Между сном и пробуждением существует слабо ощутимое пространство, что-то напоминающее терминал в аэропорту, расположенный между "там" и "тут". Необъяснимые, странные ощущения не однажды доводилось испытывать Павлу, пересекая территорию с ускользающими размытыми границами сознания. Еще видны слабые очертания растворяющейся сказки, но уже вдали вырисовывается приближающийся локомотив из реальной жизни. Он вторгается нагло, бесцеремонно. Пыхтящий и дребезжащий, врывается в мир гармонии и покоя, толкая впереди себя кучу задач и проблем. Конечно, можно попытаться вернуться назад и с разбегу нырнуть в спасительную молочную дымку.... Иногда Павлу это удавалось. Но, не сейчас. Что-то мерзкое и липкое настойчиво гладило его по волосам. Ну, же! Просыпайся, друг! Мы, однако, заждались. Кто мы? Странно слышать это от тебя, друг любезный! Засыпали-то вместе. Вспомнил? Ну, конечно! Мы - проблемы твои. Ждем с нетерпением.
Павел открыл глаза. За окном осенний ветер трепал нервы немолодым акациям, по-видимому, получая удовольствие от своих проказ. С кухни донесся слабый не то шорох, не то шелест. Он напрягся. Нет, показалось. Вот уже неделя прошла, как ушла Виктория, унося с собой восемь лет, обычных семейных лет, наполненных маленькими радостями и хлопотами. Что случилось? Почему вышло так? Снова и снова истязал Павел себя этими вопросами. И не находил ответов.... Не было причин явных. Жили мирно и ровно, не впадая и не взлетая, объединенные заботой о кучерявом очаровании, пятилетней Маринке-картинке. Все в жизни происходило в определенной последовательности, не отставая и не забегая вперед. Работа в НИИ, достаточно интересная, чтобы любить ее и плохо оплачиваемая, чтобы ценить. Воспринималась, как бренность, как не по росту пиджак: он будто бы и есть, но удлиненные рукава и свисающие плечики, приводят в уныние. Павел вспомнил, как в детстве его матери приходилось прикладывать немалых усилий, чтобы одеть на своего сыночка только что купленный пиджак, на два размера больше, чем надо.
В одно мгновение все рухнуло. Ночи стали бесконечными, а дни безрадостными, наполненными мелочной, бессмысленной суетой и скрипящей монотонностью. Велика сила инерции: ставя чайник на плиту, Павел как обычно доставал с полки три чашки; ночью проходя мимо детской комнаты, старался ступать осторожно, на цыпочках. И мысли, мысли, мысли.... Как навязчивые комары, не дающие долго уснуть и выматывающие до изнеможения. Почему так? Где он ошибся? В том, что виноват в произошедшем именно он, Павел был уверен абсолютно. Мучило только одно: где совершил ошибку? Когда пропустил момент, который стал поворотным в их с Вероникой отношениях? За все восемь совместных лет ни разу серьезно не поссорились, да и спорили крайне редко, неконфликтность - это то, что здорово отличало их семью от многих знакомых молодых семей. Как часто на пике очередного семейного скандала, исчерпав все обидные колкие упреки, один из таких разгневанных супругов выкрикивал с пеной на губах: " Тебе лучше поучиться нормальному обращению у Федорцовых!" То-то удивятся, когда узнают об их разводе! Павел чувствовал себя плывущим на лодке без весел. Все равно.... Лишь бы воздуха побольше.... И неба над головой....
Сквозь вуаль потускневших гардин он попытался отыскать хоть немножко небесной синевы.... И не нашел. Все затянуто серой пеленой ноября; бестолковая сонная муха, выбившись из сил, замерла на стекле, видимо размышляя, в каком ей направлении двигаться дальше. Чего проще. Только вперёд! Знать бы, где он, этот "перёд"? Он тоже думал, что двигался вперёд, а оно.... Вон как.... Развернуло. Что-то знакомое промелькнуло в сознании. До боли знакомое ощущение. Стоп! Да, это - терминал! Да, да! Терминал между "до" и "после"! Как он сразу не догадался? Павел довольный своим открытием, впервые за неделю улыбнулся. Конечно, он находится в том состоянии, где прошлое никогда не встречается с будущим. Для того видимо и существует оно, это место, в котором человеку дается возможность побыть одному, поразмыслить и оценить. Оценить то, что осталось позади. Соскрести с прошлого шелуху, смахнуть ненужную пыль и бережно свернуть, как бабушки сворачивают пенсии, в платочек. Подальше от посторонних глаз. Теперь это твое сокровище! И уже потом только, зажав его в подмышке, шагнуть в "после". В будущую неизвестность. Со своими надеждами и разочарованиями. Но это будет потом. А сейчас? Приходится сидеть в терминале. До тех пор, пока не прозвучит в динамиках: "Пассажиры рейса такого-то приглашаются на посадку!" Скорей бы....
Что-то мягкое и нежное коснулось руки Павла. Он машинально дернулся. Следом послышалось знакомое урчание.
- Ночка! Красавица! Иди ко мне!
Дважды звать не пришлось: клубок абсолютно черного бархатного меха вскочил ему на грудь и начал устраиваться поудобней. Единственное существо, связывающее Павла с прошлым, с видимым достоинством позволяло себя гладить. Кошка имела единственное и бесспорное имя - Ночка. Трудно было вспомнить, кто так удачно назвал миленький комочек, который Павел принес с местного рынка, лучшего имени в мире просто не существовало. Это был подарок для маленькой именинницы: Маринке в тот день исполнилось три годика. А, уж, визгу то было от счастья!!!
- Ну, что, королева? Как жить будем теперь? - Павел перебирал пальцами лоснящуюся шерсть Ночки. - Ты, уж, не обижайся. Не могут они взять тебя с собой. Никак не получается. Слово есть такое - аллергия, понимаешь? Новый хозяин шерсть кошачью на нюх не переносит. У него на тебя аллергия. Да, ты не расстраивайся. Похоже, кое у кого и на меня аллергия. Придется нам с тобой, королева моя, как-то в этом королевстве самим хозяйничать.
Павел посмотрел на стену, где недавно висел телевизор. Яркое пятно с невыцветшими, первозданными обоями сразу же бросалось в глаза. Пожалуй, года два прошло с тех пор, как ремонт делали. Вспомнил, как Маринка все норовила тогда ручку в обойный клей окунуть. И таки добилась своего. Помощница....
Чего не хватало? Любил. Заботился. Оберегал. Жалел. Что? Что не так? Откуда вдруг возникло это равнодушное, отрешенное выражение на лице Виктории. Павел еще где-то полгода назад обнаружил странный, иногда блуждающий, иногда устремленный в одну точку, взгляд.
- Что с тобой, любимая?
- Ничего.
- Я же вижу, тебя что-то тревожит.
- Глупости. Устаю на работе.
Ответ краткий и понятный. Павел успокоился и больше с вопросами в душу не лез. Вообще-то, это было одно из негласных, само собой установленных семейных правил: не вторгаться во внутренний мир без приглашения. Если человек захочет - сам расскажет. В таких случаях он переключался на ребенка, и все быстро забывалось. С Маринкой время мчало в два раза быстрее: чтение сказок, прогулки по вечернему городу, ответы на миллионные "почему", - все это делало жизнь наполненной и разноцветной.
И, вот.... Пропасть.... Нужно спасаться! Бежать! Пусть на время. Подальше от всего, что напоминает и разъедает. Куда угодно! Только скорее!
Загородный дом старого школьного приятеля встретил Павла с нарочитым равнодушием. Навесной, изрядно поржавевший замок, открылся не сразу, словно размышлял: пускать незнакомца или нет. Просевшую входную дверь пришлось приподнимать прежде, чем попасть в дом. Казалось, ему устраивались испытания, какие преодолевает каждый уважающий себя положительный, сказочный персонаж или герой эпоса. Тем не менее, нашлись и добрые силы в этом укромном месте. Уставший и осунувшийся сад, казалось, чувствовал и понимал Павла, скрывая живые, пульсирующие воспоминания в опавшей осенней листве. Он бродил под многолетними яблонями и не мог надышаться тишиной. Время от времени смахивая с лица щекочущую паутину. Бабье лето? Какое по счету? Запуталась осень в хронологии. Природа - организм живой, а все живое имеет право на ошибку. Все-таки, какой же это эликсир, хрустально-прозрачный осенний воздух! Когда прижались к земле, растворились в утренних туманах насыщенные летние запахи. А, собственно, дело вовсе и не в химии. Воздух, не сотрясаемый раздорами, конфликтами, удаленный от беснующейся суеты, приобретает совсем иные свойства. И лечебную силу его городской человек начинает ощущать сразу же, после второго-третьего вдоха. Уходят дурные спотыкающиеся мысли, их сменяет покой и поэзия. Даже человек удаленный от стихосложения начинает ощущать это состояние, оно рождается внутри, независимо от способностей и наклонностей. Давно пожелтевшие листья упрямо висят на яблонях, не желая подчиняться законам природы. Из последних сил держатся они за ветки, прекрасно понимая, что это будет их первый и последний полет. Поэтому, сделать все нужно красиво, желательно в момент, когда неповоротливый солнечный луч, огибая многочисленные ветви, лениво касается его выгнутой спины. И тогда лист отталкивается от насиженного места, и по заранее продуманной, замысловатой траектории угасающего маятника плавно опускается на потемневшую и безрадостную траву. При этом, выставляя напоказ свою хорошо просвечивающуюся, с многочисленными прожилками, грудную клетку.
Все. Пройден турникет. Между "до" и "после".
Павел был очень благодарен однокласснику за то, что тот, не колеблясь, отдал ключи.
- Живи сколько надо, - сказал приятель и, улыбнувшись, добавил, - мышам на радость.
Задумавшись, Павел едва не наступил на Ночку. Кошка сопровождала его повсюду, осторожно пробиралась по незнакомой территории, изучая каждую травинку и кочку. За ней неотступно, как приклеенный, следовал молодой, необыкновенно красивый хозяйский кот Сеня. Он прилагал немалые усилия, чтобы понравиться гостье: то изогнет спинку, то прижмется к земле, то грациозной походкой проследует мимо Ночки, касаясь своими усами бархатных ушек красавицы. Все напрасно.... Ничего этого не замечала кошка. Видно было, что ее тяготило знакомство с юным провинциалом, все ухаживания, если не раздражали, то были абсолютно безразличны.
Васька появился неожиданно, вынырнув из-за угла и чуть не столкнувшись с Ночкой лбом. Облезлый, с порванным ухом соседский кот представлял собой наихудший вариант на этом подиуме красоты: все самое некрасивое и неприятное было собрано в одном существе. Грязно-болотные пятна по всему телу, сбившаяся в клочья шерсть, угрюмо-мутный взгляд не способствовали рождению поэтических строчек. Тем не менее, на ночь кошка домой не явилась.
- Это ваша красавица у нас ночует в сарае, - не то сообщила, не то спросила соседка и с некоторой гордостью добавила, - Васька, он такой - любую уговорит.
Не пришла Ночка домой и на следующую ночь. И на следующую.
Спустя две недели Павел возвращался в город. Из сумки торчала голова кошки. Тревожное мяуканье заставляло озираться недовольных пассажиров маршрутки. Время от времени Ночка смотрела на Павла. Прямо в глаза. Какое право имеешь ты, человек, распоряжаться чужой судьбой? Почему вдруг решил, что воля твоя сильнее, чем сила чьих-то чувств? Ты не смог разобраться в собственной семье? Почему же решаешь за других? Эти вопросы пришли позже, спустя несколько дней. А в то время казалось, что тревога животного - это реакция на новую, незнакомую обстановку. Однако, в тот день Ночка не притронулась к еде. Она лежала на коврике без движения, иногда приоткрывая глаза, в которых полностью отсутствовал интерес к окружающему миру. Жизнь для нее становилась бессмысленной и безрадостной ношей. Неопределенно-глубокая, как болотное дно тоска, медленно втягивала несчастную в невозвратное состояние.
Через три дня Ночки не стало. Она умерла тихо, не принося лишних хлопот, с абсолютной уверенностью, что ее кошачья любовь останется не понятой. Человек был слишком занят собой. Смерть любимицы стала для Павла большой потерей, он не был готов к ней, как бывают готовы люди, годами ухаживающие за тяжелобольным. Скорость, с которой все произошло, не позволила осмыслить причину этого грустного финала. Уже потом, спустя несколько дней, убирая тарелку с недоеденным кошачьим кормом, он ясно представил глаза Ночки и.... все понял. Все.
Декабрь приструнил зарвавшийся ветер. Земля, подернутая первыми нерешительными заморозками, напряглась в ожидании настоящей зимы. Было тихо и тревожно. Что принесет очередной день, какими новыми и неожиданными поворотами ошарашит расслабленного, потерявшего бдительность человека? Где находится то пространство, в котором ему будет наиболее комфортно. Как отыскать, не проскочить мимо своей территории? Территории? Да, да! Именно! Территории.... Территории любви. Павел открыл глаза и потянулся к мобильному телефону. Обманчивы декабрьские ночи: часы на мониторе показывали всего полседьмого, но темнота уже основательно втиснулась в квартиру. Территория любви.... Это открытие созревало в голове давно, но сейчас, явившись, оно поразило Павла своей оголенной простотой. Территория, создаваемая чьими-то заботливыми стараниями исключительно для тебя и под тебя. Цвет, звук, запахи, - все настроено так искусно, что ты ничего этого не замечаешь. Потому, что тебе просто - хорошо! Здесь не звучат слова любви, мелкие и суетливые, само место - это и есть одно большое слово - любовь, нежное и теплое, как плед в зимний вечер. Вот только как отыскать его? Как не вторгнуться на чужую территорию? Очень даже просто ошибиться и тогда, уж, самому придется потрудиться, подгоняя свои настройки под случайную, не "твою" волну. Будь добр: здесь ты в гостях, так что подчинись чужим законам. И, притом, гарантий то никаких.... Как повезет. Ничего не попишешь - чужая территория любви. И нет виновных. Преступление есть, а виновных - нет. И бродят по миру толпы "преступников", без вины виноватые, сами себя когда-то обманувшие или обманувшиеся, превратившиеся незаметно в пострадавших. Кого судить? Того, кто в один миг превратился в сгорбившегося старика? Для кого самыми ненавистными стали сумерки в опустевшей квартире? Есть одно, слабо облегчающее обстоятельство: таких узников и заложников немало. Ох, немало!
Павел перевернулся на другой бок. Нет, так не уснуть. Он встал, с закрытыми глазами побрел не кухню. Нащупал дверцу холодильника: первое средство от бессонницы - что-то пожевать. Думать об этом не обязательно, все происходит интуитивно. Подсветка в холодильнике не работала, все никак не доходили руки заменить лампочку. "Ну, и черт с ней" - выругался вслух Павел и рукой начал шарить по темным полкам. И сразу же наткнулся на холодное стекло. Недопитая бутылка водки, словно специально приготовленная для этого случая, оказалась как нельзя кстати. Сон свалил моментально, набросил свое черное одеяло, тем самым спасая человека от тяжелых, разрушительных мыслей.
Прошло два года. За окном творилось неладное. Угрюмая и завистливая осень, швыряла в окна густые капли дождя. Ветер, пытаясь угодить погоде-хозяйке, подобострастно завывал в свисающих над деревьями проводах. Бессильная злоба разбивалась о стекла, за которыми играла легкая музыка. Мягкий свет очерчивал профиль склонившегося над бумагами человека, пахло свежими котлетами и еще чем-то вкусным и пряным.
- Паша, иди ужинать! Отложи свои дела, остывает! - раздался голос из кухни.
- Да, да. Сейчас, любимая! Две минуточки! - Павел ждал приглашения, с улыбкой отодвинул бумаги и, обращаясь к расположившемуся на коленях абсолютно белому котенку, сказал, - ну, что, Вьюга, порадуем маму Свету своим аппетитом? И тут же ответил: "Порадуем".
Ровные и спокойные ручейки устремились вниз по стеклу. Их шелест сливался со звуками саксофона, придавая музыке необыкновенную мелодичность. Территория любви оберегала и хранила эту мелодию.