И был он - камень, твёрдый, монолитный,
земная мощь, отлитая неведомой ему рукой;
снаружи - строгая, неброская палитра, 
внутри - нездешний холод, мысли и покой. 

Послушай... да, внутри царила тьма, глубокая, большая, 
и он дивился, что другие говорили: "Свет!",
но их слова неслись под купол, ему вовсе не мешая,
и он молчал, не отвечая им ни "да", ни "нет".

И он молчал, смотрел, как загорались свечи
в его с рожденья наполнявшей бесконечной тьме -
как будто звёзды, в небе расцветавшие под вечер.
Но он не видел неба. Тьма была внутри, а небо - вне.

А всё ж он знал, что небу предназначен,
хоть небу нету места на сложнейших, ровных чертежах,
где его жизнь была прописана как данные задачи,
хоть его жизнь была - опоры, балки и детали крепежа.

И каждый раз, когда шаги под сводами звучали,
когда касалась мрамора дрожащая рука,
он наполнялся тихой, непонятною печалью
о том, кто тут стоял когда-то - и его поставил на века

на этом месте, диком, одиноком, стылом,
что стало людным, знаменитым и святым -
о том, кого не знал он перед тем, как тот его покинул,
о том, кто не был камнем - значит, обратился в дым.

Ведь жизнь недолга, как в лампаде искра света,
что загоралась и под вечер снова гасла в ней...
И только гулко, мерно, немо слово "Архитектор"
стучало, словно вечный молот, в тишине камней.
 
...и был он тьма, в которой разгорались свечи,
прохладный сумрак, никогда не видевший рассвет -
а тот ложился ласково на каменные плечи
и день за днём передавал ему привет.