Как важно, чтобы человек был сильным. И даже не столько физически, сколько морально, поскольку никакая физическая сила не способна заменить моральной и психологической готовности, так как она просто не понадобится, если этот человек растерялся, не знает, что делать, или, хуже того - струсил.
Конечно, физически здоровый и сильный человек всегда чувствует себя гораздо увереннее, чем слабый. Но это далеко не определяющее. Важно еще, чтобы он всегда и везде был готов достойно встретить любые трудности, неприятности и даже несчастья, держать, так сказать, удары судьбы. Чтобы не раскисал, не паниковал, не терялся, не впадал в транс или ступор, не забывал все, чему его до этого учили, не становился трусом, предателем или просто никчемным балластом.
Нет, людей постоянно, в любую секунду готовых к чему угодно, просто не бывает. Любой человек может испытать и испуг, и шок, и растерянность, и массу других самых разных чувств и эмоций. Но важно, чтобы они не продолжались слишком долго, оказывая непоправимое воздействие на его психику и поведение, чтобы он мог вовремя оправиться от потрясения, взять себя в руки, сконцентрироваться, сосредоточиться, грамотно применить свои знания и навыки, найти выход из положения, принять правильное решение и стойко и уверенно все эти трудности преодолеть.
Ведь никто не рождается ни трусом, ни героем. Ими становятся уже в процессе жизни. Но и для этого должны сложиться определенные условия, без которых даже сам человек может так никогда и не узнать, трус он или герой.
Вместе с тем, конечно, все люди рождаются с разной психикой. У одних она более устойчивая, у других - менее. Одним, чтобы что-то преодолеть, достаточно с этим "чем-то" просто столкнуться. Другим хватает того, чтобы хотя бы раз услышать о том, что может быть ТАКОЕ, и они уже морально готовы к встрече с этим "ТАКИМ". Третьим, кроме того, чтобы услышать, нужно еще и попробовать. Четвертым необходимы многократные тренировки в условиях, так сказать, приближенных к боевым. Пятые же, сколько ни тренируйся, так никогда и не смогут "перешагнуть через себя". В лучшем случае, в экстремальной ситуации они не сойдут с ума, но героями уж точно никогда не станут. Зато наверняка струсят или станут предателями.
А вот шестые и седьмые точно тронутся рассудком с той лишь разницей, что шестые все-таки морально будут настраиваться, но не смогут преодолеть нервного напряжения, а седьмые (диаметрально противоположно вторым), только услышав о возможности встречи с "ТАКИМ", уже будут бояться и настраиваться на то, что все равно не выдержат.
...Леша Панкратов родился и вырос в Сибири и был настоящим русским богатырем, - рост за метр девяносто; косая сажень в плечах; на щеках - кровь с молоком; здоровье отменное - никогда в жизни ничем, даже насморком, не болел; силища, как у медведя - подкову гнул одной рукой; глаз, как у орла - со ста шагов без промаха бил белку в глаз; терпение спартанское - мог часами, если не сутками, лежать в схроне на охоте, поджидая добычу, не шевелясь и даже чуть ли не дыша...
Но привык Леша в жизни к простору, к свежему воздуху, к чистому и ясному небу, к высоким деревьям и глубоким сугробам, к шуму ветра в листве, к зеленой траве, к пению птиц и порханию бабочек, и даже сам не подозревал, что абсолютно не переносит замкнутых пространств, - ему с ними просто никогда не приходилось сталкиваться.
А поскольку он никогда в жизни не видел моря, но был очень даже о нем наслышан по рассказам своего дядьки, который отслужил срочную службу на Черноморском флоте, да еще и на подводной лодке, быть моряком превратилось в главную цель его жизни.
Поэтому по окончании школы, которую он, кстати, окончил с отличием, он поехал в Ленинград и, успешно сдав вступительные экзамены, поступил в Высшее Военно-Морское Инженерное училище имени Ф.Э.Дзержинского, которое готовило инженер-механиков на атомные подводные лодки.
Ему безумно нравилась будущая профессия подводника, а то, что он станет еще и специалистом по ядерным энергетическим установкам, о которых в его деревне даже и не слышали, а сведущие люди говорили шепотом, постоянно озираясь по сторонам, распирало его грудь еще большей гордостью.
Но подводник - это не просто название или место службы, обусловленное тем, что находишься ты не на обычном корабле, а на подводной лодке, а нечто гораздо большее, обладающее массой весьма специфических свойств, связанных, прежде всего, с конструктивными особенностями субмарины (бочка без окон и дверей с весьма ограниченным внутренним пространством) и с условиями службы на ней.
Потому она и называется ПОДВОДНОЙ лодкой, что при нахождении в море бóльшую часть времени находится под водой. А там, в случае возникновения аварийной ситуации, мало того, что даже бороться за живучесть* весьма непросто, так еще и, если потребуется покинуть гибнущий корабль, просто так, как на надводном корабле, за борт не прыгнешь. Нужно еще уметь выбраться наружу.
Это сейчас суперсовременные подводные лодки стали оборудовать специальными всплывающими капсулами, которые способны вместить в себя чуть ли не весь экипаж, отделяются от корпуса и всплывают с достаточно большой глубины. Но такие капсулы и сегодня имеются далеко не на всех проектах подводных лодок, а раньше о них и вообще ничего не слышали. Поэтому единственным средством спасения было легководолазное снаряжение - изолирующее снаряжение подводника (ИСП-60 - резиновый гидрокостюм) и индивидуальный дыхательный аппарат (ИДА-59), - обеспечивающие спасение с глубины до ста метров.
Выйти же из затонувшей подводной лодки можно только через весьма ограниченное количество отверстий - через боевую рубку, через кормовой и носовой аварийные люки и через торпедные аппараты. Других выходов не имеется. Да и через эти просто так дверь не откроешь и не выйдешь, поскольку за бортом не бескрайний голубой простор, а плотная толща воды, сжатая страшным давлением, прямо пропорциональным глубине погружения.
Поэтому на флоте подводники, помимо борьбы за живучесть, регулярно тренировались, да и сегодня тренируются, и по легководолазной подготовке, отрабатывая как нормативы надевания легководолазного снаряжения, так и все возможные способы выхода. В училищах же, готовивших будущих офицеров-подводников, этому вопросу уделяется особое внимание, поскольку офицер на подводной лодке обязан не только сам не погибнуть, но и, в первую очередь, спасти подчиненный ему личный состав. А следовательно, он должен не только сам уметь правильно использовать снаряжение, но грамотно организовать и технически обеспечить выход из корабля, умело руководить подчиненными и проследить, чтобы они тоже все сделали правильно.
Теорию Леша освоил прекрасно, нормативы по надеванию легководолазного
снаряжения и включению в аппарат отработал блестяще, и на первом практическом занятии по погружению в трехметровый бассейн никаких особых проблем у него не возникло.
Правда, погрузиться ему удалось только с пятого или шестого раза.
Дело в том, что в бассейн погружались, спускаясь по трапу сверху, и нужно было достичь дна.
____________________
* борьба за спасение корабля и личного состава, в частности с пожаром и поступлением воды внутрь прочного корпуса
Сначала Леша плохо обжал свой ИСП и выдавил из него не весь воздух, в результате чего его положительная плавучесть* оказалась намного больше положенной, и он плавал на поверхности, как цветок в проруби, но никакие барахтанья никакого результата не давали.
Наконец, раза с третьего, ему все-таки удалось "обжаться" до конца. Но непослушное снаряжение все равно никак не хотело опускать его под воду. В конце концов выяснилось, что его собственный объем настолько велик, что штатные свинцовые стельки никак не могут его компенсировать. Пришлось навешивать на него дополнительные грузы, чтобы он, наконец, скрылся под водой.
Погрузившись, Леша почувствовал себя не очень уютно - кругом какая-то мутно-зеленая жидкость, которую почему-то называют водой (из крана она течет совсем другого цвета, точнее, вообще бесцветная, - Леша это точно знал!); даже вытянутую руку видно плохо; вода эта давит на тебя со всех сторон, и, несмотря на поддетое ЧШ,** холод ее ощущается по всему телу, и кажется, она вот-вот заберется и под гидрокостюм, который от давления воды облепил тело, как пластилином; хоть веса своего и не ощущаешь, все равно двигаться под водой очень тяжело; в ушах появляется какой-то, хоть и не сильный, но неприятный и назойливый шум...
В общем, впечатление у Леши осталось не самое лучшее, но он справился с собой и даже вида не показал, что ему было не по себе.
На следующем занятии отрабатывали выход из-под тубуса методом свободного всплытия.*** Этим способом (через тубус) пользуются при выходе из лодки через аварийные люки и боевую рубку. Для этого сначала с люка опускают резиновый тубус, потом одеваются в легководолазное снаряжение, отсек заполняют водой так, чтобы уровень ее был выше нижнего края тубуса, потом включаются в дыхательный аппарат, давление в отсеке сравнивают с забортным, заполняют тубус, подныривают под него, открывают верхний люк и, выбравшись наружу, за счет положительной плавучести просто отрываются от корпуса подводной лодки и "свободно" всплывают на поверхность.
Эту процедуру Леша прошел успешно, если не считать, что его, хоть глубина шахты, в которой производилось всплытие, была всего двенадцать метров, долго пытались "сбалансировать" по весу, чтобы его не выбросило, как пробку из бутылки.
Леша даже как-то спокойнее отнесся к неприятному обжатию водой и пронизывающему холоду. Хотя темнота в первые моменты всплытия и непонятное состояние болтания между небом и землей, когда совершенно непонятно, где ты находишься и куда двигаешься, и двигаешься ли вообще, вновь неприятно резанули по сердцу и даже чуть не перехватили дыхание. Но он собрал всю свою волю в кулак и, прежде чем успел запаниковать, уже оказался на поверхности.
На третьем занятии отрабатывали выход через сухой, то есть без заполнения его водой, торпедный аппарат. Для этого полностью экипированным
____________________
* в нормальных условиях правильно подогнанное легководолазное снаряжение обеспечивает состояние, когда легководолаз на один килограмм легче вытесненной им воды, т.е. на него действует выталкивающая сила, равная одному килограмму, обеспечивающая всплытие со скоростью один метр в секунду. Если выталкивающая сила будет больше, то водолаза выбросит из воды с очень большой скоростью, что чревато серьезными последствиями, вплоть до баротравмы легких или получения кессонной болезни (резкого расширения, "вскипания" растворенных в крови газов, могущего привести к разрыву сосудов и легких)
** чистошерстяной толстый вязанный костюм, включающий в себя свитер, рейтузы, носки, перчатки и шапочку, предназначенный специально для теплоизоляции легководолаза, поскольку в воде теплоотдача значительно больше, чем на воздухе, а температура окружающей воды, как правило, очень низка.
*** используется до глубины порядка сорока метров
в легководолазное снаряжение нужно было, прежде всего, залезть в торпедный аппарат (трубу, диаметром 533 миллиметра и длиной более шести метров). Забирались в него по три человека. Первый еще и толкал перед собой буй-вьюшку.*
После этого заднюю крышку, через которую все забрались в аппарат, закрывали, открывали переднюю, первый из находящихся в аппарате цеплял буй-вьюшку карабином за специальную скобу на внешней стороне торпедного аппарата, выбрасывал ее наружу (при нахождении под водой она всплывала на поверхность, разматывая шкентель с мусингами), и все, один за другим, выходили (точнее, выползали, поскольку торпедный аппарат расположен горизонтально) из аппарата.
В своей группе Леша оказался третьим, поэтому, когда залез в аппарат, и за ним закрылась задняя крышка, он лишь на мгновение испытал жуткий ужас от полнейшей темноты и тесноты, но как следует испугаться не успел, автоматически ответив на условный сигнал. Буквально тут же открылась передняя крышка и где-то там, в промежутках между телами ползущих впереди товарищей и стенками торпедного аппарата замелькал робкий, но спасительный свет.
Тем не менее, когда Леша дополз до конца аппарата, ноги его не держали, предательски дрожа и подгибаясь. Мичманам-инструкторам даже пришлось его вытаскивать, поскольку в последний момент силы его почти полностью оставили.
Голова гудела, как Царь-колокол, перед глазами плыли разноцветные круги, к горлу подкатывала тошнота... Окружающие ему что-то говорили, но он ничего не слышал. Даже "флажок" на дыхательном аппарате на дыхание в атмосферу ему перекинул кто-то из инструкторов, поскольку сам он ничего не видел, ничего не соображал и ничего делать был не способен.
Его усадили на скамейку и дружно стали освобождать от снаряжения. Он же сидел, как тряпочная кукла, абсолютно безвольно, не понимая, что происходит.
Когда освободили его голову, то первым делом дали понюхать нашатырного спирта. Это немного привело его в чувства, но подлая и предательская дрожь под ложечкой осталась. Не прекратилась она и тогда, когда он, уже полностью переодевшись и выбравшись в курилку, одну за другой выкурил подряд три сигареты.
Кто-то из инструкторов принес ему стакан горячего сладкого чая. И лишь выпив его большими глотками, Леша немного успокоился, щеки у него порозовели, губы из мертвецко-синих вновь стали красными, дыхание пришло в норму, зрачки приобрели нормальный размер, а глаза вернулись обратно в орбиты.
На следующем занятии должны были проходить уже "мокрый" торпедный аппарат, так же как и через тубус, всплывая с глубины двенадцати метров.
Помня тот ужас, который он испытал в прошлый раз, Леша, собрав всю свою волю в кулак, решил в своей тройке идти первым, наивно полагая, что так ему будет легче, поскольку он якобы меньше будет находиться в аппарате, будет ближе к выходу, да и вообще так будет проще.
Облачившись в снаряжение и запихнув в аппарат буй-вьюшку, Леша отправился в путь, толкая эту идиотскую буй-вьюшку перед собой и мертвой хваткой держась за ее карабин и за сигнальное кольцо.**
Буй-вьюшка все время во что-то упиралась и норовила развернуться поперек торпедного аппарата. Благо, величина ее была такова, что ей это не удавалось. Сам Леша,
____________________
* пенопластовый бочонок с большой положительной плавучестью, на который намотан специальный канат с расположенными на нем на определенных расстояниях друг от друга узлами - "шкентель с мусингами".
** специальное металлическое кольцо, которое легководолаз держит в руке и с помощью которого методом перестукивания обменивается информацией с оставшимися в отсеке подводниками
мало того, что еле-еле шевелился в тесном аппарате, так еще и гидрокостюм, будучи резиновым, никак не хотел скользить вдоль стенок торпедного аппарата, и создавалось впечатление, что он постоянно цепляется то ли за направляющие, по которым при залпе скользит торпеда, то ли еще за что-то, хотя никаких выступающих частей внутри торпедного аппарата, разумеется, нет.
Леше же казалось, что он вот-вот, зацепившись, порвет свой гидрокостюм и при заполнении аппарата непременно утонет.
От этого продвижение его осуществлялось крайне медленно, значительно медленнее, чем положено и чем хотелось бы. Кроме того, как только он влез в торпедный аппарат, то своим же корпусом полностью перекрыл поступление в него света и вынужден был ползти в полной темноте, совершенно не ориентируясь, сколько он прополз, и сколько ему еще осталось.
Через некоторое время, показавшееся ему вечностью, он уперся во что-то так, что сдвинуться дальше не было никаких сил. Несколько раз в панике, что он застрял и навечно останется в торпедном аппарате, попихав буй-вьюшку (если бы мог развернуться, то он сделал бы это и ногами), он, наконец, понял, что дополз до передней крышки. Тогда он прекратил попытки выпихнуть ее и сосредоточился на самом себе.
Он изо всех сил старался удержать дыхание и преодолеть подступающую тошноту, зажмурил глаза, в которых в данной ситуации все равно не было никакого проку, сжал кулаки и зубы, чуть не перекусив загубник дыхательного аппарата, и усиленно уговаривал себя не терять самообладания и сознания.
Через некоторое время что-то толкнуло его в ноги. Сначала Леша чуть не выпрыгнул из торпедного аппарата обратно, и, встрепенувшись, даже ударился головой о верх торпедного аппарата (хорошо, что размеры аппарата не позволили сделать ему более размашистого движения, так что удар получился не сильный), но тут же сообразил, что это был идущий следом за ним товарищ.
Присутствие и физическое ощущение собрата немного успокоило Лешу, но не надолго. Пришлось терпеть еще. А потом еще и еще - пока в аппарат забирался третий курсант. И хоть на это времени потребовалось значительно меньше, чем чтобы Леше проползти через весь торпедный аппарат, Леша уже вспомнил всю свою жизнь, прочитал все молитвы, какие только знал, а каких не знал - придумал.
Но время тянулось бесконечно долго. Оно удлинялось в геометрической прогрессии и с каждой секундой растягивалось и замедлялось все больше и больше.
Наконец, что-то стукнуло, щелкнуло и лязгнуло. С некоторым, с одной стороны, облегчением, но, с другой стороны, ужасом Леша понял, что закрыли заднюю крышку.
Тут же последовал условный сигнал, спрашивающий о том, как находящиеся в торпедном аппарате себя чувствуют. И хоть Леша был готов отдать все сокровища мира за то, чтобы все это немедленно прекратилось, он таким же условным сигналом ответил, что чувствует себя хорошо. Вслед за ним такие же сигналы подали и находящиеся вместе с ним в аппарате товарищи.
Из отсека подали сигнал, что начинают заполнение торпедного аппарата. И вдруг внутри аппарата между его рук и ног что-то зажурчало. Лешу охватила настоящая паника. Он готов был выпрыгнуть сквозь торпедный аппарат, но тот был слишком крепок, чтобы позволить Леше это сделать. Кулаки и предплечья стали явственно ощущать могильный холод, который пробирался все дальше и дальше, студя и леденя уже грудь, живот, добрался до мужского достоинства и пошел вниз по ногам...
Умом Леша понимал, что это всего лишь поступающая в торпедный аппарат вода, но по мере повышения ее уровня весь его организм, все его существо не только постепенно, вровень с водой, пропитывалось холодом, но и совершенно неуправляемым ужасом.
Вдруг, когда, судя по тому, как он промерз, вода заполнила торпедный аппарат примерно наполовину, случилось еще более ужасное: какая-то неведомая сила оторвала Лешу от насиженного места и стремглав, как ему показалось, бросила вверх, распластав по подволоку. Он не мог понять, то ли его снизу кто-то подпирает, то ли сверху тянет.
Тем не менее, он был уверен, что кто-то или что-то его зажало так, что никаких сил справиться с этим у него нет. То, что его ноги и по сей момент упираются в низ трубы торпедного аппарата, да и вообще, при малейшем движении неминуемо упрешься в эту трубу, он сообразить уже не мог. Тем более что и соображать-то ему было некогда: все это произошло буквально в одно короткое мгновение. Но непроизвольно выплеснувшиеся в результате этого эмоции превратились в неуправляемый страх и панику.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Леша, что было сил, заколотил сигнальным кольцом по корпусу торпедного аппарата. Точнее, сначала он просто забился в конвульсиях, отчего зажатое к руке сигнальное кольцо стало колотиться об аппарат, производя дробные звуки. Эти звуки показались Леше единственным путем к спасению, и он ухватился за них, как за соломинку, забыв обо всем на свете. У легководолазов такие дробные звуки как раз и означают, что кому-то из водолазов стало плохо, или произошло еще что-нибудь, требующее срочно прекратить проводимую операцию, - то есть сигнал тревоги.
Из отсека подали сигнал, что останавливают подачу воды, после чего запросили, как себя чувствуют находящиеся в торпедном аппарате. Чуть прервавшись, когда услышал сигнал из отсека о прекращении заполнения аппарата, Леша, искренне возмутившись: "Что значит, как себя чувствуете? Да хреново мне! Помираю я!!!", забарабанил с утроенной силой.
Правда, путь в обратную сторону теперь уже был, наверное, длиннее, чем вперед, и до освобождения было еще очень далеко. Но Леша об этом не думал. Он уже вообще ни о чем не думал. Он потерял способность думать...
Когда слили воду, открыли заднюю крышку, и двое шедших за Лешей его однокашников задним ходом выбрались из аппарата, Леша, если не считать отчаянного колочения сигнальным кольцом по корпусу торпедного аппарата, не подавал никаких признаков жизни, - его ждали минут пять, но он на выходе так и не появился. Что же происходит в аппарате, из отсека, естественно, было не видно.
Переднюю крышку, где до Леши было кратчайшее расстояние, было не открыть, так как за ней была двенадцатиметровая башня с водой. Поэтому пришлось все-таки извлекать его, так сказать, с кормы, для чего в торпедный аппарат залезали по очереди то один, то другой инструкторы, пытавшиеся вытянуть Лешину тушу за ноги, поскольку сам он абсолютно не шевелился. Но все знали, что он жив, так как свою барабанную дробь он не прекращал ни на секунду, даже когда его уже тащили.
Оказавшись "на свободе" - у входа в торпедный аппарат, - Леша продолжал производить судорожные движения рукой, все еще подавая сигнал бедствия. Все его тело тряслось в конвульсиях, как осиновый лист, а глаза не помещались в шестисантиметрового диаметра стеклах очков легководолазной маски...
Неделю Леша провел в санчасти, приходя в себя, после чего, чтобы не распрощаться окончательно с голубой мечтой, подал рапорт о переводе его в другое училище, готовившее офицеров для надводных кораблей, благо, учился он только еще на первом курсе.
Несмотря на прекрасное физическое здоровье, психологического фактора он преодолеть так и не смог.