Почему в зрелых годах хочется перенестись не в будущее, как в молодости, а в прошлое? Вот уже мы бабушки и дедушки, а хочется вспомнить себя ребёнком, вспомнить покосившийся домик в деревне, где всё такое родное, где жила радость и безмятежность.
Только сейчас осмысливаешь этот вечный круг человеческой жизни и уже путаешься в воспоминаниях, то ли это дед твой, а может это ты. А тот босоногий сорванец, что полез на крышу, и которому дед кричит:
- Слазь, не то уши оборву, может ты, а может твой внук.
Наверное, человек приходит к тому в своей жизни, от чего уходил. Понимаешь, став дедом, что твой дед был, возможно, гораздо мудрее тебя, и его жизнь принесла ему то же, что и тебе твоя.
Вспоминаю его с химическим карандашом и тетрадкой, в которую он, помуслив карандаш во рту, записывает какую - то свою осмысленную мудрость.
Я сижу за компьютером и отстукиваю на клавиатуре, наверное, ту же самую мудрость, к которой пришёл на закате жизни. Я есть альфа и омега, начало и конец - написано в Библии. Этим всё сказано.
Вот он круг человеческой жизни. Какой длины путь от детской беззаботности до старческой мудрости? Длина человеческой жизни. И не важно, в какое время ты живёшь.
Вспомнилась русская печь в доме моего деда. Это главное украшение любой деревенской избы. Исчезла профессия печника, а ведь какие мастера были. Сложить русскую печь это искусство.
Чтобы не дымила, чтобы в её чреве испечь самый душистый и лёгкий хлеб и истомить в чугунке или глиняном горшке домашнего петуха.
Чтобы на лежанке можно было прогреться и выгнать из тела вместе с потом любую простуду. Там же просушить зерно, а зимой обувь. Поставить квашню с тестом и жбан с брагой.
Подсадить на печь и спрятать за занавеской расшалившихся детей, сунув старшему сказки Пушкина, чтобы он читал младшим.
Там же лежит большой кот или кошка, прищурив глаза и поигрывая хвостом - с домовым играет, который тоже живёт около печи.
Печь в деревенской избе - лицо хозяйки. Женщины забеливают её и разрисовывают, чистят от золы. Около печи есть закуток, что зовут куть. Там стоит утварь, которую имеет право брать в руки только хозяйка.
Это сковородник, ухват, лопата для хлеба, кочерга, веник, мутовка.
Однажды моя бабушка, вытащив из печи горячий чугунок со щами, несла его на стол. Деревянный черенок ухвата подгорел у основания и, не выдержав тяжести, обломился.
Бабушка на лету подхватила падающий горячий чугунок голыми руками, поставила на стол, а потом взяла сломанный черенок и легонько стукнула деда по лбу.
- Идол старый, сколько тебе раз говорила, смени палку, вить дождался.
- Ежели, можно было бы сменить, то сменил бы давно.
- Ты глянькось, он ещё шуткует, пенёк старый.
После еды я подошёл к деду и стал искать у него на лбу шишку.
- Деда, тебе больно было?
- Да не очень, бабушка она слабая.
- Ага, слабая, вон как чугунок то схватила.
- Это она от жадности, боялась щи разлить, вот, поди ка к ней и спроси - пошто она такая жадная.
Я, не понимая подвоха, пошёл и спросил бабушку;
- Бабуль, а почему ты такая жадная?
- Ой, с чего это ты, миленький, так взял?
- Так, деда сказал, что ты за щами пожадничала.
- Не слушай его, он всё шуткует, испугалась я, что вы голодные останетесь, ты иди, иди, поиграй, а деда больше не слушай.
Нет уже давно ни моего деда, ни бабушки, а я сам теперь дед и иной раз отправляя внука с подобной шуткой до бабушки, довольно улыбаюсь.
А ещё вспоминается, как мама выпекала в русской печи хлеб.
Летний деревенский вечер всегда короткий, для заигравшихся детей, не замечаешь, как начинает смеркаться и нас одного за другим начинают звать домой.
- Васька, бегом домой! - кричит с другого конца улицы моя мама. Голосом её Бог не обидел, она запевала среди всех деревенских женщин, потому её хорошо слышно в любом конце деревни.
От её голоса не спрячешься и не скажешь, что не слышал. Если она кричит "бегом", то значит лучше бежать к ней, иначе она сама заявиться, и тогда выволочка неизбежна.
- Ты закваску у бабки Хреси взял? Я тебя куда посылала?
- Взял.
-И где она?
-Там лежит - я вспоминаю на ходу, где я её бросил.
- Быстро неси, одной ногой там другой здесь, не успею опару поставить - выпорю.
- Хоть бы собаки не сожрали - думаю я, несясь на другой конец улицы. Но повезло, газета развёрнута, а кусок кислого вонючего теста не тронут, наверное, собаки такое не едят.
Давно уже перестали люди выпекать свой домашний хлеб, есть пекарни, а если и стряпают, то пользуются дрожжами. А тогда в каждом доме была квашня с весёлкой, и раз в неделю хозяйка пекла хлеб.
Четыре, пять круглых больших караваев хватало на неделю. В квашне оставлялся небольшой кусок теста - закваска для следующей выпечки.
Хозяйка наливала в квашню тёплой воды, размешивала его весёлкой, готовя опару. Когда та забродила, добавляла муки из ларя. Тесто подходило и иногда вываливалось из квашни, его подбивали. Мы детьми любили отщипывать от него кусочки в рот, оно было кислое и пахло праздником.
Выпекала мама хлеб ранним утром, мы ещё спали. Она разжигала русскую печь, раскладывая в её утробе костёр из поленьев.
По комнате, по стенам, потолку носились сполохи от этого костра, и тянуло теплом, от которого наши глаза ещё сильнее слипались.
Сквозь полудрёму я видел, как мама месит тесто на столе, делает караваи, а когда прогорали дрова, накалив кирпичи русской печи, она выскребала кочергой золу и угли, подметала гусиным крылом кирпичный под печи и ловко деревянной лопатой садила будущие буханки в печь и закрывала заслонкой.
Когда по дому из печи расходился запах горячего хлеба, мы просыпались, а мама вытаскивала караваи лопатой из печи и стряхивала их на стол, летом на капустные листья.
От листьев хлеб напитывался мягкостью, потом она смазывала караваи сливочным маслом, от этого корочка их становилась блестящей, маслянистой.
И наконец, доставала чистый расшитый петухами утиральник, накрывала им горячие буханки.
Нам доставалась горбушка, которая была горячей с пылу, жару, и мы, разделив её, на пять частей, съедали, хрустящую и неописуемо вкусную.
Закваска. Что - то было, наверное, в ней, если я и сейчас с благодарностью вспоминаю тот наполовину ржаной хлеб, который пекла наша мама и другие мамы своим детям.
А может вместе с этим хлебом закладывалось в наши души что-то напоминающее закваску, от которой крепче была наша память и любовь к родному дому.