От накипи необходимо избавляться. Буде она в чайнике или в сознании людей. Сама по себе накипь безобидна, но человек не терпит конкуренции ни с кем и ни с чем на узурпированном трубопроводе жизни. Дом у нас кооперативный. Читай: люди каторжным трудом расплатились с поганым государством за землю и квартиры, но теперь должны втридорога платить за видимость свободного отщепенчиства. Феодора Ильинична, председательша наблюдательного совета, взяла дом в оборот при общем апатическом попустительстве жильцов. Однако собрание скликала. Я не собирался участвовать - сквозь толпу не смог пробраться к своему парадному. Апосля работы шел в свою конуру на осьмом этаже. Пришлось присутствовать, хотя пытался пробиться. Уставший я. Обсуждаемые вопросы меня раздражали. Кто выставляет пустые бутылки между этажами; кто пепельницу в окно вытрушивает; кто музыку по ночам слушает. Сходку возглавляла комендантша нашего дома, вездессущая тетя Груша. Нахрапистая, хамовитая девица - потерявшая женственность после объятий климакса.
-Други мои! Доколе нам терпеть! Люди - сволочи! В подъездах гадят! Пора пресечь!
Народ безмолвствует. Ей того и надо, мысль обобщает:
-Я уборщицу нанимаю со стороны. Многие отказываются! Говорят, клоака, а не дом! Граждане, это ведь уже слишком!
-К ответу! - кричит слесарь Сан Саныч. - Жиды дом продать хотят!
-Александр Александрович! Так ведь это именно вы намедни собственной мочой рисунок около моего парадного на снегу вывели.
-Ага! Вот они все такие, гнусные! Сионисты кругом!
-Какая грязь! - говорит Ипполит Моисеевич. Скромный, любвеобильный человек. Но его приучили почему-то оправдываться перед остальными только из-за того, что гордо отчество несет ненавистного в определенных широтах народа.
-Цыц! - кричит Феодора Ильинична. - Я всяких там расизмов не потерплю! О доме нашем радею!.. Помолчи, Сан Саныч. Черт знает во что наш кооператив превращается!
-Ату их, Феодорывна!
-Помолчи, Саныч. За квартиру полгода не платишь! Я не очень того... и то чувствую, что Бог весь наш дом за дверь выставил! Решать всё это скоренько надо!
-Что, простите, решать? - втянув голову в плечи, спрашивает Ипполит Моисеевич.
-А вам невдомек? - поставив руки в боки, щерится комендантша.
-Никому не мешаю! Какие, собственно, ко мне претензии?
Феодора Ильинична раскрасневается:
-За собачкой вашей получше глядите! Гадит среди травянистых насаждений! Это же пакость какая-то! Люди жалуются - порядочному человеку невозможно пройти, чтоб в собачье дерьмо не вступить!
-Но ведь... -- задыхается от волнения Ипполит Моисеевич.
-Стыдно, уважаемый жилец! До чего тварь свою распустили! Всё ей вольница! Эдак если жильцы начнут подходы к дому минировать - что же это за воздух будет? Задохнемся!
Я не выдержал. Домой поскорее хотелось.
-Почему вы к нему пристали?
Она лениво поворотила в мою сторону голову на ожиревшей шее:
-Вы откуда?
Назвал квартиру.
-Никогда вас не видела. Чужими руками жар загребаете?
-Тоже из этих! - крикнул Сан Саныч. - Расплодились кровососы на теле народном.
-Господа-товарищи! Мезозой уже в прошлом. Оставьте человека в покое!
-Ну ты вишь, я ж говорил - из одной синагоги!
-Помолчи, Саныч. Человек интересуется.
-Именно! Театр дурацкий устроили. - У меня горло спёрло.
-Очень интересно! - буравя меня прищуром, говорит комендантша. - Чего вы вдруг выступаете? Вам нравится по собачьему дерьму ногами топать?
-Не нравится.
-Зачем лезете в обсуждение? Собаки наш дом кругом обложили.
-На газонах, -- спокойно говорю я, начиная закипать.
-Да, на траве!
-А кто поставил табличку - "По газонам не ходить"?
-Я распорядилась.
-И не ходите, чтоб не испачкаться! Собаки читать не умеют! Не ходите по траве! Пусть живность бегает, удобряет.
-Только через мой труп! - взвизгнула Феодора Ильинична.
Злой домой шел. Не помню, что дальше произошло, но я страшно сказал ей: