватило бы срока, отпущенного для жизни человека.
Это воинственное славянское племя никогда не пребывало в покое. Стремясь к великим свершениям, оно решило оставить пустыни Сарматии. Выйдя из нее, оно разделилось на две части. Одна пошла на север и заняла побережье Балтийского моря, как пишет Давид Хитреус в «Саксонии» (III): «Балтийское море начинается от устья реки Траве, порта Любека и простирается на двести пятьдесят германских миль между Германией, Пруссией, Ливонией, Русью и противолежащим побережьем Дании, Готландии (Gothia) и Финляндии вплоть до Выборга. Генетские, или венедские, народы, которых германцы называют вендами (Vuenden), итальянцы славянами, а наши также вандалами, заняли все это побережье Балтийского моря». Иоганн Авентин (IV) говорит: «Земли, прилегающие к Венедскому морю с южной стороны, населены свирепым народом, а именно эстами и другими славянскими племенами». Птолемей (III, 5) пишет: «Многочисленные народы венедов населяют большую часть Сарматии по всему Венедскому заливу». Об этих славянах венедах у нас пойдет речь в своем месте. Другая часть славян отправилась на юг и заняла побережье Дуная. Там они позднее пытались захватить также и владения Ромейской империи (Imperio Romano), земли которой они постоянно опустошали и, в конце концов, захватили многие из них, как сообщает Прокопий Кесарийский, который, насколько известно, был первым, кто написал о них и о войнах, которые они вели с роме- ями. В I книге «Войны с готами» он пишет о славянах так: «Тем временем прибыли Мартин и Валериан, приведя с собой тысячу шестьсот воинов. Большинство из них были гунны, славины (Slavini) и анты, которые живут по ту сторону Дуная, недалеко от его берегов. Велизарий, весьма обрадовавшись их прибытию, считал необходимым сразиться с неприятелем». И во II книге: «Велизарий прилагал все усилия, чтобы взять в плен кого- нибудь из знати среди врагов, дабы через него узнать, на что надеются варвары, терпеливо перенося столь страшные мучения. Итак, когда Велизарий думал об этом, Валериан обещал ему оказать эту услугу. Он сказал, что в его отряде есть несколько человек славинского племени, которые умеют устраивать засады за скалами или кустами и таким образом захватывать любого из неприятелей, в чем они упражнялись на Дунае, где их места жительства, и в Риме против других варваров. Велизарий пришел в восторг от его слов и велел возможно скорее позаботиться об этом деле. Выбрав из своих славян одного, выделявшегося ростом и крепким сложением, отважного и весьма подходящего для такого дела, он поручил ему захватить и привести одного из неприятелей, посулив немалую награду, лишь бы тот исполнил его поручение. Упомянутый славин, немедля отправившись исполнять поручение, до света поднялся на холм, за которым ежедневно устраивались стычки, чтобы косить там траву для коней, залег в зарослях колючего кустарника и затаился. На рассвете появился гот, пришедший накосить травы. Не ожидая никакой опасности со стороны зарослей, где тот затаился, он то и дело оглядывался вниз на лагерь, как бы кто‑либо из неприятелей не двинулся против него. Тогда славин, выскочив из засады, напал на него сзади и, перехватив поперек тела, на руках стремительно потащил в лагерь и вручил Валериану». И в III книге: «Был некто Хильдибий, принадлежавший к роду и двору Юстиниана, весьма искушенный и усердный в делах войны, и настолько презиравший деньги, что мнил себя богатейшим человеком, когда имел ровным счетом ничего. На четвертом году своего правления император назначил его префектом всей Фракии, поручив охрану Дуная, дабы никто из варваров не мог впредь перейти его. Дело в том, что в прошлом как гунны, так и анты со славянами, перейдя реку, наносили ромеям непоправимый урон. Хильбудий же внушил варварам такой страх, что в течение трех лет, пока он был облечен этой властью, никто из варваров ни разу не осмелился перейти реку, чтобы напасть на ромеев. Более того, сам Хильдибий со своими ромеями, неоднократно переходя ее, уничтожил неисчислимое множество варваров, взяв многих в плен и сделав рабами. По истечении же трех лет, когда Хильдибий перешел реку с небольшим отрядом, против него вышло все славинское войско. В завязавшемся сражении пал Хильдибий и множество ромеев. Некоторое время спустя между антами и славинами начались раздоры, завершившиеся войной, в которой анты были побеждены». Несколько далее он добавляет: «Племя антов и славинов не управляется одним человеком, но издревле живет во всеобщей народной свободе, поэтому все хорошее и плохое выносится у них на общий совет. Во всем остальном оба племени равны и схожи. Помимо этого, по предписанию закона и заповедям предков эти варвары должны верить в то, что среди всех богов тот, который сотворяет молнии, является единственным господином всего, и ему они должны приносить в жертву быков и других животных. Судьбы они признавать не должны ни в каком виде, ибо по их убеждению она не имеет никакой власти над людьми. Поэтому при угрозе смерти во время болезни у себя в доме или на войне они обязаны по заповеди, если им удастся выздороветь, едва миновала смертельная опасность, совершить по обету свое жертвоприношение; и они твердо убеждены, что именно этой жертвой обрели исцеление. Помимо этого они поклоняются рощам и нимфам с прочими демонами, которым они приносят жертвы, и при жертвоприношении производят гадания. Живут они в неких хижинах, дурно построенных и грязных, стоящих на большом расстоянии друг от друга, и часто меняют место своего жительства, как у них принято. Во время войны большинство из них выступает пешим строем, идя на врага с небольшим круглым щитом и копьем в руке, нагрудных лат же они никогда не надевают, при этом некоторые из них во время похода не носят одежды, ни новой, ни старой, за исключением неких покровов, спускающихся до бедер — так они идут на врага. И язык у них варварский, и по телосложению они не отличаются между собой, поскольку все они весьма высокого роста и сильны телом. Что касается цвета кожи и волос, нельзя сказать, чтобы они были чрезмерно или совершенно светлые, но и темными они вовсе не назовешь — скажем, ближе к светлым. Жизнь у них трудна и лишена изящества, но они не дорожат ей на манер массагетов. Питаются они грубой и гнусной пищей, однако не коварны и не вероломны. Опустошение и грабеж они производят на манер гуннов. В действительности некогда славины и анты имели единое прозвание, поскольку древние называли их спорами, что значит «рассеянные», я думаю, потому, что они жили отдельно друг друга в своих хижинах, и имели много земли, подобно тем, что жили за Дунаем». Несмотря на свою дикость и свирепость, они тем не менее окружали великим почетом своих жрецов. О религии этих антов пишет Еремей Русский в «Русских летописях», что среди прочих богов они поклонялись идолу, под ногами у которого находилась человеческая голова и еще другая голова, львиная; в правой руке он держал стрелу, а в левой — серебряный шар, и звали его Якобог, то есть «сильный Бог». Был он отделен от идолов славян, о которых Прокопий в III книге далее пишет: «В это время славин- ское войско, перейдя Дунай, произвело ужасающий разгром и нанесло большой урон всем иллирийцам вплоть до Драча: часть из них перебили, часть, не разбирая ни пола, ни возраста, кого могли, увели в полон, унеся их имущество, и всюду проявили великую свирепость. Захватили они также множество хорошо укрепленных крепостей, находившихся в тех местах, и, совершая набеги куда им вздумается, предали все разграблению. Иллирийские государи, собрав пятнадцатитысячное войско, хотя и принялись сразу же преследовать неприятеля, однако не осмеливались к нему приблизиться». И далее: «В это время славинское войско, численностью не более трех тысяч, легко перейдя Дунай, так как не было никого, кто мог бы им воспрепятствовать, разделилось на две части, каждая по полторы тысячи человек. Начальники ромейского войска, вступив в сражение, кто в Иллирии, кто во Фракии, были разбиты и пали в бою вместе с немалой частью своих воинов. Оставшиеся в живых спаслись бегством. Итак, когда эти начальники были перебиты варварами, значительно уступавшими им в численности, Асбад, бывший оруженосец императора, в ту пору командир конного отряда, вступил в стычку с другим войском варваров. Поскольку его воины обратились в бегство или были перебиты, он попал в плен к неприятелю. Славины, вырезав ремни на спине, сожгли его заживо. После этого славины разграбили все вплоть до побережья, взяв приступом также и приморский город, хотя в нем и находился очень мощный гарнизон, и он был метрополией всех городов на морском побережье. Удален он от Константинополя на двенадцать дней пути. Взят же он был при помощи военной хитрости. Большая часть варваров спряталась около стен и в укромных местах, и лишь немногие, приближаясь к Восточным воротам, сильно досаждали ромеям, охранявшим стены. Воины, бывшие в гарнизоне, не подозревая, что варваров больше, чем тех, которых они видят, немедля вооружились и, сделав стремительную вылазку из города, напали на них. Варвары обратились в притворное бегство, а ромеи, все более вовлекаясь в погоню, не заметили, как удалились от города. Тут варвары, находившиеся в засаде, выскочили и предстали перед ромеями, преследовавшими их сородичей. Окружив их, они всех изрубили мечами. Затем, повернув в сторону города, они пошли на приступ. Горожане, видя, что воины их покинули, не зная, что предпринять, взяли большое количество смолы и, смешав ее с маслом и доведя до кипения на огне, стали лить ее на врагов, пытавшихся подняться на стены, и осыпать их градом камней, так что почти избежали опасности. Однако сла- вины, непрерывно пуская стрелы, заставили их отступить от бастионов, и, приставив к стенам лестницы, с первого приступа овладели городом. Перебив пятнадцать тысяч мужчин, они предали все разграблению и увели в полон женщин и детей. Еще с самого начала, когда они только начали нападать на ромейские земли, не разбирая возраста, убивали всех, кто попадался на их пути, и в таком количестве, что вся иллирийская и фракийская земля была покрыта непогребенными телами. Попавших же к ним в руки они убивали не с помощью меча, копья или другого обычного вида оружия, но, вбив в землю тонкие колья, они насаживали на них несчастных смертных, вгоняя им острие кола через срамные части во внутренности, подвергая их страшным мукам. Изобрели они и другой вид казни. Вбив в землю четыре длинных жерди и привязав к ним пленного за руки и за ноги, они начинали бить его по голове палкой, как если бы это была голова собаки или змеи, и так предавали его мучительной смерти. Остальных же, кого из‑за старости или по другой причине не могли увести с собой, запирали в сарае вместе с быками и овцами и безжалостно сжигали.
Таким образом они предавали смерти всех, кто попадался к ним в руки. Наконец между славинами начались раздоры, и, опьянев от чрезмерного количества пролитой крови, они вернулись домой с богатой добычей». Несколько далее он добавляет: «Пока Герман собирал войско, приводил в порядок и истово приготовлял все, что было нужно для будущей войны, великое множество славинов, какого никогда ранее не бывало, перейдя Дунай, подошло к Наису. Несколько человек из них, отбившихся от остальных и бродивших по окрестностям, поймали ромеи и, подвергнув пытке, стали допрашивать о причине, по которой они переправились через Дунай. Те клятвенно утверждали, что пришли не иначе как для того, чтобы овладеть городом Салоники и его близлежащими поселениями. Император, услышав об этом, был немало напуган такой опасностью, и тотчас написал Герману, чтобы тот отложил поход на Италию и шел в Салоники, чтобы оказать помощь им и другим городам этой провинции, приложив все усилия для отражения нападения славинов. Тогда Герман, отложив все прочие дела, задержался в том месте, где его нашли послания императора. Славины же, узнав от пленных, что Герман находится в Сардах (Sardi), перепугались, поскольку среди них имя Германа давно пользовалось большой славой: когда в начале правления Юстиниана, его дяди, анты, живущие по соседству со славина- ми, перейдя Дунай, в большом числе напали на ромейские земли, Герман, незадолго до этого назначенный префектом Фракии, вступил с ними в бой и, нанеся поражение, почти всех перебил. За эту победу Герман удостоился великой славы среди всех смертных, а особенно среди этих варваров, которые, таким образом, боясь Германа и думая, что он ведет с собой такое же огромное войско, которое было послано императором в Италию против То- тилы и других готов, свернули с прямого пути на Салоники и, не дерзая более спускаться на равнину, перешли Иллирийские горы и вторглись в Далмацию. И те славины, которые в прошлом нападали на земли императора, и другие того же племени перешли Дунай и быстро соединились с теми, кто незадолго до этого совершили наглый грабительский набег на провинцию Далмация. Многие придерживались мнения, что эти варвары были подкуплены немалой суммой денег Тотила, который направил их в эту ро~ мейскую провинцию, дабы император не смог в дальнейшем хорошо организовать войну против готов, будучи вынужден разделить свои силы и противостоять этим варварам. Я не берусь утверждать, пришли ли эти славины по наущению Тотилы или сами собой. Итак, славинское войско, разделившись на три части, отправилось в разные стороны и причинило Европе невосполнимый ущерб, так они уже не просто совершали набеги на селения, как было заведено, предавая все разграблению, но и зимовали там, как если бы были у себя дома, не опасаясь неприятеля. Посему император послал против них отборное войско, начальниками над которым среди прочих поставил Константина, Арация, Назара, а также префектов Юстина и Иоанна. Командующим над всеми ними он поставил некоего Схоластика Евнуха. Так организованное войско вскоре настигло часть славинов близ Адрианополя, города на материке во Фракии, лежащего на расстоянии пяти дней пути от Константинополя. Славины, не имея возможности ни двигаться вперед, ни повернуть в другое место, отягощенные огромной добычей из людей, овец и прочих немалых ценностей, остановились там и разбили лагерь на холме. Ромеи же стали лагерем внизу на равнине недалеко от неприятеля. Находясь там, славины пытались как‑нибудь неожиданно напасть на ромеев. Пока и те, и другие пребывали в своих укрытиях, прошло немало времени, и ромейские воины, утомленные этим, стали проявлять недовольство. Они запальчиво обвиняли своих префектов в том, что при полном изобилии провианта у неприятеля начальники ромейского войска вовсе не заботились о своих солдатах, страдавших от нехватки самого необходимого. По этой причине они часто говорили, что вопреки желанию начальников сами пойдут в атаку на неприятеля. Начальники, видя такое упорство воинов, против своей воли вступили в бой со славинами. Ромеи доблестно бились, но, в конце концов, были побеждены противником и обращены в бегство, многие же доблестные мужи пали в битве. Даже сами начальники чуть не попали в руки неприятеля, однако смогли спастись бегством. В этом бою славины захватили знамена Константина и, свободно двигаясь, куда им хотелось, разграбили город Астик (Astyngo), который до тех пор не подвергался разграблению. Итак, опустошив и разграбив ромейские владения, они подошли к Длинным стенам, отстоящим от Константинополя на расстоянии менее дня пути. Немного времени спустя ромейское войско, оправившись после бегства и воссоединившись, принялось преследовать славинов. Неожиданно напав на часть из них, они обратили их в бегство, перебив немало врагов и освободив множество ромейских пленников. Отбили они и знамена Константина, потерянные прежде в битве. Те славины, кто сумел бежать, вместе с остальными своими соплеменниками вскоре отступили к себе домой. Выйдя оттуда вновь в большом числе, они напали на иллирийцев, которым нанесли такой большой урон, что и словами не описать. Император послал против них войско, которое, намного уступая в численности противнику, не могло вступить в бой и шло за ним по пятам, нападая и уничтожая воинов из славинского арьергарда, часть из которых они захватили в плен и отослали к императору в Константинополь. Тем не менее они не могли совершенно помешать варварам совершать их ужасные опустошения. Продолжались они долго, и все дороги наполнились трупами. Так как никто не выступал против них, они, наконец, со всей добычей, живые и здоровые, возвратились домой. Ромеи при переправе через Дунай не могли ни устроить против них засады, ни вступить с ними в открытое сражение, поскольку им на помощь и защиту выступили гепиды, их союзники. Император был очень недоволен и огорчен тем, что не мог запретить славинам переходить Дунай, через который они переправлялись только лишь с целью грабежа ромейских владений». До сих пор говорит Прокопий о вторжениях и нападениях славин на ромеев. Об этом же упоминает и Бьондо, более современный автор, но усердный исследователь древности. После некоторого рассуждения он пишет (8–я книга I декады): «Хотя Божественный Григорий ничего более не пишет об этом вторжении и набегах, которые славяне совершали на Истрию, мы тем не менее знаем наверное, что этот народ, как мы показали, живший за Дунаем и против которого выступали свекор и сын императора Маврикия, именно тогда впервые занял побережье Адриатического моря с правой стороны и стал там постоянно жить, так что то, что прежде называлось Истрией и Далмацией, ныне называется Славонией». И в следующей книге, повествующей о событиях времени императора Фоки, преемника Маврикия, он пишет: «В это время, когда Ромейская империя страдала от упомянутых волнений в Азии и Африке, славяне, которые, как мы говорили, осели в Истрии и Далмации, совершили вторжение и разгромили все ромейское имущество в соседних провинциях. Перебив в результате стремительного набега всех воинов, оставленных Фокой в крепостях, они покорили все провинции Далмации и Иллирии, граничащие с Адриатическим морем». Джироламо Барди указал время и года, чего не сделали вышеупомянутые авторы, походов славян во Фракию и Иллирию. Во второй части он пишет, что славяне в 548 году напали на Далмацию и дошли до Драча. В 549–м разграбили Фракию. В 550–м, вновь вторгшись в Грецию, одержали победу над императорским войском. В 552 году, вновь выйдя из своей страны, вторглись в Македонию и нанесли ей неисчислимый урон. Оставшись там, они переименовали те земли по своему имени в Славонию. В 554 году они одержали победу над военачальниками и остатками готов, разграбили Сицилию, откуда были изгнаны Германом, военачальником императора Юстиниана. В 585 году совершили набег до Константинополя, разграбив всю Фракию. Святой Григорий в послании Иовию, префекту императора Маврикия в Иллирии, пишет, что в 591 году, который был седьмым годом правления императора Маврикия, славяне перешли Дунай и опустошили Иллирию. Тогда народ, спасаясь от их свирепости, бежал на острова, как сообщает упомянутый папа. В том же году император Маврикий пошел войной на гуннов, которые со времен свирепейшего царя Аттилы жили в Паннониях за Дунаем, и послал против них с войском своего сына и свекра. Он нанес гуннам такой большой ущерб, что последние намеревались уже было вернуться на свою первоначальную родину. В конце концов они решили призвать на помощь соседних славян, которые вместе с гуннами выступили против ромеев и нанесли им такой урон, что те опасались впредь вступать с ними в бой. В следующем году, напав на Ромейскую империю, славяне нанесли ей большой ущерб и (как сообщает Александр Скультетус в своей «Хроногра- фии»), совершив набег вплоть до Босфора Киммерийского, там и осели. В 594 году Маврикий послал против них большое войско и (как сообщают Павел Диакон в XVIII книге и Зонара в жизнеописании Маврикия) потерпел поражение. Усилив войско, он вступил в сражение с врагом и одержал кровавую победу. Через четыре года славяне в союзе с гуннами и аварами напали на земли империи. Против них Маврикий снарядил войско и вверил его Галинику, послав его на место гнусного Романа, но это ему ничем не помогло: славяне, еще более разъярившись, вновь вторглись в провинции империи. Посланный против них Приск вернулся с победой. Однако славяне, вновь собрав войско, держали Маврикия в таком напряжении, что (как пишут Диакон (XVIII), Зонара и Бьондо (8–я книга I декады) он был вынужден постоянно быть во всеоружии. В 600 году они разграбили земли империи. Ромейские военачальники нанесли им ряд поражений, однако, несмотря на это, император оказался вынужден (как сообщают Диакон и Зонара в указанном месте) уступить им Иллирию, названную в дальнейшем ими Славонией. Одна их часть заняла города на морском побережье, другая ушла в Верхнюю Паннонию, остальные же под началом Чеха и Ляха проникли также в Моравию, Богемию и Польшу. Те, что заняли берега Далмации, не оставляли попыток расширить свои владения, нападая не только на соседей, но и на удаленные от них народы. Посему при ланго- бардеком короле Ариоальде (как пишет Павел Диакон в «Истории лангобардов» (III, 46)) славяне, снарядив мощный флот, отправились в Апулию и стали лагерем близ города Манфредония. Атаковавший их герцог Бене- вента Рион был разбит и пал на поле брани. Узнав об этом, его брат Радо- альд, прибыв к ним и дружески заговорив с ними на их родном славянском языке, несколько их успокоил, и они не стали сражаться и с ним. Увидев это, Радоальд неожиданно напал на них, перебив многих из них. Оставшиеся же были вынуждены отплыть и, возвратившись назад, обнаружили, что вся Далмация объединилась против них и, собрав большой флот, стала в устье Наренты, чтобы помешать им пройти по этой реке. Славяне, увидев это, сделали вид, что хотят вернуться назад. Далматы бросились в преследование, однако с наступлением ночи потеряли их из виду. Славяне же, отступив за остров Корчула, простояли там скрытно весь следующий день, а с наступлением вечера вышли из порта и двинулись в сторону далматского флота. Неожиданно напав на него, они некоторое время вели бой, но в конце концов, проложив себе путь оружием, прошли по Наренте до занятых ими ранее земель. Овладев упомянутыми землями на Наренте, называемой древними Нароной, они сделались весьма могущественными на море. Длительное время они досаждали венецианцам, которые вместе с далматами платили дань этим нарентским славянам, как сообщает венецианский историк Сабеллико во второй книге IX эннеады. Он пишет: «Венецианцы с другими далматами платили дань нарентинцам, которые на протяжении ста семидесяти лет с переменным успехом боролись с венецианцами за господство на море». Пьетро Джустиниани, венецианский историк, в I книге пишет: «Нарентинцы, вечные, ярые и ненавистные враги венецианцев, в течение долгого времени с переменным успехом вели с ними борьбу, зачастую кровопролитную». То же самое утверждает Джулио Фарольди в «Венецианских летописях»: «Нарентинцы причиняли много хлопот венецианцам почти непрерывно на протяжении ста семидесяти лет. Они были славонами, по–старинному славинами, которые (как можно прочесть у константинопольских историков) долгие годы враждовали с Восточной империей и отвоевали у нее провинции, которые ромеи называли Иллирией, а от их имени стали называться Славонией». Война между нарентскими славянами и венецианцами началась (как можно почерпнуть из трудов упомянутого Фарольди) при венецианском доже Джованни Партечипацио, который, согласно Николо Дольони, был в 829 году. Ему воспреемствовал Пьетро Градениго (Gradenico), который заключил мир с нарентинским государем Миславом. Когда вскоре после этого нарентинцы нарушили мир и совершили морской набег вплоть до Каорли, дож послал против них с мощным флотом своего сына Джованни, которого ранее сделал своим соправителем, однако на этот раз это ничем не закончилось. В следующем году, выступив против упомянутого Мислава с новым флотом, в морском сражении он был разбит, и Венеции с потерей множества судов пришлось уступить. Нет сведений о том, где именно произошло это сражение, известно лишь, что дож был разбит. И не только в этом сражении венецианцы потерпели поражение, но и (как пишет Фарольди) во многих других, произошедших в последующие годы. Пьетро Кандиан почти сразу после своего избрания на пост дожа был вынужден выступить против нарентинцев, однако не преуспел в этом, как пишет Микеле Салонитано в «Трактате о Далмации». О войне, которую нарентинцы вели с венецианцами, он пишет так: «Нарентинцы, славянский народ, наводили немалый страх как на города, расположенные на материке, так и на прибрежные города Далмации, а более всего на венецианцев, поскольку на протяжении двухсот лет подвергали их смертельным гонениям, несмотря на то, что в течение всего этого времени венецианцы платили им дань за право свободного плавания по Адриатическому морю, на которое нарентинцы притязали и на котором неограниченно господствовали. Со всех, кто плавал по нему, они требовали уплаты пошлины, или проходной платы. По этой причине между ними часто возникали стычки: нарентинцы часто задерживали венецианские суда в счет уплаты дани, которая не была им вовремя выплачена, а также [штрафной] пошлины товарами, которые, по их мнению, по праву переходили к ним в собственность за нарушение или задержку. Однако основной причиной преследования ими венецианцев было то, что они видели, как последние с каждым день усиливаются и укрепляют свою морскую мощь, домогаясь заполучить всю Далмацию, которая, страдая от наглости нарентин- цев, похоже, желала им скорейшего поражения. Да и венецианцы намеренно разжигали эту скрытую ненависть, чтобы, воспользовавшись ссорой между ними, быстрей достичь своих целей. Нарентинцы, узнав об этих кознях венецианцев, отвечали им ненавистью и жестокими преследованиями, по причине которых многократно город Венеция испытывал великие лишения и оказывался на грани отчаяния. Ведь всякий раз, когда они сходились между собой в морском бою, венецианский флот терпел поражение и ущерб. В частности, при доже Пьетро Кандиано, который (помимо других дожей), во второй раз лично выйдя против них и вступив в сражение у мыса Макар- ски (Cauo Miculo) в Далмации, вначале одерживал превосходство, и на- рентинский государь Мислав (Muie) уже намеревался обратиться в бегство, однако, увидев идущие на помощь остальные нарентинские корабли под началом Виты Бобальевича Рагузинского, которого упомянутый славянский государь в те времена часто привлекал в военные походы как знаменитого и опытного полководца славянских сил на море и на суше, вновь ринулся на неприятеля, который после доблестной защиты потерпел поражение со смертью упомянутого дожа. Это событие повергло венецианцев в ужас. Опасаясь, что противник, стремясь укрепить свою победу, нападет на них в их собственном доме, они перегородили огромными цепями входы в порты, через которые можно было подступить к их городу, выставив многочисленную охрану». Почти то же самое рассказывают Сабеллико в 1–й книге IX эннеады и Джамбулари (I). Они пишут, что после своего избрания дожем Венеции Пьетро Кандиано, видя, как на Адриатическом море разбойничают нарентинцы, послал против них флот, который вернулся домой, ничего не добившись. Тогда он лично выступил против них с двенадцатью судами и, обнаружив неприятеля у мыса Макарски (Cauo Miculo) в Далмации, вступил с ним в бой и поначалу одерживал верх. Однако по причине превосходства сил у нарентинцев венецианский флот попал в окружение, и дож, отважно сражаясь, на пятом месяце своего правления погиб. Останки его подобрали истрийцы и, отвезя в Градо, там и предали погребению. На его портрете в Сенате Венеции было начертано:
DVM ADUERSVS NARENTANOS MANVS FORTITER CONSEREREM, INTER MICANTIA ARMA PIETATE UIRILITER CECIDI.
(Храбро вступив в схватку с нарентиицами, в великом сражении пал геройской смертью.)
Те, кто смог спастись, бежали домой и повергли город в такое волнение, что под впечатлением этого известия в Венеции могли начаться беспорядки, если бы Джованни Партечипацио для спасения республики не вернулся на оставленный прежде пост и не смог соблюсти достоинство в условиях охватившего горожан ужаса. Когда после этого волнения улеглись и прошел страх, патриции избрали новым дожем Пьетро Трибуно, который укрепил город в различных местах и при помощи огромной цепи обезопасил его от внезапных и стремительных нападений тех, кто желал нанести ему ущерб. Было это при папе Иоанне примерно в восемьсот восьмидесятом году. Однако нарентинцы не прекратили на этом грабить и разорять их.
При Пьетро Саннуто, девятнадцатом доже Венеции, нарентинцы почти осадили Венецию. Джамбулари (VII) пишет об этом так: «При этом доже жители Далмации и, в частности, жители Наренты, которую древние называли Эроной, в результате морских набегов подвергли город Венецию почти полной осаде, так что к нему невозможно было подвезти по морю ни продовольствие, ни провиант, ни товары какого то ни было рода, поскольку на дальних подступах или на глазах у всего города они подвергались разграблению с ущербом не только для тех, кто их перевозил, но еще в большей степени для той толпы, которая их ожидала». И это Венеция переживала не раз, как сообщает Сабеллико в 1–й книге IX эннеады. Он пишет, что в 976 году нарентинцы так жестоко разоряли прибрежные города, что положение Венеции немногим отличалось от положения осажденной, так что стыд и гнев взывали каждого горожанина к отмщению. Они говорили, что невозможно смириться с тем, что венецианцы, одержавшие столько славных побед на море, терпят наглые выходки кучки разбойников». Я поражаюсь, как не стыдно Сабеллико писать, что в те времена нарентинцы представляли собой кучку разбойников, прекрасно зная, что, по словам Марка Варрона (как видно из Плиния (III, 20)), колония Нарона, бывшая столицей нарентинцев, была столь велика и столь знаменита, что ей подчинялись другие восемьдесят девять городов. И позднее первые короли и императоры искали их дружбы, и среди прочих император Оттон III, видя, что они отложились от него, в 980 году повел против них войско и, как пишет Бар- ди во второй части) доставил им немало хлопот. Более того, он знает (как сам и пишет), что нарентинцы на протяжении ста семидесяти лет соперничали с венецианцами за не что иное, как господство на море. Не может же он сказать, что у венецианцев тогда было так мало сил, что они не могли (если тех была лишь «кучка разбойников») с ними справиться, поскольку сам же пишет, что до этого они одержали славные победы на море. Таким образом, не следует говорить и думать, что в те времена нарентинцы были кучкой разбойников (как считает Сабеллико), но, напротив, они были могущественны и весьма благородны. Видя, что венецианцы лишают их дани, которую платили на протяжении длительного времени, они на них и ополчились. Сабеллико, упоминая об этом во 2–й книге IX эннеады, пишет: «Дож Пьетро Орсеоло через послов убедил государей Египта и Сирии, а также при помощи благодеяний и подарков все итальянские государства в искренней дружбе со стороны венецианцев, и, решив, что настал удобный момент отомстить за недавние и давние обиды, учиненные нарентинцами, отказался платить им дань, которую им платили на протяжении многих лет за право безопасного плавания вдоль побережья Далмации. Варвары нарентинцы, разгневавшись на венецианцев, принялись разорять прибрежные города. Не ограничившись и этим, они совершили опустошительные набеги по суше в пределы задарцев, которые единственные из далматов находились в ту пору под властью венецианцев. Было это примерно в 996 году». До сих пор мы цитировали Сабеллико. В это время (согласно венецианским летописям) венецианцам удалось в значительной степени укротить ярость на- рентинцев. Последние, приняв христианство при их короле Святополке (Suetopelech), или (как его называют латинские историки) Сферопиле (Sferopilo), обращенным в Христову веру Мефодием Философом, которого впоследствии прозвали Кириллом (как сообщают Диоклеец, Бьондо, Сабеллико и Иоганн Авентин (IV)), оказали немалую помощь Италии. Когда при императоре Василии Македонянине на нее напали сарацины близ горы Гаргано в Апулии, они вместе с рагузинцами и другими соседними славянами (как повествует Лудовик Туберон в «Происхождении Рагузы» и Георгий Кедрин в жизнеописании упомянутого императора Василия) пришли с большим флотом в область Абруццо, называемой в те времена страной Тети (Thieti), и, явив свою исконную доблесть, изгнав сарацин из Италии, перебив немалое их число, чем заслужили себе вечную славу. Однако оставим пока этих славян до дальнейшего повествования и вернемся к рассказу о тех, что проникли в Верхнюю Паннонию и Нижнюю Баварию. Они заняли Штирию, Каринтию, Крайну (Carnioli) и многие другие соседние с ними земли и весьма прославили свое имя. Как пишет Авентин (III), при императоре Анастасии Дикоре примерно в 580 году они под предводительством Гифалона (Gifalone) проникли в Нижнюю Баварию, где находится город и горы, называемые венедскими от префектуры славян венедов, и, перейдя Истр выше места впадения реки Изар, взяли приступом города Пизониум (ныне, согласно Вольфгангу Лациусу, Позония), Августу Аци- лию и Моцению (Macelia) (ныне, согласно Абрахаму Ортелию, Монциг (Montzing)), который лежит на берегу Дуная с правой стороны. Захватили они и Старые Лагеря, город в 15 милях к востоку от Регенсбурга, называемый ныне Пфер (Pfer), и Летние Лагеря. Вместе с баварами они разгромили римское войско так называемых рипариев, поставленных охранять Дунай. Осадив Регенсбург, они вскоре овладели и им, поскольку славяне, искусные лучники и метатели дротиков, посылали такое множество стрел, что совершенно очистили стены от защищавших их воинов. Затем упомянутый Авентин пишет: «Римляне после многочисленных поражений от баварского короля Теодона и славян, отчаявшись удержать за собой Мезии, Пан- нонии и остальную часть Норика, оставили их и бежали в Италию примерно в 515 году. В это время славяне, называющие себя ныне хорутанами (Charioni), заняли ту часть Норика, что лежит среди горы Тавр, обращена на восток и ограничена реками Мура, или Мурава, Драва и Сава вплоть до территории Аквилеи, и владеют ей до сих пор, назвавшись по имени занятой местности карантанцами, или каринтийцами. Прославившись многими победами над различными народами, они примерно в 593 году были призваны королем лангобардов Агилульфом, который в ту пору вел войну в Италии и безуспешно осаждал город Падую. Не в силах взять город, он, как пишет Лучо Фауно (VI), обратился за помощью к славянам и с их помощью сумел его наконец захватить. Затем, двинувшись с упомянутыми славянами, на Рим, он через год овладел и им. Через 10 лет упомянутый король Агилульф, поссорившись с римлянами из‑за происков одной из своих дочерей, выступил из Милана и обратился за помощью к аварскому князю- кагану (Re Сасапо), который послал ему немалое число славян (как пишет Павел Диакон в «Истории лангобардов» (III, 29)). С эти войском он захватил город Кремону и 21 августа 603 года сровнял его с землей. Поскольку на обратном пути домой славяне совершали грабительские набеги на земли короля франков и германцев Хильдеберта, последний послал против них с сильным войском Тассилона (Tessalone), государя баваров, которые с востока граничили с упомянутыми славянами. В завязавшемся сражении он одержал победу и подчинил их Хильдеберту. Однако, как только Тассилон вернулся домой, они подняли восстание. По этой причине две тысячи баваров вторглись в славянские земли. Славяне вместе со своим королем Каганом, окружив баваров, изрубили их мечами, не оставив никого, как пишет Авентин (III), кто мог бы принести об этом известие домой. Вторгшись после этого в Баварию, они разграбили ее, разгромив войско выступившего им навстречу Гарибальда, сына Тассилона. Перебив римских солдат, они вторглись в Истрию, которую (как пишет Фауно (VIII)) и прежде неоднократно предавали разграблению во времена императора Феодосия. И в 617 году славяне, не в силах больше терпеть наглость аваров, выступили против них и, вступив с ними в сражение, одолели (как можно прочесть у Аймоина Монаха в «Истории франков» (IV, 9)). В этом сражении некто по имени Само выказал, среди прочих, такую доблесть, что славяне избрали его королем, и в этом достоинстве он пребывал тридцать шесть лет, проявляя немалую смелость и рассудительность во всех почти неисчислимых войнах и походах, которые он предпринимал против упомянутых аваров, всегда (как пишет Аймоин) выходя из них победителем. У него было двенадцать жен славянок, которые родили ему такое же число сыновей и пятнадцать дочерей. Было у него и несколько кровавых стычек с франкским королем Дагобертом, которому он нанес несколько поражений, сразив (как пишет Карл Вагрийский в «Истории венедов» (VII)) многих доблестных военачальников и перебив несколько тысяч франков. Однажды франки, возвращавшиеся из Нового Рима (Neoroma) со своими товарами, были посреди дороги дочиста ограблены славянами, предавшими смерти тех, кто оказал сопротивление. Дагоберт, узнав об этом, отправил к королю Само посла по имени Сихарий, прося восстановить справедливость. Посол, видя, что король Само не допускает его до себя, переоделся в славянское платье, дабы не быть им узнанным, и в таком виде в один из дней предстал перед ним. Изложив то, что ему поручил передать его государь, он добавил, что Само не должен пренебрегать франками, памятуя о том, что он со своим народом является подданным франкского королевства. Само, разгневанный этими словами, ответил, что он со своим народом был бы предан франкам, если бы Дагоберт со своими подданными не нарушал дружбы со славянами. Сихарий ответил, что невозможно слугам Христовым быть в союзе или дружбе с псами. Тогда Само сказал так: «Вы, конечно, объявляете себя слугами Христовыми, мы же его псы. За ваши нечестивые поступки, которые вы совершаете против его воли, мы имеем право мстить вам укусами». Сказав это, он повелел немедленно прогнать его прочь. Дагоберт был этим весьма обижен, посему, с отборным войском выступил против славян. Как пишет Аймоин (IV, 23), славяне разбили это отборное франкское войско, взяв множество пленных. И вскоре после этого они пришли на помощь своим славянам, что были осаждены франками в крепости Вогастро (Vogastro). Напав с тыла на врага, они обратили его в бегство, перебив многих и захватив обоз и лагерь. Воодушевленные этой победой, славяне в большом числе вторглись в Тюрингию и другие близлежащие области франкского королевства, так что воевода Дрван (Deruano), правивший этими славянскими городами, до той поры хранившими верность франкам, видя такие успехи славян, наносивших одно за другим поражения франкам, восстал и примкнул к ним. Славяне, предавая в течение некоторого времени опустошению франкское королевство, обратились в сторону Италии и, вторгшись в нее в 640–м, или, согласно Барди, 650 году, нанесли ей большой ущерб, но, будучи побеждены Гримоальдом, вернулись домой. Но и там они не долго пребывали в покое и вновь начали войну с Даго- бертом. Последний, сразившись с Амором, правившим дунайскими славянами после Кубокара, в первый раз вышел победителем, но в повторной схватке потерпел поражение, как пишет Карл Вагрийский (VII). Славяне, подданные Само, видя это, выступили против франков и жестоко разграбили их земли. Тогда Дагоберт решил отомстить славянам за все причиненные обиды и, собрав лучших воинов, бывших в его королевстве, выступил против них. По пути к нему прибыли саксонские послы, принесшие клятвы и предложившие помощь в надлежащем отмщении славянам, при условии, однако, освобождения их от дани в размере пятисот коров, которую они ежегодно платили тем королям со времен франкского короля Хлотаря I.
Дагоберт согласился на эти условия и освободил их от упомянутой дани, но никакой пользы от этого не имел. Как пишет Аймоин (IV, 26), в следующем году, одиннадцатом году правления Дагоберта, славяне вторглись в Тюрингию и разорили всю эту область. Посему Дагоберт был вынужден поставить королем Австразии (Austria) своего сына Сигиберта, дабы тот оберегал упомянутые пределы от славян. Последние, однако, не переставали разорять франкские земли, так что Дагоберт, почти отчаявшись, собрал три войска, каждое по пятьдесят тысяч, и послал их против славян короля Само. В сражении у Агунтума (Agunto) Само потерпел поражение благодаря превосходству неприятеля скорее в численности, чем в доблести. Тогда же эти славяне были обращены в веру Христову. В то время святой Ко- лумбан отправился проповедовать им Евангелие. После смерти Само его преемником стал Борут (Boruth), или, как его называет Вольфганг Лациус (VI), Борух (Boruch), который, по словам Лациуса, был первым королем каринтийских славян, который получил святое крещение от рук блаженного Доминика (Doningo), ученика святого Руперта, епископа ювавского (Iuuaniense) и просветителя карнов. В залог верности он передал королю Дагоберту своего сына по имени Горазд (Carasto) и племянника Хотимира (Chitomir). После этого он сразился с гуннами, разорявшими его земли, наголову разбил их и уничтожил. После смерти Борута славянами Карин- тии, или Норика, правили упомянутый Хотимир и, согласно Лациусу, Горазд. В это время ученый муж Майоран проповедовал и наставлял этот народ в Христовой вере. Славянские вельможи восстали против своего государя Хотимира за то, что он, отринув старую веру, которой издавна придерживались их предки, обратился к новой. Тогда баварский государь Тас- силон II пришел на помощь Хотимиру и заставил его подданных подчиниться своему господину. После его смерти славянские вельможи оставили христианскую веру и изгнали священнослужителей в Баварию. Вторгшись во Фриули, они сразились с герцогом Фердульфом, который пал в битве вместе с множеством своих подданных, как пишет Павел Диакон (III, 23). По его словам, в той битве пал герцог Фердульф и его наместник Аргаит, который подтолкнул его к этой битве. Так из‑за вспыльчивости и опрометчивости упомянутых Фердульфа и Аргаита погибло такое множество сильных и храбрых мужей, какое при мудром и осмотрительном руководстве могло бы сразить не одну тысячу врагов. Когда герцогом Фриули был Пеммо (Penmone), отец Ратхо и Ратхи, славяне вынудили его заключить с ними унизительный для него мир. Когда власть перешла к Ратхо, тот неосмотрительно разорвал его и совершил опустошительное вторжение в Крайну (Carniola), отчизну славян; за что получил заслуженное возмездие: славяне, вооружившись, вторглись в его владения и предали их свирепому разорению, как пишет Диакон (глава 52). Диакон, по какому бы поводу не писал о славянах, похоже, не испытывает к ним большой любви, всячески принижая их силу и доблесть. Причина этого кроется в том, что славяне, как пишет Бьондо в 10–й книге I декады, многократно воевали с лангобардами, сородичами упомянутого Диакона. Итак, когда славяне, как мы сказали, оставили христианскую веру, Тассилон, усилив войско, вновь вторгся в их земли и в результате нескольких стычек победил их, поставив над ними герцога по имени Вальдунг. Гемон с Региноальдом, Майораном, Готарием, Эрхинобертом, Регинардом, Августином и Гюнтером проповедовали им Слово Божье, которое вельможи, бывшие всадниками, яростно ненавидели. Однако преемник Вальдунга Ингон привлек их к христианской вере при помощи хитрости, устроив пир по совету Арна, зальцбургского епископа. Вальдунг, которого Сигиберт из Жамблу называет Ингон, не в силах обратить в христианство вельмож подобно тому, как он сделал это с крестьянами, созвал однажды всех своих подданных на пир, на котором господ усадил отдельно от простолюдинов. Последних он посадил за свой стол, и им со всеми почестями подносили яства на золотой и серебряной посуде; благородным же, сидевшим далеко от него, подавали на глиняной. На вопрос о причине Вальдунг ответил, что велел обслуживать столы сообразно качеству людей, поскольку крестьяне, будучи христианами, очищенными непорочной кровью Христа, имели души незапятнанные и чистые, благородные же, будучи идолопоклонниками, имели души запятнанные и грязные. Все это так подействовало на славянскую знать, что они все сделались христианами. И отсюда пошла известная торжественная церемония избрания герцога Каринтии. Церемония эта, будучи весьма необычной и непохожей на другие, заслуживает (для развлечения читателя), чтобы мы ее по возможности кратко описали, опустив некоторые подробности. Недалеко от крепости святого Вита в довольно широкой долине до сей поры видны развалины города, столь древнего, что и имени его никто не помнит. Рядом с ним на широком лугу находится довольно высокая мраморная глыба. На этой глыбе при коронации нового государя восседает крестьянин, которому принадлежит право совершения этой церемонии, так как он происходит из рода, издавна почитавшегося первейшим. Правой рукой он держит черную корову, а левой худую и неказистую кобылу. Вокруг упомянутого камня стоят толпы народа, в основном крестьяне, и ждут нового господина, который появляется на краю луга в сопровождении торжественной свиты знати и вельмож в богатых одеждах. Впереди всех выступает граф Гориции, май- ордом государя, который среди двенадцати малых хоругвей несет великую хоругвь эрцгерцога. За государем следуют магистраты и министры, как и все, в самом торжественном одеянии, которое только может быть. Среди всех один лишь государь одет по–простому, в незамысловатую и грубую крестьянскую одежду. Так он подходит к камню. Мужлан же, сидящий на камне, при его приближении начинает восклицать по–славянски: «Кто это, кто идет с таким почетом?» Стоящий же вокруг народ ему отвечает: «Это наш новый государь, идущий принять власть». Тогда мужлан опять вопрошает: «Праведный ли он судья? Радеет ли за отчизну? Свободен ли он? Достоин ли почета? Истинный ли христианин? Защитник ли и умножатель святой веры?» И на каждый из вопросов толпа отвечает: «Да, да, таков, будет…» В конце концов мужлан вопрошает: «По какому праву хочет он согнать меня с этого престола?» Тогда граф Гориции отвечает ему: «За семьдесят денариев покупает он у тебя это место. Эта скотина, то есть кобыла и корова, будут твоими. Будешь иметь одеяния, которые носит господин, будешь свободен ты и дом твой, не платя ему никакой подати». Тогда мужлан, слегка ударив государя по лицу рукой и приговаривая: «Будь правым судьей, то есть суди по справедливости», спускается с камня с кобылой и коровой, оставляя место свободным. После этого государь поднимается на камень, вынимает меч и потрясает им с суровым видом, обращаясь поочередно на все [четыре] стороны, давая этим, похоже, обет быть праведным судьей. Затем, велев принести ему воды, из мужицкой шапки выпивает ее перед всеми, верно в знак трезвости и безразличия к суетным изысканным яствам, столь ценимыми многими. Спустившись с камня, он со всей свитой идет в близлежащий храм и, отстояв службу, исполненную самым торжественным образом, снимает с себя мужицкую одежду и, отдав ее мужлану с камня, облачается в господское платье. Затем, торжественно отобедав со всей знатью и вельможами, он возвращается на луг, где с приготовленного судейского места вершит суд для тех, кто просит, или по обычаю этой страны дарует имения и феоды по своему усмотрению. Обо всем этом Эней Сильвий, впоследствии папа Пий II, который лично присутствовал на этой церемонии в Каринтии, подробно рассказывает в своей «Европе». Утвердив там свое господство, славяне неоднократно воевали с франками. В 667 году франки с большим войском под началом Андагиза, отца Пипина Младшего, бывшего майордомом франкского короля Теодориха, вступили в сражение со славянами и были разбиты, причем сам Андагиз (как пишет Авентин (IV)) пал на поле брани. Некоторое время спустя славяне, поссорившись с каганом, князем аваров, также народом славянского племени, владевшим Баварией, начали совершать набеги на их владения, так что каган был вынужден их оставить. Посему в 805 году (как пишут Суффрид Мейсенский и аббат Регино во II книге «Хроники») каган прибыл к императору Карлу Великому, прося у него место для жительства между Сабарией (Sabaria) и Карантанией (Carantano), утверждая, что не может больше жить в своих исконных землях из‑за постоянных набегов врагов на его страну, из которой в конце концов вместе с гуннами был изгнан славянами. Славяне же под началом Примислава, Чемики (Cemica), Стомира и Оттогера сели по реке Драве, начиная от пределов Баварии. Через некоторое время те славяне, которые жили на Дунае и в Норике, в союзе с бавара- ми напали на Верхнюю Паннонию, ограниченную, согласно римскому описанию, Дунаем, Савой и Дравой, а также вторглись в Дакию, лежащую на другом берегу Дуная, где разгромили и уничтожили остатки аваров и гуннов. Покорив все земли вплоть до устья Савы, они вывели туда колонии баваров и славян, как пишет Авентин (IV), который при этом отмечает, что почти в то же время константинопольский император Никифор отправил послами к Карлу Великому Петра Епископа и Калиста. После заключения мира между двумя упомянутыми государями было решено, что Карл владеет Паннониями, Дакией, Истрией, Либурнией и Далмацией, за исключением некоторых приморских городов, оставшихся за Никифором. Немного позже далматы, ненавидя греков за их ничтожество, послали к Карлу задарского градоначальника Павла и епископа этого же города Доната с дарами, перейдя в подданство франкской короны. Никифор, видя, что Далмация восстала против него, разорвал мир с Карлом и послал в Далмацию флот под началом патрикия Никиты, который, едва прибыв на место, вернул обратно все, что принадлежало грекам в Далмации, и даже с лихвой. Однако после смерти Карла и Никифора, а именно в 818 году, сын Карла Людовик Благочестивый поделил Далмацию с константинопольским императором Львом. В это время Людевит Славянин, государь Нижней Паннонии, именуемой ныне Позега (Possega), поднял восстание против императора Людовика, поскольку последний отказал ему в выплате жалованья. Он возбудил великую смуту в Восточной Баварии, привлек на свою сторону болгар, карнов и часть хорутан (Carioni) и захватил большую часть Верхней Паннонии. Эти обстоятельства вынудили Людовика созвать собор в Ахене, на котором среди прочего было решено отправить итальянское войско в Паннонию против Людевита. В состоявшемся сражении Людевит одержал победу и, как пишет Аймоин (II, CVI), еще больше возгордился. Тем не менее он отправил посольство к императору с просьбой о заключении мира при некоторых договоренностях и условиях. В случае соблюдения последних он обещал выполнять все повеления императора. Тот не согласился на предложение Людевита и отправил своих послов с другими соглашениями и условиями. Людевит от них отказался и, решив продолжать войну, послал поднимать восстание среди соседних народов, привлекая их на свою сторону. Тимочане (Tunuciani), народ, согласно Абрахаму Ортелию, живущий по соседству с болгарами, восстав против болгар, хотели перейти на сторону императора. Однако Людевит сумел повести дело так, что в конце концов убедил их оставить императора и примкнуть к нему. Когда войско императора возвращалось из Паннонии, фриулийский герцог Кадолай (Cadaloch), герцог Фриули, скончался от лихорадки, и его место занял Бальдерих (Balderich). Когда он вступил в область карантанцев, которые держались его власти, войско Людевита вышло ему навстречу, однако Бальдерих, напав на него на реке Драве, обратил в бегство. Борна, герцог Далмации, собрав сильное войско, напал на Людевита у реки Колапий, называемой славянами (по словам Лациуса) Купой. В начале битвы Борну покинули гудусканы (Guduscani), народ, также живущий по соседству с болгарами, однако с помощью с своих телохранителей–преторианцев он сумел избежать плена. В этом бою пал Драгомуж (Dragomus), тесть Людевита, который с самого начала восстания Людевита оставил зятя и примкнул к Борне. Гудусканы, вернувшись домой, были вновь покорены Борной. Людевит же, воспользовавшись этим случаем, вторгся в Далмацию с сильным войском и предал все огню и мечу. Борна, видя, что не может сразиться с ним на равных, спрятал все свое имущество в крепостях и с небольшим отрядом самых смелых своих воинов начал изматывать войско Людевита, нападая на фланги и арьергард. Перебив таким образом три тысячи воинов неприятеля и отняв триста верблюдов (camelli), он вынудил его покинуть свою страну. В январе Людовик собрал новый собор в Ахене, на котором было решено снарядить три войска в трех местах и отправить их одновременно разорять страну Людевита, дабы усмирить его дерзость. Одно из них вторглось через Норикские Альпы, второе через область карантанцев, а третье через Баварию и Верхнюю Паннонию. Два из этих войск, то есть правое и левое, совершили вторжение несколько позже, столкнувшись с неприятелем при переходе Альп. Среднему войску, проходившему через Каринтию, повезло больше: трижды одержав победу над врагом и переправившись через Драву, оно дошло до назначенного места. Людевит при этом не предпринял никаких приготовлений и не пытался искать мира с противником. Поэтому три войска, соединившись, предали страну Людевита огню и мечу. Однако в том войске, что прошло через Верхнюю Паннонию, при переправе через Драву начались болезни из‑за тлетворности воздуха, и умерло немало человек. Эти три войска были набраны в Саксонии, Восточной Франкии, Алемании, Баварии и Италии. После их возвращения домой карны (Carniolani), которые жили по реке Саве по соседству с фриульцами, передались Бальдериху. То же самое сделала та часть каран- танцев (Carentani), что прежде приняла сторону Людевита. Последний, видя выступление из Италии в Паннонию сильного войска, оставил город Шиша (Sciscia) и ушел к далматским сербам. Живя там, он, узнав, что один их тамошних государей собирается его предать, однажды убил его и овладел его городом. Затем он дал знать императору, что желает побеседовать с ним в надежном месте. Когда ему в этом было отказано, он переехал к Ладе Славянину, дяде Борны по материнской линии, который после смерти упомянутого Борны был поставлен императором Людовиком управлять Далмацией. Прожив там некоторое время, Людевит был предательски убит упомянутым Ладой. Таков был конец знаменитого Людевита. Войны, которые он вел, и походы, предпринятые против разных народов, описаны (как говорит Авентин) в пергаментной книге, хранящейся в Ильммюнстере (Monasterio de'Monaci posto all'Ilmo), где описаны и другие войны славян. Последние во времена франкского короля Арнульфа, мстя за обиды, учиненные франками, вторглись в их королевство и жестоко разорили некоторые провинции, так что Арнульфу пришлось выступить против них лично. Однако его войско было разбито и понесло большие потери, как повествует Регино (II). Он пишет: «Когда Арнульфу, императору и королю франков, находившемуся в пределах баварцев в 891 году с целью подавить нападения славян, сообщили, что неприятель истребил множество его воинов и одержал победу, тот, скорбя по причине гибели своих подданных, со многими вздохами стал причитать, долго перечисляя триумфы и победы, которые франки всегда одерживали над врагами, стяжав себе славу почти непобедимых, а теперь впервые бежали перед врагами славянами. Последние, двигаясь далее, заняли страну, которая от реки Марахава (Marahaua), получила название Маравания, а затем Моравия (как пишет Беат Ренан в «Германии» (I)), и, изгнав оттуда остатки маркоманов, поселились в тех местах, значительно расширив свои владения, поскольку, как пишет Франциск Иреникус (XII), королевство славян моравов включало в себя Венгрию, Чехию и Русь и было таковым до предпоследнего моравского короля Святокопия (Suatocopio), о котором Пьерфранческо Джамбулари (I) пишет так: «Где он имел мир и покой на Руси, в Польше, Моравии и Чехии, странах, по природе склонных к войнам и обильных отчаянными воинами, способными на любые, самые великие дела». Эти моравские славяне, как пишет Вольфганг Лациус (IX), много воевали с франками, немцами и саксами. Доставили они немало хлопот и печенегам (Pazinaci), ныне татарам (как пишет Регино (II)). Марцин Кромер и Ян Дубравий дали пространное описание этого королевства, которое просуществовало до 991 года, когда после смерти короля Всеволода (Sueulado) оно было захвачено венграми, поляками и в большей части чехами. Моравия стала христианской, по мнению Венцеслава Богемского, при Святополке (Suatoplugo), который правил моравами, имея престол в Велеграде. Он принял христианство со своим народом от Кирилла Философа, которого прежде звали Константином. Поскольку он является просветителем болгар, рашан и других славян Далмации и Моравии, мне представляется необходимым вкратце описать его жизнь, ссылаясь на Диоклейца, Яна Дубравия и Августина Моравия в его жизнеописаниях оломоуцких епископов.
Кирилл был родом грек и родился в Фессалониках, ныне Салоники. Отцом его был патрикий Лев. Сначала его звали Константин Философ. В 887 году был назначен управлять Велеградской церковью римским папой Адрианом III. Он был первым архиепископом Моравии, наставив прежде в христианском вероучении болгар, сербов, далматского короля Святополка (Suetopelech) и после них моравского короля Святополка (Suatoplugo) со всем его народом, границы которого проходили по рекам Висла, Дунай и Ваг. После пяти лет управления Моравской Церковью он отказался от этой должности и с согласия Стефана, преемника папы Адриана, поставил вместо себя своего брата Мефодия, с которым дурно обошелся король Святополк (Suatoplugo) Младший. Отправившись однажды на охоту, он велел архиепископу Мефодию не начинать мессу до его возвращения. Мефодий подождал до полудня, однако, опасаясь глумления над священной жертвой и видя, что народ, собравшийся в большом числе, уже начинал выходить из церкви, не стал больше ждать и, ослушавшись повеления короля, начал отправлять мессу. Когда он стоял у алтаря, явился король в окружении толпы охотников и своры собак и, стремительно войдя в церковь, среди гама и собачьего лая схватился за оружие. С трудом удержавшись, чтобы не нанести ранение архиепископу, он сбросил наземь все, что было на алтаре. Уйдя оттуда, Мефодий незамедлительно отправился в Чехию и отлучил от церкви короля, наложив интердикт на все его королевство. В Чехии он пробыл недолго и отправился в Рим, где встретил своего брата Кирилла. Вскоре он вновь был призван в Моравию, однако, видя, что король, человек надменный и исполненный злодейства, все равно проявлял свирепость по отношению к священнослужителям, не смог вынести потери и разорения своего стада. Посему он вновь вернулся в Рим, где и скончался в 907 году. Он был погребен в церкви Святого Клемента, святые мощи которого его брат Кирилл привез с Таврического полуострова, называемого ныне Малой Татарией. Как рассказывают Ян Дубравий и Эней Сильвий, славяне, которые были обращены Кириллом в Христову веру и для которых он перевел на их славянский язык Старый и Новый Заветы, пожелали, чтобы месса и богослужение велись на их собственном языке. Обратившись в связи с этим за разрешением к римскому папе, он поставил этот вопрос на обсуждение в консистории, где поначалу было некоторое противоречие, но вдруг раздался голос, произнесший: «Да всякий дух славит Господа, и всякий язык Его исповедует». И тогда папа немедленно разрешил то, о чем просили славяне, священнослужители которых, особенно либурнийских славян, подчиненных норицкому эрцгерцогу, и сегодня справляют мессу и другие службы на своем родном языке, вовсе не зная латыни. Более того, сами норицкие государи, как пишет Авентин (IV), использовали славянское письмо для общественных надписей, как можно убедиться в церкви Святого Стефана в Вене. Славяне имеют два вида букв, чего нет ни у греков, ни у латинян. Один вид был найден Кириллом и называется кириллицей (Chiuriliza), другой — блаженным Иеронимом, и он называется буквицей (Buchuiza). Выглядит буквица так:
Кириллица же выглядит так:
Два этих вида письма были найдены (как мы сказали) Блаженным Иеронимом и Кириллом, о чем осталась непреходящая память у славян, в особенности у чехов и поляков. Оба этих королевства произошли от этого славянского племени, которое, овладев Иллирией, вывело свои колонии дальше на север, то есть в Чехию и Польшу. Случилось это так (как пишет Ян Дубравий (I)). Хорват по имени Чех, благородный и весьма уважаемый муж, случайно или умышленно убил одного из своих, мужа также уважаемого. Будучи в этом осужден и вызван в суд, он не захотел явиться в суд, за что его противники подвергали его ежедневным преследованиям. Посему большая часть Хорватии взялась за оружие, чтобы защитить и поддержать свои законы вопреки упорству Чеха. Последний, видя народную ярость, не стал ждать неприятностей и по совету друзей заблаговременно уехал, решив искать взамен отчего дома — новый, который мог бы стать ему надежным убежищем и удобным местожительством. Вместе с ним ушел его брат Лях (Lecho) со своими родственниками, друзьями, слугами и большим числом прочего народа. Отправились они тем путем, что ведет через Валерию, расположенную между Дунаем и Савой, которая в те времена находилась во власти хорватов, в Верхнюю Паннонию, рядом с моравами. Направившись в Моравию и обнаружив, что она, равно как и большая часть Саксонии, находилась во власти славян, они осели там на некоторое время. Моравы же, узнав о причине их скитаний, научили их, как поступить. Они рассказали им, что недалеко оттуда лежит страна, называемая германцами Богемия, где упомянутые германцы одно время жили, но теперь она ими оставлена и обезлюдела, за исключением небольшого числа вандалов, их соплеменников, которые живут там порознь в своих лачугах. Эта страна, по их словам, могла бы подойти им для жительства. Чех охотно принял это предложение, тем более что находился в таком положении, что выбирать не приходилось. Вновь отправившись в путь, он мирно, никого не обижая, прошел через хребет Герцинских гор и спустился в Богемию. И, куда бы он ни шел, убеждался он в справедливости того, что ему было сказано: что Богемия невозделана, пустынна, и хозяйничают в ней скорее стада овец и коров, чем люди, которых по сравнению с изобилием скота было крайне мало. Те люди, что им встречались, были просты, носили длинные волосы и занимались пастушеством. Поначалу, увидев людей Чеха, они испугались, но, узнав, что те одного с ними племени и пришли как друзья, стали их приветствовать, открыв свои объятия, и принесли им подарки, которые у них принято приносить друзьям, а именно молоко, сыр и мясо. Дали они им и проводника, чтобы тот провел их в Нижнюю Богемию. Дойдя до горы, возвышающейся между Эльбой и Влтавой, которую местные жители называют Ржип (Rzip), что означает «вид», так как оттуда открывается вид на обширные окрестности, Чех поднялся на упомянутую гору и, глядя вокруг и восхищаясь небом и здоровым воздухом, плодородной почвой, лесами и рощами, весьма пригодными для выпаса, прозрачными потоками и реками, изобилующими рыбом, не смог сдержать охватившую его радость, воздел руки к небу и стал благодарить богов за оказанную ему милость. После этого он заклал заранее приготовленные жертвы, которые у этого народа было принято делать богам, и, спустившись с горы, поделился своей радостью со своими, сказав им о том, что настал конец их долгим и туманным скитаниям, и приказав строить там дома и возделывать поля, дабы не быть вынуждены жить только плодами охоты и питаться лишь мясом наподобие зверей. Хорваты же были искусны как в строительстве домов, так и в возделывании полей, поэтому каждый из них с радостью дал такой обет. Он же не уставал воодушевлять и побуждать их к этому. Когда же число жителей тех мест значительно умножилось из‑за наплыва как вандалов, так и далматов, которые стекались в Богемию как в место удаленное, где не было волнений и постоянных войн, Лях, также желая стать основателем нового народа и нового королевства, пришел к своему брату Чеху с просьбой отпустить его со всеми, кто пожелает за ним следовать, на поиски новых земель и места для жительства. Если же они их не найдут, то обещал вернуться к нему обратно. Легко получив на это согласие своего брата, он перешел через горы на север и пришел в те земли, которыми ныне владеют частью силезцы, частью поляки. Преуспев не хуже своего брата Чеха в своих намерениях, он населил те земли новыми жителями, обращаясь с ними со всей возможной скромностью, не выказывая ни заносчивости, ни высокомерия, как поступал и его брат Чех. По этой причине и тот, и другой были увековечены своим народом, поскольку до сего времени, помня о своем происхождении, богемы от Чеха называют себя чехами, а поляки от Ляха — ляхами. Эти народы имели своих знаменитых писателей, среди которых Венцеслав Богемский, Матвей Меховский, Ян Дубравий и Марцин Кромер и многие другие, кто пространно описал войны и триумфы чехов и поляков. Те, кто желает узнать историю этих королевств, могут обратиться к трудам упомянутых авторов. Я же вместе с ученейшим Джамбулари лишь повторю, что Чехия и Польша всегда были по природе склонны к войнам и имели в изобилии отчаянных воинов, способных на самые великие дела. Чехи не раз доказывали это, доставляя немало хлопот не только соседним, но и весьма далеким от них государям. Паоло Эмилио, повествуя в III книге о войнах императора Карла Толстого, пишет: «Карл сын начал этот поход в пользу гуннов с тем же рвением, с каким прежде с ними враждовал, но обманулся в своих ожиданиях, так как обнаружил в чехах отменную доблесть, дух не разбойников, а истинных и непримиримых врагов. И эта война франков с чехами, смирившими ярость гуннов, была более рискованной и опасной, чем прежняя между франками и гуннами». Самым знаменитым и самым пресловутым королем Чехии был король Оттокар V. Как пишет Яков Вимп- фелинг в своей «Эпитоме Германии», он был от природы расположен к постоянной вражде, был мужем великого духа, устремленным на трудные и славные свершения. Он распространил свои владения от Балтийского моря до Дуная и Адриатического моря. Назарий Мамертин пишет, что чехи всегда были отменными лучниками, и Гельмольд Пресвитер в 5–й главе своей «Славянской хроники» называет их воинственным народом. Да что говорить о мужчинах, если женщины и девушки в этих краях были также прирожденными воительницами. Как пишет Пий II в своей «Чешской истории», они были обучены ездить верхом, управлять конем на скаку, пускать его по кругу, обращаться с копьем, носить панцирь, лук и стрелы, стрелять из лука и метать дротики, ходить на охоту — одним словом, всему, что положено делать доброму воину или всаднику. Это послужило причиной того, что некогда они овладели этим королевством, как пишут Аббат Регино (II), Пий II и Ян Дубравий). Власка (Valascha), девушка Любуши (Libussa), жены чешского короля Пржемислава, почти как новая амазонка Пентеси- лея, избегая с подругами сожительства с мужчинами, истребила всех мужчин в своей стране и в течение семи лет правила в Чехии, и в один день убила семерых врагов. Она была женщиной мудрой и осторожной: там, где нельзя было взять силой, она применяла коварство, обучив этому искусству и своих подруг, и в особенности Сарку, женщину весьма пригожую, но еще более хитрую и жестокую. Последняя, дабы предать смерти юного и исполненного сил Стирада, который больше других преследовал этих чешек, применила такую предательскую хитрость. Она велела привязать себя к дереву за руки и за ноги, положив рядом охотничий рог и сосуд с колдовским зельем, которое отнимало разум у всякого, кто его пил. Подругам же своим повелела затаиться неподалеку. Когда женщины ушли, появился Стирад, который, охотясь в тех местах, набрел на место, где была привязана Сарка. Увидев ее привязанной, он проникся жалостью и спросил, по какой причине ее приговорили к такой казни. Смышленая девица ответила: «Так велела Власка. Я раскаялась в преступлениях, совершенных против мужчин, и решила покончить с этой жизнью и уйти от нее. Когда Власка услышала об этом, она приказала привязать меня, чтобы предать мучительной смерти. Молю тебя, взываю к твоей милости, освободи меня или же сам убей, чтобы я больше не попала к ней в руки». Стирад, влекомый состраданием и покоренный ее красотой, развязал ее и спросил о сосуде и роге. Она ответила, что зелье было приготовлено, чтобы продлить ее жизнь и муки, а рог ей хотели повесить на шею в знак того, что она была охотницей. Сказав это, она отпила зелья, которое ей не могло причинить вреда, и подала его Стираду. Стирад лишился рассудка, а она, приложив рог к устам, сказав, что хочет протрубить в него назло врагам, издала звук, наполнивший воздух и лес. Власка, услышав сигнал, выскочила из засады и схватив несчастного юношу, связала его. Приведя его в твердыню Вышеграда, они предали его смерти на глазах короля Пржемислава и всего народа. Об этом восстании чешских женщин рассказывает Пий II в своей «Чешской истории». Ян Дубравий (II) пишет: «И если кто подумает, что война, которую вели женщины в Чехии против мужчин, есть сказка, то пусть знает, что древнейшим обычаем в Сарматии было, чтобы женщины сражались с мужчинами. Согласно Помпонию Меле, обязанностью сарматских отроковиц было стрелять из лука, ездить верхом и ходить на охоту, девушки же должны были сражать врага, и, если они не справлялись с этим, наказанием для них было лишение девственности». Подобную мужественность духа проявила и Матильда, которая, как пишет Пий II, была чешкой по крови. Она даровала Римской Церкви все земли от сиенского замка Радикофани до Чепарано, которые ныне называются Патримонием святого Петра. Будучи женой благородного графа, она родила ему сына, который прожил недолго. Из‑за страданий, испытанных во время родов, она решила больше не знать мужа. Возмущенный муж пошел войной на жену, которая во главе большого войска отважно сразилась с ним и обратила в бегство. Побежденному же приказала отрубить голову и никогда более не выходила замуж. Алессандро Дуранте, оправдывая этот поступок Матильды, во II книге пишет: «Два обстоятельства могут оправдать этот столь жестокий поступок Матильды: во–первых, великое безрассудство ее супруга, во–вторых, ее происхождение из воинственного и жестокого чешского племени». Да и поляки ни в чем не уступали чехам ни в доблести, ни в славе. Обойдя молчанием все их неисчислимые триумфы, упомяну лишь о польском короле Сигизмунде, который неоднократно одерживал победы вплоть до полного истребления над огромными полчищами, предводимыми Тамерланом и Батыем, как сообщают Винсент из Бове, Фома Сплитский и Меховский; а народ этот был некогда разрушением человеческого рода. Он сокрушил мощное войско князя Московии, уничтожив восемьдесят тысяч воинов, и одержал победу над надменными ливонскими и померанскими государями, заставив их в последующие годы платить себе дань. Из‑за него же валахи и турки, рассчитывая на помощь которых валахи и осмелились объявить войну полякам, были вынуждены покинуть польские пределы, потеряв большую часть своих сил. Более того, вторгшись в Валахию, он предал там все огню и мечу. К достоинствам этого великого государя следует добавить и выдающуюся боевую доблесть поляков, которые (в соответствии с древней доблестью их предков славян) предпочитают кровавую смерть постыдному бегству. Став из‑за непрерывных войн жестокими и свирепыми, они очень поздно обратились в христианство, упорствуя в поклонении некоторым своим особым идолам, а именно Юпитеру, Марсу, Плутону, Церере, Венере и Диане. Юпитер на их языке именовался Иеша (Iesse), и они считали его всемогущим. Марс у них был Ляда (Leda), предводитель в войнах и даритель побед. Плутона называли Ныа (Nya), прося у него после смерти лучшего места в его царстве. Венеру они называли Дхыдзилеля (Dzidzilia) и обращались к ней с просьбами о зачатии, сладострастии и многочисленном потомстве. Диане они дали имя Дзевана (Zievana), или Дзевония (Zievonia), и молили ее о воздержанности и удачной охоте. Цереру они именовали Мар- жыана (Marzana), прося ее о плодородии полей и деревьев. Они поклонялись ветру, который мчался со свистом над хлебными колосьями и кронами деревьев, называя его Погода (Dogoda), или Похвист (Pochvist). Марцин Кромер истолковал Погода (Pogoda) как «ясно», Похвист, или Похвишел (Pochuiscel), по словам Меховского, у мазовшан означало «разряжение воздуха». Поклонялись они и Ладе (Lada), матери Кастора и Поллукса. Память об этом дожила до времени Меховского, который говорит, что, когда пели старинные песни, то припевали: «Лада, Лада, Илели, Илели, Поле- ли, Полели», называя Кастора Илели, а Поллукса Полели. Ян Длугош пишет, что в его время в Чехии и Польше был обычай, водрузив на циновки истуканы Маржыаны и Дзевонии, торжественно носить их, сопровождая пением скорбных песен, а затем бросать в озеро или реку. Происходило это в четвертое воскресенье Великого поста в память о том дне, то есть 7 марта, когда король Мечислав издал указ об уничтожении идолов. Упомянутым идолам поляки посвящали храмы и особые места, ставили им истуканов и назначали жрецов, учреждали в их честь праздники, предаваясь пляскам, рукоплесканию, песням и различным игрищам. И этот обычай праздников, пишет Длугош, на протяжении нескольких веков после принятия христианства сохранялся в Польше и дожил до его времени, поскольку в те дни, которые мы называем Пятидесятницей, как мужчины, так и женщины, стар и млад, по обычаю сходились вместе для игр и плясок, называя это собрание Stado, что означает «стадо». Русские и литовцы, особенно в городах, и сегодня придерживаются обычая во время танца хлопать в ладоши и петь, припевая именем Ладоны. Чехи, согласно Венцеславу Богемскому и Яну Дубравию, оставили эти заблуждения идолопоклонства и приняли христианство стараниями моравского короля Святополка (Suatoplugo), когда у чехов правил король Боривой со своей женой Людмилой, примерно в 900 году. Однако поляки оставались язычниками несколько дольше, приняв христианство в 965 году трудами своего короля Мечислава. Сделать это его побудили следующие обстоятельства. Став королем Польши после смерти своего отца (по обычаю, которого придерживались и другие язычники), он, имея семь жен, никак не мог произвести на свет сына, который был бы ему преемником и наследником. В те времена было немало поляков, которые, возвращаясь домой из Чехии и Моравии, приносили с собой христианскую веру; помимо этого, было некоторое число христиан и в Польше, часть на службе у государя, часть среди купцов. Кроме этого, были и те, кто в поисках покоя, чтобы предаваться духовным исканиям, вел отшельническую жизнь. Эти люди настойчиво внушали Мечиславу отбросить языческие заблуждения и признать Христа, дарителя детей и всеобщего утешителя. Им удалось уговорить его соединиться истинным законным браком с одной–единственной женщиной христианкой. Посему он послал в Чехию просить руки дочери князя Болеслава, который был тем, кто убил его брата, а теперь почитается за святого. Болеслав не отказал ему в просьбе, лишь бы тот оставил язычество и сделался христианином. Что Мечислав и сделал. Посему в один и тот же день в 965 году он получил в Гнезно святое крещение и женился на девице Дамбровке, издав указ, по которому во всех городах и весях должны были крушить идолов и поголовно креститься. И, пока был жив, прилагал все силы к тому, чтобы вводить и поддерживать в своем королевстве христианскую веру.
Литовцы, также славяне, некогда присоединенные к польскому королевству, еще упорнее, чем поляки, придерживались бессмысленных предрассудков о мнимых богах. Они поклонялись огню, называя его на своем языке Знич (Znicz), и постоянно поддерживали его вечным и негасимым в особых местах и больших городах. Они воздавали божественные почести молниям, называя их на своем языке Перкунами (Percvni). О дровах для священного огня, которому они поклонялись, заблаговременно заботились жрецы, дабы он горел непрерывно. К упомянутым жрецам обращались друзья больных, вопрошая исход болезни, те же, проведя ночь у священного огня, наутро давали им ответ, говоря, что видели в отблеске огня тень больного. Помимо этого, у них были особые рощи и деревья в лесах, которые были посвящены их богам, и никто не смел прикасаться к ним топором. Нарушителей же ждало наказание, ибо разгневавшиеся духи либо предавали его мгновенной смерти, либо наносили увечье в каком- либо члене. Верили они также, что гадюки и прочие змеи несут в себе часть божества, и кормили их как неких домашних богов в каждом доме и в каждой семье, принося им жертвы молоком и курами. И было зловещим признаком и великим горем для всей семьи, если змея погибала или была чем‑либо недовольна. Каждый год первого октября после сбора урожая они устраивали торжественное жертвоприношение, сходясь вместе с женами, детьми, и три дня сряду пировали тем, что заклали в жертву богам. Возвращаясь с войны, они в качестве жертвы сжигали на костре часть трофеев и какую‑нибудь знатную особу, захваченную в плен на войне. Итак, когда литовцы пребывали в этом заблуждении, великий князь литовский Ягайло, узнав, что польским королевством правит девица Ядвига, в 1385 году послал двух своих братьев просить ее руки. Посланные, представ перед королевой, обратились к ней с такими словами: «Если Вы, премудрая Дева, достойно носящая столь высокое звание, соизволите взять в мужья нашего государя Ягайло, он дает обет сделаться христианином со всей Литвой, отпустить всех поляков, которые содержатся в неволе, и объединить навечно свои земли с польским королевством. Он обязуется также отвоевать Поморье, Хелм и Силезию, а равно все другие земли, отнятые у польского королевства». Королеве это посольство было не по душе, чего нельзя сказать о прелатах и вельможах. Они видели, что таким образом польское королевство будет лучше защищено от иноземных вторжений; помимо этого, столь великое множество народа следовало освободить от объятий Дьявола и вручить их Христу. Тем не менее решение по этому делу было доверено венгерской королеве, матери Ядвиги. Та ответила, что согласна на то, чтобы вельможи приняли такое решение, которое будет на пользу христианству и польскому королевству. Посему Ягайло прибыл в Краков со своими братьями и большой свитой из литовской знати и, представ перед королевой, поднес ей королевские дары. Произошло это в 1386 году. Вскоре после этого, получив наставление в правилах христианской веры, он принял крещение и был наречен Владиславом. Имена его братьев также были изменены при крещении: Вигунт получил имя Александр, Коригайло Казимир, а Свидригайло Болеслав. В тот же день, когда они были крещены, совершилось бракосочетание с королевой, и к польскому королевству были навечно присоединены земли Литвы, Жемайтии и Руси. После этого Владислав был помазан и коронован польским королем. Было это в 1387 году. Желая обратить в христианство литовцев, он, взяв с собой свою жену королеву, воеводу Мазо- вии и множество епископов и других священнослужителей, отправился в Литву и принялся убеждать народ отказаться от идолопоклонства, гася священный огонь, разрушая до основания храмы и алтари идолов, вырубая под корень рощи, убивая змей, которым он поклонялся. Однако на призыв рубить священные рощи и деревья никто из народа не осмеливался прикоснуться топором к священному древу, пока сам призывавший своим примером не воодушевил их. Устранив все язычество, он наставил народ в правилах веры и слове Господнем, после чего окрестил. И каждому простолюдину, принявшему крещение, благочестивый король щедро дарил новую одежду, сшитую из привезенной из Польши ткани, и этой своей заботой и щедростью он добился того, что этот народ, грубый и бедный, довольствовавшийся до того дня лишь одеждой из льна, узнав о такой щедрости, чтобы получить шерстяную одежду, стекался тысячами со всех концов и крестился. Однако жемайты, хотя вместе с Литвой и были присоединены к польскому королевству, не преклонились под ярмо Христа, а вместе с обдорцами остались приверженными язычеству. Обе эти области (согласно тому, что пишут Петр Крусбер (II) и Карл Ваг- рийский (VII) «[Истории] венедов») населены славянами, воинственными и сверх меры свирепыми; что они доказывали не раз в войнах, которые они вели со своими соседями, которых они постоянно держали во всеоружии. Как пишет Крусбер, в набегах и грабежах им не было равных.
Жемайты (Samoiedi), подобно прочим славянам, также имели особых идолов и особый культ, весьма походивший на литовский. Были они, однако, весьма привержены гаданию и предсказаниям. Более всего они поклонялись огню, считая его священным и вечным, и держали его в башне на вершине горы, где жрецы поддерживали его, непрерывно подкладывая дрова. Были у них и священные рощи, которым они поклонялись как святым местам и обителям своих богов. И они пребывали в такой слепоте разума, что считали необходимым почитать священными не только упомянутые рощи, но и птиц и зверей, которые в них обитали, а равно и все, что в них входило. В этих рощах у них были пепелища отдельно по каждому дому и роду, на которых они предавали огню своих близких и родных вместе с конями, седлами и лучшей одеждой. Рядом с пепелищем они устанавливали некие сделанные из коры скамьи, на которые клали еду из полбы в форме сыра, и окропляли пепелище пивом, пребывая в заблуждении, что души их мертвецов, тела которых они предали огню, приходят по ночам и подкрепляются пищей. Жемайтские крестьяне (как пишет Александр Гваньини в своей «Сарматии») держали у себя в домах неких пресмыкающихся с четырьмя лапами наподобие ящериц, крупных и черных, называя их на своем языке «живойты» (Givoytii) и почитая за домашних богов. В определенное время они очищали свои дома, животные приходили и ели то, что им было приготовлено; и, пока они ели, вся семья в великом страхе и трепете стояла вокруг, ожидая, когда те насытятся и уберутся восвояси. И если в той семье случалась беда, они считали, что причиной этому было то, что с гадом, их домашним богом, недостаточно хорошо обошлись, и он не насытился. Каждый год в конце октября после сбора урожая они устраивали торжественный общий пир: все сходились с женами, детьми и слугами в место, назначенное для пира, накрывали стол на сене, в центр стола клали хлеб и рядом ставили два сосуда с пивом. Затем приводили теленка, хряка со свиньей, петуха с курицей и прочих домашних животных по очереди, самца с самкой. Желая закласть их в жертву, сперва выходил предсказатель и, произнеся некоторые слова, начинал бить палкой животное, а за ним и все присутствующие принимались бить животное по голове, лапам, а потом по брюху, приговаривая: «Это тебе, бог Зимених (Ziemennich) (так как эти крестьяне так называли своего демона). Благодарим тебя за то, что сохранил нас в этом году невредимыми и доставил изобилие во всем. Ныне просим тебя быть милостивым и в наступающем году, защити нас от огня, булата, мора и всех врагов». Затем они поедали жертвенное мясо, и от каждого кушанья, перед тем как съесть, отрезали кусок и, бросая его наземь в каждом углу дома, приговаривали: «Эти жертвы тебе, Зимених, прими их и съешь с удовольствием»; и тогда принимались за еду. Эти суеверия жемайтов были в силе до 1413 года, в котором польский король Владислав по Божьему внушению пошел на них и победил. Он разрушил башню священного огня, раскидав его и погасив, вырубил под корень рощи, к великому удивлению жителей, которые поражались тому, что рубившим их польским солдатам не было от этого никакого ущерба, похожего на тот, что они сами не раз испытывали. Совершив вышесказанное, король Владислав повелел всем сделаться христианами и креститься, возведя прекрасную церковь в Медниках.
Обдорцы (Obgoriani) поклонялись идолу, который называли Золотая Баба (Zlatababa), то есть золотая старуха, и находился он на реке Обь. На руках у идола был мальчонка, который, как говорили, приходился ему внуком, был там еще некие инструменты, издававшие громкий звук наподобие трубного. Жрец спрашивал совета у идола, когда хотел сделать что‑либо или отправиться в другое место. И это весьма удивительно, поскольку, как пишет Абрахам Ортелий в своем «Обозрении», он всегда давал им точные и определенные ответы относительно того, что они должны были делать. Ни один прохожий не осмеливался пройти мимо, не поднеся что‑либо истукану; если же у него ничего не было, то, вынув ворсинку из своей одежды и пав ниц (как пишет Иоганн Боэмус), подносил ее идолу. Упоминание о времени, когда обдорцы были обращены в христианство, я не смог найти ни у одного из известных авторов, посему перейду к другим славянам, занявшим все морское побережье от Голштинии до Ливонии, где, согласно Пет- русу Ортопеусу, жило одно только славянское племя, называемое венедами, или венетами. То же самое сообщает и Иоанн Магнус Готландский. В 21–й главе VI книги он пишет: «Относительно того, кем были эти венеты, Иордан, ссылаясь на Аблавня, утверждает, что они были частью славянского племени. В те времена (так же как и теперь) славяне, будучи разделены на различные племена, имели множество различных наименований; и славяне ничем не отличаются от вандалов, за исключением одного, только имени». Иоганн Авентин (II) пишет: «При императоре Мар- циане, примерно в 453 году, венеды, именующие себя славянами, древнейшее племя Германии (как пишет Тацит), совершая набеги на леса и горы, лежащие между певкинами и финнами, за грехи наши (как пишет Иордан) начали ожесточаться, расти и усиливаться, так что постепенно упомянутыми славянами оказался занят и заполнен весь промежуток от Эльбы до Танаиса на всю длину и ширину между морями Коданским и Адриатическим». Проникли они и до крайних пределов Западного океана, как видно из Павла Диакона, который в XVII книге пишет: «На следующий день ромеи задержали трех славинов, при которых не было никакого оружия, а только цитры. Император Маврикий спросил их, откуда они идут и откуда родом. Те ответили, что рода они славинского, а живут на конце Западного океана; и что аварский король Каган отправил к ним посольство с дарами для государей их племени, прося о помощи против ромеев. Тогда их таксиархи послали упомянутых послов, чтобы дать понять Кагану, что они не могли этого сделать по причине большой удаленности (по их словам, они провели в пути восемнадцать месяцев), и несли они цитры, так как никогда не видели своих соплеменников вооруженными, поскольку в их стране не знакомы с оружием. Император, подивившись их возрасту и похвалив за крупное телосложение, отослал их в Ге- раклею». От этих славян венедов произошло название Венедского моря, так как, перейдя Вислу и дойдя до Эльбы, они напали на жителей побережья Коданского моря. В те времена те земли населяли сильные и могущественные племена свевов, лангобардов, ран и шведов (Suitoni); все они были побеждены славянами и ушли на Дунай. Давид Хитреус, описывая в III книге это славянское нашествие, пишет: «Генеты, или венеды, которых немцы называют «вендами» (Vuenden), итальянцы «славянами» (Slavi), а мы «вандалами» (Vandali), около 500 года от Рождества Христова заняли все это побережье Балтийского моря после судьбоносного переселения народов, и от Балтийского моря до Эльбы, от ее истоков, или одиннадцати ручьев, которые в нее впадают до того как она покидает Богемские горы, почти до самого ее устья, на протяжении нескольких веков жили, значительно распространив свое господство, пока Генрих Птицелов и Оттон Великий не оттеснили их сначала к Эльбе и Гаволе, а затем Генрих Лев, 600 лет спустя после их первого пришествия в эти края, в результате непрерывных войн частью истребил, частью разбил и покорил; и вместе с христианской религией были основаны в тех краях немецкие колонии, хотя и ныне остатки славян живут на берегах Эльбы в Лужице и других местах». Хотя в начальный период заселения побережья Балтийского моря они пришли под одним–единственным именем славяне, в дальнейшем они получили разные имена. Их стали звать поморяне (Pomerani), вильцы (Vvilzi), ране (Rvgiani), или раны (Rani) (островитяне, живущие против них), варны (Vvarnavi), бодричи (Obotriti), пола- бы (Polabi), вагры (Vvagiri), глиняне (Lingoni).
Имя поморян, известных еще древним, означает «поморский народ», так как слово Pomerie на славянском языке означает не что иное, как «поморье». В прошлом пределы Поморья (Pomerania) были значительно шире теперешних. Как пишет Альберт Кранц (1,16), они вместе с кашубами жили на этом побережье еще до пришествия Христа.
Вильцами (Vvilzi), лютичами (Lutici), или лузичами (Lusitij), называли следующие четыре народа: доленчан (Tolenzi), ратарей (Redari), или ряду- ров (Riadvri), черезпенян (Circipani) и хижан (Kyzini).
Вильцы получили свое имя (как пишет Гельмольд в 3–й главе) за их большую силу. Гельмольд считает доленчан и ратарей одним и тем же народом. Последние получили свое имя, вероятно, от города Ретра, а первые — от реки Доленицы (Tolenso), по которой они жили. Ратари жили в пределах штетинцев между реками Пена (Pani) и Одер (Viadro).
Черезпеняне получили свое имя от реки Пены (Pani), они жили близ Грейфсвальда (Gripsualdia), Вольгаста (Volgasto) и Штральзунда (Sondio).
Хижане жили близ города Gucegouio, и, возможно, оставили этому городу свое имя.
Ране, или раны, называются так от острова Ран (Rugia) подобно тому, как богемские чехи (Czechi di Boemia) называются бемами.
Варны получили свое имя от реки Варна (Vuarnauo), протекающей по территории Ростока.
Бодричи владели землями мекленбуржцев.
Полабы, полагаю, получили свое имя от равнинности своей страны. Столицей их был город Рацебург, весьма известный прежде своим княжеством, а позднее епископством.
Вагры жили близ Альденбурга (Adelburgo), города, знаменитого в прошлом своим епископством, которое по прошествии некоторого времени при епископе Герольде было переведено в Любек.
Глинян (Lingoni) и линов (Lini) я не различаю: первых Гельмольд упоминает в 1 главе I книги, последних — в 38 главе. Люн и Люнебург (Lune & Luneburgo) еще хранят о них память, так как, говорят, они жили в тех краях.
Имена других славянских народов, осевших, как пишет Гельмольд, в Восточной Славии, или же между реками Эльба и Одер, то есть в Бранденбург- ской марке, суть следующие: любушане (Levbvsi), вилины (Vvilini), стодо- ряне (Stoderani), брежане (Brizani), верлы (Vverli), или герулы (Ervli), и многие другие, встречающиеся у Гельмольда.
Верлы, или герулы, жили по реке Гаволе, их имя еще и сегодня остается в названии города Вурле (Vuerlo), расположенного в пределах бодричей.
ПЕРЕЧЕНЬ ГОСУДАРЕЙ И ПРАВИТЕЛЕМ СЛАВЯН ВЕРЛОВ, ИЛИ ГЕРУЛОВ
Аритберт (Ariberto). Во времена императора Карла Великого был государем славян верлов и ран с Балтийского моря. За него вышла замуж Хильдегарда, свояченица, то есть сестра жены короля Швеции и Готии Свена.
Биллунг (Bilingo), сын Аритберта. Покорил соседние народы и расширил свои владения от Вислы до Везера, от Дании до Голштинии. Жил в Мекленбурге, бывшем резиденцией и метрополией его предков. Владел некоторыми приморскими городами, весьма знаменитыми своими торгами и портами, а именно Юлином, Винетой, Ретрой, Старгардой, или Старгра- дом, Вольгастом, Куцином (Custin), Хижином (Kyssino), Димином (Domyn), Малховом (Melchouro).
Мечилав (Mizilao), или Мечислав (Mizislavo), и Мстивой (Mistivoy), братья и сыновья Биллунга, правили славянами верлами и были свирепейшими врагами христиан. Мстивой взял в жены Маргариту, дочь императора Генриха I, по прозвищу Птицелов, и имел от нее трех сыновей: Удо (Vdone), Анадрага (Anadrag) и Гнеуса (Geneo). В преклонных годах стараниями своей жены принял христианство и принес покаяние в Бардовике.
Готшалк (Godoscalco). Примерно в 1040 году возвел укрепление на месте рыбацкого поселка, где в наши дни находится Любек, весьма большой город тамошнего побережья, называвшегося в прошлом Буте (Bute), или Вагрией. Этот государь был обращен в веру Христову альденбургским епископом Марконом.
Удо, сын Мстивоя, первого христианина в тех краях. По причине изнурительных войн с Теодорихом Бранденбургским и неким саксонским маркизом Бернардом оставил христианскую веру. Святой Ордульф посылал к нему многих святых мужей, дабы отвратить его от войн, которые тот вел непрерывно на протяжении двенадцати лет, но напрасно. Он не только не сделал то, к чему его призывали, но, схватив некоторых из упомянутых святых мужей, предал их мученической смерти, и среди них епископа бремен- ского, гамбургского и мекленбургского.
Априбион (Apribiono), подражал своему отцу в преследовании христиан.
Готшалк (Godoscalko), сын Удо. Будучи призван к христианской вере, был не только последователем Христа, но зачастую и сам лично проповедовал и утверждал народ в Христовой вере; за что в 1060 году был своими предан смерти, оставив после себя двух сыновей, Генриха и Бутуя (Buto), которые расширили город Любек. [Бутуй] был позднее изгнан ран- ским королем Крутом (Critone) и некоторое время спустя убит неверными в Голштинии.
Генрих (Henrico), сын Готшалка и брат Бутуя. Будучи изгнан из отечества Крутом Раном, он в конце концов с помощью жены последнего по имени Славина, сумел убить своего врага. Взяв ее в жены, он имел от нее трех сыновей, а именно Кнута (Canuto), Святополка (Sandopolco) и Зви- нике (Suuino). Поскольку все они погибли, не оставив сыновей, на них прекратился род государей славян верлов: Кнут был убит своим братом Свято- полком, а последний одним благородным датчанином. При этом Генрихе ране и верлы вновь обратились к язычеству, несмотря на всевозможные усилия их государя отвратить их от этого.
Кнут (Canvto), сын датского короля Генриха. После пресечения рода государей верлов был утвержден во власти над верлами и Мекленбургом императором Лотарем, который держал пленниками в Шлезвиге истинных и законных наследников, потомков государя Удо, а именно Никлоту (Nicleta), называемого также Никлотом (Nicleto), и Прибислава. Было это примерно в ИЗО году от Рождества Христова.
Прибислав (Pribislao), обретя свободу, вернул себе власть своих предков, хотя его подданные вновь обратились в язычество. Все усилия саксонского герцога Генриха Льва отвратить их от этого с помощью длительных войн оказались напрасными; равно как и Оттон, бамбергский епископ, отправившись к ним с проповедью, принял мученическую смерть.
Прибислав и Вартислав (Pribislao, Vvratislao), сыновья Никлота. Будучи абсолютными властителями верлов, в результате многочисленных длительных войн были побеждены саксонским герцогом Генрихом Львом, который вновь обратил верлов в веру Христову, а Вартислава, отказавшегося принять христианскую веру, в 1170 году приказал распять на кресте. Он взял с собой в Африку Прибислава, когда отправился посетить Гроб Господень. Прибислав, вернувшись обратно, в 1179 году погиб в Люнебурге на турнире, когда под ним пал конь. Он был погребен в Доберане (Dobrea) под следующей надписью:
PRIBISLAVS DEI GRATIA WERLORUM, WAGRIORVM, CIRCIPANORVM, POLABORUM, OBRODITORVM, KYSSINORVM, ET VANDALORVM REX,
(Прибислав, Божьей милостью король верлов, вагров, черезпенян, полабов, бодри чей, хижан и вандалов.)
Таковы были государи, правившие в прошлом славянами верлами в провинции, называемой Вурле (Vuerlia), в настоящее время герцогство, или княжество Мекленбургское. В этой провинции в прошлом находились города, весьма известные у северных народов своими торгами, а именно Винава (Vuynaua), Юлин и Вурле (Vuerlia), получивший свое имя от народа верлов (Vuerli). Себастьян Мюнстер в своей «Космографии» (III), говоря об обитателях тех мест, пишет, что первые тамошние жители именовались верлами, бодричами или общим именем вандалов. Несколько далее он добавляет: «Народ этот был свободный и отважный, никогда не бывший под властью римлян, привычный к войнам. Он был главным среди тех готов, что тревожили войнами Рим, Италию, Францию, Испанию, Африку, Европу и Азию. Даже Карл Великий, сражаясь с саксами, не беспокоил верлов». Так пишет Мюнстер.
Любушане (Levbvsii) дали имя городу Лебус (Leubusio), знаменитому своим епископством.
Вилины (Vvilini) и стодоряне (Stoderani). По мнению многих современных авторов, жили близ Берлина и Бранденбурга.
Стодорян и брежан (Brizani) Гельмольд помещает на территории Гавельбурга. Город Бризен (Britzen & Briz) и сегодня хранит в своем названии имя брежан.
Были и другие славянские народы, а именно предеценты (Predecenti), сербы (Sorabi), дитмарши (Thetmasi), голштинцы (Holsatij), штурмары (Stermarij) и нордалбинги (Nordalbingi), которые жили на Венедском море и внушали ужас не только соседним, но и весьма далеким от них народам. Они воевали с Датским королевством, считая, по словам Гельмольда, войну с датчанами забавой. При этом, как пишут Саксон Грамматик и Петр Суффрид (II), они никогда не воевали с датчанами за полуостров, но всегда претендовали на корону и все королевство. Разоряли они также Саксонию, Тюрингию, Франкию и Германию, нападали на Аквитанию, Британию, Нортумберленд (Umbria), Зееланд (Salandia) и Оланд (Olandia). Иоганн Авентин (III) пишет, что упомянутые славяне, начав усиливаться во внутренней Германии в 480 году, стали проявлять жестокость по отношению к своим соседям. Посему тогдашний король швабов (Sueui) Аларих, не имея достаточно сил для отпора, оставил Силезию, Эльзас и другие земли на севере и востоке и ушел со своими баварами на запад, осев на Дунае, Рейне, Неккаре (Negro) и Эльбе. Земли, оставленные швабами и баварами, были заняты позднее славянскими королями Чехом и Ляхом, которые владеют ими и поныне. Совершив затем вторжение в Саксонию, они предали ее жестокому разграблению и, овладев некоторыми городами, еще и теперь там живут, как пишет Беат Ренан в I книге «Германии». Аймоин Монах (IV, 23) пишет, что славяне, придя в Тюрингию, жили в Мерзебурге (Merouesburgo) и основали за его пределами множество селений. Так, в лесу под названием Hirsbrulis они возвели Tunechdorff, Tugebrachtest, Nevuchenrodt, Hochdorff и много других селений.
Как пишет Винфрид Английский, который позднее получил имя Бонифаций и стал епископом Майнца (Maguntia), в послании английскому принцу Эдуарду (Edoaldo), у упомянутых славян был обычай, что жена после смерти мужа бросалась в костер, на котором предавалось огню тело ее мужа.
Саксонский герцог в 590 году приложил все усилия, чтобы противостоять этим славянам и собрал против них войско численностью пятьдесят три тысячи человек. В сражении у города Luchta в Саксонии, как свидетельствует Карл Вагрийский (III), он потерпел поражение. Эта победа славян внушила саксам такой ужас, что упомянутый герцог был вынужден обратиться с просьбой к датскому королю, дабы в столь тяжелые времена он оказал помощь и объединил с ним свои силы. И в этом он легко преуспел, ибо датский король опасался, что славяне после победы над саксами обратят оружие против него самого. Собрав свои войска, общая численность которых, согласно Вагрийскому, достигала примерно восьмидесяти семи тысяч воинов, они сошлись с неприятелем под Лаупеном. После упорного и кровавого сражения, длившегося с утра до двадцати двух часов вечера, победа склонилась на сторону славян, которыми предводил тогда Звездодраг (Zuiesdodrago). Датский король был убит, а саксонский герцог, преследуемый врагом, бросился на коне в реку и тем спас себе жизнь. После этого славяне обратились против франков и проявили во всех их владениях немалую свирепость. Бывший в ту пору король франков Хильдеберт послал против Болеслава (Biloslau) (так звали славянского государя) Адульфа, одного из первых своих военачальников. Болеслав, находясь во вражеской стране и видя численное превосходство франков над славянами, начал опасаться за свою судьбу. Поняв это, Адульф перекрыл ему все пути отхода. Болеслав, видя это, отступил с войском к некоей горе и обратился к воинам с такой речью: «Видите, воины и товарищи мои верные, что враг уже окружил нас и не оставляет нам другой надежды на спасение, кроме нашей доблести. Бежать нельзя, но если бы и можно было, нам не дозволяют сделать это законы наших предков. А раз уж все наши надежды и спасение находятся в наших руках, примем же бой за наше собственное спасение и честь с охотой. Не должно пугаться большого числа врагов, помня о том, что мы не раз побеждали более сильные армии саксов, датчан и франков. Если в этом бою нам суждено умереть, умрем со славой, не дав порадоваться врагу, а нашим детям и потомкам, да и всему миру, явим редкий пример нашей доблести и мужества». Произнеся эти слова, он дал команду строиться в боевой порядок. И Адульф тотчас же подал знак к началу боя, на который франки шли охотно, полагаясь на свой численный перевес. Славяне же, всегда старавшиеся воспользоваться преимуществом местности, с равным мужеством встретили врага. Более этого, не имея надежды на спасение, они призывали друг друга дать врагу достойное отмщение за свою смерть. Гнев и порыв их достиг такой силы, что франки дрогнули и стали отступать, неся большие потери. Адульф, видя это, начал раскаиваться в том, что затеял это сражение, и вскоре после этого нашел свою смерть вместе с большей частью своего войска. и славян полегло немало, Болеслав же, военачальник их, получил смертельное ранение и скончался на обратном пути. Дрван, славянский государь и брат Болеслава, желая отомстить за смерть брата, пошел против короля Дагоберта, который был преемником Хильдеберта на франкском престоле. Сразившись с Дагобертом, имевшим отборное войско из франков и австразийцев (austriaci), он нанес ему поражение. Вторгшись после этого в Тюрингию и пограничные с франками земли, он предал их жестокому разорению, унеся бесчисленную добычу. Славяне сербы, воодушевленные этой победой, также совершили вторжение в Тюрингию и Саксонию и, разграбив эти земли, предали все огню и мечу. Эти сербы (Sorabi) являются частью тех, что Лаоник Халкокондил помещает в древнюю область трибаллов в Верхней Мезии; куда они пришли с севера и, как сообщает Аймоин (IV, 1), заняли большую часть Далмации. При императоре Константине, правившем с 300 года, они жили в Нижней Паннонии. Когда, живя там, они захотели взбунтоваться против императора, то он, как пишет Авентин (II), призвал их к миру в речи, произнесенной с амвона, и, в конце концов, успокоил. В древности местожительством сербов, согласно Плинию, были окрестности Меотидского болота. Оттуда они ушли: часть на Дунай и в Верхнюю Мезию, часть, направившись по бескрайним полям Сарматии, или Польши, проникла в область германцев, расположенную рядом с Польшей, которая теперь называется Лузация; расселившись там по ближайшим селеньям, они осели между реками Заале и Эльба. Посему Дубравий по праву поместил там сербов (Sirbi), от которых получили свои имена города Serbeco и Цербст (Serbesto). И нас не должно смущать, что вместо буквы О стоит Е или I, так как в этом слове (как мы заметили) это часто случается. «Австрийские анналы» Томаса Эбендорфера называют их «сирвиане (Syruiani)». В упомянутых анналах Томас пишет: «Изабелла, дочь римского короля Фридриха Австрийского, выданная некогда за чешского короля Иоанна Люксембургского (Grouanni Re' Boemo di Lucelburgo), была им оставлена под предлогом бесплодия. Когда ей предложили выйти замуж за короля Сербии (Syruia), то она отказалась, заявив, что он ей не мил, так как придерживается схизмы, то есть греческого обряда». Саксонские историки называют их «сорабами» (Sorabi), а у Ааоника Халкокондила находим искаженное «сорабры» (Sorabri). В актах Констанц- ского собора они названы сирфами (Sirfi), как их до сих пор называют соседи из Крайны, Каринтии, Штирии и Венгрии; сами же они называют себя срблами (Sarbgli), или серблами (Serbgli). Их страна в Иллирии простирается от Самандрии, города на Дунае, до Ниша, где начинается Болгария. Наиболее известные города Сербии: Стольный Белград (Stoinibiograd), ее метрополия; Призрен, в котором родился император Юстиниан; Ново Брдо (Novo Monte), неприступная крепость; Черногория, где у Турка находятся богатейшие золотые и серебряные рудники. Итак, с упомянутыми лужицкими сербами император Карл Великий много раз вел длительные войны, зачастую лично принимая в них участие. Как пишет Вагрийский (II), когда он в первый раз послал против них сильное войско под предводительством своих первых военачальников, чтобы покорить их, из этого ничего не вышло, так как сербы, выйдя из своей страны, выступили ему навстречу и с великой отвагой устремились на врага. В жестокой и кровавой схватке пало множество благородных и знаменитых франков. Погиб в ней также и Лу- бидраг, или Аюбидраг, государь славян сербов, с множеством своих воинов. По словам Вагрийского, это сражение было самым кровопролитным за всю предшествующую историю королевства франков, поскольку в нем пало около тридцати двух тысяч франков и четырнадцати тысяч славян. Те немногие из франков, кто остался в живых, вернулись домой. Славяне же, более чем когда‑либо разъяренные, объединились (как пишет Авентин (IV)) против франков и, войдя в страну бодричей (Abroditi), ныне Мекленбург- ское герцогство, и в Саксонию, перевернули там все вверх дном и пожгли. Это вынудило Карла собрать новое войско, гораздо больше прежнего, и, отдав его под начало своего военачальника Луитпранда, совершить новое вторжение в страну сербов. Однако, едва начав поход, Луитпранд был вынужден вернуться обратно, так как, получив известие о том, что неприятель, объединившись со славянами вильцами, с большими силами идет ему навстречу, он остановился и не пожелал двигаться дальше. Славяне же, отрезав ему все пути к отступлению, окружили его на Эльбе и устроили жестокое избиение его воинов. Совершив затем вторжение в Саксонию и Тюрингию, они разрушили и сожгли несколько поселений. Карл, узнав об этом, призвал к себе трех своих военачальников: камергера Альдегиза (Adelgise), Гейлона и палатинского графа Ворада и повелел им, взяв восточных франков и саксов, немедленно выступить против славян сербов. Пока они выполняли свое поручение, пришло известие (как пишет Аймоин (IV, 74)) о том, что саксы восстали и подняли оружие против Карла. По этой причине франки были вынуждены тогда отказаться от похода на славян, которые, исполнившись от этого еще большей отваги и дерзости, беспрепятственно разоряли владения императора. Последний, видя, что ему ничего не остается, как напрямую, а не посредством своих военачальников, вступить с ними в бой, приказал по всей своей империи собирать новые войска для покорения славян. Славяне, узнав об этом, объединились, чтобы дать ему отпор. Монах Аймоин, повествуя об этой войне императора со славянами в 81–й главе IV книги, пишет: «Есть в Германии одно воинственное славянское племя, живущее на побережье Океана. На их собственном языке они зовутся велетабами (Vveletabi), на языке же франков они зовутся вильцами (Vviltzi), или влцами (Vvltzi). Это племя было всегда враждебно франкам. Посему непрестанно воевало со всеми своими соседями, подчинявшимися или союзными королевству франков. Не в силах сносить их дерзость, Карл собрал войско и лично выступил против них. Возведя два моста через Эльбу, он вторгся в страну неприятеля, который, дабы не подвергать риску свои владения, заключил с императором мир». Тут Вагрийский добавляет, что Карл так дорожил этим миром, что одарил славянского государя Драговита немалым числом королевских подарков. Другая же их, то есть сербов, часть вторглась во владения императора (как пишет Вагрийский) и безжалостно предала все огню и мечу. Против них император послал из Ахена (Aquisgrana) своего сына Карла. Тот, вступив в сражение с неприятелем, одержал победу, и, как пишет Аймоин (IV, 92), Меледох, государь упомянутых славян сербов, пал в той битве. Однако при всем этом никогда не удавалось удержать славян от нападений на владения франков, что вынуждало императора всегда быть во всеоружии, как можно видеть из его жизнеописания, составленного монахом Эйнгардом. Он пишет, что этот император длительное время лично воевал с велетабами, которые были главными среди славян. То же самое утверждают аббат Регино (II) и Суффрид Мейсенский, когда пишут, что славяне часто вели войны с Карлом Великим, который приложил немало сил, чтобы покорить некоторых из них. Последние же, заключив мир с императором, обращали свое оружие против Датского королевства, как у них издревле было в обычае. Петр Крусбер Голландский в III книге о венедах пишет, что славяне никогда не пребывали в покое и, когда не вели войн с императорами Германии, обращали свое оружие против датчан. Посему, заключив мир с Карлом примерно в 804 году, они пошли войной на датского короля Готфрида. Тот с сильным войском вторгся в страну славян бодричей и взял там приступом несколько крепостей. Однако, как пишет Аймоин (XLIX, 94), он возвратился с большими потерями. Хотя ему и удалось изгнать их государя Драско, который бежал по своей воле, не полагаясь на помощь своих подданных, и убить еще одного воеводу Готлиба (Godelaibo), он тем не менее потерял в этом походе весь цвет своего войска и племянника Регинольда, сына одного из своих братьев, который вместе с многими знатными датчанами погиб во время атаки на одну из крепостей. И, если бы в этой войне ему не помогали славяне вильцы, он со всем своим войском, наверное, погиб бы; но, так как вильцы (как пишет Аймоин) по причине древней вражды к бодричам, по своей воле пришли и объединились с датским войском, ему удалось выйти победителем. Драско же вскоре после этого примирился с Готфридом и, собрав войско из своих подданных, напал на соседних славян, предав все огню и мечу. Затем он с вновь собранным войском и некоторым числом саксов напал на великий град Smeldingi. Этими своими успехами он добился того, что все те, кто прежде от него отложился, вновь заключили с ним союз. Однако вскоре после этого он, находясь на Рюрикском торге (mercato di Reric), был предательски убит людьми Готфрида. После его смерти бодри- чи напали на крепость Гамбург (Hohbuochi) на Эльбе, где жил посол императора Карла и восточных саксов, и, захватив ее, сровняли с землей. В более древние времена воевали они и с датским королем Сивардом (Sirardo), которого разбили в сражении близ Фионии. Тот, вновь собрав войско, еще раз сразился с неприятелем на Ютланде (Iutia provintia), но и там был разбит и обращен в бегство. Славяне же, овладев Ютландом, расширили свои владения. Как пишет в своей «Вандалии» (I, 13) Альберт Кранц, в этой войне они взяли в плен Ярмерика, сына Сиварда, и двух его сестер, одна их которых была продана норвежскому королю, а другая отдана германцам, с которыми после смерти Карла славяне много воевали. Людовик Благочестивый, став императором после отца примерно в 818 году, сражался со славянами и, как пишет Карл Вагрийский (VI), был разбит, потеряв многих своих воинов. Аймоин, рассказывая об этом событии в 11–й главе V книги, пишет, что славяне, перейдя Эльбу, опустошали Саксонию, и Людовик послал против них немалое войско, которое заставило их прекратить грабеж. Затем в 839 году они подняли оружие на упомянутого императора, который был вынужден два года подряд лично с ними воевать. В этой войне он понес огромный урон от своих неприятелей славян. Воевали они и с его сыном императором Людовиком II: в 869 году те славяне, что жили против саксов, вторглись в Саксонию и предали ее жестокому разорению. Людовик в союзе с саксами лично пошел на них и, вступив с бой, одержал сомнительную победу. Как пишет Аймоин (V, 23), бой этот был весьма кровавым, и обе стороны понесли огромные потери. Славяне же не прекратили свои постоянные нападения на его владения: в 874 году сын Людовика Карл, воюя с ними в Марке (Marchia), оказался в таком тяжелом положении, что его отцу было сказано, что если он как можно быстрее не окажет помощь сыну, то больше его не увидит. Тогда Людовик отправился туда лично и, выручив сына, отправил посольство к славянам, которыми правили несколько государей, и, как пишет Аймоин (V, 31), заключил с ними мир на тех условиях, на которых мог. Однако он вел длительную и жестокую войну со славянским государем Радиком, или Раститом (как его называет аббат Регино (II)). Не имея возможности одолеть его, он тайно снесся с его племянником, чтобы заполучить его и, схватив его наконец с помощью предательства, выколол ему глаза и заключил в монастырь. Этим своим деянием он очень гордился и требовал к себе за это большего почета и уважения, чем когда‑либо прежде. Однако, хотя он и одолел упомянутым образом славянина Радика, отвадить славян от нападения и жестокого разорения своих владений он не смог. Карл Вагрийский в IV книге «[Истории] венедов» пишет, что этот император и его брат Карломан часто воевали со славянами, и среди всех их сражений с этим племенем три были главными: одно под Горингеном в Тюрингии, другое под Ротвиком в Саксонии, а третье между реками Фульда и Везер. В этих сражениях они потеряли многих военачальников и более пятидесяти тысяч воинов, при этом потери их противников славян были невелики. При этих двух императорах, как пишут некоторые авторы, часть славян, то есть те, что жили на Балтийском море, снарядив мощный флот, напала на Английское королевство и доставила немало хлопот тамошнему королю Гересперу. Однако в конце концов Гересперу удалось одержать победу в морском бою и, захватив славянского короля Ратко (Ratcho), или, как его называет Александр Скультетус, Раста (Rasto), ослепить его. Оставшиеся в живых славяне возвратились домой. Там они, вновь собрав флот, напали на Фионию, главный остров в Балтийском море, и устроили там такое опустошение и истребление тамошних жителей, что, случись подобное еще раз, он остался был совершенно пустынным и лишенным обитателей, как пишет Саксон Грамматик (XIV). Вагрийский (IV) повествует о том же самом, но несколько расходится с Саксоном относительно времени. Сражались затем славяне и с Генрихом (Arrigo) Саксонским, который, как пишет Пьерфранческо Джамбулари, был первым герцогом в Германии, получившим королевскую власть (libera potesta), и держали его длительное время во всеоружии. В 934 году (как повествует Джироламо Барди) они воевали с императором Генрихом, в 957–м — с императором Отгоном I, когда, вторгшись в Германию (как пишет Вагрийский и Ульрих Муциус в «Хрониках»), они предали ее жестокому разорению и опустошению. Тогда Оттон, желая им за это отомстить, снарядил сильное войско из пехоты и конницы, но в сражении в Тюрингии был разбит и едва спасся с горсткой своих воинов. Вскоре после этого славяне, призванные итальянцами, выступили против упомянутого императора. Его преемника Оттона II это воинственное славянское племя заставило взять в руки оружие и понести большие хлопоты. Однако в конце концов, пойдя на него войной, они, как свидетельствует Бернардо Джустиниани (I) и Са- беллико в 3–й книге III эннеады, были им в двух сражениях столь решительно разбиты, что вернулись восвояси. После этого, заключив мир с императором, неоднократно помогали ему в борьбе с врагами и мятежниками. Так Викиман (Vichimanno), в течение длительного времени бунтовавший против Оттона, был убит другом императора славянским государем Миза- кой (Misacha). Мариан Скот (III) рассказывает об этом, но несколько не согласуется с Вагрийским, утверждая, что это произошло при Оттоне I, которому славяне служили во время войн. Не оставляли они в покое и императора Оттона III, с которым сражались в 989 и 999 годах. И перед тем как покорить их, он потерял много тысяч своих воинов на Эльбе. Петр Крус- бер, повествуя о последнем сражении Оттона III со славянами, в III книге пишет: «Оттон не мог смириться с тем, что славяне столько раз поднимали против него оружие, а он не мог их покорить. Посему он вновь вступил с ними в бой, который был более кровавым и жестоким, чем первый, и хотя славян полегло немало, Оттон потерял в нем весь цвет своего войска. Однако полностью покорить это племя ему так и не удалось. Как пишет Пьер- франческо Джамбулари (III), Оттон, вступив в Саксонию и направившись против славян, разорил, опустошил и сжег их страну. Однако и этим он не смог подчинить их своей воле, так как славяне ценили свободу выше всего остального и всякий раз предпочитали смерть услужению императору или кому‑нибудь другому». И император Конрад II на 4–м году своей власти, в 1029 году, подвергся нападению славян, как пишет Сигиберт из Жамблу, который обходит молчанием ущерб, который славяне нанесли Конраду. В 1055 году они (как пишет Сигиберт) разгромили войско императора Фридриха, перебив немало воинов противника. Посему, когда слава о них пронеслась по всему миру, Харальд, король Дании и Норвегии, собираясь вести войну против разных народов, взял себе в союзники (как пишет Сак- сон Грамматик в III книге «Деяний датчан») славянских государей Дука и Дала, которые привели с собой большое войско своих воинов, и благодаря их доблести Харальд покорил Аквитанию и, придя в Британию, убил короля умбров. После этого славяне, снарядив огромный, если не сказать неисчислимый, флот, напали на восточную часть Зееланда (Sialandia), где много и жестоко воевали с королем Роскильда (Roschildia) и захватили большую добычу. Вновь снарядив флот из 1500 судов, они напали на Голландию (Halandia), однако из‑за бури (как пишет Саксон Грамматик (XIV)), разыгравшейся в одну из ночей, большая их часть потонула. После этого датский король Свен, пойдя войной на славян, был разбит и, как пишет Грамматик (XV), попал к ним в плен. Гельмольд (I, 24) пишет, что саксонский герцог Ордульф на протяжении двенадцати лет воевал со славянами и никогда не мог одержать верх над славянами, но всегда терпел поражения. Происходило это в 1066 году, на восьмом году правления императора Генриха IV. И в этом нет ничего удивительного, поскольку столь знаменитое славянское племя пользовалось (как пишет Авентин (IV)) в силу своей многочисленности большим авторитетом и почетом. В I книге он пишет: «Народы, которых немцы называют вендами, а на своем языке зовутся славянами, разделены на множество колен. При императоре Юстиниане I они, перейдя Дунай, заняли Далмацию, Либурнию, Иллирию, Паннонию и ту часть Норика, которая до сих пор называется Славонией. О них достаточно сказать, что они являются сильнейшим племенем». До сих пор о славянах говорит Авентин. Если бы у славян были свои преданные историки, которые написали бы обо всех их древних деяниях, насколько более знаменитыми были бы они сегодня! Какой немалой доли славы, полагаю, они лишились из‑за отсутствия на протяжении длительного времени тех, кто поведал бы жителям будущих столетий об их неисчислимых подвигах. И если то тут, то там, едва ли не вопреки намерению автора о них встречаются кое–какие упоминания у историков, принадлежавших к враждебному лагерю и стремившихся возвеличить деяния собственных народов, то, видя малочисленность этих упоминаний (а ведь большая часть историй, написанных язычниками, и была не чем иным, как самовосхвалением), ты ни на минуту не усомнишься, что они обошли молчанием врага, привычного сражаться с мечом в руках, а не на бумаге. Было и еще одно обстоятельство, которое затмило славу и в немалой степени способствовало подрыву господства славян — раздоры и междоусобицы. Если бы не это обстоятельство, то славяне, как пишут Петр Крусбер и Карл Вагрийский, без сомнения овладели бы не только побережьем Балтийского моря, но и всей Германией и Франкией. Посему, если у какого‑либо автора упоминается о том, что некий король или император одержал победу над славянами, не следует думать и понимать под этим то, что он победил всех славян Балтийского моря, разделенных на множество могучих народов, управляемых разными государями, а всего лишь часть из них. Поскольку никогда не бывало, чтобы славяне выступали единым фронтом, ни один король или император не мог сражаться со всеми ними вместе. А если бы они не были столь разобщены, то могли бы противостоять не только одному франкскому королю или императору, а целому их союзу. Поняв это, соседние государи всеми силами стремились ослабить их с помощью них самих: не бывало ни разу, чтобы какой‑либо король или император, воевавший со славянами, не имел на своей стороне немалое число самих же славян. Последние воевали на стороне различных государей и сражались со своими соплеменниками подобно тому, как это издавна делали и делают по сей день швейцарцы, или грифоны. Желающим убедиться в этом следует прочесть Гельмольда Пресвитера, Саксона Грамматика, Альберта Кранца и Аймоина Монаха. Мне же будет достаточно привести в качестве примера ран, весьма могучий среди славян народ. Их господство пало лишь тогда, когда одни славяне пошли на других. Ране были самым могущественным и, по словам Гельмольда, самым авторитетным народом у славян. Они жили на берегах Венеде — кого моря и посреди его вод, имели собственного царя и весьма знаменитый храм, в связи с чем претендовали на первенство среди всех славянских народов. В упомянутом море они владели также островом Ран длиной семь немецких миль и такой же шириной с очень плодородной почвой, который и по сей день служит житницей для зундцев (Sedunesi), как Сицилия для римлян. Стольный град ран по имени Аркона, от которого ныне не осталось и развалин, стоял, по мнению некоторых, на высоком мысу упомянутого острова и был окружен с востока и юга морем и такими высокими стенами, что только пущенная из лука стрела могла достичь их вершин. С западной же стороны город защищал большой и мощный бастион. Саксон Грамматик, впрочем, помещает Аркону на другой остров под названием Витора, отстоящий от Рана на ширину реки, и пишет, что город этот был разрушен готским королем Харальдом и датским королем Хеммингом. Абрахам Ортелий считает, что на том месте, где стояла Аркона, в древности находился славянский город Винета, который, как пишет Гельмольд, был самым крупным из городов в Европе и самым знаменитым торгом разных народов. Его населяли славяне, которые, принимая в нем представителей других народов, не дозволяли им во время своего пребывания жить по христианскому обряду. Посему до времени его разрушения всегда пребывали в язычестве. Однако не было людей более честных и гостеприимных и радушных, чем те славяне, что жили в Винете. Гельмольд помещает этот город в другом месте, а именно между устьем Одера и городом Камень, где и поныне видны его развалины. Причиной его падения послужило не что иное, как междоусобицы: датский король, воодушевленный ими, пожелал разграбить столь богатый город и, снарядив большой флот, напал на него, захватил, разграбил и сровнял с землей. Итак, славяне, жившие на острове Ран, держали на нем большой флот, с помощью которого совершали набеги на побережье, нанося большой ущерб, в особенности датским королям, с которыми они часто воевали. Видукинд Голландский (III) пишет, что в 809 году от Рождества Христова ране, снарядив флот из 830 судов, напали на Датское королевство и на Восточную Фризию, где, помимо прочих бед, которые они причинили, захватили и сожгли города Альденбург и Ниссен, вернувшись на свою родину Ран с огромной добычей. Это послужило причиной того, что Карл Великий примерно в 810 году пошел на них войной и, одолев в двух жестоких и кровопролитных сражениях, подвел их под ярмо Христа. Поскольку, как пишет Видукинд, Карл смог одолеть их благодаря скорее их разобщенности, чем доблести франков, он повелел им принять христианство по римскому обряду и вместе с саксами, которых он незадолго до этого обратил в христианскую веру, платя подать, особо чтить храм Святого Вита, который в те времена пользовался у упомянутых народов наибольшим почетом. Ране платили дань, пока был жив Карл, однако после его смерти отказались и от уплаты подати, и от христианской веры. Они устроили в своем городе Арконе храм и установили там кумир Свято- вита, или, как его называет Кранц, Цвантовика (Zuantovich), то есть святого Вита. Мужчины и женщины каждый год платили храму подать, составлявшую динарий с души. Когда же соседи спрашивали их о подати, то отвечали, что довольны и Витом, который у них дома, и его податью. Так, вновь впав в язычество, они поклонялись упомянутому идолу Святовита. Сделан он был из дерева и был ростом с великана. Имел он четыре головы, как некогда Янус у разных народов, чтобы входящие в храм с каждой из сторон могли лицезреть идола. Был он без бороды с коротко подстриженными со всех сторон волосами, что, как пишет Саксон Грамматик, видимо, изображало характерную для тамошних славян прическу. Одежда на нем спускалась до ступней. В правой руке он держал железный рог, который жрецом, единственным из этого народа, носившем бороду, наполнялся вином с соблюдением множества обрядов и оставлялся до следующего дня. В зависимости от того, оставался ли уровень вина неизменным или убавлялся, жрецы судили о предстоящем годе: предрекали неурожай в случае убавления и изобилие в случае, если уровень не изменялся. Левая рука упиралась в бедро, недалеко от него виднелись узда и седло его коня, а также огромный и богато украшенный меч. Помещен был упомянутый кумир внутри часовни о четырех арках, расположенной внутри большого храма, но стоящей отдельно, так, чтобы со всех сторон имелось некоторое расстояние до каждой опоры упомянутого храма. С каждой из своих сторон она была завешана изящно украшенными и роскошными пурпурными тканями. Никто не имел права входить в упомянутую часовню, кроме одного особого жреца, да и то не всегда, когда ему заблагорассудится, а только накануне праздника. Жрец, входя в часовню для уборки, не смел дышать внутри занавесей. Когда ему было нужно вдохнуть воздуха, он бежал к двери и высовывал голову наружу, дабы смертное дыхание не коснулось божества. Нарушение этого запрета почиталось величайшей виной. Этому идолу приносили в дар третью часть трофеев и всякой добычи. Он имел также триста особых коней и триста воинов, которые ходили за него на войну, причем весь их заработок передавался жрецу и хранился затем в сокровищнице, откуда изъять его не дозволялось ни под каким предлогом. Саксон Грамматик пишет, что этот идол почитался не только у славян. Дары ему подносили также иноземцы и соседние короли, среди которых датский король Свен (Samo), пославший ему в дар искусно сработанную золотую чашу. За что был вознагражден, приняв вскоре после этого жалкую и жестокую смерть, и Святовит ничем ему не помог. Был у идола также очень крупный белый конь, у которого запрещалось выщипывать волосы из хвоста и гривы, а также садиться на него верхом и украшать, за исключением самого жреца. Они были убеждены, что Святовит скачет на нем истреблять своих врагов всякий раз, когда пожелает. В качестве доказательства этого они говорили, что, оставив упомянутого коня вечером в его привычном стойле чистого, ухоженного и привязанного, много раз обнаруживали на следующее утро всего в поту и грязи, как если бы он за ночь проделал немалый путь. По поступи этого коня они предрекали успех или поражение в войнах, которые начинали. Делали они это следующим образом. В землю перед храмом втыкали шесть шестов парами, одна пара перед другой на равном расстоянии друг от друга. К каждой паре привязывалась перекладина на таком расстоянии от земли, чтобы конь мог спокойно без прыжка перешагнуть ее. В день, назначенный для этого зрелища, жрец после длительных и торжественных молитв церемонно брал коня под уздцы и подводил к трем перекладинам. Если все три перекладины конь размеренно перешагивал с правой ноги, ни разу не сбившись на левую, они были уверены в победе, в противном случае — в поражении. Каждый год после сбора доходов они жертвовали этому идолу множество животных, а иногда жрец, схватив одного из христиан, приносил его в жертву, приговаривая, что этой кровью боги будут весьма довольны. После этого устраивался торжественный пир перед дверями храма, куда приносилась лепешка, выпеченная на закваске из муста. Она была круглой формы и такого размера, что за ней мог спрятаться человек. Туда направлялся жрец, прятался и укрывался за ней, вопрошая громким голосом, видно ли его. Если все отвечали, что не видно, жрец обращался к идолу с молитвой о том, чтобы в следующем году его было видно еще меньше. В таких заблуждениях пребывали ране на протяжении почти трехсот пятидесяти лет. Как пишут Видукинд Голландский (III) и Петр Крусбер (VI), за это время они вели неисчислимое число войн с многими народами, неся разорение не только прибрежным городам и местностям, но и, проникнув во внутренние части Германии, доставляя немало хлопот королям и императорам того времени. Однако Господь, чьи помыслы от нас скрыты, не пожелал, чтобы такой воинственный народ и далее пребывал в язычестве, и подвиг датского короля Вальдемара пойти на них войной. Снарядив против них весьма большой флот, Вальдемар, однако, понимал, что одному ему с ними не справиться, и поэтому взял себе в союзники поморских государей Казимира и Богуслава (Buggeslauo), а также князя славян бодричей Прибислава. Выступив в поход, он в 1167 году победил этот свирепый народ и, накинув петлю на шею кумира Святовита, повелел своим солдатам свалить его наземь на глазах у славян, разрубить на куски и сжечь. Он разрушил и храм со всем его культом, забрав казну, и издал указ всем оставить идолопоклонство и обратиться к культу истинного Бога. И в этом им постоянно помогал, возведя за свой счет на Ране двенадцать церквей. Несмотря на это, ранское суеверие в Святовита продолжало жить и продержалось длительное время у чехов, пока чешский князь Вацлав Блаженный не передал им для всеобщего поклонения мощи святого Вита, полученные им от императора Оттона. Однако и это не помогло ему полностью уничтожить у чехов память о Святовите. И поныне чехи не имеют более торжественного и частого приветствия, чем приветствия под именем Вита. Принимая гостей или друзей из далеких стран, они приговаривают: «Витей, Витей», радуясь тому, что они добрались целы и невредимы, как если бы это произошло по милости Святовита. Этот суеверный культ пытался уничтожить знатный муж Янимар, брат Тетислава. Он правил ранами в то время, когда они были побеждены. Едва получив наставление в католической вере, он отважно и решительно принял святое крещение, повелев всем своим подданным вместе с ним обратиться к новой жизни через священную купель. И впоследствии не уставал укреплять их с помощью своей проповеди в вере Христовой, так что казался вторым апостолом Павлом, призванным Христом. Исполняя апостольскую службу и действия то с помощью увещеваний, то с помощью угроз, он обращал к вере этот грубый народ, превосходивший по своей свирепости зверей и проявивший наибольшее упорство при обращении среди всех славян Балтийского моря. В разные времена правили ими государи, перечисленные ниже.
ПЕРЕЧЕНЬ СЛАВЯНСКИХ ГОСУДАРЕЙ, ПРАВИВШИХ В ДРЕВНОСТИ НА ОСТРОВЕ РАН
Витислав, стал государем на Ране в 938 году от Рождества Христова и оставил после своей смерти двух сыновей: Тетислава и Яромира, из которых Яромир стал королем Дании, принял христианское учение и основал епископство зундское (Sundense), хельденнаменское (Eldenamense) и рос- кильдское (Kaschildense).
Крин, был государем Рана во времена императора Конрада II, отца Генриха III. Он имел двух сыновей Любомира (Lubeniro), или Любимира (Gliubimiro), и Крута (Critone). От этого Любомира получил свое имя город Любек.
Крут, во времена императора Генриха IV одержал победу в сражении над государем верлов Готшалком и взял в плен его сыновей Генриха и Бутуя.
Святополк, сын датского короля Янимара, который (как было сказано) из ранских государей стал датским королем. Наследовал отцу во власти над ранами, в 1217 году.
Витислав, брат Святополка. Унаследовал ранский престол после того, как его брат скончался, не оставив наследника. Имел трех сыновей: Вити- слава III, Яромана II и Борислава.
Борислав, после смерти своего отца правил Раном. Примерно в 1250 году от Рождества Господня. Умер, не оставив наследника.
Барним, третий сын Янимара I. После смерти всех своих братьев и племянников унаследовал власть над Раном, и после своей смерти оставил двух сыновей Ивана и Дебислава, основателя Кампского монастыря (Monasterio di Camp), в 1260 году.
Яромар II, сын Витислава I. Долгое время жил как частное лицо. После пресечения всего своего рода примерно в 1300 году от Рождества Господня наследовал власть над Раном. После своей смерти оставил двух сыновей Яромара III и Витислава III, который распространил христианскую веру до Ливонии.
Витислав III, тот самый, что (как было сказано) распространил христианскую религию вплоть до Ливонии. Унаследовал от отца власть над Раном. Имел трех сыновей: Яромара IV, Витислава III, который был убит зундцами (Sudenesi) и Самбора, а также дочь Анну, ставшую женой ште- тинского герцога Богуслава.
Яромар IV. После смерти своих братьев, не оставивших наследников, единолично правил Раном. Поскольку после его смерти не осталось наследников мужского рода, Вратислав, герцог Штеттина и Поморья, сын сестры Витислава Анны и Яромара IV, по праву родства унаследовал власть над Раном. По этой причине и поныне поморские государи титулуются государями Рана.
Остров Ран служил подобием рассадника идолопоклонства среди славян Балтийского моря. Однако идолы у них не были схожи, а различались и по форме и по своему культу. Помимо бесчисленного числа идолов, стоявших в полях и в частных домах, имелись идолы, стоявшие в храмах и имевшие человеческое подобие. К таким идолам относился, например, Подага (Podaga), который, как пишет Гельмольд (I, 84), был божеством плунских славян. Другие стояли в священных рощах, как Пров (Prove), божество альденбуржцев, и не имели никакой выраженной формы и подобия. Пола- бы и лабы (Laboni) поклонялись Тевтону (Tevtone), почитая его за Меркурия, и приносили ему человеческие жертвы. Поклонялись они также и некой богине, которую на своем языке называли Живой (Siva). Она имела подобие отважной девушки, державшей в правой руке лук и стрелу, связанные вместе большим венцом. Это символизировало, что тот, кто сможет умело и отважно действовать упомянутым оружием, будет увенчан богиней Живой. Она почиталась за Юнону. Идолу Радигаста, или Радигоста, поклонялись бодричи в городе Ретре. Он имел подобие доблестного воина, державшего в руке большой меч, а рядом с ним стоял муж, одетый иноземцем. Этим они хотели выразить то, что тому славянину, который не примет в своем доме гостя, или иноземца, следует отрубить голову, или же (как считают другие), что этим дозволялось славянам добывать с помощью меча пропитание не только себе, но и гостям. Прочие идолы имели две, три и четыре головы. Несмотря на это, славяне исповедовали единого и всемогущего бога на небесах, которому подчинялись все остальные. Он правил на небесах, а другие, произошедшие от его крови, исполняли возложенные на них обязанности, причем более совершенными из них считались те, кто стоял ближе к этому богу богов. Упомянутым богам они приносили множество различных жертв животными, а иногда и людьми, посвящали им храмы и алтари со жрецами, которым оказывали почет и уважением наравне с самими государями. В их честь они учреждали празднества и устраивали общие пиры, на которые пускалась по кругу чаша, полная вина, и пирующие провозглашали над ней некие проклятия и ругательства под именем богов, то есть бога доброго и бога злого. Они полагали, что счастье даруется добрым богом, а злосчастье злым, и поэтому на своем языке именовали его, как пишет Гельмольд, Дьявол, или Чернобог, то есть «черный бог», и Белбог, «белый бог». Были у них и некоторые добрые законы, и достойные обычаи. Например, они весьма заботились о том, чтобы молодежь повиновалась старшим. Среди них не было ни нуждающихся, ни нищих, поскольку, если кто‑то ослабевал по причине болезни или старости, то передавался на попечение наследников, дабы последние с наибольшим тщанием заботились о нем и кормили. По словам Гельмольда и Иоганна Тигуринуса («О древних пирах» (I)), они отличались исключительным гостеприимством: ни одному чужестранцу, оказавшемуся в их стране, не приходилось заботиться о поиске ночлега — его сразу же принимали и наперебой приглашали погостить. Все, что доставлял этому народу труд в полях, рыбная ловля и охота, расходовалось на прием гостей и на подарки, при этом самым сильным и могущественным почитался тот, кто проявлял при этом наибольшую щедрость, если не сказать расточительность. Зачастую это служило причиной их морских набегов. Этот грех считался у них простительным и искупался гостеприимством, которое они любым способом обязаны были оказывать, так как их законы гласили, что все награбленное ночью должно быть наутро поделено между гостями. Если же находился кто‑то (что случалось крайне редко), кто отказывал чужестранцу в гостеприимстве, то закон дозволял каждому сжечь его дом со всем его имением. Весь мир восставал против него, обвиняя в подлости и малодушии, и отказывался принимать того, кто отказал в куске хлеба и ночлеге чужестранцу. Божиться у них строго запрещено, они считали, что это равносильно принесению ложной клятвы по причине мстительного гнева богов. Тех, кто совершал какое‑либо вопиющее преступление, они предавали распятию, утверждая, что крест не должен иметь другого назначения, кроме орудия для наказания преступников, и не желали слушать проповедь о Кресте. Многим святым мужам и христианским государям пришлось немало потрудиться, чтобы обратить их в Христову веру, поскольку в Мекленбур- ге (Magnopoli), Бранденбурге, на Ране, в Поморье и Ливонии было немало государей, пытавшихся уничтожить христианскую веру, и даже они были вынуждаемы принять ее, тем не менее зачастую вновь обращались к идолопоклонству. Император Генрих I прилагал немало усилий по обращению в веру соседних народов, потом его сын Оттон I вынудил многих из них платить подать и принять веру, и весьма многие приняли крещение, особенно в Бранденбургской марке и Мекленбурге. И под покровительством трех Оттонов наполнились те края церквями, священнослужителями и монашествующими. Однако более свирепые поморские жители не приняли христианскую веру. Юлинцы (Giuliensi) в Поморье запретили иноземцам проповедовать у себя новую религию. По этой причине они оказались одними из последних, кто был обращен в христианство, хотя и жители материка не отличались постоянством в вере. Когда на Востоке правил Оттон V, польский герцог Болеслав, признав себя вассалом империи, сделал своими данниками всех славян вплоть до Одера и крестил их, дабы свет Евангелия воссиял и в тех восточных краях. Биллуг (Bilug), или Биллунг (Bilung), первый христианский государь у славян, скончался в 980 году. Его сын делал вид, что исповедует христианскую веру, однако втайне ее преследовал. При упомянутом Биллуге, правившем во времена Оттона I в поморской Славии от реки Вислы, или Вистулы, до кимбров, в тех краях процветали: столица его владений Винета, Ретра, Юлин (Gioclino), Старград, Вольгаст, Димин, Куцин, Малхов и Хижин. После смерти Бил- лута его сыновья поделили его владения между собой. При них саксонский герцог Бернард поднял восстание нобилей против императора Генриха и так дурно обращался со славянами, что практически вынудил их вновь обратиться к идолопоклонству. Так же вел себя и маркиз Бранденбурга — его жестокость по отношению к этим новообращенным христианам вынудила их взяться для защиты своей свободы за оружие и, отвергнув христианскую веру, обратить свою жестокость на христиан, предавая огню церкви и избивая священнослужителей. Так славяне, жившие между Эльбой и Одером, будучи на протяжении семидесяти лет христианами, вновь обратились к идолопоклонству, что мало заботило саксонского герцога, довольствовавшегося уплатой ими податей, да и не по силам ему было, как пишет Петрус Ортопеус, воевать со столь могущественным народом. Свой вклад в эту смуту внес и Генрих Птицелов. Государями славян были потомки Мсти- воя, его сыновья Анадраг, Гнеус и Удо, дурной муж, убитый за свою свирепость. Его сын Готшалк превзошел в свирепости своего отца, но затем раскаялся, оставил злодеяния и, вернувшись после пребывания при дворе датского короля на родину, всеми силами старался вернуть ее в лоно христианской веры. Зачастую лично увещевая народ вернуться к церкви, он смог вернуть в ее лоно почти треть тех, кто впал в язычество при потомках Мстивоя, однако в конце концов был убит своими соплеменниками, оставив после себя сына Генриха. Славяне вернулись к язычеству, избив тех, кто хранили верность вере. Произошла эта всеобщая смута в 1066 году на 8–м году правления императора Генриха IV. Славяне, опасаясь мести со стороны сыновей Готшалка за убийство их отца, избрали своим государем Крута, свирепого врага христиан, который, будучи правителем бодричей, с большим трудом смог противостоять великому герцогу Саксонии, чтобы не стать христианином: славяне из‑за ненависти к податям ненавидели и христианство. Благоволили к славянам Генрих IV и его сын Генрих V, предпринимавшие враждебные действия против саксов, втянутых в религиозные споры. Однако Болеслав с польскими государями, следовавшими за ним, вынудил соседних поморских славян принять христианство, посему восточные славяне прежде западных сделались христианами. Крут Старый был с помощью своей жены Славины, когда был пьян, убит сыном Готшалка Генрихом. Последний, взяв в жены упомянутую Славину, вернул себе отчий престол. Славяне, видя, что их государь стремится обратить их в христианство, восстали против него, однако Генрих с помощью великого герцога Саксонии сделал их данниками, не требуя от них смены религии, поскольку знал силу их ненависти к христианской вере. Затем, как было сказано, он в жестокой битве одержал победу над ранами и сделал их своими данниками вместе с ваграми, полабами, бодричами, хижанами, черезпеня- нами, поморянами и всеми славянами вплоть до Польши. За это он был прозван королем славян, но из скромности не принял этого титула. Он скончался в 1126 году, и за сыновей Генриха стал править датский король Кнут. Когда Генрих правил землями по ту сторону Пены, государь Восточной Славонии Вартислав, разрешив проповедовать святому Оттону, епископу бамбергскому, принял христианскую веру со всеми своими вельможами и городами, и свет Евангелия сиял там вплоть до времени саксонского герцога Генриха Льва. Последний, отправившись посетить могилу Господа нашего в Иерусалим, взял себе в спутники славянского государя Прибислава. Славяне в прошлом владели также и всей Пруссией и назывались пруссами. В незапамятные времена они пришли в те края, гонимые нуждой и злосчастьем своей страны, расположенной ближе к северу на востоке значительно выше истоков реки Танаис, называемой современными писателями Таной. Итак, как пишет Джамбулари (IV), спасаясь от льдов и снегов, они пришли в эти края, и, найдя их незаселенными, поскольку (как явствует из исторических сочинений) готы покинули их, немало обрадовались и осели там. Они, однако, не перешли Вислу, где жили немцы, но расселились от реки Хрона (Сгопо), которую некоторые ныне называют Прегель (Pergulo), расположенной на востоке Пруссии, до Вислы, или Вистулы, отделяющей Сарматию от Германии. И хотя они и заняли всю эту страну длиной примерно тысяча двести пятьдесят миль и шириной сто сорок, они не стали возделывать ее, а оставили под пастбища. Поступили они так, вероятно, по той причине, что не хотели воевать за нее с другими народами, если бы те узнали о ее величине, либо потому, что не были привычны к земледелию, утоляя голод только мясом, преимущественно сырым, а жажду молоком, либо в чистом виде, либо с примесью конской крови, как принято ныне у татар. Не возводили они и домов из камня, а жили в пещерах и дуплах деревьев, защищая своих детей и себя самих от холода и дождя их корой. Насколько можно узнать из исторических сочинений, они были известны более своей дикостью, чем воинственностью. В течение многих столетий у них не было ни какого‑либо поклонения, ни религии. В конце концов они впали в такое безумие, что стали считать своими богами зверей, змей и деревья (как пишет папа Пий И), следуя в этом заблуждении примеру остальных славян. У них был дуб, разделенный на три части, где они держали своих богов: в одной части находился идол Перун (Petvno), или, как пишут другие, Перкун (Percvnno), что означает «молния». В его честь они постоянно, днем и ночью, поддерживали огонь из дубовых дров. Если по недосмотру служителей огонь угасал, то виновного предавали смертной казни. С другой стороны находился идол Потримпс (Patrimpo). Его культ состоял в содержании живого змея, которого умилостивляли молоком. С третьей стороны располагался идол Патолс (Patelo), в честь которого хранили человеческий череп. Были у них и другие божества, которым они поклонялись и оказывали божественные почести, однако все жертвоприношения им совершали в дубовых рощах. Всему, чем они владели, они приписывали божество–покровителя. Главным среди них был Аушаутс (Vvrchayto), которого глубоко почитали в качестве домашнего божества. Он покровительствовал движимому имуществу и скоту, а именно коням, волам, овцам, козам, свиньям. Другое божество по имени Снейбрат (Sneybrato). Он был покровителем гусей, кур, уток, голубей и фазанов. Третье божество из числа домашних звалось Гурк (Gvrcho) и заботилось обо всем съестном. Помимо этого, не имея никаких письмен или алфавита, они не верили, если кто говорил им, что один человек при помощи письмен может открыть другому свою душу и волю. Примерно в 1000 году Адальберт, епископ пражский, посланный проповедовать христианство в Пруссию, не имея денег, чтобы заплатить за переправу его через реку Осса, получил удар веслом, но смиренно снес оскорбление. Проникнув внутрь страны, он начал проповедь Христа, обещая бессмертие и доказывая, что солнце, луна, огонь, вода и рощи, которым они поклонялись, не содержали в себе божественного, а были лишь творениями. Ян Дубравий (VI) пишет, что как‑то раз этот святой муж, обращаясь с проповедью к этим неверным и видя, что те желают его слушать, повернулся к стаду овец и начал им проповедовать Слово Божье, и овцы (не без божественного вмешательства) остановились и, навострив уши, стали внимать его речам, непрестанно кивая головами. Языческие жрецы, видя, что проповедь Адальберта подрывает их доход, схватили его близ моря недалеко от земли Фелыиаус (Felschaus) и, проткнув семь раз холодным оружием, обезглавили и повесили труп на дереве. Муж, давший ему кров, собрав его останки, предал их земле. В 1226 году магистр Тевтонского ордена напал на упомянутых славян пруссов. После победы над ними в сражении было впервые введено в Пруссии христианство вместе с немецким языком, язык же славян пруссов в скором времени пресекся. Не имея ничего более сказать о пруссах, перейдем теперь к славянам Руси, которых ныне все именуют московитами. В те времена, когда остальные славяне ушли из Сарматии и отправились одни в сторону Германского моря, другие, пойдя по другому пути, на Дунай, они остались в месте своего исконного жительства, и назывались древними историками по–разному. Элий Спартиан и Капитолин в жизнеописании Антонина Пия и Флавий Вописк в жизнеописании Аврелиана называют их роксоланами; Плиний (IV, 12) — токсоланами (Tossolani), Птолемей — троксоланами (Trossolani), Страбон (VII) — рак- санами (Rhassnali) и роксанами (Rhossani). Рафаэль из Вольтерры и многие другие авторы называют их рутенами, ныне же общепринятым их названием является «русские» (Russi), то есть «рассеянные», поскольку по–русски, или по–славянски, «Россея» (Rosseia) означает не что иное, как «рассеяние». И не без причины они были названы русскими, или рассеянными: славяне, заняв всю Европейскую и часть Азиатской Сарматии, распространили, или рассеяли, свои колонии от Ледовитого океана до Средиземного моря и Адриатического залива, от Большого моря до Балтийского океана. Более того, как пишет Яков Мейер (I), славянорусы (Russi Slaui) высылали свои колонии даже во Фландрию, где в настоящее время их зовут рутенами. Греки (по свидетельству Прокопия Кесарийского) называли их спорами, то есть «рассеянным народом». Они всегда жили в Европейской Сарматии, где и по сей день живут, значительно распространив силой оружия свое господство. Как пишет Сигизмунд Герберштейн, они потому так расширились, что все другие народы, оказавшиеся посреди них, либо изгнали, либо заставили жить на свой лад. Таким образом, ныне Русское царство на востоке ограничено рекой Таной и Меотидским озером, на севере Литвой, рекой Певкой (Рейсе) и другой рекой, называемой Полна (Polma), отделяющей его от Финляндии, которую русские (как говорит Герберштейн) на своем языке называют «Каянской землей» (Chainscha Semla). На западе оно граничит с Ливонией, Пруссией и Польшей, а на юге с Сарматскими горами и рекой Тирас, называемой в настоящее время Днестр. В упомянутых пределах лежит и земля Югария, или, как ее называют русские, Югра, откуда некогда вышли гунны, которые заняли Пан- нонию и под предводительством Аттилы завоевали многие страны Европы. По этой причине русские похваляются, что их подданные в прежние времена покорили немало стран в Европе. Итак, жили они в Сарматии и, как пишут Джамбулари и Гюнтер (IV), пользовались славой людей по природе воинственных и неукротимых. В прошлом они оказали помощь Римской империи, когда Помпей Великий вел войну с понтийским царем Митрида- том, который также длительное время воевал с упомянутыми русскими, предводимыми в ту пору их государем Тазовацем (Tasouaz). Страбон и Бьондо называют его Тазий. Вооружением русских, согласно Страбону (VII), были меч, лук, копье, панцирь и щит, обтянутый бычьей кожей. Оружие свое они обращали не только против соседей, но и против других, весьма далеких от них царств и империй. Во времена императора Вителлия, как сообщает Иоганн Авентин (II), перейдя Дунай и уничтожив две когорты (compagnie) римских солдат, они вторглись в Мезию и убили консуляра и наместника Мезии Агриппу. Как пишет Михайло Салонский, с этого времени они стали жить в Иллирийской Мезии под именем рашан (Rassiani). Участвовали они и в походах готов, когда те разоряли Европу и другие земли, однако, как пишет Герберштейн, все они называлось общим именем готов, так как готы были предводителями этих походов. Доставляли они немало хлопот и Греческой империи. Так, при императоре Льве Лакапине, снарядив флотилию из пятнадцати тысяч парусных судов в Большом море и усадив в нее такое количество воинов, что, как пишет Зонара (том III), никаким числом не счесть, они напали на Константинополь. Происходило подобное и позднее во времена императора Константина Мономаха. На основании этого можно судить о многочисленности и могуществе славян, сумевших за короткое время снарядить такое множество судов, чего до сих пор ни в какой другой державе не было видано. И хотя греческие писатели, стремясь возвеличить деяния собственного народа, утверждают, что русские вернулись домой не солоно хлебавши, Еремей Русский (Geremia Russo) в своих летописях говорит об обратном, а именно, что русские, перебив множество греков, вернулись домой с немалой добычей. В 6886 году от сотворения мира (по русскому летоисчислению) великий князь Руси Дмитрий одержал победу над царем татар Мамаем. Через три года после этого он вновь сразился с упомянутым Татарином и нанес ему столь сокрушительное поражение, что, согласно Герберштейну, земля более чем на тринадцать миль вокруг была завалена трупами павших в битве.
Я обхожу теперь молчанием другие достойные деяния этого столь могущественного народа, поскольку в намерения мои не входит написание истории или анналов — я хочу лишь вкратце упомянуть о самых замечательных свершениях славян. Тем, кто пожелает узнать всю их историю, может найти ее у Еремея Русского, Сигизмунда Герберштейна, а также Франческо Бизио из Бергамо, который прожил на Руси несколько лет и написал историю этой державы. Есть упоминание о русских и у Сабеллико (3–я книга X эннеады). Не так давно некий краковчанин (Cracouita) дал подробное описание обеих Сарматий.
Таким образом, из трудов названных авторов любопытный читатель сможет почерпнуть много полезных сведений об истории русских, или московитов — в настоящее время их именуют и тем, и другим именем. В пору своего язычества они почитали некоторых особых идолов, имена которых, как пишет Меховский, были Перун (Pior), то есть «молния», Стрибог (Stribo), Хоре (Corso) и Мокошь (Mocoslo). Точно не известно, кто первый отвратил их от этих заблуждений и обратил в христианство, и мнений на этот счет существует несколько. Русские в своих летописях с гордостью пишут о том, что Русь получила крещение и благословение от святого Андрея, ученика Христа. По их словам, он пришел из Греции к устью Борис- фена, поднялся вверх по реке до тех гор, где ныне стоит Киев (Chiouia), и там благословил и крестил всю упомянутую страну, водрузил свой крест и предрек, что на том месте умножатся Божьи церкви и Божья благодать. Отправившись далее, он прибыл к истокам Борисфена, находящимся в большом озере Волок, и по реке Ловать (Loruat) спустился до озера Ильмень (Ilmer). Оттуда по вытекающей из озера реке Волхов он прибыл в Новгород. Оттуда по той же реке достиг он Ладожского озера и реки Невы (Неиа), а затем моря, которое русские называют Варецким (Vuaretzchoie), а другие Германским, и, плывя между Финляндией (Vuilandia) и Ливонией, добрался до Рима (Roma).
Наряду с этим русские верят, что и святой апостол Фаддей проповеды- вал среди них и обратил их в веру Христову. По этой причине, как пишет Джамбулари, русские почитают его больше всех других небесных святых. Однако некоторые греческие писатели отрицают это, утверждая, что свет христианства проник на Русь много веков спустя после этого. Но даже если то, что русские говорят о себе, и соответствует истине, в любом случае нельзя отрицать, что они снова впали в язычество. Ведь император Василий Македонянин, как пишет в III томе Зонара, послал к русским епископа Фео- фила, через которого они приняли христианство, когда по настоянию русских упомянутый епископ положил в огонь Евангелие, и оно осталось невредимым. В их же летописях говорится, что христианство в их державе ввела царица, или княгиня (Duchessa) Руси Ольга. Вот краткий рассказ о том, как это произошло.
Русский государь Игорь, женатый на упомянутой Ольге из Пскова, покинул дом и отправился с весьма сильным войском в поход в далекие страны. Дойдя до Гераклеи и Никомедии, он потерпел поражение в битве и на пути домой был убит князем славянодревлян Мальдиттом в месте, называемом Коростень (Coreste), где до сих пор покоится его могила. Поскольку сын Игоря Вратослав (Vratoslau) был еще слишком мал и не мог править державой, все дела вершила его мать Ольга. От древлян прибыло к ней двадцать послов с предложением выйти замуж за их князя Мальдитта. Упомянутых послов Ольга велела схватить и зарыть в землю заживо, сама же, упреждая молву о содеянном, немедля отправила своих послов к древлянам с предложением, коль скоро те хотят видеть ее своей государыней, направить к ней других послов из самых знатных родов. Древляне тут же послали к ней еще пятьдесят мужей из числа самых именитых среди них. Этих послов Ольга велела запереть в бане и сжечь, а сама тут же послала вестников к древлянам, предупреждая о своем прибытии и наказывая приготовить ей мед и все, что по их обычаю полагалось для поминовения ее покойного мужа. Прибыв в Древлянию, Ольга в траурном одеянии справила торжественную тризну по своему мужу, во время которой, опоив древлян допьяна, перебила пять тысяч из них. Вернувшись в Киев, она собрала войско и повела его на древлян. Вступив с ними в сражение, она одержала победу, те же, что успели спастись бегством, заперлись в городе. Ольга, продержав их в осаде в течение целого года, наконец, заключила с ними соглашение о том, что осажденные выдадут Ольге в качестве выкупа по три голубя и три воробья от каждого дома. Получив выкуп, Ольга приказала привязать упомянутым голубям и воробьям под крылья некие огненосные снаряды и отпустить их. Вскоре после того, как птицы вернулись к своим гнездам, запылал огонь и сжег почти все дома. Тем же, кто был внутри, не оставалось ничего иного, как выйти. Попавшие в руки Ольги древляне были частью перебиты, частью обращены в рабов. Так Ольга захватила все древлянские земли и сполна отомстила за смерть своего мужа. После этого она вернулась в Киев. Через некоторое время она отправилась в Константинополь, где правил император Иоанн Цимисхий, и приняла крещение, изменив имя Ольга на Елена. По–царски одаренная императором она вернулась домой. Русские уподобляют ее солнцу: как солнце своими лучами освещает мир, так мудрая и благоразумная Ольга осветила светом христианской веры русскую державу. После смерти Ольги правил ее сын Святослав, шедший по стопам матери в благочестии и христианской вере. После его смерти ему наследовал его незаконный сын Владимир, который, отклонившись от божественных заветов, вновь ввел идолопоклонство и воздвиг в Киеве множество идолов. Первый из них назывался Перун (Рею) и имел серебряную голову, остальные же были из дерева: Услад, Хоре, Даждьбог, Стрибог, Симаргл, Мокошь и Кумиры. Всем им они приносили жертвы. Когда Владимир, умертвив двух других своих братьев, Ярополка и Олега, сделался единовластным властителем всея Руси, стали приходить к нему послы от разных народов, и каждый убеждал примкнуть к собственной религии. Видя различие вер, он сам отправил послов узнать об особенностях и обрядах каждой секты или веры. В конце концов, он предпочел всем другим христианскую веру по греческому обряду и, решив принять ее, отправил посольство в Константинополь к императорам Василию и Константину. Он обещал принять со всеми своими подданными христианскую веру, вернуть Корсунь и все остальные удерживаемые им греческие владения при условии, однако, что император обещает отдать ему в жены свою сестру Анну. После получения согласия условились о времени для заключения договора, местом же был выбран Корсунь. По прибытии туда обеих сторон Владимир был крещен и принял имя Василий. Отпраздновав свадьбу, он, как было обещано, вернул грекам Корсунь и другие владения и поставил в Киеве митрополита, в Новгороде архиепископа, а в других городах епископов, рукоположенных константинопольским патриархом. С тех пор русские придерживаются греческого обряда и ревностно его соблюдают. Согласно Ламберту Ашаффенбургскому, написавшему 500 лет назад историю Германии, первоначально в 960 году к императору Оттону прибыли послы от народа Руси (gente Russia) с просьбой направить им какого‑нибудь епископа, который бы своим учением и проповедью распространил среди них христианскую веру; и был послан к ним Адальберт, который едва сумел от них спастись. Однако здесь Ламберт ошибается, если только в упомянутом месте не следует читать Рана (Rugia) вместо Руси (Russia), или Русции (Ruscia). Как пишет Гельмольд, Адальберт был не чешским, а германским архиепископом Магдебурга, посланным с другими пятью епископами упомянутым Отгоном к славянам, которые в то время жили в Саксонии и на Ране. Если бы им проповедовал Адальберт, они бы приняли римский обряд, а не греческий, которого, как мы сказали, русские придерживаются и по сей день.
Их государь, пишет Герберштейн, именует себя следующим титулом: «Божией милостью великий царь и государь всея Руссии, великий князь Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Булгарский и прочая, государь и великий князь Нижнего Новгорода, Черниговский, Рязанский, Волоц- кий, Ржевский, Белевский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удор- ский, Обдорский, Кондинский и прочая».
Как пишет Карл Вагрийский (II), русские из Бьярмии (Biarmia), плавая по Северному океану, примерно 107 лет назад обнаружили в тех морях неизвестный до того времени остров, обитаемый славянами. На нем, как говорит Филипп Каллимах в послании к папе Иннокентию VIII, вечные холода и льды. Называется он Филоподия и величиной превосходит Кипр; на современных же картах мира его называют Новая Земля.
После него, поскольку не осталось, насколько мне известно, мест, где живут славяне, о которых я бы не упомянул, если не в частности, то в общем. Прежде чем перейти к другим народам, также принадлежавшим к славянам, но ныне исчезнувшим, мне представляется необходимым обсудить этимологию и толкование имени славяне, или словины, которое не является очень древним. Впервые славяне были упомянуты, как отмечают многие писатели, Прокопием Кесарийским, который 1070 лет назад описал войну императора Юстиниана с готами. Равно с ним и Иордан Алан, живший почти в то же время, упоминает славян, ясно показывая, что в его время это имя было новым, хотя Бьондо, написавший сто лет назад «Историю, начиная от упадка Римской империи», упоминает славян при описании событий, произошедших за сто лет до правления императоров Гонория и Аркадия. Я же полагаю, что первым упомянувшим о славянах был Птолемей Александрийский, который на восьмой карте поместил славян под несколько искаженным именем суланов в Европейской Сарматии рядом с финнами, которые также были славянами, как утверждают Меланхтон в комментариях к Тациту и Абрахам Ортелий в своей «Географической синонимии». Пьетро Марчелло в «Происхождении варваров» называет их же силанами и говорит, что это те народы, которые теперь называются склавонами (Schiauoni). В прошлом это название, несомненно, подвергалось сильному искажению и писалось по–разному. Греки, не понимая значение слова «славяне», или «славины», исказили его в «склавины», итальянцы — в «скла- вы». Эта ошибка проникла скрытым образом в некоторые экземпляры Прокопия Кесарийского, Иордана и Бьондо.
Я полагаю, что его ввели итальянцы, которые, как пишет Марцин Кро- мер, стремясь говорить с большей мягкостью и избегать резкости в произношении, часто произносят i вместо 1 (говорят fiato вместо flato, piace — вместо place). Так же и вместо Slauo они говорят Siauo. Поскольку для них слова siauo и sciauo, отличающиеся на букву С, на слух почти неразличимы, то, не будучи сведущи в языке славян, при переводе на латынь они стали писать не Slauo, a Sciauo. Я думаю также, что это можно объяснить и неприязнью итальянцев, особенно тех, что живут на Адриатическом побережье, так как они в прошлом сильно пострадали от славян и были ими почти полностью разорены.
По мнению Яна Дубравия, славяне, или словины, получили свое имя от «Slouo», что у сарматов означает «слово», так как все сарматские народы, будучи разбросаны по большим пространствам земли, но тем не менее говоря на одном наречии и употребляя почти одинаковые слова, заставили всех называть себя «словинами». То же самое утверждает и Марцин Кромер, говоря, что «от Slouo были прозваны «словины», как если бы были прозваны правдивыми и верными данному ими слову. И сегодня у поляков и чехов весьма порицаются те, кто не держит данного обещания, или, по их выражению, «доброго слова»; при этом люди благородного происхождения готовы пойти на любые лишения и принять саму смерть, но не изменить своему слову. Мстят же изменившим не только пощечинами, но и оружием».
Оставляя, однако, в стороне вышеприведенные толкования имени славян, смею утверждать, что произошло оно не от чего иного, как от славы, поскольку славянин, или славон, означает не что иное, как «славный». Исполненное гордости от столь частых триумфов над врагами, чему свидетельством является огромное число завоеванных царств и стран, это пре- доблестное племя присвоило себе имя славы, сделав «Slaua», что значит «слава», окончанием имени своих благородных и знатных мужей, таких как Станислав, Венцеслав, Ладислав, Доброслав, Радослав, Болеслав и прочих подобных имен. Это признают многие авторитетные авторы, среди которых и Рейнерий Рейнекций. В своем «Трактате о генетских племенах» он отмечает, что славяне получили свое имя от «славы», в которой хотели превзойти все другие народы. Мнение Рейнекция разделяет и Еремей Русский (Geremia Russo), написавший в 1227 году «Русские летописи» (Annali di Russia). Повествуя об одном из столкновений, имевших место на границах Руси в 1118 году, он пишет: «Когда Русь страдала от междоусобиц, к нашим границам пришел Крунослав (Crunoslau) с сильным войском из славян и, сразившись с нашим войском, одержал победу. Сам же Крунослав, однако, с одним из своих сыновей погиб и был погребен близ цитадели под названием Войка (Voicha). Этот народ многократно опустошал наши границы и проявлял при этом большую жестокость, несмотря на то, что был одного с нами племени. Зовут их славянами (как я полагаю и чему нахожу подтверждение в древних преданиях наших предков) по причине многочисленных побед и славных дел, которые они совершили». Аймоин Монах и Иоганн Авентин полностью разделяют мнение Еремея, называя славян не только славным, но и глубоко уважаемым и самым могущественным из всех народов Германии. Среди прочих и венецианский историк Бернардо Джустиниани откровенно признает, что славяне стяжали свое славное имя воинской доблестью. В «Истории Венеции» (III) он пишет: «Тогда неукротимое славянское племя впервые вторглось в Истрию и дошло до подступов к Венеции. Это племя скифского происхождения, нападая вместе с другими племенами на Римскую империю, стяжало себе славное имя воинской доблестью». Таким образом, этот доблестный народ должен был называться не иначе, как славяне, и его право на это доказали такие ученые мужи, как Гельмольд Пресвитер, Арнольд Аббат, Георг Вернер, Сигизмунд Герберштейн, Георгий Кедрин, Ян Хербурт, Александр Гваньини, Робер Гаген, Иоганн Леункла- вий, Жильбер Женебрар, Давид Хитреус и Уго Фульвонио (Vgo Fuluonio), которые в своих трудах именуют его не иначе, как славяне.
Если имя это и ново, то слава, завоеванная оружием и кровью, присуща им по природе и унаследована от предков, одержавших в прошлом славные победы в Азии, Европе и Африке. Были это вандалы, бургун- ды, готы, остроготы, визиготы, гепиды, геты, аланы, верлы, или геру- лы, авары, скирры, гирры, меланхлены, бастарны, певкины, даки, шведы (Svedi), норманны, фены, или финны, укры, или укране, маркома- ны, квады, фракийцы и иллирийцы — все они были славянами и говорили на одном языке.
Вначале, покинув Скандинавию, свою общую родину, все эти народы (за исключением иллирийцев и фракийцев) назывались одним именем готы, как пишет Франциск Иреникус. В 10–й главе III книги он говорит, что анты (которые, как мы показали ранее на основании свидетельства Прокопия, были настоящими славянами) суть готы, ссылаясь на свидетельства Иордана и Аблавия. В 42–й главе I книги тот же Иреникус пишет, что от готов происходят славяне, анты, авары, скирры, аланы и другие народы. С этим согласуются также свидетельства Аблавия, Иордана Алана и Павла Вар- нефрида. Прокопий в I книге «Войны с вандалами», излагая историю варваров (как он их называет), вторгшихся при Гонории в Римскую империю, говорит: «В прежнее время готских племен было много, много их и теперь, но самыми большими и могущественными из них были готы, вандалы, ви- зиготы, гепиды, прежде называвшиеся сарматами, и меланхлены. Некоторые называли их гетами. Все они различаются по названию, но сходны во всем остальном: все они белы телом, имеют русые волосы, крупное телосложение и приятную внешность. У них одни и те же законы, все они исповедуют арианство и говорят на одном языке, называемом готским, и, как мне кажется, вышли они из одного племени, приняв впоследствии различные названия по имени своих полководцев».
Никифор Каллист (IV, 56), Ф. Мартин (F. Martino), автор «Сокращения римской истории», и Лучо Фауно (VIII) разделяют мнение Про- копия. И коль скоро вандалы — настоящие готы, нельзя отрицать и того, что славяне также одного племени с готами, поскольку все знаменитые писатели говорят, что вандалы и славяне были одним народом. К числу указанных писателей относится и Бьондо. В 1–й главе I декады он пишет: «Вандалы, названные так по имени реки Вандал, впоследствии стали называться славянами». Иоанн Магнус Готландский в I книге пишет, «вандалы и славяне были одним народом и отличаются только по названию». М. Адам (М. Adamo) во II книге «Церковной истории» говорит, что славяне — это те, кто прежде были вандалами. Пьерфранческо Джамбу- лари в I книге пишет: «Варнефрид, Иордан, Мефодий и Иреникус в нескольких местах утверждают, что в своем древнейшем корне вандалы были готами, даже если впоследствии и стали крайне им враждебны, примеров чего история знает немало; и что жили они в той части Германии, где теперь Моравия, Силезия, Чехия, Польша и Русь, от Германского океана на севере до Истрии и Славонии на юге. В доказательство этого они приводят тот убедительный аргумент, что во всех этих землях говорят на одном и том же языке». То же самое утверждают Альберт Кранц в предисловии к «Саксонии» и Суффрид Петри (II), причем последний пишет: «Древние бойи были изгнаны маркоманами, то есть вандалами, которые до настоящего времени владеют Богемией, поэтому богемцы — это вандалы. Древнее название страны сохранилось, и теперь бойями называются те, кто прежде были маркоманами, или, говоря более широко, вандалами. При этом единство их происхождения подтверждает и единство языка». Далее в той же книге он пишет: «Вестфалы и остфалы были вандалами, которые назывались также и фалами (Vali), так как у вандалов было не одно особое имя, а несколько различных, а именно: вандалы, венеды, венды, генеты, венеты, виниты, славяне и, наконец, фалы — согласно Саксо- ну Грамматику, Гельмольду, Энеа Сильвио, Кранцу, Иреникусу, Рей- некцию, Лациусу и многим другим. Все их многочисленные и разнообразные особые названия, о которых нет нужды здесь говорить, можно найти у перечисленных авторов. Из сказанного явствует, что ни один из народов Германии не был так велик, как вандалы, которые в Азии, Африке и Европе распространили свои колонии на огромном пространстве. В Европе они обосновались на всем протяжении от севера до юга, от Германского моря до Средиземного. Поэтому московиты, русские, поляки, чехи (Boemi), черкасы, далматы, истрийцы, боснийцы, хорваты, болгары, рашане (Rassiani) и многие другие народы, хотя и различаются по своим особым названиям, тем не менее являются вандалами. Это доказывает также их язык и говор, который у всех у них общий». Так пишет Суффрид. Альберт Кранц, желая показать, что славяне одного корня с вандалами, называет славян не иначе как вандалы, как видно из его книг «Вандалия» и «Саксония». Убедительное подтверждение этому дает также Сигизмунд Герберштейн в своей «Московии». Он говорит, что в русских летописях написано, что, когда у русских начались распри из‑за выбора нового государя, они послали призвать правителей из знаменитейшего в прошлом вандальского города Вагрии, находящегося в одноименной области, граничащей с Любеком и Голштинским герцогством. Вандалы, которые в то время были очень могущественны и имели то же наречие, обычаи и веру, что и русские, отправили к ним трех братьев из числа самых именитых и влиятельных среди них. Их звали Рюрик, Синеус и Трувор. Рюрик получил во владение Новгород, Синеус сел на Белом озере, а Трувор получил княжество Псковское и сел в городе Изборске. Петер Артопеус Померанский также не различает вандалов и славян. Мюнстер, цитируя его, пишет: «Как мы говорили, в области Мекленбурга на всем протяжении побережья от Голштинии до Ливонии жили только вандалы, или славяне». Таким образом, на основании свидетельств столь авторитетных и знаменитых авторов можно уверенно утверждать, что готы, визи- готы, гепиды, вандалы и геты были одного и того же славянского племени. В качестве еще одного подтверждения этого я приведу ниже некоторые слова из II книги Карла Вагрийского и XI книги Лациуса, которые, по свидетельству указанных авторов, были в употреблении у древних вандалов.
СЛОВАРЬ
СЛОВАРЬ
Вандальский Славянский Русский
Ruzie ruse розы
Stal stol престол
Vuich vik вечный, век
Pechar pehar чаша
Cachel cotol котел
Culich Kulich чаша
Kamora camara комора, комната
Klach Klak известь
Baba baba бабка, баба
Ptach ptich птица, птаха
Czetron cetrun цитрон
Klynoti Klonuti наклонять, клонить
Kuchas kuhac повар, кухарь
Safran ciafran шафран
Scarlet scarlet скарлат
Scoda scoda вред, шкода
Plamen plamen пламя
Dvuaziuo duoiestuo двое
Pflaster implastar припарка, пластырь
Pust pusto пустынь
Brat brat брат
Rabota rabota труд, работа
Milikno mlieko молоко
Okruzij Kruzy внутренности
Mlady mlad молодой, млад
Volk vuk волк
Teta teta тетя
Kurvua kurva непотребная женщина
Strach strah страх
Pero pero перо
Dynia digna арбуз, дыня
Plygo pluchia лёгкие
Pakole pachole младенец
Czerzi cetiri четыре
Piet pet пять
Korzen korien корень
Razlog raslog причина
Kolo kolo колесо, коло
Lopata lopata лопата
Tma tma тьма
Tepli toplo теплый
Boty biecve чулки
Grom grom гром
Prosach prosiak нищий
Brod brod брод
Tuti tucchi топтать
Mayti myti мыть
Klatiti klatiti рушить, колотить
Dropati darpati царапать, драть
Pithi piti пить
Lagithi laiati лаять
Kriti kriti укрывать
Schergiti siati сеять
Zalogi zaloghi засада
Kost kost кость
Tobole tobolaz сума, тоболец
Masdra mesgra кишки, мездра
Boy boy бой
Hruscha Kruscha груша
Plin pun полный
Olobo olouo свинец, олово
Lepsi liepsci более красивый, лучший
Prut prut прут
Muy moi мой
Tisyrz tissuchia тысяча
Dyeliti dieliti делить
Vuoliti volieti выбирать
Zvuati zvati звать
Teczouati Taczouati танцевать
Dol dol долина, дол
Zhuchar zuchar сахар
Mincze minza монета
Myss mysc мышь
Mucha muha муха
Tanecz tanaz танец
Truhy truhauo печальный
Saumar Kramar погонщик мулов
Lost suetlost свет, светлость
Grob grob могила, гроб
Smitti smiati смеяться
Vunach vnuch внук
Gnysti gnyesdo гнездо
Sechyra sechyra секира
Sediate sedieti сидеть
Teneta tonoti тенета
Tenchny tanchy тонкий
Vuideti vidieti видеть
Vudovuecz vdovaz вдовец
Vuyno vyno вино
Vncza vncia унция
Desna desna правая, десная
Kobyla kobyla кобыла
Krug krug круг
Lisy plisy лысый
Golubo golub голубь
Klicz Kgliuc ключ
Zumby zuby зубы
Potokh potok поток
Kastan costagn каштан
Czysti cisti чистый
Koczka macka кошка
Vule voglia воля
Hora gora гора
Vuasate vesati связывать, вязать
Svuager suak свояк
Loter lotar малодушный, лодырь
Gladkhi gladKi гладкий
Lechchy lachscij легкий
Levu lav лев
Libo gliubau любовь
Buchvuize buchviza книга, буквица
Vvedro vedro ясная погода, ведро
Ssilhan lihan косоглазый
Mez mac меч
Mistr mestar мастер, наставник
Mule mlin мельница
Sestra sestra сестра
Maluasy maluasia мальвазия
Dyl Dil доля
Perla perla жемчуг, перл
Pavu paun павлин, пава
Med med мед
Stati stati стоять, стать
Mogu mogu могу
Stuol stuol стол
Suuynie suigna свинья
Tele tele теленок, телец
Ziena zena жена
Chvaly huala хвала
Kila kila грыжа, кила
Zima zima холод, зима
Sledovuati sliedouati следовать
Pitati pitati спрашивать, пытать
Matiti mlatiti молотить
Strossati strossati точить, строгать
Chtiti htiti хотеть
Snych snig снег
Novuy nouy новый
Nagy nago нагой
Vuoda voda вода
Ztrevuicz zrevic башмаки, черевики
Dar dar дар
Klap hlap холоп
Plauiti plauiti плавать
Praczovuati prazouati приживать детей
Plesati plesati плясать
Tlaiziti tlaciti притеснять
Koblach klobuck шапка, клобук
Plachta plato покров, плат
Postdye poslye после
Prositi prositi просить
Miziati misciati мочиться
Kada kuda хвост, хобот
Boditi bosti тыкать, бодать
Schornia scorgne сапоги
Vualiti vuagliati валять
Sedil sedlo сиденье
Siti siati сеять
Vuiter vietar ветер
Bieda bieda беда
Placz plaza площадь
Kuchinie kuhinia кухня
Lyd Gliudi люди
Mus muse муж
Poczvuati pociuati почивать
Svuanti sveti святой
Pasti pasti пасти
Tribuch tarbuch живот, утроба
Sobota subota суббота
Opuchh opach косой
Rozum razum разум
Dum dom дом
Lug lug лес в низине, луг
Pochoy pochoy покой
Navuchyer nauchyer кормчий
Truba trubgua труба
Navavu navo наём
Nevuesta neviesta невеста
Pogiti poyti поить
Pisati pisati писать
Nass nasc наш
Таковы слова, бывшие в употреблении у древних вандалов, и все эти слова суть славянские — для всякого, знающего этот язык, это совершенно ясно. На этом основании можно с уверенностью утверждать, что готы, ос- троготы, визиготы, гепиды, геты и упомянутые вандалы были славянами и по роду и по языку, так как Прокопий Кесарийский, находившийся в войсках Велизария во время его походов против готов и имевший общение со всеми этими народами, заявляет, что все они одного рода и языка, называемого, как он говорит, готским.
О происхождении аланов написал Петр Крусбер в своем труде о северных народах, где он отмечает, что они были венедским, или славянским, племенем. То же самое утверждает и Матвей Меховский в 13–й главе I книги, где пишет, что аланы, вандалы, свевы и бургунды были из польских земель и говорили на одном и том же польском, или славянском, языке. Об этом же пишет и Еремей Русский в своих летописях. Пьерф- ранческо Джамбулари и Иреникус (I) утверждают, что чехи (Boemi) произошли от упомянутых аланов, которых Карл Вагрийский (II) называет славянским племенем. Крусбер (I) и Альберт Кранц (I, 22) причисляют к славянам также и верлов. Карл Вагрийский (III) пишет, что нашел во Франкфурте рукописную книгу одного автора, который, излагая историю Германии, убедительно доказывал, что верлы были славянами; и автор этот жил в столь давние времена, что, как было видно из упомянутого труда, мог застать внуков и правнуков верлов. Альберт Кранц в I книге «Вандалии» приводит несколько доводов в доказательство того, что верлы, или герулы, были славянами.
Однако Гельмольд Пресвитер устраняет все сомнения, упоминая в числе славян, живущих на Венедском море, и этих верлов, которые, согласно Рейнекцию, жили по реке Гаволе. Некоторые писатели называют их герулами, но это неправильно, поскольку настоящим их именем было верлы, что по–славянски означает «необузданный, жестокий и надменный народ». О том, что именно эти качества историки приписывали верлам, пойдет речь в надлежащем месте.
Авары, бастарны, певкины и финны (как пишут Заккариа Лилио, Иреникус (II, 39), Абрахам Ортелий в своей «Синонимии» и Меланхтон в комментариях к Тациту) также были славянами. Автор жизнеописаний франкских королей, а именно Пипина, Карла Великого и Людовика, открыто говорит о том, что авары были одного рода со славянами. Упомянутому автору, бывшему (согласно Ортелию) монахом–бенедиктинцем и жившему во времена упомянутого Людовика, с которым его связывала тесная дружба, в этом можно безусловно доверять, так как в его время авары еще существовали. Короля своего авары называли каган, или коган, как и славяне болгары.
Ян Дубравий причисляет к славянам скирров и гирров. В I книге он пишет о них так: «Та Сарматия, которая, по Птолемею, ограничена с востока Меотийским болотом и Таной, с запада — Вислой, с севера — Сарматским океаном, а с юга — Карпатскими горами, была некогда общей родиной всех тех народов, которые теперь называют славянскими. Прежде они имели различные имена, и некоторые из них именовались гиррами, скиррами, сербами и венедами». То же самое утверждает и Карл Вагрийский в I книге, где пишет, что они были венедами, или славянами.
По единодушному мнению историков, в прошлом они жили в Дакии и назывались даками. Как пишет Бонфини в 1–й книге I декады, до вторжения гуннов они жили в тех краях вместе с римлянами. Память об этом и сейчас жива в Дакии, поскольку в Молдавии и Валахии (которые и были древней Дакией) в публичных актах и при богослужении используются не какие иные, как славянские, письмо и язык. Молдаване по манере речи ближе к русским, или московитам, валахи же больше напоминают рашан.
Как утверждают Джамбулари, Крусбер и Иреникус (I), шведы, или све- вы, что одно и то же, норманны и болгары суть славяне. Джамбулари (I) пишет о них так: «Из обширнейших пределов Скандинавии неоднократно выходили великие и неисчислимые людские полчища, а именно аланы, славяне, к которым относятся чехи и поляки, шведы, давшие нам норманнов, и болгары». Вольфганг Лациус пишет, что норманны являются потомками маркоманов. При этом упомянутым именем норманнов Сигиберт из Жамб- лу, Эйнгард и другие авторы того времени, среди прочих, называли и русских, как пишет Абрахам Ортелий при описании Дании, комментируя Ла- циуса.
Об укранах упоминает Эйнгард Монах в жизнеописании Карла Великого, где причисляет их к славянам. Видукинд Монах, описывая различные славянские народы, как видно из «Синонимии» Ортелия, называет один из них украми, или укранами.
Наконец, маркоманы и квады, столь знаменитые в античной истории, также происходили из непобедимого славянского рода, поскольку Альберт Кранц в 14–й главе I книги «Вандалии» и Корнелий Тацит однозначно называют их вандалами. То же самое делает и Еремей Русский в своих «Летописях Московии», где утверждает, что маркоманы — настоящие славяне. В подтверждение своего мнения он поместил в своих летописях надпись, которая, как он пишет, была обнаружена им высеченной на камне в стране маркоманов, когда он сопровождал посла государя Московии к императору в Вену.
Никто не может отрицать, что эта надпись — целиком славянская, поскольку по–славянски она звучит почти идентично, а именно:
STINA ОWA VKLOPIENA BILIEG IEST MIRA SGODE KRVKOVYE, NAS MARKOMAN I BRA- TIE SLAVNOVIEH, LITA BOYA NASCEGA… MARKOMAN PROYDE, N1 SLAVNI… STINA… POKOI… LITH V VIKA.
В переводе это звучит так: «Сей камень был поставлен в знак мира между круковнями, нами, маркоманами, и братьями славянами, лета войны нашей… Да пройдет маркоман, не славянин… камень… мир… на веки вечные».
Таким образом, можно с основанием и полной уверенностью утверждать, что маркоманы были славянами, поскольку единство языка в прошлом доказывает единство происхождения — мы относим к одному народу всех тех, кому с самого начала с молоком матери было даровано общение на том или ином языке. Кроме перечисленных выше свидетельств ученых мужей и знаменитых писателей, на основании которых мы показали, что все перечисленные выше народы были славянами, единство их происхождения можно доказать и на основании личных имен, упоминаемых у авторов, описывавших историю готов и других северных народов. Вот эти имена: Видимир, Валамир, Сигимир, Теодомир, Фри- гимир, Свевлад, или, как другие ошибочно пишут, Сисвальд; Селимир, Гельмир, Радагаст, или Радагазий; Ракимир, Раймир и Санко, один из которых, согласно Дольони, правил в Испании в 823 году, а другой — в 1064–м. Упоминаются также Сигизмир, Визумар, Витиз, Мисислав, или Мислав, Оттокар, Вигислав, Сингибан, Предимир и Обрад. Эти имена собственно славянские. К блеску и славе славянского имени следует прибавить и то обстоятельство, что не только мужчины, но и женщины прославились в веках своей воинской доблестью, каковыми были амазонки. Как пишут Петр Крусбер (I) и Иоганн Горопий (VIII «Ама- зоника»), они были женами славян сарматов. Завершив на этом первое знакомство с различными народами, рассмотрим теперь их происхождение и деяния.
Начнем со славян готов. В самой глубокой древности, до того, как распространилась слава и само имя римлян, готы, не имея [внешних] врагов, воевали между собой. Выйдя из своей прародины Скандинавии, они вначале напали на ульмеругов. Изгнав последних из их собственных мест обитания, они при короле Берихе заняли упомянутую страну. Позднее они под предводительством короля Филимира двинулись в Скифию, называемую Овин (Ouin). Об этом сообщает Иордан. Затем они поселились по соседству с племенами спалов. Победив их, согласно Аблавию, готы разделились. Одна их часть покорила Египет, о чем упоминает Геродот Галикар- насский, другая — под началом Амала двинулась на восток, остальные же, предводимые Балтом, пошли на запад. Те, что отправились на восток, изгнав скифов, дали им других царей. Скифский царь Весоз, называемый другими Весор, пошел войной на царя Египта Беторикса (Betorice) и одержал над ним победу, как можно прочесть у Иордана, Юстина, Трога (I), Бонифачо Симонетты и других. После него была царица Томира (Tomira), которая воевала с персидским царем Ксерксом (Serse). Позднее македонский царь Филипп женился на Готиле, дочери скифского царя. Его сын Александр также сражался с ними, но, испытав силу их оружия, заключил с ними мир, как можно прочесть у Страбона (VII) и Арриана из Никоми- дии (IV), а также у Оттона Фрейзингенского, хотя мнение Квинта Курция несколько расходится с мнением остальных. Дарий, став царем персов, взял в жены дочь скифского царя Антира (Antriregiro). До той поры готы назывались скифами, как ясно видно из Диона, Схоластика Миринейского, Ага- фия, Иордана и других. Однако вовсе не потому, что готы происходили от скифов, как думают некоторые итальянские авторы, а потому, что, изгнав скифов, готы завладели их царством. По этой причине Требеллий Поллион написал, что скифы — это часть готов.
Те же готы, что двинулись на запад, разорив Грецию, переместились в Азию и пришли на помощь троянцам. Царями их, как пишет Дион Грек, были Еврипил и Телеф, убивший Ферсандра (Casandra) и лишенный доспехов Ахиллом. Позднее, при Августе Цезаре весьма прославился царь гетов Беробиста (Berobista). В то время Элий Кат (Elio Catone) вывел за
Дунай пятьдесят тысяч гетов для проживания во Фракии. Царь гетов, заставляя их укреплять свое тело упражнениями, быть воздержанными и соблюдать законы, так умело управлял ими, что, создав обширную державу, покорил многие соседние народы. Дерзко перейдя Истр, он опустошил Фракию, Македонию и Иллирию, внушил ужас римлянам и унес неисчислимую добычу из [земель] соседних галлов, фракийцев и иллирийцев. Помимо этого, он полностью истребил бойев, бывших под властью Критасира (Critasio), и таврисков. Как повествует Страбон в VII книге «Географии», Август был вынужден послать против него войско численностью в пятьдесят тысяч воинов. Приблизительно в то же время жил царь готов Дромихет (Dromachete), который сразился на Истре с царем Лисимахом и взял его в плен. Об этом можно прочесть у Кампануса в «Регенсбургской речи», у Страбона (VII) и Плутарха (Plutarcho) в «Изречениях» и его жизнеописании, где он пишет: «Жестокий Дромихет, варварский предводитель (Duca), взяв незадолго до этого в плен Лисимаха, великодушно отпустил его». Павел Орозий (III) называет этого Дромихета царем Фракии и описывает его жизнь, и это делают также Тит Ливий, Евтропий, Евсевий и другие.
Однако Страбон и Иордан говорят, что он был гетом, и это представляется более правдоподобным: те, кто связывают его с Фракией, хотят тем самым показать, что геты всегда держали Фракию в подчинении. Говорят, что еще есть во Фракии место под названием Лисимахия, названное так после упомянутого сражения, о чем упоминают Плиний (IV), Стефан Византийский и Птолемей.
Готы вели многочисленные войны и с македонцами: они уничтожили Со- пириона (Sopirione), наместника Александра Великого, с тридцатитысячным войском, а до этого нанесли поражение царю Филиппу, как пишет Юстин (XXVII), называя их при этом скифами. Однако Иордан и другие приписывают это готам, которые были известны древним под именем скифов. По свидетельству Страбона, Арриана, Птолемея Лага (Tolomeo di Lago) и Кампануса, ни Александр Великий не погнушался заключить мир с гетами, ни они с ним. Тем не менее Юстин пишет, что Александр одержал на гетами победу, о чем, однако, не упоминает больше ни один из авторов, писавших об их истории. Бьоидо в I книге «Истории, начиная от упадка Римской империи» пишет, что готы были побеждены Лукуллом. Однако ни Мефодий, ни Иордан об этом не упоминают.
Как можно прочесть у Агафия и Мефодия, позднее, когда готы хотели переправиться через Истр, им помешал Агриппа. Во времена Августа готы опустошали все провинции, подчиненные Римской империи. Овидий Назон, живший в то время у гетов, указывает на это в I книге «Писем с Понта»:
Многих, многих людей заботы твои не волнуют
И не пугает твоя мощь, ослепительный Рим.
Мужество им дают тетива и стрелы в колчане…
А также в письме к Северу, элегия IX:
Мира не зная, живу, постоянно ношу я оружье:
Гетские стрелы и лук вечно войною грозят.
Примерно в то время геты овладели многими римскими городами и провинциями. На это указывает следующее место у Овидия:
Город старый вблизи берегов двуименного Истра
Грозной стеной защищен и положеньем своим.
Каспий Эгис, коль верить рассказам, тот город построил
И, по преданию, дал детищу имя свое.
Гетов свирепых орда, истребив нежданно одрисов,
Приступом город взяла, против царя ополчась.
Еще во времена Домициана готы устраивали жестокие побоища по всей Римской империи. Как пишет Бьондо, Корнелий Тацит, дабы не выражать число убитых готами римлян, не стал писать историю.
Позднее Бассиан и Каракалла, как можно прочесть у Флавио и Мефодия, несли большие потери в войнах с готами.
Третья часть готов, остававшихся до того времени на острове ульмеру- гов, объединившись с остальными готами, захватила Паннонию. Об этом пишет Мефодий. В то время их государь Ситалк во главе стопятидесятиты- сячного войска пошел войной на афинян. Испытав во время этой войны силу римлян, он заключил с ними мир, и соблюдали его до времени Домициана, который первый открыл двери храма Януса. Тогда, говорит Иордан, готы разбили римские войска под предводительством Помпея Сабина Агриппы, и, убив самого Помпея, отсекли у трупа голову. После этого готы разделились на две части: одна заняла Мезию и Фракию, и именно их потомком по отцовской линии был император Максимин, о чем свидетельствуют Симмах Грек, Юлий Капитолин и Иордан; другая же начала войну против римского императора Филиппа, который и был причиной этой войны, не выплатив готам жалованья, которое они получали — чем и восстановил их против себя. Вступив с ними в войну, он послал против них сенатора Деция, который вместе со своим сыном и тридцатитысячным римским войском нашел там свою смерть. Посему готы заняли Мезию. Об упомянутом поражении и гибели Деция свидетельствует алтарь, посвященный ему в Мезии. Сведения об этой войне можно найти у Сабеллико, Бьондо, Иордана, Орозия, Готфрида и других. Однако Помпоний Лет, подробно описывая события тех лет, говорит, что отец и сын Деции приняли смерть по собственной воле, желая в подражание древним Дециям принести себя в жертву богам во имя будущей победы. Евсевий и Сабеллико (в 7–й книге VII эннеады) говорят, что оба они пали в войне с готами.
Когда Римской империей правил Гордиан, готы опустошили Азию, Понт, Македонию и Грецию, о чем говорят Бьондо, Евсевий, Евтропий и Сабеллико. Требеллий Поллион излагает эти события иначе и противоречит Ев- севию, так как пишет, что тогда был убит Макрин, сын императора. Когда после Галлиена власть в империи перешла к Постуму, готы, овладев Фракией, опустошили Македонию и причинили ущерб Фессалии. Совершив набег на Азию, пишет Требеллий, они разрушили храм богини Дианы в Эфесе. По свидетельству Требеллия, Сабеллико и Бьондо, в то время немало пострадал и Византий. Готы же скрытно пересекли на судах Большое море, вошли в устье Истра и, внезапно напав на местных жителей, устроили резню. Остановить их удалось только наместникам Византия Клеодаму (Cleocalo) и Афинею, однако при этом погиб военачальник Венериан. Готы, возгордившись, напали на Кизик и заняли Азию со всей Грецией. Живший в то время историк Дексипп Грек подробно описал эти события, упоминая, что готы совершили также набег на Эпир, Гемонию (Hemonia) и Боэцию (Boetia). Как сообщает Иордан, император Диоклетиан также враждовал с готскими царями Гунтерихом и Аргаитом (Arcaico). Эти цари, разбив римлян и овладев их лагерем, взяли мезийский город Марцианополь, о чем пишут Бьондо и Помпоний Лет. Волузиан после этого заключил с готскими царями мир. При его преемнике Галлиене (Galeniano) Римская республика вновь подверглась нападениям, так как готы под началом трех предводителей Вендикона, Турона и Варона, разорив и опустошив Азию, Геллеспонт, Эфес, Вифинию и Халкедон, разрушили Анхиал, город у горы Эма (Нето), о чем упоминают Сабеллико, Бьондо и другие авторы. По свидетельству Помпония Лета, в то время все готы были в заговоре против Римской империи. То же самое пишут Кальпурний Сура, Юний Корд, Дексипп, Арриан и другие, но особенно Требеллий Поллион в жизнеописании Маркиана (Mariano), где говорит, что готы подвергли разрушениям Ахайю, Фракию, Македонию и Фессалию, а в Византии устроили такую резню, что не осталось больше ни одного представителя старинных родов, и никто не избежал своей участи, кроме тех, кто по счастливой случайности находился в это время вне дома. Видя это, Максимиан предпочел мир войне с ними, и первым стал платить готам жалованье. В это время у готов королем был Гиберих, который, по свидетельству Иордана, покорил скифов, твидов (Tuidi), бубенгетов (Bubengeti), васмабронтов (Vasmabronti) и кадиев (Cadi). При римском императоре Клавдии в битвах пало триста двадцать тысяч готов, и две тысячи судов были потоплены в море, как следует из писем Клавдия сенату, приведенных у Требеллия и Помпония Лета. Из письма к Юнию Бокху, префекту Иллирика, явствует, что Клавдий сражался с готами в Фессалии, Дакии и Мезии, у Марцианополя и Византия; что готы предали огню и мечу острова Крит и Кипр, но, в конце концов, Клавдий одержал над ними победу. По постановлению сената за столь славную победу в честь Клавдия в здании сената был повешен золотой щит, а перед храмом на Капитолии установлена его золотая статуя. Вот какую честь и награду заслужил тот, кто смог одержать победу над славянами!
Однако Требеллий, по свидетельству Сабеллико, написал все эти вещи, полные лести к Клавдию, по той причине, что тот был предком Констанция (Costantino). Евтропий пишет, что в то время погибло двести тысяч готов, однако, как замечает Сабеллико, об этом, кроме Евтропия, нет упоминания ни у одного другого историка. С большим сомнением отношусь я и к тем писателям, которые повествуют о победе над готами под Никополем, которую одержал преемник Клавдия Аврелиан, по той причине, что неизвестно число павших. О том, насколько сильно в те годы готы терзали Римскую империю и какую славу снискал себе славянский народ за одержанные победы, можно понять по тем дарам и письмам, которые сенат посылал Аврелиану, о чем говорится у Флавия Вописка. За победу над готами Аврелиан получил от сената столько благодарностей и наград, сколько никогда прежде не имел ни один полководец или император. Как пишет Сабеллико, Аврелиан уничтожил всего пять тысяч готов в одном сражении. Флавий Вописк, ссылаясь на греческого историка Феоклия (Teoclito Greco), пишет о том, что павших в бою с Аврелианом было немало, при этом погибло не более трехсот солдат гарнизона; что сарматы были побеждены в Иллирике; что за Дунаем он уничтожил пять тысяч готов с их вождем Каннабадом, или Канабаудом, и провел множество их в триумфе. По этой причине Аврелиан был прозван «восстановителем Галлий» и «освободителем Иллирика». Однако всякий, прочтя Иордана, не на минуту не усомнится в том, что это ложь. Очевидно, Флавий льстит Аврелиану, желая приумножить его славу указанием только числа павших готов. Хотя Вописк в начале своего повествования и признает этот грех за историками, которые, принимаясь за написание истории императоров, стремятся увеличить их славу путем указания на множество павших, однако при описании этой войны с готами сам его и совершает. По свидетельству Сабеллико и Бьондо, готы были также побеждены императором Константином, однако Иордан открыто это отрицает. Тем не менее с полной уверенностью можно утверждать, что после заключения мира с Римом готы вели себя мирно в течение почти семидесяти лет вплоть до Валента, который, отказав им в своей дружбе и союзе, позволил жить во Фракии и иметь свое войско. В то время готы разделились на визиго- тов и остроготов, то есть на «верхних» и «нижних», поскольку у славян, имеющих одинаковый с готами язык, visi означает «верхний», a ostoch, или istoch, означает «восток». Те, кто был ближе к востоку, стали называться остроготами, а западные — визиготами. Аблавий считает, что так они именовались еще у себя на родине, однако Павел Диакон, Аббат Урсбергский и Альберт Кранц говорят, что те, кто последовал за Фри- дигерном, были прозваны визиготами, а примкнувшие к Аталариху (Atalanio) — остроготами. По причине царившего между ними разлада Фридигерн обратился к императору Валенту с просьбой оказать ему помощь в борьбе с Аталарихом и, как пишет Сократ (VIII, 14), одержал победу над своим соперником. Валент разбил его близ пределов Фракии, и по этому случаю готы по превратному убеждению Валента приняли арианство. В то время, по свидетельству Феодорита, готов наставлял и обучал превратным догматам Ария готский священник Ульфила (Vualfila).
В этом месте мнения историков сильно разнятся. Сабеллико в 9–й книге VII эннеады пишет, что готы, изгнанные гуннами, пришли просить Валента о даровании им для жительства Фракии. Это же утверждает и Орозий, однако Аббат Урсбергский и Иордан говорят, что готы просили у Валента Мезию и Дакию, а он предложил им Фракию, где они и поселились. То же самое утверждает и Сократ Историк, однако Мефодий пишет, что готы завоевали Фракию в результате войны, а император, опасаясь, что в будущем готы будут нападать на Римскую империю, против своего желания предложил им Фракию, и дал двух своих военачальников, Лупицина и Максима, чтобы под их началом они могли завоевать для себя другие, лучшие страны. Нет согласия у историков и относительно причины возникновения разногласий между императором Валентом и визиготами. Павел Диакон, Аббат Урсбергский и Сабеллико утверждают, что это произошло из‑за неосмотрительности Максима и Лупицина (Иордан называет его Лупи- цием), тираническое правление которых неоднократно доводило визиготов до голода. Другие историки считают, что Лупицин строил козни против царя визиготов Фридигерна и пытался его отравить. По мнению третьих, визиготы под гнетом нужды восстали против Валента и, сразившись под началом Фридигерна с римлянами, наголову их разбили. Сам император Валент был в этом сражении ранен стрелой и, теряя силы, был унесен своими в какую‑то хижину, которая была сожжена врагами, не подозревавшими, как пишет Иордан, что там находился император. Епископ Феодорит пишет, что первое сражение визиготов с Валентом произошло на Босфоре. Одержав победу, они, как пишет Сократ (VIII, 33), в мае достигли Константинополя. Оттеснив римлян до Адрианополя, они устроили им кровавое побоище и там же сожгли императора. Произошло это в 382 году от Рождества Христова, на 1033 году от основания Рима и на четвертому году правления Валента. Феодорит, однако, утверждает, что Валент ушел из жизни 9 августа. Как замечает Созомен, такая судьба Валента не была случайной — он был причиной того, что готы, которые могли бы быть столь полезны для Святой Матери Церкви, сделались арианами. Он пишет также, что эта гибель была предсказана Валенту одним православным, сказавшим, что, если он не заключит мир с визиготами, то примет от них смерть. Итак, после упомянутой кончины императора Валента готы подступили к Константинополю и подвергли его жестокой осаде. Как пишут Сабеллико, Бьондо и другие историки, в ту пору Доминика, вдова усопшего Валента, всячески выказывала этому неукротимому народу свою щедрость, посылая им в изобилии всевозможную провизию. Сократ, однако, пишет, что визиготы осадили Константинополь еще при жизни Валента. О других походах, которые в те времена совершали готы в Мезии и Фракии, подробно написано у Платины в жизнеописании Сириция, Иеронимом в «[Хронологических канонах] Евсевия», а также Проспером в его «Хронике (Rigressioni)», однако приводимые ими сведения противоречивы. Наибольшего доверия заслуживает Иероним, который был современником упомянутых событий.
После Валента императорская власть перешла к Валентиниану, делившему с Феодосием обязанности по защите римских владений. В это время гремела слава о подвигах готского короля Аталариха (Attalarico), который, заключив мир с греками, прибыл в Константинополь. И это было не столько хорошо, сколько необходимо. Если в то время готы выступали против римлян, дела в империи шли из рук вон плохо. Аталарих, выражая свое восхищение императором и оказанным ему приемом, говорил, что император, вне всякого сомнения, является олицетворением Бога на земле, и те, кто вздумает плести интриги против него, должны немедленно покаяться в своем заблуждении. После кончины Аталариха Феодосий устроил ему царские похороны, чем вызвал глубокую признательность всех готов. После смерти Аталариха готы в течение 25 лет не выбирали себе нового короля, довольствуясь властью римского императора, который платил им жалованье. Наконец, оставив Фракию, они избрали королем Алариха из семьи Балтов. Аларих объединился с королем Радагайсом (Radagaso), ужасней которого, по свидетельству Клавдиана, Евтропия, Орозия и Бьондо, не было человека на земле. Аблавий пишет, что он появился внезапно с двухсоттысячным войском. Положившись на их силу, Аларих предал огню и мечу Фракию, Паннонию, Иллирик и Норик. Все это так распалило гордыню Радагайса, что он принес обет своим богам в случае победы принести им в жертву всю итальянскую кровь, угрожая истребить римлян и превратить Италию в Го- тию. Подобно тому, как все императоры после Августа и Цезаря стали называться августами и цезарями, он хотел, чтобы все императоры именовались радагайсами. Однако Бог не стерпел такой гордыни и заносчивости и предал его в руки христиан, которые, нанеся ему поражение на Фезулан- ских высотах, предали его жалкой смерти.
Аларих отправился в Испанию и владел ею в течение тринадцати лет, после чего вернулся в Италию. О том, что он там совершил, можно прочесть у Бьондо, Сабеллико и Оттона Фрейзингенского (IV), описавших деяния готов.
Длительное время воевали готы и с франкскими королями, но, будучи изгнаны из этого королевства, опять вернулись в Испанию. Позднее во времена Мартелла (Marcello) они под началом Меровия (Meroueo), или Маравия (Marauio), напали на Франкию и захватили в ней множество городов. Мартелл послал против них своего военачальника Луитпранда, который сразился с ними. В то же самое время и франкский король Абд эль- Рахман (Abdiramo) вел войну с готами, о чем можно прочесть у Гагена (Gaguino) (III). Все это происходило до нашествия Аттилы в Италию, поскольку после нашествия между готами и франками всегда царил мир, как написано у Прокопия и Аблавия.
Описав вкратце историю визиготов, перейдем теперь к остроготам. Терзаемые гуннами, они отважно защищались. Когда же от сыновей Аттилы отвернулась удача, остроготы изгнали их из Паннонии и Мезии, разорив также и Иллирик. От императора Льва они добились признания за собой завоеванных ими земель, заключив с ним договоры и оставив в качестве заложника Теодериха, будущего короля Италии. Тем временем Рим страдал от множества сменившихся за короткий срок правителей и императоров. Правили Рецимер, Василиск, Антемий, Зенон, Маркиан (Marco), несколько Львов (Leoni), Олибрий, Глицерий, Орест и его сын Августул. О том, как это происходило, со всей точностью написано у Бьондо, Сабеллико (II, 8), Помпония Лета и Иоанна Монаха. В мои же цели входит написание истории славян и поиск того, что для этого необходимо, поэтому сведения, не имеющие к этому прямого отношения, я опускаю.
Итак, при римском императоре Августуле Оттокар, король славян ран, овладел Италией: разорил Тревизо, Виченцу, Брешию и взял приступом Павию. По словам Сабеллико, в то время было пролито больше римской крови, чем когда‑либо после того, как Римская империя стала клониться к упадку. Другие его деяния описаны у Оттона Фрейзингенского (IV, 31).
Орест и Августул погибли жалкой смертью, послужив примером того, что никому не дозволено с такой легкостью присваивать себе императорское звание. Итак, примерно за два года Рим лишился двенадцати императоров, большая часть которых погибла насильственной смертью, причем ни один другой народ не нанес ему больший урон, чем славяне. После падения Римской империи в Италии они стали первым из иноземных народов, кто овладел забрав себе всю римскую славу. Если Кир прославился покорением халдеев, а Александр Великий — подчинением себе Персидского царства; если римлян столь превозносили за уничтожение греческой монархии — тем большего восхваления и славы заслуживают славяне за то, что положили конец римской гордости. Оттокар, называемый другими Одоакром, был славянин ран, как в нескольких местах отмечает Вольфганг Лациус в «Переселении народов» и Альберт Кранц в своей «Вандалии». Он был мужем высокого роста и правил королевством Италии в течение пятнадцати лет. Рим в такой степени опасался его жестокости, что все население города вышло ему навстречу и оказало славянину больше почета, чем полагалось кому‑либо из смертных, приветствуя его при этом как «короля римлян». Почести, оказанные Оттокару, и обширность его королевства, вызвали зависть у остроготов и императора Зенона, и они стали подстрекать остроготского короля Теодериха восстать против него. В упорной битве на реке По Оттокар потерпел поражение, причем сражение возобновлялось трижды. Однако, в конце концов, Теодерих одержал победу, и Оттокар бежал в Равенну, где был осажден и на третьем году осады на достойных условиях сдался, однако из‑за коварства Теодериха был, в конце концов, убит.
Таким образом, Теодерих сделался властителем всей Италии, и во второй раз Италия оказалась под господством славян. Этот Теодерих, как пишет Прокопий Грек, воссоздал Италию и защитил ее от многих бед. Для упрочения своей власти над ней он в высшей степени заботился о справедливости и никого не притеснял. После тридцатисемилетнего правления Италией Теодерих скончался, и с его смертью Италия лишилась покоя. Ведь за время своего правления он все усилия направлял на поддержание в ней мира и ее украшение, особенно города Рима. Тот, кто захочет узнать об этом во всех подробностях, пусть прочтет Кассиодора, достовернейшего свидетеля, написавшего свои «Письма»; из которых явствует, что этот добрый государь в течение всего времени своего правления, исключая последние годы, радел о величии и украшении Италии, так что ни Риму, ни Италии не приходилось сожалеть, вспоминая времена Октавиана Августа, Тра- яна, Адриана или какого‑либо другого государя.
Итак, после кончины Теодериха император Юстиниан, стремясь вернуть Италию и полагаясь на верность и доблесть Велизария, изгнавшего вандалов из Африки, пошел войной на остроготов. Начать войну его побудило и то, что управление и защита Италии находились в руках бесхарактерного и малодушного короля. Об этом пишут Прокопий, Оттон Фрей- зингенский (V), Леонардо Аретино и многие другие писатели, но особенно подробно папа Пий II в «Комментарии к Бьондо».
При описании этой войны Юстиниана с готами я буду опираться на свидетельства таких писателей, как Прокопий Грек, описавший ее в четырех книгах, Гвидо из Равенны, Леонардо Аретино, Бьондо и Сабеллико (VIII эннеада). После Прокопия самое пространное изложение войны, которую вели Велизарий и Нарсес против готов при консулах Силенциарии (Silentiano) и Македонии (Macedonio), дал Схоластик Миринейский (Smirneo).
Итак, Велизарий был первым, кто изгнал остроготов из Сицилии, обратил в бегство их короля Теодата и взял Неаполь. Однако, когда он вступил с остроготами в сражение под Римом, то потерял там весь цвет римского войска, остальные же спаслись бегством. Готы преследовали их вплоть до Пинцианских (Pinciaria) ворот. В длившемся целый день сражении всех в доблести превзошел гот Визанд (Visida). Римляне, теснимые неприятелем, отступили в город, который подвергся жесточайшей осаде. В другой раз пало примерно двести тысяч римлян. Когда же римляне снова ринулись в бой, то потеряли в нем всех своих доблестных солдат. В конце концов, в осажденном Риме начался такой голод, что все старики, женщины и дети были отправлены в Неаполь. Об этом пишут Прокопий и Леонардо Аретино (I).
После этого готы сожгли города Комо и Римини и взяли Милан, безжалостно разрушив его и предав смерти многих его жителей обоего пола. По свидетельству Прокопия, разрушив город почти до основания, готы посыпали пепелище солью. Епископ Даций и Варнефрид, хотя и описывают бедствия и лишения, выпавшие на долю Милана, об этом, однако, не упоминают.
После этого король Аталарих разрушил ворота Рима, называемые Са- ларийскими (Salina). При короле Тотиле готы покорили Беневент, Комо, Лукку, Калабрию, Апулию; захватили они и все корабли Деметрия, снабжавшие Рим продовольствием. Кроме этого, они овладели также кораблями Максимина, защита которых была поручена гуннам. Затем они взяли приступом Неаполь и разрушили Ауксим, называемый ныне Озимо, и Ри- мини, и вернули себе Сполето и Асколи. Оттон Фрейзингенский в IV книге описывает все эти события. Однако такой исправный историк, как Сви- да, обошел их молчанием, хотя упоминает имена Велизария, Нарсеса, Юстиниана, Аталариха, Теодериха и прочих. Сделал он это, чтобы не умалять славу и величие греков. Вот так по вине писателей славянская история и пребывает под спудом.
Тотила, взяв Равенну, Чезену и город под названием Пьетра и став господином почти всей Италии, подверг Рим такой жестокой осаде, что осажденные были вынуждены перейти с изысканной пищи на коренья, мышей и траву. Тогда папа Вигилий, движимый состраданием к их несчастьям, послал им зерно, однако Тотила отобрал его у них. Доведенные до крайности римляне в надежде смягчить Тотилу послали к нему Пелагия, но и это оказалось напрасным, и многие из римлян умерли голодной смертью. Тем временем Тотила, найдя способ проникнуть в город, под покровом ночи вошел в Рим. Утро застало его рыскающим по городу с обнаженным и обагренным кровью мечом, ибо он убивал всякого, кто встречался ему на пути. Были истреблены двадцать две тысячи греков, посланных для защиты Италии и оказавшихся в ту пору в осажденном Риме.
Была разрушена треть стен Рима, сожжен Капитолий, и все самые красивые здания в предместьях преданы огню и мечу. Были сожжены и сровнены с землей Квиринальский и Авентинский холмы. Так Рим был совершенно разграблен и разрушен. Уходя, Тотила оставил его пустым.
О Рим, владыка и повелитель народов, кто столько раз лишал тебя твоих граждан?! То, что в прошлом оказалось не под силу ни парфянам, ни Ганнибалу, сыну Гамилькара, ни кому бы то ни было — удалось совершить лишь непобедимым славянам. Ты, защищавший и спасавший другие города, не смог ни защитить, ни спасти себя от натиска славян.
Но вернемся к прерванному рассказу. После разорения Рима Тотила вновь одолел луканов (i Lucchesi), овладел Абруццо и Калабрией. Он уничтожил также более двухсот солдат греческого военачальника Иоанна, и лишь немногие сумели спастись, укрывшись в крепости Россано (Rusticano). Тотила, взяв приступом Россано и Перуджу, отнял у римлян Кипр и Акарна- нию.
Тем временем Велизарий постарался как можно лучше укрепить Рим, но все было напрасно — пришел Тотила и вновь овладел городом. Это было второе разорение Рима Тотилой и остроготами.
Как пишет Прокопий, когда остроготы овладели Сицилией и всей Италией, за исключением Равенны, Анконы и Отранто, император Юстиниан, не в силах терпеть такое разорение империи, послал против них евнуха Нарсеса со всем своим войском. Последний, соединившись с пятью тысячами лангобардов, тремя тысячами верлов, или герулов, и четырьмя тысячами гепидов, вступил в сражение с остроготами, которое с переменным успехом длилось два дня сряду. Тогда остроготы, осознав, что владение Италией не принесет им ничего, кроме постоянных войн с римлянами, решили отказаться от него, при том условии, однако, что им будет позволено вывезти из Италии все свое имущество туда, куда им заблагорассудится. Если же им в этом будет отказано, они грозили биться до последнего. Когда их условие было принято, [остроготы] ушли из Италии. Кто же вынудил их просить о таких условиях? Греки или, может быть, римляне? Конечно, нет, поскольку Велизарий, хотя ему помогали и греки и римляне, никогда не одолел бы готов, если бы не помощь гуннов и верлов. И Нарсес никогда не победил бы их без помощи славян, то есть верлов и гепидов, соплеменников готов. Об этом написано у Прокопия Грека.
Леонардо Аретино, однако, умолчал о многих достойных славы свершениях готов, описав лишь их поражение и скрыв многие из бед, постигших в то время Италию. Нет никакого сомнения в том, что и сам Прокопий, принимавший участие в этой войне на стороне Юстиниана, не упомянул о многих вещах, которые могли бы бросить тень на доблесть и силу греков, а готов, наоборот, выставить в более выгодном свете. Конечно, если бы историки не исказили историю своими измышлениями и лестью, мы прочли бы в ней еще о многих достойных свершениях славян. Впрочем, и тех, о которых они упомянули, вполне достаточно. Нельзя было замолчать их, не вызвав порицания — ведь об этом было известно всему миру. Промолчи о них Прокопий со всеми греками и итальянцами, сам Рим со всей Италией стали бы красноречивыми свидетелями истины и не позволили бы когда‑либо предать забвению то, что оставило после себя благороднейшее славянское племя, пролившее столько римской крови.
Эта война Юстиниана с готами продолжалась до последних лет его жизни, велась она и после его кончины, так как готы разделились: одна их часть примкнула к бургундам и франкам, которые позднее вновь восстали против римлян; вторая ушла жить к другим народам; третья же часть, состоявшая из остроготов, уцелевших после стольких войн, стала называться итальянцами, как пишет Сабеллико в 5–й книге VIII эннеады. Вот и выходит, что итальянцы, всегда называвшие готов и другие славянские народы варварами, сами являются не чем иным, как остатками варваров, то есть готов, вандалов, верлов и других славян.
Итак, до сих пор мы говорили о том, как стали называться и кем стали остроготы. Посмотрим теперь, что же стало с визиготами, второй частью готов. Они отправились в Испанию и стали называться испанцами, как пишет Иреникус (VI). Изгнав из упомянутой державы вандалов, они владели ею на протяжении многих лет, как пишет Микеле Риччо. Короли, потомки их крови, с отвагой и доблестью правили Испанией вплоть до времени наших дедов, оставив Галлию франкам. Несколько раз они овладевали Испанией, три или четыре раза захватывали Галлию, два раза Паннонию, три — Мезию, семь раз — Фракию и, наконец, завладели всем Востоком. Суди сам, благоразумный читатель — удавалось ли это когда- либо Александру Великому, Киру или же Ганнибалу?
О том, каким образом готы добились стольких успехов, очень хорошо написано у поэта Клавдиана. Несмотря на свое крайне враждебное отношение к готам, он все же оставил немало свидетельств их воинской доблести, и особенно вандалов, которые, как мы показали выше, также были славянами.
Вандалы, выйдя из Скандинавии, находились в пути в течение целого года, пока не достигли реки Вислы (Vistula), как пишет Иордан Алан, ссылаясь на Дексиппа Грека. Позднее эта река получила имя Вандал в честь их королевы Вандалы, добровольно утопившейся в ней [в жертву богам] за одержанную над врагами победу, как пишет Меховский (I, 12). От этой реки и получили свое имя вандалы. Иоганн Авентин (I) считает, однако, что вандалы стали так называться по имени их короля Вандала, жившего во времена патриарха Иосифа и правившего в течение сорока лет, и именно в то время возникло это имя вандалов, или венедов.
Они всегда славились своей воинской доблестью, имя их было известно и во времена Александра Великого, во всех походах которого они принимали участие. Об этом пишет Суффрид Петри (III). По его словам, вандалы воевали под началом Александра Великого, а после его смерти вернулись в свою страну, которая позднее была занята саксами. Об этом, пишет Суффрид, написано во фризских летописях, у Альберта Кранца, в «Саксонском зерцале», у Альберта Штаденского, Видукинда Саксона, Вернера Ро- левинка, в трудах Иоганна Эссенского и Генриха Херфордского, а из французских авторов — у Сигиберта из Жамблу.
Бьондо в 1–й книге I декады пишет, что во времена Цезаря Августа восемьдесят тысяч вандалов заняли восточный берег реки Рейн, но затем Друз и Тиберий отбросили их обратно на их исконные земли, под которыми, думаю, понимаются те земли, которые отводил им Плиний у Карпатских гор на границах Сарматии, или Польши. Отсюда за много лет до этого они вывели свои колонии к Балтийскому морю, где сначала долго воевали с датчанами и саксами.
Евтропий и Павел Орозий пишут, что они были союзниками маркома- нов в войнах, которые те вели против императора Марка Антонина (Antonio). После этого, по свидетельству Суффрида Петри, они прошли с мечом по всей Германии. В вышеуказанной книге он пишет: «Я нашел в наших архивах, что через девять лет после этой маркоманской войны, а именно в 183 году от Рождества Христова, вся Германия была охвачена ужасом перед этими вандалами, или поляками. Их нашествие заставило многие племена отступить в укромные места, а некоторые — и вовсе оставить свои исконные земли. Вандалы же поселились на другом берегу реки Везер (Visurgo). Полторы тысячи из них, переправившись через Везер, проникли во Фризию и сели на восточном берегу реки Эмс (Amiso), как можно прочесть у Андреаса Корнелиуса Ставоренского (Andrea Cornelio Stauriese). На них напал Тит Бойокал, брат герцога Фризии Адебальда, и, одержав победу, изгнал их с Эмса». Так пишет о вандалах Суффрид.
Сражались вандалы и с визиготами, но, будучи разбиты в битве и изгнаны с Дуная, вторглись в Паннонию и владели ею в течение сорока лет.
В 382 году они под началом короля Многасила, которого другие, не знающие вандальского, или славянского, языка, ошибочно называют Модиги- зилом или Модидиском, предприняли поход в Италию.
В 415 году вандалы, предводимые Кроском, вторглись во Франкию и предали всю страну огню и мечу. Изгнанные оттуда более могущественным племенем визиготов, они спустились с Пиренеев в Испанию и, овладев ею, по имени своего племени назвали ее Вандалузией или, без первой буквы, Андалузией.
Императоры Василиск и Рецимер нанесли им поражение, когда они напали на Венецию и Истрию.
Наконец, в течение тридцати лет они владели Вифинией.
Затем, приглашенные в Африку за огромное вознаграждение, они пересекли Гибралтарский пролив и, нарушив обещание, данное комиту Бонифацию, который их и пригласил, захватили такие важные города, как Бон (Bonalica), Сале (Sala), Таманасиду (Tamanasida), Банасу (Banasa) и Тингис (Tingendi). Императору Валентиниану, в конце концов, удалось на определенных условиях заключить с ними мир, однако после его кончины они вновь восстали и при короле Гейзерихе взяли приступом Карфаген, знаменитый город, уступавший некогда одному только Риму.
До той поры в течение 535 лет он был под властью римлян, а теперь перешел под власть славян.
После этого Гейзерих, снарядив флот, атаковал и захватил острова Сардиния, Сицилия, Корсика и Ибица (Ebuso), которую Тит Ливий и Плиний называют Pytiusa (Pytusa), а де Леклюз — Ivica (Iuica). Епископ Виктор Витенский (d'Vtica) пишет, что они захватили также Майорку и Минорку. Сицилию Гейзерих уступил королю Италии Оттокару, обязавшемуся платить за нее ежегодную дань.
Гейзерих же отправился в Шотландию (Scotia) и Британию (Britannia), и владел ими до тех пор, пока не пришел конец могуществу свирепого Аттилы.
Когда Максим тиранически захватил императорскую власть в Риме и взял в жены вдову Валентиниана императрицу Евдокию, последняя, будучи женщиной высокомерной, была возмущена тем, что ее заставили выйти замуж за столь подлого мужа. Не видя иной возможности изменить свою судьбу и стать свободной, она тайно снеслась с упомянутым вандальским королем Гейзерихом, славным многочисленными победами, призывая его захватить Рим и освободить ее от столь жалкого супруга. По этой причине Гейзерих, снарядив большой и мощный флот, подошел к Риму и захватил его, проявив величайшую жестокость. Он совершил бы еще больше зла, если бы папа Лев не смягчил его необузданность своим смирением и покорностью. После четырнадцати дней разграбления Рима Гейзерих покинул город, уведя с собой Евдокию с Плацидией и множество пленных. Эти события произошли в 457 году.
Последним вандальским королем был Гелимир. Будучи застигнут врасплох Велизарием в Африке, он так рьяно бросился в атаку на неприятеля, что, если бы развил свой успех, мог бы, без сомнения, совершенно изгнать греков из Африки. Однако Гелимир упустил случай и дал время Велиза- рию усилиться. В последовавших за этим двух сражениях с Велизарием он проявил себя умелым и доблестным полководцем, но удача, которая, как водится, неожиданно покидает того, кто прежде был ею обласкан, в этот раз столь резко изменила вандалам, что грекам удалось уничтожить Цазона (Zangone), брата Гелимира, с большей частью многочисленного вандальского войска, а самого Гелимира взять в плен. Представ перед императором Юстинианом, Гелимир, видя, в каком рабском и бедственном положении он оказался после стольких лет власти и счастья, с улыбкой произнес: «Vanitas vanitatum, et omnia vanitas» (лат. Суета сует и все — суета — изречение царя Соломона (Екклезиаст, 1, 2 и 12, 8) и добавил, так как был образован и изучил все книги по философии и словесности: «Я не удивляюсь, о лучший из императоров, своему стремительному падению с высот счастья в пучину бед, потому что знаю, как непостоянна судьба; знаю, как, шутя, она в мгновенье ока возносит и низвергает смертных. Я удивляюсь лишь, как могло случиться, что вопреки ей я до сих пор не пал духом. Этого бы не произошло, не окружи я свой разум крепкой стеной убеждения, что все пришедшие в этот мир подвержены изменчивости судьбы, и особенно те, кто стоит во главе государств и империй, так как они выдаются над всеми и представляют собой прекрасную мишень для ее удара. Теперь, испытав все это на себе, я нахожу, что самыми счастливыми следует считать тех, кто занимает низкое положение, а вовсе не королей. Ведь, кроме того, что их разум и душа не обременены мыслями и заботами, связанными с высоким положением и управлением государством, они, помимо многих других выгод, имеют то преимущество, что знают — при неблагоприятной судьбе им многого не потерять, поскольку многого у них и нет. Королям же, владеющим многим, тяжко падать из богатства в нищету. Сужу по себе — прежде повелевал я войсками, городами, провинциями, купался в развлечениях, удовольствиях и изобилии во всем, внушая страх и поклонение моим подданным, но прошло немного времени, и вот у меня нет даже куска хлеба, чтобы утолить свой голод; губки, чтобы утереть мои слезы; цитры, чтобы утолить мою печаль. Посему, о император, если кто сравнит наши с тобой победы, то признает меня достойным большего триумфа, чем тебя. Ты победил одного из королей — это обыденное дело, так делают и другие. Я же победил судьбу, которую еще никому и никогда не удавалось победить. Ты сразил того, кто уже был сражен ей, я же поверг наземь ту, которая, хотя и сразила меня, но победить все же не смогла. Ты сражался с тем, кто теперь сражен голодом, я же одержал верх над той, которая не могла насытиться всеми моими невзгодами. Ты — одного из государей мира, я — императрицу и королеву всех государств и империй. Если же ты сомневаешься в моей победе над ней, то смотри — я еще жив, ее удары не повергли меня на землю, несчастья свои переношу я со спокойной душой. На мой взгляд, моя победа весомей твоей, так как оружию свойственно побеждать, но человеку не свойственно одерживать верх над судьбой; если он, конечно, не больше, чем человек. Ты прославишься тем, что покорил Вандальское королевство, я — тем, что покорил судьбу, с которой в будущем буду биться еще отважней, поскольку ей нечего отнять у меня, кроме самой жизни. Я знаю, о император, тебе не нужна моя жизнь, поскольку милосердие у столь великого государя не должно уступать его силе и доблести. Но даже если ты захочешь отнять ее у меня, и тогда судьба не сможет сказать, что победила меня, потому что, убив мое тело, она не сможет убить мою душу, которая сама по себе бессмертна и заключает в себе всю человеческую сущность и достоинство. Видимая же наша внешность — это скорее тень, чем наш истинный образ. Я не должен испытывать страха перед столь милосердным государем, о силе которого можно судить не потому, как он побеждает врагов, а по тому, как он обходится с ними после победы. Такому государю я, побежденный и победивший судьбу, униженный судьбой и унизивший судьбу, сдаюсь на милость. Признаюсь, что до сей минуты чувствую себя побежденным скорее твоей добротой и великодушием, покорившими мою душу, чем оружием, покорившим мое тело, по причине большого расположения, которое я возымел к грекам после того, как попал к ним в плен». Эта вдохновенная речь Гелимира так тронула императора, что он, помня о непостоянстве судьбы, ответил ему со всем состраданием, чтобы тот не огорчался; что он всегда ценил величие души выше всяких королевств и империй; что причиной войны с ним послужило не его честолюбие, а необходимость поддержать репутацию Римской империи и добиться признания ее прав владения — ведь после победы над карфагенянами, царями Сифаксом и Юбой Римская империя всегда была повелительницей Африки, почему он и добивался признания ее римской провинцией. Что же касается лично Гелимира, то он сочувствует его несчастьям, однако не с ним воевали римляне, а со всем вандальским народом, который в прошлом грабил Сицилию и другие провинции Римской империи, и сам Рим; что он сделает так, чтобы он, хотя и лишившись права распоряжаться войсками и королевствами, тем не менее остался государем и сохранил королевский статус, поскольку долгом его и его предков было миловать покорных и усмирять заносчивых; и что он решил так поступить с ним по той причине, что узнал в нем мужа, самого по себе достойного любого высокого положения, доблестного, великодушного и в равной степени добродетельного, обладающего, что ему особенно понравилось, редким постоянством и крепостью духа. Так Юстиниан утешил Гелимира и даровал ему некоторые владения во Франкии, куда тот и отправился, проведя там остаток своей жизни; и о вандалах не осталось иной памяти, кроме как в королевстве Испании, где они жили — область, которой они владели, была названа, как мы сказали выше, Вандалу- зией, или Андалузией.
Вандалы господствовали в Африке в течение двухсот лет, но, в конце концов, угасли упомянутым выше образом — нет в этой жизни такой власти, или империи, которая не была бы подвержена тысяче случайностей: Кир, который некогда властвовал над персами, мидийцами и халдеями, опустошил большую часть Азии и взял Вавилон, украшение Азии — в конце концов, вступив в битву с массагеткой, а следовательно, славянкой, Томирой (Tomiri), с великим позором лишился удачи. Карфагенянин Ганнибал, покоривший всю Африку, после стольких побед над иберами и кельтами, труднейшего перехода через Апеннины и удивительных побед над римлянами не смог одолеть всего одного римского военачальника, да еще и у себя на родине. Потеряв все, он сменял одно изгнание на другое, и, скажем, был жестоко наказан судьбой. Помпей Великий, римский консул и военачальник (Imperador), пройдя некогда победным шагом по всей Азии вплоть до твердыни Кавказа и Каспийского моря, покорив многие народы и премного обогатив город Рим, в конце концов, был разбит небольшим войском своих же соотечественников и потерял всю свою славу. Так и Гелимир, о котором мы ведем речь, незадолго до этого прославив свое имя многими, если не сказать бесчисленными свершениями, лишился всей славы под ударами судьбы. Вот воистину редкий и поучительный пример того, что человек не должен полагаться на милость судьбы — величайшие империи рушатся и исчезают, когда судьба в один день, час или мгновенье отворачивается от смертных.
Вандалы по природе своей были столь жестоки и неукротимы, что Римская Церковь, как пишет Александр Гваньини в своей «Сарматии», ввела в литании фразу «А vandalis libera nos domine». От готов вандалы заразились арианской ересью и по этой причине всегда были жесточайшими преследователями православных (Catholici). Об их преследованиях подробно рассказано у епископа Виктора Витенского (d'Vtica).
Карл Вагрийский (III) пишет, что вандалы, будучи еще язычниками, поклонялись тем же божествам, что и другие венедские, или славянские, племена. У них был обычай: при заключении перемирия или мира с противником отправлять ему посла, который брал в руку камень и бросал его в воду со словами «так погибнет и утонет тот, кто нарушит клятву», которую вандалы свято соблюдали. Я не стану описывать, в какие земли и в какое время они вывели каждую из своих колоний, поскольку прилежный читатель может прочесть об этом в трактате о переселении разных народов Вольфганга Лациуса, в «Трактате о двух Сарматиях» Меховского, «Истории Богемии» Энеа Сильвио, у Бьондо (I, 8), Орозия (VII, 38 и 41), Павла Диакона (XIII, XIV), в «Вандалии» и «Саксонии» Кранца, в трактате о Германии Беата Ренана (I, III) и «Экзегезе Германии» Франциска Иреникуса (VI, 25).
Из вандалов был тот великий Стилихон, которому римский император Феодосий за доблесть отдал в жены одну из своих дочерей и, умирая, оставил на попечение Западную империю и своего сына Гонория. Позднее Стилихон пал жертвой наветов и ложных обвинений со стороны своих врагов и был убит по приказу Гонория. Об этом рассказывает греческий историк Зосима. В 5–й книге он пишет: «Вандал Стилихон был несправедливо обвинен и оклеветан перед Гонорием коварным Олимпием, выходцем с Понта Эвксинского, который, стремясь к власти, ненавидел Стилихона. По этой причине он постоянно наговаривал императору на Стилихона. Последний, находясь в Равенне, был убит по приказу Гонория, а точнее Олимпия, который от имени императора написал солдатам в Равенну письмо с приказанием его убить. Когда солдаты пришли исполнить полученный приказ, поднялось множество вандалов и слуг Стилихона, хотевших перебить всех солдат, но Стилихон удержал их угрозами расправы со стороны Гонория. Не зная, в чем состоит его вина перед императором или его воинством, он сам подставил шею под меч. Воистину это был самый достойный и скромный человек из тех, кто в то время занимал высокое положение. Стилихон был убит 22 сентября Гераклианом, получивший за это место Батанария, мужа сестры Стилихона и префекта претория (prefetto de' soldati) в Ливии. После смерти Стилихона многие из его друзей и слуг подверглись пыткам по приказу Олимпия и Гонория, желавших узнать о его замыслах и заговорах против императора, но ни один их них, даже умирая под пыткой, не сказал ни слова против Стилихона». Так пишет Зосима. О невиновности и доблести Стилихона узнали лишь после его смерти, так как вскоре дела в Римской империи пошли из рук вон плохо, в чем можно убедиться у историков, описавших те времена.
От вандалов произошли также бургунды, как единодушно считают все писатели, и среди них Меховский, который в 12–й главе I книги пишет: «Славяне, которые пошли на север, так сильно размножились, что наполнили Великую Польшу, Силезию и Вандалию, то есть Польшу у реки Вандал, которая ныне называется Вислой. Наполнили они также Померанию, Кашубию и ту часть побережья Германского моря, где теперь находятся Марка, Любек (Marchesato di Lubec) и Росток, вплоть до Вестфалии; и стали называться по–разному в зависимости от места жительства. Те, что сели на реке Свев, стали называться свевами, а другие, рядом с ними, были названы бургундами по названию домов, которые на их польском, или славянском, языке они зовут «броги» (Brogi). Восемьдесят тысяч бургундов, пришедших с севера (как пишет [Джакомо] Филиппо из Бергамо в «Дополнении»), заняли берега Рейна, но Друз и Тиберий, пасынки (nipoti) Ок- тавиана, вынудили их, как пишет Орозий, вернуться на свои исконные земли. Затем Друз переправился через Эльбу (Albio) и, напав на свевов и бургундов, победил их в кровопролитном бою. Позднее, во времена императора Валентиниана, как пишут Орозий и хронист из Бергамо, бургунды (Burgundioni), вновь выйдя с севера из земли винделиков, подошли к реке Рона (Rodano) и, найдя эту местность спокойной, в ней и осели, назвав ее по своему имени Бургундией».
Славяне верлы, которых, как мы отмечали ранее, ошибочно называют герулами или геркулами, вышли из Скандинавии и, достигнув Забакского болота, завладели всеми судами, которые они нашли на его берегах. Составив из них большую флотилию, они пересекли Большое море и взяли город Византий, который позднее был назван Константинополем. Переправившись в Азию, они, как пишет Пьетро Марчелло, предали огню и мечу несколько римских провинций и, в частности, во Фригии разрушили Илион, бывшую твердыню Трою, который до того времени еще стоял. Произошло это при императоре Валериане. Верлы, отягощенные добычей и немалыми богатствами, пересекли Большое море в обратном направлении и сели выше по Дунаю.
Как пишут Прокопий, Павел Диакон (I, 20) и Геродиан (III), верлы были знатоками искусства боя: выйдя со славой из величайших кровопролитных побоищ с разными народами, они, желая показать свое презрение к противнику, шли в бой нагими, прикрыв только срамные части. Им были присущи высокомерие и неукротимость — они не допускали мысли, что ка- кой‑либо другой народ может сравниться с ними в делах войны.
Захватив при императоре Анастасии сначала Либурнию, а затем Далмацию, они не раз вступали в сражение с императором, нанеся немалый урон римлянам, жившим в Паннонии. Одолели они также лангобардов и всех остальных своих воинственных соседей. Не имея больше соперников, верлы, как пишет Прокопий во 2–й книге «Войны с готами», сложили оружие и в течение трех лет отдыхали, что и послужило причиной их гибели — почти утратив за долгое время праздности воинскую дисциплину, но, по–прежнему ни в грош не ставя противника, они были разбиты в сражении лангобардами.
Видомар, или Видимир, второй король верлов, правивший у пределов Далмации, предал мученической смерти святого Максима, а с ним еще 40 христиан.
Свевлад (Sueulado), третий король верлов, именуемый другими Синду — вальдом (Sinduualdo), оказал помощь Нарсесу в войне с готами и немало прославился своим геройством.
Даже женщины у верлов славились своей воинской доблестью, и шли на бой с неприятелем вместе со своими мужьями. Однажды после поражения от римлян они, указывая на тех пальцами, стали упрекать мужей за то, что они дали себя победить коротышкам.
До своего знакомства с Христом верлы верили в многобожие. У них были жрецы, множество законов и обычаи, не похожие на другие. Среди прочих достопамятных обычаев был у них и такой: если кто‑то из них находился при смерти по причине преклонного возраста или заболевал болезнью, от которой те, кто понимал толк во врачевании, предрекали ему скорую кончину, то умирающего клали на поленицу дров и посылали кого‑нибудь из верлов умертвить его. После совершения сего родные покойного поджигали дрова и сжигали труп, а жена его ради чести и славы должна была повеситься у праха мужа. Тех жен, которые по какой‑либо причине не совершали этого, считали опозоренными.
Христианскую веру верлы приняли при их короле Грате (Grate), который прибыл в Константинополь к императору Юстиниану и принял святое крещение со всеми своими приближенными. Верлы, не получив должного наставления в христианской религии, примешивали к христианскому много языческого. Желающие узнать больше об этом народе пусть прочтут 2–ю книгу «Войны с готами» Прокопия Кесарийского. Мы же, отослав прилежного читателя к упомянутой книге, перейдем к аварам, которые, как мы показали выше, были славянами.
Оттон Фрейзингенский (XI, 21) пишет, что авары произошли от гепидов. Они часто воевали с римскими императорами, особенно с Маврикием, который для сохранения мира с ними вынужден был ежегодно платить им немалую дань. Павел Диакон (XVII) в жизнеописании упомянутого Маврикия говорит: «При императоре Маврикии в 577 году от Рождества Господня авары, незадолго до этого покорившие знаменитейший в Европе город Сирмий, отправили к императору посольство с требованием выплатить им восьдесят тысяч золотых дукатов, которые ежегодно получали от римлян, а сверх этого добавить еще двадцать тысяч. Император, желая сохранить мир, удовлетворил их требования. Вскоре после этого аварский князь Каган (Сасапо) отправил новое посольство с требованием увеличить сумму еще на сто тысяч дукатов. Когда император отказался, авары разрушили город Сингидун (Sigidone) и захватили множество городов в Иллирии, после чего император через патрикия Ельпидия и Коменциола заключил мир с Каганом. Однако тот вскоре вновь нарушил мир с Маврикием и послал против Фракии войско из славян, которые достигли Длинных стен, причиняя великий ущерб. Император повелел дворцовой гвардии и городскому плебсу охранять Длинные стены, назначил военачальником Коменциола и послал его с войском против варваров. Коменциол, дав бой неприятелю, вопреки всем ожиданиям разбил его, перебив многих и обратив остальных в бегство; однако на 17–м году правления Маврикия Каган со всем своим войском яростно напал на Далмацию и, дойдя до Балки (Balca), разграбил 40 городов в ее округе».
Эти авары жили в Нижней Паннонии, откуда затем спустились в Баварию. Они были в большой дружбе с далматами и очень помогли им в борьбе с саксами. Аббат Урсбергский в «Происхождении саксов» пишет, что Генрих, сын саксонского герцога Оттона, собрав большое войско, в течение длительного времени вел войну с далматами. Когда силы последних были на исходе, они привели против Генриха аваров, которые отважно ему противостояли. Однако в другой раз, когда авары хотели с большими силами вторгнуться в Саксонию, их друзья далматы поступили с ними весьма дурно: когда войско аваров, проходя маршем по Далмации, обратилось к ним, как к своим старинным друзьям, за помощью, далматы, зная, что авары идут в Саксонию и что саксы подготовились к войне с ними, вместо подарка кинули им жирного пса. Авары, понимая, что не время мстить за оскорбление, ограничились тем, что подняли своих друзей далматов на смех. Петр Крусбер (V) и Видукинд Голландский дали подробное описание истории аваров, упомянув при этом и про аланов.
Выйдя из Скандинавии, общей родины всех славян, аланы разделились на две части: одни отправились в Азию, и Птолемей помещает их у Гиперборейских гор, и, как пишет Энеа Сильвио, ныне их называют татарами; вторая часть — в союзе с вандалами и бургундами (Burgundioni) изгнала франков. Птолемей в 3–й книге называет их скифами: «Далее за ними вглубь страны живут амаксобы (Ammassobi) и скифы аланы». Юлий Капитолин в «Жизнеописании Антонина Пия» причисляет аланов к дакам, однако, согласно Иордану и Прокопию, их следует называть скорее готами, поскольку, как отмечает Прокопий в I книге «Войны с вандалами» и в других местах, у них с готами был один и тот же язык.
Аммиан Марцеллин (III) пишет об аланах и месте их жительства следующее: «С другой стороны близ страны амазонок живут аланы, занимающие земли в сторону востока и разделенные на различные племена, или народы, которые простираются в сторону Азии до реки Ганг, разделяющей Индию и впадающей в Южное (Australe) море. Таким образом, живущие в обеих частях света аланы, перечислять различные племена которых я нахожу излишним, будучи кочевниками, занимают огромные пространства, но все они называются аланами и едины в обычаях и образе жизни: у них нет ни хижин, ни домов, они не обрабатывают землю и питаются мясом и обильным количеством молока, проводя всю жизнь в кибитках. Кибитки эти они кроют гнутой древесной корой и кочуют с ними по бескрайним пустыням. Прибыв на пастбище, они располагаются кругом и едят в этих кибитках подобно зверям. Когда пастбище выедено, они снимаются, как бы увозя на этих кибитках свои города: там сходятся мужчины и женщины, там же рожают и кормят детей. Куда бы они не пошли, под своим вечным кровом они чувствуют себя как в своем краю. У них много стад и отар, которые они всегда гонят перед собой, куда бы они не шли, но особенно много у них коней, поскольку они предпочитают их другим животным.
В тех краях поля всегда изобилуют травой и плодами, поэтому везде, где проходит их путь, они не испытывают недостатка ни в корме, ни в пище. Все это рождает плодородная земля, омываемая множеством рек. Все, от кого нет пользы, держатся при обозе и выполняют посильную работу, а также простые и легкие поручения; молодежь обучается верховой езде, поскольку, по их представлениям, ходить пешком — достойно презрения, и все они — искуснейшие воины. Почти все они крупного телосложения, имеют красивые черты лица, русые волосы и очень быстрый и слегка пугающий взгляд. Во всем они схожи с гуннами, но более культурны, чем те, в части пищи и одежды. Охотясь, они доходят до Меотийского болота, Киммерийского пролива, Армении и Мидии.
Как для людей тихих и мирных дорого их спокойствие, так для аланов дороги опасности и войны. Счастливым у них считается тот, кто находит свою смерть в бою; тот же, кто умирает от старости или по другой причине, порицается как трус и подлец. Высшего же почета у них удостаивается убийство [врага]: в качестве славного трофея они привешивают к своим боевым коням скальпы, содранные с отрубленных голов убитых ими врагов, и с ними идут в бой. Нет у аланов ни церквей, ни храмов, ни хижин, ни шалашей; но, обнажив мечи и воткнув их в землю, они поклоняются им как богу Марсу, которого считают пастырем тех земель, в которых они кочуют. Они удивительным образом узнают о грядущих событиях: собрав в пучок некие прямые прутья, они, произнося заклинания, отпускают их в определенный момент — и так узнают о том, что должно свершиться. Принадлежа по рождению к славному роду, они не знают, что такое рабство, и до сих пор выбирают себе правителей, или судей, из числа самых опытных и закаленных воинов». Так рассказывает об аланах Аммиан.