Аверин Александр Александрович : другие произведения.

Patria о muerte

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Зима. За окном вовсю бушует метель. Острые осколки снежной трухи кружатся в воющем вихре, заметая улицы и дома ослепительной белизной. Хрустящая ледяная корка саваном расстелилась по безлюдному городу. Фонари и деревья похожи на заледенелое эскимо. Трамвай под окном по горло увяз в снегу, в его промерзшем насквозь салоне никого нет. Снаружи так же пустынно, только одинокий пешеход, похожий на призрака, идет сквозь метель мимо. Через пару мгновений он исчезает в снежном вихре, не оставив следа. Лишь вой и пронизывающий до костей ветер.
  I
  
  Зима. За окном вовсю бушует метель. Острые осколки снежной трухи кружатся в воющем вихре, заметая улицы и дома ослепительной белизной. Хрустящая ледяная корка саваном расстелилась по безлюдному городу. Фонари и деревья похожи на заледенелое эскимо. Трамвай под окном по горло увяз в снегу, в его промерзшем насквозь салоне никого нет. Снаружи так же пустынно, только одинокий пешеход, похожий на призрака, идет сквозь метель мимо. Через пару мгновений он исчезает в снежном вихре, не оставив следа. Лишь вой и пронизывающий до костей ветер.
  
  На подоконник намело средних размеров сугроб. Из оконной рамы нещадно сквозит, но сквозняк тут – дело давно привычное. Как наледь на стекле, как холод, с которым никак не справиться, как застывшая на пару часов котельная в подвале. Человек ко всему привыкает быстро. Вот уже и белые стены не так нервируют, как раньше. Длинные коридоры уже не кажутся обиталищем Минотавра, и Дедал с каждым днем все больше похож на дешевого шабашника с улицы новоделов. Нет того блуждающего страха. Запах хлорки стал обыденным, недоваренная овсяная каша на воде – амброзия, пища богов, а медперсонал – ангелы, сошедшие со страниц божественной комедии. Особенно после инъекции морфия: нестерпимая боль уходит на задний план, а перед глазами тысячами огней играет ранее неизвестный мне мир, полный ярких ослепительных красок. Сон, да и только.
  
  На соседней койке второй час агонизирует неизвестный юноша. Я иногда поворачиваю в его сторону свою налившуюся свинцом голову. Все пытаюсь разглядеть его, но какое-то непонятное свечение застит глаза. Может, это душа не оставляет попыток вырваться наружу? Или алкалоид опия окончательно помутил мой разум? Не знаю. Я не верю ни в душу, ни в бога, ни в отечество. Даже стоя одной ногой в могиле, я продолжаю быть законченным атеистом. Если что – на том свете разберемся. Ну а если нет, то и суда нет. Что толку в фанатичной истоме убивать друг друга ради сомнительных и не совсем проверенных данных? У Эллина и Иудея ливер ни чем не отличается. Он одинаково чавкает под подошвами сапог, одинаково свисает ошметками со штыка и по вкусовым данным отличается мало. Можно сказать больше: человек от курятины не далеко ушел. Сегодня ты – царь и самодержец, а завтра с тебя снимают голову, ощипывают, потрошат и кладут в суп. И все что остается – плескаться в горячем бульоне и ждать готовности.
  
  Одни ждут готовности в глубоких ямах, затерявшись в обрубках тел, кишках и опарышах; другие, сидя высоко на троне, поплевывая на малограмотный народец. А фоном идет распродажа последних материальных ценностей. Следом за золотыми кулонами убитых благородных девиц, идет пенька и лес, газ и нефтепродукты. Ну, и кровь, все это омывающая, конечно же.
  
  Сваленные в кучу, трупы сгнили и укрылись снегом. Этакие полуфабрикаты в ожидании весны. Без рук, без ног и без головы, в братской могиле под снежным покровом, они, как и я, ждут лучших времен. Без морфия в шприце, без героина в маленьких стеклянных колбах и без какой-либо надежды на завтрашний день. Я тоже скоро лишусь этой надежды. Дело времени. Очередной задержавшийся гость пойдет на корм червям и все. День раньше, день позже, так какая разница?
  
  Обезболивающее уже не помогает. Увеличение дозы дает временное облегчение, но через пару дней все возвращается на круги своя. Внутренности горят раскаленными углями, грудная клетка саднит и ноет, как бульварная проститутка, избитая хозяином, суставы и сухожилия сводит и выкручивает. То тут, то там проносятся фантомные боли.
  
  Отсутствующая левая рука и болит, и чешется одновременно, а правая нога напоминает о себе легким покалыванием в ступне, потерянной где-то на поле сражения с остальными такими же конечностями, оставленными там такими же, как я. Не смотря на громкий лозунг «С нами БОГ!», потерь не стало меньше. Скорее наоборот: оборванные крестьяне с криками «За царя и отечество» бессмысленно гибнут сотнями – бестолково и глупо. У них ничего нет, кроме него, Отечества, и крепостных цепей. Покосившийся домик в какой-нибудь глухой губернии и некрасивая жена с кучкой оборванных вечно голодных детей – не в счет. Да и государственные обязательства перед другими державами все же отличаются от благополучия близких и дорогих людей. Особенно, если за этими обязательствами нет ничего, кроме дутой гордости голого короля и уязвленного самолюбия.
  
  Неотапливаемые вагоны один за другим грохочут по рельсам. Грязные ржавые конструкции, полные плесени, мочи, холеры, тифа, туберкулеза и пушечного мяса. За ними следует обогретая и накормленная творческая интеллигенция в лице дворян. По сути – такое же пушечное мясо, но с привилегиями и понятиями о чести. Поэтому, в перерывах между сражениями, они не хлещут водку, а пьют коньяк и стреляются из-за женских платочков. И те и другие – конченные идиоты. Только у вторых в голове, кроме помоев и рабства, светлые мечты о героической смерти с флагом в руках. Понимание этого приходит только сейчас, когда жить-то осталось час-другой.
  
  Война не меняется. Это только в книжках все возвышенно, героически и с привкусом романтики. Только в книжках нас пытаются чему-то научить. Каждый из кожи вон лезет, чтобы прочитать мораль и поразглагольствовать на тему «русской души». А на деле нет ничего, кроме трупов и некрофилии всех мастей. Даже обед не по распорядку. Но кого это волнует? Для грамотных и образованных – романтика превыше всего, а безграмотное мясо должно только одно: беспрекословно сдохнуть за «Фаберже» на царской полке и престиж страны. У них за копейку тысяча новых найдется. Народа в избытке – не жалко.
  
  Между тем газеты молчат. В газетах нет ничего кроме позерства и лизоблюдства. Нет ничего, кроме ханжества, хвастовства, бога и отечества. Иногда мелькнет рубрика «Знакомства», где каждый уважающий себя кавалер со средствами найдет себе женщину по карману. И что им пара сотен тысяч жизней? Вот убийство проворовавшегося чиновника – дело иное. Государственной важности инцидент. А крестьяне и прочий сброд… Кто их считает?
  
  Мне повезло. Койка в палате – за выслугу лет, морфин – за чин, а за титул – кокаин и спиртовая настойка опиума. И сверху медалька посмертно в качестве благодарности. Мы с государством в расчете. Я согласился на эту цену. Еще один романтик пал на поле брани за страну, которая существует только у него в голове – нелепая светлая мечта, не соответствующая реальности. Не лги себе! Тщетно. Ну, и покойся с миром…
  
  Мой сосед уже покоится. Ему не до всех этих мелочей. Он отбыл вслед за своими заблуждениями. А еще месяц назад он и я кидали себя в штыковую атаку, мечтая опрокинуть неприятеля в грязь. Теперь все в прошлом.
  
  Теперь он мертв, а я еще пока что готовлюсь перешагнуть пределы. Неподалеку, чуть дыша, спит сестра милосердия. Ей снится отчий дом и пастушки из грошовых любовных романов. И из кавалеров у нее только потрепанные жизнью калеки, да рябой фельдшер-еврей.
  
  На полке неподалеку от нее разложены таблетки, склянки, полные живительных жидкостей и порошков, жестяные коробочки, наполненные кофе и ампулы с диэтиламид d-лизергиновой кислотой. Это все когда-нибудь вылечит нас. А пока мы в ожидании…
  
  II
  
  Утро. Метель кончилась. Меня больше нет. Мертвых выносят вон из помещения вперед ногами: сначала моего соседа, а следом – меня. Санитары похмелились и поэтому удалы и небрежны. Я для них не важнее вязанки дров. Для всех остальных – окоченевшее тело. Живые провожают санитаров взглядом. В воздухе витают запахи еды, чая и хлорки.
  
  Меня сначала отдадут на исследования молодой поросли будущих фельдшеров, а потом, когда предмет будет исследован досконально, спустят в котельную на топливо.
  
  Я выполню свою функцию до конца и послужу отчизне всем, чем могу: у фельдшеров будет вкусная похлебка, а у госпиталя – тепло. Крыс давно не осталось, как и дров. Так что довольствуются тем, что есть. Не стоит их винить. Они лишь пешки в этой безумной шахматной партии, они выживают, как могут. Это на балах высокоморальные светские львицы ломаются перед денежными кавалерами, играя в целомудрие. Это там в почёте пространные игры в права человека и равноправие всего и вся. Все делают вид, что они самые духовные и правильные. А потом их находят в петле в номере какой-нибудь дешевой гостинице вместе со шлюхой, умершей от передозировки в ванне. На телеэкране HD-телевизора типа Ynos обязательно серая рябь, вода в ванной льётся через край, куда ни глянь – сплошные кровоподтеки. И обязательно – опасная бритва на холодном кафельном полу среди воды и сгустков свернувшейся крови. Классическая кончина прожигателя жизни. Те, кому не нравится петля, идут в армию и выбирают что-нибудь поизощреннее. Потом это называют моралью и патриотическими чувствами. Только безграмотные крестьяне искренне верят во всю эту чушь ввиду своей тотальной серости и рабского положения. Им нужно во что-то верить и как-то оправдывать свое существование. Иначе им впору самим толпой выстраиваться перед дверями котельной «Камчатка» в поисках спасения от всего мирского. Или в храм.
  
  Завтра телеведущая сообщит им о «некоторых потерях» на всех фронтах. Это будет сделано между рекламой пива и презервативов. Выдающиеся трупы будут опубликованы в газетах: дворяне разместятся на первой полосе в «МК», а те, кто приторговывал ресурсами, травкой и оружием, – в «КоммерсантЪ». Народ соединится в едином порыве жевания соплей. А завтра народ будет жевать сопли и соединяться в едином порыве по поводу новых трупов в новостях. Они же как дети.
  
  Хорошо, что для меня «завтра» – неосуществимая мечта. Я слишком долго бредил и заблуждался, слишком много нюхал и курил по клубам и балам, как московский озорной гуляка. Я устал. Я нашел то, что хотел. Теперь я хочу только одного – покоя. Не нужен мне Лондон далекий и Швеция мне не нужна. Не нужна мне переполненная турками Германия, загаженная арабами Франция и разрушенный третий Рим. Мне ничего не нужно. Я – труп.
  
  Я – мелкий муравей на отдельно взятой примитивной планете где-то на окраине вселенной. Очередная бездарная попытка построить Эдемские кущи на безжизненном куске территории. Неудачный научный эксперимент моих предшественников. Лабораторная крыса, которой вбили в голову, что есть всепрощающая метафизическая субстанция с ворохом индульгенций в кармане. Эта информация притягивает и дурманит, как бесплатный сыр в мышеловке.
  
  Щелчок тумблера, эхом раздавшийся из непроглядной густой темноты приводит в чувство. Нет ничего, кроме ДНК и биологии. Человек – животное. Выживает сильнейший. Все остальное – плоды естественного отбора, где нет ни морали, ни милосердия…
  
  Поздно.
  
  Пьяный кочегар уже зачерпывает лопатой мои остывшие останки. Он не знает, что спустя какие-то пять минут после того, как я окончательно превращусь в прах, в госпиталь врежется пассажирский «Боинг». От удара и последующего взрыва захваченная исламистами польская делегация на борту превратится в мультикультурное жаркое. Стены госпиталя обрушатся, а не многих оставшихся в живых съест пламя пожара.
  
  Какая ирония, не правда ли?
  
  __
  * Patria о muerte (исп.) – Родина или смерть
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"