Маруся стояла в самом хвосте длиннющей очереди в билетную кассу и наблюдала за вечно живым муравейником под названием " вокзал". Не по ее характеру было раздражаться, да и слишком счастлива она сейчас была для этого, посему на обычное ворчание и ругань потенциальных пассажиров вокруг себя отвечала лишь мягкой улыбкой. Маруся произносила какие-то успокаивающие фразы с тем, чтобы те набрались терпения и ждали. Безусловно, она разделяла расхожее понимание того, что уходит целый час жизни, а может быть и более, но знала, что его можно и должно, как, впрочем, и любой другой, провести с интересом и по возможности с пользой и даже приятностью. Это Маруся и старалась делать: развлекала себя, к примеру, наблюдениями, разглядывая народ и то и дело возникающие на глазах сценки из жизни железнодорожной станции.
Следует отметить, что где бы Маруся ни появлялась, она своим доброжелательным настроем заряжала окружающих, создавая вокруг себя особую ауру успокоенности. Вот, и теперь находящиеся рядом с ней люди перестали шумно высказывать свое недовольство, а все больше следили за происходящим.
В центре огромного зала лежали части какой-то непонятной металлической конструкции, о которую всякий раз кто-то спотыкался, оглашая помещение негодующими возгласами в том или ином варианте ( в зависимости от воспитания и национальной принадлежности).
Как водится, публика на вокзале была весьма разношерстной: от младенцев до стариков, простая и не очень, северная и южная, вовсе иностранная, суетливая, тихая и шумная, скандальная и настроенная, подобно Марусе, философски. Люди в очереди едва ли не побратались в ожидании билетов, наиболее разумные из них, не утратившие чувства юмора, без которого, к слову, вряд ли возможно вообще существовать в России, негромко переговаривались, комментируя события вокзального бытия и обсуждая проблемы отпускного времени.
Жизнь за высоченными окнами, которые с улицы смешно и нелепо намывал подвешенный в воздухе на большой высоте парень в синей спецодежде, периодически макая тряпку в висящее же рядом ведро с водой и расплескивая брызги на головы прохожих, казалось, шла своим чередом и никак не была связана с тем, что происходило в зале ожидания . Время здесь как будто остановилось или, скорее, шло, но словно, в ином измерении: казалось, туда, наружу, где капает на головы вода из голубого ведра мойщика окон, им никогда уже не вернуться. Там ездили автомобили, общественный транспорт, сновали люди, здесь же движение, разумеется, тоже происходило, и весьма интенсивное, но по-своему. Вот какой-то старичок упал на железные штыри в центре зала и лежал, растерянно простирая трясущиеся руки, даже не силясь встать. Через пару секунд несколько мужчин помогли бедняге подняться и отвели к нужному окошку. Мнения Марусиной очереди разделились: одни считали, что дряхлого деда следует пропустить вне очереди, принимая во внимание хотя бы почтенный возраст, другая часть, менее сердобольно настроенная, полагала, что очередь одна для всех и исключений быть не должно.
Наконец, пришли два парня все в той же характерной одежде, что и стекольного мытья мастер, с заданием, видимо, собрать непонятную конструкцию, так досаждавшую всем ожидающим, и внимание аудитории мгновенно переключилось на них. Первым делом работники поставили основание о четырех колесах и начали выстраивать странное сооружение далее, поднимаясь все выше и выше под взглядами ротозеев. Парни, чувствуя пристальный интерес к своим действиям, работали с духом, небрежно, как бы нехотя, весело переговариваясь и ловко перебираясь с места на место как две ленивых, но грациозных обезьянки. Справились с задачей они на удивление быстро, возведя прямоугольной формы каркас абсолютно непонятного для наблюдавших назначения аж до самого потолка. Благодарение Богу, не зашибли при этом никого из сидящих у подножья граждан, с замиранием сердца и откровенной опаской взиравших на эквилибр под куполом.
Марусе и ее соочередникам не повезло: оказалось, что их обслуживает практикантка и тем, кто подобно Марусе не занял очередь в нескольких кассах, бесконечно бегая отмечаться то туда, то сюда ( славная советская находчивость и закалка) пришлось ждать дольше многих. Но и их преданность выбранной кассе была вознаграждена - другие, то одна, то другая часто закрывались на разного рода перерывы, принося разочарование после забрезжившей было надежды, Марусина же работала хоть и медленно, но верно, и вот уже девчушка с затуманенными от сумасшедшего напряжения глазами ( под пристальным оком настоящего опытного кассира, помогавшего ей по необходимости)выписывала Марусе билет от Ярославля до Москвы.
Довольная и несколько обалдевшая, она наконец выбралась вон из здания вокзала, сжимая в руках сумку с долгожданным билетом. Неужели же нет больше препятствий для вожделенного путешествия?Пока еще Маруся не могла в это полностью поверить...
Марина Нечаева или Маруся, как ее звали с детства, жила в хорошем русском городе Ярославле, который устраивал ее во всех отношениях: он был в меру большой и в меру маленький, уютный, зеленый и, как ей казалось, невероятно красивый.
Первые восемнадцать лет она провела в детском доме, где выделялась среди товарищей рассудительностью и степенностью, честностью, мягкосердечием и добротою, а также всепоглощающей любовью к чтению, которая и привела Марусю в Училище Культуры, вооружившее девочку знанием библиотечного дела. Родителей у нее не было, то есть может быть, они где-то и существовали, но в документах не значились.
Марусю малюткой подкинули к вратам приюта: на листке в пеленках были указаны имя, Марина Викторовна Нечаева, и дата рождения. Маруся зажила, встречая каждый новый день улыбкой и удивляя воспитателей самой своей сутью: уж очень не похожа она была на остальных ребятишек, оставшихся без близких. В детдоме девочку любили и взрослые, и дети, и когда по окончании школы она, как положено, получила мизерную малосемейку, все провожали ее со слезами радости и наилучшими пожеланиями.
Маруся начала самостоятельную жизнь. Она очень много трудилась и, уже работая, заочно окончила библиотечный институт, получив, тем самым, высшее образование, что было ее безусловным достижением. В детдоме ею бесконечно гордились.
Жила Маруся бедно ( всем известны зарплаты в сфере культуры), но хорошо: помыслы ее всегда были чисты, камня за пазухой она никогда не держала, никому не завидовала и помощи ни от кого не ждала, надеясь лишь на свои силы, коих по-видимому она накопила изрядно вопреки всем трудностям и несправедливости жизни.
Работая в большой библиотеке и умудряясь ладить почти со всеми коллегами, она старалась как могла помогать читателям, коих знала наперечет, по возможности принимая участие в каждом. Ни один человек не уходил от нее без искомой книжки, а это не всегда было так просто, как представлялось на первый взгляд. Что греха таить, частенько библиотекарь бросает безразличное "ищите по каталогу",чего Маруся никогда не практиковала. Бывает, что читатель не может сформулировать проблему которой ему предстоит заниматься, не помнит автора или... Еще целый ряд разных " или" существует в библиотечных буднях. Многие библиотекари, подобно некоторым учителям или врачам, считают, что " за такую, с позволения сказать, зарплату не обязаны" обслуживать каждого. Но Маруся так не умела: людей встречала деловито и вежливо, иногда приходилось задавать целую массу наводящих вопросов, чтобы сообразить, что же посетителю требуется, и часто только благодаря начитанности и профессионализму находила нужные произведения, справочную литературу, давала необходимые рекомендации школьникам, студентам, аспирантам, помогая, тем самым, подобрать материал для рефератов, курсовых и прочих работ.
Стоит ли говорить, что Маруся была любимицей всей округи. Люди стремились попасть именно к ней, а частенько, проходя мимо библиотеки, заглядывали лишь для того, чтобы поприветствовать, пожелать хорошего дня, угостить первой ягодой, конфеткой, испеченным только что пирожком, выращенной на своем огороде зеленью, подарить смешную поделку - все от души.
Будучи ответным на доброту человеком, Маруся невероятно высоко ценила эти трогательные проявления заботы и внимания. Она тоже любила своих читателей и уважала их за то, что в наши дни, когда компьютер решительно и несколько лукаво готов облегчить жизнь каждого, они все же стремились к чтению, находя что-то важное и, может быть, спасительное в этом старомодном занятии. Марусе, правда, приходилось нередко сетовать на то, каких авторов выбирают многие и мягко, но настойчиво пыталась перевести рельсы с несерьезного чтива на настоящую литературу, искренне полагая своей профессиональной обязанностью воспитание правильного литературного вкуса.
Коллеги про себя посмеивались - каждого не облагодетельствуешь! - но вслед за воспитателями Марусиного детдома обсуждая ее происхождение, делали резонное заключение, что кто-то из ее предков был, верно, голубых кровей, поскольку благородство Марусиной натуры было безграничным. Маруся всегда была готова делиться с окружающими, умела отдавать, а это свойственно далеко не каждому. Последнее, безусловно, касалось лишь богатства ее скромной души, потому как вещей Маруся не скопила, денег не нажила, да и откуда: любимая работа дивидендов не приносила. Единственной дополнительной статьей дохода для абонемента ( отдела, где она работала) была ставка уборщицы, которую заведующая позволила Марусе делить с другой сотрудницей. Приходя через день на час раньше, девушки наводили в библиотеке чистоту и порядок, получая еще по кусочку копеечного жалованья, что давало возможность иногда выходить за рамки дозволенного в расходах, приобретая кое-какую косметику, одежду или что-то вкусненькое.
Книги Маруся хоть и обожала, но не покупала, трезво рассудив, что их достаточно в ее жизни на службе, ведь любую она могла взять и прочесть сколько угодно раз. Исключением являлись те книжки, которые она постоянно перечитывала и два-три альбома по искусству, замусоленных от частых просмотров.
С детства Марусе помогала жить великая и страстная мечта. Состояла она в одном - увидеть Париж, который для нее являлся материальным воплощением счастья и любви. Его улицы, набережные, музеи, памятники, светлая роскошь архитектуры, которую девушка уже давно изучила по альбомам и книжкам (и снившаяся ей ночами), - все это являлось тем местом, дух коего Марусе непременно нужно было ощутить нутром. Она никому об этом не рассказывала, но каждый месяц по получении зарплаты покупала лотерейные билеты всех мастей. А вместе с ними - робкую надежду, которая, верно, благодаря настойчивым фантазиям хозяйки все более и более перерастала в смелую уверенность в том, что она, Марина Нечаева, простой библиотекарь из областного центра, увидит чудо-страну собственными сияющими восхищением глазами. Отчего эта вера в ней сидела - неизвестно, но расположилась она в сознании со всеми удобствами и часто подвигала Марусю к грезам и размышлениям о французских своих каникулах, и начинались они не словом " если", но словом " когда". Когда я приеду в Париж...
Дома в это время ждал полупустой холодильник, который несколько лет назад по приобретении нового, подарила ей Вера Григорьевна, директор детдома, опекавшая девушку, и полное отсутствие каких бы то ни было съестных запасов. Да еще чистота и много-много воздуха из-за пристрастия к минималистскому стилю, в котором было решено все Марусино скромное бытие и жилище, и не только из-за нехватки средств: в ней совсем не было страсти приобретательства, накопительства. Удивительно, но выпускница приютской школы, Маруся вовсе не была жадна до денег (часто она думала, что, наверное, в прошлой жизни была очень богата), и, напротив, лишним предметам не находилось места в ее доме : они раздражали, тяготили ее, поэтому Маруся не позволяла им появляться на своей территории. Твердо там смогли прописаться лишь старенький диванчик, на который искусная хозяйка связала разноцветный плед из подаренных в разное время ниток, дышащий ароматом лаванды комод, маленький круглый стол и деревянный венский стул. К счастью имелся еще встроенный шкаф, где она хранила небогатый свой гардероб.
Некрупная Маруся вместе со всем своим имуществом и малюсенькой пятнадцатиметровой квартиркой, видимо по ошибке спроектированной каким-то незадачливым архитектором, занимала очень небольшое материально-физическое пространство, гораздо большая часть Маруси, создаваемая, вероятно, ее кристально чистым сознанием, каким-то магическим образом освобожденным от злобы и ненависти, невидимая человеческим глазом, но наверняка существовавшая, делала ее невероятно притягательной для людей, способных что-либо улавливать сердцем. Важные же люди, обогащенные домами, квартирами и вкладами, оснащенные автомобилями и прочей современной техникой, поглядывали на Марусю свысока и жалели ее, но где-то далеко в глубине души завидовали тому, что она открыта миру и готова жить, удивляться и мечтать.
Те, кто читал Грина, сравнивали про себя Марусю с Ассоль, и никто из знакомых не удивился известию о ее крупном выигрыше по одной из лотерей, в которые она играла вот уже десять лет, с детским наивным упорством ожидая появления своих Алых Парусов.
Ошеломленная счастьем, Маруся выбрала в турбюро самую напичканную всем, что ей важно посмотреть, путевку, собрала багаж, сделала некоторые покупки, оформила отпуск и, отстояв известную очередь, приобрела билет до Москвы, откуда из Домодедова и понесет ее самолет аж до самого Парижа!
Оставались незначительные дела ( оплатить счета, зайти к соседке Тамаре с просьбой поливать цветы), и завтра она отправится в первое и главное свое путешествие, открывающее - Маруся это явственно чувствовала - новую страницу в ее еще недолгой двадцативосьмилетней жизни.
Вся в дорожной истоме возвращаясь из сбербанка, Маруся зашла на второй этаж, чтобы освободить почтовый ящик от множества рекламных буклетов и газет, и неожиданно наткнулась на аккуратный удлиненный конверт, надписанный изящным женским почерком.
Ей редко приходили письма : только от подруги по детдому Вали, вышедшей за хорошего парня и уехавшей с мужем-строителем на Север, но рука была незнакомая. Со странным предчувствием Маруся вскрыла конверт и уставилась в послание, смысл которого уловила не сразу.
Писала ей некая Светлана Константиновна Юдина, очень давно уже состоявшая в дружеских отношениях с, как она утверждала, ее матерью, Анной Гавриловной Грампи, урожденной Нечаевой. Анна в ранней юности сотворив грех, совершила страшную, невероятно страшную ошибку, мучившую ее все эти годы, - оставила маленькую дочь у дверей приюта. Так случилось, что она уехала во Францию, где и поныне живет в столице со своей семьей, мужем и сыном, единоутробным братом Марины. В данный момент Анна Гавриловна тяжело больна. Серьезный недуг и возможное приближение конца заставили ее искать прощения брошенной ею дочери, чего она не решалась сделать уже много лет. Муж Анны, Филипп Грампи, и сын Жан обо всем давно знают и ждут Марину у себя с нетерпением. Думается,что если девочка найдет в себе силы проявить щедрость души и сможет простить непутевую свою мать, то всем станет легче, и, как знать, может быть, боль от потери дочери и чувство вины, глодавшие Анну всю жизнь, отступят.
Через несколько дней Марина получит солидную сумму, которую, разумеется, может использовать по своему усмотрению, но все Грампи лелеют надежду на ее скорый приезд и воссоединение с матерью и всей уже любящей ее семьей.
Светлана Константиновна писала далее, что Филипп - человек широкой души, вовсе не похожий на некоторых французов, давно уговаривал ее маму сделать этот шаг, искупив грех покаянием перед дочерью, и прекратить страдания и свои, и Марусины, но Анна не могла набраться мужества, отчаянно страшась непрощения.
Известие Марусю оглушило. Чувства ее смешались, мысли путались. Ее сознание пока отказывалось вобрать в себя всю многогранность полученной вдруг вести. Она как ни силилась, не могла понять, то ли это беда, то ли счастье.
- Найти в себе силы..., проявить великодушие..., простить..., Бог мой, что это? - вновь и вновь пыталась вчитываться в послание Маруся, но слезы застилали глаза, не позволяя читать.
И Маруся, не смея еще произнести слово " мама", шептала: - Я знала, я всегда знала, я чувствовала, что ты у меня есть, что меня хранит твоя молитва. Ты только дождись меня, я скоро приеду, а ты обязательно выздоровеешь и будешь жить долго-долго, я помогу, непременно помогу, я все устрою, вот только приеду в Париж..."