Ангелы в Америке

 

Гомосексуальные фантазии на национальные мотивы

 

Часть первая: БЛИЗИТСЯ ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ

 

Тони Кушнер (в переводе Гаянэ Багдасарян)

 

 

Персонажи:

 

 

Рой М.Кон - преуспевающий Нью-Йоркcкий адвокат и неофициальный политический босс.

 

Джозеф Портер Питт - главный клерк судьи Теодора Уилсона во втором округе  Федерального Аппеляционного Суда.

 

Лира Амати Питт - жена Джо, страдает агорафобией и слабой наркоманией, злоупотребляет снотворным.

 

Луис Айронсон - текстовый редактор, работает во втором округе Федерального Аппеляционного Суда.

 

Пред Уолтер - любовник Луиса.  Иногда подрабатывает клубным дизайнером или официантом.  Живет очень скромно, но стильно, на проценты с траст-фонда.

 

Ханна Портер Питт - мать Джо, в настоящее время проживает в

Солт-Лейк-Сити[1] на пенсию, которую получает за покойного мужа-военного.

 

Белиз - бывшая Королева Трансвеститов и бывший любовник Преда.  Профессиональный медбрат.  При рождении Белиз был назван Норманом Арриага, но прозвище Белиз навеки вытеснило Нормана Арриагу.

 

Ангел - четыре божественных излучения в одном лице: Флюорит, Фосфор, Фтор и Свеча, Континентальное Княжество Америки.  У нее пышные крылья стального цвета. 

 

Раввин Исидор Хемельвитц - правоверный еврейский раввин.  Хемельвитца играет актриса, играющая Ханну.

 

Мистер Ложь - воображаемый приятель Лиры, туристический агент, который одевается и разговаривает как джаз-музыкант.  Всегда носит большой значок с надписью ИОТА (Интернациональный Орден Туристических Агентов).  Его играет актер, играющий Белиз..

 

Мужик в Парке - его играет актер, играющий Преда.

 

Голос - голос Ангела.

 

Генри - врач Роя, его играет актриса, играющая Ханну.

 

Эмили - медсестра, ее играет актриса, играющая Ангела.

 

Мартин Хеллер - юрист, принадлежит к администрации Рейгана[2], его играет актриса, играющая Лиру.

 

Сестра Элла Чаптер - агент по продаже недвижимости из Солт-Лейк-Сити, ее играет актриса, играющая Ангела.

Пред Первый - призрак мертвого Преда Уолтера из тринадцатого века.  Его играет актер, играющий Джо.  Это тупой, хмурый, средневековый фермер с глухим йокрширкским акцентом.

 

Пред Второй - призрак мертвого Преда Уолтера из семнадцатого века.  Его играет актер, играющий Роя.  Это изощренный лондонец с аристократическим британским акцентом. 

 

Эскимос - его играет актер, играющий Джо.

 

Женщина в южном Бронксе[3] - ее играет актриса, играющая Ангела.

 

Этель Розенберг[4] - ее играет актриса, играющая Ханну.

 

 

 

Примечания драматурга:

 

Отречение: Персонаж Рой М.Кон основан на жизни покойного и весьма реального Роя М. Кона (1927-1986).  Большая половина поступков Роя-персонажа, к примеру, его нелегальные совещания с cудьей Кофманом во время суда над Этель Розенберг могут быть исторически подтверждены.  Тем не менее, Рой-персонаж - вымышленный образ.  Его реплики принадлежат моему перу и я позволил себе некоторые вольности.

 

Примечание к будущим инсценировкам: данная пьеса выигрывает от упрощенной презентации и минимума декораций.  Перемены мизансцен должны совершаться стремительно, (без светомаскировки!), в них должны быть задействованы не только рабочие сцены, но и занятые в спектакле актеры.  Чудеса: появления и исчезновения Мистера Лжи и призраков, галлюцинации с Книгой и концовка пьесы должны быть представлены как откровенные театральные иллюзии, следовательно, не страшно, если зрители, к примеру, увидят канаты, на которых висит Ангел, может это и к лучшему, но элемент чуда должен при этом оставаться неизменным.

 

 

В  смертоносное время

Сердца разбиваются вновь и вновь

И живут этим.

 

-Стэнли Кунитц

"Дерево Испытаний"

 

 

 

ПЕРВЫЙ АКТ: ПЛОХИЕ НОВОСТИ

 

Октябрь-Ноябрь 1985

 

 

Сцена 1

 

Последние дни октября.  На сцене стоит Раввин Исидор Хемельвитц и маленький гроб.  Это грубый сосновый ящик с двумя деревянными колышками, поддерживающими крышку: в изголовье и в ногах.  На крышку гроба накинута молитвенная шаль с вышитой звездой Давида, в изголовье горит заупокойная свеча.

 

Раввин Исидор Хемельвитц (звучно, с сильным восточно-европейским акцентом, не стесняясь пользуется шпаргалкой с именами родственников покойной): Здравствуйте и доброе утро.  Я - Раввин Исидор Хемельвитц из Дома Престарелых Евреев в Бронксе.  Мы собрались здесь сегодня утром, чтобы почтить память Сары Айронсон, верной жены Бенджамина Айронсона, тоже покойного, любящей и заботливой матери своих сыновей Мориса, Абрагама и Самуила, и дочерей Эстер и Рейчел; любимой бабушки Макса, Марка, Луиса, Лизы, Марии... э-э... Лесли, Анджелы, Дорис, Лука и Эрика.  (Еще раз сверяется со шпаргалкой) Эрика?  Разве это еврейское имя?  (Пожимает плечами) Эрик.  Большая и дружная семья.  Мы собрались, чтобы вместе оплакать эту хорошую и праведную женщину.

 

(Смотрит на гроб)

 

Эта женщина.  Я не знал эту женщину.  Я не могу ни точно описать ее атрибуты, ни отдать должную память ее размерам. Она была... Ну, в Доме Престарелых Евреев в Бронксе много таких и я со многими беседую, но, если честно, с этой мне говорить не приходилось.  Она предпочитала молчать.  Поэтому я не знаю ее и все равно я ее знаю.  Она была...

 

(Дотрагивается до гроба)

 

...не просто человеком, а особым человеком, одной из тех, кто пересек океан, кто привез с нами в Америку дух российских и литовских деревень - и как мы боролись, и как мы сражались, ради семьи, ради еврейского дома, чтобы вы росли не просто здесь, в этом странном месте, в этом котле, где ничто не тает.  Потомки этой женщины, иммигрантки, вы не ростете в Америке, вы и ваши дети, и их дети с именами гойш.  Вы не живете в Америке.  Такой страны не существует.  Вы слеплены из той же глины, что ваш литовский штетл, вы дышите воздухом степей - потому что она привезла тот старый мир с собой через океан, на корабле, и возродила его на авеню Гранд Конкорд[5] или на Флэтбуш, и земля эта вошла в вашу плоть и кровь, и вы передадите это вашим детям, эту старинную, старинную культуру и дом.

 

(Небольшая пауза)

 

Вы никогда не сможете повторить ее переезд, потому что такие Великие Путешествия в этом мире не существуют больше.  Но каждый день вашей жизни вы идете милями ее путешествия, с того места и до этого. Каждый день.  Вы понимаете меня?  В вас это путешествие.  

 

Итак...

 

Она была последней из Могикан, вот она.  Очень скоро... все старики будут мертвы.

 

 

Сцена 2

 

Тот же день.  Рой и Джо у Роя в кабинете.  Рой - за внушительных размеров столом, на котором нет ничего, кроме сильно навороченного телефона с бесокнечными столбиками мерцающих кнопок.  Они без конца пищат, звенят и создают хаотический аккомпанимент монологу Роя.  Джо сидит и ждет.  Рой страстно, энергично, нетерпеливо ворочает делами: жестикулирует, кричит, умасливает, воркует, виртуозно и любовно играет с телефоном, трубкой, и кнопкой "Ждите".

 

Рой: (нажимает на кнопку) Ждите. (Обращаясь к Джо) Вот бы быть осьминогом, ёбаным осьминогом.  Иметь восемь страстных рук и так далее.  Понимаешь, о чем я?

 

Джо: Нет, я...

 

Рой: (Указывает на поднос с крошечными бутербродами) Ланч?

 

Джо: Нет, спасибо, я просто...

 

Рой: (нажимает на кнопку) Айлин?  Рой Кон.  Что это за приветствие... Я думал, мы друзья, Айл...  Послушайте, Миссис Софер, не стоит...  Вы сердитесь.  Вы кричите.  Вы ухудшаете свое состояние, вам нельзя кричать, еще порвете какой-нибудь сосудик на лице...  Нет, это была шутка, Миссис Софер.  Я шутил...  Я уже сто раз за это извинялся, Миссис Софер, вы... (Пока она мечет громы и молнии, он прикрывает трубку рукой и снова заговаривает с Джо) Я освобожусь через минуту.  Ешь, не церемонься, ах, какая вкуснятина (откусывает) Мммм, что это печенка или... Лови.

(Он швыряет бутерброд Джо, тот ловит его и кладет обратно на поднос)

 

Рой: (возвращается к Миссис Софер) Ага, ага, ага... Нет, я вам уже говорил, это был не отпуск, это был бизнес, Миссис Софер, у меня есть клиенты на Гаити, Миссис Софер, я... Слушай, Айлин, ТЫ ДУМАЕШЬ, Я ЕДИНСТВЕННЫЙ ЧЕРТОВ АДВОКАТ В ИСТОРИИ, КОТОРЫЙ ПРОПУСТИЛ СУДЕБНОЕ ЗАСЕДАНИЕ?  Не делай из ядреной мухи такого... Ждите. (Он нажимает на кнопку "Ждите").  Старая ВЕДЬМА!

 

Джо: Если вам сейчас неудобно...

 

Рой: Неудобно?  Наоборот очень удобно! (Нажимает на кнопку) Куколка, свяжи меня с... ах бля, погоди... (кнопка, кнопка) Алле?  Ага.  Простите, что заставил вас ждать, Судья Холлинс, я... ах, это Миссис Холлинс, простите, дорогая, какой у вас глубокий голос.  Наслаждаетесь отпуском? (Опять прикрывает трубку рукой и заговаривает с Джо) У нее голос как у грузчика, а у него как у Дюймовочки, ужасно сбивает с толку.  Никсон[6] их назначил, Никсон вечно назначал дегенератов... (к Миссис Холлинс) Ага, ага, понял, хорошо, так сколько вам билетов, дорогая?  Семь.  На что, на "Кошек", "Сорок-вторую улицу" или?  Нет, "Ла Каж"[7] вам не понравится, поверьте, я знаю.  Ох Бога ради... Ждите.  (Кнопка, кнопка) Куколка, семь, на "Кошек" или что-нибудь, ну, куда трудно достать, да мне насрать и им будет тоже.  (Кнопка, к Джо) Ты видел "Ла Каж"?

 

Джо:  Нет, я...

 

Рой: Потрясающе.  Лучшая вещь на Бродвее.  Может даже за всю ее историю.  (Кнопка) Кто?  Ох, Господи Иисусе, Харри, нет, Харри, Судья Джон Фрэнсис Граймс, Суд по Семейным Делам Манхэттена.  Неужели я любую, блядь, ерунду должен делать сам?  Прощупай этого ублюдка, Харри, и больше не звони мне по этому номеру, я же говорил тебе не...

 

Джо: (встает было) Рой, э-э, может мне стоит подождать в коридоре или...

 

Рой: (к Джо) Ой, да сиди.  (К Харри) А ты жди.  Я плачу тебе, чтобы ты, блядь, ждал, Харри, скотина.  (Кнопка) Кретин недоразвитый.  (Молниеносно впадает в философский тон) Вселенная, Джо, представляется мне эдакой песочной бурей в открытом космосе, где дуют ветры сверх-ураганных скоростей, но вместо песка там осколки и щепки стелка.  У тебя никогда не бывает такого чувства?  Таких дней?

 

Джо: Я не уверен, что я...

 

Рой: Ну как дела в Аппеляционке? Как твой судья?

 

Джо: Он просил передать привет.

 

Рой: Хороший мужик.  Верный.  Особым умом не блещет, но манеры прекрасные.  И шикарная шевелюра благородных седин.

Джо: Он на меня очень расчитывает.

Рой: Ага, и разрешает, к примеру, составлять за него постановления и подписываться его именем.

 

Джо: Ну...

 

Рой: Он милый мужик.  А прикрываешь ты его мастерски.

 

Джо: Спасибо, Рой, я...

 

Рой: (Кнопка) Да? Кто это?  А вы, блядь, кто?  Ждите - (Кнопка) Харри? Восемьдесят-семь тысяч, около того.  Хрен с ним.  Выкуси.  Нью Джерси, цепь порнушных магазинов в этом, Уихаукене.  Это, Харри, в этом прелесть юриспруденции.  (Кнопка) Ну, куколка, что там?  "Кошки"?  Нудняяяятина.  (Кнопки) "Кошки"!  Это про кошек.  Поющих кошек, вы будете в восторге.  В восемь, спектакли всегда в восемь.  (Кнопка) Туристы сраные.  (Кнопка, потом к Джо) Ох, расслабься, Джо, поешь что-нибудь Христа ради.

 

Джо:  Э-э, Рой, вы не могли бы...

 

Рой: Что?  (К Харри) Погоди минутку. (Кнопка) Миссис Софер?  Миссис... (Кнопка) Господи-блядь-черт побери, где...

 

Джо:  (не дослушав) Рой, я был бы вам весьма признателен, если...

 

Рой: (не дослушав) Но она только что была здесь, куколка,  посмотри, куда...

 

(Телефон разом издает три уникальных пискающих звука.)

 

Рой: (Остервенело тычет по кнопкам) Христа ради блядь черт бы побрал эту хрень долбанную...

 

Джо: (не дослушав) Я серьезно прошу вас, прекратите...

 

Рой: (не дослушав) Куколка?  Позвони в "Post"[8], свяжись с Сьюззи, спроси...

 

(Телефон начинает громко свистеть)

 

Рой: Господи Иисусе!

 

Джо: Рой.

 

Рой: (в трубку) Ждите.  (Кнопка, к Джо) Что?

 

Джо: Пожалуйста, перестаньте походя поминать имя Бога.  (Пауза) Простите.  Но я прошу вас.  По крайней мере, пока я здесь...

 

Рой: (смеется, потом) Верно.  Пардон.  Блядь.  Только в Америке. (Нажимает на кнопку)  Куколка, пошли их всех на хуй.  Скажи, что я умер.  Поговори с Миссис Софер.  Скажи, все идет по плану.  Скажи, я веду переговоры с судьей.  Я ей перезвоню.  Обязательно перезвоню.  Я знаю, сколько я занял.  У нее под жирным задом лежит в четыреста раз больше... Ага, так и передай.  (Кнопка.  Телефон умолкает) Итак, Джо.

 

Джо:  Мне очень жаль, Рой, просто я...

 

Рой: Нет, нет, нет, нет, принципы - дело святое, я уважаю принципы, я не религиозен, но мне нравится Бог, а Богу нравлюсь я.  Баптист, католик?

 

Джо: Мормон.

 

Рой: Мормон.  Восхитительно.  Разумеется.  Только в Америке.  Итак, Джо.  Что ты думаешь?

 

Джо:  Это... ну...

 

Рой: Сумасшедшая жизнь.

 

Джо: Хаотичная.

 

Рой: Ну, Господи, да благослови Хаос.  Верно?

 

Джо:  Э-э-э...

 

Рой: М-да.  Мормон.  Я знал пару мормонов в э-э-э, Неваде.

 

Джо: В Юте, в основном.

 

Рой: Нет, мои мормоны были в Вегасе.

Так вот.  Так вот, хочешь переехать в Вашингтон и работать в Министерстве Юстиции?

 

Джо: Простите?

 

Рой: Хочешь ли ты поехать в Вашингтон и начать работать в Министерстве Юстиции?  Я поднимаю трубочку, шепчу пару слов Эду и ты принят.

 

Джо: А кем... конкретнее?

 

Рой: Сотрудником, Консультантом Чего-нибудь Крупного.  В Министерстве Внутренних Дел, тютелька в тютельку, что-нибудь тепленькое, с блатом.

 

Джо: Эд...?

 

Рой:  Миз[9].  Генеральный Прокурор.

 

Джо: О.

 

Рой: Просто-напросто поднимаю трубочку...

 

Джо:  Мне надо подумать.

 

Рой: Конечно.

 

(Пауза)

 

Сейчас самое время быть в Вашингтоне, Джо.

 

Джо:  Рой, Это просто потрясающе...

 

Рой: Это и для меня будет кое-что значить.  Понимаешь?

 

(Маленькая пауза.)

 

Джо: Я... передать не могу, как я вам благодарен, Рой, я в некотором роде... ну, в шоке, я хочу сказать... Спасибо, Рой.  Но я должен немного подумать.  Я должен посоветоваться с женой.

 

Рой: С женой.  Конечно.

 

Джо: Но я вам весьма признателен...

 

Рой: Конечно.  Посоветуйся с женой.

 

 

Сцена 3

 

Позже, тем же днем.  Лира у себя дома, одна.  Она, как обычно, слушает радио и разговаривает сама с собой.  Обращаясь к зрительному залу.

 

Лира: Одинокие люди, люди, которых оставили в одиночестве, сидят и несут чушь в пустоту, воображая... вымирание прекрасных систем, развинчивание древних, затверделых законов...

Если взглянуть на озоносферу со стороны, из космического корабля, она похожа на бледно-голубой ореол, мягкое, мерцающее сияние, которе окружает атмосферу, обволакивает Землю.  В тридцати милях у нас над головой парит тонкий слой трех-атомных кислородных молекул, результат фотосинтеза, которым объясняется привередливая потребность овощей в видимом свете, их нетерпимость к темным лучам и излучениям.  Без нее опасно.  Это своего рода Божий дар, венец мироздания: ангелы-хранители, скрещенные ладони образуют небесную сеть, голубовато-зеленое небесное гнездо, скорлупу для сохранности жизни.  Но повсюду все рушится, ложь всплывает на поверхность, системы оборон слабеют... Вот почему, Джо, вот почему мне нельзя оставаться одной.

(Маленькая пауза)

Я бы хотела отправиться в путешествие.  И чтобы ты остался и беспокоился за меня.  Я буду присылать открытки с марками неведомых стран и дразнящими надписями на обратной стороне.  "Может быть позже".  "Больше никогда, отныне и впредь..."

 

(Появляется Мистер Ложь, туристический агент.)

 

Лира: Ох! Вы меня напугали!

 

Мистер Ложь:  Наличные, чек или кредитная карточка?

 

Лира:  Я вас помню.  Вы из Солт-Лейк-Сити.  Вы продали нам билеты на самолет, когда мы переезжали.  Что вы делаете в Бруклине?

 

Мистер Ложь: Вы сказали, что хотите отправиться в путешествие...

 

Лира: И вы - тут как тут.  Какая предупредительность.

 

Мистер Ложь: Мистер Ложь.  Из Интернационального Ордена Туристических Агентов.  Мы вращаем Землю, несем людей по течению, будоражим массы и вихрем кружим странников по свету.  Мы знатоки движения, дьяконы вечного хода.  Наличные, чек или кредитная карточка.  Назовите место вашего назначения.

 

Лира:  Антарктида, пожалуй.  Я хочу увидеть озоновую дыру.  Я слышала по радио...

 

Мистер Ложь: (в его дипломате спрятан портативный компьютер) Могу организовать экскурсионное турне.  Прямо сейчас?

 

Лира: Скоро.  Наверное уже скоро.  Здесь я не в безопасности.  Что-то со мной не то.  Происходят странные вещи...

 

Мистер Ложь: Как например?

 

Лира: Ну, вы, например.  Просто выросли из воздуха.  Или на прошлой неделе... впрочем это неважно.

Люди, как планеты, нам нужна толстая кожа.  Все на меня действует, Джо вечно где-то пропадает, а теперь... Ну, полюбуйтесь.  Мои галлюцинации спорят со мной вслух.

 

Мистер Ложь: Это цена за отрыв от родных корней.  Как укачивание в транспорте.  Единственное лекарство: продолжать двигаться.

 

Лира: Я колеблюсь.  Я чувствую... что-то скоро изменится.  На дворе 1985 год.  Пятнадцать лет до третьего тысячелетия.  Может Христос вернется.  Может семя упадет на землю, может придут урожаи, может ранний инжир, может новая жизнь, может свежая кровь, может дружба и любовь, и защита, безопасность от всего, что во вне, может дверь оградит, а может... может придут беды, и наступит конец, и небо обрушится, и прольются ужасные грозы и потоки ядовитого света, или может моя жизнь, в конце-концов, в полном порядке, может Джо любит меня и я сумасшедшая, раз не верю ему, а может и нет, может все еше хуже, чем я воображаю, может... я хочу знать, а может и нет.  Эта тревога ожидания, Мистер Ложь, она меня убивает.

 

Мистер Ложь:  Я рекомендую путешествие.

 

Лира:  (Что-то слышит) Это лифт.  О, Господи, мне надо привести себя в порядок, мне...  Вам пора, вам нельзя здесь оставаться... вы даже не настоящий.

 

Мистер Ложь: Позовите меня, когда решитесь.

 

Лира: Уходите!

 

(Туристический агент испаряется и входит Джо.)

 

Джо: Дружок?

Дружок?  Прости, что опоздал.  Я немного... погулял.  Ты сердишься?

 

Лира: Я слегка беспокоилась.

 

Джо: Поцелуй, дружок.

 

(Они целуются.)

 

Джо: Не о чем беспокоиться.

Так вот.  Так вот, хочешь переехать в Вашингтон?

 

 

Сцена 4

 

Тот же день.  Луис и Пред сидят и разговаривают на скамейке  рядом с похоронным бюро, оба в нарядном трауре.  Похоронная служба по Саре Айронсон только что закончилась и Луис собирается ехать на кладбище.

 

Луис: Бабушке довелось побывать на лекции самой Эммы Голдман[10].  На еврейском языке.  Но она помнила только что Эмма хорошо говорила и что на ней была шляпа.

Странная была служба.  Этот раввин...

 

Пред: Настоящий клад.  На кладбище возьми у него номер телефона.  Я хочу чтобы он и меня хоронил.

 

Луис: Я, пожалуй, пойду.  Когда гроб опустят в могилу, все должны бросить туда горсть земли.

 

Пред: Ух ты!  Кладбищенские забавы.  Этого пропускать нельзя.

 

Луис: Это старая еврейская традиция, символ любви.  На, бабуля, получай пригоршню.  Опаздавшие рискуют застать могилу засыпанной.

Она здорово тронулась.  Сидела в этой богадельне десять лет, разговаривала сама с собой.  Я ее ни разу не навестил.  Она была слишком похожа на мою мать. 

 

Пред: (Обнимает его) Бедный Луис.  Мне жаль, что твоя бабушка умерла.

Луис: Такой крошечный гробик, правда?

Прости, я не познакомил тебя с родными... Я вечно становлюсь жутким тихушником на этих семейных сборищах.

 

Пред: Мужиком.  Ты становишься мужиком.  (Передразнивает) "Привет, кузина Дорис, помнишь меня, я Лу, сын Рейчел".  Лу, не Луис, потому что если ты скажешь "Луис", они услышат твою свистящую "С".

 

Луис: У меня нет свистя...

 

Пред: Но я тебя не упрекаю за скрытность.  Родословные и все такое.  Еврейские проклятия самые страшные.  Лично я просто растворюсь, если кто-нибудь посмотрит мне прямо в глаза и скажет "Пфе"[11].  Слава Богу, потомки протестантов-англосаксов не говорят "Пфе".  Ой, и кстати, дорогуша, кузина Дорис - лесбиянка.

 

Луис: Нет.

Неужели?

 

Пред: Ты ничего не замечаешь.  Если бы не все наши минеты за последние четыре года, я бы поклялся, что ты натурал.

 

Луис: Чего ты дуешься?  Кот еще не вернулся?

 

(Короткая пауза)

 

Пред: Ни клочка шерсти, ни волосинки.  Это ты виноват.

 

Луис: Я?

 

Пред: Я тебя предупреждал, Луис.  Имена - дело серьезное.  Раз назвал животное "Крошка Шиба", не жди, что оно приживется.  К тому же это собачье имя.

 

Луис: Я с самого начала хотел завести собаку, а не кота.  Он обоссал мои книги.  

 

Пред: Он был кошкой, девочкой.

 

Луис: Кошки - глупые, нервные хищники.  Вавилоняне замуровывали их в стены.  У собак есть мозги.

 

Пред: А у кошек интуиция.

 

Луис: Мудрая собака может сравниться умом со спокойным двухлетним ребенком.

 

Пред: Кошки чуют опасность.

 

Луис: Только если перестать их кормить.

 

Пред: Они ее чуют.  Вот почему Шиба ушла, она все поняла.

 

Луис: Что все?

 

(Пауза)

 

Пред: Сегодня утром я бодро вошел в роль Шерли Буф[12]: пушистые тапочки, халат, бигуди, открыл баночку с кошачей едой; "Вернись, Крошка Шиба, вернись..." Бесполезно.  Lе chat, elle ne reviendra jamais, jamais..."[13]

(Он снимает куртку, закатывает рукав рубашки и показывает Луису темно-фиолетовое пятно на внутренней стороне руки, рядом с плечом.)

Видишь.

 

Луис: У тебя просто сосуд лопнул.

 

Пред: Это мнение не соответствует приговору высших медицинских инстанций.

 

Луис: Что?

(Пауза)

Говори.

 

Пред: Саркома Капоши[14], малыш.  Лезия номер один.  Гляди.  Винный поцелуй ангела смерти.

 

Луис: (очень тихо, держит Преда за руку) Ой, Боже мой...

 

Пред: Я лезионер, легионер.  Иностранный Лезион.  Американский Лезион.  Болезнь лезионеров.

 

Луис: Перестань.

 

Пред: Лезия, вот в чем вопрос.

 

Луис: Ты перестанешь или нет?

 

Пред: Разве я плохо веду себя в данной ситуации?

Я умру.

 

Луис: Заткнись.

 

Пред: Отпусти мою руку.

 

Луис: Нет.

 

Пред: Отпусти.

 

Луис: (дико сжимает Преда в объятьях) Нет.

 

Пред: Я никак не могу оградить тебя от этого, малыш.  Все бледнеет перед холодным научным фактом.  Саркома Капоши.  Бац.  Вот и бейся об это головой.

 

Луис: Заткнись.  (Отпускает его) Иди ты на хуй, заткнись, заткнись.

 

Пред: Ах, до чего приятно видеть сдержанную реакцию взрослого человека.

Пошли, посмотрим, если кошка вернулась.

Луис?

 

Луис: Когда ты узнал об этом?

 

Пред: Я не мог тебе сказать.

 

Луис: Почему?

Пред: Я боялся, Лу.

 

Луис: Боялся чего?

 

Пред: Что ты уйдешь от меня.

 

Луис: Ох.

 

(Короткая пауза)

 

Пред: Я неудачно выбрал время, похороны и все такое, но я подумал, раз уж речь зашла о смерти...

 

Луис: Мне пора на кладбище, хоронить бабушку.

 

Пред: Лу?

(Пауза)

А потом ты придешь домой?

 

Луис: Потом я приду домой.

 

 

Сцена 5

 

Тот же день, позже.  Сцена разделена пополам: с одной стороны - Джо и Лира у себя дома, с другой - Луис, Раввин Исидор Хемельвитц и маленький гроб на кладбище.

 

Лира: Вашингтон?

 

Джо: Это невероятная честь, дружок, и...

 

Лира: Мне надо подумать.

 

Джо: Конечно.

 

Лира: Скажи "нет".

 

Джо: Ты же сказала, ты хочешь подумать.

 

Лира: Я не хочу переезжать в Вашингтон.

 

Джо: А я хочу.

 

Лира: Это гигантское кладбище, с кучей огромных белых могил и мавзолеев.

 

Джо: Мы можем жить в Мерилэнде.  Или в Джордж-тауне[15].

 

Лира: Но мы счастливы здесь.

 

Джо: Это не совсем верно, дружок, мы...

 

Лира: Относительно счастливы!  Притворно-счастливы.  Все же лучше, чем ничего.

 

Джо: Пора кое-что изменить, Лира.

 

Лира: Никаких перемен.  Зачем они?

Джо: Я работаю клерком уже четыре года.  Я зарабатываю двадцать-девять тысяч в год.  Это идиотизм.  Я закончил колледж четвертым в своем выпуске, а зарабатываю меньше любого из своих знакомых.  И мне... мне надоело быть клерком, я хочу быть там, где происходит что-то хорошее.

 

Лира: Ничего хорошего в Вашингтоне не происходит.  Мы забудем про церковь, начнем покупать мебель у "Конрана"[16], и превратимся в снобов.  Здесь у меня слишком много дел.

 

Джо: Каких дел?

 

Лира: У меня есть дела...

 

Джо: Какие дела?

 

Лира: Я должна докрасить спальню.

 

Джо: Ты красишь ее уже больше года.

 

Лира: Я знаю, я... я просто не могу ее закончить, потому что у меня вечно нет времени, чтобы закончить.

 

Джо: Ой, ну... что за ерунда.  У тебя полно времени.  Ты можешь докрасить ее, пока я на работе.

 

Лира: Я боюсь заходить туда одна.

 

Джо: Боишься чего?

 

Лира: Я там кого-то слышу.  Будто кто-то царапает стену железом.  Может мужчина с ножом.

 

Джо: Никого в спальне нет, Лира.

 

Лира: Сейчас нет.

 

Джо: И утром не было.

 

Лира: Откуда ты знаешь?  Ты утром был на работе. 

У меня от этой квартиры мурашки.  Помнишь "Ребенка Розмери"[17]?

 

Джо: "Ребенка Розмери"?

 

Лира: Наша квартина похожа на ту.  Их квартира тоже была в Бруклине, разве нет?

 

Джо: Нет, она была...

 

Лира: Ну, она выглядела как наша.  Да, выглядела.

 

Джо: Так давай переедем.

 

Лира: Джордж-таун еще хуже.  "Изгоняющий дьявола"[18] был в Джордж-тауне.

 

Джо: Куда ни плюнь, везде дьявол, да, дружок?

 

Лира: Ага.  Везде.

 

Джо: Сколько таблеток сегодня, дружок?

 

Лира: Ни одной.  Одна.  Три.  Всего три.

 

 

Луис: (указывает на гроб) Почему крышку поддерживают только эти два маленьких колышка?

 

Раввин Исидор Хемельвитц: Чтобы ей легче было вылезти, если она захочет.

 

Луис: Надеюсь, не захочет.

Я годами делал вид, что ее уже нет.  Когда мне позвонили и сказали, что она умерла, я удивился.  Я забросил ее.

 

Раввин Исидор Хемельвитц: "Шарфер ви ди тсон фан ф шланг из ан амданкбар кинд!"

 

Луис: Я не говорю по-еврейски.

 

Раввин Исидор Хемельвитц: "Неблагодарность с сердцем из кремня, когда вселишься ты в дитя родное, морских чудовищ ты тогда страшней!"[19].  Шекспир.  "Король Лир".

 

Луис: Рабби, что сказано в Священном Писании о том, кто бросил родного человека в тяжелую минуту?

 

Раввин Исидор Хемельвитц: А как так можно поступить?

 

Луис: Потому что это необходимо.

Может этот человек верит, что страдание облагораживает, но может быть этот человек с его нео-гегельянской непреложной уверенностью в вечном историческом прогрессе по пути к счастью и идеалу и так далее, который считает себя очень сильным, благодаря чувству единства с вечно устремляющимися вверх силами... может быть он не может... допустить в свое мировозрение болезнь.  Может быть тошнота и блевотина... и нарывы, и боль... его страшно пугают, может... он просто боится мертвых.

 

Раввин Исидор Хемельвитц: В Священном Писании ничего не сказано о таком человеке.

 

Луис: Рабби, я страшусь преступления, которое я готов совершить.

 

Раввин Исидор Хемельвитц: Ради Бога, мистер.  Я старый, больной раввин, которому предстоит долгая тряска на автобусе обратно в Бронкс.  Хотите исповедоваться, найдите себе священника.

 

Луис: Но я не католик, я еврей.

 

Раввин Исидор Хемельвитц: Тем хуже для вас, бубола.  Католики верят в прощение.  Евреи верят в Вину. (Он ласково поглаживает гроб).

 

Луис: Ладно, проверьте эти колышки, прочно ли сидят.

 

Раввин Исидор Хемельвитц: Не волнуйтесь, мистер.  После такой жизни, как у нее, она никуда не уйдет.  Ей там лучше.

 

 

Джо: Слушай, я знаю, тебя это пугает.  Но постарайся понять, что это значит для меня.  Постараешься?

 

Лира: Да.

 

Джо: Хорошо.  По-настоящему постарайся.

Мне кажется, все в мире начинает меняться.

 

Лира: Но я не хочу...

 

Джо: Подожди.  К лучшему.  Меняться к лучшему.  Америка вновь обрела себя.  Свое святое место среди народов мира.  И люди не стыдятся этого, как раньше.  Это великая вещь.  Возрождение правды.  Возрождение закона.  Вот что сделал Президент Рейган, Лира.  Он говорит: "Правда существует и оглашать ее следует с гордостью."  И страна прислушивается к нему.  Мы становимся лучше.  Еще лучше.  Я должен участвовать в этом, мне неоходимо почувствовать себя частью этого потока и следовать ему.  Понимаешь, шесть лет назад мир угасал; ужасно, безнадежно, с массой неразрешимых проблем и преступностью, и беспорядком, и голодом, и...

 

Лира: Но это и сейчас так.  Даже хуже, чем раньше.

Они говорят, озоновая дыра...

 

Джо: Лира...

 

Лира: И сегодня утром я видела из окна на Атлантик-авеню этого полицейского-шизофреника, он управлял движением и...

 

Джо: Прекрати!  Я пытаюсь докончить свою мысль.

 

Лира: Я тоже.

 

Джо: Ты просто порешь ахинею, ты...

 

Лира: Я хочу сказать, мне кажется, что мир остался таким же...

 

Джо: Тебе так кажется, потому что ты в мир больше не выходишь, Лира, плюс твои эмоциональные проблемы.

 

Лира: Я выхожу в мир.

 

Джо: Нет, не выходишь.  Ты целыми днями сидишь дома и трясешься от воображаемых ужасов...

 

Лира: Я выхожу.  Выхожу.  Ты не знаешь, что я делаю.

 

Джо: Ты не сидишь целыми днями дома.

 

Лира: Нет.

 

Джо: Ну... сидишь ведь.

 

Лира: Это ты так думаешь.

 

Джо: Куда же ты ходишь? 

 

Лира: А куда ты ходишь?  Когда ты гуляешь.

(Пауза, потом сердито) И НЕТ у меня никаких эмоциональных проблем.

 

Джо: Прости.

 

Лира: А если у меня и есть эмоциональные проблемы, так это от жизни с тобой.  Или...

 

Джо: Прости, дружок, я не хотел...

 

Лира: Или если ты считаешь, что у меня эмоциональные проблемы, не надо было на мне жениться.  Это у тебя сплошные секреты и ложь.

 

Джо: Я хочу быть твоим мужем, Лира.

 

Лира: Зря.  Тебе никогда не стоило этого хотеть.

(Пауза)

Эй, дружок.  Эй, дружок.

 

Джо: Поцелуй, дружок...

 

(Они целуются)

 

Лира: Я слышала сегодня по радио, как делать минет.

 

Джо: Что?

 

Лира: Хочешь, попробуем?

 

Джо: Ты не должна слушать подобные вещи.

 

Лира: Мормоны могут делать минеты.

 

Джо: Лира.

 

Лира: (передразнивает его тон) Джо.

Эту передачу вела маленькая еврейская бабулька с немецким акцентом[20].

Сейчас для меня самое время.  Сделать ребенка.

 

(Короткая пауза.  Джо отворачивается)

 

Лира: Потом они начали передачу о дырах в озоносфере.  Над Антарктидой.  Кожа сгорает, птицы слепнут, айсберги таят.  Мир подходит к концу.

 

 

Сцена 6

 

Первая неделя Ноября.  В мужском туалете в здании бруклинского Федерального Аппеляционного Суда; Луис рыдает, склонившись над раковиной; входит Джо.

 

Джо: О, э-э... Доброе утро.

 

Луис: Доброе утро, господин адвокат.

 

Джо: (разглядывает плачущего Луиса) Простите, я... я не знаю вашего имени.

 

Луис: Не беспокойтесь.  Я всего лишь текстовый редактор.  Низший из низших.

 

Джо: (протягивает руку) Джо Питт.  Оффис судьи Уилсона...

 

Луис: О, я знаю.  Адвокат Питт.  Главный Клерк.

 

Джо: Вы пла... вы в порядке?

 

Луис: О, да.  Спасибо.  Какой вы милый мужчина.

 

Джо: Не такой уж и милый.

 

Луис: Что?

 

Джо: Не такой уж и милый.  Ничего.  Вы уверены, что вы...

 

Луис: Жизнь - это дерьмо сраное.  Жизнь это... просто сраное дерьмо.

 

Джо: Что случилось?

 

Луис: У меня колготки поползли.

 

Джо: Простите?

 

Луис: Не важно.  Нет, серьезно, спасибо, что вы хоть поинтересовались.

 

Джо: Ну...

 

Луис: В самом деле, это очень мило с вашей стороны.

(Вновь начинает плакать)

Простите, простите, у меня друг заболел...

 

Джо: О, мне очень жаль.

 

Луис: Да, да, очень любезно с вашей стороны.

Трое ваших коллег опередили вас в лицезрении всей этой сырости и вы единственный, кто проявил интерес.  Остальные просто открыли дверь, увидели меня и обратились в бегство.  Надеюсь, у них лопнет мочевой пузырь.

 

Джо: (протягивает ему рулончик туалетной бумаги) Они просто не хотели вам мешать.

 

Луис: Ха.  Тупые, бессердечные, юристы-рейгонисты-шовинисты.

 

Джо: Ну, это несправедливо.

 

Луис: Что именно? Бессердечные? Шовинисты? Рейгонисты? Юристы?

 

Джо: Я голосовал за Рейгана.

 

Луис: Вы?

 

Джо: Дважды.

 

Луис: Дважды? Ну надо же.  Голубой республиканец[21].

 

Джо: Простите?

 

Луис: Ничего.

 

Джо: Я не...

Не важно.

 

Луис: Республиканец? Не республиканец? Или...

 

Джо: Что?

 

Луис: Что?

 

Джо: Не голубой.  Я не голубой.

 

Луис: О.  Простите.

(Громко сморкается) Просто...

 

Джо: Да?

 

Луис: Ну, иногда это легко вычислить по тону человека... я хочу сказать, у вас тон как у...

 

Джо: Ничего подобного.  Как у кого?

 

Луис: Как у республиканца.

 

(Короткая пауза.  Джо знает, что Луис дразнит его; Луис знает, что Джо это знает.  Джо решает зайти еще дальше.)

 

Джо: (оглядывается по сторонам) Я, правда?  Звучу как...?

Луис: Кто? Как...? Республиканец, или...? А я?

 

Джо: Вы что?

 

Луис: Звучу как... ?

 

Джо: Как... ?

Я... сбился с толку.

 

Луис: О да.

Будем знакомы - меня зовут Луис.  Но друзья зовут меня Луиз.  Я работаю текстовым редактором.  Спасибо за туалетную бумагу.

 

(Луис протягивает Джо руку, Джо берет ее, но Луис делает ложный выпад, быстро чмокает Джо в щеку и выходит.)

 

 

Сцена 7

 

Неделей позже.  Двойная сцена-сновидение.  Пред сидит за роскошным гримировальным столиком, ему снится сон: он накладывает макияж.  У Лиры от выпитых таблеток начинается очередная галлюцинация.  В силу неведомых причин, Пред присутствует в этой галлюцинации.  Или может быть это Лира вторглась в сновидение Преда.

 

Пред: (Спокойно накладывает грим, внимательно разглядывает результат в зеркале; обращаясь к зрительному залу) "Я готова к крупному плану, Мистер ДеМилл."[22]

Всяк желает скользить по жизни элегантно и грациозно, цвести редко, но с изысканным вкусом и в идеальном ритме, словно редкий бутон, зебровая орхидея... Всяк желает... Но как редко нам даруется желаемое, не правда ли?  Правда ли.  Не даруется.  Нам даруется хрен.  Мы... должны умереть в тридцать, лишенные... десятилетий великолепия.

Дерьмо все это.  Дерьмо собачье.

(Он почти ломается; но берет себя в руки; разглядывает лицо в зеркале)

Я похож на труп.  На трупицу.  О, моя королева; сразу ясно, ты докатилась до дна, если даже маскараду не рада.

 

(Появляется Лира)

 

Лира: Вы... Вы кто?

 

Пред: А вы кто?

 

Лира: Что вы делаете в моей галлюцинации?

 

Пред: Я вовсе не в вашей галлюцинации.  Наоборот, это вы в моем сне.

 

Лира: У вас на лице косметика.

 

Пред: У вас тоже.

 

Лира: Но вы же мужчина.

 

Пред: (Изображает возмущение, шок, показывает небольшую пантомиму: тюбиком губной помады перерезает себе горло и невероятно трагично умирает.  И сразу) Меня выдает размер рук и ног.

 

Лира: Тут какая-то ошибка.  Я вас не знаю.  Вы не... Неужели вы мой... такой... воображаемый друг?

 

Пред: Нет.  Разве вы ребенок, чтобы иметь воображаемых друзей?

 

Лира: Я страдаю эмоциональным расстройством.  Я выпила слишком большую дозу снотворного.  Почему на вас косметика?

 

Пред: Я слегка подправлял лицо, хотел себя взбодрить - я потихоньку спер образцы новой осенней коллекции с прилавка "Клиник"[23] в "Мейси"[24].

 

Лира: Вы все это украли?

 

Пред: У меня кончились наличные и я переживал эмоциональный кризис!

 

Лира: Джо так рассердится.  Я обещала ему.  Никаких таблеток.

 

Пред: Эти таблетки, про которые вы все время упоминаете?

 

Лира: Снотворное.  Я принимаю снотворное.  Много снотворного.

 

Пред: И мир становится таким прекрасным.

 

Лира: Я не наркоманка.  Я не верю в наркотики, и я никогда... ну, я совсем не пью.  И я ни разу не кололась.

 

Пред: Пионер, будь готов.  Всегда готов.

 

Лира: Только пью снотворное.

 

Пред: Только пьете снотворное.  Полными пригоршнями.

 

Лира: Это ужасно.  Мормоны не могут быть наркоманами.  Я мормонка.

 

Пред: Я гомосексуалист.

 

Лира: О! В нашей церкви мы не верим в гомосексуалистов.

 

Пред: В нашей церкви мы не верим в мормонов.

 

Лира: В какой вашей церк... о!  (Она смеется) Ясно.

Но я не понимаю.  Если я никогда вас не видела, а я уверена, что не видела, значит вы не можете находиться здесь, в этой галлюцинации, потому что, исходя из моего опыта, ум, порождающий галлюцинации, не может создавать ничего нового, отличного от того, что застряло в нем из повседневности, из реального мира.  Воображение не создает ничего нового, ведь верно?  Оно просто коллекционирует обрывки и клочки воспоминаний, а потом перестраивает их в мечты... В том, что я сейчас говорю есть здравый смысл?

 

Пред: Принимая во внимания обстоятельства, да.

 

Лира: Следовательно, когда мы думаем, что спаслись от невыносимой заурядности и, ну, лживости нашей жизни, на самом деле, перед нами та же самая несчастная заурядность и неискренность, принявшая вид так называемой новизны и правды.  Но ничего неизвестного нам не познать.  Какую же это нагоняет тоску, правда?

 

Пред: Что? Ограниченность воображения?

 

Лира: Да.

 

Пред: Это становится ясно после посещения своей второй вечеринки с маскарадом: ничто не ново под луной.

 

Лира: Мир.  Имеющий предел.  Страшный, страшный предел... Что ж... Это, определенно, моя самая печальная галлюцинация.

 

Пред: Приношу свои извинения.  Я стараюсь быть забавным.

 

Лира: О, ради Бога не извиняйтесь, вы... не могу же я требовать от такого больного человека, чтобы он меня развлекал.

 

Пред: Во имя всего святого, как ты узнала...

 

Лира: О, это очень просто.  Иногда здесь можно перешагнуть порог откровений.  И многое становится явным... например, насколько серьезно ты болен.  А про меня ты что-нибудь видишь?

 

Пред: Да.

 

Лира: Что?

 

Пред: Ты жутко несчастна.

 

Лира: Ой, тоже мне, новость.  Ты познакомился с любительницей снотворного и делаешь вывод, что она несчастна.  Разумеется, я...  Это не считается. 

Что-нибудь еще.  Что-нибудь неожиданное.

 

Пред: Что-нибудь неожиданное.

 

Лира: Да.

 

Пред: Твой муж - гомосек.

 

(Пауза) 

 

Лира: О, чушь.

(Пауза, потом очень тихо)

Правда?

 

Пред: (пожимает плечами) Я переступил порог откровений.

 

Лира: Мне не нравятся ваши откровения.  По-моему, у вас очень плохое чутье.  Джо вполне нормальный мужчина, он...

О Господи.  О Господи.  Он... А что, гомосеки часто, это, подолгу гуляют?

 

Пред: Да.  Очень часто.  В обтягивающих брюках с фиолетовой отделкой.  Я просто взглянул на вас и увидел...

 

Лира: Такую голубую искру осознания.

 

Пред: Да.

 

Лира: Словно ты меня удивительно хорошо знаешь.

 

Пред: Да.

 

Лира: Да.

Мне пора, пора возвращаться, что-то только что... сломалось.

Боже мой, как же мне грустно...

 

Пред: Мне... мне очень жаль.  Я обычно смеюсь над реальностью, но чаще реальность смеется надо мной.

 

Лира: Я вижу о тебе еще кое что...

 

Пред: О?

 

Лира: Глубоко-глубоко внутри тебя есть частичка твоего "я", твоего самого сокровенного "я", и она совершенно неподвластна болезни.  Я это вижу.

 

Пред: И это... Это неправда.

 

Лира: Я переступила порог откровений.

Домой...

 

(Она исчезает.)

 

Пред: Люди здесь появляются и исчезают так внезапно...

(Своему отражению в зеркале) Не верю я, что в моем теле есть хоть одна незараженная клетка.  Мое сердце гонит загаженную кровь.  Я чувствую себя грязным.

 

(Он руками снимает и размазывает по лицу косметику.  С потолка падает большое серое перо.  Пред перестает размазывать косметику и разглядывает перо.  Подходит и поднимает его.)

 

Голос: (Необыкновенно красивый голос): Взгляни вверх!

 

Пред: (поднимает голову, никого не видит): Алло!

 

Голос: Взгляни вверх!

 

Пред: Кто это?

 

Голос: Освободите дорогу!

 

Пред: Я ничего не вижу...

 

(Освещение потолка драматически меняется.)

 

Голос:  Взгляни вверх, взгляни вверх,

Освободите дорогу

Безграничному снизхождению

Дуновению с неба

Плавно кружащемуся

Слава....

 

(Тишина)

 

Пред: Алло?  Это все?  Аллооооооо!

Что за хуйня...? (Свертывается калачиком)

Бедный я, бедный.  Бедный, несчастный.  Почему я?  Почему бедный, несчастный я?  О, как мне сейчас плохо.  Как плохо.

 

 

Сцена 8

 

Позже вечером.  Сцена разделена пополам.  С одной стороны - Лира и Джо дома; с другой - Пред и Луис в постели.

 

Лира: Где ты был.

 

Джо: Гулял.

 

Лира: Где?

 

Джо: Просто гулял.  Думал.

 

Лира: Уже ночь.

 

Джо: Мне обо многом надо было подумать.

 

Лира: Я сожгла обед.

 

Джо: Жаль.

 

Лира: Не мой обед.  Мой обед был в порядке.  Твой обед.  Я заложила его в духовку, подняла газ до предела, и следила, как он обугливается.  Он еще горячий.  Очень горячий.  Хочешь?

 

Джо: Зря ты это сделала.

 

Лира: Я знаю.  Я просто решила, что для психически неуравновешенной, сексуально озабоченной домохозяйки на снотворном это пустяки, дело житейское.

 

Джо: Ага.

 

Лира: И я это сделала.  Кто знает, что я еще должна сделать?

 

Джо: Сколько таблеток сегодня?

 

Лира: Много.  Не переводи разговор.

 

Джо: Я не буду с тобой разговаривать, раз ты...

 

Лира: Нет.  Нет.  Не смей!  Я... Я в полном порядке, дело не в таблетках, таблетки тут не при чем, Я ХОЧУ ЗНАТЬ, ГДЕ ТЫ БЫЛ!  Я ХОЧУ ЗНАТЬ, ЧТО ПРОИСХОДИТ!

 

Джо: Что происходит где? На работе?

 

Лира: Не на работе.

 

Джо: Я сказал им, я должен подумать.

 

Лира: Не на работе!

 

Джо: Мистер Кон, я говорил с ним по телефону, он сказал, мне следует поторопиться...

 

Лира: Не на...

 

Джо: Но с тобой невозможно ни о чем серьезно поговорить, поэтому...

 

Лира: ЗАТКНИСЬ!

 

Джо: Тогда что?

 

Лира: Не увиливай от разговора.

 

Джо: Я не знаю, о чем идет речь.  Ты хочешь меня о чем-то спросить? Спрашивай.  Давай.

 

Лира: Я... не могу.  Я боюсь тебя.

 

Джо: Я устал, я иду спать.

 

Лира: Скажи мне сам, не заставляй меня спрашивать.  Пожалуйста.

 

Джо:  Это какой-то сумасшедший дом, ей Бо...

 

Лира: Когда ты приходишь домой по вечерам, твое лицо меня каждый раз заново поражает.  Что-то в нем... меня шокирует, что-то злое и жесткое.  Даже вес твоего тела в постели по ночам, как ты дышишь во сне кажется мне незнакомым.

Ты внушаешь мне ужас.

 

Джо: (холодно) Я знаю, кто ты.

 

Лира: Да.  Я твой враг.  Это очень просто.  Это неизменно.

Ты думаешь, ты один ненавидишь секс; я тоже; я ненавижу наш секс; ненавижу.  Мне иногда снится, что ты распинаешь меня до тех пор, пока мои суставы не расплавляются как воск и я не рассыпаюсь на куски.  Это как наказание.  Мне нельзя было выходить за тебя замуж.  Я знала, что ты... (она одергивает себя) Это грех и он убивает нас обоих.

 

Джо: Я всегда вижу, что ты наглоталась таблеток, потому что у тебя лицо краснеет и потеет, и честно говоря, очень часто я именно из-за этого не хочу...

 

Лира: Потому что...

 

Джо: Потому что ты не красивая.  По крайней мере не в таком виде.

 

Лира: Я хочу тебя кое о чем спросить?

 

Джо: Так СПРАШИВАЙ!  СПРАШИВАЙ!  Какого черта ты...

 

Лира: Ты гомосек?

(Пауза)

Гомосек?  Если ты сейчас вздумаешь уйти, я снова положу твой обед в духовку и подниму газ так сильно, что весь дом наполнится дымом и все в нем задохнутся.  Богом клянусь, я это сделаю.

Поэтому отвечай на вопрос.

 

Джо: А что если я...

 

(Короткая пауза)

 

Лира: Тогда скажи мне, пожалуйста.  А там, посмотрим.

 

Джо: Нет, я не гомосек.

И я не понимаю, какая от этого разница.

 

 

Луис: У евреев нет ни одного четкого, определенного руководства по загробной жизни; даже о том, что она существует.  Я о ней невысокого мнения.  Мне она представляется длинным дождливым мартовским днем.  С омертвевшими листьями.

 

Пред: Фу.  Греко-римлянин ты мой.

 

Луис: Ну, для нас важен не приговор, а сам процесс суда.  Вот почему я никогда не смогу быть адвокатом.  В суде все, что имеет значение это приговор.

 

Пред: Ты никогда не сможешь быть адвокатом, потому что тебя перетрахали.

Ты черезчур рассеян.

 

Луис: Не рассеян: отвлечен.  Я хочу закончить свою мысль:

 

Пред: А именно:

 

Луис: Судья, сидящий или сидящая у себя в кабинете, перед раскрытыми фолиантами, взвешивающий, разбирающий доказательства, уверенно перебирающий категории: добрый, злой, виновен, не виновен; это осмотрительность, это судья, не то что в кресле, в зале суда с молоточком.  Форма закона, а не приведение его в исполнение...

 

Пред: К чему ты клонишь, дорогой, к чему...

 

Луис: К тому, что значение должны иметь вопросы и форма самой жизни, всю запутанность которой необходимо собрать, разложить по полочкам и принять во внимание, а не просто печать оправдания или осуждения, рассеивающая всю сложность коротим, неубедительным решеньицем - чаши весов...

 

Пред: Мне это нравится; настоящий Дзен-буддизм; все это... успокоительно непостижимо и бесполезно.  Мы, те, кто вот-вот умрем, отдаем вам должное.

 

Луис: Ты не вот-вот умрешь.

 

Пред: Но дела мои плохи, серьезно... две новые лезии.  У меня болит нога.  Врач сказал, они нашли протеин у меня в моче и кто знает, что это за хрень.  В любом случае, быть его там не должно, протеина то есть.  Моя задница окончательно растрескалась от поноса, а вчера у меня в стуле была кровь.

 

Луис: Как же я это ненавижу.  Ты ничего мне не рассказываешь...

 

Пред: Ты слишком расстраиваешься и я каждый раз вынужден успокаивать тебя.  Так легче...

 

Луис: Ну, спасибо.

 

Пред: Если все станет действительно плохо, я тебе скажу.

 

Луис: По-моему, кровь в дерьме - это плохо.

 

Пред: И я тебе сказал.

 

Луис: И я с этим справляюсь.

 

Пред: Расскажи мне еще что-нибудь про правосудие.

 

Луис: Я с этим справляюсь.

 

Пред: И я, Луис, ставлю тебе пятерку с плюсом.

 

(Луис начинает плакать)

 

Пред: Беру свои слова обратно.  Ты не заслуживаешь пятерки с плюсом.

Ох, это все - не дело...

Расскажи мне еще что-нибудь про правосудие.

 

Луис: Ты не вот-вот умрешь.

 

Пред: Правосудие...

 

Луис ... это безграничность, ошеломляющая свобода.  Правосудие - это Бог.

Пред?

 

Пред: Хммм.

 

Луис: Ты любишь меня.

 

Пред: Да.

 

Луис: Что если я брошу все это?

Ты меня навсегда возненавидишь?

 

(Пред целует Луиса в лоб)

 

Пред: Да.

 

 

Джо: По-моему, мы должны помолиться.  Попросить Бога о помощи.  Попросить его вместе...

 

Лира: Бог не станет говорить со мной.  Я вынуждена выдумывать себе собеседников.

 

Джо: Не переставай просить.

 

Лира: Я забыла о чем.

Ах да.  Господи, скажи, мой муж - гомосек...?

 

Джо: (страшно) Перестань.  Перестань.  Я тебя предупреждаю.

Какая разница?  Что глубоко во мне живет что-то другое, не важно насколько оно отвратительно и уродливо, раз я боролся изо всех сил, чтобы задушить его?  Чего ты хочешь от меня, Лира?  Еще чего-нибудь?  Господи, Боже мой, у меня и так ничего не осталось, я - пустая скорлупа.  В ней нечего больше убить.

Пусть хоть мое поведение останется таким, каким, я знаю, оно должно быть.

Приличным.  Правильным.  Этого Богу должно быть достаточно.

 

Лира: Нет, нет, не достаточно, это болтовня из Юты, болтовня мормонов, я ненавижу все это, Джо, просто скажи мне, назови это...

 

Джо: Все, что я могу сказать это то, что я очень хороший человек, который много работал над тем, чтобы стать хорошим, а ты стараешься разрушить все это.  Ты хочешь разрушить меня, но я не позволю тебе.

 

(Пауза)

 

Лира: У меня будет ребенок.

 

Джо: Лгунья.

 

Лира: Это ты лгун.

Ребенок, который родится наркоманом.  Ребенок, который будет видеть не сны, а галлюцинации, который будет пялить большие стеклянные глаза и не узнавать нас.

 

(Пауза)

 

Джо: У тебя правда...

 

Лира: Нет.  Да.  Нет.  Да.  Не трогай меня.

Теперь у нас у обоих есть секрет.

 

 

Пред: Один из моих предков был морским капитаном; он промышлял тем, что возил в Европу китовый жир, а перед обратным плаванием набивал свой корабль иммигрантами - в основном ирландцами, по столько-то долларов за голову.  Однажды зимой, во время шторма, его корабль сбился с пути недалеко от Новой Шотландии и пошел ко дну.  Он утонул вместе со своим кораблем - lе Grande Geste[25] - но его команде удалось спасти семьдесять человек женщин и детей, погрузив их в единственную на корабле шлюпку, такую большую, открытую, гребную лодку, но когда погода окончательно разбушевалась и они увидели, что лодка перегружена, матросы начали хватать этих бедняг и швырять их в воду.  Пока они не достигли нужного балласта.  Они шагали по лодке взад и вперед, поглядывали на уровень воды, и когда лодка черезчур погружалась, хватали ближайшего пассажира и бросали его в море.  Лодка слегка подтекала, понимаешь, все же семьдесять человек; они пришли в Халифакс с девятью пассажирами на борту.

 

Луис: Господи Боже мой.

 

Пред: В последнее время я часто вспоминаю эту историю.  Эти люди в лодке, в ожидании, в ужасе, в то время как неумолимые, суровые мужчины, неотразимо могучие, хватают... может быть того, кто сидит прямо рядом с тобой, и безо всякого предупреждения, разве что успеешь сделать лишь короткий вздох, швыряют его в ледяную, бурлящую соленую воду и темноту, и он тонет.

Мне нравится твоя космология, малыш.  Сейчас, когда мое собственное время на исходе, меня особенно привлекает все, что отсрочено, все, в чем не фигурирует конец - но по-моему, эдак мы можем бенаказанно творить все, что угодно.

 

Луис: В смысле?

 

Пред: Ни тебе справедливости, ни чувства вины или ответственности.

 

Луис: Кому это "тебе"? Мне?

 

Пред: Кому угодно.  Это было авторское "тебе".

 

Луис: Я прошу тебя, выздоравливай.  Пожалуйста.

Прошу тебя, не становись еще больней.

 

 

Сцена 9

 

Третья неделя Ноября.  Рой и Генри, (его врач), у Генри в кабинете.

 

Генри: Никто не знает, откуда он берется.  И никто не знает, как его лечить.  Наиболее правдоподобна теория о ретро-вирусе, вирусе имунодефицита.  В крови появляются бесполезные антитела, вырабатывающиеся как реакция на вторжение этого вируса в кровоток через порез или отверстие.  Эти антитела не могут предохранить организм от вируса.  Почему, мы не знаем.  Имунная система организма перестает функционировать.  Иногда организм поражает сам себя.  Как бы то ни было, он становится совершенно беспомощным перед настоящей преисподней микробов, от которых он обычно защищен. 

Например, саркомы Капоши.  Эти лезии.  Или боль у тебя в горле.  Или в гландах.

Мы думаем, он также может проникнуть и в мозг через кровяной барьер.  Что, само собой, чревато весьма серьезными последствиями.

И мы пока не знаем процента летальных случаев среди зараженных с ослабленными имуно-ревлексами. 

 

(Пауза)

 

Рой: Очень интересно, Мистер Кудесник, только какого хрена ты говоришь об этом мне?

 

(Пауза)

 

Генри: Ну, я только что удалил одну из трех лезий, и она, скорее всего, вернется из биопсии с диагнозом саркомы Капоши.  И у тебя явно воспалены гланды в шее, паху и подмышках - лимфодинопатия - еще один признак.  Кроме того, у тебя оральный кандидоз, а также грибки под ногтями на двух пальцах правой руки.  И поэтому я...

 

Рой: Эта болезнь...

 

Генри: Синдром.

 

Рой: Короче.  Ей подвержены, в частности, гомосексуалисты и наркоманы.

 

Генри: Чаще всего да.  Гемофили также состоят в группе риска.

 

Рой: Гомосексуалисты и наркоманы.  Так почему ты намекаешь, что я...

(Пауза)

На что ты намекаешь, Генри?

 

Генри: Я не...

 

Рой: Я не наркоман.

 

Генри: Давай не будем, Рой.

 

Рой: Что, что, давай не будем, Рой, что?  Ты думаешь, я наркоман, Генри, ты видишь следы от уколов?

 

Генри: Это же абсурд.

 

Рой: Тогда скажи это.

 

Генри: Скажи что?

 

Рой: Скажи, "Рой Кон, ты..."

 

Генри: Рой.

 

Рой: "Ты...".  Смелей.  Не "Рой Кон, ты ярый наркоман".  "Рой Маркус Кон, ты..."

Смелей, Генри, это слово начинается с буквы "г".

 

Генри: О, я не намерен...

 

Рой: С буквы "г", Генри, и это не "гемофил".  Давай...

 

Генри: Чего ты добиваешься, Рой?

Рой: Нет, ты скажи это.  Серьезно.  Скажи: "Рой Кон, ты гомосексуалист".

(Пауза)

И я приступлю к систематическому уничтожению твоей репутации и твоей практики, и твоей карьеры в штате Нью Йорк.  А сделать это, ты знаешь, я вполне в состоянии.

 

(Пауза) 

 

Генри: Рой, ты ходишь ко мне с 1958-ого года.  Не считая подтяжек лица, я лечил тебя от всего, начиная с сифилиса...

 

Рой: От шлюхи из Далласа.

 

Генри: Начиная с сифилиса и кончая венерическими бородавками.  В прямой кишке.  Которые ты, может, и подцепил от шлюхи из Далласа, но эта шлюха была не женского пола.

 

(Пауза)

 

Рой: Так произнеси это.

 

Генри: Рой Кон, ты...

У тебя был секс с мужчинами, много, много раз, Рой, и один из этих мужчин или, Бог знает, сколько из них сделали тебя очень больным.  У тебя СПИД.

 

Рой: СПИД.   

Твоя беда, Генри, в том, что ты помешан на словах, на ярлыках, ты буквально веришь в их кажущиеся значения.  СПИД.  Гомосексуалист.  Голубой.  Лесбиянка.  Ты думаешь, эти названия определяют, кто с кем спит, но это не так.

 

Генри: Нет?

 

Рой: Нет.  Как любой ярлык, они определяют только одно: на каком уровне социальной лестницы или где в иерархии руководства стоит индивидуум под данным ярлыком?  Не в смысле идеологии или сексуального аппетита, все гораздо проще: я имею в виду блат.  Не кого я трахаю или кто трахает меня, а кто поднимет трубку, когда я позвоню, кто мне кое-чего должен.  Вот о чем говорит ярлык.  Но для тех, кто этого не понимает, я - гомосексуалист, потому что я занимаюсь сексом с мужчинами.  На самом же деле это неверно.  Гомосексуалисты - это не мужчины, которые спят с другими мужчинами.  Гомосексуалисты - это мужчины, которые после пятнадцати лет безуспешных попыток до сих пор не могут протащить через муниципалитет свой дохлый законопроект по борьбе с дискриминацией.  Гомосексуалисты - это мужчины, которые никого не знают и которых не знает никто.  У которых блата - ноль.  Разве это похоже на меня, Генри?

 

Генри: Нет.

 

Рой: Нет.  У меня есть блат.  Большой блат.  Я могу хоть сейчас поднять эту трубку, набрать пятнадцать цирф и знаешь, кто подойдет к телефону, причем меньше чем через пять минут, Генри?

 

Генри: Президент.

 

Рой: Еще лучше, Генри.  Его жена.

 

Генри: Это впечатляет.

 

Рой: Я не стараюсь произвести на тебя впечатление.  Я хочу, чтобы ты понял.  Это не софизм.  И не ханжество.  Это реальность.  Я занимаюсь сексом с мужчинами.  Но в отличие от почти любого мужчины, о котором это можно сказать, я привожу парня, которого я трахаю, в Белый Дом и президент Рейган нам улыбается и жмет его руку.  Ведь что я целиком и полностью определятся тем, кто я. Рой Кон не гомосексуалист.  Рой Кон - гетеросексуалист, который часто трахается с мужчинами.

 

Генри: Ладно, Рой.

 

Рой: Так каков мой диагноз, Генри?

 

Генри: У тебя СПИД, Рой.

 

Рой: Нет, Генри, нет.  СПИД бывает у гомосексуалистов. А у меня - рак печени.

 

(Пауза)

 

Генри: Ну, что бы, блядь, у тебя не было, Рой, это очень серьезно и я даже прописать тебе ничего не могу.  Государственный Институт Здравоохранения в Бефезде разработал новый препарат - АЗТ, уже составлен список желающих его попробовать, но даже я не могу внести тебя в него и в среднем люди ждут доступа по два года.  Так что подними трубку, Рой, и набери пятнадцать цифр, и скажи первой леди, что тебе нужно это лекарство для экперементального лечения рака печени, потому что можешь, блядь, называть это чем твоей душе угодно, но в конечном итоге, это очень плохая новость. 

 

 

ВТОРОЙ АКТ: В ПРОБИРКЕ

 

Декабрь 1985 - Январь 1986

 

Сцена 1

 

Ночь, третья неделя Декабря.  Пред один лежит на полу в своей спальне; ему гораздо хуже.

 

Пред: Луис, Луис, пожалуйста, проснись, о Боже.

 

(Вбегает Луис)

 

Пред: По-моему, со мной что-то ужасное я дышать не могу...

 

Луис: (уходит было) Я вызываю скорую.

 

Пред: Нет, пододжи, я...

 

Луис: Подожди?  Ты, блядь, с ума сошел? О Господи, ты горишь, у тебя голова просто горит.

 

Пред: Больно, как больно...

 

Луис: Я вызываю скорую.

 

Пред: Я не хочу в больницу, я не хочу в больницу, пожалуйста, дай мне полежать здесь, просто...

 

Луис: Нет, нет, Господи, Пред, вставай...

 

Пред: НЕ ТРОГАЙ МОЮ НОГУ!

 

Луис: Нам надо... о Господи, с ума сойти можно.

 

Пред: Все пройдет, если я просто полежу здесь, Лу, правда, если б только поспать немного...

 

(Луис выбегает)

 

Пред: Луис?

НЕТ!  НЕТ!  Не звони, ты повезешь меня туда и я не вернусь, пожалуйста, пожалуйста, Луис я тебя умоляю, малыш, пожалуйста...

(Вопит) ЛУИС!!

 

Луис:  (издалека, в истерике) ТЫ БЛЯДЬ ЗАТКНЕШЬСЯ ИЛИ!!

 

Пред: (пытается встать) А-а-а-а.  Мне надо... в туалет.  Подожди.  Подожди, сейчас... о.  О Боже.  (До туалета он не доходит)

 

Луис: (входит) Пред? Они сейчас при...

О, Боже мой.

 

Пред: Прости меня, прости.

 

Луис: Что ты... ? Что?

 

Пред: Я не успел.

 

(Луис подходит к нему)

 

Луис: Это кровь.

 

Пред: Лучше не трогай ее... меня... я... (падает в обморок)

 

Луис: (тихо) Ой, помогите.  Ой, помогите.  О Господи о Господи о Господи помогите мне я не могу я не могу я не могу.

 

 

Сцена 2

 

Та же ночь.  Лира сидит дома, одна, в темноте.  Ее еле видно.  Входит Джо, но света он не включает.

 

Джо: Почему ты сидишь в темноте?  Включи свет.

 

Лира:  Нет.  Я опять слышала шорохи в спальне.  Я знаю, там кто-то был.

 

Джо: Никого там не было.

 

Лира: Может на кровати, под одеялами, с ножом.

Ой.  Джо. Я, это, я, кажется, снова ухожу.  В смысле, я хочу сказать: по-моему у меня опять приступ.  Ты... понимаешь о чем я?

 

Джо: Пожалуйста, не надо.  Не убегай.  Мы все исправим.  Я молюсь об этом.  Я во всем виноват, но я все исправлю.  Ты тоже должна попытаться...

 

(Он включает свет.  Она его опять выключает.)

 

Лира: Когда ты молишься, о чем ты молишься?

 

Джо: Я молюсь, чтобы Бог раздавил меня, раздробил на мелкие кусочки и собрал заново.

 

Лира: О.  Пожалуйста.  Не молись об этом.

 

Джо: У меня в детстве была книжка с притчами из Библии.  Там была картинка, на которую я смотрел по двадцать раз в день: Яков борется с ангелом.  Я толком не помню ни притчу, ни почему они боролись - только картинку.  Яков - молодой и очень сильный.  А ангел это... прекрасный мужчина, с золотыми волосами и крыльями, разумеется.  Мне до сих пор это снится.  Часто, по ночам.  Я... Это я.  В этой борьбе.  Яростной и неравной.  Ангел - не человек и его ничто не сдерживает, как же может человек бороться с ним, разве это поединок?  Это несправедливо.  Проиграешь и твоя душа рассеется, а сердце оторвется от Бога.  Но проиграть нельзя.

 

Лира: Во всем мире ты - единственный человек, единственный человек, которого я люблю, когда-либо любила.  И я страшно люблю тебя.  Страшно.  Это так жутко реально, непреодолимо реально.  Я могу нафантазировать все, что угодно, но от этого отмахнуться не в состоянии.

 

Джо: У тебя... у тебя правда будет ребенок?

 

Лира: Месячные не начинаются.  Я и сама не знаю.  Нам сейчас не до этого.  Может кровь не идет, потому что я принимаю слишком много таблеток.  Может я рожу таблетку.  Это придаст оригинальное значение словосочетанию: принимать роды, скажи?

По-моему тебе надо поехать в Вашингтон.  Одному.  Перемена, как ты сказал.

 

Джо: Я не брошу тебя, Лира.

 

Лира: Может и нет.  Но я тебя брошу.

 

 

Сцена 3

 

Час ночи, тот же вечер.  Луис и медсестра Эмили сидят в палате Преда в госпитале.

 

Эмили: Теперь ему станет получше.

 

Луис: Нет, не станет.

 

Эмили: Да, скорее всего не станет.  Я дала ему снотворное.

 

Луис: Он крепко спит?

 

Эмили: Он летит по орбите луны Юпитера.

 

Луис: Там хорошо.

 

Эмили: Хорошо там, где нас нет.  Вы его... э-э-э?

 

Луис: Да.  Я его э-э-э.

 

Эмили: Для вас это, небось, ад.

 

Луис: Да.  Ад.  Загробная Жизнь.  И она, кстати, совсем не похожа на дождливый мартовский день, Пред.  Гораздо ярче, чем я думал.  Мертвых листьев навалом, но под ногами они не хрустят.  Воздух острый, сухой.  И в нем витает роскошно-тягостное чувство смерти, от которого разбивается сердце.

 

Эмили: Да, тут у кого угодно разобьется сердце.  Какой он приятный парень.  Симпатичный.

 

Луис: Не в таком cостоянии.

Да, симпатичный. Был симпатичным.  Короче.

 

Эмили: Странное имя.  Пред Уолтер.  Типа Уолтер до него.

 

Луис: До него было множество Уолтеров.  Пред - это древнее семейное имя весьма древнего рода.  Уолтеры переехали в Америку на "Мейфлауэр"[26], но их род существовал и задолго до этого.  Их линия прослеживается аж до Нормандского Нашествия.  Он говорит, один Пред Уолтер даже вшит в Гобелен Баю[27].

 

Эмили: Это должно впечатлять?

 

Луис: Ну, это история.  Древняя старина.  Что в определенных кругах производит сильное впечатление.

 

Эмили: Не в моих кругах.  Как называется этот гобелен?

 

Луис: Гобелен Баю.  Его вышивала королева Матильда.

 

Эмили: Расскажу своей матери.  Она обожает вышивать.  Мне это уже вот где сидит.

 

Луис: Мануальная терапия для беспокойных рук.

 

Эмили: Может и вам стоит попробовать.

 

Луис: Матильда вышивала, а Уиллиям-Завоеватель воевал.  Она была... не просто верной.  Преданной.

Ждала его, вышивала годами.  А когда он возвращался с войны - побежденный и сломленный, она любила его еще сильнее.  А когда он возвращался искалеченный, изуродованный, зараженный Бог знает какой мерзостью, она все равно любила его; жалела его, разделяла его боль, любила его еще крепче и никогда, никогда не просила Бога: пожалуйста, сделай так, чтобы он умер, раз он не может вернуться ко мне целым и невредимым, и жить нормальной жизнью... А когда он умер, она похоронила с ним свое сердце.

Так почему же я, блядь, такой урод?

(Короткая пауза)

Он проспит всю ночь?

 

Эмили: Как минимум.

 

Луис: Мне пора.

 

Эмили: Сейчас час ночи.  Куда это вы собра...?

 

Луис: Я знаю, который час.  Хочу погулять.  Ночьной воздух, полезен для... В парк.

 

Эмили: Будьте осторожны.

 

Луис: Ага.  Там опасно.

Передайте ему, если он проснется и вы еще будете здесь, передайте ему "Прощай", передайте ему, я должен был уйти.

 

 

Сцена 4

 

Час спустя.  Сцена разделена пополам.  С одной стороны - Джо и Рой в шикарном ресторане (посетители выглядят весьма консервативно), с другой - Луис и Мужик в узкой аллее в Центральном Парке.  Джо и Рой сидят за стойкой бара.  Ресторан ярко освещен.  Перед Джо стоит тарелка с едой, но он не ест. Рой изредка тычет вилкой в тералку Джо и отправляет в рот маленькие кусочки.  Рой в смокинге, бабочка развязана.  Джо одет элегантно, но просто.  Рой много пьет, Джо - ни капли.  Луис и Мужик поглядывают друг на друга, колеблясь между желанием проявить интерес и деланным безразличием.

 

Джо: На снотворное ее потянуло после выкидыша... нет, она и раньше его пила.  В детстве ей было трудно, она росла в очень плохой семье.  Кажется там было и пьянство, и драки.  Об этом она говорить не хочет, вместо этого она выдумывает что... небо обваливается, что под покрывалом кто-то прячется с ножом.  Монстры.  Мормоны.  Все думают, что среди Мормонов таких семей не бывает, нам не подобает так себя вести, но это творится сплошь и рядом.  И это не ложь, и не двуличие.  Все честно стараются подчиняться определенным, твердым Божьим заветам, а они очень... э-э-э...

 

Рой: Твердые.

 

Джо: Не стоит мне беспокоить вас всем этим.

 

Рой: Нет, что ты.  Разговор по душам.  Еще бокал... Что это, минеральная?

 

Джо:  Людей сильно подшатывает неспособность дотянуться до идеала.  И когда они оступаются, чем сильнее было их желание стать лучше, тем больше это начинает казаться недоступным.

Меня страшит, что больше всего я люблю в ней именно самые темные стороны ее натуры, наиболее отдаленные от Божьей любви; может быть они-то и привлекли меня к ней.  И я держусь за них, потому что мне это необходимо.

 

Рой: А почему это необходимо?

 

Джо: Есть причины... Насколько хорошо мы сами себя знаем?  В смысле, а что если?  Я знаю, я женился на ней потому что она... потому что я любовался тем, как она вечно ошибалась, вечно делала что-то не так, всегда оступалась.  В Солт-Лейк-Сити это выделяется.  А я никогда не выделялся, внешне или вслух, но в глубине души мне было трудно.  Казаться.

 

Рой: Казаться?

 

Джо: Да.

 

Рой: Казаться кем?

 

Джо: О.  Ну... жизнерадостным и сильным человеком.  Те, кто любит Бога с чистым сердцем, не омраченным секретами и борьбой, жизнерадостны.  Их сила и счастье идут от надежной и крепкой божьей любви.  От святости.

 

Рой: А у тебя были секреты?  И тайная борьба...

 

Джо: Я хотел быть одним из избранных, из Благословленных.  Хотелось быть таким, хотелось думать, что мои недостатки - это мой собственных выбор, но ведь это не так.  Тоска Лиры, ее глубочайшая тоска, она ведь не сама ее себе выбрала.  Но она ее испытывает.

 

Рой: Но ведь не ты создал ее тоску.

 

Джо: Нет.

 

Рой: А звучишь так, будто ты.

 

Джо: Я за нее отвечаю.

 

Рой: Потому что она твоя жена.

 

Джо: Да, поэтому.  Но я, действительно, люблю ее.

 

Рой: Короче.  Она твоя жена.  И поэтому существуют определенные обязанности.

По отношению к ней.  Но они также существуют и по отношению к самому себе.

 

Джо: Она окончательно сойдет с ума в Вашингтоне.

 

Рой: Так оставь ее здесь.

 

Джо: Она окончательно сойдет с ума, если я ее брошу.

 

Рой: Так возьми ее с собой в Вашингтон.

 

Джо: Я просто не могу, Рой.  Я нужен ей.

 

Рой: Послушай, Джо.  Я - лучший адвокат по бракоразводным процессам.

 

(Короткая пауза)

 

Джо: А можно мне подождать с Вашингтоном?

 

Рой: Поступай так, как тебе нужно, Джо.  Как нужно тебе.  Тебе.  А ей позволь плыть по ее течению.  Вам обоим станет легче.  В конце-концов, должен же хоть кто-то достигнуть желаемого?

 

 

Мужик: Чего ты хочешь?

 

Луис: Я хочу, чтобы ты меня трахнул, сделал мне больно, чтобы потекла кровь.

 

Мужик: И я этого хочу.

 

Луис: Да?

 

Мужик: Я хочу сделать тебе больно.

 

Луис: Выеби меня.

 

Мужик: Да?

 

Луис: Сильно.

 

Мужик: Да? Ты непослушный мальчик?

 

(Пауза.  Луис тихо смеется.)

 

Луис: Очень непослушный. Очень непослушный.

 

Мужик: Тебя надо наказать, мальчик?

 

Луис: Да, надо.

 

Мужик: Да, что?

 

(Короткая пауза)

 

Луис: Э-э-э, я...

 

Мужик: Да что, мальчик?     

 

Луис: О.  Да, сэр.

 

Мужик: Пошли к тебе домой, мальчик.

 

Луис: Нет, я не могу.

 

Мужик: Нет что?

 

Луис: Нет, сэр, я не могу, я...

Я живу не один, сэр.

 

Мужик: Твой любовник знает, что ты с другим мужчиной сегодня ночью, мальчик?

 

Луис: Нет, сэр, он...

Мой любовник этого не знает.

 

Мужик: Твой любовник знает...

 

Луис: Переменим тему, ладно? Может пойдем к вам?

 

Мужик: Я живу со своими родителями.

 

Луис: О.

 

Рой: Каждый, кто достиг в жизни известного положения, добился этого благодаря тому, что к нему проявил интерес кто-то постарше и влиятельнее.  По-моему, самое драгоценное качество в жизни это умение быть хорошим сыном.  В тебе это есть, Джо.  Умение быть хорошим сыном отцу, ставящему перед тобой задачи, которые ты бы никогда не поставил перед собой сам.  У меня было много отцов, я им жизнью обязан, могущественные, могущественные мужчины.  Уолтер

Уинчелл[28], Эдгар Хувер[29].  И, разумеется, Джо МакКарти[30].  Он ценил меня, потому что я был хорошим юристом, но любил он меня, потому что я был хорошим сыном.  Он был очень тяжелым человеком, очень замкнутым и скрытным.  Но когда он общался со мной, в нем проявлялась нежность.  Он бы умер за меня.  А я за него.  Тебе неприятно это слышать?

 

Джо: Я со своим отцом не ладил.

 

Рой: Ну, иногда дело обстоит именно так.  Тогда надо искать себе новых отцов, искать замену, я не знаю.  Отец и сын - это центр всего в жизни.  Женщина дает жизнь, с нее все начинается, но отец - это продолжение.  Сын подает отцу свою жизнь, как корабль, на котором он пронесет и навеки сохранит мечты отца.  Твой отец жив?

 

Джо: Э-э, мертв.

 

Рой: Он был... каким? Упрямым человеком?

 

Джо: Он служил в армии.  Иногда он бывал очень несправедливым.  И холодным.

 

Рой: Но он тебя любил.

 

Джо: Я не знаю.

 

Рой: Нет, нет, Джо, любил, я знаю.  Иногда любовь отца должна быть суровой, даже несправедливой, холодной, чтобы сын вырос сильным в этом мире.  Это не хороший мир.

 

 

Мужик: Вот, давай.

 

Луис: Я... У тебя есть призик?

 

Мужик: Я не пользуюсь призиками.

 

Луис: А надо бы.  (Достает один из кармана) На.

 

Мужик: Я ими не пользуюсь.

 

Луис: Тогда бывай.  (Уходит было.)

 

Мужик: Нет, погоди.

Одень его на меня.  Мальчик.

 

Луис: Хватит, мне пора.  Домой.  Я наверное рехнулся.

 

Мужик: Ой, да ладно тебе, он ничего не узнает.

Луис: Как здесь холодно.  Слишком холодно.

 

Мужик: Вовсе не холодно, давай я тебя согрею.  Ну пожалуйста?

 

(Они начинают трахаться)

 

Мужик: Расслабься.

 

Луис: (короткий смешок) Ни за что.

 

Мужик: Это...

 

Луис: Что?

 

Мужик: Кажется, он того... порвался.  Твой призик.  Продолжать?

(Короткая пауза) Или вытащить?  Мне...

 

Луис: Продолжай.

Зарази меня.

Мне наплевать.  Мне наплевать.

 

(Пауза.  Мужик вытаскивает из Луиса свой член.)

 

Мужик: Я... э-э, слышь, извини, но я, кажись, пойду.

 

Луис: Ага.

Маме и папе привет.

 

(Мужик дает ему пощечину)

 

Луис: Ой!

 

(Они пялятся друг на друга)

 

Луис: Я же просто пошутил.

 

 

Рой: Как долго мы с тобой знакомы?

 

Джо: С 1980-ого года.

 

Рой: Верно.  Долгое время.  Я привязался к тебе, Джо.  Я дал тебе хороший совет?

 

Джо: Вы замечательный друг, Рой, я...

 

Рой: Я хочу чтобы мы породнились.  Фамилья, как говорят мои друзья-итальянцы.  Ла фамилья.  Милое слово.  Для меня это важно - помочь тебе, как много лет назад кое-кто помог мне.

 

Джо: Я и так почти всем вам обязан, Рой.

 

Рой: Я умираю, Джо.  Рак.

 

Джо: Боже мой.

 

Рой: Погоди, дай мне закончить.

Об этом мало кто знает и тебе я говорю только потому что... я не боюсь смерти.  Чего я только не видел, чем может удивить меня смерть?  Я жил; а жить гораздо труднее. (Потдрунивает над собой.) Послушайте меня, я, прям, философ.

Джо.  Ты обязан это сделать.  Ты обязан, обязан, обязан.  Любовь; это ловушка.  Обещания; тоже ловушка.  Как отец сыну, я тебе говорю: жизнь полна ужасов; их никому не избежать, никому; береги свою шкуру.  Что бы тебя ни тянуло, кто бы в тебе не нуждался, угрожал тебе.  Не бойся; люди вечно боятся; не бойся жить на открытом ветру, голым, одиноким... По крайней мере, уясни раз и навсегда: на что ты способен.  И не позволяй никому становиться тебе поперек дороги.

 

 

Сцена 5

 

Три дня спустя.  Пред и Белиз в палате Преда в госпитале.  Пред очень болен, но понемногу приходит в себя.  Белиз только что пришел.

 

Пред: Мисс Штучка.

 

Белиз: Ma cherie bechette[31].

 

Пред: Стелла.

 

Белиз: Стелла-звезда.  Так, так, посмотрим. (Критически разглядывает Преда) Ты выглядишь, как дерьмо, да-да, точно, как дерьмо, comme la merde[32]!

 

Пред: Мерси.

 

Белиз: (достает из сумки маленькие пластмассовые бутылочки, протягивает их Преду) Не отчаивайся, Бель Рив.  Гляди!  Волшебное зелье!

 

Пред: (открывает бутылочку, нюхает) Фу!  Что это за мерзость?

 

Белиз: Понятия не имею.  Давай смажем им твои несчастные волдыри и посмотрим, что будет.

 

Пред: Это не западное средство, эти бутылочки...

 

Белиз: Заколдованный крем.  Из бутика за углом.

 

Пред: И ты называешь себя профессиональным медбратом.

 

Белиз: (нюхает крем) Пчелиный воск и дешевые духи.  В огуречном лосьоне.  С кучей добрых напутствий и любви от одной крошечной ведьмочки-негритянки из Маями.

 

Пред: Убери от меня эту гадость, я имунно-подавлен.

 

Белиз: Я квалифицированный медицинский работник.  Я знаю, что делаю.

 

Пред: Ну и вонь.  От Луиса слышно что-нибудь?

 

(Пауза.  Белиз делает Преду мягкий массаж.)

 

Пред: Исчез.

 

Белиз: Вернется, никуда не денется.  Я этот тип знаю.  До последнего момента держат девушку в неведении.

 

Пред: Прошло уже...

 

(Пауза)

 

Белиз: (старается встряхнуть его память) Сколько?

 

Пред: Я не помню.

 

Белиз: Сколько ты здесь лежишь?

 

Пред: (внезапно расстраивается до слез) Я не помню, мне насрать.  Я хочу Луиса.  Я хочу, ёб, моего Луиса, где он, блядь?  Я умираю, я умираю, где Луис?

 

Белиз: Ш-ш-ш, ш-ш-ш.

 

Пред: Странные эффекты у этого лекарства, очень странные.  Например, глаза у меня из-за него вечно на мокром месте.

 

Белиз: Тайком сбереги мне каплю-другую.

 

Пред: О нет, только не это лекарство, ce n"est pas pour la joyeux noёl et la bonne annee[33], это лекарство - серьезная химическая отрава, ma pauvre bichette.

Я не просто уплываю в другой мир.  Я такое слышу.  Голоса.

 

Белиз: Голоса.

 

Пред: Один голос.

 

Белиз: И что он говорит?

 

(Пауза)

 

Пред: Мне нельзя этого пересказывать.

 

Белиз: Тогда перескажешь врачу.  Или я скажу.

 

Пред: Нет, нет.  Ни в коем случае.  Мне нужен это голос; он замечательный.  Я только ради него и живу.  Я не хочу обсуждать его с каким-нибудь стажером.

И знаешь, что бывает? Когда я его слышу, у меня встает.

 

Белиз: Надо же.

 

Пред: Comme ca[34].  (рукой показывает степень своего возбуждения) А ведь ты помнишь, какая я - мина замедленного действия.

Белиз: У меня челюсть сводит при воспоминании.

 

Пред: И ты лишишь меня этого невинного утешения - выдашь мое вожделение свирепым последователям Флоренс Найтингейл[35]?

 

Белиз: Выбрось это из головы, ma bebe[36].

 

Пред: Ведь они поменяют лекарство, лишь бы мне не было весело.

 

Белиз: Ты и твой член можете на меня расчитывать.

 

Пред: Je t"adore, ma belle negre[37].

 

Белиз: Знаешь, весь этот девичник - политически неверен. 

Нам стоило бросить его одновременно с маскарадом.

 

Пред: Я болею и мне разрешается политически хулиганить, если мне от этого лучше.  Ты звучишь точь в точь как Лу.

(Короткая пауза)

По крайней мере я получаю удовольствие от мысли, что он где-то страдает от угрызений совести.  Я торчал от его страданий.  Это было лучшим представлением на свете - наблюдать, как он совал голову в задницу и грыз свои кишки из-за любой ерунды.  Но мама меня предупреждала: раз их расстраивают всякие мелочи...

 

Белиз: Случись что-нибудь серьезное,  они вслывут брюхом вверх.

 

Пред: Мама меня предупреждала.

 

Белиз: А серьезное непременно случится.

 

Пред: Но я ее не слушал.

 

Белиз: Нет.  Мужчины - звери.

 

Пред: Даже хуже.

 

Белиз: Мне пора.  Коли я решил посвятить свою одинокую жизнь ухаживанию за белыми людьми, пусть мне за это хоть недоплачивают.

 

Пред: Ты просто христианский мученник.

 

Белиз: Что бы ни случилось, малыш, я буду рядом.

 

Пред: Je t"aime[38].

Белиз: Je t"aime.  Только не сходи с ума, подруга, я и так по горло сыт чокнутыми гомиками.  По два горла.  Я не могу вечно возиться с маразмом.

 

Пред: Обещаю.

 

Белиз: (нежно дотрагивается до него) Ой-ей-ей.

 

Пред: Точно, ой-ей-ей.

 

Белиз: Тебя полезно дразнить.

И ешь побольше, подруга, ты действительно выглядишь как дерьмо.

 

(Белиз выходит)

 

Пред: (немного погодя) Он ушел.

 

Голос: Я не могу остаться.  Но я вернусь.

 

Пред: Вы один из этих "Следуй за мной" голосов?

 

Голос: Нет.  Я не ночная птица.  Я вестник...

 

Пред: У вас такой прекрасный голос, он как... виола, идеально настроенная, тугая струна, гармония, правда...

Останьтесь с мной.

 

Голос: Еще не время.  Но я скоро вернусь, я откроюсь тебе; я восхитительна, восхитительна; мое сердце, мой облик и моя весть.  Готовься.

 

Пред: К чему? Я не хочу...

 

Голос: Не к смерти, нет:

К изумительному творению и чуду, что стоит перед нами, искаженную доктрину мы изучаем и оправляем, великую Ложь - изгоняем, великую ошибку - правим законом, мечом и метлой Правды!

 

Пред: О чем вы, я...

 

Голос:

Я уже в пути; когда я явлюсь, начнется Работа;

Готовься к раскрытию облаков,

Дуновению с неба, восхождению,

Слава...

 

 

Сцена 6

 

Вторая неделя Января.  Мартин, Рой и Джо в фешенебельном ресторане в Манхеттене.

 

Мартин: В Вашингтоне настоящая революция, Джо.  У нас крупные планы и у нас, наконец, появился настоящий лидер.  Демократы отыграли Сенат, но суды принадлежат нам.  К началу девяностых Верховный суд будет целиком состоять из пуленепробиваемых республиканских назначенцев и на Федеральной скамье, куда бы демократы не тыкали, будут сидеть судьи-республиканцы, как зарытые мины.  Компенсирующая политика[39]?  Подавайте в суд.  Бум! И взрывается наша зарытая мина.  И мы протащим свою линию везде: аборты, система обороны, Центральная Америка, семейный уклад, инвестиционный климат.  Мы окупировали Белый Дом, как минимум, до 2000 года.  А может и на дольше.  А как насчет монополии над Овальным Кабинетом[40]?  Это вполне возможно.  К 92-ому мы отвоюем Сенат, а лет через десять Юг подарит нам Палату Представителей.  Мы переживаем настоящий крах либерализма.  Настоящий крах новомодного социализма.  Настоящий крах, ipso facto[41], умиротворяющего гуманизма. Мы на заре новой эры - эры восхода истинно Американской политической личности.  Олицетворением которой является Рональд Уилсон Рейган.

 

Джо: Звучит великолепно, Мистер Хеллер.

 

Мартин: Называй меня Мартин.  А юриспруденция - это основа.  Особенно с тех пор, как власть забрал Эд Миз.  Он в юридических тонкостях не силен.  Он простак, легавый.  Он мне чем-то напоминает Тедди Рузвельта[42].

 

Джо: Я просто мечтаю с ним познакомиться.

 

Мартин: Зря, Джо, он уже лет шестьдесят как умер!

 

(Неловкая пауза.  Джо не отвечает.)

 

Мартин: Тедди Рузвельт.  Ты сказал, ты хочешь поз... Я пошутил.  Это как в том анекдоте про...

 

Рой: Ох, блядь, Мартин, заткнись.

(Обращаясь к Джо) Видишь? Наш мистер Хеллер - он один из великих и могучих, Джозеф, в Вашингтоне он восседает по правую руку того, кто восседает по правую руку Самого Шефа.  И тем не менее, я могу сказать "заткнись, блядь" и он не обидится. Это преданность.  Он...

Мартин?

 

Мартин: Да, Рой?

 

Рой: Помассируй мне спинку.

 

Мартин: Рой...

 

Рой: Нет, нет, серьезно, у меня там болячка, у меня теперь вечно..., помассируй мне спинку, дорогой, ради меня?

 

(Мартин массирует Рою спину.  Они оба смотрят на Джо)

Рой: (Джо) Как, ты думаешь, горстке большевиков удалось за один день превратить Санкт-Петербург в Ленинград?  Это были товарищи.  Которые поддерживали друг друга.  Маркс и Энгельс.  Ленин и Троцкий.  Иосиф Сталин и Франклин Делано Рузвельт.

 

(Мартин смеется.)

 

Рой: Товарищи, верно, Мартин?  

 

Мартин: Джо, этот человек, он - Святой Правоверных.

 

Джо: Я знаю, Мистер Хеллер, я...

 

Рой: Видишь, что я имел в виду, Мартин? Он у нас особенный, скажи?

 

Мартин: Не смущай его, Рой.

 

Рой: Обстоятельность, порядочность, ум!  Его сила - сила десятерых, потому что у него чистое сердце!  И он - сынок Роя, на все сто.

 

Мартин: Мы переживаем подъем, Джо.  Подъем.

 

Джо: Мистер Хеллер, я...

 

Мартин: (прекращает массаж) Мы больше не можем ждать твоего решения.

 

(Короткая пауза)

 

Джо: О.  Э-э-э, я...

 

Рой: Джо у нас женат, Мартин.

 

Мартин: Ага.

 

Рой: Женат.  И его жена не хочет переезжать в Вашингтон и поэтому Джо ехать не может.  И мы из-за него теряем время.  Мы это много раз видели, не так ли?  Мужчины и их жены.

 

Мартин: О да.  Остерегайтесь.

 

Джо: Я не намерен обсуждать это под...

 

Мартин: Так нечего обсуждать.  Скажи "да", Джо.

 

Рой: Сию минуту.

 

Мартин: Скажи "да, я поеду".

 

Рой: Сию минуту.

Сию минуту.  Я перестану дышать, пока ты не скажешь "да", я синею в ожидании... сию минуту, черт бы тебя подрал!

 

Мартин: Рой, успокойся, не стоит...

 

Рой: Да хрен с ним.  (Достает из кармана пиджака письмо, протягивает его Джо)

Читай.  Сегодня пришло.

(Джо просматривает первый параграф, потом поднимает глаза.)

 

Джо: Рой.  Это... Рой, это ужасно.

 

Рой: Неужели.

Уведомление из нью-йоркской корпорации юристов, Мартин.

Меня хотят лишить практики.

 

Мартин: М-да.

 

Джо:  За что?

 

Рой: За что, Мартин?

 

Мартин: Обыкновенная месть. 

 

Рой: Вся эта организация.  С их дохлыми правилами.  За то, что я не считаюсь с  правилами.  За то что Закон для меня это не мертвое и произвольное собрание застарелых афоризмов: это хорошо, а это плохо, за то что, за то что я знаю, Закон - это гибкий, трепещущий, влажный... орган, за то что, за то что...

 

Мартин: За то что он одолжил пол-миллиона долларов у одной из своих клиенток.

 

Рой: Ну, и за это тоже.

 

Мартин: И он забыл эти деньги вернуть.

 

Джо: Рой, это.... Вы одолжили деньги у клиентки?

 

Рой: Мне очень стыдно.

 

(Короткая пауза)

 

Джо: (с большим сочуствием) Рой, вы знаете, как я вами восхищаюсь.  Ну, в смысле, я знаю, вы часто пользуетесь нетрадиционными методами, но я уверен, ваш поступок вполне можно оправдать сложившимися обстоятельствами.  И я убежден, что...

 

Рой: Кончай кудахтать, Бога ради.  Я буду отрицать, что это был заем.  Документов у нее нет.  Доказать эта сука ничего не сможет.

 

(Короткая пауза.  Мартин изучает меню.)

 

Джо: (протягивает письмо обратно, более официальным тоном) Рой, я весьма тронут вашим доверием и я сделаю все, что могу, чтобы помочь.

 

Рой: (протягивает руку за письмом, потом осторожно) Я скажу тебе, как ты можешь помочь.  Скоро, Джо, меня будут судить присяжные заседатели, среди которых у меня нет единомышленников.  В комитете, который должен вынести решение о лишении меня практики, сидят благородные джентльмены, адвокаты-интеллигенты, аристократы.  Я оскорбляю их лучшие чувства, для них... я кто, Мартин?  Эдакий вонючий маленький еврейский троль?

 

Мартин: Ну, я не стану заходить так дале..

 

Рой: Ну, а я стану.

Весьма утонченные адвокаты, эти адвокаты в этом комитете, утонченные адвокаты с утонченными корпоративными клиентами и сложнейшими процессами.  Антимонополистические иски.  Иски по отменам государственого контроля.  Экологического контроля.  Эти запутанные иски нуждаются в покровительстве Министерства Юстиции, как цветы нуждаются в солнце.  Меткое сравнение, верно, Мартин?

 

Мартин: Меня здесь вообще нет, Рой.  Я ничего этого не слышу.

 

Рой: Нет.  Разумеется, нет.

Без солнечного света, Джо, все эти иски и утонченные адвокаты, которые их ведут, завянут и погибнут.

Но верный друг на тепленьком месте в Министерстве Юстиции сможет, выражаясь фигурально, выключить солнце.  И наслать, ради меня, глубокие тучи.  И они затрепещут от холода.  Если осмелятся перешагнуть черту.  Этого они побоятся.

 

(Пауза)

 

Джо: Рой.  Я не понимаю.

 

Рой: Понимаешь.

 

(Пауза)

 

Джо: Вы ведь не предлагаете мне...

 

Рой: Ш-ш-ш.  Тихо.

 

Джо: (пауза, потом) Даже если я соглашусь на перемену работы, мое вмешательство будет незаконным.  В ваш процесс.  Это не-этично.  Нет.  Я не могу.

 

Рой: Не-этично.

Ступай, погуляй, Мартин.

 

Мартин: Погуляй?

 

Рой:  Отвали, Мартин.  Серьезно.

 

(Мартин отходит.)

 

Рой: Не-этично.  Ты что, хочешь опозорить меня перед моим другом?

 

Джо: Но это действительно не-этично, я не могу...

 

Рой: Ну, сынок, ты, действительно, нечто.  Здесь тебе что, блядь, воскресная школа?

 

Джо: Нет, но, Рой, это...

 

Рой: Брожение желудочных соков, энзимы и кислоты, кишечник, вот это что, испражнения и кровавое мясо - это воняет, это политика, Джо, игра за выживание.  И ты считаешь, ты...  Что?  Выше всего этого?  Что может быть выше жизни? Смерть!  В облаках!  Ты на земле, черт подери!  Спустись с облаков, оглядись.

Я болен.  Они чуют, что я ослаб.  На этот раз они жаждут крови.  Мне нужна пара глаз в Министерстве.  Из Министерства ты меня защитишь.

 

Джо: А почему бы Мистеру Хеллеру не...

 

Рой: Ну будь ребенком, Джо.  Администрация не может вмешиваться.

 

Джо: Но я же стану членом администрации.  Таким же как он.

 

Рой: Не таким же.  Мартин принадлежит Эду.  А Эд Рейгану.

Следовательно и Мартин принадлежит Рейгану.

А вот ты - мне.

(Короткая пауза.  Он помахивает письмом.)

Этому не бывать.  Ты меня слышишь?

(Он рвет письмо.)

Я буду юристом, Джо, я буду юристом, Джо, я буду, блядь, еб твою мать, законным членом Корпорации Юристов, так же как и мой папа, до моего последнего дня на этой земле, Джозеф, до тех пор, пока я не умру.

 

(Возвращается Мартин.)

 

Рой: А, Мартин вернулся.

 

Мартин: Так мы согласны?

 

Рой: Джо?

 

(Короткая пауза)

 

Джо: Я подумаю.

(Рою) Подумаю.

 

Рой: Ха.

 

Мартин: Страх перед последствиями деяния усложняет деяние.

 

Рой: Аминь.

 

Мартин: Но с последствиями почти всегда можно ужиться.

 

 

Сцена 7

 

Тот же день.  Гранитные ступени Дворца Правосудия в Бруклине.  Холодно и солнечно.  В ларьке рядом торгуют бутербродами с горячими сосисками.  Луис в поношенном пальто сидит на ступенях и задумчиво жует купленный бутерброд.  Появляется Джо.  В руках у него три бутерброда с сосисками и банка Кока-колы.

 

Джо:  Можно я...?

 

Луис: Конечно.  Конечно.  Мороз и солнце, день чудесный.

 

Джо: (усаживаясь) Надо ловить момент.

Как ваш друг?

Луис: Мой... ?  О-о.  Ему хуже.  Моему другу хуже.

 

Джо: Мне очень жаль.

 

Луис: Да.  Спасибо, что спросили.  Это очень мило.  Вы очень милый.  Даже не верится, что вы голосовали за Рейгана.

 

Джо: Надеюсь, ему станет получше.

 

Луис: Кому? Рейгану?

 

Джо: Вашему другу.

 

Луис: Нет, не станет.  И Рейгану тоже не станет.

 

Джо: Не будем говорить о политике, ладно?

 

Луис: (указывает на булочки Джо) Вы можете съесть целых три штуки? 

 

Джо: Ну... я... проголодался.

 

Луис: Но это же так вредно.  В них куча крысиных какашек, тараканьих лапок, и стружек, и всякого дерьма.

 

Джо: Ха.

 

Луис: И еще... э-э... что-то химическое, токсины.

 

Джо: Вы же сами их едите.

 

Луис: Да, но видите ли, их форма, против нее я бессилен, плюс я пытаюсь совершить самоубийство, а у вас какая уважительная причина?

 

Джо: У меня нет уважительной причины.  Только настойка от изжоги.

 

(Джо достает бутылочку с настойкой и делает глоток из горлышка.  Луис вздрагивает и издает восклицание.)

 

Джо: Ага, я знаю, а теперь запьем Кока-Колой.

 

(Он запивает. Луис делает вид, будто его вырывает Джо на колени.  Джо отталкивает от себя голову Луиса.)

 

Джо: Вы всегда такой?

 

Луис: Я сильно переживаю за его детей.

 

Джо: Чьих детей?

 

Луиса: Рейгана.  За Морин и Майка, и маленькую сиротку Патти, и за Мисс Рон Рейган Младшего, прошу прощения, "гетеросексуалиста" в кавычках.

 

Джо: Рой Рейган Младший не... Не стоит так безяпеляционно высказываться о людях.  Откуда вы знаете? Про него?  Вы не знаете.

 

Луис: Ну, милочка, он ни разу не сосал мой член, но...

Джо: Послушайте, это пошлость...

 

Луис: Ладно, ладно, серьезно, я хочу сказать... Интересно, каково это - быть ребенком самого Зейтгейста[43]?  Иметь в папах олицетворение Американской Враждебности?  Ведь они даже не семья, Рейганы, я читаю "People"[44], их ничто не связывает, они друг друга не любят и общаются через своих секретарей.  Интересно, каково это - быть маленьким Рейганом?  Желают знать пытливые умы.

 

Джо: Нельзя верить всему, что вы...

 

Луис: (отворачивается) Но... Я думаю, мы все знаем, каково это.  В наше-то время.  Ведь нас ничто не связывает.  Никакие обязательства.  Все мы... увиливаем от собственной совести и сложностей любви.

 

Джо: Неужели вы всегда... Вам наверное все равно и вы всегда говорите именно то, что чувствуете или хотите сказать.

 

Луис: Хочу сказать что?

 

Джо: Что угодно.  Что бы ни взбрело вам на ум.

 

Луис: Вы хотите со мной чем-то поделиться?

 

(Короткая пауза, сексуальная. Они смотрят друг на друга.  Джо отворачивается.)

 

Джо: Нет, я просто заметил, что вы...

 

Луис: Импульсивен.

 

Джо: Да, это, наверное, страшновато, вы...

 

Луис: (пожимает плечами) Земля свободных.  Край смельчаков. Зовите меня безответственным.

 

Джо: А меня это пугает.

 

Луис: Да, свобода кого угодно напугает.  И окатит жестокостью.

 

Джо: О, вы не жестокий.

 

Луис: Откуда вы знаете?

Доедайте свою сосиску.

 

(Он треплет Джо по колену и собирается уходить.)

 

Джо: Э-э...

 

(Луис оборачивается, смотрит на него.  Джо пытается найти тему для разговора.)

 

Джо: Вчера было воскресенье, но я в последнее время страшно рассеян и я решил, что уже понедельник.  И я пришел сюда, как обычно прихожу на работу.  Но здание было абсолютно пустым.  Сперва я не мог понять, почему, и меня на миг охватил дикий... ужас и одновременно... у меня в голове пронеслось: Дворец Правосудия абсолютно пуст; оставлен; заброшен.  Навсегда.  Все работники его покинули.   

 

Луис: (смотрит на здание) Жуть.

 

Джо: Да, но.  Я думал, я заору.  Не потому что мне было жутко, а потому что эта пустота была такой неожиданной.

И... ну, замечательной.  Я чуть не заорал... от счастья.

И я подумал, вот было бы здорово... если бы за одну ночь все наши профессиональные или личные обязанности действительно испарились.  И мы бы стали свободны.

Это было бы... бесконечно ужасно.  Да.  Страшно, но...

Просто замечательно.  Сбросить свою чешую, все старые чешуи, одну за другой и встретить рассвет необремененным.

(Короткая пауза.  Он смотрит на здание.)

Не могу я сидеть там сегодня.

 

Луис: Так не сиди.

 

Джо: (не слышит Луиса) Не могу там сидеть, мне нужно...

(Оглядывается по сторонам в поисках того, что ему нужно.  Делает еще один глоток настойки.)

Не могу больше быть всем этим.  Мне необходима... перемена, мне надо просто...

 

Луис: (не обязательно заигрывает; просто он не хочет оставаться в одиночестве) Составить тебе компанию?  Мне все равно, что делать.

 

(Пауза.  Джо смотрит на Луиса, со страхом отворачивается.  Луис пожимает плечами.)

 

Луис: Иногда, даже если это до смерти страшно, приходится переступать закон.  Понимаешь, о чем я?

 

(Снова короткая пауза.)

 

Джо: Да.

 

(Опят короткая пауза.)

 

Луис: Я съехал.  Я бросил моего...

Я плохо сплю в последнее время.

 

Джо: Я тоже.

 

(Луис придвигается к Джо, облизывает свой платок и вытирает Джо рот.)

 

Луис: Молочные усы.

(указывает на здание) Может суд не соберется.  Никогда больше.  Может мы действительно свободны.  И можем делать все, что угодно.

Дети новой эры, преступные умы.  Эгоистичные и жадные, разнелюбые и слепые.  Отпрыски Рейгана.

Тебе страшно.  Мне тоже.  Всем страшно на этой земле свободных.  Боже, помоги нам.

 

 

Сцена 8

 

Поздно ночью.  Джо около телефонной будки, звонит матери в Солт-Лейк-Сити.

 

Джо: Мама?

 

Ханна: Джо?

 

Джо: Привет.

 

Ханна: Ты звонишь с улицы.  Уже... наверное четыре часа утра.  Что случилось?

 

Джо: Ничего, ничего, я...

 

Ханна: Это Лира? Что с Лирой... Джо? Джо?

 

Джо: Да, я тут.  Нет, Лира в порядке.  То есть, нет, она... не в порядке.

А как ты, мам?

 

Ханна: Что случилось?

 

Джо: Просто захотел поговорить.  Просто, э-э, решил кое-что на тебе попробовать.

 

Ханна: Джо, ты не... ты выпил, Джо?

 

Джо: Да, мэм.  Я пьян.

 

Ханна: Это на тебя не похоже.

 

Джо: Нет.  То есть, кто знает?

 

Ханна: Почему ты стоишь на улице в четыре часа утра?  В этом сумасшедшем городе.  Это так опасно.

 

Джо: Вообще-то, мам, я не на улице.  Я рядом с лодочным сараем в парке.

 

Ханна: В каком еще парке?

 

Джо: В Центральном парке.

 

Ханна: В ЦЕНТРАЛЬНОМ ПАРКЕ!  Боже мой.  Что тебе понадобилось в Центральном парке в это время ночи? Ты...

Джо, по-моему, ты должен сейчас же идти домой.  Перезвони мне из дома.

(Короткая пауза.)

Джо?

 

Джо: Я прихожу сюда, чтобы смотреть, мам.  Иногда.  Просто чтобы смотреть.

 

Ханна: Смотреть на что? Что там можно увидеть в четыре...

 

Джо: Мам, папа меня любил?

 

Ханна: Что?

 

Джо: Любил?

 

Ханна: Ты сейчас же пойдешь домой и перезвонишь мне оттуда.

 

Джо: Ответь.

 

Ханна: Ради Бога.  Что за сентиментальность.  Мне не нравится этот разговор.

 

Джо: Да, ну так дальше будет еще хуже.

 

(Пауза)

 

Ханна: Джо?

 

Джо: Мам? Мама.  Я гомосексуалист, мама.

Ой, как это неловко вышло.

(Пауза)

Алле?  Алле?

Я гомосексуалист.

(Пауза)

Пожалуйста, мама.  Скажи что-нибудь.

 

Ханна: Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что отец тебя не любил и не закатывать из-за этого истерик.

 

Джо: Что?

 

Ханна: Это просто смешно.  Ты истеричка.

 

Джо: Я...

Что?

 

Ханна: Ты сейчас же пойдешь домой к своей жене.  Мне пора спать.  Этот разговор... Мы забудем про этот разговор.

 

Джо: Мама.

 

Ханна: Все.  Ни слова больше.  Это...

(Вдруг очень резко) А пьянство - это грех!  Грех!  Разве я так тебя воспитывала. (Она бросает трубку.) 

 

 

Сцена 9

 

На следующий день, рано утром.  Сцена разделена пополам: с одной стороны - Лира и Джо дома, с другой - Пред и Луис в палате Преда в госпитале.  Джо и Луис оба только что вошли.  Ритм этой сцены должен быть стремительным, даже яростным, диалог местами паралелен.  Действие может казаться немного сумбурным, но не его конечный результат.

 

Лира: О Господи.  Явился.  Момент истины.

 

Джо: Лира.

 

Луис: Я должен переехать.

 

Пред: Что, блядь, значит должен.

 

Джо: Лира.  Пожалуйста, послушай.  Я все равно тебя очень люблю.  Ты все равно мой лучший дружок; я тебя не бросаю.

 

Лира: Нет, мне это не нравится.  Я ухожу.

 

Луис: Я ухожу.

Я уже ушел.

 

Джо: Пожалуйста, послушай.  Погоди.  Как это трудно.  Нам надо поговорить.

 

Лира: Вот и говорим.  Разве нет.  Только заткнись, ладно?

 

Пред: Ублюдок.  Удираешь, пока я без сил валяюсь здесь, какая низость.

Если б я мог встать, я бы тебе морду набил.

 

Джо: Ты опять пила таблетки? Сколько?

 

Лира: Не пила.  Это вредно для... (поглаживает живот)

 

Джо: Ты не беременна.  Я звонил твоему гинекологу.

 

Лира: Я хожу к другому гинекологу.

 

Пред: Ты не имеешь права так поступать.

 

Луис: О, это нелепо.

 

Пред: Не имеешь права.  Это преступление.

 

Джо: Ладно, черт с ним.  Слушай.  Ты хотела правды.  Вот тебе правда.

Я знал об этом, когда мы поженились.  Я знал об этом всю жизнь, но... я не знаю, я думал, я смогу изменить себя, силой воли... но я не могу...

 

Пред: Преступление.

 

Луис: Так издайте закон.

 

Пред: Закон есть.  Вот увидишь.

 

Джо: Я схожу с ума, я ухожу гулять, знаешь, где я гуляю, я... иду в парк, или хожу взад-вперед по 53-ей улице[45], или по местам, где... И каждый раз я клянусь, что перестану туда ходить, но я просто не могу.

 

Луис: Мне надо побыть одному.

 

Пред: Надо же, ты изменился.

 

Луис: Все изменилось, Пред.

 

Джо: Я пытался завязать свое сердце в узел, в клубок, я старался жить замертво, как истукан, но порой я вижу кого-нибудь и хочу его, и это как гвоздь, как раскаленный шип, который раздирает мне грудь и я знаю, я проигрываю.

 

Пред: Квартира не расчитана на троих.  Луису и Преду в ней удобно, но куда мы положим болезнь Преда?

 

Луис: Вот именно.

Не смей меня осуждать.  Это не престпление, просто - естественная реакция человека, у которого кончилось - у которого не хватает...

 

Пред: Бац, бац, бац.  Попрошу тишины в зале суда.

 

Луис: Давай лучше поговорим о насущных делах, о расписании; я буду приходить, если хочешь, оставаться ночевать, если смогу, я могу...

 

Пред: Присяжные вынесли приговор?

 

Луис: Я стараюсь изо всех сил.

 

Пред: Как ты жалок.   Кому все это надо?

 

Джо: Вся моя жизнь свелась к этому, но не могу же я презирать всю свою жизнь.  Наверное, когда мы познакомились, я решил, что смогу спасти тебя, спасти хотя бы тебя, если уж не себя, но...

У меня нет к тебе никакого сексуального влечения, Лира.  И кажется никогда не было.

 

(Короткая пауза.)

 

Лира: По-моему, ты должен уехать.

 

Джо: Куда?

 

Лира: В Вашингтон.  Куда угодно.

 

Джо: О чем ты говоришь?

 

Лира: Без меня.

Без меня, Джо.  Ты же это хотел услышать?

 

(Короткая пауза.)

 

Джо: Да.

 

Луис: Иногда мы подводим любимых людей.  Иногда мы любим, но бываем не в силах...

 

Пред: Теоретически, да.  Мы любим, люди любят, но ты, именно ты, Луис, ты любить не можешь, не знаю, по-моему ты на это вообще не способен.

 

Лира: Ты хотел спасти меня, но все это время ты лгал.  Я этого просто не понимаю.

 

Пред: Теоретически, люди могут любить и скорее всего, многие любят, но мы оба теперь знаем, что ты не можешь.

 

Луис: Могу.

 

Пред: Ты даже сказать этого не можешь.

 

Луис: Я люблю тебя, Пред.

 

Пред: Повторяю.  Кому это надо?     

 

Лира: Как мне страшно, я хочу, чтобы это кончилось, я хочу вернуться...

 

Пред: Мы вынесли приговор, ваша честь.  У этого человека дефективное сердце.  Он любит, но грош цена его любви.

 

Джо: Лира...

 

Лира: Мистер Ложь, я хочу уехать отсюда.  Далеко-далеко.  Сейчас же.  Пока он снова не начал болтать.  Пожалуйста, пожалуйста...

 

Джо: С самого начала нашего знакомства ты боишься... кого-то, кто прячется под кроватью, под диваном, боишься мужчин с ножами.

 

Пред: (убит; почти умоляет; пытается достучаться до него) Я умираю!  Тупой ты ублюдок! Ты знаешь, что это такое!  Любовь!  Ты знаешь, что значит любовь? Мы жили вместе четыре с половиной года, животное, идиот.

 

Луис: Я должен спасти хотя бы себя.

 

Джо: Кто эти мужчины?  Я никогда этого не понимал.  Но теперь понимаю.

 

Лира: Кто?

 

Джо: Это я.

 

Лира: Ты?

 

Пред: ВОН ИЗ МОЕЙ КОМНАТЫ!

 

Джо: Я и есть тот мужчина с ножом.

 

Лира: Ты?

 

Пред: Если б я мог сейчас встать, я бы тебя убил.  Убил.  Убирайся.  Убирайся или я закричу.

 

Лира: О Боже...

 

Джо: Прости...

 

Лира: Это ты.

 

Луис: Пожалуйста, не кричи.

 

Пред: Уходи.

Лира: Я узнаю тебя.

 

Луис: Пожалуйста...

 

Джо: Ой.  Погоди, я... Ой!

(Он закрывает рот рукой, его вырывает, он отнимает ото рта руку, всю в крови.)

Кровь изо рта идет.

 

(Пред кричит.)

 

Лира: Мистер Ложь.

 

Мистер Ложь: (появляется в костюме исследователя Антарктиды) К вашим услугам.

 

Лира: Я хочу уехать.  Я видеть его не могу.

 

Мистер Ложь: Куда едем?

 

Лира: Куда угодно.  Далеко.

 

Мистер Ложь: Элементарно, Ватсон.

 

(Лира и Мистер Ложь исчезают.  Джо оглядывается, видит, что она убежала.)

 

Пред: (закрывает глаза) Когда я открою глаза, тебя не будет.

 

(Луис уходит.)

 

Джо: Лира?

 

Пред: (открывает глаза) Ха.  Сработало.

 

Джо: (ищет) Лира?

 

Пред: У меня все болит.  Я хочу умереть.

 

 

Сцена 10

 

Тот же день.  Закат.  Ханна и Сестра Элла Чаптер, агент по продаже недвижимости и ближайшая подруга Ханны, перед домом Ханны в Солт-Лейк-Сити.

 

Сестра Элла Чаптер: Какой вид!  Райский вид.  Словно настоящий рай-город, правда, так и сверкает на солнце.

 

Ханна: Сверкает.

 

Сестра Элла Чаптер: Даже камни и кирпичи сверкают и переливаются, как рай под солнечным светом.  У тебя здесь превосходный вид и аж до самого края каньона.  Великолепное место.

 

Ханна: Мы в Солт-Лейке, не в Париже и ты продаешь дом не мне, а для меня.

 

Сестра Элла Чаптер: Я люблю воодушевляться перед будущими сделками.

 

Ханна: Постарайся выбить приличную цену.

 

Сестра Элла Чаптер: Рынок сейчас в упадке.

 

Ханна: Не меньше пятидесяти.

 

Сестра Элла Чаптер: Тебе бы обождать чуток.

 

Ханна: Я не могу.

 

Сестра Элла Чаптер: Лучше бы.  Кроме тебя у меня и друзей-то никаких нет.

 

Ханна: Давай не будем.

 

Сестра Элла Чаптер: Знаешь, почему я решила, что ты мне нравишься?  Я решила, что ты мне нравишься, потому что ты единственный неприветливый человек из всех моих знакомых мормонов.

 

Ханна: У тебя парик съехал набок.

 

Сестра Элла Чаптер: Так поправь его.

 

(Ханна поправляет Эллин парик.)

 

Сестра Элла Чаптер: Нью Йорк.  У них там сплошные крошечные комнатенки.

Я всегда считала: люди должны сидеть на одном месте.  Поэтому я и начала продавать недвижимость.  Я как бы говорю: покупайте дома!  И сидите на одном месте! Я как бы говорю, путешествия до добра не доводят.  Плюс я деньги зарабатываю.  (Она достает из сумки пачку сигарет, зажигает одну, предлагает пачку Ханне.)

 

Ханна: Не могу курить здесь.  Кто-нибудь еще пройдет мимо.

Бывали дни, я стояла на этом краю и думала, а не шагнуть ли вперед.

Тяжелое это место, Салт-Лейк: пекло и засуха.  Энергии много, ума мало.  Это сочетание кого угодно сведет с ума.  Ничего страшного, если я перееду.  Мне много места не надо.

Моя золовка, Либби, говорит, у меня в подвале радон.

 

Сестра Элла Чаптер: У тебя в подвале радон...

 

Ханна: Конечно нет.  Либби - дура.

 

Сестра Элла Чаптер: Но об этом нельзя упоминать в объявлении о продаже.

 

Ханна: Нет там никакого радона, Элла.  (Короткая пауза.) Дай я пыхну разок.  (Зятягивает Эллиной сигаретой.) Потуши ее.

 

Сестра Элла Чаптер: Ну, до свидания, пожалуй.

 

Ханна: Все у тебя будет в порядке, Элла, я была не ахти какой подругой.

 

Сестра Элла Чаптер: Я кое-что скажу, только ты не смейся, ладно?

Здесь у нас приют святых, говорят, это самое божественное место на земле и по-моему, это правда.   Следовательно, зла здесь нет?  Есть.  Зло существует везде.  Грех существует везде.  Но здесь у нас... течет родник сладкой воды в пустыне, ростет цветок пустыни.  Каждый шаг правоверного от дома чреват опасностями.   Боюсь я за тебя, Ханна Пит, ведь ты моя подруга.  Сиди лучше на месте.  Здесь у нас истинный приют святых.

 

Ханна: Бывших святых.

 

Сестра Элла Чаптер: А других нынче не бывает.

 

Ханна: И все же.  Слишком уж поздно... для святых и так далее.

Все. Все.

Пятьдесят тысяч за дом, Сестра Элла Чаптер; не продешеви. У меня тут впечатляющий вид.

 

 

ТРЕТИЙ АКТ: В ПОЛУ-СОЗНАНИИ, РАННИЕ ПРОБЛЕСКИ

 

Январь 1986

 

Сцена 1

 

Поздно ночью, три дня спустя.  На сцене кромешная тьма.  Пред в постели у себя дома, ему снится кошмар.  Он просыпается, садится на постели и включает лампу.  Смотрит на часы.  За столиком рядом с кроватью сидит мужчина в одежде британского сквайра 13-ого века.

 

Пред: (в ужасе) Кто вы?

 

Пред Первый: Меня зовут Пред Уолтер.

 

(Пауза.)

 

Пред: Меня зовут Пред Уолтер.

 

Пред Первый: Я знаю.

 

Пред: Объяснитесь.

 

Пред Первый: Ты жив.  Я нет.  У нас одно и то же имя.  Что тут объяснять?

 

Пред: Вы призрак?

 

Пред Первый: Предок.

 

Пред: Неужели тот самый Пред Уолтер?  Пред Уолтер с Гобелена Баю?

 

Пред Первый: Его пра-пра-внук.  Пятый по линии.

 

Пред: Я, кажется, тридцать-четвертый.

 

Пред Первый: Вообще-то тридцать второй.

 

Пред: Мама с этим не согласится.

 

Пред Первый: Значит она учитывает двух ублюдков; но я говорю, они не считаются.  Я говорю, среди нас нет места ублюдкам.  Эти маленькие штучки, которые ты глотаешь...

 

Пред: Таблетки.

 

Пред Первый: Таблетки.  От эпидемии.  Я тоже...

 

Пред: От эпидемии... вы тоже что?

 

Пред Первый: В мое время эпидемия была гораздо хуже чем сейчас.  Целые деревни вымирали, дома пустели.  Смотришь утром на улицу и видишь, как Смерть шагает и мочит в росе драный подол черной робы.  Так же ясно, как я вижу тебя.

 

Пред: Вы умерли от чумы.

 

Пред Первый: От пятнистого монстра.  Как и ты, один.

 

Пред: Я не один.

 

Пред Первый: У тебя нет ни жены, ни детей.

 

Пред: Я голубой.

 

Пред Первый: Ну и что? Хоть розовый, мне все равно, какое это имеет отношение к детям?

 

Пред: Голубой, гомосексуалист, не голубого цвета... ладно, проехали.

 

Пред Первый: У меня их было двенадцать.  Когда я умер.

 

(Появляется второй призрак; он одет как элегантный лондонец 17-ого века.)

 

Пред Первый: (указывает на Преда Второго) И я был на три года младше него.

 

(Пред замечает второго призрака, вскрикивает.)

 

Пред: О Господи, еще один.

 

Пред Второй: Пред Уолтер.  И между нами около семнадцати Предов.

 

Пред Первый: Он учитывает ублюдков.

 

Пред: У нас что, нынче слет?

 

Пред Второй: Мы посланы провозгласить появление Ее Мифичества.

Они обожают пышно обставленные въезды, с кучей глашатаев и...

 

Пред Первый: Вестница грядет.  Освободите дорогу.  Безграничному снизхождению, дуновению с неба...

 

Пред Второй:  Я подозреваю, мы были избраны в виду сходства смертей.  Старинному роду, вроде Уолтеров, подобает иметь одного-двух представителей, унесенных чумой.

 

Пред Первый: Пятнистым монстром.

 

Пред Второй: Черным Джеком.  Он пришел из водопроводных труб, отравил добрую половину Лондона, представляешь? А к нему он пришел от блох.  К тебе, как я понимаю, от удручающих последствий похоти...

 

Пред Первый: От блох на крысах, кто бы мог подумать?

 

Пред: Я умру?

 

Пред Второй: Нам запрещено это обсуждать...

 

Пред Первый: Но когда это случится, предки тебе не помогут.   И куча детей тоже, умрешь ты один.

 

Пред: Мне страшно.

 

Пред Первый: Еще бы.  Там даже факелов нет, а дорога каменистая, темная и крутая.

 

Пред Второй: Не пугай его.  Сперва хорошие новости, а потом плохие.

Мы оба будем усыпать триумфальное шествие розовыми лепестками и пальмовыми ветвями.  Ведь ты пророк.  Провидец.  Первооткрыватель.  Это великая честь для семьи.

 

Пред Первый: У него нет семьи.

 

Пред Второй: Я имел в виду для Уолтеров, для нашей семьи.

 

Пред: (Поет)

Спи, моя радость, усни,

В доме погасли огни.

Птички затихли в саду,

Рыбки уснули в пруду...

 

Пред Второй: (кладет руку Преду на лоб) Успокойся, успокойся, это не мозговая горячка...

 

(Пред успокаивается, но глаз не открывает.  Освещениет меняется.  Где-то вдалеке слышна божественная музыка.)

 

Пред Первый (низкий речетатив):

Адонай, Адонай,

Олам ха-йичуд,

Зефирот, Зазахот,

Ха-адам, ха-голд

Дочь Света,

Дочь Величия

Флюорит!  Фосфор!

Фтор! Свеча!

 

Пред Второй: (одновременно)

В этот миг,

Из зеркальных врат рая,

Сквозь холодную и безжизненную бесконечность простора,

Вестница летит

В шлейфе небесных светил,

Ее Мифичество явится,

О, Пророк,

К тебе...

 

 

Пред Первый и Пред Второй:

Ждите, ждите

Бесконечного Снисхождения,

Дуновения с неба, пера,

Слава...

 

(Они испаряются.)

 

 

Сцена 2

 

На следующий день.  Сцена разделена пополам: с одной стороны - Луис и Белиз в кафе.  С другой - Пред в поликлиннике при госпитале с Эмили - медсестрой; она подключила его к капельнице с пентамидином[46].

 

Луис: Почему демократия в Америке увенчалась успехом?  Разумеется, говоря "увенчалась успехом", я имею в виду относительно, не буквально, не в настоящее время, но что создает перспективу будушего внедрения и роста эдакой радикальной демократии?  Почему власть, некогда столь ревниво сберегаемая родоначальниками Конституции на верхушке пирамиды, теперь непреклонно ползет вниз и в стороны, несмотря на отчаянные усилия власть имующих, Правых, пресечь этот процесс? Я хочу сказать, это одна из самых больших сложностей, с которой сталкиваются сторонники Левого движения в нашей стране, Левые американцы то и дело спотыкаются об эти окаменелые маленькие фетиши: возьмем, к примеру, свободу, хуже не придумаешь; Христа ради, Джин Киркпатрик[47], например, без остановки лопочет о свободе и следовательно, что оно означает, слово свобода, в ее устах, или права человека; Буш[48] тоже болтает о правах человека, так о чем эти люди говорят, с таким же успехом они могли бы рассуждать об обычаях сношения у инопланетян, они не в состоянии понять отнологического значения слова "свобода" или "прав человека"; они знают только свои буржуазные, собственнические Права Власть Имущих, но это же не предоставление гражданских прав всем, не демократия, не то, что она подразумевает, не весь потенциал этой идеи, не ее плоть и кровь.  Это обыкновенный либерализм, даже наихудший из либерализмов, буржуазная терпимость, и СПИД, я считаю, указывает нам на пределы терпимости, на то, что одной терпимости недостаточно, потому что стоит тронуть эту какашку, как становится ясно, чего стоит эта терпимость.  Ничего.  А под ней прячется нестерпимая, страстная ненависть. 

 

Белиз: Ага.

 

Луис: Ты считаешь, это не верно?

 

Белиз: Верно, верно.

Луис: Власть, вот цель, а не просто чтобы тебя терпели.  Какого хрена нам кому-то подражать.  Но, я хочу сказать, несмотря на все это, Америка, по-моему отличается от любой другой страны на земле, потому что при населении состоящем из представителей абслютно всех расс, мы не можем...  В конечном итоге нас олицетворяет не наша национальность, а наша политика.  У нас не как в любой европейской стране, где существует непреодолимая монополия или монолит определенной рассы или национальности, например все датты, то есть все люди из Дании, они все, ну, датчане, правда европейские евреи никогда не были европейцами, тут небольшая загвоздка.  На пути монолита.  Но здесь у нас столько таких небольших загвоздок, настоящая коллекция подобных загвоздок, а монолит отсутствует.  То есть я хочу сказать, разумеется, тут существует монолит Белой Америки.  Монолит белых американцев-натуралов.

 

Белиз: Что здорово впечатляет, даже для монолита.

 

Луис: Ну, нет, но когда национальность не режет глаза, и я вовсе не преуменьшаю ее важность, в смысле, я знаю, как это важно, у нас все же весьма и весьма расистская страна, но это просто, ну, возьмем, к примеру, британцев.  В смысле, они все голубоглазые и розовые.  И это просто странно, знаешь, в смысле, я не такой уж типичный еврей, или... ну, может и типичный, но, знаешь в Нью Йорке все... ну, не все, но у очень многих типичная внешность, но в Англии, в Лондоне я иду в бары и я там как жид Сид, понимаешь, как Вуди Аллен в "Анни Холл"[49], только тюбетейки и габардинового сюртука не хватает и нигде, нигде больше меня так сильно не, ну, не открыто презирают, не как немцы, которые, я считаю, так и остались ярыми анти-семитами и расистами, это я про черных расистов, они делают вид, что это не так, но на самом деле, короче, в Лондоне это просто... например, однажды я там познакомился с черным гомиком из Ямайки и у него был типичный ямайский акцент, но он сказал, его семья переселилась в Лондон задолго до гражданской войны - американской гражданской войны - и что англичане ни на миг не позволяют ему забыть, что он не голубоглазый и не розовый и я сказал, да, я это тоже чувствую, все эти люди - антисемиты и он сказал да, но зато британские евреи наложили лапу на весь пошивочный бизнесс и черные не могут туда влезть.  И это был ужасно неловкий момент... В смысле, мы с ним сидели в голубом баре, но это была пивнушка, понимаешь, с балками в потолке и отштукатуренными стенами и нам подавали эти жуткие бутерброды с рыбой и яйцами двух-дневной давности - настолько типично-английская, настолько старинная, что я почувствовал, ну, тут просто некуда деваться, ведь мы оба в данный момент до того погружены в историю, что все желания расстворяются в самой старине этого места, национальность берет верх над всем и надежды на перемену нет - для британцев на первом месте национальная, а не политическая судьба, в то время как в Америке...

 

Белиз: В то время как в Америке национальность значения не имеет.

 

Луис: Нет, нет, не то... Неужели ты так меня понял...    

 

Белиз: Я...

 

Луис: Это - слушай, национальность, да, но, в конечном итоге, национальность здесь - это политический вопрос, понимаешь?  Расисты просто пытаются использовать национальный вопрос как средство в политической борьбе.  Сам национальный вопрос значения не имеет.  Как спиритуалисты пытаются пудрить всем мозги этим "снизошло ли на вас откровение", "правоверны ли вы", "на верном ли пути", и так далее, они нашаривают духовную историю страны, в которой врожденной духовности ни на грош - только у индейцев, то есть у коренных американцев и была духовность, но их мы перебили, так что богов в Америке давно не осталось, или призраков, или духов, в Америке нет ни ангелов, ни духовной истории, ни национальной истории, только политическая история и ловушки, и заговоры для маневрирования в неизбежной политической борьбе за расползающуюся вниз и во все стороны политическую власть людям...

 

Белиз: ВЛАСТЬ Людям!  Аминь!  (Смотрит на часы) АХ БОЖЕ МОЙ!  Который час, мне пора...

 

Луис: Ты... ты считаешь, это кричит мой расизм или наивность, или еще что-нибудь?

 

Белиз:  Ну что-то определенно кричит.  Слушай, я только что вспомнил, у меня назначена встреча...

 

Луис: В чем дело?  Погоди, я вовсе не корчу из себя такого привилегированного оратора и...

 

Белиз: Я сижу здесь и думаю, рано или поздно он выдохнется, поэтому я дал тебе возможность без остановки болтать, причем ты ляпнул семь или восемь вещей, которые меня здорово задели.

 

Луис: Что именно?

 

Белиз: Но я знаю тебя, Луис, и я знаю, что чувство вины, спровоцировавшее этот монолог, явно распухло сильнее, чем твой геморой.

 

Луис: У меня нет геморроя.

 

Белиз: Я слышал другое.  Можно я кончу?

 

Луис: Да, но у меня нет геморроя.

 

Белиз: Поэтому, когда я, наконец...

 

Луис: Тебе Пред рассказал, вот сволочь, он не должен был...

 

Белиз: Ты обещал, Луис, о Преде мы не говорим.

 

Луис: Ты первый о нем заговорил.

 

Белиз: Я заговорил о геморройе.

 

Луис: Косвенно заговорил.  Пассивно-агрессивно.

 

Белиз: А ты не пассивно-агрессивничал, тыча меня носом в свою теорию о том, что в Америке нет рассовой проблемы?

 

Луис: О, это несправедливо, я этого не говорил.

 

Белиз: Не именно это, но...

 

Луис: Я сказал...

Белиз: ... что-то вроде этого, а если б у тебя хватило наглости сказать об этом прямо, я бы давно ушел и...

 

Луис: Ты переворачиваешь мои слова!  Я...

 

Белиз: Перестань перебивать!  Я не могу...

 

Луис: Дай мне...

 

Белиз: НЕТ! Что, сказать?  У тебя словесный понос с тех пор как я сюда вошел, ла-ла-ла, тра-та-та-та-та, вверх, вниз, носишься со своим МОНОЛИТОМ...

 

Луис: (перебивает) Ну, ты мог бы в любой момент ко мне присоединиться, вместо того чтобы...

 

Белиз: (продолжает, не слушая Луиса)... и подруга, это, действительно потрясающий спектакль, но я могу гораздо веселее провести свободное время, вместо того чтобы сидеть здесь и слушать все это расистское дерьмо, просто потому что мне тебя жалко и...

 

Луис: Я не расист!

 

Белиз: Ой, давай не будем...

 

Луис: Ладно, может я и расист, но...

 

Белиз: Как это противно!  Тебя неинтересно дразнить, Луис; ты чувствуешь себя таким виноватым, это как если бы я бросал дротики в комок желе, я бы не слышал такого приятного стука, когда острие вонзается в доску, желе просто дрябло колышется, дротики шмякаются об него, падают и исчезают.

 

Луис: Для меня обсуждение линий опрессии - вопрос сложный и...

 

Белиз: Ой, неужели?  Знаешь, мы, черные королевы трансвеститов, обладаем довольно интимным знанием насчет сложности линий...

 

Луис: Ты - бывшая черная королева трансвеститов.

 

Белиз: Вообще-то, бывшая бывшая.

 

Луис: Ты снова начал переодеваться?

 

Белиз: Я не... может быть.  Я не обязан перед тобой отчитываться.  Может быть.

 

Луис: Я считаю, что это женофобия.

 

Белиз:  Тебя не спрашивают.

 

Луис: Самая настоящая женофобия.  Голубым, по-моему, давно пора начать относиться к трансвеститам, как негритянки относятся к негритянкам, которые поют блюз.

 

Белиз: Что за муха тебя сегодня укусила.  

 

Луис: Ну, это внутренняя опрессия, верно, масохизм, стереотипы...

 

Белиз: Луис, ты нарочно стараешься, чтобы я тебя возненавидил?

 

Луис: Нет, я...

 

Белиз: Я хочу сказать ты специально ради меня корчишь из себя надутого сексуально-политического сталиниста тире расиста-головореза с флажком в руках?

 

(Пауза)

 

Луис: Знаешь, что я думаю?

 

Белиз: Что?

 

Луис: Ты ненавидишь меня, потому что я - еврей.

 

Белиз: Я ухожу.

 

Луис: Это правда.

 

Белиз: Тебе не на что сослаться, кроме твоей...

Луис, как приятно знать, что ты не изменился; ты так и остался почетным гражданином Сумеречной Зоны[50] и после бесконечного бледного, несчастного полемизирования о рассовом бесчувствии, у тебя еще хватает ёбаной наглости называть меня анти-семитом.  Мне действительно пора.

 

Луис: Ты дразнил меня "Лу-еврейчик".

 

Белиз: Это была шутка.

 

Луис: Мне не было смешно.  Это было оскоблением.

 

Белиз: Это было три года назад.

 

Луис: Ну и что?

 

Белиз: Ты только что сам себя назвал жид Сид.

 

Луис: Это не одно и то же.

 

Белиз: Жид Сид не то же самое, что Лу-еврейчик.

 

Луис: Нет.

 

Белиз: Когда-нибудь ты растолкуешь мне разницу, но сейчас...

Ты ненавидишь меня, потому что ты ненавидишь негров.

 

Луис: Ничего подобного.  Но я считаю, что большинство чернокожих - антисемиты.

 

Белиз: "Большинство чернокожих".  Вот это и есть расизм, Луис, а я считаю, что большинство жидов...

 

Луис: Луис Фарракан[51].

 

Белиз: Эд Коч[52].

 

Луис: Джесси Джексон[53].

 

Белиз: Джексон.  Господи, Луис, да... ты голосовал за Джесси Джексона.  Ты слал чеки в Коалицию "Радуга"[54].

 

Луис: У меня насчет этого противоречивые чувства.  А чеки я опротестовал.

 

Белиз: Ты опротестовываешь все свои чеки, Луис; а противоречивые чувства у тебя насчет всего.

 

Луис: Что ты имеешь в виду?

 

Белиз: Может ты и в самом деле кретин, но я отказываюсь верить, что ты меня не понял.  Попытайся.

 

Луис: Я никогда не испытывал противоречивых чувств к Преду.  Я люблю его.  Да.  Действительно люблю.

 

Белиз: Кто же спорит.

 

Луис: Любовь и противоречия... Истинной любви не ведомы противоречия.

 

Белиз: "Истинной любви не ведомы противоречия".  Клянусь, это цитата из моего любимого бульварного романа, "Влюбленная в тайну ночи", только ты его, наверняка, не читал.

 

(Пауза)

 

Луис: Никогда не читал.

 

Белиз: А стоит.  Вместо того чтобы корпеть всю оставшуюся жизнь над "Демократией в Америке"[55].  Это роман о белой женщине, чей папочка владеет плантацией в дебрях Юга еще до гражданской войны - до американской гражданской войны - и ее зовут Маргарет, и она влюблена в лучшего папочкиного раба, а его зовут Фаддей, и она замужем, но у ее белого мужа-рабовладельца СПИД - Синдром Пижонства И Даунизма.  Вообщем много теплого творится, когда Маргарет и Фаддей улучают минутку чтобы встретиться под знойными лунными лучами в своем Королевстве Хлопка, а потом, разумеется, приходят янки и освобождают рабов, и рабы вздергивают старого папочку на дереве, и так далее.  Историческая беллетристика.  Где-то среди всего этого, я помню, Маргарет и Фаддей находят время обсудить природу любви; ее лицо отражает сияние горящей плантации - знаешь, как это принято у белых - а его черное лицо темнеет в ночи и она говорит ему: "О Фаддей, истинной любви не ведомы противоречия."

 

(Короткая пауза.  Входит Эмили и выключает капельницу.)

 

Белиз: Фаддей смотрит на нее; он размышляет над ее словами и не вполне уверен, что согласен.

 

Эмили: (вытаскивает иглу капельницы из вены Преда) Сеанс номер... (сверяется с историей болезни) Четыре.

 

Пред: Фармацевтическое чудо.  Лазарь снова задышал.

 

Луис: Он... как он?

 

Белиз: Зачитать тебе список?

 

Эмили: Снимите рубашку, проверим...

 

(Пред снимает рубашку, она исследует его лезии.)

 

Белиз: Там и с весом неважно, и с дерьмом и с психикой.

 

Эмили: Всего шесть.  Замечательно.  Брюки.

 

(Он снимает брюки.  Стоит голый.  Она проверяет его гланды.)

 

Белиз: И.  Он говорит, что сходит с ума.

 

Эмили: Все хорошо.  Что еще?

 

Пред: Лодыжки распухли и болят, но нога получше.  Тошнота почти прошла от маленьких оранжевых таблеток.  Стул - сплошная вода, но зато не кровавый, пока что, мой глазник говорит, все в порядке, пока что, мой дантист говорит: "Фу!", при виде моего ворсистого языка и теперь он носит мини-призики на большом и указательном пальцах.  И маску.  А мне-то что?  Мой дерматолог уехал на Гаваи, а моя мама... ну, не будем ее сюда вмешивать.  Так она обычно и поступает, она не вмешивается.  Гланды у меня как грецкие орехи, вес держится уже вторую неделю, а два дня назад друг умер от птичьего туберкулеза; от птичьего туберкулеза; я испугался и не пошел на похороны, потому что он был ирландским католиком и гроб, наверняка, был бы открыт и я побоялся... чего-то, птичьего туберкулеза или того, что увижу его, или... Вообщем, я в порядке.  Но я, конечно, схожу с ума.

 

Эмили: Мы сделали анализы на токсоплазмоз и нет никаких симптомов...

 

Пред: Я знаю, знаю, но я чувствую, грядет нечто ужасное, понимаете, как сняряд из открытого космоса, и он стремительно несется к Земле, и я - эпицентр, а... те, кто меня знают, подтвердят, я - мальчик спокойный и собранный.  Но я взбудоражен.

 

Эмили: Честное слово, вам абсолютно не о чем беспокоиться.  Я считаю, что  шохем бамромим хамтзех мекуно неконо ал канфей хашькино.

 

Пред: Что?

 

Эмили: Все в порядке.  Бемаалос кидошим ут-хорим кезохар хорокии мазхирим...

 

Пред: О, я не понимаю, что вы...

 

Эмили: Эс нишмаш Пред шехолоч леоломох, баавур шенодву здокор бад хазкораз нишморош.

 

Пред: Зачем вы это делаете?! Прекратите!  Прекратите!

 

Эмили: Что прекратить?

 

Пред: Вы же сейчас... разве вы сейчас не говорили по-еврейски или?

 

Эмили: По-еврейски?  (Смеется) Я американка итальянского происхождения.  Нет, я не говорила по-еврейски.

 

Пред: Ой, нет, о Боже, пожалуйста, я серьезно думаю, я...

 

Эмили: Послушайте, вы уж извините, но у меня полная приемная... я считаю, вы - счастливчик, вы еще годы проживете, для человека без имунитета вы весьма здоровы.  Вы с кем-нибудь встречаетесь?  Одиночество чревато опасностями.  С психологом?

 

Пред: Нет, мне никто не нужен, я просто...

 

Эмили: Ну, подумайте об этом.  Вы не сходите с ума.  Вы просто под сильным стрессом.  Неудивительно... (она что-то пишет в историю болезни)

 

(Внезапно происходит потрясающий взрыв света, гигантский хор выпевает мощный аккорд и из под пола сцены на красной литой стойке вырастает огромная книга со стальными страницами.  Книга раскрывается; на ее страницах выбит какой-то старинный шрифт, который вдруг загорается.  Почти сразу же книга захлопывается, мгновенно проваливается в пол и освещение вновь становится обычным.  Эмили продолжает писать и ничего этого не замечает,  Пред потрясен до глубины души.)

 

Эмили: (посмеивается, выходит) По-еврейски...

 

(Пред убегает прочь.)

 

Луис: Помоги мне.

 

Белиз: Прошу прощения?

 

Луис: Ты медбрат, дай мне что-нибудь, я... больше не знаю, что мне делать, я... на прошлой неделе я, это, сломал ксерокс, причем конкретно и я... потом я споткнулся на ступеньках метро и у меня очки сломались, и я поранил лоб, вот, видишь, и теперь я толком не вижу и мой лоб... он, как Каинова печать, глупо, правда, но он не заживает и каждое утро я это вижу, и я вспоминаю библейские притчи, Каинова печать, Иуда Искариот и его серебренники, и его петля, людей, которые... предавая тех, кого любят, предают святую святых себя, я чувствую... к самому себе лишь холод, только холод и каждую ночь я по нему скучаю, я так по нему скучаю, но эти... болячки и запах, и... куда все это шло... может я тоже... я тоже могу быть больным, может я тоже болен.  Я не знаю.

Белиз.  Скажи ему, я люблю его.  Можешь это сделать?

 

Белиз: Я долго над этим думал и я до сих пор не понимаю, что такое любовь.  Правосудие просто.  Демократия элементарна.  Эти понятия не раздваиваются.  Но любовь очень сложна.  И она наказывает тех, кто нарушает ее суровые законы.

 

Луис: Я умираю.

 

Белиз: Это он умирает.  Ты об этом только мечтаешь.

Ладно, выше голову, Луис.  Гляди, какое тяжелое небо.

 

Луис: Фиолетовое.

 

Белиз: Фиолетовое?  Блин, что ты за гомосексуалист после этого?  Это не фиолетовый цвет, милочка, этот цвет, там в вышине - (торжественно) розовато-лиловый.

Я сегодня весь день думаю о Дне Благодарения[56].  Скоро все это... убожество покроется белым.  Понюхай, чуешь?

 

Луис: Чую что?

 

Белиз: Мягкость, податливость, прощение, грацию.

 

Луис: Нет...

 

Белиз: Я не могу научить тебя этому.  Я не могу помочь тебе, Луис.  Мне до тебя дела нет.  (Уходит.)

 

(Луис обхватывает голову руками, невольно дотрагиваясь до пореза на лбу.)

 

Луис: О, БЛЯДЬ!  (Он медленно выпрямляется, смотрит Белиз вслед) Чую что?

(Он оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что за ним не наблюдают, потом делает глубокий вздох и поражается) Надо же.  Снег.

 

 

Сцена 3

 

Тот же день.  Лира стоит в белоснежном, холодном пространстве, над ее головой ослепительно голубое небо; нежный снегопад.  На ней красивый лыжный костюм.  В отдалении слышен шелест моря.

 

Лира: Снег!  Лед!  Ледяные горы!  Где я?  Мне..

Мне лучше, в самом деле, мне... лучше.  В моих легких ледяные кристалы, замечательные и острые.  А снег пахнет как холодные спелые персики.  А в ветре струится что-то.... кровь, как странно, у ветра железный привкус.

 

Мистер Ложь: Это озон.

 

Лира: Озон!  Ух ты!  Где я?

 

Мистер Ложь: В королевсте льда, в самом низу планеты.

 

Лира: (оглядывается по сторонам, наконец догадывается) Антарктида.  Это Антарктида!

 

Мистер Ложь: Холодное убежище для потрясенных.  Здесь нет места печали, а слезы превращаются в сосульки.

 

Лира: Антарктида, Антарктида, Боже мой, Боже мой, вы только ПОГЛЯДИТЕ, я... ух ты, у меня видно серьезный сдвиг по фазе, а?

 

Мистер Ложь: Видимо да...

 

Лира: Замечательно.  Я останусь здесь навсегда.  Разобью лагерь.  Буду строиться.  Посторю город, громадный город с фортами, как на фронтирах Америки, с темными лесами и зелеными крышами, и высокими оградами из заостренных стволов, и на каждом углу загорятся костры.  Надо строиться на берегу реки.  Где тут леса?

 

Мистер Ложь: Древесины нема. Слишком холодно.  Только лед, деревьев нет.

 

Лира: Ох, эти подродности!  Как мне надоели подробности!  Я посажу деревья и выращу их.  А питаться я буду жиром карибу, я буду вытапливать его над костром и пить его из длинных, изогнутых козьих рогов.  Вот будет здорово.  Я создам здесь новый мир.  И мне никогда больше не надо будет возвращаться домой.

 

Мистер Ложь: До поры до времени.  Лед, как правило, тает...

 

Лира: Нет.  Навсегда.  Здесь я могу иметь все, что хочу - может быть даже друзей, кого-нибудь, кто... захочет меня.  Может быть вас.

 

Мистер Ложь: Это против правил Интернационального Ордена Туристических Агентов, мы не имеем права путаться с клиентами.  Закон есть закон.  К тому же вам нужен не я.

 

Лира: Здесь никого больше нет... может хоть эскимос какой-нибудь.  Он будет ловить рыбу в проруби.  И поможет мне свить гнездо для малыша.

 

Мистер Ложь: В Антарктиде нет эскимосов.  И ты вовсе не беременна.  Ты это выдумала. 

 

Лира: Ну и это все я ведь тоже выдумала.  Поэтому раз снег тут холодный, значит я беременна.  Верно?  Здесь я могу быть беременной.  И я могу родить какого угодно ребенка.

 

Мистер Ложь: Это же пристанище, это вакуум, его главное достоинство в полной пустоте; в глубоком замораживании чувств.  Здесь можно спокойно цепенеть, вот зачем ты сюда пришла.  Надо уважать хрупкую экологию своих иллюзий.

 

Лира: То есть в Антарктике вообще нет эскимосов.

Мистер Ложь: Имен-но.  Совершен-но верно.  Лед и снег, и никаких эскимосов.  Даже у галлюцинаций есть свои законы.

 

Лира: Тогда кто же это?

 

(Входит эскимос.)

 

Мистер Ложь: Эскимос.

 

Лира: Антарктический эскимос.  Рыбак-полярник.

 

Мистер Ложь: Что-то здесь не так.

 

(Эскимос жестом зовет Лиру.)

 

Лира: Мне здесь нравится.  Это как мой собственный Клуб Путешественников!  Ой! Ой!  (она обхватывает руками живот) Кажется... кажется, она шевельнулась.  Может я рожу малышку с пушистой белой шкуркой и тогда ей не будет холодно.  А моя грудь будет полна горячего какао и ей не придется дрожать.  А если станет совсем холодно, у нее будет сумка на животе, как у кенгуру, и я туда залезу.  И мы с ней вместе поправимся.  Так и будет.  Мы поправимся.

 

 

Сцена 4

 

Тот же день.  Заброшенный пустырь в Южном Бронксе.  Возле бочки с огнем стоит бездомная женщина.  Снегопад.  Везде валяется мусор.  Входит Ханна, волоча за собой два тяжелых чемодана.

 

Ханна: Простите?  Я говорю простите? Вы не подскажете, где я?  Это Бруклин?  Вы знаете Анансовую улицу?  Здесь ходят какие-нибудь автобусы или трамваи, или...?

Я заблудилась, я только что приехала из Солт-Лейка.  Солт-Лейк-Сити.  В Юте?  Я села на автобус, на который мне посоветовали сесть и я вышла - ну, это была конечная остановка, так что мне пришлось выйти, и я уточнила у водителя, это Бруклин или нет, и он кивнул "да", но он был родом из какой-то чужой страны, где считается вежливым кивать на все, что попало, даже когда не знаешь, кому и зачем ты киваешь, честно говоря, по-моему, он вообще по-английски не разговаривал и следовательно, нечего было нанимать его на работу в общественном транспорте.  Раз общественность, в большинстве своем, англоязычна.  Вы по-английски говорите?

 

(Женщина кивает.)

 

Ханна: Мой сын должен был встретить меня в аэропорту.  Но он не явился, а я не привыкла ждать кого-либо дольше трех с половиной часов.  Наверное мне следовало быть более терпеливой, я... это...

 

Женщина: Бронкс.

 

Ханна: Что-что...  Бронкс?  Как, во имя всего святого, могла я очутиться в Бронксе, когда водитель сказал...

 

Женщина: (разговаривает сама с собой) Хрю, хрю, хрю, может ПЕРЕСТАНЕШЬ так мерзко хрюкать!  ТЫ МЕРЗКАЯ ХРЮША ОБЖОРА ЖИВОТНОЕ!  Жрет и жрет, вечно жрет, кому станет хуже, КОМУ, если ты перестанешь.  Жрать.  И ПОДОХНЕШЬ?

 

(Пауза.)

 

Ханна: Вы можете мне сказать, где я...

 

Женщина: Почему Мост Коскиевского назван в честь поляка?

 

Ханна: Я не знаю, о чем вы...

 

Женщина: Это была шутка.

 

Ханна: Так в чем ее соль?

 

Женщина: Откуда я знаю.

 

Ханна: (в отчаянии оглядывается по сторонам) Ох, ну надо же, неужели никто не может мне...

 

Женщина: (опять самой себе) Отступись, жирная противная шлюха, не дам я тебе еще супу, хрю, хрю, хрю, животное и - я знаю ты сожрешь и пойдешь проссышь его на фиг и где? Под каким кустом?  Здесь ХОЛОДРЫГА БЛЯДЬ и я...

Ах, да, верно, потому что они должны были строить тоннель!

Не очень-то смешно.

Ты читала предсказания Нострадамуса?

 

Ханна: Кого?

 

Женщина: Мужик один, я с ним когда-то гуляла, Нострадамус.  Пророк, изгнанник, глаза как, ой ёб ... страшила, он...

 

Ханна: Заткнись.  Немедленно.  Я требую, перестань бурчать хоть на минутку, возьми себя в руки и скажи мне, как добраться до Бруклина.  Потому что ты знаешь!  И ты мне скажешь! Потому что больше никого рядом нет и я промокла, и мне холодно, и я очень сержусь!  Так вот, мне очень жаль, что ты психопатка, но постарайся - сделай глубокий вздох - СЕЙЧАС ЖЕ!

 

(Ханна и Женщина вместе глубоко вдыхают.)

 

Ханна: Молодец.  Теперь выдохни.

 

(Они выдыхают.)

 

Ханна: Хорошо.  Так как мне доехать до Бруклина?

 

Женщина: Не знаю.  Никогда там не была.  Извиняюсь.  Хочешь суп?

 

Ханна: Манхэттен? Может ты знаешь...  Ты случайно не знаешь, где находится Дом Мормона...

 

Женщина: На углу шестьдесят-пятой и Бродвея.

 

Ханна: Откуда ты знаешь...

 

Женщина: Часто туда хожу.  Кино за бесплатно показывают.  Скукота, но там можно сидеть целый день.

 

Ханна: Ну... Как же мне...

 

Женщина: Сядь на трамвай Д.  На следующем квартале, поверни направо.

 

Ханна: Спасибо.

 

Женщина: О, не за что.  В новом веке, я думаю, мы все будем безумными.

 

 

Сцена 5

 

Тот же день.  Джо и Рой в кабинете Роя в его нью-йоркском особняке.  На Рое элегантный домашний халат.  Он усиленно старается выглядеть бодрым.  Он не здоров и его жалкие попытки скрыть болезнь бесполезны.

 

Джо: Я не могу.  Я должен отказаться.  Мне очень жаль.

 

Рой: Так и есть, извинения...

Кажется никто здесь не требует извинений.

 

(Пауза)

 

Джо: Простите меня, Рой.

 

Рой: Так и есть, извинения.

 

Джо: У меня пропала жена, Рой.  Моя мать должна была приехать из Солт-Лейка... помочь мне искать ее.  Я должен был ехать в аэропорт, встречать ее, но... я два дня провалялся в больнице, Рой, с язвой желудка, я харкал кровью...

 

Рой: Кровью, да?  Слушай, я тут очень занят и...

 

Джо: В конце-концов, это же просто должность.

 

Рой: Должность?  Должность?  Вашингтон?  Тупой мормоновский, ютовский долбоёб!

 

Джо: Рой...

 

Рой: ВАШИНГТОН!  Когда Вашингтон призвал меня, я был младше тебя, ты думаешь, я сказал: "Ой, на хуй, нет, я не могу, я лучше засуну один палец в жопу, а другой в нос, ведь у меня от моральных мучений кровь идет!"?  Когда Вашингтон зовет тебя, мой юный друг, надо ехать или ступай, наебись на пенёк, потому что твой поезд ушел, и ты остался один, в глуши, на ветру.  Пошел ты на хуй, сестрица Аленушка, катись отсюда.

 

Джо: Дайте мне...

 

Рой: Объяснить?  Эфемер.  Ты разбил мне сердце.  Объясни это.  Оъясни это.

 

Джо: Я люблю вас, Рой.

Мне столького хочется, хочется быть... кем вы меня видите, хочется быть гражданином мира, вашего мира, Рой, хочется набраться для этого сил, я пробовал, серьезно, но... этого я сделать не могу.  Не потому что я в вас не верю, а потому что я настолько в вас верю, верю во все, за что вы сердцем стоите, верю в порядок, в порядочность.  Я бы все отдал, чтобы защитить вас, но... Есть законы, через которые я переступить не в состоянии.  Это у меня врожденное.  Я не могу идти против себя.  Я и так уже достаточно в жизни напортил.

Может вы и правы, может я уже погиб.

 

Рой: Ты не погиб, мальчик, ты просто неженка.

Ты меня любишь; это очень трогательно, я тронут.  Приятно, когда тебя любят.  Я же предупреждал тебя насчет нее, разве нет, Джо?  Но ты меня не послушал, почему, потому что ты сказал, Рой умен и Рой - мой друг, но Рой... ну, он не приятный человек, а ты хочешь быть приятным.  Так? Приятным, приятным человеком!

(Короткая пауза.)

Знаешь, что я считаю своим самым большим достижением, Джо, достижением всей моей жизни, на что я оглядываюсь с чувством величайшей гордости?  А ведь я помогал делать президентов и разделывать их, и мэров, и больше чертовых судей, чем кто-либо в Нью-Йорк-Сити - ПЛЮС я сколотил несколько миллионов, которые так и не обложили налогом - и как ты думаешь, чем я горжусь больше всего?

Ты когда-нибудь слышал об Этель Розенберг?  А, Джо, а?

 

Джо: Ну, да, кажется я... Да.

 

Рой: Да.  Да.  Ты слышал об Этель Розенберг.  Да.  Может даже читал о ней в учебниках по истории.

Если бы не я, Этель Розенберг была бы сегодня жива, вела бы какую-нибудь рубрику в дамском журнале.  Она не жива.  Потому что во время суда, Джо, я каждый день висел на телефоне, разговаривал с судьей...

 

Джо: Рой...

 

Рой: Каждый день я делал то, что я делаю лучше всех, разговаривал по телефону, добивался, чтобы это робкое жидовское отродье в мантии исполнил свой долг перед Америкой, перед историей.  Эта приятная, невзрачная женщина, мать двоих детей, ах, как трогательно, она была олицетворением маленьких еврейских мамочек - ей вот столечко не хватило до пожизненного; я до слез умолял посадить ее на стул.  Я.  Я это сделал.  Я бы, блядь, сам нажал на кнопку, если бы мне разрешили.  Почему? Потому что я, блядь, ненавижу предателей.  Потому что я, блядь, ненавижу коммунистов.  Было ли это законно?  На хуй закон.  Я приятный человек? На хуй приятность.  Они строчат про меня всякие ужасы в "Nation"[57].  На хуй "Nation".  Ты хочешь быть Приятным, или Полезным?  Создавать законы или подчиняться им.  Выбирай.  Твоя жена выбрала.  Через неделю она вернется.  ОНА знает, как добиваться своего.  Может мне стоит ее послать в Вашингтон.

 

Джо: Я вам не верю.

 

Рой:  Это святая правда.

 

Джо: Не может быть, чтобы вы действительно верили во все, что говорите.

Рой, во время процесса над Розенберг вы были помощником генерального прокурора, пристрастные переговоры с судьей до окончания процесса ... они, по крайней мере, предосудительны, это даже настоящий заговор, а... в процессе, которой завершился казнью, это...

 

Рой: Что? Убийство?

 

Джо: Вы просто не здоровы.

 

Рой: Что значит не здоров?  Кто не здоров?

 

(Пауза)

 

Джо: Вы сказали...

 

Рой: Ничего подобного.  Что я сказал?

 

Джо: Рой, у вас рак.

 

Рой: Нет у меня никакого рака.

 

(Пауза)

 

Джо: Вы сказали мне, вы умираете.

 

Рой: Что ты, блядь, порешь, Джо?  Я никогда этого не говорил.  Я вполне здоров.  Ни малюсенькой болячки.

(Он улыбается.)

Пожьмем руки?

 

(Джо колеблется.  Он подает Рою руку.  Рой рывком втягивает Джо в тесный, грубый клинч.)

 

Рой: (больше самому себе, нежели Джо) Это ничего, что ты обидел меня, ведь я люблю тебя, маленький Джо.  Вот почему я так строг к тебе.

 

(Рой отпускает Джо.  Джо отходит на шаг или два.)

 

Рой: Блудный сын.  Весь мир вытрет об тебя свои грязные ноги.

 

Джо: Уже вытер, Рой.

 

Рой: Убирайся.

 

(Рой выталкивает Джо, грубо.  Джо поворачивается, чтобы уйти.  Рой останавливает его, поворачивает лицом к себе.)

 

Рой: (разглаживает лацканы пиджака Джо, нежно) Я всегда буду здесь, я буду ждать тебя...

(Потом опять, с неожиданной злостью, притягивает Джо близко к себе, свирепо)

Чего тебе надо от меня, что это все, чего ты хочешь, вероломный, неблагодарный, маленький...

 

(Джо еле сдерживается, чтобы не ударить Роя в лицо, хватает его за лацканы халата и швыряет через комнату.  Сдерживает Роя на расстоянии вытянутой руки, другой рукой готов в любой момент нанести удар.)

 

Рой: (Тихо смеется, почти умоляет чтобы его ударили) Согреши хоть немножко, Джозеф.

 

(Джо отпускает Роя.)

 

Рой: Как много у тебя законов; найти хоть один, который ты можешь нарушить.

 

(Джо колеблется, потом уходит, пятясь.  Как только Джо выходит, Рой сворачивается пополам от дикой боли, которую он скрывал все это время.)

 

Рой: А-а, Господи Иисусе...

Энди!  Энди!  Иди сюда!  Энди!

 

(Открывается дверь, но входит не Энди.  В дверном проеме стоит невысокая еврейка, скромно одетая по моде пятидесятых, в пальто и шляпке.  Комната темнеет.)

 

Рой: А ты, блядь, кто?  Новая сиделка?

 

(Фигура в дверях не произносит ни звука.  Она не отрываясь смотрит на Роя.  Пауза.  Рой внимательно смотрит на нее, встает, подходит к ней.  Отходит обратно к креслу, грузно садится.)

 

Рой: А-а, блядь, Этель.

 

Этель Розенберг: (Ее манеры дружелюбны, но голос ледяной) Ты плохо выглядишь, Рой.

 

Рой: Ну, Этель.  Мне плохо.

 

Этель Розенберг: Но ты сильно похудел.  Тебе это идет.  Раньше ты был гораздо полнее.  Зафтиг[58], особенно в бедрах.

 

Рой: Я похудел после 1960.  Раньше мы все были полнее, до того как худоба вошла в моду.  Теперь я - скелет.  Все пялятся.

 

Этель Розенберг: Пошло-поехало да, Рой? Тронули какашку?

 

(Короткая пауза.  Рой кивает.)

 

Этель Розенберг: Ну, потеха только начинается.

 

Рой: Что это, Этель, День Всех Святых[59]? Ты хочешь меня напугать?

 

(Этель ничего не говорит.)

 

Рой: Ну, ты даром теряешь время!  Я страшнее тебя в любое время дня и ночи!  Так что, катись отсюда, Этель!  Брысь!  СМЕРТЬ КОММУНЯКАМ!  От божьего престола в раю и до адской утробы, пошли вы все на хуй, идите, топитесь в пруду, потому что Я НЕ БОЮСЬ НИ ТЕБЯ, НИ СМЕРТИ, НИ АДА, НИЧЕГО!

 

Этель Розенберг: Скоро увидимся, Рой.  Джулиус шлет привет.

 

Рой: Да, ну так пошли вот это Джулиусу!

 

(Он показывает ей оттопыренный третий палец, встает и направляется было к ней.  В середине комнаты он скорчивается на полу в приступе боли, с трудом переводит дыхание.)

 

Этель Розенберг: Ты, действительно, очень болен, Рой.

 

Рой: О Господи... ЭНДИ!

 

Этель Розенберг: Хммм.  Видно, он тебя не слышит.  Нам надо вызвать скорую.

(Она подходит к телефону.)

Ха! Кнопки!  Надо же, какие штучки выдумали.

Какой номер набрать, Рой?

 

(Пауза.  Рой смотрит на нее, потом: )

 

Рой: 911.

 

Этель Розенберг: (набирает номер) Они поют!

(Копирует звуки, которые издают разные кнопки) Ту, та, та...

Ха.

Да, пришлите, пожалуйста, Скорую к дому мистера Роя Кона, знаменитого адвоката.

Какой у тебя адрес, Рой?

 

Рой: (пауза, потом) 244 восточная 87-ая.

 

Этель Розенберг: 244 восточная 87-ая.  Нет номера квартиры, ему принадлежит весь дом.

Как меня зовут? (Пауза) Этель Гринглас Розенберг.

(Легкая улыбка) Я? Нет, не родственница мистера Кона.  Старая знакомая.

(Она вешает трубку.)

Сказали, через минуту приедут.

 

Рой: У меня в запасе вечность.

 

Этель: Ты бессмертен.

 

Рой: Я бессмертен.  Этель.  (Он заставляет себя встать.)

Я силой прорвался в историю.  Я никогда не умру.

 

Этель: (короткий смешок, потом) История вот-вот разверзнется.  Грядет тысячелетие.

 

 

Сцена 6

 

Поздно вечером того же дня.  Спальня Преда.  Пред Первый наблюдает за Предом, который в свою очередь, в ужасе пялится на него.  На этот раз Пред Первый набросил поверх своей старинной одежды странного вида сутану и шляпу, вроде тех, что носили алхимики, а в руках у него длинная пальмовая ветвь.

 

Пред Первый: Нынче великая ночь!  Неужели ты не в восторге?  Сегодня ночью она явится!  Прямо через крышу!  Ха-адам, Ха-гадол...

 

Пред Второй: (появляется, в таком же облачении как и Пред Первый) Фтор!  Фосфор!  Флюорит!  Свеча!  Нескончаемая лавина пурпура и...

 

Пред: Вот, смотрите!  Чеснок.  Зеркало.  Святая вода.  Распятие.  ОТЪЕБИТЕСЬ!  Пошли на хуй из моей комнаты!  ВОН!

 

Пред Первый: (Преду Второму) Бьюсь об заклад, у него член навострился, как шишка гикори.

 

Пред Второй: Мы все возбуждаемся при их приближении.  Мы прихорашиваемся, как луна.

 

Пред Первый: Потанцуем.

 

Пред: Потанцуем?

 

Пред Первый: Встань, черт возьми, дай мне руку, потанцуем!

 

Пред Второй: Прислушайтесь...

 

(Одинокий гобой наигрывает легкую танцевальную мелодию.)

 

Пред Второй: Очаровательные звуки.  Не угодно ли потанцевать?

 

Пред: Прошу вас, оставьте меня в покое, пожалуйста, дайте мне поспать...

 

Пред Второй: Ах, он жаждет увидеть знакомое лицо.  Партнера, привыкшего к его па.  (Преду) Закрой глаза.  Представь себе...

 

Пред: Я не...

 

Пред Второй: Тихо-тихо.  Закрой глаза.

 

(Пред послушно закрывает.)

 

Пред Второй: А теперь раскрой.

 

(Пред раскрывает глаза.  Появляется Луис.  Он выглядит великолепно.  Музыка постепенно вырастает в звучную, романтичную танцевальную мелодию.)

 

Пред: Лу.

 

Луис: Потанцуй со мной.

 

Пред: Я не могу, моя нога, она по ночам болит...

Ты... призрак, Лу?

 

Луис: Нет.  Просто призрачный.  Запутался сам в себе.  Целыми днями сижу на холодных скамейках в парке.  Мечтаю, как бы оказаться рядом с тобой.  Потанцуй со мной, малыш...

(Пред встает.  Его нога уже не болит.  Они танцуют.  Музыка великолепна.)

 

Пред Первый: (Преду Второму) А-а-а.  Теперь я понял почему у него нет детей.  Он педераст.

 

Пред Второй: Ой, да заткнись ты, средневековый гном, дай им потанцевать.

 

Пред Первый: Разве я вмешиваюсь?  Я свое дело сделал.  Ура, ура, вестница явилась, сгину-ка я.  Мне здесь не нравится.

 

(Пред Первый испаряется.)

 

Пред Второй: Двадцатый век.  Боже мой, как страшно, страшно постарел мир.

 

(Пред Второй исчезает.  Луис и Пред счастливо вальсируют.  Свет темнеет, становится обыденным.  Луис исчезает.

Пред танцует один.

Внезапно комната наполняется громким шелестом крыльев.)

 

 

Сцена 7

 

Сцена разделена пополам.  С одной стороны - Пред один у себя дома, с другой - Луис один в парке.

Снова слышен шелест хлопающих крыльев.

 

Пред: Ой, не входите сюда, не входите... ЛУИС!!

Нет.  Меня зовут Пред Уолтер, я... отпрыск древнего рода, я... заброшен я... нет, меня зовут... зовут... Пред и я живу... здесь и сейчас, и... в темноте, в темноте, Ангел-Регистратор раскрывает свой сотый глаз и щелкает по хребту Книги Жизни и... тихо!  Тихо!

Я несу чушь, я...

Хватит с ума сходить, тихо, тихо...

 

 

(Луис сидит на скамейке в парке.  Подходит Джо.  Они смотрят друг на друга, потом Луис отворачивается.)

 

Луис: Ты знаешь притчу о Лазаре?

 

Джо: О Лазаре?

 

Луис: Да, о Лазаре.  Я точно не помню, что с ним случилось.

 

Джо: Я не... Ну, он умер, Лазарь, и Иисус заново вдохнул в него жизнь.  Он воскресил его из мертвых.

 

Луис: Часто сюда приходишь?

 

Джо: Нет.  Да.  Да.

 

Луис: Воскресил из мертвых.  Ты веришь, что это действительно было?

 

Джо: Я больше не знаю, во что я верю.

 

Луис: Однако, какое совпадение.  Что мы здесь встретились.

 

Джо: Я шел за тобой следом.

С работы.  Я... шел за тобой.

 

(Пауза)

 

Луис: Ты шел за мной.

Наверное ты пригляделся ко мне в тот день в туалете и подумал: какой добрый парень, чувствительный, плачет о друзьях, которые попали в беду.

 

Джо: Да.

 

Луис: Может ты решил, я и о тебе поплачу.

 

Джо: Да.

 

Луис: А я тебя надул.  Крокодиловы слезы.  На самом деле здесь пусто... (Он указывает на сердце, пожимает плечами.)

 

(Джо невольно протягивает руку, чтобы дотронуться до лица Луиса.)

 

Луис: (отшатывается) Что ты делаешь?  Не надо.

 

Джо: (отдергивает руку) Прости.  Прости.

 

Луис: Я... просто не... я думаю, если ты до меня дотронешься, у тебя рука отсохнет или еще что-нибудь.  С теми, кто меня трогал и не такое случалось.

 

Джо: Пожалуйста.

Ой, ради...

Можно я...

Я... хочу... тебя тронуть.  Пожалуйста, можно я до тебя дотронусь...

м-м-м, вот здесь?

(Он кладет руку Луису на щеку.  Не убирает ее.)

Я в ад попаду за все это.

 

Луис: Ну и что.  Думаешь, там будет хуже, чем в Нью Йорке?

(Он кладет свою руку на руку Джо.  Снимает руку Джо со своего лица, держит ее некоторое время, потом.)

Пошли.

 

Джо: Куда?

 

Луис: Домой.  Со мной.

 

Джо: Но это же нелепо.  В смысле, я тебя не знаю.

 

Луис: Я тебя тоже.

 

Джо: А то, что ты обо мне знаешь, тебе не нравится.

 

Луис: Республиканство и так далее?

 

Джо: Ну, для начала.

 

Луис: Мне это не просто не нравится.  Я это ненавижу.

 

Джо: Так зачем же мы...

 

(Луис подходит к Джо и целует его в губы.)

 

Луис: С кем не поведешься в нужде.  Я не знаю.  Я никогда не ложился в постель с одним из неверных.

Мне бы очень не хотелось провести сегодняшнюю ночь в одиночестве.

 

Джо: Я ужасный человек, Луис.

 

Луис: Лу.

 

Джо: Нет, серьезно, ужасный.  По-моему, я не заслуживаю, чтобы меня любили.

 

Луис: Ну вот.  Видишь?  Оказывается, у нас много общего.

 

(Луис встает, уходит было.  Оборачивается, смотрит на Джо.  Джо идет вслед за ним.  Они уходят.)

 

 

(Пред прислушивается.  Сперва царит тишина, потом опять слышится хлопанье крыльев, страшно близко.)

 

Пред: Этот звук, этот звук, это... Что это, какие-то птицы, какие-то огромные птицы, мне страшно, я... нет, только не страх, лучше злость, найди в себе... злость, моя кровь чиста, мой разум ясен, я привык к притеснениям, я гомосексуалист и меня не запугаешь ни притеснениями, ни неприятностями, я жесткий и сильный и... О.  О, Боже мой.  Я... (внезапно на него накатывает бешенное сексуальное желание) О-о-о-о... мне жарко, мне... так... а-а, Господи, что же это... у меня... наверное жар я...

 

(Лампа на тумбочке рядом с кроватью ярко вспыхивает, кровать раскачивается взад и вперед.  Потолок глухо и низко хрустит и стонет, как деревянная палуба корабля при сильной качке, с него сыплется настоящий дождь из штукатурки.)

 

Пред: О!

ПОЖАЛУЙСТА, О, ПОЖАЛУЙСТА!  Что-то идет сюда, мне страшно, мне это совсем не нравится, что-то близится и я... О!

 

(Раздается оглушительный залп триумфальной музыки и хор глашатаев.  Свет становится ослепительно резким, холодным, бледно-голубым, потом роскошным, теплым, золотым, потом жгучим, ядовито-зеленым и, наконец, захватывающим роскошно-фиолетовым.  Потом воцаряется тишина.)

 

Пред: (ошеломленным шепотом) Великий Боже...

Прям кино Стивена Спилберга[60].    

 

(Высоко-высоко наз землей раздается как бы свист приближающегося метеорита, несущегося к спальне с ужасающей скоростью; это невидимое, налетающее тело словно вытесняет из комнаты всякий свет; когда спальня, наконец, погружается в кромешный мрак, мы слышим жуткий ТРЕСК, словно нечто колоссальное обрушилось на землю; все здание содрогается и часть потолка с кучей штукатурки, облицовки и проводов падает на пол.  А потом, в снопе неземного белого сияния, расправляя могучие, переливчатые серо-серебрянные крылья, в комнату опускается Ангел и застывает над кроватью.)

 

Ангел:

Приветствую тебя, Пророк;

Настала пора Великой Работы;

Вестница явилась.

 

(Темнота.)

 

 

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ