Крестьянин привалился спиной к неровному стволу пальмы, и задумчиво разглядывал камень, сгустком зеленоватой темноты лежавший на его ладони. Это был очень странный камень. Крестьянин еще никогда не видел ничего подобного. Когда на этот камень падали лучики света, казалось, что где-то у него внутри загораются огоньки.
Наткнувшись на этот камень вчера утром, крестьянин даже не понял что это такое, и хотел было выбросить, но передумал. Решил, что в хозяйстве все может пригодиться. Уже потом, как следует отмыв находку, он начал догадываться что это могло быть такое. Раньше ему не раз доводилось слышать о подобных камнях, знающие люди из поселка поговаривали, что они стоят необычайно дорого.
Облизнув пересохшие губы, он подумал о богатстве, таившемся в камне. Наверное, этот камень можно обменять на нескольких свиней, может быть даже на корову. Да, да на целую корову! Это было бы просто здорово. Он стал бы богачом. Каждый день он бы пил молоко, много молока. Все люди в деревне стали бы его уважать. Еще бы, ведь только у него одного была бы корова. Настоящая корова. Он стал бы обменивать лишнее молоко на зерно и рыбу, или, к примеру, на красивые расписные горшки, которые лепит Хромоногий. Пожалуй, со временем можно было бы даже перебраться в поселок и выдать старшую дочь за самого старосту. Тот хоть и глух как пень, но добра нажил много, и жену будет содержать хорошо. Да что там староста, может и сам господин писец согласится взять девушку младшей женой!
Его радужные мечтания прервал голос супруги.
-- Все прохлаждаешься. Нашел булыжник и совсем разум потерял.
-- Молчи, женщина, мы теперь богаты.
-- Ой, богач нашелся, выкинул бы ты эту каменюку, или обратно бы закопал. Чует мое сердце, ничего хорошего нам от нее не будет, одни неприятности.
-- Ничего-то ты не понимаешь, теперь я важный человек, очень важный.
-- Да куда там. Человек ты какой был, такой и остался, и никакой камень тебя не переделает. Живи себе спокойно и занимайся своим делом - паши землю.
Крестьянин лишь отмахнулся. Его одолевали мысли о грядущем богатстве, которое в его воображении росло с каждой минутой. Он уже думал сразу о двух молочных коровах дюжине свиней в придачу, и еще бог знает о чем.
Воздух огласился скрипом немазаных колес. На той стороне покрытого золотистой щетиной поля остановилась кособокая арба. Крестьянин поднялся с земли и пошел навстречу приезжему, стараясь держаться с достоинством соответствовашим его новому положению.
Привезжий новоприбывшего ишак недоверчиво понюхал стерню, немного ее пожевал и брезгливо отвернулся. Его хозяин, известный в этих краях купец и ростовщик, кряхтя слез с неструганого сиденья. Не обращая внимания на приветствия крестьянина, он по-хозяйски огляделся. Наметанный глаз негоцианта сразу приметил огромные корзины с зерном стоявшие под навесом, возле хижины.
-- Я вижу, ты уже собрал урожай?
-- Да, почтенный, но он скуден как никогда, так что...
-- Так, что я приехал вовремя. Ты должен мне четыре с половиной корзины зерна.
-- Но щедрейший...
-- Если ты мне не веришь, могу напомнить. Прошлой зимой я ссудил тебе три корзины отборнейшего... - ростовщик сделал паузу, и, решив не слишком уж грешить против истины, поправился, - ну гм..., просто отборного, зерна. Исключительно из-за моей неограниченной доброты я согласился установить низкий процент. Ты должен вернуть мне всего полторы корзины на каждую из данных тебе зимой. Это будет ровно четыре с половиной корзины. Если не веришь мне, спроси любого!
Крестьянин про себя ухмыльнулся. Зерно то было на редкость плохое, и к тому же купец обвесил его почти на полведра. Но вслух сказал совсем другое.
-- Я верю Вам, уважаемый, но в этом году я собрал всего пять корзин. Если я отдам четыре с половиной, мне нечего будет есть зимой, и сеять весной. Может уменьшите процент, а господин купец?
-- Посуди сам, если бы я посеял данное тебе зерно я бы получил урожая минимум девять корзин. То есть вдвое больше чем прошу у тебя. Я и так в убытке. Как же я могу еще снизить процент? А что касается зимы, то если хочешь, я ссужу тебе еще три корзины на тех же условиях.
Крестьянин крепко задумался, он знал, чем кончаются эти бесконечные займы. Его бывшему соседу, чтобы заплатить накопившиеся долги, пришлось отдаться в рабство вместе с детьми. Впрочем ему-то самому это не грозило. У него теперь был камень, да и про пять корзин зерна он конечно же приврал. На самом деле он собрал целых девять, но четыре из них благоразумно припрятал на черный день, закопав в укромном месте на краю поля, где еще его отцом был оборудована потайная зерновая яма.
-- Кроме того, - продолжал ростовщик, который великолепно догадывался о том, что крестьянин прибедняется, чтобы поменьше отдать, - ты можешь что-нибудь продать, если, конечно, у тебя есть что продать.
Крестьянин подумал о своей находке. Пришло время реализовать свои радужные мечты в нечто материальное. Конечно, четыре с половиной корзины зерна, которые он должен это немало, но камень несомненно дорогой, и возможно сдачи с него вполне хватит если не на корову, то по крайней мере на пару свиней точно.
Он вынул его из складок одежды, и, смахнув приставшую к нему мякину, протянул собеседнику. Тот с интересом взглянул в темную глубину камня. На мгновение ему показалось, что перед ним лежит маленький осколок моря, такого же прозрачно-зеленого, каким он видел его два года назад, когда плавал в страну черных людей за слоновой костью и красным деревом.
-- Пожалуй, я возьму эту безделушку. Но она не вполне покроет твой долг. Тебе надо будет приплатить еще две корзины зерна.
Крестьянин тихонько охнул. Неужели этот большой и красивый камень стоит всего две с половиной корзины зерна? А он то хотел купить корову. Наверное, купец врет, камень должен стоить дороже, намного дороже. Иначе сестра господина писца не стала бы носить похожий, но только очень маленький камень в своем ожерелье. Ее брат очень важный и очень умный человек, вряд ли бы он позволил своей сестре носить дешевые украшения. Но ведь ростовщику этого не скажешь. Хорошо еще, что он вообще согласился платить за этот камень, мог бы и просто отобрать.
Когда арба скрылась в окаймлявшем дорогу кустарнике, крестьянин развернулся, и побрел к дому. На пороге стояла жена. Она молча смотрела в глаза мужу.
-- А что мне оставалось? - рассеянно развел тот руками.
Женщина ничего не ответила, и ушла в дом. Крестьянин остался стоять, бурча что-то себе под нос. Потом махнул рукой и быстрым шагом пошел чинить покосившийся курятник.
Писец разогнулся, и с явным удовлетворением осмотрел внушительный ломоть глины покрытый аккуратными рядами клинописных иероглифов. Улыбнувшись результатам своего труда, он отложил написанное сохнуть, и перевел взгляд на просителей. Усталые, пыльные лица сидевших на корточках мастеровых были бесстрастны как глиняные маски предков укравшие домашнее святилище писца.
-- Итак, - тусклым голосом начал говорить чиновник, с каждым словом все больше проникаясь унынием распространявшимся от согбенных фигур просителей, - ваша жалоба поступит к господину наместнику примерно через неделю. Ознакомившись с ней, господин наместник соизволит назначить день, когда ваше дело будет им рассмотрено. Если вам удастся доказать, что начальник работ утаил полагающееся вам жалованье, господин наместник накажет его. Если нет, то он накажет вас. Вы уверены, что можете доказать свое обвинение?
-- Да, - хриплым басом ответил один из жалобщиков, - Но мы хотели бы знать, когда состоится разбирательство.
-- Кто может это знать? - философски пожал плечами чиновник, - Разве кому-нибудь ведомы пути весенних ручьев в горах, полет облаков в небе и мысли начальства повелевающего нами? Следующий!
Очередной проситель присел на корточки перед писцом и протянул ему корзинку с фруктами. Передав ее мальчику-помощнику, чиновник приступил к выслушиванию нового дела.
Крестьянин почесал в затылке. Он прекрасно знал, что при своем косноязычии проиграет дело вчистую. Можно, конечно, попросить выступить Хромоногого, старый горшечник мастер на такие дела, но он берет за одну речь полкорзины зерна. К тому же разбирательство затянется надолго, может до самой весны. Подумав еще немного, крестьянин сгреб недовольно квохчущую курицу, что замыслил было отдать писцу, и отправился искать справедливости в другом месте.
Зыбко покачивающаяся стена тростниковых зарослей надежно отделяла небольшую лужайку от внешнего мира. Шелест высоких стеблей, усиливавшийся и слабевший в такт ветру, то и дело заглушал доносившиеся из хижины веселые голоса. Крестьянин ждал. Уж это-то он умел. Терпение и упорство были главными добродетелями его профессии. Наконец из хижины, что-то дожевывая, и отирая рукой лоснящиеся от жира губы, вышел стройный молодой человек с заметным шрамом на левой щеке.
-- Зачем ты пришел? - спросил он крестьянина.
-- Найти справедливость, уважаемый.
-- Но почему ты ищешь ее у меня? Ты разве не знаешь, что справедливость это дело царя, да продлятся его дни, и важных сановников, да снизойдет счастье и богатство на их головы? Это ведь им дано решать, что справедливо, а что нет. Почему же ты пришел именно ко мне?
-- Потому что ты сильный, - без обиняков ответил крестьянин.
Лицо молодого человека просияло.
-- Ты прав. Сила - вот что главное. Истинная справедливость всегда нуждается в защите, и если простой человек не способен защитить себя сам он должен обратиться к более сильному. А все эти суды и разбирательства только увеличивают неправду. Разве не так?
-- Конечно так, уважаемый. Только мне бы зерно вернуть, и долг бы простить, и камень...
-- Камень, какой еще камень? - молодой человек брезгливо поморщился. Он не любил, когда ему мешали философствовать.
Крестьянин по мере способностей объяснил. Молодой человек оживился, и даже стал менее патетичен.
-- Зеленый говоришь. И большой, в половину куриного яйца? Интересно, очень интересно. Ладно, я помогу тебе, - в глазах юноши внезапно появились хищные огоньки.
-- Благодарю тебя, уважаемый, правду люди говорят, ты всем помогаешь!
-- Конечно правду. Я действительно помогаю всем, кто нуждается, я считаю неправильным, когда одни бедны, а другие богаты. Ведь все люди от рождения равны, тогда почему у одних еды больше чем они способны съесть, а другие голодают? Так, что я поступаю справедливо, отбирая лишнее у богатых и отдавая его, гм, бедным.
Крестьянин был вконец опьянен красноречием собеседника. Даже Хромоногий, уж на что горазд рассуждать, не мог бы говорить так же красиво, да что там хромой горшечник, даже сам господин писец, пожалуй, уступит его собеседнику в умении складно говорить. Вот, какие люди могли бы править страной по справедливости!
Будь крестьянин чуть более сентиментален, он бы прослезился.
Арба с ужасающим скрипом катилась под гору. Впереди расстилалась необъятная зеленая равнина. Несильный ветер с тихим шелестом гнал волны по тростниковому морю, поднимая из его недр птичьи стаи.
Ростовщик поежился. Эти места пользовались дурной славой. В этих безумно красивых зарослях таилось множество опасностей. Там бок о бок уживались ядовитые змеи и свирепые тигры. Среди зеленых стеблей таились разбойники и беглые рабы. А уж о том, что скрывали самые глубины этого травяного моря лучше просто не думать. Торговец не был суеверен. Но одно дело смеяться над рассказами кухарок сидя возле теплого очага, и совсем другое ехать вечером по самому краю этих жутких болот.
Он то и дело понукал ишака, но ленивое животное не разделяло хозяйских опасений и продолжало флегматично вышагивать ни на йоту не прибавив скорости. Поняв, что все усилия бесполезны, купец злобно бросил поводья. Словно в ответ ишак резко остановился, и седок едва не вылетел на дорогу.
-- Ах, ты... - начал было торговец, но осекся на полуслове.
Перед ним стояло около дюжины молодцов вооруженных дубинами и тесаками. Рослый молодой человек со шрамом на левой щеке, видимо предводитель, держал на плече устрашающего вида топор. Намерения этой небольшой компании были ясны до жути.
-- Господа разбойники, - сдавленно пробормотал купец, - я бедный человек, но клянусь, отдам вам все что имею, только отпустите.
-- Ну добро то твое мы и сами возьмем, - насмешливо сказал атаман подходя ближе.
Купец мелко задрожал. Его мысли путались. Он почему-то вспомнил, что, уезжая, не закрыл кувшин с вином, и теперь оно наверняка прокиснет, жена ведь точно не догадается закупорить амфору. Она вообще женщина совсем не хозяйственная, а ведь теперь весь дом на ней останется. Эх, пустит все по ветру...
-- О чем призадумался, торговец? - поинтересовался атаман.
Тот прохрипел что-то неразборчивое, поперхнулся и закашлялся.
-- Не бойся, я тебя убивать не буду. Если я перебью всех купцов, то на что я буду жить?
К ростовщику пришло второе дыхание. Он перестал кашлять, а с лица сошел проявившийся было зеленоватый оттенок.
-- Однако у меня к тебе дело, - продолжал тем временем предводитель, - один крестьянин сказал мне, что у тебя есть некий камень.
Купец затряс головой, и, путаясь в складках пояса, стал вытаскивать требуемое. Разбойник терпеливо ждал.
-- Ну вот и молодец, - сказал он получив камень, - отличный, надо сказать, камушек. Говорят, ты заплатил за него две с половиной корзины зерна. Лихо. И нас еще называют грабителями. Прекрасно, теперь снимай одежду и проваливай. Ишака и телегу мы тоже возьмем. Ты чем-то не доволен?
-- Нет, нет, что Вы? Я так благодарен Вам, господа разбойники, так благодарен...
Крестьянин снова ждал. Стало уже совсем темно, когда ватага грабителей вернулась, наконец, в становище. Увидев атамана, крестьянин поднялся ему навстречу. Тот, похоже, очень удивился.
-- А ты чего здесь делаешь? Поздно уже, жена, небось, всю деревню на ноги подняла тебя разыскивая.
-- Ты обещал вернуть...
-- Чего, я обещал? Когда?
-- Но ты же говорил...
-- Я не говорил, что собираюсь что-либо вернуть.
Крестьянин растерялся.
-- Но отбираешь у богатых... отдаешь бедным... справедливость...
-- Вот это я говорил, что, верно, то верно. Но посуди сам, разве я этого не выполнил? Я отобрал имущество у ростовщика. Он богат? Скажи, он ведь богат?
-- Д-да...
-- Значит, это я сделал, так?
-- Получается, что да...
-- Ну вот, половину сделал. Теперь о бедных. Посмотри-ка на моих людей. Разве они не бедные.
-- Ну, это...
-- Конечно бедные, вот у тебя есть дом и клочок земли, а у них только дубины да мечи. Получается, что они даже беднее тебя, правильно?
Крестьянин уже не мог говорить и только бессмысленно озирался. Собравшиеся вокруг разбойники и девицы вовсю хохотали, указывая на него пальцами. Предводитель же продолжал развивать свою мысль.
-- Итак, бедным я отобранное у богатого отдал. Теперь о справедливости. Скажи, разве справедливо, когда награда достается не тому, кто трудился?
Крестьянин смог лишь промычать что-то нечленораздельное.
-- Ну, вот. Значит, награда должна достаться тому, кто работал. Прекрасно. Скажи, мой друг, разве это ты грабил ростовщика. Нет? Так чего же ты требуешь?
Собеседник растерянно развел руками.
-- Ну теперь то ты убедился в моей правоте? Я справедлив, как и говорил. Я отобрал лишнее у богатого, и взял себе, потому что я бедный. А ты, любезный, уноси ноги, пока цел.
Крестьянин тяжко вздохнул и побрел прочь. Мысли о так и не доставшейся ему корове не отпускали. Нет, он не может так все бросить. Надо быть упорным и удача придет.
На следующее утро крестьянин направился в ближайший форт. У ворот сидел вконец одуревший от жары часовой. Он был наемник, родом из далеких стран, лежавших на самом краю света, где уже заканчивается суша, и начинается великое море омывающее землю. Крестьянин никогда не видел моря и представлял его большой мутной рекой, похожей на ту, что протекала неподалеку. Только самую малость пошире.
Часовой же грезил именно о море. О родном, синем и бесконечно прохладном море, где в прозрачной глади лежали белые известковые острова, и на их каменистой почве росли сосны и оливковые деревья. Пробужденный от этих грез невнятным бормотанием крестьянина, он поправил на голове раскаленный медный шлем, увенчанный пестрым волосяным гребнем, и вопросительно уставился на просителя. До чего же невнятна речь этих варваров, словно у них полный рот каши. Причем горячей.
Часовой, для острастки, съездил крестьянину древком копья по шее, и вызвал переводчика. Сухонький человечек выслушал просителя, и коротко распорядился - Пропусти, ему есть что сказать.
Крестьянин, низко кланяясь каждому встречному, прошел к коменданту. Тот маялся от жары и безделья, и потому его принял. Все таки, какое никакое а развлечение.
Крестьянин приступил к делу. На этот раз ему хватило ума не упоминать о камне, и он ограничился кратким изложением того факта, что ему известно местонахождение логова знаменитого бандита и разбойника с большой дороги по кличке "Меченый". Да да, именно того самого бандита, которого вот уже три года как ловят всей провинцией.
Комендант в течение всей речи бесстрастно взирал куда-то вдаль поверх головы крестьянина и ковырял в зубах тонкой щепочкой. Изогнувшийся вопросительным знаком над его ухом толмач вполголоса переводил коменданту сказанное. Командир наемников был не силен в местном наречии.
Выслушав до конца, он встал, и вышел из комнаты, бросив по пути несколько слов переводчику. Тот повернулся к застывшему в недоумении крестьянину и пояснил:
-- Его Превосходительство сказал, что если он найдет разбойников в указанном тобою месте то щедро наградит тебя, если не найдет - выпорет тебя как сидорову козу.
Крестьянин с благодарностью поклонился.
Тростник уже не шуршал убаюкивающе при дуновениях ветра. Потоптанный и порубленный в пылу схватки он топорщился пучками, как плохо остриженная борода. В воздухе пахло гарью от спаленных хижин, а на земле валялась в беспорядке разбросанная утварь. Довольные солдаты бродили по разгромленному становищу разбойников собирая трофеи. Крестьянин стоял на берегу протоки и смотрел на выщербленную серебрянную монету с незнакомым рисунком, что дал ему комендант.
"Коровы на это не купишь, - подумал землепашец, - но те две корзины зерна, что взял ростовщик, эта монета пожалуй компенсирует. Странные деньги у этих дикарей, вместа портрета они нарисовали на ней сову. И придет же такое в голову. Дикие люди. Одно слово варвары. Надо будет сходить к ростовщику откупить назад свое зерно".
Крестьянин еще раз оглядел пепелище. Почуяв добычу к нему уже слетались стервятники. Крестьянину вдруг стало не по себе. Сильно не по себе. Он тяжко вздохнул и побрел домой, размышляя, как много печальных событий повлекла за собой находка темно-зеленого камня. Вдруг под ногами что-то блестнуло. Крестьянин нагнулся. Так и есть. Его старый знакомый - тот самый камень. Брошенный впопыхах он валялся в грязи на берегу мутной протоки.
Крестьянин нагнулся и поднял его. Он по прежнему был завораживающе красив. Даже капельки подсыхающей крови на гранях не портили холодного совершенства камня. В его глубине по-прежнему играли призрачные огоньки, казалось, они даже стали еще ярче.
-- Ну уж нет, хватит, - сказал крестьянин обращаясь неизвестно к кому, и широко размахнувшись бросил камень в протоку.
Круги бойко побежали по мутной воде. Крестьянин довольно расправил плечи, и насвистывая веселую мелодию бодрым шагом направился в деревню, где его давно дожидались жена, дети и горячий ужин