Артюхин Сергей Анатольевич. Другим Путем

Пролог.

- Богдан, тут такое дело... - командир авиаполка немного помолчал и грустно посмотрел на молодого лейтенанта, готовящегося отбыть в отпуск. Потом вздохнул и закончил:

- Женя Лестничный ногу сломал... А нам на его место человек в ближайшую неделю вот так нужен, - полковник провел рукой по горлу. - А кроме тебя - собственно, и некому, да... И знаю, что уже третий раз тебя задерживаю - но видишь же, как все получается. То одно вылезет, то другое. Ты еще разочек потерпи - знаю, что обещал, но куда деваться...

- Да ничего, товарищ полковник. Неделя - это немного. Чего бы и не потерпеть. А отпуск никуда не денется, - лейтенант пожал плечами. - И, раз уж такое дело - может дадите мне еще бензина? Хочу новую "птичку" получше обкатать, пока время есть...- А то, конечно найдем! - обрадовавшийся командир даже встал из-за стола. - Хоть сегодня!

- Спасибо, товарищ полковник. Может, я сегодня же тогда и полетаю... Вечерком - или может, завтра утром. Перед восходом. Потренироваться хочу, раз уж такая возможность выдалась.

Еще несколько минут спустя, наблюдая в окно за шагающим к казарме пилотом, полковник Ерлыкин тихо радовался тому, что именно в его полку служит лейтенант Драгомиров, способный выручить и подставить плечо. И показывающий отличные результаты в боевой и политической подготовке. Всегда есть кого поставить в пример, это не говоря даже о том, что не сегодня завтра немец нападет...

Командир полка не знал, что решение оставить вместо выбывшего Лестничного именно Богдана Драгомирова спасло ему жизнь.

Драгомиров Богдан Сергеевич. Прирожденный пилот, волею случая, судьбы и собственных достоинств оказавшийся в воздухе в то страшное утро двадцать второго июня. Многое ли это изменило?

Да. В тот самый час, когда немецкие самолеты выходили на свои цели, тренирующийся молоденький лейтенант случайно на них наткнулся. Почему он вылетел с полным боекомплектом - не смог бы сказать, наверное, даже его собственный механик. Но от этого факт ничуть не изменился - вчерашний новичок разом превратился в аса, сбив пять и повредив два бомбардировщика из девяти крадущихся к его родному аэродрому. Сорвав, тем самым, уничтожение своего полка. Большой ли это результат на фронте, где действовали тысячи самолетов и сгорали сотни машин?

И снова - да. Потому что на следующий день эти "Юнкерсы" не уничтожили колонну выдвигающихся к Гродно танков. А на следующий день - еще одну. И в то же время выжившие самолеты сбили еще несколько "Юнкерсов" и "Мессеров", которые, в свою очередь не уничтожили еще несколько подразделений Красной Армии. Маленький камешек, стронувший лавину...

И, хотя через неделю и авиаполк в целом, и эта эскадрилья в частности фактически исчезли с лица земли, немцы потеряли гораздо больше людей и времени, чем планировали.

Но это была уже другая война - война, пошедшая совсем другим путем задолго до первого выстрела... Ибо цепь причин и следствий началась совсем не на затерянном в лесах Белоруссии аэродроме.

Мгновения прошлого. Белоруссия, июнь 1941-го года.

Богдан, открутив в ночном небе все доступные ему фигуры высшего пилотажа, летел на родной аэродром уже почти успокоившись. Перспектива ждать отпуска еще неделю не радовала, но что поделаешь... Начальник всегда прав, м-да.

А так хотелось съездить в Киев, повидаться с родителями и Таней... Может, хоть на этот раз хватит смелости подойти и пригласить ее на свидание?

- Через неделю узнаешь, - пробурчал себе под нос лейтенант.

Безоблачное ночное небо и разгорающийся на востоке рассвет безмолвно согласились с этим посланием.

- Если, конечно, командир отпуск снова не перенесет, - Драгомиров почувствовал, что навеянное ночным полетом спокойствие поколеблено. - Вот так всегда. И еще слухи эти ходят, про войну... Ну, не дураки же немцы, на нас нападать, с Англией не закончив? Ведь наступали они уже на эти грабли, должны были выучить урок.

Внезапно, внимание лейтенанта привлек мелькнувший где-то вдалеке отблеск. Словно от самолетного крыла.

- Что за? Никаких полетов быть не должно... Немцы провокацию затеяли?

Вселенная на вопрос не ответила - в отличие от тела пилота, начавшего действовать быстрее, чем тот сообразил, что происходит.

Снизившись, Богдан увеличил скорость, всматриваясь в предрассветную тьму. И, в один прекрасный момент, увидел.

"Юнкерсы", восемьдесят седьмые. Девять штук. И почему-то, едва увидев эти машины, направляющиеся к его аэродрому, Драгомиров сразу понял, насколько это серьезно и чем грозит. Это война.

Мысль о провокации в голову больше не приходила - под немецкими крыльями висели бомбы. О трибунале или еще чем-то подобном молодой лейтенант тоже не подумал. Его мозг был занят несколько другим - лихорадочным расчетом действий одинокого истребителя против серьезного врага.

"А ведь отпуск накрылся, - осознание, промелькнувшее где-то глубоко внутри, заставило вспомнить, что перспектива увидеть Татьяну становится весьма туманной. - Гады!"

И именно в эту секунду Богдан решился на атаку. Именно тогда, когда понял, что жизнь той, кого он любил - пусть и боялся ей в этом признаться - находится в опасности. Не от этих конкретных самолетов, но от самого факта войны.

Будучи гораздо быстрее тихоходных пикировщиков, И-17 лейтенанта легко их нагнал. Те крались над лесом, и до аэродрома родного полка оставалось не так уж и много.

Разогнав самолет в пикировании, Драгомиров срезал первого буквально одной очередью - тот даже не понял, что произошло. Как и его коллеги. Пользуясь набранной скоростью, Богдан вновь набрал высоту - и вновь ушел в пике. Где-то на краю сознания зажглась цифра "два".

Немцы поняли, что происходит и действовали четко - но прежде, чем им удалось организовать оборонительный круг, загорелся и начал падать еще один бомбардировщик.

"Три". Молодой пилот усмехнулся краешком рта, отчего выражение его лица напомнило оскал огрызающегося волка. Необычайная концентрация, ясность мысли и сознания буквально подсказывали ему, что делать.

Четыре? Нет, ушел - бросив бомбы, один из "Юнкерсов" развернулся на запад и начал удирать, дымя поврежденным мотором. Четыре?! Нет, еще один остался поврежденным, но живым, улепетывая вслед за своим коллегой. А теперь? Да! "Четыре"!

В этот момент Богдан осознал, что схлестнулся с немцами уже почти над аэродромом, и вот оно поле, с которого он взлетал совсем, казалось бы, недавно. А крыло уже продырявлено, как и кабина, да и двигатель как-то подозрительно чихает. Все же бортстрелки фашистских самолетов были профессионалами, и не попасть под огонь их пулеметов Драгомиров не сумел.

Три оставшихся "восемьдесят седьмых" уже вышли на позицию и первый даже начал заход, когда лейтенант, нажав на гашетку, обнаружил закончившиеся патроны. Но ведь третий был так близко...

Полковник Ерлыкин в оцепенении смотрел, как в последний из немецких самолетов, отбомбившихся по его взлетке и выстроенным у поля истребителям, врезался краснозвездный И-17.

- Драгомиров?!

Неуправляемые машины уже взорвались на земле, когда где-то над казармами вспухло облачко раскрывшегося парашюта.

Первый герой начавшейся войны вернулся домой...

***

Выдержки из интервью с Героем Советского Союза, Левитовым Андреем Сергеевичем, полковником авиации в отставке, ветераном Великой Отечественной войны, летчиком-истребителем 1-го Гвардейского Истребительного авиаполка. Серия передач "Наша Победа", канал "Культура и история".

- Добрый день, Андрей Сергеевич. Наши зрители, узнав, кто будет сегодня в студии, буквально завалили редакцию вопросами. И хотя на каждый из них ответить просто физически невозможно в отведенное нам время, самые интересные мы надеемся осветить с вашей помощью.

- Добрый день. Конечно же, чем смогу - помогу, - ветеран смущенно улыбнулся, явно не будучи привычным к такому количеству камер и внимания.

- Начнем вот с чего. Многие наши зрители интересуются причинами столь больших успехов немецких пилотов на первом этапе войны. Известно, что уже после войны, когда обобщали основные недостатки предвоенного обучения летчиков-истребителей, выделяли среди них несколько основных. Сюда относили и малый налет на боевых машинах, и неумение стрелять по воздушным целям, и незнание того, как осматриваться в воздухе. Андрей Сергеевич, насколько вы с этим согласны?

- Спорно это все.

Налет на боевых машинах был не то, чтобы большой - это и правда так. В конце концов, что-то около сорока часов на боевом истребителе - это не слишком много. С другой стороны, это не так уж и мало. Всё зависело от того, на что это время тратилось.

То, что не умели стрелять по воздушным целям - это совсем уже неверно. Мы в училище стреляли достаточно много, по конусам. У нашего выпуска было стрельб сорок пять-пятьдесят. Из них по воздушным целям что-то около пятнадцати. Точнее уже сейчас не скажу.

Стоит, наверное, только отметить, что навыка в определении дальности до цели у нас не было. Это из-за того, что по конусу определить дистанцию было никак невозможно. И получалось, что в реальном бою летчик начинал стрелять со слишком большой дистанции. С другой стороны - быстро научились, стали "по заклепкам стрелять".

- Это как? Поясните, пожалуйста, нашим зрителям.

- Стрелять можно только тогда, когда начинаешь различать заклепки. Как стали это простое правило применять, так и стали очень хорошо попадать. Исключение разве только Драгомиров составлял - он вообще пилотом от Бога был, прирожденный истребитель. Дистанцию всегда видел очень хорошо, даже и без заклепок.

- Меткий пилот?

- Да более чем. Лучше него в воздухе никто не стрелял. Не только у нас в полку, но и вообще.

- К товарищу Драгомирову мы еще вернемся, чуть позже. А пока расскажите, пожалуйста, про осмотрительность.

Ветеран пожал плечами, словно ему было все равно о чем, говорить и принял более удобную позу, звякнув "иконостасом" на груди.

- Было, было такое. Навык кругового обзора, конечно, у многих страдал. А если у тебя с этим проблема - то поздно обнаруживаешь врага. Что, понятное дело, дает ему больше шансов тебя сбить.

Когда мы, молодые еще пацаны, прибыли на фронт, нам Драгомиров - он тогда уже старшим лейтенантом был - сказал: "Смотреть назад так, чтобы видеть костыль своего самолета". Говорят, что один в один те же слова своим новичкам и Сафонов, и Покрышкин, и другие наши асы своему пополнению вдалбливали.

- И как, получалось?

- Не сразу, и не у всех. Там есть хитрости свои. Например, надо не просто так головой крутить, а правильно - вначале вдаль смотришь, а потом "приближаешь". Высматриваешь, так сказать, "точки". Как увидел такую - сразу должен распознать, самолет это или нет. Если же вдруг увидел не точку, а целый самолет, то это означает только одно - проморгал подкрадывающегося врага, и по тебе сейчас начнут стрелять.

- Спасибо, Андрей Сергеевич. А вот и такой вопрос: как вводилось в бой пополнение в вашем полку? Что делалось для скорейшей ликвидации у летчиков перечисленных выше недостатков обучения?

Ветеран грустно вздохнул, и оглядел студию. Такое количество жадно внимающих каждому его слову лиц было как-то непривычно.

- Берегли нас "старики". Как могли. И опытом делились, и хитрости подсказывали, и не на каждое задание посылали. Постепенно, так сказать, в бой вводя. Опять же, одних не пускали - как сопровождение какое, или разведка, то брали как один к одному. То бишь, на одного молодого - одного опытного. И смотрели, как новичок себя в воздухе держит. Спрашивали, что видел, опять же, и сравнивали с тем, что "старики" видели. Бывало, что и взбучку задавали.

- И Драгомиров тоже? - задал практически провокационный вопрос ведущий.

- Он - нет. Он вообще разве что не постоянно в воздухе находился. У него даже ведомых несколько штук было. Просто потому, что его темпа люди не выдерживали. А он - стальной человек. А на земле у него на ругань сил не было. Спал, ел. Опытом делился, опять же, когда свободная минутка все же появлялась, или там нелетная погода. Мы его "опаленным войной" промеж себя называли.

- Видимо, тему товарища Драгомирова придется все же поднять несколько раньше. Вот многие спрашивают про его фронтовое прозвище "Коса". Откуда пошло? А то версий множество самых разных...

- А у него "семерка" на самолете была. Наклеенная. Такая, знаете, под косу стилизованная.

- Как у старухи с косой - смерти?

- Да нет, на обычную крестьянскую похожа. Это немцы уже его "смертью" прозвали. А там и прилепилось.

- Андрей Сергеевич, а правда, что у вас в полку именно Драгомиров предложил вести в бой пары, вместо "троек"?

- Да как сказать. Знаю, на обсуждении у комполка - им тогда еще Ерлыкин был, хороший человек - решение такое приняли. Меня там не было. Но летать так стали с конца августа, а Драгомиров из госпиталя только в конце июля вернулся. Как раз с новым званием.

- Эрих Хартман признался, что однажды, в сорок четвертом году уклонился от боя с Драгомировым. Как, на ваш взгляд, стоит к этому относиться?

Ветеран задумался.

- Знаете, на мой взгляд, не может быть тут однозначного мнения. Зависит от того, какая там была ситуация.

И тут возможно два варианта. Если уклонялся он во время "свободной охоты", и она велась обеими сторонами - то Хартман, безусловно, поступил правильно.

Скорее всего, внезапно атаковать он не имел возможности, а такая подготовка к маневренному бою, какую имел Драгомиров, Хартману и не снилась. Она, если честно, вообще никому не снилась.

В таком случае, Хартман просто верно оценил свои силы и возможности, когда уклонялся от этого боя. Не готов он был для такого боя. Драгомирова откровенно стали бояться уже в сорок втором. А уж в сорок четвертом, когда у нас уже новые самолеты были... Там все для немцев совсем грустно стало.

Ветеран махнул рукой. Журналист, однако, не унимался:

- Вы сказали, что в случае с Хартманом надо рассматривать два варианта. И какой же второй?

- Драгомиров прикрывал ударные самолеты. Наш полк, хотя всю вторую часть войны превосходство в воздухе обеспечивал - тем не менее, часто и сопровождением занимался. И районы, бывало, прикрывали.

И, как ты понимаешь, элитный гвардейский полк - полк Драгомирова, абы кого прикрывать или там сопровождать не пошлют.

Так вот, в таком варианте Хартман был атаковать попросту обязан. И никаких оправданий. Ну, то есть не Драгомирова атаковать, конечно, а штурмовики или там бомбардировщики.

Хотя, понятное дело, безнаказанно это делать Драгомиров бы не позволил. Но и убегать Хартман не имел права.

Да и если бы Хартман должен был свои бомбардировщики сопровождать, так сказать обратная ситуация - и здесь он должен в бой вступать. Поскольку, если Драгомирова не отвлечь, то он ударные самолеты попросту размажет. Что, он, кстати, часто и делал. Вот как-то так.

- А скажите, Андрей Сергеевич, как техника была? Лучше, хуже немецкой? Как вам "Яки", нравились? По справочникам смотришь - чуть ли не до конца войны все самолеты хуже немецких были. Я имею в виду модели.

- Да не сказал бы. "Як" - замечательнейшая машина была. Приемистая очень. Начинали-то войну на И-17, тоже был хорош. Слабоват по вооружению, но тут уже многое от пилота зависело. А так - почти со всем моделями Мессершмидта мог на равных драться, кроме, разве что, самых последних. Но и с ними тоже - если на горизонталь вытянуть и ошибок не делать.

А "Як"... Ну, любовь. Особенно, как мы на третий перешли. Это в самом начале сорок третьего было. Нам в полк поставили с тремя пушками вариант - зверь-машина. Именно на ней мы все свои счета понаувеличивали, если уж совсем грубо говорить.

Рассказывали, Драгомирова сам Сталин спрашивал - какой бы самолет тот хотел. А мы тогда на первых "Яках" еще летали. Ну, он тогда и попросил чуть поболее оружия и все в таком духе. А Яковлев - сделал.

- А правда, что расстрел кабины был фирменным почерком Драгомирова?

- Да, я это сам раза два или три видел, да и ребята говорили, кто с ним часто летал. Он пользовался тем, что "Як" - машина легкая, маневренная до жути. Ну и стрелял, конечно, невероятно. Ни у кого больше такого не видел.

- А бывало такое, чтобы кто-то из сослуживцев им недоволен оставался?

- Механики. Вечно ругались, что он самолеты "рвет". Все, что можно, из них выжимал - техника и не выдерживала. Двигатели один за другим у него меняли, изнашивались уж очень быстро, тросы от перегрузок растягивались, обшивка даже, бывало, отклеивалась.

Но так, ругали, конечно, без злобы. Понимали же, что железки - тьфу.

- А какое ваше первое впечатление было от встречи с Драгомировым?

- Удивился, что нас почти и не старше совсем. Помню, даже спросил себя, "как же он столько немцев-то понасбивал". И шрам в глаза бросился.

А вообще, конечно, немножечко снизу на него смотрели. У него же уже восемь немцев на счету на тот момент было, таран. Ас, Герой Советского Союза. Чувствовалось в нем что-то такое. Уверенность в Победе, в своих силах.

Ну, завести нас мог. Бывает, вылет неудачный или еще чего, сидишь, нос повесил - а он мимо проходит и парой фраз в себя приведет. Помню, сказал такие слова, запомнились нам особенно. Что на нас все рассчитывают. И наши родители, и солдаты, которых немецкие бомбардировщики в землю загоняют, и товарищ Сталин, и даже весь мир. Точно уже не вспомню, конечно - но хорошо так сказал, проникновенно.

- Спасибо большое за ваши ответы, Андрей Сергеевич. Сейчас мы ненадолго прервемся на информационный блок, после чего продолжим.

Глава 1.

- Не слышны в саду даже шорохи, все здесь замерло до утра... - льющийся из динамика голос Бернеса буквально заставлял ему подпевать.

Расположившийся в глубоком кожаном кресле жгучий брюнет с седыми висками с наслаждением вытянул длинные ноги и глотнул из стоящей на рядом находящемся столике фарфоровой чашки ароматного чая.

"Прекрасный денек нынче", - мелькнуло в голове у Богдана, неторопливо и даже как-то лениво листающего отчеты от Комитета Государственного Развития.

- Вот интересно, - негромко пробормотал Председатель Совета Народных Комиссаров и Генеральный Секретарь ЦК КПСС по совместительству, откладывая плотную пачку бумаги на заставленный телефонами стол, - идея о создании специализированной службы, призванной контролировать состояние экономики и создавать планы ее развития, выявлять и исправлять ошибки - Иосифа Виссарионовича. А осуществляю ее я. Прям как будто он и не умирал.

Ворчание героя осталось без ответа - обитые тяжелыми дубовыми панелями стены служили отличным препятствием для звука.

Спокойствие этого светлого места оставалось столь гармоничным, что Богдану уже захотелось вздремнуть, когда резкий звонок телефона разорвал субботнюю тишину подмосковного кабинета, напоминая его хозяину, что дела не ждут.

- Да?

- Богдан Сергеевич, к вам товарищ Королев.

- Ах, да, точно. Пусть заходит, - Богдан одним глотком допил уже остывающий чай и встал, встречая входящую в кабинет надежду советской космонавтики.

- Добрый день, Сергей Павлович, - произнес правитель СССР, протягивая руку и тепло улыбаясь.

- Здравствуйте, товарищ Драгомиров.

- Вы присаживайтесь, - генсек прошествовал к уголку с мягкой мебелью и столиком, на котором можно было как разложить бутерброды, так и посмотреть бумаги. На полпути он остановился и, хлопнув себя по лбу, вернулся к основному рабочему столу.

- Юрий Григорьевич, - подняв трубку произнес Богдан, - будьте добры, организуйте нам с товарищем Королевым чаю. Вам с лимоном? - повернулся генсек к главному ракетостроителю страны. Тот кивнул.

- И лимон пусть добавят.

- Пять минут, Богдан Сергеевич. И еще, звонит товарищ Маленков, по поводу отчета о внеплановых расходах наркомата обороны. Говорит, что вопрос буквально на пять минут.

- Ладно, соединяй.

Пока генсек разговаривал по телефону, конструктор осматривал кабинет этой подмосковной дачи, на которую приехал впервые в жизни. Обитые резными деревянными панелями стены, несколько денежных деревьев, мягкий уголок с диваном и парой кресел, отдельный стол с телефонами - все это создавало в помещении уют, в то же самое время не выветривая из комнаты деловую атмосферу. Массивный дубовый стол, стоящий сбоку от окна и покрытый аккуратно разложенными стопками бумаг, выглядел в этом кабинете необычайно естественно и прекрасно сочетался с парой заполненных книгами огромных шкафов из красного дерева.

Королев присмотрелся. Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин... Понятный набор. Даже Мао присутствовал. Продолжая изучать содержимое библиотеки Драгомирова, Королев сам не заметил, как подошел к шкафам. Усмехнулся, увидев, что несколько полок отдано под книги по стратегии и тактике войны. Причем присутствовали как современные труды, написанные по итогам Второй Мировой, так и работы самых разных периодов - Клаузевиц, Суворов... даже "Искусство войны" Сунь-Цзы было.

Неожиданно взгляд лучшего ракетного конструктора в мире наткнулся на корешок с фамилией Циолковского. Интересно...

Положив трубку, Богдан повернулся к конструктору.

- И как, нравится подборка?

- Очень занимательно, товарищ Драгомиров.

- Вы почему-то выглядите удивленным.

- Ну, если честно - я действительно немножко удивлен. К примеру, труды товарища Сталина, или книги о методах ведения военных действий мне кажутся вполне логичным выбором, также как и учебники, справочники и научные работы по разным дисциплинам - вот взять хотя бы Циолковского, например. Но что здесь делают Адам Смит и Кейнс?

- О, на этот вопрос очень легко ответить, - генсек улыбнулся. - Чтобы победить врага, надо понять, как он устроен. Увидеть, чем он силен, а в чем его слабость. И тогда победа станет гораздо более доступной. Впрочем, это тема отдельного разговора.

- Действительно, - конструктор кивнул.

- Итак, Сергей Павлович, я вас внимательно слушаю. Надеюсь, никаких серьезных проблем не появилось?

- Если только таковым не считать фон Брауна, - пробурчал Королев. - Он слишком много на себя берет.

- Так, мы с вами об этом уже говорили, - Драгомиров с неодобрением мотнул головой. - Вы же не дети, в конце концов. Ведь умеете же сотрудничать друг с другом. Вон, какую ракету для нашей армии сделали. Я что, нянькой вам должен быть? Мне вроде как есть чем заниматься!

- Да, да, - поднял руки ракетчик. - Извините, товарищ Драгомиров - это же не со зла.

- Будем надеяться, - проворчал Богдан, наблюдая, как вошедший секретарь расставляет на столе содержимое своего подноса. - И так на обе программы выделяем целую прорву ресурсов. Могли бы и поделиться наработками друг с другом.

- Еще что-нибудь? - закончивший сервировку секретарь поднял голову.

- Да нет, вроде бы все есть. Спасибо, Юрий Григорьевич.

- Пожалуйста, Богдан Сергеевич.

Дождавшись закрывания двери, генсек вновь повернулся к Королеву.

- Вернемся к настоящим проблемам. Для начала: вы, наконец, определились с запуском спутника?

- Да. Ориентировочно в апреле - но возможны еще корректировки.

- Вы особенно не корректируйте. Апрель - значит, апрель. Не то, чтобы сроки так сильно горели. Американцы серьезно отстают, согласно информации наших товарищей из ведомства Лаврентия Павловича.

Но вот медлить точно не надо. Сами понимаете, в космосе Советский Союз должен быть первым. Без вариантов. Поражение недопустимо.

- Да я понимаю. И если бы нам дали возможность сразу бросить все силы на этот конкретный пуск...

Богдан вздохнул. Королев оставался настоящим фанатиком ракет и космоса, будучи достойным учеником Циолковского, но обратной стороной этого бонуса оказалась необходимость иногда опускать конструктора с небес обратно на грешную землю.

- Первым делом - оборона, Сергей Павлович. И для нее нужнее многочисленные и испытанные ракеты - вы с этим согласны и сами неоднократно высказывали подобное мнение. Хоть как-то решили вопрос с обороной - теперь можно и космонавтикой заняться гораздо плотнее. У нас же не бесконечные ресурсы. Уж извините, - Богдан развел руками.

- Да что вы, товарищ Драгомиров, не надо. Я все понимаю. Просто хочется же быстрее туда добраться... - Королев ткнул рукой в потолок.

- Доберемся, Сергей Павлович, доберемся. А пока давайте поподробнее. Значит, в апреле у нас запуск спутника, так?

- Да.

- Затем, если все пройдет удачно - а я надеюсь, так оно и будет, - летом последуют еще три запуска. Если и с ними все будет хорошо - запускаем в космос собаку. Все правильно?

- Абсолютно. Только ваша просьба, чтобы спутник нес полный комплект исследовательской аппаратуры... Вам не кажется, что для первого раза может быть вполне достаточно простого сигнала? Зачем усложнять?

Богдан отрицательно мотнул головой.

- Никак нет, Сергей Павлович. Это же не критичное усложнение в сравнении со всем остальным? Зато политический эффект - гораздо выше.

Конструктор пожал плечами и заметил:

- Вообще-то, товарищ Драгомиров, это критичное усложнение. Именно из-за него нам, возможно, и потребуется отложить запуск.

Богдан задумался. Подошел к окну, постоял, глядя на невероятно синее небо. Наконец, повернулся.

- Хорошо. Давайте так - пока делайте без усложнений. Пусть будет простой сигнал. Этот запуск. Но уже следующий должен пройти так, как планируется. Такое предложение вас устроит, Сергей Павлович?

Королев, недолго думая, кивнул.

- Значит, какие еще проблемы вы пока не можете решить своими силами? - и два, без всякого сомнения, великих человека склонились над бумагами.

В этот же осенний день, через полчаса после ухода окрыленного Королева, едва начавший обедать Богдан вдруг подумал, что романтизм космоса - штука заразная. Так и лезут в голову фантазии о межгалактических звездолетах, бороздящих просторы Вселенной.

- Но жить в эту пору прекрасную, похоже, придется не нам, - продекламировал генсек. Ему вдруг стало как-то грустно. Хотелось чего-то такого, возвышенного...

- Юрий Григорьевич, не знаешь, чего сегодня в Большом идет?

- Шостакович концерт дает, Богдан Сергеевич.

- Ммм. Пятая симфония будет? - Драгомиров задумчиво посмотрел на часы.

- Конечно. Собираетесь поехать?

- Пожалуй. Организуй пока, а я еще поработаю. Время вроде бы еще есть.

И, завершив на этом разговор, Богдан отправился на террасу.

Наслаждаясь прекрасным видом осеннего сада, генеральный секретарь размышлял о вопросах, требующих его пристального внимания.

Неожиданно сильный порыв ветра, подхвативший опавшие листья, закружил их в золотом танце, напоминающем о потерянной уже так давно, но все еще не забытой любви...

Проходящий по саду охранник, бросивший взгляд на сидевшего на террасе председателя СНК, увидел как тот со странной смесью грусти и нежности на лице рассматривает какую-то фотографию. Охранник не знал, что на ней запечатлена погибшая под немецкими бомбами в один из первых дней Отечественной войны девушка. Одна из тех безымянных миллионов, отданных русской землей за свободу, соседка тогда еще молодого лейтенанта, так и не смогшего собраться с духом, чтобы предложить ей стать друг другу кем-то большим, нежели друзья.

Именно известие о ее смерти стало одной из тех причин, что превратили фактически пацана в матерого волчару, не щадившего никого и ничего. Превратили в пылающий сгусток холодной ненависти, не чурающийся расстрела выпрыгнувших с парашютом пилотов противника. В того, кто перестал бояться чего бы то ни было уже седьмого июля тысяча девятьсот сорок первого года.

Богдан Драгомиров тоже был человеком...

"Великая Отечественная война. Том 1, часть первая, глава 4. Развитие РККА во второй половине тридцатых годов двадцатого столетия". Москва, Военное издательство , 1988 год.

Вторая половина тридцатых годов началась для Красной армии большой трагедией. Страшная железнодорожная катастрофа в январе тридцать пятого года забрала из ее рядов таких талантливых военачальников, как маршалы Тухачевский и Ворошилов, командармы Якир и Дыбенко, и многих, многих других. Тогда еще Начальник Штаба Красной Армии, будущий маршал Победы Триандафиллов Владимир Кириакович, за несколько лет до этого события чудом выживший в авиакатастрофе и лишь благодаря случайности не поехавший на роковом экспрессе, позднее с горечью отмечал в своих мемуарах, что "пересев на поезда после двух аварийных событий на самолетах, я ожидал большей безопасности. У судьбы была другая точка зрения".

...Как бы то ни было, основными вехами довоенного развития танковых войск РККА можно назвать следующие: принятие на вооружение танка Т-50, создание и развитие проекта А-44 и последующее принятие на вооружение унифицированной танковой платформы - танка Т-42 и его многочисленных вариаций (в виде САУ, БРЭМ и пр.)...

...Несомненно, значительную роль большинство исследователей отводит и "реформе Триандафиллова" тридцать девятого-сорокового годов, серьезно изменившей облик Красной Армии...

...Огромное влияние на развитие ВС СССР оказал и факт отказа руководством Советского Союза от программы строительства "Большого Флота". По нынешним оценкам, будь она принята к исполнению, затраты оказались бы настолько велики, что фонды танковой промышленности и авиастроения оказались бы урезаны едва ли не вдвое...

...В любом случае, остается только предполагать, как развивалась бы Красная Армия в частности и Вооруженные Силы Советского Союза в целом, не лишенные в середине предвоенного десятилетия стольких знаменитых и опытных командиров. Но с большой долей уверенности можно утверждать, что немецкое вторжение в сорок первом году оказалось бы еще менее удачным...

Мгновения прошлого. Белоруссия, август 1941-го года.

- Немец жмет, - мрачно заметил Уборевич. - Похоже, вляпались. Опять.

- Не знаю, не знаю, - Ватутин не согласился. - Да, хреново все, но парни пока еще держатся. Котла нет. Если Коробков еще чуть-чуть простоит - успеем. Но нужно придержать Гудериана хотя бы на сутки. Давай мне Рокоссовского.

- Не надо. Сам с ним поговорю... - командующий Западным фронтом посмотрел на телефонный аппарат с плохо скрываемой ненавистью. Слишком многие уже погибли в результате отданных по этой самой машинке приказов.

- Без танков - ни черта не выйдет, - молодой генерал на другой стороне телефонного провода отрицательно мотнул головой, будто собеседники его могли видеть. - А у меня "пятидесяток" осталось от силы штук двадцать. И "двадцать шестых" еще меньше.

- Тут без вариантов - или вы их задержите, или хана нескольким дивизиям. Я тебе все, что могу, отдам. Даже летунов Ерлыкина, весь его сводный полк. Только продержитесь, - Уборевич понимал, что фактически превращает две тысячи человек в смертников. Но другого выхода у него не имелось. Никакого.

И Рокоссовский понимал это не хуже. А потому просто ответил:

- Сделаю, что смогу, - и повесил трубку, собираясь совершить свой первый подвиг в этой войне. Посмотрев на замолкший телефон, он коротко бросил начштаба:

- Дай мне Ерлыкина. Как хочешь - но через полчаса связь с ним у меня быть должна.

***

- Машина готова, Богдан Сергеевич, - голос секретаря вырвал генсека из воспоминаний, в которых он летал там, в небе, прикрывая штурмующие немецкие колонны советские самолеты.

- Спасибо, сейчас буду.

Надев костюм и захватив с собою любимую походную кружку, заполненную ароматным кофе с молоком, Богдан отправился в гараж, где его уже ждал кортеж.

- Доброе утро, товарищ Драгомиров, - поприветствовал его один из водителей.

- И тебе тоже, Степан. Как жена, выздоровела?

- Да, уже третий день температуры нет, - кивнул шофер. - Спасибо большое за те конфеты.

Богдан всегда вел себя исключительно тепло по отношению к работающим с ним людьми. А почему бы и нет? Почему бы не порадовать лишний раз тех же водителей?

- На какой поедете, товарищ Драгомиров? - Степан спросил его не просто так. В целях безопасности, из гаража правительственной дачи выезжало два одинаковых кортежа, с несколькими также одинаковыми авто в каждом. В каком кортеже и в каком автомобиле председатель правительства - не знал никто. Ибо это решалось в последний момент самим генсеком.

Подобные меры безопасности наличествовали не просто так - на них настоял Берия, опасающийся за молодого и харизматичного лидера Советской республики.

- Да вот на этой и поеду, - улыбнулся Богдан, усаживаясь в ближайший лимузин.

Начальник охраны, дождавшись, когда бойцы рассядутся по другим машинам, дал команду на начало движения. Взревевшая моторами колонна стремительно выехала в сторону Москвы.

Наблюдая, как мимо пролетают деревья и дома, Драгомиров задумался о многочисленных проблемах молодого государства рабочих и крестьян.

"Пока рабочих и крестьян, - мысленно поправил себя генсек. - Но при нынешних темпах уже скоро мы станем страной ученых и инженеров. И это правильно".

За стеклом начал накрапывать мелкий дождь, дождь, похожий на тихие слезы матери, оплакивающей безвременно ушедшего ребенка. Мысли Драгомирова перескочили на другую тему.

"Двенадцать лет будет в следующем ноябре. Двенадцать лет, как мы победили этих чудовищ, как уничтожили эту коричневую чуму, пришедшую из Европы. Мы справились... Но почему же все еще так тяжело? Столько проблем... Да, успехи тоже есть - и немало, но и трудности вырастают одна за другой. И нам еще повезло, что эти мрази не успели сжечь Украину так, как планировали. Приказ о выжженной земле... Знал бы о нем тогда, когда сбивал самолет этого усатого ублюдка, попытался бы его посадить... Хотя нет, сгореть в летящем к земле самолете вполне достойная смерть для этой сволочи".

Окончанием Великой Отечественной войны, настоящим восклицательным знаком, поставленным в сорок четвертом тогда еще полковником Драгомировым, стал эпизод с попыткой побега Гитлера. Посадил за штурвал кого-то из асов и рванул.

Но ему не повезло. Кто-то из нацистской верхушки (ходили слухи, что этим "некто" являлся исчезнувший после войны Мюллер), видя вступающие в Берлин советские войска и полную катастрофу на всех фронтах, понял, что это конец. И начал спасать свою шкуру.

Первым делом этот некто сдал "горячо любимого фюрера", вместе с планом полета и всеми деталями, вплоть до отвлекающих маневров. Сдал, не подозревая, что дата выполнения сместилась на сутки личным указом вождя Рейха. Когда об этом стало известно, Гитлер уже был в воздухе.

Но в воздухе был и сам Драгомиров. Лучший пилот планеты, с личным счетом в две с лишним сотни самолетов и целой коллекцией высших наград СССР и союзников. И это определило неудачу побега. Ибо за всю войну - с первого до последнего дня - чутье и интуиция гвардии полковника неоднократно подсказывали ему верные решения и спасали от смерти.

Так случилось и в тот раз - он нашел нужный самолет тогда, когда это уже казалось невозможным, выбрав его среди множества ложных целей, запущенных Люфтваффе, пытающимися выиграть для фюрера время.

Никто не был способен сравниться с Драгомировым в воздухе. К концу войны это виделось невозможным даже лучшим из выкормышей Геринга, на истребителях, в приличных условиях... И тем более это оказалось невыполнимым для прижимающегося к земле "Шторьха".

Снятый на пленку фотопулемета горящий самолет Адольфа стал настоящей сенсацией, едва не затмившей собою подписание капитуляции. А в тот момент полковник-гвардеец, расстрелявший сверху кабину пилота - что делал на этой войне не раз - догнал падающую к земле неуправляемую уже машину и всадил в нее остаток боекомплекта. И никто не видел слез на лице лучшего аса планеты, потерявшего в разбомбленном нацистами Киеве всех своих родных.

- Приехали, Богдан Сергеевич, - негромко заметил водитель, вырвав генсека из воспоминаний.

Большой Театр встретил шумом многочисленной публики, собравшейся на концерт одного из гениальнейших композиторов современности.

Удобно устроившийся в ложе Драгомиров, проведенный внутрь охраной вовсе не через центральный вход, а потому не замеченный, уже приготовился слушать пятую симфонию - свое любимое произведение у Шостаковича, когда на сцене появился сам композитор. Поклонившись встретившей его аплодисментами аудитории, он пожал руку первой скрипке, поднял дирижерскую палочку и замер.

Богдан закрыл глаза.

Мгновения прошлого. Белоруссия, август 1941-го года.

- Леха, давай!!! Ну, прыгай, черт побери!!! Давай, давай, давай же! - скрипя зубами от бессилия, молодой лейтенант смотрел как его ведомый, дымя двигателем, летит к земле.

Немецкие наблюдатели засекли советские самолеты еще на подлете. Люфтваффе отреагировали быстро - как, впрочем, и всегда.

Висящий высоко в небе Богдан спокойно выжидал. И, когда первая часть немцев атаковала прикрытие из нагруженных истребителей, связывая боем, он все так же летел вперед и не лез в "собачью свалку". А вот когда появилась уже вторая группа немецких самолетов и свалилась на оставшийся незащищенным строй "Илов", Богдан покачал крыльями и начал набирать скорость в пикировании.

Первый, как обычно, даже не понял, что произошло. Второй, его ведомый, попытался зацепить проскочивший самолет Драгомирова длинной очередью, но только зря растратил боекомплект.

Сам ас без особых проблем переиграл в воздушной карусели еще одного немца - тот, с отстреленным крылом уже кувыркался к земле - и погнался за следующим, удачно подстрелившим ведомого лейтенанта.

Чувство тревоги, привычно появившееся в районе затылка, заставило Богдана резко бросить самолет вправо. И, как всегда, вовремя. Из-за облаков вывалился немецкий "мессер" и погнался за советским самолетом.

- Сссука, - тлеющая где-то на дне сознания ненависть начала окрашивать все в красные тона. - Сейчас я тебе...

Немецкий пилот, несколько удивленный неудавшейся атакой, решил в бой не ввязываться - советские штурмовики все еще были где-то впереди, уйдя от сцепившихся в свалке хищников.

Заложив крутой вираж, фашист развернул свой самолет и бросился в погоню за ускользнувшими "Илами", не подозревая, что километром ниже и левее обычный человек в кабине краснозвездного И-17 уже превратился в одержимого ненавистью убийцу.

- Сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, - если бы кто-нибудь увидел в этот момент глаза Драгомирова, то точно решил, что перед ним психопат. Ибо в них светились ярость и желание убить, однозначно недоступные нормальному человеку.

Пилот сто девятого, увлеченный погоней, заметил падающий на него истребитель слишком поздно. И сделать ничего не успел - короткая, но убийственно точная очередь прошила кабину его самолета насквозь. Фирменный знак лучшего среди "сталинских соколов".

***

- Товарищ Драгомиров, добрый вечер, - Богдан открыл глаза, очнувшись от нахлынувших воспоминаний. Стоящий перед ним Берия приветливо улыбнулся и протянул руку.

- И вам того же, Лаврентий Павлович. Как вы себя чувствуете?

Этот вопрос был не из праздных - один из самых влиятельных людей государства рабочих и крестьян тяжело болел, подвергнувшись облучению в процессе испытаний советской атомной бомбы. И, хотя до смерти ему оставалось еще довольно долго - врачи давали ему года три, а то, может и четыре - все чаще его одолевала слабость и разбитое состояние. Типичные признаки рака.

- Сегодня очень даже неплохо, спасибо. Вот, решили с Нино сходить послушать Шостаковича. А я и не знал, что вы тоже собираетесь.

Богдан пожал плечами.

- Да я только днем, собственно, и решил съездить. Вот, с товарищем Королевым пообщался, и захотелось чего-нибудь возвышенного.

Берия понимающе улыбнулся. Затем неожиданно спросил:

- Он со сроками-то хоть определился?

Вместо ответа председатель правительства кивнул. После чего заметил, что это разговор не для Большого Театра.

Почти всемогущий нарком спорить не стал.

- Может, после концерта заедете к нам? Вечером Серго приедет, поужинаем вместе. Обсудим некоторые вопросы...

- И что на ужин? - полушутливо поинтересовался Драгомиров.

- Сюрприз, - в таком же тоне ответил Берия.

Богдан задумался. А что, собственно, ждет его на даче? Холодная постель, куча бумаг, с которыми тоже надо разобраться и проклятое одиночество.

- Договорились, Лаврентий Павлович.

Вернувшийся на сцену после небольшого перерыва Шостакович снова вызвал гром аплодисментов. Поняв, что теперь им удастся поговорить только лишь после окончания концерта, Драгомиров кивнул наркому, и снова откинулся на спинку кресла. Вернувшийся к жене Берия что-то тихо ей прошептал - сообщал, видимо, новость о высоком госте. Та не возражала.

Закрывший глаза Богдан этого не видел, наслаждаясь музыкой. Даже правителям такой державы надо иногда отдыхать.

Глава 2.

Утро понедельника началось совершенно обычно. Севший завтракать Богдан, вяло ковыряя омлет вилкой, попросил включить радио.

- И к другим новостям, - бодрый диктор "Маяка" сделал паузу. - Сегодня начинается судебный процесс над так называемой "группой Булганина", обвиняемой в крупных хищениях государственных средств.

Государственным обвинителем будет выступать товарищ Вышинский. Он выражает уверенность в собранной доказательной базе и считает ее более чем достаточной, чтобы убедить суд в виновности обвиняемых. Однако, представитель защиты...

Богдан, не дослушав новость, переключил приемник на другую волну, решив, что лучше послушает музыку, чем будет вспоминать это тянущееся еще со времен его работы заместителем Мехлиса делом.

Драгомиров улыбнулся, вспомнив свое удивление назначением в ведомство "страшного проверяющего". После войны молодой еще полковник набрался наглости попросить лично Сталина найти ему "место в строю". Вождь, открыто симпатизировавший знаменитому асу, одному из символов Победы, таковое нашел почти сразу, отправив увешанного наградами пилота выискивать взяточников.

"Раз находыл нэмэцких нэгодяев в нэбе, то сможешь и здесь нэгодяев найти", - это фраза, сказанная с хитрой улыбкой, определила жизнь всего Советского государства. Хотя тогда это, конечно, еще не казалось очевидным.

Как бы то ни было - по настоящему талантливый человек талантлив во всем. И в раскрытии воровских схем Драгомиров оказался ничем не хуже, чем в предугадывании действий вражеских пилотов.

Став после ухода на пенсию Льва Захаровича главой Народного Комиссариата Государственного Контроля, Богдан славно развернулся, снимая с высоких сидений взяточников и воров. Сталин, все больше привязывавшийся к Богдану, все внимательнее за ним наблюдал. И, наконец, в пятьдесят втором поручил "дополнительное задание" по организации части работ при осуществлении сталинского плана преобразования природы.

Блестяще справившийся с этим Богдан окончательно стал рассматриваться вождем как преемник. Это был не последний тест для молодого "выскочки", как иногда именовали Драгомирова старые партийные зубры, но сделать герою войны они так ничего и не смогли - в группу молодого руководителя вошли и Триандафиллов с Рокоссовским, и Берия, и даже Маленков...

Веселенький мотивчик, раздавшийся из динамиков, оторвал председателя от воспоминаний и довольно быстро настроил на добродушный лад. Доев завтрак, генсек оделся и, захватив с собою походную кружку, заполненную ароматным кофе с молоком, отправился работать.

Кабинет в Кремле, встретивший привычным порядком, напомнил главе СССР о незаконченных делах.

- Юрий Григорьевич? - подняв трубку, Драгомиров вызвал к себе секретаря. - Что у меня на сегодня?

- В одиннадцать ноль-ноль назначено совещание с товарищами Устиновым, Морозовым, Грабиным. Также должен быть еще и товарищ Малиновский, а с ним представители ГАБТУ.

- Так, помню-помню. Про новый танк разговор пойдет. Что еще?

- В четыре часа у вас встреча с послом КНР, по поводу Маньчжурии и области КВЖД.

"Опять ругаться начнет, - подумал Богдан. - Мы, значит, ее освобождали, строили, заселяли, а теперь они ее назад требуют. Будто и нет там суверенного государства. Крутой перец Мао. Вроде же адекватный человек. Но порою на него такое находит... как в Корее, где он чуть ли не требовал у товарища Сталина бомбу для удара по американцам".

- Хорошо. Еще кто?

- В семь совещание с координационным советом по поводу празднования дня Победы и Октябрьской Революции.

- Ясно. Это все?

- Интервью еще есть, про которое из НКИД просили решить, когда оно будет, если будет.

- Кому? - как ни странно, до сих пор таких просьб было не так, чтобы много. Весь мир ждал, чем завершится дележка власти в СССР. Судя по всему, кто-то решил, что Драгомиров уже победил техническим нокаутом. По крайней мере, "партия партии", как назвал сторонников усиления влияния КПСС в ущерб Советов Берия, осталась практически без поддержки.

- "Нью-Йорк Таймс".

Богдан бросил взгляд на часы. Стрелки показывали восемь сорок.

- Ха, буржуины зашевелились. Знаешь что, а давайте вы мне сие устроите, Юрий Григорьевич. Скажем, в десять. Думаю, часа нам с лихвой хватит.

- Сегодня? - секретарь был несколько удивлен.

- Конечно. Если у писаки будет всего-то с час запаса времени, он многого придумать не успеет. Вот и поглядим, как у янки с импровизациями. И позовите кого-нибудь из "Правды".

Журналисты прибыли гораздо быстрее, чем через данный им час. Работающий с бумагами Богдан, увидев, что до десяти еще почти двадцать минут, улыбнулся.

"Конечно, такой шанс. Американец, небось, до такси бегом бежал", - ухмыльнувшись, председатель СНК сказал секретарю, чтобы они пока подождали.

Наконец, когда до десяти оставалось еще немного времени, Драгомиров принял тружеников пера. Хоть и пишущего, но порою не менее опасного, чем бандитское.

- Добрый день, товарищи.

Журналисты поздоровались почти хором.

- Итак, у нас есть немного времени для ваших вопросов и моих ответов. Вопросы прошу задавать конкретные и понятные. Со своей стороны обещаю отвечать максимально полно. И еще. Это интервью печатается либо полностью, либо не печатается. Вы согласны, мистер Кьерри?

Корреспондент "Нью-Йорк Таймс", секунду поразмышляв, согласился.

- Тогда начнем, пожалуй.

- Господин Драгомиров, у меня такой вопрос: является ли суд над "группой Булганина" методом устранения конкурентов в борьбе за власть? - американец решил сразу взять быка за рога. Корреспондент "Правды" выглядел так, словно его только что облили ледяной водой. Присутствующий, несмотря на то, что генсек неплохо владел английским, в кабинете переводчик выглядел не лучше.

Богдан улыбнулся и просто ответил:

- Нет. Этот суд, насколько я знаю, должен определить виновность или невиновность конкретных лиц в конкретном преступлении. Суд в нашей стране - независим, а потому не может являться методом борьбы за власть.

- То есть то, что обвиняемые фактически ваши конкуренты в борьбе за место председателя правительства СССР и других постов - просто совпадение?

- Ну, для начала я отмечу, что ваш вопрос некорректен. Эти граждане мне не конкуренты. То есть они могут, конечно, так думать, но они с примерно теми же основаниями могут считать себя конкурентами мистера Эйзенхауэра на выборах президента США. Это, собственно, во-первых.

Во-вторых, дело, по которому их судят, было заведено еще много лет назад. Мною, да - поскольку я в то время работал в соответствующем государственном учреждении. И это была моя работа. На тот момент, кстати говоря, я понятия не имел, куда меня приведет расследование. Вот, собственно, и все по этому вопросу.

Товарищ Лесков? - генсек повернулся к газетчику из "Правды".

- Как вы оцениваете успехи советской экономики за пятьдесят пятый год, товарищ Драгомиров? - корреспондент попытался сменить щекотливую тему.

- Пока у нас полностью обработаны данные только за первое полугодие и третий квартал. Последний, четвертый - еще в работе. Но могу отметить, что, несмотря на некоторые трудности, Советский Союз движется вперед семимильными шагами. На данный момент предварительная оценка внутреннего валового продукта за пятьдесят пятый год показывает, что рост составил около пятнадцати процентов. При этом рост производства продуктов питания позволяет надеяться, что политика по планомерному снижению цен будет продолжена.

- Какими вы видите отношения Советского Союза и Соединенных Штатов? - тряхнув блондинистой прической, поинтересовался янки.

- Если честно, то я очень огорчен их нынешним состоянием. Еще одиннадцать лет назад мы вместе воевали против страшной угрозы коричневой чумы. Мы вместе сражались и вместе умирали за свободу и справедливость, помогали друг другу. Мы были не просто союзниками - мы были друзьями. И Советский Союз, как миролюбивое государство хотел бы и в дальнейшем поддерживать теплые и дружеские отношения с США. Более того, и президент Рузвельт, и многие другие американские политики - как мистер Уоллес, например, выступали за укрепление и расширение сотрудничества между нашими странами.

Но, как видите, другая, к сожалению, преобладающая в руководстве Америки часть, нас почему-то боится, придумывает планы нашего уничтожения. Уж не знаю, чем наше государство так не угодило в свое время мистеру Трумэну, что он приказал разработать план атомных бомбардировок Советского Союза, фактически ядерного геноцида, по своим масштабам превосходящего сотворенный Гитлером на территории СССР.

Естественно, после подобных поступков мы более не могли тепло разговаривать с американским правительством, и вынужденно предприняли меры по обороне нашего населения. Кому-то это не понравилось - но другого выбора у нас не было и нет. Советский народ ничего не имеет против американского. Полагаю, что и простые американцы совсем не жаждут конфронтации с нашей страной. К сожалению, мнение простого народа почему-то не учитывается правительством Америки. И мне очень жалко за этим наблюдать.

Богдан сделал паузу. Отпил чаю из маленькой фарфоровой чашки, белым пятном выделяющейся на зеленом сукне стола. После чего продолжил:

- Мы отказались от идей Мировой Революции еще в конце двадцатых годов, приняв решение строить социализм в одном отдельно взятом государстве. И, как видите, нам это неплохо удается. По размерам экономики мы пока отстаем только от Соединенных Штатов - но разрыв сокращается. Думаю, где-нибудь в середине семидесятых, может быть, восьмидесятых, а возможно и наоборот, шестидесятых, мы уже окажемся впереди. Раньше или позже. Зачем нам воевать?

Народы других стран, не входящих в содружество государств, строящих коммунизм, рано или поздно поймут, что капитализм ведет в тупик, что он устарел. Потому-то нам и не нужно на кого-то нападать, устраивать где-то еще революции. Единственно, что Советский Союз считает необходимым - это освобождение стран всего мира от колониального гнета. Ну не нравится нам, когда кто-то грабит бедные и не способные защититься народы. Но ведь против колониальной системы выступал и ваш президент Рузвельт!

- Но если вы не собираетесь ни на кого нападать, то зачем же вам такие большие вооруженные силы? - американец так просто сдаваться не собирался.

- Есть древняя поговорка, если мне не изменяет память, римская еще: "Хочешь мира - готовься к войне". Мы богатое государство и с каждым днем становимся все богаче. Кроме того, наш социальный строй вызывает испуг у власть предержащих в самых разных странах. Мы считаем, что Советские Вооруженные Силы должны обладать достаточной мощью, чтобы ни у кого даже мысли не возникло на нас напасть. Это особенно актуально, если вспомнить ту чудовищную трагедию, которая случилось с нашей страной в сорок первом году. А, кроме того, я могу задать вам тот же вопрос: если США не собирается нападать на СССР - то зачем им столько войск в Европе и в той же Японии? Это не кажется вам неправильным? В Мексике или даже Латинской Америке у Союза военных баз нет. А у США в Европе - полно. И в Японии. Кого здесь логичнее подозревать в агрессивных намерениях?

Американец промолчал.

- Каким проектам на посту председателя Совета Народных Комиссаров вы собираетесь уделить особое внимание? - вновь перехватил инициативу задавания вопросов Лесков.

- Сложный вопрос, - Богдан задумался. - Пожалуй, проблемы развития промышленности и сельского хозяйства отберут большую часть времени. Самая важная задача - это претворение в жизнь сталинского плана преобразования природы. Он уже показывает фантастические результаты.

- Товарищ Драгомиров, прибыл товарищ Малиновский, - спустя еще полчаса и десяток вопросов прервал интервью секретарь.

- Что ж, как видите, дела не ждут. Догадываюсь, что у вас еще целая гора вопросов. Но ответы на них вы можете узнать уже через неделю-другую, на большой пресс-конференции.

- Спасибо за уделенное нам время, - поднялся Лесков.

Американец также поблагодарил советского лидера.

Дождавшись, пока журналисты покинут его "приемный" кабинет, Богдан через небольшой коридор вернулся в рабочий.

Впереди было большое совещание.

Мгновения прошлого. Кубинка, ноябрь 1939-го года.

- Михаил Ильич, волнуетесь?

- Есть немного, - знаменитый в будущем танковый конструктор кивнул и поежился, словно не был уверен в детище своего конструкторского бюро.

- А я вот почему-то нет, - Морозов, чьей идеей и стал А-44, ныне раскатывающий по полигону, расправил плечи и гордо посмотрел на "чудо-танк".

- Рискнули мы сильно, Александр Александрович. Очень. Столько новых решений... Намучаемся с серией, - Кошкин, поверивший своему подчиненному, и загоревшийся идеей "принципиально новой конструкции и даже компоновки", с надеждой смотрел в сторону месящей грязь машины.

- Ни у кого нет ничего подобного. Особенно с дизелем хорошо получилось. В "двадцать восьмой" его уже не впихнуть, да и модернизации ветерану больше уже не видать.

- Оставь. Хорошая машина. Еще повоюет. Вот Ф-34 поставят - опять лучше всех будет, - Кошкин поправил кепку и грустно вздохнул. - А "сорок четвертый" вообще порежут...

- Нет, не порежут. Задел огромный, Михаил Ильич. Да, сложный танк - но какая броня, а? Какая подвижность? Какая мощь? Да ему еще года два, а то и все три соперников не будет!

- Да знаю я. О другом волнуюсь: может надо было "тридцать второй" проект побольше продумать, а не браться сразу за кардинально другой вариант? Там все же классика в каком-то смысле... А тут и подвеска на торсионах, и двигатель новый... Даже пушку - и ту только-только доделали...

- Оставьте, Михаил Ильич. Мы же с вами видим, что все сделали правильно, - Морозов замолк и вновь повернулся в своему детищу, в данный момент выкатившемуся на позиции для стрельбы.

- Надеюсь на это, Александр Александрович. Очень надеюсь.

"Б. Лоськов. Танковый удар. Советские танки в боях Великой Отечественной Войны. Глава 7". Москва, Техника и вооружения, 1982 год.

Т-50. Труженик войны, легкий танк - вершина их довоенной эволюции - пришедший на смену заслуженному ветерану Т-26. Танк, бывший самым многочисленным танком советских бронетанковых сил на первом этапе войны.

Интересна история его появления на свет.

Вторая половина 30-х годов для советских войск прошла под знаком лёгкого танка Т-26. Эта боевая машина являлась безусловным лидером на поле боя в первой половине десятилетия, и была произведена в количествах, на тот момент гораздо больших, чем какой-либо другой образец бронетанковой техники СССР.

Однако стремительное развитие европейской танковой школы, а также массовое появление в армиях потенциальных противников противотанковой артиллерии изменили положение вещей.

Впервые обеспокоенность была высказана знаменитым конструктором С.А. Гинзбургом, направившим еще в начале 1936-го года соответствующий доклад на имя начальника Главного автобронетанкового управления Красной армии. Бумагу рассматривали на высочайшем уровне - и признавали соответствующей реальной ситуации.

Конструкторское бюро завода N 185 получило разрешение на изготовление опытной машины с усиленными бронированием и подвеской. И, хотя таковая машина была создана (под индексом "Т-111"), она не удовлетворяла требованиям военных в полном объеме, являясь, тем не менее, серьезным прорывом советских танкостроителей и большим шагом вперед...

Испанская гражданская война, начавшаяся в июле 1936-го года, увеличила интерес и важность работы Гинзбурга, поскольку в ней приняли активное участие поставленные республиканскому правительству советские легкие танки. Эта война продемонстрировала всё усиливающуюся роль противотанковой артиллерии и насыщение ею армий развитых стран...

ГАБТУ, согласившись с приведенными в докладе Михаила Ильича Кошкина (тогда еще только назначенного главой КБ Харьковского Завода) доводами, выдало техническое задание на создание среднего танка с противоснарядным бронированием. Это воистину судьбоносное решение привело к появлению проекта А-32 и, позднее, А-44, ставшего в рядах советских танковых войск тем самым знаменитым Т-42, за создание которого Гитлер назначил его основных "родителей" - Кошкина и Морозова - своими личными врагами...

Но вернемся в Ленинград, где под руководством С.А. Гинзбурга продолжалось создание Т-50. Следует признать, что большое влияние на его конструкцию оказал немецкий Т-3 (PzKpfw 3), захваченный республиканцами в Испании в 1938-ом году и тщательно обмерянный и сфотографированный советскими специалистами...

Серийный выпуск Т-50 начался в феврале 1939-го года, в Ленинграде. А уже осенью он принял боевое крещение в Финской кампании, где продемонстрировал свои замечательные боевые качества...

Несмотря на то, что "танком Победы" стал Т-42 и его модификации, именно Т-50 вынес на себе основную тяжесть начального периода войны...

***

Через некоторое время, пообщавшись с Малиновским, возглавляющим наркомат обороны, Драгомиров пригласил его в небольшой конференц-зал, в котором с недавних пор проводил все более-менее крупные совещания. Отсутствие окон возмещалось утопленными в потолок плафонами, распространяющим мягкий свет по всей комнате и, в сочетании со светлыми стенами, создающими иллюзию большого помещения. Уже прибывшие конструкторы и представители военных и наркомата промышленности что-то горячо обсуждали, прекратив лишь при появлении председателя советского правительства.

Усевшись за стол и пригласив собравшихся последовать его примеру, генсек прикрыл глаза и, постучав пальцами по темной полированной поверхности стола, предложил начинать. Возражений не последовало.

- Значит так, товарищи. Совещание это у нас происходит по инициативе сразу нескольких ведомств. И все их представители здесь сегодня присутствуют. Вопрос на повестку дня вынесен важный, уже неоднократно обсуждался и хотелось бы, наконец, прекратить говорильню и заняться делом. Этому мы наше время и посвятим, - Богдан сделал паузу, внимательно посмотрев на каждого из присутствующих.

- Итак, товарищ Малиновский, прошу.

Нарком встал и, тяжело оперевшись на стол, заговорил.

- Мы вот уже почти полгода обсуждаем концепцию нового танка, который должен будет дать Советской армии решающее преимущество на поле боя. После долгих споров о его вооружении, защищенности, подвижности, цене и согласований с наркоматом оборонной промышленности мы пришли к следующим выводам.

Новый танк, обладая подвижностью среднего и защищенностью тяжелого, должен также иметь огневую мощь, превосходящую таковую у нынешних и перспективных машин противника. При этом, помимо эффективного противотанкового вооружения, объект "Таран" должен обладать возможностью оказания эффективной поддержки пехотным подразделениям.

Результатом таких требований стало следующее техническое задание: масса до сорока семи тонн, высота по башне не более двух метров двадцати сантиметров. По подвижности: мощность двигателя не менее тысячи лошадиных сил, гидравлическая трансмиссия.

- Кто отвечает за двигатель? - вопросительно посмотрел на Устинова генсек.

- Смотря за какой, товарищ Драгомиров. Тут два варианта.

- Это как? Так и не решили, что ли, оставлять эксперимент или нет?

Богдан знал, что танковых конструкторов заинтересовали авиационные газотурбинные двигатели. Но, насколько знал глава государства Советов, рискованные эксперименты для нового танка не предполагались.

- КБ Кировского завода в инициативном порядке предложил поучаствовать в разработке танкового варианта газотурбинного двигателя. Перспективы там есть, поэтому мы в наркомате решили, что можно дать им попробовать. В случае, если кировчане добьются успеха, получим значительный выигрыш. Ну а нет - у нас останется основной вариант, многотопливный дизель, который делают харьковчане, - ничуть не смутившись пояснил Устинов.

- Не кажется вам это разбазариванием ресурсов?

- Нет, что вы, товарищ Драгомиров. Ни в коем разе. Все расчеты есть, тема действительно перспективная, - нарком протянул генсеку одну из многочисленных папок из своего портфеля.

- Хорошо. Давайте дальше.

Малиновский кивнул.

- По бронезащите: требуется превосходство над защитой тяжелого танка Т-45-122 минимум на пятнадцать процентов. Защита от поражающих факторов ядерного взрыва.

- А не тяжеловато выйдет? Танк достаточно резвым получится? - Богдан взглянул на Морозова.

- Должны справиться, товарищ Драгомиров... - конструктор не договорил, в разговор вклинился Малиновский:

- Как показала практика, броня все же важнее подвижности на поле боя, в случае если проигрыш в последней не слишком велик. Тактически танк с более мощной броней имеет больше возможностей. Мы подробно изучали этот вопрос.

- Да? Интересно... Товарищ Малиновский, я хотел бы видеть выжимку по этим исследованиям, - дождавшись кивка наркома, Богдан сделал ему знак продолжать.

- По вооружению: КБ Грабина поручено сделать высокобаллистическое орудие калибром сто двадцать два миллиметра с длиной ствола не менее пятидесяти пяти калибров. Пять типов выстрелов - бронебойный калиберный, бронебойный подкалиберный, кумулятивный, бронебойно-фугасный и осколочно-фугасный снаряды. Кроме того, предусматривается совместимость по боеприпасам с имеющимися для гаубицы М-30.

Итого: ответственный за танк в целом и за дизельный двигатель - Морозов и Харьковский завод, за газотурбинный двигатель - Кировский завод, за пушку - КБ товарища Грабина.

- Справитесь? - бросил взгляд на конструктора Драгомиров.

- Наработки уже есть, непреодолимых препятствий не вижу, - знаменитый инженер, спроектировавший одно из лучших танковых орудий Великой Отечественной войны - пушку ЗИС-6 - пожал плечами.

- Хорошо. А почему совместимость с М-30?

- Пушка на Т-45-122 с ними также совместима. И количество произведенных боеприпасов столь значительно, что боевая учеба может вестись особо интенсивно, с применением боевых снарядов. Получим серьезный прирост профессионализма наших солдат-танкистов, и при этом не потребуется особого увеличения расходов.

- Интересная идея... - Драгомиров поднял бровь.

Нарком обороны пояснил:

- Была идея разработать унифицированное с морским стотридцатимиллиметровое орудие и получить мощнейшую танковую пушку, добившись, повторюсь, унификации с морской артиллерией. Но там совсем не те запасы снарядов, к тому же переделка далеко не всегда лучший вариант... Да и использовать на морских орудиях танковые боеприпасы мы не смогли бы. А на старых гаубицах сможем... В общем, эту идею отвергли.

- Хорошо... Понимаю резоны. Товарищ Малиновский, прошу, продолжайте.

- Состав вспомогательного вооружения будет еще определяться, но пока однозначно есть решение о спаренном с пушкой пулемете винтовочного калибра, и чем-нибудь крупнокалиберном в дистанционно управляемой турели.

- "Чем-нибудь крупнокалиберном"? - удивленно переспросил генсек.

- Ну, вооруженным силам хотелось бы иметь в этом качестве возможно даже и тридцати- или двадцатитрехмиллиметровую пушку для борьбы с легкой бронетехникой противника и низколетящими самолетами.

- Вот только на это не согласен наш наркомат, - Устинов отрицательно мотнул головой. - Товарищ Морозов утверждает, что данное требование может серьезно усложнить конструкцию. Танк будет дороже, труднее в производстве... Нас это не устраивает. Суммарно возможно удорожание на несколько процентов. И даже десятков процентов.

- Это вряд ли, - пробормотал Малиновский.

- Добавлю, что более полно этот вопрос надо будет прорабатывать уже на этапе проектирования, товарищ Драгомиров, - заметил Морозов. - Потому как сейчас оценить последствия такого выбора затруднительно.

- Ну а сами-то как думаете?

- Понятно, что система выйдет дороже - хотя бы потому, что цена автоматической пушки, да еще и на дистанционно управляемой турели выше, много выше, чем у простого крупнокалиберного пулемета на кронштейне. Ведь, помимо всего прочего, потребуется добиться надежности и защищенности системы.

Возможно также, что под наши требования даже придется разрабатывать отдельную пушку. С другой стороны, в случае успеха танк будет значительно сильнее... Но наркомат оборонной промышленности не хочет принимать на себя технический риск такого задания...

После этой фразы Устинов бросил на конструктора недовольный взгляд.

- Товарищ Малиновский, эта пушка действительно так нужна? - генсек повернулся к наркому обороны.

- Это мнение экспертной группы и боевых офицеров. Необходимо мощное скорострельное оружие в дополнение к основному калибру. В случае чрезмерного усложнения и удорожания конструкции, мы согласны рассмотреть вопрос с пулеметом КПВ.

- Интересно, - пробормотал Драгомиров. - А что с ракетами? Помню, на начальном этапе обсуждался вопрос с их применением в составе танкового вооружения?

- Удовлетворяющие нас снаряды промышленность предоставить не может, - отрезал нарком обороны, бросив на Устинова злобный взгляд.

- Хорошо. Тогда давайте так. Товарищ Морозов - проектируете танк исходя из требований наркомата обороны. Если начнутся серьезные проблемы - скажем, и правда потребуется разрабатывать специальное орудие - тогда обращайтесь ко мне, будем дальше рассматривать этот вопрос. Проблемы решать надо по мере поступления, так ведь? - Драгомиров улыбнулся и ободряюще кивнул конструктору. - Теперь давайте к цене. Во сколько этот проект встанет советской экономике?

- Дорого, - Устинов ответил не задумываясь, - как разработка, так и последующее производство. По предварительным расчетам, одно изделие объекта "Таран" при серийном производстве будет приблизительно втрое дороже среднего Т-45-107 и в полтора раза тяжелого Т-45-122. Это без учета технического риска с этой самой второй пушкой.

- Интересные цифры. Но как вы их посчитали, если не секрет? Я так понимаю, тут только-только техническое задание согласовали - даже согласовываем - а вы уже цену говорите, - Драгомиров удивленно посмотрел на наркома.

- Из сравнительного анализа. С той же "стосемеркой", - Устинов пожал плечами.

- Надо учесть, товарищ Драгомиров, - Малиновский увидел на лице председателя тень сомнения, - что объект "Таран" должен будет заменить в производстве оба наших нынешних танка - и "стосемерку" и "стодвадцатку". Но при аналогичной цене эффективность предполагается совсем другого порядка, мы получим танк нового поколения. Ни имеющиеся, ни разрабатывающиеся танки НАТО не смогут ему противостоять.

Устинов спорить не стал, более того, также отметил плюсы:

- Следует признать, в процессе разработок наверняка появятся технические решения, которые можно будет применять и в других отраслях промышленности, не только в оборонном комплексе.

Драгомиров встал и прошелся по кабинету, о чем-то задумавшись. Наконец, остановившись, внимательно посмотрел на Малиновского и Устинова и спросил:

- Т-45-107 снимать мы с производства все равно не будем?

- До конца нет. И забрасывать его модернизацию тоже. Это даже не обсуждается, товарищ Драгомиров, - нарком обороны закивал. - "Таран" заменит все наши тяжелые танки и значительно снизит потребность в Т-45-107, но не отменяет полезность последнего для наших войск в качестве мобилизационной машины. Несомненно, мы резко сократим объемы его производства и постепенно откажемся, но в целом, на данном этапе "стосемерка" останется наиболее многочисленным танком Советской Армии. Да и его экспортные возможности, опять же, достаточно велики - есть смысл развивать его дальше именно как машину для наших союзников.

- Хорошо, примерно так я себе это и представлял. Что по срокам? - Драгомиров резко повернулся к Морозову. Знаменитый конструктор спокойно ответил:

- Ну, проект новый, потребуется множество новых решений - хотя бы с ускорением заряжания. Есть идеи вообще поставить автоматический механизм и сократить экипаж. Пока планируем, что в шестидесятом году получим выход на испытания и доработку, в шестьдесят первом - принятие на вооружение и начало серийного производства.

- Пять лет? Интересно... Успеете?

Конструктор закивал. Устинов пояснил:

- Некоторые узлы уже разрабатывались и испытывались.

- Ладно. С этим понятно. Давайте теперь более подробно. У вас уже есть первые прикидки, как именно вы будете достигать поставленных в ТЗ целей? А вы, товарищ Малиновский, уже прикинули, как именно планируете использовать новый танк?

Буря голосов, заполнивших кабинет, заставила Драгомирова улыбнуться. В успехе этого предприятия он уже практически не сомневался.

Глава 3.

Правительственная дача в Подмосковье ничем не выделялась среди своих сестер, принадлежавших руководителям Советского государства. Ее хозяин, встречавший в сумерках гостя, предложил тому прогуляться по лесу. А что - весна уже вовсю вступала в свои права, на деревьях появлялись почки, на еще недавно покрытой снегом земле появлялись цветы и трава... А еще в лесу гораздо сложнее подслушать, о чем именно будут говорить два может и не самых приметных, но очень - даже больше, чем "очень", - влиятельных человека.

- Итак, как там все обстоит? - хозяин дачи, невысокий полноватый и лысый человечек, едва дождался того момента, когда можно будет задавать вопросы.

- Есть три новости: плохая, очень плохая и хорошая, - мрачно ответил гость. - Начну с хорошей. Про нас ничего не известно. Не сдали, слава небесам. А значит, вывернемся.

После этих слов гостя полноватый человечек едва заметно выдохнул.

"И в этот раз пронесло, - мелькнула в его голове мысль. - Чтоб я так еще раз подставился - да ни за какие коврижки. Все, хватит. Теперь сто раз буду страховаться".

- Теперь очередь плохой, - тем временем продолжил гость. - Булганину - крышка. Однозначно. Полный, извиняюсь, звиздец. Берия их слишком хорошо накрыл. Я был на последнем заседании... Без шансов. Даже звукозаписи разговоров есть. Нам невероятно повезло, что послушали тебя, и лично переговоры не вели. А учитывая, что всерьез, как угрозу, тебя не воспринимают - глядишь, и дальше вопросов у Берии не возникнет. Что, безусловно, очень и исключительно хорошо. Сейчас, по крайней мере, участь Булганина нас не ждет.

- Думаешь, расстреляют? - хозяин дачи бросил на гостя мрачный взгляд.

- Возможно. Если Сам против не будет. И тут приходит время для очень плохой новости. Скорее всего, не будет. Расстреляют. Как Кузнецова и компанию в сорок девятом.

Мне кажется, что я, наконец, понял, кто этот Драгомиров такой. Сам Берия, похоже, еще не понял. Как и Триандафиллов, и Абакумов, и Маленков с Кагановичем. А я - понял.

- В смысле, "кто он такой"? - недоуменно поднял брови обладатель почетного звания секретаря ЦК КПСС - а именно им был владелец дачи.

- Как он думает, что за его поступками стоит. Что он за человек, короче говоря. За всей этой его маской.

- И?

- Он фанатик. Не обычный фанатик, - прервал готовое сорваться с губ хозяина дачи возражение гость. - А умный, хитрый, беспринципный. И, есть у меня такое подозрение, жестокий до безумия. Когда ему это надо.

Я, тут, намедни, видел его взгляд - ты еще на Украине был, вопрос с Киевским обкомом решал. А мы обсуждали разные вопросы в Президиуме. Еженедельное заседание. И был, в том числе, вопрос про поставку станков из Германии. Драгомиров в бумажки стал смотреть - специально, наверное, чтобы никто глаза не видел. Но он их не сразу опустил. А я как раз на него глядел. Пытался по лицу сообразить, знает он про нас и Булганина, или нет.

И честно тебе скажу, Никита, - я видел его взгляд сбоку, с нескольких метров, долю секунды. Но этого хватило, чтобы испугаться. До усрачки, Никита, - гость тяжело вздохнул и добавил:

- Я так никогда не боялся, честно тебе скажу. Даже при Хозяине, даже в тридцать седьмом. Но теперь... Если Драгомиров про нас узнает... - гость покачал головой и замолчал.

- Ты уверен, что тебе не почудилось? Мало ли? Может, весеннее солнце голову напекло? - неудачно попытался пошутить хозяин дачи.

- Уверен. Я тебе еще раз говорю, Никита, по его взгляду, по поведению понял, что он - контролирующий себя фанатик. В лучшем случае.

- А в худшем?

- А в худшем - он съезжающий с катушек психопат. И нам надо придумать, как от него избавиться.

***

Кое в чем собеседник Никиты Сергеевича Хрущева был прав на все сто процентов. Богдан Драгомиров ни секунды не сомневался в том, что Булганина и его подельников стоит расстрелять. А потому даже и не подумал, что следует как-то обращаться к суду и просить смягчить приговор. Тем более что он действительно считал себя не вправе влиять на судебные решения.

Да, Драгомиров, пожалуй, был фанатиком. Не из тех, что с горящими глазами льют кровь ради абстрактных идей, нет. Он был прагматиком и рациональным человеком. И прекрасно понимал, что вся эта возня под ковром, все эти попытки устранить его от власти должны быть пресечены, пресечены максимально быстро и жестко.

Ему повезло со сторонниками. Партийная борьба дело непростое, тем более для столь молодого человека, которым он вошел на властный Олимп. Но у Драгомирова была поддержка - сначала Сталина, потом Мехлиса с Триандафилловым, а после ленинградского дела, в процессе которого Богдан вскрыл махинаций и ущерба на несколько миллиардов рублей, сюда присоединился еще и Берия.

Столь мощная опора образовалась не просто так. Драгомиров был харизматичен и знаменит - слава лучшего пилота Великой Отечественной войны и убийцы Гитлера давала о себе знать. Но этого было бы недостаточно (тем более для Сталина) - если бы не его ум.

Отточенный разум прагматика, наложенный на способность быстро учиться (а другие на передовой долго не выдерживали) и направленный на решение конкретной цели давал о себе знать. Плюс работа в ведомстве Мехлиса позволяла набрать компромата на все более-менее значимые фигуры, поэтому серьезное влияние Богдан приобрел довольно быстро. Истовые фанатики - такие как сам Лев Захарович, например - вполне могли бы дать всем этим материалам ход сразу, в момент получения, но фанатизм Драгомирова был фанатизмом управляемым - и за штурвалом своей карьеры сидел он сам, а не абстрактный идеалист.

Богдан прекрасно осознавал, что Сталин не вечен. И то, что видел и узнавал вчерашний пилот-истребитель на своем посту, заставляло его верить, что доверять власть партийной верхушке будет убийством Советского государства. В конце концов, он начал действовать.

Его первой серьезной "операцией", после которой Драгомиров окончательно уверился в необходимости своего прихода к власти, стало устранение ленинградской группировки.

А начались проблемы "клана Кузнецова", как позже назвал для себя эту партийную группировку Драгомиров, с достаточного банальной анонимки. В январе сорок девятого в ЦК пришел донос - а по другому это и не назовешь. В нем этот самый "аноним" сообщал, что состоявшаяся в конце сорок восьмого года Ленинградская партийная конференция прошла с фальсификацией результатов голосования.

Именно это, вроде бы не самое грандиозное событие фактически ознаменовало начало крупнейшего в послевоенной советской истории судебного дела, настоящего политического смерча, затянувшего в себя не только ленинградских партийных руководителей, но и ряд ближайших соратников самого Сталина. И этот же смерч вознес молодого, начинающего еще только свой путь в политике Драгомирова на самую вершину политической пирамиды Советского Союза.

Дело казалось не столь серьезным только на первый взгляд. Попавшись на глаза Богдану, оно вызвало в его разуме целую бурю возмущения. Для него, истового коммуниста, было несколько преступлений, которые прощать невозможно. И шулерство на партийных выборах было одним из них. Дело партии, сама задача ее существования были священными. И внутрипартийная демократия - главным инструментом которой как раз и являлись выборы - была самой основой, которую ни в коем случае нельзя подвергать сомнению.

Драгомиров взялся за это дело лично, до самого конца надеясь, что все это лишь только недоразумение. Однако, проверка доноса подтвердила содержащуюся в нем информацию, и чем дальше Богдан погружался в пучины этого самого ленинградского омута, тем больше чертей он там находил.

С каждым днем выяснялось все больше деталей - и будущий генсек приходил в ужас от творящегося в стенах города-героя непотребства. Так, к примеру, ему стало известно про организацию межобластной оптовой ярмарки в обход Москвы, когда со складов Наркомата торговли СССР попытались реализовать товара на несколько миллиардов рублей. И ладно бы реализовали - но нет, по факту ленинградские руководители не смогли продать свезенное со всей страны продовольствие, что привело к его порче и, соответственно, астрономическому ущербу на четыре миллиарда рублей (не считая непродовольственных товаров), что для недоедающей страны было просто запредельно.

При этом ЦК и Политбюро вообще не были поставлены в известность о происходящем - извещение о работе ярмарки было получено тогда, когда "отоваривание" уже шло вовсю! Причем вне фондов - и это в условиях плановой экономики!

На этом этапе Драгомиров уже не мог оставаться безучастным расследователем - речь шла о преступлениях государственного масштаба. Соответственно, в дело вступила госбезопасность.

Дальше - больше. Картина складывалась просто поразительная. В Советском Союзе стремительно формировался ленинградский клан. Пробивающиеся во власть выходцы из Ленинграда тянули за собой знакомых, сослуживцев, земляков, родственников, расставляли их на ключевых и второстепенных партийных (и государственных тоже) постах. Очень часто это делалось вопреки логике - так, один из таких вот "мафиози" поставил руководить оборонным авиазаводом абсолютно некомпетентного человека, ни дня ранее не управлявшим не то что крупным предприятием - но даже и цехом!

На самом деле, именно это, пожалуй, и стало последним гвоздем в крышку гроба группировки. Сталин терпеть не мог кумовства и становление личных интересов и интересов своих друзей выше интересов государства, жестко и даже жестоко с этим боролся.

Вмешательство вождя, приказавшего Абакумову раскопать всю грязь, что тот сможет найти, поставило в этой истории точку. Госбезопасность находила все новые и новые доказательства, раскручивало все новые и новые ветви "семьи"...

Следствие шло около года и закончилось громким судебным процессом осенью пятидесятого года. Участие Драгомирова в собирании неопровержимых фактов, его роль в следствии (само его начало было заслугой будущего генсека) оказались тем трамплином, который швырнул молодого пилота в зенит политического небосклона. Сталин, пригласивший Богдана на свою дачу на празднование Нового Года, в ходе праздника заметил Берии, что был прав. "Нэгодяев находит нэ хуже, чем нэмэцких пилотов". Пешка достигла последнего ряда и стала ферзем.

Но "ленинградское дело" не только обратило внимание на Богдана как политика в среде элиты советского государства, нет. Оно изменило Драгомирова, показав, что даже заслуженный партийный деятель может быть самым натуральным преступником.

А еще научило осторожности - Богдан дураком не был и прекрасно понимал, что нажил себе не одного и не двух врагов. "Выскочка" наступил на очень большое количество любимых мозолей, чтобы остаться "чистеньким".

Осторожность его не раз спасала - первая попытка очернения Богдана в глазах вождя была предпринята уже в пятьдесят втором, во время работы Драгомирова над "озеленением", как порою в шутку называли Сталинский план преобразования природы. Но она провалилась - "выскочку" банально недооценили, а в результате как раз и началось то самое, "Булганинское" дело, пришедшее к своему финалу только сейчас, спустя столько времени...

Впрочем, в данный конкретный момент Богдан усиленно пытался сосредоточиться на своей речи. Обычно их он писал себе сам, но сегодня творческие мучения были особенно сильны и буквально требовали от истерзанного мозга позвать кого-нибудь на помощь.

Драгомиров был хорош в импровизации, даже более чем хорош, но всегда предпочитал иметь план. И, желательно, не один. И его выступлений это тоже касалось.

Запуск спутника должен был состояться буквально через два дня, и генсек пытался представить, что он будет говорить народам Советского Союза и мира. Это большое достижение, которое, если запуск пройдет удачно ("Когда запуск пройдет удачно", - поправил себя Драгомиров), станет символом советского превосходства над капиталистическими державами. Это настолько подходящий повод для пропаганды, что лучше попросту сложно представить.

Но в голове скопилось столько посторонних мыслей, что генсеку казалось, будто по черепу изнутри бьют кузнечными молотами, не давая сосредоточиться и вызывая мигрень.

А все эти американцы. Очередной "квазиналет" - два десятка бомбардировщиков подошли к самой границе воздушного пространства СССР, словно пытаясь спровоцировать пилотов перехватчиков на какие-то действия.

"На кой им это нужно? - Богдан раздраженно отодвинул блокнот с набросками речи и откинулся на спинку стула. - Они что, правда хотят развязать Третью Мировую? Против нас? Это же безумие".

Но безумием было и нападение на СССР Гитлера. Но у того хотя бы не было ядерных бомб...

Преимущество американцев в атомном оружии огромно. И их базы - в Турции, Италии, Японии, Англии - дают бомбардировщикам отличную стартовую площадку, с одной стороны не слишком далекую от территорий Советского Союза, с другой - защищенную.

Да, на европейской земле Советская армия сильнейшая - это бесспорно, "до Гибралтара за две недели" вполне реальный срок. Западная Германия - тот ее осколок, что остался за Союзниками после войны и называвшийся еще "Баварской Германией" - тоже препятствием будет недолго. Преимущество в танках и самолетах на этом ТВД было за СССР. Но что даст это самое "до Гибралтара", если вся земля будет сожжена ядерным огнем? Да и "дойдем до Гибралтара" - тоже, знаете ли, та еще стратегия. Ну дойдем - и что дальше?

А ведь ущерб будет не просто огромен - он будет смертелен. Но зачем это нужно американцам? Они же мыслят в понятиях прибыли - какая им прибыль с того, что Европу фактически сотрут в пыль, обратив в руины свежеотстроенные города? Устранение конкурента? Но СССР пострадает значительно меньше... Да и американцам вполне достанется по шапке.

"Нет, не вариант. Это игра на нервах. Ну ничего, спутник запустим - такую органную партию на их нервишках устроим, что мало не покажется. Главное - не переборщить", - улыбнулся своим мыслям Драгомиров, подходя к окну своего кремлевского кабинета.

На улице моросил весенний апрельский дождь. Вдалеке уже голубело избавившееся от туч небо, но над Кремлем оно было все еще затянуто серыми облаками.

"Интересно, - генсеку пришло в голову забавное сравнение. - Наш путь словно это самое небо. Вчера оно было затянуто тяжелыми грозовыми тучами, сегодня - серыми облаками, но вдалеке уже виднеются просветы, которые завтра станут еще больше, а послезавтра мы будем наблюдать чистый безоблачный небосвод".

- Богдан Сергеевич, - голос верного помощника вырвал Драгомирова из плена разбегающихся мыслей. - Товарищ Берия подошел.

- Да, Юрий Григорьевич, спасибо, пусть заходит.

Вошедший в кабинет человек выглядел изможденным. Будучи одним из самых влиятельных людей в стране (многие вполне себе обоснованно считали его едва ли не серым кардиналом Кремля), Лаврентий Павлович Берия работал на износ, пытаясь успеть сделать как можно больше перед смертью. Тяжелая болезнь только добавила ему жесткости, сделав абсолютно нетерпимым к разгильдяйству, халатности и лени.

Но сейчас человек, решивший ВСЕ поставленные перед ним высшим руководством задачи - ракетный, атомный и другие проекты - попросту устал. Драгомиров боялся себе признаваться, что страшится того дня, когда "товарища Берии" не станет. Не потому, что он боялся за свою власть, в немалой степени зиждившуюся на поддержке наркома внутренних дел - на данный момент Богдан уже вполне укрепился в Кремле - но потому, что без советов, опыта и знаний старого большевика управлять огромным государством будет значительно труднее. Возрастет опасность серьезно ошибиться - и такое, вполне естественно, нравиться не могло.

Берия, зайдя в кабинет, протянул Драгомирову руку и устало расположился в кресле. На несколько секунд закрыл глаза, собираясь с мыслями. Глубоко вздохнул и произнес:

- Надо что-то решать, Богдан.

Называть генсека по имени вообще могли только два человека - бывший авиамеханик Степан, прошедший с ним всю войну, и Лаврентий Берия. И оба позволяли себе это только наедине.

- Мы должны определить приоритеты. Сегодня. Не завтра, не послезавтра. Сегодня, сейчас, - нарком покачал головой и бросил взгляд на молодого лидера Советского государства. - Пора.

"Господи, какой же он еще молодой, - Берия грустно усмехнулся своим мыслям. - Заматерел за последние годы, конечно. Седина в волосах появилась. Но еще пацан ведь. Пусть умный, пусть хитрый, пусть войну прошел от первого до последнего дня, пусть всей душой болеет за наше дело, но ведь в политике - пацан. Вся грудь в наградах - и каждая заслужена потом и кровью - но..."

Закончить внутренний монолог нарком не успел. Драгомиров стоявший у окна повернулся и негромко сказал:

- Я уже решил, как мы их похороним.

И сталь, прозвеневшая в голосе, буквально заставила Берию поверить.

Этот металл порою напоминал наркому о Хозяине, во вкрадчивом голосе которого тоже порою слышалось обещание серьезных неприятностей.

Драгомиров смотрел на избавляющееся от серых туч небо, на бегущие по голубым просветам облака и размеренно говорил, роняя слова в воздух кремлевского кабинета.

- Военное противостояние нам не выиграть. Победа - даже если она случится - будет пирровой. Американцы, как мне кажется, это тоже понимают. Но сейчас они сильнее, у них больше бомб и бомбардировщиков - поэтому они постоянно пытаются нас спровоцировать. Эти их псевдоналеты, учения в Европе, стычки в Иране... Они пытаются заставить нас бояться. И тратить на оружие все больше и больше, до тех пор, пока наша экономика не рухнет.

- Оборона - важное дело, - осторожно заметил Берия, пытающийся понять, к чему клонит генсек.

- Безусловно. Но мощь экономики - еще важнее. Сейчас американцы и их европейские шавки сильнее нас именно в ней, - Богдан сел за стол и помассировал виски.

- Мы и в этом их догоняем. У нас пятнадцать процентов рост за прошлый год, - нарком все никак не мог сообразить, что именно хочет сказать Драгомиров.

- Это сейчас. Но если мы не будем ничего делать, они адаптируются. Дадут побольше подачек своим рабочим и ученым, придумают, как именно социальные условия сделать более приемлемыми. Они их купят - как это сделал Гитлер - или придумают что-нибудь еще. И при этом будут активно пытаться уничтожить нас.

- Скоро это будет уже невозможно, - улыбнулся Берия. - Их ракетный проект отстает на несколько лет. Немецкие разработки серьезно нас подстегнули, а американцы не получили вообще ничего. Только третьестепенных инженеров. На днях мы запустим спутник - и весь мир увидит, что Советский Союз сильнее в науке.

- Да, еще несколько лет - и наши ракеты смогут достигнуть американских городов. В больших количествах. - Драгомиров хмыкнул и снова встал. - Но я говорил не про военное уничтожение. Они слишком нас боятся, чтобы лезть в прямой конфликт. Они не рискнули ни в Корее, ни в Иране. А когда мы сделаем следующий шаг, насытив войска баллистическими ракетами, их одна мысль о военном решении "проблемы красной угрозы", - генсек передразнил сенатора Маккарти, разжигающего в США ненависть к СССР и ведущего самую настоящую "охоту на ведьм" - будет приводить в ужас и казаться идиотизмом.

Драгомиров сделал паузу. Берия, тяжело вздохнув, выбрался из кресла и подошел к небольшому столику с самоваром и бутербродами. Налил себе чаю и с сомнением посмотрел на сахарницу.

- Мед советую, Лаврентий Павлович. Очень хороший, - помог наркому с выбором Богдан.

- Ракеты не гарантируют нам мира, Богдан, - Берия, решивший последовать совету младшего товарища и аккуратно кладущий в чашку мед серебряной ложечкой, пожал плечами. - И ты должен это понимать не хуже меня. Ракеты просто поднимут ставки.

- Возможно. Но американцы не самоубийцы, Лаврентий Павлович. Когда они будут знать, что атака на нас приведет к практически мгновенному уничтожению сотни-другой их собственных городов, им поневоле придется отказаться от планов прямой атаки. Что не отменяет непрямых методов.

- Корея, - понимающе кивнул нарком.

- И Иран, - добавил Драгомиров. - Они будут использовать своих шавок, чтобы добраться до наших друзей. Старая-добрая борьба за сферы влияния. "Большая игра", так вроде бы?

- И наш ответ?

- Нападать, гнуть свою линию и ни в коем случае не останавливаться. Мы удержали Северный Иран и победили в Корее. Нашу стратегию мы направим на Восток. И Африку.

- Не Европа? - Берия оторвался от чашки с ароматным чаем и удивленно посмотрел на генсека.

- Нет. Не Европа.

- Можно узнать, почему именно такой выбор?

- В Европе ничего нет. Ни ресурсов, ни пространства. И там всем заправляют американцы. Пробиться через "занавес", - Драгомиров снова добавил в голос сарказма, - чрезвычайно сложно. И зачем? Ради чего? Ради ненавидящих нас людей с промытыми до последней извилины мозгами?

Генсек сжал пальцы в кулак и выдохнул. Прошелся по кабинету. Подошел к огромной карте мира на стене и стукнул по Европе.

- Нет, Лаврентий Павлович. Мы пойдем другим путем, - увидев, что Берия заинтересованно поднял голову, Богдан продолжил:

- Капитализм зиждется на рынках сбыта. Все войны по большей части им нужны именно ради них. И именно этого мы и будем лишать американцев и Западную Европу. Рынков.

Мы перекроем им путь в Африку и Азию. Затем примемся за Южную Америку. Рано или поздно, имеющиеся у капиталистов рынки свой потенциал развития исчерпают. Им потребуется экспансия... И чем меньше мы оставим им мест для таковой, тем быстрее их экономика умрет. То, что надо.

И после этого все, что нам потребуется сделать - это дождаться кризиса, каковые при капитализме случаются на регулярной основе, и толкнуть посильнее. И все. Когда деньги на подачки их населению закончатся, волей-неволей люди поймут, что мы - эффективнее.

Но для этого нам придется постараться. Действительно быть эффективнее. Обозначить успех нашего "Советского проекта". Через два дня, Лаврентий Павлович, когда мы запустим спутник, первый сделанный руками человека объект в космическом пространстве, начнется первая фаза.

Учитывая отставание американцев, мы опередим их и в запуске в космос животного, и в запуске человека. Это сделает нас в глазах всего мира лидерами. И пусть даже экономически мы сейчас слабее - вы не хуже меня знаете силу убеждения.

Затем, когда люди - не только советские, но и в остальном мире - поймут, что Советский Союз гораздо более, чем кто-либо другой, достоин быть лидером, американцы начнут падение в пропасть. И, едва наш уровень жизни сравняется, а затем и превзойдет то, что есть и будет у них - проигрыш капитализма станет практически неизбежен.

Богдан замолчал и вновь подошел к окну. Прислонился лбом к прохладному стеклу.

Нарком внимательно слушал своего подопечного. Пусть Богдан лидер Советского Союза - и лидер настоящий, не марионетка в чужих руках - Берия все равно считал его кем-то вроде своего ученика. В конце концов, когда старик умирал, он попросил Лаврентия присмотреть за преемником, чтобы тот не наделал глупостей.

Сталин не дожил до космического триумфа СССР всего-то год, умерев весной пятьдесят пятого. Под конец он сильно сдал, что и не удивительно - при нем страна поднялась не то что с колен, а из нокаута, за время его правления став одним из сильнейших и богатейших государств планеты. И все это время вождь работал на износ. Были у него грандиозные успехи, были, конечно, провалы и ошибки, была лишня кровь - в конце концов, не ошибается тот, кто ничего не делает. Но его достижения превзошли все, что когда-либо делалось на планете Земля. И казалось несправедливым, что Иосиф Виссарионович не дожил до первых космических успехов так мало, всего каких-то одиннадцать месяцев.

Но его заслуги в любом случае не будут забыты. Уж об этом Драгомиров позаботится.

- Подведем итог, - Богдан повернулся к наркому. - Наша стратегия во внешней политике будет направлена на Восток. Станем максимально работать над увеличением нашего влияния в Азии и Африке. Для этого используем все средства - военные, политические, экономические.

Первый этап начнется через два дня, когда мы запустим Спутник-1. Второй - после запуска в космос человека. Третий - когда наша экономика вырастет до размеров американской.

Для обеспечения безопасности Советского Союза ставку сделаем на межконтинентальные баллистические ракеты с ядерными боеголовками и на подрывные действия в обществах капиталистических держав. Вот и весь наш план.

Берия молча смотрел на отрывисто бросающего краткие, четко выверенные фразы генерального секретаря Коммунистической Партии Советского Союза. На человека, принявшего на свои плечи груз ответственности за десятки, сотни миллионов людей. На человека, становящегося лидером все большей величины. На человека, способного привести СССР и весь мир к коммунизму.

Возражать нарком не стал.

Глава 4.

На маленькой чистой кухне одного из бесчисленных московских домов за накрытым белой скатертью столом сидели два человека, наслаждающихся отличным обедом и отмечающих небольшой личный праздник - одному из них присвоили очередное звание. Бубнящее радио, стоящее на холодильнике, постоянно вызывало потоки комментариев от обоих.

- И к другим новостям. Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Совета Народных Комиссаров, товарищ Драгомиров заявил, что полеты американских самолетов в воздушном пространстве СССР - это возмутительное нарушение норм международного права и очевидное провоцирование конфликта. Кроме того, он также сообщил, что Советский Союз более не потерпит подобного попрания своих границ и, при попытке повторения, будет сбивать нарушителей без предупреждения. Американская сторона как обычно никак не прокомментировала это заявление советского лидера. Председатель Коммунистической Партии Китайской Народной Республики, товарищ Мао Цзэдун объявил о поддержке подобной позиции СССР, также сообщив и о регулярном нарушении воздушных границ КНР.

- Совсем оборзели, - свежеиспеченный капитан НКГБ с осуждением покачал головой. - Лезут и лезут, лезут и лезут.

- Ага, - его сосед по столу, также носящий на плечах погоны капитана, но армеец, на секунду отвлекся от разливания коньяка по рюмкам. - Гитлер такой же был. И что? Ему задницу надрали, они тоже, что ли, хотят?

- Вот-вот, - отмечавшие новые звездочки друзья звякнули емкостями с алкоголем и с абсолютной синхронностью их опустошили.

Два товарища росли вместе и были не разлей вода с самого детства. Оба потеряли на войне родителей и были усыновлены вернувшимся с фронта немолодым старшиной, увидевшим в двух сорванцах своих погибших под немецкими бомбами сыновей. Отец из него получился строгим, возможно даже чересчур, но оба пацана его искренне любили и сейчас жалели, что тот не дожил до сегодняшнего праздника.

- Новости спорта. Киевское "Динамо" сыграло вничью с московским "Спартаком", продолжив серию беспроигрышных матчей. Главный тренер спартаковцев заметил, что, несмотря на дождь, серьезных недочетов в игре его подопечных не было, но...

- Леш, выключи радио, - старший из друзей, капитан "со стажем", кивнул на приемник.

Алексей, уже протянувший руку к выключателю вдруг замер, а затем наоборот сделал погромче.

- Работают все радиостанции Советского Союза. Передаем сообщение ТАСС... - знаменитый голос Левитана завораживал. - В результате большой напряженной работы научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро создан первый в мире искусственный спутник Земли. Сегодня, двенадцатого апреля тысяча девятьсот пятьдесят шестого года в СССР произведен успешный запуск первого спутника. По предварительным данным, ракета-носитель сообщила спутнику необходимую орбитальную скорость около восьми тысяч метров в секунду. В настоящее время спутник описывает эллиптические траектории вокруг Земли, и его полет можно наблюдать в лучах восходящего и заходящего Солнца при помощи простейших оптических инструментов... Спутник имеет форму шара диаметром пятьдесят восемь сантиметров и весом восемьдесят три килограмма шестьсот граммов.

Это выдающийся успех советского народа, за которым может наблюдать вся наша планета. Успешным запуском первого созданного человеком спутника Земли вносится крупнейший вклад в сокровищницу мировой науки и культуры. Научный эксперимент, осуществляемый на такой большой высоте, имеет громадное значение для познания свойств космического пространства и изучения Земли как планеты нашей солнечной системы. Яркой звездой несется сквозь космическое пространство детище советских конструкторов и ученых, передавая радиосигнал, позволяющий его услышать.

Простое "бип-бип-бип" оба товарища слушали как какую-нибудь невероятно прекрасную оперу.

- Это что же, - пробормотал Василий, - мы теперь в космосе? Первые? Это... это мощно.

- Подожди. То есть, если наша ракета может вывести на орбиту спутник, то это получается, что она может и того, бомбу на территорию Штатов закинуть? - молодой капитан неверяще потряс головой. - То есть мы их в любой момент можем достать?

- Мать моя женщина. Вот это мы дали. Мы. Первые. В космосе. Фантастика. Да я поверить не могу, - друзья друг друга не слышали, ошарашенные подобной новостью.

- Это слышишь? Как будто музыка, а? - Алексей постучал по радио, продолжающее пищать сигналом первого спутника.

- У меня есть предложение. Сначала тост. За спутник! А потом - идем на всю ночь гулять. Или... как думаешь, может, на Красную площадь рванем, вдруг там митинг будет?

Возражений не последовало.

Мгновения прошлого. Москва, ноябрь 1940-го года.

Владимир Кириакович Триандафиллов был доволен. Ему удалось настоять на правильном решении, защитив точку зрения перед Сталиным. Удалось убедить вождя в том, что лучше иметь полностью боеготовые мехкорпуса и танковые бригады сегодня. Пусть и в меньшем количестве, чем готовые "когда-нибудь".

К январю закончится комплектование девяти утвержденных в июле корпусов, и можно будет серьезно подходить к существующим пока в непонятном виде бригадным подразделениям. Маловато, конечно, но даже и Ленин говорил, что "лучше меньше да лучше".

Хорошо хоть, что новый легкий танк пошел в войска более-менее массово, а скоро пойдет и "универсал", как любит называть Т-42 Иосиф Виссарионович. И многочисленное старье, тысячами ржавеющее в войсках - вроде тех же "двадцать шестых" - наконец послужит правильной задаче. Удалось выбить разрешение на массовое применение в боевой учебе. Ресурс маленький? Техника изношена? Ну так и ладно - прежде чем резать танки на металл, поучим на них водителей, командиров да наводчиков.

И пусть пришлось согласиться на поддержку идей Буденного, и добавить в свои планы сохранение кавалерийских дивизий - но зато и старый маршал не подвел, рискнул, так сказать, авторитетом, помогая отстаивать задумку главы Генерального Штаба.

"Да, мощная у нас страна, - Триандафиллов устало улыбнулся своим мыслям. - Еще и сорока семи не стукнуло, а уже в генштабе главным стал. А кем бы был при царе? Страшно подумать..."

Невольно вспомнилось, как отстаивал точку зрения брата, предложившего еще в начале тридцатых создать гвардию. А что - отличная идея. Угроза военного переворота таким вот ходом сразу и нивелировалась. Хотя бы потому, что в создаваемые элитные части набирали людей точечно. Тех, кто был верен вождю и выходцев из самых, самых низов, которые ему обязаны всем. И старых военспецов, которым вполне однозначно грозила чистка, если Сталина свергнут. Еще бы, "нелояльные" же...

И брат действительно оказался прав. Учитывая, что гвардейцы просто обязаны превосходить линейные части - собственно, для того и создавались - РККА получила несколько высокомобильных, механизированных и прекрасно обученных подразделений. Подразделений, способных серьезно повлиять на ход стремительно надвигающейся войны.

Да и сейчас - финская кампания показала, сколько проблем у линейных войск. Насколько плохо в быстро растущей армии обстоят дела с командным составом. И гвардия, за лето в три потока прогнавшая чуть ли не всех командиров РККА из обычных частей, устроив им серьезный курс переподготовки, оказалась весьма кстати. Как это скажется позднее - тот еще вопрос. Но вреда не будет, это точно.

Гениальный стратег, еще и не подозревающий о той выдающейся роли, что ему предстоит сыграть в самой страшной войне в истории человечества, только что выиграл одну из определяющих битв наступающей бойни - и даже этого не осознавал.

***

Богдан поправил фуражку и подтянул галстук. Толпа на площади росла небывалыми темпами - последний раз такое было осенью сорок четвертого, в день Победы. По крайней мере, именно так говорил ему верный секретарь, в те дни здесь присутствовавший.

Посмотрелся в зеркало последний раз. Темно-зеленая, почти черная форма. Галстук аналогичного цвета, очень неплохо выглядящий на бежевой рубашке. Звезды Героя Советского Союза - и только они, никаких других наград. Тяжелый взгляд темно-зеленых глаз из под черных, как смоль, бровей. Шрам, тянущийся от правого виска к уху - подарок немецкого "мессера".

- Давай, полковник. Врежь им, - несмотря на то, что полковником Богдан перестал быть еще в сорок пятом, получив свое первое генеральское звание, он до сих пор называл себя именно так. Последнее звание, заслуженное на поле боя, а не в тиши московских кабинетов.

Запуск "Спутника" произвел эффект рванувшей термоядерной бомбы. И не простой - а сродни тому чудовищу, что изготовлялось советскими физиками в глубоком секрете. Боеприпас на сотню миллионов тонн тротилового эквивалента.

Драгомиров улыбнулся. Ему уже сообщили о бесчисленных просьбах послов об аудиенции. Поздравительные телеграммы текли рекой со всех континентов.

Еще одной греющей мыслью было то, что американцы оказались к такому повороту событий совершенно не готовы. Советский проект обогнал их на довольно приличный срок. Судя по данным разведки, сборка их "изделия" еще даже не началась. Более того, их проект вообще был еще в зачаточном состоянии, и сейчас янки растерянно молчали.

К моменту, когда США запустят свой спутник, СССР должен будет уже готовиться к полету в космос человека. И если в данный момент престиж Советского Союза, и без того находящийся на приличном уровне, растет огромными темпами, то еще несколько запусков этот процесс только подстегнут, не давая НАТОвцам - и самое главное американцам - спокойно вздохнуть. Рост влияния советского государства резко ускорится.

Уже сейчас, менее суток спустя после запуска, Богдан понял насколько правильным было решение не дожидаться окончательного варианта "Спутника-1" с полным комплектом исследовательской аппаратуры. Ведь тогда бы проект пришлось отложить минимум до лета, а, вполне возможно, что и до осени. А если что-нибудь пошло не так, то вполне возможно, что пуск состоялся вообще через год. И тогда, поднапрягшись, американцы вскоре после этого могли оказаться в состоянии запустить свое "изделие". Победа вышла бы смазанной, по очкам.

Генеральный секретарь любил победы нокаутом.

Мгновения прошлого. Белоруссия, август 1941-го года.

- Драгомиров!

Небритый пилот с красными от недосыпа глазами, жующий макароны, поднял взгляд на командира.

- Да, товарищ полковник.

- Сейчас все, что у нас есть, пойдет на штурмовку немецких колонн. Рокоссовскому нужна помощь.

- Когда вылетаем?

- Как только, так сразу. То есть сейчас. Имей в виду - на прикрытии пойдешь. В "каруселях" - ты у нас самый опытный. Так что на тебя одна надежда.

- Сколько еще в прикрытии?

- Ты, Егоров и тройка Ванина, - комполка развел руками. - Остальные наши пойдут с нагрузкой, вместе с "Илами". Я уже говорил - там пацаны сплошные. Их сам поведу. Но без тебя - легкая пожива для фашистов. А прикрыть надо хоть кровь из носу!

- Прикроем, товарищ полковник. Прикроем. Справимся. Только Степана попрошу пушку проверить. Задержки идут.

Богдан встал из-за стола и направился к ставшему родным И-17. Кивнул механику, немолодому мужику из села под Киевом. Сказал про пушку. Залез в кабину. Расслабился. Затем достал последнее письмо от матери...

Глаза привычно выхватили страшную строчку: "Таня погибла". Где-то внутри шевельнулась ярость. К письму добавилась извлеченная из нагрудного кармана фотография. Гнев разгорелся сильнее.

- Вы все умрете, ублюдки. Все сдохнете. Разорву, уничтожу, убью, растопчу, - губы шептали ставшие страшной мантрой слова, пока руки выполняли привычные действия. Где-то внутри полыхал пожар - и скоро он должен был кого-то обжечь. И урчание набирающего обороты двигателя буквально кричало о том, что сегодня кому-то не поздоровится.

***

Толпа на площади взволнованно зашевелилась, увидев на трибуне своего молодого лидера. Зашевелилась, загомонила - и замерла, практически мгновенно повиновавшись простому жесту бывшего пилота.

Драгомиров окинул людей на площади долгим внимательным взглядом. Посмотрел на безоблачное, синее небо, где в вышине величественно проплывала какая-то птица. Посмотрел на листок с речью. Покачал головой и, свернув, убрал его в карман. Закрыв глаза, глубоко вздохнул и, наклонившись к микрофонам, выдохнул только одно слово:

- Ура!

И Красная площадь взорвалась. Люди, пришедшие и приехавшие сюда со всей Москвы, из Подмосковья и даже из других городов - они все безумно радовались своему успеху. Это было счастье, эйфория и кристальная, чистая радость. Радость и гордость за один из величайших успехов, которых можно было бы достичь вчера еще крестьянской стране.

- Братья и сестры, - эти слова, сказанные Драгомировым не так уж и громко, вернули на площадь тишину быстрее, чем это казалось возможным. Еще бы - именно с этих слов начал свое обращение Сталин, когда нацистские орды поглощали советскую землю километр за километром.

- Товарищи. Друзья. Сограждане. Сегодня мы начали новый этап в нашей жизни, открыли новую страницу в истории строительства коммунизма. Страницу, которую мы открыли первыми в человеческой истории. Сегодня впервые в космическом пространстве оказался предмет, сделанный руками людей, - человек на трибуне сделал паузу и с улыбкой добавил:

- Советских людей.

Берия, стоящий на трибуне чуть позади генсека внимательно наблюдал за лицами людей на площади. И то, что он там видел, его радовало. И пугало. Очень пугало.

Эти люди внимали Драгомирову с какой-то дикой жадностью, словно им хотелось его слушать еще и еще, словно он был для них светом в конце темного тоннеля, единственной радостью в жизни и единственным, кого следовало слушать вообще. В их глазах горел... пожалуй, не фанатизм, нет - но что-то очень это напоминающее.

Именно с такими глазами люди тысячами умирали за свою землю, с таким фанатизмом работали в условиях, которые любой человек назовет невозможными. Выносили четырнадцатичасовые смены на заводах, стремясь дать фронту лишний патрон или снаряд, и будучи при этом голодными - потому что на хлебной Украине шли страшные сражения, сжигающие поля сотнями тысяч гектаров. Или, по пояс в ледяной воде, собирали в поле колоски - чтобы не дать тем самым рабочим умереть от голода.

И сейчас нарком видел в глазах людей этот священный огонь правды, огонь идеалов и уверенности в себе и правоте своего дела. И пугало то, что для них, для этих людей в данный момент только один человек определял истину. Человек, что стоял сейчас на трибуне и говорил.

- Каждый из нас - я подчеркиваю, каждый! - внес свой вклад в этот успех. Колхозник, вырастивший на поле хлеб, учитель, дающий детям представление о мире, водитель, отвезший зерно на фабрику или бетон на стройплощадку. Инженер, спроектировавший узел ракеты - или трактора, или самолета, или станка. Рабочий, сделавший на станке деталь. Ученый, открывающий все новые законы природы и новые ее закономерности. Солдат и командир, охраняющие мирный труд советских людей. Железнодорожник или пилот, связывающий нашу огромную страну воедино. Другие люди, делающие свою работу на своих местах - вы все, каждый из вас внес в этот успех свой вклад. Мы сделали это все вместе, идя дорогой, что прочертил нам Ленин, и построил Сталин. Мы сделали это, разгромив фашистские орды и победив голод. Мы сделали это, самоотверженно трудясь во благо родной земли. Любя своих близких. Зная, для чего мы все это делаем. И помня о тех, кто не дожил до этого триумфа, положив свою жизнь на алтарь свободы, - генеральный секретарь снял фуражку и, прижав ее к груди, склонил голову. Несколько секунд помолчал. Поднял глаза и коротко, одной фразой бросил на бескрайние просторы Красной площади:

- И я хочу сказать вам за это спасибо.

За людьми на площади наблюдал не только Берия. Два человека, стоявшие довольно далеко друг от друга и не так уж и давно встречавшиеся на даче одного из них, тоже были очень внимательны. И они видели кое-что еще. Они видели - и слышали - тишину.

Тишина - абсолютная тишина на площади, разрезаемая только лишь шумом ветра и четкими фразами Драгомирова, давила торжественностью, давила радостью, давила вниманием. Тишина, в которой не плакали даже маленькие дети, что казалось невозможным. Не в такой толпе.

Ветер, прохладный весенний ветер, резким порывом взъерошив непослушные волосы Драгомирова, утих так же внезапно, как и появился. Казалось, сама природа прислушивается к словам молодого лидера молодой державы с древней историей.

- Мы достигли огромного успеха. Не только в космосе, где мы сделали первый, очень важный, но далеко не последний шаг. Мы достигли огромных успехов в строительстве нашей жизни вообще, в целом.

Но расслабляться нельзя. Нельзя впадать в шапкозакидательские настроения, нельзя считать, что победа коммунизма близка. Ибо это - не так. Надо помнить, что головокружение от успехов ни к чему хорошему не приводит.

Капитализм - гибок и живуч. Этой системе уже не одно столетие. И сейчас, в полной мере осознав опасность, исходящую от нас - опасность не военную, но идеологическую, эта система бросит все силы на выживание. Большие силы. Очень большие. И они будут направлены против нас. Потому, что мы - другие. Совсем.

"Классовая борьба будет усиливаться" - мы все должны помнить эти слова. Военными методами нас не сломить - ибо теперь Советское государство может в считанные часы нанести любому врагу огромный, смертельный ущерб. А потому, капиталистические страны бросят всю свою мощь на весы идеологии. Так же, как и Гитлер в свое время, буржуазные правительства подачками купят свой рабочий класс и свою интеллигенцию, дадут им видимость еще большей свободы, на деле постепенно отбирая последние рычаги управления государством. Они попытаются представить нас злом, исчадиями ада и будут запугивать свои собственные народы, запугивать для того, чтобы объединить их против нас.

И Берия, и другие присутствующие на трибуне удивленно уставились в спину Драгомирову. Тот добавлял в голос все больше эмоций, все больше повышал голос - и все больше заводил толпу. И эта энергетика, грозная, яростная и невероятно мощная - она захватывала всех.

- Вы увидите, какова будет их реакция на запуск "Спутника-1" и его собратьев. Это великое научное достижение, направленное в первую очередь на мирные цели, уже сейчас выставляется в США чуть ли не актом агрессии!

Да, у нас есть межконтинентальные баллистические ракеты, способные доставить ядерные боеприпасы на территорию США. Но это грозное оружие в нашем распоряжение уже не один год и далеко не в единственном экземпляре. И многие стартовые позиции были неоднократно замечены самолетами-разведчиками НАТО, нагло и регулярно нарушавшими ранее наши воздушные границы. А значит, буржуазные правительства знают о том, что Советский Союз не беззащитен и способен адекватно ответить на любые угрозы.

Но почему же именно "Спутник-1" становится тем самым фактором, спускающим с цепи собак капиталистической пропаганды? Ответ на этот вопрос прост, - Богдан сделал паузу, снова вздохнул и буквально рявкнул:

- Все во имя человека! Все для блага человека! - вот наша высшая цель. Космические полеты советских людей знаменуют собой непреклонную волю, непреклонное стремление всего советского народа к прочному миру на всей земле. Наши достижения в исследовании космоса мы ставим на службу миру, научному прогрессу, на благо всех людей нашей планеты!

Это зримый успех советской науки, видимый всему миру показатель мощи нашей политической и экономической системы. Ведь достаточно только задуматься, чего наша страна, идя путем Ленина-Сталина, достигла за какие-то ничтожные по историческим меркам сроки - меньше чем за полвека!

Вы помните, как мы жили еще двадцать, тридцать лет назад. Вы - или ваши родители - помните, что еще пятьдесят лет назад наша страна была безграмотной почти поголовно! Голод был непременным спутником подавляющего - я подчеркиваю - подавляющего большинства населения. Промышленность уступала большинству развитых стран Европы и тем же США. Нищетой - именно нищетой - наша земля была буквально пропитана.

И вот, всего каких-то сорок лет спустя, после разрушительных войн и неисчислимых потерь, Советский Союз достиг невообразимых высот. Мы - первая страна, создавшая искусственный спутник Земли!

Да, в экономике мы пока не первые - американцы сильнее, и, следует признать, намного сильнее. Но мы сокращаем разрыв, и сокращаем его стремительно, вы видите это сами.

Да, у нас есть проблемы - и об этом нельзя молчать. У нас их полно, есть недостатки, недоработки. Их надо вытаскивать на свет и исправлять, работать над ними, решать.

И мы делаем это, делаем постоянно. И видим результаты. Наш напряженный труд привел к тому, что, как говорил товарищ Сталин, "жить стало лучше, жить стало веселей".

Вы все видите строящиеся заводы и фабрики, дороги и мосты, дома и школы, парки и стадионы, больницы и многое, многое другое.

Все это видит и остальной мир. Он видит, как советский народ - свободный народ свободной страны, не грабя колонии или своих соседей, живет хоть и небогато, но достойно, каждый день улучшая свое существование. Люди всего мира видят, как свободный труд рождает вещи, еще недавно казавшиеся фантастикой.

Они видят, как мы рвемся в космос, строим огромные ледоколы, снижаем цены на продукты питания. Они смотрят в наше будущее и видят там сильных, умных, свободных людей живущих в гармонии друг с другом и природой. Они видят народ, который за несколько десятилетий прошел путь, который другие проходили столетиями. Они видят, что мы не грозим своими успехами, не пользуемся ими, как оружием, но протягиваем руку дружбы и помощи. Они видят ВАС! - Драгомиров практически проорал последнюю фразу, показав рукой в толпу. И люди уже больше не молчали, но гомонили, и с каждой минутой этот гомон становился все сильнее и сильнее, сливаясь в грозный рокот штормового прибоя.

- И мы не одни в своем поиске, не одни на этой дороге. С нами Венгрия, Чехословакия, Югославия, Болгария, Румыния, Польша, Монголия, Корея, Китай, Германия, многие другие страны.

Все они прошли разное расстояние - кто-то, как Корея, только-только вступил на эту дорогу, кто-то, как Монголия, уже идет по ней какое-то время. И мы будем помогать им избегать ошибок, которые сделали сами.

И именно это пугает капиталистический мир до ужаса. Он боится нашего братства, нашей взаимопомощи, наших успехов. Он боится, что его собственный пролетариат, его собственный народ осознает правду. Правду о том, что несвободен, о том, что его используют и эксплуатируют, о том, что можно жить по-другому.

А потому буржуазные страны бросят на наше уничтожение все силы. Они попытаются очернить нас перед лицом мирового сообщества, перед странами, еще только решающими, по какому пути следует идти. Нас будут выставлять угнетателями и поработителями, будут устраивать провокации, будут оскорблять и высмеивать.

Они попытаются воздействовать и на наш народ. Будут тянуть свои руки к нашей молодежи, изо всех сил будут стараться разложить моральные устои нашего общества. Будут лгать, лицемерить, улыбаться в лицо и бить в спину, будут изворачиваться всеми мыслимыми и немыслимыми способами.

У них еще есть время, ибо наша страна тоже еще пока только в начале пути. Как говорят в Китае, "путь в тысячу ли начинается с одного шага". Первый шаг мы сделали уже давно. Даже больше - мы сделали уже много, очень много шагов. И мы пройдем этот путь до конца. Пройдем его все вместе. И, когда это произойдет, а, скорее всего, даже и задолго до этого, капитализм рухнет сам собой.

Я не знаю, сколько нам потребуется на это времени. Может быть тридцать лет, может быть сто, а может быть и вся тысяча. Но я верю в нас, верю в советский народ, верю в дело коммунистической партии, верю в то, что мы, рано или поздно, добьемся своего.

Слава нашему народу - народу-творцу, народу-победителю, пролагающему под руководством Коммунистической партии путь к светлому будущему всего человечества - коммунизму! Ура!

- УУРРРРАААА! - площадь ответила своему лидеру. Ответила во всю мощь легких огромной многотысячной толпы людей, что пришли на нее в день триумфа.

- Громче!!! - Богдан дирижировал происходящим.

- УРРРАААА! - толпа пришла в неистовство.

Но Драгомиров, казалось, ее не слышал. Он покачал головой, словно был недоволен.

- Еще громче! Я хочу, чтобы они услышали вас, чтобы вас услышал весь мир. Услышал всю вашу радость, вашу гордость, все ваше счастье! Я хочу, чтобы вся планета видела единение советских людей, их братство, их силу, их мощь! УРА!

И ответ советского народа услышал весь мир.

В 1931-ом году - заместитель начальника штаба РККА. Великолепный военный теоретик, фактически заложивший основы теории глубокой наступательной операции - прообраза знаменитого "блицкрига". В нашей с вами истории трагически погиб в авиакатастрофе 12.07.1931

Учитывая, что в рассматриваемой автором альтернативе Ворошилов и Тухачевский погибли еще в 35-ом году, Уборевич, погоревший на критике действий К. Ворошилова на посту наркома обороны и поэтому относившийся к "группе Тухачевского", вполне мог быть обойден стороной репрессиями 37-го года.

Комментарии: 506, последний от 26/06/2020. © Copyright Артюхин Сергей Анатольевич Размещен: 16/06/2012, изменен: 16/06/2012. 126k. Статистика. Повесть: История, Фантастика Скачать FB2		Оценка: *5.1740** Ваша оценка:
Аннотация: Молодой пилот, волею судьбы и удачи, оказывается в воздухе в страшное утро 22.06.41 и становится одной из многих причин другого, гораздо более успешного для СССР исхода Великой Отечественной Войны. Теперь он - генеральный секретарь Коммунистической Партии Советского Союза, председатель Совета Народных Комиссаров. Он настоящий, прирожденный лидер. Но сможет ли он провести могучий корабль Советского Союза сквозь бури и штормы холодной войны? Книга вышла под названием "Эффект Истребителя". "Сталинский сокол" во главе СССР". ISBN 978-5-699-57208-3

Артюхин Сергей Анатольевич : другие произведения.

Другим Путем