Аннотация: Текст написан для форумного осеннего конкурса "Легенды осени" - http://lasuerte.0pk.ru/viewtopic.php?id=193
Говорят, в преддверии Самайна истончаются грани миров... Струящийся на опушке леса туман путает знакомые тропы... Ночной ветер приносит забытые, но родные голоса... Зеркала то и дело морочат глаза чужими лицами...
Говорят, на Самайн в двери дома стучится сама судьба, в обличие ушедших за грань иль не рождавшихся вовсе...
Говорят, тот, кто помнит законы Самайна, на исходе праздничной ночи получит плату по мере деяний своих... Во благо ли? К горю ли? Каждый выбирает по себе и долю свою принимает сам.
Санни всегда свято чтила традиции Самайна. Не Хэллоуина. На ее пороге никогда не появлялись переливающиеся неоновыми красками привидения. Из ее окон не скалились головы смеющихся пластиковых черепов. К калитке не привлекали внимания нарядные гирлянды...
На перилах крыльца ее дома малой жертвой живописно рассыпаны дары осени. Маленькие декоративные тыквы, спелые яблоки, пара снопиков пшеницы - за ними всегда приходилось ездить на бабушкину ферму, которой уже давно заправляет кузен. На окнах скалятся не тыквы, а все те же яблоки в окружении свечей. Цвета восковых маяков и стражей разнятся от стороны света и высказанной просьбы. Красные на западе - не для силы, не для любви, но для связи с теми, кто ушел за грань, и приобщения к их мудрости. Коричневые на юге - не изобилие, но стабильность, берегущая от невзгод. Белые на востоке - не благодать и исцеление, но новые начала и новые пути. Черные на севере - не проклятье, но память.
В праздничную ночь не принято отказывать в крове и пище тому, кто оказался на пороге дома. Человек ли, дух ли, иной ли пришелец из-за грани. Любой гость желанен и, коль и сам блюдет традиции праздника, миролюбив... Именно поэтому в ночь Самайна, садясь за стол, Санни всегда ставила еще один прибор. Ожидая и надеясь.
Веселый гул детских голосов раз за разом проносится мимо невзрачной калитки не украшенного к Хэллоуину дома. Не то чтобы в доме не нашлось бы угощения для толпы ряженных сорванцов, но им был не интересен старый дом. Да и не были они теми гостями, для которых охотно откроют двери. Гости Санни всегда приходили тогда, когда в ночной тишине смолкали их веселые голоса.
За пару часов до рассвета прогоревшие едва за половину свечи поднимают языки пламени, приветствуя гостя. Беззвучно открылась калитка. Тяжелая поступь пришедшего заставила тихо скрипеть рассохшиеся доски крыльца. Привычный короткий стук.
- Почему ты всегда ненадолго? - наклон головы и цветные из-за вплетенных в них лент мелкие косички рассыпаются по плечам - красные, коричневые, белые, черные... Разве что зеленых больше нет. Она давно перестала их вплетать.
- Ты же знаешь, меня гнетет этот дом... - гость улыбчив, но сдержан. Улыбка скорее угадывается, ведь капюшон его зеленого плаща мешает рассмотреть лицо.
- Но ты вновь приходишь... - в голосе ехидство, но не злое, почти детское.
- Я не нарушаю своих обещаний, - плащ покачнулся на плечах то ли небрежно, то ли пренебрежительно.
Трапеза всегда в молчании. Время не говорить о живых, но помнить об ушедших. Гул ветра за окном все явственней и страшнее. И нездешние голоса поют заунывную песнь последнему ночному излому, спешащему уступить место ленивому осеннему рассвету.
Тени за окнами все яростнее и злей. Свечи стоят неусыпными стражами, но их пламя дрожит. От предвкушения ли? От страха ли?
В очередном безмолвном тосте поднимается бокал. Слов не нужно. Они позабыты. Остаются лишь смыслы, жесты, знаки... Гость и Хозяйка. Извечный ритуал.
Лунный серп блекло скалится, истончаясь. Ветер ли заблудился в не протопленном камине или же последние недобрые духи уходящей ночи мечутся в ярости, пугая путников своими голосами?
Пламя свечей беснуется, рвется на свободу, стремясь покинуть удерживающий его фитиль. Плавится воск, отмеряя последние минуты блаженной тишины. Первой сдается свеча на западе. И предки уже не заступники перед теми, кто кроется в ночи.
Вой все ближе. Звери ли беснуются на крыше или ветви старых лип тревожно скребут по осыпающейся черепице?
Гость и Хозяйка поднимаются из-за стола. Твари ли крадутся вдоль стен или это всего лишь шелест предрассветного дождя? Шорох у самой двери. Ворвутся ли? Выстоят ли?
Тихо догорает свеча на юге. Порушен покой. Нездешние голоса поют все протяжнее. Хозяйка и Гость танцуют. В тишине. Не сбиваясь с только им одним известного такта. Скрежет когтей по крыльцу или то ветер играет обрывком фольги иль бумаги?
Гаснет свеча на востоке. Дорогам ночи больше не вести добрых гостей к порогу. Свора снаружи беснуется, чуя свободу. Твари спешат. Рассвет близится. Исход праздничной ночи.
С гулким ударом падает затвор. Твари врываются в дом, беснуются, скалятся. Или то сильный ветер распахнул уже давно не запертую дверь?
До рассвета недолго. Дом пуст. Ветер гуляет по нежилым комнатам.
Санни приходит лишь тогда, когда отворятся двери. Она не стучит. Знает, что ей уже некому помешать. Гость и Хозяйка как зыбкие тени встречают ее, чтобы вновь истлеть подобно утреннему туману.
Волосы Санни заплетены в мелкие косицы. В них пестрые ленты - красные, коричневые, белые, черные... Она тихо ступает по ветхому полу, чтоб оказаться у окон на северной стороне. Пальцы касаются фитиля и черная свеча гаснет. Ни боли, ни ожога. Ни проклятья, ни благословения. Должное свершилось и, до поры, позабыто.
Санни медленно идет через пропыленные комнаты. Затхлый дух давно забытого дома давит на горло, но она улыбается. Обещание исполнено, так важно ли большее?
Санни выходит на крыльцо. Ни звука. Был ли Гость столь тяжел или все это морок ночи?
Девушка кутается в зеленый плащ. Утренняя прохлада заставляет зябко ежиться и поглубже натягивать капюшон.
Санни собирает в полу плаща оставленные на перилах крыльца дары осени. Им не место в давно заброшенном доме. Дождь начинает оставлять следы на пропыленной дорожке и девушка спешит оставить дом за спиной.
Улицы все еще спят. Ни заплутавших, ни встречных. Дремлющая на лавочке черная кошка вдруг выгибается дугой и шипит испуганно и негодующе. Санни смеется и грозит ей пальцем.
Девушка спешит. В эту ночь слишком многое нужно успеть до вступающего в свои права рассвета. Спешные шаги по тенистой аллее. Два поворота до кованных ворот, открывающихся с неприятным скрипом. Почти бегом по аккуратным дорожкам туда, где все закончилось, чтобы вновь начаться. Пара мгновений, чтобы перевести дыхание и дары осени опускаются на землю.
Первый луч рассвета робко скользит по желтой листве старых лип и осыпавшейся черепице забытого дома, заглядывает в окна, но никого не застает, спешит. Черная кошка щурится довольно и мурчит как кому-то родному. Переливаются в солнечном свете кованные ворота, сохранившие на себе россыпь капель ночного дождя. Солнечный луч скользит по дорожкам. Быстрее, быстрее... Но вновь не успевает, как и раньше, как и впредь...
Утро вступает в свои права. Проснувшееся солнце скользит по окнам, заглядывает в дома. Один из лучей будит старого кладбищенского сторожа. Старик хмурится. Опять не успел. Но все же идет по аккуратным дорожкам между могилами, чтоб проверить то, в чем сомневаться не приходится. Мужчина грустно усмехается. Как бы он не старался, сколько бы кофе не выпивал в ночь Хэллоуина, но ему так и не удается увидеть того, кто приносит дары осени на могилу Санни Миллер.