Историю обмануть не удастся
"...дома все по-прежнему. Меня дожидались несколько писем. В одном из них незнакомый костромич благодарил меня за газетные статьи и радиоочерки и удивлялся, что издательство не издает мои статьи и очерки отдельной книжкой. Если б он знал, с какой неприязнью власти относятся к моей деятельности".
Из дневника В.Н. Бочкова, октябрь 1982 г.
Выдающийся краевед, подлинный историк, опытный музейщик, блестящий рассказчик Виктор Николаевич Бочков не вмещается весь в эти определения. Просветитель? Поэт старины? Да, но и это не исчерпывает содержание личности Бочкова. Однако ключевое слово найдено и его надо написать с большой буквы: Личность.
Его чувство России отличалось ярким своеобразием, правосознание - свободней разрешенных в 60-е годы представлений. Он знал, что скрывалось не только прошлое, но и настоящее...
Идеологические клише, четко разделявшие историческую истину и конъюктуру в ту пору, к которой относятся все работы Бочкова, преодолевались не революционным напором, а достоинством его личности.
Сын репрессированного военного инженера, он с детства знал, что презумпцией невиновности не защищено ни его прошлое, ни настоящее.
Школу закончил в 1954 году - время страхов и доносов уже съеживалось в преддверии свежего ветра "оттепели". Выдержав огромный конкурс, поступил в Московский историко-архивный институт. В аспирантуре темой кандидатской диссертации выбрал "Формирование служилого сословия российского централизованного государства". Защитить ее не удалось, хотя по фундаментальности тянула она на докторскую.
Конъюктура, паразитирующая на теле исторической истины с достоинством твердого шанкра, пренебрежения к себе не прощала. Манкировать ею не полагалось - "оттепель менялась другой погодой. Шел 1969 год, а на счету у Бочкова была не только "неактуальня" диссертация, но и отчисление из аспирантуры историко-архивного за "инакомыслие".
Инакомыслие, думается, было сколь профессиональным, столь и врожденным. Интерес потомка Кузьминых-Караваевых и Дондуковых-Корсаковых к генеалогии легко объясним. Но совершенно непопулярен, хоть и исторически безошибочен...
Виктор Николаевич знал: историю обмануть не удастся.
Кострома словно специально готовилась к приезду историка с такой энергией самостояния. Она помнила разгром краеведения 1929-30 годов, но предпочитала об этом молчать. Немногие уцелевшие краеведы, которых Бочков разыскал, уклонялись от разговоров о прошлом, советуя оставить это опасное занятие.
Начиная с 1959 года, Бочков связывает оборванные нити времен наперекор давящим обстоятельствам, возвращает из небытия имена деятельных людей отечества.
Местом работы выбрал архив, а это был один из богатейших архивов страны... С 1965 года работает в областной научной библиотеке. Ему доступны книги, о существовании которых рядовой читатель не подозревал... При огромной своей работоспособности Виктор Николаевич сумел, надо полагать, взять из этих "кладовых" все, что нужно, успевая следить за новинками отечественной и зарубежной историографии, литературы, событиями художественной жизни.
В 1972 году Бочкова пригласили возглавить научную работу в музее Островского в Щелыкове.
И сделали это совершенно напрасно!
Потом надумались, как найти повод к его увольнению. После нескольких неудачных попыток, через 5 лет справились-таки с задачей. Подбросили в экспозицию "тамиздатовский" журнал "Континент"...
За эти годы Бочков возвысил статус провинциального музея до общероссийского. В Щелыкове в то время людям легко работалось и дышалоь. Наезжали из Костромы друзья Бочкова. Были среди них и Дедков, Лакшин.
Бочков дал кров и работу не одному из гонимых режимом людей, самым известным из которых был лингвист, правозащитник Бабицкий, уже отбывший ссылку за участие в акции протеста на Красной площади в год ввода советских войск в Чехословакию. Абсолютная внутренняя, и нескрываемая внешняя независимость Бочкова приводила в ярость опричников и гонителей...
После провокации и последующего увольнения найти работу Бочкову было трудно. Ему запретили даже экскурсионную работу в Щелыкове. Лишь через год устроился в группу охраны памятников в Костроме.
Мужество выражать свои мысли последовательно и честно, без обиняков, его не оставило, хотя зажимов на пути опубликования их было предостаточно. Мужества хватило - не хватило здоровья. Болезнь Паркинсона оседлала его в расцвете лет.
Полтора десятка книг, написанных Бочковым, впечатляющее количество публикаций в сборниках, альманахах, в периодической печати убеждают нас в том, что Кострома - национальное сокровище России и факты ее истории и культуры - суть факты истории ее отечества.
Горечь подобных русских сюжетов, когда человека душат и замалчивают, не давая возможности спокойно жить и работать, а потом гордятся и дивятся - сколько же он все-таки сделал во славу Отечества, внятно прочитывается в судьбе Виктора Бочкова.
|