К моему хлебному магазину в середине улицы Агрипас, напротив рынка, я выхожу из автобуса в начале улицы, и иду пешком, из-за вечной пробки на ней.
Вышел из автобуса, думаю своё, а меня окликают по имени. Человек с широкой улыбкой, сияющими глазами говорит мне: помню ли я его на уроках рава Ицхока Зильбера, он Шломо, а кто не знает Михаэля Бабеля!
Лицо знакомое, но разве всех упомнить за те давние годы? Многие прошли через уроки Торы Учителя. Сидели тесно за столом, на диване, примостились на стульях, так что было не пройти. Стукачей было не меньше, чем не стукачей, чтобы услышать не слова Торы, а "эти могут всё, даже такое, что вы не можете себе представить". Учитель честно добавлял, что так поучал его, неопытного, когда он ещё только приехал, другой рав.
Я улыбнулся Шломе, пожал ему руку и пошёл за хлебом.
Через несколько дней я снова вышел на той остановке за хлебом. Шломо меня ждал.
- Как твоя жизнь? - спросил он радостно.
А я подумал, что мне представился удобный случай.
- Меня скоро убьют, - сказал ему.
Он продолжал профессионально улыбаться и сиять.
Поэтому я спросил его весело:
- Ты знаешь, что убивают?
Он сделал руками, как будто взял баскетбольный мяч и покрутил его, как перед броском.
- Всё времени не было. - Он смотрел на мяч и крутил его. - То работа, то детишки. Но сейчас, когда они подросли...
Он не кончил и улыбался и сиял мне. А я улыбался и сиял ему.
Мы расстались с чекистом со счастливыми лицами от выполненной каждым своей задачи.
Он-то передаст, что не боюсь.
По доносам чекистов убили и Учителя.
Он всю свою жизнь только бежал, взлетал на последний этаж, обгонял всех помочь людям.
Ему, в его шестьдесят шесть молодых лет, сделали что-то с сердцем, и он не мог подняться на одну ступеньку. Обычно, такой долго не жилец.
А он продолжил бежать и взлетать - помогать людям. Такого не бывает у сердечников.
И его продолжали убивать. А он бежал и взлетал ещё двадцать один год.