Таких огромных черных тараканов Он никогда раньше не видел. Упитанные, в черных глянцевых фраках, они собрались под самым потолком на теплой беленой трубе большой русской печки и, шевеля усами, обсуждали свои проблемы. Отдельные особи неторопясь подтягивались к собравшимся, чувствуя себя в этой просторной избе полноправными хозяевами.

Серая жидкость в алюминиевых солдатских мисках, которую хозяйка поставила на стол, хоть и была непривлекательна на вид, но пахла аппетитно. Большие куски домашнего подового хлеба, еще теплые, ноздреватые, с толстой поджаристой коркой, своим видом и духом способствовали обильному выделению слюны.

- Садитесь, ребята, небось оголодали с дороги. Щец домашних похлебайте. - Она деловито разлила по граненым стаканам зеленоватого стекла мутную самогонку, чокнулась за знакомство и встречу и, медленно причмокивая, высосала влагу. Крякнув, как старый грузчик, занюхала корочкой и послала вслед самогонке ломтик соленого огурчика. Потом она наклонилась к своей миске и, шевельнув в ней ложкой, улыбнулась.

- Ну, Вася, раз ты утоп во щах, значит удались оне...

Осторожно, держа за ус двумя пальцами, хозяйка вытащила из миски тараканища...

- Петь, а Петь, ходи сюда...

Из-за печки, постукивая шпорами и когтями о пол, как товарищ Буденный на параде, вышел громадный петух. Таких цветных петухов Он видел только на картинках в детских книжках. Его черносиний хвост развевался, как плюмаж на шляпе берсальера. Палевые крылья с краснокоричневой искоркой и синезеленый воротник делали его похожим на грандов с картин великих испанцев. Крупный яркоалый гребень, свесившийся на левый глаз, и роскошная алая же борода завершали его наряд.

Петух важно подошел к столу, повернул голову набок и уставился своим желтым немигающим глазом на хозяйку. Она протянула ему околевшего таракана, и тот, щелкнув мощным клювом, отправил его в свой зоб. Этого ему показалось мало. Птица продолжала разглядывать хозяйку, надеясь получить добавку.

- Иди, Петя, иди. Хватит с тебя. Не ленись. Погоняй их, супостатов, а то совсем обнаглели. Скачут прямо во щи. - Сказала она, отправлдяя в рот ложку.

Он, подавив в себе брезгливость, тоже принялся есть. Варево действительно оправдало ожидание и уже через минуту забылся тараканий труп.

В эту деревню, неподалеку от областного центра, они добрались на попутках. В гости к лешиной дальней родственнице со стороны отца. Так получилось, что Его с сержантом Лешей оставили при штабе полка на войсковую практику. И грех было не воспользоваться случаем.

Пока попутки пылили проселками, Он пялился на скучные рыжие суглинистые поля, сплошь утыканные хилыми ростками новоявленой в этих местах "королевы полей". К середине августа кукуруза не выросла даже до полуметра и достичь хотя бы юношеской зрелости не обещала. Серые деревни, которые они проезжали, пахли брагой и запустеньем.

Когда хозяйка наполнила стаканы во второй раз, дверь скрипнула и на пороге возникло худенькое рыжеволосое существо.

- Здравствуй, Ивановна, никак у тебя гости?

- Здравствуй, Дуня. У тебя, как у машкиной сучки нюх на кобелей...

- Можно я к вам присуседюсь?

- Садись к столу, коль зашла. И щец, и водочки для тебя хватит. Да и вчетвером за столом какбы комплект. Это вот племяш мой с другом в гости зхаглянул. Служба у них нынче в области. - Пояснила хозяйка.

- Надолго? - поинтересовалась Дуня.

- До завтра. - Ответил Леша.

- Што ж так мало времени гостите?

- Служба...

- Жаль... Ну... За знакомство...- подняла она свой стакан.

Дуня оказалась женщиной неопределенного возраста, и на первый взгляд старше Его лет на десять. Никаких особых женских прелестей у нее Он не заметил. Кроме больших зеленых глаз. На ней было старенькое заношенное цветастое платьице и старые разбитые, не знавшие ваксы с рождения мужские туфли без шнурков. Наряд "завершала" бумажная роза, наскоро сунутая в спутанные волосы. Еще Он заметил густую россыпь веснушек у крыльев носа и на оголенных предплечьях. Цепкие длинные пальцы, изуродованные тяжелой крестьянской работой, хищно сжимали стакан. И опорожнила она его как-то со всхлипом, по-мужски. Несмотря на отсутствие женской привлекательности, Ему показалось, что она излучает какое-то поле "порока", притягивающее и засасывающее. Он улыбнулся ей и она ему ответила смутившись, опустив глаза. И ресницы у нее оказались длинные и пушистые. И ладони рук, узкие и изящные, совсем не крестьянского труда.

- Ладно. Пойду я. Спасибо за хлеб-соль. Баньку вот истоплю... А что, солдатики, приходите попариться... Благо - суббота, банный день... А то от пыли нашей дорожной за ушами так просто не избавитесь.

- Не балуй, Дуня. Не твоя это ягодка. Зеленые они еще.

- Коль в солдаты взяли, то и вполне созрели. - хихикнула Дуня. - Не боись, Ивановна, нешто я не понимаю. Пусть приходят Не пропадать же жару. Да и веники у меня припасены знатные.

Повернувшись на пятках, она выскользнула за дверь.

Отоспавшись после трапезы в садике под березой, Он сладко потянулся, взъерошил пыльный ежик волос и толкнул в плечо сопевшего тут же на рядне Лешу. "Совет" был недолгим и решение принять банное приглашение одобрено.

Дунина изба была рядом, по соседству. В конце огорода, засаженного картошкой, дымила труба старой черной баньки.

Дуня, раскрасневшаяся и взъерошенная после бани встретила их на пороге.

- Ну вот молодцы. Идите, парьтесь. Мыло, шаечки с вениками - там все. Найдете. Вот вам рушничок. Чистый. Один. Уж не обессудьте. Нету боле. А то - вот мой возьмите, коли не брезгуете. - Протянула она свой влажный рушник.

Он посмотрел ей в глаза, улыбнулся и взял его.

Парились долго и всласть. Он, как городской житель, впервые попал в такую баню. И все ему в ней было внове.

Леша, швыряя ковшиком воду на раскаленные камни, быстро нагнал пару, и они, нежась и похохатывая, всласть отстегали друг друга вениками. Густой дух отопревших в воде березовых листьев щекотал ноздри. Казалось, все тело раскрыло поры и дышало каждой своей клеточкой. Все в этой баньке было рационально. Три дощатых полки под потолок, чан с холодной водой, чан с горячей над примитивной топкой, деревянные шайки и эмалированное ведро с холодным квасом в предбаннике.

Когда они вышли из баньки, красное августовское солнце уж наполовину своего диска закатилось за вершины соседнего бора. Теплый неподвижный воздух пах мятой и какими-то неведомыми Ему терпкими травами. В теле чувствовалась легкость и пружинистость в мышцах.

Как только они появились на пороге горницы, Дуня тут же метнулась к печи и ловко выхватила из ее зева дымящийся чугунок с молодой картошкой. На столе стояла миска с желтым творогом, кринка со сметаной, свежие огурчики, помидоры, зеленый лучок и на дощечке аккуратно нарезаное сало. Он почувствовал, что ей эти хлопоты доставляли удовольствие. Она вся светилась изнутри.

- Чем богаты, тем и рады. Садитесь к столу, дорогие гости. - Сказала Дуня и жестом показала на лавки.

Он насытился быстро. К тому же и пища эта была как бы деликатесом. За два года армейской службы Он уж и забыл вкус творога и сметаны. Да и свежими овощами армейские интенданты не баловали рядовых.

За окном быстро смеркалось. Дуня зажгла керосиновую лампу. Электричества в деревне не было. На него повеяло воспоминаниями из далекого военного детства.

- Ну вот, Лешенька, ты иди к тетке ночевать, а друга твоего я пристрою на моем сеновале. А то, глядишь, Ивановна будет беспокоиться.

Леша многозначительно хмыкнул, поблагодарил хозяйку за хлеб-соль и баню и побрел через огород к теткиной избе.

Черное, неподсвеченное городскими огнями, небо искрилось мириадами звезд. Вселенная открыла Ему окошко и Он ощутил ее величие и бесконечность.

Поднявшись по приставной лесенке на сеновал, Он упал навзничь в сено, погрузившись в дивный дух сухих полевых трав. Внизу тихо переступала с ноги на ногу корова, вздыхая, хрустела сеном. В углу попискивали мыши. Где-то далеко орали лягушки. Сытая истома быстро окутала Его тело и Он, сбросив стеснявшую одежду, окунулся в дрему.

Очнулся Он от легкого прикосновения к плечу. Он сразу догадался, что это она. Даже ждал ее...

- Миленький, я полежу подле тебя... Можно? - прошептала она. - Я тебе укрывку принесла...

- Ложись, Дуняша. - тоже шепотом ответил Он.

Ее хрупкое тело прижалось к Нему, ища тепла и сочувствия. И пахло оно молоком, а волосы ромашкой. И были они мягкие, шелковистые. Он ощутил ее теплое дыхание на своей щеке, а шершавые пальцы на своем плече. Они нежно гладили Его кожу, пробираясь к груди. Он знал, что сейчас должно произойти, но не знал как, опасаясь этой опытной взрослой женщины. Она как будто прочитала Его мысли и прошептала - "Не бойся, миленький, ты сильный и красивый... И будет у нас все, как надо..." Ее руки гладили Его грудь и живот, а Он в ответ положил свою ей на грудь. Под легким платьицем у Дуняши ничего не было... Ее маленькая упругая, как у девчонки, грудь легла в Его ладонь, и Он почувствовал, как ее тело сотрясла дрожь. - "Соколик ты мой ненаглядный," - шептали ее потрескавшиеся губы, а руки медленно приближались к низу Его живота...

Как очутился в ее влажном тепле, Он не помнил. Природа подсказала Ему движение, и лодка закачалась в такт их сердцам. Он чувствовал ее дрожь и встречное движения. Океанская волна накрыла их и взорвались они вместе... Подавленый стон перешел в крик и она забилась под ним, как раненая птица... Она продолжала извергаться, плотно прижавшись к Нему. На ее щеках Он ощутил соленую влагу слез и испугался - не сделал ли Он чего-то, что обидело ее - "Отчего ты плачешь, Дашенька? Я тебя обидел?" - "Што ты, глупенький, мальчоночка мой милый... От счастья я плачу.., от счастья... Все получилось, как надо... Мужик ты настоящий..." - И Он почувствовал, как она улыбнулась.

Лишь в третий раз Он ощутил всю гамму их совместных ощущений. - "Не спеши, миленький," - подсказывала она Ему, готовясь к очередному стресу. Потом они лежали, прижавшись друг к другу, и ее губы нашептывали Ему на ухо ласковые слова, а руки ласкали Его до тех пор, пока Он вновь не был готов войти в нее. Она впускала Его в себя и тихо смеялась...

- Што ж ты не замужем? - Поинтересовался Он в минуту роздыха.

- Э-эх...- вздохнула она, - Всех моих женихов война выбила. Все полегли За Родину, За Сталина... Ведь вернулись-то трое. И те калеки. А мне-то, как кончилась война, как раз пятнадцать стукнуло. Кто из молодых на войну не успел, ушли в армию, да боле сюда не вернулись...

- Вот и тебе бы надо было уехать...

- Не могу бросить одну старуху. У ней жизня не сложилась и мне в наследство передала. Да и должен же кто-то коров доить. Так и хожу на ферму. Да ты, миленький, не переживай. Не жалей меня. Ласковый ты мужик. Как теленочек. Будут любить тебя бабы. Первая я у тебя. И будешь помнить меня всю жизнь, потому как была я с тобой в охотку. И ты это почувствовал. Разберешься теперь в бабьем притворстве. Счастливая будет, которая полюбит тебя по-настоящему. И детки у тебя получатся красивые...

- А ты?.. Может и у тебя будет ребеночек... От меня...

- Нет, миленький. Не могу я иметь ребеночка. Застудилась в войну. Могла б, - давно уж прижила. Как матушка моя меня... Радость ведь какая - дитеночек, который в любви сделаный... Все одно тебе спасибо. Дал ты мне на одну ночь счастье... Спаси тебя Христос... И я тебя буду помнить, потому как ввела тебя в таинство...

Уже светало, когда они ненадолго забылись во сне.

В обратный путь тряслись ребята в кузове попутки. Леша тактично вопросов не задавал. А Он тихо грустил, перебирая в памяти события прошедшей ночи....

12.2003г.

Киев.