- Ты свободен - сказал тюремщик, в очередной раз, войдя в камеру.
Узник непонимающе моргал. Он ожидал очередных насмешек, тумаков и миску мутной похлебки. Но никак не свободы.
- Амнистия - добавил тюремщик - Он тебя простил.
Узник разлепил губы, которые казалось, ссохлись от долгих лет молчания, пошевелил во рту языком.
- Так я могу идти? - спросил он.
- Можешь. Только сначала он велел доставить тебя к нему. У него к тебе разговор.
Узник послушно последовал за тюремщиком. Они поднимались по крутой лестнице вверх. Ноги узника отвыкли от ходьбы и с трудом сгибались в коленях. Тюремщик постоянно подхватывал его под локоть, чтобы тот не свалился вниз. Когда они подошли к выходу, тюремщик вытащил откуда-то грязную тряпицу и накинул узнику глаза.
- А то ослепнешь с непривычки - объяснил он, завязывая узел на затылке.
Потом открылась дверь. Дневной свет ослепил его даже сквозь повязку, по щекам потекли слезы. Узник впитывал в себя звуки и запахи, свалившиеся на него. Он впервые за многие годы чувствовал. Запах рыбы, пряностей, мокрой земли, дегтя. Звуки ругани, смеха, топот копыт, скрип плохо смазанных колес и конечно множество звонких ударов молотов о наковальни. Эти удары напоминали узнику о чем-то, но он не мог вспомнить о чём.
Они долго шли под аккомпанемент стука, звона и цокота. Но потом его провожатый остановился и постучал в дверь. Та недовольно заскрипела и открылась. Они вошли в парадную, гулко застучали ногами по плитке. Потом была еще лестница, еще какие-то двери, пока тюремщик не сказал:
- Пришли.
И снял с узника повязку. Тот утер слезы и проморгался. Он был в комнате с большим столом. Стол ломился от различных яств. За столом сидел он. Тот, кто некогда бросил его в тюрьму. Патриций.
Время не пощадило его. Он был стар. Кожа в морщинах, на руках коричневые пятна. Борода пепельно-белоснежная. Они с Узником были очень похожи, хоть последний был изломан и истощен. Тот же орлиный нос, те же тонкие капризные губы. Только борода у узника свисала лохмотьями, плавно переходя в бесформенную серую хламиду, что многие годы служила ему одеждой. И конечно разными были их взгляды. Патриций блестел умными злыми глазами. Узник испуганно моргал и отводил мутный взор.
- Угощайся - сказал Патриций, сделав неопределённый жест. Узник жадно накинулся на еду. Патриций же задумчиво крутил в руке кубок с вином.
- Я долго думал о том, что произошло - сказал он, не сводя глаз с кубка. - И потом решил тебя простить.
Узник перестал чавкать и вытер жирные руки о свою грязную хламиду.
- Я понял, что тут нет твоей вины - продолжал Патриций. - Возможно, обстоятельства были таковы, что ты не мог поступить иначе. Так ведь?
- Господин, прости - ответил узник - но я так долго сидел взаперти, что забыл, что было до этого. Я не помню, как я туда попал и за что. Я даже не помню кто ты, хоть мне знакомо твое лицо.
Патриций снял с пояса ножны и протянул узнику через стол. Узник растерянно взял их в руки, покрутил и вытащил из них кинжал. Кинжал был необычной формы и украшен звериным орнаментом.
- Помнишь его? - спросил Патриций, упершись кулаками в стол и испытующе смотря на Узника.
В голове Узника застучали кузнечные молоты, которые он слышал по пути сюда. Он моргнул и увидел себя совсем молодого и так же стучащего по наковальне.
- Это я... я его выковал.
- Верно. Помнишь, для чего ты это сделал?
- Я... я был подмастерьем. Это был мой экзамен. Я помню... Меня сделали мастером, а кинжал этот мы подарили... не помню кому. Кому-то важному.
- Так и есть. Я нашел его много лет спустя и выкупил за большие деньги. Дай его сюда...
Узник осторожно протянул кинжал Патрицию. Тот взял его, провел пальцами по выпуклому орнаменту на рукоятке.
- В самом деле, довольно грубая поделка. Рисунок примитивный, клинок не сбалансирован. Ты его скопировал с образца, который нашли некогда в старом кургане. И конечно не смог повторить его в полной мере.
- Но я... я же учился.
- Да. И было в нем, что то такое, что понравилось мастерам. При всей неказистости была в этой поделке какая-то искра. В тебе увидели потенциал, сделали тебе аванс. И что потом?
- Не помню...
- Врешь!
Патриций с силой вонзил кинжал в стол.
- Ты помнишь! Помнишь свои безыскусные поделки!
- Они... они нравились людям...
- Каким людям? Захудалым рыцарям, у которых не было денег на хорошие клинки? Бюргерам, которые не видят разницы между мечом и кочергой?
- Но и мастера хвалили меня...
- Они все еще надеялись, что ты найдешь себя. Нащупаешь нечто свое, раздуешь из той искорки огонь.
- Но не всем же быть лучшими... Я завел семью, работал. Все как у людей.
- Опять врешь. Тщеславие снедало тебя. Ты видел себя кем-то большим и значимым. Кем-то великим. Ты искренне считал свои поделки почти шедеврами, просто недооцененными людьми. И продолжал их ковать, не пытаясь сделать над собой какое-то усилие, стать лучше. И так продолжалось очень долго. Помнишь сколько?
- Нет... не помню. Все слилось в единый клубок
- 10 лет! 10 лет ты занимался ерундой. Но однажды за все приходится платить. Помнишь тот день?
Узник вздохнул, плечи его поникли еще больше. Он словно пытался исчезнуть, раствориться в комнате.
- В твою кузницу зашел необычный покупатель. Мастер оружия. Легендарный герой, что отправился совершать подвиг за море. Ему нужен был хороший меч. Оружие ему под стать. И ты дал ему несколько своих поделок. Ты искренне считал их шедеврами. А он рассмеялся. И сказал, что давно не играет в детские игрушки. А серьезного оружия тут нет. И ушел. А ты стоял, оплеванный и униженный. Ты, считающий себя одним из лучших.
- А потом пришла стража и арестовала меня... и я так и не понял за что - закончил Узник рассказ Патриция.
- Если бы все было так просто - устало продолжил Патриций. - Ты в тот момент умер. Тебя не стало. Но в этот момент родился я. Я стоял посреди кузницы и был очень зол. Я понял, что ничего не знаю. Ничего не умею. Что мне еще много лет нужно учиться, чтобы хотя бы приблизиться к истинному мастерству. И я пошел на это. Я закрыл кузницу, оставил дом и семью, отправился в дальний путь. Я побывал во многих городах и странах. Я неустанно учился кузнечному мастерству у разных мастеров. Много лет я учился, совершенствовался, превосходил себя. И когда понял, что научился всему, то вернулся сюда. А меня, вернее тебя, тут уже забыли. Жена вышла за другого, кузницу отдали новому мастеру. Мне пришлось начинать все заново. Я снова стал подмастерьем. Представляешь, сколько насмешек мне пришлось стерпеть? Сколько плевков в лицо и душу... Где это видано - подмастерье в сорок лет? А как издевались надо мной молодые подмастерья. Бывало и били. Все в этом городе смеялись и тыкали в меня пальцем, даже малые дети и нищие. Но я все это терпел. Я знал, что однажды добьюсь своего. А потом я выковал Его. Мой Меч. Подойди, глянь в окно. Отсюда на него прекрасный вид.
Узник, спотыкаясь, подошел к открытому окну, выглянул и тут же зажмурился от слепящего света. Когда глаза привыкли, он увидел рыночную площадь в центре города, где он некогда жил. Все было, как и прежде. Кроме одной детали, именно она его ослепила поначалу. Посреди площади возвышался массивный камень. А из него торчал меч, отражая солнечные лучи. Он искрился, переливался всеми цветами радуги. Даже издалека было видно, что его форма совершенна, лезвие идеально остро.
- Это... это великолепно! Это лучший меч, который мне только доводилось видеть - восхищенно выдохнул Узник.
- И не только тебе. Многие сюда приходили, но никто не смог с ним совладать. Даже тот мастер оружия, что унизил нас. И тогда старые мастера решили, что этот Меч выкован для героя, который еще не родился. Который в будущем спасет наш мир от какой-то страшной беды. И поместили мой Меч в камень. И только тот, кому он под стать, истинный герой, сможет вытащить его оттуда.
Патриций отхлебнул из кубка и продолжил:
- Дела мои после этого пошли в гору. Я возглавил гильдию, разбогател, стал Патрицием. Но прошлое не отпускало. Я не мог простить тебя.
- Почему?
- Но я мог бы добиться этого и раньше. Если бы ты не занимался ерундой 10 лет. Если бы ты сразу взялся за ум! Теперь ты понимаешь, за что я тебя наказал? Не за то, что ты что-то сделал. А за то, что ты ничего не сделал! Ничего! За десять лет ты не смог превзойти вот эту безделушку! - Патриций в гневе тряс кинжалом над головой.
Все же вышло так, как ты хотел...
- Да зачем мне это все в старости? Я не чувствую вкуса этого вина и пищи. Я бессилен с женщинами. И главное я уже не могу ничего ковать. Я стар, слаб и одинок. Ты! Ты украл моё время! Если бы я добился этого всего лет на 15-20 раньше... Если бы...
Патриций обессиленно опустился на стул. Его глаза больше не блестели. Он стал почти точной копией Узника.
- Но если бы не было того унижения от мастера оружия, не было бы и тебя. Это был бы кто-то другой. Не ты.
- Да - согласился Патриций - поэтому я и решил простить тебя. Глупо все это. Прости меня. Давай обнимемся и разойдемся каждый в свое время.
Патриций встал из-за стола, Узник тоже направился к нему. Они обнялись. Оба старика плакали. Потом Узник вздрогнул и начал медленно оседать. Из его спины торчал кинжал. Его первая работа. Экзамен на звание мастера. Узник упал лицом вниз и рассыпался в прах, кинжал гулко звякнул о каменный пол. Патриций тяжело заковылял к столу.
- Прах к праху - бормотал он - прах к праху...
Второй старик взял со стола кубок и одним глотком допил вино, после чего пошатнулся, упал навзничь и тоже рассыпался в прах. На полу остался лежать кинжал странной формы со звериным орнаментом. А за окном, на площади в закатных лучах багрово поблескивал Меч и ждал своего героя.