Зигзагом гигантским кривая полёта -
как будто бы мелом чертил на доске
лазурной ребёнок, и звонкие ноты
дрожат, просыпаясь, в свободной руке.

И мел свой оставив, ладонь он раскроет,
чтоб песня летела над пиками гор;
стираются солнцем следы алой крови,
и вот - только небо, и белый узор.

Летят звуки-птицы - "До", "Ре" уж пропеты,
и я, выпрямляясь, встаю на крыло,
чтоб песня, которой должна быть одета
Земля, прозвучала, и всё расцвело.

Как зелень, кудрява, как почка, раскрылась,
взлетев вертикально, весенняя "Ми" -
хотели разбить, но она не разбилась
и нынче звенит в вышине над людьми.

"Фа" синий, как волны. Глубокое море
раскинулось в небе, другой синеве;
бросалась с разбега купаться в просторе,
как в звонкой, прохладной, апрельской Неве,

"Соль" - имя, как солнце, что слаще, чем лето:
попробуй из звуков июльских вино.
Цветёт одуванчик на платье планеты,
и девушка жёлтый сплетает венок.

Цветенье сирени - "Ля", "Си" так прозрачны,
как воздух в тот час, когда день ещё спит,
и ветер гуляет по садику дачи,
что, светом пронизан, цветёт, шелестит. 

...И вот, просыпаюсь в весеннее утро,
семь звуков зажаты несмело в горсти.
Я их отпускаю с простым парашютом -
цветочной пушинкой. Так падай. Лети!