Утро 20 мая 2004 года не предвещало неожиданностей. Я сидел на кафедре и заполнял учебные планы. Скучная отчетность - неизбежное зло любой государственной структуры независимо от того, чем эта самая структура занимается.
Я торопился поскорее закончить с этим малоинтересным занятием до десяти часов, так как на это время было назначено совещание у декана, на котором должно было решиться, где пройдет летняя археологическая практика у студентов и кто из преподавателей будет работать 'в поле'. Недавно в стенах факультета пошли слухи, что в рамках сотрудничества с Одесским университетом одну группу могут направить в Крым, под Евпаторию. Естественно, среди студентов желающих поехать на море за счет университета было много, однако деканат хранил многозначительное молчание по этому поводу.
Телефонный звонок оторвал от заполнения очередной строки. Первым моим желанием было не брать трубку, однако противный дребезжащий звук кафедрального телефона заставил бросить ручку и подойти к аппарату.
- Да!
- Алло! Это кафедра русской истории?
- Да! Юленька, здравствуй! Слушаю!
Юля была секретарем декана и по-совместительству дочкой одного из преподавателей. Её общительность и молодость успешно компенсировали отсутствие модельной внешности и серьезного ума. Мама пристроила её на эту работу потому, что работники университета могли получить образование бесплатно и сейчас Юля с каждым днем приближалась к диплому о высшем образовании по специальности 'менеджер'.
- Владимир Денисович, Александр Петрович просил вас зайти в деканат.
- Когда?
- Сейчас.
- А по какому вопросу?
- Не знаю. Он сказал мне позвонить к вам на кафедру и позвать вас.
- Хорошо, сейчас приду.
Я запер кафедру, оставил ключ Наталье Николаевне, которая вела спецкурс в соседней аудитории, и через пару минут уже стоял в приемной декана.
Юля на мгновение оторвалась от компьютера и сказала 'Заходите', после чего опять занялась раскладыванием пасьянса.
В кабинете помимо декана факультета сидели начальник первого отдела университета Назаров и неизвестный мужчина, лицо которого позволяло безошибочно определить, что он с Назаровым одного поля ягоды.
Декан поздоровался, показал мне на свободный стул и сказал, обращаясь к неизвестному:
- Вот, Смирнов Владимир Денисович, кандидат наук, доцент кафедры русской истории. Он занимается интересующим вас периодом, - и, обращаясь ко мне, продолжил, - Владимир Денисович, товарищам нужна консультация по некоторым историческим вопросам.
Неизвестный внимательно посмотрел на меня, после чего представился:
- Майор Вилков, УФСБ по республике Мордовия.
- Слушаю вас, товарищ майор.
- К нам поступили несколько предметов, предположительно 18-го века. Нам необходима ваша консультация. Мы с вами отъедем на пару часов, а потом вас доставят обратно.
- А что за предметы?
- Вы все увидите сами. У вас есть с собой какие-нибудь документы, удостоверяющие личность?
- Пропуск в институт и права.
- Хорошо, пройдемте...
До здания республиканского УФСБ мы добрались примерно за пятнадцать минут. После того, как мне оформили пропуск, Вилков провел меня в кабинет и попросив обождать, сделал несколько звонков по телефону.
Наконец майор положил трубку и обратился ко мне.
- Владимир Денисович! Прежде, чем мы с вами пройдем в лабораторию, вам необходимо дать подписку о неразглашении.
- Простите, товарищ майор, не знаю как вас по имени-отчеству, но я не совсем понимаю, ради чего все эти меры. Если это археологические находки, то они могут представлять ценность для науки, могут быть интересны музеям, коллекционерам...
- А также криминальным элементам, - перебил меня Вилков. - Подписка - это стандартная процедура, тем более, что вы посетите одну из наших лабораторий. Даже отвечать вам о том, что мы увидим в лаборатории, без подписки я не имею права.
Честно говоря, меня подобное заявление задело, но любопытство, свойственное настоящим историкам, к которым я скромно отношу и себя, пересилило другие чувства.
- Хорошо, я подпишу, - и, взяв протянутый мне стандартный бланк, быстро пробежался глазами по тексту, расписался и поставил дату, - Пожалуйста.
- Спасибо. - Вилков быстро убрал расписку в папку и на его лице первый раз за время нашего общения мелькнула улыбка. - Зовут меня Вадим Викторович, хотя в служебной обстановке предпочитаю обращение по званию. Ну что ж, - он поднялся со стула, - пройдемте.
Несколько минут спустя мы в белых халатах стояли возле ярко освещенного стола, на котором были разложены предметы и одежда. Рядом с нами находилась эксперт лаборатории, женщина моих лет, представившаяся Инной Леонидовной, которая кратко комментировала каждую вещь, лежащую на столе.
- ...Рубаха мужская. Ткань грубая, льняная, однотонная, сделана немеханическим способом. Швы выполнены вручную. Пуговицы отсутствуют, ворот скрепляется завязками из ткани того же материала. На левом локте и правом боку следы ремонта с использованием ткани зеленого цвета. Ткань толстая, шерстяная. Заплатка на боку расположена на внутренней стороне сорочки, заплатка на локте снаружи.
Сапоги кожаные. Кожа натуральная, предположительно козья. Изначально цвет коричневый, потом перекрашены в черный цвет путем нанесения дегтя. Швы выполнены немеханическим способом...
Штаны мужские. Ткань грубая, шерстяная...
Я внимательно смотрел на каждую вещь. Эти вещи ручной работы были явно ношеные, причем мне, как историку, становилось все более очевидно, что мы имеем дело не с творчеством реконструктора или изготовителя подделок 'под старину' для продажи коллекционерам, а именно с вещами той эпохи.
Когда Инна Леонидовна перешла к другим вещам, то меня привлекли не дульнозарядный пистолет и не несколько мелких монет, а медный крест на простой веревке-гайтане. Я попросил разрешения посмотреть его поближе и через минуту выдал свое заключение:
- Перед нами нательный старообрядческий крест. Прямой, восьмиконечный. Обратите внимание на форму его концов: они отличаются от современных православных крестов, - после чего продемонстрировал присутствующим свой алюминиевый крестик. - Подобные кресты мне знакомы; в частности, этот похож на кресты старообрядцев с Иргиза.
Вилков внимательно меня выслушал и сделал пометки в блокноте.
Осмотр других предметов показал, что они соответствуют второй половине 18 века и, на первый взгляд, тоже не являются новоделами: мелкие монеты имели потертости от использования, а пистолет был в весьма запущенном состоянии.
Я задумался, потом спросил Инну Леонидовну, были ли найдены какие-нибудь бумаги, но, получив отрицательный ответ, сказал Вилкову:
- Если судить по внешнему виду вещей, то они - не плод работы каких-нибудь реконструкторов или мастеров, промышляющих изготовлением предметов 'под старину'. Конечно, надо провести анализ материалов, чтобы определить примерное время их изготовления, но мне кажется, что эти вещи использовались достаточно долго.
- Хорошо, пойдемте, - сказал Вилков. Попрощавшись с экспертом, мы вышли в коридор и вскоре вернулись в кабинет майора.
Пока майор открывал форточку, я сел на свой стул и задумчиво сказал:
- Я не знаю, где хранились эти вещи, но они хорошо сохранились и могут пригодиться нашему музею.
Вилков сел напротив меня, достал лист бумаги и начал составлять протокол осмотра. За двадцать минут он извел три листа бумаги, пару раз задал мне уточняющие вопросы, после чего я прочел написанное и расписался на каждом листе.
- А теперь, когда формальности закончены, могу я задать вам несколько вопросов? - спросил я майора.
- Пожалуйста, если смогу - отвечу.
- Где найдены эти вещи?
- На нашей территории.
- Здесь? - я действительно удивился такому ответу.
Вилков усмехнулся:
- На нашей территории - это значит, на территории республики.
- А более подробно?
- Этого я сказать не могу, так как у вас нет допуска.
- Но я же дал подписку о неразглашении!
- Подписка относится к тому, что вы увидели у нас, - и предугадывая мое возмущение, добавил: - Я доложу о нашей встрече своему начальству и если оно сочтет необходимым, вы получите необходимую информацию.
Поблагодарив меня за оказанную помощь (в тот момент его благодарность я воспринял, как завуалированное издевательство), он проводил меня до выхода, где проследил за тем, чтобы я сдал пропуск, после чего сказал, какая машина доставит меня обратно, и попрощался.
Увы, бывают дни, когда все идет не так. Мало того, что мне не объяснили, откуда вещи, которые я видел, так ещё я пропустил совещание. Конечно, практика в Крыму мне не досталась, но, слава богу, и на другие раскопки не отправили, и впервые за три года у меня внезапно стал вырисовываться полноценный летний отпуск.
В тот момент я не знал, что это только начало.
******
Я заканчивал лекцию у вечерников, когда в дверь аудитории заглянул ассистент Паша и позвал меня к телефону.
- Скажи, что я освобожусь через 10 минут.
- Мне сказали, что это срочно.
- Кто сказал?
- Майор Вилков.
Удивившись, я пошел к двери. Студенты (а их было немного) задвигались и начали складывать вещи. Повернувшись к ним, я сказал:
- Лекция не закончена. Сейчас я отвечу на звонок и мы продолжим, - и, увидев разочарованные лица, быстро вышел в коридор, чтобы избежать просьб типа 'а давайте закончим в следующий раз'.
Подойдя к телефону, я пару раз глубоко вдохнул, настраиваясь на разговор, после чего взял трубку и голосом, которому постарался придать побольше сухости, бросил в трубку:
- Слушаю.
- Это доцент Смирнов?
- Да.
- Майор Вилков, мы сегодня с вами встречались.
- Да, я помню. Слушаю вас.
- Нам необходима ваша консультация.
- Но я же сегодня уже был у вас! - удивился я, - И все, что мог сказать по интересующему вас вопросу, сказал. И, потом, у меня сейчас лекция.
- Мое начальство хочет встретиться с вами по известному вопросу. Машина прибудет через пятнадцать минут. Не опаздывайте. - и он положил трубку.
Чертыхнувшись в адрес майора, его начальства и нашего декана, который подложил мне свинью, я вернулся к студентам, извинился и отпустил их. Попросив Пашу закрыть аудиторию, я собрал вещи, по телефону предупредил жену, что задерживаюсь по работе, после чего вышел из корпуса и стал ждать машину.
Я не успел докурить сигарету, как показался черный 'Ниссан', который подъехал прямо к входу и остановился. Водитель опустил окно и спросил:
- Доцент Смирнов?
- Да, - кивнул я.
- Садитесь.
Я бросил окурок в урну, после чего уселся на заднее сиденье. Машина сорвалась с места. Боковым зрением я успел заметить моих студентов, стоявших небольшой группой в стороне от крыльца. Их оценивающие взгляды в сторону машины подсказали мне, что в глазах молодежи мой рейтинг подрос как минимум на пару процентов.
Примерно через пятнадцать минут я был встречен Вилковым и быстро препровожден в приемную на втором этаже. Секретарь подняла трубку, доложила о посетителях и тут же пригласила нас в кабинет.
Хозяин кабинета, сухощавый немолодой мужчина в кителе с погонами полковника, вышел из-за стола, протянул мне руку и представился:
- Полковник Филиппов, заместитель начальника УФСБ по республике Мордовия.
Я пожал руку и представился в ответ. По приглашению хозяина кабинета мы с Вилковым сели за приставной стол напротив друг друга, полковник занял свое место, пододвинул к себе картонную папку и заговорил:
- Владимир Денисович, сегодня вы уже были у нас и осматривали некоторые вещи. Я ознакомился с протоколом; ваши предположения о том, что вещи настоящие подтверждаются выводами наших экспертов, - он достал несколько листов из папки и положил перед собой. По крайней мере, часть вещей действительно изготовлена в период с 1750 по 1780 годы. То есть, версию о современных новоделах мы можем отбросить.
Майор Вилков сообщил мне, что вы интересовались происхождением вещей, которые могут представлять определенную историческую ценность. Честно говоря, мы рассчитывали на приезд специалистов из Академии наук, однако сегодня обстоятельства резко изменились в неблагоприятную сторону. Группа из Москвы прибудет только завтра, но у нас слишком мало времени, поэтому мы решили вновь побеспокоить вас, как специалиста.
Мы просим Вас, - он выделил голосом слово 'просим', что меня очень удивило, - помочь нам разобраться в одном очень запутанном деле.
- Каком?
- Сейчас вы с майором Вилковым проедете в нашу больницу и поговорите с человеком, у которого мы изъяли эти вещи. Нам необходимо установить, говорит ли он правду.
- Простите, но я никогда не проводил допросы...
- Нам не требуется допрос, нам требуется установить, насколько соответствует истории его рассказ.
- И что потом?
- Потом мы ждем от вас подробного отчета с выводами, насколько можно доверять тому, что вы услышите. Допуск я подписал, - Филиппов протянул мне картонный прямоугольник с печатью и красной полосой по диагонали, - пропуск в больницу выдаст вам майор Вилков. Сейчас вы вместе с ним пройдете в его кабинет, дадите подписку о неразглашении и поедете в больницу.
- Можно все-таки уточнить, в чем дело?
- Дело в том, что эти вещи были у человека, который утверждает, что попал к нам прямиком из 18 века. Его состояние крайне тяжелое, практически безнадежное. Мы не верим в путешествие во времени, но вещи и некоторые особенности этого человека делают версию перемещения во времени одной из возможных. Мы хотим убедиться в том, что он не врет, либо понять, что с ним произошло и где он взял одежду и предметы позапрошлого века.
Наверное вид у меня был слегка ошарашенный, поэтому полковник быстро свернул разговор:
- Я вижу, что вы не верите. Я бы и сам в такое не поверил, но есть факты, которые заставляют отнестись к этой версии серьезно. Вадим Викторович введет вас в курс дела и ответит на вопросы.
Филиппов встал и протянул мне руку. Я встал, пожал руку, после чего майор повел меня к себе. Мы молча шли по коридору и я, честно говоря, находился в полной растерянности. За восемнадцать лет изучения истории мне несколько раз приходилось сталкиваться и с ошибками датировки экспонатов и даже с фальсификацией, но чтобы такая организация, как ФСБ, поверила в такое...
В кабинете Вилкова я уселся на 'свой' стул и без слов подписал протянутый мне бланк подписки о неразглашении. Вилков убрал её в папку и начал говорить:
- Прежде, чем мы поедем в больницу, я кратко введу вас в курс дела...
За пять минут он рассказал историю, которая показалась мне какой-то нелепой выдумкой, более подходящей для второсортного боевика или очередного опуса о путешествиях во времени, нежели для столь серьезной организации, как ФСБ.
Всех подробностей нашего разговора я не скажу, однако коротко суть дела была такова.
16 мая около 20 часов случайный прохожий обнаружил на юго-западной окраине Саранска странно одетого пожилого человека, который сидел на обочине дороги, ведущей к гаражному массиву. Человек был в сознании, кашлял, изо рта шла кровь. На вопрос прохожего о помощи человек спросил, какой сейчас год, после чего отключился.
'Скорая' доставила неизвестного, находящегося без сознания, в дежурную больницу, где он был помещен в реанимацию. Документы у гражданина отсутствовали, однако были обнаружены несколько старинных предметов (пистолет, монеты). Именно их мы сегодня и видели в лаборатории.
Медицинский осмотр показал, что у гражданина запущенная форма активного туберкулеза. Кроме того, на спине и ягодицах отмечены многочисленные поперечные шрамы, полностью отсутствует одна ушная раковина и ноздри, на лбу выжжено слово 'вор', отсутствует левый глаз, очевидно вследствие старой травмы лица.
Врачи сообщили о пострадавшем в райотдел, откуда утром направили сотрудника. На следующий день пострадавший пришел в себя и успел сообщить, что он является гражданином России Юрием Александровичем Кукушкиным, 1961 года рождения, мастером в автосервисе 'Вектор-С'.
На вопрос о том, кто нанес ему многочисленные травмы Кукушкин начал бредить, что он двенадцать лет провел в 18 веке и безвинно пострадал. К сожалению, скоро он опять потерял сознание и врачи запретили его беспокоить.
- А может он сумасшедший?
- Когда мне передали это дело, я сначала тоже об этом подумал. Может перепил в выходные или просто псих. Но, похоже, что это не так.
Дальше начались такие странности, что милицейское начальство поставило в известность ФСБ и постаралось поскорее передать дело.
Утром 17 мая в РОВД поступило заявление гражданки Кукушкиной о том, что 16 мая не вернулся домой её муж, Кукушкин Юрий Александрович, 1961 года рождения, работавший мастером в автосервисе. По её словам муж привез её с дачи, помог занести сумки в квартиру, после чего уехал в гараж ставить машину и домой не вернулся.
Она всю ночь прождала его, звонила в морг, в больницы и вытрезвитель, ходила с соседом в гараж (машина в гараже, гараж закрыт, мужа нет), после чего с утра побежала в милицию. Заявление сначала не хотели принимать, но тут от старшего лейтенанта Даниярова поступила информация, что некто, назвавшийся Кукушкиным, находится в больнице в реанимации.
В РОВД обрадовались и направили женщину в больницу. При виде неизвестного у нее случилась истерика, однако потом, придя в себя, она заявила, что этот человек похож на её мужа, однако муж гораздо моложе и не имел старых шрамов на лице.
Предъявленные ей одежду и предметы, найденные у неизвестного, женщина не опознала, однако назвала приметы мужа, которые странным образом присутствовали на теле неизвестного. В частности, шрам от аппендицита и пятно от ожога на левой ноге.
Около полудня мужчина вновь пришел в себя. Увидев гражданку Кукушкину, он назвал её по имени и заплакал. С женщиной вновь случилась истерика, а мужчина впал в забытье и начал говорить. Речь его была несвязна и маловразумительна, он просил прощения у жены, говорил про какие-то пушки, звал некоего Осипа и кому-то грозил смертью. Врачи запретили беспокоить пациента до того, как его сознание стабилизируется.
По решению старшего лейтенанта Даниярова было проведено дактилоскопирование неизвестного. На следующий день было получено заключение, что отпечатки пальцев неизвестного совпадают с отпечатками пальцев гражданина Кукушкина, снятых с предметов, находившихся в квартире семьи Кукушкиных.
В общем, личность оказалась установленной, но гражданин, лежавший сейчас в реанимации, значительно отличается от фотографии, снятой пять дней назад на отдыхе в саду. Кроме того, налицо были многочисленные травмы, в том числе и старые, свидетельствовавшие о пытках и жестоком обращении с гражданином Кукушкиным. Каким образом в промежуток с момента отъезда в гараж и до момента, когда его нашел прохожий, гражданин Кукушкин успел состариться, приобрести запущенную форму туберкулеза и многочисленные шрамы, а также потерять большую часть зубов медицина объяснить не могла.
Столкнувшись с такими странностями, начальник РОВД по команде поставил в известность республиканское МВД, откуда дело вчера поступило на проверку в ФСБ к старшему оперуполномоченному Вилкову.
В некотором обалдении я выслушал эту историю и спросил:
- Так вы думаете, что он действительно был в прошлом?
- Я не исключаю и такую версию, - Вилков почесал нос, взглянул на часы и продолжил, - Надеюсь, вы понимаете, почему с вас взята подписка о неразглашении?
- Понимаю, но если это правда и перемещение во времени действительно возможно, то перед нами откроются...
- Стоп, - перебил меня Вилков, - прежде всего, если такое перемещение действительно возможно, то мы должны думать о безопасности нашего государства, для чего определить, почему и как происходит перемещение и какие последствия окажет перемещение на историю. Поэтому никаких статей, никаких выступлений на конференциях.
- Совсем?
- По этой теме - да. Не забывайте, что вы дали подписку.
Мы рассматривали несколько версий, но они не дают ответа на вопросы. К примеру, если предположить, что это чья-то мистификация или розыгрыш, то возникают вопросы о том, кто изготовил одежду и пистолет, как он мог за полчаса привести Кукушкина в столь плачевное состояние и для чего ему это нужно.
Если Кукушкин нашел какой-то заброшенный могильник или клад, перетащил вещи в гараж, а потом нарядился и пошел домой, то неясно, зачем ему это. У психиатра он не наблюдался и в склонностях к мистификациям и глупым розыгрышам не замечен.
- Ну, допустим, что он путешественник во времени и как-то смог сначала оказаться в восемнадцатом веке, а потом вернулся обратно. Тогда почему вам нужен историк, а не физик? Это же, прежде всего, физическая проблема, которая может потянуть на Нобелевскую премию.
Вилков устало посмотрел на меня.
- Полковник Филиппов сказал, что группа из Москвы прибудет завтра. Там будут и физики и..., - он сделал паузу, - другие специалисты. Однако времени у нас действительно мало. Сегодня днем гражданина Кукушкина перевезли в центральный тубдиспансер и подключили к искусственному легкому, так как от его легких практически ничего не осталось. Перевозить в Москву его запретили. Врачи сказали, что они не гарантируют, что он проживет больше двух суток, поэтому мы должны убедиться, что это не мистификация и получить от него как можно больше информации.
Зазвонил телефон. Майор снял трубку, переговорил и сказал:
- Нас ждут. Поехали.
*****
В тубдиспансере нам выдали халаты, маски и перчатки, после чего мы предъявили пропуска охраннику возле палаты и в сопровождении дежурного врача зашли к Кукушкину.
В одноместной палате горел ночник. Часть палаты была отгорожена ширмой, за которой сидел медбрат и контролировал показания аппаратуры. Другую часть занимала кровать, на которой лежал пожилой мужчина - тот самый путешественник во времени, с которым мне предстояло говорить.
Он лежал в забытьи. К его левой руке тянулась капельница, в дырки ноздрей были вставлены какие-то трубки, провода от датчиков из-под одеяла убегали куда-то вниз под ширму. Его морщинистое лицо было обезображено шрамом, который рассекал левую бровь и шел вниз до верхней губы. Лоб, нос и скулы были коричневого оттенка, который приобретает лицо у человека, много находящегося на улице и незащищенного от лучей солнца. Однако нижняя часть лица и череп имели какой-то болезный, желтовато-белый оттенок. На его лбу белыми пятнами ожогов выделялась надпись 'Воръ'.
Поверх одеяла лежала левая рука, имевшая тот же болезненный оттенок, за исключением загоревшей кисти, сжатой в кулак. На запястье было несколько старых шрамов, которые навели меня на мысль о кандалах.
Вилков шепотом спросил медбрата:
- Как состояние пациента?
- Крайне тяжелое.
- Он давно без сознания?
- Он спит, - медбрат махнул рукой в сторону аппаратуры. - Скоро уже три часа, как заснул.
- Нам надо поговорить. Когда он проснется?
- Через полчаса будем делать уколы. Возможно, что Вы сможете задать ему несколько вопросов, но он очень слаб. Завотделением запретил его беспокоить. Может, лучше завтра?
- Нам очень надо. Мы подождем в коридоре.
- Простите, - я вмешался в разговор, - вы специально его побрили?
- Да. У него был педикулез. К тому же он сам согласился - борода и волосы были очень запущены.
Я кивком поблагодарил собеседника и мы вышли в коридор. Вилков вопросительно посмотрел на меня.
- Вадим Викторович, пациент долго ходил с бородой. Вы обратили внимание на отличие цвета верхней и нижней части лица? В 18 веке ношение бороды была очень распространено среди низших сословий. К тому же, если нательный крест его, то он имеет отношение к старообрядцам, а те берегли бороду.
- Понятно. Давайте присядем и подождем.
Мы прошли в конец коридора, где была небольшая рекреация, уселись на диване и начали обсуждать те вопросы, которые предстояло выяснить в первоочередном порядке.
Через некоторое время в палату прошли две женщины, одна из которых катила небольшую тележку. Мы сразу же направились за ними, чтобы успеть поговорить с Кукушкиным после процедур.
Нам пришлось немного подождать, после чего дежурный врач разрешила нам пообщаться с пациентом, однако ограничила время десятью минутами и настоятельно просила его лишний раз не волновать. Вилков пообещал, после чего выпроводил медбрата за дверь и мы остались в палате втроем.
Больной был в сознании. Его потухший взгляд без интереса скользнул по нам. Мы придвинули к кровати два стула и сели так, чтобы Кукушкин мог видеть нас. Вилков представился, включил диктофон и мы услышали самый необычный рассказ в моей жизни.
Прежде всего, нас интересовало, как он оказался в прошлом. К сожалению, каких-то подробностей, позволяющих понять причины переноса, Кукушкин рассказать не смог. По его словам, при возвращении из гаража он остановился у кустов по нужде и случайно заметил, что по-соседству с ним воздух расплывчат и выглядит так, как будто поднимается от горячих углей. Решив посмотреть, что там, он сделал пару шагов в сторону и вдруг почувствовал, как все его тело немеет и наливается тяжестью, кожу на открытых участках тела начинает покалывать, а перед глазами все поплыло. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, он рванулся в сторону, упал, какое-то время полежал на земле, а когда поднялся, то увидел, что все вокруг изменилось.
Вокруг него было вспаханное поле и никаких признаков гаражей. Оглядевшись, Кукушкин заметил вдалеке скупые огни какого-то села и поспешил в ту сторону. Вскоре он вышел на разбитую грунтовую дорогу.
По его словам в сумерках его догнал какой-то рыдван, запряженный парой лошадей. Увидев его, Кукушкин впал в ступор, за что был огрет кнутом кучером. От неожиданности и боли он высказал все, что думает, в адрес кучера, его родителей и так далее.
Рыдван затормозил, на окошке откинулся тряпичный полог, оттуда высунулся старик в белом парике и начал ругаться. Кукушкин за словом в карман не полез и ответил...
- Я решил, что снимают какой-то фильм и назвал старика бездарным актеришкой и старым козлом. Старик побагровел и заорал кучеру, чтобы он меня отходил кнутом. Кучер спрыгнул с козел, размахнулся и ударил. Я бросился на него и со всей дури пнул по яйцам, ударил в морду, после чего развернулся к старику. Тот орал на меня, что я вор и душегуб, потом на секунду скрылся в окне и вновь показался оттуда, держа в руке пистолет.
Раздался выстрел, лошади заржали, дернули карету и понеслись. На дороге остались я и мужик, который лежал на земле и, подвывая, держался за свои причандалы. Я подошел к нему и спросил, кто он такой и какого хрена они на меня напали. Он не ответил, продолжая подвывать. Я опять его спросил и он мне сказал, что он Федор, кучер барина Сулимшева.... Кхее-кхее, - Кукушкин закашлялся. Я протянул ему воды, но он мотнул головой и продолжил:
- Я подумал, что это какие-то сумасшедшие. Какого барина, - говорю ему, - мужик, ты актер, только не надо меня за дурака держать. Я в школе учился и знаю, что бар давно нет. Ты мне скажи, где я нахожусь, и куда гаражи подевались.
А мужик снизу смотрит так на меня испуганно да носом разбитым шмыгает. Я опять его спрашиваю, где я и где гаражи, а он мне отвечает, что мы возле Саранска, а про деревню Гаражи он не слыхал.
Ну, я ему не верю, а он вроде малость оклемался да божиться начал, что то село и есть Саранск, да что гаражей-то здесь отродясь не бывало. Я его опять спрашиваю, где здесь телефон, а он на меня только глазами хлопает.
В общем, чувствую, что ничего от него не добьюсь и спрашиваю про того старика, что в карете умчался. Её уж в сумерках и не видно. А мужик мне твердит, что это его барин Петр Иваныч Сулимшев, которого он вез в Саранск. Тут я и спрашиваю:
- Так что, у него и крепостные есть?
- Как не быть, - говорит. - Его императрица Елисавета Петровна, царствия ей небесного, пожаловала чином и нашей деревней.
- Давно?
- Да уж давно, я ещё мальцом был.
Тут уж совсем стемнело. Я думаю, что не хватало ещё с сумасшедшим оставаться и говорю ему, чтобы он проваливал, а сам стою весь в непонятках. Я тогда... кхеее... кхее!!.. ещё не верил, что в прошлое попал. Федька-то шапку подхватил и поплелся в ту сторону, куда карета уехала, а я решил место найти, чтобы ночь скоротать. То, что вдалеке Саранск, я не поверил, а идти туда, куда уехал придурошный барин, не хотел - мало ли что, вдруг там таких сумасшедших целый полк.
Наломал веток в кустах, бросил сверху куртку да и улегся. Хотел сначала костер развести, а потом вспомнил, что сигареты и зажигалку в гараже забыл. Спал мало, к утру замерз, сижу злой, голодный, курить охота.
Как рассвело - вышел на чистое место. Смотрю по сторонам и чувствую, что ум за разум заходит. Погода ясная, видно далеко, а города-то нашего и нет. Какие-то деревни, а то село, что Федька Саранском назвал, на наш город никак не похоже. Там две колокольни торчат да крыши среди деревьев видны.
Я в тот момент испугался и не знаю, что делать-то. Решил на то место вернуться, где сперва очутился, и туда пошел. Думаю, вдруг обратно сумею попасть.
Только не судьба была мне дойти. Почти у самого места окружили меня кавалеристы. Я потом узнал, что их на мою поимку отправил местный градоначальник. Тот старик, Сулимшев, примчался, взбаламутил народ тем, что на него напал разбойник, кучера убил и чуть-чуть его самого живота не лишил. Ночью Федька до города добрался, а с утра отправили дюжину драгун и поручика на мою поимку.
Привели меня в город и в местный острог посадили...
В это время в дверях появилась дежурный врач и стала нас выпроваживать. Однако Кукушкин сказал, что чувствует себя лучше и попросил её дать ему ещё время. Врач недовольно посмотрела на нас, потом разрешила ещё десять минут с тем, чтобы потом мы точно оставили больного в покое.
- Юрий Александрович, у нас немного времени, поэтому мы просим вас кратко рассказать об основных событиях, которые произошли с вами в 18 веке. А завтра, - я посмотрел на Вилкова, тот мне кивнул, - когда врачи разрешат, мы обязательно продолжим более детальный разговор.
Кукушкин немного помолчал, при этом его левая кисть несколько раз сжалась и разжалась, потом посмотрел на нас каким-то лихорадочным взглядом и заговорил хриплым голосом, периодически кхекая.
- Я совсем плох. Вон и врачи постоянно хмурые, все по латыни говорят меж собой. Вы подготовьте список вопросов на завтра, я постараюсь ответить... кхее... кхее... А сейчас... - он опять ненадолго замолчал, - я расскажу, что со мной было...
Его короткий рассказ был насыщен событиями, в ходе которого он упоминал и известных и малоизвестных исторических персонажей. Его жизнь, жизнь невольного путешественника в 18 век, предстала во всей неприглядности, о которой нередко забывают певцы 'золотого века Екатерины'.
В остроге его приняли за сумасшедшего, однако за слова про отмену крепостного права и за некоторые резкие оценки царствующей императрицы приговорили к битью кнутом и ссылке в Сибирь на вечное поселение. В июне 1768 года он в составе группы осужденных был под конвоем отправлен в Сибирь. По пути попытался сбежать, но был пойман и бит.
На Урале часть колодников за взятку приобрел приказчик Демидова, который отправил Кукушкина на Нижнетагильский завод. Работа по 14 часов в день, свинское отношение со стороны надсмотрщиков, недоедание - все это привело к тому, что через год он совершил первый побег. Через неделю был пойман, выпорот розгами, а после переправлен на Шайтанский завод, откуда бежать было сложнее.
Два года Кукушкин проработал на отбивке криц, однако не смирился с порядками, царившими на заводе, и, улучив момент, опять сбежал. В августе 1771 года уровень воды в заводской плотине оказался мал, работы были приостановлены. Часть рабочих была направлена для заготовки леса. Вот там-то, на заготовках, он ночью проломил голову надсмотрщику, взял часть артельных припасов и сделал ноги.
На этот раз ему удалось уйти гораздо дальше, однако в середине сентября он был схвачен в овине крестьянами казенного села Троицкое, куда забрел в поисках съестного и в надежде переждать непогоду. Кукушкина этапировали в Екатеринбург и вновь бросили в острог. В остроге он встретил новый 1772 год, а также подхватил туберкулез. После опознания его одним из приказчиков с Шайтанского завода Кукушкин был приговорен к клеймению, вырыванию ноздрей и каторжным работам.
В марте 1772 года началась новая каторга. На этот раз Кукушкина, как отъявленного каторжника, отправили копать медную руду у Уткинской слободы. Тяжелая работа в кандалах, сырость, рудная пыль - все это не прибавили ему здоровья. Осенью 1773 года он уже был настолько болен, что его сняли с работ. Обессиливший и едва живой, он месяц провалялся в бараке, пока декабрьские морозы не принесли облегчения больным легким.
К счастью, в то время власти особо не зверствовали: слухи о восстании Пугачева уже докатились и до заводского начальства, так что провоцировать рабочих опасались.
В январе 1774 года восставшие под командой Ивана Белобородова заняли Гробовскую крепость и по заводам прокатилась волна бунтов. Через месяц пугачевцы штурмовали Уткинский завод, после чего народ присягнул 'императору Петру III', а Кукушкин, чувствуя себя в то время лучше, изъявил желание вступить в войско.
- Так вы же знаете, чем закончилось восстание Пугачева! - удивился я. - Неужели нельзя было просто уйти?
- Я хотел с войском дойти до Саранска. Пугачев-то в Саранске неделю провел, так что я как раз в июле бы на месте и оказался. А одному идти - не дойти...
Как хворого, его приставили в обоз. В середине марта он повез ядра для новых пушек армии 'государя императора'. Его целью было как можно ближе подойти к Саранску, чтобы выйти на то место, где он оказался в момент попадания. С пугачевцами он добрался почти до Казани, однако тут судьба вновь повернулась к нему спиной. Их обоз столкнулся с небольшим драгунским отрядом и хотя сопровождавшие казаки и башкиры смогли отогнать врага, во время атаки Кукушкин получил тот страшный шрам на голове и потерял глаз. Спасло его тогда то, что атаковавший драгун смог дотянуться до него лишь концом палаша, однако страшная рана поставили крест на его дальнейшем продвижении к Саранску.
Вместе с несколькими ранеными он был оставлен в одной из деревень, где провалялся в течение полутора месяцев. Потом, помня о судьбе пугачевского восстания, с попутными обозами отправился на юг, где надеялся пересидеть грядущие карательные экспедиции.
По счастью, его план удался. Примерно в августе 1774 года он добрался до берегов Иргиза, где были поселения староверов. Несмотря на то, что он был чужаком, его приютили в одной деревушке, как 'борца против власти Антихристовой'. Возможно, тут сыграла роль его слабая подкованность в вопросах религиозных споров между никонианцами и староверами, и его готовность принять старую веру. А может и то, что он работал на заводе с железом и мог быть полезен для общины.
Как бы там ни было, карательный поход царских войск, ловивших и вешавших пугачевцев, он благополучно пережил. Староверы его не выдали, а в то время, как через село шли каратели, он прятался в 'пещи' - скрытой от посторонних рукотворной землянке, которая могла стать и местом упокоения особенно ревностных последователей 'древлего благочиния', предпочитающих уморить себя голодом, дымом или огнем, но не осквернить душу общением с 'служителями Сатаны'.
По его словам, на Иргизе он прожил четыре года, и все это время мечтал о возвращении и ждал случая, который позволил бы ему добраться до заветного поля. Среди староверов он пользовался некоторым уважением, как страдалец за правду и как помощник местного кузнеца, однако полностью своим так и не стал. Свежий воздух, чистая вода, травяные отвары местной знахарки и регулярное, хотя и несколько однообразное питание поправили его здоровье, однако излечить от туберкулеза не могли.
Зимой 1779 года случай представился. Среди староверов до сих пор существует много разных течений, каждое из которых считает себя более православным, нежели другие. Одной из крупнейших и богатых вплоть до прошлого века была Рогожская община в Москве, возникшая после эпидемии 1770 года. Достаточно сказать, что к концу 19-го века в общину входила целая плеяда самых известных русских промышленников и купцов. Рябушинские, Солдатенковы, Морозовы, Гучковы были из старообрядцев.
В январе 1779 года с Иргиза в Москву отправился обоз. Официально обоз вез на продажу воск, мед и пшеницу, неофициально же с обозом шли несколько представителей староверческих общин, которые были приглашены в Москву на тайное собрание для обсуждения вопросов веры. С этим обозом отправился и Кукушкин.
Переход был долог. Несколько раз Кукушкину приходилось стороной обходить заставы, пока обоз подвергался досмотру воинских команд. Однажды ему пришлось целый день провести в холодном амбаре, дожидаясь темноты, чтобы выбраться из заштатного городка. Лишь в конце весны, потеряв больше трех недель из-за паводка, обоз добрался до Москвы.
Гости с Иргиза разместились по дворам единоверцев и для Кукушкина потянулись томительные дни ожидания обратного пути: из-за отличительных черт лица он выходил на воздух только ночью и никогда не покидал территории, справедливо опасаясь быть схваченным властями.
Честно говоря, мы с Вилковым не поняли, почему Кукушкин не отделился от обоза ещё весной, когда обоз проходил примерно в двустах верстах от Саранска, однако впоследствии, более подробно изучая источники по этому периоду, мне стало понятно, что тогда в тех краях, на границе с современной Пензенской областью, были какие-то волнения среди крестьян, там были солдатские заставы, поэтому обоз дал небольшой крюк, а наш герой не решился рисковать, приблизившись к цели своего путешествия.
В дверях вновь появилась дежурный врач, всем своим видом намекая, что истекло отпущенное нам время. Однако прерывать Кукушкина мы не могли да и, честно говоря, не хотели, поэтому Вилков скорчил страшное лицо и молча показал женщине три пальца, требуя продления сеанса. Женщина нахмурилась, поджала губы, но тихо вышла.
Мы повернулись к больному. Кукушкин смотрел на нас, его единственный глаз маслянисто блестел, на висках выступил пот, а на щеках проступил лихорадочный румянец.
- Продолжайте, Юрий Александрович. Или вы устали?
- Да, - хрипло прошептал он, - дайте воды.
Немного попив, он закашлялся, отдышался и сказал:
- Погодите немного, сейчас закончу...
В середине июля обоз тронулся в обратный путь. Удачными ли были прения по вопросам веры он сказать не мог, однако новый путь обоза для него был, несомненно, удачен. Обоз двинулся на восток, в сторону Владимира, где предстояло погрузиться на суда, принадлежавшие единоверцу, который должен был везти товары на Макарьевскую ярмарку.
Несколько дней были проведены им на складе купца, где он прятался от случайных взглядов, потом четыре дня по Клязьме и прибыл наш герой в славный город Горбатов, что раскинулся на крутом окском берегу напротив клязминского устья. Здесь Кукушкин расстался со своими спутниками и темной августовской ночью направился к своей цели. С собой он нес письмо к единоверцам, в котором содержалась просьба о помощи его владельцу.
Это нам, сейчас живущим, кажется, что триста километров - не расстояние. Попробуйте преодолеть его пешком, в отсутствие прямых дорог, каждый день опасаясь, что тебя схватят за знаки на лице. Юрий это отчетливо понимал, поэтому и отправился к единоверцам за помощью.
Собственно говоря, помощь он получил рядом, в Ворсме, что расположена на озере недалеко от Горбатова. Там тоже была старообрядческая община, имевшая трения с москвичами. Но человека с Иргиза, к тому же явно пострадавшему 'от антихристовых слуг', приняли неплохо.
Однако все оказалось гораздо сложнее, чем представлялось на первый взгляд. Август - месяц для дальних поездок неудобный, поэтому Кукушкин сначала задержался до сбора урожая, потом развезло дороги, потом опять обострился туберкулез... Пока не заболел - помогал кузнецу в кузне, плавил железо из местной болотной руды. Потом отлеживался, избегая осенней сырости. В общем, в путь он отправился на зимнего Николу, когда мороз выморозил осеннюю сырость и сковал землю.
К Рождеству добрались до Темникова, где вновь случилось обострение болезни. Ввиду плачевного состояния, его оставили в лесном скиту на поправку, однако улучшений практически не было. Более того, в общине заболело еще несколько человек, после чего его выпроводили из скита в лесную заимку, где в холоде и одиночестве, изредка нарушаемом подростком, приносившим еду, Кукушкин провел почти два месяца. Уйти по зимнему лесу, не зная дороги и будучи больным и ослабшим, он не мог.
В апреле 1780 года начался последний этап путешествия. Пройдя за неделю почти сто верст, он неделю лежал пластом в брошенной избе какой-то мордовской деревни. Шесть лет назад через деревню прошел карательный отряд, истреблявший бунтовщиков, так что четверть домов оказались в запустении. Его подкармливали местные крестьянки, но по весеннему времени самым шиком были пустые щи из квашеной капусты и молодой крапивы.
Но только Кукушкин почувствовал себя лучше, из деревни пришлось срочно уходить, так как кто-то из местных донес о беглом каторжнике управляющему имением немцу Фитцвальду и со дня на день можно было ожидать облавы.
Наконец, в начале мая на горизонте показался Саранск. Тут пришлось соблюдать повышенную осторожность - на полях работали крестьяне, встречи с которыми Юрий хотел избежать. Только вечерами, когда крестьяне уходили с поля, он выбирался из зарослей на открытое место и тщетно всматривался в воздух, надеясь увидеть знакомое марево.
Так прошло несколько дней. Он опасался разводить огонь, скудные запасы подошли к концу, по утрам кашель с кровью вытягивал все силы.
Однажды вечером, когда крестьяне ещё не закончили работу, он, находясь напротив заходящего солнца, увидел, как над полем появилось небольшое марево. Собрав все силы, он выбрался из кустов и, спотыкаясь и оскальзываясь на пашне, побежал к своему спасению. Крестьяне его заметили, но были слишком далеко, чтобы понять, куда бежит странный человек. Он добежал через силу, на пределе своих возможностей и буквально провалился в аномалию.
Когда Кукушкин закончил рассказ, на пороге опять возникла врач. Мы не стали сопротивляться, поблагодарили рассказчика, который заметно устал и пообещали прийти завтра.
Стоя в сумрачном коридоре, скупо освещенном по случаю ночного времени, Вилков спросил:
- Ну, и каковы ваши первые впечатления?
- Двойственные, - это первое, что пришло мне на ум, - Вадим Викторович, слушая его рассказ и глядя на нашего пациента я готов ему верить, но весь мой опыт..., - я развел руки, - заставляет сомневаться, что сам факт провала в прошлое и возврата оттуда возможен.
- В его рассказе что-то не так?
- Нет, рассказ необычный. Он явно вспоминает, а не зачитывает ранее заученный текст. На первый взгляд, я не вижу нарушения последовательности событий. Более того, рассказ снял несколько вопросов, которые я хотел ему задать. Но если вам нужен более подробный анализ, то я хотел бы завтра прослушать запись ещё раз, подумать над фактами...
- Хорошо, мы встретимся завтра. А сейчас я отвезу вас домой, все-таки уже поздно.
Я позвонил домой и постарался успокоить жену, но это мне не удалось, Тогда трубку взял Вилков, который официально представился и сказал, что её муж находится в больнице исключительно в государственных интересах и скоро прибудет домой целым, невредимым и трезвым.
Пока мы спускались к машине я задал майору вопрос о том, каковы его впечатления от услышанного.
- Честно говоря, до того, как он начал рассказ, я сомневался.
- А сейчас?
Вилков как-то замялся и не глядя на меня сказал:
- Не знаю...
Домой мы доехали быстро, как раз в начале второго. Вилков поднялся вместе со мной и не только отвел подозрения Люды в моем походе по маршруту 'бар с мужиками - сауна с девками', но и выдал официальную версию о привлечении меня, как видного эксперта, к расследованию запутанного дела, в котором фигурировали черные археологи, промышлявшие контрабандной продажей археологических ценностей забугорным коллекционерам. Собственно, этой версии я придерживался и впоследствии на факультете.
После того, как Вилков уехал, мне было рассказано о том, что она вся перенервничала, когда услышала про больницу, что эти черные археологи могут быть очень опасны, что она меня любит и чтобы я думал о ней и дочери. Я её успокаивал, сначала на кухне, потом... В общем, уснул я поздно, усталый и вымотанный.
*****
На следующее утро я собрал дома кое-какие материалы по эпохе Екатерины и поехал на кафедру. Мне предстояло тщательно подготовиться к новой встрече с Вилковым и составить список вопросов для Кукушкина.
Вилков заехал за мной в начале двенадцатого. По пути в республиканское УФСБ он сообщил мне, что в больнице и на месте, где был найден Кукушкин, уже работают москвичи. Нам предстояло проанализировать сделанную запись и выжать из нее максимум информации.
За шесть часов, что я провел у Вилкова, мы неоднократно прослушали вчерашний разговор, нарисовали на карте примерный маршрут путешествия, подготовили подробный список вопросов и анализ всей имеющейся информации. Поскольку дело было крайне необычным и могло иметь различные последствия, я постарался выделить в записи какие-то неточности и противоречия, которые могли бы поставить под сомнение рассказ Кукушкина о пребывании в прошлом. Неточности в рассказе встречались, но они были или настолько незначительны, что их можно было объяснить либо особенностью памяти рассказчика, либо тем, что некоторые слова за два с лишним века устарели или изменили свое значение.
Наконец работа была закончена. Вадим Викторович пообещал мне позвонить в понедельник. На вопрос о встрече с Кукушкиным мне было сказано, что сейчас с ним работают москвичи, но если будет разрешение начальства, то он сразу же пригласит меня. Я подписал материалы, после чего голодный и усталый отправился домой.
Но встреча с Кукушкиным так и не состоялась.
В понедельник Вилков сообщил мне, что Кукушкина отправили спецрейсом в Москву. Я удивился и напомнил, что врачи запретили его транспортировать, на что мне было сказано о том, что там, - палец майора указал в потолок, - посчитали риск обоснованным, а в наших условиях оттянуть конец смертельно больного человека практически невозможно.
Как долго прожил Кукушкин в Москве и что ещё успел сообщить про свою одиссею в прошлом - я не знаю. С Вилковым наши пути пересеклись ещё раз два года спустя - это была случайная встреча в кафе, где он сидел в компании нескольких мужчин, имевших какое-то неуловимое сходство между собой. Мы издали кивнули друг другу и с тех пор больше не виделись.
P.S. В конце прошлого года я изучал материалы, относящиеся к уральскому периоду пугачевского восстания. Среди документов мне попалась записка, направленная заводчику Демидову его приказчиком Ванькой Фоминым об убытках, понесенных от бунтовщиков.
Внезапно среди перечисления того, что порушено, что сожжено, а что и вовсе растащено 'воровскими людьми' я встретил знакомую фамилию:
'... такоже ядер чугунных 6-ти фунтовых 140 пуд, кои похитили работные люди Ванька Карпов, Юрко Кукушкин сын да Ильяс татарин, и ядры те воровским казакам повезли'.
Вот такой след в истории оставил человек, загадочная и трагичная судьба которого до сих пор не дает мне покоя.