Аверин Александр Александрович : другие произведения.

Один День

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я всегда любила снег. Белоснежный и хрустящий, он завораживает своим перламутровым блеском в свете ночных фонарей. Мертвый электрический свет не придает жизни и это, наверное, одно из достоинств бледно-желтого света ламп. В ночное время Зима должна быть именно такой: морозной, бездушной и безлюдной. Только я и хрустящий снег под ногами.
  Я всегда любила снег. Белоснежный и хрустящий, он завораживает своим перламутровым блеском в свете ночных фонарей. Мертвый электрический свет не придает жизни и это, наверное, одно из достоинств бледно-желтого света ламп. В ночное время Зима должна быть именно такой: морозной, бездушной и безлюдной. Только я и хрустящий снег под ногами.
  
  Из-под моста робко выглядывает скованная льдом река. Откуда-то издалека доносится шум автострады, гул зачумленного города и рокот одинокого трансформатора. Даже в свежесть морозного воздуха прокралась пара капель бензина. И, конечно же, заезженный каждым вторым писателем табачный дым – неотъемлемый атрибут любого литературного произведения о современном мегаполисе. Но это скорее прихоть изможденного плохой экологией организма, нежели намеренное действие деструктивного характера. Воздух и так отравлен, так что пара сигаретных гильз не сильно испортит положение.
  
  Снежинки медленно опускаются на землю. При полном штиле они летят строго вертикально вниз, опускаясь на окружающие элементы ночного пейзажа: на длинные сгорбленные фонари из плохого металла, безлюдную улицу… Впору помянуть Александра Блока, да только зачем? Спустя четверть века ничего не меняется на этой бессмысленной картине человеческого бытия. Колеса времени мчатся мимо застывшего зимнего пейзажа, и исхода нет. После каждодневной мимолетной смерти во снах пейзаж все тот же.
  
  Стоит на мгновение закрыть глаза, как перед мысленным взором начинают проплывать извивающиеся треугольники и квадраты, пятнистые кровяные тельца и никчемный ржавый хлам, раскиданный то тут, то там на обочине мироздания. Вокруг километры проклятой земли, из которой вздымаются могучие дубы-колдуны, с которых запретным плодом свисает алое сочное яблоко. Или какое иное зло в обличие плода запретного. Кто знает? В этой мертвой пустоте из деревьев в железобетонном лабиринте сложно что-то понять. Каждое мгновение какая-то часть мироздания отмирает, с шумом приземляясь на свое персональное место на обочине. Железные каркасы разъедает ржавчина и соль, каркасы из кости разъедает пот и кровь, а время разъедают бессмысленно прожитые годы и пыль минувших дней, с каждым годом больше похожая на прах.
  
  И вот глаза открываются, а перед глазами – перекошенный квадрат потолка цвета крем-брюле, люстра и кусок шторы, неловко затесавшийся с краю. Объятия постели, что так трудно покинуть в пятом часу утра, слезно выпрашивают еще пять минут, обещая взамен повышенную дозу кофеина. Контрастный душ, вкус мятной зубной пасты и запах полосатого мыла с отдушкой из сирени. Утренний кофе с двумя кусочками сахара. Яичница с беконом, немного овсяной каши, апельсиновый сок и булочка с изюмом. Лифт. Грязный неухоженный подъезд. Хмурая уборщица и запах хлорки. Холодный утренний воздух с привкусом нефтепродуктов. Прохожие бегут мимо, укутавшись в пальто и куртки. До обоняния доносятся обрывки запахов. Одеколон, средство после бритья, жевательная резинка «морозная свежесть», прогорклый табак и перегар таджика-дворника – все разом бьет по еще не проснувшемуся сознанию. Еще один день – еще один шаг в неизвестность, где нет ни запахов, ни таджика-дворника. Нет ничего, кроме пустоты. Но это потом. А пока кабина авто, просыпающийся город в ожидании заторов и пробок, цветастые билборды по сторонам и запах солярки от проезжающих мимо автобусов.
  
  По дороге можно выкурить пару-тройку сигарет и подумать о вечном.
  
  Потом душный офис. Телефонный звонок, отложенный на потом. Обрушилась почта. Сервер встал. И опять, в очередной раз, во мне что-то сломалось.
  
  За окном продолжает падать снег.
  
  День тоскливо догорает в проемах домов. Серое небо цвета асфальта смотрит на меня по ту сторону оконного стекла. У него такие же глаза: с красными прожилками лопнувших кровяных сосудов. Оно так же разбито, как и я. И оно, так же как и я, ничего не хочет.
  
  Заблеванные лестницы тянутся в разные стороны. Эхо шагов уносит сквозняк. Кругом окурки, использованные шприцы и презервативы. Наркоманы бесцельно шатаются по улицам. В подворотне какая-то возня. Неподалеку в кустах заработал кот – это наш половой ответ Чемберлену. В наушниках гремит Машнинбэнд: «Я задумал огромное грязное дело – закат солнца вручную…». Следом звучит Адаптация пчел: «Думаешь, что всё тебе сойдёт с рук? Зря ты так думаешь. И даже маленький шаг твоего преступления… Переполняя все немыслимые чаши терпения, добро пожаловать в ад, добро пожаловать в жизнь…». Я думаю, что консенсус достигнут.
  
  На душе тоскливо. И еще эти кошки…
  
  Редкие звезды блестят бусинками на помутневшем небе. Задумчиво плывут параллели и меридианы. Парад планет растворяется вдалеке, словно в царской водке какой-нибудь iPhone. Млечный путь подернулся тонкой тошнотворной пленкой. А скоро и плесенью покроется. Недолго осталось: еще пара десятков лет – и молочные берега затянет зеленой плесенью. Неподалеку откроют бордель с музыкой, вином и блудницами. И в камине загорятся ярким пламенем бумажки и разноцветные фантики, открытки и календари, рекламные буклеты и книги, стихотворения и проза.
  
  Я иду по ночной улице домой.
  
  В кармане завалялось немного мелочи. Еще истрепанные квитанции, и пара мятых кассовых чеков, и просроченный проездной талон. Там же бряцает связка ключей. Бесполезный ключ от заглохшего автомобиля стыдливо притаился в самой глубине.
  
  Брошенное авто уже, наверное, замело снегом. Да и черт с ним. Всегда под рукой можно найти станцию метро. Пара поездов, три-четыре улицы пешком – и вот он дом. Домофон, сошедший с ума от холода, подъезд, испещренный неприличными надписями, патриотическими и религиозными лозунгами, лифт с мигающей лампочкой и разбитой панелью с кнопками, лестничная клетка и дверь, обитая темно-синим грубым материалом. Горячий чай с медом и чайной ложкой коньяка. Теплый плед и книжка на ночь. Настольная лампа светит тусклым светом в полутемной комнате, как маяк посреди уснувшего океана.
  
  На книжной полке плеяда мертвых писателей плывет в дырявом баркасе, освещая себе путь вторым томиком «Мертвых душ». Выцветшие фотографии передают привет из прошлого. На них отразились еще не оборванные линии жизни давно ушедших людей, исчезнувшие города и несуществующие ныне империи. Я улыбаюсь в ответ на улыбку из прошлого. Приветливо машу рукой, будто не было всех этих лет.
  
  Тщетно.
  
  Нелепое наивное время прошло. Праздник закончился. Океан – всего-навсего квартира в многоэтажном доме с отоплением, водопроводом и разнообразными счетчиками жизнедеятельности. А еще газ, горячая вода и много подсобных помещений. Но это совсем другая история.
  
  Я откладываю книгу на стол и с недопитой чашкой теплого чая подхожу к окну. За окном идет снег. Он снова падает строго вертикально вниз, и я чувствую себя полковником Аурелиано Буэндия в ожидании расстрела. Это уже было однажды, когда было поздно что-то менять или отступать назад. Сила земного притяжения была такая же неизменная, а мироздание казалось высокопарным и надменным, как глупая тщедушная первая любовь. Тогда можно было стремительно взлетать вверх, оставив тело земле. Но для одних был полет, а для других – пропитанный собственной кровью тротуар. Красный цвет замерзал, превращаясь в хрупкие кристаллы, покрытые инеем. А вокруг – небоскребы из стекла.
  
  Гигантомания прошла, максимализм перешел в стадию постепенного минимализма, романтики нет – один лишь цинизм, на который нельзя смотреть без иронии. И все. Я – церковь без крестов, как бы высокопарно это ни звучало.
  
  Еще один день подходит к концу. С каждым новым прожитым днем приходит понимание того, что все мы здесь случайно. Мы всего лишь непродолжительный этап. После нас не останется ничего, что можно запомнить. Все достижения человечества пойдут прахом, а следом и само человечество исчезнет с лица земли, как когда-то исчезли динозавры. Мы уйдем в прошлое. И никакой кровожадный пустынный джин не поможет. Никакой творец не придет на помощь, чтобы все исправить. Эволюция и время разотрут на песчинки все, что было нажито непосильным трудом.
  
  За окном снег.
  
  Я всегда любила снег. Белоснежный и хрустящий, он, завораживает своим перламутровым блеском в свете ночных фонарей. Мертвый электрический свет не придает жизни и это, наверное, одно из достоинств бледно-желтого света ламп. В ночное время зима должна быть именно такой: морозной, бездушной и безлюдной. Только я и хрустящий снег под ногами.
   Из-под моста робко выглядывает скованная льдом река. Откуда-то издалека доносится шум автострады, гул зачумленного города и рокот одинокого трансформатора. Даже в свежесть морозного воздуха прокралась пара капель бензина. И, конечно же, заезженный каждым вторым писателем табачный дым – неотъемлемый атрибут любого литературного произведения о современном мегаполисе. Но это скорее прихоть изможденного плохой экологией организма, нежели намеренное действие деструктивного характера. Воздух и так отравлен, так что пара сигаретных гильз не сильно испортят положение…
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"