Антон Павлович открыл глаза. В комнате стояла полная тишина, мягкий предрассветный освещал комнату. Обычно спал он как убитый, и даже будильник не мог порой поднять с первой попытки. По часам до первой очереди ненавистного звонка оставалось еще полтора часа.
- Какого лешего я проснулся, - потянулся профессор и спустил ноги на холодный пол.
Сна ни в одном глазу, до выхода в университет еще море времени - надо было чем-то себя занять. По старой памяти Антон Павлович встал и, натянув мягкий махровый халат, побрел к зеркалу. Как обычно, он охнул растрепанной седой шевелюре и маленькой расческой, что всегда лежала на столике у трельяжа, привел ее в сносный вид.
Затем он умылся, на плиту поставил старую медную турку и принялся думать. Профессора беспокоило два вопроса. Первый - почему он проснулся? Второй - что делать дальше? Обычно после кофе он одевался, брал свой портфель и отправлялся к студентам, но сейчас слишком рано, чтобы вставать на привычные рельсы.
Антон Павлович распахнул окно, тяжело оперся на подоконник. На улице ни души, полный штиль - ни одна веточка не шелохнется. Чем дольше он смотрел через неподвижные кроны, тем глубже погружался в свои думы. Его всегда волновало, когда привычные вещи начинали вести себя не так как обычно. А когда он сам рушил привычный порядок, вообще пугало.
Он жил не первый год и обычно старался вникать в суть вещей, находить основополагающие принципы, понимать причины того или иного поведения. Если что-то шло не так, значит какой-то из его выводов обязательно должен оказаться ошибочным. А это могло привести к пересмотру всей системы.
Вывести и доказать новую теорию, построить еще одну модель окружающего мира - всегда очень трудоемкий процесс. Особенно когда он выстраивал ее для себя. Любой мало-мальски значимый контраргумент запросто стирал и сводил к нулю все затраченные усилия.
Только шипение убежавшего на электрическую конфорку кофе вернуло его в реальность.
В комнату профессор вернулся, нахмурив густые брови, с белой фаянсовой чашечкой в руках. Торшер заливал мягким желтоватым светом спальню. В кожаном кресле сидел посторонний златовласый юноша в старомодном, даже древнем, смокинге. На кофейном столике на рукописях аккуратно лежал высокий цилиндр и пара перчаток. Из-за бледного, почти белого, цвета лица глаза незнакомца казались бездонно черными. Он внимательно с легкой улыбкой смотрел сквозь старика. Антон Павлович от неожиданности так и замер в дверях.
- Так, - собрался он с мыслями и двинулся к второму креслу. - Я Вас не помню. Вы не мой студент, отвечайте сразу кто подбил на такую шутку. Я с ним побеседую. Кофе не предлагаю - сварил только для себя.
Юноша еще шире улыбнулся и не спускал глаз с Антона Павловича. Профессору даже показалось, что молодой человек вообще не моргал.
- Антон Павлович, - мелодичным мягким голосом начал чужак. - Вы не поняли. Я не имею отношения к вашим студентам и университету. Меня очень заинтересовали Ваши работы, я давно слежу за ними, - юноша кивнул на рукописи.
Старик тяжело сел в кресло, стараясь не расплескать горячий напиток. Он не подал виду, но в голове пытался вспомнить кому рассказывал о своем хобби.
- Они великолепны, - продолжил молодой человек. - Но мне кажется вы упускаете из виду одну маленькую деталь, что тормозит все ваши труды. Давайте попробую вас аккуратно к ней подвести. Вот, расскажите мне про это пресс-папье.
Незнакомец кивнул на тяжелый малахитовый сувенир на письменном столе, который когда-то вручили коллеги.
- Нуууу, - задумался профессор. - Это подарок на десятилетие совместной работы.
- Еще.
- Антикварная безделушка, по словам дарителей, наверное, середина 19-ого века. Ручная работа.
- Дальше.
- Тяжелое пресс-папье, снизу крепилась промокашка, чтобы убрать невысохшие чернила.
- Продолжайте.
- Объект материального мира, выполненный из малахита или карбоната меди в виде сегмента цилиндра неизвестным мне мастером, возможно больше столетия назад, чтобы убирать невысохшие и невпитавшиеся чернила с различных бумаг и документов, - Антон Павлович начал раздражаться. Он вскочил с кресла с чашечкой в руках. - Молодой человек, не издевайтесь над стариком объясните, что хотите услышать и я расскажу Вам именно это. Я не антиквар и не химик, тем более не историк. Я физик. Мне непонятно, куда Вы клоните.
- Уважаемый профессор, - чужак как будто не заметил гнева. - А оно существует?
- Да конечно, - Антон Павлович взял со стола в руки увесистую вещицу.
- А что у него внутри? - продолжил издеваться незнакомец
- Малахит, - ехидно ответил профессор. - Хотите я его разобью, и мы вместе посмотрим, вдруг меня обманули?
- Но ведь если Вы разобьете. - улыбка на лице странного юноши как будто стала шире, - мы, ведь, опять на него будем смотреть снаружи.
Профессор на секунду замер, в голове проскочила какая-то мысль и исчезла. Гнев испарился вместе с ней.
- Допустим...
- Антон Павлович, очень уютная квартира - незнакомец отвел наконец черные глаза и окинул взглядом комнату. - Она ведь Ваша?
- Да моя, ее приватизировали. Спасибо надо Любовь Владимировне сказать - она обставляла, - вздохнул старик по усопшей супруге.
- Целиком ваша? Вместе со стенами и тем, что внутри них? - улыбка расползалась все шире на бледном лице.
Антон Павлович задумался и вспомнил, сколько нервов и сил стоило убрать несчастную перегородку между туалетом и ваной комнатой десять лет назад.
- Ну допустим еще раз... Не целиком, - профессор оперся на спинку кресла. - Что вы всем этим пытаетесь сказать?
- Вся Ваша жизнь, все знания, все умения, навыки лежат на поверхности, на кончиках Ваших пальцев. - юноша сиял от радости. - Существование любого человека определяется поведением ускользающе-тонкой оболочки, что окружает любые предметы. Предметы, которых в реальном мире вообще не существует. Предметы, которые создали, описали, наделили смыслом, нашли причину и применение вы и другие люди.
- Родной, это уже философия, а не физика, - немного задумчиво ответил профессор. Он смотрел на портрет супруги. - А физика говорит, что это ошибочная точка зрения.
- И это кто-то может подтвердить? - юноша встал с кресла. Улыбка обнажала белые идеально ровные зубы.
- Другие... - уж было начал старик, но осекся.
- ... Люди? - закончил за него фразу молодой человек.
Профессор уже было хотел ляпнуть про инструменты, но быстро передумал.
- А как же ультразвук, рентген, инфракрасная съемка, - с надеждой в голосе он посмотрел в черные глаза.
- Просто другая точка зрения, другой взгляд, иной способ наблюдения. Кто сказал, что картинка на экране тождественна тому, что видите? Антон Павлович, Вы уже почти пришли сами в своих работах к таким выводам. Вам осталось только смириться и принять их.
- Но ведь это будет другой мир! - с испугом воскликнул профессор.
- Это будет совершенно другой мир для вас, людей, - кивнул юноша. - Но сам мир не изменится, только поменяется точка зрения на него, которая откроет невероятные возможности. Давайте проиллюстрирую.
Молодой человек достал из-за кресла трость и подошел к стене с портретом.
- Pardon, - с кивком он обратился к старушке и снял картину со стены.
После он провел тростью по обоям линию и раздвинул их словно занавески. Антон Павлович с испуганно вздернутыми бровями вглядывался в открывшуюся черноту.
- Можете подойти, посмотреть - незнакомец продолжал держать края дыры.
Профессор отпустил кресло и подошел ближе. Он просунул дрожащую руку через дыру. Там была пустота, ни тепла, ни холода, ни ветра, ни воздуха. Он попробовал дотронуться до обратной стороны стены, но рука только перегнулась через край.
- Антон Павлович, чтобы закончить работу Вам осталось только принять собственные выводы. - незнакомец аккуратно повернул старика к зеркалу. - Но вам придется принять и это.
Он провел пальцем по груди профессора и точно также открыл черную дыру.
Антон Павлович проснулся в холодном поту за пять минут до будильника.
***
В тот день профессор не явился на лекции. Вечером висящее тело нашла домработница. Следовали потом безуспешно пытались среди изорванных и сожженных бумаг отыскать хотя бы какую-то зацепку, чтобы понять причины столь странного поступка уважаемого человека.