Если нормальному, умному человеку сказать, что существует машина времени, то он с вами пить больше не станет. Однако машина времени существует, так же как существуют путешественники во времени. Первый изобретатель машины времени родился в 4 веке до нашей эры в городе Фокида в Древний Греции, звали его Стагир. Первую часть жизни он был простым ремесленником. После смерти жены увлекся науками, в том числе алхимией. Но местные жители не признавали полезности его изобретений. Под конец жизни он, как пишут историки, сошел с ума и умер. Его изобретения были частью разрушены, частью раскуплены другими учеными. Сам Стагир уверял, что изобрел механизм, с помощью которого можно заглядывать в будущее, прошлое, и не только заглядывать, но и полностью перемещаться при желании в любое возможное время. Соотечественники скептически отнеслись к его заявлениям. По другим сведения, древнегреческого теолога и врача Епаклида, соратника Стагира, он задолго до даты официальной смерти с помощью некоего изобретения, которое сам теолог называет колесницей времени, совершил перемещение в будущее.
Одним из последних изобретателей машины времени стал наш современник 63 летний пенсионер Василий Анатольевич Кожухов. Идея создания машины времени пришла к пенсионеру на заре той эпохи, которую называют Советским Союзом.
Василий Анатольевич трудился токарем на заводе и был вполне доволен своим местом. Пока народные вожди, журналисты и бездельники корчились от жесткого прихода Перестройки, Василий Анатольевич смирно стоял у своего станка. Потом заболела его жена, Василий Анатольевич продолжал неизменно работать. Сын Кожухова, инженер-теплотехник и дочь, учитель истории, подались в спекулянтство, стали торговать на рынке, а Василий Анатольевич продолжал точить, растачивать, сверлить и резать. Умерла жена, стали сокращать рабочих на заводе, вокруг обрушались целые города, продукты исчезали с прилавков. Среди всех этих трагедий, несчастий, обрушений стоял в аккуратной, чистой робе токарь третьего разряда и спокойно делал свою работу. Наконец на улицах появились несовершеннолетние в позорных одеждах, со странными прическами, с серьгами, значками. Юноши пели на иностранном языке, а девушки курили на ходу. Вот тогда-то Василий Анатольевич и решил, начать первые свои эксперименты со временем и пространством. Он пришел домой и ушел в запой.
Спустя сорок дне Кожухов опытным путем установил, сколько водки не бери, рано или поздно приходится возвращаться в настоящее время, и тогда начинается самое неприятное. По улице таких же как он, Василии Анатольевичи, идут в магазин за очередной партией спиртного с отвисшими глазами и дребезжащими конечностями.
Дети, чтобы их одинокий пенсионный отец случайно не потерял трехкомнатную квартиру в центре, переселили Василия Анатольевича в однокомнатную в новом районе на первом этаже. Район был перспективным, отдаленным от автомобильных дорог, жизни вообще, а окна выходили в первозданный сосновый бор. Ко всему прочему сын купил ему новый телевизор с видеомагнитофоном, посредством которого можно было смотреть видеокассеты. Кассета была всего одна и называлась "Назад в будущее", что весьма точно передавало сложившуюся ситуацию в жизни Василия Анатольевича, потому что он как бы весь был обращен к прошлому, а двигался, точнее пятился, в будущее.
С тех самых пор Кожухов решил построить машину времени, поэтому начал собирать кирпичи и тушенку. С кирпичами проблем не было - после рухнувшей Империи этого добра на улице валялось навалу. Вот с тушенкой оказалось все гораздо сложнее. Для ее добычи Василию Анатольевичу пришлось устроиться на недавно открывшейся консервный завод наладчиком. Фирму по производству консервантов под названием "Сонце прогреса" возглавлял бывшей ученик его жены, при жизни, преподававшей в школе русский язык и литературу. Воровать Кожухов умел, но не любил. В прежние времена приходилось воровать инструмент, металл на заводе только за тем, чтобы это добро не успели вперед украсть те, кто наживается за счет таких честных тружеников как Василий Анатольевич. Теперь, таская с завода тушенку и рыбные консервы, он оправдывал свой поступок благородной целью строительства замечательной машины времени.
Порой мы убеждаем себя, что такие, казалось бы, сложные вещи, как, например, строительство машины времени требуют огромных знаний, многих лет труда, исследований. На самом деле, чтобы построить подобную машину, достаточно знать механизм путешествия во времени. Он предельно прост. Возьмите лист обыкновенной белой бумаги формата А4 и шариковую ручку. Нарисуйте жирную-прежирную точку в любом месте на листе. Этот лист бумаги перед вами - ваше время, точка - вы сами. Справа от точки - будущее, слева - прошлое. Допустим, мы хотим переместиться в прошлое. Согните ваш лист так, чтобы точка касалась левого края листа. Сильно проведите рукой по листу и разверните его. Вы увидите, что вместо одной точки у нас получилось две. Одна бледная, еле заметная, другая четкая, но менее жирная, чем прежде. По этому принципу работает любая машина времени, которая когда-либо создавалась человеком.
Трудился Кожухов над своим изобретением тайно, поэтому пришлось отказаться от любого контакта с внешним миром. Скоро он перестал здороваться с людьми, а сыну с дочкой пригрозил, что если он еще раз увидит их спекулянтские морды в своем доме, то надерет им задницы так, как никогда не драл в детстве и машины их иностранные сожжет в огне праведного гнева угнетенного пролетариата. После этого дети с внуками перестали его навещать и даже звонить, что дало Кожухову спокойно заняться своими делами. Меньше чем через полгода половина комнаты была заставлена коробками с консервами, крупами. Кирпичи занимали почти всю кухню и часть коридора. Провода, старая поломанная электрическая техника, куча трухлявого поролона, которые он отыскивал на помойках и свалках, тоже были частью строительного плана, хранились во встроенном в стену платяном шкафу.
Когда последний кирпич был доставлен, последняя банка тушенки заняла свое место, Василий Анатольевич пошел к одинокой старухе, что жила с соседней квартире и попросил по-соседски помочь в оплате по счетам за квартиру, которую он через неделю покинет, так как уезжает к своей сестре в Житомер на неопределенный срок. С работы он тоже уволился, а получение пенсии перевел на сберегательную книжку. Конечно, никакой сестры в Житомере у него не было. Две его сестры давно умерли, как и все его друзья, товарищи, одноклассники.
Кожухов не сомневался, что ему удастся построить машину времени. Как-то осенним днем он в последний раз прошелся по знакомым с детства улицам родного ему города, с ностальгией бросил взгляд на завод, из труб которого уже два года не поднимался едкий дым, вернулся в свою крохотную квартирку на отшибе, запер дверь и принялся за дело.
Вначале нужно было прибить к раме окон плотные занавеси, непроницаемые для света, посторонних глаз снаружи. Потом, замешав цементный раствор, он заложил кирпичами окна и двери. Вентиляцию тоже пришлось замуровать, оставив лишь небольшую отдушину, чтобы воздух мог проникать внутрь. Покончив с этим, он прислушался к образовавшейся пустоте. Несколько минут в ушах звенела тишина, потом с потолка стали просачиваться звуки посторонней жизни. К этому Анатолий Васильевич тоже готовился, хотя лепить на потолок кирпичи было гораздо сложнее.
Через два с половиной месяца все стены, потолок обросли прочным кирпичным скелетом, поверх которого натянулся толстый слой поролона. Материала хватило край в край, и Василий Анатольевич горделиво взирал на свое творение, выковыривая ложкой тушенку из банки, не спеша пережевывая мясо. Звуков почти не стало, если не считать редкое гудение труб, но оно никак не могло повлиять на процесс перемещения во времени. Дальше нужно было соорудить замкнутый контур из проводов, маломощных конденсаторов и некоторых других электрических деталей. Проводов оказалось не слишком много - едва хватило обогнуть дважды комнату по периметру, но этого должно было хватить. Да, расчет Кожухова был прост. Нужно остановить время в отдельно взятой квартире, и пока все остальные граждане с их демократией будут двигаться вперед, Василий Анатольевич останется на одном месте, как путник на обочине. Когда же вся это клоака унесется прочь, следующее за этим прошлое доберется до него, он преспокойно выберется из своей машины времени и окажется в том месте, где нет видеомагнитофонов и импортных машин, где торгаши не стоят на улице с джинсами, заводы не закрывают, продуктов хватает всем, женщины не курят на улице, сопляки не кроют взрослых матом и жива жена, и приятель Толик готовится к зимней рыбалке, хвастаясь японской леской привезенной его братом с Владивостока, которая может выдержать спокойно человеческих вес.
Кожухов каждый день тщательно готовился к встрече с прошлым. Делал физические упражнения, чтобы мышцы не одряхли, придумывал, что скажет своим друзьям, жене, родственникам, давно ушедшим из жизни. Но это в будущем, а в прошлом все они живы и точно не поверят ему, когда он расскажет, что прибыл из будущего. Кроме того в будущем живет тот другой Василий Анатольевич Кожухов, с ним также предстоял длинный, серьезный разговор. В бедном свете сорокавольтной лампы он делал наброски своей речи, с которой должен был предстать как живое чудо перед лицом всего человечества.
"Приветствию вас, дорогие друзья! На дворе 19... (здесь пропуск, так как он не знал наверняка в каком году окажется), это время когда советский человек совершил первое в мире путешествие во времени. Ура, товарищи!... (на поля пометка - "бурные, продолжительные аплодисменты"). Я вернулся с важным заданием, товарищи, предупредить о надвигающейся беде. Она уже не за горами. В будущем, из которого я к вам прибыл, нашу страну ожидает катастрофа, виновники которой уже сейчас подбираются к браздам правления, чтобы под предлогом новых реформ вонзить нож в спину процветающего государства, покончив с ним, разграбить его еще теплый труп. Фабрики, заводы, совхозы будут уничтожены и разворованы. Рабочему народу ничего не останется, как побираться на улице. Во главу власти встанут жулики и тунеядцы, которые в это самое время тайком разворовывают социалистическую собственность или сидят в лагерях. Учителя, врачи, инженеры, вся интеллигенция, оставшись без работы, пойдет на рынок торговать барахлом. С враждебных капиталистических стран хлынут на нас потоки нечистот. Свобода превратиться во вседозволенность. А наши дети нажравшись, наслушавшись и насмотревшись того самого капиталистического западного дерьма будут плеваться на улице, жевать резинки, материться. И даже женщины, да что там женщины - маленькие, понимаете, девочки забыв про стыд и совесть, задрав юбки, пойдут, дымя сигареткой и виляя жопой. Сейчас мои слова звучат, как бред сумасшедшего, но поверьте мне, товарищи, человеку которому пришлось столкнуться с будущим, что все это - правда, и все это ждет нас в скором времени, если мы не предпримем решительных мер, направленных на сохранение тех социалистических ценностей, которыми дорожим. Во-первых, в кротчайшие сроки нужно очистить ряды партии и народа от враждебных идей западного подвижничества. Во-вторых, приложить все усилия на воздвижение кирпичной стены по всему периметру Советского Союза, чтобы ни одна, понимаете, капиталистическая зараза не смогла перебраться к нам и отравить наше процветающее государство своим разрушительным ядом. В-третьих, немедленно взять курс не на новые реформы, а на сохранение прежних социалистических принципов. Консервирование - вот что сможет уберечь нас от беды... (в этом месте стоит пометка на полях - "показываю банку тушенки, улыбаюсь") Ура, товарищи! (и вновь - "бурные, продолжительные аплодисменты")".
Согласно ориентировочным расчетам Василия Анатольевича, если время идет своим чередом, а он находится в созданном им контуре безвременья, то ровно через двенадцать лет снаружи будет 1970 год. Кожухов вел отсчет времяисчисления по старым календарям, помечая крестиком каждый новый день прошлого. Много размышляя о времени, его течении, ему пришло в голову однажды, что здесь внутри время не движется ни вперед, ни назад. То есть он как бы находится в вечности. Эта потрясающая мысль повергла его в волнение. "Вот значит, какая она, Вечность, - размышлял он, - безвкусная, пустая. Каждый день ровно похож на предыдущий. Нет ни смерти, ни болезни, ни голода". Кожухов действительно довольно давно перестал ощущать чувство голода, питаясь по три раза в неделю. Ел не столько от надобности, сколько по заведенной привычке. Что происходит там снаружи, он мог только гадать. Может быть, течение жизни по необъяснимым причинам ускорило свой ход, и давно миновало отметку 1970. Потеряв счет дням, Василий Анатольевич стал прислушиваться к многоголосым отзвукам пустоты, которую чувствовал теперь всем нутром.
Но вскоре произошла неожиданность. Как-то раз, перебирая страницы давно вызубренного наизусть журнала, Кожухов уловил на себе легкую дрожь. Отложив чтиво, он поднялся на ноги. Прислушался - ничего. И снова все вокруг задрожало, но намного сильнее, строже, будто кто-то нарочно тряс его квартиру. Василия Анатольевича охватила некая паническая оторопь, какая бывает у первооткрывателя, шагнувшего в неизведанное, немыслимое до сих пор, неопознанное. Похожие на землетрясения толчки повторялись через равные интервалы, вызывая обрушение надежно прилепленных к стенам, потолку кирпичей. Один из них едва не свалился ему на голову. Прижавшись к стене, с ужасом наблюдая, как в беспорядке сыплются на пол вещи, кирпичи, банки из-под тушенки, Кожухов не думал ни о будущем, ни о настоящем, ни даже о вечности, ему вдруг просто стало страшно за свою хрупкую жизнь. В подтверждение его опасений снаружи хлопнуло, словно огромный ком снега бросили с высокой крыши. Из разрушенной кирпичной баррикады окна хлынул внутрь оглушительный, ядовито-белый свет. Василий Анатольевич сильно смежил веки, зачем-то набрал воздух в легкие, будто готовился совершись погружение под воду.
Потом все стихло. Остался только гул и равномерное металлическое биение где-то в стороне отдалено. Все еще боясь открыть глаза, Кожухов как прибитый смирно застыл на месте. Он ждал последнего ракового удара, хотя, скорее всего, опасность миновала, так как через закрытые веки сочился свет. Дружелюбный ветерок приободряющий погладил его пару раз по волосам. Только тогда Василий Анатольевич набрался смелости слегка приоткрыть правый глаз. В сотни метрах от него на пустыре, окруженная забором развернулась какая-то стройка. Точнее не стройка, а снос старых зданий. Двухэтажные кирпичные дома, известные Кожуху с военных времен, как полу надкусанные пироги тонули в собственных обломках. Экскаватор неуклюже подбирал кирпичи, строительный мусор, сваливал в самосвал.
- Мать твою, да что же это? - вслух произнес Кожухов, растерянно вглядываясь в знакомые дома, столбы, деревья, флаги.
- Многоэтажный жилой комплекс, - будто отвечая на его вопрос, раздался рядом голос. Кожухов повернул голову и увидел мужчину, в сером пиджаке, белой рубашке, сетчатой шляпе с изломанным пробором. На руке у незнакомца висел кожаный портфель обкомовской эпохи и бежевый плащ, в котором Кожухов узнал тот же собственный плащ, больше тридцати лет служивший ему верой и правдой. Мужчина, довольно улыбаясь, наблюдал за ходом выполняемых работ, одобрительно покачивая головой.
- Чего? - оторопело произнес Василий Анатольевич.
- Строят, говорю, - пояснил мужчина. - Вы что, товарищ, газет не читаете? Весной еще писали, что готовится массовая застройка района многоэтажными домами для рабочих завода... Да что вы на меня так смотрите?
Неприлично вперившись взглядом в человека, Кожухов лихорадочно соображал внутри, пытаясь собраться с мыслями.
- Да что вам от меня надо, товарищ?! - конфузясь, рассердился мужчина в шляпе. - Вы что, ненормальный?!
И не дождавшись ответа, незнакомец возмущено крякнул, пошел спеша прочь, с опаской озираясь на Кожухова.
Если постараться себе представить кошку, которую облачили в костюм аквалангиста, а потом шутки ради забросили на самое дно реки, то можно понять что творилось с Василием Анатольевичем, бредущем пешеходом по улице Кировской в самый разгар летнего, желтого дня. Ноги, привыкшие к двадцати пяти квадратам жилой площади, с трудом отрывались от расплавленного жарой тротуара. Нужно было где-нибудь присесть, чтобы не упасть, но как назло - ни одной скамейки. По дороге, рыча двигателями, проносились старые автомобили: победы, жигули, зилы и волги. Кровавые флаги на фонарных столбах сливались с транспарантами и, неизвестно откуда взявшимися, пионерскими галстуками. Рядом с пионерами шли в светлых ситцевых сарафанах девушки, настолько безыскусно убранные, что выглядели именно на столько лет, сколько им и было. Из Гастронома выкатили две женщины с авоськами. Из сумок торчали наружу продукты. На покупательниц наскочили проходившие мимо мужчины в ковбойках, брюках с клешем, извинились, и пошли дальше, о чем-то весело споря. Немного ярче, заметнее красных флагов проплыла на встречу высокая брюнетка в шелковом платье с нелепыми синими, зелеными кругами, с легкой накидкой на плечах, собирая взгляды прохожих.
Дожив, наконец, до первой подвернувшейся лавы, Кожухов упал без сил. Город, каким он его в последний раз видел, претерпел невообразимые изменения. Из него будто убрали все лишнее, выпиравшее наружу, поставили предметы на свои места, да так и оставили.
- Извините, с вами все хорошо? - возле Кожухова стаяли два подростка мало чем напоминавшие настоящих. У каждого шея была перебинтована красным галстуком. Девочка в белой сорочке и серой юбки, склонилась участливо над Василием Анатольевичем.
- Да, да, все хорошо, - пробормотал, комкая губы Кожухов.
- Может быть, скорую вызвать? - вступил мальчик.
- Нет, не надо, - ответил Кожухов, и подумал, что может быть и надо, а потом вдруг как наяву представился себя в сумасшедшем доме и даже вздрогнул.
- Давайте мы вас хотя бы проводим до дома. Где вы живете?
Кожухова словно подбросило на месте. Мысли суетливыми бабами заколготились в голове.
- Какой сейчас год? - строго спросил он пионеров, будто их экзаменовал.
Столкнув в сторону подростков, он кинулся через автомобили на другую сторону улицы, забежал во двор, пересек знакомую ему детскую площадку, где копошились ребятишки в сыром песке под кустом сирени. Выбежал на аллею, свернул налево, пронесся до перекрестка, пробежал под гудки автомобилей на красный свет перекресток. Метнулся в арку, ворвался в подъезд, не замечая, что кто-то с ним на ходу поздоровался. Взлетел на последний пятый этаж, позвонил в дверь, еще раз позвонил, и услышал шаги за дверью.
Дверь дважды щелкнула и сама собой медленно отворилось, но не до конца, так что Кожухов едва заметил исчезающую за поворотом девушку. Знакомый полутемный коридор. Настенная вешалка с погнутым шурупом. Давно забытый хилый запах кислых щей. Портрет Ленина за стеклом книжного шкафа. Василию Анатольевичу стало дурно и приторно.
- Ты чего сегодня так рано? Случилось что-то? - донеся молодой женский голос из кухни.
Еле сдерживая нервный озноб, он прошел коридор, открыл дверь в кухню, увидел жену Наталью и, как испуганный ребенок, который на минуту потерялся и опять нашелся, прижался к ней...
Когда в 1995 сын Василия Анатольевича предприниматель средней руки наведался к своему отцу, которого не видел два с половиной года, чтобы заняться приватизацией квартиры, он, конечно, никого дома не застал. Позвонил сестре, попросил навестить их старика. Та приехала, позвонила, постучалась - ей никто не ответил, кроме старушки из соседней квартиры, которая сообщила гостьи, что Василий Анатольевич отбыл к своей сестре в Житомер и больше в квартире своей не появлялся. Обстоятельство это весьма беспокоило соседку, так как она не могла теперь из-за этого богу душу спокойно отдать. Кожухова позвонила брату, все ему рассказала. Тот приехал незамедлительно с командой удалых молодцов. Оказалось ни у кого запасного ключа от квартиры не сохранилось. Один из удальцов Кожухова, поколдовал над замочной скважинной, поколдовал с минуты три и отпер дверь. За первой дверью их ждала вторая дверь, которая очевидно тоже была заперта. Поколдовав над второй дверью, удалец из команды Кожухова резюмировал - дверь не заперта, но привалена снаружи. Решено было ее расшатать. Здоровый двухметровый боец, обрадованный показать свою удаль, попросил всех посторониться, отошел на два шага от двери, прицелился и хрястнул по ней ногой. Дверь осталась на месте, а боец с воплями отскочил, слегка похрамывая. В этот момент появился третий боец, который объявил, что окна снаружи замурованы.
Спустя четыре час, дружными усилиями отряда Кожухова при помощи кирки, отбойного молота, лома склеп был вскрыт, и все устремились вовнутрь. То что они увидели вряд ли можно похоронить в памяти, пересказать как-нибудь переврав, приукрасив. Коридор и комната были завалены пустыми коробками, початыми банками из-под тушенки, объедками полуразложившейся животной плоти. Резкий запах нечистот душил до тошноты. Стены обделаны толстым слоем трухлявого поролона, опутаны проводами, соединявшие непонятные устройства. Сын Василия Анатольевича первым кинулся вперед, в комнату - отца там не оказалось. Кровать была опрокинута на бок. Он побежал на кухню - полкухни занимал курган пустых консервных банок. Посмотрел в шкафу, туалете, ванной. Отец как сквозь землю провалился. Случайно в углу на кухне он заметил брошенную шубу - дернул за нее. Шуба зашевелилась и поползла в другой угол. На дочь Кожухова вид ползущий шубы оказала настолько сильное впечатление, что она поспешила наружу ели сдерживая ладонью подступающую рвоту.
Когда через пару месяцев врачи привели Василия Анатольевича в состояние здорового, цветущего комнатного растения, все еще мало кто мог поверить, что шестидесятитрехлетний пенсионер два с половиной года прожил в изолированной квартире на одних консервах. Шизофрения - самое лучшее, что могло случиться в таких условиях с Кожуховым. Врачи обнаружили у него целый буккер психических расстройств от расстройства личности до психоза. Но чем дольше пребывал Василий Анатольевич в лечебнице, тем меньше ему уделяли внимания. Через два года, от сложного заболевания осталось только легкая форма шизофрении. С этим окончательным диагнозом, под звуки победного марша отечественной психиатрии Кожухова выпустили из больницы, чтобы переселить в дом престарелых, где стариков легко отпускали на волю и молились, чтобы те не вернулись обратно. Два года врачи тщательно искали Василия Анатольевича внутри него же самого, не зная, что искать следовало в 1962. Теперь, когда поиски прекратились, и Кожухову ничего не угрожает, путешественник во времени может продолжать свое никому неведомое странствие.