Не знаю, что в тот раз на меня нашло. Возможно, всему виной выпитое спиртное.
Пью я мало и редко, но и совсем чуть-чуть бывает достаточно, чтобы мозги замутились. Как объяснил один знакомый фельдшер - это особенность моего организма: отсутствие фермента, который расщепляет алкоголь. Зная об этом, я стараюсь не злоупотреблять крепкими напитками, а если приходится выпить (ну, бывают такие ситуации, когда невозможно отказаться), то стараюсь сидеть тихо и больше слушать, чем говорить. Каким совершенным выглядел бы мир, если бы все всегда придерживались этого правила - говорить поменьше.
Так или иначе, но повел я себя безрассудно.
Машин было достаточно, несмотря на позднее время, любых и разных. Но я с необъяснимым упрямством ничего не делал. Лежал на пологом склоне и ждал чего-то особенного.
Высокая трава еще сохраняла тепло отходящего солнца. Остро пахло навозом. Недалеко возвышался столбик со знаком ограничения скорости: цифрой "30" на белом круге.
Дорога в этом месте делает два крутых поворота в виде зигзага, и любой водитель, даже из тех, кто редко соблюдает требования дорожных знаков, поневоле вынужден сбросить скорость до указанной. Было тихо и спокойно, земной шар крутился, неслышно поскрипывая на своей оси, вместе с ним двигался и я, навстречу жерновам судьбы, уставший и слегка нетрезвый.
Дождался.
Между прочим, "Saab". Внешний вид машины вызывал неподдельный восторг. Ксеноновые фары, изящный изгиб черного с просинью капота, затемненные стекла, кузов с несколькими топорщащимися антеннами. Когда он входил в поворот, казалось, дорога сама стелится под его широкие колеса, подстраиваясь под траекторию металлического тела.
Двигатель самый навороченный, а вокруг такое переплетение труб, проводов и всяких штучек, что я туда даже приближаться не стал. Слишком это было сложно для моего теперешнего состояния. Поэтому я прибег к своему самому простому и верному средству, срабатывающему всегда.
"Saab", почти поравнявшийся со мной, чихнул раз-другой, мотор недовольно пробасил и смолк, автомобиль по инерции прокатился еще с пару десятков метров, дернулся и замер.
Дальше дело известное. Водитель, подняв капот, стал искать причину неисправности, а я ждал, когда он все перепробует и поймет, что не знает причины случившегося и как поступить дальше.
Кажется, пора. Я поднялся с травы, отряхнул брюки от прилипшего мусора и неторопливо приблизился.
- Помощь не нужна?
Водитель поднял голову, злобно посмотрел и, не сказав ни слова, опять склонился над внутренностями автомобиля.
Я не обиделся - подавляющее большинство в этой ситуации ведет себя одинаково. Ничего, никуда он не денется отсюда. Присел рядом на обочину и стал рассматривать диски на колесах. Классные диски, литые.
Время шло, шофер все громче чертыхался. Дверь автомобиля открылась, и из салона выбрался еще один мужчина, скрытый до этого за тонированными стеклами.
- Ну, Семен, что там, долго еще?
Вот тут внутри меня словно что-то сжалось. Это был хозяин машины, сразу видно. Но хозяин не только машины, а и некого куска этого мира, куска, находящегося в его личном владении и принадлежащего исключительно только ему. Мужчина как будто сошел с экрана телевизора, одного из сериалов про жизнь современных бизнесменов, но, в отличие от экранных героев, не фальшивил ни одним жестом, ни одним словом. Костюм, прическа, манера держаться, интонация, с которой был задан вопрос - все точно соответствовало имиджу, во всем ощущались большие деньги и большая власть.
В ответ на вопрос Семен что-то нечленораздельно промямлил, и мужчина, недовольно поводя головой, остановил взгляд на мне.
- А тебе чего, пацан?
Моя мама часто говорила, что не надо связываться с сильными мира сего. Кроме неприятностей, сынок, они тебе ничего не дадут. У них свои дела, у тебя свои, и лучше будет, если они никогда в этой жизни не пересекутся.
Можно было еще отделаться какой-нибудь отговоркой и оставить их в покое. Но неведомая сила упорно толкала меня по пути безрассудства.
- Могу помочь починить машину.
Мужчина посмотрел так, словно перед ним было что-то совершенно неприличное, презрительно скривил губы и скрылся обратно в салоне.
Его терпения хватило минут на пять. Когда он появился снова, в его фигуре уже не было прежней безоговорочной вальяжности.
- Ну что?
Семен еще раз безрезультатно крутанул стартер. Недовольный мужчина повернулся в мою сторону.
- Эй, пацан. Иди сюда.
Я поднялся и подошел к машине.
- Ты говорил, что можешь починить.
- Могу.
Семен при этих словах выразительно хмыкнул, мужчина даже бровью не повел. Его лицо осталось абсолютно непроницаемым.
- Ну, давай, чини.
Я склонился над раскрытым чревом машины, подергал для видимости провода от распределителя зажигания, потрогал свечи, проделал еще кое-какие манипуляции, потому что надо было что-то делать, пока не решил, что достаточно. Потом уселся на место водителя, подвинул кресло, чтобы доставать до педалей. Выжал сцепление и повернул ключ в замке зажигания.
Дрым.
Да, машина-зверь. Движок завелся сразу и загудел уверенно и приятно.
- Пожалуйста.
Семен выглядел полным идиотом, а вот лицо мужчины не изменилось. Лишь глаза как-то потемнели и, оттого, похолодели, словно внутри отключили некий источник света.
- Спасибо, - ровным голосом сказал мужчина. - Ты нас очень выручил. Не знаю, как и благодарить. Может быть, тебя подвезти?
- Было бы неплохо.
- А куда тебе?
- Малая Сосновица. Это сначала прямо, километра два, а потом ...
- Мы знаем, где это, - перебил мужчина и посмотрел на Семена. Тот, очнувшись от столбняка, неуверенно кивнул, подтверждая: "да, мол, знаем".
Как я уже говорил, снаружи автомобиль был шикарным, но внутри он выглядел еще круче. Кожаные сидения, панели из натурального дерева, кондиционер, бортовой компьютер, звукоизоляция, встроенный CD-проигрыватель, аудио система с множеством колонок ...
- Меня зовут Павел Сергеевич, - представился мужчина, оторвав меня от разглядывания этого великолепия.
- Трофим.
Включилась музыка, что-то печальное и приятное. Почти беззвучно шуршали шины, машина слегка раскачивалась в едином ритмичном цикле, пронзительно стонал саксофон, и все вместе это действовало на меня завораживающе. Я был кроликом, а это металлическое творение удавом. Мерно работали клапана, топливо четко отмеренными дозами впрыскивалось в цилиндры, свечи поочередно вспыхивали, как на новогодней гирлянде, рождая ощущение гипнотического дурмана, в котором я тонул и растворялся. Глаза мои закрылись сами собой.
Машина качнулась в последний раз и замерла. Двигатель смолк и я очнулся.
Судя по тому, что можно было разглядеть в наступающих сумерках, это была не Малая Сосновица. Кругом высился забор, разделенный через равные промежутки столбиками с башенками, ниже проступали ряды подстриженного кустарника.
- У меня, Трофим, будет к тебе просьба, - Павел Сергеевич приоткрыл дверцу и пригласил меня на выход. - Не мог бы ты помочь мне?
- Если смогу.
Сердце мое тревожно заныло. Я решил, что надо удирать. А куда? Огромные ворота закрылись, отрезав мне путь к отступлению.
Мы прошли через двор, вымощенный гранитными плитами, далее - к просторному гаражу. Зашли внутрь. Павел Сергеевич сделал знак, и Семен положил передо мной какой-то механизм в виде небольшой коробки с выпирающими со всех сторон шестеренками. Со следами копоти и подтеками масла на металлических боках.
- Трофим, посмотри, пожалуйста, что с ним. Не хочет работать, а в чем причина никто понять не может.
Чем я мог помочь? Я не знал принципа работы этого ящика. Я даже не догадывался, что это такое. Для вида я повертел его со всех сторон, потряс, не задребезжит ли что, даже понюхал. Горелым не пахло, внутри ничего не болталось.
- Не знаю, Павел Сергеевич. Можно я пойду? Поздно уже. И дома меня заждались.
- И объяснить ничего не хочешь?
Я покачал головой.
Что меня в нем поражало, так это неизменное выражение лица, без малейшего проявления эмоций. Отрешенное, само в себе, живущее отдельно от остального тела.
- Конечно, иди.
Видно он это сказал как-то особенно. Потому что Семен, стоящий поблизости, сделал стремительный шаг, взмахнул рукой и последнее, что я успел запомнить, были синие буквы на пальцах его огромного кулака - СЕMА.
В животе болело так, словно туда засунули винт от мясорубки и он медленно, медленно, медленно вращался. Боль присутствовала толчками: пришла - отпустила, опять пришла - снова отпустила. Я понял, что лучше всего делать вдох, когда она ушла, а выдыхать осторожно в то время, когда она выворачивает кишки.
Я сидел на стуле и руки мои были привязаны сзади за спиной к его массивной спинке.
Заметив, что я очнулся, Павел Сергеевич подошел и затянулся сигаретой. Глядя куда-то в потолок, выпустил кольцо ароматного дыма.
- Знаешь, меня в школе дразнили тупоголовым Джо. Почему Джо, не знаю, вроде фильм тогда шел очень популярный с похожим названием, а тупоголовым - потому что я медленно понимал. Объясняет, например, учитель теорему, все сходу разобрались, а мне непонятно. Или какой-нибудь физический закон. Все ученики сразу вникли, а я нет. Очень мне обидно было, Трофим. Причем, я ведь не глупый был, скорее наоборот, соображал быстро. И вот ведь парадокс: соображал быстро, а понимал медленно.
Он выпустил еще одно кольцо.
- Со временем я, конечно, приспособился. Заставил свои мозги работать в нужном направлении. А когда деньги, а с ними и некоторая власть, появились, совсем просто стало, все задачи сразу решались и на все вопросы ответы быстро находились. Но с детства черта у меня осталась - очень я не люблю, когда непонятно. Очень меня это раздражает.
Я не понимал, к чему он клонит.
- Вот ты, например.
Внутри меня что-то сжалось.
- Я ... Я ничего ... Отпустите меня, пожалуйста.
На более жалобный тон я был неспособен. Но Павел Сергеевич на мое поскуливание не отреагировал.
- Вот этот аппарат, - он указал в сторону "Sаава", - сделан по спецзаказу. Не заводская штамповка, нет, ручная работа. Каждая деталька подобрана и подогнана. Только что со станции диагностики. В нем принципиально ничего не должно ломаться лет десять. И вот я посреди какого-то колхозного поля глохну, мой шофер, который может любую машину разобрать и собрать с закрытыми глазами, не может битый час завестись, а потом подходишь ты, Трофим, и ... И утверждаешь, что ничего не хочешь мне объяснить. Мне, который так не любит все непонятное.
Я молчал.
- Семена позвать?
Я непроизвольно дернулся.
- Кстати, ты на Семена не обижайся. Он сам по себе парень добрый и спокойный, мухи зря не обидит. Просто надо было с тобой как-то разговор завязать. Диалог начать. Ну, может, не рассчитал удар. Но, согласись, ты сам виноват, не хочешь на контакт идти.
Я упорно продолжал отмалчиваться.
- Больше тебя, Трофим, бить не будут. Пока не разберемся, что к чему. Вдруг повредим что-нибудь ненароком. Нет, мы поступим по-другому. У тебя ведь, наверняка, семья есть, родственники? Может, мы попробуем с кем-нибудь из них побеседовать?
После этого я начал говорить.
Рассказ мой получился длинный, немного нескладный, местами путаный, иногда я перескакивал от одних событий к другим, повторялся. Это было не просто изложение фактов, это был кусок моей жизни, часть детства, которая таковым не смогла стать, не успела, а сразу перешла в стадию некоего промежуточного состояния, ожидания взросления, со всеми его заботами, проблемами и навсегда ушедшей беззаботностью, присущей только юному возрасту.
Павел Сергеевич обдумывал, неотрывно глядя на меня. Впервые его лицо родило некое конкретное чувство - чувство недоверия к услышанному.
- Ладно, - принял он решение, - Семен, развяжи его.
Меня освободили от пут и подвели к многострадальному "Saabу" ручной сборки.
Семен завел двигатель.
- Ну, попробуй, поиграй топливонасосом, как ты рассказывал.
Я чуть пережал подачу топлива, мотор сразу начал задыхаться и чихать, потом ослабил хватку, он заревел легко и свободно. Резко пережал, как тогда на дороге, - двигатель чихнул недовольно и смолк.
- Да, - взгляд Павла Сергеевича вернул себе прежнюю невозмутимость. - Удивил, Трофим, удивил.
И мы опять тронулись в путь. Ехали в тишине. Павел Сергеевич молчал, Семен не разговаривал, естественно, что я тоже держал язык на привязи. Смотрел на несущуюся в темноте пришедшего вечера обочину и тосковал. Я хотел домой, мне было страшно. Мне казалось, что этот бесконечный день никогда для меня не закончится.
Где-то на кольцевой мы свернули на указателе "СТО. Все виды работ. Недорого" и вскоре стояли на дворе перед серым двухэтажным зданием. Справа располагалась автозаправка, слева магазин запчастей.
Навстречу нам из здания уже шел, почти бежал, невысокий, черноволосый человек с огромным кривым носом. Он прищурился и аккуратно, словно боясь переусердствовать, обнял Павла Сергеевича.
- Как поживаешь, дорогой?
- Лучше всех, Сандрик. А как твои дела?
- Помалу, помалу. Все в его руках.
И черноволосый показал на небо.
- К нам по делу или просто так заехал?
- Просто так. Дай, думаю, навещу дорогого Сандрика.
Черноволосый довольно заулыбался.
- Тогда пошли. Пропустим по сто грамм коньяку с лимончиком.
- Чуть позже. Послушай, Сандрик, а как твой "Порш" поживает? Я слышал, у него проблемы какие-то.
- Вах! - хозяин автомастерской картинно взмахнул руками. - Вот скажи, Паша, зачем мне все это? Зачем я все это держу? Зачем мне все эти бездельники? Ведь все свое - мастерская, стенды, запчасти любые, мастера. И что? Что мне это дало? Помогло чем-то? Нет. Как были у "Порша" проблемы, так они и остались. Никто ничего сделать не может. Продам я его.
- А что за проблемы?
- Скорость не развивает. Должен давать триста тридцать, но больше двухсот семидесяти я из него выжать не могу.
- Ой, Сандрик, не заливай. Двести семьдесят. Где это у нас в стране ты смог так разогнаться?
- Ну, - черноволосый покачал головой, - теоретически, на Брестской трассе. А так на стенде, Паша, все проверено на стенде.
- Сандрик, а можно мой специалист твою тачку посмотрит?
- Обижаешь, Паша, мои ребята самые лучшие. За границей обучались.
- Сандрик, тебе что жалко? Или от машины твоей убудет?
- Да, ладно, пускай смотрит. Где твой специалист?
Павел Сергеевич махнул, и Семен подтолкнул меня вперед. Лицо у черноволосого вытянулось.
- Паша, ты, наверное, решил пошутить над бедным Сандриком.
- Никаких шуток. Загоняй своего "Порша" на стенд и готовь коньяк.
Через десять минут я стоял возле самого великолепного аппарата, который только существует на свете. Невозможно было представить, что бывают такие автомобили. Как человек смог сначала придумать такое чудо, а потом воплотить эти мысли в реальность? Он был алого цвета, с изысканными контурами, в которых ощущалась такая мощь, что у меня захватывало дух.
Я бы так и стоял зачарованный, если бы не подошел Павел Сергеевич.
- Ну что, Трофим, скажешь?
Техник гонял двигатель в различных режимах. Внутренности работали четко и слаженно, красиво и важно, с каким-то особым достоинством, словно внутри машины жила своя душа. Когда двигатель взревел на предельных оборотах, я заметил, что один из цилиндров слегка отстает от своих сверкающих собратьев. Он слегка зависал на старте, потом, при движении вперед, догонял остальных и снова не успевал при рывке назад.
- Цилиндр. Третий с той вон стороны, - я показал рукой, с какой именно стороны.
- Значит так, Сандрик. Седьмой цилиндр у тебя барахлит. Пусть твои спецы разберут и проверят. А мы пока коньяку попьем.
- И как это он определил? - недоверчиво поинтересовался хозяин автомастерской.
- По слуху, Сандрик. У этого мальчика замечательный слух, различает верхние обертона.
Потом мы сидели в кабинете. Они пили коньяк, я рассматривал журналы с разными автомобилями на глянцевых страницах. Беседа не клеилась, мужчины ждали результатов осмотра двигателя. Наконец пришел механик в синем комбинезоне.
- Все точно, Сандро Котехович, седьмой цилиндр.
Головы мужчин повернулись ко мне.
- Послушай, Паша, отдай мне этого пацана. Я из него такого специалиста сделаю ...
Павел Сергеевич довольно рассмеялся.
- Нет, Сандрик, извини. У него другое будущее, музыкальное. Будем своего Баскова растить.
Потом, когда мы ехали обратно, он поинтересовался:
- Трофим, а с какого расстояния ты можешь это делать?
Я прикинул.
- Метров двадцать. Если дальше, то трудно различать детали.
- И часто пользуешься своими способностями?
- Да, нет. Если только подъехать нужно куда. Или когда соседа помочь попросишь, ну там, дров привезти, сена или еще чего. Он трактористом в колхозе работает. Так он мужик добрый и не отказывает, но бывает, там с перепою или настроение неважное, начинает упрямиться. Если дело несрочное, то подойдешь в другой раз, а если очень надо, то приходится с его трактором что-нибудь сделать. Помучается он, пытаясь его оживить, поматюгается и идет ко мне на поклон. Так и помогаем друг другу.
Он меня как бы уговаривал, я пытался вяло сопротивляться. Вяло, потому что глупо сопротивляться активно силе, которая сможет сломать тебя мимоходом, не задумываясь и не заметив.
- Мне бы домой. Мать волноваться будет.
- Семен отвезет. В эту, как ее ...
- Малую Сосновицу.
- Малую. Я полагаю, имеется еще и Большая?
- Да, в двух километрах.
- На самом деле большая?
- Да нет, не особо. Но переселенцев много.
- Блага цивилизации присутствуют? Я имею в виду магазин, почту, что там еще в обязательном наборе? Клуб? Может, заводик какой есть или фабрика? Где народ работает?
- Магазин есть. Клуб тоже есть, но не работает. А почты нет. Это на район ехать надо. И завода никакого нет. Откуда здесь заводу взяться.
- И чем ты будешь заниматься в этой своей Сосновице?
- Малой Сосновице.
- Тем более Малой. Коров пасти?
- Почему коров? На селе всегда работы много. Весной посевная, осенью уборка.
- А летом и зимой подготовка к посевной и уборочной. Ты мне передовицы из газет не пересказывай. Знаю я эти битвы за урожай. Каждый год - сплошная передовая. Пленных не брать, потери не считать. Сколько тебе лет?
- Семнадцать. С половиной.
- Значит, скоро в армию.
- Меня в армию не возьмут.
- Почему?
- А из наших никого не взяли. Медкомиссия забраковала. У кого сердце, у кого печень с плоскостопием, почти у всех со щитовидкой проблемы.
- Я смотрю, тебя это не огорчает. А как же долг, который нужно отдать отечеству? Новенькая форма, автомат, девушки на улицах засматриваются?
- Девушки сейчас на другое засматриваются.
- На что это другое?
- Сами знаете. Сейчас важно родичей иметь со связями. Чтобы в нужный институт всунули, потом на работу соответствующую пристроили. Тогда все у тебя будет - и квартира, и машина, и коттедж под Минском, и девушки засматриваться станут. А если связей нет, то ничего тебе не светит, дальше своего шестка не прыгнешь.
- Шестка, это в смысле, каждый сверчок знай свой ...
- Да.
- Ну, тут ты загнул. Я знаю многих людей, которые, не имея сильных и влиятельных родственников, а только собственным умом и талантом достигли успеха.
- Не много, а лишь необходимое количество. Это исключение, которое лишь подтверждает правило. Вся система не может работать только за счет родственников, периодически необходимо вливание свежей крови. Поэтому, некоторое количество посторонних извне позволяется, чтобы все это крутилось, чтобы кто-то работал, пока остальные занимают место, забронированное папашами. А потом те, которые собственным умом и талантом, приживаются, становятся уже своими в этой системе, а у них тоже есть дети, которых требуется пристроить. И все повторяется. Кто-то из ослабевших выбрасывается из системы, а среди освободившихся вакансий всегда найдется место для посторонних, тех, что с собственным умом и талантом.
- И откуда ты такого набрался? Молодой парень, а философствуешь, как доцент кафедры марксизма-ленинизма.
- Книжки всякие читаю. Вот вы знаете, почему сын полковника не может стать генералом?
- Почему?
- Потому что у генерала есть свои дети.
Он рассмеялся.
- Забавно. А, вот что, если, у генерала нет детей?
- Зато есть племянники.
- Ясно. Значит, служить в армии ты не хочешь, в возможность трудовой карьеры не веришь. А как насчет учебы? Учишься?
- Закончил девять классов, - сказал я с неохотой, вспоминая обшарпанные стены школьного коридора и вечно недовольную классную.
- А дальше?
- Дальше не знаю.
- Но ты ведь понимаешь, что учиться надо?
- Понимаю.
- Но учиться не хочешь?
- Почему не хочу? Хочу. Просто в нашей школе ничему не научат. Весной сеем, надо помогать колхозу, нас, переселенцев, дергают в первую очередь, осенью все идут на уборку, и, пока поля не опустеют, в класс никто не возвращается. Зимой школу не протопить, поэтому половина уроков отменяется. Зарплата у учителей маленькая, поэтому, держат свое хозяйство, а за ним следить надо, на учеников времени почти не остается. Да и дети сейчас болеют часто, половина уроков пропускается. Когда тут учиться?
- Значит, так.
Некоторое время он молчал, словно еще раз все взвешивая и примериваясь.
- Значит, так. Будешь работать у меня. Первое время что-то типа испытательного срока, потом посмотрим. Все от тебя будет зависеть - и карьера, и учеба. Жить будешь в Минске, вместе с семьей, квартиру тебе снимем.
Он делал все быстро и решительно, сразу принимал решение и тут же приступал к его реализации. Он словно сжимал время, концентрировал его до некой удобной ему субстанции и уже в ней действовал, как хозяин положения; так как ему было легче и проще.
Я стал называть его соответственно "ПС", мне казалось, что долгое и растянутое "Павел Сергеевич" будет здесь неуместно. Оно будет замедлять стремительный бег событий, и, даже, препятствовать их свершению.
Я знал, что мать будет недовольна моим поздним возвращением, но встреча превзошла все мыслимые ожидания.
- Ах, ты, паскуда! - были ее первые слова.
Я попытался было оправдаться, но не успел, потому что в мою сторону полетело увесистое березовое полено. Чуть успел увернуться, метнувшись за угол сарая.
- На дворе ночь, а он шляется неизвестно где.
Я осторожно выглянул из-за укрытия.
- Мам, ну подожди, дай сказать.
- Он еще и рот мне затыкает.
Второе полено покатилось вслед за первым.
Пришлось опять спрятаться и ждать, пока она выдохнется и успокоится.
- Ну, как же ты так можешь, Трофим? Ведь когда должен был придти? Я давно извелась вся, сколько всякого плохого передумала. А тебя все нет и нет. Ты хочешь, чтобы у меня сердце разорвалось?
- Мам, тут такое случилось.
Узнав о предстоящим переменах в нашей жизни, она принялась меня отговаривать.
- Не надо связываться, Трофим, бог его знает, что это за люди. Жили себе потихоньку и, слава богу.
Я лишь хмыкнул в ответ. Жили. Существовали, вот более точное слово. Как там, в учебнике биологии: жизнь есть способ существования белковых тел.
Потом она принялась плакать.
Я уже и не помню, когда она улыбалась. Я забыл, улыбалась ли когда-нибудь вообще. Если что-то такое и всплывает в глубинах моей памяти, то кажется, что это было не со мной, не с ней, не с нами. Или это было в некоей другой жизни, которую мы уже прожили и о которой забыли, или она мне просто приснилось, или это были лишь мои фантазии.
В последнее время мать плакала постоянно.
Она старалась делать это тайком, чтобы никто не видел, всхлипывала себе осторожно по ночам в подушку, полагая, что никто об этом не знает (я знал, но делал вид, что ни о чем не догадываюсь), а тут впервые разрыдалась не таясь.
- Трофим, а, может, не надо. Ты ведь не знаешь, что это за люди. Что от тебя хотят. Может они людей на органы продают. Нанимают таких вот несмышленышей, а потом ...
- Мама, меня приглашают на работу.
- Какую работу? Ты ведь ничего делать то не умеешь.
- Автомехаником.
Это убедило. Мои непонятное умение всегда сладить с любым механизмом, обладающим двигателем внутреннего сгорания, вызывало почтительное удивление с ее стороны.
Окончательно мать успокоилась на следующий день, когда приехал Семен и стал помогать переносить и укладывать вещи. Их оказалось совсем немного, тех, которые стоило взять с собой, и которые были, действительно, нужны. Наверное, это общее правило, необходимых вещей всегда очень мало.
Опять она не сдержалась при виде квартиры, в которой нам предстояло жить. Еще пока был Семен, она крепилась, но стоило ему удалиться, пустила слезы.
- Слава богу, хоть жизнь начала налаживаться. Тебя в люди вывела, взрослый стал, кормилец. Теперь вот младшую поднять на ноги и можно помирать.
Это не был офис в общепринятом понимании. Всем своим видом он, скорее, напоминал дачу или загородный особняк для отдыха. И в месте располагался соответствующем: в минском районе Веснянка, на берегу водохранилища Дрозды. Чтобы добраться сюда из своего спального района на городском транспорте с двумя пересадками я тратил не менее часа.
Про высокий забор и столбики с башенками я уже упоминал. Вдобавок к башенкам по всему периметру были установлены видеокамеры. Попасть внутрь можно было через массивные металлические ворота. Подобные, наверное, украшали въезд в средневековые города. Внутри был мощеный дворик с гаражом и двухэтажным домом из красного кирпича.
Дом был большой, с двумя входами на противоположных торцевых сторонах; мне было разрешено заходить только на правую половину. Здесь работало, не считая охраны на входе, только три человека: сам ПС, уже знакомый мне Семен, совмещающий обязанности шофера, курьера и личного охранника, и бухгалтер, молодая невзрачная женщина со светлыми волосами, обрезанными на уровне худеньких плеч.
ПС подтолкнул вперед и объявил:
- Прошу любить и жаловать, это наш новый сотрудник, зовут Трофим.
Семен улыбнулся мне, как старому знакомому, а эта чуть не насквозь прожгла взглядом.
- Это шутка?
- Никаких шуток, Светлана Николаевна, это, действительно, наш новый сотрудник. Я попрошу вас оформить его, как положено, и пускай он приступает к выполнению своих обязанностей. Трофим, как оформишься, сразу ко мне и уезжаем.
Но светловолосая не успокаивалась.
- И на какую же должность мы его берем?
- Автомеханика-консультанта.
- Разве у нас есть такая вакансия?
- Она появилась сегодня с утра и Трофим тут же ее занял. Мне кажется, что больше ни у кого не должно остаться никаких вопросов.