Светлана еле дождалась, пока дом затих, погруженный в сон. Открыла окно, завесы, заранее смазанные постным маслом, не скрипнули, и выбралась наружу. Пробралась по росяному лугу на берег заводи, остановилась возле березы и сложила руки на груди в молитве. Подумала еще, не стать ли на колени, но слишком уж холодной показалась трава ...
- Мать берегиня, спаси меня, несчастную.
Налетевший порыв ветра переплел нависшие зеленые ветви. Где-то далеко, в подступающем к деревне лесу, заухала сова. Вряд ли это был отклик той, к кому она обращалась.
Что же, пришлось опускаться на колени.
- Мать берегиня, смилуйся.
Стоять было неудобно, она нащупала и вытащила из-под коленки камень.
- Подай знак.
И бросила камень в воду. Тот плюхнулся с громким всплеском, казалось, все вокруг сейчас проснутся и сбегутся на шум. Обошлось, лишь волны, затихая, продолжали гнать рябь по воде.
- Подай знак. - Взмолилась девушка.
И тут на поверхности что-то всплыло. Предмет был небольшой и, покачиваясь, отсвечивал в лунном свете.
Светлана посмотрела, делать было нечего и, охнув, ступила в воду. Подобрав подол и ежась от пронизывающего холода, в несколько шагов дошла до предмета, схватила и торопливо выскочила на берег.
И только тут разочарованно выдохнула воздух из груди: это была бутылка, обыкновенный штоф из-под водки, с горлышком, закупоренным сургучом.
Светлана с досадой бросила штоф в траву. Потом, подумав, подобрала обратно и побежала на сеновал, чтобы побыстрее зарыться в сено: согреться и рассмотреть находку, возможно, в бутылке найдется что-то необычное.
Нет, в штофе ничего не было. Светлана покрутила четырехгранную бутылку в луче лунного света, всмотрелась сквозь мутное стекло: пустая. Хотя, и довольно тяжелая для своих размеров.
Уже ни на что не надеясь, она сняла висящий на стене серп и расковыряла слой сургуча. Освобожденное горлышко шибануло резким запахом алкоголя. Девушка зажмурилась и чихнула, так, что штоф выпал из рук, а когда открыла глаза, оказалось, что на сеновале она уже не одна.
- Ой.
- Не верехти. - Произнес мужичок сиплым голосом. Он был невысокого роста, со всколоченной, неопрятной бородкой и вытянутым заостренным носом. - Без твоих воплей башка разламывается.
Потом взял в ладонь жменю сена, поднес к лицу и с шумом втянул в себя воздух.
- Тимофеевка. - Изрек он с удовольствием.
- Вы кто? - Настороженно поинтересовалась Светлана. - И как сюда попали?
- Знамо дело как. - И мужичок со злостью пихнул ногой штоф.
- Так вы оттуда?
- Да. - И он витиевато выругался. - Ну почему опять баба попалась.
- Я не баба. - Обиделась Светлана.
Мужичок, прижмурясь, оценил ее фигуру.
- Ну, девка. Дело нехитрое, сегодня девка, а завтра ... А, может, сегодня хочешь?
Светлана зарделась.
- Дух, а туда же, охальничаешь.
- Я не охальничаю. Я пытаюсь предугадать желания. Как освободившая меня, имеешь право просить, требовать и приказывать.
- А что можно просить?
- Да все. Только, - он предостерегающе поднял вверх палец, - без фанатизма. А то сейчас начнется: принц заморский, замок на океане, нарядов немеряно.
- Не нужны мне принцы. - Сказала Светлана и слезы сами хлынули из глаз.
- Так, что за беда?
- Сваты завтра приезжают. Батя сказал, чтобы готовилась к замужеству. Мол, засиделась в девках. А я не хочу.
- Не хочешь, не будешь. Как жениха этого зовут, где живет?
- Терентий Зюкин. Дом на краю деревни, большой такой, крытый железом. Ворота деревянные, дубовые. На крыше флюгер в виде петуха. Ставни белые, резные, расписанные красными маками. А сам дом ...
- Не верехти, хватит.
- Я Светлана, а вы?
- Сам Гоныч я. - Торопливо ответствовал мужичок. - Значит так. Спать иди. Бутылку выброси. Надо будет вызвать - налей в стакан первачу, хлопни над ним в ладоши и скажи: "Приходи, угостись, к моей жизни прикоснись".
Штоф она не выбросила. Понаслушалась в свое время разных историй про сказочные создания, про их хитрости и уловки. Поэтому завернула бутылку в платок и засунула на дно комода с приданым, авось пригодится.
Необходимость повидать освобожденного духа возникла уже на следующий день. Самогона, правда, раздобыть не смогла, потому налила в стакан простой воды и произнесла заклинание.
"Приходи, угостись ..."!
- Что же ты, гад, делаешь?
- А чего случилось?
- Пожар у Зюкиных - твоя работа?
Сам Гоныч не отказывался.
- А сваты были?
- Да какие тут сваты, не до жениховства им. Нищие они теперь, Зюкины: ни кола, ни двора, одно пепелище. Хорошо, хоть сами живы остались.
Дух подвел итог.
- Ну, значит, желание выполнено, все в точности, как и хотела.
- Я не желала, чтобы с пожаром.
- Конкретизируй, когда приказываешь. - Сам Гоныч схватил стакан, сделал крупный глоток и брезгливо скривился. - Первача, что, нет?
- А разве духи пьют?
- Кто как. Я пью. Вернее, не пью, а выпиваю.
- А закусывать?
- Зачем, я же дух.
Светлана решила дальше не уточнять, чтобы не запутаться.
- Ну, а почему пожар?
- Потому как самое простое. Делать почти ничего не надо.
Девушка не поверила.
- Не надо. - Повторил он. - Щелкаешь пальцами и делаешь так. "Ху".
Он действительно щелкнул пальцами, отчего между ними проскочила искра, и одновременно выдохнул на них со звуком "Ху", образуя перед собой струю пламени.
- Но, неужели, нет других способов, не таких опасных?
- Сама предложи. - Обиделся Сам Гоныч.
- Например, чтобы Зюкины не посылали сватов, можно было ...
Странное дело, ничего толкового в голову не приходило.
- Наслать чуму. - Пришел на помощь дух.
- Какую чуму? - Не поняла Светлана.
- Лучше всего бубонную. Вернейшее средство.
- С ума сошел. Чтобы вся деревня обезлюдела.
- Тогда мор на животных.
- Нет.
- Заморозки на поля.
- Это в конце августа. - И она насмешливо постучала пальцем по виску.
Тут ее озарило.
- А пусть бы Зюкин влюбился в кого-нибудь другого. Вот, например, в Лукерью. - Выбрала она самую некрасивую девку на деревне, толстую и рябую сплетницу.
- Над чувствами не властен. - Заявил дух. - Если пожеланий больше нет, я пошел.
Все-таки пришлось запастись самогоном. Улучив удобную минуту, Светлана пробралась в чулан и отлила в штоф из запыленной двадцатилитровой бутыли. Недостачу добавила водой, авось родители не заметят понижение градуса. Вот и пригодилась бутылка, правильно, что не выбросила. Заполнила стакан на два пальца и хлопнула в ладоши.
Говорить не спешила, ждала, пока Сам Гоныч угостится.
- Тут такое дело, новых сватов засылают. Батя опять говорит, что он согласен.
- Кто такие?
- Коробковы. Дом возле церкви.
- А ты? Согласная?
- Я не хочу.
- Хорошо, тогда скажи громко "Не хочу".
- Не хочу, чтобы сваты Коробковых приехали. - И, подумав, добавила. - И еще хочу, чтобы нигде ничего не сгорело.
- Не сгорит. - Уверил дух, икнул и исчез.
Вечером на посиделках ее сразу огорошили новостью. Толстая Лукерья подхватила под локоток и затарахтела, брызгаясь слюной.
- Слышала, что бают. У Коробковых икона замироточила.
Это было очень необычно. Когда-то, давно, в их церкви произошло подобное, так народ съезжался посмотреть на чудо со всех окрестных сел и даже из города.
- И еще заговорила.
- Как это заговорила? - Не поняла Светлана.
- Ну, не сама. Голос из того угла исходил, где ее поставили. Много чего наговорила, чего сеять, когда корову продать, и, - Лукерья сделал торжествующую паузу, - еще сказала, нельзя, мол, свадьбы в этом году играть. Так что, осталась ты без сватов.
- Не лопни от радости-то. - Светлана высвободила руку и поспешила домой.
Когда увидела вызванного духа, еле сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха. Тот выглядел весьма неважно: весь лоб в царапинах, левый глаз заплыл, губа распухла. И даже стакан выпил уныло, без удовольствия.
- Кто тебя так?
- Домовой Коробковых. - Сообщил Сам Гоныч. - Но ему тоже досталось.
- А чего не залечишь? Ты же дух, произнес бы заклинание и все как рукой сняло.
- Увечья, нанесенные представителями мистической силы, залечить не могу. Должны сами пройти, в обычном порядке.
Повисла неловкая пауза. Дух сидел мрачный, погруженный в свои думы.
- А что с Коробковыми? Сваты будут? - Поинтересовалась она, будто ничего и не зная.
- Договорились. Так что спи спокойно.
Спать спокойно не получилось. Когда Светлана заполночь вдруг открыла глаза, возле ее кровати склонились три фигуры. Она не испугалась, интуитивно угадав, что за гости. Того, кто стоял справа, определила без труда, по его внешнему виду. Не хвастал Сам Гоныч, домовой Коробковых пострадал значительно больше, по крайней мере, оба его глаза едва проглядывались сквозь распухшие кровоподтеки. Как не глупо это было, но Светлана испытала нечто вроде гордости за своего подопечного.
- Первача нет. - Сразу заявила она.
- Благодарствуем, без надобности. - Заявила троица в унисон.
Судя по тому, как от крайнего слева тянуло гарью, это был домовой Зюкиных.
- Чего спать не даете?
- Челом бьем. - Опять в унисон затянули гости. - Угомони аспида.
- А вы чей? - Обратилась девушка к неизвестному третьему.
- Громовых я. - С достоинством произнес тот.
Громовы были зажиточной семьей, держали в деревне лавку.
- А почему ...
Тут она догадалась. Домовой подтвердил:
- Алексей отцу все уши прожужжал: посылай сватов, посылай сватов. Вот, собирается.
- За Алешку не пойду. - Заявила Светлана.
- Да я и сам вижу: не уживетесь. - Согласился домовой. - Своему скажи, пусть не лезет, я сам все сделаю.
- Побожись.
- Чтоб мне без дома остаться.
На следующую ночь троица появилась снова.
Вперед вытолкнули домового Громовых.
- Взял грех на душу. - Заявил тот. - Пролил маслице в нужном месте, поскользнулся Алешка и сломал себе ногу.
В душе Светлана пожалела несчастливого парня, но открыто чувств проявлять не стала.
- Хорошо. Поскольку все так удачно сложилось, может, будем спать?
Но гости прощаться не спешили.
- Ты знаешь, почему твоего Сам Гонычем зовут?
- Ну ... выпить любит.
- А чем угощаешь, чем приманиваешь?
- Первачом. - Покраснела девушка.
- Хватает?
- Добавки просит.
- Вот. - Протяжно вздохнул домовой Громовых. - Знаю я его, супостата, больше двух недель никто с ним совладать не может. Потом никого не слушается, делает, что хочет, сам самогонку гнать начинает. Так что надо поскорее вернуть его на место. А мы тебе за это всяческую поддержку обещаем.
Светлана молчала.
- Ты не смотри, что нас только трое. В любом доме тебе помощь будет. Домовые они все вместе, типа союза. Не то, что твой, волк-одиночка.
- А много их таких, которые поодиночке?
- Хватает. Да и разные они, есть безобидные, есть повреднее. Вот, например, зубной. Вдруг у человека зуб заболевает, да так, что ничем помочь нельзя и ничего не помогает, хоть на стенку лезь и единственное спасение: вырвать - любой что хочешь сделает, лишь бы от боли спастись. Или вот чесоточный.
- Запорный еще. - Подсказал погорелец от Зюкиных.
- Не при девице-то ... - Укоризненно произнес домовой Громовых.
Светлана прикинула: из двухнедельного срока прошла только половина.
- А как его обратно загнать?
Домовые переглянулись.
- Очень просто. Так же, как призываешь. Только рядом со стаканом поставь пустой штоф и скажи: "Приходи, угостись, в свою бутылку возвратись". Штоф то сохранила?
- Да.
- Молодец.
И троица согнулась в низком поклоне.
- Сделай, милая, век тебе благодарны будем.
- Я замуж хочу.
Сам Гоныч поперхнулся и долго прокашливался.
- А чего я тогда ...
- За тех я не хотела. А за Андрея, сына кузнеца: хочу.
- Хочешь - иди. - Откашлялся дух и уныло посмотрел на пустой стакан. - Плохо пошел. Налей еще, за вредные условия работы.
- Батя Андрейкиных сватов и на порог не пустит. Потому что не ровня его семья нам.
- Делов то. - Хмыкнул дух. - Уравняем.
При следующем появлении много не разговаривала: сразу же врезала по голове припасенной сковородой. Эффект был потрясающий, вернее, отсутствие эффекта. Сковорода прошла сквозь духа не задержавшись и не причинив последнему ни малейшего вреда, а сама Светлана, потеряв равновесие, оказалась на полу.
- Ну ... что ... опять ... не ... так? - Полюбопытствовал Сам Гоныч между глотками самогона.
- Я когда уравнять просила, совсем другое имела в виду. Ты не нас должен был разорить, а семью Андрея сделать богатой.
- Да кто вас, баб, разберет. - Разозлился дух. - Просила уравнять - уровнял. Скажешь сделать богатыми - сделаю.
- Так сделай. - Рявкнула Светлана. - И хватит пить.
Дух, косясь на сковородку, торопливо опустошил стакан.
- Ты же говорил, что над человеческими чувствами не властен. А, батя мой, как же?
- Не влиял, вот те крест. Я только карты ему в нужный момент подкидывал.
- Какие карты?
- Ну, сначала, чтобы выигрывал и в азарт вошел, а потом: чтобы все спустил по-быстрому.
- Вот спасибо тебе, - Светлана низко поклонилась, - благодетель. Значит так, или обратно все уравниваешь, или ...
- Что или?
- Тоже обратно, в бутылку.
На следующий день в деревне только и было разговоров о том, что кузнец, перекапывая огород, нашел чугунок с золотыми монетами, и этих монет там оказалось столько, что хватит купить всю деревню со всеми потрохами всех ее жителей.
Но Светлана быстро согнала довольную улыбку с лица явившегося Сам Гоныча.
- Батя был у отца Андрея. Только попытался заикнуться о сватах, тот давай орать: мол, зачем нам голытьба, да мы в городе себе любую мамзель сосватаем.
- Уравнять? - Понимающе кивнул дух.
- Да. - Девушка тут же спохватилась. - А кого как будешь уравнивать?
- Кузнеца на старое место.
- А нельзя его оставить, а нас на старое?
- Можно, конечно. Вот только два клада за одну неделю это будет перебор.
- А мне все равно. Приказываю.
Следующую неделю в деревне никто не работал. Все занимались землекопством. А как же: где нашлись два чугунка с золотом, не может не отыскаться место для третьего. В лавке у Громовых подчистую скупили лопаты и ведра, на огородах выросли отвалы, а вся земля, свободная от построек, была в ямах и траншеях.
Мать подозрительно косилась, ты что, мол, девка, ночами делаешь, бегаешь на свиданки, что ли. Ходишь вся, как отмороженная, с лица спала, глаза ввалились, спишь на ходу. А как не спать, если каждую ночь новые посетители. Вставать же приходилось на заре, домашнее хозяйство никто не отменял.
На этот раз явилась сгорбленная старуха, одетая в лохмотья, источавшие жгучий запах багульника. Оставляя после себя лужицы грязной воды, она проковыляла вперед и уставилась на девушку пронизывающим взглядом.
Пока Светлана прикидывала, кто это может быть, гостья представилась.
- Кикимора я, милая, с Ольшанского болота.
Видя, что девушка не понимает, поспешила разъяснить.
- Твой-то. Жениться обещал, в любви клялся. Заживем, мол, душа в душу. И чем закончилось? Поматросил и бросил.
- А я тут при чем?
- Теперь вот на Тихвинское болото подался. А что, я понимаю, то болото помоложе будет, девчонки там посмазливее. А мне что делать?
- А я тут при чем? - Повторила Светлана.
- Ой, она тут ни причем. - Кикимора возмущенно подперла руками бока. - А кто этого ходока освободил?
- Но я не могу приказать ему с кем встречаться, а с кем нет.
- А я тоже женщина честная и не могу страдать из-за всяких, кто не может справиться со своими духами. Смотри, еще пожалеешь.
И, потрясая грязным кулаком, кикимора удалилась.
Светлана вытерла вспотевший лоб. Если жизнь пойдет так и дальше, то выспаться ей удастся нескоро. Девушка представила, что завтра ночью к ней выстроится целая очередь жалобщиц из Тихвинского болота, и поняла, что пришла пора действовать. Тем более, что две недели со дня освобождения Сам Гоныча уже заканчивались. Выплеснула из бутылки самогон в стакан (получилось почти до краев), поставила их рядом, перекрестилась, глубоко втянула в себя воздух и громко, на выдохе сказала: "Приходи, угостись ..."
По дороге к заводи, забежала на танцы. И не хотела, а свернула на звук гармони, словно кто-то подтолкнул в том направлении. И тут же напоролась на Лукерью.
- Рано радуешься. - Заявила рябая толстуха. - Не пошлет к тебе кузнец сватов.
- С чего это вдруг?
- А ты несчастья приносишь. Сама слышала, как он по пьяни в кабаке говорил.
- Не может быть. - Сказала Светлана, но, увидев торжествующее лицо сплетницы, поняла, правда.
- Вот. - И довольная Лукерья пошла прочь.
О том, чтобы выпустить обратно Сам Гоныча даже и мысли не было. Хватит с нее бессонных ночей. Тем более, неизвестно, как поведет себя тот, оказавшись на свободе. Еще мстить задумает.
Нашла на берегу место повыше и швырнула штоф с привязанным к нему булыжником. Злополучная бутылка сразу ушла на дно, некоторое время, затихая, по воде расползались круги, потом их не стало и заводь опять затихла, замерла.
Светлана развернулась и двинулась в обратный путь. Вспомнила слова Лукерьи и такая злость ее взяла, что двинула ногой по лежащему сбоку тропинки камню. Знала ведь, что будет больно, а все равно саданула.
Ногу как огнем обожгло. Охнув, Светлана присела на злополучный камень, переждать пока стихнет боль.
В просвете расползшихся туч появилась Луна, взглянуть на расстроенную девушку.
- Мать берегиня, - сами слетели с губ слова, - помоги мне невезучей.
Где-то далеко за лесом ухнула сова. В траве у камня что-то блеснуло.
Светлана пошевелила ногой, той, что целая, нет: это была не роса. Наклонилась, расковыряла влажную землю, вытащила наружу предмет.
Это была маленькая бутылочка, даже не бутылочка, а, скорее, пузырек из-под лекарств. Не пустой. Светлана поднесла к глазам, всмотрелась - зуб.