На сегодня всё. Давай будем растворяться в атмосфере. Ведь тебя уже не смущает, что каждый раз, когда кто-то гасит лампу, становится темно. Какое-то время ты ещё любуешься медленно гаснущими красными пятнами в сетчатке собственных глаз. Потом бестелесность обретает обстоятельство какого-то образа и действия. Но не, потому что действие, или прикосновение - это моё состояние или ответ. Отсутствие света не распространяется на нас с тобой... видимо-невидимое, даже подразумевает, что тьма может напрочь ослепить.
Тьма, как абсолютное значение, опустошительна, она - слепое блаженство, восхищённое, бессмысленное, она - бальзамическое пьянство в, наконец-то обретённой могиле. Тьма бесцеремонна как поцелуи, такие, что всё лицо, потом, у тебя словно отшлёпанное, а губы обслюнявлены навсегда.
Мерзость!
Ты теперь понимаешь, о чём идёт речь?...
О предрождественской атмосфере. О! если бы между тобой и теми, кто хочет, пусть мысленно, снова лобзать тебя, была бы хоть какая-нибудь граница, что-то, что могло бы тебе дать право увернуться - но как раз ничего нет, кроме этой мармеладной рождественской атмосферы.
Чем больше в этой атмосфере магического, тем юродствовать становится труднее - нити собственных пожеланий запутываются в чём-то суетном, не имеющим к тебе самому прямого отношения. Но как только слово будет сказано: "господи", и дело будет сделано: "спаси", молитва не станет чем-то отдельным. Молитва и её исполнение никогда не пересекутся, у них разные функции, просто больше мелких подлогов скопится на краях, на внешних сторонах воронки событий.
Вообще, молитвы - это почти тени людские, и стоят все у врат небесных, с надеждой получить там воплощение, освободиться от обязательств к человеческой плоти, вспыхнуть чистым белым огнём.
Мы не знаем, кем и когда сознание в людях было зажжено злым чёрным огнём, потому что молитвы наши - чёрный огонь. Человек страшно устроен, он что-то просит, требует, но не желает вникать в суть сверхчеловеческого измерения. Люди нагромоздились у врат. Их пугает бьющий оттуда свет, который всё прожигает и преображает жестоко.
Возникло напряжение.
Стеной стоит чёрный огонь у стены белого огня.
Ночью мне привиделся кошмарный сон. Будто бы все на свете проснулись, наверно они и не спали по-настоящему, из-за того, что ощущали печаль.
Откуда-то сверху на них извергалась музыка...
Потом, в паузах, аплодисменты - детские, слабые и пугающие. Потому что музыка для этих аплодисментов была... совсем не бархат, не тончайший шелк, а какой-то хромой танцующий шаг, вой и шипение. Что-то незаконное, отвратительное, леденящее душу.
Отдельные звуки были такими смердящими, тяжёлыми и давящими, что не было сил поднять глаза, посмотреть на небо.
Если бы ты мог заглянуть в мой сон - увидел бы, как безжалостно разят землю огненные стрелы... и идёт стеной белый огонь на чёрный огонь.
Все бегают по городу и спасаются... и прибежал я к тому дому, в котором родился, но теперь не живу, а живёт в нём только моя мать. Смотрю, крышу, и верхние этажи снесло. Горы кирпичей и железа вокруг. Жителей нет. И я не знаю, как узнать - живы ли все вообще.
От этой тоски и заботы я проснулся. Сходил на кухню, попил воды, потом пошёл в ванную комнату, там умыл водой лицо и посмотрелся на себя в зеркало, чтобы успокоиться.
В страшном сне я отвык от себя, забыл своё лицо, забыл, что ночью, со сна не надо смотреться в зеркало - заглянешь в будущее.
Попробуй, представь, что ты видишь в зеркале чьё-то чужое лицо, красные выпученные глаза с неимоверно расширенными зрачками... и тебя втягивает сквозь эти зрачки в немилосердное будущее. Отвратительное твоё будущее. Это такой пустяк - мимолётно приобщиться к глобальной смерти, принять её по-житейски, без философии и без бога.
Нет, лучше уж не от страха, просто проснуться, чтобы затем прогнуться, потянуться, и ощутить страшную симметрию: кто-то устроился на твоей же кровати, не умыв лица, без креста, глядит в зеркало, в собственные глаза, чтобы проникнуть в зрачки и лететь, сначала даже не выбирая путь и пространство.
Но он остановит полёт не случайно, а в каком-нибудь божьем храме, на какой-нибудь иконе. Чтобы стать телом и глазами той иконы. Притаиться и ждать.
Ждать того момента, когда люди придут молиться.
Утром или днём ты войдёшь в храм и выберешь в иконе его. Ты пройдёшь через собственные зрачки в его тело всей своей человеческой мыслью. И ты начнёшь читать молитву, чтобы ощутить новый трепет, восторг... поведать ему самые грязные, самые сокровенные свои желания.
Я тоже приду и встану за твоей спиной. Приду к этой же иконе, к мысли - поскольку из всех мыслей в мире именно она для нас с тобой сегодня будет самая важная, самая близкая нам... ведь никто же нас уже не рассудит и не поймёт.
Мы и сами не попытаемся друг друга понять. Понять - это значит почувствовать леденящий ужас человека, который просыпается и видит, что уже похоронен заживо. Единственная надежда - это Господь Бог, и единственная твоя молитва - во спасение.
Мне даже самому покажется невероятным, что просветлённый, довольный, благообразный и умиротворённый лик мой, на той самой иконе, которой ты сердечно будешь молиться, означит лишь скорбную весть и послужит явным доказательством вечных мучений в том жутком аду, куда скоро поедет твоя душа.
Ты зря оправдываешься и навязываешь иконе фальшивый билет в своём поезде, и контракт на дикое, тёмное, глухое, безбожное сотрудничество. Это всего лишь чёрная доска, или слова, которые констатируют: это у тебя болит - это тебя ужасает - это ты ненавидишь - этого ты не хочешь. И то, на что ты уже не имеешь никакого права - на собственную душу, отдаёшь вместо денег, даром, с радостью. И на эту твою радость смотреть ещё тяжелей, чем на горе.
Чем страшней и откровенней ад - тем крепче твоя вера в икону.
Тебе надо бы плюнуть мне в глаза, но ты меня целуешь и молишься.
Ты мог бы в этой молитве выдвинуть своему богу определённые претензии, очень интеллектуального характера. Ведь бог - это средство, или секретарь, чтобы записаться в очередь. В список грешников.
И прейдет на землю Ангел Последний с этим списком. Своим мечём, огненным он будет разить сбесившихся млекопитающих - кровоядных, будет он жечь их города. И погубит он и всех травоядных, которые в поте лица добывают хлеб свой, для того, чтобы множиться и населять землю "по завету".
Почему же ты тянешь и не предъявляешь претензии богу?
Потому, что человек богу выдумка, потому, что человек богу попрёк.
Зажжено сознание в человеке чёрным огнём - волею случайной, какой-то высшей силы.
За это человек оглянулся на мир, придумал бога и сказал: "я Бог"!..
Затем, что раз дано человеку сознавать, что он богу подобен, то, какое ему дело до того, что ангелы плачут на небесах, и что когда-то придёт на землю Ангел Последний - покарать за жизнь и ошибки.