Сенька открыла глаза и с недовольством моргнула: словно песку за ночь насыпало! Перед сном зачитались с Иваном при свечке, или...

Или.

Валенцкое посольство. Мир, дружба, колбаса. И пельмени. И буженина. И балык. И зимние пироги с вареньем. Но от варенья в глазах утром не режет, и пить не хочется. Значит...

Память, поднапрягшись, начала второй заход.

Наливочки. Настоечки. Водочки. Медовуха. Но сперва шантоньское игривое[1], потому что всё началось культурно, чтобы не сказать, настороженно: в кои-то веки валенцкое посольство пожаловало не с претензиями и обидами, а с предложением союза и торговли. Правда, они сказали, что сменилась правящая династия, и теперь вместо Августа из северных магнаций распоряжается король Сигизмунд из Верхнего Шлёнска. Но валенцы-то ведь и в Узамбаре валенцы, и один пень, откуда они там, думали хозяева и сдержанно пили и ели за мир и дружбу, ожидая подвоха, пока Граненыч и секретарь валенцкого королевича - пани Марица, дама средних лет, дебелая и солидная, внезапно не обнаружили общий интерес к военной истории Белого Света. И понеслось... Общие интересы неожиданно быстро нашлись у всех пирующих, и представительское мероприятие превратилось в заседание клуба по увлечениям со всеми вытекающими. И затекающими. И протекающими.

Сенька с военным советником сравнивали дальность и кучность стрельбы композитных луков и больших односоставных с демонстрацией на яблоках, оставшихся зимовать на дереве за окном[2]. Иван с королевичем Ромуальдом взахлеб цитировали друг другу главы из 'Приключений лукоморских витязей' и 'Четырех колесничих и собаки'. Дионисий с советником по культуре наперебой вспоминали первые издания всех печатных домов Забугорья. А Граненыч, глава лукоморской делегации и по совместительству тамада, еще и ухитрялся вставлять каждые пять минут тост то за луки, то за книги, то за первопечатников, то за генералов Лукоморья и Валенцы, то за генералов-первопечатников, авторов книг о луках...

Память Серафимы поскребла по сусекам и выудила последнюю партию воспоминаний. Пани Марица, описывая переход воеводы Сурового через Шоколадные горы, взобралась на стул, потом на стол и, наконец, изображая внезапное нападение полководца на шантоньских захватчиков, сиганула обратно на стул... и сломала ножку. Сначала стулу, потом себе. Бедняжку унесли в ее покои, наложили лубки и подвесили на вытяжку - и всё это время ясновельможная пани уже спала мертвецким сном. Вот сюрприз утром будет... Царевна сочувственно поморщилась, свесила ноги с кровати и сунула в тапки.

- Едрена кочерыжка! - ноги, точно сами по себе, выскочили обратно - не найдя свободного места. - Что за?..

Сенька подняла тапочек, и на ковер вывалилась ее расческа, карманное зеркальце, пара колец и перочинный нож. Опорожнение второго тапка добавило к куче шкатулку, гребень и носовой платок.

- Что за идиотский придурок... - с чувством, толком и расстановкой начала было Серафима, как сзади раздался сонный голос Иванушки:

- Сень, ты чего с утра пораньше?..

- С утра? Двенадцатый час уже, между прочим!

- Как?! - царевич вскочил, сунул ноги в тапки, и... - Ёлки-прялки-моталки!!!

Подозревая, что знает причину восклицаний супруга, она как бы невзначай поинтересовалась:

- А у тебя что попалось?

- Что?..

- В тапках.

Иван возмущенно показал жене открытую фарфоровую баночку и игольницу:

- Какой идиотский придурок?!.. - и вдруг глаза его подозрительно сощурились: - Сеня. Это не смешно.

- Стала бы я тебе последнюю банку любимого сабрумайского крема тебе подсовывать!

Алиби было стопроцентным. Иванушка стушевался.

- А кто тогда?

- Прислуга? Домовые?..

Но опрос видимого и невидимого населения дворца показал не только полную невиновность подозреваемых. Более того. Он выявил еще двух жертв подобных розыгрышей: Граненыча и Дионисия. Пообещав оборвать уши шутнику и прикрутить на лоб, князь Грановитый отправился в город покупать новые тапки: в его обувке оказалась склянка с чернилами.

За подготовкой к новогодним празднествам в столице все позабыли про нелепую шутку неизвестного хохмача - но ненадолго. До следующего утра. Когда пробуждение и одевание принесли полные карманы разнообразной мелочи: Сеньке - Дионисьевой, Ивану - от Граненыча, и наоборот.

Обмениваясь сувенирами в читальном зале, лукоморцы недобро щурились и соревновались в изобретении кар неизвестным юмористам. Градус был максимально поднят до кровожадного 'заставить три раза прочитать самоучитель развития чувства юмора. Все семнадцать томов, и комментарии тоже'[3], когда Серафиме пришла в голову свежая идея.

- А послушайте, ребята, - задумчиво проговорила она, расставляя в боевую формацию копейщиков из подопытной настольной армии Грановитого, попавших в карманы Иванушке. - А вам не кажется странным, что второй день подряд страдают только те, кто принимал позавчера валенцев?

- Да причем тут... - начал было князь Митроха, но осекся. Совпадение и впрямь было подозрительным. Но с другой стороны...

- Думаешь, это иноземные послы ночью пробираются в наши спальни, чтобы дебоширить несуразно? - усомнился Дионисий.

- А отчего бы и нет! - не сдалась царевна. - Мстят за перепой таким макаром. Или за сломанную ногу своей пани. Или потому что валенцы - они такие, и сколько горбатого ни корми, как говаривал Шарлемань Семнадцатый...

- Нет, постойте, ваше высочество, - библиотечный покачал головой. - Это в ваши спальни им проникнуть не проблема. А в мою?

Физиономии лукоморцев вытянулись: апартаменты библиотечного располагались вдали от дворцовой суеты и шума в соседнем измерении.

- Так вы это на что намекаете? - медленно произнес Иванушка, и тревожная складка пролегла между его бровей. - Что у них там... колдун?

- Колдун без чувства юмора - оружие страшной поражающей силы, - хмыкнула Сенька.

- Да даже и с чувством! Да хоть с десятью! Какое они  имеют право? - гневно насупился Дионисий, в карман которого попала - и зацепилась за пуговицу клапана при попытке ее вытащить - Сенькина хлопушка.

- Тогда мы должны придти к ним и потребовать объяснений, - сурово постановил царевич.

- И репараций! - Граненыч припомнил испорченные тапки.

- Не пойман - не колдун, - проглаголил голос разума устами царевны.

- Вот пусть сами и доказывают, что не колдуны! - задиристо воскликнул библиотечный, потративший полдня, чтобы вымести все конфетти из книгохранилища.

- Они гости, - неохотно напомнил Иванушка. - И, к тому же, валенцко-лукоморские отношения в последнее время... десятилетия... века, в смысле... и так оставляют желать лучшего... а после побоища при Бугре сорок три года назад так и вовсе испортились...

- Ну так значит там и портить нечего! - Серафима воспрянула духом. - Стало быть, этой ночью мы их подкараулим и продолжим традицию!

Сказано - сделано. Всю ночь четверка пострадавших не сомкнула глаз, сидя в засаде со свечками под горшками. Когда же настало утро и пришло время узнать об удаче - или неудаче - друзей, в шапках всех четверых обнаружилось по десятку шишек.

- Ну, валенцы... - проскрипела зубами Сенька, пытаясь оттереть с ладони об сарафан липкую свежую смолу. - Ну, погодите!

За царским обедом, куда иноземные послы якобы доброй воли были приглашены лукоморцами, тройка уличителей - Иван, Дионисий и Граненыч - не сводили глаз с тройки подозреваемых[4]. И то ли показалось хозяевам, то ли выдали они желаемое за действительное, но все позже согласились, что глаза у советников были довольные, а у королевича Ромека - виноватые. Масла в огонь подлила Сенька, вернувшаяся с крайне секретного и еще более недипломатического осмотра посольских палат. Захлопнув дверь читального зала, она просунула в дверную ручку ножку табуретки, подсела за стол к собравшимся на экстренное совещание заговорщикам, огляделась воровато, и страшным шепотом произнесла:

- Я нашла!

- Что? - не замедлили отозваться все трое.

- Под ковром! У королевича!

- Что?!

- Септограмму! - победно выдохнула царевна и с довольным видом - 'я же говорила!' - откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. Смола, так и не отставшая за полдня, тут же прилипла к сукну платья.

- Что? - не понял Граненыч, и Иванушка, поднаторевший в теории магии за время осеннего путешествия в компании студента Высшей Школы Магии Шантони, принялся за объяснения. Хотя особо объяснять было нечего: септограмма была таким же отличительным признаком близости мага, как паутина - паука, и приблизительно с такими же последствиями для жертвы.

- И что нам теперь делать? - лошадиное лицо князя вытянулось еще больше.

- Натолкать ему за шиворот манной каши? - с надеждой глядя на супруга, предложила Сенька. Царевич был печален, но непреклонен:

- Ноблесс оближ. Дипломатический иммунитет.

- А я про такую болезнь слышала, как синдром дипломатического иммунодефицита, - его жена сделала невинные глаза.

- И в чем она выражается? - оживился Митрофан, приунывший было от решения Иванушки.

- На лице появляются синяки, а в сапогах - варенье.

- Сеня!

- Ну или не появляются, - скучным голосом пробубнила царевна.

- Ну а делать-то что всё-таки будем? - вернулся Граненыч к исходному вопросу.

- Бороться! - неожиданно встал Дионисий. - Был у меня где-то старинный трактат о противодействии магии...

Фолиант был изучен от корки до корки, и в жизнь воплотили все его рекомендации, которых, с точки зрения Иванушки, оказалось слишком много, а по мнению Граненыча - слишком мало. С наступлением темноты по задним коридорам дворца к апартаментам валенцкого посольства неуклюже двинулись четыре фигуры в тулупах, вывернутых мехом наружу. На ногах их были сапоги, надетые 'на косулю', на головах - ушанки задом наперед, на рукавах нашиты птичьи крылья, заячьи лапы и пучки сушеной полыни, в руках стиснуты осиновые колья, а груди, защищенные зеркалами от шеи до колен, украшали связки чеснока поверх изобилия серебряных медальонов и цепей. На лбах красовалось по нарисованному глазу размером с яблоко, а из специально продырявленных карманов тоненькой струйкой сыпалась соль. По убеждению Дионисия, теперь их отряд был готов встретиться с любой магической напастью[5].

Но напасти напасть на них не торопились, и к повороту, за которым начиналось валенцкое крыло, рейдеры прибыли в целости, хоть и вспотевшие и с натертыми ногами.

Сенька сделала знак остановиться и погасила светильник. Широкий коридор освещал вычурный, но тусклый фонарь, свисавший с потолка метрах в трех от их укрытия. Царевна прикинула, где располагались хоромы Ромуальда, и поморщилась: в тени, самые последние. Но, с другой стороны, если подкрасться и притаиться в тупике, можно подслушать, что происходит за дверью. Оказалось, эта же мысль одновременно пришла в голову всем: все четверо, прижимая серебро к зеркалам, чтобы не брякало, двинулись вперед... И тут дверь палат королевича заскрипела.

- Назад! - прошипела Серафима, толкая заговорщиков в проход, по которому они сюда добирались - отнорочек для прислуги. Лукоморцы замерли, затаили дыхание, и только бдительный глаз царевны поблескивал из-за угла.

Створки приоткрылись, и в коридор задом, волоча за собой что-то большое и тяжелое, осторожно выбрался неизвестный. Прикрыв плечом двери, он отпустил свою ношу, поправил сползшую на лоб шапку, почесал в бородище, подтянул кушак на пузе, и снова взялся за груз.

- Что там? - еле слышно спросил Иван.

- Ромека укокошили, - выдала Сенька желаемое за действительное.

- Что?! - взвился Иванушка и с гневным криком: 'Стой!' выскочил в коридор - под свет фонаря.

- Стой! - выкрикнула Сенька и рванула вслед за  ним. За ней - Граненыч и библиотечный. Незнакомец обернулся, взревел вдруг дурным голосом, метнулся обратно в палаты и налетел лбом на закрытую дверь. Когда лукоморцы увидели, что в мешок тело не поместилось бы даже в сложенном состоянии, было поздно - неизвестный лежал без чувств, и над глазом его возбухала огромная шишка.

- Хорош... - царевна склонилась, вглядываясь в лицо. Румяный, с сизым носом и седой бородой... Не из валенцкой делегации однозначно.

- Вор? - предположил Дионисий, попинав тяжелый мешок толстопузого.

- Живой? - беспокоился Иванушка, нащупывая пульс.

- Хороший вор - мертвый вор, - постановил князь Митрофан, но сентенция поддержки не получила. Пока.

- Что с ним стряслось? - библиотечный недоуменно пощипывал эспаньолку.

- Похоже, мы, - хмыкнула Сенька, ловя свое отражение в его зеркале. Но что-то еще не давало ей покоя. Чего-то в лице вора не хватало. Или было лишним. Седая борода и... и...

Озаренная, царевна ухватила пострадавшего за бороду и рванула, что было сил. Голова незнакомца дернулась, шапка слетела, и в руке Сеньки осталась борода, усы... и привязанная к ним бечевка.

- Сеня! Что ты?!.. - начал было возмущенно Иван - и осекся. - Ну ничего себе!..

- Ваше высочество? - охнул Дионисий.

- Королевич?!..

Освобожденный от парика, шубы и трех подушек под ней, Ромек сидел в кресле у печки со снежным компрессом на лбу и оглядывал лукоморцев заплывшим оком[6].

- Так это были твои шуточки? - сурово вопрошал его Иванушка, скрестив руки на груди. - С вещами в тапках, я имею в виду. И в карманах. И...

- Это не шуточки! - королевич жалобно глянул на Ивана. - Я как лучше хотел! Для улучшения отношений между нашими державами!

- Странные у вас представления о способах их улучшения, - сухо произнес Граненыч. - Думаете, если хозяевам налить в любимые тапки чернил...

- ...конфетти по библиотеке расшвырять!..

- ...или маслом шубу испортить...

- ...теперь я поняла, чем отличается шуба от каши...

- Но это совсем не то, что вы думаете! Это поручение его величества Сигизмунда Шлёнского! - горестно простонал Ромек. - Чтобы после долгих лет... десятилетий... веков... вашей вражды с династией Магнацких наши страны начали сотрудничать, отец попросил меня... нас... познакомить вас с обычаями нашего королевства и заодно сделать вам приятный сюрприз!

- Вас? Кого это - вас? - насторожилась Серафима, проглотив комментарий о том, что страны с насколько разными понятиями о приятных сюрпризах вряд ли смогут сотрудничать долго.

- Меня. Но в первую очередь, пани Марицу. Это она должна была всё устроить, но ее перелом...- королевич заговорил быстро и обо всем сразу. - Вы знаете, она фея! Настоящая! Крестная мать моей супруги, принцессы Барбары! Бася попросила ее помочь, она согласилась, и тут вдруг этот несчастный случай... Но она научила меня, как нарисовать септограмму, и одолжила волшебную палочку!

- Зачем?! - возопили уже ничего не понимавшие лукоморцы.

- А разве я не сказал?.. Конечно, чтобы положить подарки в ваши чулки на елке!

- Подарки?!

- Но мы не вешаем на елку чулки, ваше высочество, - Дионисий развел руками.

- И тапки, шапки и карманы тоже, - не удержалась Сенька.

 - Я только сегодня это узнал. И поэтому просто решил переодеться в Старца Колотуна и разнести подарки лично. И чулки тоже. Но раз уж вы сами пришли... Всё лежит в мешке, подписанное, - и королевич сконфуженно улыбнулся. - С Новым Годом!