Аннотация: Мы умерли и попали в Ад. И это, надо сказать, было совершенно справедливо - по крайней мере, вряд ли хоть у одного достаточно просвещённого человека XXI столетия вряд ли могли возникнуть сомнения на этот счёт, что бы там ни думали по этому поводу мои спутники.
Мы умерли и попали в Ад.
И это, надо сказать, было совершенно справедливо - по крайней мере, вряд ли хоть у одного достаточно просвещённого человека XXI столетия вряд ли могли возникнуть сомнения на этот счёт, что бы там ни думали по этому поводу мои спутники.
Среди нас были: отец-инквизитор католической Испании XVI века, приговоривший к смерти около тысячи еретиков и продолжавший гордиться своим достижением и после смерти, мусульманка-шахидка с чистой душой, открытым взглядом и совершенно искренним убеждением, что она совершила святое, богоугодное дело, взорвав многоэтажный дом, двенадцатилетний мальчик, шалости ради ослепивший лазерной указкой пилота самолёта и ставший виновником авиакатастрофы, в которой погибли 213 человек, включая шестерых детей, и многие другие.
И я-неверующий.
Я, ни во что не веривший, никого не убивший, никому не причинивший зла - впрочем, справедливости ради надо сказать, что и добра тоже - оказался в компании религиозных фанатиков, нераскаявшихся преступников, воров, убийц, проституток и прочих.
Я, всю жизнь не сомневавшийся в невозможности Ада, после смерти всё-таки попал в Ад - чувствуете иронию? Принцип "и каждому воздастся по его вере" почему-то не сработал в отношении меня. Хотя, возможно, сработали мои эстетические принципы - тема смерти, искусство макабра, эстетика разложения и упадка всегда привлекали меня больше, чем что-либо другое; документальный сериал "Лики Смерти" занимал почётное место в моей видеоколлекции, а средневековый "Молот Ведьм" я прочитал с большим интересом ещё в старших классах школы. Не поймите меня неправильно: я не испытывал ни малейшего, как бы это сказал психоаналитик, садистского удовлетворения, читая описания сцен пыток. Я был (и остаюсь) всего лишь исследователем, человеком науки. Тем, для кого разум, факты и действительность, которую можно наблюдать собственными глазами или же изучать посредством достоверных исторических свидетельств, превыше всего.
Так что, в конечном итоге, хоть я и попал в Ад, существование которого мне всё-таки пришлось признать - против очевидных фактов не пойдёшь - но в отношении лично меня этот Ад был почти что Раем, и исследователь во мне был изрядно воодушевлён.
Итак, я шёл в компании моих закосневших во зле спутников и с огромным интересом изучал открывавшиеся взгляду пейзажи. А надо сказать, что создатель этих печальных мест, кем бы он ни был, отличался развитым и разносторонним воображением, и нас окружали то поля смерти, усеянные черепами и костями, сама земля на которых, казалось, стонала от боли, то искусные трёхмерные копии фантасмагоричных полотен Босха, то анатомические театры, битком забитые гниющими трупами, то площади, на которых совершалось аутодафе и пылали костры с еретиками. Последнее было, несомненно, устроено для нашего падре-инквизитора, потому что вскоре его схватили "коллеги" по его земному ремеслу и тут же, не отходя от места, зачитали ему приговор, согласно которому он объявлялся грешником, еретиком, злоумышленником против духовной и светской власти и врагом Святой Инквизиции, не имеющим права на помилование.
Тот не столько даже возражал против своего смертного приговора, сколько против последнего пункта обвинения.
- Братья, братья! - кричал он. - Я никогда не был врагом Святой Инквизиции, я отдал всю свою жизнь служению её и благу, поверьте же мне, поверьте! Поверьте, прошу вас! Хоть кто-нибудь верит мне?! Скажите им, я умоляю вас, - вдруг в отчаянии обратился он ко мне. - Ведь вы знаете правду.
Я знал.
Вот только, боюсь, совсем не то, что подразумевал под словом "правда" он, поэтому я только хмыкнул, пожал плечами и отодвинулся.
Любой здравомыслящий человек XXI столетия согласился бы, что этот человек не заслуживает никакого снисхождения - ему всего лишь предстояло, образно говоря, пожать ровным счётом то, что он и посеял.
Я не испытывал лично к нему никакой неприязни, но всё же некоторое внутреннее чувство справедливости во мне оказалось удовлетворено - думаю, то же самое ощутил бы любой другой современный человек на моём месте. Или вы прикажете и Гитлеру оказать снисхождение?
Но, вероятно, нашлись бы те люди, которые оказали бы, потому что и сейчас нашёлся тот, кто пожалел инквизитора-убийцу.
- Я верю, - сказал некто, выходя из безликой толпы сопровождавших меня осужденных на вечные муки. - Я верю тебе.
Падре замолчал, заплакал и сразу как-то сник, прекратив вырываться из рук своих судей и палачей.
На него надели санбенито - жёлтое одеяние кающегося еретика, разрисованное языками пламени, и подтолкнули к костру.
Что с ним произошло далее, я не знал - вероятно, ему предстояли вечные муки в адовом огне.
После этого небольшого происшествия я вновь вернулся к своим наблюдениям и записям, которые пытался вести, чтобы достоверно зафиксировать происходящее, но ненадолго - вскоре меня снова отвлёк один из спутников, на этот раз тот мальчик, который ослепил пилота указкой.
Да и немудрено, ибо взгляду его открылась картина совершённого преступления - рухнувший самолёт, развалившийся на несколько частей, кресла с пристёгнутыми к ним трупам, разлетевшиеся в разные стороны, детская погремушка среди дымившихся обломков.
- Я не хотел! - закричал мальчик, упав на колени и рыдая. - Я правда не хотел!..
Думаю, если бы он хотел, то наказание для него было бы другим: возможно, он, как и падре-инквизитор, претерпел бы то, что заставил когда-то претерпеть других: например, оказался бы в числе пассажиров падающего самолёта.
А так ему всего лишь довелось увидеть последствия совершённого им поступка, что было в высшей степени справедливо и нравоучительно. Думаю, если окажется, что буддисты, верящие в реинкарнацию, тоже в какой-то степени правы (теперь, когда я убедился в существовании Ада, мне было проще в это поверить), и нам предстоит возвратиться на землю в другой оболочке, то этот мальчик уже не повторит совершённой им ошибки.
Мне внезапно пришло в голову, что сотворение Ада - это наиболее достойный и справедливый поступок Создателя (в которого я по-прежнему не верил, но...)
И тут некто снова вышел из толпы. Он подошёл к рыдающему мальчишке, наклонился и обнял его, а тот, взвыв, вцепился в его колени.
- Вы, вероятно, разделяете убеждения Достоевского, - окликнул я незнакомца, непонятно почему испытывая смутное раздражение. - Тот пассаж про слезу ребёнка. Но, позвольте меня спросить, как же быть с тем, что этот ребёнок сам вызывал куда больше слёз - и детей, и родителей этих детей, погибших по его вине? Не по злому умыслу, надо полагать, а шалости ради, но разве это не значит, что он заслуживает сурового воспитания? В иных случаях снисхождение приносит куда больше вреда, чем пользы, и я не сомневаюсь, что это именно тот случай.
Незнакомец вскинул на меня взгляд.
- Да и вообще, по какой причине вы считаете себя вправе оказывать милосердие? - продолжал кипятиться я, что, вообще-то, было для меня несвойственно. При жизни я всегда гордился своими спокойствием, хладнокровием и умением судить трезво, здраво и со стороны, не вмешиваясь в конфликты окружающих. Но теперь что-то, вероятно, со мной произошло. - Разве вы и сами не в числе прочих, осуждённых на вечные муки? Что же, в таком случае, даёт вам право считать себя лучше других и снисходить к остальным с высоты своего великодушия?
Он продолжать смотреть на меня, серьёзно и кротко, и внезапно новая мысль пришла мне в голову.
- Или вы, как и я, осуждены несправедливо? - спросил я, с неудовольствием чувствуя, что начинаю проигрывать в этом негласном споре. - В таком случае...
И тут я вдруг всё понял.
В самом деле, его лицо с самого начала показалось мне знакомым. И хоть он выглядел совсем не так, как его изображали, что-то подсказало мне, что это именно он. Что-то во мне передёрнулось от этого открытия, но я заглушил в себе все чувства - в конце концов, истинный учёный должен принимать во внимание любые факты, подтверждённые эмпирически, даже если они идут вразрез с его прежними опытами и убеждениями.
- Так это ты, - сказал я утвердительно.
Он подошёл ко мне ближе - так, чтобы я имел возможность дотронуться до его рукава и убедиться в его реальности. Впрочем, в этом не было никакой необходимости: я никогда не страдал ни галлюцинациями, ни чрезмерно развитым воображением. А уж заподозрить меня в том, что я ждал его прихода, и благодаря этому теперь пытался выдать желаемое за действительное, и вовсе было невозможно.
Иными словами, я признал его существование.
Ну, что ж. Я убедился в существовании Ада, допустил существование Творца, создавшего это справедливое место воздаяния за грехи, а теперь увидел Спасителя, который спустился в геенну огненную, чтобы даровать утешение душам грешников, осужденных на вечные муки. Всё это укладывалось в последовательную цепочку, подчинённую законам логики, и я перестал испытывать то раздражение, которое поначалу вызвал у меня этот незнакомец с серьёзным, кротким взглядом.
Я почувствовал удовлетворение.
И всё же одна вещь оставалась мне непонятной.
- Скажи мне, как получилось, что я, ни в чём не повинный, оказался здесь? - спросил я у него. - Или это стало той случайностью, которая обусловлена необходимостью? Я есть то исключение, которое подтверждает правило? Я догадался, кто ты, теперь же ты скажи мне, кто я.
Однако он молчал и не желал со мной разговаривать. Мне пришло в голову, что он высокомерен - неужели я был меньше достоин его внимания, чем, к примеру, инквизитор, совершивший преступление против человечества?
- В отличие от остальных, я не нуждаюсь ни в милосердии, ни в спасении, - сказал я. - Ты можешь вымолить для других прощение и отворить для них двери Рая, но я этого не желаю. При жизни я не нуждался ни в богатстве, ни в признании, ни во всём другом, о чём обычно мечтают люди. Простор для моих исследований и умозаключений - вот что мне было нужно, и всё это мне обеспечивал мой разум. Мой разум по-прежнему со мной, значит, мне от тебя ничего не нужно, даже если ты Бог и творец всего. Я оказался просчётом в твоём грандиозном плане. Я существую сам по себе, я автономен. Ты убил меня, ты несправедливо поместил меня в Ад, но твой Ад для меня оказался Раем. Я ни в чём не завишу от тебя, значит, я сильнее.
Мысли мои потекли быстрее, и я ощутил ни с чем не сравнимое чувство, всегда приходившее ко мне тогда, когда противоречащие, казалось бы, друг другу детали вдруг укладывались в новую картину, поворачивавшую ход исследования в другую сторону.
- Путём моих наблюдений и умозаключений я пришёл к выводу, что Ад - это справедливое место, в котором люди учатся на своих ошибках и, в результате, становятся лучше и человечнее, - сказал я. - Значит, Ад - это творение Создателя, который, несомненно желает всем нам блага. Ты противоречишь его желанию, пытаясь даровать грешникам незаконное и незаслуженное освобождение раньше срока. Кто является вечным антиподом и противником Создателя, кто из века в век пытается расстроить его замыслы и помешать плану эволюции? Правильно. Мой предыдущий вывод относительно твоей природы был ошибочным. Ты не Спаситель. Ты - Сатана.
И тут моё сердце забилось быстрее, ибо я понял одну вещь, которую он, несомненно, пытался от меня скрыть, поэтому и не ответил на мой вопрос о том, кто я.
Но я сам, с помощью своего разума, нашёл ответ.
- Все эти картины мне знакомы, - заявил ему я. - Поля смерти, усеянные костями - это то, что я видел на средневековых гравюрах, морг я посещал во время анатомической практики в университете, живописью Босха увлекался ещё в школе, про аутодафе читал в книгах об инквизиции. Это место - творение моего разума, оно создано мною. Как я уже говорил, для меня это не Ад, а наоборот. Значит, я и есть Бог-Творец, который создал Рай в соответствии со своим представлением о прекрасном и справедливом.
Я подошёл к нему совсем близко и воздел руку.
- Я Господь твой и Создатель, а ты - мой падший прислужник, Люцифер, вознамерившийся помешать моим планам, - проговорил я отчётливо и твёрдо. - Посему я навечно изгоняю тебя из Рая. Да будет так.
Тогда он ушёл, и забрал с собой всех тех, кого хотел спасти, и кто хотел его спасения - мне уже не было до них никакого дела.
А я остался один - Бог-Творец в созданном мною Раю.