....Древнее, давнее, мглой сокрытое, почему не пригласить,
Прошлое, всеми забытое
Почему не рассказать...А-э-э-э!
В тени войлочного шатра сидел Великий Хан и задумчиво оглаживал лысину. Поеживаясь от прохлады, идущей от висевшего на стене меча, он клонил голову то вправо, то влево. Пальцы терпеливо разминали саднившие мышцы на толстой шее. Плотно прижимая подушечки пальцев к голове, он тер виски, отчего поочередно поднимались кустистые брови. То одна, то другая.... Как бы удивляясь....
А дивиться, собственно, было нечему. Все было понятным и предсказуемым и на этот раз.... Перед ним разворачивалось поле брани, а две противоборствующие стороны занимали свои места в ровных квадратных ячейках.
На стороне Великого Хана выступала армия во главе со старым полководцем в белоснежном паланкине. По правую руку от полководца встал величественный бэрс. Благородные белые верблюды, солово - сливочного цвета крылатые кони, а по краям поля - повозки, упирающиеся деревянными оглоблями в землю, ведомые лишь духом военной игры - вся знать с достоинством занимала свои места. Так же не торопясь, выстроились в ровный ряд восемь тонконогих бэрсиков, знавшие о том, что каждому из них может выпасть шанс возвеличиться в бою и стать кем-то одним из благородной знати.
Напротив них толкались и переругивались воины молодого полководца в черных одеждах, выступавшие под рукой противников Великого Хана. Изнуренные, жалкие, растерявшие боевой дух в ходе предыдущих боев, не сумевшие поднять его и к этому сражению. Сборище отбросов, удел которых - вечное поражение...
Вглядываясь в поле предстоящего боя, перед Великим Ханом сидел юноша, сегодняшний его соперник в игре шатар. Изможденный, как и то убогое отрепье, что выступит на его стороне. Бросивший вызов Великому Хану наглец безродный. Ему, несокрушимому Хану, уму, могуществу которого никогда не было и не будет равных во всем срединном мире.
Находились когда-то смельчаки; властелины других земель, ученые, могущественные предсказатели, поворачивающие ход жизни многих народов. Все, кто, когда-то бросил ему вызов и решился потягаться в уме, гнили под цветочным ковром у подножия темной горы. Кучка, сложенная из голов поверженных, росла с каждой новой луной и стала горой, овеянной небылицами .... Скручивая в острый клин усы, текшие к подбородку, Великий Хан улыбнулся своим мыслям. Окинул соперника цепким взглядом, желая предугадать признаки страха на юном лице - от плохо скрываемой растерянности до нечеловеческого ужаса перед начавшим раскачиваться на стене мечом, который соскочит с места в тот миг, как только будет сделан последний, решающий ход Властелина. Властелина, избранного самими небесами на вечное правление этим несовершенным миром...
Молчаливые слуги разбудили спящий огонь в очаге. Подложили в очаг мелко сколотые дрова и сушеные сборы хвойных веток и трав. Спокойно, без лишнего треска и шума разгорелся огонь. Ароматный дым потянулся к темнеющему кругу над очагом. Низкий топчан рядом с игроками заставили блюдами с едой. Кувшины наполнили напитками. Великий Хан соизволил промочить губы живительной каплей свежего кумыса.
Юноша сидел по-прежнему недвижно. Между насупленными бровями пролегла еле заметная поперечная морщинка. Волосы, стянутые в тугую косичку на темени, высокий гладкий лоб, впалые окаменелые щеки худого лица, на котором не дрогнул ни единый мускул. Только капли пота, подобно горьким слезам, стекали по надбровной дуге, вниз, по скулам. "Онемел от страха", - хмыкнул Хан про себя.
Напряженно вглядываясь в поле брани, юноша, казалось, действительно застыл.
Не двигаясь с места, старый полководец взмахнул рукой и огласил начало военных действий. Тут же, ощетиниваясь и в нетерпении перебирая тонкими ногами, на два поля вперед прыгнули бэрсики. Друг за другом, белый и черный. По освободившейся узкой колее шагнул боком белый верблюд. Черная повозка, скрипуче каркнув деревянными оглоблями, покатилась вперед.
Безусый предводитель в черном одеянии соскочил со своего постамента, как черт с пенька. Сжимая и разжимая костистые кулаки, нетерпеливо подпрыгивал на месте. Обводя покрасневшими глазами войско, выкрикивал что-то грозное, будто ход битвы зависел от его приказов. Не в силах вспомнить ни одну победу, молодой полководец страстно желал победы, как смертно не хотел очередного поражения....
Так же жаждал победы юноша, просчитывающий варианты возможных ходов каждой фигуры противоборствующих сторон.
Он играл, как себя помнил. Каждый день, помногу времени играл со своей бабушкой. И каждый раз он должен был играть так, будто над его головой качается меч, забравший жизни деда, отца, братьев.... "Когда-нибудь и твой черед настанет" - эти слова звучали в каждом жилище рода, теряющего год за годом своих сыновей. Рода, давно забывшего времена славных, наполненных радостью и торжеством, дней.
Когда-то было по-другому. Давным-давно, рассказывала бабушка, род был велик и могуществен. Избранный народом вождь был справедлив и мудр.... Степь, тайга, озера, - с ладоней изобильной родины кормились все. Вожди заботились о своем народе, сильные помогали слабым, сытые голодным, упавших поднимали, озябших согревали....
Потом пришла беда. Появился человек с мечом и бросил в мир дерзкий клич, сводившийся к одному - победителю игры в шатар - все!
Выигравший игру в шатар получает все, чем владел побежденный, и меч, владение которым стало ценнее всех сокровищ на всем белом свете. Меч, напитанный силой огня, тьмы и древних заклинаний, зажег в душах людей неугасимый огонь алчности и азарта.
Соблазн овладеть мечом был велик. И потянулись к человеку с мечом ханы, князья, ученые, полководцы всех мастей, лишаясь голов, земель, всего.... Строй желающих играть в шатар постепенно иссяк. Тогда, человек с мечом, объявивший себя Великим Ханом, и властелином всех отобранных земель, обязал играть с ним сыновей и внуков когда-то проигравших людей. Меч, ведомый духами неизведанных сил, неустанно жаждал крови и новых жертв.
Когда настало время состязаться в игре с ханом, юноша играл лучше всех в округе, живущих на расстоянии семидневных скачек от его жилья....
- Не обольщайся. Знание - беспредельно. - Сказала бабушка, провожая его в путь. - Держи сердце закрытым, глаза и уши открытыми. Если встретишь по дороге жилище - зайди, приветь огонь в чужом очаге. Если варится в котле еда, дождись. Не спеши, зря народ не смеши. Уважь хозяев - отведай горячее, а потом пускайся в путь ....
Долго стояла бабушка на дороге и брызгала вслед уходящему за линию горизонта внуку белой пищей. Освещая путь его, шептала вслед слова благих пожеланий и молитв....
Встретилась ему в степи закопченная юрта. В очаге тлел огонь, над огнем в глубоком чане дымилась бычья голова. А у задней стены два забывших обо всем на свете старичка играли в шатар.
- Подожди, - сказали старики, не поднимая голов лысых от увлекательной игры. - Скоро сварится, отведаешь горячего.
Семь дней и семь ночей юноша ждал, пока сварится бычья голова, семь дней и ночей, позабыв обо всем на свете, следил за игрой стариков.
- Нет предела знаниям. - Сказал он, когда отведав бычью голову, через семь дней и семь ночей отправился в путь.
Удивляясь, как он был до этого наивен и самоуверен, юноша поклонился той стороне, где осталась бабушка. Семь дней и ночей он терпеливо ждал, когда сварится бычья голова. Семь дней и ночей он следил за игрой стариков. Вживаясь мыслями то в одного, то в другого, научился еще лучше, чем прежде, предугадывать действия противника. Зная сотни варианты ходов игры, он научился не только вкрадчивому слежению, подражанию чужим движениям, но и бесконечному терпению, высиживанию добычи простым выматыванием сил другого, старческому притворству, когда создаешь у противника иллюзию своего поражения, упадка и немощи, а в последний миг применяешь неприметное, забытое до этого оружие....
Но, Великий Хан....
- Таких мастеров больше нет на свете! - Восхитился юноша мысленно игрой всемогущего Хана. И на миг проскользнула отчаянная мысль, что такого мастера невозможно победить. Никак. Никогда. Никто. Холодя сердцевины костей, страх пробежал по нему, сливаясь с кровью, постучался в каменно молчавшие своды сердца, исчез.
Раздался тихий скрежет. Медленно, как бы нехотя, качнулся на стене мяч.
Ход игры юношу не радовал. Скорее мог бы привести в отчаяние.... Полководец его исхудал, почернел еще больше. Скукожившись, как ворон, он лихорадочно пересчитывал вылетающих с поля боя мелких юрких бэрсов. В сторонке со скрипом крутились колеса опрокинутых набок черных повозок. Там же, уткнувшись губастой мордой в остекленевший глаз другого верблюда, лежал черный верблюд. Даже не взмахнув потрепанными черными крыльями, сверху на них упал конь. Тонкие губы полководца изрыгали ругательства на всех известных ему языках мира, которые, как ни странно, на всех этих языках обозначали один и тот же восхитительный и сладостный акт жизнетворения и любви, или ни в чем не повинные, совершенные со дня мироздания нежнейшие органы человека, посредством которых и совершается то же самое действо....
Белые бэрсики, потерявшие немногих друзей, распушили шерсть на загривках, скалились, роняя длинные слюни. Готовясь к прыжку, вытягивались гибким телом. Громоздились на поле белые верблюды. Человек, увидев их, тут же затянул бы величальную песню, бесконечную и красивую, как сама степь. Но верблюды бесились, исходили безобразным харханьем. Подражая им, упитанные соловые лошадки ржали. На серебристом троне восседал старый полководец. Склоняя голову в почтительном наклоне, рядом стоявший бэрс что-то рассказывал полководцу. Тот, обводя довольным взглядом поле боя, согласно кивал головой и зевал. Исход игры почти решен.
- Исход игры решен. - Широко зевнул Великий Хан. Опрокидывая голову вверх, потянулся всем телом.
В черном кругу дымохода мигали яркие звезды. Веяло ночной свежестью. Огонь в очаге еле дышал, чернеющие угли, лелея в сердцевине остатки жара, уже не делились теплом. Издалека доносились звуки посвистываний, глухих постукиваний и стрекотаний невидимых жучков и сверчков. Лениво перекликались сторожевые собаки. День сменился ночью, ночь сменилась днем, и он сменился ночью, все сильнее и сильнее раскачивался меч на стене, а этот упрямец сидел по-прежнему недвижно, как застыл.
- Тянется из последних сил. Побежден. Еще чуть-чуть и все. Слабаки, тупицы, измельчился народ. Нет человека, достойного игры с ним. Играть уже не с кем! - Со злостью хрустнув уставшими суставами, Хан раздраженно глянул на качающийся меч. - Понятно же, кто победил. Жаль, что не могу приказать железке обезглавить глупца немедленно....
Белый верблюд с краю ринулся в сторону черного полководца. Всмятку раздавив маленького черного бэрсика, встал, как вкопанный. Не в силах двигаться дальше, бешенстве испустил снопы вонючей слизи, истошно завопил. Оставшийся без пары черный конь шагнул в сторону противника, покачнувшись, отступился передней ногой, как склонился в нижайшем поклоне. Обнажив острые клыки, громадный белый бэрс повернулся к противнику. По могучему торсу, как воды со снежных вершин, потекли серебристые гривы. Поджимая тощий хвост между ног, заурчал черный бэрс и отпрыгнул в сторону. Маленький черный бэрсик, увидев рядом трепещущиеся крылья белого коня, жалобно заскулил и чуть подполз к ногам старого полководца. А тот, сложив руки за спиной, вытянул голову, желая лицезреть скорую расправу над противником, шагнул вперед. Враг его, размахивая обнаженным мечом, отступил на шаг. На сгорбившихся плечах трепыхался черный плащ. Отрезая пути его дальнейшего отступления, на тропу вылетел крылатый белый конь. Противник отступил, сорвал с плеча висевший лохмотьями черный плащ, затоптал и заметался на месте, как загнанный в ловушку зверь.
- Каждый раз одно и то же. - Усмехнулся побеждающий полководец и зевнул. Зрелище было знакомое, упорное нежелание неприятеля сдаться раздражало, как всегда, до глубокой икоты.
- Каждый раз одно и то же. - Лениво подумал и почесал раззудевшийся бок Великий Хан. - Снести скорее вшивую голову....
Поддерживая его мысли, меч закачался с неистовой силой. Громко и требовательно застучал круглой гардой по обоймице ножен. Двигаясь все быстрее и быстрее, меч готовился к прыжку.
- Кончайте скорее! - Небрежно махнул рукой старый полководец и вздрогнул. С дальнего угла мчался к нему черный бэрс. Ярость, горевшая в сузившихся зрачках, обожгла полководца, как огнем. Попятился он, наступил на подол белоснежного паланкина и неуклюже опрокинулся набок. Белый бэрс повернул на отчаянный вскрик полководца, но налетел черным вихрем конь на него и на патлатую благородную голову обрушились чудовищные удары задних копыт. Откинул конь с поля брани могучего бэрса с легкостью, как суму, набитую прошлогодней травой.
Сбилось дыхание у Великого Хана - Полководец, его второе я, истинное воплощение его несравненного ума, силы, духа, воин, никогда не знавший горечь поражений, оказался вдруг в ловушке, расставленной противниками, недостойными утреннего плевка. Бэрс, пружинившись черным гибким телом, прыгал на распластанное благородное тело...
Великий Хан успел повернуть голову на свист. Провернувшись вокруг кривого, как витой как бараний рог, крюка, меч выскочил из ножен. Его меч, накрытый огненным всполохом меч, любимый, волшебный, летел к нему с пронзительным свистом...