Аннотация: Таким его создал Город, в котором он жил.
"ДИТЯ АСФАЛЬТА И БЕТОНА"
Он всю свою жизнь прожил в городе.
Все персонажи выведены под собственными именами, любое совпадение событий, фактов и мыслей не является случайным, а использовано намеренно.
Смутную тень тревоги он ощутил едва теплоход начал отваливать от причала. Он опустил голову. Где-то там, глубоко внизу, между бортом судна и бетонной стеной, все расширяясь, плескала серо-зеленая полоса свинцово-непрозрачной воды. Он поднял встревоженный взгляд на причал, на веселые лица провожающих, потом посмотрел на тополя, окружающие речной вокзал, на прихотливый силуэт города. Башни, церкви, высотки, - он так не замечал их раньше. Он жил среди всего этого, такого привычного, удобного, надежного и вдруг видит свой мир со стороны. Он не испытывал желания полюбоваться им. Он смотрел вовсе не из эстетических побуждений, а лишь стремился впитать в себя все зримое.
* * *
Он появился в городе среди стекла и бетона, среди железа и асфальта. Среди плоских стен и прямых углов. Среди потоков снующих машин и толп вездесущих людей. Он возник в скопище человеческих мыслей и стремлений, желаний и надежд, терзаний и разочарований. Он родился в городе, он был рожден городом, создан им. Он был его продуктом, таким же, как здание, автомобиль или кредитная карточка. В любом другом месте и он стал бы другим, но этого не случилось.
Он был горожанином, и город потрудился над ним не меньше, чем зодчий над неповторимым уникальным строением, пережившим века и своего создателя. Очевидно это определило образ его мыслей, решений и поступков - прямолинейность и плоскостность. И еще имя: родители назвали его Максим.
Имя требовало от него максимальной отдачи, стремлений, усилий, но он сам во всем этом не нуждался. Он довольствовался малым, хотя сам так не считал. Он полагал, что его жизнь единственно правильная и не подлежащая сомнению аксиома. Что ж, "в глазах идущего его путь всегда прям".
Примерно к двадцати пяти годам Максим составил для себя ясную и надежную картину мира, вполне соответствующую его жизненным запросам. В этой картине для него все было очевидным, простым и безопасным. То, что по какой-либо причине не вписалось в нее, он попросту выбросил, как выбрасывают занятную, но непонятную, а потому кажущуюся опасной вещь. И еще кое-что необходимо сообщить об этой картине мира. Она была серых тонов. Различных оттенков, но все же серая. Тем не менее, для Максима это было неочевидным по той простой причине, что он был дальтоником. Так полагаясь на собственную картину мира Максим жил, принимая простые, очевидные для себя решения. Была ли такая форма для него комфортна? Скорее наиболее приемлема. Он трудился над ее созданием большую часть своей жизни и продолжал сейчас, как хороший ювелир доводит до совершенства грани редкого камня.
* * *
Итак, Максим жил в городе, он жил этим городом и город жил в нем. В каждой его клетке, в каждом прожитом дне, в каждом совершаемом движении, в каждой высказанной мысли, в каждом вздохе. Простота и определенность.
Вполне возможно, что это определило выбор работы. Максим работал страховым агентом, страхуя жизнь, имущество и недвижимость. Почему эта работа оказалась предпочтительнее остальных? Сложно ответить однозначно. Возможно, всякий раз сообщая клиентам о различных опасностях, он тем самым каждый раз напоминал и себе правила личной безопасности. Нет, его нельзя было назвать параноиком, тем не менее, над рабочим местом висел листок с фразой из давно прочитанной книги: "Не ищи беды, сама найдет".
Персонал страховой компании, где он работал, состоял в основном из молодых людей и не меньше молодых девушек. Максим был с ними достаточно любезен, в меру внимателен и предельно вежлив. Ограничившись этим, он избегал даже служебного флирта, не говоря о сколь-нибудь маломальском романе. Опять срабатывал принцип безопасности и простоты. Однако это не означало, что сотрудницы не обращали внимания на него. Он был молод и привлекателен внешне, оттого девушки периодически с ним заигрывали, подразнивали и подтрунивали. Максим лишь улыбался в ответ и продолжал хранить непроницаемую неприступность.
Как-то в середине лета, когда большая часть сотрудников должна была уйти в отпуска, руководство решило устроить корпоративную вечеринку. Кроме всего прочего, намечалась суточная поездка за город на речном трамвайчике. Максим, как было прежде, решил отказаться от поездки. На него угнетающе действовала шумная обстановка, большое количество хоть и знакомых людей. Алкоголь также был у него не в самых близких друзьях. Максим редко его употреблял, а в такой компании его обязательно уговорят пропустить разок, другой. А там пойдет, поедет, он потеряет контроль, ляпнет что-то невпопад, выкинет какой-нибудь номер. Потом девчонки до Нового года будут по любому поводу вспоминать и приукрашивать его деяния далеко не в лучшую сторону. Нет! Ехать он не мог и потому категорически отказался.
Как известно из механики, действие вызывает противодействие. Его решительный отказ вызвал не менее решительный протест. Сотрудники или точнее сотрудницы, по всей видимости, устроили заговор! Они принялись постоянно и поочередно, по поводу и без повода, так, между прочим, уговаривать его. Сыграли на том, что Максиму будет что поснимать во время прогулки, а в особенности на зеленой стоянке. Там, как водится, намечалось купание и, между прочим, ему намекнули, что "кое-кто опять будет без купальника, как в прошлый раз". Было ли это установленным фактом или просто досужей выдумкой, - проверить было невозможно. Тем не менее, это ли известие или что-то другое повлияло на пересмотр решения, оно состоялось. Максим стал тщательно готовиться к поездке.
Надо заметить, что фотографией он занимался с детства. Нельзя сказать, что он был этим особо увлечен. Сначала ему необходимо было чем-то заполнить свободное время. Он решил занять его фотографией, хотя особого пристрастия к этому не испытывал. Просто это занятие было не так хлопотно как, например, выпиливание лобзиком, что сопровождалось неприятным зудящим звуком, скверным запахом горелого дерева и мелкой вездесущей пылью. Так выбор пал на фотографию. Само собой, что за несколько лет занятия фотографией у него появились некоторые навыки в обращении с техникой, особенно после появления цифровых аппаратов, значительно расширивших возможности. Тем не менее, можно со всей уверенностью утверждать - Моцартом в этом деле Максим не являлся.
Так вот, он посвятил много времени и внимания сборам к предстоящей поездке и съемке. Через два дня в прихожей стояла сумка, увесистая сумка с вещами, а именно: курткой, свитером, сменными носками, сменной обувью, сменной футболкой, бейсболкой и чем-то еще в подобном же роде. Через день рядом с первой появилась вторая сумка с продуктами, приобретенными им самим. Само собой трехразовое питание в поездке предусматривалось, но Максим не был уверен в продуктах неизвестно где и когда приобретенных и неизвестно кем и как приготовленных. Особое внимание было уделено чаю. Для подстраховки был уложен термос и кипятильник, а также рулон туалетной бумаги и упаковка разовых стерильных салфеток, - как знать, кто побывал до него в каюте? Предосторожность в делах здоровья никогда не может быть излишней!
И настал день отъезда! Максим уже минут сорок мыкался по территории речного порта, стараясь впрочем, не отходить далеко от вещей, поскольку кроме него пока еще никого не было, никого из сотрудников. Посторонних же было, хоть отбавляй. Какие-то странные, хмурые люди, ходили вокруг, присматриваясь к его вещам. Максим уже был не рад, что так рано оказался здесь. Вышло это чисто случайно. Алёна, сотрудница по работе, как-то накануне отъезда заскочила к нему домой за документами и увидела результаты сборов. Сжалившись, она заехала за ним и отвезла его самого и его неподъемный багаж. Алёна укатила встретить еще и еще кого-то, оставив Максима и свои вещи на его попечение. Если бы не это, Максим, скорее всего уже вернулся бы домой. Сейчас же ему приходилось слоняться вокруг лавочки с сумками, коротая время перебиранием в уме фотопринадлежностей. Их набралось в достаточной мере. Кроме кофра была еще сумка с дополнительной вспышкой, сменными объективами, насадками, коротким штативом, зарядным устройством для аккумуляторов. Менее объемистые вещи были рассованы по карманам куртки. Большая их часть наверняка не понадобится, но присутствие всех этих вещей, таких близких и знакомых, должно было сделать обстановку привычнее.
Время шло, и постепенно стали собираться сотрудники фирмы. Они здоровались, кидали вещи на лавочку и разбредались. Максим вновь оставался в одиночестве. Так продолжалось до тех пор, пока не вернулась Алёна. Тогда как-то разом собрались все и все разом заговорили, заспорили, стали обмениваться новостями и анекдотами. Это походило на жужжание потревоженного улья. Максим такое не переносил, он отошел и попытался рассмотреть противоположный берег, открывшийся за зданием речного вокзала. Крутой зеленый склон, местами обрывистый, местами заросший кустарником и небольшими рощицами. Там все не так, все иначе, чем на его картине. Иначе, чем в его системе выстроенной, логичной и ясной. Там все так угрожающе хаотично, бессистемно, неупорядоченно... Тревожное ощущение прокатилось от затылка по позвоночнику и растаяло в области таза, в животе. "Может стоит..."
Неожиданно объявили посадку. Началась общая неразбериха и шумиха. Максим отвлекся от тревожных наблюдений. Сейчас его более всего пугала потеря своих вещей, в основном фотопринадлежностей.
Выстроившись в какое никакое подобие очереди, сотрудники стали подниматься на борт теплохода. Максим само собой пристроился в хвосте, все еще до конца не решив, едет он или остается. Когда трап под его ногой едва заметно дрогнул, Максим понял, что он переступает некий барьер. Город цепко держал его на твердой почве. А там, в паре метров он окажется на чужой, непривычной, зыбкой территории. Общим потоком его перенесло с причала на теплоход. Он лишь на миг сумел увидеть под собой темную полоску плещущейся воды. Она попыталась о чем-то предупредить, но времени на это не хватило или он не сумел понять сказанного.
И вот Максим на борту. Теплоход начал отваливать от причала. Он опустил голову, там глубоко внизу между бортом судна и бетонной стенкой, все расширяясь, плескала серо-зеленая полоса непрозрачной воды. Он поднял встревоженный взгляд на причал, на провожающих, потом посмотрел на тополя, окружающие порт, затем на прихотливый силуэт города: башни, церкви, высотки. Он будто бы стремился впитать в себя все видимое сейчас.
* * *
От мрачных предчувствий и раздумий его опять отвлекла Алена.
- Вот ты где! Чего ты тут торчишь? Там все только тебя ждут! Ты собираешься снимать?
Максим кивнул и отошел от борта. К компании он вышел не сразу, сначала вернулся в каюту, переоделся в соответствии с погодой, выбрал нужное оборудование, нацепил его на себя...
Естественно никто не дожидался его появления. Первая бутылка уже была откупорена, веселье началось.
- За отпуск!!! - В этот же момент в рубке включили традиционную: "Ах, белый теплоход!" и понеслось веселье.
Максим попытался отгородиться от происходящего фотоаппаратом, но окруженная со всех сторон крепость, в конце концов, пала под натиском улыбок и заговорщицких подмигиваний. Тревога, не покидавшая его с самого отплытия, улеглась и опустилась куда-то в глубину сознания. Стало значительно теплее, возможно от шампанского. Солнце засветило ярче, ветер стал не таким резким.
Подходила и говорила о чем-то Алёна, затем Альбина, Алина, Катерина, кажется, потом еще кто-то из ребят или девчонок. Все это он помнил смутно, был занят своим фотоаппаратом или делал вид, что занят.
Когда первая волна впечатлений улеглась, Максим обернулся. Теплоход уже покинул акваторию порта, но город еще отчетливо виднелся на непривычно далекой линии горизонта. На Максима вдруг навалилась необъяснимая давящая тоска. Захотелось прямо сейчас вернуться в город, в уличную толчею, под защиту привычных и надежных городских стен.
Кто-то потянул его за рукав со словами: "Тебя ждут". Он вернулся мыслями в реальность. Поднял со всеми за очередной тост. В голове щелкнул какой-то тумблер и время пошло быстрее.
Максим бессмысленно щелкал затвором, сознавая, что большая часть отснятых снимков уйдет в брак. Он что-то говорил, пытался рассказывать анекдоты, конца которых не помнил... Еще он вроде бы танцевал, несколько раз, с кем-то... Небо, волны, лица, смех, музыка, гул мотора - все слилось в разноцветную, аляповатую круговерть. "Фотоаппарат не потерять бы... надо отнести в каюту... все равно никому..."
Он стоял в полутемном коридоре, мучительно вспоминая номер своей каюты. В иной обстановке Максим вряд ли бы вспомнил номер своей квартиры, но ее, родную и надежную, он нашел бы с закрытыми глазами, пользуясь неким, встроенным в голову, автонавигатором, но здесь, на теплоходе... Здесь все не так...
Сюда с палубы доносились голоса и музыка, приглушенные мерным гулом двигателя.
- Опять убежал? Чего с тобой сегодня? - Это была Альбина. - Неужели тебя укачивает?
Он процедил в ответ что-то невнятное.
- Потерпи, скоро зеленая стоянка. - С сочувствием отнеслась Альбина. - Сойдем на берег, погуляем, подышим, поплаваем. Ты в каюте один? - Вдруг спросила она, состроив хитрые глазки. - Я хотела переодеться, а у нас, вроде бы, дверь плохо запирается изнутри.
- Я не знаю, может и закрывается, - невпопад ответил он. - Но можешь попробовать.
- Ты покараулишь меня? Я только купальник возьму.
Пока Максим соображал, о чем речь, Альбина вернулась. В ее руках был полиэтиленовый пакет с надписью "Пума". Максим прочитал по-своему, у него почему-то вышло "Рима". "Кажется, Римма пишется с двумя м-м-ы. При чем тут Римма, когда это Альбина". Пока он вспоминал правописание имен, Альбина распахнула дверь каюты и бросила на него взгляд шаловливой кошечки.
- Зайдешь? - спросила она, шагнув в каюту.
- Я тебя снаружи посторо...караулю.
- Да ладно тебе. - Она хитро улыбнулась уголком ярких губ. - Вдруг мне что-то расстегнуть понадобиться или...
- Позовешь, - решительно ответил он и потянул дверь на себя.
- Вас что в каюте пятеро? - Послышалось из-за двери. - Или это все твое?
- Мыё, - промычал Максим и шатко направился наверх, на воздух. - Уф, не надо было пить последнюю рюмку, сейчас начнется.
Максим вышел на корму. Здесь не было ветра, и музыка едва долетала. Он сел на лавочку с облупившейся синей краской и устремил взор назад, в сторону давно уже растаявшего города. За кормой полоскался потрепанный и выцветший трехцветный флаг, и пенилась белая кильватерная полоса. Да еще одинокая чайка тоскливо кричала неподалеку, словно предупреждая о какой-то неведомой опасности. "Интересно, на зеленой стоянке есть автобус до города? Лучше будет... Да..."
Максим посмотрел по сторонам. Берег, крутой и таинственный, высился справа от него. Сверху простиралось высокое, огромное, плоское небо. В городе его не было заметно среди крыш, хотя в городе Максим редко смотрел в небо. В городе чаще стоило смотреть под ноги. Но здесь, за пределами города, небо подавляло. Внизу была свинцово-серая, непроницаемая толща воды. "Есть ли там где-то дно?" Мысли странно и непривычно путались. Он поднялся с лавочки, но тут же опять опустился. В голове словно что-то вспенилось, как в только что откупоренной бутылке с минеральной водой. "Пойду, прилягу,.. фотоаппарат не..." Он с удивлением взглянул на собственные руки, - они были полупрозрачны! Он видел сквозь них палубу, борт, воду и небо!.. От неожиданности Максим вскочил, но тут же повалился на палубу. Через металл он почувствовал мерную вибрацию двигателя. Это она словно разжижала его, растворяла в воздухе, разносила крохотные частицы его тела, его сознания. Он забился в конвульсиях, попробовал позвать на помощь.
Единственным свидетелем происходящего была одинокая чайка. Она висела за кормой, словно на привязи, как воздушный бумажный змей, и беспристрастно наблюдала за агонией. Человек в судорогах бился на корме теплохода. Сквозь его тело и одежду можно было рассмотреть все заклепки на палубе. "Вот что происходит... вот откуда столько пропавших... больше никогда не..." По всей видимости, это была последняя мысль, родившаяся в тающем сознании. Она скользнула вслед остальным. Затем вдруг безо всякой причины вспомнилась старая, слышанная в детстве от бабушки, песня: "А волны бегут от винта за кормой, и след их вдали пропадает".
Теплоход продолжал неторопливое, но безостановочное движение. Вода вспенивалась за винтом. Ветер трепал вылинявший флаг. Пара чаек лениво парила над кормой.
* * *
Он родился в городе, город создал его, как и многое другое в себе и вокруг. Город питал его мыслями и надеждами все эти годы. Он был его частью, его плотью, его мыслью. Краткое мгновение бесконечности. Он прервал связь со своим создателем, и это обрекло его. Он сын стекла и бетона, асфальта и железа, сын прямых линий и плоских стен погиб, покинув своего творца.