Накрытый простынёй труп лежал в пяти метрах от входа в казарму. Дубин, поднимаясь на крыльцо, повернулся, посмотрел: это первый убитый. Замполит. Роты.
Жаловал его замполит и в Гайжюнае, другой, всё отвлекал на стенгазету. Хотя, какие таланты обнаружил этот странный старлей, здесь, за прошедшие тринадцать этих дней?
Дубин... Не понял.
Да, понял: свой человек, не армейский я. Как и он. Как его занесло в замполиты? Он меня даже с женой своей познакомил. Тот. В Гайжюнае.
И этот, тоже. Разговаривал. Как с человеком.
Почему?
Лежит. Мёртвый. Пока, всё ещё траур. Леонид Ильич умер.
Дубин, поднявшись по ступенькам, вошёл в кубрик.
--
Один! Сигарету!!!
Дубин завалился на свою верхнюю койку. Не понимал до сих пор диспозиции, что он - дух. Один - это он. Некрас, как раз, и увидев входящего Дубина, замычал со своей койки.
--
Ты чё, не понял, душара, - Некрас стащил его с верхнего яруса, и, затолкал ногами под нижнюю койку.
Витёк:
--
Некрас, отвали. Это наш дух.
--
Витя! А в морду?
--
Так. - Тименбаев, - Некрас, чмо, отвали!
Некрас наклонился: "Ты, чадо, вешайся." - и ушёл спать.
Дубин выполз из-под койки Витька, тот пошевелил усиками:
--
Спать! Пшёл.
Наутро, на разводе роты труп замполита всё ещё лежал. Видать начальство никак не могло сформулировать причину смерти. Застрелился - не застрелился... Да и не застрелился, просто нарушение техники безопасности, что ли.
Дубин, вдруг, понял, что этот человек, курирующий его, третий взвод, защищал его.
Теперь он остался без защиты. Совсем один. Совсем без мамки.
Офицеры прикололись пострелять из пистолетиков своих, ненужных.
На стрельбище.
Замполит восьмой роты, старший лейтенант Шорохов, расстреляв, как ему показалось, всю обойму, улыбнулся про себя и приложил дуло к виску: