'Добиться успеха может лишь тот, кто не подозревает о неизбежности или даже возможности поражения'
(Коко Шанель)
Иногда бывают такие моменты, когда в твою жизнь внезапно врывается мечта. Ты не можешь уснуть по ночам, а по утрам у тебя уставший, потрепанный вид, однако ты ясно даешь себе понять, что ты без нее никто и зовут тебя никак. Мечта меняет тебя, и вскоре ты сам убеждаешься, что не способен более жить без нее.
Знаете, такое случилось и со мной. В детстве я настояла, чтобы родители отдали меня в художественную школу. Сначала это мое стремление не было продиктовано той самой Мечтой. Это был, наверно, какой-то детский каприз. Хотя я полагаю, что у этого каприза был судьбоносный для моей жизни характер. Это потом уже после окончания обучения, через 8 лет, я поняла, что хочу быть знаменитой художницей. Я слабо представляла себе это тогда. Когда меня хвалили в художественной школе и дома, когда я сидела на подоконнике и смотрела на свой двор, вот тогда я под нос себе говорила: 'Аленка, тебя еще ждет великое будущее'. Знаете, когда ты врешь сама себе так часто, в какой-то момент тебе уже не приходиться лгать и ложь становиться правдой. А уж я-то делала это два раза в день точно.
Однако все было не так просто. Моя мать была категорически против моих увлечений, и очень сильно хотела, чтобы я стала юристом. По крайней мере, она убеждала себя, что из меня получиться хороший юрист. Мой отец полностью поддерживал маму. Вообще не помню ни одного момента, чтобы папа хоть раз сказал что-то свое или оспорил решение мамы, особенно в вопросе моей профессии.
К 18 годам я закончила школу. Выпускной прошел так себе. Честно говоря, мне тяжело было праздновать какое-либо событие в своей жизни с людьми, которые меня игнорировали, и даже презирали. Конечно, я сейчас говорю о моих одноклассниках, а точнее одноклассницах. Парни особо не доставали меня, и мне чаще удавалось найти с ними контакт.
Я училась в частной школе, потому что мама очень сильно хотела этого. Она надеялась, что там из меня сделают настоящего человека и найдут к 'ее золотцу' индивидуальный подход. Мама даже попросила преподавателей поработать со мной отдельно после уроков. В основном, мне приходилось делать упор на общественные науки. Обществоведение мама не ленилась проверять и после своей работы. Кстати, мама у меня работала бухгалтером в одной фирме, не помню какой правда. Частную школу и эти 'упорства' преподавателей со мной отдельно, мы могли оплачивать спокойно, так как и мама, и отец работали, и получали хорошую в совокупности зарплату. Мы были обычной семьей.
В этой частной школе все ребята, особенно девочки, были очень задиристыми и горделивыми. Главная среди них, в моем классе была Катя. Наверно ее выбрали, потому что у нее самый ядовитый язык, как символ доминирования в их стаде. Как у обезьян есть свой вожак, так и у них роль этого 'главы прайда дур' выполняла эта Катя. Они всегда тратили карманные деньги направо и налево и увлекались всякой белибердой, вроде косметики, дорогих телефонов и их не менее дорогих чехлов с кристаллами Сваровски. В общем, их общество не отличалось особой духовностью. Не подумайте, что я отрешенная и помешанная духовностью девочка. Однако, по-моему, жизнь должна быть разнообразной и нужно все в ней стараться постигнуть, а не зациклиться на своей красоте и телефоне.
Мне было тяжело среди них особенно потому, что мне просто не с кем было поговорить, излить душу и пообщаться. Единственной с кем я общалась в классе, кроме мальчиков, была Вероника. Она пришла к нам в 10 классе и сразу не прижилась в обществе 'барби'. Они чморили ее всем коллективом. Мы с ней сразу сладили, и она оказалась замечательным человеком. Обычно так и бывают. Пытаются убрать хороших людей, назвать их неправильными, а оставить подонков. Ну ладно не будем на них более останавливаться, они не достойны нашего внимания.
И как вы понимаете, мой выпускной с таким коллективом был не очень веселым. Однако я прошла этот этап. Я сдала экзамены практически на отлично, и поступила в Юридический университет. Мне не удалось, однако, поступить на бюджет, так как конкурс был большой, и все места заняли ученики с более высокими показателями на экзаменах.
После того, как я проучилось не то, что месяц, даже меньше месяца, в моей семье произошли титанические перемены. Нас бросил отец. Мать долго не могла прийти в себя, она стала ненавидеть всех мужчин в округе, у нее появились комплексы. Долгое время она не выходила на работу, а когда ей звонили, она просто не отвечала. В какой-то момент она захотела прекратить финансировать мое обучение, однако мы уже успели оплатить за год обучения и это меня спасло. Моментами мама ругала меня за то, что я не учусь на бюджете. Все это происходило на почве ее расстройства. Затем к ней приходило умиротворение, и она начинала говорить, что сама мечтала об этом и потому даже без отца она поднимет меня на ноги.
Нам стало тяжело сводить концы с концами. Без отца нам, оказалось, очень тяжко жить. Я никогда не могла представить, что такой день может наступить. Мне тяжело было судить отца, вспоминать о нем плохим словом, даже когда мать делала это сама. У нас была особая эмпатическая связь, я понимала его, даже на расстоянии, казалось, мы сохраняли контакт, и он давал мне веру в себя. Теперь мне нужно было начать новую жизнь.
Тем временем, моя мечта набирала обороты. Мне даже во сне стало сниться, что мои работы попадают на выставку. Я открывала глаза, и опять голоса внутри мне говорили об этом.
Я поняла, что поступить в академию или ВУЗ с художественным уклоном мне не получиться. Поэтому я решила сделать все сама, и добиться всего самостоятельно. Я купила краски в магазине неподалеку, кисти. Но у меня после того как отец бросил нас, появились финансовые трудности, а мать выдавала очень мало карманных денег. Так что вместо холста я решила использовать листовой ДВП, покрытый акриловым грунтом.
У меня уже была страница в социальных сетях, я решила использовать ее для того, чтобы выставлять свое творчество напоказ. Однако перед этим мне надо было хотя бы начать рисовать. И вот мой самый главный момент в жизни начался.
Начало моего творческого пути было провальным. Мазки, которые я наносила были похожи на те, что рисуют дети. Хотя конечно в них был некий профессионализм, я ведь так или иначе закончила художественную школу. Одного листа ДВП мне становилось мало, и я решила рисовать на всем что попадалось. Я начала рисовать на обоях, на подоконнике, даже на двери. У меня ничего не выходило, по крайней мере чего-то суразного для художника. Я сильно расстроилась и уже подумывала бросить к чертям это дело. Поиски нужного для меня стиля меня утомили, и я решила отвлечься и вообще на время забыть об искусство и вплотную заняться учебой.
Не так просто это оказалось. В университете меня тоже ждало разочарование и понимание своей беспомощности и недалекость ума. У меня была ужасная память, и все предметы давались мне очень тяжело. После учебы опять решила попробовать. На этот раз я решила придерживаться какого-либо стиля. Много было прочитано мной биографий известных художников. Самое сильное впечатление на меня произвела биография Сальвадора Дали. Честно говоря, объяснить свой выбор я совершенно не могла. Хотя некоторую взаимосвязь я все-таки могу объяснить. Меня всегда тянуло именно к сюрреализму. А как всякий простой человек, который слабо, но все-таки знаком с живописью, я конечно, говоря о сюрреализме, ссылалась на Дали. Хотя как я узнала позднее, это был не единственный представитель в этом стиле. Я заказала книгу, которая называлась "Энциклопедия истории искусств". Мое внимание как раз остановилось на Дали, а особенно на его работе "Сцена в кабаре"(Cabaret Scene). Эта картина была простой, она было легко понимаемой, хотя сперва она мне напомнила больше какие-то наскальные рисунки первых людей. Посмотрев еще раз на этот рисунок, мне захотелось попробовать свой вариант этого творения. Я взяла валявшийся на полу холст, который я выкинула после очередной попытки, даже не начав что-либо на нем. Закрепила его на стенке шкафа скотчем, и решила нарисовать свою сцену с кабаре. Однако я решила сделать рисунок не как бы свысока, как у Дали, а выбрать более низкий ракурс, на уровне посетителей этого вымышленного кабаре, ближе к сцене.
Я нарисовала лица этих людей, и женщин кружащихся рядом со столами, фигуры которых были похоже на растекшееся молоко. У посетителей не было форм, а столы вообще растеклись по полу, будто росли с него. Под столами я "создала" живую природу с корнями и растениями под столом. Вместе с мебелью в землю врастали травы и цветы. Некоторые из них были людоедами. Кстати, одному из низ удалось съесть посетителя. Тут и смерть стояла чуть переступив порог и скрывшись за телами посетителей, как бы инкогнито. Но смерть не была печальной и темной как ночь. Она была живой и жизнерадостной, в цветных одеяниях, но из капюшона всё равно выглядывали кости и черепная коробка. Лицо смерти растекалось и растворялось, каплями ударяясь об пол. Это напоминало воск на свечке. В общем эта пародия на Дали была не особо удачной.
Мою деятельность приостановил стук в дверь. Я постаралась быстро спрятать свое творение от глаз матери. Краски, кисти, акварель и другие принадлежность я быстро запихнула под кровать. Мама как всегда зашла, чтобы поставить на место мои постиранные, поглаженные вещи и по ходу поговорить со мной о своих проблемах, однако у меня и своих было по горло и я её никогда не слушала. И всё же её это не смущала, разве что время от времени она спрашивала: "Ты меня слушаешь?", на что конечно же получала мой положительный ответ. Вот пример одного из таких наших диалогов.
-Ну что мы все обо мне. Как твои дела, доча? - я не прекращала сидеть в телефоне, но быстро оторвалась, чтобы ответить ей на вопрос.
Вообще у меня ловко получалось после отвлечения от темы, быстро возвращаться к ней, а самое странное заключалось в том, что я еще и подробности беседы запоминала. Маму это всегда злило, так как спрашивая вопрос: "что я только что сказала?", она всегда получала ответ, хотя всем было ясно, что я не слушала ее. В этом был мой талант, и теперь он тоже мне помог.
- Нормально. Да я понимаю тебя, на работе завал и у тебя не всегда хватает на меня внимания. Я принимаю твои извинения.
- Спасибо. А что это у тебя торчит?
- Я не знаю. - Я плохо спрятала свой холст, и она все-таки ее заметила. Я попыталась сделать вид, что ничего не произошло, но мама потянула руку туда и достала картину.
- А это что? Это ты нарисовала?
- Эмм, нет. - Я боялась признаться ей, что это мое, так как она не всегда меня поддерживала, понимала, и мне всегда было стыдно за свои увлечения.
- Бредовая картина. Пустая и какая-то расплывчатая. Кажется акварель растеклась, автор неумеха. Такое ощущение, что это накалякал ребенок или сумасшедший какой-то. - Именно поэтому я ей и не призналась. Я избежала беду. - Я надеюсь, ты таким не интересуешься? Мне хотелось бы видеть в себе достойного человека. Ты спокойно пойдешь по профессии юриста, как твоя бабушка. Вот это профессия, а это я даже не знаю, как назвать.
- Ты права конечно же. - Я всегда ей поддакивала. Иногда это делалось настолько заметно, что она смотрела на меня как на врунью. Это был как раз этот случай. Однако я ей потакала, и она не хотела возмущаться. Тем более, меня и поймать было не за что, так как я делала это профессионально и без следов.
Мама вернула мне холст, я запихнула его опять под кровать.
- Ладно, я пойду. А, кстати, ты почему не в университете?
- Я уже была там.
- Ааа, хорошо. Вещи тебе сменила, пойду доглажу.
Я уже была хронической вруньей. Врала я маме насчет университета всегда и давно. Я не ходила туда уже давно, только на сессиях появлялась и радовала всех своим пришествием. Мне удалось уже забыть, как выглядят мои одногрупники.
Я еще раз обратила внимание на свое творение, сфотографировала его и выложила в сеть, надеясь получить поддержку. Я быстро спрятала картину в шкаф. К полуночи я получила порцию досады. Мое творение освистали те самые талантливые "профессионалы" своего дела на форуме.
На следующее утро я опять все делала по старой схеме. Вместе с мамой я выходила, потом, пройдя немного шагов, возвращалась домой, как только наши дороги разделялись, и я теряла её силуэт за поворотом.
Вернувшись домой, я почувствовала, что хандра вновь напала на меня. Я села на подоконник и начала плакать. Слезы эти были вызваны моей глубокой депрессией. Следующим этапом стал гнев: я решила сорвать злость на своей картине. Взяв её в руки, я начала долбить её о подоконник, пока не разбила раму на мелкие щепки. Все разъедало меня изнутри, словно меня заставили выпить бутылочку серной кислоты. Отчаяние и, появившаяся теперь уверенность в том, что это искусство не для меня, убивало меня. Наверно, это была еще и моя оскорбленная гордость, которая не могла простить себе заблуждение.
К вечеру я оправилась, всё же оставив некоторые волнения. Опять встала, опять достала холст и снова начала писать. Теперь получилась чья-то мужская голова, торчащая из циферблата часов. Настенные часики тем временем изливались вполне естественной человеческой кровью. Это было рождением из времени. У мужчины был ухоженный вид, солидная прическа. Правда он был в какой-то слизи, как и всякое недавно родившееся существо. Это исчадие Хроноса, Бога великого хаоса у эллинов, было свободно от тела времени, и не зависело от него, не подверглось его чарам.
Мои мысли прервал стук в дверь. Это была моя мама, я даже не заметила, как она пришла и не очень была рада её визиту. Конечно, что-то внутри меня осуждало меня за такое отношение к матери, но я не слышала этого, ибо была перегружена чем-то постоянно.
-Можно, доченька? - Я долго не отвечала, так как в зубах была кисть, и я была чересчур увлечена. И мама решила, что молчание- знак согласия. Странная женщина!
Она зашла спокойно, уселась на диван и то и дело поглядывала на картину, как будто хотела что-то сказать.
-Ты хочешь что-то спросить? - Я просто уже не выдержала и решила начать сама.
- Ты вообще выходишь из комнаты хоть иногда. Кушать ходишь?
- Ну да
- А в университет?
- Ну да
Я отвечала коротко, надеясь, что ей надоест и она просто уйдет, но не всё так просто оказалось.
- Ну вот скажи, чем ты тут занимаешься, что не хочешь выходить из комнаты.
- Ты сама все видишь.
- Это смешно. Это белиберда. Ну вот, что это такое? - Это было последней каплей.
- А вот, что не "белиберда" по твоему. Вот скажи. Думаешь твоя никчемная теперь еще и одинокая жизнь это не белиберда!
- Да как ты можешь! Я твоя мать. Ты совсем...
- Я не закончила. Тебе никогда не нравилось то, чем я занималась. Единственное, что ты делала - это осуждала меня. Отец был не таким. - Не знаю почему, но это вырвалось у меня как то неожиданно и неконтролируемо. Однако я всегда считала, что отец понимает меня больше.
Маму это разозлило, и остановиться она не могла.
- Ты так ответила мне за одно слово. Я просто много на тебя возлагаю, ты моя надежда и я хочу...
- Бла, бла, бла. Я где-то это слышала. Я не собираюсь быть такой же неудачницей как ты. Еще я не хочу идти по твоей планировке и быть юристом. И еще ты мне надоела. Если тебе не нравится то, что я тут пишу сейчас на холсте, либо тебе я вообще сама по себе не нравлюсь, тогда шла бы ты отсюда!
Тут моя злая ведьма разревелась, и хотела было уйти, но перед выходом сказала одну фразу:
- Я тебе не прощу этого никогда! Ты всегда была какой-то ненормальной, не как твои ровесницы! Ты мне не дочь теперь! Спасибо за все!
Она сразу с треском вылетела. Вдруг у меня резко схватило в области груди, затем так же быстро отпустило.
Как ни в чем не бывало, я продолжила писать.
Несколько месяцев проходили также убого за холстом. За эти три месяца я написала тринадцать картин. Подходила сессия, и тут мои проблемы начали появляться из-за горизонта. Теперь я должна была либо родить эти знания, либо прочитать все очень быстро. Меня отчислили. Я решила не говорить маме, но понимала, что она всё равно узнает и еще хуже будет, хотя куда еще хуже.
Потому через день я ей все рассказала, а если быть точнее она мне.
- Значит, так. - Теперь она не хотела со мной церемониться. - Я уже позвонила и тебя восстановят. И теперь я лично буду следить за твоим образовательным процессом. Все, спокойной ночи, до завтра.
Я не могла её узнать. Она была совсем другой. Это пугало даже. Это было в декабре. Я этот день запомнила надолго.
Еще месяц прошел убого. Я решила скрасить свою жизнь и параллельно продвинуться в искусстве. В нашем городе как раз проходила передвижная выставка. Я собрала свои творения в трубочку, бросила в мешок и отправилась туда. Меня записали на прием и я пришла к хозяину выставки в его офис. Кабинет у него был небогат. Рядом со столом стояла трость из красного дерева, инкрустированная драгоценными камнями. Сам директор смотрел на меня как на пустышку и по глазам было видно, что он ждал пока я уйду.
- Здравствуйте, меня зовут Алена. Занимаюсь изобразительном искусством уже пять лет, хочу попасть на вашу выставку, Михаил Аркадьевич.
Директор выставки оказался немного грубоватым. Правда, все началось с истерического смеха.
- Хахахахаха. А вы вообще кто такая, чтобы я вас "повесил" на выставке?
- Давайте я вам покажу свои работы.
Я развернула холст в воздухе.
- Послушай, доченька. Может это не твое? Как то сухо, будто ты плакаты для коммунистов рисуешь. Убого, понимаешь? Не позорься и я себя не стану позорить.
Это было очень дерзко и обидно. Я молчала и старалась делать вид, что слушаю его пустую критику. Знаете, я люблю критику, потому что она в каком-то роде полезна. Однако есть такая критика, которая ничего тебе не дает. В этом случае критика становится возможностью излить свой яд на кого-либо для самореализации. Я пыталась сдерживаться, дождалась, пока он закончит, и ушла. Как только я вышла на улицу я разрыдалась. Ветер на улице пытался меня успокоить. Только он теперь был моим другом. У меня не было друзей в университете, моя мать от меня отвернулась, а теперь еще и это. Зашла в ближайший киоск, купила тонких сигарет, посидела на скамейке в парке, помечтала. Вернувшись домой, забилась в своей комнате. Я воспринимала это как личное поражение, разящее наповал. Маме было теперь на меня плевать, и я теперь действительно ощутила одиночество.
Прошло 4 года, я закончила университет. Мама еще не нашла применение в жизни моей специальности. Закончила я Вуз с горем пополам. За эти четыре года многое изменилось. Я успела влюбиться в замечательного парня, понять, что он не достоин меня и послать его ко всем чертям. На почве нервного срыва и бесконечного стресса и волнения по поводу того, что я недостойна быть в искусстве, я стала злоупотреблять алкоголем и сигаретами. Мое сознание слишком круто рисовало мне мое артистическое будущее. Признание, уважение, премии, пресс-конференции, пресса - все это было частью моего личного бреда. Тем временем, все это пока не совпадало с качеством моих картин. Никто не знал тогда, какие мысли посещали мой мозг. Этот директор выставки, ровно 4 года назад, пытался меня уничтожить, переубедить. Я тяжело это перенесла, но всё равно не отклонилась от курса. Когда сегодня я вспоминаю, что выстояла, когда была под прессингом "черной критики", то понимаю, что я не такой уж конченный человек. Чёрт побери, я сильна и я добьюсь, чего хочу! Стоит тебе сказать эту фразу и все меняется. Вы знаете, книжки, социальный опыт, фильмы - все они рассказывают нам как раз о таком случае, как у меня. Во всех случаях людям кажется нереальным их взлет, однако через страдания и тернии они получают, чего хотят. Сегодня я задаю себе такой вопрос: "как такой человек как я, добилась такого международного признания". Я думаю, что не рассказала самого главного. По электронной почте недавно мне пришло письмо. Короче говоря, мои работы будут висеть скоро в музее Шпренгеля в Ганновере. Я давно учу немецкий, еще со школы, плюс повод поехать в Германию. Такого случая я ожидать и не могла. Когда первый раз увидела, разрыдалась как ребенок. Мне казалось, что это шутка, но когда-то и шутки становятся правдой.
Сегодня мы с мамой держим на дачу к бабушке. У бабушки замечательная дача творческой тонкой натуры. Дом весьма сдержанный, однако "пахнет" вкусом. В середине зала стоит старый бабушкин рояль, она хорошо на нем играет до сих пор, училась в музыкальной школе. Мама решила прилечь на диване рядом. Скрипя половицами я дошла до отдающего до сих пор блеском славы рояля.
- Мама, я хочу кое-что сказать.
Я уселась поудобнее за рояль и попробовала сыграть нечто грустное. И как ни странно это было похоже на нормальную игру.
- Я хочу извиниться. Я причинила тебе много боли, и не всегда понимала то, что ты для меня делала. Ты - мой ангел хранитель. Каждый раз когда я думала, что эта жизнь не для таких слабаков как я и готовилась закончить свои муки, я думала о тебе и мне становилось легче. Хотя ты со мной и не общалась, но ты помогала мне без слов.
- Ты, ты... - Маме было тяжело говорить, так как потихоньку её стали одолевать слезы, они поступили к горлу.
Она разрыдалась, взяла стул, подошла ко мне, села рядом. Обняла меня. Мама стала играть, обняв меня крепко и мы всхлипывали после каждого слова и рыдали как дети под звуки рояля. Мама неплохо играла. И так в течении двух часов мы сидели и качались из стороны в сторону, припевая и посматривая в глаза друг другу. Мы прожили этот момент в унисон. Как только мама закончила, мама обняла меня и сказала: "я прощаю тебя, разве могу я иначе". Затем она поцеловала меня крепко в щечку. Это примирение я запомню надолго. Знаете, а я ведь плохой рассказчик. Я даже этого еще не умею. Вот верь потом в таких людей как я. Это твоя песня мама. Моя жизнь это твоя песня.
Мама стала мне помогать в моем искусстве, нашла мне престижную работу и заработок и отправила в будущее с уверенностью в моем завтрашнем дне. Мой творческий талант стал более заметен. Появилось много знакомых известных художников. Только они конечно не осознают всей твоей истории, да и им это и неинтересно. Только ты и твои самые близкие люди знают, что ты пережила и как трудно это дается.
Знаете что еще. У меня таки появилась возможность поехать в Германию. И несомненно я посетила этот самый музей Шпренгеля. И теперь когда я сижу напротив своих картин на маленькой деревянной скамейке в большом каменном зале, я вижу все свою жизнь. Все-таки я завралась и стала знаменитой художницей. Я добралась до Дали, хотя он при жизни так и не смог прославиться, однако я люблю воображать себя рядом с такими людьми. Ему помогла его жена. Мне помогла моя мать и её вера. Каждому нужен свой ангел.
Есть много хороших артистов, но, к сожалению, лишь немногим удается стать знаменитыми при жизни. Сейчас, когда я смотрю на свои достижения в музее, я обливаюсь слезами счастья.