Аннотация: Бывший священник, отлученный от церкви, и убийца, за голову которого назначена награда, увлекают нищий сброд мечтами о лёгком золоте и уезжают за пределы Соединённых Штатов, чтобы основать среди девственных лесов, на земле индейцев, городок под названием "Гринголд".
- Край земли, - присвистнул Дерек, глядя на массивы девственного леса, простиравшиеся по обе стороны реки, и сделал ещё один шаг вперёд. Прямо под его ногами прозрачная вода, бурлившая в стремнине, яростно набросилась на преграждавшую ей путь корягу, не смогла её одолеть и отступила, с шумом и грохотом продолжив своё бесконечное путешествие. - Послушай, и ты всерьёз утверждаешь, что собираешься превратить это богом забытое местечко в процветающий город, святой отец?
"Святой отец" Натаниэл Грэйскай кивнул с самым серьёзным видом и, шагнув вперёд, поставил ногу, обутую в длинный, заляпанный грязью сапог, на ту самую корягу, с которой не смогли справиться яростные волны.
Вода лизнула его сапог, и, смыв с каблуков комья земли и грязи, понеслась прочь, вперёд.
Где-то вдалеке, в лесу, жалобно прокричала птица.
- Забытое христианским богом, то есть, - вдруг уточнил Дерек с кривой усмешкой. - Думаю, что индейский Вакан Танка, или как его там, отлично себя здесь чувствует. Только вряд ли он порадуется белым ублюдкам, так же как мы не слишком-то гостеприимны по отношению к ублюдкам краснокожим. Или ты думаешь иначе, Натаниэл Грэйскай? За какие-то же грехи тебя послали вон и разжаловали из сана? Может быть, ты утверждал, что в твоём Раю все соберутся вместе, и праведники, и грешники, и крещёные белые, и краснокожие ублюдки, пожелавшие остаться верными своим божкам? Сдаётся мне, этот грех вполне в твоём вкусе. Вряд ли ты, по крайней мере, пристрелил дюжину парней и был объявлен за это в розыск по всему штату, как я.
И он смачно сплюнул в воду, вихрившуюся под его ногами.
Если не считать шума реки и крика птиц, то вокруг царила такая тишина, что было слышно, как с дерева падает очередной лист и, кружась, опускается на гладь реки, ослепительно сверкавшую под лучами осеннего солнца.
- Послушай меня, святой отец, - продолжал Дерек, прищурившись и следя своим острым взглядом за деревом на противоположном берегу реки. Всю свою жизнь он был превосходным стрелком, и сейчас у него рука чесалась потянуться к ружью и продемонстрировать Грэйскаю, что он способен пулей сорвать лист с качающейся ветки раньше, чем это сделает ветер, но он знал, что Натаниэл не оценит. - Или ты затем сюда и приехал, чтобы организовать здесь такой рай? Ей-богу, это смешно, святой отец. Каждый раз смеюсь, как подумаю. Хорошую же компанию мы представляем: разжалованный священник, убийца, за голову которого назначена награда, нищий сброд, потянувшийся в глушь в надежде разбогатеть на золотых приисках, пьяницы и шлюхи, картёжники, проигравшие последнюю рубаху, полукровки, не знающие, к какой стороне примкнуть...
И он рассмеялся - хрипло и надсадно. Горло бы не мешало промочить виски, но ублюдок святой отец Натаниэл Грэйскай ввёл сухой закон, и в другое время в другом месте его бы за это пристрелили, ей-богу.
Дерек бы сам первый пристрелил.
Но не здесь, не на берегу этой реки, окружённой этим лесом, пронизанным солнечными сполохами. Индейцы, олени, птицы, нищий сброд, солнце, золото, воры, убийцы и шлюхи - все могли существовать здесь счастливо, под этим солнцем, в этой тишине, на расстоянии многих миль от железных дорог, шерифов, банков, виски и гордо реющего флага Соединённых Штатов.
Что это было, если не тот обещанный рай, в котором львы и ягнята будут мирно пастись на одном лугу?
Так думал Дерек иногда; так он подумал, когда первый из обозов, нагруженных ружьями, консервами, рваным тряпьём и ревущими детьми, взобрался на вершину холма, и глазам оборванцев, решивших стать золотоискателями, предстала земля, на которую ещё, кажется, никогда не ступала нога белого человека.
Впрочем, разумеется, Дерек ни в грош не верил в эти собственные мысли и убил бы любого, кто попробовал бы уличить его в подобного рода сентиментальных мечтаниях.
Святой отец Натаниэл Грэйскай, разумеется, знал о них, но, надо отдать ему должное, помалкивал. За это Дерек - нет, не хотел бы сказать ему спасибо - за это он всё ещё не пристрелил его.
И даже простил ему введение сухого закона.
Он промочил горло студёной водой вместе виски; вода потекла по его косматой чёрной бороде - с момента отъезда он ни разу не брился и теперь зарос так, как умудрялся зарасти лишь один раз в жизни, когда несколько месяцев просидел в тюрьме, и ублюдок шериф из принципа не приносил ему бритву.
Но теперь с этим было кончено. Здесь, на земле индейцев, не было ни закона, ни шерифов, ни тюрем, и "Бешеный Глаз" Дерек, упокоивший души десятков парней, плохих и не очень, мог отрастить бороду просто потому, что ему так хотелось.
Впрочем, мало кто в их компании выглядел лучше - нищие, оборванные, грязные, все они, и мужчины, и женщины, могли похвастаться разве что лохмами, отросшими за время путешествия, спутанными и нечесаными, но длинными, как у индейцев.
- Да ты ведь и сам метис, святой отец, - вдруг заметил Дерек, скосив взгляд на Натаниэла, взобравшегося на бревно и стоявшего посреди реки. - Думаешь, я этого не знаю?
И он улыбнулся кривой улыбочкой, подразумевавшей: "Ты обо мне кое-что знаешь, ладно, но и знаю кое-что о тебе. А, значит, мы в расчёте".
Натаниэл Грэйскай повернул к нему своё смуглое лицо, и Дерек вдруг понял, что обладает весьма сомнительным преимуществом. Если раньше кто-то и мог не догадаться о происхождении святого отца, то теперь загар и отросшие волосы выдавали его с головой. Он был полукровкой; сыном отца-индейца или матери-индианки - кого именно, Дерек не знал, потому что не имел привычки разговаривать по душам даже с близкими товарищами, а Натаниэл Грэйскай не был ему товарищем.
Он был ублюдком святым отцом, уговорившим его поехать на край (святой) земли и организовать вместе с ним Рай для воров, картёжников и пропитых шлюх.
- Лучше бы ты поехал сюда один, - заметил Дерек. - Пришёл бы с трубкой мира к своим далёким родичам, обитающим в лесу, переоделся бы в их одежду, забрался бы в их вигвам и жил счастливо до конца жизни в гармонии с лесом, животными, птицами и Великим Духом Вакан Танкой, сотворившим всё сущее. Разве я не знаю, что именно этого ты хочешь? Так какого чёрта ты притащил с собой этот сброд, озабоченный лишь желанием разбогатеть без особых усилий? Какого чёрта ты притащил сюда меня? - вдруг закричал он, начиная кипятиться. - Разве ты не знаешь, как это будет? Если мы найдём здесь золото, то в течение года-двух сюда понаедет население целого штата. Твоих индейцев прогонят с этих земель, твои леса вырубят, от этой тишины ничего не останется, виски снова польётся рекой, а оленей переубивают, чтобы поставить их чучела в гостиных. А если золота мы не найдём, то тебя первого разорвут на кусочки за неисполнение обещаний, святой отец. Разве ты не знаешь, что так будет?
Святой отец молчал и глядел куда-то поверх Дерека своими чёрными, блестящими, типично индейскими глазами.
Дерек выхватил ружьё и приставил дуло к его груди; Натаниэл не шелохнулся.
- Отвечай, знаешь ты или нет? - заорал Дерек, взбешённый.
- Знаю, - кивнул, наконец, святой отец.
Дерек нехотя опустил ружьё.
- Твои краснокожие родичи первыми снимут с тебя скальп, - пообещал он более миролюбивым тоном. - За то, что ты притащил на их землю белый сброд. Знаешь, Натаниэл Грэйскай, я до сих пор не понимаю, на чьей ты стороне. Чего ты добиваешься? Примирить индейцев и белых? Отучить убийц убивать, воров красть, а шлюх - продавать своё тело? Ты и в самом деле такой наивный идиот, чтобы верить, что сможешь этого добиться?
- Мы приехали сюда, чтобы основать здесь город, - напомнил Натаниэл. И посмотрел многозначительно: - Только и всего, Бешеный Глаз.
Он называл Дерека этим дурацким, бессмысленным прозвищем, которым его наградили ещё в подростковом возрасте, а Дерек в отместку продолжал называть его "святым отцом", и звучало это очень издевательски, особенно если участь, что всё население будущего городка "Гринголд" было в курсе, что Натаниэл Грэйскай был лишён своего сана и с позором изгнан из прихода.
Но Натаниэл, конечно же, знал, что Дерек не издевается.
- Это будет сопряжено с большими трудностями, - добавил Грэйскай и снова посмотрел куда-то вдаль, по ту сторону реки, где расстилался огромный лес, пронизанный солнцем и светом, шепчущий, зовущий. В осенней листве этих деревьев было больше золота, чем могли бы надеяться найти в недрах земли все золотоискатели мира вместе взятые, и это золото было даром для всех - для преступников, для шлюх и для краснокожих.
Даже Дерек чувствовал желание оказаться по ту сторону реки, в том лесу, а уж про святого отца и говорить было нечего.
"Бешеный Глаз", обладавший орлиным, острым взглядом, умел разглядеть не только наполовину оторвавшийся от ветки лист на противоположном берегу реки или крупинку золота в её быстрых, мутных водах, но и затаённую, глубоко запрятанную тоску на дне тёмных глаз индейца-полукровки.
Он знал.
Индеец знал о его сомнительных, сентиментальных мечтах, а он знал о тоске индейца.
И Дерек точно так же помалкивал, но не понимал, отчего индеец не пересечёт эту реку и не отправится в этот лес к своим кровожадным родичам, которые, конечно же, и на сотую долю не так кровожадны, как белые - просвещённые и либеральные американцы, создавшие самое демократическое государство в мире.
- Хочешь сказать, что весь этот преступный сброд, который ты притащил с собой, больше угоден Богу, чем твоя бывшая паства, а, святой отец? - хмыкнул Дерек и усмехнулся. - Может, и я больше либерален, чем президент Соединённых Штатов?
- Да нет, Бешеный Глаз, - терпеливо возразил святой отец. - Просто никто другой не пошёл за мной. Остальные, как тебе известно, меня прогнали. Я довольствуюсь тем, что у меня есть.
И он пожал плечами, но проклятая тоска в его глазах стала сильнее, и на какое-то мгновение Дереку хотелось столкнуть его в реку, поволочь волоком и насильно, под дулом ружья, выпроводить в тот лес, о котором мечтал индеец.
А самому остаться в одиночестве среди преступного сброда, где ему и было самое место, потому что он был точно таким же, как они, преступником, не верящим ни во что и приехавшим сюда, чтобы сбежать от закона и, если повезёт, обогатиться.
Он знал, что не сделает этого.
Натаниэл Грэйскай, который отличался на редкость терпеливым нравом и никогда не то что не выходил из себя - вообще не показывал никаких эмоций, хотя и умел при случае проявить железный характер, спустился с бревна, торчавшего посреди реки, и сделал несколько шагов вперёд, заходя в реку.
И вдруг упал на колени в воду.
Сначала Дереку показалось, что Натаниэл хотел напиться - жадно, как человек, который неделю бродил по пустыне, потому что он окунул лицо в воду и долго находился в таком положении. Шнурок, кое-как удерживавший его жёсткие волосы в хвосте, развязался, и длинные, чёрные, индейские лохмы поплыли по воде, залитой лучами заходящего солнца, будто расплавленным золотом.
Но потом Натаниэл поднял голову.
- Господи, помоги мне сделать то, что я должен, хоть я и знаю, что это невозможно и не под силу никому! - громко сказал он.
Дерек отшатнулся.
Ему было неприятно; зачем нужна была эта дешёвая комедия, этот отдающий сентиментальностью фарс? Святой отец хотел доказать ему, что и в самом деле является святым, что он приехал сюда ради тех самых целей, о которых Дерек только что разглагольствовал перед ним, называя их утопией?
Так он и без того это знал.
Натаниэл Грэйскай мог бы рисоваться перед толпой преступников, которых зазвал сюда обещаниями золота, а втайне мечтал привести к Господу Богу или к Вакан Танке - без разницы - но не перед ним, не перед "Бешеным Глазом". Дерек меньше всего желал, чтобы святой отец открывал ему душу.
К счастью, продлилось это недолго; Натаниэл Грэйскай поднялся с колен и, повернувшись к Дереку лицом, вышел из реки.
Вода ручьями текла с его намокших волос; река, берущая начало у самых гор, была в это время года совершенно ледяной, и Дерек меньше всего хотел бы в ней искупаться, да ещё в одежде, однако святой отец выглядел вполне довольным.
- А теперь мы найдём здесь, как и собирались, крепкую сосну и срубим её, - сообщил Натаниэл Грэйскай. - И тем самым заложим основание нового города "Гринголд".
Вид у него был как нельзя более воодушевлённый.
Дерек раздражённо поморщился и достал топор.
Вдвоём они принялись за невысокую, однако крепкую сосёнку; разлапистые, пахнущие смолой и хвоей ветви лезли им в лицо и царапали щёки, зелёные иглы запутывались в волосах.
- Помяни моё слово, мы сдохнем здесь, сдохнем, так ничего и не добившись, - прорычал Дерек, обливаясь потом и кряхтя от усилий. - И наши тела отдадут на потребу волкам.
- Сдохнем, Бешеный Глаз, - подтвердил Натаниэл совершенно спокойно. - Сдохнем, так ничего и не добившись. И наши кости, брошенные в лесу, обглодают волки.
Смуглое, скуластое лицо его осветила странная, лукавая и чуть ли не мечтательная полуулыбка, как ничто сделавшая его похожим на хитроумного индейского шамана - Дерек однажды видел такого, колесившего по штатам и предлагавшего желающим прикоснуться к тайнам Вакан Танки, Великого Духа, за двадцать центов.
- Я приехал сюда лёгкой наживы ради, и потому что за мою голову назначили награду, - напомнил Дерек хмуро. - Не жди от меня большего.
- Знаю, Бешеный Глаз.
Закончив с сосной, они взвалили её к себе на плечи и, развернувшись к реке спиной, отправились по направлению к лагерю.
Оставленный позади лес шелестел, шептал что-то на прощание, золотился в лучах вечернего солнца.
И Дерек совершил ошибку - в последний момент оглянулся, чтобы посмотреть на деревья ещё раз.
Что-то случилось с ним: ему, никогда не верившему ни в Господа Бога, ни в Вакан Танку, ни в духов и столоверчение, вдруг явилось видение, и он поверил в него. Он увидел, как Натаниэл Грэйскай бредёт, шатаясь, по другому берегу реки, наконец-то добравшись до леса, о котором мечтал всю жизнь.
Натаниэл Грэйскай с лицом, залитым кровью, переходил от одного дерева к другому, и золотистый лес шелестел, протягивая к нему свои ветви.
Но Натаниэл их не видел; индейские стрелы с красочным оперением торчали из одной его руки, а вторая была усеяна, как решето, пулями из ружей белых.
- Я знал! - чуть не закричал Дерек. - Я говорил тебе, что так будет!
Натаниэл Грэйскай, живой и невредимый, тащивший второй конец сосны позади него, остановился.
- Что будет? - спросил он невозмутимым, спокойным тоном.
Дерек сплюнул и промолчал.
"Нет, так не будет, - яростно подумал он. - Не будет, пока жив я, Бешеный Глаз Дерек, отправивший на тот свет больше, чем сотню душ. Ей-богу, не будет, клянусь виски, Адом и всеми чертями".
И он стиснул приклад своего ружья.
Добравшись до лагеря, они распилили срубленную сосну пополам, и, воткнув два бревна в песок, натянули между ними полосу серой, грубой ткани, на которой было намалёвано красной краской название городка - "Гринголд".
Окружавший их сброд, оборванный, лохматый, грязный, восторженно взревел.
Дерек вышел в середину и уселся на одну из распряжённых повозок, набитых бедняцким скарбом.
- Вперёд, дети мои, - ухмыльнулся он. - Нынче у нас праздник, так что пейте, жрите, играйте в карты, трахайте девок и помните о золоте, за которым мы приехали. Потому что мы приехали за наживой, и ни за чем иным. Так что веселитесь и наживайтесь, во имя Отца, Сына и Святого Духа.
Толпа встретила его слова одобрительным гулом и он, всё так же ухмыляясь, перекрестил её.
А потом, скосив взгляд, посмотрел на Натаниэла, который согласился в этот вечер уступить роль "святого отца" ему. Полукровка, не индеец и не белый, святой и не-святой, проповедник и предводитель преступного сброда, стоял чуть в отдалении, между деревьев, и пламя многочисленных факелов освещало его скуластое лицо, его задумчивый взгляд и его печаль, которая была видна лишь "Бешеному Глазу", обладавшему зоркостью первоклассного стрелка.
Сухой закон был отменён на этот вечер, и виски лилось рекой.
Наконец, Натаниэл, не замеченный никем, ускользнул из лагеря и скрылся где-то между деревьями; Дерек предполагал, что он отправился обратно на берег реки, полюбоваться на свой вожделенный лес при свете луны.
Какое-то время "Бешеный Глаз" смотрел Натаниэлу вслед, а потом устроился удобнее на своей повозке, подперев голову рукой, согнутой в локте.
- Мы - золотоискатели, - пробормотал он, глядя себе под ноги.
Золотистый лист клёна, оторвавшись от дерева, мягко спланировал на землю, и Дерек, поймав его, сжал в руке.