Тонким волоском жизни в окружающем мире была тропа. И я держался за волосок жизни, чтобы снова вернуться к людям.
А теперь они, к которым я возвращался после каждой пройденной тропы, - моя новая тропа.
Они не знают о себе, чем стали теперь для меня, пока я буду сознавать себя тем, кто я есть.
Разные они: улыбаются и хмурятся, смеются и плачут, поют и молчат, но все они - и оригиналы, и чиновники, и мудрецы, и простаки, - став тропой, становятся похожи друг на друга, как похожи песчинки песка пустыни, однажды фильтровавшего мой народ, или как похожи капли воды моря, однажды преградившего путь моему народу и расступившегося перед ним.
Немало прошёл я разных троп.
И было всегда - тропа остается тропой только для первых.
Потом идёшь по ней и чувствуешь, что это не тропа: чаща, сквозь которую надо было продираться, вытоптана, идёшь как по центральной улице города; топь, которая должна была засасывать, высушена одной только обувью прошедших; камни сглажены разбившимися о них, да и вся тропа стала какой-то дачной.
Так будет с любой тропой, кроме лишь этой.
На этой тропе чуть протоптанная чаща быстро зарастает новой порослью, потому что нет ничего живучее корней этой чащи.
И сколько бы ни было этой тропе времени - лишь миг для тропы.
Что может измениться за короткое время на этой тропе?
Разве что изменится наклон земной оси, и климат станет гибельным для корней чащи этой тропы.
Может быть, засияет в небе приближающаяся к земле звезда, и земля потянется к ней.
Но это редко бывает, и когда может быть - никто не знает.