Балашов Александр Юрьевич : другие произведения.

Можай

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ну, как пошли и не дошли. или дошли? но не туда, или туда, но не тогда!
  
  Сяве не сиделось дома. По телевизору ничего интересного, а уроки... да ну эти уроки! Весна на дворе, да какая! Апрель-месяц, а уже всё цветёт, кое-где даже сирень зацвела, обычно она вспоминает об этой своей обязанности под конец мая - в июне. "Надо идти на "Сютур",- твёрдо решил он.
  На самом деле "Сютуром" назывался Центр детского и юношеского туризма города Мытищи, но ЦДЮТ не звучало, поэтому все звали его по старинке - станция юного туриста, "Сютур". Даже какое-то тёплое слово. Там всегда кто-нибудь был, а особенно теперь, когда готовились к майскому походу. Да не походу, так, прогулке по речке Москва в майские праздники.
  - Привет, Гоблин! Чем занимаешься?
  - Как видишь: баллон клею. Помочь хочешь?
  - Серёга здесь?
  - За продуктами поехал. Ждал тебя, между прочим.
  - Я уроки делал.
  -А-а-а... Это святое... Ладно, подержи здесь, а то заплатка выходит крупноватой.
  Ребята занялись не самым любимым делом - клейкой оборудования. Ну что ж, это тоже нужно, да вот только Сява уже договорился с Серёгой, что пойдёт на новом катамаране. Ну да ладно, делать всё равно нечего.
  Приехал Сергей на своей полуразвалившейся "шестёрке", быстро выгрузили продукты, и стали ждать остальных участников похода. На стене висела карта маршрута, списки личных вещей и, так сказать, общего пользования. Сегодня последнее совместное родительское собрание.
  Когда все собрались, Сергей объявил, что вместе с ним в руководстве похода будет участвовать ещё двое взрослых. Это бывшие сотрудники "Сютура": инструктор по туризму Наталья Баранова, а также Шура Медвежатник, который в данный момент находится в археологической экспедиции. Но это не важно, в любом случае все рюкзаки должны быть собраны не позднее завтрашнего вечера и принесены на станцию. При себе иметь деньги на поезд, сдать их казначею группы, и перекус. Сбор первого мая в 7.00 без опозданий на "Сютуре", электричка в 7.15. Кто опоздал, тот не виноват. Обычное дело - последнее родительское собрание, родители давно на него ходят далеко не все, ведь ребята у Серёжи занимаются уже третий год, так что ничего не случится. А Сергей как всегда волновался, и иногда его мысли опережали слова и наоборот. Если кто посмотрел бы на этого человека со стороны, то не поверил бы, что перед ним опытный турист, знающий своё дело и очень даже много умеющий. Сергея больше всего волновал Медвежатник. Он когда-то работал на "Сютуре" но что-то не сложилось, и он ушёл с головой в археологию, не имея на то исторического образования. Просто ездил в разные экспедиции рабочим. Что ж, ему так нравилось. Но приедет ли он к семи утра да первого мая из своего ненаглядного Кунцева? - вот вопрос. "Ладно, вечером позвоню, - подумал Сергей. - Вернулся он из своей экспедиции или нет, а там видно будет. В конце концов, не обязан я ему выделять отдельную палатку, поживёт и со спиногрызами вместе. Может, так и спокойнее будет. Кто у меня там самые бойкие? Ага, Сява и Юля. Сява - парень неплохой, здоровый, только вот дури иногда хватает. Может и бутылку водки с собой взять, упрятать так, что не найдёшь. Что с ним, пьяным, потом делать? А Юлька - новенькая, Сявина одноклассница, пришла вместе с младшим братом семи лет. Вроде ничего девочка. Её мама привела: боится дурного влияния нынешней молодёжи. Вот так и поступим, если Шурик приехал".
  Сергей отыскал в записной книжке давно уже забытый телефон и набрал номер.
  - Добрый вечер.
  - Алло, извините, а мне Шуру.
  - Я у аппарата.
  - А я-то думал, что в какую-то контору попал.
  - Да, в половине первого ночи.
  - Всяко бывает.
  - Серёж, короче, я дома. Завтра вечерком заеду на "Сютур", там можно будет переночевать?
  - Конечно, я сам там буду ночевать. Лишних два часа сна мне не помешают.
  - А как насчёт отдельной палатки для руководителя?
  - Ну, во-первых, ты не руководитель, а вообще-то склад закрыт, да и детки те ещё, за ними глаз да глаз нужен. В общем, с тобой будут двое или трое, так на месте разберёмся.
  - Ну ладно, нам не привыкать. Они хоть не курят?
  - Курят все или почти все. Родители знают и написали официальные бумажки.
  - Что за чушь! Я про дрянь.
  - По-моему, нет. Сейчас другой бич - детский алкоголизм, пивной.
  - Ты же знаешь, я по рюкзакам шарить не буду.
  - Не шарь. Если возьмут, всё равно не найдёшь.
  - Ну, ладненько. Спокойной ночи!
  - Пока!
  - Конец связи.
  Сергей положил трубку. Вот и поговорили. Шурик придумал себе прозвище - Медвежатник. Интересно, как его мои окрестят? Я-то - Зелёный, в смысле крокодил. Ну ладно, пора спать, завтра трудный день.
  
  ***
  Хмурым утром на платформе, куда должна прибыть электричка из Александрова, собралось такое количество народа, что пятнадцать ребят с рюкзаками можно было потерять из виду. Все спешили на дачи: начало дачного сезона, посадки картошки, морковки, копание в земле. До Белокаменной столицы добрались без особых приключений, даже в метро ни кто не потерялся, но дальше, на Белорусском вокзале, Сяве с Эшем захотелось купить шаурмы, и они опоздали на поезд. Была потеряна куча времени, а значит, нужно было, перекраивать все планы. Что ж, план ранней заброски не получился, придётся подождать ещё часик, пока сыны отечества явятся с повинной головой. Но сейчас Сергей просто ждал следующий электропоезд.
  Следующая электричка прибыла, и все дружной толпой стали её штурмовать. Было такое впечатление, что мытищинские дети в первый раз видели электропоезд. Атака удалась на славу. В первый вагон забралось пятнадцать туристов с байдарками, катамаранами и рюкзаками. Близился, близился час свободы. Свободы от уроков, города, родителей, младших братьев и сестёр. Да какой там час! Вечность! Целых четыре дня! Ура!!! Ура!!! Ура!!!
  Вокруг Медвежатника возникла небольшая группа великовозрастных деток. Ещё бы! Ведь он узурпировал гитару, а посему слушателей всё прибавлялось. Однако сам Медвежатник, исполнив пару старинных песен (начала второй половины прошлого века), умолк. Завёл разговор совершенно на другую тему:
  - А вы знаете что-нибудь про Можайск?
  - Туда обычно всех не хороших посылают.
  - Нет, дальше, за Можай!
  - Водохранилище там.
  - Ну, а город?
  - Город как город - старинный.
  - А ещё?
  - Мы что, на уроке истории? - вдруг спросил Сява. - Мы едем отдыхать, и это главное.
  - Но почему же? Разве, всем вам неинтересно?
  - Интересно оно, конечно, интересно, однако зачем всё это?
  - Как зачем? А зачем мы дышим, едим, пьём? Для того и нужно знать, ведь человек отличается от животного знаниями, а главное - умением эти знания применять.
  - А зачем мне знания такого рода?
  - Ну, скажем, для того, чтобы не сесть как-нибудь в лужу и не зачитываться теориями Фоменко.
  - Это "Русское радио": каждый муж имеет право налево?
  - Нет, это другой человек, хотя я хотел вам немного рассказать из того, что сам успел узнать. Может, и вам тоже интересно будет.
  - Посмотрим.
  - Так вот. Ещё до ига татаро-монгольского столицей был...
  - Киев!
  - Правильно, Киев. А сейчас представьте себе, что больше всего угрожало государству - вольный юг, запад ну, и восток, как известно. Печенеги, татары, половцы разоряли селища. Так стали возникать пограничные города...
  Так разговор мог бы тянуться и тянуться, но кто-то из ребят взял гитару и стал наигрывать. Медвежатник понял, что урок истории закончен, и ему ничего не оставалось, как ретироваться.
  Гитара переходила из рук в руки. Делались фото на память китайскими мыльницами с заранее известным отрицательным результатом.
  Старики-туристы уселись втроём для обсуждения того, что и обсуждать-то не приходилось:
  - Нужно побыстрее выйти и сегодня же начать сплав.
  - Зачем? Три часа потеряно. У тебя запланирована днёвка, так что свою днёвку они проведут там. А вставать лагерем по ночи - уволь! - запротестовала Наталья
  - Наташа права. Там до речки далеко?
  - Нет, деревню перейти - километра три.
  - А с обходом луж все пять.
  - Ну, час ходьбы.
  - Видел, какие они ходоки? Водники, одним словом. Ладно, давай на месте разберёмся.
  - Нет, решение нужно принять сейчас.
  - Серёж, неугомонный ты наш, - прошипел Медвежатник, - ты-то принимай любое решение, а будет так, как будет. Долго ещё ехать?
  - Почти час.
  - Вот давай и поспи в последний раз без тревог и забот. Из вагона дети никуда не денутся.
  - Всё же сплавится нужно сегодня.
  - Хоть вчера. Я сплю.
   У известного посёлка и не на безымянной высоте электричка стояла две минуты. Вполне достаточно, чтобы на платформе оказались все. Поезд уехал, а путешественники остались, но не все. Те, кто уже был здесь, пошли вдоль деревни, новички же (среди них был и Медвежатник) остались ждать команды, не дождавшись, однако, коей, двинулись в путь.
  Сбиться с пути было практически невозможно, ибо желающих обмочить вёсла в великой реке Москва было предостаточно. Местные жители уже привыкли к такому паломничеству и не обращали ровным счётом никакого внимания на разношерстную толпу дядей с бородами и ведущих за ручку чуть ли не грудных детей и толпы подростков. Ни о какой колонне, дистанции и просто порядке передвижения и речи не могло быть. Всё шло своим чередом. До речки было недалеко, если идти без остановок на водопой у колодца.
  Вся эта котовасия очень раздражала Медвежатника, но всё же не он здесь начальник, а кричать на детей - не то, что бесполезное, главное, совершенно безрассудное и, честно говоря, нерентабельное занятие.
  Группа всё же добралась до середины заливного луга, когда стала портиться погода.
  - Все рюкзаки в круг, достать полиэтиленовые накидки, - скомандовал Медвежатник. Но тут услышал резонный ответ Сергея:
  - Шурик, у них их нет.
  - Но хоть тент-то у тебя есть?
  - Тент есть.
  - Хорошо, переждём грозу вон у того кустарника. Молнии - не страшно, ЛЭП рядом. А там будем вставать на ночлег.
  - Согласен, - ответил Сергей и обратился к Сяве:
  - Сява, достань тент, накрой все рюкзаки. Остальные - под тент, что натягивают Наташа и Медвежатник.
  Начал накрапывать дождь большими холодными каплями и уже через пять минут лил как из ведра. Юные путешественники немного приуныли, однако всё только-только начиналось. Было ясно, что гроза будет недолгой. Да и кто не любит грозы в начале мая? Медвежатник сам бы с удовольствием побегал бы по зелёной траве, промок бы до нитки, а затем переоделся бы во всё сухое, нацепил резиновые сапоги и бродил бы, бродил по послегрозовому лесу, такому тихому, такому звучному. Однако положение обязывало быть строгим папой, мамой, бабушкой, дедушкой в одном лице, и посему потел под наспех натянутым тентом и ждал. Он чуял нутром: что-то должно произойти. Но ничего не менялось, гроза быстро прошла Она сделала, по крайней мере, одно очень хорошее дело - собрала всю компанию вместе. Теперь можно было заняться любимым делом Медвежатника - инструктаж, или словоблудие, это уж как кому больше нравится называть.
  - Господа туристы! Мы с вами вернулись в родные пенаты, так сказать. Забудьте на это время, что вы цари природы, как не смешно, но даже сломанная ветка может оказать вам неоценимую услугу к завершению похода. Я уже не говорю о грязных и мокрых носках или об упражнениях по метанию ножом и топором по движущимся и недвижимым целям. Нас слушаться беспрекословно и желательно в темпе вальса, что обозначает "на раз, два, три". Раз - услышал, два - выполнил, три - доложил. Если кому-то захочется в кустики, не стесняйтесь, доложите ближнему своему, то есть мне. Я должен знать о вашем пищеварительном процессе. И без смеха, пожалуйста!
  - А можно вопрос? - влезла бойкая девчонка в конопушках. Вокруг неё сидело ещё четверо её сверстниц.
  - Пожалуйста. Я, впрочем, закончил.
  - А что, если нам нужно будет удалиться по иным интимным вопросам?
  - Ну, в этом, мадмуазель, я вам помочь, конечно, могу, но с нами есть Наташа, думаю, совет она вам даст более практичный.
  - А вы женаты?
  - У меня сыну десять лет.
  - А сколько вам лет?
  - Мне столько лет, что вы можете называть меня на "ты" или просто Медвежатник. Надеюсь, что у меня будет такое право.
  - А на брудершафт пить будем?
  - Обязательно, если ты мне заваришь чаёк из весенних травок. Будут вопросы - обращайтесь к Наталье. Мы с Сергеем пойдём, посмотрим место для лагеря, а вам всем советую переобуться, а то через пять минут будете с мокрыми ногами, а к утру - с горячими лбами и соплями. Всех больных я могу смело завтра же отправить в Мытищи вместе с собой любимым, так как я не любитель водных прогулок, и могу в любой момент поехать в Москву, захватив с собой кого-нибудь.
  - А почему Медвежатник?
  - О... Это длинная история. Но если так интересно, то расскажу как-нибудь вечером. А пока - за работу. Проверьте всё на предмет сухости и наслаждайтесь природой.
   Медвежатник и Сергей подходили к берёзовой опушке.
  - Серёга, кого ты набрал? Ты же говорил, что они почти все три года ходили?- спросил Медвежатник, такая компания совсем не радовала.
  - Ходили на "Сютур", ходили.
  - Понял, без комментариев. Ночевать здесь будем? От деревни отошли достаточно, да и от гостей подальше. Я видел, что некоторые уже поставили палаточки и отмечают Первомай.
  -Да, День мира и согласия, - протянул Сергей.
  - Это осенью. Вот неплохая полянка, только поваленных берёз здесь многовато, вернее то, что от них осталось.
  - Дети сделают - и всё приберут.
  Полянка выглядела вполне пристойной, если не смотреть на кучи мусора вокруг стола, ножками которого служили четыре берёзы
  - Ну что, зовём спиногрызов и субботник? - спросил Сергей.
  - Давай!
   Они уже отошли около сотни метров от предполагаемого бивака, как Сергей заметил в траве змею. Охота прошла быстро: Медвежатник быстрым движением придавил гадюку, а Сергей ловко отсёк голову. Обезглавленная змея ещё агонизировала, когда Сергей с Медвежатником подошли к ребятам. Голова её почивала на острие ножа, а тело, которое держал Сергей за хвост, пыталось обвить его за руку.
  - Ну что, туристы, будет вам сегодня змеиный супчик! Посоветую надеть глухую обувь - местные гадюки не очень смертельны, но достаточно ядовиты, чтобы испортить вам настроение.
  - Серёж, зачем? - вымолвила Наталья.
  - Ну, у нас же маршрут обучающий. Вот и тема Љ1 - техника безопасности в лесу и Љ2 - подножный корм.
  На фоне убиенной змеи сфотографировались почти все. А затем Медвежатник показал, как правильно нужно освежевать змею - они хоть и хладнокровны, но шкурку лучше сразу снять, а потроха вернуть лесу.
  - А мы что, будем её есть?
  - Нет, это будут делать только желающие. А пока у нас передислокация вон к той опушке - и к воде недалеко, и в лесу. Вот только неплохо бы сначала там немного прибраться, и пусть это станет вашей привычкой - уходить с места, чтобы оно оставалось более чистым, чем когда пришли.
  - Настоящий медвежатник так и поступает в банке, - процедил кто-то сквозь зубы, но всё же все дружно взяли рюкзаки и побрели в указанном направлении.
  Уборка лагеря заняла не так уж мало времени, по этой причине уже через пятнадцать минут группа разделилась на три части - девочки ставили вместе с Медвежатником палатки, некоторые ребята с Сергеем добывали дрова, устраивали "пентагон", а остальные вместе с Натальей были дежурными, это те, кто вечно неправ, но положение обязывает.
  Итак, лагерь поставлен, ужин дымится в канах, а неугомонный Медвежатник отправился на небольшое болотце набрать первых весенних грибов - строчков и сморчков.
   С ним пошла Юля, ибо она сегодня не дежурила, а палатки были поставлены. Оставаться в лагере означало одно - что тебя обязательно о чём-нибудь попросят, например, помочь дежурным почистить картошку.
  - Медвежатник, а как короче тебя можно называть? Всё же очень длинно.
  - Александр Юрьевич. Не нравится - просто Шура, Шура Медвежатник.
  - А почему Шура?
  - Когда-то в одной экспедиции собралось целых пять Саш. Там не очень принято называть по имени-отчеству, а так как мне тогда было всего семнадцать лет, меня прозвали Шурой Медвежатником. Вот с тех пор и пошло.
  - А Медвежатник?
  - Вот смотри! Ты на гриб наступила! Они весной очень нежные, просто великолепно крошатся. Давай поосторожнее, пошлём его в котелок.
  - И всё же ты не ответил...
  - Просто однажды я заблудился и встретился с медведем, но то ли я хорошо бегал, то ли медведь был сыт. А может, он меня просто не заметил.... В общем, это было давно и неправда.
  - А я летом опять работать пойду.
  - Куда? На рынок торговать?
  - Нет. Мама меня пристроила в "Лестех" на озеленение.
  - А... Цветочки сажать! Что ж, благородное красивое занятие. Ну, а дальше?
  - Не знаю. Или в путягу, или в десятый, а там - в институт, наверное.
  - А какой?
  - Да не решила ещё.
  - Слушай, Юль. Я не очень жёстко со всеми вами? Видишь ли, я десять лет не ходил с детьми, разучился, нюх потерял. Вы сейчас совсем другие. Моим по тысячу раз не приходилось повторять одно и то же.
  - Приходилось, просто ты, наверное, уже забыл.
  - Наверное.
  - Шура, а почему спать нужно головой к выходу? Ведь так неудобно залезать в палатку.
  - Вот видишь, ты сама ответила на свой вопрос. Залезать неудобно, зато удобно из неё выпрыгивать - сразу из спальника и из палатки.
   Котелок был уже полон грибов, и Медвежатник предложил собрать немного папоротника для цвета и добавочного белка с витаминами
  - Суп будет отменный.
  - А почему ты не снимался в "Последнем герое"?
  - Ну, во-первых, когда шел набор, я был на Кавказе, а потом лучше есть лягушек здесь, чем там заниматься каннибализмом. Экспедиция, отряд, группа туристов - как у них племя, а в роду всегда боролись за каждого. И ещё не было ничего страшнее, чем стать изгоем - изгнанным из рода, выродком. Ведь это не ругательство, как сейчас, а определение, ну, как вас сейчас называют тинэйджерами. Раньше это было обыкновенное, такое же слово.
  Они подходили к лагерю, по которому разносились запахи, говорящие о приближении долгожданного обеда-ужина. Медвежатник достал свой индивидуальный котелок (если таковым можно назвать трёхлитровую консервную банку из-под импортного топлёного масла) и принялся за приготовление своего змеиного супчика. Пока он чистил грибы от земли и налипшего на них лишайника и мха, в чудо-ведёрке закипела вода - стенки жестяной банки были тонкими, и вода получала почти всю энергию от костра. Затем, бросив в кипящую воду грибы, Медвежатник на пару часов забыл о них - у костра разгорался интересный разговорчик.
  - Да был у нас один такой: "Я - скин, я - скин...", а потом как менты за ж... взяли - в кусты. А настоящий скин - он всегда останется скином.
  - Это как Павка Корчагин? - вмешался в разговор Медвежатник.
  - Корчагин - это "Как закалялась сталь?"
  - Да, вроде. Да только у него идея была, притом, лично мне его жаль: оставить здоровье и, в конце концов, жизнь ради какой-то псевдо-идеи...
  - А у нас не псевдо - идея, - возразил маленький оратор, - Россия - для русских, а эти чурки пусть убираются к себе на Кавказ!
  - И чем они тебе помешали?
  - Да они все рынки заняли!
  - Я картошку тут купил у молдаван, но, впрочем, не покупай у них ничего, иди в магазин.
  - Там дороже!
  - Так, значит, они что-то хорошее делают?
  - Ну да, всех наших русских девчонок перетрахали!
  - А ты этих девчонок не спрашивал, почему им нравятся джигиты? Может, из-за того, что они горькую не пьют в четырнадцать лет? А те, кто на рынке..., так они на рынок приходят в шесть, а то и в пять утра, и работка у них не самая лёгкая, хотя они ещё дачи новым русским строят - сами разучились, что ли?
  - Да, это всё верно. Просто они ничего для России не сделали хорошего и не сделают. Они - мусульмане, у них план есть - развалить Россию!
  - Это интересно. Как это все мусульмане? Армяне, например, лет на пятьсот раньше нас стали христианами, грузины - тоже ненамного отстали от них. А про осетин я вообще молчу, они до сих пор ещё язычники, как свои пращуры, поклоняются деревьям, камням, священной очажной цепи...
  - Ну, этого не может быть! Весь Кавказ - это мусульмане, которые объявили священный джихад против русских и хотят установить свой халифат!
  - Ты откуда это всё взял?
  - А он у нас в РНЕ ходит.
  - А, тогда понятно. А тебе не говорили там, что "полковник наш рождён был хватом, слуга царю, отец солдатам"?
  - Это Пушкин, что ли?
  - Да, почти, "Бородино" Лермонтов написал, его где-то в третьем классе проходят. Помнишь: "Скажи-ка, дядя, ведь недаром..."? Впрочем, прообразом этого полковника был Петр Иванович Багратион. Грузин, между прочим.
  - Петр Иванович? - попытался съехидничать подросток.
  - Представь себе! Историю хоть иногда следует учить, чтоб старых ошибок не совершать, да и впросак можно попасть.
  - Ну, это мы ещё посмотрим.
  - Да пойми же ты, если б тысячи лет назад наши предки не были б столь открыты, то вполне не получилось бы не только государства Российского, но и русских как таковых могло бы и не быть.
  - А кто бы был? - такой ход истории никто и не предполагал.
  - Честно?
  - Да.
  - Честно, не знаю. Турки, готы, балты, аланы, финны, да кто угодно!
  - А это, интересно, почему?
  - Дело в том, что это очень сложный вопрос. Как рождаются народы? Одни племена воюют с другими, потом им это надоедает, ибо война - это муторное изобретение рода человеческого. В конце концов, эти племена начинают как-то жить в мире. У них возникают межплеменные связи, возникает мир, и так они ассимилируются друг с другом.
  - Это что, трахаются между собой что ли?
  - Хочешь, и так назови, - только следи за базаром, окей? И так у них возникают совместные браки, в этих семьях рождается совсем другая нация.
  - Например?
  - Хорошо, Вы что-нибудь слышали про мексиканцев?
  - Спрашиваешь! Сериалы-то ихние задолбали уже.
  - Ну, хоть про такую нацию слышали, и то хорошо. Так вот в мексиканских жилах течет кровь и индейцев, и черных рабов, и конкистадоров. Они ревностные католики, но у них есть икона Мадонны с ликом индианки... Впрочем, мы что-то совсем далеко убежали, аж за окиян, давайте лучше кушать.
  Действительно, обед был готов, и все с нормальным детским аппетитом навалились на суп из пакетиков и макароны с тушенкой.
  Как часто бывает, после приёма пищи споры приутихли, ведь сытый человек всегда добрей. Появилась гитара, и ребята стали петь далеко не туристские песни. Медвежатник что-то слышал по радио, но в основном многое было для него в новинку, притом совершенно не нравилось. Он возился у костра и думал: "Да, старею я, лезу в споры, музыку их не слушаю, завожусь с пол-оборота, нехорошо. Ладно, проехали, что тут у меня с варевом? Мясцо потушилось, теперь - в супчик, пусть попробуют. Такого детки не кушали".
  - Так, ребятки, - заявил Медвежатник, когда очередная песня закончилась, - кто желает змеиного супчика, через полчасика - милости просим!
  Увы, все были сыты, и никто не отважился к гастрономическим экспериментам. Впрочем, Медвежатник этого и не ожидал. Он налил себе миску супа, и всё варево провалилось в его яму желудка. Потом взял гитару и стал вспоминать туристскую классику. Затем гитара прошла по кругу: сначала Сергей вспомнил визборовский волейбол, а Наташа - что-то из Никитиных. Молодым гитара больше не досталась, их запас песен уже иссяк, а петь одну и туже два раза на дню считалось дурным тоном.
  Так на лагерь спустились сумерки. В канах было вволю горячего чая, но уже ближе к полуночи Медвежатник заметил, что его котелок кто-то опустошил. "Схомячили, значит", - подумал он и стал собирать тех, с кем ему предстояло провести эту ночь в одной палатке.
  - Серёж, объяви, кто с кем спит, и давай отбиваться, ведь завтра настоящая работа, а за сегодня вам, ребята, большое спасибо!
  Сергей ответил не сразу, но потом всё же объявил:
  - С Медвежатником спит Сява, Юля и Лёша, а остальные - без изменений. Вопросы есть?
  - Да, есть. А почему девочки спят вместе с мальчиками?
  - Чтобы спали, а не в гости до трёх ночи друг к другу ходили. Всё это не обсуждается. На горшок и спать! Через пятнадцать минут отбой.
  - Так всегда! Отбой приходит не вовремя, - сказал кто-то из ребят, и Медвежатник с ним про себя согласился. Вот только у одних он приходит слишком рано, а для других - слишком поздно.
  - Давайте укладываться. Лешик с Сявой - по краям, а я с Юлей - посередине, - скомандовал Медвежатник.
  - Это ещё почему? - спросил Сява.
  - Потому, что, как известно, в середине теплее, а мои старые кости не любят сырости, а Юля - дама.
  - А почему головой к выходу? - спросил Лёша.
  - Просто мне так хочется, и в моей палатке будет именно так, - заявил Медвежатник, однако долго спорить ему не пришлось: на спасение стал накрапывать дождик. Пришлось без споров залезать в палатку и укрываться от моросящего неба. Медвежатник, однако, залез с краю, предоставив тёплое местечко Лёше. Спать ни кто не хотел, и самый маленький и самый любопытный сказал:
  - Шур, расскажи нам страшную историю или сказку, например.
  - Хорошо, только подумаю сначала, про что, - ответил Медвежатник и долго думал: если начнёт рассказывать свои байки, то до утра они не уснут, тогда, может, рассказать о стране Лазоревых гор? Ну, ночей впереди много и, наверное, многие захотят услышать знаменитую легенду Льва Кассиля о Синегории.
   - Хорошо, - сказал он. - Раз уж мы сегодня так много говорили о Кавказе, я расскажу вам одну кавказскую легенду, вернее просто осетинскую сказку. Кто мне её рассказал, я уже не помню, да и не важно, ведь это то, что передаётся из уст в уста. Так вот, слушайте:
  - Давным-давно в горах Осетии жили нарты - отважные воины и искусные наездники. Нарты жили рядом с людьми, но люди их почти никогда не видели, ведь нельзя увидеть гору, если стоишь вплотную к скале, видишь только трещины в ней или один большой камень, даже если поднять голову, то не всегда можно разглядеть вершину. Поэтому люди не всегда замечали нартов, ведь те были в родстве с Богами. Но не только мужчинами были славны нарты. Даже сейчас в Осетии самая лучшая похвала женщине - это сравнение её с Шатаной. Конечно, ведь Шатана - дочь Уастырджи, не самого главного, но самого почитаемого святого - покровителя мужчин, воинов и путников, и жена Урызмага, самого могучего нарта.
  Это произошло когда-то, давным-давно, так давно, что даже горы сменили свой лик. Там, где были леса, там теперь сочные луга, где протекали горные ручьи - огромные высокогорные озёра. Так вот, тогда люди ещё умели разговаривать и с нартами и с Богами.
  Как-то раз Урызмаг вернулся из похода. Там он добыл больше всего скота, и стал готовиться к большому пиру. Пир устраивали не далеко от святого места Ныхаз. Здесь старейшины проводили суд, здесь отважные воины рассказывали о своих подвигах.
  Но Урызмаг шел не на Ныхаз, он шел приклонить свою голову у склепа своей матери Дзерассы, потому что девять месяцев назад, когда Урызмаг ушел в поход, его мать покинула, сей мир. Когда он пришел к склепу и встал на левое колено, то услышал детский плач. "Наверное, птица оплакивает мою мать", - подумал Урызмаг. Когда он опустился на правое колено, то из склепа на его мужественное лицо упали капли. "Наверное, небо оплакивает мою мать", - подумал он. Но когда Урызмаг опустил свою голову, то увидел в склепе младенца. Это была девочка. Он взял младенца на руки и отнёс на Ныхаз к старейшинам. И те рассказали Урызмагу, КТО отец этой девочки, которую назвали Шатаной.
  Оказывается, Уастырджи давно хотел стать мужем матери Урызмага. Но даже Боги не всегда всесильны, когда дело касается любви. Хотя век у нартов долог, но всё же не бесконечен. Уастырджи дождался, когда его возлюбленная завершит свой путь на земле. И после погребального обряда пришел к ней в склеп и ударил её своей волшебной плетью. Ударил раз, и она ожила. Ударил второй раз, и она стала вновь красивой и молодой. Ударил в третий раз, и прекрасная Дзерасса стала женой Уастырджи. Так Уастырджи семь ночей приходил к матери Урызмага, и на утро нарты видели лишь след от трёхногого его коня. И так в назначенный срок, появилась на свет, Великая Шатана.
  Не долог был рассказ, и за это время младенец превратился в прекрасную девушку. Пришлось Урызмагу брать Шатану себе в дом, как младшую сестру. Женихи стали заглядывать в дом к Урызмагу, но Шатана, всем отказывала.
  - Почему так? - спрашивал Урызмаг свою сестру.
  - Я выйду замуж лишь за самого лучшего нарта, - отвечала Шатана.
  - И кто же твой избранник? - допытывался Урызмаг.
  - Это ты, - услышал он в ответ.
  - Но ты не можешь стать моей женой, - говорил Урызмаг. - Что скажут окружающие?
  - А ты сядь на лошадь спиной вперёд, - отвечала Шатана, - и проедь так мимо Ныхаза.
  Так и поступил Урызмаг. Нарты, увидели Урызмага, сидящего спиной к голове лошади, стали смеяться и кричать:
  - Смотрите, наверное, Урызмаг сошёл с ума!!!
  Когда Урызмаг вернулся в дом, то всё рассказал Шатане.
  - Хорошо, - ответила она. - Тогда завтра повтори это ещё раз.
  - Зачем? - спросил он. - Чтобы все надо мной смеялись?
  - Нет, сделай так, как я прошу, и расскажи мне заново, что будет.
  Так и поступил Урызмаг на следующий день, но нарты не смеялись над ним, а стали думать: "если Урызмаг так поступает, то значит, в этом есть какой-то смысл". Они долго спорили между собой, что это обозначает, но так и не пришли ни к какому выводу и поздно ночью разошлись по домам.
  Когда Урызмаг приехал домой и всё рассказал Шатане, то она и в третий раз попросила любимого проделать непонятное действие. Но на третий день никто не обратил на Урызмага внимания.
  - Так и будет, когда ты станешь моим мужем, а я твоей женой, - сказала Шатана. - Сначала нарты будут смеяться, потом задумаются, и, в конце концов, привыкнут.
  Так великая Шатана убедила Урызмага стать её мужем.
  Шло время, Урызмаг уходил в походы, и всегда он возвращался с добычей. Шатана оставалась в доме по хозяйству. Даже когда в округе проходил мор, был неурожай и гиб скот, в доме у Шатаны и Урызмага никогда не приходил голод. Шатана же, всегда помогала соседям в трудную минуту.
  Но возгордился Урызмаг и решил развестись со своей женой.
  - Возьми всё самое ценное в моём доме и уходи, - сказал Урызмаг Шатане. - Не хочу больше, чтобы ты была моей женой.
  Шатана ответила не сразу:
  - Хорошо. Для этого мне потребуется самая большая телега. Я запрягу в неё двух самых сильных волов, и на эту телегу положу то, что для меня самое главное и дорогое в этом доме. Только исполни одну мою просьбу.
  - Какую, - спросил Урызмаг, - ведь я и так всё отдаю?
  - Помнишь, ты сам говорил, что скажут и подумают вокруг. Так вот, чтобы нарты не считали, что мы разошлись из-за ссоры, давай сначала устроим пир, а потом я уеду на этих волах, но только не говори никому, по какому поводу куфт, договорились?
  - Хорошо, - ответил Урызмаг.
  Шатана созвала пир. Семь дней и семь ночей приезжали гости на этот куфт - большой пир. И настал назначенный день. Стол ломился от угощений, и был столь длинным, что самый быстрый скакун не смог бы обскакать вокруг этого стола от восхода до захода солнца. Каждый гость считал необходимым поднять почетный кубок с гостеприимным хозяином. Каждый подходил у Урызмагу и благодарил его за угощение. Семь дней и ночей длился куфт, а Урызмаг не вставал с места тамады и с каждым из гостей осушил рог пива до дна. Но и пиры заканчиваются. Гости разъехались, а захмелевшего Урызмага Шатана уложила на телегу, где устроила ему ложе из свежего сена, и на этой же повозке уехала.
  На утро, когда Урызмаг проснулся, то увидел свою жену, великую Шатану, которая вела волов, и понял, что она увезла из дома самое дорогое. Так и не разошлись, Шатана и Урызмаг, а жили вместе еще много, очень много лет...
  - Ну, всё, пора и баеньки, - сказал Медвежатник, зевая. Но ребята уже спали и не знали, что их ожидает впереди. Шура вылез из палатки и подошел к костру, где сидел один лишь Сергей, попивая крепкий чаёк.
  - Ну что, с крещеньицем тебя, - сказал Сергей.
  - Да уж. С детками бороться нельзя, их нужно пережить как стихийное бедствие.
  - Ничего, завтра вечером отрубятся моментально, подъём устроим в шесть ноль- ноль.
  - Серёж, побойся Бога, а нам-то за что такое наказание?
  - Ничего, пусть подустанут. Раньше выйдем - быстрей придем.
  - Переход-то завтра большой? - решил уточнить планы на завтрашний день Медвежатник.
  - А смотри, - Сергей достал карту и протянул её Медвежатнику, - мы здесь. - Шура включил свой налобный фонарик и стал рассматривать маршрут.
  - Видишь плотинку? До неё мы даже не дойдём, но суда проверить нужно.
  - Понятно, но ты же знаешь, я не водник.
  - Не знаю, ничего не знаю. Ты как-то выпал из поля зрения лет на десять.
  - Двенадцать, Серёг, двенадцать, - уточнил Шура.
  - Слышал, развёлся?
  - Почти сразу после института. А ты, слышал, женился?
  - Вот видишь, про меня хоть слухи ходят, а про тебя ни слуху, ни духу.
  - А чего рассказывать?
  - Ну, например, откель историю так хорошо знаешь? Ты же в школе по ней тройку с превеликим натягом имел.
  - Помнишь, значит.
  - Да уж, нашу Жабу не забыть, и как ты с ней ругался на уроках.
  - Ну не всегда же двойки получал, иногда и пятёрки, в итоге - твёрдая тройка и без всяких напрягов. А знаешь, я даже немного благодарен ей за это.
  - Ей? - Сергей удивился. - Ей-то за что?
  - За разное. Например, за ту зубрёжку, что заставляла, и за то, что мне тогда приходилось отстаивать свою точку зрения. Она ведь и не подозревала сама, что приучила смотреть на вопросы критически, не доверять одному источнику информации. Вот я её ненавидел, не доверял ей, поэтому искал у своего оппонента всякие изъяны и недостатки в изложении исторического факта.
  - Помню, помню, как ты спорил с ней по поводу глаза Кутузова. Слушай, а всё же был у него глаз, или его на самом деле выбило?
  - Да был глаз, только после двух ранений не видел,- нехотя ответил Медвежатник.
  - А в личной жизни как? - перевёл разговор в другое русло Сергей.
  - Да какая там личная жизнь? С такой работой ничего постоянного. Мотаюсь по стране за государственный счет. В Москве лишь проездом и бываю, но я не жалуюсь. Меня всё это вполне устраивает.
  - А сейчас откуда?
  - От верблюда. В средней Азии был, а так, вообще-то, я лаборант в музее Востока.
  - Вот оно как! А как же твоя незабвенная валеология? - улыбнулся школьный товарищ.
  - Не забыл, значит, на кого я учился?
  - Да такое слово раз выучил, потом всю жизнь помнить будешь.
  - Ну, дважды поступал в аспирантуру, но знаешь, развод и всё такое, потом кафедру в институте закрыли. Я же не медик, а в спорте моя тема не актуальна.
  - А какая тема-то?
  - И это тебе интересно? Что-то не верится мне.
  - Нет. Просто.
  - А мне сложно, поэтому и интересна. "Особенности занятий физической культурой у подростков с артериальной гипотензией в период полового созревания. Методика реабилитации и адаптации". - Медвежатник нарочно удлинил название, сказав масло масленое, всё равно непонятно, но здорово.
  - Всё надеешься защититься?
  - Не знаю, минимум-то давно сдал, а работа, с ней работать надо, а не по горам шляться.
  - Ну ладно, спиногрызы вроде улеглись. Пошли и мы, что ли, спать.
  - Серег, а может, всё же в семь?
  - Что в семь? - Сергей не понял вопроса.
  - Подъём в семь, - уточнил Медвежатник.
  - Ладно, уговорил, давишь авторитетом.
  - Спокойной ночи.
  - Доброе утро,- сказал Сергей, посмотрев на часы.
  - Утро добрым не бывает, это каждый дятел знает, - скороговоркой ответил Шура и направился к своей палатке.
  ***
  Наверное, не нужно было Сяве вечером так много пива пить. Ещё рассвет только забрезжил, а природа стала брать своё. Сява окончательно проснулся. Юля, Лёша и Медвежатник спали как-то не по-людски, головой к выходу, и Славе пришлось уж очень аккуратно выбираться из палатки, чтобы не раздавить чью-нибудь голову. Однако Медвежатник сразу же проснулся.
  - Ты куда? - Сонно спросил он.
  - Да в туалет.
  - Следующий раз ложись правильно спать, - сказал бородач и погрузился обратно в сон.
  Сява так ничего и не понял. На его мозг давило переработанное организмом пиво и стремилось наружу.
  Вне палатки было сыро, туманно и достаточно прохладно. Отбежав лишь несколько шагов и начав совершать священное утреннее действие, Сява начал подозревать что-то неладное. То ли лес стал за ночь чуть гуще, то ли еще что-то случилось. Но он не узнавал поляну. "Неужто я вчера так набрался?" - подумал он и побрёл в сторону палаточного лагеря. Хоть в одном Медвежуть был прав, поставив свою палатку в стороне от всех остальных. Сява шел в сторону лагеря и вдруг понял, что лагеря нет. Не было и поляны. Куда всё делось, никто не мог бы объяснить Славе. Он пошёл в ту сторону, где должна была протекать речка, и не удивился бы, если б и её не оказалось.
   Река никуда не делась, просто она стала как-то глубже, шире, и, может быть, чуть дальше, чем вчера. Но это было уже не важно. Важно то, куда девался Зелёный? Может, он опять что-то замутил типа Нового Года? Как-то два года назад, когда Сява только начинал ходить в Сютур, в каком то походе на одном из биваков утром многие не смогли найти свои рюкзаки, кеды, миски, ложки, короче всё, что лежало вне палаток. Всё это висело на огромной ёлке или лежало у корней дерева. Тогда Серёга поздравил всех с Новым Годом, и с тех пор почему-то никому не хотелось разбрасывать свои и общественные вещи по лагерю. Подействовало.
  Может, и сейчас Зелёный увидел, что Сява с Эшем пошли пить пиво, и решил провести педагогическую акцию. Но Эш, ведь спит сейчас в другой палатке, Серёга приказал жить с этим бородатым Медвежатником. И чего этот о себе возомнил, блин, "крутой", как яйца на сковородке.
   Сява посмотрел на выплывающее солнышко, скоро станет тепло, а сейчас нужно найти ребят, ведь Зелёный - соня тот ещё, далеко они не могли уйти, просто отошли на пару сотен метров и спрятались. "Педагог хренов, - думал он. - Лучше б малолеток воспитывал. Ну, сказал бы, что он, Сява, не прав, всё бы сам понял, не маленький. Ладно, ему видней. Да куда же они могли спрятаться? Что ж, вероятнее всего, что все отошли на опушку леса, вон к тому полю. Спрятаться можно и в лесу, но куда девать катамараны? С ними по чаще спокойно, а главное, тихо, не побегаешь, по крайней мере, я бы услышал. А всю ночь была какая-то подозрительная тишина".
  Лишь сейчас запели птицы. Солнце поднималось быстро, и туман стал потихоньку рассеиваться. Сява увидел вдалеке на речке каких-то браконьеров. Они натягивали сеть через всю реку. Это ведь нельзя, тем более, сейчас. Сейчас, вообще, лов в Подмосковье запрещен на многих водоёмах. Нерест еще не закончился.
  - Они что, в школе экологию не проходили - в слух сказал Слава - вот хапуги, да еще сетью! Приехали, взяли, сколько смогут взять, и уедут. А сколько мелочи попортят? А сколько икры не выйдет на свет? Да и не съедят они столько. Интересно, а куда они машину спрятали? Наверное, куда-нибудь рядом в кустах. Всё же боятся рыбнадзора.
  Конечно, Сява не стал выяснять ни номера машины, не подошел к мужикам. В конце концов, это проблемы экологической милиции и взрослых. Сявины родители исправно платят налоги (ещё б не платили, мама - училка в его школе, а отец - водила на третьей автобазе). Так что пусть государство и заботиться о будущем.
  Прежде всего, необходимо отыскать этого Зелёного, и пусть сам Медвежатник потом переживает. Интересно всё же, а как Юлька на всё это отреагирует? Но это потом, а сейчас необходимо всех ребят найти.
  Слава отправился к опушке леса. Трава уже успела вырасти почти до колен, и через пять минут его джинсы были мокрыми от росы. Значит, днём будет далеко не холодно. Пройдя сотню-другую шагов, Слава вышел на грунтовую дорогу, которая и привела к заветной цели. Но на опушке он ничего не увидел, вернее, не нашел никаких следов от ребят. Сява уже собирался возвращаться обратно в поисках следов, ведь за ним самим осталась вполне заметная тропа, которую так хорошо видно, пока не высохла роса. По этой прозаичной причине нужно спешить, потом их не найдёшь. Нужно всех этих шутников самих напугать или еще что-нибудь учудить, но это всё само на месте разрешиться, сейчас нужно всех найти!
  Сява развернулся к своим следам, как вдруг он услышал, что за спиной у него кто-то скачет галопом. Он повернул голову в ту сторону, откуда доносился стук копыт, и обомлел. Прямо на него скакал всадник, который был далеко не жокей.
  Сам конь был явно не породистый, его ноги не были столь длинными, какие Слава видел по телевизору, когда смотрел какой-нибудь Супер Конкур, ну, или как там у этих конников соревнования называются, не важно. Здесь конь был накрыт какой-то попоной, скорее всего, серого цвета, хотя, вполне возможно, что она была просто грязная до безобразия. Рядом с седлом висел круглый щит с неясным зверем красного цвета. Так же удивителен был и прикид всадника. Кроме огромного, развивающегося за спиной плаща, на нём была кольчуга, которая на утреннем солнце блестела как чешуя, на голове - остроконечный шлем, а на руках - перчатки до локтей, которым позавидовал бы любой байкер.
  Всадник стремительно приближался к Сяве.
  - С дороги, смерд! - крикнул он Славе.
  - Да пошел ты, - ответил великорослый подросточек. Рост у Сявы уже прошел отметку 180 сантиметров и пока не собирался останавливаться. Конечно, Сяве не понравилось, когда ему, вот так, без всякого "здрасте", начали хамить.
  Конь поднялся на дыбы, и всадник чуть не свалился с коня. Но он не был бы настоящим воином, имеющий право на меч, если б вот так просто упал. Конечно, всадник удержался в седле. Он выхватил меч, и плашмя ударил Славу между лопаток. Такой оборот событий Сяве почему-то не понравился, и теперь он уж совсем не собирался отступать.
  - Ах ты, толкиенист несчастный, совсем очумел?! - прорычал Слава и схватил плащ. Он резко дёрнул на себя материю и свалил обидчика на землю.
  Всадник, казалось, был немногим старше Славы, но уступал в габаритах. Они вцепились друг в дружку, и стали кататься по траве, выкрикивая всевозможные проклятья. Драка разгоралась не на шутку. Дружинник при падении выронил меч, но этого ему не понадобилось. Он решил сначала хорошенько проучить строптивого смерда прежде, чем его убить.
  Вскочив на ноги, он выхватил плётку, которой еще минуту назад погонял своего любимого коня. Сейчас плетка ложилась на Сяву. Плеть обожгла Славину щеку, её конец чуть не выбил глаз. Глаз стал молниеносно заплывать и закрываться кровавой пеленой. Погремело еще пара ударов, от которых невозможно было увернуться, можно было лишь подставлять руки, которые ничего не могли поделать. Слава пятился назад и сообщал опушке леса своим криком об очередном попадании в него плетью.
  - Слушай, толкиенист, ай, может, успокоишься, ой! - чуть не орал он.
  - Я гонец Великого Князя. На колени, смерд поганый!
  - Ай, ты что, с орками? Так я не играю! Ой! За черного, да?
  - Как ты смеешь так называть Ясноокого? Молись перед смертью!
  - Ты что, очумел? Поигрались, и хватит.
  Тут плеть перестала бить болтливого подростка, она улеглась в голенище сапога, поменявшись местами с длинным кинжалом. И тут до Славы дошло, что перед ним не просто сумасшедший толкиенист, а просто маньяк какой-то, и что у него вполне конкретные намерения. Болтливость и озорство ушло вместе с душой в пятки. Сява стал отступать назад и хотел вот-вот кинуться бежать, но страх не давал отвести взгляд от бешеных глаз противника, а тот всё увереннее подходил к мальчишке. Он усмехнулся злобной улыбкой и показал пару сломанных зубов. "Не иначе как в какой-то пьяной дворовой потасовке сломали, теперь стал как зверь", - пронеслось в голове у Славы. Сява оступился, упал навзничь и уже не успел встать. Колено бешеного всадника уже было на его горле. Холодная сталь кинжала прижалась к единственному открытому глазу.
  - Я же сказал тебе, смерд, на колени! Молись перед смертью! - зловеще сказал всадник.
  Он уже хотел завершить свой скорый суд над непослушным крестьянином, как вдруг на него сбоку кто-то налетел прямо из-за кустов. Они полетели кубарем в лужу, но сразу вскочили на ноги.
  Перед всадником стоял чудной человек. На вид, по возрасту и по бороде, он должен был быть уже мужем, но почему-то волосы у него были коротко острижены. На монаха совсем не похож. Да и полосатая хламида ничего не говорила о хозяине.
  - Ты чего к ребёнку пристал? Езжай своей дорогой, - заговорил тот.
  - Как ты смеешь со мной говорить, не приклонив голову и без позволения?
  - Слушай, давай вали, смотри, как мальчика напугал.
  - Ты поплатишься за непослушание, - крикнул всадник без коня и кинулся на Медвежатника. Не дойдя одного шага до своей жертвы, он полетел через свою голову, описывая огромную дугу, и мать земля приняла его тело. Нож сам вылетел из руки, а кисть и локоть стали трещать. Но это не испугало его, хоть боль пронизывала всё тело, ведь лучше потерять руку, чем жизнь. Он попытался вырваться и ударить противника ногой либо укусить или хоть что-нибудь сделать, но стальные клещи ухватили шею и дышать стало тяжело.
  - Успокоился? - спросил Медвежатник.
  Тот молчал.
  - Тогда спокойно встаёшь и уходишь. Ножичек я оставлю себе, у тебя же нет охотничьего билета?
  - Смерд,- прошипел всадник.
  - Ну, всё. Шутки кончились. Ты что, парнишка, обкурился? Так веди себя прилично. Ладно, давай тихонечко исполняем сто первый приём карате - изматывание противника бегом, понял?
  - Я тебе покажу, как княжих людей калечить.
  - Покажешь, покажешь, только не сейчас. Сейчас тихонько и по-быстрому растворись и исчезни. - Медвежатник стал освобождать руку, затем отпустил и удушающий захват, и тут всадник увидел, что у бородатого под его разорванной хламидой нет нательного креста, ничего нет! Он испугался, поняв, что перед ним демон, и он действительно может растворить его в этом утреннем воздухе и превратить в бестелесного духа. Он вспомнил, как этот бородач подкинул его в воздух, как пушинку, а приземлил, будто гири пудовые накинул. Сам всадник не раз ведь падал с коня, но таких падений не было никогда.... Он перестал сопротивляться, ужас заставлял биться сердце всё быстрее и быстрее. "Демон, - пролетело у него в голове. - Демон пришел".
  - Вот видишь, нечего было барахтаться. Всё, я тебя отпускаю, а ты без глупостей, хорошо?
  Ответом было молчание, всадник ничего не мог сказать.
  - Всё, я тебя отпускаю, а потом поговорим спокойно, если парень виноват, я его накажу. А ты уж как-нибудь остынь,- голос у Медвежатника был спокойным и каким-то вкрадчивым.
  Бородач окончательно отпустил поверженного. Тот лежал на животе в смятой траве и не двигался. Он соображал, что же делать. Потом резко вскочил, перекрестился, затем перекрестил бородача, юнца, опять себя. Звонко свистнул. На свист прискакал верный конь. Дружинник взлетел на него и поскакал к браконьерам.
  - Демоны, честной народ, демоны!!! - кричал он мужикам. - Спасайся, кто может!
  Те выскочили из воды и, крестясь, стали натягивать порты, а затем побежали к телеге. Вид у известного на всю округу княжьего любимца не предвещал ничего хорошего. Видать, и вправду еще что-то случилось. Нужно спешить к своим в селище, не дай Бог.
  Медвежатник смотрел вслед убегавшим и ничего не понимал.
  - Ух ты, - услышал он за спиной. Шура совсем забыл о Сяве. А тот с восхищенным взглядом терминатора подошел к Медвежатнику. Один глаз почти полностью закрылся, но в оставшейся щелке виднелось нечто красное.
  - Ну, и как я тебя, такого красавца, маме отдам? - спросил Медвежатник.
  - А...Ерунда! - протянул Сява.
  - Кости хоть целы?
  - Кажись, жив, слушай, а здорово ты его. Ты что, в десанте служил?
  - Я? Нет, в РМО, рота материального обеспечения, тыловик я.
  - Как Брат, писарь, значит.
  - Нет, просто до армии чуть-чуть занимался... Ладно, что произошло? - Медвежатник перестал быть задиристым и шутливым, он стал самой серьёзностью.
  - Да ничего, я пошел наших искать, а тут этот толкиенист полез на рожон, ну, в общем, тропинку не поделили.
  Медвежатник поднял кинжал и стал рассматривать: сталь не сталь, железо, но не единого пятнышка ржавчинки ведь нет.
  - Так толкиенист, говоришь.
  - Ага, он меня еще мечом огрел, гад такой, а как ты здесь оказался?
  - Да ты, писал уж очень долго.
  - А, понятно, а куда все наши подевались?
  - Не знаю, но нам, по-моему, придётся срочно сниматься.
  - А завтрак?
  - На том свете, если успеем, он ведь может и вернуться, а я в фехтовании не силён. Быстро в лагерь, и собирайте рюкзаки. Потом разберёмся.
  Славу не пришлось долго упрашивать, он повернулся и побежал в лагерь. И как он покажется Ей с подбитым глазом и изрядно помятым? Хотя всё нормально, ведь шрамы украшают мужчин, пусть полечит.
  Медвежатник, тем временем нашел плеть, поднял оброненный меч. Приятная тяжесть легла ему в ладонь. Да, это не меч толкиенистов, это настоящее оружие. Меч был совсем не длинным, как предполагал Медвежатник ещё со времён школьных. Совсем другим, не как в известных фильмах-сказках про Руслана и Людмилу или, например, спящую царевну. Ручка меча была достаточно удобна и аккуратно ложилась в руку. На конце было вырезано навершие из какой-то кости. Шура не удивился бы, если б кость когда-то была человеческой. Само навершие было в виде головы зверя: не то медведя, не то волка, всё зависело от богатства воображения. Медвежатник всё же решил, что вырезанная голова принадлежала зубастому, свирепому медведю. Может быть, из-за своего прозвища, а может, и по каким другим причинам. Сам же меч был не длиннее метра. Лезвие меча в основании от достаточно тяжелого перекрестия к концу резко сужалось. По всей длине тела лезвия были проделаны две глубокие ложбины. Сначала Шура подумал, что это для оттока крови, но когда взвесил массивное оружие, то понял, что меч не так уж и тяжел с этими бороздами. Он мог поднять его на вытянутую руку без особых проблем. Если б сей предмет был бы цельно металлический, то лишняя сотня-другая граммов метала, а особенно на конце, заставили бы руку дрожать, и уж точно помахать не удалось бы.
  Кинжал же, если его можно было таковым назвать, был вовсе обыденным: узкое лезвие, деревянная ручка, вполне удобно держать у ноги в голенище сапога. Сии предметы явно являлись оружием, а не бутафорией для толкиенистов, и вполне возможно, что оно уже не раз испробовало человеческой крови. Медвежатнику всё это жутко не понравилось. Шура, конечно, копал русичей, но в холодном оружии быт туп как пробка. То, что эти предметы каким-то образом попали в двадцать первый век, было невероятно. "Да, - подумал Медвежатник, - дела. Фантом какой-то. Сделано далеко не в прошлом веке. Чудно, звериный стиль? Непонятно. Говорила мама, мол, учи, сынок, историю". Он разглядывал найденное. По мнению Медвежатника, зверьков на оружии рисовали куда раньше до появления железа. Ладно, разобраться можно и позже, а сейчас необходимо уносить ноги. Тот тип был настроен вполне серьезно. Если б Медвежатник пошел искать Сяву минут на пять позже, то наверняка, нашел бы уже Славин труп. Такая перспектива не радовала. Ну всё, сейчас нужно самому возвращаться в лагерь. Жаль, только тельняшку порвал. Ещё Медвежатник, кажется, приземлился не совсем удачно, рёбрышки помял, это точно.
  - Эх, говорили мне в институте, зарядку по утрам делать надо,- процедил Шура сквозь зубы. Он оглядел ещё раз место недавней битвы и быстренько побежал по направлению к лагерю.
  ***
  Лагеря не было. Ребята уже свернули палатку и уложили свои рюкзаки. Лёша, самый любопытный, увидев приближающегося Медвежатника, закричал:
  - Медвежатник, Медвежатник, а где все? И когда завтрак будет?
  - Лешик, завтрак будет завтра, а сейчас нам нужно спрятаться. Понимаешь, мы проспали, все уже спрятались, а осталось нам,- ответил Шура. Он хотел пошутить, но почему-то это у него не получилось.
  - Шура, а вы знаете, где все ребята? - всё же хотела услышать ответ Юля на животрепещущую тему.
  - Я уже, по-моему, сказал, что спрятались, что и нам нужно. Юль, отойдем в сторонку, - Медвежатник с Юлей отошли к пушистому кусту, где Шура рассказал о происшествии на опушке леса.
  - На самом деле лично я не понимаю, что именно произошло. Как тут Слава поживает?
  -Да как обычно, храбриться, я его, конечно, перевязала, но мне кажется, что ему нужно швы накладывать, там такое месиво.
  - Ладно, сейчас нужно как можно скорее уносить отсюда ноги.
  - А что это вы тут делаете? - спросил Сява. Он так тихо подобрался, что никто и не слышал. Он хотел быть весёлым, но вид его был действительно жалок: перебинтованы обе руки, из-за рубашки видны окровавленные бинты,... Ну, вылитый партизан!
  - Целуемся, - ответила Юля и пошла к брату помогать собирать рюкзак. Лёша один всё произошедшее расценивал как продолжение увлекательной игры.
  - Слушай, Сява, - начал Медвежатник, - произошло что-то неординарное, сейчас пойдём обратно к станции, если она есть, конечно, и там поговорим.
  - А ребята?
  - Когда пройдем, тогда и поговорим, - стоял на своём Медвежатник.
  - Слушай, Медвежатник, лично я никуда не пойду. Любой чайник знает, что если оторвался от группы, нужно не рыпаться и оставаться на месте. А ты собираешься идти обратно, зачем?
  - Здесь я командир.
  - Да какой ты командир, у тебя целая группа пропала, Медвежатник хренов, немудрено, что ты заблудился в трёх соснах.
  - В посёлке есть телефон. Позвоним Серёге на мобильник, а потом покажем тебя врачу.
  - Врач мне ни к чему. И вообще без рюкзака ты один в два раза быстрей сходишь. А мы останемся здесь, и, короче, я есть хочу.
  - У кого короче, тот дома сидит и отращивает, посему споры тут ни к чему, - Шура стал потихоньку переходить на повышенные тона. - Десять минут назад тебе нужен был другой врач.
  - Какой?
  - Патологоанатом. Так что, Славочка, придётся тебе слушаться старших.
  - Ни в коем разе.
  - Значит, будешь ждать новых гостей?
  - Да я этого толкиениста...
  - Ты что, не понял? Он совсем не толкиенист.
  - То есть?
  - Не знаю, кто он, но то, что не толкиенист, это точно. Ты у Толкиена что-нибудь про смердов читал?
  - Ну, может ролевик кокой-то.
  - А может, и маньяк из столбов.
  - И что делать?
  - Я уже сказал: слушаться старших, - Медвежатник стал успокаиваться, он уже сам стал верить в то, чего быть не могло. - Ладно, Сява не обижайся, через пару часов всё будет ясно. Но сейчас, отсюда нужно сматываться, раз уж здесь напортачили. Как говорится, лучший бой - это тот, который не состоялся.
  - Ладно, но я же не могу рюкзак нести, этот так шандорахнул меня по хребтине, не знаю, как жив остался.
  - Разберёмся. Твои вещи мы с Юлей разделим. Всё, через пять минут выходим, окей?
  - Окейнинько.
  - Вот и славненько, пойдём.
  Сборы всё же затянулись. У Юли рюкзак был и так достаточно тяжел, ведь поход только начинался, по этому почти все вещи Сявы пришлось положить в рюкзак к Медвежатнику, и поэтому полностью перекладывать огромный баул. Главное, к Славе пришла боль. Первый героический порыв прошел, у него стала резко подниматься температура.
  "Ничего, - думал Медвежатник, - может, всё обойдется, может, мы никуда не телепартнулись. Ладно, нужно выбираться и убираться отсюда, и желательно по быстрей".
  И всё же четверо неудачливых туриста тронулись в путь. По причуде Медвежатника, они пошли не как вчера, по берегу реки, а напролом, через лес, по азимуту по направлению к станции.
  Через час пути Медвежатник всё чаще и ясней стал понимать, что карта здесь не помощник. Ни станции, ни посёлка не было. Не было никаких признаков цивилизованной жизни. Просто девственный лес. И когда из-под ног вылетела куропатка, Шура опустил свой рюкзак. Всё, приехали.
  - Что, привал? - спросил уставший больше всех Сява. Он шел налегке, совсем без вещей, но еле стоял на ногах.
  - Да, привал двадцать минут. Костёр не разжигать, а я пойду, осмотрюсь.
  - Ты что, заблудился? Куда ты завёл нас, Сусанин-герой, не знаю, ребята, я сам здесь впервой, - напевал Сява.
  Медвежатнику было не до шуток. Он же не мог заблудиться в трёх соснах. Впрочем, сосен здесь, действительно, было всего три, ну, может быть, чуть больше, но в основном берёзы да осины. По карте давно уже должен был быть посёлок, да и железную дорогу не пропустишь, а тут ничего, просто абсолютно ничего. Шура понимал, что нужно было выйти к речке поближе, если всё же он ошибся в своих страшных догадках, то наверняка бы встретил братьев-туристов, но пока это была лишь сумрачная надежда, которая, как известно, умирает последней.
  Выйдя к реке, он увидел заливной луг, и ни одной палатки. "Так-с, - стал рассуждать Медвежатник, - туристов нет, железки нет, посёлком и не пахнет. И что прикажете делать? Речка вроде та, а вроде совсем другая. Ну, прямо параллельные миры, правда, они только в книжках и встречаются. А что, если действительно..., да нет, чушь какая-то. Такого не может быть, потому что быть не может". Ничего не решив для себя, Шура вернулся к ребятам. Они сидели на рюкзаках и ждали, утренняя гонка была совсем не привычна.
  - Всё, приехали, - произнёс Медвежатник вместо приветствия.
  - Куда? - спросил Лёша. Сява открыл глаз и с недоверием посмотрел на Шуру. Юля ничего не сказала, просто обняла брата за плечи.
  - Я попрошу выслушать меня внимательно, - начал Медвежатник своё выступление, - хотя сейчас начну говорить наверняка какую-то чушь. В общем, так. Никаких объяснений разумных и рациональных я не вижу, но ...
  - Каких ещё объяснений, паникёр несчастный, а теперь решил объясняться, оправдываться, археолух - полух, - перебил Шуру Сява и опять бросил свою тяжелую голову на рюкзак.
  - Вот, смотрите, - Шура достал карту, - мы стояли на вот этой поляночке, пошли на восток по направлению к посёлку. Прошли час тридцать, то есть пять-семь километров, а посёлок должен был быть через три... Поселка нет.
  - А ты свой компас можешь выбросить, раз не умеешь с ним обращаться. Ушёл в другую сторону, а теперь на карту всё свалить хочешь. Смотришь в книгу, видишь фигу.
  - И куда, по-твоему, я вас всех увёл?
  - Да куда угодно.
  - Хорошо, покажи на карте в любом направлении: с севера у нас железная дорога, через полтора километра с юга - Москварека, с запада - автомобильная трасса, ну и с востока - посёлок. Ответь, куда всё делось, где поля? Речку не переплывали, она на месте, только что сам, лично проверил, железной дороги нет, посёлка тоже, асфальта я не заметил. Может быть ты, Сява, заметил?
  - Лично я нет, - буркнул Сява.
  - Ой, смотрите, смотрите, куница! - закричал Лёша, - притом настоящая, не в зоопарке, я такую в Дарвинском музее видел.
  Все обернулись туда, куда показывал Лёшик, но увидели лишь пушистый хвост. Зверь испугался звонкого крика и решил ретироваться.
  - Ну, вот и всё. Где это в Подмосковье куниц видели? - грустно заключил Медвежатник.
  - А может, она из зверинца убежала, - предположила Юля.
  - Конечно, из местного зоопарка, которого нет. По-моему, мы каким-то чудом попали в другое измерение. Здесь нет ничего того, к чему мы привыкли. Слава, и твой товарищ был натуральный.
  - Нет, он мне сам приснился.
  - Ладно, раз посёлка нет, то нужно подкрепиться. Пока останемся здесь, а потом будем решать, как жить дальше. Я схожу за водой, а вы пока сделайте ревизию провианта. Не забудьте про снарягу, я был бы счастлив знать, что нам оставила судьба.
  - Всё это понятно, - сказала Юля, - но как же мама? Лешик уже завтра к ней проситься станет.
  - Ну, придётся тебе ей стать, надеюсь, что на время.
  - А ты уверен? - спросил Сява.
  - Нет, конечно, - невозмутимо ответил Медвежатник, взял котелок, пластиковую бутылку из-под Сявиного пива и отправился к речке.
  - Вот влипли, - заключил Сява, и стал распаковывать рюкзак Медвежатника. Он достал меч и стал его разглядывать. - Хороша штучка, однако.
  - Сяв, давай с Лёшей сходи за дровами, - стала командовать Юля, зная свою власть над одноклассником.
  - Так топора ведь нет.
  - Ну и что. Хоть хвороста наберите, и вообще, по-моему, ваш трофей вполне подойдёт. Лешика возьми, но далеко не уходите.
  - А что, ты за меня боишься? - с надеждой в голосе пошутил Слава.
  - Нужен ты мне, Лёшу не потеряй.
  Юля стала выкладывать содержимое рюкзаков на коврики. Спальники, палатку и личные вещи она свалила в одну кучу, а всё остальное сложила как на выставке. Впрочем, не так и много и осталось. Ну вот первых два килограмма пшёнки, банка сгущёнки, две банки тушёнки, тросик для костра, батон белого хлеба, два килограмма сахара, баночка сорбита и всё. Впрочем, были еще бутерброды, варёные яйца с разбитой колбой. Теперь точно всё. Четверым можно прожить какое-то время, но очень не долго, неделю от силы. Хотя без соли всё будет на столько пресным, что и есть не захочется.
  Через час в котелке уже кипела вода. Ребята заварили чай из травок, что в изобилии росли на полянке, и снова принялись за совет. На повестке дня стоял только один вопрос, что делать и как поступать в дальнейшем. Инициативу на себя взял, конечно, Медвежатник.
  - И так. Мы одни, и нам необходимо будет какое-то время быть вместе. Так что, Слава, как не обижайся, а слушаться тебе придётся меня, - начал он свой доклад на тему " как быть и чем жить". Но Сява уже не пытался возражать, у него поднялась температура, начинался жар. Раны гудели, и очень хотелось спать. - Поэтому я предлагаю сейчас отлежаться на месте. Если за нами погоня, то всё равно от конных нам не уйти, тем более мы многого не знаем и у нас есть один раненый.
  - Я не раненый, - попытался храбриться Сява, но его сразу оборвала Юля:
  - Угу, здоровый. Посмотри на себя, крепыш бухенвальдский.
  - Хватит, поругаться мы всегда успеем, - вмешался в словесную перепалку Медвежатник. - Это всё. А теперь остаёмся на месте. Завтра, может быть, что-то и прояснится. Долго оставаться здесь не стоит, а вот двигаться будет проблематично.
  Они еще долго спорили, так и не решив, что делать. Медвежатник лез командовать. Слава пытался ему противостоять, а Юля больше беспокоилась о своём брате. Так ни до чего конкретного не договорились. За это время они успели и пообедать, и поужинать. Заночевали всё на том же месте, куда пришли еще утром.
  Утро следующего дня было столь же туманным, и ещё более не определённым. Ночью Славе стало совсем плохо, повязки намокли, сам Сява еле ворочал языком, у него был жар, а аптечка осталась в прошлом, (или будущем), по крайней мере, не тут. Бинты пришли в негодность. Изорвав пару рубашек на перевязочный материал для Сявы и, как говорится, про запас, Юля отправилась на речку стирать старые бинты, а Лёша смастерил удочку. У него был стандартный набор юного рыболова: леска, крючок с грузилом и пластмассовый поплавок.
  Пока брат с сестрой находились у речки, Шура всё же решил поставить все точки над "i", хотя момент был явно не подходящий.
  - Слушай, Слава..., - начал он.
  - Ну что ещё?
  - Не кипятись, ты уже взрослый мужик, а у нас на руках девчонка с ребятёнком.
  - Ну?
  - Так вот, нам не следует ссориться.
  - А я и не ссорюсь, просто ты чушь несёшь.
  - Пусть так, послушай, можно я задам один вопрос?
  - Какой?
  - Нескромный.
  - Валяй.
  - Я заметил, тебе очень нравится Юля.
  - Не твоё собачье дело.
  - В Москве, может быть, и не моё, но сейчас совсем другие обстоятельства.
  - Слушай, чего привязался?!
  - Слушай Сява, дело в том, что со своими выпадами в мой адрес ты её внимания не добьёшься, а вот если она увидит в тебе не мальчика, но мужа...
  - А я, что, по-твоему, сопляк, что ли?
  - И да, и нет.
  - То есть?
  - То есть ты не побоялся этого чудака в латах и на коне, а вот признать, что дело - швах, не хочешь. И ещё. Время анархии ещё не пришло, думаю, что мне нужна твоя поддержка, даже тогда, когда я буду ошибаться. По крайней мере, давай договоримся, все претензии друг другу будем высказывать без лишних ушей, с глазу на глаз. А сейчас тебе придётся побыть с ними какое-то время. Ты очень плох, я пойду на разведку, ну, если к вечеру не вернусь, иди вниз по течению. Маленькая река впадает в большую. Но сразу говорю, сейчас вполне возможно, что людей нужно бояться больше, чем животных.
  - Это почему же?
  - А ты что, забыл, что я демон? Как он испугался! И не из-за того, что он упал, по-моему, он настоящий боец.
  - И что, нам теперь всю жизнь по лесам прятаться?
  - Ладно, иди, только без всяких, как в кино, если не вернусь, прошу считать меня коммунистом. Если к вечеру не вернёшься, чтобы с тобой не случилось, скажу, что ты струсил и сбежал.
  - Окей, а сейчас больше лежи и больше пей, боюсь, что, может, придётся с тобой заняться садо-мазой.
  - То есть?
  - Да прижечь пару ранок твоих, а то вся твоя жизнь в этих лесах через недельку от гангрены и закончится.
  - Проехали. Ладно, валяй.
  Медвежатник опустил свой нож на угли костра и стал ждать, пока тот накалиться докрасна.
  В это время он осмотрел ещё раз раны на руках. Они в основном были мокрыми, кое-где стала появляться зелень. Поэтому пришлось всё же прижигать. Слава по совету Медвежатника взял в зубы палку, сильно стиснул её и ощутил запах собственного палёного мяса.
  -Ууу... ты что, обалдел? - взревел он.
  - Ну-ну, еще пара раз и всё будет чики-поки.
  - А поки-чики не хочешь? Садист ты!
  - Я же обещал садо-мазо. Подожди, сейчас пеплом посыплю, ещё приятней станет.
  - Ну, ты и гад.
  - Да нет, просто ты знаешь, чем педагог отличается от педофила?
  - Неа-ааа, больно же.
  - Ну, ещё разок и баста.
  - Так чем же?
  - Что чем же?
  - Педофил от педагога?
  - А..., - не сразу вспомнил Медвежатник, о чём он только что говорил, он был весь в процессе дезинфекции ран, - педофил действительно любит детей. Ну, вот и всё, теперь последний аккорд, - он прижёг последнюю рану и осмотрел скептическим взглядом всё то, что только что проделал с телом подростка. Решив, что пора завершать данный квест, он собрался в путь.
  "Если мы действительно в прошлом или в параллели, что уже не важно, то раз мы смогли сюда попасть, значит, сможем и выбраться. Это раз. Поэтому необходимо внимательно тщательно осмотреть место предыдущей стоянки. Может быть, найдётся ключ к разгадке. Всё же Славик очень плох. Это два. Поэтому лучше выйти к людям, но сначала их нужно найти. Это два прим. Ну, и три. Проверить, насколько они дружелюбны к нам. И в завершении всё же хотелось бы кардинально решить продовольственную программу. Рыбалка - это хорошо, вполне можно и поохотиться, но вот где найти соль? Не мешало бы и овощей. Кажется, в Китае была такая изысканная смертная казнь, человека кормили от пуза, но не давали ни грамма соли. В конце концов, человечек загибался. Ладно, опустим эти невесёлые мысли на потом, а сейчас за дело" Такие невесёлые мысли посещали голову Медвежатника, но за ними Шура не заметил, как подошёл к месту стоянки. У бивака он почуял что-то не ладное.
  На месте, где ещё вчера утром стояла палатка, теперь наблюдалось огромное костровище, оно ещё дымилось, видимо, ночью жгли немаленький костерок, вокруг костра валялись черные перья какой-то птицы, а на кустах вокруг поляны еще не высохшие змеиные шкурки. В основном, это были гадюки, но присутствовали и другие, названий которых Медвежатник не знал, ну, за исключением только ужей. Он привык к мысли, что в современном мире всего знать просто невозможно, поэтому имел огромное количество друзей из разных сфер. Но всё это в двадцать первом веке, а какой век здесь, непонятно. Явно языческое действие совершенно не обрадовало Шуру. Было ясно, что даже если и остались какие-то следы, то всё было предано "священному" огню. Всё превратилось в пепел. Но только не надежда. Оставалось только принять правила игры, вот только правил-то он и не знал.
  Что ж, раз вчера жгли костёрчик, да при том неслабенький, а сейчас здесь никого нет, то наверняка, не так уж и далеко должно быть селище. Вот только непонятно, кому оно должно, уж явно не Медвежатнику. Но где бы ни была эта деревня, она обязательно должна была быть недалеко от воды. Значит, нужно идти по реке, там и искать. Тем более, что, скорее всего, они все вчетвером отправятся по этому маршруту, а значит, нужно хоть немного проведать путь. Ведь идти по мало-мальски известной местности куда приятней.
  Он ещё раз обошел поляну, и не найдя для себя ничего интересного, отправился в сторону реки. Но то ли он был слишком загружен в свои мысли, то ли был просто невнимателен, во всяком случае, Шура не заметил засады. Стрела летела бесшумно, лишь острая боль обожгла его спину. Ему повезло, наконечник скользнул по ребру, и стрела не вошла в лёгкое. Тупой ощутимый ожог взбудоражил Медвежатника, он не стал осматриваться по сторонам и искать взглядом стрелявшего. Шура прекрасно понимал, что стрелок может быть и не один, а значит, нет смысла его искать. Нужно уносить ноги, притом бежать желательно совершенно в другую сторону, нежели тебе предлагают. Поэтому Медвежатник ринулся в самую гущу разросшегося кустарника. Что за растение представляло этот биологический кондоминиум, его совершенно не касалось, зато очень ощутимо касались ветви. Тельняшка пошла б по швам, если б у неё их было б много, а так она просто стала расползаться, когда очередная веточка или шип задевали "странную полосатую хламиду".
   Продравшись через кустарник, Медвежатник наткнулся на белобрысового человечка. Он был еще достаточно молод, на щеках лишь стал пробиваться пушок, это всё, что успел увидеть Шура. От неожиданности и к своему счастью он присел - над его головой просвистела увесистая дубина. В этот момент Медвежатник увидел широкие холщевые штаны, и потом его тело вспомнило многопотовые тренировки. Единым движением кулак левой руки отправился в печень, а правая рука схватила штанину. Для противника Медвежатника появление полосатого демона оказалось неожиданностью. Он прятался за кустом, чтобы потом при необходимости напасть на него сзади, но охота не удалась, его дубина пролетела мимо цели и теперь он жадно хватал ртом воздух и стоял на одной ноге, но лишь долю секунды. Он хотел податься назад, чтобы освободить ногу, как вторая, на которой он стоял, почему-то подлетела выше подбородка, и он завалился на спину Последнее, что он потом вспоминал, это непонятное "извини, браток, у меня сегодня сейшн на другом месте" и полёт над ним полосатого демона. После этих слов что-то ударило в челюсть, и он улетел в нокаут и очнулся лишь когда охота уже завершалась Медвежатник сделал подсечку, перепрыгнул через поверженного и испугавшегося отрока и затем зачем-то ударил его ногой, а зря. На этом движении он потерял драгоценное время: к нему из разных концов уже бежало четверо. Это его обрадовало, ведь с тремя куда сложнее справится, нежели чем с большим количеством, больше трёх начинают друг другу мешать, выцепляй себе на здоровье по одному, и дело с концом. Но в этот день, месяц, год, век удача была явно не на стороне Медвежатника. Один из нападавших бежал по той тропе, с которой Шура так удачно свернул в кусты. Он держал в руке верёвку, явно желая ею воспользоваться. Но он не успел добежать пары десятков шагов до своей предполагаемой жертвы, так как под ним разошлась земля, и он полетел в волчью яму, которую сам прятал ещё на рассвете.
  - Не рой яму другому - сам в неё попадёшь! - крикнул было Медвежатник, но его уже сбили с ног. Единственное, что он смог, так это кого-то ухватить за рубаху и полететь не землю не один. Тот, кто его сбил, сам не устоял и рухнул рядом. Шуру долго не пришлось уговаривать, чтобы у незадачливого прыгуна схватить ногу и при помощи плеча и головы выворачивать в районе коленки. Тот взревел нечеловеческим голосом и стал отдирать дёрн от матушки-земли, однако к ним приближался третий с мечом в руках. Он замахнулся, и удар пришёлся по корню дерева, ибо Медвежатник отпустил ногу, прыгнул потом на ещё долго хромого и перевернулся вместе с ним и в удобной для себя позиции, ногами к меченосцу, лёжа на спине, примостил на себя прыгуна так, чтобы тот почти полностью закрывал необученное к фехтованию тело Медвежатника. Для полноты контроля над живым щитом Шура стал делать удушающий. Меченосец ещё раз замахнулся, но одна нога Медвежатника захватила его щиколотку, а вторая резко ударила под коленную чашечку. Меченосец, описывая дугу мечом уже по воздуху, повалился, если б не третий, которого Шура прихватил во время падения. Конечно, он, может, и упал, и вполне вероятно, что упал не совсем удачно не совсем удачно, однако, этого падения было явно недостаточно, чтобы вывести его из ряда нападавших. Он увидел, что двое не справляются с полосатым демоном, подбежал к нему и ни о чём не думая, тупо ударил демона ногой в висок. Демон сразу отпустил Акальца и перестал его душить. Но пыл схватки не отпускал Базанку, он наносил удар за ударом по демону, а тот уже и не показывал своих способностей.
  - Хватит, Базанка! закричал Меченосец. Это был Перваш, старший из братьев. - Вяжи его!
  Охота на демона подготавливалась всю ночь, а закончилась за минуту. За это время муравей не успел бы подняться от корня дерева до первой ветки, а здесь такая удача! Полосатый демон, да ещё живой, наверное.
  
  ***
  
  Юля с Лешей шли к речке. Маленький брат держался за руку сестры и, как всегда, задавал сотни вопросов, на которые Юля не всегда могла ответить ещё тогда, давно, всего две недели назад. А теперь и сама запуталась.
  - Юль, а когда мы к маме поедем?
  - Лешик, не знаю, кажется мы попали в другой, параллельный мир.
  - Но мы уезжали на четыре дня!
  - Наверное.
  - А что такое параллельный мир?
  - Ну, как тебе объяснить? Представь, что мы живём в квартире...
  - А что представлять, мы и живём в квартире.
  - Так вот. Выше нас на один этаж есть точно такая же квартира, и под нами такая же.
  - То есть такая же под нами, бабушка Поля живёт, у неё нехорошо пахнет из-за собак, а над нами Вовка живёт, у него дома компьютер, они все разные.
  - Ну, конечно, разные, потому что там разные люди живут и делают разную обстановку, но кухня всегда рядом с ванной.
  - А толчок у Вовки другой, не как у нас.
  - Но сам же туалет никуда не делся, не на балконе же он.
  - Ну, да.
  - Так вот. Квартиры все одинаковые, а люди в них живут как бы параллельно.
  - То есть как?
  - Ну, ты ещё маленький, вы ещё не проходили по математике про параллельные прямые.
  - Опять за своё. Да буду я делать уроки!
  Юля взяла брата за голову и прижала её к себе. Потом поцеловала в макушку и долго не отпускала. Она не могла удержать в глазах слёз и отодвинуть какую-то материнскую любовь к брату. Но Лёше такая позиция не понравилась. И зачем эти телячьи нежности? Все эти девчонки такие!
  - Пусти! - сказал он. - Пойду червей накопаю.
  - Далеко не отходи. Если что, кричи.
  - Ладно.
  Лёша побежал копать червей, а Юля стала искать удобный спуск к воде.
  - И где это Медвежатник здесь воду набирал? Берег крутой, как бы шею не свернуть.
  Она пошла вдоль берега в ту сторону, куда побежал Лёшка. Берег был крут, но, пройдя около сотни метров, она увидела подходящее место у воды, даже маленький пляжик, с песочком. Вот только до него нужно было сначала добраться: над пляжиком нависал обрыв метров трёх. Видимо, река подмыла берег, и он рухнул. Часть земли унесла река, а песок остался. Недолго думая, Юля осторожно спустилась по корням одинокой сосны на пляж и принялась за работу. Постирав бинты, благо мыло ещё было, она занялась Лёшкиными и своими вещами. Вода была на удивление тёплой. Она так и манила к себе. Солнце уже стало припекать, вокруг никого не было. Даже Лёшка, обычно не отстававший от Юли ни на шаг, куда-то подевался. После того, как все вещи были прополощены и уложены в пакет, Юля потянулась к ласковому солнцу и решила искупаться. Она уже давно мечтала поплавать нагишом, но девчонки не хотели пойти на эту авантюру, а одну её мама не отпускала купаться. Ну, не с Сявой же в неглиже барахтаться в воде, что ещё подумает? Она быстро разделась и плюхнулась в воду. Юля плавала с детства, так же, как и Лешик.
   Мама водила их в бассейн, когда ещё кормила их грудью. Конечно, про себя Юля этого не помнила, но хорошо помнила, как мама с маленьким Лёшей ездила в поликлинику в Королёв, где для беременных и молодых мам сделали бассейн. В Мытищах вообще никакого бассейна не было. Может быть, Юля и не была разрядницей по плаванию, но в воде ощущала себя, как в родной стихии. Она могла не вылезать из воды часами, совершенно не боялась глубины, спокойно держалась на поверхности. Но сегодня долго купаться ей не пришлось. Во-первых, вода оказалась тёплой лишь на поверхности и когда рука опускалась вглубь для очередного гребка, то пальцы ощущали ледяные потоки. Конечно, ведь только начало мая. Лёд не так давно сошёл. Она уже решила повернуть к берегу, как что-то большое и скользкое коснулось её из глубины. Это было так неожиданно, что Юля даже вскрикнула. Она поплыла к берегу, вылезла из воды и посмотрела на ногу. Там ничего не было. "Наверное, какая-нибудь рыбка коснулась, - подумала она. - Да откуда здесь такие?". Юля не стала задаваться разрешением этих вопросов, быстро оделась, не вытираясь, она же не брала с собой полотенце. Взяв сумку с постирушкой и кроссовки в одну руку, стала забираться наверх. Это оказалось не так сложно, как спускаться, поэтому наверху она осмотрелась и стала звать брата.
  - Лёша! Лешик! Ты где?
  - Д а здесь я, тише ты! - услышала она рядом голос брата. Он сидел на стволе ивы недалеко от обрыва, прямо над рекой и ловил рыбу.
  - Ты как сюда забрался?
  - Просто. Смотри, какой клёв! - он поднял веточку, на которой уже было несколько рыбин, самая маленькая из которых была с ладошку.
  - Ух, ты, молодец!
  - Ну, а ты тут всю рыбу пугаешь. Ой! - он чуть не выронил удочку из рук, когда хотел дотянуться до лески, но всё же удержался сам на стволе, не потерял удочку и достал очередную рыбку. Это была, наверное, плотвичка, с серебристой чешуёй и красными плавниками, как пёрышки. Впрочем, Юля не очень разбиралась в рыбе. Лёшка всегда со своих рыбалок приносил либо верхоплавок, либо карасиков, которым всегда был рад кот Васька.
  - Смотри, осторожнее, не упади!
  - Я же не разобьюсь. Там речка.
  - Да мне не тебя жалко, мне себя жалко. Стирай потом за тебя, да и за рыбой твоей мне придётся лезть, а я не мальчишка, чтобы по деревьям лазить.
  - А прошлым летом в Крыму кто за алычой лазил?
  - Ладно, давай, лови рыбу, добытчик ты наш, - сказала Юля и села рядом на траву. Она бы так могла сидеть ещё очень-очень долго. Вокруг тишина, солнце припекает по-летнему, рядом любимый брат, который уже и не кажется маленьким сорванцом, а настоящим мужчиной, добытчиком. Ах, если б ещё папа был бы с ними рядом! Но, видимо, этого уже никогда не случится, а жаль. Очень жаль. Она была погружена в свои мысли, как вдруг услышала:
  - Ух, ты, чёрт!
  Юля вернулась из своих мыслей в реальность. Лёша, чем-то недовольный, лез назад.
  - Лешик, что случилось?
  - Да крючок оторвался. Ты видела, какая рыбина ушла! Ух! Вот бы её поймать!
  - Да я смотрю, ты и так немало наловил, теперь у нас будет не обед, а пир на весь мир!
  - Ну что ты понимаешь? Здесь такая рыбина ушла, а у меня все крючки в рюкзаке остались!
  - Ладно, ещё не вечер, потом ещё сходим на твою рыбалку.
  - А можно я с Сявой пойду?
  - И дался тебе этот Слава!
  - он хороший.
  - Ага! Когда спит зубами к стенке.
  - А твой Медвежуть храпит по ночам.
  Юля покраснела и сказала:
  - И вовсе он не мой, просто, он на папу чем-то похож.
  - Ну, ладно, держи рыбу, а то неудобно слезать, - сказал Лёша и передал улов. Он с ловкостью котёнка слез с дерева, осмотрел оборванную снасть и деловито стал сматывать удочку.
  - Ладно, пошли домой, я только сбегаю, пописаю, а то замёрз я там на ветру.
  - Беги, - сказала Юля и решила, что Лёшка всё ещё ребёнок и всё играет в жизнь, играет в старого многоопытного рыбака, да и в самого себя, пожалуй, тоже играет.
   Найдя место тайной ночёвки, они обнаружили лишь Сяву. Он лежал в палатке и, похоже, бредил.
  - Слава! Слава! - кликнула Юля. - Что с тобой?! Где Медвежатник?
  - А... Медвежуть ушёл.
  - Куда?
  - Не знаю. Сказал, что в разведку. А ещё он велел мне тебя поцеловать.
  - Да ну тебя!
  - Ладно, шучу, - сказал Сява, хотя вид у него был не шуточный. Он явно ослаб, на бледном лице появился нездоровый румянец, на лбу выступила испарина.
  - Медвежатник ушёл на разведку, сказал, чтобы мы ждали его до вечера. Если он не вернётся, то поступать по обстоятельствам. В общем, искать людей, но осторожно.
  - Понятно.
  - ладно, Юль, неприятность эту мы переживём, - просипел Слава и опять опрокинул голову. Ему становилось всё хуже, и самое главное было не в том, что он прекрасно это понимал, а в том, что Она это видела и всё расспрашивает о Медвежатнике.
  Уже прошло несколько часов ожидания, но Медвежатник так и не появился.
  - Ладно, - сказала Юля, - сейчас поедим, а завтра нужно будет куда-то идти.
  - По уму нужно идти вниз по течению, - сказал Сява, - но если оттуда Медвежатник не пришёл, то туда дорога нам заказана.
  - И что ты предлагаешь?
  - Сниматься сейчас и идти вверх по течению. Нас могут и выследить или он проболтается.
  - Не смей так говорить!
  - Ладно, но всё равно он малый вроде не промах, не мог просто сгинуть.
  - Нужно идти его выручать.
  - И с кем? С Лёшкой?
  - Сам пропадай, а товарища выручай!
  - Хорошо. Вот только давай отойдём от этого места, а завтра... Может, завтра будет уже поздно.
  - Он сам сказал, что ждать его до вечера.
  - Вот вечером и уйдём.
  - И ты поспи, Славочка, ты очень слаб.
  - Кто? - не поверил своим ушам Сява.
  - Славочка, ты глупенький, смотри, ты же весь исхудал за эти два дня, - Юля наклонилась и поцеловала Сяву в лоб. Он хотел было сам поцеловать Юлю, но не успел: она уже отпрянула от него. - Нам всем нужны силы. Медвежатника мы не бросим, а вот ты действительно очень плох, дай посмотрю твои царапины...
  - Смотри, - уже немного обиженно ответил Сява, опять Медвежатник, Медвежуть, Медвежий заяц. - Смотри на здоровье. Юля стала разматывать повязки и ужаснулась:
  - Что это с тобой?!
  - А... Это Медвежуть постарался, прижёг и пеплом посыпал.
  - Ну, вроде уже не сочатся.
  - Ага. И совсем не болят. Хоть завтра на дискотеку.
  - Да хватит тебе, бинты высохли, давай я перевяжу ещё раз. Жаль, что шрамы останутся.
  - А мне - нет.
  - Ну и чёрт с тобой. Сам собой и занимайся.
  - Ладно, не могу же я сам себя перевязать.
   - Вот и молчи!
  - Молчу, молчу, молчу,- сказал Сява и отдался в руки сестре милосердия.
  Когда перевязка закончилась, они все строём залезли в палатку и заснули крепким сном, уж очень сложными оказались переживания.
  ***
  В катухе было душно. Скота здесь давно не держали, но то, что это был именно катух, а не просто сарайчик, было видно. Вместо пола был просто огромный слой перепревшего навоза, вперемешку с пометом. Он уже весь высох и, кажется не пах. Шура попытался подняться, но четно. Он был связан так крепко, что его руки и ноги отекли. Любое движение стоило многих усилий. Все же, каким-то чудом, удалось принять более или менее полувертикальное положение, облокотившись спиной к плетеной сене.
  "Вот это похмелье, - думал он. - Давненько так не надирался, или все это мне все же не приснилось, а просто было на самом деле? Нет, все же, я, наверное, забыл, что пил. А потом тупо, был пьяный сон, с походом, с детьми, со скачками и змеями? Да, пить нужно меньше! И вообще пора бросать, но не сейчас", - заключил он.
  Его губы были все разбиты и опухшими. На бороде запеклась кровь. Как раз пить то ужасно хотелось. Он вспоминал, что хотел курить, но его тошнило. Три желания в одном флаконе! Пить, курить и еще что-то. Однако все три желания как вместе, так и по раздельности было весьма проблематично исполнить. Во-первых, источников воды в его застенках не наблюдалось. Во- вторых до папирос с зажигалкой было не дотянуться. Связанные руки не позволяли ему спокойно пошарить у себя в карманах, да и можно было предположить, что карманы-то пусты, как и собственная голова в данный момент. Были все основательные предпосылки к размышлению, а кто же опустошил их, но думать не хотелось и не моглось. Ну и, в-третьих, это хорошо, когда тошнит на полный желудок. Выбросил все не нужное, и дышать становиться легче, а здесь и сейчас становилось только тошнее. Тебя выворачивает на изнанку, а желудок выдает, лишь маленькую толику желчи, от которой хочется пить еще больше. Желчь горька, и то очень мягко сказано.
  Положение было весьма обнадеживающее. Раз что-то болит, значит, ты еще жив. Впрочем, и обнадеживающие вести не всегда бывают хорошими. Предварительный анализ создавшейся ситуации показал, что, головной мозг Медвежатника не в состоянии, что-либо анализировать. Все вышло из-под его контроля, и ему оставалось лишь наблюдать и ждать, при том чего ждать, было абсолютно не ясно. Сколько времени он провел вот так, избитый и связанный ни кто не мог сказать. Часть его разума говорила, что он действительно не спит, и находится в заброшенном катухе. Слой навоза столь велик, что до крыши рукой подать. Наверняка, для того, что бы сюда зайти человеку, ему бы пришлось делать шажок вверх, как на ступеньку, а потом ходить, полусогнувшись, дабы не врезаться лбом в перекладины, на которых лежали всевозможные орудия, скорее всего сельскохозяйственного труда, но, увы, ни какой даже захудалой косенки или серпа не наблюдалось. По этому скинуть с себя путы не виделось возможным.
  На улице, вернее за приделами острога, была жизнь. Обыкновенная деревенская идиллия. Кудахтали куры, лаяли собаки, в общем, обыкновенная сельская тишина.
  Шура еще раз постарался пошевелиться, что бы разогнать застоявшуюся кровь, но сделал это как-то не очень удачно, и упал на бок. Помятые ребра напомнили о себе резкой болью. Он закашлялся, и от натуги пошла носом кровь. Вновь, очень сильно закружилась голова. Он понял, что сейчас потеряет сознание, и может быть, это уже навсегда. Перспектива была не радостная. Он усилим воли приподнял голову, а потом не человеческими усилиями принял позу буквы "ЗЮ". Затылок стал упираться в плетень, а подбородок в собственную грудь. Сказать, что он лежал на спине, было бы не совсем верно, ибо между спиной и так называемым полом находились связанные руки. Мягкая пятая точка, давила на руки, а те, в свою очередь, передавали эту силу на поврежденные в молодости лет пивные почки. Как ни странно, это помогло. Кровь потихоньку отхлынула, и в висках перестали стучать маленькие молоточки.
  Кто-то услыхал кашель Медвежатника, который, скорее всего, напоминал рев неизвестного науке зверя.
  - Марфа, кликни Акальца, кажись, очухался, - послышались быстрые перебирания ног, стук дверей, недовольство мелко куриного стада.
  Через некоторое время дверь катуха открылась. Внутрь забралось двое, они подхватили Медвежатника по мышки и выволокли на свет Божий. Он оказался всего на всего просторным деревенским двором. С одной стороны стояла изба, крыша которой была покрыта дранкой. Напротив дома было выстроено несколько сараев, или вернее сказать, один длинный сарай, с разными входами, но под одной крышей, устеленной соломой. Забор соединял эту сельскую архитектуру с одной стороны, а стены дома и сарая были основанием для широких ворот.
  Нельзя сказать, что с Медвежатником обошлись грубо, положили его перед кем-то, наверное, старшим, и облили ледяной водой из деревянного ведерка. Это сразу отрезвило, и привело в чувства. Шура ста облизывать губы.
  - Пить, - попросил он, почему-то не в силах все еще шутить.
  Ему подали глиняную кружку с водой, и он тут же ее осушил. После этого, он вернул ее, но та полетела через забор, и было слышно, как она разбилась.
  - Да у вас тут как в Макдоналдсе, даже посуда одноразовая.
  - Мы не знаем твоей страны, чужеземец. Но что ты делал в лесу, и где твой отрок, отвечай, - послышался вопрос. Видимо, дознаватели сразу решили взять быка за рога. Но когда-то наставленные рога, уже давно отпали у Шуры, так как он смирился с жизнью убежденного холостяка, и жил, по крайней мере, пытался, жить в свое удовольствие. Может быть, именно по этой причине, удовлетворив свое первое желание, Медвежатник возжелал продолжения банкета.
  - А может, с начало развяжите? Все равно ни куда не убегу.
  - Ишь, чего захотел, развязать его, как же, знаем тебя, сразу брыкаться станешь, - проговорил белобрысый парень. Шура сразу узнал его, это был тот, которого он увидел первым, после поединка с кустом. Сейчас тот стоял не один, и с гордым видом пытался показать себя матерым волком. Лишь опухшая щека напоминала о больном зубе, конечно, если он еще стоял на месте...
  - Я тихий и смирный, вас трое, а я один, и без оружия.
  - Ничего, скоро Першка с Гневашем придут, они-то тебе удрать не дадут.
  - А можно до их прихода здесь побыть? Только честное слово, развяжите, мне и бежать некуда.
  Трое "следователей" собрались на некое подобие совещания, видимо они решали, стоит ли развязывать этого гордеца, или ему лучше наподдавать, как следует. В конце концов, порешили развязать, ибо вид у этого побитого, действительно жалок. А так скоро придет Гневаш, и всех засмеет, скажет, что трое младших брата испугались одного битого...
  - Ладно, уговорил, - сказал, видимо самый старший из присутствующих, - коли один раз тебя изловили, чай второй не придется.
  - Изловили, да избили, - Шура уже стал входить в раж, ему стало уже чуть легче, и по этому на ум стали приходить мысли о ребятах. Раз они его спрашивают про Сяву, значит не нашли. Следовательно, нужно взять от жизни все, что осталось, и как можно дольше протянуть время. Вряд ли ему удастся узнать, но с каждой секундой ребята уходят дальше. Ибо, если ребята остались на месте, то давно были бы здесь.
  - Ну побили малька, что с того, не убили же, - в разговор вступил третий. Он как будто здесь и не присутствовал. На самом деле, это был тот незадачливый стрелок. Теперь он горько жалел, что стрела, пущенная им, так и не убила этого говоруна. Вот теперь приходиться с ним возится, и зачем его привезли сюда, оставили б в лесу. Хотя нет, в лесу нельзя, если этот, действительно человек, а его вид говорил, что он вполне смертен, то значит засланный от куда-то, ну не волчар же. Впрочем, еще ни кому не удавалось поймать настоящего волчару. Этим гадам и так кровная дань платится с избытком.
  - Так развяжут меня или нет? - прервал паузу Медвежатник. Все трое стояли, и ни кому не хотелось подходить к нему. - Я же не кусаюсь. Вот руки, ноги отекли, так у нас диалога не получится.
  - Марфа! - крикнул белобрысый, - подь сюды.
  Из избы появилась девушка, ее коса свисала до пояса. Простое платье было перетянуто передником, видимо, она, что-то готовила в доме. Девушка посмотрела на мужчин и спросила:
  - Чего вам? Вы же сами меня выгнали.
  - Развяжи его, - сказал приказным тоном белобрысый.
  - Шибанко, ты что белены наелся? Я же тесто поставила, не буду к чужаку прикасаться, хлеб кто после этого есть будет?
  - Ну тогда ступай в избу, чего зенки вылупила, стыдоба одна.
  Девушка зарделась. В ее глазах вспыхнул такой огонь обиды и ненависти, что если б здесь стоял стог сена, то наверняка бы вспыхнул ярким пламенем. Но к счастью, в мае месяце сенокос еще не начинался, и по этой причине угроза пожара миновала. Просто, дверь со всего размаха ударилась о косяк, и чуть не вылетала с петель.
  - Во, чумовая девка, давно замуж отдать следует, да жаль тятеньки нет. - С этими словами белобрысый подошел к Медвежатнику и достал нож.
  - Ты, что, паршивец, веревку вздумал резать? - прикрикнул старший.
  - А ты сам вязал, сам и распутывай - огрызнулся белобрысый.
  Все это показалось Медвежатнику ужасно забавным. Мужики ругались межу собой, как малые дети. С начала долго решали развязывать его или нет, теперь спорили межу собой кому же предоставить такую честь. Шура засмеялся, наблюдая за всем происходящем юморным действием, но помятые ребра и дырочка в правом боку, а так же мягкая голова, дали о себе знать. Он закашлялся и опять потерял сознание.
  
  Семья, в которую не легкая судьба забросила Шуру Медвежатника, всегда держалась на отце. Но два года назад Первяк сгинул в ближайшем лесу. Он повстречал чужих людей в волчьих шкурах, которые поклонялись медведю, а не Христу. Волчары, как их здесь прозвали, убили его, и не гласно стали собирать кровавую дань с деревни. В начале лета, в мае месяце, они забирали одного мужика, и он пропадал навсегда. Светлоокий князь не раз присылал дружинников, но те, прочесав весь лес и заглянув за каждое дерево и под каждый куст, ничего не находили. После этого они гуляли с неделю в деревне, пили мёд. Потом, сытые и довольные отправлялись назад. Не редко, после такого постоя в деревне то в одном то в другом доме, в середине зимы появлялись младенцы, которых тут же относили в лес, на откуп. Поговаривали, что это волчьи люди наводили порчу на девок, когда те уходили в лес по грибы по ягоды. Сами роженицы принимали постриг и уходили в Москву, где на окраинах Евпраксия и Иулиания обосновали монастырь, там они верой и правдой служили Господу и замаливали грехи.
  Первяк же, до своего исчезновения, был почитаемым мужиком. Деревню основал его прадед. Он был тогда изгоем и вместе с семьей ушел в лес. Позже прадед принял крещение и первым делом из срубленных деревьев построил не большую церквушку и домик для батюшки. Батюшка тот и окрестил Первяка Семеном и прозвище дал Выродков. Что обозначало, выродился род языческий, народился новый, - христианский.
  На земле, что отдала свои деревья для постройки храма, раскинулось поле общинное, которое ни когда не знало, что такое неурожай. Чего бы ни сажали, капусту иль чечевицу, рожь или репу, всегда был приплод. И иноземный батюшка, как он просил его величать, говорил о благословении господнем, спущенным на эту землю. Кто знает, почему, но люди поверили, и деревня потихоньку стала процветать. За годы поставили добротные избы, построили тын. Даже река давала прибыль, то купец проплывет со своим товаром и за нож, брав, всего одну пуло, или три беличьих шкуры, тогда же в новом граде нужно было отдавать куда больше, да и до града добраться нужно. Вот и богатеть стали. Но напасть пришла, от которой и княжья дружина не помогала.
  Было ясно, что люди в волчьих шкурах не печенеги и не булгары, не хазары и не половцы. Было не понятно от куда волчьи люди приходили и куда после своего нашествия исчезали. Впрочем, не велика была убыль. Ну, пропадал кто-то, один, пусть даже если он и был из лучших, но один же... этих волчар вообще не заметили бы, если б не места их языческих пиршеств, с разбросанными по ветвям шкурками змей, огромными кострищами. И действительно, что-то в последнее время меньше гадов стало замечаться, зато мышей и крыс развелось такое количество, что местные коты стали не справляться, а иной раз сами становились жертвой тех, на кого сами и охотились. Поговаривали, что в соседней деревне видели крысу, которая была как целых две, вот только хвосты срослись, и будто все крысы ей подчинялись. Сказка, конечно, но в каждой сказке лишь доля вымысла. Но все остальное, ведь, правда.
  Так вот Семён Выродков, а в семье просто Первяш, правнук другого Первяша и другого Семёна Выродкова, основателя деревни Выродковое, был мужик видный. Он как старший сын унаследовал от отца не только хозяйство, но и как его братья младшие и стать и хватку. Не долго ему пришлось женихаться, как и подобает первому парню на деревне, он и взял в жены самую красивую девку. Прожили они не долго, всего пять весен, но успела Марфа принести двух сыновей. Старшенького Перваша, крещенного Никитой, Акальца, прозванного так, за то, что заикался немного, видать, когда рождался видать воздуху рано хватанул. А когда третьего носила под сердцем попала Семёну под горячу руку. Нет, он ее и пальцем не тронул, но иное слово похлеще кулака бьет. Перваку что, накричал да успокоился, а у Марфы, с начало жизнь того, кто под сердцем был, ушла, а затем и она сама после долго не прожила. И горевал потом Семен, но время все лечит, лечит и душу. Женился он второй раз, но видать, не судьба ему по долгу быть чьим-то мужем. Троих сыновей принесла молодая жена Гневаша, Шибанко, да Базана. А Семен так девку хотел. Вот и родилась, девочка-то появилась, да мать свою в могилу свела. Вот и остался Смен один, с шестью детьми. Но к счастью старшие ужу подросли и в дом привели невест. Так и жили Выродковы, ни худо не бедно, да и с заботами своими справлялись.
  Видя, что дружинники князя только с местными девками сильны и отважны, братья решили сами отомстить за отца. Но Волчары всегда появлялись внезапно, и так же исчезали. После них оставалось только языческое гульбище и больше и чего, а пепел от костра не многое мог поведать даже самым удачливым охотникам.
  Эта зима была люта. Снег выпал так рано, что даже деды, чьи отцы основал деревню, не помнили такого, говорили лишь, "снег на голову, а посему и не знаем". Почему снег на голову и чего старики не знали, молодежи было не ведомо, но обычай почитать старших не позволял подшучивать и расспрашивать. А снег, тем временем, как выпал так до весны и пролежал. Голодно, конечно, было, но всё кончается, даже лютая зима. Вот только незадача, в лесу шатун завелся, видимо, как и люди, не успел жиру накопить для долгой спячки вот и шалил.
  Появление шатуна в лесу, братьями было воспринято как знак. Но сколько б засад на него не ставилось, все оставались с носом, иногда даже, чуточку обмороженным. Удача, всё же улыбнулась упорным. В деревню прискакал Базан. Он решил мстить за отца вместе с дружинниками. Вот в ту весну, когда пропал отец, попытался, отправится вместе с дружинниками в Можай.
  По началу, Базана хотели отшвырнуть как щенка надоедливого. Мал еще, молоко на губах не обсохло. Но Базан не был бы Выродковым, если б с ним можно было так, по-простому. В стрельбе из лука он мог бы дать фору многим дружинникам, но его и здесь слушать ни кто не хотел. Тогда Базан убежал от обиды в лес. Он дождался, пока дружинники нагуляются и отправятся в свой стан, что в Можае. По пути он одну засаду устроил на дружину своего же князя. Не один синяк украсил мясистым синяком, ведь пращей малолетний Базанка управлялся лучше, чем луком со стрелами. Но, в конце концов, сам попался на военную уловку дружинников и был пленен. И сгинуть бы ему в его родном лесу. Не всякому вою понравиться, что над ним потешается безотцовый сын 15 лет от роду. Однако судьба по иному обернулась к Базану. Из Ростова приехал княжий сын, и воевода решил судить малого судом, с чем и привел парнишку в Можай. Молодой князь выслушал внимательно суть да дело, а потом долго смеялся и велел песнь баяну написать о том, какой веселый поход устроил малец, дружине.
  - Э, да вам не с хазарами ратить, раз со своим мальцом справиться не могёте. Яки вы лыцари аль на ежа голой задницей сесть не смеете? - княжич говорил с таким видом, будто ужу и есть великий князь. Но самому то было столько же лет, сколько и подсудному мальчонке.
  - Так ведь, он же свой, княже, - отвечали ему с поклоном.
  Вот так и стал Базан Выродков любимцем княжича, а потом и самого князя.
  Все это сучилось два лета назад, а теперь весть о волчьих людях дошли до Ростова, и молодой князь послал верного любимца домой. Велел ему разобраться с непрошеными гостями, не понятно, какими путями прошедшим через все заставы, и по слухам, стали язычески бесчинствовать уже в округе самого Ростова. Не равён год, как и до самого Киева доберутся. Вот тогда они может и понадобятся, а теперь с ними либо мир заключить, или на худой конец просто, разгромить, что б не повадно было. Вот с этим заданием и примчался Базан в Можай, а когда дружина тронулась в путь по известной уже накатанной дороге, он припустил коня домой. Да видать на пути встретил кого-то из тех людей, что поклонялись медведю. Юнца, конечно, нужно было пленить, но помешал демон, не понятно от куда появившийся.
  Когда побитый и запыхавшийся Базан прискакал в отчий дом и всё рассказал братьям, старший поднялся и сказал:
  - Всё братья, терпение наше на исходе.
  - Да ведь дружина то уже на подходе брат. - Успокаивал младший Базан Перваша. - к обедне прибыть должны.
  - Правильно, - поддержал белобрысый Шибанко, - вот с ними мы засаду и устроим, ты же не знаешь, что было ночью.
  - А что было ночью мне не ведомо. Мне знамо, что при солнце ясном служивому княжьему человеку дороги не дают.
  - Это тебе, что ли? - заикаясь встрял в разговор Акалец, самый рассудительный из братьев.
  - Ну, мне. Да в грязи придорожной изваляли, это был демон, он наверняка у них за главного.
  - С чего это ты взял Базанка? Он что гривну носит, аль прям корону венценосную? - стал подтрунивать Гневаш.
  - Ну, его этот смерд слушался как отца своего, да и сам что-то про то гутарил, мол, накажет его.
  - Нам дела до твоего демона нет, - Акалец, встал, и стал ведать о ночном происшествии только что прибывшему брату. - Сегодня ночью они устроили свое гульбище, да девки по деревне гутарят, что Дед Пехто у них сгинул.
  - Ну, деда пожалел, а до брата дела нет?
  - Вот и я говорю собираться нужно, и без дружины мы сами дружны. - Вставил свое веское слово Гневаш, и быть бы драке между братьями дружными, если б в горницу не вошла б та, которую все любили, а пуще всех, сгинувший отец.
  Марфуша принесла братьям кваса и не знала сама как к ним подступиться. Приглянулась она одному дружиннику, прошлой весной. Хотел он силком любовь Марфушену взять, да та не ведает, как сама выкрутилась. Но потом всё по чести, вместе с Базанкой гостинцы присылал. Да не люб он был ей. Хоть и статен, всё при нем. И служба, и деньги. Кубышка всегда полна, да что поделать? А кто люб то, сама не знала. Хотелось, чтоб парень на отца похож был, но такой не встретился у неё на пути. И здесь братья опять отца не поделили.
  - Базанка, испей кваску с пути, дороги.
  - Спаси тебя Бог, Марфуша, только ступай, милая, о женихе твоём вечером погутарим.
  - Не жених он мне.
  - Ну, это не тебе решать! Ступай.
  Марфа покрылась пунцовой краской и вышла.
  - Тебе, что ли, решать... - начал, было, Гневаш, но всех прервал Перваш:
  - Хватит, девкины дела не сейчас решать, а если и решать, то я порешу по закону. Теперь о деле. - Он стал рассудителен и важен, привык за два года старшим в семье быть. Да видать младший спеси под княжеским крылом набрался, уже и сестре женихов подбирает, его не спросив. - Шибанко, ты поляну у кукушкиного дуба помнишь ещё?
  - Мне ль не помнить! А что?
  - Да дело в том, что там деда Пехто и видели, да ещё сорока на хвосте принесла, Волчары его забрали.
  - Да неужто дед им надобен стал? Если б они ещё и ведьму эту аланскую с девчонкой своей забрали, совсем чудно было бы!
  - Ты им и отца готов простить?
  - Может, скажешь, что, и меч свой я им подарил?
  - И я о том же. Так что, как дружина придёт, сразу без пиров и девок туда и отправимся. Одна поляна осталась ими не осквернённая.
  - Вот и ладненько.
  На том и сговорились братья, но ни к обеду, ни к вечерне дружина не появилась. Не раз посылали мальцов на дорогу, но дорога была пуста. А вечером, когда стемнело, сам Шибанко поскакал за дружиной и увидел, что у кукушкиного дуба горит огромный костёр, вокруг которого танцевали не только люди, но и медведь, да таких размеров, что и привидится не смог бы. Правда, демона там не было, но что с того? Ведь Шибанко не стал рассматривать всё действие, ему достаточно было увидеть, что у костра связанными лежали трое дружинников, все они были полуживы. Других же видно не было, а это могло означать только одно: дружина вся сгинула и в деревню уже не придёт. С такими горькими вестями Шибанко примчался домой. Братья вновь собрались в доме отца.
  - Ну и денёк, Шибанко, с самого утра, видать и спать не придётся, - начал Перваш
  - Братья, с ними нам не побиться. Но раз они гульбище устроили, значит, завтра к нам придут. И кого в этот раз пожелают забрать? Тебя, Перваш? Или, Акалец, тебя? Вы самые видные мужики в деревне.
  - Но раз дружина с ними не справилась, нам-то что делать? И в лес не уйти - дед Пехто у них: нас не примет, не спрячет.
  - Олег, прав нужно здесь готовиться их встретить и гонца в Можай послать, к завтрашнему сюда не два десятка дружинников придёт, а вся дружина. А нам-то продержаться только ночь и придётся.
  - Тебя прошлой весной не было! Наведут чары на того, кого хотят взять, сам уйдёт. И никто не остановит: ни мать родная, ни дети малые, ни жена ласковая. Мужики по рукам-ногам вязать хотели, да куда там!
  - Да что теперь делать?
  - А что, если изловить кого из них?
  - И как ты собираешься...
  - А просто. Зимой недалеко от кукушкиного дуба западню делали на шатуна. Шатун не попал. А сейчас в волчью яму волчару и загоним.
  - А как?
  Да просто! Отколем одного стрелочкой, потом погоним прямо на яму, там и повяжем.
  - Ага, а остальные смотреть будут!
  - А что, и будут. У меня мысля есть!
  - Какая ещё мысля?
  - Увидишь, - сказал Гневаш и позвал сестру.- Марфа, поди сюды.
  - Что вам, полуночники, не спится? - отозвалась та.
  - Марфуша, садись-ка с нами, поговорить нужно.
  Сердце у Марфы застучало. Она уже знала, что малая дружина сгинула, и что там был её жених. Пусть не любимый, но ведь против братьевой воли не пойти. Да и собачонку жалко, а тут человек живой... или уже не жив? Ой, что сейчас братья скажут? Но Гневаш повёл разговор совсем о другом.
  - Марфуша, знаем мы, что грешна ты, да Бог тебе судья, не об этом речь сейчас.
  - Ты о деле говори, - не терпелось Базану.
  - Знаем, ты всё с этой Шатаной знаешься, а её внучка-язычница тебе чуть ли не лучшая подружка.
  - С чего вы взяли, не правда это!
  - Хоть перед ликом святым не лги да новых грехов в дом не зови. Лучше ступай сейчас к ней.
  - Не гоните, братья добрые! Отмолю я грехи свои! Ходила, ходила! Всего два раза зимой и ходила к ним, в лесу Шатану повстречала, перепугалась да они же люди. Я вот Ягодке про Бога нашего рассказывала, собиралась привесть ее, и окрестить, да ведь вы сами запретили мне с ними видеться, не губите, не гоните! Куда я из дому?
  - Угомонись же ты! Никто тебя из хаты гнать не собирается. Сходишь к колдунье, да домой возвращайся.
  - Сейчас? В том и дело, что время не терпит. Знаем, что одну в ночь отпускать не гоже, но ведь твоя ведьма ни с кем из нас не примет.
  - Нет, она только девок и примечает.
  - так вот, знаем мы, что она с лешим знается. Так поклонись ей в ноги и попроси, чтобы Леший глаза волчарам отвёл.
  - А если не уговорю?
  - Тогда за отца нашего князю дорогой ценой платить им придётся, да и ты сиротой останешься.
  - А вы что, братья, животы уже собрались положить?
  - Ступай до опушки, Олежка проводит, там и поджидать станет, может Леший сам к нему и выйдет.
  Марфа вышла уже под утро но так и не нашла ни Шатану, ни Ягодку. Вернулась домой ни с чем. Когда утро уже кончалось, и начался жаркий весенний день, братья все куда-то девались. И она, обмывшись, принялась за привычные хлопоты.
  Когда братья приволокли избитого человека, а потом заперли его в старом катухе, то поблагодарили сестру за помощь. Они явно были довольны тем, что Леший отвёл глаза волчарам, и им удалось изловит Демона. Сами помылись в бане, и пошли спать после ратной ночи.
  Пленник был без сознания и бредил. Однако Марфа войти к нему не решалась. А к вечеру она не чувствовала ни рук ни ног. Отстояв вечерню, и управившись по хозяйству, она рухнула в девичьей, и проспала до петухов мёртвым сном.
  ***
  - Тррррр... Тук-тук-тук! - стучал дятел. Пёстрая его шапочка переливалась на солнце. Утро обещало вновь жаркий день. Лёша вспотел в спальнике. Его, как самого маленького, положили посередине палатки, с одной стороны сестра, с другой - всю ночь бормочущий Сява. Он был горяч, как печка. И когда Лёша проснулся, было уже светло. Юля и Слава ещё спали, вылезать из палатки совершенно не хотелось. Вот Лёша и высунул голову и наблюдал за дятлом. "Нужно будет попросить Сяву сделать мне лук для охоты,- думал Лёша. - Здесь ведь поохотиться, наверное, можно. Конечно, дятлов я стрелять не буду, но я слышал, что есть тут и куропатки, и фазаны водятся. Интересно, они на кого больше похожи? На курицу или на утку?"
  - Ой! - услышал Леша и увидел девочку в сером платье почти до пят. Она уронила лукошко из бересты, развернулась и побежала.
  - Стой! - крикнул Лёша и выскочил из палатки. Всё же хорошо, что он лежал головой к выходу. Он быстро догнал её и схватил за косу.
  - Пусти! - крикнула она. - Я пусти, а то я бабушку позову. Бабушка! - закричала девочка.
  - Да не кричи ты, - сказал Лёша и отпустил косу. - Чего убегаешь?
  - А ты чего за мной побежал?
  - Нужна ты мне! Лучше скажи, где мы?
  - А ты что, не видишь? В лесу.
  - А, ну понятно. Все вы девчонки непонятливые. У нас тут раненый.
  - Где?
  - В палатке.
  - В палатах князья живут. Ты княжий человек?
  - Да я про нашу палатку. А вчера медвежатник ушёл и пропал.
  - Сгинул?
  - Да.
  - Ой-ой! Нужно бабушке сказать.
  - А она далеко?
  - Да нет.
  - Ну, пошли к твоей бабушке. Я только оденусь, пошли к палатке.
  - А за косу хватать не будешь?
  - Да нужна ты кому!
  - А вот и нужна! Я уже наткала столько полотна, сколько у тебя пальцев, и вышила столько, сколько их у тебя на руках!
  - Чего?
  - Полотенец вышила!
  - А! Ты в доме пионеров в кружке кройки и шитья занимаешься...
  - У нас один дом с бабушкой. А круг Ярилы мы не можем трогать, это только для мужчин.
  - Чего?
  Они шли к палатке, благо погоня была недолгой, и повстречали Юлю. Та, услышав крик, проснулась и увидев, что рядом нет Лёши, выбежала из палатки и увидела Лешу рядом с какой-то девочкой.
  - Ой! - опять вскрикнула девочка, - и побежала, но Лёша снова схватил её за косу.
  - Пусти! - крикнула Юля.
  - Отпусти! Ты же говорил, что не будешь трогать косу!
  - А мы не договаривались убегать! - сказал Лёша и стал заворачивать девчоночью косу на свой кулачок.
  - Лешик, тебе же сказали: отпусти.
  - Ой! - только сказала девочка, закрыла лицо ладонями, села и залепетала, - Леший, леший, я ягоды не рву, травы не мну, отпусти меня, я к тебе приду.
  - Ты чего, сбрендила? - спросил Лёша, увидев, что девочка чего-то очень боится. - Да не буду я тебя трогать. Он отпустил косу, а девочка продолжала свою причиталочку:
  - Летели галки, принесли малки, за дождиком радуга бежала да не доскакала. У пчёлки - жалко, у бобра - свалка. Леший, я не твоя, кикимора твоя жена.
  - Ну, всё, успокойся, девочка, - сказала Юля и подошла к перепуганному ребёнку, погладила её по голове.- Как тебя зовут?
  - Ягодкой. А мне говорили, что Леший - старый дед, а этот, наверное, молодой Лешик.
  - Чего удумала! Меня Лешей зовут, а это Юля, - пробурчал Леша. Он привык, что его дома, да теперь часто и в школе все часто звали Лешиком, ему это нравилось.
  - Ой, Юлиан! - ещё больше испугалась Ягодка. Она вскочила и побежала.
  - Вот настырная девчонка! - крикнул Леша и побежал за ней. Юля тоже включилась в погоню. На этот раз девочка удирала с такой прытью, что брат с сестрой не могли её поймать. Лёша уже несколько раз пытался ещё раз схватить её за косу, но теперь у него это почему-то не получалось. А Юле было сложно бежать через молодые деревца, ей постоянно приходилось нагибаться, чтобы ветки не попали ей в лицо, а бегать, согнувшись, не так уж удобно.
  - Бабушка! - кричала Ягодка и показывала своим преследователям лишь голые пятки. Она выбежала на поляну, где стояла женщина. Та была одета в старую рубаху с вышитыми рукавами: на белом фоне виднелись птицы и знаки солнцеворота. На вид - женщина преклонного возраста, но взгляд был цепким и, может, даже злым.
  - Это кто мою Ягодку в лесу тревожит? Али не слыхивали про Шатану?
  - Это Лешик из леса дважды меня за косу поймал, а я замуж за него не хочу! И отрок Юлиан, он, наверное, княжьего рода, в палатах живёт.
  - Чего врёшь? - возмутился Леша. - Это сестра моя, Юля.
  - Ну, да! Так я и поверила! В портах да без волос!
  - Она не лысая, - буркнул Лёша, потом замолчал.
  Здесь вмешалась Юля:
  - Здравствуйте, но мы не хотели испугать девочку.
  А что помчался молодец? У вас христовцев один лишь срам на уме, на дитетко позарился, а сам то давно от люльки? Все вы, княжьи люди веру старую потеряли.
  - Извините, но мы.
  - Ступай, мил человек. Всё равно без порчи до дому не доберёшься.
  Юля стала понимать, что её здесь не за ту принимают. Конечно, розовые треники с короткой стрижкой, не говорили о её принадлежности к слабому полу.
  - Но мы не княжьи люди, - только и сумела сказать Юля.
  - Бабушка, бабушка у них Медвежатник сгинул.
  - Правда? - Спросила ведунья, обращаясь к Лёше.
  - Да, он вчера ушел и не вернулся.
  - Видать и его медведь подмял под себя, как и волчар, да этих, христовцев, горделивых.
  - Да нет же - опять вмешалась в разговор Юля - Медвежатник это его прозвище.
  - Конечно прозвище, кто же тебе настоящее имя скажет, христовы люди и те имена меняют, бояться Ярило разгневать. Всё я поняла, ступай молодец, а женишка я оставлю себе в назидание, через годик отпущу, если послушным будет.
  Лёша прижался к сестре, и закричал:
  - Не буду я здесь оставаться, а с сестрой пойду, мы за помощью бежали, у нас раненый.
  - Мне до княжих холуёв дела нет.
  - Сява хороший, он мне на компьютере разрешает играть.
  - Так ты играешь, говоришь,
  - Да.
  - Значит басни гутаришь?
  - Конечно, однажды, лебедь рак и щука...
  - Баить потом станешь, что за ущербный, где ущерб получил?
  - Позавчера, его какой то всадник избил, чуть глаз не выбил. Он сейчас лежит, весь горит, а аптечки у нас нет.
  - Чего у вас нет, я не знаю, а ущербного посмотрю.
  - Ой, пожалуйста, бабушка не надо - закричала девочка.
  - Пойдём, милая, - сказала женщина, - они тебя не тронут.
  - А если третий раз за косу дернет, я за него замуж не пойду, не люб он мне, Бабушка. Я еще полотенце не вышила, да рубаху не ткала.
  - Не бойся внучка, чай не обидят. Слыхали, небось, про Шатану, не посмеют. Знают, что со мной шутки шутить всё равно, что угли из огня доставать. Достать, не достанешь, а до мяса обожжешься.
  - Только, пожалуйста, можно по быстрее, - спросила Юля - помогите нам, умоляем.
  Теперь то спешить уж не куда. Ваш ущербный со своей Долей наедине, и если его Доля не отдала его Маре, то Марёна у меня, его не возьмёт.
  Вот так они вчетвером отправились к палатке. Впереди Юля с Лёшей за руку, а за ними страшная ведунья от которой не отставала девочка Ягодка. Юля вывела процессию к палатке. Сява спал, а может был в забытьи, уже нельзя было определить границу между успокаивающим и здоровым сном и беспамятством.
  Шатана с начало разглядела палатку, обошла её и, нагнувшись, заглянула внутрь.
  - Не уютно у вас. Шатёр, низок да тонок, ну-ка вытаскивайте его на свет божий, а потом бегом за водой.
  Ребята так и сделали.
  - Ну, теперь разденьте его, пусть к матери земле прильнёт всем телом - командовала Старушка - не старушка.
  Она водила над водой своими руками, и вместе с Ягодкой, что-то нашептывала. В это время Юля с Лёшей раздели Сяву до трусов, и приготовились ждать. Ведунья бросила мимоходом взгляд на Славу и прикрикнула:
  - А порты чего не снимаете? Он что, в них родился? А ну скидывайте быстро.
  - Как? - спросила Юля и покрылась румянцем, глаза у неё расширились.
  - Чего зарделся как девка красная - сказала Шатана, и вдруг пригляделась, - да ты и впрямь девка, отколь такова?
  - Из Мытищ - сказал Лёша. - Я же вам говорил, что она сестра моя.
  - И что вы втроём в этом шатре спали?
  - Вчетвером, но Медвежатник пропал
  - Ладно, ступайте, я сама управлюсь.
  - Куда?
  - На Кудыкину гору, ступайте, говорю вам, Ягодка покажет.
  Девочка кивнула головой, и пошла в глубь леса, за ней двинулся Лёша, и потянул за руку Юлю. Шатана раздела Сяву, потом окатила его водой. Слава с начало оглянулся но тут же увидел глаза ведуньи и словно заснул. Но заснул с открытыми глазами.
  - Ты гляди, гляди на меня, руки, ноги, слушайтесь. Глаз закрытый успокойся, будь такой к закату дня. - Ведунья еще что-то пробормотала, и Слава впал под убаюкивающие звуки. Он встал и пошел не разбирая дороги. Сколько он шел неизвестно, его душа полностью принадлежала ведунье, впрочем, и тело тоже.
  Они дошли до небольшой землянки, где уже были Юля с Лёшей и Ягодкой. Шатана завела Сяву внутрь, и уложила его на лавку. После этого приказала ему заснуть по настоящему...
  - Худо ему, - сказала она, когда вышла - худо, да не без надёжи, а посему выручать его придётся вам.
  - А что нужно делать, - спросила Юля.
  - После, а сейчас я и сама устала, сил на завтра придётся накапливать и мне и вам. Так что я отдохну, а ты Ягодка накорми их, да и сами укладывайтесь.
  - Хорошо бабушка - сказала Ягодка - я всё сделаю.
  - Ну тогда располагайтесь, - сказала ведунья, и спустилась в землянку.
  ***
  Утро. Первые птахи стали напоминать солнцу о том, что пора подниматься над горизонтом. Роса обильно выпала на кустах и траве. В темной, маленькой землянке все еще спали глубоким сном. Шатана, пришлая ведунья, после непосильных трудов находилась в своих мыслях: "и зачем ей навязались эти княжьи люди, а может и не княжьи, они. Уж больно странные. Тоже пришлые? Но от куда. Нужно будет и за ними присматривать. А вдруг они не люди? И вдруг они знают, где её Урызмаг?" - с такими мыслями она проснулась.
  - Ягодка, девочка моя, - сказала она в темноту.
  - Что, Бабушка - отозвалась та.
  - Буди девку, искупайтесь в росе, сегодня трудный день будет.
  - А что делать то будем?
  - Из царства мёртвых их молодца выводить.
  - Хорошо, уже бегу.
  Юля крепко обнимала брата. Во сне она видела самого дорогого. Он был самый сильный, самый красивый, с длинными густыми волосами. Он сидел на белом коне и катал Лешика. Конь, наверное знатный, и масть красивая, как в сказке. Она поднимает глаза, но яркое солнце у Него за спиной мешает разглядеть лицо.
  - Эй, эй, вставай, купаться надобно, услышала она через сон.
  - Что? А сколько времени? - Юля открыла глаза и увидела перед собой Ягодку, у неё в руке ярким пламенем горела лучина.
  - Купаться надобно, так Бабушка Шатана велела. Повторила девочка.
  - Купаться? Зачем, - она вспомнила где слышала это странное имя. Юля села на широкой лавке. Лёша повернулся к ней лицом но не проснулся. Девушка укрыла брата и вместе с Ягодкой вышла из подземелья.
  - Скидывай одежду, она бренная, и айда за мной. - Девочка скинула с себя холщовую рубашку, и побежала нагишом через поляну. Юля отправилась вслед за ней, надеясь, что-то узнать от этой маленькой бестии, наверное, ровеснице её брата, но та остановилась и закричала:
  - Стой, я же сказала, разденься.
  - Зачем? - Спросила Юля
  - Ну разве не ясно объяснила, - молодца твоего выручать.
  Юля недоуменно посмотрела на мурашки, которые вышли на коже у нахальной девчонки. Но Ягодка не улыбалась, и взгляд был у неё какой то уж очень серьёзный, и совершенно не детский. Почему-то Юля стала подчиняться ей. Она разделась и вместе с девочкой побежала через кущу леса.
  Они бежали легко ветви кустов не били, а ласкали их тела, обрызгивая каплями росы. Было впечатление, что с каждой каплей живительной влаги у них прибавляется сила. Когда девочки пробежали столько, что их тени стали на локоть короче, то Ягодка остановилась и сказала:
  - Всё, стой здесь.
  - Хорошо, - ответила Юля.
  Ягодка убежала, но в скоре вернулась, в руках у неё была полотняная рубаха.
  - На, надень, не гоже в портах ходить.
  - Спасибо, - сказала Юля, и тут же оделась, она стала уже зябнуть.
  - А как спасать то будем, к врачу нужно. - Сказала она.
  - А кто это, Врач? - спросила Ягодка.
  - Ну это такой человек, который лечит людей от разных болезней.
  - Ну тогда слушайся бабушку Шатану, она твоего выручит.
  - Да с чего Вы взяли, что он мой, не мой он.
  - Всё равно вылечит.
  В этот момент из землянки вышла, сама Шатана.
  - Плохо твоему, да и мужчин нет, - стала говорить она.
  - О Господи, да не мой он, - Юля чуть не вскрикнула, но всё же взяла себя в руки - а чем мы можем помочь?
  - Буди брата своего, дел всем хватит, а у него больше всех, он один мужчина, остался. Он будет лоно делать для молодца, а ты с Ягодкой намеси глины голубой. Но сначала покушайте, до восхода солнца нужно успеть, к восходу луны.
  После сытного завтрака Шатана отправилась в месте с ребятами к речке. Она заставила Лёшу рыть большую яму, больше похожую на могилу, чем на какое то лоно. Она лишь объяснила, что он один здесь мужчина, и женщинам это делать нельзя.
  Тем временем вокруг ямы Юля с Ягодкой вырыли не большой ровик, так, что бы в нужный момент, в него можно было бы просто запустить воду из речки, для чего всё это делалось, ни кто не знал, даже Ягодка.
  Когда яма была готова, Лёша уже не чувствовал под собой ног, руки его отваливались, а спина отказывалась гнуться. Еще бы, ведь это работа для взрослого не легка.
  - Ну всё, Бабушка Шатана, в песочницу я на всю жизнь наигрался - сказал он, когда весь чумазый выбрался из ямы. - Принимайте работу.
  - Это лишь половина работы, всё еще впереди, - сказала Шатана, - но ты и впрямь отдохни, трижды окунись в реку, потом одень вот эту рубаху и возвращайся. А вы девицы, красавицы слушайте да на ум прикладывайте, не всё мужьи уши слышать должны.
  Все мы вышли из лона земного, и материнского. Все вы матерями станете. И могила должна быть как материнское лоно. Сейчас только вход Лёшик сделал, как у всех женщин есть, и по этой щели еще новорожденную девкой прозывают. Потом лоно будет рыть, это то, чего ни кто не видит, где жизнь зарождается, от куда выходит, куда и уйти должна.
  - Бабушка, а кому эта могила, - не удержала своего любопытства Юля.
  - И Жизни и Смерти, и вечному и краткому. - Совсем не определённо ответила Шатана. - Не серчай, вход должен быть здесь, - она показала на одну из стенок могилы, - пусть брат твой сделает подкоп, такой, чтобы ущербный ваш там поместился.
  - А что славе уже не помочь? - спросила Юля, и на глаза ей стали наворачиваться слёзы.
  - Ну и дурёха ты, а мы что делаем, по-твоему. Всему своё время. А у меня своих забот хватает.
  Шатана оставила ребят одних. Когда прибежал Лёша его можно было и не узнать. Он за несколько часов стал и взрослей и серьёзней. Может быть это холщовая рубаха придавала ему такой бравый вид, а может купание в реке, но когда он услышал о предстоящей работе, то задор куда то исчез.
  Но делать было нечего, он спустился снова в могилу и стал рыть настоящую пещеру, а Юля с Ягодкой отправились месить глину.
  - А ты, давно с Шатаной живёшь, - спросила Юля Ягодку.
  - Вторая весна пошла. Раньше у меня и мама, и папа были, и братья с сёстрами. Мы хоть и изгоями были, но жили хорошо, я же самая маленькая была, а братья были под стать батюшке, вот и управлялись.
  - И где же они сейчас?
  Ягодка вздохнула, утёрла свой маленький носик, и с большим усердием стала месить глину:
  - Злые люди в волчьих шкурах пришли, у них и Косолапый был, они ему приклонялись. Я одна осталась, вот Бабушка Шатана и взяла меня в ученицы.
  - А имя у неё какое то.
  - Шатана, она и есть Шатана. Имя как имя, просто, она сюда из далека пришла.
  - И зачем?
  - Ну суженного своего ищет, да вот ни как найти не может. Урызмаг его зовут, не слыхала про него ни чего?
  - Что-то слышала, но что не помню - сказала Юля, а сама подумала: "не уж то действительно в сказку попали, да ведь на дворе не Новый год, впрочем и двора теперь нет".
  Близился Вечер, когда Шатана вновь появилась, она принесла ребятам сыра, и какого то напитка. Тёмная жидкость напоминала квас.
  - А что это такое? - спросил Лёша, он уже дорыл катакомбу, и валился с ног от усталости.
  - Это, внучек пиво.
  - Пиво? - переспросил он, - нет я его не буду, мне его нельзя, я еще маленький.
  - Пей Лешик, - сказала ему сестра, - это не то пиво, что продаётся у нас в бутылках, оно безалкогольное, - и, подумав, добавила, - наверное.
  Без чего? - удивилась Ягодка.
  - Да не важно, Лёша видишь Ягодка тоже пьёт, ничего, не отравишься.
  Действительно, пиво было на удивление вкусным.
  - А как оно получается? - поинтересовалась Юля.
  - Это Урызмаг мне подсказал.- Ответила Шатана - однажды, это было давно, и далеко от сюда. Там горы поднимаются выше облаков, реки быстры и прозрачны. Так вот, сидел мой Урызмаг на берегу такой реки и любовался красотой наших мест. Сам он только перебрался через реку, и в сумке у него было зерно, и некоторые зерна проросли. Тогда Урызмаг бросил семена на землю и сам стал сушить свою одежду. Вдруг, видит прилетела птица. Она склевала проросшие зёрна, потом поднялась в небо и присела на заросли хмеля. Поклевала хмелевых шишек, спустилась к воде, попила, и упала замертво.
  Жалко стало Урызмагу птицу, вот он и принёс её мне, что бы я её воскресила, да только когда принёс, она проснулась, увидела Урызмага, испугалась и улетела. Тогда я первый раз сварила пиво, и мой суженный попробовал его, и на утро стал еще сильней. С тех пор и варю я пиво, и другим про него рассказываю.
  Ну что, подкрепились, теперь у вас за спиной крылья вырастут, вот только смотрите не поцарапайте ими кого ни будь. - Так закончила свой рассказ Шатана.
  Напиток действительно подействовал волшебно. Силы влились в тела ребят, но они узнали, что всё только начинается.
  Приближался вечер. Шатана вновь ушла с места будущего захоронения, где почти всё было готово, осталось только принести замешанную глину к яме. Пока ребята занимались этим, появился Сява. Он весь был во сне и шел послушно. Шатана приказала Славе войти в могилу, и там залезть в только что вырытую Лёшей пещеру. Там она уложила Сяву набок. Слава послушно лёг на правый бок. Он прижал колени к груди и улёгся как ребёночек в утробе матери. Уже смеркалось. Вокруг подземного сооружения ребята зажгли факела. Луна еще не взошла.
  Юля, Лёша и Ягодка стояли на краю ямы и наблюдали это священное действие. До сего момента ни кто из них не видел такого ни лечения, ни похорон. Хотя Лёша с Юлей в своёй прошлой - будущей жизни пришлось провожать отца, а Ягодка не раз приносила на родительский курган горсти земли. Всё было вновь. И это, ни кому, кроме самой Шатаны, не понятное действие. Вероятно, на ребят подействовал волшебный напиток, потому, что когда Шатана спустилась в могилу к Сяве, Юля ей не помешала. Потом Шатана, вынула из своих густых волос огромных размеров булавку, которая больше походила на стилет, а не предмет женских украшений, и резко ударила ей в грудь мирно спящему Славе. Когда булавка вышла из сердца, было уже поздно. Кровь хлынула из зияющей раны. Юля успела только прижать к себе лица Ягодки и брата, глаза же её больше ни чего не видели за слезами.
  - Что Вы натворили! - крикнула она Шатане.
  Но ведунья ни чего не ответила. Она деловито замазывала вход в пещеру принесённой глиной. Потом обернулась и сказала:
  - Это хорошо, что ты плачешь.
  Шатана выбралось из могилы, и стала поучать девочку:
  - Здесь, как раз горю помочь можно, только в слезах воды мало, да и горя тут не много. - С этими словами она открыла не большую запруду, и вода ринулась из речки в вырытый днём ровик. Он быстро наполнился. Шатана вылила из кувшина остатки пива и поставила его к верху дном перед замурованным входом, туда же положила и миску с остатками сыра, а так же и кружку из которой пили этот напиток дети. Всё стояло донцами к луне.
  Ночь спустилась над скорбным местом. Во рве был один единственный проход, прямо перед входом. Юля ни чего не могла больше делать. Напряжение за последние дни было слишком велико. И вот она сидела в этой перемычке, где место хватило лишь ей, Ягодке и Лёше. Они и сидели втроём и плакали. Плакали беззвучно. После этого пива ноги отказывались им слушаться, вода прибывала в ров, и наверное, должна была скоро выйти из берегов рва, и может, залила бы всю поляну. Ребятам было уже всё равно.
  Закончилась еще одна жизнь. Злая ведунья пропала, а у Юли на руках осталось двое маленьких детей. В неизвестном мире, в неизвестном времени.
  "Может это сон? Хотелось бы, но всё, ВСЁ - это на яву.
  На яву и странная девочка с разными глазами, на яву страшная ведунья с именем созвучным Сатане. Ах, да ведь она и есть Сатана, только ударение нужно было переставить. И кому я доверила Сяву, и зачем всё это, лишь для того, что бы красиво убить его? Что же я натворила!!!" - мысли приходили в голову Юли и переплетались в сложную паутину, и она всё равно не могла найти выход. А есть ли выход? Наверное нет. "ЭХ, был бы рядом Медвежатник, он наверняка спас бы нас", - сказал вдруг Лёша.
  - Что ты сказал? - переспросила Ягодка. Она была с ними. Увиденное ей, так сильно разбудило и без этого цепкую детскую память. Кто знает, что такое гибель семьи на глазах. И теперь вновь, но сейчас-то кто? Добрая Бабушка Шатана. А может так было нужно Богам?
  - Я сказал, что если б рядом был Медвежатник, он бы всех спас.
  - Ой, Лешик, - очнулась от своих мыслей Юля - действительно, Медвежатник, и его надо спасать. Вот выход, - нужно собираться!
  - Куда Юля? - спросила Ягодка. - Сейчас Луна хоть взойдет и будет, посветлей. Факелы уже прогорели, и в лесу в такую ночь страшно.
  Действительно. Небо стало сереть. Напротив перемычки стояла одинокая пушистая Ель. Луна уже стала подниматься, но её еще не было видно, из-за деревьев. А главное, её загораживала эта самая ель. Тень от неё накрывала Лёшу и девочек, которые всё еще сидели между двумя концами рва. Это черное пятно также прятало под собой и свежую могилу. И только верхушка, как стрелка часов показывала на противоположный конец рва. Эта стрелка, медленно, но неумолимо сокращалась. Уже показывается вход, который так тщательно замазывала Шатана. Потом из-за тени появились горшок, миска и кружка. И как только лунный свет попадал на них, они тут же трескались и превращались в прах. Юля оглянулась, и увидела, что за ними стоит Шатана. Вернее кто-то в её одежде, но эта женщина была явно моложе. Над ней возвысилась одинокая ель, и было видно, что луна как будто карабкается по ветвям дерева всё выше и выше. И вот луна добралась до самой верхушки и на несколько секунд замерла там как новогодняя звёздочка. Потом, она поплыла в свой короткий путь, длиной всего в ночь, что бы завтра подняться уже в другом месте.
  Лунный свет озарил всю поляну. Вода из рва куда то ушла, как вдруг, она хлынула из-за глиняной замазки. Она снесла тонкую перегородку, и хлынула наружу. Вместе с водой из катакомбы вытолкнуло и тело Сявы.
  - Сын мой, отважный Сослан, - проговорила Шатана - люди будут помнить, что ты родился из камня, но сейчас Ты вышел из лона земли. И будь честен и отважен.
  Сява поднялся на ноги. Он был обнажен, его тело было полностью обмазано глиной, которая в лучах луны тут же высохла, и превратилась в каменную корку. Сява потянулся, и из-за этих движений комья разлетелись и со звоном разбились.
  - Ой Сява! Сказала Юля, и даже встала, хотя еще минуту назад её ноги всё еще не подчинялись ей.
  Слава ни чего не помнил, и почему он стоит голый ночью, по среди поляны не понимал. Не понимал кто вокруг него, хотя, узнал Лёшу и Юлю, и сразу стал прикрываться, от стыда не много покраснев, но лунный свет его не выдал.
  Слава помнил лишь какую то драку, которая была больше похожа на избиение, и то, что после этого ему становилось всё хуже и хуже. И наверное, он все же умер. А теперь на нём не было ни царапинки. Он чувствовал в себе такую силу, которой за собой ни когда не наблюдал, хотя и имел пятёрку по физкультуре. Исчез даже шрам от давнишнего аппендицита.
   К нему подошла молодая женщина в странном одеянии и протянула ему одежду. Сява не заставил себя упрашивать облачится в это.
  - У тебя кончилась одна жизнь, и я подарила тебе новую - сказала незнакомка - живи достойно но гордо. Уважай своих врагов, и не прощай друзей, ибо кто предал друга, тот хуже врага. Ступай с миром к своим, и пусть держит тебя под правым крылом конь Уастарджи, а левым показывает тебе дорогу, и может быть из серебреной бороды его хозяина к тебе под ноги будут прыгать золотые блохи. Не обольщайся на них, ведь всё золото. Это твои поступки, ты сам и твои друзья.
  Слава почти ни чего не понял, и лишь подошел к Юле и обнял её. Первый раз в своей жизни. Он и сам не знал в какой уже.
  Рядом стояли Лешик и ягодка, Алексей взял за руку девочку и сказал:
  - Прости меня, я не буду больше тебя дёргать за косу.
  - Хорошо, - сказала та.
  Все четверо оглянулись, и увидели, что луна уже закончила свой путь, солнце стало подниматься там, где ему и положено было быть и лишь Шатаны не было больше рядом. Даже когда ребята вернулись в землянку не было видно следов ее присутствия. Было такое впечатление, что она здесь и не появлялась ни когда. Лишь кувшин с пивом да круг сыра стояли на лавке, где еще вчера, был ни живой, ни мёртвый Слава. Впрочем, и вещей ребят ни где не осталось, не оказалось ровным счетом ничего.
  ***
  Они уже шли не первый час, Юля только по началу сопротивлялась и сама несла корчагу с пивом, но потом с удовольствием поддалась на уговоры Славы, и отдала ношу кавалеру. Это когда за спиной килограмм пять, в хорошо уложенном рюкзаке не замечаем веса, а когда в руке скользкая верёвка из свежего лыка начинает вонзаться в кисть, то тут по неволе взвоешь волком.
  Даже смена рук особо не помогала. Не успевают пальцы отдохнуть и стать разгибаться, как на противоположном фронте требуют передышки. Но все эти проблемы таковыми оказались для Юли, а вот Сяве всё не почем, как будто горшок совершенно пустой. Юля раньше и не замечала, какой Сява сильный. Здоровый он, конечно, был, но не до такой же степени.
  - А ты где научился лыко вязать, - спросила Юля брата.
  - Как где, на уроках труда, только мы вязали не из природного матерьяла, а из, как его, ну не важно...- гордо ответил Лёша.
  - Что-то я не замечала за тобой.
  - Еще бы, у тебя одни дискотеки на уме - огрызнулся Алексей, поправляя лямки на заплечном ремешке. Точно такой же был и у Ягодки, она шла впереди, показывая дорогу и только она могла различить тропинки в густой траве.
  - Лешик, а о чём думала твоя сестра? - спросила она у Лёши.
  - Да о дискотеках, всегда " Мам я на дис-ко-те-ку пойду, А?" - очень ловко Лёша попытался спародировать Юлю.
  - А что это, и где у вас, дома? - не унималась Ягодка.
  - Ну не дома же, конечно, а в школе. Еще в "Родине".
  - Что такое Родина я знаю, а школа?
  - В школе мы учимся, вон Юлька в этом году должна закончит, вернее должна была закончить, - поправился Лёша.
  - Ну, а дискотека это что?
  - Как что? Дискотека, она и есть дискотека, танцульки, одним словом.
  - Там, что танцуют? - Ягодке было интересно узнать как можно больше про тот, другой мир, из которого, почьему-то велению появились необычные ребята. И говорят вроде по-русски, а порой совсем не понятно.
  - И часто? - не унималась она.
  -Что часто?
  - Ну, часто танцуют?
  - Да почти каждый день, мама говорит ей, что в институт готовиться нужно, а Юлька за своё, девчонка одним словом.
  - А у нас только по праздникам танцуют - сказала Ягодка - весело было, хороводы водили.
  - Ну, сейчас другие пляски, - важничал Лёша, - хочешь покажу?
  - Не сейчас же.
  - Конечно не сейчас, тут и музыки нет, - он вздохнул и оглянулся. Юля и Сява шли рядом и о чем-то говорили.
  - Эй вы, взрослые дети? - крикнул он старшим, - а скоро кушать то будем? Есть хочется.
  Ответила Юля.
  - Что-то я раньше за тобой такого аппетита не наблюдала.
  - А ты раньше меня так не гоняла, - фыркнул Алексей.
  - А и вправду, давайте отдохнем, ведь есть, наверное, всем хочется. До деревни еще далеко,- сказала Ягодка, и стала снимать котомку.
  - Ха, покушать я всегда за! - пробасил Сява.
  - Тебе бы только пожрать.
  - Юль - взмолились ребята, и ей ни чего не оставалось, как признать своё поражение, но всё же продолжала командовать.
  - Так, костёр разводить не будем. Во-первых, дым увидят, а во-вторых, спичек нет, а ты Сява, без них пол дня будешь возиться, а так огня, и не разведёшь.
  - А тогда я не против и пивка, - улыбнулся Слава, - для рывка, так сказать.
  - И ни какого пива! Оно нам пригодиться.
  - А о нас вы совсем позабыли, лично я пива вашего больше в рот не возьму, - вмешался Лёша.
  Ягодка его поддержала.
  - Пиво нам сейчас и впрямь ни к чему, а вот костерочек я сейчас сделаю, только паутинки насобираю.
  - Но дым, - Юля стояла на своём.
  - Да дрова сухие, сушь стояла великая давичь. Не забудьте, до деревни еще далеко, а запах дыма только злых духов леса и отпугнёт.
  - Делайте что хотите.
  - А хотим мы есть! - не сговариваясь, ответили Ягодка с Лёшей и Славой.
  Ягодка пошла с Лёшей за паутинкой. Они набрали сухих веток, тоненьких и упругих, их шероховатые края цеплялись друг за друга, и в руках у ребят образовывался клубок хвои. Так как Лёша и Ягодка были не габаритными, они добыли нужное количество растопки, даже не поцарапавшись. После Ягодка достала "огненного зелья", так она сама его назвала. В маленькой керамической баночке находилась, какая то субстанция, очень напоминающая мазь. Этим зельем Ягодка намазала один конец хворостины и поднесла его к горке паутинки. В руках у девочки появились пара камней. Два удара, и искра зажгла мазь. С начала родился маленький язычок, но он был мал и слаб, но, подобравшись до еловой паутинки, окреп и через миг превратился в жаркий костёр. И дальше дело "техники". Костёр горел, и Ягодка стала заниматься обедом, так и не подпуская ни кого к костру. Юля пыталась помочь Ягодке, но та допускала лишь до малых трудов, то грибы почистить, то сковородку нагреть.
  - Да где я тебе сковородку в лесу возьму? - возмутилась Юля.
  - Вы же брали её!
  - Ягодка, сковородки мы даже в походы не берём, - вставил своё слово Сява - тяжко, однако.
  - А крышка?
  - Что крышка?
  - Ну, крышка с кувшина, она же и есть самая настоящая сковородка.
  - О как в современных бутиках, там же керамические самые дорогие, - авторитетно заявила юная хозяйка. Но Слава, не сведущий в кухонных делах так ни чего и не понял:
  - Она же не чугунная.
  - Не какая? - вновь услышала новое слово Ягодка.
  - Ну не железная, - стал объяснять дремучей девочке Лешик.
  - Милый Лешик, ты и впрямь еще мал, кто же из железа сковороды делает? Так ни каких денег не напасешься. Небось, сам Всеокому князю не готовят, - стала рассуждать Ягодка.
  - Ладно, Ягодка, пусть это будет сковородкой, - согласился Лёша, - сковородка так сковородка, хорошо, что еще не тефлон!
  - Что?
  - Не важно, Ягодка, ну, правда, не важно. Что со сковородкой то делать? - Спохватилась Юля, она уже поняла, что при этой не обычной девочке нужно как можно тщательней подбирать слова, ибо потом от дополнительных вопросов не увертеться.
  В это время Ягодка, что-то кружилась вокруг костра. Было видно, что она не в первый раз хозяйничает. Она, то посылала Лёшу за водой, то заставляла Славу заняться дровами. Мальчишки безропотно всё выполняли и как заметила Юля, совсем не из-под палки. Почему ребята так ей подчинялись, она не могла понять. Может быть это больше года проведённого в месте с Шатаной, или всё по тому, что ей, маленькой девочке пришлось за свою не долгую жизнь. Ведь она если и старше Лёши, то совсем на немного, и такую власть ягодка имеет не только над братом, но и над Сявой. Вполне самодовольным дядькой.
  Юля вновь стала уходить в свои размышления, но всё же ягодка не дала ей этого сделать.
  - Ну, вот и всё, Варево готово, кушай щи, да не пищи. Что смогла нашебуняла, всё сварила до отвала.- Пропела она, - Давайте кушать, отдохнем и в путь, к вечеру до деревни доберёмся, а там вас покину.
  - Это почему? - не понял Лёша.
  - Нельзя мне к людям, - спокойно ответила девочка, - я с Шатаной водилась, убьют ведь.
  - Это мы еще посмотрим, - гордо заявил Сява.
  - Вот-вот, Ягодка, посмотрим, а пока давай попробуем, что ты нам приготовила, уж очень кушать хочется, - окончательно проснулась от своих мыслей Юля.
  - А что я говорил, давно обедать пора, - вставил Лёша.
  - Правильно мыслишь, пацан! - Сява стал потирать руки - ну так что у нас на обед?
  - Щи да каша, - пища наша. Кушайте на здоровье.
  Щи внешне очень походили на привычные, школьные. Совершенно не вкусные, не красивые. Но так как ребята были не в порядком надоевшем школьном буфете, они не могли ощутить запаха прогорклого жира или чего там еще. Впрочем, варево только внешне было схожим со школьным обедом. Ребята смогли уловить все оттенки аромата свежего супа. Каждая травинка, каждый листочек, во время положенные в кипящую воду напоминали о своей уникальности. Эти щи так и таяли во рту. В них не было переваренной капусты вперемешку с недоваренной картошкой в кулак величиной. Вообще-то в данном блюде не было вообще ни какой капусты, ни тем более, картошки. Что все же было в супе, знала только Ягодка, но она скромно присела на корточки у раскинутой берёзы, и дуя на своё произведение искусств, тихонько хлебала щи.
  Щи таяли, и их хотелось всё есть и есть. Больше всех это уяснил Сява, он наложил себе уже третью миску, как только Юля отвлеклась от своей дегустации.
  - Да мы так всё съедим и язык проглотим.
  - Во-во, очень фкушно, - прочавкал Сява.
  - Вы кушайте, кушайте. А что всё съедите всё, так не страшно, ведь на сковородке грибочки поспевают, вот и насытимся. До утра есть хотеть не будите. - Как бы извиняясь, сказала Ягодка.
  - До утра не знаю, но по крайней мере, до вечера как ни будь, протянем, - сказал Слава, облизывая ложку.
  - Ну, эта песня не про тебя Славка, тебя на пол часа, от силы, хватит.
  Ягодка покраснела. Ей показалось, что Юле не понравилось эта стряпня. Успокоил оптимистичный Лёша.
  - Ни чего, раз Ягодка сказала, значит так и будет. Она же внучка Шатаны, да и готовит куда вкусней, чем ты, Юлька.
  - Да мне самой очень нравиться, вот только ни как остановится не могу.
  - Это просто голод, он самый лучший повар, - заверил Сява. Он собрался налить себе четвёртую миску, но увидев, что кроме него ни кто добавки еще не кушал, силой воли произнёс.
  - Ну что там с грибочками? - и мужественно отвернулся от общего котла.
  - Ой, вот, совсем готовы, кушай на здоровье Сослан!
  - Меня Славой зовут, а можно и просто, Сява, - он уже намеренно в уме разделил сковородку на четыре части, и наложил двадцать пять процентов грибов себе, дабы больше не возвращаться. Ибо с добавками, он мог бы съесть всю сковороду, и еще попросить порцию, другую.
  - Но бабушка Шатана тебя называла Сосланном.
  - Тебе послышалось, наверное, а грибы еще вкусней, - он не лукавил, и умял все грибочки в один миг. Потом как бы для всех но самому себе произнёс:
  -Спасибочко. Кажется, заморил крокодильчика, что раньше червячком был, пожалуй прилягу.
  - У тебя Сява, в брюхе не крокодил с червячком, а настоящая яма желудка, что не попадёт, всё в прорву.
  - Мне еще расти нужно, молодой растущий организьмь понимашь!
  - Кто? - переспросила Ягодка.
  - Да, ну его, - начал переводить Лёша - говорит, что маленький еще, а для роста нужны калории, Витами...
  - Лешик! - осекла его сестра. Устало злобно посмотрела на брата, и обратилась к лесной жительнице. - Не слушай ты их, они вечно кричат, что голодные, им расти нужно, и тому подобное, мальчишки, одним словом. Ягодка посмотрела на Славу, потом на Лёшу, и опять перевела взгляд на Сяву. Потом сказала.
  - Ну, я понимаю. Лешику расти, а этому куда? На нём рубаха и так по швам трещит.
  - Не бери в голову, Ягодка. У нас и больше бывают. Уродился он такой, да на куриных окорочках отъелся.
  - Акселерация! - заметил Лёша.
  - Что? - не поняла Ягодка.
  - Да говорю же тебе, не бери в голову. Это всё мальчишечьи бахвальства. Потом, как ни будь, расскажем. Мы, кажется, тут на долго.
  - Нет, мы здесь не засидимся. Вот посуду помою, костёр мальчики зальют и дальше в путь.
  - А чего это сразу мальчишки? - возмутился Лёша. Ему так не хотелось двигаться после сытного и вкусного обеда, а тут, куда то идти.
  -Я за водой для готовки бегал, теперь пусть Юлька несёт, вы же все равно к воде идёте.
  - Ну, как вы не поймёте, бестолочи, - заявила Ягодка, - нам с Юлей садиться ни как нельзя, подол опалим, или еще чего хуже. Да вы встанете и всё зальёте. У вас же вон как всё высоко.
  Ребята дружно засмеялись, но чтобы не обижать свою провожатую ни чего не стали объяснять. Пришлось мальчишкам идти на ручей мыть посуду, и принести воды в ней, что бы залить костёр.
  ***
  - Ну где же деревня? - стал уже беспокоиться Сява. Солнце спряталось, но луна еще не взошла, а ребята так и не добрались до деревни.
  - Да поменьше нужно было спать после обеда, - прозвучал голос из темноты.
  - Ой, ребята, я, я честно, не знаю. Мы же всегда шли вдоль реи. Деревня давно должна была быть, - стала оправдываться Ягодка.
  Лёша решил поумничать:
  - Раз шли параллельно реки, то где ни будь, будет деревня.
  -Лёша, ты опять про параллельные миры намекаешь? - спросила Юля.
  - А что тут такого, мы то как-то сюда попали, значит и деревня могла растворится.
  - Тоже мне, ёжики в тумане. - Слава не успокаивался, он всё еще думал что он здесь самый главный. - Утро вечера мудренее. Нужно переночевать, а утром разберёмся, где тут деревня.
  - Правильно, Сослан! - Ягодка была довольна, тем, что она не осталась одна. Ночевать в лесу ей было не в первой.
  - Вот только костёр, наверное, разводить не стоит. - Заявила Юля, - мы только привлечем к себе внимание.
  - Но мы же ищем людей, а огонь согреет нас. Да, и кушать лучше тёплое. Я не против повторить уничтожение Ягодкиной стряпни. - Заявил Слава.
  - Тебе бы только брюхо набить, огрызнулась Юля.
  - Не без этого, Юленька, не без этого.- Смело парировал Слава. На самом деле он опасался не людей, а животных, и по этому уверенно прокомандовал, - Ягодка, давай костёр разводи.
  - Нет, Юля права, не стоит судьбу за хвост дёргать. - Ягодка вдруг высказала девичью солидарность, - лучше спрячемся под ёлочкой, она нас и от холода спасёт, и укроет от глаз посторонних.
  - А от комаров и волков тоже укроет? - стоял на своём Сява.
  - Не комаров нужно боятся, а людей, - сказала Ягодка.
  - Что-то не пойму я, мы же к людям идём?
  - Но не ночью же, - стояла на своём Юля. - Но в одном ты Сява, все же прав.
  - Интересно в чем?
  - Утро вечера мудренее, а вот утром увидим.
  - Что, позвольте полюбопытствовать.
  - Всё!
  - Но костёр то будем разводить, темно хоть глаз коли.
  - Скоро луна взойдёт, так что если писать пойдёшь, не заблудишься.
  - А по-моему, мы и так заблудились.
  Тут в разговор вмешался Лёша:
  - Ну хватит вам ругаться. Давайте ляжем спать, я тут и ёлочку подходящую нашел.
  - И когда ты только успел?
  - Что когда? Когда ты Сявачку писать посылала, я сам за него и сходил.
  - Ну, спасибо, друг, выручил.
  - Не за что. Вас тут за версту слышно, разорались, всех зверей перепугали.
  - Хорошо, - согласился Слава, - веди нас к своей Ёлке. Надеюсь, ты свои и мои дела не под ней делал?
  - За кого ты меня принимаешь?
  - Проехали. - Сява поднял жбан с пивом, показав тем самым, что разговор окончен.
  Ель была не столь высока, чтобы проткнуть небо, поэтому нижние ветви почти касались земли. Леша вместе с Ягодкой стали что-то привязывать к концам лапника. Ветви под тяжестью груза согнулись и прижались к земле. В образовавшемся шалаше места оказалось вполне достаточно для четверых ребят. Слава с Юлей занялись обустройством лежанки. Юля развёртывала одеяла, из которых были сделаны заплечные мешки, а Сява взялся рубить молодую поросль, чтобы постелить на землю, и хвоя не лезла, и не кололась, напоминаниями о себе. Получилось вполне удобное убежище, и ребята залезли под ель. Младшие улеглись в центр, а Юля со Славой по краям. Сон стал одолевать ребят, и поэтому они почти сразу заснули.
  Славе снились горы, в которых он ни разу не бывал. Голос бурных рек, несущих растаявшую ледниковую бирюзу стоял в ушах.
  Он спускается по такой бурной, прозрачной воде, на каком то плоту. Вдруг, его плот мощный поток прибивает к берегу. И нет сил вырулить снова в струю воды. Его не хочет нести дальше горная река. Слава точно знает, что ему обязательно нужно куда то попасть. Но куда именно не знает. Какая-то неведомая сила влечет его вниз. Он сходит с плота. В руках только посох, или нет, скорее всего, обрубок весла, превратившийся в посох. Приходится карабкаться по склону вверх, так как вдоль реки внизу пешком не пройти.
  Слава забирается на терраску, которая нависла над рекой, как бы нарочно изгибаясь в огромной улыбке. Он видит, что эта гигантская "улыбка", заканчивается сливанием двух рек. Но что-то здесь не так. Та река, которая принесла сюда Славу, рождённая из миллиардов ручейков у тающего ледника, впадает в еще больший бурный поток. Всё бы ни чего, так и должно быть, но ощущения чуда так и не проходит. Приходится пройти еще несколько сотен метров и только тогда понять в чем дело.
  Его чистую, прозрачную реку, в которой форель видна у самого дна, съедает тёмная сила. Это не прекращающийся сель. В нем и погибает бирюза. Какое то время еще видны пузырьки, но через каких то несколько метров его реки как будто и не было. Вокруг Слава уже ни чего не слышит кроме смеси ворочиюхся камней, грязи и воды. Он был рад, что неведомая сила не пустила его маленький плотик в этот поток бьющих друг о друга камней, вырванных с корнем деревьев, воды и грязи.
  - Это САРДИДОН впадает в СОНГУТИДОН - услышал Слава за спиной.
  Он оглянулся и увидел всадника на необычном коне. Грудь коня была могучей. Даже Слава не смог бы её охватить. Сильные ноги коня перетирали камни под копытами как песок. На груди у коня висел не то амулет, не то какой-то знак. Величиной он был со щит средневекового рыцаря, латы, которых Сява видел в оружейной палате московской оружейной палате кремля. То, что это был не щит, а просто какой-то амулет слава догадался по странной его форме. Такого он еще ни когда не видел. В центре была видна горного барана, с завитыми рогами, большими глазами и приоткрытым ртом. Но у барана, почему-то были крылья. Эти крылья были расправлены для полёта. На них не было перьев, как у птиц, ни перепонок, как у летучих мышей. Крылья были, скорее всего, похожи на крылья бабочки. А внизу, каждое крыло кончалось бубенчиками. Но самое удивительное в коне, были не его размер, ни его упряжь, а то, что конь был на трёх ногах.
  Всадник соскочил со своего волшебного коня, и ударил его плетью. Конь сразу превратился в маленький круглый стол на трёх ножках.
  - Здравствуй, Сослан, - сказал всадник, вид его был грозен, а взгляд лукавым. Почему-то, его седая борода напоминала Славе Деда Мороза, только чуточку короче. Но хитрый прищур и слова - загадки, всё загадки. Но были об ответы, похожие на большие вопросы.
  - Твоя река впадает в бурный поток жизни. Из него тебе придётся не только выйти, но и выйти с теми же чистыми мыслями, и поступками. Ты не должен запятнать себя трусостью и неуважением к Женщине. И может быть, после этого, жизненный поток станет чище и спокойней. - Всадник встал из-за стола, ударил круглую ладонь стола своей плетью. Стол вновь стал конём. Он оседлал своего скакуна и на прощание произнёс: - Удачи тебе, и помни, что даже вода бывает горячей, но проходит время, и она остывает. Так и сердце воина, не должно ошпарить его ум, и поэтому не спеши браться за оружие сгоряча. Но не будь равнодушным, что бы твое сердце, не превратилось в хрупкий лёд. Я с тобой не прощаюсь, а главное, тебе, счастливо, Фандораст!
  Конь ударил копытом о камень, и тот превратился в кучку песка. Звон бубенцов перекрыл рёв реки, и Слава даже не успел заметить, в какую сторону поскакал неизвестный всадник.
  Сява крепче сжал свой посох. С начало, он ощутил тепло, и вдруг, посох запылал ярко голубым огнём. Он больно обжег Славе руку.
  Синие пламя, и ожег, были не фантазией сна, а явью, только вместо посоха Слава сжимал в руке рукоять меча. Он светился ровным синим пламенем, освещая спящих рядом ребят. Как только Сява проснулся, и переложил меч в другую руку, что бы осмотреть свою ладонь, как меч тут же погас. Утихла и боль в ладони.
  Вдруг, до Сявы стали доносится какие-то не ясные звуки. Он осторожно выполз из-под одеяла, прикрыл оголившийся Лёшин бок, и выглянул через ветки ели.
  Луна уже давно поднялась, но из-за густых деревьев, свет еле - еле пробивался. Однако Сява увидел не только несколько лучиков, но и костёр, мерцающий между стволами деревьев. Слава выбрался из убежища, и пошел на свет огня.
  Он подошел к поляне и узнал её. Именно на ней, несколько дней назад не в своём измерении. Но почему они еще днём не заметили этого места? Кажется, что здесь они как раз и проходили, да и ель-убежище стоит совсем рядом. Наверняка, при свете солнца, её видно с этой поляны, странно всё это.
  Слава приблизился вплотную к костру, вернее, к свету от него. Сделай еще один, два шага и тебя все увидят. А так, в тени, можно было наблюдать всё действие. Было понятно, что происходит какой-то шабашь, или как тут такое называется? Сява не знал. Скорее всего, по-другому, ибо здесь не было ни одной женщины, ни одной ведьмы. Впрочем, люди собрались у костра совершенно странные. Все они были одеты в шкуры волков. Они исполняли причудливый танец вокруг костра, и производили впечатление, не совсем здоровых, в психическом плане. Хотя, всё это могло лишь казаться Сяве, переростку, подростку, на голову которого свалились такие события, что и самому впрок сушить сухари и отправятся в Белые столбы. Но где они сейчас? Слава не знал.
  Люди в шкурах кружились вокруг костра, по разные стороны которого лежало две кучи шкур других животных. Вдруг танец застыл, и одна куча наваленных шкур зашевелилась. Это оказались не содранные шкуры, а огромный зверь, похожий на медведя, только раза в два больше. По крайней мере, он был значительно крупней тех, которых Сява видел в зоопарке или в дарвинском музее.
  Медведь поднялся, как будто только что ожил. Он встал, сначала, на четвереньки, а потом во весь рост. Тот, кто сейчас видел этого зверя, не смог бы придумать про него такое не понятное, и обидное прозвище как косолапый. Все его движения были отточены, при том, многое не смогли бы повторить и олимпийские чемпионы по гимнастике. Сява чувствовал всю мощь этого ужасного зверя, каким то новым своим "Я". Но то ли из-за того, что на Славе не было надето волчьей шкуры, толи потому, что он стоял вне света он не подчинился Воле зверя. Однако этого нельзя было сказать об остальных. Они судорожно стали повторять движения медведя, и полностью вошли во власть зверя. Было такое впечатление, что если бы зверь открыл бы пасть, то они сами бы пошли в неё. Но медведь совершенно не собирался их есть, и это стало понятно через мгновение. Зверь взлетел вверх, и поплыл по небу, кружась среди блеклых звёзд. Сделав несколько кругов, он опустился у второй кучи шкур.
  Шкуры зашевелились и ожили. Перед повелителем возник целый зверинец. Лось, с огромными рогами, и зубр в своей шкуре, были знакомы Сяве по программам "В мире животных", а вот остальных он не смог различить. Наверное, по научному, это было бы правильней сказать идентифицировать, но это уже было не важно. Ожившие животные стали подниматься вверх и растворились в воздухе.
  Танцующие люди-волки, давным-давно стояли на коленях, не в силах поднять свои головы перед своим Богом. Когда все животные исчезли где-то в звёздном небосводе, у костра осталось трое. Это был маленький ребёнок, который совсем недавно научился самостоятельно передвигаться на своих двоих ножках, древний старичок, напротив, разучившийся так ходить, но значительно раньше. Совершенно неожиданно, третьим был Медвежатник. Он один сидел с завязанными за спиной руками, опустив голову. Сяве показалось, что тот спит, и ему совсем нет дела до происходящего вокруг.
   Медведь нехотя опустился на все четыре лапы и подошел к пленникам. Он не то обнюхивал, не то внимательно изучал каждого. Оценив внимательно немощного старика, потерял к нему интерес. Зверь спокойно посмотрел на ребёнка. Тот не плакал, и сам на нетвёрдых ногах пошел к медведю, но не дойдя несколько своих крохотных шага, споткнулся и упал. Малыш удивился этому, подождал, пока его кто ни будь из больших, взрослых его поднимет, и не дождавшись желаемого, громко, во весь свой тоненький голосок заревел. Это не понравилось медведю, и он поднял над "лягушонком" свою огромную лапу, что бы раздавить этот кричащий комочек одним ударом, но не успел. В этот миг из своего сна пробудился Медвежатник. Он качнулся, с начало немного вперёд, а за тем, перекувыркнулся через спину. Его обе ноги попали точно в цель, по лапе медведя. Хотя уда был точен, но всё же не столь силён, по сравнению с медвежьей лапой. Этого хватило спасти ребёнка, но лишь на миг продлить и так не долгую его жизнь. Медвежатник уже стоял на ногах, связанные руки оказались уже впереди. Медведь был не на шутку настроен, а тут такое нахальство.
  - Слушай, ты, Мутант косолапый, слыхал, поговорку, через мой труп? - кричал Медвежатник.
  Вторая лапа била уже в ухо Медвежатника. Промахнуться было сложно, ибо лапа была куда больше самой головы Шуры, даже с учетом его бороды. Но медведь, всё же промахнулся. В самый последний момент Медвежатник присел в самый последний миг, и лапа только поцарапала одну из двух макушек Шуры. В следующие полмига Шурина нога летела в пасть зверю. Она промахнулась, ибо Медвежатник целился в нос, а получилось, что пятка сломала страшный клык. Зубное крошево осталось в давно не мытой ноге. Похоже, он просто хотел подороже продать свою жизнь. Шура прекрасно понимал, что давно должен стать уж если не ужином то, по крайней мере, лёгким завтраком этого зверя.
  Кто громче взревел, медведь из-за сломанного зуба, или Медвежатник с пропоротой пяткой, было не ясно, ибо их вой и крик слились в один стерео вопль. Они оба выли в унисон, ну, если только, что у Шуры голос был чуть более тонок, (конечно же, в известных пределах). Медведь мотнул головой и, наверное, хотел рассчитаться с обидчиком, как говорится, с противником, но не увидел перед собой полосатого бородача, его не было.
  Дело в том, что люди в волчьих одеяниях увидели, что их божество обижают, решили оберечь священного зверя, и накинулись на Шуру. Медвежатник же, со связанными руками, и на полутора ногах не смог оказать не то, что серьёзного сопротивления, а просто ни какого. Несколько десятков рук оттащили его от божества. Волчары еще не решили, что делать с ним. Какой подарок был бы угоден Божеству? Выпотрошенный труп наглеца, евойная голова, или модно ограничится всего лишь скальпом. Но этого они решить и обсудить не успели.
   С криком, который перевести ни на какой существующий в обеих мирах языкам было бы не возможно, на поляну ринулся Сява. Меч в его руке вновь сиял ярким голубым пламенем. Вместо того, что бы крикнуть "ух ты, обжора", и дальше "пару слов без падежей", было крикнуто, что-то отдалённо напоминающее "УТРЖА!".
  Волчары услышали непонятное заклинание, испугались светящего меча, подхватили Медвежатника, и решили ретироваться. Перспектива нового путешествия не обрадовала Шуру, и он стал сопротивляться. Для его успокоения было применено устройство для повышения сознательности, в виде небольшой каменной булавы, которая аккуратно опустилась Шуре на темечко. Шурино тело стало послушным, и волчарам удалось транспортировать его в лес, как раз туда, от куда стали пробиваться первые лучи солнца.
  После крика выпущенного Сявой, малыш перестал плакать. Он поднял голову, и увидел светящуюся игрушку. Такого, в своей не долгой жизни он не видел, и поэтому его еще не просохшие глаза расширились и стали наблюдать за паллетом меча в Сявиной руке.
   Слава хотел ринутся на спасение Медвежатника, но на пути стоял медведь, которому, ничего, кроме сломанного зуба не досталось. Зверь обратил внимание на Сяву. Он встал на задние лапы. Нет, не страх остановил Славу, просто на мгновение стало не видно костра и восходящего солнца за грозной тучей мяса. Медведь зарычал и приготовился нападению. От кричащего, с огненной палкой пахло человечиной, молодой, здоровой и наверняка наетой. По этому медведь как кошка прыгнул на Славу. Бить Сяве раздавленным под массой медведя, если б сам медведь, не оплошал. Он приземлился именно туда, куда Сява только должен был прибежать в этот момент, но так как медведь сам загородил свет, то Слава не проделал последних шагов своей жизни. Сява просто стоял как вкопанный.
  Медведь приземлился у его ног, и ему ни чего не оставалось, как со всей дури врезать мечем между лопаток зверя. Но меч лишь скользнул по густой шерсти, слегка её побрив, и чуть ли не вонзился в ногу хозяина. Слава отскочил в сторону и стал поднимать меч над собой для нового удара, но не успел. Медведь сделал второй страшный прыжок. В тот миг, когда его пасть должна была сомкнуться на теле молодого человека с неполным средним образованием, как на пути челюстей оказался поднимающийся меч. Зубы медведя были готовы к сочному кусочку парной человечины, а не куска железа. Всё же мишка ощутил вкус крови, но пока, только своей. Он мотнул головой и попытался выплюнуть меч, как обглоданную косточку в костёр.
  Сява никогда не подозревал в себе такой прыти и силы. Такого рывка ни один человек не удержал бы меча. Но Сявин волшебный подарок Шатаны не покинул руки хозяина, и они полетели вдвоём в костёр. Приземлившись на пятую точку, Сява взлетел вверх и, наверное, перепрыгнул даже знаменитого Губко, но великого атлета рядом не оказалось, и по этому рекорда не засчитали.
  С дымящимся штанами, Сява ждал продолжения поединка. Зверь не спешил делать очередной прыжок. Он изменил тактику. Поняв, что наглеца просто нахрапом не взять, медведь его пугать, надеясь на бегство противника. Тогда, можно откусить самый вкусный кусочек мягкой сладкой задницы, у еще живого нахала, а затем уж и прибить, для пользы.
  К великому счастью, Сява о таком завершении стычки даже и не вспомнил. Ибо если б припомнил, случаю медвежьего людоедства, то попытался бы убежать. Больше ему не пришлось бы ни побывать, ни экспериментировать. Его б обязательно догнало бы это чудовище и банально съело б. Кошмарный медведь с отвращением выплёвывал бы пивную печень, и с превеликим удовольствием обгладывал бы мускулистые, с маленькими прожилками сочного жирка, руки и ножки. В качестве десерта всё запивалось бы молодой горячей кровью и, слизывая серую мозговую жидкость, мишка облизывался бы, не подумав спросить справку ветеринарного осмотра, тельца.
  Всё это не случилось по известной уже причине. Сява совсем забыл, что у него склероз. Он уже забыл, что не плохо бы и испугаться. Лишь сгораемый адреналин прибавлял число сердечных сокращений в двухкамерной мышце. Медведь медленно обходил костёр, показывая окровавленную пасть со сломанным клыком. Сява осторожно отходил назад, выставив перед собой своего горящего спасителя. Они уже сделали внушительный полукруг вокруг костра.
  Наверное, они долго еще б так играли в хоровод, но Сяве опять не повезло. Так как он не сводил взгляда от яростных глаз зверя, то не заметил лежащего у костра старика. Сява оступился и упал навзничь. Исход поединка был решен!
  Но мир не без добрых людей. За долю секунды, как Сяве упасть на старца медведь сравнялся с пучеглазым сопляком. Сопли и слёзы у малыша высохли, а наблюдать за светящимся мечём уже надоело. То ли дело сверкающая на утреннем солнышке шерсть! Каждая ворсинка переливалась всеми цветами радуги, и манила своим блеском. Мальчик протянул руку и дёрнул за одну их них. От неожиданности зверь отпрыгнул в сторону, и угодил прямо на кострище. Хотя пламени давно уже не было, угли были еще совсем неостывшими, и давали не мало жару...
  Медведь подлетел вверх сразу на четверых лапах, и оголил свой животик. Меч, в руках у Сявы, сам дёрнулся, и мягко вошел в плоть некогда бывшего бога Волчар. Всё очень быстро закончилось плачем ребёнка. Опять на него ни кто не обращал внимания, а забавные игрушки - ворсинки почернели и обуглились.
  Сява с трудом стал подниматься. Штаны, после падения перестали дымится, на них появились дыры, предательски оголяя некоторые очень пикантные места на теле у Славы. Он освободил меч, вытер его о траву, и сделал попытку задуматься над только что произошедшем.
  То, что меч был не простым было ясно еще тогда, когда они доставал его с Ягодкой из дуба. Его воткнули когда-то давно в еще молодое деревце и забыли. Дуб рос и оставил лишь рукоять. Но ни кто не достал его. Ни кто не достал его, ведь у дуба рядом лежали оленьи рога, вокруг самого дерева вытоптана трава, и огромное кострище находилось прямо напротив рукояти меча.
  Ягодка говорила, что меч Урызмага достанется только достойному, и как много сильных мужей не пытались, его ни кому достать не удалось. Однако Сява вынул его просто, как из добротных ножен. Здесь же произошло чудо. Он, Сява! Завалил не мереного медведя, который запекается сейчас в собственной шкуре, при том Славе, почему-то, ни когда не нравилось фехтовать...
  Ребёнок не умолкал, и Сява подошел к нему.
  - Ну что, глупыш, испугался? - начал он ласково, как умел, говорить, но мальчик не унимался, пока Сява не взял его на руки. На руках малыш сразу притих, схватился ручонками за рубаху Сявы, несколько раз всхлипнул, и уснул.
  - Да дела, - только и смог вымолвить Сослан, а сам стал разглядывать место недавнего побоища. Где-то лежали позабытые волчьи шкуры, на ветвях висели шкуры от змей, а по середине дымилась огромная туша медведя. У кострища уже не лежал, а привольно сидел древний старик.
  - Здравствуйте, дедушка, - ни чего другого Сяве в голову не пришло.
  - Доброе утро, внучек, - с прищуром ответил тот. Сяве так захотелось сказать полюбившуюся поговорку, о том, что утро добрым не бывает, но промолчал, ибо, утро действительно было добрым. Солнце поднялось достаточно высоко. За схваткой, своими и чужими воплями, Сява и не услышал, как проснулись птицы, зазывая себе подруг. У него на груди мирно посапывал карапуз. Щеки его были пухлыми и розовыми, нос курносым, а волосы белые и шелковистые. Они закрывали уши ребёнка, по этому больше Слава ни чего не заметил.
  - Сява, Сява, А - У!!!!!!! - донеслось до поляны
  - Ой, дедушка, меня кажется, потерли.
  - Что ж, бывает. Тем более в моём лесу.
  - Юля! Ягодка, девчонки, я здесь! - не обратив внимания на последнюю фразу старика закричал Сява, а зря. Мальчишка на руках вздрогнул, но не проснулся. Лишь что-то тёплое потекло с начало по груди, потом по животу, по штанам прямо на землю.
  - Ну, ты брат даешь, - только и вымолвил Сява. Он почти нежно положил малого на землю рядом с дедом и сказал:
  - Дедушка, вы тут присмотрите за ним, а я сейчас приду.
  - Ступай, - ответил старичок, и вновь лукаво улыбнулся.
  ***
  Наверное, уже больше двух часов прошло, с того момента как Сява ушел с поляны. Иногда он слышал то ягодку, то Лёшу то Юлю, однако на все его отклики и призывы ни кто не выходил. Однажды Сява отчетливо услышал за кустом брань Юли.
   - Вот только появится, я ему все глаза выцарапаю, нашел когда шутить. Шут гороховый! - голос Юли отчетливо слышен и явно доносился из разросшегося куста.
  - Стой на месте! - кричал Сява, и его сердце бешено заколотилось. Он был рад увидеть первой именно Юлю, и ей рассказать о ночном приключении. Но, обойдя куст, не обнаружил ни кого!
  - Юля! Юля! АУ! Ты где? - напрасно кричал он, и наверняка, сорвал бы голос, если б через минуту не вышел бы снова на поляну, только с другой стороны. В это же время на поляну с трёх сторон вышли и остальные, Юля, Ягодка и Лёша! Они одновременно увидели друг друга, и ни чего не произнесли в первый миг. Потом, когда стали оглядываться, Ягодка увидела старичка с мальчонкой, ойкнула, и побежала обратно в чащу леса.
  - Стой, дурёха, всё равно ко мне придёшь, - как бы лениво сказал старичок, - не бойся, за тебя твой богатырь постарался. Сослан что ли? Вернись, говорю!
  Но Ягодки бежала, приговаривала и пришептывала свои чудные скороговорки.
  Рубаха и штаны на Сяве не высохли, как будто их намочили минуту назад, и Юля, увидев, сей наряд, да еще украшенный "мягким приземлением" только прошипела сквозь зубы:
  - Ну что герой, штаны с дырой. Говорили ж мы тебе костёр не разводить. Где теперь Ягодку найти?
  - Да это не я, - сказал Сява, и покраснел...
  - А кто? Дед Пехто?
  - Ну, в общем, огонь сей, мне то ж был не по душе, нет, не я его палил, - встрял в перепалку старик.
  - А вы что дед Пехто? - удивился Лёша, - а я думал, что его нет.
  - Ан, как видишь, есть, вот он я, можешь даже пощупать.
  Леша с опаской подошел к старику и потрогал его за рукав. Вдруг, Дед Пехто неожиданно щелкнул зубами. Леша одёрнул руку.
  - Ой, - крикнул он и побежал к сестре.
  - Ни когда не бойся! Твои страхи к тебе же и вернутся тогда с ними будет сложней справится, - крикнул дед Пехто и стал смесятся звонко и до слёз. Как своих, так и Лёшиных. По этому смеху было не возможно сказать, что смеётся немощный старик.
  - Дед Пехто вы, или еще кто, нечего детей пугать! - вступилась за брата Юля.
  - Да, уж такого испугаешь.
  - Пуганные не пуганные, мы вас дедушка не обижали.
  - Ну-ну, дайте старичку пошутить, ведь не съел же я вашего постреленка.
  - И на том спасибо.
  - Ну вот, и Ягодка, здравствуй голубушка, а где бабка твоя?
  Ребята обернулись, и увидели Ягодку, вернее её разные глаза, один голубой как небо, другой карий, как земля под ногами. Они были полны слёз и ужаса. Ягодка не двигалась с места не в силах пошевелится. Сява подошел к ней, крепко прижал её к своей рубахе и сказал:
  - Не бойся Ягодка, он не тронет тебя, это Дед Пехто.
  - Я знаю, вот и боюсь, - ответила она и разревелась.
  - Ух уж эти девчонки! - лаконично заявил Лёша, который минуту назад точно так же чуть ли не разревелся сам, и также прятал свой нос в районе живота у сестры.
   - А ну хватит, хватит вам боятся. Чай не просто так сюда пожаловали - вмешался Дед Пехто.
  - Говорите, чего это в мой лес пожаловали?
  - Я сюда не жаловала, я здесь всегда жила! - сказала Ягодка.
  - Да знаю Ягодка, Шатане спасибо скажи, а то я детей одних в лесу не люблю, вон внучек то мой совсем еще ребёнок, зачем его обижать.
  - А кто он? - спросил Лёша.
  - Как это Кто? - Удивился Дед, - он Леший.
  - Леший? Почти хором спросили воспитанники СЮТУРа.
  - А что тут такого? Аль, не слыхали что ли?
  - Так вот значит. Почему мы кругами ходили, и друг дружку не слышали. - Сказал Сява.
  - Как не слышали? Слышали, вот только видеть не видели, глаза ваши отводились, я всё не пойму, почему богатырь ваш сюда пришел.
  - Меня меч привёл. - Ответил Сява.
  - Ах, меч? Ну что ж, видел, видел. Знатный меч, однако. - Пехто улыбнулся, показав свои зубы.
  Он взял травинку и стал ей в них ковыряться.
  - Так зачем явились сюда?
  Мы Медвежатника ищем, он пропал, а нам без него ни как нельзя! - сказала Юля.
  - Что нельзя? - спросил Пехто, когда Сява злобно посмотрел на Юлю. "Опять этот медвежатник, опять без него нельзя. Видела бы она, когда он, Сява, здесь, с этим медведем разделался. И Медвежатника спас и мальчонку, а ей всё "герой, штаны с дырой". Хотя, с голой ж... ходить не то, что не прилично, прохладно всё же" - думал обиженный вниманием подросток.
  - Нам обратно возвращаться нельзя.
  - И где же он теперь? - продолжал свои расспросы старик.
  - Еще ночью был здесь, - сказал Сява.
  - Как здесь? - удивилась Юля.
  - И куда он пошел? - спросил Лёша.
  - Да не знаю я. Его люди - волки куда-то уволокли.
  - Да не Волки они, просто по волчьим законам живут. Но дело не в них. Так, говоришь, ночью здесь был?
  - Да.
  - Среди этих, серых? - в голосе у Деда стали звучать напряженные нотки.
  - Нет, он среди вас, у костра сидел, - ответил Сява, и стал защищать Шуру.
  - Он, между прочем, внука вашего спас.
  - Ну, кто его спас, я и сам знаю, а бородача вашего, запомнил. Славный он, хоть и глуп.
  - Это почему?
  - Да всё потому, думал, раз сам помрёт, то всё и решится.
  - Это не правда, он не такой. - Сказала Юля, - и вообще, что здесь ночью произошло?
  - Ну, это долгая история, - сказал старик, - ты уж не обессудь, но, по-моему, пора подкрепиться. Смотрите, жаркое совсем готово.
  - подождите, - опять встрял в разговор взрослых Лёша, - у нас под ёлкой и пиво осталось, и всё, всё, всё. Мы, когда, я, ну, в общем, проснулся, а Сявы нет. Ну, думаю, что как я в кусты пошел. Я вернулся, его нет. Я Юльку разбудил, мы его искать, а его всё нет и нет. Потом и сам потерялся.
  Ты короче говорить умеешь? - перебил его дед, - а то тараторишь как сорока. Нет, нет, нет, нет. Чего сказать то хотел?
  - Да вещи у нас под ёлкой остались, - сказала юля.
  - Ну, так идите и возьмите, кто мешает?
  - А не заблудимся? - спросила Ягодка.
  - Теперь, кажется, нет, - сказал старик и ухмыльнулся.
  - Ему кажется. - Почти бесшумно проговорил Сява, - когда кажется, креститься надо.
  - Пошали у меня тут, - прикрикнул Дед Пехто, - мало блуждал?
  - Нет, дедушка, это он не со злости, он сам не местный, не княжий. Я с ними уж не первый день, вступилась Ягодка.
  - Да вижу, что не местные, по говору чую, - успокоился старичок, помолчал, подумал и сказал:
  -Ладно, уж сходите, хлам свой принесите.
  Ребята, не сговариваясь, побежали к своему ночному убежищу. Оно оказалось совсем близко. Взяв, все свои не хитрые пожитки, пошли обратно.
  - И что это он так взбеленился? - ни кого не спрашивая вслух произнёс Сява, и взвалил на плече тяжелый чан. Рука стала болеть. Видимо, не мысленные упражнения с мечом дали о себе знать. В придачу, на мягком месте проступили волдыри. Вернее, они, наверняка, появились и раньше, просто, Сява теперь ощущать при всей прелести, при каждом шаге.
  - Он белену не ест, её только пчёлы да ведуны едят, и то только пыльцу, когда та цветёт, - сказала Ягодка.
  - Кто пыльца? - не понял Лёша.
  - да нет же. Белена цветёт, а на цветы пчелы прилетают. Эх, Сявушка, тебе б ожоги твои этим мёдом помазать, в три дня б прошли б. - Пояснила Ягодка.
  - Сявушка, - ухмыльнулась Юля, - эко имечко придумала. Ладно, Ягодка, ты нам лучше про Деда Пехто расскажи.
  - Да что рассказывать? Он с бабушкой Шатаной и со мной, одного племени. Старой веры. Да только здесь крестятся княжьи люди. Истинную то веру, почти все позабыли. А Дед Пехто, он же весь из веры, а как не стало Веры, так и захворал. Вот и ходить перестал. А когда наскучит вот так сиднем сидеть, шалить начинает.
  - Что, кругами водить начинает? - стал расспрашивать Лёша.
  - Нет, это его внучок, Леший, - сегодня он младенец, завтра добрый молодец, а на зорьке уж старик. Ликов много у него, к каждому со своей личиной подходит.
  - Слушайте, а ну всё к Лешему, не пойдём мы к этому Деду Пехто, не нравится он мне. Пойдём лучше в деревню! - вдруг, заявил Сява. Эти не игры в сказки ему уже порядком надоели.
  - Успокойся, Сявушка, - сказала Юля, - мы и так, к Лешему идём, и с этим ни чего поделать нельзя.
  - Правильно, Юлька! - одобрил её Лёша.
  ***
  Ребята сидели вокруг костра, и с аппетитом жевали медвежье мясо. Лишь Сява, полулежал, боевые раны не давали покоя. Дед Пехто оказался не только искусным кулинаром, но и рассказчиком не плохим.
  - Так вот, - говорил он, - этот шатун еще зимой появился. А зима лютая была, из деревни ни одного младенца приносили в лес. Вот он на человечине и отъелся. А ближе к той весне и эти нелюди в волчьих шкурах появились. Прознали они от кого-то про шатуна. Где-то они ему поклоняются. Всё было, пока мой внучек его не извёл.
  - А Сява говорил, что это он завалил! - сказал Лёша.
  - Ну, уронить такого зверя не всякому под силу, - промолвил Дед Пехто, и продолжил:
  - Так вот, шатун этот, вовсе не шатун. А Бог ихний. Лешик мой, их кругами стал водить по лесу, да что-то не удалось у него. Они стражей наших, змеюшек, стали изводить. Так и в полон, меня, немощного с Лешиком взяли. Давич, еще одного привели из селища, что близ этой опушки. Он то мне и силушки дал, хоть и сам слабоват был.
  - А как же, дедушка, он вам помочь смог? - спросила Юля, - ведь вы же сами говорили, что он слаб был.
  - Слаб-то, он слаб, но слабый телом, голова пробита, а дух то цел! А помог то тем, что нехристь он.
  - Не правда, ваша, дедушка, - запротестовал Лёша. - Медвежатник хороший. А вы говорите, что он нехристь.
  - Лёшка, да Медвежатник без креста, не православный он, - объяснил Сява Лёше.
  - По этому и называют его нехристь, что значит без креста, не верит во Христа. Мы же живём в стране, где разные конфессии присутствуют, и мусульмане, и иудеи. Просто так давно стали называть других людей.
  - Ну, Сявачка, загнул. Ты сам как Медвежатник стал,- заключила Юля, - а что дальше было, дедушка?
  - Ну, ваш, как его назвали, Медвежатник, говорите? Странное прозвище, да суть не в этом. Этой ночью нас решили Медведю - Богу принести. Да вот, не получилось. Теперь с вами лясы точу, пивко попиваю.
  - И я бы от пива не отказался, - мечтательно произнёс Сява.
  - Да налей ему мальца - сказал дед Пехто, - и сами пригубите, я это пивко Шатаны пивал, знаю, а ему, - он указал на Сяву, - просто необходимо.
  - Ладно, выпьешь, алкаш несчастный, - сказала Юля, - только кружек у нас нет, придётся подождать.
  - Да возьмите вот эти рожки, - вступил в разговор красивый юноша. Он протянул ей несколько коровьих рогов.
  - Ой, а вы кто? - удивились ребята, они не заметили, как он появился.
  - Да, это ж Лешик мой, - представил своего внука дед Пехто - ведь я ж говорил вам, что у него лики разные.
  - Вы меня не бойтесь, сейчас уже эти волчары вышли из моего леса. Ваш друг еще жив, только не в себе он, дух его где-то бродит, но где, я не знаю.
  - Значит, нам нужно спешить, крикнула Юля.
  - Спешить не значит торопиться. Сил вам нужно поднабраться, сейчас мясо спечется, да и Шатаново пиво сил даёт.
  - Сяве только пивка попить, до других ему дела нет, - заключила Юля.
  - Ну, ну, ну, внученька, у меня уж всё кончилось, подлела бы, - опять закряхтел дед Пехто.
  - Ладно, дедушка, но это в последний раз. Нам спешить нужно.
  - Вот и ладненько, внучка, отлей не много, и топай себе на здоровьице. Только, вот какая незадача, больно сильно приглянулась ты внучку маму, не ублажишь, назад воротишься.
  Здесь уже Слава не выдержал:
  -Ну, ну, дед, не шали, а то бородёнку повыдёргиваю, пива выпил, пломбу не залить, и знай баловать собрался!
  - Уф, прыткий какой, - взъерепенился дед Пехто, - внучек, мой, леший. Захочет, и вовсе дороги домой не найдёте.
  - А наш дом далеко, от сюда не видать, - вступил Лёша, - нам Медвежатника выручать нужно.
  - Вот чего я говорил вам. Пущай, девка готовится, а мы пивка Шатанного попьём, оно ой как мужнему делу как подмога.
  - Ну, старый дурень, что хмель в голову долбанул, сейчас, я тебя трахну, не поздоровится. - Сява стал уже готовиться к решительным действиям. Юля сидела у костра и не могла поверить своим ушам. Такой, славный дедушка предлагает её своему внуку, и распоряжаться ей как вещью. Щеки у неё горели, а мысли у неё в голове носились с такой скоростью, что осознать их Юля была не в силах.
  - Да не серчай ты, - опустил на землю Славу Леший, положив тяжелую руку ему на плечо. - Я токма чуточку побалуюсь да отпущу, вся потом твоя девка станет. Ведь хочешь её, - так потом подарю, аль не веришь?
  Сява опустился неудобно, он сел на колени, и настроение деда заметно улучшилось, он даже подмигнул Сяве. Славка настраивался дать отпор старику, но не как не рассчитывал на Лешего. Сяву было уже не остановить. Ближней к Лешему рукой он очертил дугу назад так, что рука внучка оказалась между плечом и головой Славы. Леший хотел вырвать руку, но не успел. Сява опрокинул голову назад, и поймал второй рукой, ту, которая только что выполняла круговое движение. Он направил всю свою не дюжую силу вниз, так, что Леший полетел лицом в догорающие угли. Облако пепла поднялось у них над их головами.
  - Юлька, - крикнул он, - меч скорей!
  - Что? - не поняла Юля, она всё еще не отошла от шока.
  - Меч, говорю, дай меч!
  - Ой, нельзя же ей, - ойкнула Ягодка, а сама схватила хворостину и стала охаживать Лешего. При этом она обратилась к Юлиному брату:
  - Лешик, Лешик, сам принеси, нельзя же ей, не бабье это дело.
   Дед Пехто сам не понял что произошло. Казалось бы, какие то дети, и на тебе уже во всю секут ни кого ни будь, а самого Лешего!!! Пехто решил ретироваться, и стал отползать подальше, в надежде укрыться, где ни будь в кустах и переждать тревогу. Но тут Юля окончательно пришла в себя. Она подбежала к старику, схватила его за бороду и потащила поближе к Сяве. Деду ни чего не оставалось делать, как подчиниться, он на четвереньках подползал к месту экзекуции.
  - Ой, не надо, не надо, - кричал он.
  - Вот мы вас и ублажим обоих, - зло проговорила Юля, - Ягодка, дай-ка мне тоже хворостину.
  - Да даст мне кто ни будь меч, я этих гадов вмиг кастрирую, - заорал Сява, Лешка, - чего возишься?
  - Сява, сейчас, - кричал Леша, и еле-еле, двумя руками, волочил Сявин меч.
  - Ох, пощадите, - закричал дед. Леший только шипел. Пепел залетел ему в рот и нос, а угли через чур подогревали личико красавца.
  - Пощадите, ведь без нас не выйдите, заблудитесь. Пощадите! - кричал Пехто. Он в отчаянье рванулся назад, и Юля упала на самую мягкую точку своего тела с изрядным клоком бороды в руке. Сие падение на нее подействовало крайне отрезвляюще.
  - Сява, подожди - крикнула она, - а ведь он прав.
  Слава продолжал крутить Лешего.
  - Сявочка, да отпусти ты его, - уже приказным тоном заявила Юля.
  Слава подчинился. Он осторожно отпустил молодца, но тут же в руку взял свой меч.
  - Пощадите люди добрые, дети малые, - взмолился дед Пехто.
  - Ладно, говорите, куда Медвежатника Волчары унесли, да смотрите, не шутите.
  - Мы же говорили, он не в нашем лесу уже. Унесли его на утреннюю зорьку.
  - Это я и сам видел, - не довольно сказал Сява.
  - А большего мы и не знаем. Смилуйся богатырь, пошутил я, - наконец, что-то произнес Леший.
  - Ну и шуточки у вас, дурацкие, - съязвила Юля и обратилась к Славе: - и что теперь делать будем?
  - Как, что? Сейчас этих оскопим, потом домой пойдем, - ответил Сява, и стал проверять, на сколько хорошо наточено его оружие. Он махнул мечем, и несколько травинок не узнали что такое выкинуть стрелку... - ну Дедушку не прочь и побрить. А то ты, Юль, бороденку только проредила, а хорошо б на голо сбрить, под ноль. Пусть гладенький походит.
  - Что? - взмолился, заикаясь Пехто, - бборроду? Помилуй, век служить буду, только не срами перед людьми, ведь я и так стар.
  - А век служить собираешься, - влез в разговор старших Леша.
  - Ладно, я тоже может пошутил, - насупился Сява.
  - Вот и славно, Слава!!! - воскликнул Леший, да так, что подпрыгнул, - мы вам и припасов дадим, и тропку укажем. Она то вас выведет к полю, за полем речка, там, у речки есть деревушка. Волчары наверняка в нее наведывались, ну уж за речкой мои владения заканчиваются. А тропку укажу, сама вас выведет, и не заметите.
  - Ну что, Юль, пусть живут?
  - Пусть, только пусть без обмана.
  - Конечно, конечно, красно девица, добрый молодец, малы детки.
  Сборы были не долгими. Ребята отрезали значительный кусок от медвежьей туши и пошли по тропе, которая, как утверждал Леший, сама должна была привести четверку путешественников к деревне.
  - Надеюсь, в деревне засады не будет, - сказал Слава. Он опять был полон сил, и был горд за свои боевые успехи.
  - Мы идем в другую сторону. Эта деревушка не та, куда мы шли, - сказала Ягодка.
  - Теперь Сява, ты уже Сослан, - вмешалась в разговор Юля. - Ягодка, нам сейчас уже не надо в твою деревню, мы же знаем, что Медвежатника там нет, а нам его нужно вызволять как-то.
  - Да кто это ваш Медвежатник? - спросила Ягодка.
  - Кто ж его знает, мы его всего несколько часов и видели, - стала отвечать Юля.
  - Да он с Зеленым в школе учился, Серега рассказывал, потом вместе на СЮТУРЕ работали...
  - На кого работали? - как всегда не поняла Ягодка новых для нее слов.
  - Ягодка, давай новый русский язык мы будем учить в другой раз, хорошо? - утвердила Юля.
  - Хорошо, - немного обиделась девочка, и закусив губу стала смотреть себе под ноги.
  Ребята шли по тропе навстречу новым приключения в надежде найти Медвежатника, и, может быть спасти его. Но как вернуться из них ни кто не знал. Не знал по тому, что ни кто не знал, как они сюда попали. Но эти вопросы сейчас их меньше всего волновали, и они молча брели вперед.
  Вот уже три дня шли ребята по следам волчьих людей. Иногда им казалось, что они вот-вот догонят похитителей. Но это им только казалось: казались их голоса, топот ног и, может быть, крики.
  Сява шёл с невесёлыми думами. Мало того, что все они попали в это далеко не увлекательное путешествие, как он оказался здесь старшим среди двух девчонок и мальца. Да вот только слушается Лешик, а девчонки совсем от рук отбились, и с этим нужно как можно быстрее покончить.
  - Слушай, Юль, - как-то на привале сказал Сява.
  - Что тебе, Сослан-богатырь? - улыбнулась Юля.
  - Какой я тебе Сослан? Зови меня как и прежде Сявой.
  - Ну, тебя же Шатана так назвала, да и кто медведя завалил? Назвала б тебя Медвежатником, да сам не захочешь. А потом один уже есть, вот путаница начнётся!
  - Угу, если найдётся. Впрочем, Медвежатником не стоит.
  - Вот и я говорю, что не стоит.
  - Юль, ты это... - Сява начал немного запинаться.
  - Тебе действительно он нравится?
  - Кто? - Юля посмотрела на Сяву своими голубыми глазами.
  - Кто-кто! Как будто не знаешь, кто! Медвежатник, кто ж ещё!
  - А что, ревнуешь?
  - Надо мне!
  Знаешь, Сява, он хороший, но по-моему какой-то потерянный, что ли...
  - Вот именно потерянный. Ищи его теперь в этих дебрях!
  - Я не об этом Он в жизни потерян. Всё командовать лез, во все бочки затычкой старался, как будто раньше не успел что-то и теперь догонял, боялся не успеть.
  - Чего не успеть?
  - Я и сама не знаю Жалко его, наверное, такой... - она сорвала травинку, положила её себе в рот и стала размышлять вслух. - Он вроде многое знает, многое пережил, по правде сказать, Зелёному сто очков вперёд дать может, а сам всё время назад оборачивается, правильно ли сделал. Какой-то он не самостоятельный, что ли.
  - Ну, про Зелёного ты загнула. А вообще-то, он того... Неплохой, наверное. Только зануда большой.
  - Не знаю, не нам его воспитывать, у него сын старше Лёши и Ягодки.
  - И я о том же. Стар он для тебя.
  - Фу ты, дуралей несчастный!
  - Я не дуралей. Я же видел, как ты на него смотрела.
  - Ну и что?
  - А то! Просто так на мужиков не смотрят.
  - Ой, много ты в этом понимаешь!
  - И понимаю! Слушай, Юль. Я тебе сказать давно хотел...
  - Что ещё?
  - Я... Это... - Слава собрался с силами и всё же произнёс то, что давно хотел сказать, вот только никак не решался. - Я... Это... Ну... ну, в общем, ты мне очень нравишься, давай встречаться.
  - Фью! Ну пока мы уже неделю и не расстаёмся.
  - Нет, я о другом.
  - Дурак ты, Сява. - Юля поднялась и пошла к Лёше и Ягодке, показывая, что разговор закончен.
  Сява не так предполагал развитие разговора и сам прекрасно понимал, что неправильно себя повёл, но ничего поделать не мог. Он злился на себя, Юлю, Медвежатника, который пропал Бог весть куда. Весь мир сплотился против него и с этим он ничего не мог поделать. Он встал и пошёл к Лёше и Ягодке, Лёша недавно научил свою сверстницу играть в "камень, ножницы, бумага". Ягодка поначалу не понимала значения выкриков "УЕФА", тем более объяснять принялся Сява. Сначала выяснилась, что она не знает ничего про футбол. В общем, объяснения могли бы зайти далеко, если бы Юля не сказала:
  - Это значит, что ничего не значит. Главное, угадать то, что Лёша будет выкидывать и выкинуть то, что сильнее.
  - Это как?- спросила Ягодка.
  - Ну, это просто: камень сильнее ножниц, потому что ножницы об него затупятся.
  - А сильнее камня бумага, потому что она может обвернуть камень, - продолжил Леша.
  - А сильнее бумаги ножницы, потому что они могут её порезать, - завершил объяснения Сява.
  - Это значит, что то, что слабее в одном, может стать сильным в другом? - уточнила Ягодка.
  - Конечно, Яга. Это ж диалектика. - Заключил Лёша. Он стал сокращать имя девочки с ударением на первую букву. Она не возражала. Теперь эта игра никак по-другому и не называлась, кроме как "диалектика" и стала любимым занятием младшей половины поисковой экспедиции. Сейчас они занимались именно диалектикой. Ягодка, непонятно каким способом всегда угадывала, что выбросить. Лёша пытался мухлевать, превращая "камень" в "ножницы", а "ножницы" в "бумагу". Но потом Ягодка специально стала поддаваться, и счёт начинал становится равным.
  - Ну что, давайте здесь сегодня заночуем, - сказал Сява. - Пойду дров насобираю.
  - Сява, так мы Медвежатника никогда не догоним, - стала протестовать Юля.
  - А мы и так его не догоним.
  - Так что, вот так бросить всё и лапки кверху?
  - Нет, но рвать ж..., ну, в общем без фанатизма, мы лучше завтра раньше выйдем, а сейчас нужно и о еде подумать и о сне, устал я мёрзнуть по ночам.
  - Ну, тогда я одна пойду, а завтра вы раньше выйдете, меня и догоните.- Никуда ты не пойдёшь! - приказным тоном заявил Слава.
  - Юленька, а Сява прав. Он же старший, его слушаться надо,- вдруг подала свой голос Ягодка.
  - Ну, Ягодка, уж от тебя такого я не ожидала!
  - Чего, Юленька?
  - Ничего, Ягодка. Вы что думаете, что Медвежатник только мне нужен? - сказала Юля. У неё сразу опустились руки, она села на какое-то поваленное дерево, и у неё по щекам полились слёзы.
  - Юль, не плачь, - подошёл её брат и стал обнимать сестру. - Мы найдём его, только ты не плачь.
  Юля прижала к своей груди Лёшу, поцеловала его в макушку и ещё долго могла бы так сидеть, но этому воспротивился сам Леша. Он вроде успокоил сестру, а эти девчачьи нежности ему были совсем ни к чему.
  - Ладно, хватит. Я за дровами пошёл.
  - Иди, Лешик, иди, за Сявой приглядывай, чтобы не заблудился.
  - Хорошо, Юль, - крикнул Лёша и побежал догонять Сяву, который уже ушёл с поляны.
  - Вот такая наша женская доля, Ягодка,- сказала Юля.
  - А ты знаешь свою Долю?
  - То есть?
  - Ну, ту Долю, что я тебе предназначила? Есть большая жизнь, и есть её доля. У одних она - сладкая, как мёд, у других - горькая, как редька.
  - Ну, Ягодка, ты у нас ещё и философ оказывается. Давай лучше готовкой заниматься, у нас ведь почти ничего не осталось.
  - В лесу не пропадёшь не только весной, но даже зимой. Но вы же спешите за своим Медвежатником. Он что, действительно могучий воин или суженый твой?
  - И ты туда же!
  Нет, он просто наш друг. Друг, который попал в беду, и всё, хватит об этом. Давай посмотрим, что у нас там осталось.
  - Ничего и не осталось, только вот сыр и всё.
  - М-да... Теперь что, голодать прикажете?
  - Почему же? Я схожу, грибов насобираю, а ты здесь оставайся.
  - Хорошо, Ягодка.
  Так ребята разошлись в разные стороны, и каждый остался один на один со своими мыслями, заботами и страхами.
  Сяве было чего боятся. С одной стороны, его заставлял долг найти Медвежатника и по возможности его спасти, но он боялся. Он боялся того, что они не найдут его, что смогут вызволить из плена и, главное, что, если всё же спасут его, тогда Юля будет для Славы потеряна. Потеряна на всегда.
  ***
  Лёша уже привык к тому, что если останавливаться на обед, или на ночевку, нужно сразу идти за дровами. По этой причине его ни кто не гнал, а главное, он сам ушел. Ему тоже захотелось побыть одному. Вернее, ему, конечно, больше всего хотелось сейчас быть дома, и знать, что вот-вот придёт мама с работы. Он показал бы сделанные уроки, и посуда была бы помыта. И всё это без Юльки, он сам. Здесь же мамы нет.
  Леша с начало, насобирал большую охапку хвороста, и положил её прямо на тропинку для Сявы, и принялся собирать новую.
  Они с Сявой уже наловчились. Лёша набирает огромную охапку веток, а Сява придёт, и за один раз отнесёт. Горка хвороста росла быстро, а Слава всё не появлялся. Видимо, о чем-то, там, опять, с Юлькой спорит. Тогда Лёша сел и стал ждать Сяву. Сидеть и ничего не делать было не интересно.
  Лёша сломал ветку орешника и стал ногтями сдирать молодую кору. Будет у Ягодки и Юли отличная палка-мешалка! Жаль, конечно, что всё пришлось оставить, у Бабушки Шатаны, перочинный ножик сейчас совсем бы не помешал.
  - А ты не горюй, что оставил, радуйся тому, что найдёшь, - вдруг услышал он. Лёша обернулся, и увидел молодую женщину.
  - Здравствуйте!
  - И ты, здоров, будь, по маме-то соскучился, Лёша?
  - Соскучился, а от куда вы меня знаете? - спросил он.
  - Да ты, я вижу, не признал меня? Я Шатана, мать Сослана. Вот, узнала благую весть про сына своего, и моложе стала. Жив он, скоро домой вернётся. Новые испытания его ждут.
  - А про Медвежатника Вы ни чего не слышали?
  - Слышать не слышала, а ват увидеть пришлось. Его Волчары забрали, да уволокли. Теперь далеко они.
  - Это и Сява видел, он ихнего медведя завалил, которому эти Волчары поклонялись. Он сам рассказывал.
  - Значит дух Сослана, в него, всё же переселился?
  - Наверное, он многое, теперь, может делать. А Медвежатника он спасёт?
  - Спасёт, конечно, только ему нужно будет с моим настоящим сыном повстречаться.
  - И где же его искать? Вы же сами его не нашли еще.
  - Всему своё время, Лёшенька. Вы Ягодку маю не обижайте, она вам еще многим поможет. Ступай к костру и про меня ни кому не рассказывай.
  - Хорошо, - Лёша хотел добавить еще "Бабушка Шатана", но не успел, она исчезла так же неожиданно, как и появилась. Даже трава, где стояла Шатана, не примялась. Да и как, можно было назвать такую красавицу, бабушкой? Даже Лёша уже кое в чем разбирался
  Лёша схватил охапку хвороста, и побежал к поляне, где остались ребята. Там была только сестра. Она была чем-то расстроена, не в духе, как говорится.
  - Ты, куда делся, негодник?
  - Ни куда я не девался, я дрова собирал.
  - Какие еще дрова?
  - Обыкновенные, деревянные.
  - Зачем?
  - Юль, ты что, с дуба свалилась? Что с тобой случилось?
  Юля посмотрела на брата отрешенным взглядом, потом, тихо, как бы и не ему, сказала:
  - Нет, Лёша, с дуба я не упала, но, кажется, действительно, что-то произошло.
  - Да говори же ты толком, я ничего не понял. То ты набросилась на меня, ни с того ни с сего. Теперь, вот, загадками гутаришь.
  - Гутаришь, говоришь? У Яги научился?
  Леша подошёл к сестре и стал трясти её за плечи:
  - Юль, Юлька, что с тобой?
  Юля улыбнулась, потом засмеялась, и стала хохотать.
  - Яга, да ты что не понимаешь? Ягодка наша Баба Яга!
  - Какая баба?
  - Из сказки, Лёша, из сказки, только маленькая.
  - Ну и пусть. Она же живая.
  - Живая? Конечно, живее всех живых! - произнесла Юля хохоча. Вдруг, она стала серьёзной, а глаза испуганно стали озираться. Она высвободилась из объятий брата, и закричала ему:
  - Лёша, а где все? Где Ягодка, где Сява. Они нас все бросили, оставили одних.
  - Юлька, да хватить тебе меня пугать. - Тревога Юли стала передаваться Лёше.
  - Ой, Лёшенька! Лешик, ты мой ненаглядный. Я знаю, они договорились меня Лешему отдать. Я слышала, они с Дедом Пехто шептались.
  Юля стала метаться по поляне. Она пыталась беспорядочно собраться, хватала то одну вещь, то другую.
  - Успокойся, Юль! - закричал во весь голос Лёша, и заревел.
  Слёзы потекли у него из глаз двумя огромными ручьями, он пытался их вытереть своими перепачканными руками, но только размазывал грязь по щекам. Он ревел так, как не плакал уж больше пятилетки. Его штаны стали мокрыми, но Лёша этого не замечал.
   В этот момент, мечущаяся по поляне, Юля задела кувшин с пивом, которое варила Шатана. Сосуд бухнулся на бок, и его содержимое выплеснулось на молодую траву. Первая волна пива прижала её к земле. Вторая, менее сильная, просочилась через стебельки и листочки разнотравья, и, земля с благодарностью приняла в себя живительную влагу. Остальные порции пива были меньше. Но чем меньше они были, тем больше неизведанной силы в них заключалось. Когда последняя капля отделилась от венчика, на месте лужицы, где бултыхалась затаившаяся ящерица, возникла роскошная клумба. Такое разноцветье, возможно, было встретить лишь в каком ни будь, гербарии. Здесь одновременно цвели те растения, которые вместе ни когда не цвели. Любой ботаник, этому удивился бы.
  Этому явлению пристального внимания, так и не найдя ни для себя и для науки. Ни какого объяснения, не было. На поляне находилось всего одно, и то, не полное перепуганное семейство. Брат и сестра. Опрокинутая корчага, подействовала на Юлю отрезвляюще. Она перестала бегать и производить переполох в устоявшемся порядке леса.
  Леша перестал плакать, лицо его еще не высохло, нижняя губа выдалась вперёд, как будто это помогло бы набрать побольше воздуха. В лёгкие. Он еще не ровно дышал, изредка всхлипывал. Алексей ещё ни разу не видел своей сестры в таком состоянии, и ему просто было очень страшно.
  - Ты что? белены, объелась? - сказал он. - Разбегалась тут, расплясалась, как слон в посудной лавке.
  - Лёша, а что было-то? Почему ты мокрый? Дождь был?
  - Да ну тебя, - Лёша повернулся, и пошел, чуть не убегая, прочь. Он готов был вновь заплакать, но держался. Леша просто прибавил шаг. Юля не дала Лёше исчезнуть. Ей совершенно не хотелось оставаться одной на это заколдованной поляне. Она догнала брата, и стала говорить скороговоркой:
  - Лёша, здесь страшно! Страшно тебе, страшно мне. С начало пропали ребята, потом Медвежатник, теперь Ягодка и слава. Остались мы с тобой одни. Понимаешь!? Нужно всегда быть рядом, не бросай меня одну! Ты понял?
  - Юль, да что с тобой? Я даже описался, мне брюки постирать нужно.
  - Я постираю, я всё сделаю, только не уходи! Умоляю тебя! Мне страшно.
  - А знаешь, как я испугался, увидав, тебя, такой.
  - Какой?
  - Такой, не знаю, чудной.
  - Так, ведь ни чего и не произошло, это я пошутила, - Юля улыбнулась, расправила руки в стороны, и стала танцевать, кружась, по поляне. Лёша посмотрел на неё укоризненно, и заключил:
  - Вот именно такой, Юлька. Хватит, прищурятся, где ребята, где Ягодка, где Сява.
  - А я не знаю, не знаю, не знаю, я - пропела Юля.
  Наверное, эта сцена закончилась бы новой истерикой, но, наконец, появилась Ягодка.
  - Хорошо, что вы здесь, а Сява то не потеряется.
  - Что тут хорошего? Смотри, что с Юлькой творится.
  - Это должно было случится, давайте лучше от сюда уйдём.
  - Ни-ку-да я не пойду! - пропела Юля в ритмах "Бременских музыкантов".
  - А я говорю, пойдёшь, и Лёшу заберём. Нам здесь делать нечего, а тебе и вовсе, нельзя!
  - Это почему?
  - Вот уйдем, расскажу, что с тобой случилось.
  - Да ни чего.
  - Как же, всё хватит, руки в ноги, и ай да от сель. И точка.
  - Мы уйдём, а Сява? - спросил Лёша.
  - Ничего с ним не случится. Давайте, быстро уходить. Потом Лёша, потом сам за ним сбегаешь. Да думается мне он сам нас найдёт.
  - А далеко идти?
  - Нет, там ручей, его и перепрыгнуть нужно.
  - Зачем? - удивилась Юля.
  - Уж много лишних вопросов задаёте, водой отгородиться! Ну, живо! Уже приказала Ягодка
  Лёша вместе Ягусей стали собирать небольшие пожитки всей спасательной команды. Кувшин с пивом не разлился, и в нём оставалось даже немного пива. По этому полупустой сосуд смог нести даже Лёша, что он и сделал.
  Идти пришлось совсем не далеко. Ребята быстро всё складывали на другом берегу ручья.
  Когда эвакуация всего материального обеспечения закончилось, Ягодке с Лёшей пришлось взяться за более сложную задачу. А именно, передислокацию Юли. Лёша не понимал, зачем всё это нужно делать, но сидеть, сложа руки, и наблюдать, как родная сестра сходит с ума, он не мог. К великой радости, этой частью эвакуации занялась сама Ягодка. Не известно, какими там уговорами, но Юля сама покинула эту злополучную поляну.
  Когда ребята втроем перебрались через ручей, Юля очнулась.
  - А, что случилось? Где Сява? - спросила она.
  - Ни чего с твоим Сявой не случилось, а вот, с тобой - Ягодка недовольно посмотрела на Юлю и продолжила выговор, - с тобой, вполне, могло произойти всё что угодно!
  - Постой, а что собственно произошло??
  - Вот и хорошо, что ничего не случилось, хвали Богов. Луна уже на убыль идёт.
  - При чем здесь луна?
  - При том, у тебя краски пошли, а там таким нельзя находиться.
  - Какие краски? И, где там? Сям? - Юля абсолютно не понимала о чем говорит Ягодка, у неё слегка, кружилась голова, но это нормально, в такие дни.
  - Какие краски? Да те, которых у малых девок, да беззубых старух не бывает, поняла бестолочь? Тебе что, не говорили раньше, про них? У тебя это в первый раз? Поздновато. - Ягодка даже удивилась. У неё краски давно уже приходили, и она под час себя считала вполне взрослой.
  - Что в первый раз?
  - Краски, дурёха! Ну да ладно, слушай.
  Мы пришли на заветную поляну. Сюда всяк может прийти, да не со всеми чудеса случаются. Змей здесь живёт. Не бойся, Лёша, он тебя не тронет. - Успокоила готового испугаться Алексея. - Он, только девиц незамужних и любит, и то, когда краски к ним приходят. А так как у него три головы, то они меж собой договориться не могут. Пока между собой спорят, девицы ТЮ - и убегали. Но не даром говориться, что одна голова хорошо, а три еще лучше. Надумали они заклятий наложить на поляну эту. Да таких мест по лесу знаешь сколько? Словом, за всеми не углядишь.
  Так вот, летает он по этим полянам заветным и девиц приглядывает. Видать, приглянулась ты ему.
  - Приехали, а Кощея Бессмертного у вас нет?
  - Как нет, есть, конечно. Но нам его бояться нечего. Утки прилетели, да зайцы шубки сбросили.
  - Приплыли, - заключил Леша, - смерть его на конце иглы, а игла в яйце, яйцо в ларце, ларец у Лукоморья. "У лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том"...
  - От куда знаешь?
  - Пушкина читать надо Яга! Он сказки писал.
  - Постой Лешик. Пушкин, наверное, здесь, еще не родился. Ягодка, ты мне лучше про краски расскажи.
  - Не для мужских ушей это, пусть Лешик отойдёт.
  - Ой, больно мне надо. Я про месячные давно всё знаю, мне и мама рассказывала, и в школе говорили.
  - Вот и ступай Лёшенька, перенеси всё наверх. А мы, здесь, о своём, о девичьем, пошепчемся.
  - Вечно вы, девчонки, такие. Ладно, сейчас всё на ту горку отнесу, а вы тут долго не засиживайтесь, нам еще Сяву до луны найти надо.
  - Ой, действительно, ведь Сява пропал! - встревожилась Юля.
  - Да ни куда он не пропал. И не пропадёт. У него теперь меч Урызмага. Так, что ты про краски-то хотела разузнать?
  Девочки остались на берегу ручья, делится своими женскими секретами, а Лёша взялся носить всё на пригорочек. Там, как он понял, должна была быть сегодняшняя ночевка.
  ***
  Сява, конечно, не любил собирать дрова. Но что тут поделать, приходится. Благо с мечем Урызмага, можно не только горы свернуть. Ещё бы, такое оружие!
  Он шел искать Лёшу, уже привычно стало находить аккуратно сложенные поленницы. Деловито, бери всё в охапку и неси. Всё остальное делает Лешик. Всё обоюдно выгодно. Сяве не нужно лазить под ветками, зачем такому большому человеку нагибаться, карябаться о ветки и вытрихать из запазухи опавшую хвою? Лешик маленький юркий, ему всё игра. А Сява сделал две три ходки на обед дров достаточно, а если по пути сосёнку махнёт, то и на ночь хватит. Правда, для хорошей, тёплой ночевки, на самом деле, приходилось посложней. Приходилось принести пару брёвен, где малой Лёша был бесполезен. Но за тем, Слава сооружал славный костёр с красивым именем "Нодья", и все лавры умельца, а главное благодарность Юли полноправно доставались Сяве!
  Для такого костра подбиралось два-три одинаковых в диаметре бревна, они плотно прижимались друг к дружке, на небольшой высоте. Под ними раскладывались огненные угли, они давали хороший жар, но не позволяли вспыхнуть яркому всепоедающему пламени.
  На таком костре без проблем можно было и воду быстро вскипятить, и испечь, что ни будь, да и просушиться у такого костра, одно удовольствие.
  Но сейчас, видимо. Лёша заигрался в весеннем лесу. На большой тропе лежала совсем маленькая, кучка хвороста. Слава легко взял ее подмышку, пару раз окликнул мальца, и, не услышав ответа, пошел обратно к поляне. По дороге играючи срубил молодую рябинку. Будет теперь прочная палочка, а для чего, придумается потом. В какой то умной туристкой книжке Слава видел картинку с изображением такой же жерди. Там с одной стороны висел котелок, а другой конец, прижимался камнями. Почему Зелёный предпочитал либо тросик над костром, либо, просто ставил канны на угли, для Сявы было еще большой загадкой.
  Всегда, когда ребята просили Зелёного сделать так, как нарисовано в книжке, он с начала отмалчивался, потом улыбался, и говорил, что эти эксперименты с родителями и без его участия всегда, пожалуйста, а на данный момент тросик имеется.
  Тросик, конечно, вещь нужная и удобная, но не всегда же можно найти два подходящих дерева в Подмосковье то.
  Но сейчас в этой тайге, деревьев было предостаточно, а вот тросика, как раз и не было. Тот, который чудом умудрился пробраться сюда, куда-то задевала Шатана, или она специально всё спрятала? Не поймёшь. Сява не знал ответов на эти вопросы, впрочем, и не очень то пытался найти на них ответ.
  Сява подошел к поляне и ни кого из ребят не увидел. Он бросил дрова на не большую кучку, которую, видимо, притащил Лёша, и собрался уже уходить обратно в лес, как вдруг, его взгляд упал на нечто. Небольшая Кл, аккуратная клумбочка возвышалась среди травы. Сява заметил несколько ягод земляники и сорвал пару кустиков. Собрал их в небольшой букет. Будет чем порадовать Юлю, в начале мая земляничка! Ярко алые ягодки источали желание растаять, у кого ни будь между языком и нёбом. Слава невольно проглотил слюну, и только сейчас понял, здесь, что-то не так. Всё верно, на поляне не было вещей ребят. Слава пробежался по периметру поляны. Он пытался смотреть сквозь молодую листву, но поросль не позволила увидеть ни кого. Славины ауканья ни к чему не привели. Все спутники в этом мире пропали, растворились, словно сквозь землю ушли, теперь он остался один. Совершенно один!
  Слава прекрасно понимал, что ребята на сей раз, совершенно не шутят, не те времена. Хотя, неделю назад, как оказалось позже, и Зелёный не шутил. Но если в прошлый раз хоть кто-то остался, то сейчас вообще ни кого. Сяве было как-то не по себе, от такого поворота дела. Конечно, меч Урызмага спокойно висел с боку и молча придавал какое-то, ну уж очень не большое спокойствие. Вообще-то, молчал он с тех пор, как Сяве пришлось бороться с медведем - шатуном. Может быть, меч обиделся, что им пользовались в место обычного деревенского топора? Но настоящего топора не было, и даже если б Сяве пришла б в голову такая крамольная мысль, он бы, ради Юли, да, и, впрочем, для всех, стиснув зубы, колол, и рубил дрова на всех. Пусть волшебный меч не обижается, он использовался только в благих целях. Вся былая Сявина удаль, куда то удалилась, и остались только растерянность отчаянье.
  - Спокойствие, только спокойствие, - сам себе приказал Сява. - Главное без паники! - он пытался рассуждать, и этим самым, хоть не много успокоится. "Юлька с ребятами не спрятались, случай не тот. Сейчас не до шуток. Значит, либо я один куда-то телепортнулся, либо, с ними что-то случилось. Скажем, меня опять куда-то занесло, видать судьба моя такой. И с этим ни чего уже нельзя поделать. Делать нечего, буду выкручиваться сам. И уж точно, ни кого спасать в этом новом мире не буду. Ну, нет в нём места всяким там Медвежатникам. А значит, просто, нужно сесть, и подумать, как вернуться назад за Юлей с Лешиком и Ягой. А если с ребятами, действительно, что-то произошло, то, вероятней всего, должны остаться хоть какие то следы.
  Следовательно, необходим тщательный осмотр местности, конкретно, данной поляны. Наверняка, остались хоть какие то следы. Они-то меня и приведут к вражинам, что Юльку похитили. Там то мой меч-кладенец и поможет!". - Подумал, и положил руку на рукоять меча.
  Меч отозвался сразу. О нём вспомнили, и он стал не холодной сталью, а тёплым другом. Тепло, стало перерастать в состояние "горячо", и Сява тут же напрягся. Он освободил меч из ножен и стал озираться по сторонам.
  - Кто ты, невидимый враг, - крикнул он в лес, - выходи, не прячься.
  Лес молчал. Лишь, за спиной у Славы послышался хруст веток. "Это, наверное, дрова развалились" - подумал Сява, и обернулся. Обернулся и застыл. По сложенному хворосту полз огромный крокодил. С двумя головами. Хотя нет, это был совсем не аллигатор. Из пасти чудища вылез раздвоенный язык. "Значит, варан", - успокаивающе себя подумал Слава.
  Двухголовость зверя уже не уже не удивляла его. Мало ли кого здесь не встретишь? Летающие медведи, например, сплошь и рядом. Почему же варану с двумя головами не появиться?
  Всё, охота началась. Сяве хотелось верить, что у этой ящерицы мясо, скорее всего, съедобное. Ел же он, в конце концов, гадюку, и ни чего, не отравился. Значит жаркое, должно быть вкусненьким.
  Сява стал обходить невиданное животное со стороны, совсем не заботясь, о том, что затевая охоту на зверя, которого, может быть, еще не занесли в "Красную книгу", ни какому ученому биологу не удастся его описать.
  Конечно, лошади Проживальского повезло гораздо больше, они хоть в зоопарках остались, а этому зверю, в террариуме зоосада, явно, места еще нашлось, да и Московский, вроде как на реконструкции. Так что змию не суждено было стать известным "Вараном Сявы", или "Сявиным Вараном двуглавым". Один мощный взмах, и голова раритета полетела в траву. Её глаза стали мигать, а из пробитой трохеи стал вылетать воздух со свистом. Сява невольно засмотрелся на дело рук своих и на мгновение упустил из вида всё оставшееся тело бедного животного. Славу заворожила отрубленная голова. Кровь на месте купирования стала запекаться. В результате этой сложно биохимической реакции воздух, который входил в раскрытую пасть, головы, которая обязана, была быть мертвой, выходил, насвистывая не известные попсе трели:
  - Фью, - ты, что наделал? - просвистела голова.
  - Что? - переспросил Сява.
  - Что натворил, негодник, говорю, - с каждой секундой свист превращался в более членораздельное ворчание, - не понял что ли?
  Сяве ни чего лучшего в его собственную голову не пришло, как сказать:
  - Как, что наделал? Голову отрубил.
  - Заметил ужо, - и в этот миг Сява получил солидный удар хвостом по мягкому месту, что повалился с ног. Полёт спортивного юноши завершился, можно сказать, благополучно. Он перекувыркнулся через собственную голову, резко вскочил на ноги, держа на изготовке свой меч, уже в двух руках.
  Слава встал к обезглавленной ящерице лицом как вкопанный. У этого животного была гипертрофированно развитая регенерация! Вторая голова, росла прямо на глазах, просто она, пока, была заметно меньше первой. И в этот чудесный момент, Сява услышал за спиной.
  - Я же тебя не трогал. Хотя, вполне мог. Но, зачем? - это ему опять свистела отрубленная голова. Сама же ящерка как будто не замечала Сяву. Она проползла мимо него, и улеглась брюшком на клумбу, погреть животик.
  - Ты мне не интересен, - нагло заявила голова.
  - А ты кто?- спросил Слава. Он всё еще стоял на изготовке. Щелчок по заднему месту отбил охоту к охоте. Атаковать и защищаться, почему-то не хотелось. Вроде ни кто не наподдал, да только опускать оружие было страшновато.
  - Кто, кто? Дед Пехто, в пальто.
  - Видал я его... Он польт не носит, предпочитает френч, или на худой конец душегрейку, - достойно ответил Сява - говори кто ты.
  - А я не сказал? - удивилась голова. - Я же говорю Дед Пехто...
  - Ну, Ща получишь! - стал нервничать слава и приподнял Меч.
  - Дай слово молвить, вот молодежь пошла невыдержанная.
  - Говори, кому говорю!
  - Говорю, говорю, Дед Пехто, - Рука Сявы задрожала от натуги, а его нежное личико порозовело.
   - Говорю жешь, Дед Пехто, меня знает.
  - Знает?- с не доверием переспросил Сява.
  - А то! Да и ты про меня слыхал, небось.
  -Я? Нет. - Честно ответил Слава.
  - Как, про Змея Трёхголового не слыхал? От куда ж ты свалился? - удивилась голова. - Странно, старею, значит. Всех молодок перевёл, а бабки деток уж, и не стращают мной.
  - У тебя же две головы на плечах.- С натужной улыбкой промямлил Сява.
  - Так то на плечах, А ты сосчитай.
  - Действительно, - подумал отрок, - две плюс одна, равно три.
  - Но если я отрублю тебе, еще одну голову, у тебя что, будет четыре?
  - Нет три.
  - Почему? Не вырастит больше? - Слава вёл, как умел, допрос с пристрастием.
  - Говорю три, значит три, - упирался змей.
  - Ты не юли, а отвечай, когда спрашивают, - Сява с надеждой допытывался ответа. Страх у него стал проходить, и вверх брало любопытство.
  - Я и сам не знаю, просто ты не отрубишь.
  - Это ещё почему? - удивился Слава.
  - Я тебе этого не дам сделать, вот и всё.
  - А это мы еще посмотрим!
  С этими словами Сява подбежал к варану, и замахнулся. Он намеривался садануть сразу по двум сросшимся шеям. Благо, эти самые шейки, находились рядом друг с другом, а длина меча позволяла сделать задуманное одним махом. Ох, не следовало Сяве кричать этого. Ящерица успела втянуть обе головы в шеи, так, что меч просвистел прямо перед их носами, и врезался в землю. Между тем, хвост "мечты экспозиции Дарвиновского музея" отвесил увесистый подзатыльник. Да такой сильный, что, у Славы, потемнело в глазах, а в этой темноте стали летать огненные мухи, в виде махоньких звёздочек.
  - Видно, Дед Пехто, совсем стар стал, не научил тебя уму разуму.
  - Угу, Суперстар! - огрызнулся Сява.
  - Успокойся, я не за тобой пришел. - Авторитетно заявил змей, - девица должна быть тут. Я чую её. Она то мне и нужна.
  - Так ты, что, гад, за Юлькой сюда припёрся?
  - Может и за ней. Мне имя ни к чему.
  - Она то тебе зачем?
  - Невеста она мне.
  - А ты её спрашивал? Извращенец хренов. - Негодовал Сява.
  - А чо, спрашивать то, поспела уж. Всё равно не уйдёт. Думает, за реку ушла, так не достану.
  - Не достанешь, а знаешь почему?
  - Нет, и знать не хочу, изголодался я по свеженьким.
  - Да я не дам тебе её, - у Сявы не хватало, словно как поступать он еще не придумал. - Не дам и всё тут, сказ закончен.
  - Хватит тягомотину разводить, мне жениться пора, - сказала голова, а остальные головы показались и стали искать кого-то. - Слышь малой, не мельтеши под ногами, жуть берёт.
  - Я, я, может, тоже на ней жениться хочу.
  - Ты?
  - Да, я. И поверь на слово, она меня предпочтёт.- Сяве казалось, что у него очень веские аргументы, против какого-то мутированного змея.
  - И верить не буду, и проверять, женилка выросла, смотри, как бы не потерял. А жениться хочешь, мой тебе совет, хоти на здоровье. Я тебе и мешать не буду.
  - А помогать?
  - С чего это я должен тебе помогать? Кто ты такой?
  Толи от явной безысходности, толи от помутнения в мозгу, вызванного хвостатым прикосновением темечка, но Сява встал во весь свой рост и заговорил не своим голосом:
  - Я Сява, но сейчас меня всё чаще называют Сосланном. Я не допущу твоей свадьбы на Юле. И убирайся вон, а то... - он не договорил, его перебила голова:
  - Что, а то?
  - А то...- Сява четно пытался придумать, что же сказать. Ну не кричать же, в самом деле, что, он навешает люлей, этому прародителю Герба Российского. Велик шанс, самому живым с полянки не выйти. Секунды летели. Пауза уж слишком затянулась, и Слава торжественно произнёс:
  - А то я вызову тебя на дуэль!
  - Ух, сказал так сказал, как пузырьки в воде пустил. На кого вызовешь? - переспросила голова.
  - На дуэль, то бишь на поединок!
  - Ну-ну, вызывай, а я посмотрю, - сказала голова. Её холодные глаза моргнули, а язык вылез из пасти, и улёгся на боку, около щеки, или места, которое можно было таковой назвать. Всем своим видом голова давала понять, что вызов принят.
  Сяве ни чего не оставалось делать, как вступать в бой. Он подумал, что с головой биться без толку, при том, за спиной всегда будет маячить опасный противник. Сява принял решение, биться со змеем!
  Греющаяся на заходящем солнышке ящерица, почесывала своё брюшко на клумбе. Было видно. Что она намеренна наложить косметическую маску из местных ягод, у себя на пузе. И тогда меч Урызмага разрезал тишину воздуха. Неповоротливое, с виду, тело превратилось в пружину. Сявины глаза не успевали следить за движениями змея и меч в его руках всегда пронизывал пустоту. Животное, явно, забавлялось над Сявой, не давая себя даже поцарапать. Хотя змей нападать совершенно не собирался, по крайней мере, не торопился. За ни кем не считанные секунды, Сявина рубаха стала пропитываться потом. Одышка еще не стала мешать соображать. И эта соображалка сообщила Славе, что над ним просто-напросто надсмехаются. От этого только прибавлялось злости и ярости.
  После того, как очередной раз Сява загнал в землю свой меч по самую рукоять, голова вновь заговорила:
  - Видать, тебе, не только на дуэль, твою ужасную, а на кротовину не забраться, не то, что приглашать на поединок на ней.
  Голова издевалась над подростком, как могла, но Сява не обращал уже внимания на эти поддевки. До него, наконец, дошло, что змей играет с ним как кошка с мышкой, и когда змею надоест эта смертельная игра, не сладко придётся Сяве. Скорее всего, сладко должно прийтись ящерице. У Сявы в голове стали кружиться некрофильные мысли: "Человеческое мясо, должно, быть, сладковатым на вкус. Эх, раз, уж суждено погибнуть, вот так, бесславно, то, по крайней мере, нужно хоть за дорого продать свою шкуру. Ни хай, потом поперхнётся Славкиными косточками, эта рептилия. А сейчас, согнать лишний жирок, чтоб мясо было пожёстче. Эх, они же не жуют, так, целиком глотают. Ну и пусть, изжога будет помощней. А сейчас, лишь бы не очень жарко было". Сява решительным движением скинул с себя последнюю рубаху, которая, в свою очередь исполняла роль и первоприобретённой в этом мире. Он отбросил её в сторону. Рубашка, подаренная, а может быть, и даже сшитая, самой Шатаной, полетела по сложной траектории, не подчиняясь земным законам аэродинамики. Турбулентные потоки, воздуха подхватили, сей предмет, и уложили аккурат на отрубленную голову.
  Что-то не ладное случилось с прыткой, и резвой, доселе ящерицей. Она, как бы потеряла ориентацию. Две головы смотрели в разные стороны, и прекрасно видели Сяву, но вот каждая по-своему. Сява не стал задумываться над тем, что это за возникшая пауза в движениях. Не то обманный ход, не то подготовка к смертельному удару хвостом. Слава прекрасно помнил, те пару дружественных щелчка, этого двухметрового хвостика. Сява схватил меч обеими руками, вытащил его из земли, и мысленной просьбой к нему: "не подведи родненький", запрыгнул на хвост животного.
  Меч взвился вверх, что бы через мгновение разрубить холоднокровное пополам. Но тут хвост остался на месте, агонизируще мотаясь и извиваясь, а тело змея, отбросившего добрую половину себя, ломанулась в лес.
  Сява не устоял, и шлёпнулся, на уже многократно отбитую пятую точку. Хвост обдал его несколькими каплями крови, и свернулся в спираль.
  - Так-то, - проговорил победитель змея. Он важно, хотя и кряхтя, подошел к своей рубахе, и стал надевать её.
  - Ну и что ты натворил? Спрашивается, изувечил уникальность! - вновь заговорила голова.
  - Всё, разговор окончен, - сказал Сява, схватил голову за раздвоенный язык и забросил её в сторону, куда убежали обрубки змея.
  - Регенерируй, где хочешь, только не здесь, - крикнул он вдогонку голове.
  Голова несколько раз покувыркалась в воздухе. На этот раз она ни чего на просвистела, а просто, скрылась за ближайшим кустарником. Сява гордо расправил плечи, вытер запачканный меч о рукав и подошел к хвосту.
  - Жаль, конечно, что не всё. Впрочем, с кишками возиться, колбасу делать совсем не хотелось, - сказал он и взвалил хвост себе на плечо. Что делать с такой грудой мяса, он ещё не представлял и поэтому оглянулся. За ручьем, сквозь деревья на пригорке пробивался еле заметный дымок. - Вот и наши подоспели, - сказал он хвосту и поволок его к костру.
  ***
   Лёша уже развёл костерок, но не большой, а так, чтобы был. Девчонки, видимо, на долго застряли у ручья, и ему делать было абсолютно не чего. Как и подобает настоящему мужчине, он не стал лебезить перед сестрой и подругой. Убеждать их пойти на выручку Сяве, было просто бесполезно, а поэтому он естественно, как самый маленький, послушался их. Но при первой же возможности сделал всё наоборот. Вернее, попытался.
  Он, конечно, всё принёс на горочку, благо вещей было не много. Опять насобирал дров. Наконец развёл костерок, а Юлька болтала всё и болтала. Ну и пусть себе болтают. Леша тихонько обошел девочек стороной и перепрыгнул ручей в другом месте.
  Только оторвав взгляд от земли, после полёта над водой он, увидел у себя перед носом, огромного удава. Он полз ровно и быстро. Его чешуя была серой, и сухой, как летний асфальт.
  - Ой, - сказал он, и повалился назад в ручей.
  Ручей был не глубок, казалось, расстояние от поверхности воды до дна всего по щиколотку. Но под мелким песочком оказалось такое количество жидкого ила, что Лёша в миг превратился в негритёнка.
  Муть быстро дошла до места, где устроились девочки. Юля сразу забеспокоилась, в первую очередь о брате, и стала озираться по сторонам. В этот момент появился Сява, с хвостом от змея, на плече. Со стороны, от куда шла муть появился, маленький чертёнок, с рыжеватыми волосами, и белым кончиком носа.
  - Сява, ты куда пропал, и что с Лёшиком сделал? - накинулась на Славу Юля.
  - Да сам я.
  - Вечно с вами одни проблемы, - закончила Ягодка.
  Девочки так и не дали ребятам слова молвить, и сразу взяли инициативу в свои руки. Брат с сестрой, остались на берегу, для семейных разбирательств, по поводу стирки и помывки, а Сява с Ягодкой отправились к потухающему костру.
  Пока Юля застирывала Лёшины вещи, при этом пыталась заставить Алексея, сделать пару акробатических трюка над водой, Сява рассказал Ягодке о встрече со змеем.
  Костёр разгорелся вновь, и Слава стал нарезать огромные стеки из хвоста.
   - И ты будешь, это есть? - Ужаснулась Ягодка.
  - Ягачка, - заметил Сява, - в Африке, впрочем, не важно где.
  - Почему не важно? Где?
  - Еще дальше, где жила твоя Шатана. Так вот, там есть такие племена, которые считают, что, съев врага своего, они становятся сильнее, ведь сила врага, переходит не к тому, кто его убил, а тому, кто его съел.
  - Так, что, они и Людей едят?
  - Да, - невозмутимо ответил Сява.
  - Ой, ужас, какой! - пропела Ягодка.
  Слава почесал свой глаз, которого совсем недавно, чуть ли не лишился, лаконично констатировал:
  - А у вас, тут, просто райский уголок. В жизни ни разу так часто не дрался.
  - Всё равно, я это есть, не буду.
  - Не ешь, нам больше достанется. Хотя, на мой взгляд, на роту солдат хватит. А может только на взвод? Всё равно, достаточно с лихвой!
  - Ну, Сява, ты еще Лихо звать будешь?
  - Нет, на сегодня драк хватит. Вот, и наши, идут.
  Юля поднималась вместе с чистым Лёшей. Вещи на нём, хоть и были тщательно постираны, но мокрыми. Идти голым Алексей категорически отказался, и теперь зяб на ходу. Сява, добрая душа, стянул свою, не первой свежести рубаху, и приказал Лёше облачиться в неё.
  - Соплей твоих здесь не хватало, давай живо переодевайся, девчонки отвернуться.
  - Х-хорошшо, - дрожащим голосом согласился Лёша, и надел Сявину рубаху.
  Нельзя было сказать, что она была велика мальчику, просто немного, жала в районе коленей. Там как раз были какие-то тесёмочки, но сухой, пусть даже пропитанный потом лён быстро согрел его.
  - А я, весточку вам всем, от Медвежатника, вашего принесла! - вдруг, сказала Ягодка.
  - Что? - хором спросили ребята, и их взоры обратились к девочке. Потом, по очереди проговорили.
  - Ты что молчала? - сказал Лёша.
  - От куда? - поинтересовалась Юля.
  - Долго придумывала? - закончил с расспросами Сява.
  - И вовсе не придумывала. Просто, когда мы все разошлись, я с Марфушей разговаривала.
  - И кто это? - решила уточнить вопрос Юля.
  - Да, так, не важно. Небось, кикимора местная. С ней по сотовому на связь вышла, вот она нашей Ягодке месагу и скинула.- Проговорил Слава - лично я устал. Не лёгкое это дело со змеями трёхголовыми биться. Устал я говорю, значить Ша, с россказнями.
   - Не флунди Сява, с какими еще змеями?
  - Ну с тем, которого кушаем. Эх, еще бы соли, вообще пальчики оближешь.
  - Это правда, Яга? - спросил Лёша.
  - Да, я же вам говорила, это его поляна. А вы не верили.
  - Это кто еще не верил, - даже обиделся Лёша. - И что, Сява его завалил?
  - Не, отпустил, - Слава сказал это таким тоном, что можно было интерпретировать, всё это в двух аспектах. Мол, конечно, оставил ценный экземпляр, для науки, и наоборот, нашинковал как капусту, и был таков. И теперь про всё это просто не хочет рассказывать. Дело выеденного яйца не стоит.
  - Ну, тебя, Сява, - сказала Юля, и обратилась к Ягодке - так, с кем ты виделась?
  - С Марфушей. Она в деревне живёт близ нас. Мы ей с бабушкой Шатаной помогли, как-то раз, потом дружить стали. Меня же в деревню не брали, пока новую веру не приму, а бабушка не велела. Сказала, как во Христа поверишь, тебя и не станет. Ну, в общем, знались мы. Она хорошая.
  - И, что, она с тобой миссионерством занималась? - предположил Сява
  - Что? - у Ягодки давно голова пошла кругом, от невиданных слов. Но она уяснила, что если расспрашивать о них кого-либо, то ей так и не ответят, но за то, наговорят такое количество новых слов, что совсем спятить можно будет. - Так вот, Марфуша приходила, меня искала, ну и вас тоже.
  - Зачем?
  - Ей Медвежатника жалко стало.
  - Ага, пожалела, одна такого, в палатку на ночь впустила. Теперь Зелёный окольцован, лишний раз в поход с нами не сходить.
  - Хватит Сяв, не ёрничай!
  - А что, я, ни чего. - Стал оправдываться Слава, потом обратился к Ягодке: - Яга, а от куды, брр, как она нас здесь нашла? И вообще, откуда она о нас узнала?
  - Так я вам об этом рассказать и хочу.
  - Чего ж молчала? - резонно спросил Лёша.
  - И вовсе я не молчала. Просто, я, хотела всем сразу рассказать, а не по одиночке. Вот теперь и говорю.
  - А она сама, что, постеснялась, страшна, что ль, как...- вел допрос Слава.
  - Как кто?
  - Не важно.
  - Ну, мы же встали на поляне змея, а у неё краски.
  - Какие краски? - не понял Сява.
  - Как, и у неё, тоже? - поинтересовался Лёша, видимо не всё в девичьем разговоре прошло мимо мальчишечьих ушей.
  - Не важно, Сява, - вставила Юля, - нельзя было ей, вот и всё.
  - Ладно, нельзя так нельзя, - смирился Слава. - Но, от куда она про нас узнала? Что, Медвежатник настучал, значит.
  - Как я поняла, Сява, - всё же Ягодка пыталась рассказать суть дела. - Ты с братом Марфуши подрался. Это он тебя к праотцам чуть ли не отправил. Потом он вернулся с братьями, и вашего Медвежатника взял в полон.
  - Ну, чего я говорил, проговорился, значит.
  - Ни чего подобного. Просто, Марфуша, после того как братья поймали этого самого Медвежатника, с н6ачало ухаживала за ним, а потом.
  - Что потом? - Спросила Юля
  - Суп с котом, - вставил Сява.
  - Не перебивай Сявка, - стала показывать зубки Юля.
  - Сама такой, - обиделся слава.
  - А потом, его отдали на откуп Волчарам. Они еще Лешего с Дедом Пехто захватили. Ну, про это вы уж и сами прекрасно знаете.
  - И что дальше? - Лёше не сиделось на месте. Он хотел узнать всё сразу.
  - Так вот, потом Марфуша встретилась с Бабушкой Шатаной. Та рассказала всё про вас, и куда мы пошли. Потом она ускакала, и только сегодня и нагнала нас.
  - И где она сейчас?
  - Не знаю, это она советовала, побыстрей, с той поляны уходить, а потом села на коня и куда то ускакала.
  - Ну, значит, два сапога пара. Совет да любовь им! - Заключил Сява, делая вид, что разговор окончен.
  - Яга, - Лёша дёрнул девочку за рукав. - Яга, слушай, так, что за весточка от Медвежатника?
  - Ну, Лешик, я всё, вроде, рассказала. Просто, я думала, что, если вы больше будите знать про него, то наверняка, быстрей найдёте.
  - Так, значит, он ни чего не передавал? - Строго спросил Сява.
  - Нет, но я же сказала, что он жив!
  - Это я собственными глазами видел, что с того? Может за это время его Волчары уже того.
  - Что того? - удивилась Юля.
  - Как что? - Сява поглядел на Ягодку и произнёс: - Съели давно, а косточки по лесу разбросали.
  - Как съели? И кости разбросали? - испугалась Ягодка.
  - Очень просто, под майонезом. - Сява вошел в раж. - А то, знаете, людоедов у нас не было.
  - Каких людоедов?
  - Самых, что ни наесть настоящих. - Сява резюмировал свою речь и обратился к главному специалисту по сказкам, Алексею:
  - Лешик, кто у нас там Людоедов ел? Кто по ним больший спец?
  - Кот в сапогах - ответил мальчик.
  - Как это? - Спросила Ягодка, - чтоб кот, в сапогах был?
  - Да не слушай ты их Ягодка, - заступилась Юля. - Шутки у них дуратские.
  - Понятно, - почему-то грустно произнесла Яга, она поняла, что её здесь ни кто в серьез не воспринимает, даже этот белобрысый мальчуган, который наверняка младше её лета на два.
  - Завтра нам снова в путь, а из-за тебя, Сява мы и так пол дня потеряли. - Перевела разговор на другую тему Юля.
  - Вообще то днёвки полагаются. А тут, такая оказия! Про Медвежатника новости услышали, недельной давности! Ну, послушали и хорошо, вот только пиво всё выпили без меня зря.
  - Не всё, и не пили мы, разлилось оно.
  - Значит, зря корячился я. Дайте, хоть отхлебну малька.
  - Нет! - закричала Юля, - оно же волшебное. Может, оно нам еще пригодиться.
  - Ага, цветочки поливать. По-моему сейчас самый тот раз, когда пригодиться, ладно дай глоток.
  - Сява, ты что, алкоголик?
  - Ты, что? Сбрендила? Я пива хочу вот и всего то.
  Ребята стали уже ссорится, но в словесную перепалку влезла Ягодка:
  - А что, Слава, ты и с женой также разговаривать будешь? "Подай сюда бражки??!", - и показала Сяву так, что ребята не выдержали и засмеялись, уж больно похоже получилось.
  Ночь спустилась на пригорочек внезапно быстро. Темнота стала обволакивать костёр со всех сторон, и ребята стали готовиться ко сну. Завтра действительно нужно было идти дальше.
  Уже стали покусывать первые комары. Ребята так умаялись за прошедший день, что не замечали их.
   Один Лёша не мог уснуть, тонкий писк мешал ему заснуть. Он ворочался с боку на бок и ему грезился не виданный до сели змей с тремя головами. Леша соскучился по маме, но сегодня он отчетливо понял, что потерял её, возможно, навсегда! И так же легко, проснувшись утром, может, потерять и другого, самого близкого человека, который, остался с ним, сестру.
  Да, они иногда ссорились, но не часто, не больше двух трёх десятков раз в день, но Лёша точно знал, что Юля его любит. Он и сам нежно относился к сестре, просто она девчонка, и хоть старше его на пару лет, всё равно не сможет понять его.
  Леша вспомнил, как однажды, когда мама уже ушла на работу, они с Юлей собирались в школу. Вообще-то, по началу, они всегда ходили вместе. Потом, Лёша ждал сестру у дверей школы, пока не кончатся у нее уроки, и они шли домой. Но это было лишь в первом классе, Леша стал ходить на продлёнку, и утром сам уходил в школу, обычно раньше Юли. Бывало, он приходил еще к закрытым дверям, ему нравилось учиться. В классе половина ребят были из его группы детского сада, с которыми он дружил почти всю жизнь.
  Но в тот раз, это было вроде совсем не давно. В этой четверти уже. Кажется, совсем не давно. Лёша поругался с Юлей. Весна то была ранняя. Вот и заигрался во дворе с пацанами в футбол. Уроки делать так не хотелось. В общем, на продленке уроки сделаны не были, и дома пришлось клевать носом, изображая усиленную работу головного мозга. Короче, утром, Лёша не выспался. Он еле-еле возил ложкой по тарелке кукурузные хлопья. И что в рекламе утверждают, что от них дети умнеют? Лёше бы поспать хоть пять минут, а здесь как на зло Юля в школе дежурит, так что на двадцать минут раньше в школу идти. Юлька церемониться не стала. Нет, она не выставила Лёшу сонного и неодетого из квартиры, а просто, захлопнула дверь и ушла.
  Сон сразу пропал. Лешик моментально собрал портфель и стал ждать, пока Юля откроет дверь. Но дверь оставалась запертой. После того, как Лёша потерял второй ключ, мама стала давать его только Юльке, так что он был в единственном экземпляре на двоих. Вот и пришлось сидеть под дверью. Не оставлять же квартиру открытой, и в школу опаздывать нельзя!
  Юля поставила Лёшу в безвыходное положение. Ужас, сама и в школу поспела и квартиру заперла, а ему сиди дома одному. Лёше не привыкать быть одному, иногда ему даже нравилось, оставаться так, ни кто не мешал, и не лез с расспросами, что это он делает. Но сегодня, сейчас! И за что такая невезуха? И кто в этом виноват? Родная сестра! Ладно, если б была уважительная причина, ну он болен, или уроки не сделал, а тут так жестоко с ним обошлась!
   Помниться, он тогда сел на неубранную кровать и заплакал.
  - Чего ревёшь? Оделся бы давно, да кровать застелил, звонок через пять минут. - Это Юля вернулась. Она побывала на дежурной линейке и прибежала домой, благо близко. И чего это она не сказала, что ушла не навсегда.
  Конечно, они оба опоздали на первый урок. И не расскажешь почему, засмеют. Сестра в школу не пускала! Да и не правда, всё это.
  В общем, весь тот день пошел насмарку. А вечером у Лёши поднялась температура, и он слёг на неделю, и в школу уже не ходил на законных основаниях, да так, что в этот поход хотели не пускать. К чему всё это вспомнилось Лёше?
  Ребята уже спали. Лёшик поднялся. Он подошел к костру, покрутил одно бревно. Оно занялось ровным пламенем. В лесу стояла не понятная тишина, на удивление ночь была тёплой. Он ощупал свои вещи. Высохли, решил он, и натянул рубашку на себя. Сявиной рубахой он накрыл владельца, а тот и не заметил, спал как убитый.
  Лёша посмотрел на Сявины руки, потом согнул свою и сжал кулачек. И громко вздохнул. Сравнительный анализ был не пользу Алексея. Что ж, нужно расти и, наверное, попросить маму, записать его в какую ни будь секцию. "Опять мама, где она теперь? Небось, все милиции обегала. А мы здесь как в сказке, вот вернёмся, скажу ей, что когда говорят как в сказке, это не значить, что всё хорошо!" - подумал Лёша, и решил отойти от костра, прежде чем опять лечь спать.
  ***
  Который день тащили Медвежатника через чащу, Шура не считал. Да и как считать, когда, то и дело, проваливаешься в забытьё. Удар по голове проставил жирную точку в предыдущем анамнезе больного. Его сейчас транспортировали в неизвестном направлении. Впрочем, помнится, с направлением, и сторонами света у Медвежатника всё было в порядке, просто у него иногда случались приступы топографического кретинизма. Но сейчас было просто не до сопоставления истинного меридиана с вектором направления движения.
  Шуре было совершенно не понятно, почему его до сих пор не убили. Он причинил вред их божеству, и по идее, должен был поплатиться за это. Но, с ним обходились достаточно нежно. Ему залечили дырочку в правом боку, да и занозу зубную удалили из пятки, даже рану дезинфицировали. Вот только говорить они не говорили. А всем ведь известно, что лучший лекарь это сон и доброе слово.
  То, что эти люди умеют говорить, Медвежатник не сомневался. Он, конечно, присутствовал, во время дружеских переговоров, между Волчарами и братьями. В рамках этого саммита, произошла дружеская передача Шуры у угоду ныне косолапому существу.
  Людей в волчьих шкурах было не много, человек пятнадцать. Все они представляли собой единый сплоченный организм. И ни какого оружия, по крайней мере, явного, у них не наблюдалось. Конечно, при каждом был широкий и острый охотничий нож, но что он мог бы сделать против не то, что железной кольчуги, а простой, дублёной кожаной куртки?
  За всё небольшое время, что Шура находился в заточении катухе, не составляло труда понять, что эти волчары посеяли не просто страх, а какое то, может даже почитание. Впрочем, это не лезло ни в какие рамки, с гипертрофированной набожностью братьев.
  И всё же Медвежатника уже мало интересовала собственная судьба. Конечно, он не хотел ни лишаться собственной драгоценной жизни, ни тем более быть чьим то обедом. Просто, в данной ситуации он мало что мог себе позволить. Еще меньше позволяли его нынешние сатрапы. По всей видимости, они готовились к ночлегу. С точки зрения старого походника это было интересно. С начала разводился огромный костёр, вокруг которого происходили ритуальные танцы и на нём же готовилась еда.
  Всё время, которое провёл Медвежатник, меню состояло всегда из одного и того же блюда. Шура стал себя корить, что в молодости не закончил кулинарного техникума. Конечно, если это блюдо подавать не в огромном котле на всех, а в шикарных белоснежных фарфоровых тарелочках, да еще с изысканным столовым серебром...
  Действительно, это варево было достойно не только вечно спешащего похода в неизвестном направлении, где, как известно, каждый грамм веса на счету, а изысканного приёма богемы.
  Действительно, Шура начинал свою туристко-походную деятельность еще в застойные времена. Тогда при общем дефиците на всё, туристы изворачивались и приспосабливались к немыслимым условиям сложных путешествий. Тогда, самым обычным делом было иметь брезентовую полудатку, надувной матрац и ватный спальник. Всё это занимало почти всё пространство абалаковского рюкзака и весило немеренно еще в сухом виде, не говоря уже в какие килограммы всё это превращалось после, казалось бы, лёгкого летнего дождика.
  Тогда, ходили целые легенды о некоторых группах, которые ради уменьшения веса несущего в рюкзаках, отказывались от брезентух и спали под открытым небом, ели из консервных банок, да что там банки. Поговаривали, про группу экстремального туризма, гаде в качестве мисок использовали полиэтиленовый пакет. Они вырывали небольшую лунку в земле, потом дно устилали пакетом, и клали туда изыск туристского кашеваривания - Кандёр! После трапезы, пакет вымывался, складывался и клался в карман. Они даже алюминиевые ложки умудрялись облегчать. Отпиливали ручку ложки, где-то на заводе вместо неё припаивалась титановая втулка. После во время маршрута, место ручки для ложки занимала любая палочка. Каким образом несовместимые металлы уживались ни кто не знал, но это могло быть только в такой великой державе. Все новшества туристкой мысли показывались во всемирный день туризма в середине сентября в парке культуры и отдыха имени Горького. Там можно было увидеть и примуса из газовых баллончиков для зарядки зажигалок, первые образцы палаток на дугах, любовно названные в народе прыщами, и многое, многое другое. Вообще-то, Медвежатник ни когда не присутствовал на светских раутах. И кто знает, как там, у нынешних олигархов. Может быть всё по-простому, по-домашнему. Гречневая каша с молоком - блюдо, совершенное с тоски зрения диетологов, (однако, не сторонников раздельного питания). Правда, оно совершенно не подходит к европейским, а скорее всего к французским винам, ну не придумали еще буржуи какое вино подавать к этому блюду, не бужеле ведь!
  Но Шура полагал, что на таких вечеринках творение, которым уже несколько дней его потчевали, было великолепным и вполне могло там присутствовать. И дело не только в том, что ели только вечером, перед сном. А в самом процессе приготовления. Каждый раз Медвежатник просто любовался целой церемонии.
  Казалось бы, что такого, приготовить на полтора десятка человек пожрать? Так, простенько и сытно, что бы следующий день можно было без устали бежать в неизвестность по глухому лесу. Но здесь было всё несколько по иному, не совсем привычно.
  Действие начиналось сразу же после прибытия на ночевку. Обычное дело, сбор дров, превращался для Волчар если не праздником, то, по крайней мере, торжеством с танцами и плясками. Но это был не просто танец, в этом вечном балете у всех были расписаны свои роли. Правда, зритель, в этом большом театре, присутствовал в единственном экземпляре, это Шура Медвежатник. Но Шуру больше занимала не хореография, а кулинария, по этому он с большим удовольствием и интересом подсматривал весь процесс готовки.
  Во-первых, он понял, что основой блюда, был сыр. Он был твёрдым как камень. По этому, его не резали, а кололи как орех. После того, как накалывалось достаточное количество осколков они посылались в кипяток, где они варились в месте с грибами и корешками, принесёнными из леса. Когда сыр полностью растворялся, блюдо было уже полностью готово. Всё просто как мир! Полученный желтовато-белый суп пюре был воистину славен! Не хватало только хлеба, ну на крайний случай сухариков. Да и зелени не хватало для красоты, но Шура прекрасно понимал, что и на всевозможные рауты он теперь не попадёт, и жить то осталось, как говориться и не сосчитать.
  Шуре бы посоветовать товарищам, которые и вовсе не товарищи, как улучшить блюдо. Укропчику с петрушечной мелко нарубать, на крайний случай снетки да молоденькой крапивки, обдать кипятком. И вкусно, и полезно, и красиво. Но видимо, Медвежатника Волчары не замечали, или вернее сказать, не примечали. Е говорили с ним, и не шли ни на какой контакт.
  Всё это было для него была еще большей мукой, чем физическая боль, которая всё еще не прошла окончательно. И даже ожидание неминуемой казни не было такой тягостной.
  Одно радовало Шуру, то что ребята, скорее всего, еще живы и здоровы. Он хоть и видел только Сяву, да и то несколько секунд, но что-то внутри его говорило, что они целы и невредимы. А раз, без него, без Шуры Медвежатника поставили на ноги Славу, эдакого "умирающего лебедя", то значит, не пропадут и в этом мире. Да они еще и меч где-то раздобыли. И быть может, если им позволит Путь, то наверняка, вернутся домой.
  А что, даже такое в этом мире возможно. В конце концов, все хорошие книжки примерно так и должны кончаться. Может быть, и эта, главная книга Жизни, закончится счастливым многоточием.
  - Эй, эй, как тебя? Медвежатник! - услышал Шура шепот, и даже вздрогнул, он действительно, отвык от человеческой речи. - Медвежатник, ты живой?
  Шура стал оборачиваться, показывая, что раз шевелится, значит жив. Но сам ни чего не произнес.
  - Это я, Марфа, - он давно это понял, но всё еще не верил. "Ну и что теперь?", хотел сказать он. И вовремя промолчал. К нему подошел кто-то из его стражников, и довольно не ласково, хотя и вполне корректно, пригласил к вечерней трапезе.
  Увы, даже вкусная, сытая похлёбка не шла в глотку Медвежатника. Все мысли его были о ней. То есть о свободе. Ему с большим трудом удавалось есть так, как будто ни чего не случилось. Шура вёл себя как ни в чем не бывало, стараясь не выдать Марфу. Хотя, как он мог это сделать, совершенно не представлял себе. Не знал он, так же, каким макаром она поможет вызволить его из плена. От этой мысли ему становилось еще больше не по себе. Но вскоре Макар появился сам, и не один.
  Не весть от куда, пронзительный топот копыт. С каждой секундой он всё нарастал. Люди в волчьих одеждах и оглянуться не успели, как по середине поляны появился серо-белый конь. Он встал на дыбы, и было такое впечатление, что конь появился прямо из костра.
  Конь огромным показался только Медвежатнику. Трапезничая, или делая вид что кушает, Шура разлегся на жесткой траве. Когда над его головой взметнулась пара копыт, то был бы на месте скакуна какой ни будь пони, Шуре мало не показалось бы. Его глаза оценили величину копыт, потом брюха, ну и всего остального причитающегося, для жеребца, в том числе и, длинного хвоста. Глазки забегали по сторонам. Они заметили, что, что коняшка наделала в стане Волчар не меньше суеты, чем та суета, что была в сердце у Медвежатника. По крайней мере, на Шуру ни кто ровным счетом не обращал внимания.
  Медвежатник не стал дожидаться, пока маленькие, или большие копытца опустятся на его мягкую голову. Он перевалился с боку на бок, и, через миг уже стаял на ногах у стремени.
  - Ой, я маленький, ниже стремени! - пропел Шура. Он явно лукавил, ибо сей предмет был у Медвежатника где-то на уровне пейджера. Шура даже подпрыгнуть не успел, его деловито ухватили за шкирку и положили поперёк шеи коня. Дальше Шура услышал уже пьянящий, голос девушки.
  - Ну, Макарушка, выручай, не подведи мой милый!
  И началась скачка.
  Шура Медвежатник, в былую бурную молодость свою, любил покрасоваться в какой ни будь экспедиции, покрасоваться перед женской половиной оной верхом на коне. Бывало, заскочит в лагерь, галопом промчится мимо палаток, лихо соскочит с коня, и давай, снимать с бедного животного свой рюкзак. Конечно, он не рассказывал, что лошадку одолжил у местного пастуха за ближайшим поворотом, а в седле держался совсем не уверенно. Но толи, разорванные растяжки палаток, толи органические удобрения, которые потом приходилось убирать, а может, и другие причины заставили Медвежатника закончить свою не начавшуюся карьеру в конном спорте. И хоть с коня Шура еще ни разу не падал, всё же давненько не сидел в седле. А тут в седле сидела девушка, которая и не собиралась уступить это место.
  - Ну, всё, Ббболивар не выддержит ддвоих! - прокудахтал Шура.
  - Потерпи, Медвежатник, еще немного, и я дам Макару отдохнуть, - ответила Марфа, - а пока недосуг.
  - Ддевушка, а что вы дделаете сегоддня вечером? - спросил Шура.
  - Вечером? Так еще утро не наступило, не знаю.
  - Если что, то это серьёзно, - заключил Медвежатник, и окончательно отдал своё пузо, на массаж упругой шеи Макара.
  Через какое-то время Марфа остановила коня и, наконец, дала Медвежатнику сесть на землю.
  - Что? Уже всё?
  - Что всё? - не поняла Марфа.
  - Ну, в смысле конкура больше не будет?
  - Чего не будет?
  - Ни чего, мы этих здесь дожидаться станем, или отдохнем и дальше поскачем? А то, если дальше, может, лучше на заднице? А?
  - Ты всегда загадками говоришь? Даже не поблагодарил - обиделась, было Марфа.
  - А - протянул Шура - за то... ну Спасибо, только зачем?
  - Ну и иди к ним, чего разлёгся!
  Медвежатник стал понимать, что Шутки его здесь не уместны, и не нашел ничего лучшего, как сказать:
  - У меня пятка болит, да твоя компания лично мне больше нравиться.
  - Вот и не шуткуй здесь.
  - Ладно, но куда теперь? К братьям твоим? Что-то кажется мне, что они тебя за мной не посылали.
  - А мне кажется, что тебя кто-то ищет.
  - Когда кажется, креститься надо, эти плясуны, небось, весь лес прочесывают.
  - Да мы такой крюк сделали, что пока разбируться, куда и где мы повернули, нас уж здесь и духу не будет.
  - А они в деревню вернутся.
  - Там их дружина поджидает.
  - И меня с потрохами.
  - Ну, чего расшумелся? Давай, залезай, нам еще долго скакать.
  - Сказал же я, в деревню не поеду! Спасибо конечно, что от этих спасла, хотя, во мне, может, ученый проснулся! Тут такой этнографический материал для потомства загублен! Увы, у меня дела в этом лесу еще есть, так что езжай домой. Чай много ругать и не станут.
  - А ты что, оглох? Я же сказала, тебя ищут.
  - Надеюсь, что не найдут. Мне бы до речки добраться, а там уж сам разберусь.
  - Так значит, ты решил их бросить?
  - Этих? - он показал в направление от куда только что прискакал и наигранно зевнул, - эти мне уже поднадоели со своим балетом. Постой, а ты про кого говоришь?- голос Шуры стал тревожным.
  - Про отроков с дитём.
  - Так значит, они к вам попали? Они живы?
  - Да живы?
  Шура взлетел в седло, но Макару это не понравилось, он встал на дыбы, и лишь, по случайности Медвежатник не свалился. Марфа подбежала к коню и успокоила его. Она взяла Макара под уздцы и гневно сказала:
  - Ты что, очумел? Куда собрался?
  - Как куда? В деревню.
  - Зачем? - не поняла Марфа.
  - Куда, зачем, за детьми, конечно. Садись, давай, не оставаться же тебе здесь.
  Марфа села на круп лошади и обхватила Медвежатника за пояс. Шура стал пытаться сдвинуть коня с места, но тот мирно щипал травку, не замечая отчаянных понуканий. Шуры, а когда его морду подминали псали, недовольно фыркал.
  - А детьми то чьими? - спросила девушка.
  - Моими, чьими же еще? Ну, не твоими же. - Ответил Медвежатник, и обратился к коню - блин, как тебя, но! Ты поедешь или нет? Где у тебя, тут первая передача?
  Шура понимал, что выглядит, по крайней мере, нелепо, от этого еще больше сердился.
  Марфа спокойным, но каким-то грустным голосом сказала:
  - Так, он ни куда не тронется. Давай, садись на моё место, отвезу я тебя к ним. Что я, ведьма, какая, их сиротами оставлять.
  Медвежатника долго упрашивать не пришлось. Он поменялся с Марфой местами, и теперь, ему пришлось обнимать девушку. Когда его руки обхватили её гибкий стан, Марфа покраснела, но Шура этого не видел, хотя в сердце что-то стукнуло.
  ***
  Уже рассвело. Россы не было. На протяжении всего пути Марфа почти не разговаривала с Медвежатником. Единственное вразумительное, что смог выяснить Шура, то, что она видела ребят не далее как вчера днём, и насморка у всех троих не наблюдалось. Это было уже радостным известием, ведь, по крайней мере, ребята не в деревне, не в плену, где Шура ни чего хорошего не заметил, да и хозяева ему показались не очень гостеприимными. Да, ребята вольны, вот, только, в чем они вольны? Вот в чем вопрос. Вольны всю жизнь мотаться по лесу? Что-то подсказывало Медвежатнику, что путь назад, каким-то образом, связан с людьми в волчьих шкурах, но как и почему, этого он понять не мог. Пока не мог.
  У Шуры было слишком мало информации для анализа, а все разумные гипотезы могли с лёгкостью разбиться об столь важный факт, что всё и так совсем не научно. А значит, всё может случится, либо до гениального просто, либо абсолютно случайно.
  - Ну, всё, мы приехали - нарушила тягостное молчание Марфа, - дальше пешком. Туточки не далеко.
  Шура как проснулся, от своих рассуждений.
  - И, что, ты уезжаешь?
  - Нет, куда я, теперь одна, без тебя.
  - Угу, а со мной?
  - Мы же ночь были вместе.
  Шура даже поперхнулся. Такого оборота событий он вообще-то не предполагал.
  - Я, это, того, вообще-то, официально, это, ну, женат я.
  - Ну и что? Я же ничего не прошу, просто, мне нельзя домой.
  - Мне тоже.
  - А где твой дом?
  - Теперь далеко, очень далеко, - у Шуры отлегло от сердца, гроза неминуемой свадьбы прошла стороной, и он мог уже о чем-то думать.
  - Понятно, не хочешь говорить. Ну, что ж, раз не хочешь, не говори. Всё, слезай. Я же сказала, что приехали, чего расселся, аль прилип?
  Шура не стал спорить, спрыгнул с коня, и только теперь понял, как он устал од долгой скачки. Его ноги отекли, спину ломило. Он бухнулся на пригорочек у тропинки. И вскочил как ошпаренный. Верней, его действительно ошпарил взгляд Марфа. Ибо под таким взглядом мог бы сгореть любой.
  - А, я, смотрю, ты и правда, ни чего не боишься. На погост сел как на лавку, - сказала она.
  Шурик оглянулся, и обомлел. И, правда, этот пригорочек был не чем иным, как настоящим курганом. Он стал высматривать другие, и увидел, чего ожидал, как минимум, несколько десятков. Курганы были не большие, но по размерам, тот, на который только что приземлилась археологическая задница лаборанта, был самым большим. Он стоял у самого леса.
  - Здесь, раньше, не далеко, деревня была. Вот уж лет триста как не стало. Дед Пехто, и тот точно не помнит. А, вот здесь, девичья поляна. - Марфа показала рукой в сторону вчерашнего Юлиного танцбола. - Твои-то, вчера, за ручей ушли. Как раз у старого селища остановились. Что, пошли?
  - Конечно, а конь?
  - Я его тут оставлю, чужих здесь нет, да и ни кому не дастся он.
  - Понятно.
  - Что понятно? Не видишь? В мыле он, а через ручей пойдём, Макарушка пить захочет.
  - Да, попить и я бы не отказался.
  - Ну, так ступай, я догоню.
  - Куда идти-то?
  - На Кудыкину гору. Вон они стоят. Их костёр за пять вёрст виден был. Да запах такой чужой, съестной, но чужой, Макар испугался даже. - Марфа говорила с Шурой, а сама растирала бока коня.
  Напоминание о еде, на Медвежатника подействовало как магнит. Нормально поужинать ему не дали, несмотря на то, что предыдущий день Шура провёл в полном сухом голодании. Так, что тот червячок, которого, не мешало б заморить сутки назад, превратился в крокодильчика средних размеров.
  - А сама, что здесь останешься? Давай подожду тебя.
  - Ступай, я догоню. - Сказала Марфа и стала шептаться со своим конём. Видимо, это существо было для неё самым близким человеком.
  Шура решил не мешать деревенской идиллии, и отправился на Кудыкину гору. Ручей был извилист. Поэтому Медвежатнику пришлось трижды его переходить. Когда он, в очередной раз намочил ноги, только тогда вспомнил, что самый короткий путь не всегда по прямой. Как показала практика, и в среднерусской равнине такие же законы.
  Он вышел на поляну с шикарной клумбой посередине. Потом, зачем-то стал рвать цветы, укладывая их в небольшой букетик. Он вспомнил и про другую барыню, и собрал второй.
  Эти экибано Медвежатник собирал, не зная языка цветов, он не имел ни малейшего представления о флористике, просто знал, что каждый букет должен быть индивидуален, ибо каждая дама, должна понять, что сей подарок только ей, и является именно для неё. Ещё, Медвежатник знал, что даже простая ромашка, может украсить любую женщину, будь та ромашка у неё в волосах, в руках или в виде закладки любимой книги. Понятное дело, когда люди счастливы, они становятся во сто раз красивее.
  С этими размышлениями Шура поднимался к костру. Каждый букет связал травинками. Их трудно было назвать охапками, оба спокойно умещались между большим и указательными пальцами. Он был доволен собой. Всё хорошо, что хорошо кончается. Также, кончился еще один сложный период в жизни, значит, только лучше и светлей.
  Медвежатник бесшумно подошел к костру. Увиденное, его шокировало. Еще бы, под деревом, укрывшись какой-то рогожей, спало четверо детей! Казалось бы, ну, спят два мальчика и две девочки под деревом, прижавшись, друг к дружке для тепла. Видят свои детские сны. Они укрыты, и им тепло и хорошо. Все заботы за гранью сна. Всё было б хорошо, если б их было трое...
  У Шуры давно выработалась привычка, на маршруте, пересчитывать детей перед сном. Как-то раз, он недосчитался одного спиногрыза. Переживаний было... Оказалось, всё до больного просто. Дитятко забралось в спальник с головой, и во сне прижался к своим соседям по палатке, так, что образовался единый бугорок. Но здесь, на лицо было совершенно другое. Абсолютно необъяснимое увеличение душенаселения! Этого Шура ни как не мог ожидать. Но первый шок прошел. В конце концов, чему удивляться бывалому человеку? Тем более, когда сам находишься не то в параллельном мире, не то в сказке, может происходить всё.
  На самом деле, сил у Шуры оставалось не так уж и много. За неделю дважды побывать в плену, и еще больше раз, получать по макушке в прямом и в переносном смысле. Да и ночная скачка не была благотворным фактором для заживления ран. Конечно, на Медвежатнике всё заживало как на собаке, может из-за того, что он и сам родился в год собаки, может по каким другим причинам. Но даже на любом дворовом псе следы от стрел, и медвежьих клыков так быстро не затягиваются. Ко всему прочему, Шура умудрился с непривычки стереть кожу на внутренней части бёдер, и теперь, мог ходить лишь как увалень. Это, ему совершенно не доставляло ни какого удовольствия.
  Но возникшая проблема была не Шуриных болячках, в конце концов, вот Сява, еще недавно собирался Богу душу отдать, а теперь так славно спит в обнимку с Лёшиком и в ус не дует. Впрочем, усы у Славы пока больше похожи на будёновскую плесень. Всё равно, жив и целехонек. Отважный герой, штаны дырой, победитель толкинистов и прочее, прочее, прочее, сопел и не знал своего будущего. Что являлось "прочее, прочее, прочее", Медвежатник придумать не успел, к костру подошла его ночная спасительница.
  - Что стоишь очумело? Целехоньки твои отроки, - сказала Марфа.
  - М, да, по-моему, даже более чем.
  - Ты всегда говоришь загадками или шутками? - спросила Марфа, и стала подкладывать хворост на угли.
  - Какие тут шутки, уходил в гости к тебе, было трое, а теперь, четверо.
  - А, - протянула девушка.
  Сквозь веточки потянулся слабенькая ниточка дыма. Она нагнулась, набрала полную грудь воздуха и послала его сильной струей на угли. Маленькие пятнашки затухавших огней угольков стали увеличиваться в размерах. Тоненькие веточки хвороста потемнели и вспыхнули. Огонь быстро согревался, и, наконец, разгорелся в полную силу.
  Тепло костра стало убаюкивать Шуру. Он прислонился к дереву, и стал засыпать. Его тело всё еще не пришло в надлежащую кондицию, что бы быть готовым к новым испытаниям. Но от старых неприятностей уже не ждало.
  Какая проблема будоражила его голову еще пару минут назад, Шура благополучно позабыл. А раз так, значит и не очень важная. Необходимые, серьёзные мысли, они когда, просто так, не покидают голову. Поэтому Шура не стал напрягать мозги. Медвежатник весь передёрнулся, что бы отогнать сон.
  - Ах да, совсем забыл, это тебе, - он протянул девушке цветы.
  - Это мне? - спросила Марфа. Её глаза расширились, и лицо засияло сильней утреннего солнца. Она взяла букетик в кулак, потом прижала обе руки к груди, и стала укачивать полевые цветы как маленькая девочка любимую куклу. Марфа посмотрела на Медвежатника. Её глаза встретил прищуренный взгляд Шуры, и девушка спросила его.
  - А, что это обозначает в вашем мире?
  - Что, цветы? - удивился Медвежатник.
  - Ну да, когда их дарят, что это значит.
  - По всякому бывает, - ответил Шура и стал разъединять второй букет на два еще меньших. Потом он продолжил свой ответ - лично я, делаю это, для того, чтобы доставить удовольствие.
  - Кому?
  - Ну, прежде всего, себе. Знаешь, у нас мужчины так редко дарят цветы женщинам, просто так. Правда, дарят 8 марта и день рождения, учителям на первого сентября, и на последний звонок, а в общем, это просто традиции, которые многие не знают, и я в том числе. Говорят, что есть даже язык цветов, желтые к разлуке или к деньгам, алые розы к пламенной любви. Не знаю я тонкостей, просто, люблю дарить цветы. Вот и всё.
  - А розы, они какие? - продолжала спрашивать Марфа.
  Шура расправился с букетом. И два новых шедевра флористики легли около Юли и Ягодки. Кода Медвежатник отошёл от спящих детей и уселся на прежнее место, потом ответил, уставившись в костёр.
  - Розы? Они колючи, не люблю я их.
  - А почему? Они не красивые, как я?
  - Ну, если только как ты. Кто ж тебе сказал, что ты не красивая? Нет, розы, наверное, одни из самых красивых цветов мира, просто я их не люблю.
  - А почему тогда не любишь? - не унималась Марфа, - потому, что они колючие?
  - Да при чем здесь колючки? Просто, когда я служил, то...
  - Ты был воином, в дружине?
  - Что-то в этом роде.
  - И, что же было?
  - у меня погиб друг, и его гроб был усеян розами. Когда мы прощались с ним, обобрали у Гансов все сады. Давай не будем об этом.
  - Почему?
  - Не хочу, - через чур резко ответил Шура. - Лучше ты, расскажи, а у вас, когда дарят цветы?
  Марфа вскочила, и отбросила в сторону букетик. Она резко повернулась, в тон Шуре ответила:
  - Не хочу, - и пошла от костра.
  - Марфуша, подожди, - окликнул Медвежатник, но та, лишь бросила через плечо:
  - Не ходи за мной. Я сама приду, посмотрю за Макаром.
  Шура понял, что чем-то обидел девушку, которая, в общем, ему нравилась. Не в первый же раз. По этому, он не стал догонять её, хотя, и подозревал, что именно этого сейчас хочет гордая славянка. Шура не стал поддаваться на дамские капризы. Так можно по мелочам разбросаться, позабыв о главном. А главное, тут Медвежатник, наконец, вспомнил о главном, о возвращении домой.
  Сразу опустились руки от безысходности. Желание что-либо предпринять исчезло окончательно. Он уселся поудобней около своего дерева, опрокинул голову и задремал. Как в самолёте, когда летишь в дальнюю экспедицию и за плечами беготня по Москве со сборами, со сборами, упаковкой оборудования, закупкой нужных продуктов и вещей. Когда багаж отправлен, и ты садишься в самолёт, то здесь, на время пролёта от тебя уж ровным счётом ни чего не зависит. Одни заботы уже за плечами, и худо-бедно они решены, другие где-то через несколько часов полёта. На это время лучше ни чем не заморачиваться, что бы новые заботы встретить хотя бы немного отдохнувшим и выспавшимся. Тогда и дела лучше делаются, да и проблемы легче решаются. Здесь как раз старая поговорка, дурень думкой богатеет, не проходит. По этому Шура просто решил отоспаться на том и заснул крепким, без прекрасных сновидений, здоровым сном.
  ***
  Когда Марфа вернулась из своего одиночества, разведённый ею костёр, опять прогорел. Она не стала его разводить вновь, просто, переложила несколько поленьев, поплотней, а сама легла рядом с храпящим Медвежатником.
  "Что-то дождей давно не было, а сейчас они, ой как к стати. Земля, уж совсем сухая, скоро в пыль превратиться, еще до первого укоса. Чем, потом, скотину кормить?" - думала Марфа.
  Она погладила Медвежатника по его длинным, уже седеющим волосам, и стала разглядывать его лицо. Оно было спокойным и безмятежным. Длинный нос, выдавался над впалыми щеками. Это возвышение было каким-то не ровным. Горбинка заканчивалась небольшим шрамом и кривила его. Видимо из-за такой царапинки нос сопел как ёжик в лесу. Воздух через раз прорывался через сломанные косточки и выдувал далеко не соловьиные трели.
  Нижняя губа чуть отвисла, обнажая зубы. О белизне этих зубов не приходилось говорить. При том все зубы были целы, вернее сказать, присутствовали. О том, что они были целы и невредимы, можно было б поспорить, но сейчас в сонном царстве, было не с кем.
  Один передний зуб был на половину отколот, между его останцем и соседом запросто могло, уместится целое, ячменное зерно. Нельзя сказать, что сей факт, украшал Медвежатника, но Марфа любовалась. Она любовалась странной бородой, то рыжей то черной, то седой.
  Серебряные прожилки плелись странным узором. Борода скрывала болезненную худобу, но не могла спрятать выступающие скулы. Один глаз был затекшим, но опухоль, уже заметно спала. Она цвела совсем другими цветами. По краям синяк совсем пожелтел. Эта желтизна стала придавать лицу еще более бледный вид. Марфе было искренно жаль, этого человека из далека.
  Он не знал простых, казалось бы, очевидных вещей. Пытался храбриться, и, может быть, был не из робкого десятка, но разве можно тягаться со своей судьбой? И ладно то сам, а то и этих отроков с собой взял. Вот не говорил он братьям, как и зачем он пришел сюда, а зря. Вот видно же, что не злой человек, хоть и нехристь. Но, все же, темная у него душа. И взгляд у него, какой то очень пронзительный. Как посмотрит, так и кажется, что видит тебя насквозь. И все про тебя ему ведомо, и мысли твои читает как по написанному. Страшно, однако, не ведомо.
  Марфа все разглядывала Медвежатника, пытаясь понять его, и не заметила, как задремала. Во сне она оказалась дома, лепила пироги и явственно ощущала запах свежего теста. На широкой столешнице заботливо были приготовлены полотняные полотенца. Мука уже рассыпана на половине стола, тоненьким слоем. В кубышке поспело тесто, и Марфа аккуратно пытается его унять.
  Тесто ложится на стол, оно вбирает в себя крупинки муки, становясь колобком. Колобок крутится, не хочет лезть в печку. Оно и правильно, сегодня будут печься пироги, а не вкусный хлеб.
  Отец, как всегда, в сенцах, чего-то ворчит, себе под нос. Изредка покрикивает на сыновей. Если заглядывает в избу, говорит ласково:
  - Марфуша моя, кудесница, не серчай, что похвалы нашей не услышишь, стар стал я, вот и поблагодарить иногда забываю.
  - Да что ты батюшка, - отвечает она. Но отец исчезает.
  Вместо отца на задних лапах, по дому ходит огромный, лохматый медведь. Но его Марфа, по чему-то совершенно не боится, и занимается своим делом. В широких глиняных мисках разложена начинка, вареные яички куриные, порезанные вместе с луком, капусточка пережаренная, да рыбка. Ой, и мороки с ней, все пальцы искалечишь, пока почистишь ее, да от костей избавишь. Зато, пироги с к рыбкой и вкусней всего, и сытней. Их братья больше всего любят.
  А медведь все ходит вокруг и что-то высматривает. То в печку заглянет, то под лавку. Вдруг подходит к столу священному и огромным своим когтем подхватывает маленький кусочек теста, и к морде своей тянет. Длинный язык вытягивается и слизывает тесто. А язычок вылез-то не обыкновенный, почти как у собаки, а тайный. Вот попало на него тесто, и язык превратился в змеиный, противный, раздваивающийся в разные стороны.
  Марфа глазами ищет икону Спасителя на руках у Матери своей, но в красном углу лишь черный круг.
  Она начинает оглядываться, а оказывается и не в избе вовсе, на широком поле, без конца и края. Да поле то, не здешнее. Дома край у поля всегда виден, либо речкой кончается, либо лесом, а тут и трава не та, и воздух не тот. Все холмы высокие, с белыми шапками. Они поднимаются выше облаков, чего и быть то не может. И в этом широченном поле ни души. Нет ни кого.
  Марфа знает, ей нужно делать пироги, но где изба родная, ей не ведомо. Не ведомо куда идти, и она идет по направлению к высоким холмам. Долго идет, а они все не приближаются. Как стояли, так и стоят. Видать, далеки они. И тут поднимается ветер. Он то прижимает ее к земле-матушке, то норовит поднять в высь. Марфа пригибается, идти становится трудно, не в мочь. Приходиться, с начало сесть, потом и вовсе, лечь, прижавшись к земле всем телом.
  Девичья коса расплетается и сливается с густой травой. Начинается дождь. Огромные капли бьют по лицу. Марфа пытается вытереть лицо, и открывает глаза.
  Вокруг, действительно идет гроза. Девушка уже вся промокла до нитки. Она начинает оглядываться и, замечает, что Медвежатника рядом нет. Он стоит у дымящего костра, раскинув над ним свою рубаху, под ней на корточках сидит парень чуточку младше ее брата. Парень пытается раздуть огонь, но у него плохо получается. Все угли прогорели. Что-то краснеет в одном бревне, и от туда идет, не то дым, не то пар. Сява перевернул это бревно, положил на него несколько тоненьких мокрых веточек и начинает дуть. Но даже рубаха Медвежатника не спасает от потока воды. Последние угольки гаснут, и дым прекращается.
  Шура открывает целый глаз, видит результат и, укоризненно замечает:
  - Эх, Сява, Сява, по что на СЮТУРЕ плохо учился?
  - А что, сам бы и разводил.
  - Ладно, проехали, - увел разговор Медвежатник. - Дамы и господа, мы снова вместе, доброе утро!
  - Утро добрым не бывает, - хором ответили Юля с Лешей, а Сява продолжил:
  - Это каждый дятел знает.
  - Ну, вот, и славненько! Все, в роде, живы, да здоровы, а главное, вместе!
  Дождь стал проходить стороной, и немного стих. Так как, все промокли, но еще ни кто не успел замерзнуть, стали вновь знакомиться. Шура представил свою спасительницу, Марфу, и с удовольствие узнал о появлении в дружной компании, Ягодки.
  Они долго говорили, перебивая друг друга, делясь впечатлениями за последние дни. Шура рассказывал о своем плене, а ребята о Сяве и его чудесном выздоровлении, и о его битве со Змеем-Горынычем. Когда разговор перешел на бой с медведем, то тут и Сява и Медвежатник сели на своего коня. И Леша с девчонками только и слушали, как два воина восхваляли друг друга. Подчас, со стороны это напоминало известную басню Крылова, про петуха и лисицу. Но для кого-то она еще не была написана, а кто-то не очень усердно делал уроки в школе, по этому этот казус ни кто толком и не заметил, а просто слушал диалог.
  - А помнишь, как ты ему пяткой в нос?
  - Не в нос, а в зуб.
  - Какая разница, ну, в зуб.
  - Ага, пятка до сих пор болит. А от куда ты так мечем так владеешь?
  - Да я же фехтованием больше года занимался. Потом, правда, бросил, а так, у меня второй разряд между прочем, юношеский!
  За разговорами и дождь кончился, и солнце вышло. Медвежатник опять попытался взять бразды правления в свои руки.
  - Все, конечно, здорово, но, как теперь без костра то? Тяжко будет.
  - А, что, ты здесь оставаться собрался? Спросила Марфа.
  - Пока не знаю, но покушать хочется, а я не всемогущ, без спичек, того, костра развести не умею.
  - А кто-то, чему-то, как-то детей потом на СЮТУРЕ учит, да заявляет про плохую учебу, - буркнул Сява.
  - Да, Медвежатник, ты же инструктор, в месте с Зеленым учился.
  - Ага, учился, еще и таблицу умножения учил, да вот до сих пор не выучил.
  - Как не выучил? - удивился Леша, - ее же надо знать как Отче наш!
  - А ты знаешь Отче наш? - удивилась в свою очередь Марфа.
  - Ну, все, поехали, - Шура не удержался от улыбки. - Значит так, теоретически, мы, конечно, проходили все это, и даже на практике потом пытались развести, но дальше тоненького дымка дело так и не дошло.
  - Да о чем вы спорите? Разведу я сейчас вам огонь, - сказала Ягодка и стала готовиться к своей ворожбе. Шура посмотрел на нее с недоверием, но ни чего не сказал.
  - Шура, Ягодка умеет. Она и Лешу научила, а вот у нас с Сявой, пока, не очень получается. А вы, с Марфой, пока, холодного поешьте, да пива выпейте.
  - Пива? - не поверил своим ушам Шура, - Жигулевского?
  - Нет, Бабушка Шатана нам сварила. - Вступил в разговор Леша и показал на кувшин.
  Шура подошел к нему, отпил глоток, и сел прямо на мокрый мох.
  - батюшки мои, это же просто осетинское пиво! Смотрите, совсем не разучились варить. - Заметил знаток кавказских напитков. Он сделал еще несколько глотков, и отлил в крышку для Марфы.
  - Марфуша, - сказал заплетающимся языком Медвежатник, - возьми, это вкусно.
  Он попытался встать, и поднести пиво к Марфе. Но его ноги, вдруг, отказали слушаться хозяину. Шура с изумление отметил про себя, что уж слишком быстро они отнялись, и упал обратно на землю. Да так не удобно упал, что уничтожил и так не многочисленные последние остатки "божественного напитка".
  Ребята дружно засмеялись. Не обращая внимания на протесты мамы, бабушки, дедушки в одном лице Медвежатника, сами спокойно развели костер. Позавтракали, угостили Марфу и накормили Шуру. Единственное, на что он был способен, так это лишь открывать рот. По началу, он делал это, для того, чтобы коряво подавать команды, но вскоре это всем стало это надоедать и по этому, в открывающуюся пасть, по лучшему в мире, кусочку мяса.
  Насытившись, Шура произнес:
  - Я теперь знаю, что значит полнолуние.
  - И что же?
  - Это тогда, когда полно лун.
  - Где же ты луну увидел? - спросил кто-то из ребят, но ответа не последовало. Видимо, Шура решил, что сон, это самое главное лекарство для его израненного организма, в данный момент.
  ***
  Данный момент длился чуть больше суток. Ребята уже стали опасаться за состояние своего вожатого, но, видя, как на его лице сходят синяки, в конце концов, решили не будить Медвежатника, а заняться более важными делами, а именно спорами. Дело в том, что первая и главная задача была успешно выполнена. Медвежатник благополучно спасен, вырван из лап Волчар. Это ни чего, а что дальше?
  Сяве понравился образ славного Сослана. Он хотел подвигов и славы, и предлагал прийти в Можайск и поступить в княжью дружину, тем самым снискать уважение и почет.
  - Это хорошо, а что мы-то делать будем? - резонно спросила Юля. - Нас то уж точно, ни куда не возьмут.
  - Пусть только попробуют, - заявил Сява.
  - А я, вообще в армии служить не собираюсь, - вдруг произнес Леша, - ни в старой, ни в новой. Ну, то есть, ни в прошлом, ни в будущем. Короче я в институт пойду, или по болезни откошу. Нечего там делать.
  - Во, дает, - удивился Сява. - Дружина-то чем не к лицу тебе? Будешь сначала отроком, потом до богатырей дорастешь.
  - Ты, что, Сява, навсегда решил здесь остаться? - спросила Юля.
  - А, что, здесь прикольно!
  - Угу, и уроков делать не надо.
  - Во, точно, решено, идем в Можайск.
  - Прям сейчас?
  - Ну, можно и подождать, а вообще-то я уже устал под кустом спать, сыровато как-то.
  - Насморка испугался, а все туда же, в дружину он собрался.
  - А что, там путёво, я в книжках читал. Теперь уж точно возьмут, я ж с оружием, и насморк мне ни к чему.
  - А как же стойко переносить все тягости воинской службы? - не унималась Юля.
  - Ну, это в красной армии, так.
  - А в дружине тебе медом намазано, и домой ты не собираешься.
  - Я к маме хочу, - поддержал сестру Лешик.
  - Да поймите же вы, бестолочи, как мы сюда попали одному лешему известно, и нам нужно привыкать к новым условиям. Я же, дело говорю!
  - Леший, говоришь, знает? - спросила Марфа, и Ягодка сразу ей ответила:
  - Не знает он, и дед Пехто не знает, мы их уже спрашивали.
  - Как? Их же волчары забрали?
  - Ну да, только, этот герой, славно их освободил, а потом дед...
  - Не надо! - перебила Ягодку Юля - Марфуша, ни чего, что на ты?
  - Ну, не знаю, ты же старше, вроде.
  - А ваш Медвежатник меня старше, я уж и не знаю на сколько, вы его все на ты завете.
  - Он сам разрешил, - констатировал факт Лешик.
  - Ну, и я, тогда, разрешаю.
  - Ой, ей, ей, - вставил Сява, - ну, прям, институт благородных девиц!
  - Что девиц? - спросила Марфа.
  - Марфуша, не серчай, они иногда и не такое говорят, - попыталась стать переводчиком Ягодка. - Я вот, по началу вообще ничегошеньки не понимала. И в правду сказать, это как это армия может быть красной? Она что, такая ненаглядная?
  - Это аллегория, - поставил точку Сява.
  - Что? - спросила Марфа.
  - Ал-ле-го-ри-я - по слогам повторил Слава.
  - Ну, я же говорила, ты не вникай, тогда хоть чего ни будь, да поймешь.
  - Яга, мы на нормальном языке говорим, - Леша подумал, и добавил, - просто многие слова у вас еще не придумали.
  - То есть, как, слова не придумали?
  - Самолет, например, или паровоз.
  - А что, это правда, пар возит?
  - Ну, что-то в этом духе.
  - Не понятно.
  - Я же говорю, Марфуша, не бери в голову. Давай уж лучше думать, что нам делать дальше. Мне к князю ни как нельзя. Меня там сразу окрестят.
  - И правильно сделают.
  - Мы же договорились.
  - Ну, ладно, - согласилась Марфа. - Мне тоже нельзя, там брат увидит, ой, горя-то понаберешься! Позор-то, какой!
   - Слушайте, а давайте в Ростов пойдем, - предложила Ягодка, - там город большой, нас ни кто не знает.
  - Так, вы, что, нас покинуть собрались?
  - Да мы вам только в тягость будем.
  - Яга, ты что, обалдела? - Взбунтовался Алексей, - я же с ними свихнусь. Медвежатник после пива ни живой не мертвый, Сява в армию собрался, а Юлька меня ни когда и не слушала вовсе.
  - Лешик, но и вместе нам ни как нельзя.
  - Это как это нельзя? Раньше можно было, а теперь нельзя?
  Объяснять пришлось Марфе:
  - Раньше вас, сколько было? Вас трое, да Ягодка с вами, а теперь уже нас шестеро.
  - Да хоть семеро, какая разница? Не понимаю.
  - Большая, семь хорошее число.
  - А шесть не очень?
  -Да.
  - Ах да! - догадался Сява, - трижды, три шахи и бесы, число зверя.
  -Тсс! - испугалась Марфа, и перекрестилась.
  - Ну все, приехали, - Слава даже присвистнул, но его урезонила Юля.
  - Сява, ты иногда забываешь, где мы, и когда мы.
  - Ладно, так делать что будем?
  - Все как хотите, а я на рыбалку пойду. Надоела, что-то твоя змеятина. - Сказал Леша.
  - Да что ты в этом ручье поймаешь? - удивился Слава.
  - Между прочем, время, проведенное на рыбалке, Богом не учитывается. Юль, пойдешь со мной?
  - Сейчас Лешик, - ответила сестра, и обратилась к юному Сослану, - а ты, Сява, лучше б дров насобирал.
  Марфа посмотрела на Ягодку и предложила:
  - Ягуся, пойдем, прогуляемся.
  - Ай, да, Марфуша, - согласилась та.
  - Смотрите, не заблудитесь, - вдруг забеспокоились мальчики.
  - Щас, - хором ответили все три девочки.
  ***
  Марфа шла с Ягодкой по лесу с радостью. Ей хотелось поговорить на нормальном, человеческом языке, а не на абракадабре, на которой говорили ребята, да и Медвежатник не далеко ушел. Правда, он почему-то все больше молчал, а теперь и вовсе храпит беспробудно. Не уж-то на него так пиво тетушки Шатаны подействовало?
  - Ягусь, - обратилась она к Ягодке, - как ты думаешь, он кто?
  - Кто? - не поняла разговора Ягодка.
  - Как кто? Медвежатник конечно. Он, наверное, чей-то князь, или вождь, заблудился, бедненький.
  - Если князь, то не бедный, - констатировала факт собеседница.
  - Я же не про деньги.
  - Да от куда мне знать, Марфуша?
  - Как от куда? Мы же с тобой на Кудыкиной горе, здесь многие тайны открываются.
  - Открываться, оно, может, и открывается, но не для нас.
  - Это точно, - сказала Марфа и замолчала.
  - Марфуш, а ты что расспрашиваешь про него?
  - Так, просто.
  - Ага, так я тебе и поверила, что просто. Вот так запросто братьев бросила, из дому сбежала. А теперь, просто.
  - Да не знаю, что на меня зашло, а как подумаю про него, так сердце колотится.
  - Вот, оно, как бывает, оказывается, люб значит.
  - Ни чего не значит, у него эта есть, Юля что ли? она и моложе меня, и остатней, да и вообще, из его племени.
  - А она мне говорила.
  - Да мало ли, что девка говорить будет. Ты еще мола, а знай не верь девкам.
  - И тебе не верить?
  - И мне!
  - Ну, тогда, понятно.
  - Чего понятно?
  - Что дурь у тебя в голове, умом тронулась, от рода отвернулась. Беды ты не знала. У братьев жила как мышка под печкой, и тепло, и сытно.
  - И кошка рядом.
  - От того и под печкой. Чего тебе дома не сиделось?
  - А ты бы сидела?
  - Я бы? Да были б братья сейчас живы, - Ягодка запнулась, и замолчала.
  - Скучаешь? - робко спросила Марфа.
  - Теперь уже реже, - ответила Ягодка, стараясь казаться рассудительной и спокойной. - Ты же знаешь, теперь у меня есть друзья, Ты и бабушка Шатана. Так, что, скучать не приходиться.
  - Да уж, с этими ребятами точно не соскучишься.
  Девочки еще долго беседовали о своем, о женском. Как говориться, обо всем, и в тоже время ни о чем. Им просто хотелось побыть вдвоем, и почесать языками, как сказал бы кто-то из противоположного пола. В это время пришел момент пробуждения Шуры Медвежатника.
  Шуру разбудил инстинкт самосохранения. Нет, ни какой опасности из вне, не наблюдалось. Но великая опасность состояла внутри его самого, ибо, мочевой пузырь грозился лопнуть, тем самым нанести непоправимый урон внутренностям, только что выздоровевшего человека. Медвежатник открыл глаза, увидел ясное голубое небо над головой, и понял, так жить больше нельзя. Необходимо что-то делать, а что делать, подсказывала природа.
  Когда, чуть не взлетевший, от напора струи, направленной по направлению к центру планеты, Шура опустился обратно, на бренную землю, то удивился. Он удивлялся яркому солнышку, душистой траве. Состоянию полета, и легкости во всех частях тела, а главное души тоже удивлялся.
  Бренное тело, это оболочка души, она стала столь новой и привлекательной, а главное вполне самодостаточной, что не требовало даже курева. Этот факт был странен по своей новизне.
  Шура прекрасно помнил, что для нормального пробуждения его организму было необходима эта часть никотина в крови, плюс кусочек каких-то там смол, оседающих в легких. Ведь после выкуренной с душой, в полный затяг, папиросы, он мог что-либо соображать. Теперь же сего священного действия было явно не нужно, а может быть, противоестественно.
  Так или иначе, факт остается фактом, Шура Медвежатник бросил курить! Сия мысль посетила все еще пустую голову Медвежатника. Но она не то, чтобы очень уж обрадовала. По крайней мере, одной головной болью стало меньше. Вопрос о поиске дымящейся, ароматной папиросы, отпал сам собой, а значит, можно подумать, о чем ни будь существенном.
   Лучше, конечно, о съестном. Желудок у Шуры был более пустой, нежели его бренная голова, и если внешний облик показывал наличие полного отсутствия не давних увечий, как, то дырочка в правом боку, полуоткрытого, или полузакрытого глаза, разбитых губ и пятки, то в здешних полевых условиях проведение гастроскопии было делом проблематичным. По этой весомой причине, абсолютно ни чего нельзя было сказать о ремиссионых процессах язвенной болезни двенадцатиперстной кишки пациента.
  Однако симптоматика указывала на расширенную яму желудка, которая приводила к здоровому аппетиту и не здоровому желанию поесть, конечно, если здесь, это слово удобоваримо. Судя по валеологическим канонам, сей факт, был так же приятен и самому не больному.
  Неприятности стали приходить потихоньку, с нарастающей постоянностью. С начала Шура обнаружил полное отсутствие чего-либо съестного у костра... Медвежатник подумал, о распустившейся молодежи, которая, вероятней всего утолила свой голод и не подумала о старшем товарище. Потом, до Шуры дошло, что, собственно молодежи-то и нет. То есть, наличие признаков обитания ребят в этом месте было, а самих отпрысков нет. Более того, о том, что ребята недавно здесь были, говорили многие вещи. Это не понятное покрывало, коим был заботливо укрыт Медвежатник, какие-то предметы, в принципе аккуратно уложенные по поляне, даже дымок от костра говорил о том, что ребята были тут не так уж давно. Но, все это было, как говорится в прошедшем времени. А где они теперь?
  Он прислушался к голосу леса. Лес жил своей, отдельной от него жизнью. Пели птички, прыгали кузнечики, ветер качал ветви деревьев, и листва, шурша, шепталась между собой. Ни каких диких криков, свиста и воплей, а так же, других, привычных звуков, которые обычно производят дети в лесу, не было слышно.
   - А был ли мальчик? - сам себя спросил Шура. Он начал в серьез задумываться о состоянии своей психики. Судорожные воспоминания не давали вразумительного ответа, что же это было, сон или явь? Азис!
  Что было на самом деле? Если сон, то допустить этот факт, вперемешку с пережитым, значит признать в себе полного шизофреника, или на худой конец, алкоголика. Ибо тогда, Шура отчетливо не помнил обстоятельств, как и когда это он лег спать и ему понаприснилась вся эта лабуда. Если же он действительно энное количество назад лег спать, и сладко все это время продрых, то тогда, где все? Опять пропали, исчезли? Их кто-то украл, они покинули его? По своей ли воле? Что вообще произошло? Куда бежать, опять их спасать? Тупик, да и только. Да и как после этого жить?
  По началу, весело-радостное настроение смешалось рассеянностью, и перешло в апатию. Уже как-то не очень хотелось кушать, ну если только немножечко...
   Шура еще раз огляделся, и не найдя ни чего подходящего под емкость для воды пошел к ручью с голыми руками. Спуск оказался не очень крутым, но достаточно долгим, что бы замечтавшись упасть и свернуть себе шею. В виду отсутствия такого желания, ему пришлось мобилизоваться и волей не волей смотреть себе под ноги. Сия своеобразная утренняя физическая зарядка придала Шуриным мозгам нужную порцию адреналина, который, в свою очередь, привел к ряду мыслей. Во-первых, сейчас наверняка не утро, скорее всего ранний вечер. Во-вторых, что даже пить становиться хотеться все меньше и меньше, при одной только мысли о том, что потом придется вновь подниматься. После этого Медвежатник всерьез задумался, а стоит ли подниматься, раз уж на верху ни кого нет. Когда он решил, что, наверное, все же, стоит, тогда индикатор его настроения, совсем зашкалил нулевую отметку.
  Все это способствовало изречению единственной здравой мысли:
  - Беспричинная смена настроения, при том, внезапная и полярная, от плохого к хорошему, и наоборот, это Шиза, или любое соответствующее заболевание подобного плана. Настоящий диагноз по характерной симптоматике!
  Шура смирился с этой мыслью, и быть душевно больным согласился. Это его вполне устраивало, по крайней мере, теперь, многое объяснялось.
  - Во, хорошо, что проснулся, - внезапно из-за спины появился Сява.
  Медвежатник даже вздрогнул от неожиданности. Он обернулся, и понял, что последняя надежда на собственное умопомешательство растаяла как утренний туман. Перед ним стоял не то Сява, не то, действительно славный и отважный нарт из осетинских сказок, Сослан. На плече у него возлегало бревнышко диаметром ни как не меньше двух ладоней, длина же этого полешка, превосходило немереный рост Славы.
  - Сява, а ты от куда здесь?
  - Как от куда, с Кудыкиной горы, у нас лагерь там, не заметил что ль?
  - Да, нет, заметил, - пробурчал Шура, и стал жутко растерянным. - Вот только решил, что вы опять.
  - Что опять? - спросил Сява, и легкой походочкой направился вверх.
  Видимо, бревнышко, что-то да весило, потому что оно с легкостью сносило кусты у себя на дороге. Но, видя, как его несет Сява, можно было смело предположить, что бревно-то бутафорское.
  - Ну, опять пропали, куда-то девались. - Промямлил Медвежатник.
  - Да? - спросил Слава, не оборачиваясь. В его движениях и интонациях была, кокая-то уверенность и даже важность.
  - Ну, да, - не впопад ответил Шура.
  - А, - протянул Слава, - а я думал, что это ты вечно куда-то деваешься. Бегай по тайге, ищи тебя, свищи. Понабрали руководителей похода по объявлению, теперь мучайся.
  Шура понял, что за прошедшие дни, Слава возомнил о себе не весть что, но, видимо не без основания. Десятая часть кубометра древесины преспокойно лежало на плече у школьника, пусть даже и старшего класса. Она своим видом намекала о силе юноши, несущего этот "прутик". По этой причине, Шуре расхотелось вступать в дебаты, но начать переговоры следовало бы.
  Быть руководителем такой группы, не легкое занятие, а теперь уж, и совсем не понятно как им быть! Может, лучше, сдать бразды правления? Скорей всего, в этом случае, придется распрощаться не только с властью, но и с жизнью. И Ладно своей, других деток жалко. Это перспектива совсем не радовала.
  - А ты как хотел, без трудностей? Без трудностей не бывает.
  - Ну, Медвежатник, с тобой уж точно.
  - А без меня?
  - Без тебя, их еще больше, вот девчонки не хотят.
  - Чего не хотят?
  - Да не хотят в Можайск идти, к князю местному.
  - А зачем?
  - Как зачем? Мы, с тобой, там, в дружину поступим, их под крыло возьмем, будем, как сыр в масле купаться.
  - А домой, ты уже не хочешь?
  - Домой? Конечно, хочу, но, что мне там делать? Экзамены скоро, а тут раздолье. При том, мы же не знаем, как до дому добраться, так там, в дружине, хоть крыша над головой будет.
  - Ага, или доска гробовая.
  - И что, ты с ними за одно?
  - Слава, я пока, и так не во всем разобрался, времени мало было.
  - Зато у нас, выше крыши. Поход, конечно, дело хорошее, но эта лесная жизнь мне почему-то надоедать стала. Не мазёво, прямо скажу.
  - Это понятно, а где все остальные?
  - Лешка с Юлей на рыбалке, а местные в лесу, шаманить, может, пошли. Странные они какие-то. Хотя, Яга ни чего, с Лешкой подружилась, одним словом, наш человек.
  - Понятно. Слав, тебе, может помочь? Бревно-то тяжелое. - С надеждой на отказ, изрек Шура.
  - А? Что? Да, нет, мы вроде дошли, ты хоть ел?
  - Нет, конечно. Я и не нашел ни чего.
  - Не могли же суслики всё схомячть? - Ну, так как, по поводу моего предложения? По моему, дельное.
  - Слав, знаешь, лично мне, эта идея не нравится. Давай соберемся, все вместе, и поговорим.
  - Опять поговорим, одна только болтовня!
  - Что поделать. Дело-то не шуточное. Нам бы дров не наломать.
  - Это верно, а как тебя короче звать, та уж очень длинно?
  - Я же говорил уже, просто, Шура. Так проще, ну, показывай, что тут поесть у нас имеется?
  Они дошли до так называемого лагеря. Слава скинул с себя вполне посильную ношу, и как ни в чем не бывало, взлетел на дерево. Там, на верху, среди густой кроны, оказалось дупло. Из этого дупла Сява достал то, что можно было положить в яму желудка Медвежатника.
  - Лови, - крикнул Слава, и кинул сверток Шуре. Медвежатник поймал посылочку, и в животе у него запели пузырьки чего-то. Под языком стали образоваться слюнки, он понял, что на самом деле жутко голоден.
  Шура стал вкушать лесные дары природы, абсолютно не вдаваясь в гастрономические особенности предложенных блюд. Он отметил про себя, что так вкусно давненько не кушал, однако, Шура ни когда не забывал одной французской истины, что лучший повар - это голод.
  - Видать, пиво Шатаны, действительно, волшебное.
  - То есть?
  - Ну, - протянул Слава, - ты позавчера выпил немного, и того.
  - Сразу нажрался? Извини, просто осетинское пиво очень опасная вещь, особенная.
  - Что напился, это ерунда. Ты что, думаешь, мы на другой планете живем, пьяных не когда не видели?
  - Это ты правильно заметил по поводу другой планеты, но об этом потом. А так по поводу пьянства, ты, наверное, прав. Я, случайно, когда спал, матом не ругался? Али еще, какие непристойности творил? К девчонкам не приставал? С меня станется.
  - Да, храп твой, конечно, немного поднадоел, но я не об этом.
  - А о чем? - все ни как не мог понять Шура.
  - А о том, что Марфа тебя привезла, мягко говоря, помятым. Если не выразиться более точно, чуть живого. А теперь, ты как огурчик. От синяков один лишь след остался.
  - Сон, как известно, лучшее лекарство.
  - Вот только лучшего лекарства не осталось.
  - То есть как?
  - Да ты все изничтожил.
  - Как, все выпил?
  - Скорей, всё поразливал, да кувшин убил, так что мы с тобой без сладкого остались.
  - Мда, - произнес Медвежатник. Что ж придется, видимо, вести трезвый образ жизни.
  
  ***
  - И так, продолжаем разговор, - после не долгой паузы произнес Шура.
  У костра уже все собрались, и разговор начался нешуточный. Однако ребята либо очень шумели, либо просто отвергали все разумные и неразумные предложения. Самое страшное, что Шура сам не знал, как поступить, и к какому решению он должен подвести ребят.
  - Значит так, Шура, мы все тут не маленькие, - начал Сява, - и по этому давай смотреть правде в глаза.
  - А мы, по-твоему, все отворачиваемся, - попыталась перебить его Юля.
  - Ага, яки красны девицы!
  - Ребята, - повысил голос Шура. - А ту! Хватит, давайте о деле.
  - Чего о деле? - вспылила Юля, - сейчас Сява в тысячный раз будет рассказывать нам, какой он богатырь. Ты, Медвежатник и так ни где не пропадёшь, а мы с Лешиком, да Ягодка с Марфушей, куда должны деваться?
  - Вы как хотите, а у меня, действительно дельное предложение. Можете не соглашаться, вон с Медвежатником оставайтесь.
  - Ну-ну, мил человек, спасибо, конечно, за доверие. Вот только, давайте договоримся, не разделятся.
  - Ага, - подхватил Лёша, - правильно! Хватит нам того, что мы Медвежутя искали, а потом тебя как вызволять?
  - Действительно Сява, тебе, ведь это не зачтется в качестве альтернативной службы,- улыбнулась Юля, наконец.
  - Всё, надоели вы мне все.
  - Придётся потерпеть.
  - Ша! - крикнул Шура, - и так, мы все остаёмся вместе, кому не нравиться...
  - Может уходить? - с надеждой в голосе перебил его Сява.
  - Ага, уходить. Три раза по часовой стрелке, два раза против, вокруг костра и задом на перёд. - Медвежатник явно нервничал, и по этому встал, сам обошел костёр, наломал веток, подкинул их в огонь, и уселся на прежнее место.
  - А что, это, Марфуша, придумал твой Медвежатник? - спросила шепотом Марфу Ягодка.
  - Не знаю, Ягуся, может, у Волчар что подсмотрел?
  - Нет, скорее всего, он Сяву посылает, на Кудыкину гору. - Вступила в разговор Юля. Ей не понравилось, что Медвежатника присудили не ей.
  - Так мы ж и так на ней.
  - А он еще дальше.
  - Так, что, Медвежатник не хочет, чтобы он здесь оставался?
  - Да хочет, конечно.
  Шура обратил внимание на шепчущихся девочек, и встал. Все замерли, в ожидании произношения речи, от которой могла координально измениться вся их дальнейшая жизнь.
  - И так, мы, как всегда, посовещались, и я решил.
  - Как всегда, - подтвердили ребята, поняв, что именно сейчас ни чего страшного не произойдёт.
  - И так, у нас есть следующие предложения. И что мы выбираем, тем путём и пойдём. Сначала о маловероятном. Это то, что бы вернутся домой. Но, как мне кажется, это не сейчас. По крайней мере, не сейчас. И думается мне, что не сегодня, и возможно, не в этом году. По этому придётся приспосабливаться к здешним условиям. При том, нас уже стало несколько больше. И Марфа с Ягодкой к нам идти уж совсем не обязаны. Значит, остаётся одно оставаться в этом мире, но вопрос как. Мотылятся по тайге до первых заморозков, а потом помереть, от холода и голода? Конечно, при условии, что мы, где-то раньше не загнёмся.
  - Я же говорил, в Можайск нужно идти, - вставил Сява.
  - Подожди Сява, я же не закончил. И так, в свином предложении есть доля разума, при том не маленькая. В городе легче пристроится, и затеряться. Но мы все равно очень сильно будем выделятся из общей массы. У нас другой разговор, манеры, умения, да и габариты тож. - При этом Медвежатник прищурился и посмотрел на Сяву.
  - И что тогда? - спросил Леша.
  - У меня есть несколько иное предложение. Как это сказать? Несколько иного плана.
  - И какое?
  - Вернутся в Марфину деревню.
  - В Марфино, так в Марфино, - сказал Лёша.
  - Я туда не вернусь! - крикнула Марфа.
  - Марфуша, и что будет? Тебя что, братья камнями побьют?
  - Побьют, еще как побьют, еще из дома выгонят.
  - Ну, мы этого не позволим, - вполне вертко утвердил Сява.
  - А ты разве уже дома? - резонно спросила Юля.
  - И так, мы приходим в деревню, и останавливаемся жить у Марфы. Лишние руки они любой семье не помешают. - Продолжал Медвежатник.
  - А лишние рты? - поинтересовалась Юля.
  - А что с Ягодкой? - спросила Марфа.
  Шура проигнорировал первый вопрос и ответил сразу на второй:
  - Ягодка идёт с нами. Я же сказал, что теперь мы живём все вместе.
  Тут своё слово сказала сама Ягодка:
  - Я в деревню не пойду.
  - Почему?
  - Я же говорила, нельзя мне, да и люди прогонят меня, и вас вместе со мной.
  - Во-первых, ты мне ни чего такого не говорила, а если прогонят тогда и думы думать станем.
  - Ага, как сейчас, - заметил Слава.
  - Так, я ребятам говорила, а тебя еще не было, - ответила ягодка.
  - В чем же проблема?
  - Не крещенная я.
  - И всё? - удивился Медвежатник.
  - А этого мало?
  - В деревне поп есть?
  - Батюшка что ли? - спросила Марфа.
  - Пусть батюшка, у вас там церквушка стоит, я видел.
  - Он сейчас у нас был, а что?
  - Так значит, окрестим.
  - Я же не могу. Кто у меня? Ни кого. Кто отцом с матушкой крестными станут?
  - Да хоть кто, сказал слава.
  - Мал еще, - строго сказал Шура.
  - Так ты и станешь, сам предложил, - предложил Сява.
  - Он же нехристь, - напомнил Леша.
  - Я, вообще-то, крещенный. Но подождите, может, Ягодка сама, не хочет? Ведь ей не только имя менять но и веру придётся.
  - Не хочу, - вполне кратко и четко ответила Ягодка.
  - Всё, стоп. Значит, моё дуратское предложение отменяется.
  - Ура, значит, остаётся моя идея! - радостно резюмировал Сява.
  - Твоя идея тож, ни куда не годиться. Ягодка тем более в Можайск не пойдёт. - Урезонила Юля своего одноклассника.
  - И, что тогда делать? - спросил он.
  - Не знаю, - прозвучал ответ.
  - Подождите. - У Медвежатника возникла идея, и он мучительно пытался подобрать слова, ибо с детства не блистал красноречием. - Ягуся, - обратился он к камню преткновения.
  - Ты, может, и сможешь прожить в этом лесу, хоть всю жизнь, но мы-то не сможем.
  -Я знаю, вы из другого мира, в него и уйдёте.
  - Да что ты, Яга! - вступил в разговор Лёша, - что тут такого, подумаешь, станешь крещенной, и что, от тебя убудет?
  - А вот и убудет.
  - У нас свобода совести Лёша, - сказал Сява.
  - Это что еще?
  - Свобода вероисповедания, - пояснила Юля брату сложный термин, и обратилась к Сяве.
  - Нам еще уроков государства и права, здесь не хватает.
  Ребята перепрыгивали с темы на тему, часто задерживались на мельчайших подробностях, и так ни о чем не договорились. Шура посмотрел на Марфу, которая всё это время оставалась в стороне и молчала.
  Медвежатник смотрел на девушку пристально, как будто гипнотизировал девушку. Он и сам не знал почему так поступает. Его взгляд был направлен лишь на один глаз. Когда-то, давно, еще учась в институте, он уяснил специфику человеческого зрения. Если смотреть в оба глаза, то тогда взгляд получается бегающим, от одного зрачка к другому. А вот если посмотреть иначе, в один глаз, то картинка резко меняется. Так же и меняется настроение и поведение объекта, то есть глаза.
  Марфуша не была исключением из правил, и стала ёрзать на одном месте. Потом, ей показалось, что он знает про её мысли всё, и зарделась. Но Медвежатник продолжал пристально на неё смотреть, и тогда Марфа сказала:
  - Ягодка, сладкая, милая, не хочешь не иди с нами. Давай, мы тебя к деду Пехто отведём. Он, конечно, не тётушка Шатана, но тоже вашей веры, не даст пропасть.
  - Только без меня, пожалуйста, - встревожилась Юля.
  - Ага, и внученек Пехто будет очень рад, извращенец несчастный, - не упустил случая поёрничать Сява.
  - Ягодка, - вцепился мёртвой хваткой Медвежатник, - ты скажи, хочешь к деду Пехто, или что нам с тобой делать?
  - Лучше к деду Пехто отведите меня, а Лешик на меня не позарится, я ведь его названной сестрой стану.
  - Ну, вот и ладненько, хоть одной проблемой стало меньше, - со вздохом облегчения изрёк Шура Медвежатник.
  - Ага, только дед Пехто об этом не знает пока. - Улыбнулась Юля.
  - Так значит узнает, - заключил Медвежатник и добавил, - любое хорошее дело начинается с утра, а теперь пора спать, завтра нам снова в путь, спокойной ночи.
  Ребята разбрелись по поляне и стали готовиться ко сну. Они не выставляли ночных дежурных, ибо на них, как им казалось, ни кто не охотился. А звери, звери не привыкли к запаху костра.
  Когда все улеглись, Лёша попросил:
  - Медвежатник, а расскажи нам сказку.
  - Вот еще, сказки им подавай, вы уже большие.
  - Да ладно тебе, я с удовольствием послушаю, - заявил самый большой по габаритам из присутствующих, Сява.
  - А не боитесь?
  - Чего еще?
  - В прошлый раз, я вам Шатану рассказывал, и что вышло? Ни чего хорошего.
  - А что получилось? - спросила Марфа.
  - Тут на утро очутились, - за всех ответил Лёша.
  - Так, значит, в этом и есть разгадка! Давай, расскажи нам про Москву!
  - Не знаю я московских сказок.
  - Ты что, чукча? - спросил Сява.
  - Слава, опять национализм? Чукчи народ тот еще.
  - Ага, знаем, знаем, телефона, телефона, чукча кушать хочет, однако.
  - Этот бородатый анекдот они сами и придумали.
  - Почему?
  - Да был у нас случай на Эквене.
  - А это где?
  - На Чукотке, у мыса Большая вертлюжка, что в Беринговом проливе.
  - Ну не тяни, рассказывай, - не терпелось Леше.
  - Да, собственно рассказывать и нечего, - Начал Медвежатник, - представьте, мыс Дежнёва, Берингов пролив. Раскопки ведёт мой хороший знакомый, Кирилл Днепровский.
  - А мыс Дежнёва и Берингов пролив, это что? - спросила Марфа.
  - Не перебивай, а то опять не в ту степь уйдёт, - попросил Лёша. - Далеко это, у самой Америки.
  - А Америка, это что? - тут не выдержала своего любопытство Ягодка.
  - Слушайте, народ, давайте обойдёмся сегодня без урока географии, - зевнул Сява.
  - Так вот, приезжает немецкий профессор со своими студентами шведами или швейцарцами, не суть, в экспедицию. Копали там поселение, Эквен.
  - Чукчей что ли? - уточнил Сява.
  - Нет, значительно раньше. - Ответил Медвежатник.
  - А сколько лет?
  - Что, копали? Двенадцать лет копали.
  - Нет, сколько тому поселению лет.
  - Там большой комплекс жилищ, всего около трёх десятков, а ему ни как не меньше чем полторы тысячи лет. Огромный могильник, так что жило тогда народа на Чукотке куда больше чес сейчас.
  - Ни фига себе, - вырвалось у Сявы.
  - Что-то вроде, - хмыкнул Медвежатник. - Так вот, находки уникальные, красоты не обыкновенной. Их все сможете увидеть в Музее Востока.
  - Если сможем, - грустно сказала Юля.
  - Сможем, Юленька, сможем, правда, что, завтра не обещаю, но сходим обязательно.
  - Замётано, - утвердил Лёша, - продолжай Шура, а то ночь пройдёт, а ты нам сказки так и не расскажешь.
  - Так вот, всё бы ни чего, но вот незадача, до ближайшего жилья тридцать километров, это по тундре!
  - А по морю?
  - По морю сорок, но это уже та самая Америка. Ну вот, иностранцы привезли с собой рацию, Супер навороченную. Лампочки мигают, радиоволны ловят. Так ловят да ни чего толком поймать не могут. Засечет рация что-то типа аналога советской передачи в рабочий полдень, или того хуже голос России или Корею на русском языке, и всё. Правда, мы это обыкновенным транзистором тоже ловили, но не суть.
  - А что в Америке передавали? - спросил Лёша.
  - Чушь разную, ну передавали привет для тётушки Билла какой ни будь кантри напев, короче говоря, связи с внешним миром ни какой.
  - А сотовый телефон?
  - Там их пока нет.
  - А спутниковый?
  - И спутникового тогда не было еще. Да и вообще, это слишком дорогое удовольствие, для экспедиционного бюджета. Но про этот телефон отдельная песня, как ни будь в другой раз.
  - Хорошо.
  - Хорошо, конечно. Повадился к нам один чукча, приезжать оленину на спирт менять. Обычно он приезжал на нарте.
  - Вы, что, замой копали?
  - Брр, зимой, на Чукотке? Мы, конечно фанаты, но не до такой же степени.
  - А как же, на собачей упряжке?
  - Легко, у хорошего каюра, собачки летом бегут по мокрой тундре как по снегу. Так вот, приезжает он как-то разнее на собаках, а на МТЛБ, малый тягач легко бронерированный. В простонародии вездеходом называется. Приезжает не один, с вездеходчиком. Тот достаёт из вездехода деревянный, патронный ящик. В нём куча ламп и матрица. Пятнадцать минут химичит над этим, легошенько так, по типу, входит не входит. В это время, его напарник пристраивает к деревяшке обычный провод, а другой, закидывает вверх, на трубу волка.
  - А, волок это что? - спросил Лёша.
  - Домик без колёсиков.
  - Так все дома без колес, - сказала Ягодка.
  - Этот домик перевозят с места на место на волокушах.
  - Как целый дом? - удивилась Марфа.
  - Эй, там, хватит,- призвал всех к порядку Сява, - так что дальше-то было?
  - А дальше, всё просто было. Вытаскивают чукчи из вездехода бутылочку водки, тушенку, и уходят в тундру, духов кормить. Помолились, и за рацию.
  - И что?
  - Что, что, позывных Уэлена и Эквена я не помню, но то, что связь была отменной, могу констатировать.
  - И всё из-за водки?
  - Водку духи выпили, а остатки, естественно чукчи с археологами.
  - Ну вот, говори после этого, что скупой платит дважды. Дорогая-то рация не работала.
  - Кто знает, может этот деревянный ящик в свои советские времена стоил не дешевле евромодной штучки. Ну всё, давайте спать.
  - А сказка?
  - Я же только что рассказал.
  - Так, то, была байка, а нам сказку расскажи, чукотскую, - сказал Лёша.
  - Расскажи, Шура, правда расскажи. Чего тебе стоит?
  - Да стоит мне ни чего не стоит, просто поздно уже, да и их сказку может не поймёте.
  - Ты, что, на чукотском рассказывать будешь? - Спросила Юля.
  - Это почему еще? Раньше понимали, а сейчас не поймём?
  - Я же вам тысячу раз говорил, что есть разные народы, а у них разные культуры, а значит, и сказки разные.
  - Всё равно расскажи, - потребовал Лёша.
  - Хорошо, только давайте договоримся, что вы меня не перебиваете, а на вопросы ваши я утром отвечу. После завтрака.
  - Договорились.
  И Медвежатник стал рассказывать свою чукотскую сказку, пытаясь хоть не много приблизить её к смыслу европейскому. Хотя всё равно, по мнению Шуры, не так уж и получилось.
  - Люди рассказывают. Жил охотник с женой. Очень удачлив охотник был. Ни когда без добычи не возвращался. Летом в море уходил, на морского зверя охотился, а зимой из тундры дикого оленя приносил. И было у него много мяса всегда, только детей не было.
  Как-то раз, говорит жена мужу, охотнику:
  - Ты славный охотник, но почему мы не едим мантака, знаешь же сам, как я люблю китовую кожу.
  Ни чего не сказал охотник, стал в море собираться. Каяк новой лахтачьей шкурой обтянул, к гарпуну крылья приладил, поплавки надул. Сел в каяк, потуже ремни стянул и в море ушел. Далеко ушел, уж и берега не видно, и кита не видно. Вдруг, видит, касатки фонтаны пускают. "Худо мне будет - думает охотник, - съедят меня касатки". Подумал так и стал каяк свой разворачивать. Гребет со всей силы, а каяк на месте стоит, не двигается. Тогда снял с себя шапку, бросил в море. А шапка была из волчьей шкуры сшита, и как полетела, так сразу в воздухе в волка обратилась, а до воды коснулась, в касатку превратилась. Тогда говорят касатки охотнику:
  - Ты зимой волков убивал, кухлянки из их шкур твоя жена шила, за это мы тебя съедим, но жалко нам тебя. Ты нашего брата освободил, говори, чего хочешь.
  Испугался охотник, но виду не показал. Говорит касаткам:
  - Кита хочу взять, один убить хочу, да вот не вижу я кита.
  - Хорошо, - ответили касатки, - плыви домой, готовь упряжку.
  Сказали так касатки и глубоко в море нырнули. Оглянулся охотник, не видит он никого вокруг, решил домой плыть. А в какую сторону не знает, туман опустился. Тогда снял охотник свои торбаза, шнурки к каяку привязал, и в море бросил. Подмётки на торбазах были из лахтака сшиты. Превратились торбаза в лахтаков. Видит охотник, лахтаки за рыбой поплыли, он за шнурки держится, как каюр, только по морю едет. Приплыли лахтаки к месту, где река в море впадает. Много там рыбы собралось, косяками ходят. Лахтаки есть стали. Отрезал охотник ремни, отпустил Лахтаков. Зашел в лагуну, видит землянка на берегу стоит. Его с женой землянка. Вышел он из каяка, пошел упряжку готовить. Проверил все ремни, накормил собак, потом залез в полог и спать лёг.
  Будит жена охотника, говорит:
  - Просыпайся, касатки кита на отмель привели, смотри как много касаток.
  Вылез охотник из полога, сел в каяк. А каяк загружен был уже, охотник же не разгружал его. Поплыл к киту. Подплывает к киту, видит не большой кит, маленький, всего в два его каяка в длину. Бросил гарпун в кита. На гарпуне был с наконечник из черного камня и оленьего рога. Гарпун кита не убил, кожу пробил. Кит под воду нырнул, поволок гарпун на дно. Отскочил наконечник с гарпуна, в коже остался. А к наконечнику поплавок из нерпичьей шкуры привязан. Но и поплавок под воду ушёл, кит хоть и маленький, но нерпа еще меньше. Охотник гарпун достал, другой наконечник приладил, из моржового клыка и прозрачного камня.
  Долго кит не выныривал, но кит же не рыба, не может совсем под водой быть. Фонтан выпустил, хочет опять под воду уйти. Тогда охотник еще один гарпун бросил. Попал в кита. Наконечник в коже застрял, два поплавка не дают киту под воду уйти. Говорит охотник:
  - Прости меня кит, должен я тебя убить.
  Сказал так, на спину кита прыгнул и копьём сердце пробил. Убил кита. Привязал поплавки к каяку, и к берегу поплыл, тяжело ему грести, кит хоть и маленький, но больше охотника. Тогда охотник привязал ремни к поплавкам, а сам к берегу причалил. Потом вышел из каяка, к упряжке подошел, к нарте ремни привязал. Крепко привязал. Стал он вместе с упряжкой кита из моря вытаскивать, не получается. Тогда позвал охотник жену. Пришла жена, взялись они кита вытаскивать. Вытащили кита к берегу. Охотник покормил кита, он ведь правильный охотник был, и настоящий человек. Жена кита разделывать стала. Охотник попил крови, чая ведь тогда не было, и стал мясо в яму таскать. Долго таскал, в моржовые шкуры оборачивал, на всю зиму хватит.
  Потом наелась и жена мантака. Так было, а родила жена охотнику детей или нет, я про то не знаю. Всё.
  - Странная, какая то сказка, - сказала Марфа.
  - Я же говорил, - стал отвечать Шура, - что вы ни чего не поймёте.
  - Ребята спят уже - шепотом сообщила Марфа.
  - Угу. Давно пора.
  - Шура, давай выйдем.
  Они выбрались из-под полога, и присели у костра. Медвежатник подложил веток на угли. Костёр вспыхнул ярким пламенем, потом не много затих. Марфа села в плотную к Шуре, и затем, прижалась к нему.
  - Как ты себя чувствуешь?
  - Нормально, - ответил Шура. Он обнял девушку, и стал любоваться языками пламени.
  - А мне хорошо.
  - Наверное, - Шура был не многословен, - Марфуша, как ты думаешь, Ягодке будет хорошо с Дедом Пехто?
  - Да кто знает, во всяком случае, лучше, чем одной, или с нами.
  - Почему ты так решила?
  - Она стареть начинает, не даром её в деревне недолюбливали, вот и Юлей командовать начинает.
  - И ты, тоже недолюбливала?
  - А что я, мне Шатана, нужна была.
  - Зачем это?
  - Как зачем, замуж пора была выходить. Да вот беда, жениха достойного не сыскать.
  - А сейчас?
  - А сейчас поздно, у меня ты вот есть.
  Шуру как кипятком ошпарило.
  - Послушай Марфуша, ведь ни чего не было ведь!
  - Это только ты так думаешь.
  - Что я По-пьяни, чего не хорошего натворил?
  - Успокойся, я ж тебя ни в чем не виню. Придём в деревню, сыграем свадьбу.
  - Постой, я не могу.
  - Ну, я женат, наконец! Официально, между прочем, и сын у меня, вон как Лешик. И вообще мы так не договаривались.
  - Ты, разве не хотел меня?
  - Мало ли чего хочет моё тело? Марфа, я не знаю, но я же собирался возвращаться. Да уж, наломал я дров.
  - И что?
  - Да, нельзя этого делать, как ты не понимаешь элементарного, можно нарушить весь ход истории.
  - Это для тебя так важно?
  - Ну, тебя не пробить, мы и так здесь засиделись. Вдруг, в том. В нашем, мире мы не родимся теперь из-за этого.
  - А разве такое бывает?
  - Как я понял, теперь бывает по всякому.
  - Ну не хочешь, не женись. Я всё равно тебя только любить буду. И даже первый, кто войдёт в меня, кем бы он ни был, глаза вот так закрою и представлю, что это ты.
  Новая версия происходящего оглоушила Медвежатника не меньше, чем предыдущая. Теперь, он совсем ни чего не понимал.
  - Марфуша.
  - Что, Медвежатник? - в этом ответе слышались все ноты мира, ненависть и любовь, нежность и раздражение.
  - Марфа, ты скажи мне, - и Шура запнулся на подборе нужных слов. Он подбирал их так, что бы потом, нельзя было ответить иначе, или понять ответ по другому. Банальное, "мы что, вчера кувыркались"? или еще проще, "мы спали с тобой", абсолютно не подходили.
  - Марфа - продолжил Медвежатник, - давай я задам тебе несколько вопросов, только ты пожалуйста, не обижайся. Поверь, я тебя совершенно не хотел обидеть, но ситуация складывается таким манером, что в данный момент...
  - Шура, ты короче изъяснятся можешь? - с улыбкой перебила Марфа Медвежатника.
  - Могу.
  - Ну, так, действуй, ты меня не обидишь, - сказала Марфа и её руки сплелись на шее у Медвежатника. Её губы прикоснулись к его губам и они слились в долгом поцелуем. Дыхание Медвежатника участилось, и мысли стали будоражиться в голове.
  Медвежатник ощущал прикосновение её губ к своему телу. На его плечах оставались следы её горячих прикосновений. Руки Шуры всё крепче прижимали девушку к себе. Их дыхание слилось воедино, прерывистое и учащенное.
  Он спешил, как изголодавшийся скиф, вернувшийся из дальней дороги. Он гладил золотистые волосы Марфы, которые заканчивались значительно ниже спины. Его влекла плоть молодого тела, и он с трудом сдерживал в себе дрожь.
  Марфа легла на спину, показывая своё красивое лицо небу. Медвежатник попытался развязать тесьмы, но одной рукой это было абсолютно не удобно. Через ткань он ощущал упругую девичью грудь, и стремился припасть к ней собственными губами.
  При условии абсолютного отсутствии опыта в обращении с древнерусскими одеждами Шура даже не много замешкался. Марфа поняла это, и по своему решила, нагнетающую Шурину проблему. Она потянула за тесьму. Хитрая вязка распустилась, и обнажила, то, что так тщательно скрывала ткань. Медвежатник прильнул как маленький телёнок, лаская сосок. Он стал сам разоблачаться. Стащил с себя рубаху, и подложил её под Марфу. Теперь, уже его поцелуи покрывали тело девушки. Ворсинки бороды щекотали её, но это казалось приятным.
  Медвежатник был на полном взводе, и в абсолютном восторге, от каждого прикосновения к Марфе. Он пытался, с начало, что-то шептать, а потом, плюнул на это, и плюнул на эту затею, и просто наслаждался. Он целовал её шею, плечи, грудь, живот. Но когда его язык проник к ней в пупок, с девушкой что-то произошло. Еще секунду назад, податливое женское тело, вдруг, одеревенело.
  Марфа закрыла руками лицо, пытаясь спрятать локтями грудь, и сказать:
  - Не надо, Шура! Медвежатник присел рядом, накрыл Марфу выпадшей из под неё рубаху. Он провёл по волосам Марфы от макушки до поясницы. Стараясь спокойно, но зло сказал:
  - Больше, никогда, и не с кем, так, не поступай.
  - Как?
  - Не хорошо, всё это.
  - Почему Шура? - спросила Марфа.
  Медвежатник не ответил, он ушел в лес, вспоминать армейский опыт, и казнить себя за непристойное поведение с малознакомыми барышнями, не весть какого сословия, не весть какого года, да и вообще, неизвестно, какой культуры.
  В глубине души, Шура был всё же рад, что не перешел опасной черты, ни сейчас, ни тогда, когда был пьян. Значит, он чист перед девушкой, и расстаться с ней будет значительно проще. Он уже прекрасно знал, как себя вести, и пусть уж он будет гадом, похабником, короче не хорошим человеком. От такого, всегда легче отказаться. Того и гляди, он и сам стал верить в себя как в сильного, доброго и умного. А за это приходится дорого платить, нужно и быть таким, а это уже тяжко.
  Разрядившись, Медвежатник вернулся к костру, где сидела Марфа. Её огромные глаза, даже если и плакали, то успели высохнуть. Они смотрели на дрожащие угли. На плечах у неё лежала видавшая виды полосатая рубаха.
  - Спасибо, что подсушила, - спокойно сказал Медвежатник.
  - Прости, - проговорила Марфа.
  - За что? - наигранно удивился он.
  - Что не смогла, так, без венчания. Думала, что смогу, а не смогла.
  - Ты же говорила, что у нас уже всё было.
  - Было другое.
  - Ну, и не бери в голову.
  - Ты не обижаешься?
  - Не а.
  - Честно?
  - Правда. Гораздо обидней, если б у меня не получилось бы.
  - А такое разве бывает?
  - В этом мире, Марфуша, всяко бывает. Не бери в голову, давай лучше спать.
  - А можно, я с тобой буду?
  - Что со мной?
  - Ну, с тобой лягу, в обнимку.
  - И после этого, я точно, буду должен, женится.
  - А ты, разве, не хочешь?
  - Марфуша, я уже женатый человек, у меня сын как Лешик. Я, по-моему, из этого тайны не делал.
  - Но, ты же с ней не живёшь.
  - Всё, давай спать, хочешь, давай в обнимку. Только, чур, без всяких, яких там свадеб.
  - А если бы сейчас?
  - Что сейчас?
  - Ну, сейчас, всё было.
  - Не было же. Марфа, я так устал. Как говорят? Утро вечера мудренее. Пойдём баеньки, а то детей еще разбудим.
  Они зашли в полог и улеглись вместе. Медвежатник не очень долго мучился угрызениями совести, и через несколько мгновений его тельняшка стала равномерно растягиваться при каждом вздохе. В эту ночь, Марфа так и не сомкнула своих голубых глаз. Её голова лежала у Шуры на груди, а из глаз тихо лились горькие девичьи слёзы.
  ***
  
  Утром, раньше всех проснулся Лёша. Он отправился по необходимым своим делам, и после окончания своего утреннего моциона, уже собрался идти назад в лагерь, но опять встретил Шатану.
  - Здравствуйте тётя Шатана, - Сказал мальчик.
  - И ты, здоров будь.
  - Вы опять, к нам в гости, не пойдёте?
  - Почему бы не пойти? В гости всегда можно сходить. Да вот, в чем незадача, Лёша, дома-то у вас пока нет.
  - Так будет скоро.
  - Ой ли?
  - Конечно будет. Мы вчера решили в Марфину деревню идти. Там и дом поставим. Там и крыша над головой будет. Курей разведём, поросёночка заведём, и корову, она же кормилица. Юлька всему обязательно научится, а я помогу. Проживём, как ни будь.
  - Что, домой уже не хочешь?
  - Хочу, конечно. Но как попасть-то? Вы, взрослые, вам и решать.
  - Это верно. Но мне нужно уходить, туда от куда пришла. Бедствие великое начинается там, и сын ушел туда.
  - Тётя Шатана, так ведь перед путём не близким сходите к нам. У нас Медвежатник сейчас появился. Они с Марфой приехали вчера, на коне, его Макаром зовут. Они, может, и вам поможут. - Лёша говорил и говорил, он очень не хотел, что бы Шатана, опять пропала.
  - Помощь мне не от них нужна, а вот от вас, отроков.
  - Так пойдёмте же к костру.
  - Ну, что ж Лёша, уговорил старуху, веди к себе.
  - Какую старуху? Тётя Шатана, вы же, кажется, мамы моложе моей, - Лёша как настоящий джентльмен, не много лукавил, но был не очень далёк от истины, Шатана, сейчас действительно, выглядела несколько моложе, чем раньше.
  - То-то и оно, что только кажусь.
  - Всё равно пойдёмте, тётя Шатана, пойдёмте к нам в гости, а то гостей у нас давненько не было, - Лёша схватил Шатану и потащил её на Кудыкину гору.
  - Не тащи ты меня так, Лешик, руку оторвёшь. Я ведь сама к вам собралась, дело у меня есть, - говорила Шатана.
  - О делах потом, а сейчас, давайте быстрей. Ещё все спят, вот проснутся, и будет чудо!
  - Тебе, что, чудес не хватает?
  - Хватает, хватает. Пойдёмте, тётя Шатана.
  Они поднялись вверх, и действительно, в лагере все спали. Ничего не прошло мимо опытного взгляда колдуньи. Всё видела, слёзы Марфы и безмятежность Сявы, отверженная обида Юли и конечно, страх Ягодки, любимицы Шатаны.
  Лишь лицо Медвежатника ни чего не говорило о своём хозяине. Рыжая борода с седыми нитками прятала шрамы, а открытый рот, наоборот, показывал поломанные зубы. Он лежал на спине, и обнимал бедную девушку. Но в этой хватке не было ни хозяйской хватки, ни нежной любовной заботы. Просто, ему было так удобней лежать, вот и всё.
  Ноги Шуры медвежатника лежали вытянутыми, и были перекрещены в каком-то не понятном знаке. Эти ноги были перекрещены, как у мертвеца в могиле, и вся поза этого человека показывала на то, что он не принадлежит миру живых, однако, и к мёртвым его было рано относить. Может и не жилец он вовсе, а погиб, где-то под лавиной, вот и шатается между мирами, ни живой, ни мёртвый. И ладно если сам, а то еще и детей притянул с собой. Вот и Марфу с Ягодкой, её ненаглядной теперь тянет куда-то, да сам толком не знает куда. Он совершает подвиги, делает ошибки, остаётся маленькой легендой, не для народа, а для кучки ребят, которые, повзрослев, могут и не вспомнить, хорошим словом, из-за которого так многое пережили. Оно и правильно, да вот только, переживут ли?
  Но сейчас, Медвежатник выглядел вполне даже живым. Даже более чем. Он не то, что храпел, нет, он пел во сне, просто, горловое пение не все понимают. Шатана, не была исключением.
   Дело в том, что такой богатый подарок природы Медвежатнику достался вполне секвестрированным, то есть при полном отсутствием музыкального слуха, не говоря уже об образовании. По этому, у него часто возникали проблемы с окружающим его людом.
  - Смотрите, кого я вам привёл! - радостно сообщил всем спящим Лёша.
   Ребята открывали глаза, и видели незнакомую, молодую женщину. Наряд её был явно богат и красив, но ни на что не был похож. Головной убор не был знаком ни Марфе, ни тем более Юле. Круглая, вышитая шапочка закрывала волосы молодухи, лишь свидетельствовала, по местным традициям, о принадлежности этой женщины какому-то сильному, знатному мужчине. У висков висели красивые серебряные подвески в виде луны. Платье было из добротной ткани, со странными вышивками, которые как бы перекликались с узором на шапочке. Эти знаки не были ни солярными знаками, ни птичьими следами, и вообще не были оберегами. Вышивка была серебром. То, что обозначало на этих вышивках, наверное, мог бы рассказать Медвежатник, но он продолжал безмятежно спать. Впрочем, то, что он бы правильно перевёл бы эти знаки, совершенно не состоявшийся факт.
  На руках у красавицы были ажурные браслеты, а на ногах лёгкие сапожки, которые тоже были вышиты, но сейчас тысячами разноцветными бисеринками. Их свет перекликался с капельками утренней росы, и в траве играли сотни радуг.
  - Доброго утра, дети мои, - сказала незнакомка.
  - Бабушка Шатана! - обрадовалась Ягодка, и кинулась ей на шею. Она узнала свою бабушку даже в этом обличии по не понятной причине. Может быть, из-за родства душ? Кто знает.
  - Утро добрым не бывает, - не открывая глаз, пробурчал Медвежатник.
  В лагере все сразу засуетились. Слава тут же накинулся на потухший костёр. Он стал раздувать тлеющие угольки, подняв, тем самым, облако пепла, и оно спрятало утреннюю радугу у ног Шатаны.
  - Что-то ты, сынок, матеренные ноги совсем не бережешь, - сказала она Сяве. - Сослан, ты же с этим пеплом еще и грязи поднял. Тебе пришла пора, расставаться с отцовским мечем.
  - Каким таким отцовским мечем?
  - Разве Ягодка, тебе не отдала его?
  - Вот именно, отдала, да не она, а Лешик. И не на прокат, между прочем. Я без него как без рук.
  - Смотри, как бы и без ног с ним не остаться, - вступил в разговор Медвежатник. Он окончательно проснулся, но не мог спросони ни чего сообразить. Он догадался Кто перед ним, и был поражен красотой гостьи. Он ни чего умней, не придумал, как сказать:
  - Здрасти.
  - Здравствуй Медвежатник, так вот, оказывается ты какой? - Шатана улыбнулась, зная как эта улыбка действует, на всех мужчин, но она не предполагала, что Шура, не раз уже обжигался на любви, и уж очень побаивался просто красивых женщин, а уж при виде идеала совсем стушевался.
  - Спасибо вам, за всё, что сделали для нас, век не забуду.
  - Век короток, Медвежатник, - ответила Шатана, продолжая улыбаться, - а ты мог бы стать нартом. Тебе ни кто не говорил, что в тебе течет кавказская кровь?
  - Мой дед, по матери, был беспризорником, потом ротой разведки командовал, да без вести пропал, еще до маминого рождения. Война тогда была.
  - Почему была? Она всегда идёт.
  - Вы правы, Шатана, но что это мы с вами так стоим? Костёр уже горит. Юля с Ягодкой нам чего ни будь приготовят, а пока давайте присядем, в ногах правды нет. А потом уж и поговорим.
  - Молодец,- сказала Шатана и присела к костру.
  Образовалась неловкая пауза. Медвежатник хотел о многом расспросить, но больше всего его распирало выговориться. Шатана улыбнулась и обратилась к Шуре:
  - Не тушуйся, ты же знаешь, что ни чего страшного ты не совершил. Начал поддаваться желаниям, да вовремя остановился. А тебе, просто, и начинать не надо было.
  Медвежатник, покраснел бы, если б его не спасла его собственная борода. Правда, в лучах утреннего солнца она подозрительно стала еще более рыжей.
  Всё это время Марфа пыталась не показываться Шатане. В конце концов она отсела в сторону, и потом так и сидела. Девушка помнила все свои ощущения и помыслы. Тело каждый раз напоминало прошедшую ночь. Ей не было ни стыдно, ни страшно. Какое-то новое чувство охватило Марфу, и она пыталась понять, что именно. Не ужели это, и есть, настоящая любовь? И когда к ней подошел Сява, и по привычке обхватил её за плечи, чтобы пригласить её к костру, то она очнулась из своего забытья.
  - Не надо, Сява, - резко сказала она.
  - Я ж любя, - не понял парень таких беспричинных наездов.
  - И любя, не надо, Славочка,- её ладонь легла в сильную руку Славы, и Марфа закончила свою мысль. - Любя, ещё хуже получается. Не сердись.
  Сява развёл руками, и стал всех собирать на завтрак. Сырная похлёбка от волчар, оказалась вкусной, и питательной. После трапезы можно было начинать настоящий разговор.
  Первой заговорила ягодка.
  - Бабушка Шатана, значит, мы опять, вместе?
  - Нет деточка. И не зови меня больше бабушкой, не ровён час, скоро сама в бабку превратишься, и не заметишь как.
  - Так куда мне теперь?
  - Как куда? Ты и так, на Кудыкиной горе. Вот здесь, ребята помогут тебе и избушку построить. И жить начинай одна, ты уже большая.
  - А, разве, к нам нельзя? В старую землянку.
  - Теперь нельзя, - отвечала Шатана. - Нет её больше, сгинула она. Вместе с вещами чужими. Хорошо, что ребята отказались от них, они могли бы вместе со всем своим барахлом сгинуть.
  - А как же Медвежатник? - спросил Лёша.
  - Что Медвежатник?
  - Он же, до сих пор в тельняшке и в джинсах. И того, ни куда не пропал.
  - Ага, не куда не пропадал. Целую неделю за ним по тайге гонялись, - пробурчал Сява.
  - Может быть, этим вы его и спасли. Я же тоже, как и вы, не всё знаю.
  - И так, - заключал Медвежатник, - вы, уважаемая Шатана, пришли к нам, не просто так.
  - Конечно. У самой дел набралось гора. Гроза над моей родиной нависла.
  - Вы хотите, что бы мы вам чем-то помогли? - догадались ребята.
  - Не вы все, а только Сослан.
  - Мда, мы теперь, должники перед вами, вы жизнь Сяве спасли. Теперь, придётся нам в путь собираться. - Начал соглашаться со всем Медвежатник, как хорошо, когда за тебя кто то всё решает, и берёт все заботы на свои плечи. Тем более, если этот кто то не просто человек, а сама Шатана!
  - Нечего вам в путь бежать, вам и здесь забот хватит.
  - Что-то я вас, Шатана, не совсем понимаю.
  - Пусть сослан отдаст мне меч, а вы живите как хотите, - разочаровала Шатана Медвежатника, который так хотел увильнуть от ответственности.
  - Ни чего я вам не отдам. Он меня в бою спас, а его я сам достал. - Выступил Слава.
  - Стоп, - Медвежатник снова стал неприступным, - всему своя очередь. Вы, уважаемая Шатана, - обратился он к колдунье. - Вы, хоть и дочь бога, чьё имя при женщинах не произносится, да жена отважного Урызмага, а всё равно, меч взять не можете.
  - Это не совсем так.
  - Так почему столько лет он в дубе был?
  - Он ждал моего сына.
  - И Сява, стал, как бы, вашим сыном?
  - Почему как бы? Он и стал им! - гордо ответила Шатана.
  - Это еще не факт, - злобно заметил Слава.
  - Это точно не значит, что он ваш с потрохами, да и мал он еще. В горах ни разу не был, не думаю, что он сможет повторить, хотя бы один подвиг вашего настоящего сына.
  - Так давайте все вместе пойдём, - сказал Лёша.
  - Ага, Ягодка с Марфой всю жизнь мечтали побывать на Кавказе. А может, они еще на Чукотке не были? - ядовито съязвил Сява.
  - Не хорошие разговоры ты ведёшь, Сослан, сын мой.
  - Не всегда соглашаться с предложенным, означает хорошо, а отказать плохо. - Вступился за Славу Медвежатник, - разве не так учил ваш отец?
  - Мой отец тебе покровитель, а не мне.
  - Вот именно. Давайте поступим так, Сява с мечём пусть расстанется, если, конечно, он захочет, а мы строим здесь избушку для Ягодки и отправляемся в Марфину деревню.
  - И что там? - спросил Лёша.
  - А там видно будет.
  - Хорошо, - сказала Шатана, - Сослан, сын мой! Горы зовут тебя и меч твоего отца. Злые люди не отпускают тебя с родной матерью на родину. Так пусть хоть меч твой послужит правому делу. Отдай его мне!
  Слава как в бреду достал меч и положил его себе на руки. Он вытянул их и предложил его Шатане. Расстояние между ними было не больше двух метров, но Слава не мог сделать ни шага навстречу Шатане.
  Протянутые руки кавказкой красавицы стали выдвигаться вперёд и на местах сгибов укрепляться ажурными браслетами. Пальцы удлинялись, приняв ужасающий вид.
  - Сява, стой! - крикнула Юля.
  Но Шатана продолжала тянутся к заветному мечу. Юля попыталась подбежать и остановить одноклассника, но одна рука колдуньи отбросила девушку. И тут в промежуток между Славой и Шатанной встала маленькая, хрупкая Ягодка. Она не давала продвинутся рукам ни на миллиметр к вожделенному, протянутому мечу. Между старой и опытной и колдуньей и маленькой девочкой происходила неописуемая и не понятная борьба. Все остальные участники побоища даже не пытались вступиться на чью либо сторону. Медвежатник был сзади Шатаны и не представлял, что делать. Юле уже помогал Леша, а Сява стоял как вкопанный с протянутым мечем. Марфа читала молитву и раздавала крестные знамения то Ягодке, то Шатане. Однако ни какого виденного эффекта эти перекрещивания не приносили. Всё замерло.
  Шатана, видя, что просто как ей меча не получить, решила командовать славой. Но её гипноз, благодаря Ягодки, не действовал. Наоборот, подросток продолжал стоять как вкопанный.
  Тут Медвежатник вспомнил сказания о смерти Сослана и крикнул:
  - Сява. Ноги береги!
  Но было поздно, в колени Сявы метнулись когти Шатаны. Лишь, Ягодка устояла на месте. Она подставила своё хрупкое тельце стремительному захвату. И захват нашел не Славину коленку, а ногу Яги. Сильный рывок вырвал кусок кости из ноги Ягодки, и она упала без чувств. Кровь хлестала по поляне. Удивление образовалось на лице у Шатаны. Но и оно через миг было спрятано под остатками тельняшки Медвежатника. Он не знал как противостоять древней магии и гипнозу, но каким то чутьём понял, что нужно спрятать глаза Шатаны.
  Пришедшая из далёкого будущего, полосатая хламида вспыхнула на голове у Шатаны. Руки ведуньи приняли прежний вид. Сява замахнулся на голубое пламя и бьющуюся в нем женщину мечем. В этот момент он получил приличный удар в печень, и так не нанёс решающего удара.
  - Остынь Сява! - крикнул Медвежатник, он захотел потушить погорелицу, но пламя само внезапно погасло, как и вспыхнуло секунды назад. На лице у Шатаны не было ни малейшего следа от ожога, и даже опаленных волос.
  - Значит, боги решили распорядиться так. Что ж, вольному воля. А ты, медвежатник, должен встретится с настоящим Сосланном.
  - Хорошо, матушка, - ответил Шура с поклоном и приложил правую руку к сердцу. Но на этом весь этикет и закончился. Медвежатник ринулся к умирающей Ягодке. Её нога была изуродована до безобразия. Среди рваных мышц и крови, белели осколки берцовой кости.
  - Что делать? - взмолилась Марфа.
  - Воды, чистой, тёплой, любой! Тряпок и жгут, быстро. - Медвежатник командовал, а сам грязными руками зажал артерию, из которой уже почти вся кровь вытекла. Этим он остановил сильное кровотечение, но это было лишь, отсрочкой от прихода неминуемой смерти.
  Слава, бледнее чем сама Ягодка, на полусогнутых ногах подошел к потерпевшей.
  - Она умрёт?
  - Ага, как в сказке, а пока давай меч.
  - Не дам.
  - Ну и дурень. Отрежь лишнее мясо, что бы кость видеть.
  - Я не смогу.
  - А минуту назад хотел человека убить. Ну! - крикнул Медвежатник.
  Сяве ни чего не оставалось делать, и он принял участие в хирургической операции. Он отрезал пару кусков мяса с крошевом из кости, висевших на коже.
  - Может лучше, всё удалить? - как бы советовался Медвежатник.
  - И как она совсем без ноги? - удивилась Марфа.
  - Или без жизни, - бурчал Шура.
  У Медвежатника стали отекать пальцы руки. Он чувствовал, что вот-вот они соскочат с аорты, и все старания пропадут в напраслину. В это время Шатана стояла рядом, и ни чего не предпринимала. Вдруг, Медвежатник увидел серебряную подвеску у Шатаны на головном уборе. Он ни чего не говоря, сорвал её, потом сплющил мягкий метал и воспользовался им как зажимом. Артерия была зажата, и кровь перестала бить фонтаном. Шура приложил рваные края раны, и стал заматывать ногу тряпками.
  За всеми этими действиями Шатана внимательно наблюдала. Не мешала, но и не помогала. Когда перевязка закончилась, Медвежатник первым обратился к ней.
  - Извини Шатана, долг я свой исполню, да вот только лунницу наврядли верну.
  - Что серебришко, ты две души спас.
  - То есть?
  - Сослана, моего остудил, и Ягодку родную на Берона не посадил. Меч, тогда, сам принесёшь, и сам знаешь куда. Только спешить вам надо. А за девочкой дед Пехто поглядит. Дождитесь его, и в путь, хоть и кругом, да дойдёте до настоящего Сослана.
  - А вы думаете, что Ягодка выживет? - спросил Леша.
  - Теперь не думать надо, а верить нужно, - ответила Шатана исчезла.
  - Всё чудеса в решите - заключил Сява, и изнеможенный сел на землю.
  Поле сражения было не столь запорошено. Впрочем, и вся битва то, по сути, была не столь грандиозна. Ягодка лежала у костра, Лешик разводил большой огонь, что бы хоть как-то согреть подругу. Юля пыталась укутать девочку, её знобило. Тем временем Медвежатник отправился к ручью, чтобы умыться. Он весь был в крови, и теперь запёкшиеся пятна стали стягивать кожу, что не приносило абсолютно ни какого комфорта.
  - Накипятите воды, и давайте ей как можно больше пить, она же потеряла очень много крови, - скомандовал он перед уходом.
  И так, все Шурины планы рушились. В деревню, значит идти нельзя, правда почему, он так и не понял. При всём том, Ягодку и так хотели оставлять на попечение деда Пехто, так что все эти советы Шатаны оказывались абсолютно бесполезными. Главное сейчас заключалось в том, что бы выжила бы Ягодка. Смерть девочки не окажет ни какого положительного эффекта, как ни цинично бы это звучало, но это факт. Да и Шуре от этой смерти легче не стало бы. Вот только как Ягодка догадалась что у Сявы, вернее у Сослана, колени слабое место?
  В нартовских сказаниях говорилось, что Сослана закаляли в кипящем молоке, (или еще в чём-то), но корыто оказалось, через чур коротким. Колени выступали, и не закалились, совсем как пятка у Ахиллеса. Да, Ягодка молодец, вот только бы выжила б.
  Медвежатник дошел до ручья, и стал умываться. Хорошо бы, думал он, найти эти самые, живую и мёртвую воду. Эх! В этой тайге лишь Леший разберёт где тут такие источники. То, что в этом мире существование таких чудес может быть на Яву Медвежатник уже не сомневался.
  Прохладная, свежая вода освежила тело, он жадно напился. Потом, подумав, разделся, и лёг в ручей. Струи потекли по спине, потом он опустил голову и держал её под водой столько, на сколько хватило дыхания. Потом, перевернувшись, продолжал наслаждаться водной стихией. Пусть даже эта стихия была представлена маленьким лесным ручейком. Когда Медвежатник стал ощущать озноб, он выбрался из своего джакузи, и глубоко вздохнул. Он потянулся к солнцу и стал подпрыгивать, размахивая руками. Кровь добежала до каждого пальчика, и Шура стал ощущать себя вполне, очередной раз, родившимся на свет.
  Он стал собираться, и тут понял, что его любимая тельняшка исчезла в огне. Джинсы, впрочем, не плохо бы и постирать, но они не слишком удобны в мокром виде, а ходить в нижнем белье перед таким количеством молоденьких и замечательных барышень, с его точки зрения, было бы не совсем этичным. Оглядев чистоту оставшегося гардероба, Шура, всё же решился на огромную постирушку. Ибо, если испачканные джинсы это не знак неряшества, а признак трудолюбия, (почему-то в он так считал с детства, и ни кто его не переубедил), в конце концов, это же рабочие брюки, то вот трусы почти двух недельной свежести у Медвежатника вызвали культурный шок. Такое даже трогать было противно.
  Пересилив себя, Медвежатник взялся за тряпочку, и глину. Уже через минут пятнадцать, изделие с артикулом "семейные", благополучно стало сохнуть на хозяине. Еще какое-то время ушло на отбеливание джинсов, но Медвежатник не спешил. Возвращаться на Кудыкину гору ему явно не хотелось. По правде сказать, он боялся. Боялся, что Ягодка всё же умрёт. Боялся того, что ребята опять разругаются, боялся посмотреть милой, наивной девушке в глаза. Вот болван, влюбил в себя девицу, а сам в кусты, да еще, наверное, обесчестил. Такого он себе ни когда не простит.
  А был ли мальчик? Или не было ничего? Или ночь в обнимку этого уже достаточный повод очернить девушку? Скорее всего, да. Тогда пора еще раз женится. Но все его предыдущие браки оканчивались одинаково, за исключением последнего, где он уже пятилетку состоял лишь формально в браке. И то, лишь из-за того, что там был сын. Хотя, положа руку на сердце, это не та причина, по которой он официально не разводился. Может быть, он просто не хотел терять той маленькой ниточки, которая соединяла его с матерью собственного, любимого, и пока единственного сына.
  Закончив с прачечными делами, как вещами, так и собственной совести, Медвежатник стал подниматься на Кудыкину гору. Он заметил, что почти не хромат, и вообще, все эти боевые отметины отлетели от его тела, уж через чур быстро. Куда там современной военно-полевой медицине. Под одними капельницами пришлось бы лежать десяток дней, а потом второй десяток под другими. Наблюдая, как капля за каплей в израненное тело проникает очередной литр, всевозможных жидкостей химического происхождения, и думать не о прекрасном мире, а об утке под койкой, и пытаться решить проблему доставания оной с привязанной рукой и подвешенной ногой.
  - В лагере всё спокойно, - встретила Юля Медвежатника, вполне успокаивающей информацией. Значит, ягодка еще жива.
  - Вот так, мы предполагаем, а Бог располагает, - вставил Лешик.
  - Что ты имеешь в виду? - переспросил медвежатник.
  - Ну, вы, тут, два дня всё спорили, куда идти, что делать, а пришла Бабушка, эээ, - Лёша протянул, подумал, и добавил, - ну я ж её привёл. И все ваши, ой, наши планы, коту под хвост.
  - Лешик! - спалил Сява, - я тебе когда ни будь язык отрежу.
  - А что я такого сказал?
  - Хватит нам оговорок, то дед Пехто, теперь Ягуся. Ты же кота в сапогах ждёшь не дождешься!
  - Ни кого я не жду.
  - Ага, завеешь только.
  - Ладно, поругались и хватит. А с языком действительно, нам нужно быть поосторожней, - резюмировал Медвежатник.
  - Ребята, давайте, всё же, поедим. День тяжелый, начался не легко, закончится, может еще тяжелей, - перевела Юля споры на известную тему.
  - Нет уж, весёлого вечера нам не надобно, - заметил Слава.
  - А что у нас на... - Шура задумался. Завтрак, вроде как поздно, а до обеда далече. - На ланч, - нашелся он.
  - На что? - спросила Марфа.
  - Проехали, ответили все хором, и принялись вкушать Марфино искусство.
  Когда все поели, настроение у всех странным образом улучшилось. Всё же сытый желудок, он пустым мозгам помощник!
  - Как там Ягуся? - спросил Медвежатник.
  - Жар у неё, - ответила Юля.
  - Да, и Шатана, нам теперь не помощница, - вставил Сява.
  - Вы пить давали ей?
  - Она же без сознания.
  - Да, но так она совсем сгорит, пойду, посмотрю её, - сказал Медвежатник и направился к больной.
  Рана чудным способом еже не кровоточила. Повязки казались сухими, покрытыми черными корочками.
  - Положите её на бок, - скомандовал Шура, - только осторожно, и дайте трубочку, нет лучше ложку и завтрак.
  - Ты что, собираешься её кормить?
  - А что, ждать, пока она с голоду загнётся?
  - Она же...
  - Знаю, без сознания, но не в коме. У неё просто болевой шок и большая кровопотеря, которую нужно компенсировать. Очнётся, ни чего помнить не будет.
  - Даже нас?
  - Нет, надеюсь что нас то она запомнила.
  - Конечно, - вставил Сява, - такого как ты трудно забыть.
  - Так, мне кто ни будь трубку сделает?
  - Ты же просил ложку.
  - Трубка лучше. Лешик, будь другом, сбегай и сделай трубочку, только не из этих, зонтичных, а из вот тех.
  - Какая разница?
  - Ни какой, одни ядовиты, другие толерантны.
  - Какие?
  - Ни какие, дуй мигом.
  Лешик быстро сделал трубочку и нечто подобие вороночки. Медвежатнику пришлось прилечь рядом с Ягодкой, чтобы её голову уложить себе на плече. Это было очень не удобно, ибо рука очень быстро отекла, и онемела. Однако, ни какой другой подушки рядом не оказалось.
  Сявиным мечем, очень аккуратно, Шура приоткрыл стиснутые зубы Яги, потом вставил желобок из приготовленной трубочки и стал тихонечко вливать Ягодке прямо в горло родниковую воду. Ни глотательного, ни рвотного рефлекса не подействовало, и вода спокойно стала заполнять желудок.
  - Хватит.
  - А кормить?
  - Подождём, она должна сама научится глотать.
  - А вода?
  - Что вода?
  - Ты же сам ей влил воду, яга даже не шевельнулась, и не закашлялась.
  - В том то и беда. Рефлексы не работают. Блин.
  - А может, попробовать Шатаненого пива? - спросил Лешик.
  - От куда, - удивилась Юля, - Медвежатник ведь с Сявой всё вылакали, алкоголики хреновы.
  Конечно, на такие заявления не мешало бы и обидеться, но ситуация складывалась не лучшим способом, и Слава припомнил:
  - Ты сама половину пролила.
  - На нет и суда нет. Ягодка пока жива, в коме она или просто без сознания и сколько всё это продлится, мы не знаем, так что нам нужно терпение. Давайте без склок, хоть сейчас.- Медвежатник сожалел о выпитом в первый раз, по этому, он сам был на взводе. Но что именно нужно делать сам не знал.
  - Да погодите вы, - крикнул Лешик, - я же спрятал от вас кузовок пива, так на утро. На всякий случай.
  Все посмотрели на мальчика.
  - А утро добрым не бывает, - пофилософствовал Медвежатник, - чего стоишь, беги, неси его сюда скорей.
  Ни кто не заметил, как Лешик исчез, и исчезал ли он вообще? Перед ребятами стояла берестяная кружечка с крышечкой.
  - Вот здорово, воскликнула Марфа.
  - Давай повторим процедуру, - попросил Шура. Он дрожащей рукой влил в желоб несколько капель тёмной, драгоценной жидкости. Осетинское пиво повторило путь воды, и казалось бы, не произвело ни какого видимого эффекта. И тут до Медвежатника дошла не правильная мысль. Ему показалось, что пиво не доходит до желудка по этому нужно приподнять Ягодку.
  Он как можно аккуратней приподнял девочку и попросил Марфу влить несколько капель пива. Потом снова уложил раненную на бок. Шура незаметно попробовал прощупать пуль, и когда ему этого не удалось, то наконец, решился на последнее, на "пробу кошачьего глаза". Он приоткрыл одно веко и увидел зелёный, просто перламутровый глаз девочки. "Странно, я ни когда не замечал, что у неё такие красивые глаза", подумал Медвежатник и сильно сдавил глазное яблоко. То, чего так не хотел он увидеть, а именно, превращение круглого глаза в узкую прорезь как у кошки, не произошло! Мысли стали крутится сами по себе. "Значит, мозг еще живёт, ёлы-палы забыл дыхание с начала проверить, но почему я не вижу пульса?" Руки дрожали. Медвежатник забыл, что на него все смотрят как на великого шамана, а какой он к черту, шаман, если абсолютно ни чего не может сделать? Он даже не может определить всей степени беды, в какую они попали. Беда затмевала всё.
  - Юль, у меня того, абстинентный, брр, похмельный синдром. Посмотри, она дышит? Есть ли пульс, я ни чего не чувствую, а они должны быть, просто обязательно должны. - Медвежатник проговаривал всё это скороговоркой. Встал и отошел от больной. Его ноги не находили места, он шатался из стороны в сторону, не зная, чем себя занять.
  - Упокойся, Шура, Ягодка спит, вечным сном, - сказала Марфа, она впервые за сегодняшний день подошла к нему. И даже отважилась положить руку на плечо.
  - Значит, всё в порядке?
  - Да, всё в порядке Ягодкиной Доли. Она заснула, и теперь нам нужно сделать для неё сруб, так как не была крещенной, и гробовину ей не сделать. Придать сруб тот, по Ягодкиному обычаю, огню. Что бы в той жизни она была счастлива.
  - Чего ты мелишь, Марфа? - крикнула Юля. - Не слушай её Медвежатник, она всё тебе мозги пудрит. Значит так, дыхание слабое, но пульс тоже...
  - Что тоже?
  - Тоже слабый.
  - Они есть?
  - Кто?
  - Да пульс, дыхание, сознание.
  - Пульс есть, дыхание присутствует, сознание, того, отсутствует.
  - Тьфу, ты, Юлька, дай я тебя поцелую. - Медвежатник подбежал к Юле, подхватил на свои сильные руки, подбросил вверх, а когда поймал девушку обратно, то крепко обнял и поцеловал её в лоб.
  ***
  - Тебе что, одной девки мало? - спросил Сява Медвежатника, когда они несли огромное бревно на Кудыкину гору. Ребята уже третий день заготавливали лес для избы Яги.
  - Сява, ты о чем?
  - Да всё о том же.
  - Не понимаю я тебя.
  - То Юлька, теперь вот Марфа, а главное ты же их не любишь.
  - Не люблю, но и не сплю.
  - Но они то не против.
  - Это их гормоны, Сявочка, и девичья влюблённость. Просто, для них я более яркий, нежели ты. И не завидуй таким ловеласам.
  - Каким?
  - Как я.
  - Это почему же?
  - Одиноки мы.
  - Я прямо так и поверил.
  - Хочешь верь, а хочешь нет, но дело в тебе самом. А ты сам чего хочешь?
  - Чтоб за мной девки как за тобой увивались.
  - Две маленькие испуганные девочки, без отцов, в тайге, еще не все девки. Это раз. И два, а что будет, когда ты встретишь свою единственную барышню?
  - А может, я уже встретил?
  - По моему, нет.
  - Почему, это ты так решил?
  - Просто, если б встретил, то тебе на всех других тебе было бы абсолютно наплевать.
  - А тебе?
  - Что мне? - не понял Медвежатник.
  - Тебе, разве не параллельно?
  - Знаешь, Сява, жисть, это очень сложная штука, а в любовных делах я, как говорится, большой неудачник.
  - По тебе не скажешь.
  - И не говори. Просто, очень просто. Я приношу неудачи и страдания любимым, и ни чего поделать с этим не могу.
  - Это как?
  - Тебе, что, всю свою подноготную рассказать?
  - А что, мы куда-то торопимся?
  - Да, Слава, торопимся. Торопимся жить, любить и прочее. Скажу одно, я не единожды женат, и всегда по большой любви. А кончилось всё... Сам знаешь, хорошее дело браком не назовут.
  - Ну скажешь.
  - Ладно, пойдём вниз, принесём еще брёвнышко, и можно будет что ни будь конструлять.
  - А ты, когда ни будь, дома строил?
  - Хороший вопрос, нет, и в мыслях не было.
  - А как же, посадить дерево...
  - Не правильно. Посадить печень, построить тещу и отрастить живот.
  - Ой, Шура, старо, как мир.
  - Согласен, ну что, отдохнули?
  Ребята принесли еще пару брёвнышек, и только после этого устроили настоящий перекур. Слава достал трубку. Конечно, это не было произведение фирмы Philip Morris и даже на Strip fire не смахивало, но нечто отдалённо напоминающее на сей вожделенный предмет. То, что держал в руках Слава не один день вытачивалось. Это была обыкновенная палка, внутренности которой стали подгнивать. Слава не стал напрягаться, и прожигать угольком дырочку, как это делали индейцы. Он поступил радикально, расколол заготовку, и выпотрошил изгнившую сердцевину. Потом, сложил две половинки, и обмотал их свежей кожей убиенного чешуйного пресмыкающегося. Кожа высохла, и стянулась не хуже импортного скотча. Чубуком служил изгиб палки. Сяве пришлось не с одной попытки произвести сей раритет на белый свет.
  - И чем забивать будешь? - Спросил Медвежатник.
  - Ну, чем ни будь, курить хочется.
  - Эх, Сява, Сява. - Мечтательно проговорил Шура, - Трубка, это здорово, но я, видимо, бросил курить, да и курил я только Беломор.
  - А я бросать не собираюсь.
  - Ну, положим, ты еще и не начинал толком. Так, что, выбрось эту дурь из головы, а то еще и за колдуна примут.
  - Это почему же?
  - Из ноздрей дым пускаешь.
  - Так ведь все свои.
  - Ага, Марфа креститься начнёт, а Яга, когда в себя придет, наплетёт чего, потом ни одна бабка в Москве заговор не снимет. Зачем ребёнка пугать?
  - Да ладно тебе, - затянул было Сява.
  - Сява, мы же договаривались, я здесь главный. Тут, понимашь, демократический централизм. И вообще, у тебя чудесная возможность бросить курить.
  - Ладно тебе. Как домик строить будем?
  - Как, как? Как умеем, - ответил Шура, абсолютно не имеющий ни каких плотницких навыков.
  - Да нет. Я про это, "избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом", и всё такое.
  - Это сказка Сява.
  - А мы где?
  - Не знаю.
  - Ну, так я объясню. Лешка наш, брат Лешего, по этому Юлька зовёт его Лешиком. Ягодка, значит, ни кто иная как баба яга.
  - Вот теперь у неё костяная нога появилась, вот только б жива осталась. - Зло пробурчал Медвежатник, и вспомнив о спасительнице, добавил, - интересно, как там Юля с Марфой управляются.
  - Ну, и Марфа Кудесница,- не унимался Сява.
  - Слава, давай за работу, а то еще жар птицу призовём, с коньком горбунком, а потом ещё кого ни будь. Устал я от новшеств. Я, знаешь, домой хочу, на диванчике рекламу по телевизору смотреть, и пиво потягивать.
  - Пиво? Нет, я всё, завязал.
  - И это правильно! - закончил Медвежатник, и мужское население принялось за ошкуривание брёвен.
  Конечно, кору снимали не как мастера, но к вечеру заготовки были готовы. Больше всех доволен работой оказался Лёша. Во-первых, ему она была вполне под силу, а во-вторых, он видел, на сколько приближается постройка нового дома. Когда то давно в будущем, в Мытищах, ему всегда запрещали ходить на стройку, но там же так много интересного!
  - Ну всё, - заключил Медвежатник, - завтра будем ставить стены, по крайней мере постараемся поставить.
  - Да уж, постарайся, - вздохнул Сява. Он не ожидал, что, когда-то любимая детская забава, окажется столь трудоёмкой.
  - А что, за нас никто этого не сделает, да и бригаду таджиков по мобиле не вызовешь. Резюмировал Медвежатник.
  - Сява, а правда, какие то проблемы? - удивился Лёша.
  - Кривда, я, например, меч ни кому давать не собираюсь. - Заявил Слава.
  - А он и не особенно понадобиться. Хочешь, орудовать мечем, будешь только ты. Ты же у нас Сослан! - попытался успокоить Сяву Медвежатник.
  - Так знаешь, какой у меня сруб получится?
  - Какой?
  - Какой, какой, кривой. Мы как-то раз пытались сделать родник, когда на Угру ходили.
  - Родник сделать? - удивился Шура.
  - Ну, не сделать, а как его, облагородить.
  - И что дальше?
  - А дальше, они всю днёвку пилили, конструляли, тот самый сруб, - вспомнил эту историю Лёша, - ни кого не подпускали.
  - И что, же потом получилось? - спросил заинтригованный Медвежатник. - Потом, на берегу соорудили сруб в три венца, столько гвоздей извели, - продолжил рассказ Сява.
  - А гвозди то зачем?
  - Как зачем, что бы брёвна, не расползались.
   - Ну-ну, - Медвежатнику стало интересно.
  От молодой инженерной мысли такого рода он себя ни как не мог огородить. А завтра, очень ответственный день. В конце концов, он не успел озвучить её, и поэтому взял собственную волю в кулак, и спросил:
  - Живы то, хоть все остались?
  - Шура, тебе только шутки шутить, - возмутился Сява.
  - А что нам остаётся делать?
  - Ладно вам, Сява, рассказывай, что дальше было, а то я расскажу, - вставил своё слово Лешик.
  - Да что, дольше сбили срубик, на верху, а поднять не можем, хоть три венца. Знаешь, так просто полтора на полтора метра. Знаешь, сколько весят?
  - Это зависит от толщены брёвен, и из чего они сделаны.
  - То есть, из дерева конечно, - теперь очередь не понимать косноязычье Медвежатника пришла Славе.
  - Я имел в виду, из каких пород дерева.
  - Как из каких, из сосны.
  - Колодец?
  - Колодец.
  - Ладно, правда, не хотел бы я пить воду из такого колодца.
  - Да ладно тебе. Можно подумать, что у нас в кранах течет лучше.
  - К сожалению кранов здесь не наблюдается, - продолжал ехидничать Медвежатник.
  - Ну хватит вам ругаться, - посерьёзнел Лешик, он не понимал, что ребята очень устали, но понимал, что вот-вот поругаются из-за ничего.
  - Короче говоря, мы кое как уволокли этот колодец до родника. А нести нужно было метров триста.
  - Лихо, однако.
  - Ага, накачались так, что мышцы потом два дня болели.
  - Это хорошо, росли, значит.
  - Так вот, приволокли мы колодец, а берег крутой. Как быть не знаем. Кто-то предложил сбросить в реку, а там по воде легче будет транспортировать до самого родника.
  - Разумно.
  - Ага, разумно. Поднесли к обрыву, и отпустили, до воды одни щепки только и долетели.
  - Не правда! - стал восстанавливать справедливость Лешик, - ваш сруб просто развалился.
  - Ну, да, развалился. Зря только корячились на верху. Ну, в общем, собрали мы сруб колодца уже внизу у родника. Все ноги свело. Брёвна всплывают, ну, мы, кое как вкопали, обустроили, только мути навели. Дело к вечеру. Думаем, утром, когда муть вся осядет, попьём родничковой водицы.
  - И что, попили?
  - Куда там. Ночью такой ливень пошел. Все палатки у молодёжи потекли, дети все вымокли, мы потом все спальники на просушку. Короче, целый день потеряли. А вечером подходим к роднику.
  - И что же? - Медвежатника вся эта история ужасно заинтриговала.
  - Да ни чего, уплыл наш срубик. Через два дня только и догнали, в завале.
  - Поучительная история, - констатировал Медвежатник, - теперь нужно постараться, что бы мы завтра, такой же домик для Ягодки не построили бы.
  - Это точно.
  - Вы идите, отдыхайте, а я пойду к девчемкам. Посмотрю, как у них там дела.
  - Не умерла бы Ягодка, - вдруг, очень грустно сказал Лёша.
  - Яга наша? Ни в жизнь, она ещё тебя переживёт, - жизнеутверждающе заявил Сява.
  
  ***
  Ягодка целый день бредила. Повязка намокла, но Марфа умело командовала Юлей. Мало того, что на костре всегда бурлили какие-то травки-муравки, Юля приготовила обильный обедоужин. Он был столь обилен для того, чтобы мальчишки не только с голоду не опухли, но и наоборот, поднабрались силёнок.
  Появление Медвежатника девочки восприняли по-разному. Юля, как ни в чем не бывало, рассказывала о состоянии дел, потом сама принялась расспрашивать о достижениях мальчишек.
  - Небось, Лёшка отлынивал, как всегда? - спросила она.
  - Что ты, Лешик молодец, по-моему, он переплюнул нас с Сявой. Как будто он всю жизнь кору с деревьев сдирал.
  - Душу он мою всю жизнь сдирал. А где трудяги?
  - Я их отдыхать отпустил, наверное, на ручей пошли купаться.
  - Что-то я за Сявой культа чистоты не замечала.
  - Люди, Юленька, меняются. Как там ягодка наша поживает?
  - У Марфуши спроси, она над ней колдует. Кажется, обходится лучше, чем с Сявой, хотя и травма тяжелей.
  - Однако, Ягодка совсем другой человек, тебе не кажется?
  - Уже не кажется, - улыбнулась Юля.
  - Ну, ладно, готовь ужин.
  - Так, всё давно готово, смотри, уж скоро простынет, греть придется.
  - Ну, я, в смысле, сервировки, то, да сё. Ребят позови, а я Марфу подменю. Поешьте, потом и я трапезой займусь.
  - Как скажешь, мой господин.
  - Юль, я не Сухов, а ты не Гюльчатай. Мне сейчас не до шуток.
  - Как знаешь, Шура. Мне здесь нравится.
  Медвежатник посмотрел на девушку внимательней. Глаза её светились радостью. Щеки были румяны. "Наверное, наглоталась дыма за день, вот глазки и заблестели, щечки порозовели", - подумал он. Но Юля улыбнулась и ответила:
  - Ладно, Медвежатник, не серчай, побегу-ка я мальчишками. - В её голосе слово "Медвежатник", прозвучало с каким-то распевом и нежностью. Девушка пошла к ручью в обход костра, и когда обходила Медвежатника нечаянно коснулась его плеча, что бы он отодвинулся. Впрочем, места хватило бы роте пройти. Нельзя было сказать, что это прикосновение было не замечено Шурой. Наоборот, оно было вполне даже приятным. Вот только почему-то любоваться Юлей, Медвежатнику было не в радость. А девушка уже бежала на крыльях, зовя ребят на ужин.
  Шуре предстояло одно очень сложное дело, встреча с Марфой. Он поднялся, и пошел на другой конец поляны. Всего несколько десятков метров, но он каждой клеточкой своего нутра ощущал напряжение, которое исходило от Марфы. Медвежатник понимал, что это не ворожба, над бедной Ягодкой. Просто, Марфа всё слышала, и может, чего не так поняла.
  Марфа сидела на брёвнышке упёршись локтями в выступающие колени. Кисти её рук висели над травой, и теребили стрелку какого-то дикого злака. Её взгляд блуждал из-подо лба. Голова была наклонена чуть вперёд, а мысли, кто может разобраться в девичьих мыслях. Наверное, ни кто, раз девицы сами не могут понять чего хотят и что творят. Одним словом, вид у Марфы был очень печален. Девушка грустила, но слёз не проливала, а думала. Но о чем? Многое сейчас отдал бы Медвежатник, за то, что бы понять её. Но, видимо не судьба. Не такой он человек.
  - Здравствуй, Марфуша, - как обычно, грубовато наигранно поздоровался Медвежатник.
  Марфа вздрогнула, проснулась от своих мыслей, и ответила Медвежатнику медленно, растягивая каждый слог:
  - Здравствуй, Шура.
  - Как наша подопечная? - спросил Медвежатник, поняв, что ни на какие "разборы полётов" сегодня он не способен.
  - Под опекой, - ответила Марфа, показывая, что абсолютно не желает говорить со своим собеседником. Но, видимо, ей придётся это делать.
  - Как ты думаешь, Ягодка выживет? - разговор у Шуры явно не клеился, и Медвежатник мялся.
  - Всё во власти Божьей. Она уже выжила, Дед Пехто к ней завтра прейдёт.
  - А ты от куда знаешь?
  - Шура, ты так и не понял? Мы находимся, не где ни будь, а на Кудыкиной горе! У Кудычки спросить нужно, и делов то.
  - А ты меня с этой, как её?
  - Кудычка, только с девушкам говорить может.
  - А, тогда понятно.
  - Ни чего тебе не понятно, ты из себя навоображал, что ты, такой сильный, смелый, умный, да умелый, а сам то, пирожок без ничего.
  - Значит, такой я и есть.
  - Ну, и проваливай! Ой... - Марфа не успела это сказать, как земля под ногами медвежатника разошлась и он действительно, провалился бы в земные недра, если б ни чья то рука, которая схватила Шуру в последний момент.
  - Не ешите не бяшите, - остального Медвежатник не расслышал, впрочем, это он слышал, где-то в другой жизни. Он ощутил под ногами опору, и выбрался из провалившейся кротовины.
   Марфа стояла ни жива, ни мертва, её огромные глаза не мигали а лицо было бледным как мел. Руку Медвежатника крепко, пожалуй, даже слишком сильно держала Ягодка. За эти дни девочка постарела, но неизменными остались её разноцветные глаза.
  - Марфуша, что ж ты нашего воя напугать захотела. Так за ним бы все отроки ринулись бы. Да и соперница бы тож.
  - Ну и пусть, - ответила Марфа, ни чуть не удивившись чудесному воскрешению Ягодки.
  - Девчонки, вы это о чем? - не понимающе, Медвежатник переводил свой взгляд с ягодки на Марфу и обратно.
  - Ты чуть не провалился, - сказала Ягодка.
  - Я заметил.
  - Так вот, это Марфуша не христовское заклинание творила, творила, да вот чуть не натворила, - пояснила Ягодка бородатому двоечнику.
   - Брр, - поёжился Медвежатник. - И всегда, у вас, тут, такое происходит?
  - Что происходит? - спросила Марфа. Она уже отошла от своего небольшого потрясения, и поняла, что не всегда всё плохо. Иногда, оно и к лучшему оборачивается. Как, например, сейчас. Медвежатник, в конце концов, не пострадал, зато, ягодка выздоровела.
  - Ну, такие, как их, передряги? - Медвежатник же, наоборот, еще не пришел в себя. У него в юности бывали друзья спелеологи, но он не водился со спелеологией. И вообще, с детства боялся высоты, видимо зря. В этом мире оказалось, что земная твердь не всегда твёрдой бывает.
  - Всё нормально, дядя Медвежатник, - сказала Ягодка. - Этого больше не повторится. Просто Марфа, по началу, за меня своего нового бога просила, а нужно было моих. Да видимо, из-за тебя, Марфуша истинных и призвала.
  - Никого я не призывала, - сказала Марфа.
  - Да, что я то сделал? - недоумевал Медвежатник.
  - Ты-то, как раз ни чего, и не сделал. - Ответила Ягодка.
  - Спасибо, Ягуся, на добром слове.
  - Не на чем.
  - Что не на чем? - Ягодка стала говорить всё большими загадками, и повреждённый мозг Медвежатника переставал её понимать.
  - Вывезти твою благодать не на чем.
  - Каку таку благодать? - всё еще не понимал Медвежатник.
  - Благодарность твою не на чем вывезти, теперь ты въезжаешь, пень ты стоеросовый! - пояснила Марфа, для Шуры на более понятном языке.
  - Вроде как, - не стал спорить Медвежатник.
  - Вроде, или как? - Марфа, стала уже издеваться над Шурой.
  - Марфа я не с тобой сейчас, я разобраться хочу.
  - В чем, дядя Медвежатник? - спросила Ягодка.
  - Ты нас всех напугала, а меня в бездействии обвиняешь, что я мог сделать?
  - Ни чего.
  - То есть?
  - Мы мужицкого племени, куда тебе нас, баб понять, - стала поучать Медвежатника девочка.
  - Тоже, мне, баба нашлась.
  - Я ж не ты, не теряюсь, вот и нашлась, вы еще мною своих детей пугать будете, - ответила Ягодка.
  - Я? - спросила Марфа.
  - Лично я не пугал ни когда, - гордо ответил Медвежатник. Он действительно, не был сторонником пугающих методов воспитания.
  - У всех всё впереди, - загадочно ответила Ягодка.
  - Ой, Ягодка, ты же есть, наверное, хочешь, - первая опомнилась Марфа.
  - Да, Ягодка, сейчас ребята придут, вместе все и поужинаем, - продолжил свою любимую, гастрономическую, тему Медвежатник.
  - И не придут они больше сюда, - ответила молодая баба Яга, - и вам пора уходить. Бери Марфа, своего Макара, и поспешайте с Медвежатником.
  - Куда ж? - спросил Шура.
  - В Марфину деревню, - ответила Яга.
  - Я без ребят ни куда не пойду, - запротивился Медвежатник, готовый бежать за своими отроками. Однако, осознание того, что Ягодка может дать еще, какую ни будь ценную информацию, останавливало его от поспешных действий.
  - Готовь коня Марфа, - приказала Баба Яга, а сама обратилась к Медвежатнику.
  - Ты, конечно, и князь Славный, раз Славой распоряжаешься, и Лешик тебе в рот смотрит, но одного не учел. Вы не одни к нам пришли. До вас, в прошлый високосный год, волчары к нм в тайгу прибыли. Вот теперь и твоих забрали.
  - Куда они пошли? - спросил Медвежатник.
  - Кто они? - переспросила Ягодка, и пояснила - ребят своих, ты сам направил.
  - Ну всё. Я скоро свихнусь, наверное. Ягодка, ты знаешь, где ребята? Отвечай!
  - У волчар.
  - А волчары, где?
  - Они в Марфину деревню отправились.
  - Зачем?
  - Мне не ведомо.
  Мысли Медвежатника сложились, наконец, в определённую картину. После этого закрутились колёсики нуклеиновых аминокислот в черепной коробке.
  - Марфуша, остаёшься с больной, а я за ребятами.
  - Хорошо, мой господин, Мокрый.
  - Мне не до шуток.
  - Мне, тоже, - вполне серьёзно ответила Марфа. Но, объяснять бородатому болвану, что если не Сухой, то значит Мокрый не стала. Она просто предупредила:
  - Один заблудишься.
  - Язык до Киева доведёт, - самонадеянно ответил бывший разрядник по спортивному ориентированию.
  - Тебе не в Киев надобно, а в Марфино, - дала более точный азимут Баба Яга.
  - Ну да, в Марфино. После Рима направо. Марфуша, ты мерина своего запряги, а.
  - Он не мерин.
  - Ну да, кобель.
  - Кобель, это ты. А Макар тебе по что сдался?
  Медвежатник даже не обиделся на столь изысканное выражение барышни в свой адрес, а ответил по делу.
  - Как по што? На нём я быстрей.
  - Что быстрей, - Марфа, всё же хотела ясности.
  - Во глупая, ребят я быстрей догоню.
  - Медвежатник, - почти официальным тоном сказала Марфа, - я, может и глупая, однако, и ты не умён. Макар, без меня ни куда не пойдёт.
  - Это мы еще посмотрим, каким Макаром он помчится! - уже зло ответил Медвежатник.
  - Дело твоё, ответила Марфа и пошла за конём.
  Медвежатник был полон решимости. Нужно успеть перехватить ребят еще до Марфино. Волчары, наверняка настроены воинственно, раз вернулись назад. И как они прознали, где ребята? Впрочем, эти язычники явно хорошие следопыты, да только шли они, скорее всего за Шурой. А ребята при чём тут?
  - Ну да, ни при чем, - сказала Ягодка.
  - Ты что, мысли мои читаешь? - спросил Медвежатник, не успев удивиться.
  - Не трудно догадаться и так. Но мне кажется, что я научилась, - ответила девочка, которую и Бабой Ягой, назвать язык не поворачивался.
  - Ягусь, ведь им я был нужен, - ждал подтверждения своих мыслей Медвежатник.
  - Да, - был кратким ответ.
  - Но ребят то за что? они же могли бы и меня подождать.
  - А Сослан? Он их бога извёл.
  - Эх, Сява, Сява,- пролепетал Медвежатник, и обратился к Ягодке - ты тут, с Марфой, как ни будь, Деда Пехто, дождись, а?
  - Дождусь, с ней, аль без неё, я ведь теперь хромая, ни куда не убегу с Кудыкиной горы.
  - Ладно тебе.
  - А что, небось, костяной ногой прозовёте теперь.
  - Я? Ты что, никогда, - стал заверять Медвежатник.
  - Да ладно, зовите, авось приду. Чего уж там.
  - Что-то Марфа задерживается, - сказал Медвежатник, он хотел перевести разговор на другую тему. Шура знал, что очень, очень многим обязан этой маленькой ведунье. Так же он знал, что видит её в последний раз. Его внутреннее чутьё подсказывало как неумолимо бежит время. Он ни чего так и не сказал.
  - Вот, держи Макара, да сам, смотри, удержись, - услышал он голос Марфы.
  - Спасибки, Марфушка! - произнёс Медвежатник, и взлетел на коня.
  Марфа в ответ промолчала, и пошла, прощаться с Ягодкой.
  В это время лихой джигит пытался тронуть с места Макара. Конь, тем временем, мирно щипал сочную травку Кудыкиной горы. Прошло несколько минут, и Медвежатник, противник всякого насилия, в том числе и над животными, прекратил уговоры и чмоканья. Он направил два скользящих удара пятками по бокам коня, и отбил себе правую ладонь о круп Макара. Но этим Шура не добился ожидаемого эффекта, а лишь получил ощутимый стежек конским хвостом по своей левой коленке. И тут, до Медвежатника дошло, что кони не любят идти вниз. Вот, оказывается, почему Макар ни куда не идёт. Он, просто на просто, боится спускаться! Тогда ездок спрыгнул с коня и потянул его под уздцы. Марак с удовольствием пошел за новым хозяином, ведь к этому моменту, трава в округе, была скошена лучше какой ни будь газонокосилки.
  - С таким Макаром, ты далече не уедешь - услышал Медвежатник голос Ягодки, но не обратил внимания, а стал поспешать к ручью.
  - Вот и Медвежатник, твой, уходит не простившись, - грустно сказала Ягодка Марфе.
  - Ягусенька, он не мой, - вздохнула та.
  - Знаю, знаю, Мафуша. Что, сильно в сердце сел тебе?
  - Да.
  - А хочешь, я зельем приворотным снаряжу тебя?
  - Не надо, Ягодка. Спасибо, конечно.
  - Твой бог меня не спас, и не спасёт.
  - Это всё по тому, что не веришь в него.
  - Почему ж не верю? Знаю я. Да служу своим Богам, и новому не буду.
  - Как знаешь.
  - Знаю, милая, знаю. - Ягодка перевела разговор от щекотливой темы, и сказала, - Твой-то, далеко ужо.
  - Не мой он.
  - Это точно. Говорит загадками, живёт не знав судьбы и ...
  - Ой, Ягодка, - перебила девочкины рассуждения Марфа. - Не нам князей судить, да рядить.
  - Ладно, чего уж там. Давай прощаться, что ли?
  - Сама-то, как?
  - Да мне здесь хорошо. Лесу на избу ребята заготовили. А уж, поставить не их забота. Так что, надумала про зелье то?
  - Не надо, Ягуся, пустое это всё. Ты бы оберег какой, для него сделала бы. Да времени уж нет.
  - Обереги я уж на всех сделала, да вот отдать, не успела.
  - Так я передам, - сказала Марфа и осеклась, - поспеть бы.
  - С Медвежатником поспеете. На, держи, - сказала Ягодка, и протянула четыре засушенных листка вяза.
  - А почему четыре? - удивилась Марфа. - Нас же пятеро, будет.
  - Как будет, не знаю, а вот ты свой оберег береги.
  - Какой? - не догадалась Марфа.
  - Бога своего, и в сердце его носи. А они, все четверо, нехристи, может и из-за этого к нам и попали.
  - Ягусь, ты действительно знаешь, как они у нас очутились?
  - Кабы знала, не сказала б. Сослан еще своей миссии не исполнил.
  - А что это, миссия? - спросила девушка Ягу.
  - Да знать бы, мне самой бабушка Шатана так говорила. Она давно сына своего ждала. Но она ушла, и ты иди, а то взаправду Медвежатник уйдет.
  - Ни куда он не денется, Ягусечка. Я Макару слово заветное шепнула, спасибо тебе еще раз за все, и низкий поклон. - Марфа поклонилась до земли, подумала и добавила, - Не поминай нас лихом, да живи с миром.
  - Скатертью дорога, ступай Марфуша.
  Девочка, которая успела превратиться в Бабу Ягу, и простая девушка, еще не успевшая стать женщиной, обнялись и поцеловались. У обеих стояли слезы на глазах, но лишь носы стали чуть влажней и красней.
  - Марфа обернулась, и побежала по следам Макара и Медвежатника.
  
  
  
  ***
  
  - Где-то я это уже видел, - сказал Сява, почёсывая ушибленную макушку.
  - Что видел? спросил Лешик.
  - Это, видел, - пояснила Юля.
  Ребята не успели опомниться от потрясения. Они ужу перестали думать о Волчарах, как те дали о себе знать. Больше всех досталось, конечно, Сяве. В момент не гуманного нападения он оказался безоружным, но бился как настоящий лев, хотя и получил по полной программе. Хотя, если кто ни будь видел гуманное нападение, то должен был понять, сей случай не про то.
  - Юль, я честно не понял, - стал оправдываться Лешик.
  - Да, я сама Сяву не понимаю порой.
  - А что, тогда талдычишь? - буркнул Слава.
  - Ты, по-моему, бредишь, пикировала Юля.
  - Я? Ни когда! Вот если б у меня был меч Урызмага, - начал было хвастаться Сява, но одноклассница его перебила.
  - Если б да кабы, то во рту росли б грибы.
  И в этот чудесный момент произнесения старинного заклинания, кто-то из людей в волчьих одеждах обратил внимание на своих новых пленников, и подошел к ним.
  - Чего припёрся, волчья рожа? - ласково произнёс Сява. Он знал, что если даже язык иноземцы не понимают, то интонации уразумеют по всякому. Однако в ответ услышал вполне понятную речь.
  - Это Вы, дворовые псы, своего Медвежатника. Он не весть от куда пришел, а порядки свои учиняет.
  - А вы сами то, чай, не здешние? - ответил за больших Лешик.
  - Мы то знаем. От куда, да вам не ведома про нас знать.
  - Так, чего ж с нами заговорил?
  - Исть будите? - вопросом на вопрос ответил собеседник.
  - Это мы завсегда, - одобрительно сообщил Сява.
  - От этого он ни когда не откажется, даже из вражьих рук есть будет, - подтвердила Юля.
  - Не кусай руку дающего, написано! - заверил Слава.
  - На том и порешим, утвердил незнакомец, и ушел.
  - Чего это он заговорил? - спросил Лешик.
  - А что тут удивительного? Сява, например, вообще без слова жить не может. Он и во сне говорит, - предположила Юля.
  - Ни чего это я во сне и не говорю, - буркнул Сява.
  - Да, только во сне храпишь сильно, но не говоришь, - попытался выразить мужскую солидарность Лешик. - До этого не заснёшь, долго мучиться придётся.
  - Ну, я про тож. Ты, Сява, на иностранном языке по ночам разговариваешь. На храповом. - Стала подначивать одноклассника Юля. - Может, и Урызмаг так говорил?
  - Нет Юль, - вполне серьёзно заметил Лёша, - Урызмаг был мужем Шатаны. А она с нами по-русски говорила.
  - Марина Влади тоже говорила по-русски, а жила в Париже!
  - При чём здесь Высоцкий? - Удивился Сява.
  - Да, ни при чем. Давайте, лучше, решать как из этой истории выкручиваться.
  - Был бы здесь Медвежатник, он бы всех нас спас бы, - мечтательно произнёс Лёша.
  - На Шуру надейся, а сам не плошай! - заметил Сява, и задумчиво стал оглядываться.
  - Ты что надумал славка? - спросила Юля.
  - Погодь, - ответил Слава, и привстал.
  - Колись, Сява, - грозно проговорила Юля, - ты что ни будь придумал?
  - Да, - был лаконичный ответ.
  - И, что же? - поинтересовался Лешик.
  Сява набрался мужества, и стал презентировать свой дерзкий план.
  - И так Юля! Ты сама знаешь, что красивая, об этом я зря говорить не буду.
  - Это она для тебя лишь красивая, а на самом деле уродка, уродкой, - сделал свою оценку сестре Лёша, и получил звонкую затрещину.
  - Чего дерёшься, я правду говорю. На самом деле, может Юлька и ничего себе, но только у нас. У неё косы как у Яги нет, волосы крашенные, да и вообще, слишком умная она у нас.
  - А ум к красоте не приклеишь, - поддержала брата Юля. - Ладно, Сява, не обижайся, но не сейчас, правда, не до комплиментов.
  - А я и не собирался их раздаривать.
  - Ближе к телу, Сява, - нам кажется есть несут.
  - Тогда, слушайте внимательно.
  - И так, все раскрывши рот тебя слушаем, и вникаем. Наш господин! - Юля сложила ладони у груди, и церемонно, по театральному поклонилась Славе.
  - Не перебивай, ты, - буркнул Сява.
  - Молчу, молчу, молчу.
  - А я вижу, у тебя молодец, пацанчики хороши. Что на девок то не заришься, не по-людски это, - прервал заговор пришедший волчара.
  - Что не по-людски? - удивился Сява.
  - Да шут вас знает. Может в твоём племени и баб нет. Мужики одни и рождаются, как бабы. Тьфу! - сплюнул в сторону волчара, и добавил, - у вас что, у всех так?
  - Что так? - в свою очередь спросил Лешик.
  - По ранжиру. Кто сильней, с тем и брр. Говорить противно. Я когда за вами наблюдал, тошно было. Этот, - он показал рукой на Юлю рукой, - всё мальчонку обнимает, тебе, молодец, клонится, а своего Медвежатника вы втроём слушаетесь.
  - Ты в чужой монастырь со своим уставом не лезь, - нашелся что сказать Лешик. - Может, меня так с детства приучили, Юлиания во всём слушаться, - потом подумал, и добавил, - когда он меня обнимает!
  Юля вопросительно посмотрела на любимого сорванца, но промолчала. Теперь она знала верный путь как добиться от брата полного послушания. Значит не вывернется, при свидетелях сам признался.
  - Корче, Склифосовский, жрать принёс? - поставил точки над "i" Сява, и расправил плечи.
  - Нате, жрите. Мы баклуш с собой не брали, чем исть будите не знаю.
  - Вразумим как ни будь, - сказал Лешик, - вы что, в рот нам смотреть будите?
  - Я один тут, - незнакомец оглянулся.
  - Ну ступай тогда к своим, не убежим, - проговорил Сява.
  - Ишь ты, убёгнуть захотел. Куды бежать-то захотел.
  - На Кудыкину гору, вороват помидору, резко ответил Сява, но волчар не растерялся, и спокойно ответил:
  - Тык вы от тель ужо далече.
  - Тогда в Москву, - проговорил Леша, и получил вторую затрещину, теперь уже от Сявы.
  - Ну-ну, слыхал я про ту деревню. Валяй на все четыре стороны. Зверей тута не перепугай. Похлебай и в путь, далече, видать собрался.
  - Всё, хватит! Вы, ты тут оставайся или ступай, а мы есть будем, и так всё сейчас простынет, - резюмировал Сява
  - Жрите на здоровье, оно вам ужо не понадобиться.
  - Ладно, мы есть будем, или где?
  Сява задал вопрос в пустоту, но каждый понял его по своему. Незнакомец, которому явно не понравилось общество любителей однополой любви, повернулся, и пошел к своим. Леша кинулся к вязу, и стал срывать листья, а Юля присела у тёплого горшочка, из которого пахло уже знакомой похлёбкой.
  - Не, - протянул юный богатырь, - с начало, брюхо нужно набить. Тем более, что мой план того, не сработал.
  - Говорил же я, что Юлька для тебя только хороша, - заметил Лёша, и протянул стопочку листьев.
  - Что это? - удивились ребята.
  - Как что? Листья, конечно. Вместо ложек. Вернее салфеток. Мы с начало по кругу попьём из горшочка, а за тем листочками всё соскребём.
  - Видать, ходить мне голодным, - отметил Сява.
  - Это еще почему?
  - Да просто, моя лапа в эту дырочку не влезет, - Слава показал на узкое по его уразумению, горлышко горшка. - Дайте, хоть, глотнуть.
  - Бери, мой господин, - с великим почитанием Юля протянула горшочек.
  Началась размеренная трапеза. Ребята ели не спеша, зная по рассказам Медвежатника, что следующий приём пищи будет не скоро.
  - Вразумишь ты нас, наконец, какой у тебя план? - спросила Юля, кормя Сяву с рук.
  - Ха, есть у тебя план, мистер Фикс? - Есть ли у меня план? Да у меня целых три плана!!! - Слава процитировал любимый мультик.
  - Что ж, Лешик на роль Паспарту вполне подходит. Значит, ты решил бежать вокруг света? - улыбнулась Юля.
  - Светам, заходы! - Сява тут же превратился в жгучего кавказца из бородатого анекдота.
  - Ты, Сява, между прочим, того, давно уже кавказец. Так что не смешно, - уточнил национальную принадлежность Славы Лешик.
  - Как это? - не понял Сява.
  - Да очень просто. Ты Сослан, названый сын Шатаны, и Урызмага.
  - Ну, я ж не про то.
  - И мы не про это, говори, чёрт, что придумал! - и Юля больно ударила своим острым кулачком Сяву в бок.
  - Уу, - протянул Слава, и стал рассказывать свой план. - Да ни чего уже не вышло. Я вспомнил как Леший на тебя смотрел.
  - Ну.
  - Что ну, я бы стал вести переговоры, мол хороша дивчина, и всё такое. Они б не удержались бы. Стали б грызся, про меж собой. А мы б под шумок и сиганули б.
  - А я? - спросила Юля. Щеки у девушки зарделись, а на глаза накатились слёзы.
  - Во, даёт, - только и сказал Лёша.
  - Да чего переживать? Я ж не серьёзно, а если б они б, - стал оправдываться Сява, но его Юля перебила его.
  - Придурок! - и отвернулась.
  - Юль, ты что? Всё равно ведь ничего не получилось. Они тебя за мужика приняли.
  - Нет Сява, ты действительно придурок. "Я ж не по настоящему..." Ты хоть раз у гинеколога был?
  - Я? - удивился Слава, - а что мне там делать?
  - Мозги лечить! - Уже прикрикнула Юля, и дала ладонью Сяве в лоб. На широком лбе не вскочила шишка, но осталась, жирная, масляная клякса от похлёбки. Одна капля не застряла в гуще брови, и нашла себе дорожку по хребту носа.
  - Вы чего это тут? - пролепетал Лёша, он не понял в чем тут сыр бор, и поэтому еще не решил чью сторону принять. То ли Сявы, - богатыря, и хорошего парня, или родную сестру защищать.
  - Приехали, - заключил Сява, и вытер рукавом питательную, косметическую сырную маску. В это время к ребятам вернулся всё тот же незнакомец. Без всяких церемоний он спросил:
  - Что, нажрались?
  - Ну так, червячка заморили, - вальяжно, как ни в чем не бывало, ответил Сява.
  - Тогда подь со мной.
  - Один что ль?
  - Один, конечно. Что с малых взять? Ты за главного тут, смотрю.
  - Иди Слава, мы тут с Лешиком тебя обождём, - сказала Юля, утирая с глаз слёзы, и обняла брата.
  - Ишь ты, совсем как баба, тьфу! - еще раз заключил незнакомец, и повёл Сяву к общему костру.
  - Ну? - спросил кто-то из стаи.
  - Чего нукаешь? Не запряг еще, - сразу стал дерзить Слава, и тут же получил мощный удар дубиной под коленки. Его ноги непроизвольно подогнулись, и он встал на колени.
  Поняв, что одной дерзости здесь мало, Сява пытаясь не спеша, с расстановкой произнёс:
  - Ну, чё, бояре, звали? Я к вам сам не шел, вы мне не надобны. Сам, как ни будь прожил бы.
  - Дожил бы до утра, чернь поганая? - услышал он в ответ.
  - Ты чей будешь? - вопрос прозвучал мягко говорить риторический.
  Слава прекрасно понимал, что ответ типа Папы с Мамой, их не совсем удовлетворит. Сказать, что Медвежатника, язык не поворачивался. Всё же, его рядом нет, а те что почитают Шуру князем, пусть так и считают. Лично он не будет из ни разубеждать, ни утверждать их в собственных мыслях.
  - Я Шатаны сын, из камня вышел, к Урызмагу иду.
  - Эка как, не прислужник Сатаны, а сын евойный! Тогда понятно, по что ты демонёнков привлёк.
  - Дальше что? - Сява так и не понимал, зачем его сюда призвали.
  - Казнить тебя станем.
  - А кормили зачем? - искренне удивился Слава.
  - На не в убыток, объедки наши жрал, теперь и говорить смогёшь.
  - Вам не в убыток, мне на пользу, - сказал истинную правду Слава.
  - Хочешь жить? Сатанинский выродок?
  Славе, конечно, не совсем нравилось такое обращении к нему, может он и выродок, зато, пока с чистой совестью. Он молчал.
  - Чего молчишь? Ну молчи, без тебя знаем, что жить хочешь. Поможешь медвежатника вашего изловить, отпустим и тебя и твоих мальчишек, - сказал, видимо предводитель волчар, - пусть тебя до смерти ублажают! - и загоготал.
  "Видать, побаиваются, трогать меня, - думал Слава, - мало ли что им Шатана учудить сможет. Попробуем дотянуть до утра, лишь бы с Юлькой и Лешиком чего не сотворили".
  - А как я Медвежатника ловить должен? - деловито спросил Сява.
  - А ни как, его мы сами поймаем, на живца.
  - На меня что ли?
  - То бишь на тебя.
  - Что ж, дело ваше, - успокоился Сява, - ловите, мне проще, только...
  - Что только?
  - Медвежатник не клюнет на меня, ему до меня, как свинье до апельсинов.
  - Золотые яблоки мы едали, и боровки наши их трескали, так что не мути воду, говори.
  - Да что говорить? Во-первых, я действительно, не уверен, что этот самый Медвежатник так и ринется за мной.
  - Видать, у него дело с тобой какое есть.
  - Может и дело, да мне невдомёк.
  - Не крутись, как уж на сковородке. Ты же сам пытался его спасти.
  - Я малого спасал, да деда Пехто, а до Медвежатника мне дела нету.
  - Так, прямо и нет?
  - Кривда, хошь верь, а хочешь не верь.
  - Всё равно, утром пойдёшь на блудную поляну.
  - Не знаю такую, - вполне искренно ответил Слава.
  - Тебя отведут.
  - Дальше что? Что мне там делать?
  - Что хочешь, хошь, цветочки собирай.
  - Ага, а вы в засаде сидите и орехи грызёте.
  - Тебе не ведомо.
  - Ведомо, только зря просидите.
  - Это почему ж?
  - Это потому жж, - Сява протянул "ж", как оса, и продолжил. - Медвежуть придет меня спасать и увидит одного, спокойно собирающего цветочки?
  - Да.
  - Так вот, он знает, что я без Юли, - слава поперхнулся, но сразу же нашелся, - Юлиания с Лешиком я никуда ни ногой. Тем более цветочки собирать! Он сразу заподозрит, чего-то не ладное.
  - И чего ты хочешь?
  - Есть хочу, вот что. И спать тоже. Я сейчас себе не хозяин, мне плевать, что вы тут напридумаете. Лично я готов к сотрудничеству, а не к рабству. Раз вы спрашиваете моего мнения, то не раб я вам, да и рабом не был и не буду.
  - Говорливый ты, однако.
  - Ага, мы не рабы, рабы не мы! Небось и не слыхал такого?
  - Брысь, сатанинское отродье, - услышал Слава в ответ, и понял, что разговор окончен. Он встал, и на трясущихся, от боли ногах побрёл к ребятам. На душе у него кошки скребли. Что он, сдал Медвежатника, или сделал всё, что бы его не разлучали с ребятами. Они же договаривались не расставаться ни при каких обстоятельствах.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"