Аннотация: Небольшой рассказ, основанный на реальных впечатлениях.
Глава I
"Чтоб ты сдохла, тварь! Плевал я на тебя..." - во всю глотку горланил дворовую песню молодой парень с гитарой. Ему во весь голос подпевали еще несколько человек, сидящих за столиком в старом парке. Старушки на паперти, возле небольшой церкви, истово перекрестились. Начинало темнеть.
Отец Виктор вышел после вечернего богослужения из храма и, как обычно, присел на лавочку рядом с церковью. За весь день ему не часто удавалось посидеть, и поэтому после службы он всегда подолгу сидел на скамейке и смотрел на то, как солнце скрывается за крышами домов. Мирную идиллию нарушали только громкие крики поющей молодежи. В песне было столько мата, что отец Виктор хотел было подойти к столику, и попросить не сквернословить в святом месте. Когда-то в этом парке было кладбище, но после прихода к власти большевиков, на человеческих костях построили аттракционы, а кафедральный собор снесли. И только после перестройки храм был восстановлени, а карусели убраны. Отец Виктор распрямил свою черную бороду и подумал: "Да ладно, сам таким же был, пока Господь не вразумил. Дай Бог, и эти одумаются".
"Благословите, батюшка", - подошла к священнику нищая старуха, одна из тех, кто просит подаяние на паперти. На ее голове был черный платок, на лице несколько синяков. Говорила она хриплым, прокуренным голосом, и распространяла запах перегара. "Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа", - произнес отец Виктор, благославляя.
-Садись, Татьяна, посидим, - предложил он и немного подвинулся.
-Спасибо, батюшка, - ответила старуха, и села рядом.
-Ну как жизнь твоя нелегкая? - спросил священник
-Да ничего, батюшка. Менты опять в глаз заехали, прости Господи, - пожаловалась старуха.
Постепенно сгущались сумерки. Мимо церковной ограды проходили молодые люди с девушками, возвращавшиеся с прогулки по аллеям парка. Другие нищие кормили голубей и опускались на колени перед высоким деревянным крестом, стоящим у входа в парк. Из магазинчика, что в стороне от креста, шли люди с бутылками пива в руках, а за деревянными столиками в беседках все звучала нецензурная песня.
Татьяна встала и подошла к поющей компании: "Эй, молодежь, мать вашу. Хватит тут песни матерные петь, храм все-таки рядом, прости Господи!".
-Ладно, тетя Таня, больше не будем", - ответил один - светловолосый парень в кожаной куртке.
-Смотри у меня, Пашка, - погрозила ему кулаком Татьяна, и снова пошла к отцу Виктору.
"Меня в молодости напоминают", - сказала старуха, садясь на скамейку к священнику.
-А ты что ж, знаешь их? - спросил отец Виктор.
-Конечно, батюшка, как не знать. Они ж здесь каждый вечер. Вот смотрю на них, и думаю: до чего на меня похожи. Особенно девчонка есть там одна - ох и красавица. Всего девятнадцать, а испытаний Бог послал - на три жизни хватит. За чьи грехи расплачивается - не понять. Она уж и с собой покончить решила, да Господь уберег. Вон она - сидит в стороне, грустная. Очень часто приходит сюда одна и плачет. Я так в первый раз ее и встретила. Она мне все и рассказала про себя. Как уже успела замужем побывать, да муж ее бил постоянно, как в Пашку, который вон, в куртке, влюбилась. А он изменял ей направо и налево, да еще и оскорблял при этом. Она вены вскрывать собралась, да слава Богу, не получилось у нее. Теперь вот живет кое-как. Я как-то говорю ей: все устроится, будешь здесь еще с коляской гулять, а она плачет, говорит детей иметь не может - из-за аборта. Теперь считает, что и жить ей незачем, - Татьяна глубоко вздохнула.
-Так приводи ко мне на исповедь, пускай уверует, новую жизнь начинает, - сказал отец Виктор, пораженный услышанным.
-Да не хочет она. Не готова, говорит, а может боится просто. Я как могу, о ней забочусь - поесть что приношу. Пьет она в последнее время много - да и, Господи прости, моя вина в этом есть - вижу плохо ей, да не удержусь, и куплю ей пива или водки. Боюсь я, дойдет она до такого же состояния, как и я. А ведь все тоже из-за любимого мужчины...
Глава II
Татьяна глубоко вздохнула и начала свой рассказ, а отец Виктор, позабыв, что дома его ждет молодая жена и трехлетний сын, слушал рассказ старухи.
"Я ж сама не местная", - начала Татьяна, - "родилась в деревне. Семья большая была - двенадцать детей. А тут еще голод - война шла. Отец с фронта инвалидом вернулся, да и спился совсем. Помню, прихожу как-то домой из школы, а он бегает со свечкой и орет "Прячься, Таня, черти!" В пьяной драке его и зарезали - мне тогда тринадцать было. Школу я не кончила - семь классов проучилась. Потом матери помогать надо было - в огороде работать. Когда мне исполнилось пятнадцать, от голода умерла младшая сестричка - ей два года было. За мной один парень ухаживал - ему семнадцать было, уже трактористом работал. А мне не до парней - младшие дети все на мне были. Ну он и обиделся. Шла я как-то по деревне, а он с друзьями меня схватил и изнасиловал. Я тогда аж жить не хотела, прости Господи. Братья мои старшие - Иван, Антошка, Петька и, как же звали-то четвертого", - задумалась старуха и посетовала на память.
-Ты бы пила меньше, Татьяна, - укоризненно сказал священник.
"Вспомнила, батюшка: Степан", - обрадовалась старуха, - "так вот, они вчетвером и забили того тракториста насмерть. Посадили их сразу, а с зоны они не вернулись уже... Ну я тогда и сбежала в город. Устроилась тут на стройку - рабочим еду готовить. Выделили комнату в общежитии. Там я, наверное, счастлива была - бегали с подругами на танцы, гуляли с моряками. Вот так я ребеночка и нагуляла. А моряк тот исчез, увидела бы, убила своими руками, прости Господи! Родилась девочка, Господи, до сих пор помню - хорошенькая такая, маленькая. Теперь жалею, я б может и не пила бы сейчас, батюшка, коли бы тогда в детдом ее не отдала. Боялась одна девочку растить. А так хоть смысл был бы в жизни. Эх, увидеть бы ее сейчас. А она бы наверное и говорить со мной не захотела. На черта ей такая мать как я? Может быть я уже и бабушка..." - Наталья заплакала, но вскоре успокоилась, - "А потом был Павел Я после родов, как дочку отдала в детдом, сама не своя стала, жить не хотелось - одиноко и грустно. А он утешил и пожалел. Говорил, поженимся, заведем детей. А потом как привез к себе домой, в деревню, избил сильно - ребра поломал, и работать заставил. Я-то все делала, как он говорил, перечить боялась. Думала, утрясется все - любила его больше жизни. А он меня ненавидел. Девиц молодых приводил, а я-то в тридцать два уже как старуха выглядела. Понятно, куда уж мне до них. Так и жила я с ним семь лет, пока не надоела ему. Ну он за дверь меня и выставил - в 79-м это было. Сначала умоляла пустить обратно, рыдала дни и ночи под его забором. А потом такая злость взяла, что пошла я топиться, но спасли меня зачем-то, прости Господи. А он пришел ко мне и говорит, мол, лучше бы ты утопилась, и такими словами обозвал, что грех повторять. Ну я со злости, его по башке и саданула... Кирпичом. Через два дня помер не приходя в сознание. Мне срок впаяли - 5 лет общего режима. Односельчане рассказали, как он со мною обходился, вот суд и учел как смягчающие обстоятельства. Срок отмотала, сюда вернулась, вот с тех пор и нищенствую. Неделю назад отморозки какие-то два ребра сломали и челюсть выбили. Менты тоже добавить любят. Но я не жалуюсь, батюшка, мне за мои грехи втрое больше страдать нужно. Так лучше уж здесь, чем в аду мучаться. Вот и за девочку ту молюсь, она мне уже как дочка. Я-то батюшка, к вере давно пришла - у нас еще в детстве, в деревне, церковь была. Чудом не разрушили. Там старый священник был - он мне все говорил - предназначено тебе, Татьяна, монахиней быть. А я не верила, тогда монахов ссылали. Сейчас вот думаю: а вдруг правда? Может быть все по-другому бы сложилось." , - Татьяна грустно замолчала, - "А вообще, я думаю, жива пока что, да и слава Богу".
Отец Виктор долго сидел и смотрел вслед уходящей Татьяне, и думал, что годы учебы в семинарии, и сотни прочитанных святоотеских писаний, не дали ему и капли того смирения, какое было у этой нищей старушки.