Бар-Яалом Элиягу Хаим-Зеэвович : другие произведения.

Дубрава Мамрэ. Шатёр Авраама. Входит ТУДХАЛИЯС.

Авраам: Мир тебе, путник.
Тудхалияс: Мир тебе, местный житель. А не ты ли Абраму Хабирский?
Авраам: Это я. А ты - Тидъал?
Тудхалияс: Естественно. Так ты получил моё письмо?
Авраам: Мы как раз зажарили барана. Хочешь?
Тудхалияс: Не откажусь.
Авраам: (громко) Элиэзер, друг мой! У нас гость! Накрывай на троих!

Входит ЭЛИЭЗЕР - слуга в роскошной полосатой рубахе. Стелит коврик в середине шатра. Через минуту возвращается с огромным блюдом, тремя тарелками и двумя большими ножами, один из которых он подает Аврааму, а другой оставляет себе. Тудхалияс вытаскивает из заплечной сумки нож похожей работы.

Авраам: (Элиэзеру) Садись. (Тудхалиясу) Элиэзер Дамасский, главный человек в моём доме.

Все едят барашка. Авраам с Тудхалиясом сидят в центре шатра на удобных подушках, а Элиэзер - в углу.

Тудхалияс: А ножи-то у тебя хеттские!
Авраам: А у меня всё хеттское. Здесь, знаешь ли, маслину съешь, косточку выплюнешь - хетту по макушке попадёт. Вот давеча пещеру у вашего брата купил, за четыреста шекелей. Хорошая пещера. Захочешь, покажу потом.
Тудхалияс: Да что я, пещер не видел? На что она тебе - от дождей добро прятать?
Авраам: Жену хоронить.
Тудхалияс: Ай, извини.
Авраам: Да нет, я не обиделся: ты же не знал.
Тудхалияс: Хороша хоть жена была?

Элиэзер вздыхает.

Авраам: Как бы тебе объяснить? Вот отними у этого ножа лезвие. Это будет нож?
Тудхалияс: Рукоять будет. Ножа не будет.
Авраам: Вот так и мы с Сарой. Таких теперь больше не рожают.
Тудхалияс: Рожают. Просто мы с тобой состарились. А дети наши еще повеселятся. Дети-то есть?

Авраам и Элиэзер вздыхают одновременно.

Авраам: Есть сын.
Тудхалияс: (удивленно) Один?
Авраам: Как сказать... От нее - один. А вообще-то у меня еще семеро. Как у них дела, Элиэзер?
Элиэзер: Мидйан письмо написал. Он твои деньги в оборот пустил. У него теперь семьсот душ, все так и называются: "мидйаниты". Пять родных сыновей есть, говорит, что на тебя похожи. Айпа, Апир, Ханох...
Авраам: Ты помнишь имена наизусть?
Элиэзер: Я, хозяин, всё помню. И Ицхака заставлю. Не пропадёт твоя родословная, не бойся.
Авраам: Да пропади она, собственно, пропадом, родословная! Ты не этому Ицхака научи, ты... (спохватывается) Впрочем, мы утомляем нашего гостя семейными проблемами.
Тудхалияс: Ни в коем случае! Мне очень интересно! Я за этим и пришёл к тебе.
Авраам: Это как? Дочка у тебя, что ли, на выданье?
Тудхалияс: На выданье у меня разве что внучки, дорогой мой. Но я к тебе по другому делу.

Элиэзер достает украдкой глиняную дощечку и стило. Тудхалияс не замечает.

Авраам: По какому?
Тудхалияс: У нас там очень много говорят о тебе. Волнуются. Вот я и пришел... проверить.
Авраам: А что конкретно говорят?
Тудхалияс: Что ты болен. Что у тебя есть свой бог, и ты его слушаешься.
Авраам: Ну, правду говорят.
Тудхалияс: Как правду?
Авраам: Ну, болен я. Кости ноют. Дышать труднее стало. Старею. Скоро Сару в пещере обниму, вот только дела закончу. А Бог - это дело другое. Я Его действительно слушаюсь.
Тудхалияс: Вот про это у нас и говорят, что это - твоя болезнь. Не может быть такого бога.
Авраам: Почему это - не может? Почему этот ваш, ну, как его, Тешшуб, может, а мой - не может?
Тудхалияс: Тешшуб, дорогой мой - это у немытых хурритов. Мы, как и полагается просвещенным людям, называем его Тархунтом. Да и батюшку твоего покойного, кажется, в его честь звали...
Авраам: (машет рукой) Да Бог с ним, с твоим богом! Как бы его не звали, он - кусок глины. А я...
Тудхалияс: Ай, ай, Абраму! Как ты можешь? Ты в самом деле можешь представить, что я, или, скажем, Питханас Куссарский - поклоняемся глине? Мы, которые ведем дела со всем обитаемым миром? Мы, которые выиграли десятки сражений?
Элиэзер: (из угла) Ну, положим, хозяину моему ты в Сиддимской долине проиграл...
Авраам: Непринципиально, Элиэзер. Пусть он изложит свою теорию. Так чему ты поклоняешься?
Тудхалияс: Я? Я ничему не поклоняюсь. Я свободный человек. Даже царской власти надо мною нет, а про богов и говорить нечего. (Встает, расхаживает по шатру взад-вперед). О чем ты, Абраму? Мне нужен добрый урожай - я приказываю принести жертву Телепинусу. Так Телепинус-то знает: не будет урожая - вот что он получит, а не жертву. Ты понимаешь, Абраму, кто кому служит? Ты с ума сошел - слушаться бога! У них же сила могучая, а ума никакого! Они же сами - мир. Камни, деревья, ветер, земля. Как можно их слушаться? Их использовать надо! Он тебе дождик - ты ему бычка. Он тебе пшеничку - ты ему барашка. Вкусный, кстати, барашек.

Авраам молчит. Элиэзер стенографирует.

Тудхалияс: (вытаскивает из-под рубахи амулет) Знаешь, что это такое? Это я Тарпатассису оленя принёс. Чтобы мне долго жить и ничем не болеть. Крупный был олень. Вот, пусть Тарпатассис теперь работает. И пусть при этом молчит! Мне не надо, чтобы он высказывался!
Авраам: (тихо) А... мне высказаться можно? Или тоже... помолчать?
Тудхалияс: (смеется) Ну, тебе я пока жертв не приносил, давай, говори.
Авраам: Понимаешь, мой Бог - это не бог. Это...

Тудхалияс ухмыляется.

Авраам: Нет, я понимаю, что тебе странно. Но не только я верю в Него. Вот, Элиэзер, мой сын Ицхак... Старый шалимский царь, Милки-Цидку, тоже...
Тудхалияс: Хорош бог, у которого четверо верующих! Отощал наверное, бедняга. На одно и годится, советы давать!
Авраам: Ему не нужны жертвоприношения.
Тудхалияс: Но ты ведь их ему приносишь!
Авраам: Приношу.
Тудхалияс: А смысл?
Авраам: Мне это нравится. (Тудхалияс смеется). А иногда Он мне Сам повелевает.
Тудхалияс: Сам?
Авраам: Сам.
Тудхалияс: А ты его как слышишь?
Авраам: А вот слышу, и всё.
Тудхалияс: Так же, как меня сейчас?
Авраам: Нет, не так. Отчетливей. Ты у меня сейчас как сквозь туман. Я слышу твои слова, но я вижу твои мысли. Они по тебе бегают, как мыши, и твои слова - это их следы. А Он говорит ясно. (Пауза). Понимаешь, ведь это Он сотворил мир, звезды, солнце, нас с тобой...
Тудхалияс: А-а-а! Теперь всё понятно!
Авраам: Что понятно?
Тудхалияс: Твой бог - это Алалус.
Авраам: Его можно звать по-разному, но этого имени я не слышал.
Тудхалияс: Неудивительно. Никто теперь Алалусу не служит, это давно вышло из моды. Алалус был самым старшим из богов, великим творцом. Потом его победил его виночерпий Анус...
Элиэзер: (перебивая) Простите, как-как? Я записываю.
Тудхалияс: А-нус. Имя такое. Шумерское. Его все в Междуречье знают, а Алалуса только мы, хетты. У остальных память короче.
Элиэзер: Понял.
Тудхалияс: А Ануса сменил Кумарбис, тоже его виночерпий, который от него забеременел и родил...
Авраам: Хватит. Ты совершенно ошибаешься. Все твои Анусы и Алалусы - это слова. Ты помнишь о них - они есть, не помнишь - их нет. Они ведь и для тебя ничего не значат, ты сам говоришь. Мой Бог - это то, что существует помимо меня. Ты ориентируешься на себя, а я - на Него.
Тудхалияс: а если он скажет тебе убить меня сейчас, ты убьешь?

Элиэзер закрывает лицо руками. Авраам смотрит на него.

Авраам: Расскажи ему, Дамасский.
Элиэзер: (после долгой паузы) Ицхак. (Снова пауза). У хозяина есть еще дети, но... (снова замолкает). Если бы не Ицхак, его наследником стал бы я. Он сам мне сказал. Ицхак - это... Тяжелый ребёнок. Особенный. Я недавно ездил в Междуречье, жену ему привёз. Сам он... Ну, понимаете, люди Мидйана называют себя мидйанитами, люди Ишмаэля - это тоже сын хозяина, от египтянки - ишмаэлитами, но никто не назовёт себя ицхакитом. И всё же...
Тудхалияс: Понимаю, понимаю. Таких как раз больше всех любят. И?
Элиэзер: Бог сказал хозяину: возьми Ицхака и принеси мне в жертву.
Тудхалияс: (живо) И что же хозяин сказал?

Авраам молча слушает разговор.

Элиэзер: Ничего хозяин не сказал. Сложил алтарь, взял нож и...
Тудхалияс: (краснеет от гнева) Безумец! Твой хозяин - безумец! Проклят час, когда я ел в твоем шатре, Абраму - иначе я немедленно бы избавил мир от тебя и твоего слуги, а потом пошел бы в Шалим искать твоего Милки-Цидку! (Бегает возбужденно по шатру) Я знал людей, которые убивали своих сыновей! Они делали это в гневе, в битве, если сын восставал на них. Они могли убить нелюбимого сына, если тот угрожал избранному наследнику. Всё бывало! Но укокошить любимого сыночка по приказу неизвестно кого...

Авраам вжимается в стенку шатра и что-то шепчет.

Тудхалияс: Ты и сейчас с ним говоришь! Ну, скажи, что он говорит тебе?
Авраам: Он говорит мне быть спокойным. Вот я и пытаюсь.
Тудхалияс: И это всё, что у него есть сказать?
Авраам: Нет. Еще Он предлагает мне задать тебе несколько вопросов.
Тудхалияс: Ага. Сам, значит, не может, через тебя передает.
Авраам: Он-то может, но ты-то не слышишь.
Тудхалияс: (садится) Ну, давай вопрос номер один.
Авраам: Хорошо. Скажи, как ты решаешь, что хорошо, а что плохо?
Тудхалияс: Для этого у меня есть совесть.
Авраам: А где она?
Тудхалияс: Она - во мне.
Авраам: А если твоя совесть скажет тебе убить меня?
Тудхалияс: Убью. Вот только что чуть не убил.
Авраам: Так какая между нами разница? Ты поклоняешься своей совести и готов убить по её приказу. А я поклоняюсь своему Создателю.
Тудхалияс: Ну, сравнил! Про свою совесть я всё знаю! А твой бог непредсказуем! Вчера он сказал тебе убить Ицхака, потом он сказал тебе не убивать Ицхака. Вот увидишь: твой Ицхак унаследует твою веру, и этот твой бог будет говорить его детям, что делать. И как же ты будешь глядеть из своей пещеры, когда дети твоего Ицхака будут резать насмерть детей твоего же Мидйана, потому что так им сказал этот бог!
Авраам: Ты так и не понимаешь.
Тудхалияс: Не понимаю. И не пойму. Я этого никогда не пойму.
Авраам: Зачем же тогда говорить? (Пауза) Я всё-таки попробую. Ты не знаешь себя. Я не знаю себя. Откуда ты знаешь, что происходит с твоей совестью, когда ты спишь? Что остается в ней после каждого приступа гнева или ночи, проведенной с бутылкой кармельского? Может быть, завтра твоя совесть оправдает то, что порицала сегодня. А вот мой Бог - не изменяется. Знаешь, почему? Потому что само время - дело Его рук. Он единый во все времена и во всех местах. Всё, что Он говорит - соразмерно. Я не боюсь Его голоса.
Тудхалияс: Это ты так веришь.
Авраам: А ты веришь в свою совесть. А я не верю в неё.
Тудхалияс: А если ты любишь человека, ты тоже не веришь в его совесть? В совесть твоей Сары ты не верил?
Авраам: Верил. Совесть моей Сары - это голос моего Бога. Совесть моего Ицхака - тоже голос Бога.
Тудхалияс: И ты был готов заколоть эту совесть кинжалом?
Авраам: (спокойно) Не я создал душу Ицхака. Не мне судить, для чего она понадобилась Тому, кто вложил ее в тело моего сына.

Тудхалияс: (снова вскакивает) Да ты фанатик! Я боюсь тебя!
Авраам: И ты - фанатик. Ты фанатично веришь в справедливость собственной совести. Но я тебя не боюсь.
Тудхалияс: Так получается, что совесть - уже недостаток? Что её, отрезать теперь надо, как ты сделал со своей крайней плотью?
Авраам: Совесть тем и хороша, что она измеряет, насколько ты отдалился от своих ценностей. Но если твои ценности внутри тебя, то ты можешь отдалиться вместе с ними, и не заметить этого.
Тудхалияс: Мы все меняемся с годами.
Авраам: А разве это всегда хорошо? Пойми: чаще всего мой Бог и твоя совесть скажут нам одно и то же. Но, когда они будут расходиться, кто подскажет нам, ты прав или я?
Тудхалияс: Ну, разве что кто-нибудь со стороны.
Авраам: А мой Бог тем и хорош, что Он со стороны.
Тудхалияс: А может быть, он в тебе, как во мне - моя совесть?
Авраам: Он, конечно, и во мне. (Качает головой) Только вряд ли Он только во мне. Слишком многое Он сказал мне, чего я не знал. Слишком много Он дал мне, чего не было во мне раньше.
Тудхалияс: Сомневаюсь, что я захочу услышать то, что он тебе сказал. Напиши это на дощечках и пришли, может, прочту.
Авраам: Элиэзер запишет. (Помедлив) Но тебе ни к чему дощечки. Там, у себя, ты прислушайся однажды - и услышишь Его.
Тудхалияс: Если сойду с ума, конечно, услышу. Ладно, Абраму, бывай-ка здоров, а мне пора.
Авраам: Да благословит тебя Единый, Тидъал.

Тудхалияс выходит. Элиэзер выходит за ним.

Элиэзер: Что ты передашь тем, кто спрашивал про хозяина?
Тудхалияс: То, что думаю. Он сумасшедший, но не буйный. Однажды с ним случился припадок и он напал на сына, но сейчас он смирный и ни на кого не нападает, а только философствует. Если обстоятельства его болезни изменятся, мы снова подумаем, что делать.

В шатре Авраам стоит неподвижно и молча.

Бог: Ходи передо Мною и будь спокойным, Авраам; и не бойся, ибо Я с тобой.