Аннотация: ...Вывод данного материала сводится к обычному выводу моих статей этой серии, который лично мне кажется давно набившим оскомину. Понятно, что при конструировании мира мастер обычно исходит не из "как должен измениться мир если в нем есть Нечто", но для того. Чтобы его картина мира не имела бы логических противоречий, а проблемы имели бы методологический базис разрешения, он должен сделать достаточно простой выбор. Если его интересует максимальное соответствие его мира канонам нашего, он должен сделать его максимально похожим на наш (Например, лишить демонов возможности материального воплощения), воссоздав все необходимые предпосылки для появления того или иного феномена. Если же он хочет строить церковь или этику применительно к канонам, вытекающим из особенности мира или игровой системы, необходимо учитывать все аспекты влияния "фактора Х".
Раздел 5. Традиционные религии нашего мира как источник вдохновения.
Христианство как помеха сеттингостроителю
Когда средний мастер создает мир с монотеистической религией, он обычно опирается на известные ему сведения о христианстве, и потому мне хочется более подробно обратить внимание на наследие христианской веры, которая не всегда помогает адекватно сконструировать религию. Понятно, что несмотря на атеизм времен СССР, мы достаточно сильно принадлежим к христианской парадигме, и потому бессознательно переносим в фэнтезийное средневековье многие элементы христианского мира, не понимая того, что для того чтобы они возникли там, требуются определенные предпосылки. Ниже мы попробуем перечислить основные элементы христианской религии, появление которых в мире фэнтези нуждается в дополнительной проработке. Речь тут не столько о том, что в христианстве достаточно много сложных догматов (например, идея Троицы), сколько о том, что ряд положений христианства как бы "противоречит" логике фэнтезийного мира и правилам построения сюжета.
Во-первых, каноническое понимание обитателей "внешних планов" зарубает на корню идею "вторжения дьяволов". С точки зрения ортодоксальной христианской теологии, "Рай и Ад сражаются не столько за человека, сколько внутри человека". Борьба христианского праведника с демоном происходит на внутреннем уровне. Представления о зримом могуществе демонов в физическом мире также являются ересью скорее нехристианскими - христианские бесы не имеют телесного воплощения, побеждаются в основном силой духа и способны воздействовать лишь на сомневающихся и грешников. Что-то более серьезное в данном мире демон может сотворить только руками предавшихся ему людей.
Мир фэнтэзи же, наоборот, как правило, предполагает наличие абсолютного зла (более того, из нескольких источников, так как эпических главных гадов может быть больше одного), а создания из других планов имеют телесное воплощение
Во-вторых, в христианстве, в особенности в собственно священном писании, присутствует безразличие к космологии. Нет даже имен светил. Нет и идеи упорядочивания мира или создания его из внешнего Хаоса. Христианский мир как бы создан по произволу, ибо у Бога-отца как бы не было иных причин его создать, кроме как личное желание.
Между тем, для строительства мира фэнтези вопрос о космологии очень важен, ибо миф творения формирует основы мира и законы его развития, следуя которым значительно проще прослеживать его будущее и следствия каких-то отдельных действий, произведенных персонажами.
В-третьих, христианство антропоцентрично: мир создан для человека. В мире фэнтези мера этого антропоцентризма меньше, так как люди не являются единственной расой, и слово "человек" не является уже термином, обозначающим все двуногое и разумное население этого мира (тут поневоле вспомнишь наших дивных, называющих друг друга на "существо"). Отваливается концепция "рас монстров" (правда, появляется почва для споров считать ли вот это конкретное существо одухотворённым, или это просто тварь говорящая созданная благим Богом для целей для нашего експёвого пропитания).
В-четвертых, Добро и Зло не являются равновеликими понятиями. Силы зла безусловно слабее и их победа невозможна даже "в принципе". Между тем, одна из характеристик жанра классической фэнтези есть четкое разделение на добро и зло. И более того, законы сюжета предполагают существование рас, изначально преданных Добру или Злу, причем эта особенность вообще не зависит от личных качеств их представителей. Можно сказать, что, подобно толкинским эльфам и оркам, они относительно свободны в выборе средств для достижения цели, но не в выборе самой цели, и в определенных случаях в их мозгу словно срабатывает некий психоблок. Христианский мир, напротив, не предполагает изначально существующих чужаков, есть только те, в которых нет света истины. Все они, даже одержимые Дьяволом, как бы сбились с истинного пути.
Кстати о самом Дьяволе. Классическая христианская теология уделяет ему крайне мало внимания. В Библии он более-менее подробно рассматривается только в книге Иова, где он и Господь занимаются тем, что испытывают терпение святого праведника. В результате этого "тема главного гада" оказывается раскрыта недостаточно для мастера, ибо для создателей мира фэнтези вопрос о негодяе вселенского масштаба имеет гораздо большее значение, так как, особенно у начинающих мастеров, он является скрытой пружиной большинства игровых конфликтов.
В-пятых, каноническое христианство исключает такой популярный среди мастеров сюжет, как "спасение мира силами группы героев". Если языческие представления о мире допускают возможность его уничтожения силами людей, то христианская религия предполагает, что мир не может разрушить никто, кроме творца, а это практически противоположно идеологии героической фентези
В-шестых, в христианстве слишком многое завязано на идее грехопадения и того, что люди изначально были хороши, но потом испортились сами под влиянием данной им свободы воли, которую Господь уважал настолько, что ради ее сохранения допустил искажение своего первоначального замысла и, по сути, разрешил людям склоняться ко злу (за которое, правда, начал карать). Тем не менее изначально Человек создан благим, хотя из-за проваленного искушения его природа подверглась порче.
Из этой посылки выходит и идея искупления через жертву, и образ "золотого века" - христианская доктрина говорит о постоянном ухудшении мира и движении его к Судному дню. Смерть не существовала в мире изначально - она вошла в мире в качестве платы за грехопадение, точнее, через грехопадение. Dark gift - тоже идея христианства, ибо по сути представляет собой продажу души Дьяволу, который в действительности не покупает а берет то что ему принадлежит.
Кстати о грехах. Основное число христианских грехов происходят из борьбы человека с его естеством. Для персонажа, не отягощённого физическим телом, большинство вопросов, которым уделяет внимание христианство просто не интересно. Никаких проблем с чревоугодием, ленью или блудом персонаж не претерпевает, а "не убий" смотрится неуместно, на фоне счётчика фрагов, на котором иногда можно увидеть трёхзначные цифры. И только неуёмное стяжательство мешает ему жить в полной праведности.
Грех в виде мысли или желания тем более никак не отыгрывается, хотя занимает едва ли не половину всех вопросов христианства.
В-седьмых, христианство не имеет в себе концепции клирицизма как системы, при которой жрец в обязательном порядке является человеком, способным использовать силу своего бога. Чудотворцы явление редкое, и то, что они делают, называется чудом именно потому, что не случается каждый день. Обычно христианские чудеса не производят видимых эффектов и, как правило, нацелены на изменения в душе.
Мир фэнтези предполагает совсем иное понимание Чудес - стереотип привычный нам нетипичен для мира с высокой частотностью магии. Кастуешь? - зарегистрируйся и работай. Если про священника Хесуса известно, что ему доступна магия пятого круга силы, то все ожидают, что он может воскрешать мертвых и ходить по воде. Чудом назовут ситуацию, если при воскрешении он не тратит строго нужные для этого алмазы (и то - это вполне может быть следствие набранных приемов метамагии), либо воскрешение внезапно провел послушник, у которого образовались особые отношения с божеством.
Вера не является обязательным фактором совершения чуда, а клирик скорее похож не на христианского святого или индийского аскета, а на ремесленника или колдуна: пришел, провел обряд, обряд сработал.
С точки зрения ряда товарищей, помогавших в написании этой статьи- это самая тяжёлая проблема. Для того, чтобы скрестить одно с другим приходиться изощряться заявлять, что набор христианских таинств на самом деле проникнут глубоким смыслом : их объекты и субъекты рядовому человеку невидимы, но существуют и имеют системный эффект, поддерживающий не одного человека, но все мироздание. Иной вариант - полагать, что набор "классических" таинств является только обязательной программой священника, к которой прилагается здоровая произвольная.
В-восьмых, Спаситель не озвучивал концепции бессмертной души, существующей отдельно от тела. Ветхозаветное понимание воскрешения строилось на всемогуществе Яхве, который мог воскресить и без "носителя". Душа же суть наследие платонизма, который, как и большинство сложностей теологии пролез в христинаство в "александрийский период развития", когда оно оказалось в руках тех богословов, которые ранее толковали Тору и Аристотеля.
Нет в христианской парадигме и места для нежити: христианская мифология и ее система строения души и тела не оставляет места для существования живого мертвеца, ибо энергией творения обладает только бог, а вернуть в мертвое тело ("прах к праху...") душу - вообще понятие затруднительное. Средневековые "аниматоры" экспериментировали не с трупами, а с конструктами (голем), и даже монстр доктора Франкенштайна был не анимированным трупом, а собранным из нескольких тел конструктом.
В девятых, анизотропный мир фэнтези плохо сочетается с идеей Церкви, причём и как Невесты Христовой, и как социального института, и как общины верующих. В исламе и иудаизме единой церкви нет: есть община с выбираемым (пусть может не всегда очень демократично) религиозным лидером, и есть мудрецы, котрые служат авторитетом и могут творить чудеса. В христианстве же идеал Церкви - это некая вселенская общность людей, слияние их в лоне Божьем, что не совсем совместимо с традиционной фэнтэзийной мультикультурностью и комплиментарностью.
Наконец, проблема христианства в том, что при анализе его священных текстов в целом ряде случаев объяснения религиоведов и трактовки верующих не совпадают. Так, в нескольких Евангелиях открыто сказано, что конец света случится "прежде чем немногие из вас умрут". Большое количество наслоений разных эпох вообще характерны для религии мира реального, в рамках которой верующие сами творят себе догмы. Однако в случае внешнего источника этики или активно действующего бога религия мира фэнтези творится как бы одномоментно.
Налицо ситуация, при которой то, что в христианстве проработано - практически бесполезно игрокам или мастеру, а то, что им обоим нужно - наоборот, почти не продумано.
Еще одна проблем связана с тем, что христианство- религия закрепляющая феодальную систему отношений, в то время как Приключенцы (во всяком случае, в большинстве сюжетов) люди в феодальной системе не закреплённые, а часто вообще из социальной системы выпавшие, и не тяготящееся ею, но при этом являющиеся действующими лицами масштаба городов и даже стран. На территории нормального упорядоченного феодального государства таким персонажам обычно тесно.
Раскритиковав каноническое христианство как основу для формирования религии мира фэнтези, подумаем над тем, что может его заменить либо продемонстрировать ухищрения, на которые приходится идти мастеру в обмен на желание видеть кресты на церквях.
В первую очередь на ум приходит не каноническое, а народное понимание христианства, в значительной мере проникнутое языческими пережитками. Простонародное восприятие небесной иерархии недалеко ушло от многобожия, - места младших богов занимали святые и ангелы, причем с ангелом (как и бесом) можно было не только встретиться, но и побродить по свету, подраться, как это делал еще Иаков, поспорить, обмануть и поймать.
Можно играть на умолчаниях, когда мастер может заполнить неописанное в книгах в соответствии с мастерским замыслом. Пример - ничто в христианстве не указывает на то что у дьявола не может быть тела, но в типичных немифологических ситуациях он это не использует по каким-то сугубо теологическим причинам. Сие открывает мастеру простор для придумывания этих причин и механизмов их действия.
Спасение мира силами группы лиц по предварительному сговору можно вписать в сюжет, заявив персонажей исполнителями божьего замысла. А идея грехопадения и деградации мира органично сливается с классическим штампом фэнтези, в котором чем древнее артефакт, тем он круче, а всех древних героев хоронили не меньше чем с +3-им мечом в руках.
Наконец, "профанное" понимание веры сводится к тому, что религия - набор определенных процессов и ритуалов, внутренняя сущность которых скрыта, но манипулирование которыми возможно. Такое понимание веры не только призывает отправлять ритуалы и верить в примитивную идеологию, но и создает основу для магии, под которой понимается представление о том, что при помощи определенных ритуалов можно влиять на мир. Именно в данном веропонимании возникает идея о людях, обладающих даром чудотворства.
Сюда же - представления о душе, допускающие вариант души неупокоенной; интегрированное в веру отношение к святым мощам, которое, заметим, не имеет никакого отношения к изначальному христианству, по которому "что умерло - то умерло", и даже выгоды демонопоклоничества, ибо продавший душу по канону может повредить лишь себе и не в состоянии наводить порчу и сглаз...
Иными словами, речь идет даже не о народном, а о "брендовом" христианстве, в рамках которого "инквизитор со спичками" является второй неотъемлемой чертой средневекового пейзажа (после рыцаря в непременно готическом доспехе). Здесь речь идет даже не об использовании "профанной" версии христианской мифологии, а о механическом перетаскивании наиболее раскрученных элементов внешней атрибутики (кресты-рясы-мессы-аутодафе) связывая их в единое целое нитями собственного сочинения.
Во многом интересен опыт ислама, в первую очередь концепция бога, который не имеет определенного облика, но при этом является как бы "более всемогущим". Как заметил по этому поводу Честертон, воля Аллаха чрезвычайно ярко выражена, ее нельзя назвать намерением или тенденцией.
Ислам отличает и гораздо большее значение догмата о предопределении. С другой стороны, благодаря идее непрерывного творения, Аллах принимает более активное участие в делах этого мира. Мир постулирован несовершенным, и потому Аллах постоянно поддерживает это творение, не давая ему загнуться.
Не менее важно для сеттингостроителей наличие ангелов, играющих более глубокую структурную роль (именно они передают пророкам божественные инструкции), иная форма церковной организации, являющаяся менее централизованной, и большая привязанность к регламентации повседневности. Нормы общежития представляют собой не только "запрещение тянуть за хвост черных кошек в полнолуние", но и "практический курс выживания в пустыне", отчего он в большей степени стал образом жизни, чем христианство. С другой стороны можно интересно обыграть факт тайны и обмана бога, в христианстве немыслимый - совершаемое в темноте как бы "не видится" богом.
Буддизм? Как ни странно, не самый оптимальный вариант. Тхеравада - всё-таки во много путь одной Благородной Личности. Махаяна подходит больше как минимум благодаря концепции Бодхисаттвы (среди которых попадаются и идамы), но для практикующего буддиста главная цель не столько героизм вовне, сколько, Очень условно говоря, слияние с богом внутри себя.
Иногда кажется, что для конструирования фэнтезийного мира гораздо более удобным оказывается не христианство, а манихейство с его ярко выраженным дуализмом. Идея того, что физический мир плох и создан злым началом, делает из сеттинга достаточно удобный полигон для ведения приключения и допускает существование рас или сущностей, изначально предавшихся злу. Более того, манихейство оправдывает приключенство и самосовершенствование - зло является частью этого мира, и с ним надо бороться, выкорчевывая его в мире физическом или развивая свои связи с принадлежащим добру миром духовным. Оба варианта очень легко вписываются в героические схемы фэнтези.
Впрочем, можно вообще отталкиваться от зороастризма, тем более что образы огня и солнца сами по себе хорошо ложатся на фэнтезийное противостояние света и тьмы, а при определенной проработке источников мы получаем систему, не менее проработанную, чем христианская. Кроме того, так как в рамках данной концепции силы Света не являются всемогущими и всеблагими, это позволяет значительно спокойнее отвечать на вопрос о том, почему божество допускает существование неискоренимых смерти, боли и тп.
Еще один образец - индуизм, который интересен не столько пантеоном богов с нестандартным для европейца сочетанием портфелей, сколько принципом духовных заслуг и возможностью копить и сбрасывать тапас, единой и для богов, и для людей.
При этом тапас не обязательно является мерой праведности. Скорее (очень грубо и условно) его можно назвать мерой фанатизма. В индийской мифологии мы не раз встречаем ситуацию, при которой неправедное существо, асур или ракшас, предавшись суровой аскезе (вспоминаем Равану, который откусил себе 9 голов из десяти) накопило довольно тапаса, чтоб крутить богами, как ему вздумается и было остановлено только аватарой.
Принципы накопления тапаса стоят над волей любого существа, включая божественные. Кроме того, тапас является атрибутом не только священнослужителей (брахманов в данном случае) но и вообще любого человека; в представлениях индуизма человек, лишенный тапаса - никто.
Кроме того, индуизм отличается от авраамических религий твёрдым убеждением в том, что Бог в какой-то из своих форм - всегда где-то рядом. Древнеиндийские литературные источники битком набиты святыми, вершащими чудеса, и демонами, творящими зло. Существование их бесспорно.
Также для индуизма характерен монотеизм. Несмотря на присутствие большого количества богов, все они признаются эманациями некоторой высшей сущности, которая однажды развилась в сотворённый мир и однажды сколлапсируется обратно в точку.
Краткое заключение.
Вывод данного материала сводится к обычному выводу моих статей этой серии, который лично мне кажется давно набившим оскомину. Понятно, что при конструировании мира мастер обычно исходит не из "как должен измениться мир если в нем есть Нечто", но для того. Чтобы его картина мира не имела бы логических противоречий, а проблемы имели бы методологический базис разрешения, он должен сделать достаточно простой выбор. Если его интересует максимальное соответствие его мира канонам нашего, он должен сделать его максимально похожим на наш (Например, лишить демонов возможности материального воплощения), воссоздав все необходимые предпосылки для появления того или иного феномена. Если же он хочет строить церковь или этику применительно к канонам, вытекающим из особенности мира или игровой системы, необходимо учитывать все аспекты влияния "фактора Х".
Хотя, - в мирах типа Фаэруна такие "особые отношения" (избранные Баала, Мистры и тп) - тоже норма.
Да, я знаю несколько модулей, построенных на борьбе с грехами и искушениями, включая даже "Тень Каагота", но это скорее исключение, подтверждающее правило.
Что в Ветхом Завете, что в Апокалипсисе телесное проявление пришельцев иных планов встречается во множестве, да и Новый Завет, хотя в нём подобное и случается всего несколько раз, прямого запрета не вводит. Другое дело, что многим поколениям священников приходилось придумывать ответ на вопрос - "почему лично я не вижу бога в теле".
А потом посмертно обвинив в гордыне. Не мы первые, кстати, прибегаем к такой трактовке.
Тапас сильно меняет основу мира, ибо наделенные огромными нестандартными возможностями и при этом периодически подверженные приступам страстей аскеты, - хорошая завязка для многих приключений. Однако у этой идеи есть и иная сторона. Каноны обретения тапаса известны, и всем игрокам придётся постоянно учитывать их, сравнивая свое поведение с образцом (кодекс кшатрия и т.д.) Более того, тапас исключает из игры всех жестоких и не соответствующих канонам персонажей: в. условиях системы накопления духовных заслуг жестокость мог позволить себе только колдун, который большую часть своей жизни на самом деле проводил в аскезе, компенсировавшей его дурные поступки. Кроме того у системы накопления тапаса существует и побочный элемент - все совершаемое делается именно за счёт передачи духовных заслуг человеку, предмету, мантре, яджусу и т.д.