Февральский Артём : другие произведения.

А где Герман?

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  

Студенческая трагедия в трёх и четырёх действиях

"А где Герман?"

  

А был ли мальчик?..

No Джозеф Пулитцер

  

Действующие лица:

  
   М а р и я - девушка со старыми глазами, играет на альте
   А н н а - младшая сестра Марии
   М и х а э л ь - в прошлой жизни был дедом Арнольда
   А р н о л ь д - друг Михаэля, сын пилота, внук лётчика, чистокровный ариец, нацист
   П ё т р - сын машиниста, друг Германа, его сердце
   М а т в е й - его дух
   Н и к о л а й - его душа
   В л а д и м и р - друг Эстрагона
   Э д у а р д - называет себя Яков - еврей
   В е р о н и к а - девушка с кожей нежно-розового цвета, к 35 годам располнеет, сестра Арнольда
   У м а - рождена в Пондишери
   Е л е н а - обречена на смерть
   А р т у р - факт
   А д а м - обижен Отцом
   Е в а - женщина Адама
  
   Р о з е н т а л ь - Доктор исторических наук, вездесущ, стар
   г-н Д и г о т а л л ь ф е р - худ руководитель театра, поводырь, мистификатор
  
   Всем студентам 17-18 лет.
  
   Действие происходит в главном здании старинного Государственного Университета. Год две тысячи надцатый. Сумбурный месяц октябрь.
  
   Между третьим и четвёртым действием разница 10 лет.
  
  
  
  
  
  
  

Действие первое

  
   Сцена 1
  
   Старинный городской университет. Главное здание факультета филологии, перемена.
   Начало учебного года. По коридорам шатаются первокурсники, среди них Владимир.
   Солнечно, коридоры залиты мягким молоком света. Михаэль и Арнольд, стоят на балюстраде второго этажа в мокром белом свете. Свесившись, падают взглядом вниз.

   Арнольд: Ну что, ты пойдёшь?
   Михаэль: (вспыльчиво) Так я вроде бы не похож на инвалида, чтобы ездить на коляске. (оказывается, что он пошутил, смеётся) Конечно пойду.
   Арнольд: Потому что Герман...?
   Михаэль: Нет, не потому что Герман! А просто потому, что это престижно...
   Арнольд: Хех... что верно, то верно, камрад.
   Владимир: (проходя мимо, сам с собой) Я где-то это записал... (ищет в карманах, битком набитых всяческим мусором.)
   Михаэль: ...да и надо бы навести там порядок, а то наберут одних недоносков.
   Арнольд: Хык! Мой дед когда-то так же говорил своему взводу! Ну, точно, это как пить дать!
   Михаэль: Так дай.
   Арнольд: Что?
   Михаэль: Пить.
   Арнольд: Ты о чём?
   Владимир: (рассуждает) Мёртвое море было бледно-голубым. Лишь только взглянув на него, я чувствовал жажду. (что-то записывает)
   Михаэль: (брезгливо отворачивается) Эх. Говорил отец, что на курс нет-нет, да наберут парочку дебилов.
   Арнольд: Моя сестра тоже, кстати.
   Михаэль: (удивлённо) Что?
   Арнольд: Ну, пойдёт на пробы.
  
   Мимо проходят Анна в кремово-белом и Мария в сером сарафане, по уставу. Где они проходят - рассеивается тишина. Юноши смотрят им вслед.
  
   Арнольд: А ничего такие цыпочки. Я бы не прочь! Вероника говорит, что они такие
   недотроги... Особенно старшенькая.
   Михаэль: (холодно) Брось свои шутки, они сироты.
   Арнольд: Ну и что же? У меня тоже нет матери.
   Михаэль: Но у нас есть отцы. А они росли вообще без тепла.
   Арнольд: Чёрт, ты прав! Знаешь, Михаэль, иногда я задумываюсь...
   Михаэль: Правда?
   Арнольд: И понимаю, что у нашего поколения все семьи какие-то оборванные.
   Михаэль: Зато мы не чувствуем себя неполноценными, потому что нас больше. У одних есть отец - нет матери, у других есть мать, и нет отца. Хотя безотцовщина встречается чаще. Как после войны. О чём-то похожем было, кажется, у Эрих Мария Ремарк.
   Арнольд: Это женщина?
   Михаэль: (в шутку) Нет, втроём писали: Эрих, Мария и Ремарк.
   Арнольд: (удивлённо) А разве так можно?
   Владимир: (проходя мимо, бормочет) Спал ли я, когда другие страдали. Сплю ли я сейчас? (Михаэль оборачивается на Владимира с жалостливым взглядом) Завтра, когда мне покажется, что я проснулся, что скажу я про этот день?
   Арнольд: (не замечая) Те, у кого есть одна мать - обычно вырастают сопляками и маменькиными сыночками типа Адама.
   Михаэль: Адам? У него, кстати, сегодня день рожденья?
   Арнольд: (с ухмылкой) Эдуард даже прикупил ему подарок.
  
   По земному шару коридора шествует преподаватель истории, юноши уходят на лекцию.
  
  
   Сцена 2
  
   Высокий амфитеатр академической аудитории. Парты, расположенные дугой, цвета чёрного дерева. Из окна течёт приятный пастельный свет. Студенты разбросаны по аудитории, как Филиппинские острова. Шум. В аудиторию вбегают Михаэль и Арнольд. За ними входит лысоватый еврей в очках - доктор Розенталь и захлопывает высокие узкие двери. Читает лекцию о Римской Империи.
  
   Розенталь: К слову сказать, целью Муссолини во Второй мировой войне было восстановление границ Римской Империи, чего, как известно, ему достигнуть не удалось.
   Арнольд: (Петру, тихо) Скажи спасибо Богу, славянин, что ты остался жив.
   Розенталь: (Арнольду) Встаньте! Что вы себе позволяете? Вы ведете себя не как студент высшего учебного заведения.
   Арнольд: (опустив голову) Извините.
   Розенталь: (со сталью в голосе) Садитесь.
   Арнольд: Доктор Розенталь, скажите, когда мы будем изучать Фашистскую Германию?
   Розенталь: Не скоро ещё. А что вас так привлекает Фашистская Германия?
  
   Из неба кто-то выпил весь свет. Небо хмурится от тоски. Небо заволакивает тучами.
  
   Арнольд: Идея.
   Розенталь: Идея фашизма? И чем вас она так заинтересовала?
   Арнольд: Чистка народов.
   Розенталь: (сощурив глаза) То, что вы говорите, очень жестоко. В этой аудитории, я уверен, есть студенты, чьи деды и прадеды сражались с фашизмом, умирали за мир. А вы, если мне не изменяет слух, говорите, что вам импонирует идея убивать людей.
   Арнольд: (надменно) Я не сказал убивать, Доктор, я сказал чистить.
   Розенталь: (качая головой) Лекция закончена. Все свободны (быстро собирает вещи и стремительно выходит).
  
   Арнольд горд собой, его хлопают по плечу друзья. Он смотрит в сторону Михаэля, который о чём-то глубоко задумался. За окном раскатывается гром.
  
  
   Сцена 3
   Сон первый
  
   Время обеда. За столами кушают первокурсники. Среди них и стука ложек о тарелки сидят Эдуард, Вероника, Ума, другие девушки и Николай. Рука Эдуарда покоится на колене Умы. За соседним столиком сидят Адам и Ева. Николай что-то увлечённо рассказывает, не замечая смешков рядом сидящих девушек и стёба Эдуарда.
  
   Николай: А из г-на Диготалльфера вдруг вылез Гитлер и указал пальцем на тех, кого расстрелять.
   Эдуард: Гитлер, говоришь? Это, случаем, не тот, что Адольф? (девушки раздались шумным смехом)
   Николай: Да, он самый. Потом мы все оказали враз голыми, в одних трусах. И девушки тоже. Я ещё помню, что узнал в Германе Иисуса.
   Эдуард: (на публику, хорохорится) Иисуса? Да...нет, ну ты подумай! Самого Иисуса!
   Вероника: (Николаю) Иисуса нет, разве ты не знаешь? Это как Санта Клаус - сказка для таких как ты. казав это, она положила в рот кусок коровьей плоти и начала жевать)
   Николай: (не слушая) И мы все начали молиться. А потом у Петра начали ломаться и рассыпаться пальцы. А у Вероники начало истекать лицо, как свеча. Кто-то начал плакать, потому что раздались первые выстрелы.
   Вероника: Бред какой-то! Яков, скажи!
   Эдуард, то есть Яков: М-да... Хороший сон. Ну а я-то там не затесался, так, между делом?
   Николай: Да, ты тоже был... сейчас вспомню... ах, да! Тебе отрезали язык медицинскими ножницами, которыми режут перевязочные бинты и заставили его съесть. (Уме становится не по себе, она затыкает пригоршней дыру рта и выбегает из столовой, Эдуард-Яков хмурит лоб: его концерт подорван) Нас расстреливали по очереди. И тут я начал искать глазами Германа...
   Матвей: (подходя к столу, Николаю) Сколько раз говорил тебе не связываться с ними? Пойдём.
   Николай: ...а Германа-то нет.
  
   Матвей с Николаем уходят.
  
   Эдуард: (Веронике): Ничего, мы сегодня ещё повеселимся. (соседнему столику, громко) Адам! Адам, с днём рождения! У нас для тебя есть подарок. Я серьёзно! Второе октября - это твой день!
  
  
   Сцена 4
  
   Матвей и Николай идут по коридору по направлению к общежитию. За окном аплодирует дождь и ветками ломается молния.
  
   Матвей: (бойко) Нет, ну скажи ты мне, почему ты всё время крутишься около этого петуха еврея Эдуарда? Ну, что он тебе вдруг? Брат, сват, Брут, друг?
   Николай: Иисус тоже был евреем, если ты забыл.
   Матвей: Я не забыл. Но Эдуард не Иисус и вообще в него не верит!
   Николай: Эдуард не верит в себя.
   Матвей: Зато в него верят эти пустословные простушки, которые, между прочим, смеются над тобой!
   Николай: (задумчиво) Матвей, ты не любишь людей.
   Матвей: Я люблю Анну.
   Николай: Ты не можешь любить Анну.
   Матвей: (расстроенно) Почему?
   Николай: Потому что ты не любишь людей.
   Матвей: (устало) Послушай, Николай, ты мой друг с детства, мы вместе с тобой читали Библию и Твена, шалили, дрались, и мне просто больно смотреть, как они издеваются над тобой, да и как они издеваются над Адамом.
   Николай: Мне больнее представлять, как их дети будут издеваться над ними.
   Матвей: (удивлённо) Я знаю, ты не по годам мудр, но ты... Ты жестокий человек.
   Николай: Я справедливый чело...
   Матвей: (перебивая ожидаемый ответ) Не прячься за справедливостью! Ты сам вынуждаешь их, чтобы они смеялись над тобой, а потом говоришь, что им воздастся! Ты великий грешник.
   Николай: Они делают только то, что хотят сделать. Vi veri veniversum vivus vici. (силой истины я, живущий, покорил вселенную) Пять V.
   Матвей: Тогда ты великий искуситель.
   Николай: (смотрит в сторону) Матвей, хватит о религии. Мы учимся не в семинарии. Мы филологи.
   Матвей: (с глазами, полными отчаяния) Правильно, мы филологи, и ты этим очень успешно пользуешься.
   Николай: Ты о чём?
   Матвей: Своим словом ты подбиваешь людей делать то, что потом сыграет с ними злую шутку.
   Николай: Но ты же согласен, что кто-то должен уравновешивать добро и зло?
   Матвей: (вызывающе) Уж не считаешь ли ты себя посланником Бога, друг?.. Неужели ты считаешь, что это честно - губить людей, которые прямо-таки пахнут злом?
   Николай: Они пахнут юношеской глупостью.
   Матвей: Да чем бы они не пахли! Зачем тебе это - рассказывать жуткие вымышленные сны этим людям?
   Николай: Они не вымышлены. Они были, как была война, как были наши деды и прадеды, как был Гитлер и Сталин, как был Иисус, как была Пангея, как была Атлантида.
   Матвей: Но Атлантиды не было.
   Николай: Иногда в моих снах тоже кого-то недостаёт.
   Матвей: Знаешь, с меня хватит.
  
   Идут по коридору общежития. Тихо, только где-то слышится звук 6-ой симфонии Бетховена и запах мёртвых цветов.
  
   Матвей: Как-то жутковато...
   Николай: Да, этот университет многое видел, и сколько ещё увидит... Хочешь, зайдём к сестрам?
   Матвей: (чуть зардевшись) Да нет, я как-то...
  
  
   Сцена 5
  
   Одна из двух простеньких смежных комнат в женском общежитии на три постели. На стене висит огромное в толстых белых рамах окно с широким подбородком подоконника. На нём, вытянув ноги, сидит Анна и читает толстую книгу. Мария в середине комнаты играет на альте. За окном стоит холодный дождь.
  
   Анна: (отрываясь от книги, на выдохе) Как же тяжело читается...
   Мария: А я говорила, рано тебе ещё такие книги читать.
   Анна: Ты всего на десять минут меня старше, а учишь как мама.
   Мария: (прекращает музицировать) Мама. Мама была потрясающим человеком. Она отдала свою жизнь за нас. Наверное, если бы после смерти меня спросили, кем я бы хотела прожить свою вторую жизнь, я бы назвала её. Я бы попробовала что-то изменить.
   Анна: Раньше ты говорила другое.
   Мария: Да, но я как-то задумалась, и поняла, что не смогла бы, не справилась, может. не выдержала бы. И ход истории пошёл бы другим путём. Кто знает, если бы я была матерью Иисуса, может быть, Лазарь так и остался бы лежать в гробнице, Моисей показал бы более короткий путь. Может быть, не было бы всех этих кровавых Крестовых походов, и было бы больше людей.
   Анна: Нет, людей больше бы не было.
   Мария: (в шутку) Вообще.
  
   Смеются, потом их охватывает глубокая колодезная грусть. Октябрьский холод тянется руками из окна в комнату, и девушки чувствуют лёгкий озноб. Анна берёт со своей кровати одеяло, укутывается в него, Мария убирает альт в чехол и садится с ногами на постель.
  
   Анна: А я в другой жизни хотела бы родиться мужчиной.
   Мария: (с намёком) С какой это целью?
   Анна: Нет-нет, что ты! Я бы хотела родиться великим человеком, Гением. Как Никола Тесла или Леонардо Да Винчи.
   Мария: (в шутку, кивая головой в сторону книги) Или вот написать какой-нибудь толстенный талмуд.
   Анна: Или Библию.
   Мария: Тогда тебе нужно будет родиться сразу в несколько мужчин. Или родить несколько. Пусть пишут. (улыбаются)
  
   Глухой стук в дверь.
  
   Мария: (приводит себя в порядок, оправляет сарафан) Войдите.
  
   Входят Николай и Матвей.
  
   Мария: Как хорошо, что вы пришли. А где Герман?
   Анна: (якобы не интересуясь) И Пётр.
   Николай: Мы их сегодня не видели.
   Матвей: (поморщившись) Дождь какой - обложной.
  
   Становится угловато тихо.
  
   Мария: (нарушая тишину) А вы кем бы хотели быть в следующей жизни?
   Николай: Я бы хотел родиться лет на сто раньше, если это было бы возможно, чтобы пообщаться с Фрейдом. У меня есть к нему вопросы.
   Мария: А ты не пробовал вызывать дух Фрейда за спиритическим сеансом?
   Николай: Я не верю в эти штучки.
   Мария: Ну почему же. Мы с сестрой так общаемся с нашей матерью. (Матвею, заметив его побуждённое состояние) А ты веришь в духов?
   Матвей: Я верю в себя. А вообще я бы с удовольствием попробовал.
   Мария: Вот и отлично.
   Матвей: (Анне, заметив у неё книгу) А что вы... ты читаешь?
   Анна: Ах... это Улисс. Джеймс Джойс.
   Матвей: (улыбнувшись) Я так и не смог дочитать. Тяжёлая книга.
   Анна: А на каком моменте ты остановился?
   Матвей: На похоронах.
   Николай: Все останавливаются на похоронах.
   Матвей: Дождь кончился.
   Мария: (юношам) Вы пойдёте на пробы в Студенческий театр? Будет набран первый курс с 1989 года. Мы с Анной хотим попробовать.
   Матвей: (неуверенно) Вообще я хотел попробовать...
   Николай: (подходя к окну) А мне кажется, что это плохая идея.
   Мария: (пропустив мимо ушей слова Николая) В таком случае пойдём все вместе.
   Николай: (что-то увидев в окне) Ну что ж, нам пора. Спасибо за содержательную беседу. (уводит Матвея)
  
   В комнату вбегает расстроенная Ева. На пороге сталкивается в Николаем.
  
   Мария: Чудные они. (Еве) В чём дело?
   Ева: Адам...
   Мария: Что случилось? Вы же отмечали его день рождения.
   Ева: Да, а потом... (закрывает лицо руками) Посмотрите в окно.
   Анна: Солнце выглянуло.
   Ева: Да нет же, вниз! На дорогу.
   Анна: (смотрит) О боже...
   Мария: (вскакивает к окну, смотрит) Сволочи! Нет, с этим нужно кончать.
   Анна: Надо сказать Герману.
   Мария: Надо сказать декану.
   Ева: (плачет) Я не смогла его удержать. Он пошёл с ними.
   Мария: (распахивает створку окна, встаёт коленями на подбородок подоконника, кричит) Придурки, оставьте его в покое! Адам, быстро поднимайся сюда, или я разобью твой чортов глиняный горшок!
   Ева: Ну что?
   Мария: Идёт.
   Ева: (в душах) Господи, как же я устала.
  
  
   Сцена 6
  
   Пять часов вечера. Университетский двор. Во дворе стоит раскидистое могучее древо дуба. Владимир сидит у восточной стороны дерева спиной к солнцу и собирает кубик Рубика. К нему подходит Пётр и садится к западу дерева спиной к Владимиру.
  
   Владимир: Здравствуй, Пётр.
   Пётр: Привет, Владимир.
  
   Слышно, как шумит кроной мудрый дуб. Пётр достаёт карандаш и начинает писать правой рукой, на колене.
  
   Владимир: Пётр, я рад, что ты вернулся. Я думал, ты ушёл навсегда.
   Пётр: Извини, что?
   Владимир: Иногда мне становится тоскливо в этом здании. И я иду сюда. Здесь стоит этот вековой дуб, который пережил революции, бомбёжки, разделы территорий. И мне становится понятным ход истории нашей страны, всего человечества.
   Пётр: И в чём же он заключается, Владимир?
   Владимир: Тогда я подхожу к этому дубу, обнимаю его широкий ствол руками и прикладываюсь ухом к коре. (молчаливая пауза) Сначала я ничего не слышу кроме шуршания листьев, но и оно куда-то уходит под землю, и становится абсолютно тихо. Потом я слышу звуки, их не описать словами. (затянувшаяся молчаливая пауза)
   Пётр: И?
   Владимир: Тоска уходит.
   Пётр: (смутившись) М-да уж. Понятно. Ты не видел Германа? Его сегодня не было на лекции.
   Владимир: Видел.
   Пётр: Где?
   Владимир: Здесь. Он сидел со мной.
   Пётр: (удивлённо) Вы разговаривали?
   Владимир: Можно сказать и так.
   Пётр: То есть?
   Владимир: Он слушал своё сердце.
   Пётр: (вновь смутившись) Ты знаешь, мне пора.
   Владимир: Посиди ещё чуть-чуть.
   Пётр: (улыбнувшись) Хорошо.
  
   Сидят, наблюдают уход солнца. К ним подходит Арнольд и его друзья.
  
   Арнольд: Вы-то, небойсь, тоже пойдёте в театр? Убогие.
   Пётр: Пойдём, не волнуйся.
   Владимир: Я люблю ходить в театр.
   Арнольд: (передразнивая) Я люблю ходить в театр. (с ненавистью) Полоумный. (к друзьям) Полоумный, это значит наполовину умный или умный как пол? (гогочут)
   Пётр: Откуда в тебе столько жестокости, Арнольд?
   Арнольд: (на публику) А это кто у нас? Инвалидный сынишка польского машиниста.
   Пётр: (встаёт) Заткнись.
   Арнольд: Твой коммунист отец сейчас бы ел землю и запивал бы её собственным потом в концлагерях, если бы у великого фюрера всё получилось.
  
   Пётр со всего размаха бьёт Арнольда по правильному арийскому уху. Из порванной мочки течёт ручеёк крови.
  
   Арнольд: (раздув ноздри) Сволочь!
  
   Арнольд поваливает Петра на влажную землю. Начинается драка. Владимир обнимает широкий ствол векового дерева. Внезапно к дерущимся подбегает Доктор Розенталь.
  
   Розенталь: (строго) Прекратить! (друзьям Арнольда) Разнимите их!
   Арнольд: (удерживаемый и одержимый) Я ещё посмеюсь на твоей могиле, Пётр
  
   Друзья уводят Арнольда. Пётр отряхивается грязными руками.
  
   Розенталь: (Петру) История даёт о себе знать? (помогает отряхнуться) Вы бы умылись, привели себя в порядок. Владимир, проводите своего однокурсника.
  
   Пётр и Владимир уходят.
  
   Розенталь: (вслед) Пётр! Вы не видели Германа?
   Пётр: Нет.
  
  

Конец первого действия

Действие второе

  
   Сцена 7
  
   Та же аудитория, что во второй сцене. В окна бьёт солнечный свет. Пять минут до начала лекции. На кафедру, щурясь, поднимается Михаэль. В его руке стопка листов.
  
   Михаэль: (прикрываясь рукой от солнца) Вниманию всех студентов! Объявление от художественного руководителя студенческого театра господина Диготалльфера. (читает) Пробы в студенческий театр отменяются (недовольный гул) и заменяются (вновь оживление) анкетой. Любой желающий попасть в студенческий театр может взять анкету и заполнить её. В анкете помимо ваших личных данных даны три вопроса, на которые я прошу обратить особое внимание. Анкеты будут собраны ровно через сутки, то есть завтра в полдень. Отбор пройдут только 12 человек. С уважением Людвиг Диготалльфер.
  
   После лекции. В коридоре разговаривают Матвей, Пётр, Анна, Мария, рядом стоит Владимир с кубиком Рубика.
  
   Анна: Вы уже прочли, какие в анкете вопросы?
   Мария: (смотря в анкету) Интересно. Он соберёт группу, основываясь только на этих анкетках?
   Матвей: (читает) Вопрос первый: Вы умерли. Вас встречает ангел и предлагает вам подготовить один вопрос, чтобы задать его богу. Какой это будет вопрос?
   Вопрос второй: Перед вами открываются врата, а на месте бога сидит восьмилетний ребёнок. Это вы в детстве. О чём вы его спросите?
   Вопрос третий: Ребёнок говорит вам: здравствуй, боженька. И задаёт вопрос. О чём он вас спрашивает?
   Пётр: У этого Диготалльфера богатое воображение.
   Матвей: Осталось выяснить насколько оно богатое у нас.
  
   Из аудитории выходит замешкавшийся Николай.
  
   Матвей: Хм. Кстати... (Николаю) А где Герман?
   Николай: Я думал, он с вами.
   Пётр: Он уже куда-то убежал. Он что-то увлёкся алхимией. Читает Парацельса и изучает Немую книгу. Странно для филолога. (в шутку) Наверное, хочет получить философский камень. Хотя чёрт его знает!
  
   Николай незаметно уходит.
  
   Мария: А он взял бланк? Вы не видели?
   Пётр: Вообще он собирался.
  
   Подходят Адам и Ева. Адам ест зелёное яблоко.
  
   Мария: (Адаму) Яблоко раздора?
   Адам: Ага, только очень уж кислое.
   Ева: (Марии) Мы пойдём в театр вместе.
   Пётр: Разыграете сценку у Древа Познания?
   Владимир: (вдруг) Старый Дуб.
   Анна: (смотря во двор) Быть может, такое же дерево росло в Эдеме.
   Матвей: В Эдеме скорее уж росли Савойи, если учесть что Адам прожил 930 лет.
   Ева: (Анне на ухо) Неужели и мне столько мучаться?
   Анна: (Еве) Это твой крест.
   Ева: Тогда я не Ева. Я Иисус.
  
  
   Сцена 8
  
   Университетское общежитие. Пётр, Матвей и Николай, позже - Адам, разговаривают. Герман в соседней комнате. День близится к концу. Пахнет жжёным сахаром.
  
   Матвей: Интересно было бы узнать, что сам Диготалльфер ответил бы на эти вопросы.
   Пётр: А как он выглядит? Его кто-нибудь вообще видел?
   Николай: Я видел только его собаку.
  
   Входит горемычный Адам, ложится к себе на постель, лицом в подушку.
  
   Матвей: Адам, надо поговорить.
   Адам: (в подушку) бу-бу-бу
   Матвей: Хочешь, мы их проучим?
   Николай: Contra contrariis curantur. (Противное излечивается противным). Три C.
   Адам: (исступлённо) Не нужно.
   Матвей: Когда меня встретит Бог, там на небесах, я спрошу его: кто тебя выдумал? (стучится в соседнюю комнату, зовёт) Герман!
  
  
   Сцена 9
  
   Вечер того же дня. Солнце уже опочило. Университетское общежитие. В тускло освещённой комнате мальчиков играют в стос на сигареты и мелкие деньги, выпивают. Среди прочих за столом сидят Арнольд и Михаэль. Эдуард дилер.
  
   Михаэль: Ну и что же ты написал туда, Эдуард?
   Эдуард: Что выдумал, то и написал.
   Арнольд: Да ладно! За тебя Ума написала.
   Михаэль: (громко всем) Вот и кадри после этого сестру друга! (все смеются) (надписывает карту, кладёт на неё табачную ставку)
   Арнольд: (дожидаясь своей тальи) Интересно, пройдёт ли кто-нибудь из той четвёрки святош?
   Михаэль: Герман, кажется, даже не брал анкеты. Я посчитал оставшиеся, вышло, что где-то четыре человека на место. Вообще странно, что участвовать может только первый курс.
   Эдуард: Да, а то я бы вам таких тёлочек подогнал... Смотри-ка, выиграла девятка!
   Михаэль: Своими предложениями ты мне напоминаешь Генри Миллера.
   Арнольд: Он немец? (редкие смешки просвещенных)
   Михаэль: Он Бог. А Бог, как говорил Эйнштейн, не играет в кости. Вот и мы тоже...в кости не играем... (надписывает карту)
   Эдуард: Валет! Ты посмотри, а? Везунчик... Везунчик - везу чик (вновь смех).
  
   Михаэль забирает выигрыш, открывает пиво, пьёт, утирает со лба капельки пота. Стук в дверь. В комнате разыгрывается тишина.
  
   Михаэль: Кто там?
   Голос из-за двери: Те, кого не ждут.
   Михаэль: (удивлённо, открывает дверь) Ну что ж, заходите, нежданчики.
  
   Входят Матвей и Пётр.
  
   Эдуард: Вы случаем не бить нас пришли?
   Арнольд: (порядком нагрузившись) Оп-па, никак апостолы навестили эту дыру разврата!
   Пётр: Позвольте поставить карту.
  
   Эдуард: улыбнулся и молча поклонился, в знак согласия. Он неплохо имел с этого дела.
   Арнольд: Постойте, но ведь моя очередь играть!
   Михаэль: Арнольд, уймись. Не так часто у нас бывают такие гости.
   Арнольд: Просто от него пахнет евреем.
   Пётр: Пусть тоже играет. Можно же вдвоём? (надписывает мелом ставку над своей картой, кладёт на неё мелочь)
   Матвей: Заткнись, Арнольд. Ты знаешь, что у меня язык может и развязаться.
   Арнольд: (подавленно пьяно) Но тебе никто не давал права пользоваться.
   Матвей: Давал. Ты сам.
   Эдуард: Ребят, вы о чём?
   Матвей: А вот как раз тебе, жалкий болтливый евреишко, тебе никто не давал права издеваться над бедным Адамом (берёт его за воротник рубашки). И вообще, почему ты ночью в общежитии, когда Что с тобой сделает папа, когда узнает, чем ты здесь занимаешься?
   Михаэль: Э-эй, потише. Мы же и наказать можем.
   Матвей: Потише? А если бы тебе группа старшекурсников подарила резиновую бабу и заставила гулять с ней по всему университету, тогда бы ты что сказал? (Эдуарду) Чего ты стоишь? Мы пришли играть в карты.
   Эдуард: (тихо, боясь разозлить Матвея) А разве это не грех?.. (поправляет чёлку)
   Матвей: Карты по сравнению с твоим рождением - это самый ничтожный грех.
   Пётр: (с вызовом) Вы бьёте мою карту или нет?
  
   Эдуард метает. Тройка Петра выигрывает.
  
   Михаэль: Позвольте поинтересоваться, где же ваш закадычный друг Герман? Он, бывало, навещал нас. И даже выигрывал.
   Эдуард: (про себя) Чёрт бы его взял.
   Матвей: Нынче он кое-чем занят.
   Эдуард: (недовольно) Семёрка выигрывает.
   Матвей: Можно теперь мне поставить? Туз.
   Пётр: Нет, Матвей. Ты что, Пушкина не читал?
   Арнольд: Великий русский пейсатель.
   Матвей: Пусть будет туз.
   Эдуард: Ставки приняты.
  
  
   Сцена 10
  
   Студенты толпятся в коридоре у доски со списком набранных в театральную группу. Расстроенные и радостные студенты медленно разбредаются. Эдуард целуется с Умой. Владимир играет в змейку Рубика, проходит мимо.
  
   Эдуард: (Владимиру) Эй, блаженный! Ты хоть знаешь, что ты прошёл?
   Владимир: Ты что-то путаешь.
   Эдуард: Шила в мешке не (переделывая ударение для рифмы) утаишь.
   Владимир: Тебе надо было стать поэтом.
   Эдуард: Уже есть один. (подводит Владимира к доске) Видишь своё имя?
  
   Владимир смотрит на столбец имён, молчит, сбирает змейку Рубика.
  
   Эдуард: Владимир, у тебя когда-нибудь была девушка?
  
   Владимир молчит, сверля пол дрелью взгляда. Эдуард берёт левую руку Владимира, которая не хочет отпускать змейку и кладёт её на правую грудь Умы. Та смеётся.
  
   Эдуард: Ну, как?
   Владимир: (не уверенно бормоча) Я тебе сто раз говорил, что башмаки снимают каждый день. Надо было меня слушать.
   Эдуард: (выходя из себя) Что?! Что ты говоришь?! (даёт Владимиру пощёчину) Идиот!
   Ума: Оставь его, Яков.
   Яков: (поправляя чёлку) Я не позволю какому-то недоноску издеваться надо мной!
  
  
   Сцена 11
   Сон второй
  
   Аллея Университетского парка, упирающаяся в вековой дуб. Теплый сухой ветер. За час до заката. Идут Анна и Пётр.
  
   Анна: Возьми меня под руку, так всегда ходили моя бабка с дедом. (берутся)
   Пётр: Вас воспитывали дедушка с бабушкой?
   Анна: Они были нам хорошими родителями, лучше, чем бывают настоящие. Бабка была русская медсестра, а дед немец, фашист, он прошёл всю войну, и долго ещё мучился коллективной виной. Ушёл в веру. Наверное, именно поэтому нас с Марией отдали в семинарию. Отец хотел через нас замолить свои грехи. Потом курс ещё мы проучились в медицинском. А в год, как нам исполнилось 18, они по очереди умерли, будто дождавшись нашего совершеннолетия, чтобы мы не попали в чужие руки...
   Пётр: Извини.
   Анна: (щурит глаза) Что ты чувствуешь?
   Пётр: (понимая тонкость интимности) В области левой руки - ничего.
   Анна: (обиженно) Ты не находишь в этом...
  
   Подходят к вековому могучему дубу, у которого, облокотившись спиной к стволу, сидят Николай, Матвей и Мария.
  
   Пётр выпускает руку Анны, здоровается. Садятся на траву.
  
   Матвей: (сквозь зубы) Ну, здравствуй друг.
   Пётр: (не замечая Матвея) А где Герман?
   Николай: Он у Розенталя. Они, кажется, играют в шахматы.
   Матвей: (с ненавистью) Куда там. Шах и мат.
   Мария: Анна, мы прошли. Все вместе.
   Анна: И Ева с Адамом?
   Мария: Да. И Герман. Только Саша не прошла.
   Николай: Да много кто не прошёл. Хотя в группу набрали пятнадцать человек вместо двенадцати.
   Николай: Мне виделся сон.
   Анна и Мария: Расскажи!
   Матвей: (про себя, с усмешкой) Ну давай, давай...
   Николай: Я видел бездетное серое небо. По холодной земле вереницей, закованные в кандалы, шли люди, одетые как в средние века. Там был король, судья, монах, крестьянская девушка, земледелец. Это легко было определить по их одежде. Они шли за старухой в чёрном саване. Вереницу заключал юноша, но уже без кандалов, и маленькая девочка, которая шла чуть поодаль него и всё причитала на латыни "Respice post te! Heminem te memento!", что означает "Обернись! Помни, что ты - человек!" Эти люди проходили поле расцветших тюльпанов, проходили песчаные барханы и пришли к стае ворон, клюющих зерно. У большой мраморной статуи стоял бородатый скульптор, который, видимо и высыпал зерно. Когда я посмотрел на его руки - сон кончился.
   Матвей: (про себя) Очередной красивый бред.
   Мария: Сегодня же мы устроим спиритический сеанс.
   Анна: Ты смотрел сонник?
   Матвей: Какой сонник?! Ему нужно к доктору.
   Мария: (с укором) Матвей...
   Пётр: Пойдёмте к театру. Пора.
  
  
   Сцена 12
   Занятие первое
  
   Пыльная заброшенная пристройка, отведённая под студенческий театр. Видно, здесь давно не проводилось занятий, но нет, не видно ничего, ибо свет ещё не включили. Как бы не сгнили провода. Михаэль открывает дверь. Слышится шорох ключей, группка из двадцати человек входит в пыльный храм имени Великой Ветхости. Включив свет, видят: дугой стоят пятнадцать стульев, перед ними чуть поодаль стоит стол на толстом дереве.
  
   Михаэль: Садитесь. Господин Диготалльфер сказал, что нужно будет войти в помещение и сесть по местам.
  
   Рассаживаются. Молчат. Ничего не происходит.
  
   Елена: Красавчик, ты хоть знаешь, как он выглядит?
   Мария: А ты думаешь, он среди нас?
   Михаэль: Я получал от него только письма.
   Эдуард: (смело) Это я - старый хрыч Диготалльфер! Не признали? (смеётся)
   Анна: (указывая пальцем на стол) Посмотрите, там кто-то лежит.
  
   Все обращают внимание на стол. На столе лежит человек немалых размеров лицом вверх.
  
   Анна: И не дышит...
  
   В воздухе томится растерянность и тишина. Эдуарда трясёт от страха.
  
   Елена: Ну что мы сидим? Надо же что-то сделать!
   Артур: Каждую секунду умирает четыре человека.
  
   Елена не выдерживает и подбегает к столу, начинает трогать лежащего человека.
  
   Елена: (обернувшись, кричит) Он мёртвый! Кто-нибудь, позовите врача!
  
   За её спиной со стола встаёт человек.
  
   Человек, которого назвали мёртвым: (густым, глубоким голосом) В 1949 году на сцене умер талантливый русский актёр Борис Добронравов, исполняя роль Царя Федора. Меня зовут Людвиг Диготалльфер. Я художественный руководитель этого вновь родившегося студенческого театра.
   Диготалльфер: (окинув всех взглядом) Наши занятия будут проходить в необычной форме, и она, на мой взгляд, самая продуктивная. До конца дойдёт не каждый. Именно поэтому я набрал чуть больше человек, чем собирался. Кроме прочего, для вас не должны звучать дикими фамилии Чехова и Брехта, Йоста и Станиславского.
   Сегодня наше первое занятие. Я бы хотел узнать, что это за коллектив. Поэтому мы сыграем в игру. Расставьте стулья в форме круга. (расставляют)
   Игра называется, "полюби ближнего". Вы все закроете глаза. Я буду проходить мимо вас. И кого я коснусь рукою, должен будет открыть глаза. Дальше я укажу пальцем на любого другого человека. И тот, кого я коснулся, должен будет сделать выбор: убить или помиловать, но при этом умереть. То есть (Герману) если я до вас, юноша, коснусь рукою, и покажу на (Елене) эту девушку, (Герману) вы должны будете либо сидеть, не двигаясь, что будет означать смерть девушки, либо встать, что будет означать смерть вашу. Третье го не дано. Таким образом, мы выявим победителя, который от меня получит маленький приз.
  
   Игра началась. Свободных мест становится всё больше. Всё происходит в полном молчании. По очереди из игры выходят Михаэль, Пётр, Вероника, Мария, Анна, Владимир, Адам, Ума, Матвей, Николай, Елена, Артур. После каждого ушедшего, Диготалльфер цифрой объявляет количество "живых". В итоге на стульях остаются сидеть Арнольд и Герман. Диготалльфер проходит лишний круг и касается рукой Арнольда, который выбивает из игры Германа и становится победителем.
  
   Диготалльфер: Ну что ж, на сегодня занятие окончено. Попрошу Арнольда остаться у себя, остальные свободны. Следующее занятие ровно через неделю в то же время. И без опозданий.
  
  
   Сцена 13
  
   Место действия то же, что и в 9-ой сцене. Комната пуста. Беспорядок. В комнату вбегает Михаэль и, спеша, что-то ищет. После тщетных поисков, вытаскивает нагрудный крест и целует его. Продолжает искать - находит, собирается выйти. Входит Арнольд.
  
   Михаэль: (испуганно) О! Ты где был?
   Арнольд: У Диготалльфера. Слушай, Михаэль, мне нужно поговорить.
   Михаэль: Арнольд, извини, я опаздываю. Давай потом.
   Арнольд: Да я просто хотел тебя о кое-чём попросить.
   Михаэль: Ну если это не на долго.
   Арнольд: Нет, просто мы тут с отцом, может, на неделю выберемся. Я бы хотел попросить тебя присмотреть за Вероникой.
   Михаэль: А, да, хорошо! Ну всё, бывай. (уходит)
   Арнольд: (один) М-да... (сжимает губы и веки) И откуда... ах, да - анкета! (достаёт из ящика фотографии, рассматривает их, беззвучно плачет)
  
  
   Сцена 14
   Сеанс первый
  
   Место действия то же, что и в 5-ой сцене. Время: час ночи. Через открытое окно комнату заливает лунный свет. Горят свечи. Посреди комнаты стоит круглый стол для спиритического сеанса. На нём спиритический круг. За столом сидят Мария, Анна, Пётр, Николай и Матвей. Анна нагревает над свечой спиритическое блюдце, кладёт его на спиритический круг. Мария в роли медиума.
  
   Мария: (кладя на стол распечатанный на листе портрет Зигмунда Фрейда) Положите кончики пальцев на блюдце, так, чтобы ваши пальцы касались пальцев, сидящих рядом, замыкая круг. Сильно не надавливайте. Так. Теперь все вместе повторяем фразу "Дух Зигмунда Фрейда приди!"
  
   Все повторяют раз, другой. Ничего не происходит.
  
   Мария: Ещё раз. Дух Зигмунда Фрейда приди!
  
   Вновь никаких изменений, лишь в комнату сильнее задул ветер.
  
   Николай: Я же говорил, что не верю в такие штуки.
   Мария: Иногда приходится вызывать дух и час, а иногда они и вовсе не приходят. Но сегодня полнолуние... - это благоприятствует. Давайте ещё раз попробуем.
  
   Все вместе: Дух Зигмунда Фрейда, приди!
  
   Никаких изменений.
  
   Матвей: Это становится уже смеш...
  
   Блюдце под пальцами девяти рук чуть приподнялось над плоскостью стола. У юношей загорелись глаза. Комната наполнилась.
  
   Мария: Сначала я задам три вопроса, потом - могут спрашивать остальные. (Духу) Здесь ли дух Зигмунда Фрейда?
  
   Стрелка блюдца указало на "да".
  
   Мария: Являешься ли тем, кого мы вызываем?
   Стрелка блюдца: да
   Мария: Согласен ли ты отвечать на наши вопросы?
   Стрелка блюдца: (слегка подумав) да
   Мария: В каком году родился Зигмунд Фрейд?
   Стрелка блюдца: (медленно перемещаясь под пальцами) 1... 8... 5... 6
   Мария: Он не врёт. Николай, спрашивай его.
   Николай: Дух Фрейда, Скажи, о чём был мой сон, который я видел прошлой ночью?
   Дух: (собирая по буквам) об убийстве
   Николай: О каком убийстве?
   Дух: темном
   Матвей: (решительно) Кто будет убит?
   Дух: нет
   Мария: (Матвею) Повтори вопрос.
   Матвей: Кто будет убит?
   Дух: нет
   Мария: (спокойно) Дух Фрейда, ответь. Об убийстве какого человека идёт речь?
   Дух: арнольд
   Пётр: Мы может этому как-то помешать?
   Дух: нет
  

Пауза.

   Мария: Спасибо, Дух. (переворачивает блюдце и три раза стучит им о стол) Мы отпускаем тебя, Дух Зигмунда Фрейда.
  
  
   Сцена 15
  
   На следующий день. Университетская столовая. За столом сидят Михаэль и Арнольд с друзьями. Под столом пьют красное вино. За соседним столиком Эдуард с девушками. К Арнольду подходят Пётр и Матвей.
   Пётр: Арнольд, надо поговорить.
   Арнольд: (дожёвывая кусок белого хлеба) О-хо-хо! Пришёл однорукий бандит! Ну что ж, пойдём выйдем.
   Матвей: Нет, Арнольд, ты не правильно понял. Нам надо просто поговорить.
   Арнольд: (смущённо) Эм... а почему мы не можем поговорит при всех? У меня нет секретов.
   Эдуард: (встревая) У него нет секретов.
   Пётр: (убедительно) Это очень важно. Это касается тебя.
   Арнольд: (сглотнув слюну) Ну хорошо.
  
   Выходят за дверь столовой. Слышны глупые смешки девушек за столом Эдуарда. Пётр не знает, как начать.
  
   Пётр: Арнольд, в общем, тебе угрожает смерть.
   Арнольд: (искренне) Чего?..
   Матвей: А того, что тебе немного осталось, если ты чего-то не понимаешь.
   Арнольд: Что за чушь?! Откуда вы взяли этот бред?
   Пётр: Николаю приснился вещий сон. Мы вчера были на спиритическом сеансе, и дух Зигмунда Фрейда сказал, что тебе грозит смерть.
   Арнольд: (возбуждённо) Вещий сон, спиритический сеанс, Зигмунд Фрейд - неужели вы думали, что я поведусь на такие шутки?! (плюёт под ноги и уходит)
   Пётр: Не поверил...
   Матвей: Да... плохая идея была рассказывать ему о спиритическом сеансе.
   Пётр: Ну, может, всё ещё обойдётся. Николай сказал, что не верит в это, или просто боится верить.
   Матвей: Ну и чёрт с ним!
   Пётр: Да он сам, как чёрт. Пойдём на латынь. Время.
   Матвей: Постой... я хотел поговорить.
   Пётр: Да, я знаю.
   Матвей: Я не хочу ссориться, Пётр. Только скажи: ты любишь Анну?
   Пётр: Мне она симпатична.
   Матвей: Симпатична. Гкхм. То есть не любишь?
   Пётр: Мне приятна её компания.
   Матвей: Называй вещи прямым языком. Ты просто не прочь бы с ней переспать, верно?
   Пётр: Можно сказать и так.
   Матвей: А я люблю её, Пётр.
   Пётр: Слушай, пусть выбирает сама.
   Матвей: Да... пусть выбирает.
  
  
   Сцена 16
   Занятие второе
  
   Место действия то же, что и в 12-ой сцене. Идеальным кругом расставлены четырнадцать стульев. У стола стоит Диготалльфер со слепым старым псом. Студенты рассаживаются.
  
   Диготалльфер: Добрый вечер, студенты. Вечера становятся всё длиннее, темнее и холоднее. Но нам это только на руку.
   Мария: Господин Диготалльфер, можно поинтересоваться, а где Арнольд?
   Диготалльфер: Его больше не будет с нами
   Мария: Почему?
   Диготалльфер: Потому что он не расслышал названия игры, в которую мы играли на прошлом занятии. Нам нужны глухие актёры? Не нужны. Вопросы ещё есть?
   Мария: Нет.
   Диготалльфер: Так вот. Сегодня ваше второе занятие, на котором вы узнаете свою смерть. Я научу вас дружить со страхом. Дружить со страху. (улыбается) Шутка. Вы филологи; наверное, слышали, что многие писатели предсказывали свою смерть. На самом деле, всё довольно просто. Вы погружаетесь в себя, представляете свою смерть и рассказываете нам то, что вы видите. Чтобы вам было проще, я буду задавать наводящие вопросы. Кто захочет рассказать, просто начинает говорить. Потом следующий и так далее. Всё ясно? (молчание) Ну вот и отлично. Тогда - приятных ощущений.
  
   Диготалльфер выключает рубильник света. Остаются гореть только свечи, стоящие в разных углах, которых не было заметно. Полная тишина. Никто не решается быть первым. Но тишина рушится.
  
   Матвей: Я вижу муки. Я уже стар и меня пытают. Их много.
   Диготалльфер: Где всё происходит?
   Матвей: Какая-то сухая земля. Я ни разу не видел этого места.
   Диготалльфер: Это Ад?
   Матвей: (чувствуя под веками боль) Нет, не ад. Здесь голубое небо.
   Диготалльфер: Что именно делают эти люди?
   Матвей: Они срывают с меня одежду, тычут в живот вилами, выкалывают мне глаза. Это дикие люди.
   Диготалльфер: (понимающе) Достаточно.
  
   Залаяла собака, видно, чего-то испугалась. Диготалльфер быстро угомонил её, положив руку ней на спину.

Пауза.

  
   Пётр: Я нахожусь в воде вверх ногами. Вода солёная, будто выплаканная слезами. Я молюсь. Молюсь и задыхаюсь. На воде стоят люди и смеются над моей смертью, но кто-то плачет.
   Диготалльфер: Во что вы одеты?
   Пётр: О, на мне очень много одежды, я путаюсь в ней. И мне кажется, что я задыхаюсь больше не от воды, которая заполняет мои лёгкие, а от одежды.
   Диготалльфер: Спасибо.
  

Длинная пауза.

  
   Михаэль: Я вижу морг. Там холодно и влажно. По лестнице спускается мой седой отец. Он подходит ко мне, то есть к моему трупу и открывает моё лицо...
   Диготалльфер: Какое у него выражение лица?
   Михаэль: Испуганное. Он прикрывает рот рукой. Наверное, чтобы не вывалился крик.
   Диготалльфер: Благодарю вас.
  

Пауза.

  
   Елена: Мне назначили свидание. В маленькой комнате. Я никогда там не была. Я иду на него по каким-то тёмным коридорам, там я встречаю несколько ребят. Они предлагают сыграть в карты, настойчиво. Они уговаривают меня. Я вновь отказываюсь. Очень темно. Ночь. Я иду и у меня начинается паника. Потом я встречаю его.
   Диготалльфер: Кого?
   Елена: Того, с кем договорилась о свидании.
   Диготалльфер: Как он выглядит?
   Елена: У него чёрные волосы. Как смоль. Он улыбается так красиво и загадочно и у меня мороз идёт по коже. А потом... Боже!
   Елена закрывает ладонями глаза, начинает всхлипывать, всхлипы перерастают в рыдания и она выбегает на улицу.
  
   Диготалльфер: Не обращайте внимания, продолжайте.
  

Пауза.

  
   Николай: Зима. Я прихожу мимо дворовых ребят. Одного из них я их знаю. Он младше меня лет на пять. Слабенький, щуплый мальчик - Андрей. (думает)
   Диготалльфер: Что происходит дальше?
   Николай: Мм... один бугай толкает его в грудь, другой ставит подножку, и Андрей падает на снег. Они пинают его ногами.
   Диготалльфер: А что делаете вы?
   Николай: Я смотрю... нет - я подхожу и пытаюсь заступиться, но у меня ничего не получается. Я падаю на землю от сильного удара в затылок. Они окунают меня лицом в грязный дорожный снег. Я лежу и... плачу.
   Диготалльфер: Достаточно.
  

Пауза.

   Мария: Я стара. Стара и одинока. О мою ногу трётся кошка.
   Диготалльфер: Где вы находитесь?
   Мария: О, это пригород... Я сижу на лавочке и слушаю радио, а об мою ногу трётся кошка. Мне видна река и я смотрю на её течение. Тут по радио передают какие-то страшные новости.
   Диготалльфер: Война? Катаклизмы?
   Мария: Нет, какое-то всеобщее разрушение. Сразу после новостей я услышала звуки храма, службы, читали Евангелие.
   Диготалльфер: Всё?
   Мария: Всё.
   Диготалльфер: На сегодня достаточно. Всем спасибо. Жду вас ровно через неделю.
  
   Все, измученные, выходят из университетской пристройки - студенческого театра. Эдуард, видимо уставший меньше, пробует плоско шутить, но никто даже не улыбается. У всех на душе - бетон. Одни уезжают домой. Другие плетутся к главному входу, обходя здание Университета.
  
  
   Сцена 17
  
   Вечер того же дня. У главного входа Адама встречает старомодно одетая мать. Она кудахчет над сыном, вызывая у всех отвращение, особенно у Евы, которая проходит, не здороваясь.
  
   Эдуард: (выглядывая из окна) Неужто нашего маменькиного сыночка навестили?
   Адам: (кричит вверх) Отстань, Эдуард. (матери) Не обращай внимания. Это мои друзья шутят...
  
   Раздаётся крик. Один и второй. По университетской толпе пробегают вопросительные шепотки.
  
   Владимир: Кто здесь? Кто кричал?
   Мария: (выбегает на улицу, кричит) Арнольд скинулся с балюстрады!
   Эдуард: (из окна, шокирован) Что-о?!
   Розенталь: Всем сохранять спокойствие и разойтись по комнатам! Близких друзей я прошу спуститься на первый этаж!
   Артур: Современный человек получает в день в 5 раз больше информации, чем 30 лет назад.
   Владимир: (слышит крики у Дуба, качает головой) Это слишком для одного человека...
  
  

Конец второго действия

Действие третье

   Сцена 18
  
   Михаэль и Матвей роют могилу в дальнем углу университетского парка. Пётр стоит рядом, сморит в яму.
  
  
   Матвей: А зачем мы роем здесь могилу? Так захотел его отец?
   Михаэль: Вроде бы так. Декан сказал, что нужно бы выкопать...
  
   Молчание. Роют.
  
   Пётр: Господи, как же грустно...
   Матвей: Быть или не быть.
   Михаэль: Ума не приложу, как это случилось.
   Матвей: Это случилось случайно.
   Пётр: Мы говорили ему...
   Михаэль: Да ладно... Кому как не тебе радоваться его смерти?
   Пётр: Я... может быть, любил его больше всех.
   Матвей: Пфф... Жаль, что ты не можешь рыть.
   Пётр: Да, я не могу рыть. Но любить я могу.
   Матвей: (про себя) Уж вы-то горазды с Николаем на любовь. (вслух) Я жутко хочу пить. (Петру) Принеси воды.
   Михаэль: (размышляя) Будто Арнольда под конец жизни решила побаловать судьба. Прошёл в театральную группу не имея никаких способностей. Наконец-то нашёл себе девушку. Даже в карты стал выигрывать... как будто та дама пик была его последним утешением.
  
   Роют. Подходит Доктор Розенталь. Даёт попить Матвею. Молчит.
  
   Матвей: Доктор, что вы скажете?
   Розенталь: А что я могу сказать? Что-то банальное? Пути господни неисповедимы? Смерть нельзя заполонить словами.
   Михаэль: Громкие слова, доктор. А чем же можно?
   Розенталь: Жизнью.
   Михаэль: Жизнью? А что вы скажете отцу Арнольда, который похоронил и жену и своего единственного сына?
   Розенталь: Михаэль, я похож на мёртвого человека?
   Михаэль: (молчит) Просто скажите: Зачем?
   Розенталь: Михаэль, я похоронил сначала своих родителей, а потом всю свою семью. Жену с тремя маленькими детьми. У меня отобрала их война, в которой никто не знает, что происходит. И знаешь, что мне сказал мой духовник? Он сказал: если вы хотите умереть - умирайте, но знайте, что на свете есть хотя бы один человек, которому вы можете помочь выжить. И эти слова я запомнил на всю жизнь. Я начал изучать историю в надежде разобраться в своей жизни. Одновременно я стал искать свою семью. Я искал её во всём. И знаешь, скольким людям я помог за время этих поисков? Но новой семьи я так и не приобрёл. и всё же я до сих пор ищу ответ на единственный вопрос всей своей жизни: Зачем?
  
   Михаэль бросает лопату. Садится в яму. Мнёт руками землю. Пётр уходит. Доктор Розенталь, постояв с минуту, уходит вслед за Петром. Матвей берёт лопату и продолжает копать.
  
  
   Сцена 19
  
   Вечер того же дня. За окном серость. В женской комнатке общежития сидят Вероника, Ума и другие девушки. Вероника плачет.
  
   Ума: (расплетая косы) Хватит, Ника. Пора успокаиваться.
   Вероника: (плача) Да-да... сейчас.
   Ума: Слёзы - это не горе это вода солёная. Горе не выплачешь.
  
   Входит Михаэль. Взглядом просит оставить его наедине с Вероникой. Все выходят. Михаэль закрывает дверь.
  
   Михаэль: Не убивайся так. Ничего не вернёшь. Знаю, что это стандартные слова, но я ничего больше не могу сказать. (обнимает, гладит по спине) Он был классный парень, пусть где-то и вспыльчив. Но жизнь не заканчивается.
   Вероника: Я знаю... Просто не могу поверить в его смерть.
  
   Михаэль прижимает к себе, целует в губы.
   Вероника: (тихо) Зачем это?..
   Михаэль: Это чтобы было легче. Расслабься.
  
   Михаэль начинает целовать её руки, шею, спускается ниже, расстёгивает рубашку: целует плечи, грудь.
  
   Вероника: Не надо. (закрывает глаза) Пожалуйста, Михаэль.
   Михаэль: Тсс...
   Вероника: Не надо... Нет, нет.
  
   Михаэль поваливает Веронику на кровать. Целует, рукою трогает за грудь. Лёжа расстёгивает штаны. Задирает Веронике юбку.
  
   Вероника: Михаэль, Михаэль, ты что? Я не хочу. Прошу, не надо.
  
  
   Сцена 20
  
   Тот же вечер. Мужская комната общежития. Матвей играет на гитаре что-то неотвратимо грустное, Анна поёт. Ощущение гармонии. К комнате подходит Пётр с сухой левой рукой. Анне и Матвею становится стыдно за интимность сцены.
  
   Анна: Добрый вечер, Пётр.
   Пётр: (схмурив брови) Да... добрый. (Матвею) Отец Арнольда сказал, что не будет хоронить сына здесь.
   Матвей: Как не будет?
   Пётр: (расстроенно) Да вот так. Мне пора. (уходит)
  
  
   Сцена 21
  
   Место действия то же, что и в 6-ой сцене. Сумерки. К дереву подходит Пётр и обнимает его, прикладываясь ухом к могучему стволу. Спустя несколько минут к дереву подходит Владимир и молча садится, собирает кубик Рубика. Пётр оборачивается и садится рядом.
  
   Пётр: Привет, Владимир.
   Владимир: Здравствуй, Пётр.
   Пётр: Ты не видел Германа?
   Владимир: Мы сидели здесь, потом были в парке.
   Пётр: Вы всегда молчите или о чем разговариваете?
   Владимир: Мы говорили об Иуде.
   Пётр: Об Иуде? И что сказал Герман?
   Владимир: Он сказал, что смерть Иуды должна была положить традицию вешать людей на осинах, а не на реях.
   Пётр: Да, это на него похоже. И что - виновен Иуда?
   Владимир: Апокрифы говорят - что нет. Что это Иуду распяли на кресте, а потом апостолы разнесли весть, что Иисус воскрес.
   Пётр: Какая красивая звукопись: Христос на кресте и Христос воскрес. Знаешь, я не верю апокрифам.
   Владимир: Одни люди пишут Библию, чтобы ей верили, другие пишут апокрифы, чтобы ставить её содержание под вопрос.
   Пётр: (шутя) А была вообще осина или нет? Осина - осень - осенять... (увлёкшись) Был Иуда или нет? Тогда был ли Иисус? А Бог? И есть ли? Это всё апория.
   Владимир: Из осины делают спички.
  

Пауза.

   Владимир: Ты обнимал дерево.
   Пётр: Да, я задумался. Я вдруг понял, что люблю человека, от любви которого всегда отказывался. (Владимир начинает собирать кубик Рубика) Я ревновал. Мне стало грустно. И я пришёл сюда... (замечая, что Владимир не слушает) О чём ты думаешь?
  

Пауза.

  
   Владимир: Думаю, что у нас есть время состариться. А Арнольд избавил себя от старости.
   Пётр: Может... его избавили?
   Владимир: Кто это?
   Пётр: Нет-нет...
   Владимир: Скажи это, даже если это неправда.
   Пётр: Германа никто не видел в тот вечер. Ни Мария, ни Николай, - никто. Я понимаю, что это не он, что он не мог, да, но эта мысль меня не покидает.
   Владимир: (уходя в себя, бредя) Уже теперь время течет по-другому. Солнце сядет, взойдет и луна, и мы уйдем... отсюда...
   Пётр: Владимир? Владимир!
   Владимир: А?
   Пётр: Мне пора.
   Владимир: Посиди ещё чуть-чуть.
   Пётр: Нет. Не могу.
   Владимир: (отвлечённо) Весь вечер мы сражались своими силами. Теперь этому конец. Уже настало завтра.
  
   Пётр уходит. Владимир сидит у дерева и разговаривает сам с собой.
  
  
   Сцена 22
  
   Место действия то же, что и во 2-ой сцене. В шумную аудиторию входит Доктор Розенталь. Восстанавливается хрустальная тишина.
  
   Розенталь: Сперва я хотел бы сделать пару объявлений. В связи с последними событиями, к нам на факультет приглашена комиссия для расследования смерти Арнольда Гингера. Поэтому прошу всех соблюдать спокойствие, и - никаких ночных блужданий по зданию. Кроме того, могут потребоваться показания некоторых ребят. Будьте готовы. Итак, записывайте...
   Мария: (встав) Доктор Розенталь, можно вопрос?
   Розенталь: Да, конечно.
   Мария: Это было самоубийство?
   Розенталь: (решительно) Честно говоря, я не должен вам об этом рассказывать, но всё-таки вы имеете полное право знать истину. Скорее всего, Арнольду Гингеру кто-то помог.
   Мария: Это был студент?
   Розенталь: Это неизвестно. Потому сюда и послали комиссию. Дело тёмное. Будьте осторожны.
  
  
   Сцена 23
   Занятие третье
  
   Место действия то же, что и в 12-ой сцене. На улице ливень. 13 стульев расставлены в 3 ряда. Один стул стоит напротив всех и составляет собой подобие театральной сцены. На него направлен свет. Студенты занимают все 13 мест. Диготалльфер опирается руками на спинку 14-ого стула. Рядом сидит его слепой пёс.
  
   Диготалльфер: Кого-то не хватает?
   Михаэль: Да, Елены. Но она должна прийти.
   Артур: В среднем человек тратит две недели своей жизни на поцелуи.
   Николай: Reducio ad absurdum. (Сведение к абсурду). 
   Диготалльфер: (с упрёком) Barbam video, sed philosophum non video. (Вижу бороду, но не вижу философа).
  

Пауза.

   Диготалльфер: В таком случае: приступим. Мне нужен доброволец, которому не жалко своей жизни.
  
   Тишина. Проходят бесконечные семь секунд. Поднимается рука.
  
   Диготалльфер: Очень смело, юноша. Садитесь на этот стул.
  
   Вызвавшийся студент садится, гладит пса. Тот принюхивается, отворачивается и отходит. В помещение вбегает Елена.
  
   Диготалльфер: (Елене, холодно) Вы опоздали. Прошу вас выйти.
   Елена: Но, господин...
   Диготалльфер: ...и больше не возвращаться.
  
   Елена выходит, хлопает дверью.
  
   Диготалльфер: (стоя за спинкой стула, хладнокровно) Сегодня мы "разыграем" вербальные похороны. Представьте, что этот человек мёртв. Каждый из вас встанет на моё место и скажет прощальную речь, некролог этому человеку. Я вижу: всем всё ясно. Желающий просто заходит за спинку стула и начинает говорить. Потом выходит следующий.
  
   Встаёт Матвей. Медленно подходит.
  
   Матвей: Он говорил, что во мне желания познания больше чем любви. Он не терпел мою вспыльчивость, он учил, как быть сильнее себя самого. Он говорил только обо мне, как будто я был его сыном. Да мы все были его сыновьями. Он был сильнее каждого из нас, и очень любил. Потому что, чем человек сильнее - тем он крепче любит слабых. От меня ушёл очень близкий человек. Ушёл отец.
  
   Матвей уходит. На его место встаёт Николай.
  
   Николай: Этот человек умел быть в двух местах одновременно, быть везде и нигде. Быть другом и соперником, полезным советчиком и умелым спорщиком. Он хоть и был немногословен, немного сломлен этим миром, в котором ему, такому романтику и мечтателю, было сложно, но каждое его слово имело значение, вес. Его ждали Там. И ждал Он. Он ждал его как сына. Я точно знаю это. И не просто так сейчас льёт дождь. Requiescat in pace. (Покойся с миром.)
  

Уходит. Пауза.

  
   Мария: Да что таить? Я любила его. (текут слёзы) Его холодные руки, которые никогда не касались моих. Его тёплый голос, который касался струн моего альта. Когда он входил, я чувствовала, что в комнату входит не только он, но и его дух. Его всегда было как будто двое, трое... Беда не приходит одна. Потому что его холод был моей бедой, моим отчаянием (плачет).
  
   Уходит. Встаёт Михаэль.
  
   Михаэль: Хм... Мы не были с ним друзьями, но уважали друг друга. После смерти Арнольда он пришёл ко мне, и мы просто посидели в тишине, и мне стало легче. Он был разным. Он мог зайти и поиграть в карты, а мог пройти мимо и не поздороваться... За то время, что мы с ним были знакомы, я привык к одной вещи. Если я играл в карты, ругался последними словами, на меня находило ощущение, что за спиной стоит человек с угольно-чёрными волосами и записывает каждый мой грех. Вот и сейчас такое ощущение, что он и ныне здесь.
  
   Михаэль уходит. Никто не трогается с мест. Наконец, встать решается Пётр.
  
   Пётр: Однажды он сказал мне, что наши пути рано или поздно разойдутся. Он сказал, что я оставлю его. Я закрыл уши. Но ушёл он и теперь всё это не имеет значения. Я хотел лишь сказать, что он был моим лучшим другом и останется навсегда.
  
   На место Петра встаёт Владимир.
  
   Владимир: Летом мы жили в деревне. У нас было одно детство на двоих. Лет в семь он дал мне книгу. Он сказал, что в этой книге я найду себя. Я прочёл её только через несколько лет, но... (молчание, бредя) Умер Герман. Пусть настанет ночь. У нас поминки. У нас назначена встреча, этим все сказано. Мы не святые, но у нас назначена встреча. Сколько людей может вам ответить так же? (грустно) Человеку не увидеть собственных век. Веки-веки. Во веки! Во веки веков! Вековой... (смотрит на Германа) Герман? (Владимир начинает задыхаться, что-то еще бубнит и, наконец, падает в эпилептическом припадке)
  
  
   Сцена 24
   Сон третий
  
   Чёрная ночь. Николай спит на белых простынях и плачет. От звуков горя просыпается Матвей. Он подходит к Николаю, будит. Тот смотрит испуганными глазами, садится.
  
   Николай: Матвей?
   Матвей: Да.
   Николай: Фуф...
   Матвей: Кошмары?
   Николай: Реальность.
   Матвей: Попей вот.
   Николай: (пьёт воду) Это становится невыносимым. Невозможно. Я вижу тысячи смертей. Тысячи людей, животных и птиц, раз за разом наблюдаю смерти своих дедов и прадедов. Матвей, я вижу войны, войны! Средневековые и атомные. Все мои сны - это апогей зла. Это всё отец...
   Матвей: Хочешь - пойдём к Марии?
   Николай: (не слыша) Я мечтаю увидеть сон, где пели бы птицы, смеялись дети, а по улицам звучала красивая музыка. Да пусть бы хоть люди любились там, на улицах - это всяко лучше насилия. Матвей, я видел очередную смерть. Она очень близко.
   Матвей: Пойдём к сёстрам? Там сейчас Пётр и Герман.
  
   Николай молчит, Матвей помогает ему подняться и одеться. Выходят.
  
  
   Сцена 25
   Сеанс второй
  
   Место действия и обстановка те же, что и в 13-ой сцене. Время: два часа ночи. За спиритическим столом сидят Мария, Анна, Пётр и Герман. Вызывают духов. На столе лежит курительная трубка. В комнату вваливаются Николай и Матвей.
  
   Мария: Что случилось?
   Матвей и Николай: Сон.
   Мария: Садитесь.
   Николай: Я видел смерть.
   Анна: Чью?
   Николай: Какой-то девушки... я не успел рассмотреть.
   Мария: Так, ладно. Давайте опять попробуем вызвать Фрейда.
   Николай: А можно вызвать дух святого?
   Мария: Я боюсь, что нет. Нет.
  
   Вызывают дух Зигмунда Фрейда. Всё повторяется. Поднимается блюдце, Мария задаёт три вопроса. Блюдце вертится.
  
   Мария: Согласен ли ты отвечать на наши вопросы?
   Дух: герман
   Мария: Хм.. Согласен ли ты отвечать на наши вопросы?
   Дух: герман
   Мария: Герман, он хочет, чтобы ты вышел из-за стола.
  
   Герман выходит из-за стола.
  
   Мария: Дух, согласен ли ты теперь отвечать на наши вопросы?
   Дух: нет
   Мария: Почему?
   Дух: герман
   Мария: Герман, тебе придётся выйти, иначе ничего не получится.
  
   Герман выходит из комнаты. Легко закрывает дверь.
  
   Мария: Дух, согласен ли ты отвечать на наши вопросы?
   Дух: да
   Николай: Как бороться со своими сновидениями?
   Дух: подсознанием
   Николай: Хм. Дух, только что мне приснился сон, в нём убили девушку. Я знаю её?
   Дух: да
   Николай: Кто она?
  
   Слышится женский крик. Блюдце замирает, остановившись на букве е.
  
  
   Сцена 26
  
   Несколько дней спустя. Утро. Испепеляющее солнце, сильный ветер. Несколько десятков человек вокруг могилы в конце парка, которую рыли для гроба Арнольда. Идёт похоронная процессия. Михаэль, Герман, Матвей и Эдуард несут гроб, ставят.
  
   Декан и некоторые преподаватели произносят короткие некрологи. Соболезнования родителям погибшей. Чуть поодаль стоят Пётр и Николай.
  
   Николай: Нет, что ты это совпадение.
   Пётр: Чересчур фантастическое совпадение.
   Николай: Я первый дам присягу, что это не он, если придётся.
   Пётр: Я не хочу ничего утверждать. Но ты же помнишь тот рассказ Елены в театре, когда мы представляли свою смерть. Она говорила про свидание и карты. Так и случилось! Её нашли мёртвой, усыпанной колодой карт.
   Николай: Но если бы Германа не попросил выйти дух, он бы оставался с нами.
   Пётр: Тогда, может и убийства бы не было.
   Николай: Пётр трижды отрёкся от Иисуса.
   Пётр: Но я не Пётр.
   Николай: Нет. Ты - Пётр. (отходит ко гробу)
  
   Похороны подходят к концу. Гроб засыпают землёй. Все расходятся, кто-то в слезах. Со стороны векового дуба бежит маленький человек. Он что-то кричит издалека, но нельзя разобрать: ветер уносит слова. Это Артур.
  
   Артур: (запыхавшись) Там, на дереве... висит... Владимир.
   Пётр: (кричит) Что?!
  
   Бегут к вековому дубу. Там уже стоят студенты, шепотки "Блаженный повесился". На верёвке, привязанной к толстой ветке, висит Владимир, зажавший в руках собранный кубик Рубика. Рядом валяется стопка книг. Немая сцена.
  
   Пётр: О Господи!
   Розенталь: Боже праведный... (в толпу) Что же вы стоите? Надо снять его. Может быть, его ещё можно спасти...
   Голос из толпы: Он мёртв.
   Матвей: Что за чертовщина!
   Пётр: (кричит) А где Герман?
   Герман: (из-за спины) Я здесь, Пётр. Я здесь...
  

Конец третьего действия.

  
  
  

Действие четвертое

  
   Сцена 1
  
   Позднее лето. Вечереет. Женщина увядающей красы выходит в длинной размашистой юбке на просёлочную дорогу и кричит вдаль имя сына. Но никто не откликается ей. Женщина идёт дальше и зовёт так, словно играет в прятки: "Герман! Где ты, Герман?".
   На одном из рукавов той просёлочной дороги машина переехала старого лохматого пса. Какое-то время собака лежала живая, и потому вороны, рассевшиеся на изгородях и заборах, терпеливо ждали. Тогда собаку заела тоска опрокинутого в ней одиночества, и она испустила дух.
   Рукав тот топтали сандалиями два мальчугана, один шести, другой семи лет. Они увидели мёртвого пса и стаю голодных красноклювых ворон, забывших про золото. Мальчик по имени Герман (тот, что постарше) взял палку и начал разгонять птиц, а второй мальчик по имени Владимир закрыл глаза и молился.
   Мать Германа, расправив размашистую юбку по всей её длине, увидела сына, бьющего палкой бедных ворон, и крикнула на него. Вороны разлетелись, а мать, не слушая оправданий, на неделю наказала сына.
   Тем же вечером мальчик Владимир подошёл к дому друга и выкрикнул его имя. Из чердачного окошка вылезла смолянисто-чёрная голова Германа, сказала "Сейчас" и спряталась.
   - Лови. - Крикнул Герман и вытянутой рукой скинул в узелке книгу неизвестного писателя. Потому что узнали его только через несколько лет. - Эта книга по тебе, Владимир. Я её не читал, да и мне она не нужна, а тебе пригодится. Да, и ещё: там нет картинок.
  
  
   Сцена 2
  
   У мальчика по имени Николай отец был психологом. За своё короткое детство он привык просыпаться под звук разговора отца с наркоманами и людьми, которых мучают кошмары. Отец был жесток, и, случалось, даже давал добро на самоубийство, если у него было плохое настроение.
   Воображением тот мальчик пытался избавиться от образа отца-антихриста, который поил верящих ему людей оцтом с желчью. Выходом послужили литература и религия. Всё смешалось в голове Николая, и он стал сам переживать судьбы папиных пациентов, лечить их в своей душе и переживать их кошмары, пока не заболел сам.
  
  
   Сцена 3
  
   Был один из ясных сентябрьский дней последнего десятилетия конца XX века. Фрау Гингер развешивала на балконе вещи, стиранные недавно купленной машинкой. У неё было хорошее настроение, и она пела что-то о птицах, которые не хотели улетать на юг.
   Семилетний мальчик Арнольд, её сын, любил играть. Его отец работал пилотом, и Арнольд, ничем не занятый, часто скучал. В тот день он решил позабавить себя и матушку. Увидев на балконе мать, отвлечённую песней про птиц, он подкрался сзади и напугал её.
   Мимо дома, где фрау Гингер развешивала бельё, проходил одногодка Арнольда по имени Матвей. Он очень испугался и даже обмочил штаны, когда перед его носом на дорогу упало женское тело с исковерканным ужасом лицом.
  
   Сцена 4
  
   Невысокий ростом очкарик с толстой книгой под мышкой. Насмешка первоклассников, закрытые глаза матери. Артур собирал из бумаги птиц и животных, вся комната была забита ими. Куда-то спешили поезда за окном, дом у железной дороги, бессонные ночи, болезненная внешность.
   - В сентябре в школу, Артур.
   - Да, мама.
   - Я думала, ты будешь рад.
   - Я рад.
   - Артур, если что-то не так, ты скажи мне.
   - Хорошо, мама.
   - Ну, ладно
   Где отец? Отец машинист поездов дальнего следования, считай, нет отца. Зато вот стопка бумаги, вот книги, вот ещё телевизор. Избавь себя от одиночества.
   Становись сильнее.
   Было какое-то холодное лето, или так только показалось Артуру.
   Наконец, сентябрь. Первые дни в школе. Узнать, найти друзей. Не дать найти в себе изгоя. Но не до того Артуру было, и как-то...:
   - Очкарик, эй, очкарик, а у меня твой пенал! Нужен - отними!
   - Отдай, отдай!
   Без слёз, без жалоб он приходил домой есть подогретый суп и на вопросы отмалчивался, потом - брёл к себе. И за этим семилетним мальчиком скрывались года. Артур, где ты растерял своё детство?
   И вот - первая любовь. Нетерпение, нерешительность, предчувствие провала. А имя такое красивое, как у Гомера. Проходит полгода.
   Наступает Февраль. Терпение, решительность, день святого Валентина. Всего-то маленькая открытка, незаметная даже.
   И тишина в комнате, среди бумажных пароходов, самолётиков и журавлей, частью мокрых и солёных, с расплывшейся клеткой.
  
   Сцена 5
  
   И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землёю, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле.
   И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их.
   И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле.
   Но не могли они размножаться, поскольку были ещё малыми детьми. И звали одного Адамом, а другого - Евою. Вскормлённые молоком Эдемских тварей, они знали язык животных, питались Землёю и питали её. И было так. И увидел Бог, что это хорошо.
   Но однажды, играясь змейкой, Ева захотела обидеть Адама, потому как желание обидеть любящего тебя человека появляется у всех детей. Она подошла к Адаму и сунула ему яблоко и сказала - ешь. Но Адам не любил яблок, да и Бог сказал, что нельзя вкушать плодов этих. Но Ева хотела обидеть Адама и сказала - ешь! И Адам съел, потому что: во-первых, Адам был маленьким человеком и боялся Евы; а во-вторых, он её по-настоящему любил, как не любил и никогда не полюбит ни один мужчина: стар или млад, ибо только любовь Адама понесла самую большую и неотвратимую трагедию человечества.
   И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: где ты? И увидев его, испытал истинный божий стыд, и почувствовал свою слабость. Бог долго думал, и поныне: перед чем Он оказался слабее? Перед человеческой любовью или перед человеческой трусостью. И превратился Бог в газообразное позвоночное.
  

Конец.

  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"