Аннотация: Эта встреча одному подарила дом, другому Путь. И теперь "вызывая изменения вещей он не осуществляет их сам; создавая, не обладает тем, что создано; приводя в движение, не прилагает к этому усилий"*. (* Дао дэ Дзин)
Посвящается Косте
Часть 1. Потеряшка
Игоряше всегда было жарко. Потому жил он в туалете, прямо за унитазом. Все чего удалось добиться Толе, это уговорить мохнатого не таскать под бачок еду. Но то, как подозрительно хрупали утром под его голыми пятками остатки вчерашних крекеров, подтверждало бессмысленность усилий Толика.
Мохнатый приживала приблудился к Толе недавно. Работа, сумасшедший ритм большого города, какая-никакая, пусть сумбурная и, как говорила мать "несерьезная", личная жизнь - отнимали время. Этой осенью Толя вырвался к родителям впервые за пять лет. Мать с отцом приезжали регулярно, а раз в год Волков вывозил предков на отдых и проводил с ними пару дней. Но выбраться в родной Кирулев так надолго, чтобы мама разрешила любимому сыночку в отпуске картошку копать, после окончания универа случилось первый раз.
То, что Игоряша небольшого ума стало понятно сразу. Куда нужно прятаться, чтобы тебя точно увезли с картофельного поля домой? В багажнике среди мешков с картошкой, в пустое ведро, в конце концов. Но Игоряша спрятался в сапог. В старый синий сапог, который Толик скинул после работы, пока мама суетилась, укладывая сумки, а отец курил в сторонке. Волков-старший вообще с большим уважением относился к тому, что два года назад сын бросил курить. Он сам пытался попрощаться с сигаретами безуспешно и неоднократно.
Толя сидел под нежным осенним солнышком, расправив уставшие плечи, шевелил голыми пальцами. Было хорошо. Просто хорошо.
- Эй, по коням, - отец подобрал с земли желтоватый лист, аккуратно завернул в него короткий окурок и сунул в карман. Сын с восхищением проводил руку отца взглядом. Батя не менялся. И это тоже было хорошо.
По-прежнему счастливый, чуть разморенный Толик лениво развернулся к оставленной в тени стоптанной паре. "Вот, дурак. Как умудрился?" - левый сапог почему-то не стоял бок о бок с братом, а валялся в нескольких метрах левее аккурат на самом солнцепеке. Толя даже скривился, представив в какую душегубку теперь придется засунуть успевшую глотнуть свободы и прохлады ногу. "Может, босиком, до машины всего ничего, - Волков пошевелил голыми пальцами в уже подсыхавшей местами траве. - Не. Ну ее на фиг, эту естественность". Хмыкнув Толя надел носки, натянул ближний сапог и запрыгал по колкой траве к беглецу на правой ноге.
Пребывая в душевной расслабленности, Толик ухватился за высокое голенище и, все еще блаженно улыбаясь, сунул ногу внутрь. Нечто в темной глубине мягко спружинило под пальцами и тихо пискнуло. На громкий Толин мат нецензурным эхом откликнулся отец, а мать схватилась за сердце. В подстегнутом испугом воображении отброшенный в сторону сапог неожиданно зачернел в сторону Толи автоматным стволом.
- У, истеричка, мыши не видел? - Петр Андреевич кинул в сторону сына толстый сук, - Шандарахни уже и поехали.
Для родителей все было просто, они уже отвернулись от произошедшего, буднично распихивая баулы по машине. А Толя смотрел внутрь резиновой темной трубы и примеривался к весу сучковатой палки в руках. Что-то тоскливо тянуло у него внутри, словно забытое воспоминание о тихой странной мелодии.
- Что ты копаешься? Мать устала.
Толик сделал решительный первый шаг, а темнота в сапоге мигнула.
Потом он объяснял отцу, что вытряс мертвую мышь всю в крови и совать ногу в такой сапог не собирается. Отец недовольно поджимал губы, сдерживая правильные комментарии. Мать внезапно оживилась и завела разговор о болезнях и свадьбах дальних родственников, переводя тему и вставая на сыночкину защиту. Толик же аккуратно придерживал ожившую обувь ногой, чтобы во время тряски случайно не опрокинулась, а может, чтобы непрошеного молчаливого жильца меньше подкидывало на ухабах.
Старую сараюшку, рядом с новым пеноблочным красавцем отец "сносил" второй год или третий год. Но видно руки не доходили. Там в полупустой простреленной лучами заходящего солнца пыльной узости и решил пристроить Толик глазастого найденыша. Трясти сапог не пришлось. Бурое нечто выбралось на божий свет само. "Сантиметров сорок ростом. Как он внутри... - Толик задумался, но сразу плюнул заморачиваться, бурый как мишка гость и весил явно больше, чем думал Толик, тягая сапог с места на место. - О чем я? Школьные уроки физики решил вспомнить? Это домовой. Настоящий домовой. Как там в википедии? Домашний дух, мифологический хозяин и покровитель дома. А я "как поместился"... Хотя домовой вроде на человека больше должен быть похож".
- Ты домовой?
Бурое мигнуло и промолчало.
"Молчит, значит".
- Молчишь? Ладно, буду кликать тебя потеряшкой, - Волков с силой толкнул от себя почти вросшую в землю дверь, снова свозя верхний слой поросшей травой земли. - Сейчас народ кликну, может кто скажет, кто ты.
От лишнего света и слов Толика гость вздрогнул как от удара, съежился и отступил на шаг назад. Нечёсаная длинная шерсть точно потянула его в густую тень, живущую в углу.
- Не прячься, все равно вижу.
- Я знаю, - голос потеряшка треснул старой глиняной чашкой.
- Разговаривать умеешь? Так говори, - Толя дернул назад собранные в полотно доски. Испугал, сработало и ладно, а если отец или мать увидят? Что тогда делать?
- Возьми меня с собой, - безнадежность дурной кровью пропитывала каждое слово бурого потеряшки, Волков понял - именно она лишала иного голоса не хуже тугой петли на шее.
- С собой? Зачем? И откуда знаешь, что это не мой дом?
Мохнатый, двинул плечами:
- Возьмешь?
Толя неопределенно покачал головой:
- Сначала ответь почему я, назовись как положено, и кончай мяться. Не хочешь говорить, как зовут, я тебя не держу. Дверь без замка, люди вокруг живут, иди куда хочешь.
- Игоряшей зовут. Все звали. А к другим не хочу. Ты меня видишь. Другие - нет. Снова один останусь.
- Хочешь сказать, ваших, таких как ты - мохнатых - нет рядом?
- Может и есть, только можно с тобой?
Толик вспомнил странно берущую за душу песню.
"Родителям лохматого точно оставить - жди инфаркта. Или отец в темноте наступит, или матери что почудится, ей с ее сердцем много не надо".
- Ты в квартире жить сможешь? В большом, - Толя задумался на мгновение, - в очень большом городе?
Потеряшка моргнул удивленно:
- Могу. Какая разница. Мы же в доме живем.
Волков вдруг понял, бросать бурого ему не хочется категорически. Не лежит душа выставлять за дверь, как найденного под подъездом и обогретого на одну ночь котенка. "Хотя чего проще. До людского жилья я его довез".
- Со мной поедешь, - сказал и отпустило что-то. - Через два дня, а пока сиди, не высовывайся. Если матери на глаза попадешься, сам шею сверну, не обижайся. Болеет она.
Волков пристально смотрел в подозрительно заблестевшие маленькие черные глаза, убедиться понимает ли. Дождался короткого дерганного кивка, сам кивнул в ответ и свалил побыстрее, подальше от лишних своих и чужих эмоций.
Обживался потеряшка в квартире Толика медленно и интеллигентно. Был тих, незаметен и вопросов не задавал. Совсем старался хозяина не беспокоить. Только ближе к нему держался. Когда Толе удавалось заметить Игоряшу, он всякий раз стоял так близко, что мог дотянуться до парня короткой лапкой. Странно было, что Толю, который всегда ревниво следил за соблюдением личного пространства, это не пугало, наоборот от мысли что Игоряша все время где-то рядом Волков чувствовал тепло.
Так и врастало странное бурое мохнатое с чуть удивленно приподнятыми бровями в жизнь Толика. Медленно, ненавязчиво и судя по всему навсегда. "Навсегда". Скажи кто это про девушку какую-нибудь у Анатолия Петровича Волкова случился бы острый приступ паники. А тут ничего. "Навсегда", ну и ладно.
- Еще мы готовим. Пальчики оближешь. Тааак готовим... - размечтавшийся Игоряша показалось Толе даже покраснел мохнатыми щеками, а может складочки на морде сложились особым образом, Толя не задумывался, просто чувствовал, мохнатый приживалка хвастается и млеет.
- Готовят. То-то я погляжу - Толик смахнул с табуретки кучку ярких глянцевых буклетов доставки еды на дом.
Игоряша на стуле напротив подобрал лапки и смущенно заерзал.
- Так-то взрослые или кого учили. Всему учиться надо, сам понимаешь.
- А ты что плохо учился? Прогуливал? По девчонкам шастал или с удочкой на речку?
- С удочкой? Это как?
- Что как? - не понял Толик, - Рыбачил в смысле. Рыбу из воды таскал. Что такое рыба знаешь?
- Это чтобы самому значит из воды вытащить и убить?
Толик поперхнулся, такое удивление и возмущение взорвалось в голосе мохнатого.
- Убить. Это ты верно подметил. А что? Мясо трескаешь дай бог, думаешь на дереве выросло? Ваши по сказкам вроде и за скотиной ходят. Или ты из белых воротничков?
- Белых воротничков? - Игоряша удивленно поводил короткой шеей.
- Белоручек, которые только руководят, а сами ничего...
- Да ты! Обидеть хочешь? Батюшка мой за шестью коровами ходил разом. Один между прочим. И матушка. Только не убиваем мы.
- Совсем?
- Совсем. Закон.
- А прижмет? С голоду?
- Почему с голоду? Если правильно хозяйство вести - дом полная чаша, на всех хватит. На хозяев, на нас.
- А хозяев нет? - Толик задал вопрос, и пристальнее пригляделся к мохнатому. Прошлое, точно сиротское прошлое Игоряши они не обсуждали. Пушистый не навязывался с причитаниями или тяжкими жалобами. Толик не спрашивал. Не понимал пока, как вести себя. Он и так прикипал неотвратимо, но если заглянет в тёмное прошлое мохнатого, то... Как гнать потом, если захочет? Мысли были глупые, от головы мысли - не от души, не от нутра. Толя сам понимал - глупые мысли, но слишком долго жил Волков рассудком. Им и на жизнь зарабатывал. Гордился даже, что крепко стоит на ногах. Потому и не мог легко принять проснувшееся внезапно, часто гнувшее свою особую линию, нутро. Душой это Толик называть отказывался. Хотя... "Я сижу и разговариваю с самым настоящим домовым и после этого пытаюсь отказываться верить... Не во всякую чертовщину. А именно -Верить".
- Если нет...
Игоряша замолчал. Голос бурого не сорвался, короткая лапка не смахнула прозрачной слезы. От этого взрослого серьезного молчания Толику стало еще тоскливее. Не похоже это было на Игоряшу, от того и было страшнее.
- Так лес, огороды старые, травки, корешки всякие, - ярко сверкнув глазами, потеряшка звонким голосом поставил точку, он не хотел продолжения.
И Толик вместе с глотком горячего чая проглотил свое "а зимой?" А мохнатый тем же звонким голосом продолжил:
- Голодал редко, а неучем остался, это ты точно подметил. Батюшка с матушкой сгинули, я маленький совсем был. Хозяев защищали, дом, меня и сгинули, - бурый продолжал рассказ ясным голосом, только спина была прямая и жесткая, какой Толик ни разу у него не видел. - Село наше уже тогда осиротело, вот сил не хватило сдюжить.
- Осиротело?
Игоряша кивнул:
-Когда сторож умер. Помню, всей деревней, рыдали. Люди тоже. Они-то просто по человеку, а мы, кто знал... Дед... Мать глаза выплакала. Я всего не понимал, почувствовал только, что раньше было хорошо, а теперь все плачут и Пусто. И холодно.
- Хозяин ваш сторожем работал?
Игоряша ухмыльнулся и посмотрел на Волкова как на желторотого птенца. Толик даже моргнул, таким явным было нарушение субординации во взгляде бурого.
- Нет. Тогдашний хозяин тракторист был, жена его на ферме. А Сторож он даже не в нашей деревне жил. Когда Тень пришла, он умер уже, вот родители и не справились. Сторож он для всех. За всеми приглядывает. От него свет, тепло, благоденствие. Точно живут все - и плохие, и хорошие - своей жизнью, но по одному закону. Как объяснить... Я и слова могу найти потому только, что уже знаю, как без него плохо. Ни песни, ни порядка, ни благоденствия. Стужа одна. Понимаешь?
- Нет, - честно признался Толик.
- Глупый ты, все-таки, - Игоряша продолжал смотреть на хозяина взрослым взглядом.
- Я глупый, а кто-то без ужина останется точно, если немедленно готовить не научится. Понял?
- Ага, понял, - Игоряша энергично кивнул, но выражение морды наглого не изменилось.
Толик чертыхнулся и свалил с кухни, совсем по-детски бросив на столе грязную посуду.
И Игоряша начал учиться готовить. Толик потом проклял себя за длинный язык. Пушистый сожитель упорно старался хозяина не беспокоить и во всем разбирался сам. В итоге Толик лишился сначала миксера, потом оттащил в починку комбайн. Ну а когда мохнатые лапки молча без вопросов, потянулись к боготворимой Толей кофемашине и дело закончилось криво вставленным фильтром, Толя не выдержал, притащил на кухню пожилой ноутбук. Волков показал Игоряше поисковую строку, видео, сайты с рецептами и бросил бурого на растерзание современным технологиям. Думал, с экспериментами на кухне покончено, увязнет гость в пучине разврата и легких развлечений. Ан нет, то ли мозги у потеряшек были скроены иначе, чем у людей, но просматривал потом Толик историю поиска. Только кулинарные сайты и только видео-инструкции к бытовой технике. Упорство и целеустремленность мохнатого заслуживали уважения.
И да, Игоряша читал. Медленно, сложно, не торопясь, но читал. А когда удивленный Толик спросил почему читать может, а готовить нет? Смешной коротышка пожал плечами:
- Мамка баловала, любила очень, все сама делала, батюшка ругался. А читать там или считать мне самому нравилось. Вот и вышло воспитание с перекосом.
- А зачем вам вообще книги? Всем потеряшкам в смысле?
- А тебе зачем? Записывать, хранить.
- Круто, однако. А почему?
- Не сохранил?
Толик кивнул.
А Игоряша улыбнулся лукаво:
- А кто сказал, что не сохранил?
- Ну я думал Тень эта, она приходила за чем-то. Может за книгами вашими. Мы же про книги сейчас говорим, верно?
- Тени книги не нужны. Зачем, ей сказки или, когда кто родился.
Игоряша заметил удивленный взгляд Толика, который уже представлял размер игоряшиных книг и куда он мог их засунуть - "Может суму какую проглядел на мохнатом при встрече? - и рассмеялся:
- Да нет, не при мне в смысле. Спрятал и место запомнил. Когда...
- Что когда?
- Спросишь, когда, отдам.
Толик даже хмыкнул:
- Мне зачем? Своего добра хватает и головняка тоже. Продавать же не станешь? Как раритет?
- Раритет?
- Диковинку дорогую.
- Не стану конечно, вот насмешил. Но ты запомни - понадобятся, поедем и заберем. Там не только наше добро. Сторож умер, книги его наши с рук на руки передавали. У нас и осели, так что...
- Да не нужны мне еще книги, ни ваши, ни сторожа твоего. У меня от твоего "сторож" скоро уже дырка в темени и комплекс неполноценности образуются.
Толик не преувеличивал, после разговора на кухне, мохнатый поминал этого сторожа к мести и не к месту. Постепенно Волков начал подозревать, что потеряшка путает Сторожа и Бога. "Но почему "умер"? Не Игоряша, а Ницше доморощенный какой-то выходит".
Тень
Именно из-за упорного нежелания мохнатого задавать вопросы и случилась беда. Дверь толиной квартиры выходила в небольшой квадратный тамбур. Соседки - две веселых студентки первокурсницы - только вырвались из-под родительской руки и во всю пытались распробовать вкус свалившейся свободы. Жить рядом с ними было иногда весело, иногда громко, иногда откровенно утомительно. Сложнее всего Волкову пришлось в самом начале, когда две юные дивы, каждая в свой черед пробовали на нем новорожденные женские чары. Толе в его двадцать девять было чуть-чуть смешно и чуть-чуть завидно. Такой напор и самоуверенность. "Где мои 17 лет", - в очередной раз думал Толик, отбиваясь от шаловливых рук и голубого взгляда с поволокой соседки Кати или протискиваясь мимо невероятно роскошной груди соседки Миланы. К середине осени все устаканилось, испробовав на Волкове не по возрасту немалый боевой арсенал, девчонки успокоились и забегали за солью или картошкой совсем в неглиже, то есть без боевой раскраски и в растянутых шортах.
Но устраивать меньше вечеринок от этого не перестали. Повод у них был железный, до сессии далеко, а с народом в группе нужно знакомиться. Шумные посиделки раз в неделю, музыка, смех, удары басов за стеной и распахнутая дверь тамбура. А тамбур Игоряша считал частью их дома.
Потеряшка конечно удивлялся почему хозяин так спокоен, когда через его порог шастают чужие люди, но делал это молча и вопросов не задавал, по обыкновению. Просто делал свою работу и приглядывал за чужаками. Толя и не догадывался, что каждую вечеринку каждого нового гостя встречает, тихо сидя в углу тамбура, лохматый дозорный.
Она пришла за кем-то из гостей. Тонкая бледная тень, не заметная никому кроме маленького стража в углу за хлипкой пластиковой этажеркой. Может тоска или неоконченное дело потянули ее за бьющими энергией молодыми людьми, может она давно волочилась за кем-то. Но она пришла, а впустить ее Игоряша не мог, не должен был, не имел права.
Он возмужал круглым сиротой - один в холодном пустом доме - из воспоминаний и уроков с ним остались только буквы и совсем важные самые главные сказки. Семья была большая крепкая, защитников хватало, учить мальца сражаться не спешили. Может опять матушкина любовь была виновата...
Точно Игоряша знал одно - дальше оно не пройдет. Поэтому ощетинился и зашипел из своего угла громко и протяжно. Тень остановилась. Ее тоже ничему не учили. Она тоже ничего не знала кроме тоски и неоконченного дела. Она уже почти успела забыть, кем была в прошлой жизни.
Поэтому и удавочку на Игоряшину мохнатую шейку накинула самую простенькую. Задержись родители бурого в этом мире чуть подольше, он бы избавился от нее шутя, может и вовсе бы не заметил. А теперь он почувствовал, как леденеют руки и ноги, как тонкая дымка безразличия затягивает образ Толика и... мир.
История не знает сослагательных наклонений и здесь все случилось так, как должно было случиться. Толик в ярких бриджах и майке вышел в тамбур, чтобы призвать малолеток к ответу. Завтрашняя важная сделка обязывала его предстать свежим энергичным и авантажным. Тень он увидел сразу. Почему-то не удивился. Как не удивился и тому, что очередная пара громких первокурсников, ввалившаяся с лестничной клетки, легко прошла сквозь Нечто. Только парень кинул в сторону странно застывшего в дверях квартиры Толи недоуменный взгляд.
Волков смотрел на Тень и крошечного Игоряшу заметил не разу. Отреагировал на движение, когда мохнатые ножки потеряшки подломились, как картонные. Игоряша упал на пол и заскреб лапками по шее. Все было ясно без слов.
- Отпусти.
Если бы у Тени была голова, она, наверное, наклонила бы ее озадаченно к плечу. Так Толя понял исходящие от нее ощущения.
Игоряша продолжал скрести лапками.
- Отпусти, сделаю что попросишь.
Позже Волков думал, почему сказал именно так - не "отпусти, пожалеешь" или "изыди, тварь". Не перекрестился, не схватился за нательный крест. Просто сходу начал торговаться. Может потому, что на свой бутерброд с маслом зарабатывал в переговорной?
И опять случилось, как случилось. Игоряша на полу втянул воздух длинным облегченным хлюпающим вдохом. А тень придвинулась к Волкову и заглянула в него. Как иначе описать пришедшее чувство? Именно заглянула или может, наполнила Волкова собой? Внутри Толика стало холодно и туманно, окружающий мир исчез. А в правой ладони Волкова, утыкаясь ребрами в пальцы, отчаянно завибрировала плоскость смартфона.
В ответ на вибрацию Волков скосил глаза и довольный привычно одобрил острую гладкость хищного маникюра на тонких пальцах. Руль из левой руки вырвало. Где-то рядом кто-то взлаял, а может и всхлипнул, коротко и страшно. Толю мотнуло из стороны в сторону, ударило. Раз, другой. Больно. Разбухая, вырастая стеной между Волковым и миром, Боль потянула за все в Толике разом, вытесняя сознание. Но Волков сопротивлялся. Вдруг мучительно важным показалось открыть глаза. Воспоминание о чужом всхлипе, а может и лае, почти вернуло его - его? - из-за грани. "Ромочка, - охнуло в голове женским голосом, - Ромочка, милая, ко мне". Волков почувствовал, как его пальцы слабо дернулись в поисках маленького шелковистого ши-тцу. Почему ши-тцу? Откуда я это знаю? "Анжела. Меня зовут Анжела".
Очнулся Волков от причитающих стенаний. Обронивший рассудок потеряшка бился в соседскую дверь и выл в голос. "Зря он, за музыкой не слышно", - подумал Толя и закрыл глаза. Он сильно удивился, когда сквозь вату в ушах начали пробиваться звонкие раздражающие голоса, и его потянули куда-то.
Конечно, утром авантажным вид Волкова назвал бы только слепой. Он и подняться вовремя сумел только благодаря суетливым, но молчаливым хлопотам потеряшки. Но документы были подготовлены заранее. Помощника своего Олега Толя выдрессировал на славу и готов был через пару месяцев отпустить в самостоятельное плавание. Шипучий парацетамол в гигантской подхалимской кружке с красной надписью Boss на время освободил от боли. Нежно сиреневая рубашка скрыла зеленоватый цвет лица. Идеально выбритый подбородок и стрелки на брюках изумительно сидящего костюма в очередной раз спасли ситуацию. Что было у Волкова в голове - второй вопрос.
"Главное, чтобы это чокнутое дерьмо не всплыло на поверхность", - думал Толя с широкой улыбкой, пожимая очередную протянутую руку. А дерьма в его голове со вчерашнего вечера плавало немерено. Именно плавало. Стоило слишком резко повернуть голову, и Толе начинал мерещиться красноватый отсвет лака на его коротких ногтях, чей-то лай или запах сладких как грех духов, такой чужой в светлой переговорной среди десятка суровых взрослых мужчин в строгих костюмах.
Когда все было позади, Толику захотелось забиться в угол, сесть прямо на пол, так чтобы из входной двери кабинета его нельзя было увидеть ни под каким видом и ухватившись покрепче за волосы стукнуть пару раз себя затылком о стену. Вдруг поможет, и в образовавшуюся трещину войдет капля трезвого рассудка, потерянного Волковым в тесном квадратном тамбуре двенадцать часов назад.
"И что мне мешает так сделать?" Волков сел на пол и навалился на стену. Ударяться головой о хлипкую гипсокартонную перегородку Толя не решился, зато удивительно удачно вытянул длинные ноги, оперся затылком, закрыл глаза и попытался прислушаться к той частичке, что оставила в голове вчерашняя гостья. Прислушаться не получалось.
"Да чтоб тебя, Матусевич!" - выругался вслух Волков и прикусил язык. Анжелы Матусевич в его знакомых отродясь не значилось.
Что от него хочет Тень Волков понимал. Сериалы, куски мистических передач, мелькавшие на экране, когда пультом от телевизора завладевала Танька, одна из немного задержавшихся бывших, просветили. Тень хотела закончить дело, и закончить его за нее должен был Волков.
Утром Толик, прикладывая к саднящему изнутри лбу благословенную чашку с кофе, спросил потеряшку, нужно ли ему выполнять свое обещание.
- Конечно, нет хозяин. Оно надо тебе так беспокоиться. От меня только пыли больше, - отвел Игоряша в сторону маленькие тёмные глазки.
От чего Волков сразу понял - надо. Нужно, если он не хочет потерять бурое нечто, забравшееся к нему в сапог месяц назад.
Дверь щелкнула, и Толя увидел носки сверкающих туфель своего помощника.
- Да, нет Пал Сергеич, нет его, может провожает "Интермедеор" до гостиницы? - захлопнул дверь переговорной Олег.
Слава богу, что не увидел - вопросов меньше. Все-равно в этом деле он мне не помощник. Кряхтя Волков поднялся с пола, расправил плечи и уже на автомате отмахнулся от лая призрачной собаки у него в голове.
"Ши-тцу. Это точно порода. Мелкая и пушистая. Ищем".
То, что окажется так просто, Волков не ожидал. Он конечно знал - в сети можно найти все и почти сразу, особенно если человек не скрывает своей личности, но так быстро... Анжела Матусевич личности не скрывала, скорее демонстрировала ее ярко и чуть пошло окружающему миру, даже и после своей смерти.
Белый отблескивающий глянцем гроб. Безутешный муж, лет за сорок. Простое лицо. Не наигранные эмоции. Жуткие мешки под глазами. На руке часы Патек Филипп из лимитированной коллекции. Как у людей в общем. "А может и лучше", - думал Толик приглядываясь к лицу вдовца. Мужик действительно выглядел раздавленным, да и фотки явно были левые. Родственники фотографа на прощание не приглашали, и он довольствовался съемкой из-под полы.
"И как теперь выяснить какое неоконченное дело могло быть у... - Волков пригляделся к мелкому шрифту под фотографией, - "двадцатидвухлетней дивы"? Да такое, что теперь она волочится за всяким прохожим и уже почти забыла себя. Сколько прошло времени? Два месяца. Надо заметить на будущее, как быстро они теряют память, может пригодиться".
"Пригодиться! - Волков одернул себя, - Ты идиот? Эту бы мирно спровадить", - Толик вдруг вспомнил жалостную позу скребущего лапками в удавочке Игоряши. В животе стало холодно. Снова где-то на задворках памяти завыла собака.
"А что случилось с мелкой? Может у нее тоже неоконченное дело, и она подселилась в мою башку вместе с хозяйкой? Надо посмотреть. Вдруг хоть от этого жуткого воя удастся избавиться", - Волков замелькал виртуальными страницами. Собаку нигде не упоминали. От слова совсем.
Нет она была, на гламурных фотках, в сумочке на плече у хозяйки, в личном канале в инстаграмме и ютубе. У нее даже подписчиков было на пару порядков больше чем у Волкова. Но после смерти Анжелы как отрезало. Возможно мужику все эти каналы до Луны, и живет мелкая пушистая нормальной собачьей жизнью, где-то на задворках огромного особняка по Новой Риге? Толя откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и прислушался к себе. Нет, не живет. Тогда где маленький лакированный гроб с золотыми вензелями в пару к элегантному месту успокоения хозяйки?
"Точно, а где похоронили собаку?"
Сначала Волков пробовал искать сам, читал комментарии под постами о смерти, позвонил в редакцию, узнал имя журналиста, который написал самую большую и подробную статью-некролог. Черт, он даже на кладбище к Матусевич смотался. Разговаривал с мужиками, хотел узнать, не похоронили ли с Анжелой собаку в нарушение правил. Деньги они и не такое решали. Неделю он бился. Все четче понимая, самому без помощи не обойтись.
- Не было там никакой собаки, какой раз тебе сказать?
- А...
- Волков, ты угомонись, дай пива спокойно выпить. Мало того, что вспоминаешь об однокурснике, раз в полгода.
- Ну не полгода, я звонил тебе три месяца назад, -Толик виновато хлюпнул темным.
- Ага, звонил. Сам в зюзу, Спартак Зениту продул. Это звонком считаешь?
Волков не ответил, и даже нос в кружку засунул поглубже.
- Вот и молчи, и слушай. Я протокол смотрел, с опером, что выезжал на место аварии, созвонился. Там шумно было. Вдовца еле от тела оторвали. На машине маячок стоял, муж об аварии узнал раньше дэпээсников. Не было там собаки. Ни в машине, ни...
Толик с надеждой поднял глаза на лучшего друга своего Витьку Елкина. Больно пауза звучало многообещающе. Ошибся, просто пиво было вкусное и очередной глоток старшего следователя Виктора Елкина затянулся.
- Трава по пояс, кусты, разбитый в хлам мерс, рыдающий муж - были, собака - нет.
- Ладно, - Толик устало потер висок, гудело невыносимо. Раздвоение личности - а как еще назвать чужой голос в стонущей башке - усиливалось. Даже темное крафтовое не помогало.
- Трава говоришь... Высокая?
Витек поперхнулся:
- На кой... - потом посмотрел на Толю, как на убогого, и видно не понравилось ему что увидел, перевел друга в разряд сумасшедших упрямцев и ответил:
- Высокая, по колено где-то.
- Значит, труп мелкой собаки могли и...
- Могли, - одержимый огонь в глазах Волкова явно Елкину не нравился, да и синяки, и морщины, точно Толик постарел за полгода прошедшие с последней встречи лет на пять, - Могли Толя, никто в той ситуации не стал бы заморачиваться. Все понятно было, да и девчонка молодая совсем, жалко. Если бы муж спросил. Но он не спросил. А парням откуда знать, что собака была?
"Логично. Чертовски логично. И это надежда, чертова надежда не на избавление даже, а на проблеск этого избавления. Спасибо, друг", - погруженный в мысли Волков не заметил, как внимательно рассматривает его Виктор.
- У тебя случилось чего, ты полгода не звонил? С родителями все хорошо? На работе?
- Да. Норм, - Толик наконец встретился взглядом с другом и понял, что испугал того не на шутку. "Так фигово все?" - Волков попробовал отследить свое отражение в гладком зеркале темной столешницы. Смотреть в искренне обеспокоенные глаза Елки ему не нравилось. Точно они говорили ему - Волков ты в глубоком дерьме. "А-то я не знаю... О-хо-хо, Витя... Рассказать-то как? Это ведь клиника. Не Игоряшу же показывать..." - последняя мысль показалась нутру, не разуму, пресловутому нутру Толи до предела глупой.
Бумажка с местом аварии еще похрустывала в кармане Волкова, а его уже приняли. Прямо у входа в подъезд, и возмущенные крики бабулек-склочниц с низенькой старой скамейки не помогли. Скрутили, запихнули в утробу темного внедорожника. "Спросили б как зовут, убедиться верного ли парня тащат". Волков возмущался, но рук не распускал и не сопротивлялся. Проблем с "такими" у него не могло быть в принципе. Не пересекался он с хозяевами "таких". Бизнес где служил Толик был насквозь прозрачный и законный. Значит, ошиблись. Потискают, убедятся и отпустят. Да и была от крепких парней своя польза. Прилив адреналина вымел боль и голос Анжелики на время у Толика из головы. Ненадолго.
Ровно полтора часа спустя пульсирующую тяжесть под темечко Анатолия Петровича Волкова точным ударом из-за угла вернула кованная ограда. Высокое, под два с половиной метра, чудо кузнечного искусства. Мифические звери изнывали в объятиях диковинных цветов. Прихотливый узор извивался и полз вслед за машиной с крепкими парнями и Волковым, зажатым между чужими упругими телами. Металлические волны, одна за другой накатывались на сознание Толика, погружая в глубины чужой жизни и смерти.
Анжелика. Она была счастлива там за высокой оградой, маленькая любительница собак, инстаграмма и жизни на показ. Светская львица, любящая жена - Волков мог поклясться, Анжелика Матусевич вышла замуж не за большие деньги, а по любви, - мама для единственного четвероногого ребенка.
"Поэтому он о собаке и не вспомнил", - подумал Волков. Слишком часто Анжела называла дочкой мелкую мохнатую зверюшку. Мужик хотел детей. Настоящих детей от любимой женщины. Немного сумасшедшей, иногда раздражающе активной девчонки в два раза моложе. Как Волков это понял? Ведь не олигарх, его молодая жена влезла к Толику в голову. А по взглядам, что бросал в воспоминаниях Матусевич любящий муж на пушистую ши-тцу в руках жены. Может сама Анжелика их не замечала по молодости и легкости характера, но Толик расшифровывал однозначно.
Водопад осколков чужой сущности погребал Волкова под собой, не оставляя сил сопротивляться. Замутило со страшной силой, так, что даже крепкие парни заметили:
Машина остановилась, и недовольный охранник распахнул дверцу, точно это могло помочь. Мутило Волкова не из-за машины, и не из-за страха. Просто попробуй утрясти в одном черепе две личности, одна из которых безостановочно кричит, умирая каждые десять секунд.
"Не остановишься, я сойду с ума. Ты не получишь, чего хотела. И жизнь мохнатого не поможет делу. Останешься вечно голодной бродяжкой. Себя забудешь. Ромочку свою забудешь. Роздыху дай! Ты не живая уже. Это не твой дом, идиотка! Уже не твой...". Разум Волкова в отчаяньи пытался подвести подо все рациональные основы и вопил, что Толик идиот, разговаривать не с кем, воспоминания мертвой принцессы Толику не ответят, а душа Анжелики бродит где-то Тенью. "Да, я идиот. Не ответит, но..." - вдруг Волков понял, он спорит сам с собой в полной тишине. Недоверчиво прислушался. Анжела молчала. Многометровая ограда превратилась в мертвый помпезный забор. В голове пусто и звонко, звонко до чистоты.
Толик выдохнул и улыбнулся:
"Спасибо, тебе Матусевич. Не бойся. Сделаю что обещал".
Охранники провели Волкова мимо бело-золоченого, но удивительно красивого соразмерного дома. Вдоль по песчаной плотной дорожке, в глубь, между высоких деревьев и ярких клумб. К плоскому широкому деревянному нечто с широким крыльцом на десятке резных столбов.
"Это баня. Хоть мрамором пол выстели, баню каждый узнает. Почему тут? Живет он здесь что-ли?" - размышлял Толик, разглядывая плотного шатена в бордовом халате и широких черных штанах. Мужа Анжелики Матусевич он опознал легко, хотя простыми последние два месяца для богатого человека явно не стали. Не в отеках дело, просто даже на фотографиях с похорон вдовец выглядел моложе.
- Представляться не будем. Не зачем. Ты проходи. Не тушуйся. Думаешь, почему в бане? Живу я тут. Тепло. Уютно. Да и кровь смывать удобнее. Так что не тушуйся, проходи.
Хозяин махнул в сторону одинокого стула рукавом шелкового халата. Толик сел, а муж Анжелики тиснул со стола плоскую бутылку и, сдвинув голова к голове два угловатых стакана, плеснул в них жидким огнем. Толкнул один в сторону Толи.
- Любовник ее? - гулко двинулся вслед глотку огненной воды кадык на чисто выбритой профессионалом шее.
- Кого?
- Анжелы, кого? Жены моей.
Волков бы отшутился или ответил вопросом на вопрос - "С чего взяли" или что-то такое, но взгляд у страдальца был нехороший. Тон легкий, точно и не важен ответ ему, а взгляд нехороший, темный. Нутро Толика почувствовало.
- Нет, - Волков замялся, но темный взгляд требовал полного ответа.
- Друг? - усмехнулся олигарх.
"И что сказать?"
"Правду", - вдруг ощутимо подтолкнуло нутро Толю под руку.
- Друг, спрашиваю?
Толик вдохнул-выдохнул. Господин Матусевич напрягся в кресле, шелуху его напускного безразличия уносило в даль вчерашней осенней листвой.
- Не любовник, не друг. И не встречал ее при жизни ни разу.
- Врешь, сука. Зачем тогда расспросы на кладбище? Журналиста дергал. Страховой агент, сука? - маски летели в сторону, глаза мужика в кресле покраснели, пальцы сжимали стакан как гранату. Нутро Волкова уже видело кусок хрусталя летящим Толику в голову, а разум послушно просчитывал вероятную траекторию.
- Не агент. Сложно все. Выслушаете, расскажу. Только правду, - Толя заставил себя смотреть прямо в глаза чужой боли.
И что-то дрогнуло в ней, не сдвинулось, только дрогнуло в ответ, а Волков это почувствовал.
- Попробуй, - чужая боль как щитом прикрылась новой усмешкой, но не получилось. Не хватило мужику цинизма.
- Два дня назад я столкнулся с Тенью... с душой вашей покойной жены. Увидел ее. Так получилось. Не сразу понял кто она. Она себя почти не помнит. Но фамилию, как погибла почувствовал.
- Ты экстрасенс? Это развод? Тогда ты ещё глупее, чем кажешься.
- Я говорю правду. На меня все свалилось неделю назад. Неделю назад я был обычный человек. Вы меня наверняка проверили. Универ, офис, карьера, начальник отдела, последняя сделка успешная два дня назад. Обычный я. Был...
Тишина, что стягивалась коконом вокруг них, ее уже можно было потрогать руками. Еще пару секунд молчания и Толик так бы и сделал - протянул руку и пощупал бы воздух.
- Ну. Дальше что? Увидел Анжелин дух.
- У нее есть дело. Какое не понимаю. Его нужно закончить, и она...
- Уйдет? В рай?
- Не знаю, - Волков видел, не такого ответа ждет чужая боль, но честным нужно было быть до конца, - Тогда я сделаю, что обещал, и она оставит меня в покое. Что с ней самой будет дальше, не знаю.
- Теперь ты должен сказать, что можешь дать мне с ней поговорить, подпустить пару редких фактов из нашей жизни и попросить денег. Много денег. Тебе будет казаться, что много, а я про себя посмеюсь...
"Денег" - хорошая причина. Вернее, единственная, которую примет от меня шатен в шелковом халате. Иначе как объяснить, зачем я ввязался? Из-за мохнатого потеряшки? - Волков вспомнил взгляд мужа Матусевич на ши-тцу. - Деньги - идеальное объяснение, но это ложь".
- Не попрошу. И поговорить вы с Анжелой не сможете. Я даже не уверен, что сам еще раз ее увижу.
- Ты точно экстрасенс? Странный ты какой-то.
- Не я, вы меня экстрасенсом назвали. Мне ничего не нужно, только понять, что за дело держит дух вашей жены в этом мире. У вас идеи есть?
Волков пристально взглянул в глаза вдовца и впервые разглядел их цвет, зеленые глаза в рыжую крапинку были у богатого измученного болью человека. Удивительно, но и тот посмотрел на Волкова в ответ. Посмотрел и увидел.
Сверкающий лаком бентли на пустом шоссе на месте аварии смотрелся как кадр из дорогого голливудского боевика. Желтая высохшая трава по обочине уже полегла местами от холодных осенних дождей. Ее было по-прежнему много, но и крепких парней в костюмах и синей униформе тоже было немало. Сергей Сергеевич, так звали мужа Анжелы, согнал сюда всю охрану и весь обслуживающий персонал поместья. Толпа получилась не хилая. Он сам сначала курил, выставив ноги в темных брюках в распахнутую дверцу авто, а потом натянул перчатки, спустился с полотна в кювет и принялся ворошить острыми носками туфель из змеиной кожи желтые рыхлые холмики.
И они нашли. Крошечную кучку костей, скомканную, почти не похожую на собаку. А после кто-то глазастый вытащил из-под нее кожаное кольцо с золотым адрессником и россыпью когда-то прозрачных камней, плотно обросших грязью. А Сергей Сергеевич сделал то, что Волков от него не ожидал. Матусевич коротким взмахом руки отогнал своих подальше, стянул с плеч пиджак, уложил на подгнивающую траву рядом с желтоватым мятым черепом и принялся перекладывать кость за костью прямо поверх крошечных алых стежков ручной работы неизвестного Волкову итальянского кудесника. Собрал молча, положил сверху ошейник с медальоном, завернул осторожно и погладил темный сверток:
- Ты прости, мелкая, что забыл. Всякое бывало, но она тебя любила... Анжела, прости меня, а?
Толик не видел лица, видел только сгорбленную спину опустившегося на корточки мужчины. Но даже эта спина в натянутой на лопатках тонкой рубашке была невыносима. Волков сглотнул, зашарил в кармане в поисках сигареты, отвернулся и почувствовал - отпустило. Его отпустили. Просто, без посторонних звуков, лишних нежностей. Лопнула натянутая нить, что намертво связывала Волкова и серую Тень по имени Анжелика Матусевич. И теперь Толя точно знал, как ответить на вопрос Сергея Сергеевича "Уйдет? В рай?" Потому что Матусевич ушла. В Свет. И на это он мог положить не голову даже, душу. И мужик тоже почувствовал, потому что, поднявшись с колен, посмотрел в глаза Толику совсем иначе.
"Охренеть. Сверток с костями в руках не мешает. Как может полегчать человеку. И слава богу, - подумал Волков и прикусил язык, последнее время он стал осторожен с упоминанием всуе. - Вот бабушка узнала бы, порадовалась".
Смешно говорить, что и Игоряша все понял. Мохнатый встретил Волкова накрытым столом в детском фартуке с рисунком глазастой машинки на широком кармане, Толя подарил ему две недели назад.
- Хозяин, ты справился. Спасибо, хозяин, - Игоряша кланялся низко и серьезно, так серьезно, что Волкову жутко захотелось сморозить что-нибудь от смущения.
- Так ты меня и сторожем скоро назовешь, - ляпнул Волков.
Часть 2. Атмосфера
Ведьма
Красотку в клубе Волков подцепил легко и привычно. Оба взрослые, если судить по голым безымянным пальцам - оба свободные. Хороший секс должен был стать прекрасным завершением вечера. Он им и стал. Только до квартиры Волкова они не добрались. У Толи давно не было так - в подъезде, пусть и в два часа ночи, но почти у всех на виду. Сажая горячую штучку в такси, Волков почти хотел спросить её номер. "Только секс" или "без обязательств". Но ее телефон, твой звонок, новая встреча и вы обрастаете десятком ниточек, которые может исчезнут, а может зацепятся и потянут... или прорастут глубже, а Волкову сейчас своих сложностей хватало. "Зачем заморачиваюсь? Не готов? Хорошо. Ладно". И все же провожая огни наемной машины глазами, он почти пожалел о принятом решении.
- Проводил?
- Кого? - Толик дернулся заполошно, последнее, что ожидал Волков услышать в темноте ночного тамбура, это голос Игоряши.
- Ведьму, кого еще, - мохнатый соглядатай деловито приклеился к Толиной ноге и потащился за ним в ванную.
- Твое какое дело?
- А она не глупая, в дом не поперлась. Почуяла, - бурого распирало от гордости, - знала, что будет.
- Игоряша, я тебя умоляю, помыться дай, - расслабленный и довольный Волков пропустил слова потеряшки мимо ушей.
- Ты только в следующий раз аккуратнее, сразу спроси, что ей нужно. Мало ли что, хитрые они, ведьмы. Прямо соврать она с... тебе не сможет.
"По-быстрому отделаться не получится", - вздохнул Волков и обречено присел на край ванны.
- Договаривай уже чего там.
- Так я сказал все. Не забудь прямо спросить в следующий раз, ага?
Толик закатил глаза:
- Первое, с чего ты решил, что девчонка, с которой я в подъезде...
- Миловался, - радостно сверкнули круглые глазки.
- Ладно, миловался, - кивнул Толик, закатывать глаза было уже некуда. - С чего ты решил, что девчонка ведьма?
- Девчонка? - Игоряша захихикал мелко, заливисто и обидно. - Ей лет сто, не меньше. Сильная. Не всякая нас с ходу чует. Мы напоказ не живем.
- Совсем крышей поехал. Сто? Ты прости меня мой мохнатый друг, но я с ней плотно так "миловался", и сколько ей может быть ручками ручками так сказать...
- Ага, - Игоряша прищурил на Толика правый глаз, - только ведьма она, хозяин, и ни ручки, ни глазки твои ясные тут не помощники. Ты ее домой привез? Или сразу удумал только перед порогом того-этого?
- Домой, - задумался Толик, что-то в словах потеряшки зацепило его все-таки.
- Домооой, - показалось, Игоряша сейчас сцепит короткие лапки за спиной и начнет мерять пол перед Волковым точно настойчивый препод, - и она не против была.
- Не против.
- А потом, как в подъезд вошла, так и...
"Точно", - тело Волкова полыхнуло, сияющими каплями раскаленного металла выбрасывая в мозг кадры слепящих воспоминаний: обжигающий шепот в ухо у основания подъездной лестницы, дорожка коротких колючих поцелуев на его шее, тонкая рука, тянущая вверх по ступеням, и волна вспыхивающих и гаснущих за спиной светильников с датчиками движения. Вспышка света, несколько поцелуев во тьме и новая вспышка обнажавшая их страсть для мира и нежеланных свидетелей.
"Она. Не я".
- Сто лет? - Волков сглотнул.
- Не меньше, а там кто знает. Ведьмы они такие... ведьмы.
Толик тряхнул беспутной головой и решил плюнуть на все. Ну летает девчонка на метле ночами. Не живи с Волковым Игоряша, Толя бы и не узнал об этом. "Круто было? Было. Детей я с ней крестить не собирался".
- Успокойся, бурый. Не будет следующего раза.
- Ага, - хмыкнул мохнатый и наконец выкатился из ванной.
"Не поверил", - Толику было смешно, наверное, в мире Игоряши, миловаться на раз было не принято. Улыбался он ровно до той минуты, как из кармана штанов выпал твердый как грех, сверкающий золотом обрезом прямоугольник визитной карточки. "Семенова Ираида Витальевна". Теперь Толик точно поверил, что "сто не меньше", не бывает у молодых девчонок таких карточек. Не в цене дело - в выдержанной как хорошее вино элегантности.