Ну, кто сказал, что трафареты - это плохо? Какой дурак придумал, что шаблонное мышление "зашоривает" сознание и не дает человеку творчески развиваться, а значит быть счастливым?!
- Париж - город влюбленных! - именно эта мысль пришла первой в голову, когда женщина приятной наружности внимательно рассматривала себя в зеркале, висевшем в ванной комнате парижского отеля.
- Ну, и что, что уже перевалило за...? Любви все возрасты покорны! - это был уже второй за последнюю минуту затасканный штамп, который выскочил из ее подсознания, как черт из табакерки.
- Точно, черт! - подумала она.
В голове толклись и путались друг у друга под ногами разные мысли, главным лейтмотивом которых было искушение:
- У мужиков - бес в ребро, а у женщин что? Черт из табакерки? - думала она, рассматривая свои округлые прелести (предмет ее оправданной гордости, мужского внимания и зависти подружек).
- Да хоть откуда! Никогда не курила, а любви все равно хочется... Тем более, что я еще "очень даже ничего-с!" Хоть в фас, хоть в профиль, - продолжала думать женщина, поворачиваясь перед зеркалом и принимая соблазнительные позы, - ей стало обидно, что всю жизнь она верна одному, не оценившему ее женской привлекательности, мужчине, который изменяет ей налево - направо.
- Ему можно, а почему тебе нельзя? Ну, сколько можно подавлять в себе женщину? Такую роскошную женщину!.. - зашептал на ухо черт, и изображение в зеркале томно улыбнулось в ответ.
- А, правда, почему? Ему - можно, а мне - нельзя? Баста! Хочу влюбиться со всеми вытекающими последствиями, и прямо сегодня. Господи! Пошли мне встречу с мужчиной моей мечты! - взмолилась она, - Ну, что тебе стоит? Неужели за всю мою праведную жизнь ты не можешь наградить меня, хотя бы раз, романтической встречей в Париже?! Ведь ты все можешь - для тебя это пустяк! Ты слышишь меня, Господи?
Подождав несколько секунд и не дождавшись ответа, женщина как-то странно вздохнула, то ли усомнившись, что ее услышали, то ли подумав, что очередь к Господу ох какая большая: пока мольба дойдет, пока ее рассмотрят, пока решение примут. В небесной-то канцелярии, наверняка, без бюрократии не обходится.
Как человек принявший решение, она уложила с помощью фена длинные, немного вьющиеся рыжие волосы. Потом облачилась в новую, купленную в Галери Лафайет стильную дымчато-серую блузку, которая очень выгодно подчеркивала красивый бюст, стройную фигуру, оставляя возможность встречным мужчинам дофантазировать остальное. Брюки на тон светлее блузки, шикарные лодочки на ногах, стильный клатч, классический макияж для подчеркивания выразительных глаз - всё, готова! Ах, нет! Еще капелька купленных на фабрике Фрагонар настоящих французских духов. Вот теперь точно - готова!
Пробегая мимо портье, с которым она в день приезда успела поругаться из-за отвратительного номера с окном, выходящим в колодец (так в Европе называют внутренний дворик в домах средневековой постройки), женщина загадочно улыбнулась. Благодаря этой ссоре, она вновь заговорила по-французски спустя десятилетия после окончания иняза.
Она фыркнула, вспомнив растерянное лицо первого в своей жизни живого француза, с которым ей довелось вести беседу.
Смешно. Оказалось, что судьба отправила ее в плохой отель, чтобы вернуть спонтанность французской речи. Конфликт был улажен, извинения принесены, а вещи немедленно перенесены в отремонтированную комнату на пятом этаже.
-Ура! Очередная победа русских над французами после войны 1812 года, - подумала она тогда, немного смущаясь своей напористости. Но ведь игра стоила свеч?!
Прошло два дня, в течение которых русская дама познакомилась с Парижем. Увидев сейчас за конторкой месье Клода, женщина улыбнулась, а мужчина, вспомнив забавный эпизод, понимающе улыбнулся в ответ.
Париж вечером был особенно хорош. В этот теплый летний вечер, когда солнце близилось к закату, воздух был тягучим, настоянным на разных ароматах: вина, вкусной еды и чего-то неуловимого... Уличные кафе были полны народу. Было видно, что сидящие за столиками люди никуда не спешат, пьют и едят с видимым удовольствием, в добром расположении духа обсуждают что-то приятное.
Свернув направо, дама направилась в сторону рекомендованного портье ресторана, но передумала, услышав живую фортепьянную музыку, доносящуюся из кафе, на котором было написано Piano-Bar. Поняв, что играют попурри из русских мелодий, она вошла. Оглядевшись, выбрала столик в углу у открытого окна, за которым на тротуаре также стояли столы. Женщина заказала бокал Бордо и сырную тарелку. Ожидая заказ, она слушала легкую инструментальную музыку с непередаваемым чувством...
Не может быть! Она - в парижском кафе, вокруг одни французы, повсюду звучит французская речь... Фантастика!
Поток мыслей прервал официант, который принес вино, огромное блюдо с двенадцатью сортами сыра, большущую корзинку с нарезанным французским багетом.
Вино и сыры были восхитительно вкусными: Бри, Камамбер, Рокфор... Одни названия вызывали эйфорию.
В этот момент музыка прекратилась. Пианист, игравший в глубине зала спиной к нашей даме, встал и, поклонившись, пошел к выходу. Посетители кафе наградили артиста аплодисментами, к которым наша дама с удовольствием присоединилась. Музыкант играл действительно виртуозно и чувственно.
Француз был высокого роста, крепкого телосложения, с явной примесью южной крови. Его черные глаза блестели от возбуждения и удовольствия, вызванного аплодисментами.
Развернувшись вполоборота, и издалека нечаянно встретившись с ним глазами, дама тихо произнесла "Браво!" Он не мог ее слышать, однако понял по артикуляции и с театральной улыбкой поклонился ей персонально.
Музыкант вышел из помещения кафе и подошел к столику на улице, за которым ужинали двое мужчин. Он сел за стол так, чтобы видеть незнакомку. Женщина поняла, что разговор зашел о ней потому, что мужчины, повернулись в ее сторону и с улыбкой подняли бокалы с вином. Она смущенно улыбнулась и в ответ подняла свой бокал.
Прошло несколько долгих минут, в течение которых ужинающий музыкант и незнакомка невольно встречались глазами.
Допивая вино, дама пропустила момент, когда пианист встал из-за стола и вновь направился внутрь кафе. Заметив, что музыканта уже нет за столом, лишь разочарованно пожала плечами. Но в этот момент она увидела, что француз решительно идет к ее столику.
- Добрый вечер, мадам! Вы - русская?
- Добрый вечер, месье! Да, я из России.
- Вам понравилась моя музыка?
- О. да! Вы играли превосходно. Спасибо за доставленное удовольствие, - ответила она с неожиданной смелостью.
- Большое спасибо, мадам. Сегодня весь вечер я буду играть только для Вас! - сказал он и галантно поклонился.
Музыкант подошел к фортепиано и стал играть, помогая инструменту выплеснуть волшебные звуки аргентинского танго. Его руки просто летали над клавишами. Столько страсти было в этой музыке, что тут же раздались возгласы одобрения и громкие аплодисменты. Все последующие произведения он играл с большим вдохновением. Посетители кафе были в восторге и, несмотря на позднее время, не думали расходиться.
Иностранка была польщена знаками внимания, каких ей никогда раньше не оказывали. Она потеряла счет времени. Волнение зашкалило, когда она увидела, что пианист, закончив играть, снова идет к ее столику.
Спросив разрешения, он присел напротив и сразу представился:
- Меня зовут Жан-Пьер. Позвольте узнать Ваше имя?
- Очень приятно. Меня зовут Таня. Вы великолепный пианист. У Вас волшебные руки! - похвалила она искренне.
Музыкант был явно польщен. Подав ей свою визитку,он произнес:
- к Вашим услугам.
- Боже, какое тщеславие и какая галантность! - подумала она и улыбнулась в ответ.
- Вы впервые в Париже? Сколько продлится Ваш визит? Позвольте пригласить Вас завтра на ужин,- он говорил быстро, но Таня отлично все понимала потому, что его произношение было классическим, таким, какому ее учили в институте.
- Благодарю за приглашение. Увы, завтра у меня экскурсия по замкам Луары и я вернусь поздно. Не уверена, что после такой длительной экскурсии я смогу прийти, - ответила Таня с сожалением.
- Тогда позвольте, я буду ждать Вас здесь послезавтра вечером в восемь. Вы такая красивая, Таня! Все русские женщины - красавицы. Я просто сражен!
Эти слова заставили женщину покраснеть, но сегодня она была удивительно смелой:
- Спасибо за комплимент, Жан-Пьер! Вы тоже импозантный мужчина.
А невидимый чёрт зашептал на ухо:
- Вот-вот, всё правильно. Да улыбайся ты, чёрт (то есть - я) тебя побери! Комплименты и соблазнительная улыбка - это всё, что тебе сейчас нужно. Ведь ты хотела романтическую встречу? - Вуаля!
События развивались столь стремительно, что Таня решила, что прежняя мысль о бюрократии в небесной канцелярии была напрасной, раз ее желание сбывается так скоро.
- Так я могу надеяться на встречу с Вами? Вы, вероятно, удивитесь, но моя мама - русская. Её имя - Татьяна. Вы похожи на неё. К сожалению, её уже нет в живых, но именно ей я обязан тем, что получил музыкальное образование. Я люблю всё, что связано с Россией.
- Так вот откуда такое знание русской души, которое звучало в Вашей музыке! - сказала Таня, думая одновременно, что Бог есть, и Бог её любит.
- Спасибо за то, что Вы это услышали. А теперь извините, мой финальный выход. Итак, до послезавтра. О`кей? - произнёс Жан-Пьер.
Таня кивнула. Музыкант снова сел за фортепиано. Зазвучала знаменитая русская мелодия "Надежда - мой компас земной, а удача - награда за смелость...", под которую Таня расплатилась и ушла, не дожидаясь окончания...
Так случайная встреча стал началом удивительного, абсолютно за-мечта-тельного романа русской женщины и француза - музыканта.
А виной всему - шаблонное мышление и ... черт из табакерки!!!
Философская категория
Как стремительно бежит время... Его бег похож на движение воды в громадной воронке. Сначала вода бежит по самой верхней окружности, потом спиралеобразно спускается вниз, все набирая и набирая обороты. Чем ближе она продвигается к узкому горлышку, тем выше становится скорость. Это мое субъективное ощущение времени.
В детстве время огромное, его так много вокруг ребенка, который познает окружающий мир. Сначала целое утро, потом целый день, потом целый вечер, которые вмещают в себя столько информации, что кажутся бесконечными. Время в этот период медленное, задумчивое, нескончаемое... Оно исчисляется минутами и часами, когда постепенно заполняется Tabula rasa. Здесь спешка не нужна, ведь именно в этот период человек формируется как личность.
В юности время становится более стремительным. Единицей измерения становятся сначала дни (день - ночь), потом недели (понедельник - воскресенье).
В молодости время, постепенно убыстряясь, начинает считать месяцы (январь - декабрь, январь - декабрь), потом годы, и становится похожим на электричку, которая останавливается у каждого столба, оставляя в нашей памяти все остановки (20 лет, 21 год, 22... 23... 24... 25... 40).
В зрелом возрасте годы мелькают перед глазами, как окна скорого поезда, без остановки летящего во весь опор мимо вашей станции. Повернул голову влево - 50 лет, повернул вправо - уже 60... Ту-ту!!!!! Только мы его и видели. Просвет в воронке стал совсем узким, значит, уже скоро скорость будет космической. Оглянувшись назад, человек с удивлением замечает, что жизнь промелькнула, как одно мгновение.
Время - удивительная субстанция. Оно - текущее, изменяющееся и одновременно неизменное. Мы говорим: "Это - было вчера, а это - будет завтра". Хотя ни "вчера", ни "завтра" не существует. Просыпаясь утром следующего дня, мы обнаруживаем, что "завтра" опять нет, а есть неизменное "сегодня". Мы все существуем только "сегодня", которое вмещает в себя и прошлое, и настоящее, и будущее. При этом каждый из нас, находясь здесь и сейчас, через минуту может мысленно переместиться в любой из периодов своей прошлой жизни, подтвердив этим теорию относительности Энштейна, которую я так незамысловато изобразила.
В обыденной жизни мы вообще не задумываемся о том, что время - категория философская. Мы просто живем, иногда с сожалением замечая его быстротечность, но радуясь удивительной возможности воскресить в памяти любой эпизод нашего прошлого...
Мартик, взять его!
Человек, прожив долгую жизнь, по закону природы ведет обратный отсчёт времени и возвращается в детство. Вернее, в народе говорят "впадает в детство". Все понимают, что человек становится как дитя: отвечает невпопад, всё путает. И память становится удивительной: все, что было в детстве, помнится отчетливо, а что было час назад - уже нет.
На днях услышала анекдот, который точно отражает эту ситуацию: Две старушки пришли на чай к третьей. Попили и тут же забыли об этом. Снова попили... И так 5 раз. Нагостились. Вышли во двор. Одна старушка говорит: "Настасья-то, жадная какая, даже чаем не напоила!" Другая отвечает: "А ты когда ее видела?"
Вот настало и мое время вспоминать о детстве. Некоторые эпизоды всю жизнь помнятся и просятся рассказать о них.
Выросла я в одном из районных центров Зауралья, где в годы моего детства не было ни одного благоустроенного дома. Улица от маслозавода до окраины села была "нашим краем". Ребятня от мала до велика (от дошколят до 10-классников) играла вся вместе. Но это в каникулы или после школы. А днем, когда нормальные дети были кто в детском саду, кто в школе, играть мне было не с кем. Я была совершенно свободна и предоставлена самой себе. Свободу, надо заметить, я добыла в бою. Помню, осенью (мне было меньше четырех лет) папа повел меня в детский сад и по дороге рассказывал, что туда ходят все маленькие дети. Я шла в новых резиновых ботиках (это такая обувь, которая надевалась на туфли в сырую погоду), счастливая и гордая, что у меня боты как у Вальки, моей тезки и ближайшей подружки.
Подружка моя тоже в детский сад ходила, ее раньше устроили, т.к. она на полгода меня старше. После вольной воли, когда я, как кошка, ходила сама по себе, где вздумается, вдруг оказалось, что в детском саду надо всюду ходить строем: обедать, спать днем, гулять парами за ручку в районном саду. И, самое главное: нельзя вертеться, класть руки на стол, а надо держать их на коленках под столом, пока не подадут обед и не скомандуют "Кушайте". Да еще и драться нельзя, когда тебя обзывают.
В первый же день я нарушила все правила и три раза стояла в углу. Моя свободолюбивая натура с трудом выдержала эту пытку в течение дня. Вечером, когда папа пришел меня забирать, я заявила, что больше в этот дурацкий садик не пойду.
На второй день садик кончился, не начавшись, потому, что отец впервые увидел истерику своего всегда уравновешенного ребенка. Я орала так, что ему стало страшно за меня, и он сдался. Таким образом, я снова оказалась на свободе, которая мне грозила голодом. Мама работала на окраине села в райвоенкомате. На обед она не успевала приходить. Папа приходил, но я в силу возраста не ориентировалась во времени и часто, заигрываясь, забывала об обеде. Опоздав и оставшись голодной, пыталась дотянуться до застрехи, куда родители клали ключ от дома, но безуспешно. Ростом тогда еще не вышла. В общем, моя добытая в бою свобода обернулась для меня хронической язвой уже в студенческие годы.
Но это предыстория к событию, о котором я хочу рассказать, чтобы всем стало понятно, почему я такая самостоятельная. В то время у меня появился еще один дружок. Его звали Вовка Комогоров. Он жил за нашим огородом у старого, заброшенного кладбища в землянке, над которой ветвился огромный тополь. Этот тополь был местом наших игр. Мы лазали по нему, как кошки, устраивали на нем многоэтажные "дома". Но особый интерес у меня вызывала землянка, в которой Вовка жил со своей мамой. Помню, что он рос без отца. В послевоенные годы землянки были обычным явлением. К слову сказать, моя семья построила дом - пятистенок в год моего рождения, а до этого также жила в землянке.
Мне было интересно обследовать Вовкино жилище с одним окном, возвышающимся прямо над землей, земляные ступеньки, ведущие от входных дверей вниз, и земляной пол. Просто голая земля, которую подметали веником. Зимой на пол клали самотканый половичок, который не спасал от холода, но добавлял уюта. Помню, меня поразили нары (думаю, слово произошло от глагола "нарыть"). Это большой по размеру и высокий земляной выступ, примыкающий к стене землянки и покрытый досками, который использовали в качестве кровати. В землянке была обложенная кирпичом печка-буржуйка, спасшая в годы войны не одну жизнь. Нищета, одним словом. Но нам, детям, не видевшим иной жизни, все казалось нормальным.
Вовка, как и я, был "вольным казаком" (в детский садик не ходил). Играли мы с ним самозабвенно и очень дружно. Тогда он был мне даже ближе, чем моя подружка Валька. Деревенский обычай называть всех уменьшительными именами сейчас выглядит грубовато, но тогда всех так называли: Валька, Нинка, Томка, Галька. Целыми днями летом мы играли с Вовкой то рядом с землянкой, а то и прямо на заброшенном кладбище. Правда, на нем еще были отдельные могилы, за которыми ухаживали родственники умерших. Это наводило на нас страх, но тем интереснее было играть.
Расстояние между кладбищем и огородами жители села использовали как пастбище для мелкого скота. Помню, вбивали колышек, за него привязывали теленка или козу, чтобы они паслись недалеко от дома и не могли убежать.
В тот день мы с Вовкой сильно поспорили. В пылу спора он обидно меня обозвал, а потом мы с ним впервые подрались. Он сильней меня оказался, мужичок все же, хоть и ровесник. Крепко мне тогда досталось. Мы разбежались в стороны. Слезы бессилия душили мою маленькую душу от такой несправедливости. Так хотелось отомстить ему, напугать, что, не помня себя от злости, я крикнула: "Мартик, взять его!!!".
А Мартик (наш теленок, маленький совсем) мирно щипал траву возле колышка и удивленно на меня вытаращился. Увидев, что теленок смотрит в нашу сторону и выставил рожки, Вовка вдруг остолбенел и напугался. Я же, оценив ситуацию, еще громче стала кричать: "Мартик, взять его, взять его!!!", как будто натравливала на своего закадычного друга не теленка, а свирепого пса Верного, который охранял наш двор. Вовка со всех ног кинулся наутек. А я, размазывая слёзы, не могла остановиться и вопила: "Мартик, взять его!!!!!"
Остановилась я только тогда, когда услышала гомерический хохот дяди Паши и тети Нюры, наших ближайших соседей, которые метали стог сена за своим огородом, и стали невольными свидетелями Вовкиного позора и моей стратегической победы. Они так хохотали, что тетя Нюра упала со стога. Много лет они вспоминали об этой истории и весело смеялись над моей находчивостью.
Такими они и остались в моей памяти: молодыми, веселыми, несмотря на их горькую участь. Приемный сын, которого они воспитали, ни в чем ему не отказывая, выгнал их на старости лет из дому. Они умерли на чужбине, за тысячи километров от родного дома, уехав к каким-то очень дальним родственникам в европейскую часть России. И только эта история из моего раннего детства, связанная с моим дружком Вовкой и теленком Мартиком, не дает мне забыть их счастливого смеха...
Каля-баля и циркуль
Две подружки-тёзки (две Вали) жили в одном селе, на одной улице, учились в одном классе. Обе были одинакового роста, носили одинаковый размер обуви. Обе любили петь, танцевать, играть. Ходили вместе в хор и танцевальный кружок Дома пионеров. Пели дуэтом все известные песни, "выступая" перед ребятней на улице.
Это было в те времена, когда телевизора в селе еще не было. Даже чёрно-белого. Все развлечения ограничивались просмотром фильмов в клубе, что был культурным центром, в котором проводились новогодние ёлки, концерты местной художественной самодеятельности.
Когда маленькие подружки устраивали концерт, "публика" рассаживалась за воротами дома одной из Валь на березовые брёвна, заготовленные для дров. Особенно маленькие "артистки" любили исполнять песню "Жил на свете Витя Черевичкин", которую детвора принимала "на ура".
Иногда концерты проходили на дне ям. Настоящих ям, поросших невысокой степной травой. Они остались от добычи глины для маленького кирпичного заводика, расположенного на окраине села. Вся ребятня перемещалась в такую яму, устраивая импровизированную сцену с занавесом и зрительным залом. Тогда подружки чувствовали себя прямо настоящими артистками: они пели, читали стихи, показывали акробатические номера и пытались танцевать.
Очень много общего было между двумя маленькими девочками, что делало их дружбу неразрывной. Конечно, были и некоторые различия между тёзками, которые никак не мешали им дружить. У одной Вали были длинные светло-русые косы и зелёные глаза. Другая Валя была чуть крупнее, с серо-голубыми глазами и короткой стрижкой "под мальчика". Она, конечно же, мечтала иметь длинные косы, как у подружки, но этому помешала страшная история.
Однажды летней ночью в открытое окно залетел огромный майский жук и сел девочке на голову. Почувствовав у себя в волосах большое шевелящееся насекомое, она очень испугалась и громко закричала, разбудив всех в доме. Девочка хотела его стряхнуть, но не смогла - жук запутался в ее густых волосах. Валя сама боялась к нему прикоснуться и родителям не давала распутать волосы и освободить её от этого страшилища.
Видя, что дочь вне себя от ужаса, отец взял ножницы и выстриг прядь волос вместе с жуком, который запутался у самых корней волос. На голове образовалась внушительная лысина, которую нельзя было скрыть. Наутро девочку постригли. Выяснилось, что маме даже удобнее, что младшая дочка с короткими волосами: не надо заплетать косы.
Надо сказать, что мечтая о длинных волосах, коротко стриженая Валя совсем не завидовала длиннокосой подружке. Удивительно, но факт. Не было между ними соперничества. Первая Валя лучше пела, а вторая была гибкой, как кошка, и легко делала "мостики", "лягушку" и "шпагат".
Подружки практически не расставались. Фантазия у обеих была неуёмная. Когда родители были на работе, они устраивали дома театральные представления, изображая разные сцены из жизни: играли в больницу, в школу, в магазин, используя предметы домашнего обихода. В ход шли одеяла, подушки, посуда.
Игрушек в те годы практически не было. Их заменяли красивые фантики от конфет, разноцветные стёклышки и камешки, которые дети "хоронили", накрывая прозрачным стеклом большего размера и засыпая сверху землёй. Игра состояла в том, чтобы найти такой схрон, тогда стёклышки и камешки становились собственностью нашедшего.
Готовые куклы в продаже были редкостью. Иногда продавались маленькие куклы-голышки, которые назывались "пупсиками". Иметь настоящую куклу в те годы было несказанным счастьем. Чаще девочки послевоенных лет мастерили кукол из разноцветных ниток "мулине" своими руками. Куклы были обязательно с длинными косами, которые девчонки умело заплетали, завязывая на концах цветные бантики. Одежду для кукол мастерили из лоскутов ткани, оставшихся от кроя маминых платьев.
Играть подружки могли бесконечно, каждый раз придумывая новые сюжеты для игр. Но больше всего они любили костюмированные игры. Валюшки устраивали кавардак в доме, снимая с кроватей одеяла, покрывала и подушки, чтобы соорудить себе "дома", а для длинных бальных платьев использовали кружевные накидки, которыми в деревне для красоты покрывали подушки.
Каждая из них играла свою роль, подсказывая подружке развитие сюжета. Они играли не ссорясь, умели договариваться, отлично понимая друг друга. Заигрываясь, девчушки частенько забывали посмотреть на часы и не успевали навести в комнате порядок до прихода родителей.
Длиннокосая Валя любила играть в больницу. Она мечтала стать медсестрой, как её тётя. Когда она видела тётю Зину в белоснежном халате, у неё замирало сердце. Тётя была такая чистенькая, красивая и важная, что Валя спала и видела себя медсестрой.
Шприцы в те годы можно было увидеть только в больнице, где они были на строгом учёте. Нельзя было даже надеяться, что вышедший из строя шприц мог попасть в руки детям в качестве игрушки. Да "голь на выдумки хитра!" Чтобы имитировать шприц, маленькая "медсестра" брала обычный школьный циркуль и ставила подружке уколы, по-настоящему протыкая грязной иголкой ягодичную мышцу!
Ради того, чтобы "всё было по правде" подружка-пациентка молча терпела боль, уже зная на деле, как ставят настоящие уколы. Кто и как уберёг девочку от заражения крови после многократных "уколов" циркулем - до сих пор осталось тайной.
А ещё девчонки любили разговаривать на "немецком языке". Вернее, это любила Валя с короткой стрижкой, а другая ей подыгрывала так же "по-честному", зная, что подруге приходится терпеть её "настоящие уколы".
Когда старшая Валина сестра стала изучать немецкий язык, младшая сестра-первоклашка на лету запоминала иностранные слова и пыталась их повторить всем, кто попадался под руку: родителям, соседям, знакомым взрослым и, конечно, своей закадычной подружке. Словарного запаса не хватало. Поэтому, когда подружки изображали иностранок, то чаще вместо немецких слов звучала тарабарщина (типа "Каля-баля", "Каля-баля") с синхронным переводом ("Это я тебе вот что сказала"). Подружки издавали нелепые звуки и с серьёзным видом переводили друг другу смешную абракадабру, а потом хохотали над собой, как сумасшедшие...
Прошли годы... Зеленоглазая длиннокосая Валя стала высококлассной медицинской сестрой, а голубоглазая коротко стриженая окончила иняз, выучив французский и немецкий языки.