Башей Александр Викторович : другие произведения.

Паутина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПАУТИНА.
   (роман)
  
   ПРОЛОГ.
  
  
   1999 год, весна. Чечня, Россия.
  
   ... Мужчина лежал на спине. Все тело - в ссадинах и кровоподтеках. Лицо представляло собой нечто ужасное и не поддавалось описанию. На нем были окровавленные лохмотья, по виду которых вряд ли бы кто осмелился предположить, что куплены они чуть больше месяца назад в одном из крупнейших торговых центров в Лондон-Сити...
   "... эти твари убили мою девочку, убили мою Сару! Я отомщу за нее!.. За всех! Я еще вернусь... Я смогу!.. Я должен!.. Я обязан!.." - Возможно, только мысль о мести, пульсирующая в помутневшем от боли сознании, поддерживала жизнь в этом изувеченном человеческом теле.
   Он не знал, день сейчас или ночь, поскольку перед глазами непроглядной стеной стоял плотный туман. Когда сознание возвращалось к нему, мысль о мести заставляла его всеми оставшимися силами цепляться за жизнь. И он снова и снова мысленно возвращался на несколько часов назад, когда их преследователи, буквально, дышали им в затылок, но его девочка была еще жива, и они, несмотря, ни на что, верили, что спасутся...
   ...Они притаились в густых зарослях "зеленки". Казалось, здесь их спасение. Он обнимал ее дрожащее тело. Девушка смотрела на него глазами полными мольбы и страха. Он еще крепче, насколько позволяло сломанное ребро, прижался к ней и прошептал:
   - Все будет хорошо, маленькая... - И она ему верила.
   Послышались голоса и ставшая ненавистной, похожая на лай псов, речь.
   Над головой прострекотала сорока - и он почувствовал, как раскаленный свинец дробит кости ног. Кровь залила глаза. Стиснул зубы, чтобы не закричать. И тут он услышал слабый стон, принесший с собою боль, несравнимую с той, которую причиняли кусочки раскаленного металла, засевшие в его конечностях. Когда все стихло, и он перевернул ее, она была еще жива. В ее тухнущем взгляде уже не было страха - самое страшное уже случилось, ее голубые глаза были полны смертельной тоски. И он понял, не мог не понять, хотя отказывался верить, что смерть отнимает ее у него. Закричал, но крик застрял в горле. Склонился к девушке и обессилено прошептал:
   - Все будет хорошо... - И она ему верила...
   - Все будет хорошо... - И она ему верила...
   - Все будет хорошо... - И она ему верила. Она всегда ему верила. А он ее обманул...
   Он не сразу понял, что она умерла. Замолчал, опустил голову на ее грудь. Хотел плакать, но не было слез. Хотел кричать, но не смог выдавить из себя ни звука. Боль в раздробленных ногах была чудовищной, но он ее не замечал. Боль душевная заглушала боль физическую. Обнимая безжизненное тело любимой женщины, он в первый раз потерял сознание. Тогда ему казалось, что жить больше не для чего...
   ...Из цепких объятий беспамятства его вырвала пронзительная мысль о мести. Он просто обязан выжить, чтобы расплатиться по счетам с этими подонками, расстрелявшими Джима, Рики, Марка, убивших Сару! Иначе, зачем он остался жив?!
   Мужчина в последний раз поцеловал лицо любимой и, превозмогая боль, принялся ползти. Он полз... Терял сознание... Снова полз... И снова окунался в беспамятство... Снова полз, сдирая в кровь руки, живот... И снова на него накатывала эта серая липкая мгла, приносящая с собою минутное облегчение... Затем он снова приходил в себя и продолжал ползти...
   - Все будет хорошо... - И она ему верила...
   - Все будет хорошо... - И она ему верила...
   - Все будет хорошо...
   И снова долгожданная мгла, обволакивающая сладкой истомой и не дающая сойти с ума от боли...
   - Все будет хорошо... - И она ему верила...
   - Все будет хорошо...
   Он полз, впиваясь изодранными пальцами в каменистый грунт, отталкиваясь кровоточащими локтями...
   - Все будет хорошо... - И она ему верила...
   ... Он не знал, где он. Он не знал, день сейчас или ночь...
   "... я отомщу!.. Я смогу!.. Я должен!.. Я обязан!.."
   - Все будет хорошо...
  
   К бездыханному телу на краю проселочной дороги подошли трое, одетые в форму Федеральных войск. В десятке метрах от них, натужно работая мощными моторами, стояла небольшая колонна из двух БТРов и "Урала".
   - Похоже, он уже того, кончился, товарищ лейтенант. Кто ж его так?
   - Ты думаешь, в этой дыре нет подобных умельцев? - мрачно отозвался офицер. - Ты на ноги его посмотри - на них живого места нет. Косили очередью.
   - А, по-моему, он еще дышит, - произнес третий голос. - Смотрите!
   Он слышал их голоса. Он не понимал их речь, но чувствовал, что это не враги. Собрал остатки сил и попытался пошевелиться. По телу прошла судорога, а из груди вырвалось хриплое рычание:
   - Help... Help me!..
  
  
   Спустя 2,5 года. Подмосковье.
  
   Кругом были сосны. Куда ни глянь: огромные разлапистые красавицы поднимались ввысь, туда, где на ясном ночном небосводе необычайно ярко сверкали звезды. Было тихо и очень прохладно - все-таки, как-никак, начало октября.
   Среди этих сосен зловещим сказочным замком возвышался большой двухэтажный корпус. Когда-то, лет десять назад, здесь был пионерский лагерь с незатейливым названием "Улыбка", ныне же на территории бывшего лагеря находился режимный объект. Всю территорию по периметру огораживал высокий бетонный забор, попасть вовнутрь можно было только через большие металлические ворота, пройдя всевозможные контроли и досмотры. Жители окрестных сел утверждают, что по территории разгуливают люди с автоматами, а по ночам бегают специально обученные собаки. Хотя, может быть, этого и не было, поскольку ни один из них не удостоился чести побывать за этим высоким серым забором.
   Одним из тех, кто знал, что происходит "за забором", был Евгений Максимович Заблоцкий, ученый с мировым именем, профессор, возглавляющий научную группу. В здании главного корпуса располагалась лаборатория, в которой профессор и его коллеги проводили свои исследования. Конечно, слухи, распространяемые жителями соседних селений, несколько отличались от действительности: да, на территории объекта находилась вооруженная охрана, действительно были сторожевые собаки, но все это было не так наглядно, как обыватель привык видеть в западных кинобоевиках. Хотя, как и на другом режимном объекте, все было предельно строго.
   Заблоцкий работал в этой лаборатории уже более года. По сути, он сам ее создал, собрал коллектив, ту команду талантливых ученых, с которой за относительно короткое время проделал колоссальную работу и уже стоял на грани крупного научного открытия. Точнее, открытие уже свершилось, его сделал сам Евгений Максимович, но об этом никто не знал. Случилось это чуть более двух недель назад. Но немного раннее Заблоцкий сделал для себя другое открытие, и помог ему в этом его молодой помощник Лев Розовский...
   Как-то Лев отозвал его и попросил вечером, после ужина, зайти к нему в кабинет. Евгений Максимович слегка удивился странному поведению коллеги, но в назначенное время явился в кабинет Розовского.
   - Что же все-таки случилось, Лев Валентинович? - ворчливо спросил Заблоцкий, устраиваясь за письменным столом, на котором, как всегда, был полный порядок: ни одной лишней бумажки, все - на своем месте. Евгений Максимович всегда завидовал этой черте молодого помощника, у него самого на столе постоянно царил жуткий кавардак, в котором что-то найти сразу было почти невозможно.
   Розовский сел рядом, поправил на переносице очки. Вид у него был довольно-таки озабоченный. Это не понравилось Заблоцкому. Лев заговорил тихо, чуть ли не шепотом, словно боялся, что их могут подслушать:
   - Скажите, Евгений Максимович, то, над чем мы с вами работаем, это важно? Я имею в виду, для всего человечества в целом.
   Профессор фыркнул. Честно говоря, он никак не ожидал такого глупого вопроса от такого умного человека, каким всегда считал Леву.
   - Не мне вам рассказывать, Лев Валентинович, как это важно... Но я не понимаю, к чему был задан подобный вопрос!
   - Я не собираюсь оспаривать всю важность и ценность нашей работы, Евгений Максимович, - поспешил заверить наставника Розовский, - ни в коем случае. Но посмотрите на это несколько с иной стороны. Ведь то, что мы с вами создаем - это, в первую очередь, оружие. Очень страшное оружие, Евгений Максимович!
   Заблоцкий решительно отказывался понимать, к чему клонит Розовский.
   - Согласен, Лев Валентинович. В какой-то мере наши вирусы это оружие. И военные рассматривают вирусы именно как оружие массового поражения, так называемое, бактериологическое, но мы ведь с вами, Лева, не военные, мы ученые, и перед нами стоят несколько иные задачи. И я думаю, наше государство, вряд ли когда-либо прибегнет к такому виду оружия: нынче на дворе другие времена. Холодная война уже давно закончилась.
   - Государство может и не прибегнет, но есть люди, которые не прочь заполучить результаты нашей работы. И поверьте мне, их интерес имеет далеко не научную подоплеку.
   - Я не понимаю, о чем вы говорите!
   - Я говорю о террористах, - выпалил Розовский, но тут же заговорил шепотом: - людях беспринципных и жестоких, готовых ради своих сумасбродных идей уничтожать города, районы, целые страны!
   Разговор становился неприятен для профессора. Он поднялся с кресла и зло обронил:
   - А какое отношение ко всему этому имеем мы? И вообще, терроризм - это дело спецслужб, а мы с вами, Лев Валентинович, позвольте вам напомнить, ученые.
   - Как вы не понимаете, ко всему этому мы имеем самое непосредственное отношение...
   Это было уже слишком! Заблоцкий не желал этого больше слушать. Он решительно направился к выходу, но слова Розовского остановили его:
   - Вы думаете, что работаете на интересы государства, Евгений Максимович? Что все наши исследования оплачивает государство? Как бы не так! Нас обманывают! Мы работаем на самых обыкновенных бандитов, на международных торговцев оружием.
   Профессор замер около двери. Как-то по-новому - так смотрят на безумцев, посмотрел на помощника.
   - Как вас прикажите понимать, Лев Валентинович? Извольте объясниться.
   - Пожалуйста, - каким-то совершенно безразличным тоном отозвался Розовский. - Если вы мне уделите еще пятнадцать минут.
   То, что Заблоцкий услышал от Розовского, ввергло ученого в шок. Ладно бы, Лев только говорил - это можно было бы списать на разыгравшееся воображения от чрезмерного переутомления (они, и вправду, последнее время очень много работали, поскольку чувствовали приближение долгожданной победы), но каждый новый факт Розовский подтверждал, то ли каким-то документом, то ли фотографиями. Вся эта информация мелькала на экране компьютера, а Лев все говорил и говорил...
   - ... Теперь вы меня понимаете, Евгений Максимович? - устало закончил Розовский.
   Заблоцкий выглядел подавленным.
   - Теперь да, Лева. Но откуда у тебя это все?
   - Да так... - Розовский не стал вдаваться в подробности и рассказывать, что давно уже подозревал нечто подобное, а устроенная им проверка только подтвердила его опасения.
   - Это все надо отнести в ФСБ! И почему они до сих пор не занимаются этим? - искренне негодовал профессор.
   - Возможно, потому, что кому-то это невыгодно, - предположил молодой ученый.
   - Ты так думаешь? - от волнения Заблоцкий перешел на "ты". - Что же делать?
   - Об этом мы подумаем позже, Евгений Максимович, а пока нам надо вести себя так, словно ничего и не случилось. Вы понимаете меня? Иначе у нас отсюда одна дорога... - Розовский скорбно умолк, справедливо рассудив, что дальнейшие пояснения ни к чему. Извлек из дисковода диск, уложил его в футляр и протянул профессору. - Пусть это будет у вас, как-то надежней. А то я чувствую, ко мне уже присматриваются.
   Заблоцкий спрятал диск во внутренний карман пиджака.
   Этой ночью он так и не уснул. На следующее утро был необычайно молчалив и замкнут. Розовский же вел себя как обычно...
   А через два дня Леву нашли мертвым в своей комнате. Официальная причина смерти - кровоизлияние мозга...
   Именно тогда Евгений Максимович понял, что необходимо действовать. И сегодня, когда он получил условный сигнал, Заблоцкий был готов: вся документация, все результаты многомесячного кропотливого труда были уничтожены, и он покидал эту лабораторию, ставшую ему за год вторым домом, зная, что больше никогда сюда не вернется.
  
   Трое мужчин стояли возле синего микроавтобуса "Фольцваген" и курили.
   Это были люди из охраны лаборатории, отвечающие за перевоз членов научной группы. Дело в том, что все, кто работал вместе с профессором Заблоцким, жили в соседнем с главным корпусом здании, где им отвели жилые помещения, не уступающие комфортностью "люксовским" номерам в престижных гостиницах. Домой, в Москву, ездили только по выходным. Сказано, режимный объект.
   - Что хоть случилось, Стас? - спросил один из охранников у старшего группы. - Неужели нельзя было дождаться утра?
   - У Заблоцкого что-то случилось, - ответил Стас. - Как я слышал, ему позвонила дочь и сообщила, что заболела жена. Чуть ли не при смерти даже. А вот, и он сам!
   К машине шел руководитель научной группы профессор Заблоцкий. Шел быстрым шагом, в руках держал свой неизменный, видавший лучшие времена, кожаный портфель.
   - Здравствуйте, Евгений Максимович, - приветствовал ученого Стас.
   - Здравствуйте, ребята. Извините, что пришлось вас потревожить. - На лице Заблоцкого читалась крайняя озабоченность.
   - Это наша работа, - ответил за всех Стас. - А вы не переживайте, Евгений Максимович, все будет хорошо.
   - Спасибо, ребята, - поблагодарил ученый. Он и не переживал, по крайней мере за семью. Заблоцкий уже знал, что жена и дочь находятся в полной безопасности. Возможно, их уже даже нет на территории России.
   - Ну что, поехали? - спросил водитель.
   - Да, конечно. - Стас открыл дверцу микроавтобуса, пропуская вперед профессора. Заблоцкий на какой-то миг задержался, протягивая охраннику портфель для досмотра - так было положено по инструкции. Но тот, словно не замечая этого жеста, учтиво помог забраться ученому в салон.- Поехали, Леша!
   Только когда микроавтобус выехал за территорию объекта и по узкой, односторонней дороге направился к шоссе, Евгений Максимович перевел дыхание. Все шло пока по плану. Он даже предусмотрел, что его не станут обыскивать, впрочем, как всегда.
   В салоне тихо играла музыка. Один охранник дремал на пассажирском сиденье рядом с водителем. Стас, находящийся в салоне с Заблоцким, в тусклом свете светильника разгадывал кроссворд. Он несколько раз обращался за помощью к ученому, а, получив ответ, удовлетворенно хмыкал и вписывал буквы в нужные клеточки...
   Внезапно микроавтобус повело влево. Водитель тихо чертыхнулся, Стас отложил кроссворд.
   "Фольцваген" остановился.
   - Что у тебя случилось? - недовольно спросил Стас. Он не любил подобного рода неожиданности.
   - Колесо, мать его... Сейчас гляну! - Водитель вышел из машины.
   Все произошло за считанные секунды: дверца резко распахнулась - и в салон ворвались двое в масках. Они без особых усилий нейтрализовали обоих охранников. Заблоцкого осветил яркий луч фонарика. После чего его взяли под руки и без лишней суеты вывели из микроавтобуса. Никто не проронил ни звука. Профессора усадили в черную "девятку", и машина рванула с места в направлении шоссе...
  
  
  
  
  
  
  
  
   20 октября. Москва.
  
   Когда следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Шведов Андрей Александрович прибыл на место преступления, опергруппа почти закончила свою работу. Предъявив дежурившему у входа сержанту удостоверение, Шведов прошел в квартиру. В гостиной он застал капитана Савушку. Криминалист уже справился со своей задачей и запечатанные "вещдоки", скрепленные персональной печатью прокурора и подписями понятых, аккуратно складывал в кейс для незамедлительной отправки в лабораторию на экспертизу.
   - Здравствуй, Сергей Сергеевич. Что тут у нас?
   Капитан ответил на рукопожатие.
   - Здравствуйте, Андрей Александрович. Двойное. Если я правильно понимаю, то это дело будете вести вы?
   - Ты все правильно понимаешь, Сережа.
   - Тогда вам туда. - Савушка указал на дверь, ведущую в холл. - По коридору, комната направо. Она же спальня.
   - Благодарю.
   Просторная комната с эксклюзивной мебелью из солнечной Италии стала роскошной декорацией, на фоне которой разыгралась кровавая драма: на большой кровати лежало двое. Мужчина - на спине, неестественно запрокинув седую голову назад и раскинув в стороны сильные руки. Над переносицей небольшая точка входного отверстия. Женщина была прикрыта окровавленной простыней. На красивом мраморном лице навеки застыла маска ужаса, тонкие бескровные губы приоткрыты в немом крике.
   Шведов какое-то время смотрел на эту сцену, ощущая внутри себя полный дискомфорт, но, тем не менее, его взгляд продолжал цинично фиксировать каждую деталь разыгравшейся в комнате трагедии. Такова уж специфика его работы!
   Следователь Мосгорпрокуратуры Невидова, расположившись на краешке стула с резными ножками, размашистым почерком записывала результаты первичного осмотра трупов под монотонную диктовку судмедэксперта, который с задумчивым видом расхаживал вокруг кровати. Речь эскулапа изобиловала непонятными, иногда даже зловещими, медицинскими словечками.
   - ... и это все, что я могу вам сказать, моя дорогая Елена Григорьевна, - закончил осмотр судмедэксперт, стягивая с ладоней перчатки.
   Невидова что-то еще спросила у эксперта, на что тот лишь беспомощно развел руками.
   - Я вам, Леночка, не Господь Бог, и остальное скажу вам со всей определенностью только после вскрытия. - Эскулап забрал у следователя записи, присел за журнальный столик и принялся торопливо заполнять регистрационные карточки трупов.
   Двое сотрудников спецмедслужбы в синих халатах принялись готовить трупы к транспортировке в Бюро судебно-медицинской экспертизы.
   Шведов еще раз осмотрелся и, не желая никого отвлекать от работы, вышел из комнаты. Вернувшись в гостиную, он наткнулся на коллегу с Петровки, замначальника 2-го отдела МУРа полковника Громова.
   - Что-то ты, Андрей Саныч, уж больно торжественно выглядишь, - заметил тот, разглядывая смокинг и галстук-бабочку "важняка". - Будто на тусовку великосветскую приехал, а не на место преступления.
   - Что, глупо выгляжу, да?
   - Ну, в общем-то, да, - не стал лукавить полковник.
   - Я тоже так думаю. А на счет тусовки ты, Владислав Николаевич, почти угадал. Только не "на", а "с" таковой, - поправил милиционера Шведов. - Да, хорош подарочек!
   - Объяснись, - попросил Громов.
   - Да что тут объяснять, Владислав Николаевич! - в сердцах сказал следователь. - Только я собрался отметить свой день рождения в приличном, а главное, приятном обществе, как звонит мне первый заместитель Генерального, господин Соломатин. Все чин чином: поздравил, здоровья пожелал и успехов на службе, гори она огнем. И говорит: " Для тебя, Андрей Саныч, имеется прекрасный подарочек!", называет адрес и велит мчаться сюда, к вам, вникать и руководить следственно-розыскными мероприятиями. Так что, еще поработаем вместе, коллега, - без особого энтузиазма закончил Шведов свое печальное повествование.
   - Однако, какое-то все-таки извращенное чувство юмора у твоего шефа, - не без сочувствия заметил Громов.
   - Ага. Да и чувство прекрасного у него, по-моему, тоже оригинальное.
   - Даже чересчур. А почему именно ты?
   - О, это долгая история! У нас с шефом взаимная антипатия. Вот он и старается при каждом удобном случае... А это же типичный "глухарь" с массой вытекающих отсюда неприятностей.
   К мужчинам подошла Невидова. Шведов мельком просмотрел первые документы нового уголовного дела и вернул папку коллеге из горпрокуратуры.
   - Спасибо, Елена Григорьевна. Пусть понятые подпишут, и на этом они свободны. - Обращаясь к полковнику, спросил: - Что у нас со свидетелями?
   - Айсберг беседует с домработницей, обнаружившей трупы. Лейтенанты Чижов и Гречанинов ведут опрос жителей, - кратко обрисовал ситуацию Громов. - Но, как показывает практика, в таком деле обычно свидетелей не бывает.
   - Это точно.
   Телефон Шведова напомнил о себе заунывной мелодией, и Андрей поспешил ответить:
   - Слушаю.
   - ...
   - Уже на месте, Игорь Анатольевич. - Следователь показал неприличный жест, и у Громова не осталось никаких сомнений по поводу того, с кем беседует "важняк".
   - ...
   - Уже видел... Мое мнение? У вас отменный вкус, Игорь Анатольевич, и подарок, действительно, просто изумительный. Так все здесь считают.
   - ...
   - Так точно. Завтра с самого утра я у вас в кабинете со всеми материалами... Есть, на особом контроле! Учту. Спокойной ночи, Игорь Анатольевич. - Шведов небрежно спрятал телефон в карман плаща и посмотрел на ухмыляющегося полковника. - Не любит он меня... ох, как не любит. Впрочем, это взаимно.
   В гостиную вошел капитан Айсберг, чей облик: невысокий рост, узкие плечи, смуглая кожа и черные вьющиеся волосы, не шел ни в какое сравнение с тем природным явлением, от названия которого происходила фамилия капитана.
   - А вот и Гроза "Титаника"! Здравствуй, Миша. Что у тебя?
   Оперативник скорчил рожицу и прокомментировал вслух:
   - У гражданки, понятное дело, шок после увиденного. У Сазонова работала приходящей домработницей. По ее словам, убитый вел вахтовый образ жизни: месяц - в Тюмени, два - в Москве. Сегодня, как раз, должен был улететь в Тюмень.
   - В ящике письменного стола обнаружен авиабилет в Тюмень, - подтвердила Невидова.
   - Ясно. Ты запротоколировал показания домработницы?
   - Конечно.
   В парадной послышался шум, чей-то взволнованный голос. Громов вышел в холл и увидел, как в дверях неприступной стеной застыл молоденький сержант, не желая пропустить на вверенную ему территорию невысокого и плотного господина, обладателя взволнованного голоса.
   - Что происходит, сержант?
   Но взъерошенный господин не дал возможности ответить милиционеру:
   - Именно это я и хочу у вас всех спросить! По какому праву? Кто вы такие? Что здесь, вообще, происходит?
   Громов достал удостоверение.
   - Московский уголовный розыск. Полковник Громов.
   - Что все это значит?
   - Вы знали Сазонова?
   - Да, знал... Что? Что вы сказали? Почему, знал?
   В эту самую минуту из спальни появились санитары с носилками. Шумный господин отступил на шаг, вжался в стену. Лицо его стало белым, как стена в парадной. Губы мелко задрожали.
   - Почему, знал?.. - повторил он.
   - Потому что, его убили.
   - О, Боже праведный...- Мужчина с ужасом смотрел на черный мешок с трупом, не в состоянии пошевелиться.
   - Вам плохо?
   - Нет, но мне нужно присесть.
   - Пройдемте в квартиру.
   В гостиной мужчина быстро, не обращая никакого внимания на присутствующих, прошествовал к бару, наполнил коньячный бокал водкой и залпом осушил его. Тяжело опустился на диван.
   - Моя фамилия Гросман. Лев Борисович. Я адвокат и друг Яши. Когда это случилось?
   - Вчера вечером, - ответил Громов.
   - Теперь ясно, почему он не позвонил, - совсем тихо пролепетал Лев Борисович. - Можно я повторю, - спросил он у Громова. Полковник пожал плечами. Гросман повторил, но на этот раз уменьшил дозу вдвое. После чего огляделся и спросил: - А где Костя?
   - Какой Костя?
   - Молчанов. Охранник Яши. Его что, тоже того?..
   - По подробнее, пожалуйста, Лев Борисович. Кто такой Молчанов?
   - Да обыкновенный парень. Спортсмен. Числится на фирме личным водителем и телохранителем Яши.
   - У вас есть его адрес? Он москвич?
   - Адреса нет, но это легко узнать. Сейчас я позвоню в офис. - Гросман достал телефон. Говорил он чуть больше минуты, называя оппонента не иначе как "милочка". После чего в распоряжении сыщиков появился адрес телохранителя Сазонова.
   - Миша, бери людей и езжай к Молчанову, - распорядился Шведов. - А вас, Лев Борисович, я попрошу проехать с нами и ответить на наши вопросы. Моя фамилия Шведов. Я из Генеральной прокуратуры.
   - Хорошо, - согласился Гросман, - но сначала я хотел бы позвонить семье Яши и сообщить им эту страшную новость.
   - Да, конечно, это ваше право...
  
  
  
   Линц, Австрия.
  
   Американский бизнесмен Стивен Дж. Уилкинс-младший обедал в ресторане отеля, в котором остановился два дня назад. За обедом он непринужденно перелистывал утренние газеты, изредка поглядывая на немногочисленных посетителей.
   Стивен приступил к десерту, когда в зал в сопровождении двух телохранителей вошел новый постоялец отеля. Американец несколько секунд разглядывал этого человека, после чего, скользнув по атлетам равнодушным взглядом, с интересом продолжил читать статью об Адольфе Гитлере, ставшим вновь актуальным в Западной Европе.
   Стивен допил кофе и покинул ресторан. Ему предстоял совсем нескучный вечер в обществе молодой и красивой женщины...
  
   Мужчина в белоснежном смокинге, неслышно ступая по ковровой дорожке, приблизился к двери нужного номера. Отстучал незатейливый мотивчик по гладкой поверхности двери, игнорируя табличку с просьбой не беспокоить.
   Дверь без промедления открылась, и перед ним предстала прекрасная юная особа в элегантном вечернем платье с глубоким декольте. Большие, цвета майского неба глаза оценивающе скользнули по нарушителю покоя. Девушка поправила непокорный рыжий локон, соблазнительно провела кончиком розового язычка по чувственным губам и томно вздохнула, от чего ее высокая, упругая грудь затрепетала, готовая вот-вот избавиться от тесного атласного плена.
   - Qui etes vous? (Кто вы?)- Голос у нее был мягкий и мелодичный, словно трель серебряного колокольчика.
   - Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд, - прозвучала в ответ избитая фраза.
   - О, Джеймс, вы спасете меня?!
   - О да, мэм!
   Человек в смокинге угрем скользнул внутрь и заключил девушку в объятия, захлопнув ногой дверь.
   - Стив, где ты пропадал? Я ужасно соскучилась!
   - Но, Софи, прошло всего пять минут как мы расстались внизу!
   - Неужели?! - искренне удивилась девушка и добавила: - А я думала, что целая вечность.
   Стивен улыбнулся. Одно неуловимое движение, словно он был иллюзионистом, - и в его руках появился небольшой букет.
   - Comme c`est gracieux! (Как это мило!) - Софи приняла цветы и поцеловала Уилкинса.- Ты так мил. Я поставлю их в воду.
   Когда девушка вернулась в гостиную, наполненные бокалы искрились вином, в комнате царил полумрак, а из колонок лилась лирическая мелодия.
   - Le vi est tire et gu`il faut le boire! (Вино откупорено, и его надо выпить!) - обнаружил свои познания во французском Стивен. Правда, акцент у него был ужасный.
   Бокалы соприкоснулись, издавая натянутый звон.
   - Ты ничего не хочешь, mon chevaller sans peur et sans reproche? (..,мой рыцарь без страха и упрека?) - Софи прекрасно говорила по-английски, но французские слова, которые она иногда вставляла в свою речь, придавали ей особый шарм. Она об этом не только знала, но и умело этим пользовалась. Девушка капризно надула и без того соблазнительные губки, но смотрела она на Уилкинса с вызовом: "Давай дерзай, ковбой!"
   "Ах ты, маленькая шлюшка!"
   - Хочу. Давай еще выпьем шампанского, потанцуем, посмотрим телевизор...- В эту самую минуту он был сама серьезность. - Кстати, сегодня отличное шоу! Или перекинемся в картишки! Преферанс или покер. Не умеешь? Я научу, это просто.
   - И все?- Софи приблизилась к Уилкинсу.
   - Все. Тебе что-то не нравится? - Стивен старался не реагировать на руки девушки, которые принялись блуждать по его телу. - Ну, хорошо, давай просто выпьем шампанского...
   - Ты знаешь, у тебя красивые глаза...
   - ... потанцуем...
   - ... сильные руки, - продолжала испытывать его Софи. - А дальше что?
   - Не догадываешься?
   - Увы.
   - Ты покажешь мне свою спальню, - сдался Стивен, и был уличен в своих далеко не целомудренных намерениях. Он обнял девушку и запечатлел на ее устах страстный поцелуй. - Что ты на это скажешь, милая?
   - Le trouve gue c`est charmant! (Я нахожу, что это прелестно!) - Софи слегка отстранилась от Стивена. - Но есть одно "но".
   - Вот как?
   - Любимый, к черту танцы! Хочешь, я прямо сейчас покажу тебе свою спальню?
   Стивен легко подхватил девушку на руки и, полагаясь на свою интуицию, которая никогда еще не подводила в подобных делах, со своей приятной ношей побрел в поисках спальни...
  
   Софи приняла душ и вернулась в комнату, где скучал Стивен.
   - Le vi nest tire et gu`il faut le boire! - повторил американец, но от этого его французский не стал краше. Он протянул девушке наполненный игристым вином бокал на тонкой изящной ножке и, видя, как скривилась Софи, грустно спросил: - Что так плохо?
   - Любимый, твой французский просто ужасен, - призналась Софи.
   - Это, пожалуй, мой единственный недостаток, - парировал Стивен. - Можешь мне поверить.
   Но вдруг его лицо посуровело, взгляд стал серьезнее, губы сложились в тонкую нить.
  Уилкинс поставил бокал на ночной столик и посмотрел на Софи.
   - Ты обиделся? - дрогнувшим голосом спросила она.
   - Нет, но ты не обидишься, если я тебе кое-что скажу?
   - Говори, - окончательно посерьезнела девушка.
   - Если бы ты знала, как тебе не идет этот чертов халат! - пожаловался Стивен, оставаясь по-прежнему серьезным, только в уголках прищуренных глаз заиграли озорные огоньки.
   Софи не сразу поняла, что ее разыграли. Наконец-то она облегченно вздохнула и ее губы тронула счастливая улыбка.
   - Ах ты, плут! Ну, держись! - Скинув с себя купальный халат, девушка дикой кошкой кинулась на Уилкинса.
   Тот без особого труда увернулся и накрыл своим телом Софи.
   - Мне так хорошо с тобой, - призналась она.
   - Мне тоже.
   - Но завтра приедет Карл, и все будет по-старому, - грустно произнесла Софи и взъерошила волосы Стивену, склонившемуся над ее грудью. - А ты укатишь в свои Штаты!
   Он ничего не ответил, только поцеловал ложбинку между грудей. Его губы, осыпая ее тело жаркими поцелуями, заскользили ниже... Софи же пожалела, что вспомнила о муже, находящемся в Бад Райхенфале по делам своей фармацевтической фирмы.
   - Ты уйдешь сегодня? - Она едва сдержала стон.
   - Завтра, любимая, завтра... - успокоил ее Стивен, чувствуя, что вновь разжег огонь страсти, томящийся в этом красивом теле.
  
   Софи проснулась, когда на востоке забрезжили первые огненно-красные проблески нового дня. Смутное, терзающее чувство разбудило ее. Она не помнила, что ей приснилось, но остался горький осадок, и от этого она почувствовала себя ужасно одинокой.
   Но где же Стивен? Ведь это был не сон! То, что происходило этой ночью, действительно, было похоже на сказку, но эта была явь. Ей это не приснилось.
   Мысли о мужчине, с которым она провела минувшую ночь, заставили Софи томно потянуться. Ее тело еще хранило жар его поцелуев, в воздухе витал аромат дорогого парфюма. Ей снова захотелось его.
   Где он? Неужели уже ушел?
   Девушка перебралась на ту половину, где еще совсем недавно спал Стивен. Белье еще не успело остыть. Укуталась одеялом и, промурлыкав, несколько раз повторила его имя:
   - Стивен, любимый...
   И не знала Софи, что в соседнем номере, через стенку, на такой же кровати лежит труп. Клинок вошел в тело, руководимый опытной рукой - слева между третьим и четвертым ребром. И что проснулась она вовсе не из-за дурного сна. Причиной столь раннего пробуждения был шум мощного взрыва, бесцеремонно нарушивший звонкую тишину раннего утра.
  
   Комиссар криминальной полиции Густав Кригер находился в очень дурном расположении духа. Причины для этого были, и весьма серьезные. Разбудил Кригера этим утром телефонный звонок. Звонил сержант Миллер.
   - Шеф, у нас ЧП! - Первое, что услышал Густав.
   - Какое еще ЧП, Миллер? - возмутился Кригер.
   - Взрыв автомобиля на стоянке отеля "Кристалл", - взволнованно сообщил сержант.
   И вот, уже битый час комиссар Кригер вышагивает по кабинету, нервно покуривая и дожидаясь старшего инспектора Гринца.
   Мартин Гринц, высокий крепыш с неизменной улыбкой на смазливом лице, вихрем, впрочем, как всегда, ворвался в кабинет шефа, принося с собою утреннюю свежесть, хлопья снега на ботинках и два пластиковых стаканчика кофе из автомата.
   - Кофе, Густав?
   - Спасибо. Что там? - нетерпеливо спросил комиссар.
   Мартин плюхнулся на стул, сделал глоток кофе и только тогда заговорил:
   - В машину была заложена взрывчатка. Механизм пришел в действие, как только повернули ключ в замке зажигания. Подробно об этом тебе доложит старина Вульф. Что касается автомобиля и его владельца - это серебристый БМВ, арендованный на имя Стивена Дж. Уилкинса, бизнесмена из Штатов.
   - Чертовы янки! - зло обронил Кригер.
   Густав Кригер не любил американцев и, как каждый истинный европеец, считал их жалкими выскочками и отъявленными пройдохами.
   Но судьба уготовила для шефа криминальной полиции еще один неприятный сюрприз. Телефон настойчиво затрезвонил, и Густаву пришлось снять трубку.
   - Комиссар Кригер. Слушаю.
   - Шеф, это снова я, Миллер,- виновато-извиняющимся голосом ответили на другом конце.
   -Что еще случилось, сержант?
   - Я понимаю, шеф, у вас сегодня такой день... Ваша дочь Марта...
   - Спасибо, что напомнили, Франц, - искренне поблагодарил подчиненного комиссар.
   Из-за всех этих событий, Густав напрочь забыл, что его старшая дочь Марта венчается с этим паршивцем... А, впрочем, ничего уже не изменишь! И это знаменательное событие должно свершиться в церкви Святого Мартина ровно в 10.00. Кригер взглянул на часы: 9.48. Он уже должен быть там! Опять не избежать взбучки от супруги. Густав чертыхнулся и вернулся к разговору с Миллером:
   - Так что же все-таки случилось, сержант?
   -Дело в том, комиссар, что у нас еще труп.
   - Что? Где?
   - Отель "Кристалл".
   - Вот как?
   - Да, это некий Сергей Дроздов. Турист из России.
   - Чертовы русские! - только и ответил Кригер и в сердцах бросил трубку.
   Русских Густав любил еще меньше, чем американцев, потому что не в силах был понять этот странный народ, их непредсказуемость и жестокость. Именно с такими качествами русских, которые после падения "железного занавеса" не на шутку разошлись, перещеголяв даже бойких итальяшек, приходилось сталкиваться Кригеру по роду своей деятельности
   "Боже, как я устал!"
   Но тут Кригеру пришла, на удивление, ясная мысль, что в его плохом настроении виноваты ни русские, ни американцы, ни, в конце концов, китайцы, которых Густав почему-то тоже недолюбливал, а его работа, то, чем он занимается вот уже более четверти века.
  
  
  
  
   22 октября, С.-Петербург.
  
   Старший следователь по особо важным делам городской прокуратуры Козырев вернулся с работы поздно. Натянув тапочки, Валентин Васильевич прошествовал на кухню, где его ожидал порядком остывший ужин.
   В последние месяцы Валентин чувствовал себя спокойно и уютно только в этой крохотной комнатенке, предназначенной для приготовления и приема пищи. Кухня была для него всем: и кабинетом, и комнатой отдыха, где он мог себе позволить иногда расслабиться, почитать книгу или поломать голову над разгадыванием кроссворда. Козырев выбрал кухню еще и потому, что все остальные помещения трехкомнатной квартиры уже были распределены среди домашних: гостиную оккупировала теща Козырева Зинаида Петровна, большая почитательница "мыльных опер", спальню - жена со своими журналами, швейной машинкой и телефоном, а заходить в комнату сына Валентин небезосновательно считал опасным для жизни.
   В этот мерзкий дождливый вечер было все как обычно. Из гостиной доносились истошные крики и вопли - это выясняли свои непростые отношения горячий мексиканский мачо Хуан-Педро и прекрасная юная Лаура, - Зинаида Петровна смотрела очередную серию очередного сериала. В комнате сына надрывно хрипел магнитофон, а жена весело щебетала по телефону с одной из многочисленных подруг, смакуя свежие сплетни. От этой обыденности, равнодушия, царивших в семье, Валентин почувствовал приступ ярости, но сдержался. Козырев уже и не помнил, когда его в последний раз встречали с работы, когда вся семья собиралась на кухне и они все вместе ужинали, обсуждая минувший день. Если и собирались, то только для того, чтобы выяснить отношения, которые, пожалуй, были куда сложнее, чем у мексикано-аргентино-бразильских влюбленных.
   Валентин плеснул водки и залпом осушил полстакана. Неторопливо закусил малосольным огурцом, аппетитно захрустевшим на зубах. И до слез захотелось, чтобы сейчас вошла на кухню жена, поинтересовалась его делами (как давно этого не было!), прибежал сынишка и, взобравшись на колени, принялся взахлеб рассказывать о школе, о друзьях-приятелях, о новенькой девчонке, появившейся в классе, но все это, увы, было в прошлом. В настоящем же - сложные отношения с супругой, а также полное непонимание сына и его жизненных приоритетов. Из гостиной раздался душераздирающий крик бедной Лауры и сладострастный голосок дона Карлоса - злодей пытался силой овладеть гордой крестьянкой. Козырев не выдержал на этот раз и выскочил в коридор.
   - Черт возьми, нельзя ли этот проклятый ящик сделать хоть немножечко тише?!
   Жена, выглянув из спальни, с осуждением посмотрела на Валентина.
   - Не кричи на маму! - вступилась она за любительницу сериалов.
   - Я не кричу, а прошу сделать телевизор немного тише!
   - Нет, ты кричишь!
   - Я не кричу, это он кричит!
   - Нет, кричишь!
   - Не кричу, черт побери!
   - Если не кричишь, то, будь добр, говори другим тоном!
   - Чем тебе не нравится мой тон?
   И пошло-поехало...
   - Ты бы лучше, чем скандалить, поговорил бы с сыном! Поинтересовался тем, как он учится! - укоряет супруга Валентина. И надо сказать, справедливо. Козырев это понимает.
   - Сынок! - зовет Валентин, стараясь перекричать надрывающийся магнитофон и телевизор. - Юра! Выключи ты эту дрянь! Иди сюда! Слышишь?
   В прихожей, наконец, появляется тринадцатилетний оболтус в заношенных джинсах, футболке с безобразными патлатыми парнями на груди и черной косынке с мерзко скалящимися черепами.
   - Че, па?
   - Неси дневник! - строго велит отец.
   - На фига?
   - Я тебе дам, на фига! Неси, я сказал!
   Юрка удаляется и вскоре возвращается с требуемым дневником, без особого энтузиазма протягивает отцу.
   - Это что? - негодует Козырев, тыкая пальцем в череп, нарисованный чернилами на обложке, но Юрка только пожимает плечами. - Та-ак, посмотрим. История - два, география - тоже два...
   - Работает в прокуратуре, а у самого дома малолетний бандит! - Это Зинаида Петровна, воспользовавшись "рекламной паузой", решила вмешаться в процесс воспитания внука.
   - Мама, закройте дверь! - громко просит Валентин, продолжая листать дневник и внутренне содрогаясь от увиденного. Боже, как все запущено! - А это что? - Его возмущению нет предела, когда он наткнулся в дневнике на воззвание классного руководителя к родителям повлиять на сына и его, мягко говоря, не совсем хорошее поведение. - Почему я этого не видел? - Отложил дневник в сторону и посмотрел на сына. - Юра, посмотри папе в глаза и ответь мне на один единственный вопрос.
   - Ну?
   - Неужели, ты так туп?
   Прямота, с какой был задан вопрос, несколько смутила парня.
   - Да нет, вроде бы, - только и ответил Козырев-младший.
   - Тогда, какого лешего, у тебя в дневнике такие паршивые оценки! - сорвался на крик Валентин.
   - Валентин! - вновь вмешивается теща. - Так вы ничего не добьетесь!
   - Мама, замолчите!
   - Ему нужен другой подход!
   - Ремень ему нужен, чтобы вся задница была синяя!
   - Это непедагогично!
   - Замолчите, мама!
   - Не кричи на маму!
   - Юра, ты уроки сделал?
   В ответ неопределенное мычание.
   - Так иди и делай! Чего стоишь? Я проверю! Лично!
   - Всегда бы так, - не без ерничества замечает теща.
   - Зинаида Петровна, - злится Козырев, - вы целыми днями сидите у этого проклятого ящика, неужели, вам в тягость оторвать от дивана свой... оторваться от телевизора и потратить час своего драгоценного времени на единственного внука, помочь мальчику с уроками?!
   - Я плохо себя чувствую! У меня давление!
   - А у меня, представьте себе, работа!
   - Мы все это уже поняли, - вновь укор со стороны жены. И вновь Козыреву нечем возразить.
   В эту минуту спасательным кругом для Валентина раздается телефонный звонок.
   - Козырев. Слушаю.
   - ...
   - Да, но... Хорошо, сейчас буду.
   Валентин надел куртку, проверил в кармане ключи от машины.
   - Ты куда?
   - Работа.
   - А что так поздно?
   - Так надо, Вера. Буду не скоро.
   - Вот так всегда, - последнее, что слышит Козырев, прежде чем за ним закрылась дверь...
  
   То, что увидел Козырев на улице Пестеля даже его, человека привычного и довольно искушенного, на некоторое время выбило из колеи: две изрешеченные пулями машины, шесть трупов и все это на многолюдной улице средь бела дня, если, конечно, таковым можно считать девять часов вечера. Казалось, что время повернулось вспять, - и на дворе опять начало девяностых.
   - Что скажешь? - вместо приветствия поинтересовался следователь из "главка", майор Славин.
   - Что тут можно сказать, Вячеслав Вячеславович? Братки совсем страх потеряли, такой фейерверк устроили в центре города. И кого это так невзлюбили? - все еще находясь под впечатлением от увиденного, спросил Козырев.
   - Кренева Владимира Николаевича, бизнесмена...
   - ... и человека, известного в определенных кругах под погонялом Призер. Все ясно, - усмехнулся Валентин. Несколько лет назад ему уже приходилось сталкиваться с этим человеком. Надо сказать, что симпатию к нему Валентин никогда не испытывал и то, что произошло сегодня, показалось ему вполне закономерным.
   - Он самый. Свидетели утверждают, что машины сначала расстреляли из автоматического оружия, а затем в "Мерседес", в котором находился Кренев, кинули гранату. Подстраховались, действовали наверняка, не оставили Призеру никаких шансов. Нападающие были... Догадайся с трех раз!
   - В камуфляже и масках, - без раздумий ответил Козырев.
   - Так нечестно, - обиделся майор, - я же просил с трех.
   - Что еще?
   - Нападавшие были на автомобиле ВАЗ - 2109 черного цвета. Некоторые сознательные граждане...
   - А что, есть и такие?
   - Не обольщайтесь, Валентин Васильевич, их совсем немного. Так вот, эти самые товарищи запомнили номер.
   - Пробили?
   - Обижаете, Валентин Васильевич! Уже дана установка всем постам и машинам ДПС. Кстати, автомобиль с аналогичным номером уже второй год числится в розыске.
   Козырев огляделся. Создавалось впечатление, что здесь собралась вся доблестная питерская милиция: столько было людей в форме и бело-синих автомобилей с мигающими "маячками".
   Словно красивый арабский скакун, принявший мучительную смерть, посреди дороги стоял черный "Мерседес-600", безжалостно развороченный взрывом, издавая удушливый запах тлеющей кожи. Чуть позади, сиротливо уткнувшись в бордюр, замерла машина сопровождения, серебристая "Тойота-Лэндкрузер". Трупы телохранителей Кренева, пытавшихся, судя по всему, дать отпор нападавшим, а в результате накрытые рыжими простынями от любопытных глаз, издали походили на растаявших снежных баб. Среди всего этого сновали люди, громко переговариваясь по рациям, сверкали блики фотовспышек - шла рутинная оперативная работа. Пронырливые журналисты в спешке снимали сенсационные кадры, брали интервью у многочисленных очевидцев, готовили "горячие" репортажи к итоговым выпускам новостей. Зеваки, столпившиеся за оградительной лентой и постоянно оттесняемые милиционерами, жадно впитывали глазами кровавое зрелище, чтобы потом, когда-нибудь, в кругу знакомых подробно рассказать обо всем увиденном. Были и другие, нуждающиеся в помощи людей в белых халатах.
   - Кто-нибудь еще пострадал?
   - Да, но их уже увезли. По счастливой случайности, только легкие ранения... Опочки! Это по вашу душу, Валентин Васильевич. - Славин изменился в лице и поспешил удалиться.
   К Козыреву подошли двое. Одним из них был Прокурор города, второго Валентин никогда прежде не видел.
   - Заварилась каша, - мрачно вздохнул Прокурор.
   - Здравствуйте, Олег Дмитриевич.
   - Здравствуй, Валентин Васильевич. - Прокурор пожал Козыреву руку. После чего, взяв Валентина под локоть, увлек за собой, поближе к обезображенному автомобилю Кренева.
   - Хорошая машина... была, согласись. Дорогая. Ну и что, ты на все это скажешь, Валентин? - поинтересовался прокурор, не подозревая, что Козыреву уже пришлось отвечать на подобный вопрос коллеги с Литейного.
   Валентин не блеснул оригинальностью:
   - Что тут говорить, Олег Дмитриевич? Криминальный элемент совсем распоясался.
   - Вот! Вот! - непонятно чему обрадовался прокурор. - Вот и я говорю, что все это бандитские разборки. Не поделят засранцы чего-то, вот и мочат друг друга. Ты как считаешь, Петр Ильич? - обратился он за поддержкой к своему спутнику. Петр Ильич неопределенно пожал плечами, а прокурор, подавшись немного к Козыреву, тихо, словно заговорщик, заявил: - Делай что хочешь, Валентин... Пусть это будет бизнес, месть, что угодно, но только не политика. Слышишь, Козырев? Только не политика, я тебя умоляю!
   - А что, Призер был как-то связан с политикой? - посчитал нужным осведомиться Валентин.
   Две пары глаз уставились на следователя.
   - Ты что, Козырев, газет не читаешь? Телевизор не смотришь? Совсем не интересуешься жизнью родного города?
   Козырев хотел ответить, что из-за работы не успевает разобраться даже с тем, что творится у него дома, ни говоря уже о том, чтобы интересоваться общественно-политической жизнью такого большого города, как Питер, но благоразумно промолчал.
   - Кренев Владимир Николаевич - лидер нового политического движения "Мой город!", - последовало пояснение из уст Прокурора. - Последние месяцы вел достаточно активную жизнь публичного политика.
   - Хорошо, - Валентин перенял заговорщицкий тон своего начальника. - Думаю, вы со мной согласитесь, Олег Дмитриевич, что на самоубийство это никак не тянет. Никто не поверит - слишком много нюансов. А вот убийство на бытовой почве: ссора собутыльников или что-то там еще, я не знаю, - это уже, пожалуй, поинтересней будет. Над этой версией стоит поработать, как вы считаете? А вот, пожалуй, еще лучше! Неосторожное обращение с огнестрельным оружием! Не сомневаюсь, эта версия устроит всех...
   - Не ерничайте, Козырев! Вам это не идет, - прервал подчиненного Прокурор.
   - Тогда прошу вас, Олег Дмитриевич, не указывать мне, что я могу искать, а чего не могу. Правда - одна! - глядя начальнику в глаза, отчеканил Козырев. - Конечно, если кое-кому выгодно считать...
   - Не забывайтесь, Козырев!
   - Извините, я действительно забылся. А теперь прошу прощения, мне нужно работать. - Валентин отошел к криминалистам.
   Козырев понял, кто этот человек в штатском, понял по тому, как вел себя с ним Прокурор и как вел себя сам Петр Ильич. Этот человек с бесстрастным лицом был из "конторы". Что ж, только сиделки из Службы Безопасности ему и не хватало! Хотя чего тут удивительного: Кренев - далеко не мелкий жулик, а весьма и весьма колоритная и весомая личность в российском криминальном сообществе, а потому интерес к его "скромной" персоне со стороны всемогущей "конторы" вполне объясним.
   "Ну что ж, ФСБ так ФСБ. Хрен редьки не слаще. - Внезапно Валентин почувствовал нарастающую злобу, как тогда на кухне, непонятную, давящую изнутри. - Да пошли вы все!.."
  
  
   Сорренто, Италия.
  
   Дон Витторио Бонатти выслушал сообщение слуги. Утвердительно кивнув, он погрузился в воду и, проплыв почти по самому дну, вынырнул на другом краю огромного бассейна. Витторио по-молодецки, легко выбрался из воды, набросил на плечи, покрытые спутавшимися черными волосками, купальный халат и направился в дом.
   Дон Бонатти был шестидесятилетним, но по-прежнему пышущим здоровьем и силою, мужчиною с густой шевелюрою седых волос. В теле Витторио не было и намека на старость и дряхлость, как это часто бывает у его ровесников. Покрытое густой растительностью, как, впрочем, у любого южанина, оно могло бы служить прекрасною натурой для творцов античности, увлекавшихся правильными формами. Дон Бонатти был красив и силен, словно древнеримский гладиатор, не лишен шарма, а если ко всему прочему добавить, что он был умен и образован, то выходило, что он представлял собой довольно интересную личность.
   Витторио пружинящей походкой вошел в большой холл, где его ожидал высокий мужчина в светлом прогулочном костюме. При виде гостя, безмолвно застывшего у большого окна с великолепным видом на побережье, бронзовое от загара лицо хозяина расплылось в приветливой улыбке.
   - Мой друг Дмитрий, как я рад тебя видеть!
   - Здравствуйте, Витторио.
   Бонатти развел могучие руки в стороны и, не скрывая радости, крепко обнял русского друга.
   - Я надеюсь, giovanotto (молодой человек (итал.)), ты погостишь у старика Бонатти несколько дней, а то я обижусь? - сразу же предупредил Витторио.
   - Да, я решил задержаться в вашем милом городишке на несколько дней и немножко расслабиться. Я это заслужил.
   Бонатти расположился на кожаном диване, жестом приглашая гостя последовать его примеру.
   - Ты, наверное, остановился в "Минерве"?
   Русский утвердительно кивнул.
   - Неплохая лачуга, - несколько презрительно отозвался дон Бонатти о самом дорогом отеле на побережье. - Но мой друг Дмитрий заслуживает большего! Поэтому я тебя прошу, мой мальчик, принять мое приглашение погостить на этой прекрасной вилле дона Витторио Бонатти.
   - Но мне неудобно вас стеснять, Вито.
   - Перестань кокетничать, Дмитрий. Как говорят у нас в Италии: "Неудобно, когда соседские дети похожи на тебя!". Если ты беспокоишься о моих домашних, то их никого нет. Жена гостит у дочери в Риме, а сын с друзьями - в Палермо. Так что, старик Бонатти - холостяк!
   - Ну, если все так запущено, - улыбаясь, произнес Дмитрий, - то мне ничего не остается, как принять ваше приглашение. Иначе мой отказ будет выглядеть не очень красиво.
   - Это мягко сказано, carino (дорогой (итал.)). Ты знаешь, у тебя прекрасный итальянский!
   Дмитрий усмехнулся подобному комплименту.
   - Да-да, мой мальчик! Твой итальянский прекрасен ровно настолько, насколько ужасен мой английский.
   - Вы несправедливы к себе, Вито.
   - О-о, не нужно меня утешать. Я уже с этим смирился.
   Мужчины рассмеялись.
   - Как ты смотришь на то, если мы поужинаем на яхте? Прокатимся вдоль побережья, полюбуемся закатом, поговорим... Мы так давно с тобой не виделись, мой юный друг! Я велю Марио приготовить его знаменитое saltimbocca (особым образом приготовленная телятина, название блюда примерно - "язык проглотишь", "пальчики оближешь" (итал.)). Ты помнишь старину Марио? А его saltimbocca?
  
   Телятина, приготовленная поваром Бонатти, старым верным Марио, полностью оправдала свое название. Насытившись, Витторио расположился в шезлонге на верхней палубе. Тонкими, длинными, словно у профессионального пианиста, пальцами помял кубинскую сигару, наслаждаясь ее мягким ароматом, взял со столика золотые щипцы, обрезал сигару и закурил. Выпуская сизый дым, итальянец блаженно прикрыл глаза, мурлыча себе под нос какую-то незатейливую мелодию.
   Дмитрий стоял, облокотившись на сверкающие никелем перила, и вглядывался в мириады разноцветных огней, сверкающих на суше одной огромной, нескончаемой гирляндой. Вокруг было темно. Тишину, царившую здесь, всего в километре от берега, нарушали только мерный рокот двигателя и шелест волн, рассекаемых корпусом яхты.
   Внезапно ночное небо озарилось красным сиянием, затем желтым, синим, зеленым. Тысячи, светящихся в вышине, звездочек осветили побережье и, медленно догорая, шипя, опускались на зеркальную гладь моря.
   - Это старый пройдоха Маурицио празднует рождение внука, - пояснил причину фейерверка Витторио.
   Ужин подошел к концу. Было далеко за полночь, и яхта медленно, возвращалась к причалу на вилле дона Бонатти. Дмитрий наслаждался этой прогулкой. Погода была великолепной, компания, в лице Витторио Бонатти, подобралась отменная. Русский давно не позволял себе так расслабиться, забыв на какое-то время обо всем, и предаться пустячным разговорам о кино, спорте и, конечно, женщинах.
   - Я слышал, у тебя в Штатах есть какой-то бизнес. Это правда?
   - Да, это правда. - Русский глубоко вдохнул, словно решил надышаться этим южным, чуть солоноватым, насыщенным экзотическими запахами, морским воздухом на всю оставшуюся жизнь, и вернулся к столу. Потеснив итальянца, примостился в шезлонге. Пригубив вина, продолжил: - Уже более года я являюсь совладельцем сети ресторанов и фитнесс-клубов по всему Тихоокеанскому побережью. Дела процветают, - скромно поведал русский о своем бизнесе. Но не это заинтересовало Бонатти.
   - Ты сказал, что являешься совладельцем. И кто же твой компаньон?
   - Это она, - после некоторого замешательства ответил Дмитрий.
   - Даже так! Она красива?
   - Послушайте, Вито, иногда вы просто несносны!
   Бонатти простодушно улыбнулся, обнажив крепкие белоснежные зубы.
   - Ты не ответил на вопрос, мой мальчик, - напомнил он русскому. - Поверь, это не просто из праздного любопытства - я тебя люблю как сына, и твоя судьба мне небезразлична.
   Аргумент был веским, и Дмитрию ничего не оставалось, как ответить:
   - Да, она чертовски привлекательна! Надеюсь, теперь ваше любопытство удовлетворено?
   - Не совсем. Но теперь я понимаю, чем тебя привлекает ресторанный бизнес. - Итальянец продолжал мило скалиться, а под озорным взглядом его черных глаз русский почувствовал себя мальчишкой.
   - Это вышло совершенно случайно, - почему-то начал он оправдываться.
   - О, я в этом не сомневаюсь! Но ведь тебя связывает с ней что-то еще, кроме бизнеса?
   - Да, - вновь вынужден был признаться Дмитрий, но чтобы пресечь дальнейшие расспросы со стороны любопытного итальянца, поспешил добавить: - но жениться я пока не собираюсь.
   - А вот это ты зря! Самое время, - совершенно серьезно заявил Бонатти уже без тени улыбки. - Я на Ольге женился, когда мне было сорок. Сейчас мне уже шестьдесят два и, поверь мне, за эти двадцать с лишним лет я ни разу не пожалел, что связал свою жизнь с этой замечательной женщиной. Это лучшее, что я мог сделать!
   - Я не знаю, Вито... Она моложе меня на тринадцать лет...
   - Чепуха! Все это чепуха! - громко отреагировал итальянец. - Ты ее любишь? А она тебя? Это все, что нужно, поверь мне! А возраст - это не для нас, а для хилых маразматиков. А нас должны любить молодые женщины - ведь мы настоящие мужчины! Ты понял меня, carino? Посмотри на меня, и ты все поймешь! Смотри, в какой я форме! Я еще могу себе позволить носиться по футбольному полю вместе с сыном и его друзьями! А все почему? Только потому, что Ольга моложе меня на двадцать лет, и я не имею права спокойно сидеть и дожидаться старости, загибаясь от инфарктов, кряхтеть над ноющими суставами или просто начать ходить под себя. Это все не для меня, да и как я могу, когда рядом со мной такая женщина! Каждый день я бегаю, плаваю, играю в теннис, и это все в свои шестьдесят два года! И только ради одной женщины! Посмотри на меня повнимательнее, Дмитрий, и ты увидишь, на что способна настоящая любовь! - Как истинный обитатель Апеннинского "сапога", Бонатти сопровождал свою речь обильной жестикуляцией рук, мимикой, и во всем этом не было и капли показухи: все было искренне, шло от самого сердца. Витторио продолжал: - Ольга - красивая женщина, и никогда не испытывала недостатка внимания со стороны мужчин, но она даже не смотрит в их сторону. И не потому, что боится меня и моей ревности - не в этом дело, просто ей этого не надо. Она просто не нуждается в этом, поскольку ее пожилой муженек всегда в отменной форме и всегда готов удовлетворить немалые запросы своей любимой женушки. - Витторио игриво подмигнул собеседнику. - И дело не только в сексе, мальчик мой! Я стараюсь, чтобы ей всегда было интересно рядом со мной, чтобы она нуждалась во мне. Каждый новый день - это испытание. Просыпаясь, я говорю себе: " На старт, Вито! Вперед!". В награду за все мои нечеловеческие старания, за то, что постоянно ощущает мою поддержку, за мое понимание и безграничную любовь, которую я питаю к ней, эта женщина подарила мне самое лучшее и дорогое, что может подарить женщина любимому мужчине. Она стала матерью моих детей! Ты знаешь Лили и Нино, правда, они чудо? Они так похожи на нее!
   Дмитрий не смог сдержаться и искренне улыбнулся.
   - Сейчас Лили, - вдохновенно продолжал Бонатти, - расцвела. Ей уже почти восемнадцать. Стала красавицей, как мама! Ты не поверишь, но многие считают их подругами, и очень удивляются, когда узнают правду. Ха! И ты не можешь себе представить, как это льстит мне, старику Бонатти! Две такие милашки и обе без ума от меня! Девочка сейчас учиться в Риме, решила посвятить себя праву. Думаю, из нее выйдет отличный адвокат - она так хорошо умеет убеждать. По крайней мере, меня, - Витторио счастливо улыбнулся и развел руки в стороны, тем самым, признавая всю свою беспомощность. - Вот, на днях, уговорила купить ей новую машину. Это стоило мне уйму денег и строгий выговор от супруги. Но я не виноват! А Нино - вылитый я в далекой молодости, гордый и упрямый. Правда, сейчас все его мысли заняты футболом, об учебе не желает и слышать. Но ничего, это пройдет. Уж я-то знаю по себе. Поверь мне, Дмитрий, семья - вот для чего живет человек, это то, что нужно для полного счастья...
   Но вдруг выражение лица итальянца переменилось, словно одна маска сменила другую. На моложавое, ухоженное лицо легла серая тень печали. Проступили глубокие морщины, раннее не так заметные. В смоляных глазах обозначилась невыносимая душевная боль, ставшая для него неизменной спутницей в большом путешествии под названием "жизнь". Дмитрий понимал, что человек, сидящий рядом с ним, безумно устал от такой жизни, где он вынужден постоянно играть выбранную для себя роль, скрывая от любимых людей правду о себе. Дон Витторио Бонатти, несмотря на все свое богатство и могущество, являлся всего лишь жалкой марионеткой в безжалостных руках жизненных обстоятельств, порою независящих от нас самих. А сказанные только что слова - это идеал, мечта. Эта лишь малая и видимая часть огромного айсберга, разрушающего на своем пути многие человеческие судьбы.
   - Все это, действительно, прекрасно, Дмитрий, - даже голос у Бонатти изменился, теперь он говорил тихо, медленно произнося слова, будто с трудом выдавливая их из себя, заставляя свои потаенные мысли обрести звуковую оболочку, - но только тогда, когда твоя жизнь не отравлена тайнами. Тайны! Тайны! Тайны! Одна ужаснее другой! Тогда это не жизнь - это ад. Пойми, они ничего не знают обо мне: Ольга - о человеке, с которым связала свою жизнь, дети - об отце, которого просто боготворят. И я лично перегрызу глотку тому, кто расскажет им правду обо мне!
   Дмитрий видел, как Бонатти сжал бокал, как от напряжения побелели его пальцы, и готов был услышать звон лопнувшего стекла, но итальянец взял себя в руки, пригубил вино и поставил бокал на стол.
   - Зачем вы так говорите, Вито?
   - Да, Дмитрий, они ничего не знают обо мне и наивно полагают, что я преуспевающий и честный бизнесмен. И только. Я боюсь даже подумать, что когда-нибудь, они все же узнают, что человек, которого они так любят, - обыкновенный преступник, чьи руки уже никогда не отмоются от человеческой крови.
   - Но почему кто-то должен им что-то рассказывать о вас? С чего вдруг вы так решили, Вито?
   - Не вдруг, мой мальчик, совсем не вдруг. К пониманию этого я долго шел. В этом мире слишком много зависти, ненависти, предательства, и я существую в эпицентре всего этого. Меня не покидает ощущение того, что рано или поздно, но все всплывет, извини за сравнение, как разложившееся тело со дна реки. Я прожил долгую жизнь и, поверь мне, это была нехорошая жизнь, оставившая на своем пути слишком много зла, слишком много... Осознал я это только тогда, когда не стало Нико.
   Дмитрий знал, что старший сын Бонатти от первого брака Николо два года назад был найден мертвым в своей мастерской. Причиною столь скоропостижной смерти весьма и весьма перспективного двадцатидевятилетнего художника явилась передозировка героином, без которого в последнее время парень уже не мог обходиться.
   - Это был страшный удар для меня. Конечно, и раньше умирали близкие мне люди: родители, сестра, друзья, но совсем другое, когда умирает твой ребенок. Его нет, а ты продолжаешь жить, ходить по этой земле, дышать этим воздухом, купаться в этом море. Это противоестественно и очень страшно. Такое чувство несравнимо ни с чем: опустошенность, бессилие... Все вокруг кажется нереальным, и ты все ждешь, что этот кошмарный сон вот-вот закончится, и ты проснешься, но спасительное пробуждение не наступит уже никогда.
   Бонатти замолчал, пытаясь справиться с охватившим его волнением. В его глазах застыли слезы, но ни одна слезинка так и не скатилась.
   - После смерти Николо, - вновь заговорил Витторио после продолжительного молчания, - я начал разговаривать с Богом, почувствовал, что это мне надо, как никогда. Я прихожу на могилу сына и прошу Всевышнего простить мне его убийство...
   Дмитрий вздрогнул, будто по нему пробежал электрический разряд, и он, буквально, впился глазами в Бонатти. Итальянец выдержал этот взгляд, глаз не отвел.
   - Не надо на меня так смотреть, я еще не сошел с ума. То, что я говорю, это правда. Нико убила та дрянь, которая, благодаря и моим стараниям, попадает в эту страну, находя с каждым днем все новые и новые жертвы. Она убила многих: Нико и сотни тысяч других, талантливых и бездарных, красивых и не очень, злых и добрых, но в одинаковой мере глубоко несчастных молодых людей. На моих руках их кровь! На моей совести их смерти!
   Дмитрий хотел было возразить, но не стал этого делать. Он понимал, что старик решил выговориться, хоть на несколько минут разделить с кем-то свою непосильную ношу, которую обречен нести всю жизнь, и не нуждается ни в понимании, ни в приторных словах утешения. Все, что ему сейчас нужно, так это надежный человек, способный выслушать, не делая никаких психологических анализов того, что твориться в душе одного из крупнейших криминальных "донов" пресловутой итальянской мафии.
   - Я нашел в себе силы жить дальше, - продолжал свою исповедь Бонатти, но я слишком слаб и труслив, чтобы изменить все вокруг себя. Я не смог! Но я и не имею права этого сделать! - Дон Бонатти вскочил, зашагал по палубе. Затем вернулся, снова сел. Заговорил тише, словно боялся, что кто-то еще может услышать его слова: - Я не имею права, - повторил он, - рисковать жизнями тех, кого люблю больше жизни. Если я только заикнусь, что хочу оставить организацию, мне тут же предложат на выбор оружие, которым я предпочту вышибить себе мозги. Я бы, конечно, выбрал "кольт" 45-го калибра. Как ты считаешь? Я интересуюсь у тебя, как у профессионала. Согласись, убойная игрушка, - мрачно пошутил итальянец. - Гроб с моим бренным телом закопали бы где-нибудь на вершине отвесной скалы, о пороги которой ласково плещется южное море, а все мои палачи с постными физиономиями выражали бы соболезнование моим родным. После чего, за жизни Ольги и детей я не дам и ломаного гроша. Я слишком часто видел, как это происходит, я слишком хорошо знаю эту систему, я сам - часть этой системы, чтобы питать хоть какие-нибудь иллюзии на этот счет. Теперь ты понимаешь, почему мне приходится так поступать?
   Дмитрий вновь ничего не ответил, а Витторио продолжал:
   - Я понял, ничего в этом мире не проходит бесследно, за все когда-нибудь придется держать ответ. За свою жизнь я принес людям очень много зла: я делал жен вдовами, детей - сиротами. И почему все это должно сойти мне с рук? Этого не будет! Есть время разбрасывать камни, а есть время собирать их. Этой прописной истине меня учила покойная мать, но ее истинный смысл я понял только на склоне лет. А жаль! Я не верю ни ад, ни в рай, но я верю в то, что наказания за наши прегрешения мы понесем еще при жизни. Я не боюсь ни полиции, ни тюрьмы, ни смерти, в конце концов. Моя кара - это ненависть и презрение в глазах моих детей, обращенных на меня.
   Бонатти медленно поднялся и старческой походкой подошел к краю палубы, тяжело оперся на сверкающие перила. Таким Витторио Бонатти Дмитрий видел впервые: постаревший, ссутулившийся, подавленный, но, видимо, это и был настоящий дон Бонатти, снявший привычную маску весельчака и баловня судьбы.
   Причалили в полной тишине. Бонатти отпустил команду, и они остались на яхте вдвоем. Это были лишь на первый взгляд два совершенно разных человека, которых разделяло и время и расстояние. Один родился в трущобах Палермо, вырос и возмужал на беспокойных сицилийских улочках, где насилие - это норма жизни. Второй был вдвое моложе, родился и вырос в мире, где были свои идеалы и ценности, кардинально отличающиеся от западных, в семье советских ученых. Всю молодость посвятил служению Отечеству, которое впоследствии его и предало, перестав быть таковым. Теперь у него была другая Родина, другие ценности, другая жизнь, полная тайн и загадок.
   Бонатти подошел к русскому, положил на плечо руку и слегка сжал крепкие пальцы. Дмитрий почувствовал, как от этого жеста повеяло безысходностью. Витторио заговорил, и в каждом звуке сквозили усталость и обреченность:
   - Я не могу уйти из организации - слишком поздно, слишком многое меня связывает с ней, я непозволительно много знаю. Словно огромный спрут обвил меня своими щупальцами и тянет ко дну. С каждым новым днем становится все труднее дышать. Я обречен! Но ты, Дмитрий, молод и силен! Я знаю, в тебе достаточно мужества все бросить, измениться и попробовать жить по-другому, тем более теперь, когда у тебя есть ради кого это сделать. Сделай это, пока не поздно!
   И вновь тишина. Напряженная, тягучая, давящая на перепонки.
   - Я непременно воспользуюсь вашим советом, Вито, - после долгих раздумий ответил Дмитрий, - но я должен довести одно очень важное дело до конца.
   - Только не затягивай.
   - Обещаю...
  
   Завтракали поздно. Оба выглядели не лучшим образом. Видимо, разговор, случившийся на яхте, не способствовал крепкому сну. Когда подали кофе, дон Бонатти положил перед русским гостем свежий выпуск "Корьерра делла Сейра".
   - Твоя работа?
   Дмитрий прочитал указанную статью, в которой рассказывалось о том, что на одном из курортов в Верхней Австрии два дня назад был убит русский турист, крупный бизнесмен Сергей Дроздов, сын известного в России медиамагната. Его труп был обнаружен утром его же собственной охраной в своем номере в отеле "Кристалл". Австрийская полиция принимает все меры для установления и взятия под стражу организаторов и исполнителей этого чудовищного преступления. В помощь австрийским коллегам из Москвы вылетела следственная группа в составе четырех человек. Тем же утром, писалось в статье, на стоянке злополучного отеля был взорван автомобиль БМВ, арендованный бизнесменом из Соединенных Штатов, личность погибшего устанавливается. Что это: простое совпадение или между этими двумя происшествиями имеется связь? И все это на фоне визита в Австрию членов российского правительства во главе с первым вице-премьером.
   - Можешь не отвечать, я и так знаю.
   Дмитрий мрачно усмехнулся.
   - Значит, я старею, Вито, если меня так легко вычислить.
   - Не расстраивайся, мой юный друг, - успокоил русского Бонатти. - Мало, кто может потягаться со стариком Витторио! Так что, ты пока в безопасности, но в нашей жизни, как ты понимаешь, это понятие относительное.
   Бонатти откинулся на спинку стула, наслаждаясь видом, открывающимся с террасы, где был подан завтрак. Побережье в это замечательное утро выглядело особенно впечатляюще: зеркальная гладь моря, утопающие в сочной зелени роскошные вилы, растянувшиеся вдоль всего берега. Южное солнце пригревало так, что в голову невольно приходили мысли о бассейне.
   - У тебя проблемы, carino?
   - Почему вы так решили? - Дмитрий в очередной раз удивился проницательности итальянца, ведь он еще ни словом не обмолвился об истинной цели своего визита.
   - Ты, конечно, можешь на меня обижаться за своих бывших соотечественников, но здесь, у нас, в последние годы появилась тенденция: там, где вы, русские - там обязательно проблемы. Уж больно хлопотные вы люди.
   Но Дмитрий не стал обижаться.
   - При всем своем желании, не могу вам возразить, Вито.
   - Значит, я прав.
   - Отчасти.
   - Выкладывай, - без всякого велел Бонатти, будто требовал отчета у собственного сына.
   Русский рассказал о своем последнем заказе, каким образом он его выполнил, скромно умолчав о том, какую роль во всем этом отвел страстной француженке, и что от него требовалось не только устранить объект, но и экпропреировать у того некий диск, который в дальнейшем он должен был передать посреднику, а тот, в свою очередь, заказчику.
   - Значит, смерть русского - это твоих рук дело, но причем здесь бедолага-янки, поджарившийся в БМВ?
   - Этот американец - я.
   - Теперь я ничего не понимаю, - признался дон Бонатти. - Объясни, пожалуйста, если можешь.
   - В Австрию я прибыл с документами на имя Стивена Уилкинса, по этим документам остановился в отеле и арендовал автомобиль, тот самый серебристый БМВ. В отеле я обратил внимание на парочку подозрительных типов, они постоянно сновали по отелю и совсем не походили на туристов, может потому что старались быть незаметными, пожалуй, даже слишком. У меня создалось впечатление, что они кого-то ждут, но кого именно сами толком не знают, а пытаются вычислить среди постояльцев отеля. Вот тогда я и подумал, что их интересует моя персона. Забегая вперед, скажу, что не ошибся. Но в тот момент я ломал голову над тем, зачем я понадобился этим парням, а поскольку ответа не знал, то решил, что не лишним будет подстраховаться. Как показало время, это, действительно, было не лишним.
   - Раз ты жив, то кто тогда?..
   - Один бедняга, пожелавший заработать несколько евро.
   - То есть ты, прекрасно зная, что автомобиль начинен взрывчаткой, послал на заведомо верную гибель какого-то бедолагу?
   Дмитрий смущенно пожал плечами, словно подросток, уличенный предками в чем-то неподобающем.
   - Я не был уверен...
   - Нехорошо, мой мальчик, - вынес свой вердикт случившемуся дон Бонатти, - некрасиво как-то получилось.
   - Мне необходимо было покинуть Австрию, а это было возможно только при одном условии: заказчик должен был быть уверен, что я благополучно сгорел вместе с диском, - попытался оправдать свою жестокость Дмитрий.
   - И то так, - вынужден был признать Витторио. - Значит, кто-то хотел, чтобы ты сгорел в этом чертовом автомобиле на пару с этим проклятым диском, так?
   - Именно.
   - Боже мой! - чуть ли не до слез растрогался дон Бонатти. В его голосе русский уловил что-то ностальгическое. - Совсем как дома, на старой доброй матушке-Сицилии. Кстати, диск у тебя?
   Дмитрий кивнул.
   - Интересно, что там, если вокруг него такая возня.
   - Я попытался узнать, но вся информация на диске закодирована, а я во всем этом не такой уж большой специалист.
   - Это ничего, - успокоил русского дон Бонатти, - у меня есть один проверенный малый, который собаку съел на подобных делах.
   - Об этом я и хотел вас просить, Вито.
   - Нет проблем, carino! Сегодня же вечером мы узнаем все. Я могу еще чем-то помочь?
   - Да.
   - Говори. Все, что в моих силах.
   - Мне нужно взять под наблюдение одного человечка в Нью-Йорке.
   - О"кей, как говорят по ту сторону океана. Его имя и адрес. - Дон Бонатти начеркал на салфетке продиктованные Дмитрием данные. - Считай, что он уже под плотным колпаком. Если не секрет, зачем тебе это?
   - Я хочу наказать его.
   - Вот как? Это могут сделать мои люди. Как ты хочешь, чтобы он умер? - буднично, словно речь шла о том, какой ресторан предпочесть на обед, а какой на ужин, поинтересовался итальянец. - Тебе необязательно пачкать руки.
   - Спасибо, но я пока не решил окончательно, стоит ли его вообще убивать.
   - Ясно, но помни, мое предложение остается в силе. Достаточно только одного твоего слова. Можно спросить, чем насолил тебе этот парень?
   - Возможно, он меня предал.
   - А вот этого никому нельзя прощать! И еще, Олег, - Витторио впервые за много лет их знакомства назвал русского его настоящим именем, - как ты считаешь, это все связано с политикой?
   - Думаю, что да.
   - Santissima Madonna! (Пресвятая Мадонна! (итал.)).
  
  
  
  
  
  
  
   23 октября, Москва.
  
   Громова пригласили в гостиную только после того, как выполняющий функции охранника высокий атлет в холле проверил удостоверение, предъявленное ему следователем с Петровки. Он же и провел его в просторную комнату и попросил немного подождать. Влад расположился в кресле и, взяв с журнального столика первый попавшийся журнал, со скучающим видом принялся его листать.
   Вдова Сазонова не заставила себя долго ждать и появилась в сопровождении все того же угрюмого атлета. Парень, подобно тени, следовал за женщиной.
   Громов был уже заочно знаком с вдовою, поскольку просматривал оперативные съемки с похорон Сазонова, которые прошли вчера, и надо сказать, довольно скромно, без той лишней помпезности, с какой стало уже традиционным проводить подобные мероприятия в современной России. Стоило объективу зафиксировать эту женщину, как у полковника появилось ощущение того, что когда-то он уже встречался с этим человеком. Что-то неуловимо знакомое было в этой женщине, и после многочасовых усилий он все же вспомнил ее. Чтобы подтвердить свои предположения, Влад сам вызвался побеседовать с вдовою Якова Михайловича.
   - Здравствуйте.
   Оказалось достаточно одного слова, слетевшего с ее уст, чтобы у Влада отпали последние сомнения. Несомненно, это она! Сколько же лет прошло с тех пор, как они виделись в последний раз? Это было, если ему не изменяет память, на школьном выпускном вечере. Значит, прошло уже более двадцати лет. Неудивительно, что он так долго не мог ее вспомнить.
   - Здравствуйте, Ирина Владимировна. Я следователь по особо важным делам, полковник Громов Владислав Николаевич. Примите мои искренние соболезнование и извините за беспокойство, но мне необходимо задать вам несколько вопросов.
   - Спасибо, Владислав Николаевич. Я готова ответить на ваши вопросы.
   Громов не сводил глаз с Сазоновой. Конечно, она сильно изменилась за все эти годы и в ней трудно узнать ту милую и забавную девчонку Иру Шмелеву, какой он знал ее в те далекие годы отрочества и к которой испытывал трепетное и волнующее чувство, тогда еще ему совершенно незнакомое. Это была его первая любовь... Сейчас же перед ним стояла красивая женщина и, буквально, сверлила взглядом изумрудных глаз незваного визитера.
   Вот так встреча!
   Оба почувствовали, что пауза затянулась. Ирина села на диван, Громов вернулся в кресло. Влад понимал, что надо ему начинать разговор, но как это сделать не мог придумать, а вопросы, приготовленные раннее задавать перехотелось. Понятное дело, что от этого никуда не денешься: таковы уж обстоятельства этой встречи, но отложить неприятный разговор было в его власти. На помощь пришла Ирина. Она бросила властный взгляд на охранника, застывшего безмолвным изваянием за ее спиной.
   - Стас, оставь нас, - велела женщина.
   Телохранитель продолжал стоять, полностью игнорируя распоряжение Сазоновой.
   -Стас, я, кажется, попросила...
   Парень вышел, показывая всем своим видом, что не согласен с таким решением.
   - Строго вы с ним, Ирина Владимировна, - искренне посочувствовал охраннику Влад.
   - Я была против, но сын настоял, чтобы этот человек был постоянно при мне, якобы для моей же безопасности, - пояснила наличие охранника Ирина. Такая чрезмерная, по ее мнению, забота начала ее утомлять. - Что, Громов, не сразу узнал?
   - Каюсь, Ира, виноват.
   - Что, сильно изменилась? Постарела, да?
   - Ты задаешь такой вопрос потому, что хорошо знаешь, что это не так. Ты великолепно выглядишь.
   - Ты мне льстишь. - Женщина улыбнулась.
   - Нисколько, Ирина Владимировна, - поспешил ее заверить Влад. - Если ты помнишь, я никогда не умел врать и, как это ни прискорбно, до сих пор не научился этому нужному в нашей жизни качеству.
   - Неужели?
   - Честное слово.
   - Ты тоже стал совершенно другим, Влад, - поделилась своим наблюдением Сазонова.
   - Еще бы! Столько времени прошло... Если не секрет, скажи: лучше стал или хуже.
   - Этого я пока не решила, - откровенно призналась Ирина. - Но думаю, у меня будет возможность понять это, если не откажешься от моего предложения. Ты останешься на ужин?
   - А это удобно?
   - Неудобно будет, если ты откажешься. Да и в доме никого, кроме меня и Стаса, нет. Так что, я буду тебе благодарна, если ты составишь мне компанию.
   Они прошли в столовую, где Ирина принялась сервировать на стол. Громов, спросив разрешения, закурил.
   - Что случилось, ты исчезла из Москвы почти сразу же после выпускного? Я хотел найти тебя, но никто не знал, где ты.
   - Так случилось, что родители разошлись. Как раз тогда мама узнала, что у отца, была другая женщина. Она в одну ночь собрала наши вещи, и мы уехали в Свердловск.
   - Но почему ты не писала мне?
   - Мне было ужасно стыдно. Сейчас это кажется глупым, но тогда я слишком близко все принимала к сердцу.
   - Ты сказала, что у тебя есть сын. Сколько ему?
   - Двадцать пять.
   - Сколько? - оторопел Громов.
   Реакция школьного приятеля развеселила Сазонову, но она поспешила успокоить его:
   - Это сын Яши, но между нами настолько теплые отношения, что я иногда могу позволить себе Лешу называть "сыном". Он, правда, редко упускает возможность отомстить и назвать меня "мамой". Но, поверь мне, Влад такой семейной идиллии было трудно достичь. Одиннадцать лет - это слишком маленькая разница между мачехой и пасынком, тогда как между мной и Сазоновым разница в восемнадцать лет.
   - И у вас больше нет детей?
   Громов увидел, как в какой-то миг женщина сникла. На красивое, почти без макияжа, лицо легла серая тень. Ирина перестала нарезать салат. Стараясь унять дрожь в руках, женщина сцепила пальцы в замок и тихо произнесла:
   - Была девочка. В семь лет ее похитили, потребовали выкуп. Мы сделали все, что от нас требовали, но они... они зачем-то все равно убили Настю.
   - Извини, я не знал. - Громов почувствовал себя крайне скверно оттого, что заставил Ирину вспомнить про это.
   Сазонова пересекла столовую и замерла у большого окна, с видом на освещенную дорожку, скрывающуюся в сосновом бору. В ее глазах застыли слезы.
   - Это был страшный удар по всем нам, - вновь, спустя какое-то время, заговорила она. - Случилось это четыре года назад. После всего этого, Яша стал от меня отдаляться, да и мне было легче, когда он был далеко. И совсем скоро наше с ним общение свелось к периодическим телефонным разговорам с дежурными фразами, вроде того: "Я люблю тебя", "Я тебя тоже люблю". Так было проще нам обоим. А те дни, что он проводил дома, рядом со мною, были сущим адом: мы не знали, о чем говорить, как себя вести. Каждый чувствовал себя виноватым в случившемся, хотя, конечно, виноваты были те ублюдки, что убили нашу девочку... - Ирина замолчала. Перевела дыхание и продолжила: - Так жить мы больше не могли. Совсем недавно решили подать на развод и попробовать жить по-другому. Это правда, что он был не один?
   Вопрос был задан неожиданно, поэтому Громов ответил не сразу. Он посмотрел на женщину: она по-прежнему стояла у окна, взгляд обращен куда-то вдаль.
   - С ним была женщина.
   - Кто она?
   - Ее звали Ниной. Нина Прошина, детский врач.
   - У нее была семья?
   - Зачем тебе это?
   - Ты не ответил, Влад.
   - Она была в разводе. У нее остался пятилетний мальчик...
   Женщина вернулась за стол и продолжила готовить салат.
   - Тебя это не удивило? - спросил ее Громов.
   - Что? - не поняла Ирина.
   - То, что он был не один.
   - Нет. Я знала, что у Яши в столице кто-то есть. Он мне сам об этом сказал. И насколько я успела изучить Сазонова, могу сказать: для него это было не просто увлечение, относился он к этому очень серьезно. Кто это сделал?
   И снова вопрос прозвучал неожиданно.
   - Мы не знаем, - честно признался Влад.
   Как и предполагал следователь Генпрокуратуры Шведов, дело оказалось не из легких. Пистолет системы ТТ, обнаруженный на месте преступления, как показала экспертиза, и являлся орудием убийства. Ствол был "чистым". Что же касалось Молчанова, то он как в воду канул. В его квартире установили засаду, но дома охранник пока не появлялся. Так же удалось выйти на некую Людмилу Карасеву, которая приходилась Молчанову невестою и была знакома с ним более трех лет, но и она не знала, где находится Константин, чем была крайне обеспокоена.
   Все указывало на то, что именно Молчанов убил своего босса и его любовницу, но сыщики не спешили делать выводы. Ведь вполне возможно, что кто-то так явно подставляет телохранителя лишь для того, чтобы повести следствие по ложному пути, тогда как самого Молчанова уже нет в живых, и он такая же жертва, как и те двое несчастных влюбленных в окровавленной постели...
   - Следовательно, вы не знаете, кто заказчик. - Даже у Ирины не вызывало никаких сомнений, что убийство ее мужа - заказное.
   - Увы.
   - И вы, наверное, в первую очередь подозреваете меня? - Сазонова внимательно посмотрела на Громова. - Что на это скажет следователь по особо важным делам? Я права?
   - Старший следователь, - поправил ее Громов. - А скажу я тебе вот что, такая версия имеет место. И мотивов у тебя более чем предостаточно: от ревности до чисто корыстных целей, ведь предстоящий развод не сулил тебе ничего хорошего.
   - Спасибо, за откровенность. - Похоже, мысль о том, что ее могут серьезно подозревать в организации убийства мужа, насторожило Сазонову.
   - А что ты можешь сказать об охраннике Сазонова, Молчанове?
   - Я видела его несколько раз, обыкновенный парень. А что, вы его подозреваете?
   Громов не ответил.
   - В последнее время Сазонов не показался тебе странным? Он ничего тебе не говорил?
   - Последние два месяца Яша жил здесь, в Москве. Общались мы с ним по телефону, и то не очень часто: раза три за все время. И вообще, я никогда не интересовалась его работой, и его это вполне устраивало. Что считал нужным, сам рассказывал.
   - Понятно.
   - Я разговаривала с Алексеем, он говорит, что в центральном офисе компании прокуратура проводит проверку. Это так?
   - Да. Дело ведет Генпрокуратура и одна из основных версий, это профессиональная деятельность Сазонова, поэтому проверяются все сделки за последние годы.
   Ирина поставила на стол бокалы и бутылку вина. Она порядком устала от этого разговора, у нее опять начался приступ мигрени.
   - Открывайте вино, господин старший следователь, - велела она Громову и уже менее официально попросила: - Расскажи лучше, что-нибудь о себе, Влад...
  
   Сашка Агеев, среднего роста широкоплечий крепыш, примостившись на подоконнике на лестничной площадке между пятым и шестым этажами, дремал. Вот уже почти три часа он ждал свою девушку, желая с ней объяснится. Дело в том, что два дня назад Юля - та самая юная особа, которую так настойчиво дожидался Александр, придя к нему на свидание, застала его в обществе другой. Самое обидное в этой ситуации для незадачливого ловеласа был не сам факт того, что его "застукали", а то - с кем. Виновницей всех Сашкиных бед на любовном фронте оказалась его подруга детства из родного захолустного городка в глубинке матушки-России, Александра Серегина, с которой он встретился совершенно случайно - бывает же такое! - в многомиллионной Москве.
   ... Агеев потерял дар речи и выглядел, наверное, довольно глупо, когда девушка "по секрету" поведала, чем занимается в Белокаменной. Конечно, внешний вид у Саньки был вызывающий, если не сказать большего, но ведь, сколько он ее помнит, Серегина всегда старалась выделиться из общей массы.
   - Ну, чего вытаращился? - вывел его из оцепенения Санькин голос. - Что, шлюхи никогда не видел или уже не рад, что подругу встретил?
   - Рад, конечно, - Сашка все еще с трудом соображал после услышанного. - Это твое дело...
   - Вот именно, мое! И только мое! - с вызовом бросила девушка и уже мягче добавила: - Ладно, проехали. Ты что делаешь в Москве?
   - Работаю.
   - Вопросов нет! Ой, Сашка, дай я тебя обниму! Так приятно видеть родную физиономию, ты себе просто не представляешь!
   Они обнялись. Все бы ничего, но Серегина смачно поцеловала парня в губы, а затем в щеку. Пожалуй, со стороны это выглядело не так уж безобидно, как было на самом деле. К тому же свидетелем этой "страстной" сцены стала Юля, для которой увиденного оказалось достаточным, чтобы сделать некоторые выводы, оказавшиеся далеко не в пользу Агеева. Затем последовала пощечина и брошенные с обидой слова: "Я думала, ты не такой!". Девушка убежала, не желая слышать никаких объяснений, да и Сашка не очень-то оправдывался, решил, что сделает это позднее в более подходящей обстановке, без многочисленных свидетелей. Вины за собой он не чувствовал и поэтому рассчитывал на благополучный исход этой жизненной "драмы", напоминающую банальную сцену из латиноамериканского сериала. Сашка два дня упорно названивал по телефону, но никто не отвечал. В итоге он оказался здесь, в этом холодном подъезде, дожидаясь Юлю с одной лишь целью - объясниться.
   Агеев прислушался: кто-то поднимался по лестнице. Сашка продолжал сидеть на подоконнике, где его трудно было разглядеть, поскольку на междуэтажной площадке освещение отсутствовало, когда на пятый этаж поднялся странный тип.
   "Уж не к Юльке этот прыщ?!" - не без ревности промелькнула мысль.
   Агеев тайком разглядывал молодого человека. Одетый во все черное, худощавый с неприятным крысиным лицом и головой полностью лишенной растительности, если не брать во внимание тонкие дуги бровей пшеничного цвета, он почему-то сразу не понравился Сашке. И дело тут было вовсе не в ревности...
   Прошло чуть более пяти минут. За это время парень в черном только раз поднялся на три ступеньки вверх, словно заподозрил чье-то нежелательное присутствие, прислушался и вернулся снова на площадку.
   Агеева охватило беспокойство: "Не домушник ли это?", но с подоконника не слез.
   Внизу громыхнули дверцы лифта, и кабина начала подниматься. Сашка заметил, как парень весь подобрался, отошел в сторону, так, чтобы его не сразу увидели те, кто будет выходить из лифта.
   Предчувствие чего-то нехорошего подкралось к Сашке, он вцепился пальцами в холодную плиту подоконника, чувствуя, как учащенно забилось сердце. Липкий холодок пробежал по спине - это ощущение было хорошо знакомо ему. Когда долгое время живешь с постоянным чувством опасности, то каждая клеточка организма начинает особенно остро реагировать на происходящее вокруг, распознавая и предупреждая о грядущей опасности. Срабатывает механизм, точный как швейцарские часы, и главное в этот момент не растеряться, не замешкаться, потому что там, где он провел четыреста девяносто три дня, промедление - смерти подобно. Это были суровые уроки войны, которые суждено запомнить на долгие годы. И вот сейчас, когда этот хитрый механизм вновь дал о себе знать, и по нервным окончаниям помчались импульсы, предупреждая: "Опасность!", Сашка был крайне удивлен и озадачен. Медленно сполз с подоконника, оставаясь все еще незамеченным. Он не видел, как открылись дверцы лифта, и кто вышел на площадку, но отчетливо разглядел в руках парня пистолет с длинным цилиндром глушителя.
   - Эй! - это вырвалось из уст киллера, который, видимо, таким нехитрым способом решил привлечь внимание жертвы, но на Сашку Агеева это подействовало, как на бойцовского пса команда "Фас!", и он, сломя голову, кинулся вниз.
   Прежде чем Агеев оказался на площадке, киллер успел два раза нажать на курок. Сашка увидел взметнувшиеся вверх бесцветные брови и вытянутое в изумлении лицо, от чего оно стало еще более походить на крысиную рожицу, а затем направленный на него пистолет. Раздался глухой хлопок - Агеев шарахнулся в сторону, но резкая боль обожгла левый бок. Двигаясь по инерции, он сильным ударом выбил оружие из рук киллера и нанес второй в область виска, но парень в черном без труда увернулся и провел короткий, почти без замаха, удар в рану. Сашка пропустил удар - на какой-то миг потемнело в глазах, и он упал на пол. Откатился в сторону и завладел пистолетом, но стрелять было уже не в кого - быстрые шаги внизу, хлопнула подъездная дверь, и все стихло, словно ничего и не было.
   Агеев, не обращая внимания на режущую боль в правом боку, кинулся к неподвижному телу и склонился над ним.
   - Живой?
   В ответ из простреленной груди вырвался хриплый стон, мужчина открыл глаза и его помутневший взгляд застыл на перепуганном лице парня.
   - Я сейчас... "Скорую"... Ты только не умирай! - Агеев попытался подняться, но слабеющая рука удержала его.
   - Стой! - вместе со слабыми звуками изо рта выступили кровавые пузыри. Агееву пришлось наклониться, чтобы расслышать сказанное мужчиной. После чего рука медленно отпустила его рукав и безжизненно упала. Мужчина замолчал, и казалось, что он умер.
   - Что за хрень?!
   Сашка поднялся. Вдруг дверь напротив широко распахнулась, и яркий свет ударил в глаза. Он сощурился и отступил на шаг, увидел обеспокоенное лицо молодой женщины. Их глаза встретились. Женщина вскрикнула и подалась вперед.
   Это движение, полное отчаяния, вывело Сашку из оцепенения. Он вздрогнул: вороненая сталь пистолета обожгла ладонь. Попятился.
   - Это не я! Я этого не делал! - Пистолет громко упал на кафельный пол. - Я не виноват!
   - Вадим! - Женщина бросилась к мужчине на полу.
   А Сашка мчался вниз, перелетая через ступени. Боли он не чувствовал.
   "Бежать! Бежать отсюда!"
   Агеев ногою пнул дверь, вскрикнул от боли и выскочил на крыльцо, где чуть не сбил с ног старушку с собачонкою, мучавшихся бессонницей в этот достаточно поздний час. Под пристальным взглядом старухи его ссутулившаяся фигура скрылась в непроглядной темени ближайшей арки...
  
   Дверь после настойчивых звонков наконец-то открылась.
   - Какого черта!.. - начала было возмущаться Серегина, облаченная в легкий халатик, до неприличия короткий и прозрачный, под которым совершенно ничего не было, кроме ее стройного и молодого тела. Она только что вернулась со своего нелегкого промысла, приняла душ и желала только одного: быстрее добраться до кровати. - Какие люди! - искренне удивилась она, увидев на пороге старинного приятеля.
   - Привет! Извини. Ты спишь?
   - Только собираюсь. А ты что, решил составить компанию? - Санька весело посмотрела на Агеева.
   - У тебя водка есть?
   Серегина более внимательно посмотрела на ночного визитера и поняла, что что-то случилось.
   - Это у тебя, я смотрю, водка есть. - Девушка заметила бутылочное горлышко, нескромно выглядывающее из кармана курточки Агеева. - Ты проходи, нечего стоять в дверях.
   Сашка переступил порог и направился прямиком на кухню, не удосужившись даже снять заляпанные грязью ботинки. Не спрашивая разрешения, он самым наглым образом вылил в раковину из чашки теплый чай, откупорил бутылку и наполнил чашку до краев. Пил, как воду, медленно, глотками.
   - Ты это чего? Закуси! - Санька поставила перед ним тарелку с ломтиками колбасы и сыра.
   Агеев, не говоря ни слова, снова плеснул в чашку водки. Выпил.
   - Ты чего, Агеев, надраться решил? - Серегина никак не могла взять в толк, что же все-таки случилось. - С кралей своей не помирился? Так стоит ли...
   - Помоги! - перебил ее Сашка.
   Она помогла снять ему куртку, а, увидев на свитере алое от крови пятно, побледнела, громко ахнула и медленно опустилась на стул.
   - Ты... ты... ты что, ранен?
   - Царапина. Пошли в ванную - наложишь повязку. - Под действием алкоголя Сашкины мысли понемногу начали приходить в порядок.
   - Ты... ты же знаешь: я боюсь крови, - не на шутку испугалась Александра.
   Агеев нервно хмыкнул и дрожащей рукой налил в чашку еще немного спиртного.
   - А трупов ты не боишься? Вот подохну от потери крови прямо здесь, у тебя на кухне, что тогда будешь делать?
   - Не надо, - уже чуть ли не плача, попросила Санька.
   - Тогда пошли!
   - Только ты мне тоже плесни, - попросила девушка, смирившись с горькой участью.
  
   Шел четвертый час ночи. Они сидели на кухне: Агеев - за столом, склонившись над полной пепельницей, выкуривая одну сигарету за другой, Серегина примостилась на подоконнике, поближе к открытой форточке, поскольку содержание в помещении табачного дыма достигло своей критической массы и легкие явственно начали ощущать дефицит кислорода. После рассказа Агеева о случившемся, девушка была напугана, бросала в сторону приятеля растерянный взгляд и, в несчетное количество раз за последние часы, спросила:
   - Что же делать?
   - Не знаю, - устало отвечал Сашка.
   Этим вечером ему повезло только в одном: пуля, выпущенная киллером, прошла по касательной, не задев никаких органов и костей. Это, а также то, что вполне можно обойтись без профессиональной медицинской помощи, Агеев определил сам, поскольку за то время, что он провел на Кавказе, в огнестрельных ранениях научился разбираться не хуже фельдшера. Сейчас на месте раны красовалась свежая повязка.
   - А он точно умер?
   - Я же говорю, не знаю! Кажется, да! Я просто испугался и убежал.
   - А может все обойдется?
   - Не думаю. - Сашка раздавил окурок, потянулся за следующей сигаретой, но пачка оказалась пуста. - Все против меня, понимаешь! Тот ублюдок был в перчатках и на стволе остались только мои отпечатки, да и она меня видела с пистолетом в руках. К тому же, еще эта старуха... - Агеев обхватил голову руками. - М-м-м, черт возьми, что же делать?
   - Может нужно пойти в милицию и все рассказать, - неуверенно предложила Санька.
   Агеев вздрогнул. Он боялся этой мысли, в глазах застыл неподдельный страх.
   - Я не хочу в тюрьму! Слышишь? Ни за что!
   - Зачем ты так говоришь? Никто тебя не посадит ни в какую тюрьму! - попыталась его успокоить Серегина. - Ты же ведь никого не убивал.
   - Об этом знаю только я и тот человек, в которого стреляли. Но он уже ничего не скажет, а мне никто не поверит. Для всех убийца - это я! Никто не станет ни в чем разбираться, все итак очевидно!
   - Да-а, задача, - мрачно подытожила девушка и встала с подоконника, поправляя распахнувшиеся полы своего сексапильного халата.
   - А ты ничего, красивая стала, - услышала Санька неуклюжий комплимент и, нисколько не смутившись, подмигнула парню и игриво полюбопытствовала:
   - Нравлюсь? Не желаешь?
   - Смотря, сколько это будет мне стоить, - Агеев понял, что поступил слишком жестоко только тогда, когда увидел, как переменилась в лице Серегина.
   - Да пошел ты... дурак! - зло обронила Александра и отвернулась, чувствуя, как комом в груди встала обида, а на глаза навернулись жгучие слезы.
   - Извини, Сань. - Сашка поднялся, подошел к девушке и обнял ее. - Я просто не подумал... Ты пойми, ведь то, чем ты здесь занимаешься... Тебе лучше вернуться домой...
   - Да пошли вы все!.. - срываясь на крик, повторила Серегина и оттолкнула от себя парня. - Что вы все меня учите? Слава Богу, десять лет в школе и два года в институте учили! Как видишь, не научили! Лучше не учите жить, а помогите! Материально! Ты думаешь, мне приятно ложиться под всех этих озабоченных самцов? Как бы не так! Но после того как отымеют меня, я имею такие бабки, которые ты, мой дорогой, со своими золотыми руками, хрен, когда заработаешь! Ясно тебе, святоша! Домой, - передразнила она Агеева. - А что дома? Работы нет, остается жить только на мамкину пенсию, но она и так, бедная, концы с концами еле сводит. На те деньги, что я здесь задницей зарабатываю и отсылаю каждый месяц ей, моя наивная маменька молится, думая, что ее дочь работает секретарем в международной фирме. - Санька устало плюхнулась на стул, разлила по рюмкам остатки спиртного. - Извини, Саша, сорвалась я. Я сама прекрасно понимаю, что так нельзя, но и в ту дыру, что домом зовется, я не вернусь.
   Выпили.
   Агеев прижал девушку к своей груди и прошептал:
   - Я рад, что мы встретились.
   - Я тоже, - Серегина по-мальчишески шмыгнула носом.
   - А помнишь, как мы выпустили всех голубей, когда узнали, что дед Уваров готовит из них суп? - вспомнил Сашка забавный эпизод из детства.
   - Еще бы! - улыбнулась Санька. - Мне тогда хорошенько влетело от матери - долго не могла сидеть. Тебе, как всегда, ничего. Но больше всех досталось Мишке!
   - Да, больше всех досталось Мишке, - повторил ее слова Агеев, но в мыслях он был уже далеко не в безоблачном детстве, а в горном ущелье на юге страны. Его лицо стало жестким, резко обозначились скулы. Рука невольно потянулась к безобразному шраму на левом плече - след от осколка. - Больше всех...
   - Скажи, Саша, - Серегина поняла, о чем в данную минуту думает Агеев, - скажи, тебе страшно там было?
   - Страшно? - Сашка крепче прижал девушку, зарываясь лицом в ее волосы, пахнущими травами, словно они могли огородить его от всех тех несчастий, что были в его жизни и которые ему еще предстоит пережить. - Да, Санька, страшно... Очень страшно.
  
   ... Темнота рассеялась, и он оказался в густом сером тумане. Пошел вперед, с трудом пробираясь в плотном от влажности воздухе, будто в сплошных зарослях камыша, и увидел ее.
   Маленькая, сгорбившаяся, она стояла над свежим холмом рыжей земли, усыпанным яркими, но неживыми цветами, над которыми возвышался огромный крест. Вся в черном, она казалась холодной и неживой, как искусственные цветы у ее ног, будто бетонное изваяние бездарного скульптора. Тихо ступая, обошел могилу и замер.
   "Господи, что все это значит?!"
   От увиденного лицо исказилось в ужасе: с большого цветного портрета на него с успокаивающе-покровительственной улыбкой глядело его собственное отражение.
   "Это же ошибка!"
   - Это страшная ошибка! - закричал он.
   От этого крика все вокруг ожило: земля под ногами неистово задрожала, могила с чудовищным грохотом разошлась, обнажая зияющую черной пустотой пасть, в лицо ударило зловонное дыхание смерти, сильные порывы ветра клочьями вырывали туман и уносили вдаль подобно бутонам хлопка. Яркая вспышка молнии ослепила, а заряд, подкравшись по влажному воздуху, ударил в грудь, опрокидывая на землю, и только женщина в черном продолжала стоять недвижимо. Невидимая сила ухватила за ноги и начала затягивать в клокочущую яму. Он сопротивлялся, безуспешно пытаясь разодранными в кровь руками ухватиться за колючие кустарники, разбросанные вокруг. Его почти затянуло...
   На дне он увидел Мишку. Он лежал на спине, вместо ног безобразные лохмотья, из вспоротого живота вывалились окровавленные внутренности, которые он пытался собрать руками. Из горла вырывался жуткий хрип:
   - ... ноги... ноги...
   Он из последних сил обхватил крест и с надеждой посмотрел вверх, пытаясь разглядеть глаза за плотной черной вуалью, скрывавшей лицо женщины.
   - Мама! Помоги! Помоги мне, мама! - хрипел он, с ужасом сознавая, что вот-вот сорвется.
   Стиснутые зубы крошились, рвались от нечеловеческого напряжения сухожилия. Он отчетливо услышал хруст собственных костей - боль, словно разорвавшаяся внутри бомба, обожгла все тело. Обескровленные пальцы медленно скользили по кресту, впиваясь ногтями в древесину. Сорвался... Но прежде чем земля над ним сомкнулась, и он исчез в бурлящей лаве, он успел увидеть откинутую назад вуаль и бесцветное, невозмутимое лицо матери...
   - ... да проснись же ты! - Кто-то сильно толкнул Агеева в бок.
   Сашка вскочил как ужаленный, спросонья не в силах разобраться, где он: то ли в аду, куда его так настойчиво приглашали, то ли в том проклятом ущелье, где навсегда остался Мишка, и из которого каким-то чудом удалось выбраться ему.
   - Проснись, говорю! Чего разорался? - Санька, укутанная в халат более целомудренный, чем вчерашний, сидела на краю кровати и испуганно глазела на парня.
   Агеев провел по мокрому от пота лицу и мотнул взъерошенной головой, желая окончательно избавиться от кошмара.
   - Я что, кричал?
   - Не то слово. Ты что, решил из меня заи-заику сделать, а?
   - Извини, это все тот сон...
   - Какой?
   - Впервые я его увидел еще в госпитале. Я не знаю, что он значит... Да и вообще, что он может значить? Муть какая-то, - разозлился Сашка.
   - Ты неправ. Каждый сон имеет свой потаенный смысл, - со знанием дела поведала Серегина.
   - Тебе, конечно, виднее, - не стал с ней спорить Сашка. Он вообще не хотел об этом говорить, но девушка восприняла этот ответ по-своему:
   - Вот что тебе сейчас снилось?
   - Не помню! - Ответ прозвучал, пожалуй, чересчур резко и это обидело Серегину. - Ты меня извини, Сань, - смягчился Агеев, - но мне, действительно, не хочется говорить об этом дурацком сне.
   - Дело твое, я только хотела помочь.
   - Я знаю. Спасибо.
   - Кофе?
   - Не откажусь, но для начала приму душ. - Сашка поднялся с кровати, потянулся до хруста в позвонках и побрел в ванную.
   Оставшись одна, девушка включила телевизор. На одном из каналов, как раз, заканчивался выпуск столичных новостей, а поскольку Александру мало интересовала общественно-политическая жизнь столицы, она принялась листать последний выпуск "Cosmopolitan".
   "... сегодня ночью в подъезде собственного дома был убит полковник Федеральной Службы Безопасности Лебедев. Киллер поджидал жертву на этаже и, когда офицер вышел из лифта, произвел два выстрела: в грудь и голову. От полученных ранений полковник Лебедев сразу же скончался.
   УФСБ по Москве и Московской области просит граждан, знающих что-либо об этом человеке и его местонахождении, - на экране появился фоторобот, - позвонить по телефонам в Москве... Особые приметы..."
   Серегина равнодушным взглядом скользнула по явно бандитской физиономии на экране - журнал соскользнул на пол. Девушка поднесла ладони к губам и испуганно прошептала:
   - Ой, мамочки... - Вскочила и завопила что было мочи: - Агеев! Агеев, мать твою! Где ты?
   Сашка, неуклюже кутаясь в маленькое полотенце, шлепая босыми ногами и оставляя за собой мокрые следы, влетел в комнату. В иной ситуации его нелепый вид позабавил бы Серегину, и она не упустила бы возможности сказать по этому поводу что-нибудь колкое, но сейчас она даже не обратила внимания на это.
   - Что? Что случилось?
   - Там... там... твою рожу показывали!
   - Где?
   - Да по телевизору же!
   Но на экране миловидная ведущая рассказывала о сюрпризах, уготовленных погодою москвичам на ближайшие дни.
   - Ты уверена?
   - Да. Только глаза были какие-то бесовские, а так похож!
   - Черт! Черт! Черт!
   - Что же делать?
   - Не знаю! Что еще говорили?
   - Что ты убил сотрудника ФСБ. Полковника, кажется.
   - Этого еще не хватало!
   Все внутри Сашки оборвалось. А ведь всего несколько минут назад он решил, что пойдет в ближайшее отделение милиции и расскажет все как было, тем самым, отдавая свою судьбу в руки правосудия. В конце концов, это они должны доказать его вину, а не он - свою невиновность. Но, если верить тому, что только что слышала Санька, то его вина уже ни у кого не вызывает сомнения, и его уже причислили к особо опасным преступникам, на него объявлен розыск.
   "Сам виноват! - разозлился Сашка сам на себя, поскольку злиться на кого-то другого не имело смысла, а винить во всех своих бедах злой рок дело неблагодарное и совсем бесперспективное. - Струсил - сбежал! Теперь пожинай плоды своей слабости. А остался бы, дождался наряда и, возможно, кто-то поверил бы еще тебе тогда, но не сейчас. Ты сам себя загнал в тупик, из которого, пожалуй, только один выход - тюрьма. Но я же никого не убивал! Я не хочу в тюрьму!"
   Стало очевидным, что путь на улицу сейчас, когда вся столичная милиция, подобно своре борзых, рыщет по городу в поисках человека с лицом, похожим на фоторобот, Агееву заказан. Не пройдет он и ста метров, как его схватят и отправят на Лубянку. И Сашка принял решение, как казалось тогда, единственное верное, но на самом деле продиктованное банальным чувством страха и откровенной боязнью посмотреть правде в глаза: его арест - дело времени. Еще, где-то внутри, теплилась призрачная надежда на то, что все еще может измениться в его пользу за то время, что он будет скрываться, и его переведут из разряда подозреваемого в свидетели. Место, где он может переждать какое-то время, напрашивалось само - это была квартира Серегиной. Здесь его никто не видел, встретились они с Санькой совершенно случайно, то, что они знакомы с детства здесь, в Москве, никто не знает - это давняя история. Вот и получается, что Санькина квартира - самое безопасное для него место во всей столице.
   "Правда, всего на несколько дней, - поставил себе условие Агеев. - Даже если ничего не изменится, я должен буду уйти, чтобы не подставлять ее. Это мои проблемы, и я должен решать их сам".
   - К тебе никто не должен прийти?
   - Нет.
   - Значит, ты никого не ждешь?
   - Да нет же!
   - Позволь мне остаться у тебя на несколько дней, пока я окончательно не решу, что мне делать.
   По тому, как Санька на него посмотрела, Агеев понял: в приюте ему не отказано и выгонять его пока никто не собирается.
   - Оставайся столько, сколько считаешь нужным.
   - Спасибо. - Сашка обнял девушку.
   - Что я могу еще для тебя сделать?
   - Наверное, мне понадобятся деньги...
   - У меня есть немного, возьмешь!
   - Спасибо, но это исключено. Я дам тебе карточку, снимешь в банкомате.
   - Хорошо.
   - Думаю, что скоро установят мою личность, нужно поторопиться.
   - Я поеду сейчас.
   - Только будь осторожна. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Я не смогу себе этого простить.
   - Со мною ничего не случится, - заверила Агеева Санька.
   - Дай-то Бог...
  
  
  
  
  
  
   25 октября, С.-Петербург.
  
   Козырев считал шаги от одной стены кабинета до другой. Рабочий день подходил к своему долгожданному завершению, и можно было немного расслабиться. Правда, последнее не совсем удавалось Валентину: его мозг продолжал лихорадочно работать, строить только ему понятные схемы и цепочки. И это несмотря на то, что ужасно ныла поясница, "гудели" ноги и чертовски сильно хотелось спать - сказывалось напряжение последних дней. Следователь подошел к тумбочке, извлек из ее недр граненый стакан и кипятильник, но, вспомнив, что так и не купил чай, убрал все обратно. Продолжая размышлять о событиях последних дней, Валентин невольно переключил свое внимание на пожелтевший цветок, что одиноко томился на пыльном подоконнике.
   День у "важняка" не задался с самого утра, поскольку не успел он зайти в кабинет, как его вызвал к себе Прокурор со всеми материалами по делу Кренева. Разговор с начальством был напряженным: Олег Дмитриевич не простил Козыреву слова, сказанные возле обезображенной машины питерского авторитета. После чего Валентин чувствовал себя как мальчишка, которого родители "пропесочили" за низкую успеваемость в школе. В одиннадцать часов у Валентина была назначена "стрелка" с одним из крутых парней, который сообщил следователю, что все "нормальные пацаны" возмущены тем "беспределом", который был совершен в отношении такого "уважаемого человека", каким был покойный Владимир Николаевич. Вся "питерская братва" по своим каналам пытается выяснить, кому так не угодил Кренев, он же Призер, а когда найдут этих "беспредельщиков", то они просто пожалеют, что "вылупились когда-то на этот свет". Эту примитивную угрозу "братан" закрепил авторитетным: "Гадом буду!". Обедал Козырев в обществе майора Славина, с которым и поделился мнением "братвы", что смерть Кренева дело рук залетных "волков", возможно, столичных, поскольку в самой Северной Пальмире Призер пользовался непререкаемым авторитетом, и мало кто в Питере отважился бы поднять на него руку. Далее Козырев на своей потрепанной "копейке" направился на Пушкинскую, где располагалась штаб-квартира общественно-политическая движения "Мой город!". Там он встретился с первым помощником Кренева господином Татосовым, типом малоприятным и заносчивым, которому задал несколько вопросов по вновь открывшимся следствию фактам.
   Надо сказать, что, несмотря на проделанную оперативно-следственной бригадой работу, сыщики ни на шаг не приблизились к ответу на вопрос: кто убил Призера. Были допрошены десятки знакомых, друзей и подчиненных убитого, проанализированы и изучены сотни документов, но нигде никакой зацепочки. Это начинало злить Козырева.
   Единственное, что заинтересовало следователя в показаниях людей, знавших Кренева, так это то, что иногда в разговорах проскакивало одно женское имя: Карина. Вот и Татосов подтвердил, что Владимир Николаевич в последнее время был увлечен этой самой Кариной, "еще той штучкой" - так отозвался о любовнице Кренева его "правая рука". Попытки узнать об этой женщине хоть что-нибудь существенное: фамилию, адрес, телефон, оказались безуспешными, будто эта женщина была не человек вовсе, а призрак. Но поскольку в призраков, русалок, троллей и прочую мифическую ерунду следователь горпрокуратуры Валентин Козырев никогда не верил, то он усиленно "ломал голову" над тем, как выйти на эту самую таинственную Карину и обстоятельно побеседовать с ней.
   Углубившись в раздумья, Валентин ощипал пожухшие листочки, и его рука уже потянулась к графину с водой, но - что ни говори, не повезло представителю флоры! - зазвонил телефон. Козырев снял трубку.
   - Прокуратура. Следователь Козырев. - От услышанного, его брови взметнулись вверх, затем сошлись на переносице, но Валентин совладал с эмоциями и, как можно спокойнее, произнес в трубку: - Хорошо. Я сейчас подъеду.
   "Значит, есть Бог на этом свете! Есть, черт бы его побрал!" - и не успел Козырев подумать, что последняя его мысль - сплошное богохульство, как дверь его кабинета без стука открылась, и вошел мужчина в длинном сером плаще с кейсом в руках.
   - Здравия желаю, Петр Ильич! - чересчур радушно приветствовал гостя Козырев.
   - Добрый день, Валентин Васильевич.
   - У вас ко мне что-то срочное? Извините, я спешу - у меня назначена встреча, - решил не слишком церемониться "важняк".
   - Хорошо, я зайду в другой раз.
   Нельзя сказать, что полковник Федеральной Службы Безопасности Гусев Петр Ильич, расследующий вместе с Козыревым обстоятельства гибели Кренева, досаждал своим присутствием, даже наоборот: старался быть незаметным, что, в свою очередь, настораживало Валентина.
  
   Стоило ему только увидеть ее - и он, как мужик мужика, понял покойного Кренева, который, если верить его знакомым, не жалел для своей новой пассии ни времени, ни денег. Похоже, что Валентин испытал даже что-то вроде зависти к убитому: находиться рядом с такой женщиной.
   "Но почему, - разозлился Козырев, - как красивая баба, так обязательно рядом с ней какой-нибудь подонок, вроде того же Призера? Что их привлекает в таких людях? Неужели, только деньги?"
   Она сидела за угловым столиком. Красивая и, как показалось Козыреву, совершенно недоступная. Респектабельный вид подчеркивал элегантный темный костюм. В одежде Валентин был полный профан, но и он понял, что такие вещи можно приобрести лишь в очень дорогих элитных салонах. Темные, в тон костюму, туфли на высоком каблуке, такого же цвета маленькая сумочка - творение знаменитого итальянского дизайнера, об этом, понятное дело, следователь горпрокуратуры Козырев и не догадывался, завершали наряд, свидетельствующий не только о хорошем вкусе, но и больших возможностях их обладательницы. Женщина никак не отреагировала на появление Козырева. Взгляд карих глаз был по прежнему обращен на улицу, где по узкому тротуару, зябко кутаясь от пронизывающего ветра, нескончаемым потоком шли прохожие. Был конец рабочего дня.
   - Здравствуйте.
   Женщина посмотрела на Валентина. Взгляд был оценивающий, отчего Козырев почувствовал себя не совсем уютно. Женщины уже давно так на него не смотрели.
   - Это вы мне звонили? - растерялся он, не зная, как начать разговор.
   - Это зависит от того, кто вы.
   "Что ж, какой вопрос - такой ответ", - усмехнулся про себя Валентин, стараясь привести свои мысли в порядок, но под пронзительным взглядом женщины это оказалось делом не из легких. Почему так - Валентин не мог понять. Что в ней такого особенного, что он млеет подобно семнадцатилетнему пацану.
   - Извините, я не представился. Следователь горпрокуратуры, юрист первого класса Козырев Валентин Васильевич.
   - Здравствуйте, господин следователь. - Карина жестом пригласила занять место напротив нее.
   - Называйте меня, пожалуйста, Валентин Васильевич, - попросил Козырев, для которого обращение "господин" звучало как сущее издевательство.
   - Хорошо, Валентин Васильевич. Да, это я вам звонила. Я Стасова Карина Сергеевна. Я решила, что вы захотите со мной встретиться.
   - Это так, Карина Сергеевна. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
   - Я обязательно отвечу на ваши вопросы, но для начала, если вы, конечно, не возражаете, сделаем заказ. - Карина подозвала официанта. - Должна вам сказать, здесь замечательно готовят. Я надеюсь, вы составите мне компанию, господин следователь... извините, Валентин Васильевич.
   - Да, конечно, - только и оставалось ответить Козыреву.
   Мысленно же Валентин производил нехитрые подсчеты своих скромных финансовых возможностей и пришел к выводу, что, пожалуй, осилит ужин в таком заведении. Правда, придется на некоторое время загнать "копейку" в гараж и пользоваться услугами старого доброго ленинградского метрополитена.
   За ужином завязался непринужденный разговор. Карина оказалась прекрасной собеседницей, а Козырев перестал чувствовать себя скованно. Вопросы о Креневе, собственно, ради чего он пришел на эту встречу, Валентин начал задавать только после того, как принесли кофе. К этому времени его бюджет катастрофически трещал по швам.
   - Карина Сергеевна, насколько я понимаю, вы были с Владимиром Николаевичем в достаточно близких отношениях, и не могли не заметить перемен в его настроении. Может было что-то необычное в его поведении. Вы не знаете, ему угрожали?
   - Вы все правильно понимаете, Валентин Васильевич. - Карина достала из сумочки сигареты и закурила. - Мы с Володей были любовниками. Вы, наверное, уже наслышаны об этом?
   Козырев ничего не ответил, только извлек из кармана пиджака свои сигареты и тоже закурил.
   - Недели две назад, - между тем продолжала Карина, - Володе позвонили из Москвы, и он уже на следующее утро вылетел в столицу. Сказал, что нужно встретиться со старыми друзьями, давно не виделись. Через день он вернулся в Питер. Говорил, что все прошло нормально, но я чувствовала, что это не так. Он обманывал меня - в Москве что-то произошло, но он почему-то все скрывал. А за два дня до своей смерти, - ее голос предательски дрогнул, но на красивом лице по-прежнему была маска надменного спокойствия, - сказал, что мне нужно уехать из страны на несколько дней. Отвез в Пулково и посадил в самолет. Я пробовала возражать, но это только разозлило его. Я никогда не видела его таким. Я видела, что он очень боится. Нет, не за себя, за меня. На прощание Володя мне сказал, что скоро прилетит ко мне. Я поверила ему, - Карина замолчала.
   В этот миг Валентина поразили ее глаза. Козырев понял, с каким усилием дается женщине это видимое спокойствие.
   - О смерти Володи я узнала в Италии, - вновь заговорила Карина. - Точнее, не узнала, а почувствовала. Знаете, как это бывает? Вдруг понимаешь, что лишился в этой жизни самого главного, земля уходит из-под ног, а мир вокруг рушится. Так было со мной. _ Карина затушила одну сигарету и тут же закурила другую. Ее руки мелко дрожали. - Мне понадобилось два дня, чтобы заставить себя поверить в случившееся: Володи больше нет. Теперь я знаю, что он умер. Я знаю, как он умер. Но не знаю, что делать мне, как жить дальше...
   Козырев больше не задал ей ни одного вопроса. Понимал, что женщина рассказала ему все, что знала и держится из последних сил.
  
  
  
  
  
   Нью-Йорк, США.
  
   В Центральном парке этим утром было многолюдно. Джеймс Стьюфорд, полноватый мужчина лет сорока с крупной залысиной на шишковатой голове, в сером пальто и кейсом в руках, нервно достал карманные часы - позолота весело засверкала на солнце. Откинул крышечку и взглянул на циферблат. Тяжело вздохнул и опустился на скамейку. Короткими пальцами, с трудом справляясь с дрожью в руках, он достал из пачки сигарету и, делая жадные затяжки, закурил. От напряжения, в котором пребывал мистер Стьюфорд, на его крупном лбу бисером выступила испарина.
   Владелец небольшой адвокатской конторы пришел в парк, чтобы встретиться с человеком, сотрудничество с которым длилось уже несколько лет. И надо сказать, до последних событий вполне успешно. Адвокат Джеймс Стьюфорд являлся связующим звеном между заказчиком, кто бы это ни был, и исполнителем, киллером высочайшего класса, и имел за свои старания солидные комиссионные.
   Все шло великолепно до того времени, пока Цезарь, именно этим именем назывался киллер, не взялся выполнить один срочный, но хорошо оплачиваемый заказ в Верхней Австрии. Все было как обычно: Стьюфорд связался с Цезарем по электронной почте и, используя соответствующий пароль, назначил встречу, во время которой и передал исполнителю всю необходимую информацию на "клиента".
   Но уже на следующий день в офис Стьюфорда заявилась пара верзил, и потребовали от адвоката всю информацию, которую он имел на Цезаря. Понятное дело, что Стьюфорд не собирался ни с кем делиться тем малым, что знал о киллере сам. Когда он сказал молодым людям, что совершенно не понимает, чего они от него хотят, то один из них произнес фразу, заставившую Джеймса побледнеть и схватиться за сердце: "Мистер Стьюфорд, вам бы не стоило забывать о ваших детях". Адвокат бросился к телефону и принялся непослушными пальцами набирать нужный номер, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. Ему никто не мешал. Верзилы добродушно скалились, наблюдая, как засуетился адвокат. Казалось, что прошла вечность, прежде чем на том конце взяли трубку. Джеймс облегченно вздохнул, когда услышал голос младшей дочери, весело щебечущей в трубку. По спине и под мышками побежал холодный липкий пот: его чуть не хватил удар. Но сердце вдруг болезненно сжалось: Стьюфорд отчетливо услышал в трубке незнакомый мужской голос. В его доме был посторонний! Джеймс страдальчески посмотрел на своих непрошеных визитеров, положил трубку и выдавил из себя:
   - Я согласен.
   Как только они ушли, Джеймс помчался домой. Жена и две его дочери оказались целы и невредимы. Супруга сообщила Стьюфорду, что к ним заходил сотрудник телефонной компании. Какой сотрудник, и какой компании, Джеймс понял сразу, но ничего не сказал...
   Стьюфорд вновь достал часы. Цезарь опаздывал, чего раньше с ним не случалось.
   "Может оно и к лучшему, если он вообще не придет", - подумал адвокат.
   - Где он? - рявкнуло в правом ухе.
   Стьюфорд склонил голову и негромко произнес в микрофон, прикрепленный к воротнику пальто.
   - Я не знаю.
   Три дня назад в офис адвоката нагрянули все те же верзилы и в угрожающей форме потребовали от него связаться с Цезарем и назначить встречу. Джеймс хорошо помнил раннее преподнесенный урок и, хотя все семейство находилось в сотне милях от Нью-Йорка, долго уговаривать себя не заставил...
   Цезарь опаздывал на пятнадцать минут.
   - Мистер, скажите, пожалуйста, который сейчас час.
   - Что? - Стьюфорд растерянно посмотрел на бегуна, остановившегося возле него.
   В человеке в ярком спортивном костюме, таких в парке было много, Джеймс с трудом признал Цезаря, который изрядно постарался над изменением своей внешности. По инструкции, полученной адвокатом, от него требовалось подать заранее оговоренный сигнал, как только он вступит в контакт с киллером. Что будет дальше, его уже не касалось.
   - Время не подскажите?
   - Поздно, слишком поздно, - философски заметил Стьюфорд, приняв роковое для себя решение: он не подал сигнал, наблюдавшим за ним парням.
   Спортсмен подмигнул адвокату и хотел бежать дальше, но голос Стьюфорда задержал его:
   - Молодой человек, вы что-то уронили.
   Мужчина посмотрел себе под ноги и увидел небольшой ключ с брелком. Поднял и, не разглядывая, сунул в карман, словно это была действительно его вещь.
   - Спасибо, мистер! - поблагодарил он и побежал дальше, как ни в чем не бывало.
   Некоторое время адвокат сидел без движения, провожая взглядом крепкую фигуру бегуна, пока тот не скрылся за поворотом, затем склонил голову и уверенно произнес:
   - Он уже не придет.
   - Иди к машине, - велел ему менингитный голос в наушнике...
  
   ... Дмитрий бежал. Он спиною ощущал тяжелый взгляд Стьюфорда. Его так и подмывало обернуться, но он понимал, что этот невинный поворот головы способен выдать его, если этого еще не сделал сам Стьюфорд. Но, похоже, старина Джеймс придумал нечто иное: иначе, что может значить этот ключ с брелком, что покоился у Дмитрия в кармане? Но с этим он разберется позже. Сейчас главное, покинуть парк и удостовериться в отсутствии "хвоста".
   Как только Дмитрий прилетел в Нью-Йорк, люди Бонатти предоставили ему подробнейшую информацию на Стьюфорда, вплоть до его графика передвижения за последние дни с точностью до минуты. К тому же Дмитрий был предупрежден о том, что кто-то интересуется человеком, называющим себя "Цезарь". Дмитрию не составило труда придти к неутешительному для себя выводу: на него объявлена охота. Его не удалось ликвидировать в Европе, теперь его пытаются вычислить здесь, в Штатах, при помощи Джеймса Стьюфорда. А это, пожалуй, единственный человек, знающий Цезаря в лицо. То, что Дмитрий не ошибся, рассудив именно так, вскоре подтвердилось: от Стьюфорда пришло электронное послание, адвокат просил о скорой встрече.
   У Дмитрия не оставалось сомнений и по поводу того, что такой необычайный интерес к его скромной персоне вызван ничем иным, как злополучным диском, изъятым им у русского туриста Дроздова. После того, как хакер, состоящий на службе у дона Бонатти, взломал защиту на диске и сделал информацию доступной, Дмитрий осознал, что волею судьбы оказался втянутым в серьезные игры, где минимальная ставка - это жизнь. Но отступать было поздно, и Дмитрий начал свою партию: если верить Бонатти, то информация с диска уже находится на территории России. Возможно, совсем скоро все мировые средства массовой информации начнут взахлеб вещать о сенсационных разоблачениях в Москве. Это будет ответом на попытку убить его в Линце...
  
   ... Джеймс Стьюфорд покинул парк через центральные ворота. Прошел полквартала и свернул в переулок, но прежде какое-то время смотрел на поразительно голубое для Нью-Йорка в это время года небо. Но почему, кроме него, этого больше никто не замечает?!
   Вскоре из-за угла на скорости выехал черный "Форд". Стьюфорда в машине не оказалось...
  
   ... Дмитрий еще немного выждал, перешел дорогу и скрылся в переулке, из которого совсем недавно выехал черный автомобиль.
   Стьюфорд лежал рядом с мусорными баками. Дмитрий склонился над безжизненным телом и попытался нащупать пульс на шее у адвоката - Стьюфорд был мертв. Ему сломали шейные позвонки.
   Дмитрий почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Медленно повернулся, готовый в любую секунду вступить в схватку, но это оказалось лишним. Перед ним стоял человек дона Бонатти, тот самый, который передавал ему информацию на Стьюфорда. Итальянец широко улыбнулся, обнажая безупречные фарфоровые зубы.
   - Собаке - собачья смерть.
   Дмитрий не стал возражать. Если Стьюфорд мертв, значит, он ничего не сказал своим палачам. Что ж, и на том спасибо, мистер адвокат!
   - Скажу по секрету, адвокатом он был так себе.
   - Нам лучше поспешить, giovanotto, - посчитал нужным предупредить итальянец, - если вы, конечно, не хотите встречаться с фараонами. Они будут здесь с минуты на минуту.
   Естественно, желание встречаться с американскими "копами" у русского киллера отсутствовало напрочь, и они благоразумно скрылись с места преступления.
  
  
   С.-Петербург.
  
   Светало. В комнату сквозь неплотно прикрытые шторы несмело проникали первые лучи осеннего солнца.
   Валентин не спал. Он лежал на чужой кровати, в чужой спальне, в чужом доме, рядом с женщиной, которая всего несколько часов назад была ему совершенно чужая и, наверное, не стоит себя обманывать, таковой и осталась даже после того, что произошло между ними минувшей ночью...
   Вчера, после того, как они вышли из ресторана, Карина попросила отвезти ее домой. Несмотря на то, что к двухэтажному коттеджу в элитном поселке на побережье Финского залива, приехали поздно, женщина предложила следователю зайти на чашечку кофе. Козырев не счел нужным отказаться. После кофе, вновь оделись и вышли на улицу, где долго бродили по берегу. Валентин вдруг понял, что не хочет отсюда никуда уезжать, что его совершенно не тянет домой, где его ждут... впрочем, зачем себя обманывать, никто его там не ждет, а главное, ему интересно с этой женщиной. В основном, говорила Карина, вспоминала детство, студенческие годы, а Козырев просто внимал в эти трогательные воспоминания, наслаждаясь их простотой и искренностью. Как давно он не слышал нормальной, красивой русской речи, не изобилующей ругательствами, воровским жаргоном или сухими специфическими терминами! И сейчас он не искал в ее словах мотивы и причины гибели криминального авторитета, преуспевающего бизнесмена и новоявленного политика Владимира Кренева, да и не могло этого быть в воспоминаниях о милой и забавной девчонке, мечтавшей стать художником. Валентин просто слушал...
   Тяжелые волны шумно накатывали на гальку, с моря дул холодный, пропитанный солью, пронизывающий ветер. Звезд не было видно, лишь только ядовито-желтое око луны иногда выглядывало из-за огромных облаков, насыщенных влагою и медленно шествующих по ночному небосводу так низко, что казалось, достаточно подпрыгнуть, чтобы коснуться их. Все дышало осенью... Когда порядком продрогли, вернулись в дом. Козырев занялся камином, а Карина принесла бокалы и бутылку итальянского красного вина. Расположились на полу, поближе к потрескивающему поленьями камину.
   Настала очередь Валентина снять с себя строгую маску служителя закона и поведать о своей жизни. И чем больше он говорил, тем отчетливее понимал: всю его жизнь можно описать одним лишь словом - "обычная" и от осознания этого стало ужасно тоскливо. Неужели, это он, который мечтал о захватывающих дух приключениях, строивший в молодости планы о завоевании и покорении мира? Где хотя бы малая толика тех юношеских мечтаний? Увы, их нет! Зато есть надоевшая до чертиков работа и серый, засасывающий подобно болоту, быт.
   - Наверное, лучше для меня было бы встретить в жизни такого человека, как вы, Валентин, - призналась Карина, чем сильно удивила Козырева.
   - Такого скучного?
   - Вы несправедливы к себе.
   Блики, отбрасываемые пламенем, плясали свой незамысловатый танец на ее разрумянившемся от долгой прогулки и выпитого вина лице, и от этого она казалась еще прекрасней. В ней уже не было той надменности, на которую наткнулся Козырев в первые минуты их общения, сейчас она была сама собой. В ней по-прежнему чувствовалась огромная внутренняя сила, но и в тоже время в ней было что-то по-детски беззащитное. Валентину захотелось обнять ее.
   - Нет, что вы, Карина! Тогда бы вы умерли со скуки или стали одной из тех, кто смотрит все эти глупые сериалы!
   Карина улыбнулась таким мрачным перспективам.
   - А что вы скажите, Валентин, если я признаюсь, что люблю смотреть сериалы?
   - Не может быть?! - В его удивлении не было и доли притворства.
   - Поверьте, это так.
   - Что ж, Карина, вынужден признать, что вы заставили меня усомниться в том, что я хорошо научился разбираться в людях. Честное слово, я не ожидал от вас подобного!
   - Вы так не любите "мыльные оперы"? - Карину забавлял этот разговор ни о чем.
   - Честно?
   - Только так.
   - У меня на них... - Валентин скривился, словно ему дали отведать уксусной кислоты, - аллергия!
   - Вот как? Почему?
   - О-о, это долгая история... Я вот о чем подумал, Карина, пожалуй, вы правы. - Козырев посмотрел женщине в глаза. - Если бы я встретил такую женщину, как вы, то, вполне возможно, моя бы жизнь не была такой однообразной: уж вы бы смогли добавить в нее свои яркие краски...
   - Обними меня.
   Ее просьба совсем не удивила Валентина. Он прекрасно понимал, чем все это может закончиться, но никак не старался предотвратить этого, как, впрочем, и она не могла не знать этого. Они уже давно взрослые люди и вполне способны контролировать себя, а значит шли к этому осознанно. Она хотела, чтобы ее утешили - и он утешил ее, она хотела забыться на какое-то время - и он заставил ее забыться. Но, неужели, причиною всему было то, что этого хотела только она? Конечно, можно было найти много оправданий своему непрофессиональному поведению, но Валентин старался всегда быть честным. По-крайней мере, хотя бы с самим собой. Он сам хотел этого! С первого взгляда его, как магнитом, потянуло к этой женщине и Валентин испытал то, чего не испытывал уже много лет. Еще тогда, возле ресторана, когда он открыл ей дверцу своей "копейки", он уже знал, что эта ночь будет особенной, что сегодня он не вернется домой...
   ... И сейчас, обнимая ее гибкое тело, вдыхая тонкий цветочный аромат, исходящий от нее, Валентин не жалел, что все случилось именно так. Он был счастлив, если, конечно, то чувство легкости и покоя, овладевшее им, можно назвать "счастьем".
   Карина потерлась щекою об его ладонь. Валентин приподнялся, провел кончиками пальцев по ее щеке и ласково, но в тоже время настойчиво, заставил посмотреть на себя. В ее глазах застыли слезы.
   - Ведь я его не предала, правда?
   Валентин ничего не ответил. Сейчас любые слова, пусть даже самые искренние, прозвучали бы фальшиво. Он наклонился к ней, нежно поцеловал и крепко обнял, словно боялся, что она может исчезнуть...
  
  
  
  
  
   26 октября, Москва.
  
   Громова разбудил телефонный звонок. Влад не стал сразу снимать трубку, подождал в надежде, что звонивший передумает или у него хватит совести взглянуть на часы - было около трех часов ночи - и умерит свой пыл. Но противная резкая трель продолжала настойчиво сотрясать воздух. Чертыхнувшись, Громов взял трубку.
   - Это Владислав Николаевич? - услышал он взволнованный женский голос, показавшийся ему знакомым, но вспомнить сразу его обладательницу он не смог.
   - Да. Кто это?
   - Это Люда. Карасева. Вы меня помните?
   Громов сел на кровати, мотнул головою, прогоняя остатки сна.
   - Говорите, Люда, я вас слушаю.
   - Владислав Николаевич, я боюсь за Костика...
   - Люда, вы знаете, где он находится?
   - ...
   - Люда, я вас спрашиваю, вы знаете, где в данный момент скрывается Молчанов?
   - Что ему будет?
   - Он ответит только за то, что совершил.
   - Но он их не убивал! Когда он пришел, они были уже мертвы. Костя испугался, что все решат, что это сделал он, и сбежал. Он никого не убивал!
   - Тогда ему нечего боятся милиции, ему нужно бояться тех, кто хочет выдать его за убийцу. Вы понимаете? Молчанову угрожает реальная опасность, и защитить его сможем только мы. Вы с ним разговаривали?
   - Я была у него... Он так напуган!
   От нехороших предчувствий у Влада сжалось сердце.
   - Вы встречались с ним? Когда?
   - Сегодня... Он позвонил и попросил приехать. Он боится, Владислав Николаевич, он не знает, что ему делать.
   "Раньше надо было думать!" - со злой досадой подумал Громов.
   - Я же просил вас, Люда, как только вам что-то станет известно о Молчанове, сразу же позвонить мне!
   - Но он сказал, никому не говорить.
   - Послушайте, Люда, я понимаю, вам небезразлична судьба этого парня, и поэтому прошу вас, помогите ему. Его жизни угрожает смертельная опасность! - Влад не блефовал, он действительно так считал. И сейчас все зависит только от вас: смогу я ему помочь или нет. Вы слышите меня, Люда? Вы скажите, где скрывается Молчанов?
   - Да... - после долгой паузы ответила девушка.
  
   Они оставили машину в соседнем дворе. Шли молча, внимательно оглядываясь по сторонам. Вокруг царили тишь да благодать - обычный старый двор на окраине столицы продолжал еще крепко спать.
   Вошли в нужный подъезд. Сырой, пропахший кошачьими экскрементами воздух ударил в нос.
   - Дышите глубже - проезжаем Сочи! - тихо приободрил Громова капитан Айсберг, шагнувший в темный подъезд вслед за шефом.
   Тот ничего не ответил, не оценив по достоинству чувство юмора капитана, нашарил ногою первую ступень марша и начал подниматься. Внезапно нога опустилась на что-то мягкое. Это что-то взвизгнуло, сверкнуло фосфорными глазищами и шмыгнуло вон из вонючего подъезда.
   - Твою мать, чтоб ты сдох! - очень тихо выругался всегда сдержанный полковник.
   Они поднялись на третий этаж, определились с нужной квартирой. Стоило нажать на ручку, как дверь тут же открылась. Сыщики переглянулись - в руках одновременно появилось оружие. Шаг за шагом по темному коридору, они приблизились к двери, за которой шел негромкий, но довольно-таки оживленный разговор. Сквозь неплотно прикрытую дверь Влад разглядел работающий телевизор. Вошли в комнату.
   - Твою мать! - снова выругался Громов, и было от чего.
   Посреди комнаты бесформенной тушей на креплении для люстры висел молодой мужчина. Лицо от мучительной смерти было перекошено, но сыщики без труда узнали в нем телохранителя Сазонова. Интуиция и на этот раз не подвела полковника - они опоздали.
   - Вызывай группу, - велел он капитану.
   Внезапно в коридоре что-то громыхнуло, и сыщики увидели силуэт, метнувшийся к выходу.
   - Стоять!
   Айсберг кинулся вдогонку. Выскочив из подъезда, он успел заметить скрюченную фигуру, мелькнувшую за углом гаражей, что расположились стройными рядами. Не теряя ни секунды, капитан помчался следом. Убегавший явно уступал Михаилу и уже совсем скоро начал заметно сбавлять темп, припадать на левую ногу, но, тем не менее, продолжал бежать.
   - Стоять! - Капитан уже готов был хищником броситься на спину убегавшего, но тот сам рухнул на асфальт и отчаянно завопил:
   - Это не я! Я никого не убивал! Это не я!
   Айсберг грубо, пинком ноги, перевернул человека на спину. Это был небольшой, высушенный мужичонка неопределенного возраста с грязным лицом и жиденькой бородкой. Увидев пистолет, направленный на него, он испуганно вскинул руки, зажмурился и принялся жалобно причитать:
   - Не убивайте! Я ни в чем не виноват!
   - Разберемся! Вставай! - Капитан рывком поднял с земли беглеца и, подгоняя пистолетом, повел обратно в дом.
  
   Максим Леонидович Клявин, носивший в уголовной среде не совсем благозвучное "погоняло" Бека, скромно примостился на отведенном ему стуле. Хмуро, исподлобья, он разглядывал тех, кто, кроме него, еще находились в одном из кабинетов здания, располагавшегося по легендарному адресу Петровка, 38. Их было трое. Двоих Клявин уже знал: угрюмый полковник, который его уже допрашивал в квартире, где был обнаружен "жмур", и чернявый малый, который задержал его у гаражей, когда он ударился в бега из злополучной квартиры. Несмотря на свой не совсем внушительный вид, капитан обладал сильным ударом: у Беки и сейчас болели ребра. А вот третьего, явно большого начальника, он видел впервые.
   Вот он и сел за стол, напротив Клявина. Несколько минут с нескрываемым интересом разглядывал задержанного, после чего с добродушной улыбкой, словно они сидели в какой-нибудь пивнушке и вели непринужденный разговор, велел Клявину:
   - Расскажите, Максим Леонидович, все сначала и по порядку.
   - Так я ж уже рассказывал. Вот ему. - Клявин ткнул пальцем в сторону полковника.
   - Я наслышан, но мне бы хотелось все же услышать от вас лично. Может, вы что-то еще вспомнили. Ведь у вас же было время.
   "Это он, мент поганый, намекает на те два часа, что я уже провел в камере!" - зло подумал Бека. Сегодня он в очередной раз убедился, что везет ему в этой жизни, как утопленнику. Он здорово испугался, когда увидел "висельника", да и здорово обделался, когда услышал шаги и голоса, а когда понял, что вдобавок ко всему это "мусора", то готов был разрыдаться от обиды на себя и на Судьбу, которая в очередной раз повернулась к нему своим великолепным задом.
   - Значится так! - Клявин напустил на себя важный вид и начал свое повествование: - Поругались мы, значится, с Танькой, это баба моя, сожительница, - пояснил тут же Бека. - Баба она, конечно, зловредная: шкандаль для нее учинить - раз плюнуть! Ну и решил я, чтобы не довела до греха и чтобы я, не приведи Господь, не отходил ее как следует, пройтись, подышать воздухом. А когда подышал, и уже домой собирался, тут-то и подъехала эта машина...
   - Во сколько это было, Максим Леонидович?
   - Черт его знает. Я сроду часов не носил.
   - Хорошо. А какая была машина?
   - Большая.
   - Грузовая, что ли?
   - Почему? Легковая. Только большая и блестящая.
   - Микроавтобус?
   - Не-е. Этот, как его... жип.
   - Джип?
   - Вот-вот! Именно, оно самое.
   - Какого цвета?
   - Я же сказал, блестящая!
   - Светлая или темная?
   - Ах, это! Темная.
   - Ясно. Что было дальше?
   Клявин почесал плешивую голову, словно что-то припоминая, и продолжил:
   - Из тачки два мужика вышли... Плечи - во! Рожи - во! - Максим Леонидович показывал своими сухими ручонками примерные, но впечатляющие, параметры мужиков из джипа. - Пошли они. Я кустами за ним: интересно же! Смотрю, во второй подъезд вошли. Я-то сразу смекнул, что в четырнадцатую.
   - Почему вы так решили?
   - А куда ж еще? В этом подъезде, гражданин начальник, одни бабки старые век свой доживают. Не к ним же? - Клявин пошловато захихикал. - Кроме, конечно, четырнадцатой. Там, около недели, молодой этот, которого того... жил. К нему еще вчера и деваха какая-то приезжала, долго у него была. - От внимания Клявина не ускользнуло то, как сыщики переглянулись, но Максим Леонидович, справедливо рассудив, что это его не касается, продолжил дальше свое увлекательное повествование: - До этого квартира пустовала, а еще раньше там Анна Никитична жила, земля ей пухом. Святая женщина была - всегда треху на опохмел давала. Так вот, - здесь Клявин посчитал нужным выдержать паузу, чтобы добавить значимости своим словам, - они вошли в подъезд - и почти сразу на третьем загорелся свет, а через время погас. Скоро из подъезда эти два мордоворота вышли и к машине вернулись. Я за ними опять кустами - интересно же! А один из них садится в машину и говорит водителю: "Немного трепыхался падла, пришлось успокаивать!", и уехали. Я думал домой идти, спать, но не выдержал. Я ж, страсть, какой любопытный! А еще думаю, может помощь какая-то нужна. Смотрю, дверь открыта, а там "висельник". А потом вы появились, я испугался, и бежать кинулся. Я ж, ужас, какой пугливый! Эх, да чего уж там, с моей биографией только мокрухи не хватало! - Максим Леонидович выразил на своем небритом лице чувство полного и глубокого раскаяния.
   - Лиц не запомнили?
   - Темно было.
   - А каких-нибудь имен, кличек они не называли?
   - Нет.
   - Постарайтесь, Максим Леонидович, может, что-то еще вспомните.
   - Да нет. Правда, номер у машины был интересный...
   - Так вы что, номер машины запомнили?
   - Ну да! А чего там запоминать, когда я под статью с таким вот номером два раза залетал. Потому и запомнил.
   - А чего ж тогда молчите?
   - Так вы ж ничего не спрашивали за номер-то.
   - Хорошо. Максим Леонидович, назовите номер автомобиля.
   - А можно мне сигаретку. Курить больно приспичило. - Клявин, похоже, понимал, что настал его "звездный час" и что в этой никчемной просьбе ему уж точно никто не откажет.
   - Пожалуйста. - На стол перед Клявиным легла пачка "Мальборо".
   - А две можно?
   - Заберешь всю пачку, если ответишь на вопрос, - пообещал ему полковник.
   - А не обманите?
   - Забирай.
   Клявин быстро, пока никто не передумал, сунул пачку в карман.
   - Говори, Максим Леонидович.
   - Только ж вы напишите там у себя в бумажках, что я все сам, добровольно, так сказать, рассказал.
   - Непременно.
   Клявин назвал номер машины, раздув от важности щеки, будто какое-то магическое заклинание.
   - Вы уверены, Максим Леонидович?
   - Еще бы! Я же говорю, что по такой статье два раза к хозяину ходил.
   Клявина увели.
   - Ну, что скажите, господа сыщики? - поинтересовался Шведов у коллег с Петровки, когда за контролером закрылась дверь.
   - То, что та девушка, о которой упоминал Клявин, это Карасева и то, что именно она навела убийц на Молчанова, говорить не приходится. Видимо, они следили за ней, - заключил Громов. - Твое мнение, Андрей Саныч?
   - Абсолютно с тобой согласен. Честно говоря, этот Клявин - просто находка для нас. Конечно, показания этого алкаша любой адвокат разнесет в пух и прах, но все же это шанс, господа. Кто-нибудь его там видел?
   - Нет. Мы его увезли еще до приезда опергруппы.
   - Отлично. Пусть лучше посидит в СИЗО, иначе своим языком найдет приключения на свою задницу. У него это получается. - Шведов усмехнулся. - Так что, версия о суициде себя не оправдывает. Что же касается предсмертной записки, найденной возле трупа, где он сознается в двойном убийстве, то, я думаю, написана она Молчановым - экспертиза это подтвердит, но когда тебя об этом убедительно просят два костолома, упоминавшиеся Клявиным, то тут можно, в чем хочешь подписаться. Даже в убийстве Кеннеди.
   - Что касается джипа, я уже позвонил. Скоро будем иметь полную информацию, - пообещал капитан Айсберг.
   - Вот молодежь - палец в рот не клади! - похвалил его за оперативность полковник.
   - Что известно о нашем свидетеле?
   - Ничего особенного. Две ходки, как и говорил. Одна по малолетству. Обе - по хулиганке.
   - Мелкая пташка...
   - Но гадит по-крупному.
   - Что-то мне не нравится твое настроение, Владислав Николаевич.
   - Извини, не выспался. Голова болит.
   - Может кофе?
   - Кофе, Андрей Александрович, у нас, извините, нет. Но есть чай. Черный. Крупнолистовой.
   - Бедно живете, господа сыщики. Что ж, угощайте чаем.
   Полковник принялся хлопотать: поставил чайник, извлек из шкафа чашки, вазу с печеньем. Предстоящий разговор с девушкой Молчанова - от этого никуда не денешься, совсем не радовал Громова. Хоть его вины и не было в том, что случилось, но почему-то полковник чувствовал себя виноватым...
   Резкой трелью напомнил о себе телефон.
   - Айсберг слушает. - Капитан принялся что-то записывать в своем "дежурном" блокноте. - Спасибо, Женя. С Громова презент за оперативность. Удачи! - Михаил положил трубку.
   - Ну, молодежь - палец в рот не клади, - укорил его за непозволительную дерзость полковник, разливая по чашкам кипяток. - Хвались.
   - Автомобиль с таким номером действительно существует. Это "Тойота-Лэндкрузер" черного цвета. Числится на некой охранной фирме "Сакура". Что скажите?
   - А что тут скажешь? Раз ты такой шустрый - вот и займись этой самой "Сакурой", - осчастливил капитана Шведов. - Задача ясна, капитан?
   - Но...
   - Это приказ.
   - А приказы, товарищ капитан, не обсуждаются, - напомнил Громов, почувствовав себя отомщенным.
   - Ну вот, так всегда, - грустно изрек Айсберг. - Стоит проявить инициативу...
   - Запомни: инициатива снизу, не подкрепленная подписью сверху, является наказуемой, - выдал одну из житейских мудростей следователь Генпрокуратуры, наслаждаясь ароматом настоящего индийского чая.
  
  
   С.- Петербург.
  
   Козырев с отсутствующим видом сидел за рабочим столом. На листке бумаги, лежащем перед ним, следователь непроизвольно выводил карандашом круги, треугольники и прочую дребедень.
   За последние часы с Валентином произошли значимые перемены, и все в его дальнейшей жизни казалось ему запутанным. Он чувствовал себя совершенно опустошенным. Если раньше Козырев мог думать только о работе, то сейчас он просто не мог сосредоточиться, заставить себя работать. Ему все опротивело! Неподъемным грузом давили на него стены собственного кабинета, выкрашенные в светло-коричневый цвет. Почему он раньше не замечал этого мерзкого цвета? Мысли о доме, о семье приносили с собою непонятное раздражение. Почему так?
   Наверное, не каждый день осознаешь, что вся твоя жизнь пошла не так, как ты намечал себе в самом начале большого жизненного пути, что, как ни пытайся себя обмануть, ты несчастлив и то, чем ты жил все эти годы: работа, семья, друзья - это всего лишь атрибуты желаемого благополучия. На самом-то деле мечталось совсем о другом, но что-то с самого начала пошло не так, и ты жалко топчешься на одном месте, подобно слепцу, оставшемуся без поводыря, а все мечты - так и остались мечтами. И ты по-прежнему пытаешься убедить себя, что так и надо. И как теперь быть с чувством неудовлетворенности жизнью, словно за тебя ее прожил кто-то другой?
   А это непонятное раздражение, охватывающее его только при одной мысли о семье? Почему так? В чем виноваты они? Ведь, если разобраться, они и есть жертвы твоего самообмана. Именно их, в первую очередь, ты обманывал все эти годы!
   Но так было не всегда! Вспомни! Когда-то все было замечательно: ты спешил с работы домой, тебе хотелось обнять жену, подурачиться с сынишкой, были общие дела и интересы... Не сразу все изменилось, и в доме воцарилось безразличие, будто под одной крышей собрались совершенно чужие люди, но это все же случилось. Почему? Что же случилось с Верой? Почему так переменился Юрка? А может они остались прежние, и вся проблема в тебе, Козырев? Может, это ты изменился? Может, это ты от них отдалился? Посмотри правде в глаза! Ты все чаще и чаще стал задерживаться на работе. Возвращался домой глубокой ночью, ссылаясь на загруженность, замыкался в себе. Вспомни! Когда ты лежал рядом с женой в одной кровати, и она, справедливо и вполне на законных основаниях, ждала от тебя нежных слов, хотела твоих ласк, о чем думал ты? Правильно! Почему гражданин О. нанес гражданину У. восемь ударов отверткой, от которых тот благополучно скончался на месте совместного распития спиртных напитков. А твое обещание сыну сводить его в зоопарк, так и осталось невыполненным, хотя мальчика уже давно интересуют совсем иные вещи, нежели томящиеся в неволе зверюшки. Вот и получается, что о мертвых ты всегда думал больше, чем о живых и любящих тебя людях! Все дело только в тебе, Козырев! Это ты не дал своей семье шанса понять тебя и наладить отношения! Это ты заставил их отдалиться от тебя и жить своей жизнью! И вновь этот проклятый вопрос: "Почему?"
   Возможно, потому, что уже тогда ты понял, что несчастлив, живя так, но ты ничего не стал менять, искать того, чего тебе так не хватало. Ты просто забоялся перемен, зарылся в работу и стал ее рабом!
   "Нет, я не раб! - воспротивился "вчерашний" Козырев. - Я профессионал, человек, умеющий хорошо делать свою работу!"
   "Никакой ты не профессионал! - стоял на своем "новый" Козырев - Профессионалы никогда не путают личное с работой. Ты же сделал это сегодня!"
   "Да пошли вы оба!.."
   Валентин отложил карандаш, посмотрел на лист, на котором непроизвольно написал ее имя. Мысленно чертыхнувшись, он скомкал бумагу и метким броском отправил в мусорную корзину, но не думать о Карине он уже не смог. Вспомнилось сегодняшнее утро...
   ... Он обнял ее, словно боялся, что она может исчезнуть. Они лежали так целый час, не шевелясь и не говоря ни слова. Им было хорошо и спокойно.
   - Тебе пора. - Эти слова вернули его в реальный мир, где были убитый Кренев, его работа и семья, ее горе...
   Он встал, начал одеваться. Валентин хотел посмотреть ей в глаза, но ее взгляд был неуловим. Карина избегала смотреть на него. Он же просто не знал, как уходят в таких случаях, и какие слова нужно говорить при этом.
   - Я позвоню.
   Карина ничего не ответила.
   - Я приеду вечером.
   И снова в ответ тишина.
   Козыреву захотелось закричать, разбить что-то, чтобы она наконец-то посмотрела на него.
   - Я приеду... - повторил он, уже не надеясь услышать ответа.
   - Я буду ждать, - ответила она.
   И впервые за утро их взгляды встретились...
   Валентин не сразу отреагировал на зуммер телефона внутренней связи.
   - Козырев.
   - Валентин Васильевич, это дежурный. К вам тут посетительница. Стасова Карина Сергеевна.
   - Пропустите!
   - Хорошо.
   Козырев был озадачен: "Карина здесь? Для чего?"
   Валентин встал из-за стола. Прошелся, разминая ноги. Открыл форточку: воздух в кабинете был тяжелый от сигаретного дыма. Остановился напротив зеркала и критически оглядел свою не очень спортивную фигуру. Затем взгляд задержался на лице: глянцевая кожа, темные круги под глазами. Валентин улыбнулся своему отражению. Чтобы хоть как-то сгладить неприятное впечатление от увиденного. Но улыбка вышла натянутой, вымученной.
   В дверь постучали.
   - Входите.
   Вошла Карина. Валентин невольно восхитился ее красотой, и вновь она показалась ему совершенно недоступной.
   "Быть может, с таким вот неприступным и величественным видом Клеопатра входила в Рим", - почему-то пришло в голову такое, не совсем уместное, сравнение.
   - Здравствуй... те.
   - Здравствуйте, Валентин Васильевич. Извините, что отвлекаю вас от дел, но мне нужно с вами поговорить. Я думаю, вас это заинтересует.
   - Присаживайтесь.
   Козырев вернулся за стол. Он решительно ничего не понимал. Выжидающе посмотрел на посетительницу и тихо произнес:
   - Я вас слушаю.
   Карина открыла сумочку, извлекла небольшой конверт из плотной бумаги и положила перед следователем.
   - Что это?
   - В аэропорту, прощаясь, Кренев сказал мне: "Ты уже поняла, что случилось что-то нехорошее. Это мне наказание за прошлую жизнь..." Я не знаю, что он хотел этим сказать. Затем он протянул мне этот пакет и добавил, чтобы я отдала этот сверток в прокуратуру, если с ним что-то случится. Больше я его не видела. - Ее голос был лишен каких-либо эмоций. - Что здесь я не знаю и знать не хочу, но, думаю, вы найдете здесь ответы на многие свои вопросы.
   - Я обязательно посмотрю, что здесь, и решу, что можно предпринять, - в тон ей, официально произнес Козырев. Он повертел сверток в руках, определив на ощупь содержимое: кассета от видеокамеры. - Спасибо за доверие, Карина Сергеевна.
   - А теперь извините меня, я спешу. - Карина встала и направилась к двери.
   - Подождите, Карина! - остановил ее Козырев. - Возьмите ваш пропуск. - Валентин протянул женщине листок и, когда она попыталась забрать его, задержал ее руку в своей. - Я приеду. - Он не отпускал ее, ждал ответа.
   - Хорошо... - наконец ответила она, и Валентин отметил, что на этот раз ее голос не был таким безжизненным. - Я приготовлю нам ужин...
   Карина ушла.
   Валентин подошел к окну, закурил. Сигарета не принесла облегчения: голова по-прежнему раскалывалась надвое, а во рту появился мерзкий металлический привкус.
   Из здания прокуратуры вышла его недавняя посетительница, раскрыла большой зонт и заспешила по тротуару к станции метро.
   Провожая взглядом женщину, Козырев не сразу обратил внимание на высокого, широкоплечего парня из черного джипа, припаркованного на противоположной стороне улицы, который устремился вслед за Кариною.
   "За ней следят?! - Валентин вздрогнул от этой мысли и некоторое время продолжал следить за атлетом из джипа. - Или... или..." - Козырев разразился отборными ругательствами. Кинулся к сейфу, где хранилось табельное оружие. Ткнув пистолет за пояс и накинув куртку, он хотел бежать, но взгляд задержался на свертке, принесенном Кариною. Не долго думая, следователь сунул его в карман и выскочил из кабинета...
  
   Карина вышла на улицу. Дождь усилился, мутные потоки неслись по краям дороги, подхватывая на своем пути мелкий мусор, и этот разнообразный флот, беспомощно кружась, исчезал в сточном люке. Она раскрыла зонт и пошла к метро.
   У Стасовой был собственный автомобиль, - подарок Кренева - серебристая "Ланчия", но по возвращению из Италии, она предпочитала общественный транспорт: в нем она чувствовала себя безопасней. После смерти Кренева. Карина каждую минуту ждала, что за ней придут. Она устала ждать, она устала бояться. Карина долго решалась на то, что сделала только что - выполнила последнюю просьбу Володи. Она не могла не понимать, делая этот шаг, что если до сих пор у людей, убивших ее любовника, и были сомнения на ее счет, то после этого - ее жизнь ничего уже не стоит. Она заставила себя поверить в то, что поступает правильно. Когда пришла к Козыреву, чувствовала себя уверенно. Но сейчас, когда уже ничего не зависит от нее, ее начали терзать сомнения. Она так и не смогла разобраться в этом человеке. Можно ли ему верить? Ответа на этот вопрос Карина не знала.
   Что же касается того, что случилось минувшей ночью - это было полной неожиданностью, она не ожидала от себя подобного, но и не жалела об этом. Ей было хорошо. На какое-то время она забылась, расслабилась, почувствовала себя желанной и поддалась желанию. Но Карина не устраивала проверку следователю Козыреву, у нее и в мыслях этого не было, хотя после того, как она отдала ему сверток, он может подумать именно так...
   Во всем этом для нее было ясно только одно: скоро все закончится. Как? Это уже вопрос, на который ответит только время. Если она ошиблась, доверилась не тому человеку - жить осталось ей, от силы, считанные часы, если же Козырев, действительно, честный служитель закона, то, видимо, не пришел ее последний час...
   Карина вышла на платформу. Из тоннеля послышался грохот, лицо обдало потоком сырого воздуха. В глубокой темноте сверкнули два хищных желтых глаза, несущегося навстречу подземного чудовища. Заунывно пропел клаксон...
  
   ... Валентин сбежал вниз, не дожидаясь эскалатора и расталкивая людей. Ему казалось, что здесь, под землей, все двигается слишком медленно: лента транспортера, люди. Даже секунды, которые отсчитывало электронное табло, тянулись вечность. Козырев метался по станции, разыскивая Карину, и едва сдержался, чтобы не закричать, когда увидел ее: она была жива, ей ничего не угрожало, и их разделяло каких-то пятнадцать шагов...
  
   ... Карина интуитивно почувствовала опасность, исходящую сзади. Она обернулась - ее встретили нагловатая улыбка и циничный взгляд молодого человека, стоявшего позади нее. От этих свинцовых глаз веяло холодом.
   "Это конец! Эх, Козырев, Козырев... - с досадой и вместе с тем с обреченным спокойствием подумал Карина. - Прости меня, Володя..."
  
   "Параноик!" - обругал себя Валентин, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце и мелко дрожат колени. Но в следующую секунду Козырев внутренне сжался: позади Карины стоял атлет из черного джипа...
  
   ... В голове мелькнула мысль, отойти в сторону, сделать всего один шаг. Но что это изменит? Отсрочка на несколько жалких часов...
   "Нет, хватит. Зачем бежать? От нее ведь не убежишь..." - Карина вновь повернулась и спокойно взглянула на своего палача. Вот как выглядит ее смерть: снисходительная улыбка, успокаивающий взгляд. Наверное, она у него не первая. Карина заставила себя улыбнуться - пусть этот молодой ублюдок надолго запомнит свою очередную жертву.
   Последнее, что увидела Карина - это перекошенное от ужаса лицо пожилого машиниста. Словно раненый зверь, взвыли тормоза, но еще долго поезд уродовал молодое, красивое тело...
  
   ... Прогрохотали вагоны - и в следующий миг Карина взмахнула руками и упала вниз. Заскрежетали тормоза - закричали люди. А Козырев стоял и не мог пошевелиться. Он только глазами провожал широкую спину убийцы, спокойно пробирающегося к выходу, будто не до конца осознал случившегося...
  
   - Стоять! - Козырев накинулся на убийцу. - Стоять, мразь!
   Прежде чем атлет успел что-либо предпринять, Валентин нанес ему сокрушительный удар рукояткой пистолета в лицо. Парень повалился на пол, заливаясь кровью. Козырев ударил ногой в бок и навалился сверху.
   - Сука! - хрипел он в ярости.
   Атлет вывернулся и ударил нападавшего коленом в солнечное сплетение - у Валентина потемнело в глазах, перехватило дыхание, и он ослабил хватку. Этого хватило, чтобы атлет вскочил на ноги, но не более, так как тут же рухнул на пол в результате подсечки, проведенной следователем. Подоспели дежурные милиционеры. Валентин попытался увернуться от неминуемого удара "дубинкой", но резкая боль пронзила левое плечо. Другой рукой Козырев протянул сержанту свое удостоверение.
   - Виноват! - сконфузился тот и поспешил на помощь к товарищу.
  
   Валентин встал из-за стола, прошелся по комнате допроса. Его левая рука плетью свисала с ноющего плеча.
   - Ну что, Орехов, надумал? - Козырев подошел сзади, наклонился к атлету, сидевшему на табурете, и прошипел на ухо: - Слушай, подонок, не надо злить меня! Ты на моих глазах, гнида, - следователь не стеснялся в выражениях. Он, вообще, с трудом себя сдерживал, чтобы не накинуться на это двуногое существо, сидящее перед ним, и не разорвать его на куски, подобно тому, как поезд разорвал несчастную женщину, - человека убил, во время задержания оказал сопротивление сотрудникам милиции, при тебе был обнаружен незарегистрированный ствол. А теперь включи свои мозги, урод, если, конечно, они у тебя есть, и пойми, что влип ты по самые "не балуйся"! И все при свидетелях!
   Орехов осторожно, двумя пальцами, ощупал сломанный нос и, немного гнусавя, заявил:
   - Ты меня, мусор, на понт не бери! И свидетели твои - полное фуфло! Кобыла сама рухнула - я не при чем, а волыну ты мне подбросил! Она не моя! А за фасад, ментяра, ты мне еще ответишь!
   - Я тебе, гнида, не только фасад, но и торец сейчас подправлю!
   - Хрен собачий! Я буду жаловаться!
   - Твое право!
   - И без адвоката я тебе, мусор, ни хрена не скажу!
   - Так тебе, мразь, адвокат нужен?! - взвился Козырев и, скрутив кукиш, со всего маху влепил под самый нос атлету. - А это ты видел?
   Орехов завопил от боли.
   - Ты у меня все без адвоката выложишь, как миленький! Я тебя, тварь, к цветным на ночь в камеру посажу - уж они-то твоей целке, которую ты тут из себя корчишь, применение быстро найдут, не сомневайся! Такую кругосветку устроят, что мало не покажется! И ты сам приползешь ко мне с "признанкой", только бы я перевел тебя в другую камеру!
   - Не имеешь права! - не на шутку испугался Орехов.
   - Имею! Я теперь на все права имею! Вас, сволочей, каленым железом выжигать нужно, как клопов давить, а то вы совсем оборзели! Так что, прежде чем в отказку идти, хорошенько подумай головою о своей заднице! - Козырев закурил, вышагивая по кабинету.
   - Можно мне тоже сигаретку?
   Валентин сделал вид, что не расслышал этой просьбы.
   - Тебе понравилось с ней кувыркаться? Как она была в постели?
   -Что? Что ты сказал? - не сразу понял смысл услышанного Козырев.
   - Сколько палок ты ей кинул? А она как, не прочь, была за щеку взять?
   - Убью, су-у-ука! - сорвался на крик Валентин.
   От сильного удара ногою атлет подскочил с табурета и грудью рухнул на стол. Козырев наносил удары, в которых заключалась вся та ненависть, которую он испытывал к этому подонку, убившему Карину. Ее уже нет, а этот Орехов жив, но он еще пожалеет об этом! Валентин не контролировал себя: повалив атлета на пол, он принялся пинать его ногами.
   В помещение вбежали майор Славин и сотрудник изолятора. Они с трудом оттащили Козырева от скрюченного тела на грязном полу.
   - Валик, успокойся! Ты что творишь? Перестань!
   Славин удерживал Козырева, все еще порывавшегося достать ногою до атлета, но все его усилия были тщетны.
   - Пусти! - Валентин вырвался из цепких объятий майора. - Я в порядке! - Козырев удалился в угол, злобно сверкая глазами, - так бы и затоптал до смерти! - грудь тяжело вздымалась, на лбу выступил пот.
   - Вы видели? Вы все свидетели! - поднявшись на ноги, принялся причитать Орехов. - Вы свидетели! Я буду жаловаться! Это же беззаконие! У него же гуси улетели!..
   - Лежать, морда! - гаркнул майор и не без удовольствия приложился кулаком к распухшему, безобразно-синему носу атлета.
   Кровь фонтаном брызнула в стороны - Орехов кубарем перелетел через стол и, сильно ударившись затылком о стену, так и остался лежать на грязном полу, издавая хлюпающие звуки, напоминающие рыдания.
   - Синицын - ты свидетель! - обратился Славин к слегка обалдевшему "старлею", разминая покрасневший кулак. - Только что была предотвращена попытка к бегству. Вопросов, надеюсь, не имеется? - Майор так зыркнул на младшего по званию, что если они и имелись до этого, то вполне естественно, что тут же отпали.
   - Никак нет!
   - Молодец! Значит, скоро капитаном будешь!
   Славин подошел к Валентину, похлопал его по плечу.
   - Пошли, Валик. С этого козла сегодня ты уже ничего не добьешься. Завтра допросим. - Майор чуть ли не насильно тянул Козырева к выходу. - Синицын, в камеру этого отморозка! И пятак не забудьте зеленкою намазать!
   Из "Крестов", куда сразу же был доставлен Орехов, сыщики вышли около полуночи. Дождь уже прекратился. Небо над Питером прояснилось. Вымытый асфальт торжественно сверкал в лунном сиянии. Свежий ветерок приятно щекотал ноздри, дышалось, на удивление, легко.
   - Ты домой, Валентин? Тебя подбросить?
   - Если можно, до прокуратуры, у меня там машина осталась.
   - Ты уверен, что тебе стоит сейчас садиться за руль? - поинтересовался майор, с беспокойством поглядывая на Валентина. Выглядел тот, действительно, неважно.
   - Со мною все в порядке, Слава.
   - Как хочешь, - не стал перечить Славин.
   Козырев устало плюхнулся на пассажирское сиденье старенького майоровского "Москвича". Откинулся на спинку, прикрыв тяжелые веки.
   "С этим Ореховым я завтра побеседую. Я заставлю его расколоться, никуда он от меня уже не денется", - размышлял он.
   Но старший следователь по особо важным делам горпрокуратуры Валентин Козырев ошибся...
  
  
  
  
  
  
  
   27 октября, Лос-Анджелес, США.
  
   Когда Валери проснулась, Дмитрий уже находился в душе. У них была общая спальня: просторная комната, выдержанная в светлых тонах с потрясающим видом на океан, и две отдельные гардеробные, каждая со своей ванной. В ее гардеробной и ванной преобладали нежно розовый и кремовый цвета, у Дмитрия все сплошь было синим: стены из итальянской плитки, потолок с затейливым рисунком и даже полотенца.
   Этот дом они выбирали вместе, когда полгода назад приняли решение жить вместе. Инициатива в этом случае исходила от Дмитрия, но, чтобы это было так, Валери пришлось приложить немало усилий. Теперешний интерьер их совместного "гнездышка" был результатом многодневных споров, прений и даже дебатов, которые по накалу страстей не уступали политическим шоу в предвыборный период. В итоге, все же, был найден компромисс. Дело в том, что Дмитрий был ужасным консерватором и без особого энтузиазма принимал что-то новое и оригинальное, Валери же наоборот: предпочитала смелые и порою неожиданные решения. По условиям заключенного между ними "перемирия", Дмитрий делал по-своему ванную, гардеробную и кабинет - небольшая комната на первом этаже, остальное же предоставлялось в полное распоряжение Валери. Это была ее очередная маленькая победа! Надо сказать, что дом получился довольно контрастным, но его обитатели были вполне довольны им.
   Девушка томно потянулась и встала с кровати. Медленно прошествовала к огромному зеркалу и принялась придирчиво изучать свое отражение. Увиденным, она осталась, более чем довольна - все-таки она молодец! Улыбнулась и заговорщицки подмигнула своей сообщнице в зеркале. Грациозно, как балерина, повернувшись на носочках, подошла к окну, подставляя свое обнаженное тело ласковым лучам калифорнийского солнца...
   Познакомились они три года назад, на одной из выставок в очень престижной галерее в Сан-Франциско. Валери сразу обратила внимание на высокого, широкоплечего, светловолосого мужчину лет тридцати пяти, и уже до того, как их представили друг другу, "положила на него глаз". У него был приятный голос и говорил он с легким акцентом. Весь оставшийся вечер они провели вместе. После ужина он проводил ее домой. Прощаясь, Валери оставила ему свой номер телефона, но, к ее глубокому сожалению, мистер Боярофф не позвонил ни на следующий день, ни через день.
   Позвонил Дмитрий через год, что было полной неожиданностью для нее. За это время у Валери слишком многое поменялось в жизни: в авиакатастрофе погибли родители - владельцы крупной сети фешенебельных ресторанов, и она, как единственная наследница, вступила в свои законные права. Но ноша оказалась не по ее хрупким плечам. К тому же ее подло предали люди, которым доверял отец и которым доверилась она - совсем скоро некогда процветавший бизнес стал испытывать серьезные проблемы, грозящие банкротством. Валери была в отчаянии, она не знала, что ей предпринять. Нужны были деньги, большие деньги, чтобы рассчитаться с кредиторами, а новые кредиты ей не давали, считая ее, совсем небезосновательно, неплатежеспособной. Все шло к полному краху семейного бизнеса, начатому еще ее дедом, ирландским эмигрантом.
   Именно в это трудное для Валери время и появился Дмитрий. Он предложил ей помощь, вложил в дело крупную сумму, став ее полноправным партнером. После этого дела пошли куда лучше. Дмитрий хорошо разбирался в финансах, праве, переговоры, которые он вел, всегда заканчивались с положительным результатом. Валери же оставались вопросы сугубо организационного характера, с которыми она, нужно отдать ей должное, справлялась блестяще. Вскоре их совместные труды начали приносить свои плоды. Всего за несколько месяцев, в условиях жесткой конкуренции, империя ее отца вернулась на прежние позиции. Бизнес разрастался - совсем недавно было открыто еще два ресторана. Все происходящее с ней, напоминало Валери сказку о Золушке.
   И, судя по событиям последних месяцев, ресторанный бизнес вновь может обрести статус семейного. По-крайней мере, девушка от души на это надеялась...
   Валери накинула розовый атласный халат и спустилась вниз, приготовить завтрак. Ей нравилось готовить для Дмитрия, она любила порадовать любимого чем-то особенным из семейной поваренной книги. И еще ей доставляло особую радость видеть, как он уплетает за обе щеки, приготовленные ею блюда, и слушать в свой адрес комплименты, на которые он никогда не скупился. Она много чего любила делать для него и с ним.
   Но иногда Дмитрий оставлял ее одну. За прошедшие полгода это случилось дважды. Он вечером говорил ей, что ему надо уехать на несколько дней, и уже ночью его не было рядом. Он ссылался на какие-то важные дела, но никогда не говорил ей о них. Она даже не догадывалась, чем он занимается. И именно в эти дни Валери охватывало странное беспокойство, она с нетерпением ждала его возвращения или хотя бы телефонного звонка. Когда же Дмитрий возвращался, первые дни казались ей каким-то сказочным сном. Она даже решила, что, возвращаясь из этих самых деловых поездок, он так нежен и внимателен к ней потому, что старается загладить какую-то свою вину. И в первую очередь, перед самим собой. Так было и на этот раз...
   Валери налила в стаканы свежевыжатый апельсиновый сок, разбила над сковородою яйца и положила ветчину. Поставила варить кофе, заложила в тостер ломти хлеба и принялась нарезать авокадо.
   Вошел Дмитрий. На нем был легкий прогулочный костюм, что несколько удивило Валери. Дмитрий приветствовал ее самой обворожительной улыбкой из своей коллекции.
   - Доброе утро, любимая!
   - Ты не собираешься в офис? - вместо приветствия спросила Валери, сервируя стол.- Накопилось столько дел.
   - Мы не собираемся в офис, - поправил он ее. - Любимая, к черту офис! К черту все дела!
   Несмотря на все те события, которые никак не назовешь приятными, что произошли с ним в Европе, Дмитрий чувствовал себя в это погожее утро просто великолепно: он был дома, рядом была любимая женщина, хотелось жить и наслаждаться жизнью.
   - Вот как?! С чего бы это?
   Дмитрий подошел к Валери и, обняв ее за талию, прижался к ней.
   - Я скучал, - как можно жалостливее, признался он.
   - Не верю.
   - Это правда.
   Валери попыталась убрать его руки с бедер, но он только крепче прижал ее к себе.
   - Наверное, развлекался все это время с какой-нибудь пышногрудой, длинноногой блондинкой!
   - Она была рыженькая, - честно признался Дмитрий, ничуть не смущенный тем, что его уличили в измене, и даже добавил: - Грудь у нее, действительно, замечательная и ножки - ничего.
   - Тебе, конечно, видней! - Валери капризно надула и без того соблазнительные губки. - Она красивая? - вдруг проснулось в ней чисто женское любопытство.
   - Вполне. - Похоже, Дмитрию нравилось ее дразнить.
   - Красивее, чем я?
   - Я этого не говорил. Во всяком случае, она осталась довольной нашим совместным времяпрепровождением.
   - Потаскуха! - резко отозвалась о сопернице Валери.
   - Вам не к лицу грубость, мисс О`Нилл. Она просто оказалась очень страстной женщиной.
   - А я, значит, холодная? Ледышка, да?
   - Я этого не говорил.
   - Да ты вообще ни о чем со мной не говоришь! - Валери отстранилась от Дмитрия. - Я не знаю, где ты, с кем! Мне совершенно ничего неизвестно о тебе! А я... А я ведь, как последняя дура... люблю тебя! И хочу быть с тобой!
   - Ну, Малыш, не надо слез! Это запрещенный прием! - Дмитрий вновь обнял ее и поцеловал в щеку, словно пробуя на вкус катившиеся по лицу девушки слезы. - Поверь, в моем прошлом нет ничего интересного, что же касается будущего, то... Знаешь, я разговаривал с одним человеком и рассказал ему о тебе...
   - И что он тебе сказал?
   - Что если я тебя потеряю, то это будет самой большой ошибкой в моей жизни. - Дмитрий понимал, что сказанные им слова лягут целебным бальзамом на "кровоточащие" раны Валери.
   После разговора с доном Бонатти, Дмитрий долго думал о своей дальнейшей жизни. Он понимал, что Витторио прав: нужно вовремя остановиться, поменять все вокруг себя, иначе скоро может быть поздно. К тому же, он нарушил первое правило "одиночки", и теперь его суровое сердце хищника не принадлежит ему, он стал полностью зависим от этой девочки, которая моложе его на пятнадцать лет. Он стал сентиментален - а это плохо для наемного убийцы. Продолжая свое кровавое ремесло, он подвергает опасности теперь не только свою жизнь, но и ее. Валери О`Нилл - вот, та роковая брешь на некогда непотопляемом эсминце "Цезарь"...
   И он согласен изменить свою жизнь! Завести семью, растить детишек, как это делают миллионы обычных людей на этой планете. И он подошел ко всему этому так близко, что готов сказать новой жизни: "Да! Да! Тысячи раз - да!" И он сделает это, но только... только тогда, когда получит вести из России. Такое условие поставил он себе сам.
   - Умный человек.
   - Я рад, что ты так считаешь. Ведь он мне очень дорог.
   - Я тоже рада, что ты нашел время пообщаться не только со своей красавицей-брюнеткой, - продолжала злиться Валери.
   - Она была рыженькая, - напомнил Дмитрий.
   - Ну да.
   - Я тоже рад, что ты рада.
   - И что же ты ему ответил?
   - Что я ответил? - Дмитрий посмотрел в ее голубые и бездонные, как океан, глаза с капельками дрожащих слез в уголках. - Что я с ним совершенно согласен.
   Из прекрасных глаз снова полились слезы.
   - Я тебе не верю!
   - Это правда, любимая, и я докажу тебе это. Я люблю тебя, Малыш!
   Завтрак так и остался стоять на столе нетронутым...
  
  
  
  
   С.-Петербург.
  
   Валентин медленно шел по пустым коридорам прокуратуры: рабочий день еще не начался. От выкуренных за бессонную ночь сигарет раскалывалась голова, но он уже свыкся с этой давящей на мозги болью.
   Эту ночь он провел в доме Карины. Валентин не знал, что заставило его вернуться в коттедж на побережье. После того, как майор Славин высадил его возле прокуратуры, он сел в свою "копейку" и долго кружил по ночному Питеру. Он не сразу и понял, что стоит возле ее дома. Какое-то время Валентин не выходил из машины, наблюдая за темными окнами, будто все еще надеялся, что вот-вот в окне ее спальни вспыхнет свет, и он увидит ее стройный силуэт. В руке он сжимал связку ключей, которые, не понимая еще для чего, прихватил со стола судмедэксперта из Бюро, куда доставили тело Карины.
   Валентин долго, подобно призраку, бродил по погруженному в мертвую тишину дому, где все напоминало о ней. Козырев сделал над собой усилие и вошел в спальню. Легкий аромат дорогой парфюмерии витал в комнате, напоминая о недавнем присутствии Карины. Долго смотрел на убранную кровать, на которой еще сегодня утром он обнимал ее... Господи, как же это тяжело!
   Внезапно тишину взорвал телефонный звонок. Включился автоответчик и он услышал ее голос, будто она была еще жива.
   - Привет, подруга! - голосок принадлежал молодой и явно на подпитии особе. - Я слышала, ты вернулась! Позвони! Встретимся, поболтаем! Пока!
   Карина была права: "...вдруг понимаешь, что лишился в этой жизни самого главного, земля уходит из-под ног, а мир вокруг рушится...". Валентин сполз по стене, опустил на колени голову и заплакал. По-детски, навзрыд...
   Валентин вошел в кабинет, открыл настежь форточку. Тяжело плюхнулся на стул и закурил, закрыв воспаленные глаза.
   Козыреву только раз удалось уснуть этой ночью, но он тут же оказался в сверкающей софитами станции метро: взгляд Карины, визг тормозов... Проснулся от собственного крика. Валентин не знал почему, но у него появилась уверенность, что женщина чувствовала грозящую ей опасность, знала: за ее спиной стоит палач, и могла спастись, стоило ей сделать шаг в сторону, но почему-то она этого не сделала.
   "Почему? Да потому, что решила, что ты предал ее! - От этой страшной догадки Валентину сделалось не по себе. - А больше ей обратиться было не к кому - вот, она и поняла, что обречена!"
   Козырев не сразу взял трубку, только тогда, когда понял, что звонивший не успокоится.
   - Прокуратура. Козырев.
   - Валик, это Славин! Я так и думал, что застану тебя на работе...
   - Что-то случилось, майор?
   - Я звонил тебе домой. Ты не ночевал дома - твоя жена беспокоится.
   - Что случилось, майор? - Козырев не хотел ни с кем говорить, тем более о своих семейных делах.
   - Ты сидишь?
   - Говори, я слушаю.
   - Наш отморозок повесился в камере... то есть, я уверен, что ему помогли! Понимаешь? Я не успокоюсь! Я всю смену... я их, сволочей, выведу на чистую воду!..
   - Я так и знал. - Валентин совсем не удивился такому сообщению и положил трубку. - Закрутилась канитель, завертелась карусель мелодий! - мрачно пропел он в пустоту. Сплюнул в угол и стиснул голову руками. Сейчас у него было одно желание - раздавить себе череп и добраться, наконец, до воспаленного комочка, больно пульсирующего в мозгу.
   Выходит, что противник уже нанес свой ответный удар. Нельзя сказать, что это было полной неожиданностью. После того как Валентин посмотрел кассету, оставленную Кариной, и узнал, каким силам ему предстоит противостоять, он был готов и к более радикальному развитию событий, чем устранение исполнителя.
   Козырев с остервенением раздавил в пепельнице окурок.
   "Нужна помощь! Одному ему не справиться. Но кто, тот человек, способный вместе с ним уничтожить этот змеиный клубок? Этот "кто-то" должен обладать соответствующими полномочиями!
   Кто же?
   Славин?
   Нет! Майор, конечно, свой человек, и с готовностью бойцовского пса ринется в бойню, но, как обидно бы это не звучало, Славин - пешка. Марионетка в руках начальства, как, впрочем, и сам Козырев. Нужен человек, более высокого пошива!
   Гусев?
   Полковник - "темная лошадка", и трудно предугадать, как он себя поведет. Ведь если "смежник" окажется человеком из другого лагеря, то получится, что Козырев сам отдался в руки противнику, и вся игра не будет стоить выеденного яйца, все жертвы окажутся напрасными. Но с другой стороны: если Гусев согласится играть в его команде, то это уже сила! Но как узнать, кто на самом деле полковник ФСБ Гусев?! Нет, Петр Ильич не подходит! На кану стоит слишком много, чтобы свой единственный ход делать вслепую.
   Прокурор?
   Этот не пойдет на открытое противостояние с Москвой - кишка тонка. Олег Дмитриевич - человек осторожный, примет пассивное решение назначить комиссию и провести расследование, а главное, не давать делу огласку, естественно, в интересах следствия. А что в итоге? Будет утеряно время! Но сила Козырева, как раз, и заключается во внезапности и непредсказуемости...
   Вот и выходит, Валентин Васильевич, барахтаться тебе в этом дерьме одному!..
   Москва! - Козырев аж подпрыгнул со стула. - Черт возьми, как же я раньше об этом не подумал?! Нужно срочно связаться с Андреем! Шведов может подключить все свои связи, - все-таки Генпрокуратура! - а это уже совсем другой уровень! Подбросит информацию в столичные СМИ, а тем дай только порвать. Вот, что нужно делать! Уж университетский дружок не подведет - у него всегда была стальная хватка, не зря же его пригласили в Москву! - От возбуждения, которое охватило Валентина, он почувствовал прилив сил. Мозг заработал в лихорадочном темпе. - Еще нужно на время куда-нибудь из Питера отправить Веру с Юркой... И позвонить обязательно Сереге - его участие может быть не лишним, - Валентин еще несколько минут размышлял, затем снял трубку и принялся набирать номер, но передумал. - А что, если я на прослушке? - Козырев окинул подозрительным взглядом кабинет. - Ведь как-то, эти скоты узнали, о чем я разговаривал с Кариною?!"
   Валентин вышел на улицу. О вчерашней непогоде ничего не напоминало: ярко светило солнышко, небо было не по-осеннему голубое и безоблачное. Козырев прошел несколько кварталов и вошел в малоприметное кафе. Расположившись за стойкой, он обнаружил, что забыл в кабинете сигареты. Подошел бармен и вопросительно взглянул на раннего посетителя.
   - Пачку "Союза" и кофе. Нет, лучше коньяка... Того и другого, и побыстрее, пожалуйста, - сделал заказ Валентин. - Можно воспользоваться вашим телефоном?
   - Да, конечно.
   Козырев набрал номер и принялся терпеливо ждать.
   - Доброе утро, девушка. Это редакция? Позовите, пожалуйста, Сергея Александровича... Скажите, это очень важно... Привет, Сергей! Есть дело - нужно срочно встретиться...
  
  
   Лос-Анджелес, США.
  
   Дмитрий остановил автомобиль, сделал тише музыку в салоне и посмотрел на свою спутницу. Валери была в элегантном вечернем платье с глубоким декольте, на ее лебяжьей шее красовалось изящное колье - этим вечером девушка выглядела восхитительно, и Дмитрий неустанно твердил ей об этом. Он взял ее ладонь и поднес к губам.
   - Я чудесно провела время, - призналась Валери. И это несмотря на то, что в казино, куда они заглянули в конце вечера, она проигралась в пух и прах.
   - Я тоже. - Похоже, что этим вечером мисс Фортуна выбрала своим основным фаворитом мистера Боярофф. По-крайней мере, ему было грех жаловаться сегодня на отсутствие внимания со стороны этой капризной леди - он стал богаче на пять тысяч долларов. - Но, я думаю, что вечер еще не закончен, моя дорогая, и будет иметь достойное продолжение.
   - Это угроза, мистер Боярофф? - Валери пронзила своим взглядом мужчину, но он остался невозмутим.
   - Нет, мисс О`Нилл, это предупреждение.
   - Я так и знала! Похоже, мне придется несладко, пока я не отработаю свой проигрыш, - наигранно возмутилась девушка.
   - Нет, любимая, ты не права. Тебе будет сладко... очень сладко. - Дмитрий слегка сжал ее тоненькие пальцы в своей ладони. - Иди в дом, зажги в спальне свечи и жди меня...
   Дмитрий помог девушке выйти из автомобиля, провел восхищенным взглядом ее божественную фигуру, пьянея от возбуждающего аромата ее духов, тянувшегося за ней легким шлейфом. Когда девушка исчезла в доме, открыл ворота и загнал "Мерседес" в большой гараж. Выйдя из машины, спиною почувствовал чье-то нежелательное присутствие. Обернулся. На пороге стоял высокий, темноволосый мужчина. Он дружески улыбнулся Дмитрию.
   - Это вы? - Дмитрий узнал человека дона Бонатти, с которым встречался в Нью-Йорке.
   - Извините, что напугал вас. - Улыбка стала еще шире.
   - Я не испугался, просто не люблю, когда кто-то стоит у меня за спиной.
   - Понимаю, сам такой.
   - Что-то случилось?
   - Нужно поговорить.
   - Тогда, лучше пройти в дом.
   В кабинете, куда Дмитрий пригласил позднего гостя, он предложил чего-нибудь выпить, но итальянец отказался, сославшись на массу важных дел. И это в первом часу ночи! Дмитрий плеснул себе немного виски.
   - О чем вы хотели со мной поговорить?
   - Вы читаете в Интернете русские издания?
   - Нет. Я мало интересуюсь новостями. Конечно, если это не взрыв атомной бомбы или государственный переворот. Одним словом, что-то глобальное. Меня больше интересуют финансовые новости.
   - Ясно. Тогда вы, пожалуй, не знаете то, о чем я вам сейчас скажу. Я думаю вам необходимо знать, - хозяин тоже так считает - что получатель груза "Х"... Вы понимаете, о чем я говорю?
   Дмитрий утвердительно кивнул.
   - ... получатель груза "Х" мертв. Его убили три дня назад, когда груз уже был в Москве. О дальнейшей судьбе груза нам, к сожалению, ничего неизвестно.
   Дмитрий внешне никак не отреагировал на эту новость, он с бесстрастным лицом продолжал поглощать виски.
   - Извините, что задержал вас, но мы посчитали своим долгом сообщить вам об этом. - Лощеное лицо итальянца приняло виноватое выражение.
   - Вы правильно поступили. Спасибо.
   - Хозяин интересуется, может ли он быть чем-нибудь вам полезен.
   - Нет. Пока нет.
   - Могу ли я, чем-то помочь?
   - Нет, спасибо.
   - Я могу идти?
   - Да, конечно.
   Итальянец встал.
   - Еще раз извините за столь поздний визит. Провожать меня не нужно. Всего доброго. - Итальянец ушел.
   Дмитрий остался один. Долгое время он просто сидел. По его лицу трудно было понять, о чем он сейчас думает. А думал Дмитрий о том, что рано он решил изменить свою жизнь, ведь у него остались неоплаченные долги, которые нельзя прощать...
   ... Вечером того же дня, когда в Нью-Йорке был убит адвокат Джеймс Стьюфорд, Дмитрий получил электронное послание, без преувеличения сказать, с того света: всего несколько слов, составлявших название солидного банка в Манхетенне и трехзначное число, которое, как догадался Дмитрий, означало номер ячейки в депозитарии банка. Теперь стало понятно, что означает ключ, подобранный Дмитрием в парке во время встречи с адвокатом.
   На следующее утро Дмитрий отправился в банк, где без проблем получил доступ к нужной ячейке. Открыв ее, он извлек оттуда небольшую пластмассовую коробку, в которой лежали банковские упаковки стодолларовых купюр, кредитная карточка, большой желтый конверт, а так же письмо, написанное Стьюфордом от руки. Из банка Дмитрий вынес только письмо и конверт, деньги и кредитная карточка остались в ячейке, которая была оплачена на несколько лет вперед...
   Дмитрий открыл верхний ящик стола и достал белый лист бумаги, сложенный вдвое. Это и было письмо Джеймса Стьюфорда.
   "... Если ты читаешь эти строки, Цезарь, значит, я все-таки не струсил в последнюю секунду и не сдал тебя этим ублюдкам, загнавшим меня в угол, угрожая жизнью моих близких, и, значит, я уже мертв.
   Прошу тебя, позаботься о моих девочках! Здесь деньги, которых им вполне хватит, чтобы получить достойное образование и встать на ноги в этой жизни. Видишь, я доверяю тебе так, как ты никогда не доверял мне...
   В конверте - это тебе мой прощальный подарок - ты найдешь имя и кое-какую информацию на нашего последнего заказчика, которому, судя по всему, ты перешел дорогу и который не успокоится, пока не доберется до тебя. Как я все это узнал? Неважно. Поверь мне, старина Стьюфорд не был таким уж простаком и кое-что мог! Информация, которую ты найдешь в конверте, заслуживает твоего доверия.
   Прощай!
   Дж. Стьюфорд".
   Содержание письма Дмитрий знал наизусть, помнил каждое слово. То, что он обнаружил в конверте, вскрыв его - диск с данными, заставило его в очередной раз задуматься о своей жизни. Он знал человека, досье на которого хранилось на диске. Судьба свела его с ним еще в той, другой жизни, где не было ни Валери, ни этого чудесного дома на берегу океана, где не было даже самого Дмитрия Боярова, был другой человек с другим именем и даже лицом...
   Валери, не дождавшись Дмитрия, спустилась вниз. Неслышно ступая, вошла в его кабинет. Дмитрий сидел лицом к окну и смотрел на океан, лениво плескавшийся в десятке метрах от дома. Она присела рядом на полу.
   - Что-то случилось?
   - Да.
   - Ты уедешь?
   - Да.
   - Надолго?
   - Не знаю.
   - Куда?
   - Домой. В Россию.
  
  
  
  
  
  
  
  
   31 октября, С.-Петербург.
  
   Веки, будто налитые свинцом, с неимоверным усилием соизволили приподняться, обнажая весь этот незатейливый мирок перед его затуманенным алкоголем взором. Попытка подняться не принесла ожидаемого результата, и ему не оставалось ничего другого, как повернуть раскалывающуюся голову вправо, откуда доносилось легкое похрапывание с посвистыванием. Он уткнулся лицом в шикарную копну каштановых волос, разметавшихся по подушке...
  
   Случилось это в тот день, когда военкор одного из питерских изданий Сергей Доронин вернулся из служебной командировки на Кавказе, где пробыл более двух месяцев. Только залез в душ - звонок в дверь.
   Открыл. На пороге его любимая девушка Алина и закадычный дружок Толька Обухов. Хоть и был чертовски уставшим, но искренне обрадовался их неожиданному приходу. Расцеловал Алинку, крепко пожал руку Обухову.
   - Молодцы, что пришли! - Увидев в их руках увесистые пакеты с провизией, похвалил за предусмотрительность: - А то, что со своими харчами - вдвойне молодцы! У меня в холодильнике - шаром покати! Сейчас посидим! Ты, Аля, марш на кухню, а ты, Толян, займись сервировкой стола. Я мигом! - И скрылся в ванной.
   Расселись за журнальным столиком в гостиной. По такому случаю, Сергей откупорил бутылку коньяка и наполнил рюмки.
   - За вас, ребятки!
   Выпили.
   Глядя на их кислые физиономии, Сергей не мог взять в толк, что все же случилось. После третьей не выдержал, спросил:
   - Что стряслось?
   - Ты только, Серега, не нервничай, - не очень смело начал Толик.
   - Да, держи себя в руках, пожалуйста, - попросила Алина.
   "Точно, - подумал Доронин, - без лиха не обошлось!"
   - Да не тяните! - воскликнул он.
   - Вот! - Обухов протянул ему какую-то открытку. - Возьми, это тебе.
   Доронин взял, прочитал, чуть не рассмеялся - шутка, что ли? Не похоже, лица-то серьезные, и вон как напряжены. Еще раз перечитал. Приглашение на свадьбу. На их свадьбу! Алины и Анатолия!
   "Ну, Сергей Александрович, приплыли!" - мелькнуло тогда в голове.
   Доронин, по совету Алины, держит себя в руках. Выпивает рюмку, наливает вторую. После чего с зубным скрежетом выдавливает из себя:
   - Поздра-а-авляю!
   - Серега, - обращается Толик, вытирая ладонью со лба выступившую испарину: дрейфит сволочь! - окажи честь, будь почетным свидетелем. Ведь мы с тобой, дружище... - и тут этот паршивец начинает вспоминать, что они дружны с детского сада, росли в одном дворе, вместе ездили в пионерские лагеря и прочую сентиментальную чушь.
   "Интересно, - подумал Сергей, совершенно не слушая окунувшегося в детские воспоминания Обухова, - вспоминал ли ты, сукин кот, что мы с тобой в один класс ходили, сопли одним платком подтирали, когда с моей девушкой в постели кувыркался, а?"
   - Хорошо... Я согласен, - прервал Доронин окончательно завравшегося приятеля.
   На этих двух хорошо знакомых и когда-то родных Сергею лицах, он прочел неописуемое облегчение: похоже, они совсем не надеялись на такой легкий и совсем бескровный исход, и теперь смотрели на Доронина с такой безграничной любовью и благодарностью, что Сергею стало противно.
   - Извините, ребята, я, честно признаться, очень устал с дороги...
   - Мы уже уходим, - поспешила заверить Алина. Ей с самого начала не нравилась эта затея со "свидетелем", но Обухов настоял.
   Они ушли.
   - Вот суки! - с досадой крикнул Сергей в пустоту.
   Подошел к большому зеркалу в прихожей: рогов не обнаружил, но все же отчетливо ощущал тяжесть, давившую на голову откуда-то сверху.
   - Павлины, говоришь? Хе-е!
   В тот вечер он напился...
  
   Доронин зажал посапывающей девушке нос. В ответ изо рта вырвались неприятные для слуха звуки. Сергей скривился. В голову пришла совершенно идиотская мысль: "А что если ей еще и рот зажать? Или задушить ее, стерву, к чертовой матери!" - с утра он обычно пребывал в паршивом настроении...
  
   ... Второй день свадьбы гуляли у Обухова на даче. Огромный дом был полон хмельных гостей, отовсюду были слышны крики, смех, музыка. Ближе к вечеру гости начали разъезжаться. Доронин тоже решил: пора и честь знать, и побрел на поиски молодоженов.
   Обухова он нашел в саду. Завидев друга, Толик поспешил к нему и заговорил о свадьбе, о том, какой он счастливый и как ему повезло с женой и другом.
   Незаметно за разговором углубились в сад. Сергей оглянулся - по близости никого не было.
   - Козел ты, Толик! - прервал он сопливый монолог Обухова.
   Затуманенные Толькины глаза недоуменно уставились на Доронина.
   - Не понял!
   - А чего тут понимать, Толя? Козел ты - и есть козел! Уяснил?
   - Не-ет!
   Короткий удар в пах заставил сложиться Обухова пополам. Искривленный от боли рот жадно ловил воздух, а выпученные глазища испуганно таращились на Сергея. Смазанный удар в лицо - и Толик с вывихнутой челюстью распластался на земле.
   - Извини, Толик, не сдержался. Всего доброго! Долго не лежи - хозяйство простудишь.
   Доронин с чувством удовлетворения поспешил к ожидавшему его такси...
  
   В дамской сумочке, висевшей на стуле, противно запищал телефон. Сергей несильно ущипнул девушку за сосок. Та вздрогнула, открыла глаза, и первое что увидела - наглая ухмылка на помятом лице Доронина.
   - Кажись, твой благоверный названивает.
   В подтверждении его слов, из сумочки вновь раздалась противная трель. Девушка на какую-то секунду растерялась, не зная, как ей поступить, но затем с достоинством встала, подошла к стулу, взяла сумочку и медленно удалилась из комнаты. Доронин почесал затылок и процитировал товарища Сухова:
   - Павлины, говоришь? Хе-е!
   Вскоре вернулась Алина и принесла с собою баночку пива, совсем холодную. Все-таки она умница! Научилась его понимать, знает, когда ему паршиво и наоборот.
   - Держи!
   Доронин поймал банку, которая, как ему показалось, летела ему прямехонько в лоб. А может, и не показалось. Он поспешно откупорил банку и на одном дыхании перелил в себя спасительную влагу. Откинулся на подушку и закрыл глаза в ожидании блаженного мига исцеления.
   Алина тем временем нарочито медленно оделась, после чего принялась перед зеркалом приводить себя в порядок.
   - Слушай, Доронин, я чего к тебе вчера приходила, - вспомнила она о цели своего вчерашнего визита. Правда, очень затянувшегося.
   - Ну? - Сергей открыл посвежевшие глаза и принялся наблюдать за тем, как Алина наводит макияж.
   - Ты зачем избил Анатолия?
   - Так ты за этим вчера приходила?! - И снова эта хамская ухмылка на лице Доронина.
   Девушка пропустила эту реплику мимо ушей.
   - Доронин, ты цивилизованный человек или дикарь?
   - Это он тебе нажаловался?
   - Он мне ничего не сказал...
   - Ага! Потому что не смог.
   - Нет, потому что не захотел! Но я сама все прекрасно поняла. Я слишком хорошо тебя знаю, Доронин!
   - Если знаешь - зачем спрашиваешь?
   - Я, наверное, была полной дурой, когда поверила, будто ты так легко сдался.
   - Не спорю.
   - Но Обухов же твой друг!
   После этих слов Доронин изменился в лице. Сел на кровати и медленно, чуть ли не по слогам, произнес:
   - Убедительно прошу, Алина Викторовна, отныне это говно, - на последнем слове Сергей сделал особое ударение, - не называть моим другом. Это унижает мое человеческое достоинство.
   Девушка оторвалась от созерцания своего отражения в зеркале и посмотрела на Доронина.
   - Круто ты!
   - Нет, Алик, это ты круто: молодой муж по делам улетает в Швецию, а ты уже на третий день после свадьбы ищешь утешения у экс-любовника.
   Алина смутилась.
   - Послушай, Доронин, мы оба прекрасно понимаем: то, что случилось - это ошибка. Такое никогда больше не повториться.
   - А больше, Алина, и не надо! Ты итак уже обрекла на полный крах свою счастливую семейную жизнь.
   - Ты ведь ничего не скажешь Обухову? - испугалась девушка.
   - Я? Нет, конечно. Ты сама ему все расскажешь, поверь мне. Не только ты, но и я тебя успел хорошо узнать, Алина. А Толик? Толька - собственник, буржуй вонючий. Он не простит.
   Алина присела на край кровати, кротко взглянула на Доронина и тихо спросила:
   - А ты... ты бы смог простить?
   - Нет. Я человек военный и неприкрытый тыл для меня непозволительная роскошь. Ты же понимаешь, о чем я? - Сергей встал, одел джинсы. - Что же касается ошибок, то твоя главная ошибка в том, что ты предала меня, Алина.
   Девушка понуро сидела, положив руки на колени, будто провинившаяся школьница перед учителем.
   - Я устала, - заговорила она. - Устала ждать, устала бояться за тебя, когда ты в своих командировках, я устала делить тебя с твоей работой. И я просто устала быть одной!
   - Ты ведь прекрасно знаешь, Алина, что значит для меня работа. Это моя жизнь!
   - Правильно, это твоя жизнь, - не стала перечить ему Алина. - О моей же ты никогда не думал! Я все это прекрасно понимаю, Доронин... но ничего с собой поделать не могла. А Обухов? Этот всегда был рядом, в отличие от тебя. Всегда такой участливый и понимающий. Вот я и решилась! Мне казалось, что так будет лучше...
   - Ну и как?
   - Теперь я, действительно, не уверена, что поступила правильно, - вынуждена была признать Алина.
   Доронин сел рядом, положил ей руку на плечо. Странно, но он уже не испытывал то гремучее смешение чувств: злобы, обиды, презрения, которое было вначале, ему даже стало жаль ее.
   - Знаешь, Алина, наверное, хорошо, что мы расстались. Я так думаю. Как говорится: любовь - это пламя, разлука же подобно порыву ветра, от которого слабые чувства затухают, сильные же разгораются еще сильнее. Наши чувства, как видишь, оказались не такими уж и сильными.
   - Мне, наверное, нужно идти, - не то спросила, не то решила Алина.
   - Иди, - согласился Доронин.
   Она уже переступила порог, когда он задержал ее руку.
   - Алина, прости меня, я не должен был допустить того, что случилось вчера.
   - Не надо, Сережа. Я тоже виновата. Может даже больше, чем ты, потому что хотела этого.
   - До свидания.
   - Прощай.
   Алина ушла, он остался стоять в коридоре. На душе было паршиво. Чтобы нарушить тишину, воцарившуюся в пустой квартире, Сергей громко хмыкнул и выкрикнул всю ту же идиотскую фразу:
   - Павлины, говоришь? Хе-е!
  
   Со свинцового неба срывались крупные холодные капли. Насыщенные влагою тучи медленно влачились над землей, обжигающий ветер с грозным завыванием, будто лихой забияка, проносился по царству мертвых. Пожалуй, ему одному нравились здешние мрачные декорации: памятники, кресты, обелиски, оградки.
   Шведов стоял над свежим холмиком, усыпанным пестрыми венками и замерзшими цветами. С большого портрета с траурной лентой в нижнем углу на него скромно поглядывал Валька Козырев. Андрей тяжело вздохнул - он все еще не мог придти в себя. Достал пачку сигарет, подкурил сразу две. Одну положил перед портретом.
   Послышались шаги. Шли громко, желая привлечь к себе внимание. Шведов обернулся. К нему подошел среднего роста полноватый мужчина лет сорока с волевым лицом.
   - Вы Шведов?
   Андрей кивнул. Незнакомец протянул руку для приветствия.
   - Майор Славин. Вячеслав Вячеславович. Я с Валентином работал по его последнему делу. Рад знакомству, жаль, конечно, что при таких вот обстоятельствах. - Мужчина мрачно кивнул на последнее пристанище Козырева.
   - Шведов Андрей Александрович, университетский друг Валентина.
   Мужчины обменялись рукопожатиями. Славин тоже закурил.
   - Я заехал по делам в Прокуратуру, - заговорил майор, - и мне там сказали, что приходил какой-то человек из столицы и спрашивал Козырева. Я сразу смекнул, что это вы, Андрей Александрович...
   - Просто Андрей, - попросил Шведов.
   - Хорошо. Ты не знал, что Козырев умер?
   - Нет, просто приехал с ним повидаться, а тут такое...
   - Надолго в Питер?
   - Вечером возвращаюсь в Москву. Где тут у вас можно перекусить, а то я с утра ничего не ел?
   - Я знаю неплохое местечко - могу показать. Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?
   - Почему бы и нет.
   Они еще немного постояли у могилы Козырева и, не спеша, направились к Центральным воротам кладбища, где майора ждал служебный автомобиль.
  
   Местечко действительно оказалось довольно милое. Со вкусом подобранная обстановка располагала к домашнему уюту, неяркий свет, тихая приятная музыка, вежливое обслуживание. Видимо, майор здесь был почетным гостем: его знал персонал, уважительно называли по имени и отчеству.
   - Больше ничего не желаете? - поинтересовалась смазливая официантка после того, как приняла заказ.
   Славин вопросительно взглянул на гостя из столицы.
   - Помянуть бы Валентина - хороший мужик был, - предложил он. - Катюша, принеси нам еще графинчик с водочкой, пожалуйста, - попросил он девушку.
   - Хорошо, Вячеслав Вячеславович. Одну минуту. - Официантка поспешила удалиться.
   - Откуда столько почтения, майор? - удивился Шведов. - Только не надо мне говорить о том, как у нас народ любит милицию, в частности, представители среднего бизнеса.
   - Я и не собирался этого говорить, - слукавил тот. - Просто однажды я крупно помог хозяину этой харчевни и теперь его благодарность не имеет границ, но я не наглею. Честное комсомольское!
   На удивление быстро принесли заказ. По первой выпили молча.
   - Как он умер?
   Майор задумчиво пожевал дольку лимона. Закурил.
   - Разбился на машине - с моста вылетел, совсем недалеко от Питера. Вскрытие показало, что умер Валентин еще до столкновения с землей, от инфаркта. Он, действительно, хреново выглядел в последние дни. Видимо, в дороге ему стало плохо, схватило сердце - машина осталась без управления и сорвалась с восьмиметровой высоты, превратившись после этого в груду металлолома. Наверное, так оно и было... - не очень уверенно закончил Славин, и Шведова это насторожило:
   - Как понимать, это твое "наверное"? Что это значит?
   - Не знаю, Андрей, но, как говорил один колоритный персонаж одной забавной комедии: "Меня терзают смутные сомнения!"
   - По поводу чего?
   - Да по поводу всего! - вспылил майор. - Вроде все тип-топ: запущенное больное сердце, вследствие, чего автокатастрофа с летальным исходом, а я не верю и сам не могу понять почему!
   - Тогда может твои сомнения не так уж и беспочвенны? Может, действительно, Валика убрали! - предположил Шведов. - Ты об этом не задумывался?
   - Как же, думал, конечно! Но, хоть убей, не вижу смысла! Несомненно, Кренев - личность весьма и весьма интересная, и если копнуть по глубже, то дерьмо потечет рекою, но на данный момент следствию практически ничего неизвестно. Проделано много работы - и ни одной зацепочки! - Славин устало махнул рукою. - Э-эх! Что там говорить? Не было никакого смысла, кому бы то ни было, устранять Козырева - ни хрена мы не знаем, Андрей!
   - А Валька знал! - сказал Шведов, внимательно глядя на собеседника, будто хотел увидеть, какое впечатление произвели на Славина его слова.
   - Что? Как ты сказал? Повтори!
   Шведов подался вперед и негромко заговорил:
   - То, что слышал, майор! Валька что-то узнал, и это что-то его и убило.
   - Почему ты так решил?
   - Мне звонил Козырев и сообщил, что нащупал ниточку, которая ведет на самый верх, но потянуть ее самостоятельно он не может, поскольку, как уже было сказано, там замешаны очень влиятельные особы. Он не сказал мне ничего конкретного. Понятное дело, такие вещи не обсуждаются по телефону, но дал понять, что это как-то связано с убийством тюменского бизнесмена Сазонова - этим занимаюсь я. И еще все это замешано на оружии. Никакой конкретики! Валька искал союзника в моем лице. Мы договорились, что в самое ближайшее время я приеду к нему, а он, в свою очередь, ничего не должен был предпринимать, но, увы, я опоздал, - закончил Шведов и, не закусывая, опрокинул в себя рюмку водки.
   Вид у майора был растерянным. Он провел ладонью по лицу, заставляя себя собраться с мыслями, и тихо произнес:
   - Я ничего этого не знал, - это прозвучало как-то по-детски беспомощно. - Выходит, что Валентин мне не доверял?! - В этих словах майора отчетливо можно было услышать и удивление, и огорчение.
   Славин тоже выпил. Шведов по-дружески похлопал майора по плечу.
   - Просто, Слава, Валентин не хотел тебя впутывать во все это. Видимо, он очень хорошо понимал, чем все это может закончиться.
   Но это совсем не утешило Славина. Он неопределенно пожал могучими плечами и тихо сказал:
   - Может и так.
   Мужчины снова выпили.
   - Ты сказал, что Козырев в последние дни плохо выглядел, - вновь вернулся к разговору Шведов. - Он жаловался на здоровье?
   - Нет, но ему многое пришлось пережить и это, явно, не пошло ему на пользу.
   - Подробнее, - попросил Андрей.
   - Подробнее? Пожалуйста. Мы с Валентином, как ты уже знаешь, работали по делу Кренева - криминального авторитета, а в последние годы весьма и весьма уважаемого человека, бизнесмена и политика. Козырев вышел на любовницу Кренева, некую Стасову Карину Сергеевну. Встретился с ней в неформальной обстановке, поговорил и пригласил на следующий день в прокуратуру для дачи официальных показаний. Одним словом, все как обычно.
   - Ну?
   - Это было двадцать шестого. После того, как Стасова вышла из прокуратуры, она была убита: ее толкнули под поезд в метро. Жуткая смерть! Валентин тоже там был, но не успел спасти женщину, только смог задержать убийцу. Допрос ничего не дал, хотя и велся с пристрастием. Похоже, ублюдок чувствовал за собой силу, которая, впрочем, сыграла против него самого: утром его нашли повешенным в камере. Тут, пожалуй, начинается самое интересное, - майор горько усмехнулся. - Один старлей, сволочь дешевая, накатал на Валентина "телегу" начальству, из которой следовало, что старший следователь горпрокуратуры, ведя допрос, применял к задержанному по подозрению в убийстве гражданину Орехову физическое воздействие... Херня все это, Андрей! Но не совсем... Такого Козырева я видел впервые, хотя знаком с ним не один год. Он совершенно не контролировал себя, на него будто что-то нашло, понимаешь! Если бы не я с этой сукой Синицыным, то, возможно, он бы и убил этого отморозка! Начальство, само собой, дало ход сигналу. На Валентина посыпались одна неприятность за другой: ему начали инкриминировать превышение полномочий, несоответствие занимаемой должности, прочую фигню, в том числе и применение физической силы по отношению к задержанному для получения показаний, повлекшее за собой суицид... Вот такая петрушка, Андрей! Козырева даже хотели отстранить от дела... и отстранили бы, можно не сомневаться, если бы Валька не погиб. И все это за несколько дней!
   Славин жестом подозвал официантку и заказал кофе. Мужчины вновь закурили.
   - Зато, ты бы видел, Андрей, - продолжил свое повествование майор, когда Катюша принесла кофе, - какие пышные похороны устроили Валентину! Какие слова говорили над его могилою! Сначала с дерьмом смешали, а потом... - Славин в порыве чувств громко стукнул кулаком по столу. - Суки, мать их!..
   - Успокойся! - Шведов прекрасно понимал, что творится в душе у майора.
   - Обидно, Андрей, обидно! Таких людей травят, и мы ничего не можем поделать!
   Шведову нечего было возразить. Андрей взглянул на часы.
   - Когда ты уезжаешь? - прочитал его мысли Славин.
   - Через пару часов поезд.
   - Я тебя отвезу. Только мне нужно сделать один звонок.
   Майор пошел звонить. Шведов остался один.
   О том, что делом Кренева заинтересовалось ФСБ, и в помощь Валентину был приставлен из "конторы" некий полковник Гусев, майор Славин поведал еще на кладбище, что только лишний раз подтверждало слова Козырева, сказанные им Шведову во время телефонного разговора: "... это оружие, понимаешь, Андрюша?!" По дороге с кладбища сыщики обнаружили за собою "хвост" - черная "Волга", не выпуская их автомобиль из виду, двигалась на почтительном расстоянии. Навряд ли, что слежку вели так непрофессионально, скорее уж просто нагло, не особенно заботясь о конспирации. Молоденький лейтенант - водитель Славина - предложил оторваться, на что Андрей, ухмыляясь, ответил:
   - Не стоит нервировать ребят - они итак там все на нервах.
   И сейчас, когда Шведов взглянул в большое витринное окно, его внимание привлекла черная "Волга", припаркованная на противоположной стороне улицы.
  
  
   Москва.
  
   Агеев тяжело поднимался по ступеням.
   Осунувшееся, посеревшее лицо с резко обозначившимися скулами, темные круги под глазами, беспокойно блуждающими, будто у затравленного зверька, - все это говорило, что последние дни Сашка провел в напряжении. В его ссутулившейся фигуре, в каждом движении чувствовалась нечеловеческая усталость.
   Да, он устал, чертовски устал за последние сто пятьдесят часов, казавшихся ему одним страшным сном. Он устал. Устал бояться! Случайный взгляд, брошенный прохожим в его сторону, заставлял парня внутренне сжиматься - ему казалось, что его узнали. И все, начиная от старушки, торгующей прессой, до лысого подростка с не очень умным выражением на спортивном лице, кинутся к таксофону или поспешат в ближайшее отделение милиции, чтобы исполнить свой гражданский долг и сообщить о том, что особо опасный преступник, находящийся во всероссийском розыске, преспокойно разгуливает по улицам столицы. Людей в форме Сашка боялся просто панически, будь-то моряк, военный или патрульный милиционер, которые, как рыбы в водоеме, наводнили столичный мегаполис. Агеев понимал, что такое нервозное поведение только привлекает к нему излишнее внимание, но не мог ничего с собою поделать.
   Страх - вот, что испытывала каждая клетка его организма.
   Страх - вот, что не давало ему дышать, словно грудь была зажата в тисках.
   Страх - вот, что полностью подчинило его себе.
   Страх! Бессилие! Паника!
   В свои двадцать четыре Агееву уже пришлось пережить нечто подобное, но тогда он был не один. Их было много - "желторотых", напуганных до смерти юнцов, но рядом всегда были старшие товарищи и командиры, повидавшие на своем веку многое и для которых ужас, творившийся на кавказской земле, был всего лишь "издержкой производства" - война не бывает красивой. Тогда Сашка смог выстоять. Один из немногих. Потому что рядом были Мишка Горохов, Пашка Трепетов, Юрка Северяк, прапорщик Смирнов, лейтенант Шмыга и другие. Наконец, под рукой всегда был верный "братишка"-автомат. Правда, тогда, в том пекле, это казалось слабым утешением. И. конечно, существенная роль отводилась господину Случаю - ведь не секрет, что пуля - дура... Агееву посчастливилось тогда выжить: их осталось трое из разведвзвода.
   Если бы кто-нибудь совсем недавно сказал Сашке, что ему придется пережить что-то страшнее, чем то, что было в Чечне, здесь, в Москве, где течет совсем другая, мирная жизнь, то ничего не сдержало бы его, чтобы послать шутника, куда подальше.
   Что может быть ужаснее войны?
   Жестокой?
   Циничной?
   Ничего!
   Так бы ответил Агеев совсем недавно, но не сейчас. Теперь он знал: бывает и хуже... Так, наверное, чувствует себя волк, загнанный псами в западню.
   Сейчас он был совершенно один, словно весь мир ополчился против него. Правда, у него оставалась еще Санька. Вот к ней и возвращался Агеев, с трудом волоча ноги на четвертый этаж. Он знал, что своим приходом в очередной раз подвергает девушку опасности: в случае чего компетентные органы посчитают Серегину его соучастницей, но никого, кроме Саньки, у него не было в многомиллионной Москве. Этот огромный город, живущий какой-то своей, особенной жизнью, и раньше не баловал его своей любовью, теперь же он стал не просто чужим, а враждебным.
   После того, как Сашка ударился в бега, судьба нанесла ему еще один подлый удар. Агеев долго крутился возле Казанского, но так и не решился выйти на перрон, лишь издали, наблюдая за многочисленными людьми в форме и убегающими вдаль поездами и электричками. В поисках ночлега очутился на окраине столицы, где и стал жертвою юных "гоп-стопников", превосходивших его по численности в четыре раза. Сашка пытался возражать, когда четверо подвыпивших молодчиков изъявили желание ознакомиться с содержимым его карманов в глухом переулке, где, как наивно полагал Агеев, он будет в полной безопасности, но его тут же убедили в том, что он не прав, усердно пересчитав ребра носками армейских ботинок. Под таким аргументом убойной силы Сашка вынужден был признать всю ошибочность своего мнения. После чего без каких-либо признаков жизни был выброшен в ближайшую сточную канаву. Возможно, там Сашка Агеев и нашел бы свое последнее пристанище, если бы не старый бомж.
   Старик в лохмотьях и всклоченной бородищей непонятного цвета перетащил бесчувственного парня в подвал, уложил на теплые трубы и принялся врачевать над ним, вливая в окровавленный рот какую-то брагу. Под действием этого "чудотворного снадобья" Сашка полностью перестал воспринимать реальность и погрузился в глубокий и монолитный, будто железобетон, сон.
   Когда утром Агеев пришел в себя, у него было такое ощущение, что накануне он попал под танк: тело ужасно ныло, каждое движение отзывалось болью. То ли от бесчисленных ударов, то ли от зелья, влитого в него стариком, но его череп готов был разорваться на множество мелких кусочков, а во рту стоял мерзкий запах.
   В мрачном помещении, обставленном с претензиями на человеческое жилье, Агеев находился один. Освещалось это нехитрое жилище засиженной насекомыми лампочкой: свет был тусклый и мигающий. Кроме многочисленных труб, являвшихся источником тепла, и кабелей, здесь еще находился стол, пара разбитых стульев, и огромное зеркало с нестираемым слоем пыли и грязи. Воздух был тяжелым: застоявшийся, сырой, как, впрочем, в любом другом подвале.
   "Не "Хилтон", однако!" - эта была первая Сашкина мысль после того, как он осмотрел занимаемые им апортоменты, но он тут же устыдился своей иронии: он должен быть благодарен старику за то, что тот не оставил его замерзать на улице.
   Послышались шаги, и Агеев притворился спящим.
   Входная дверь в жилище старого бомжа, державшаяся только благодаря чуду, с ужасным скрипом открылась, и вошло нечто колоритное. Сашка лишь смутно помнил своего спасителя, но то, что он увидел сейчас, заставило его содрогнуться.
   Старик внимательно посмотрел на спящего, видимо, пытаясь разглядеть, дышит тот или нет. Уняв, вполне понятное в данном случае, любопытство, бродяжка принялся доставать из большой сумки продукты, среди которых были бананы, немного цитрусовых, какие-то консервы и нарезки. В довершении ко всему бомж достал литровую бутылку не самой дешевой водки. Тут уж было, чему удивиться!
   В обществе старика Сигизмунда - именно этим редким именем назвался бомж, являвшийся, по его же словам, художником-фундаменталистом, поэтом "нового слова" и ярым противником обыденного, философом "новой волны", осознанно опустившимся так низко, чтобы затем, после того, как он отречется от всего материального, но познает сущность духовного, вознестись так высоко, насколько способны только "избранные", Сашка провел три дня. Старик был рад "свободным" ушам и обрушил на парня столько разнообразнейшей информации, начиная спасением человечества на планете Земля и кончая решением проблемы коррупции в межгалактических субстанциях, что его собственные проблемы показались Агееву сущей ерундой. Правда, во вселенском масштабе. Сам же подвал оказался мастерской, где вольный творец Сигизмунд ваял свои шедевры из сушеных насекомых и их личинок, экскрементов всяких тварей, забредших в подвал для оправления естественных нужд, в том числе и двуногих, а также другого сподручного материала - художник ничем не чурался. Хорошо, что дело не дошло до поэзии, в сравнении с которой - в этом Сашка уже не сомневался! - "белый стих" Владимира Владимировича показался бы простой детской считалочкой. Да-а, еще хранит матушка-Россия в своих сырых и темных недрах "светлые" умы! Но в одном все же Агеев не мог не согласиться с сумасшедшим гением Сигизмундом: "Этот мир слишком жесток и несправедлив!.."
   Сашка поднялся на четвертый этаж. Позвонил - ответом была гробовая тишина за дверью. Видимо, Санька отправилась на "промысел" - время подходящее. Нашел ключ - Серегина специально положила ключ в тайник на случай, если Агеев надумает вернуться, и показала его Сашке. Сашка мысленно поблагодарил подругу за предусмотрительность...
   Щелкнул выключателем - и свет мягко разлился по небольшой прихожей. В квартире приятно пахло парфюмерией. Агеев на несколько минут задержался у зеркала, разглядывая грязного бродяжку в зеркале. Отметил, что лицо начало понемногу отходить, оно напоминало собою холст, на котором начинающий художник оставил первые небрежные мазки. Палитра была богатой: от ярко-фиолетового до болезненно-желтого. Разделся в прихожей, сложив грязные вещи в аккуратную стопку. Не удержался от соблазна наведаться на кухню и заглянуть в старенький холодильник "Минск".
   Агеев с удовольствием приложился к горлышку бутылки с холодной водкой, сделав несколько больших глотков, шмыгнул распухшим носом, не спеша, закусил кусочком "Докторской". Решив, что непременно сюда еще вернется, побрел в ванную, ощущая, как по продрогшему телу разливается приятное тепло. В предвкушении горячей ванны, он щелкнул выключателем и потянул дверь на себя...
   В ванной, наполненной до краев кроваво-алой водой, лежала Санька. На ее фарфоровом лице навеки застыла маска пережитого ужаса, стеклянные, будто у куклы, широко раскрытые глаза смотрели на вошедшего. Агеев не мог видеть в зеркале напротив свое мертвенно-бледное лицо, поскольку в полном оцепенении таращился на труп девушки...
   Наконец-то, он смог пошевелиться. Отвел взгляд и увидел на поверхности зеркала, жирно выведенные губной помадой, корявые буквы: "ШЛЮХА"...
  
   Татьяна вышла из лифта, замерла, с опаской поглядывая на пол, выложенный плиткой. Все случилось именно здесь, на этом "пяточке", семь дней назад. Семь дней назад убили Вадима. Он умер здесь, на ее руках. И она видела, кто это сделал! Она хорошо запомнила лицо молодого подонка! Он даже снится ей ночами: стоит напротив нее, его рука сжимает черный пистолет, целится, его палец медленно скользит по поверхности курка... Выстрел!
   Что было потом, Татьяна помнила смутно: ее оттянули от тела Вадима, сделали укол. Последующие дни она находилась не в себе: все видела как бы со стороны, словно это все происходило не с ней, все куда-то уплывало, рассеиваясь в густом тумане... Вот она, маленькой девочкой в цветастом сарафане бегает по лужайке, но внезапно все исчезает - и она оказывается на Набережной в Сочи, к ней идет Вадим, высокий, красивый, с букетом ее любимых белых роз и вновь все уплывает... она в холодном подъезде, прижимает к груди Вадима, кричит, молит о помощи и снова все исчезает... Вадим в гробу, его лицо совершенно спокойно и кажется умиротворенным, словно он ушел из этого мира по собственной воле. Уголки бескровных губ тронула едва заметная улыбка. Почему он улыбается?! И снова лужайка, маленькая девочка...
   "Господи! Я, кажется, схожу с ума!" - это была, пожалуй, единственная ясная мысль в ее воспаленном сознании.
   Все прошло. Осталось только горькое чувство невосполнимой утраты, боль, засевшая в груди, одиночество и неразрешимый вопрос: "Как жить дальше?"
   Татьяна нашла в сумочке связку ключей, вставила ключ в прорезь замка и повернула его...
   Что-то тяжелое навалилось на нее сзади. Женщине зажали рот, лишив возможности позвать на помощь. От удара дверь резко распахнулась и ее, буквально, внесли в квартиру. После чего дверь захлопнулась, и Татьяна увидела его... Но это уже был не жуткий сон, а самая, что ни на есть, явь! И это был он! Или может она, действительно, сошла с ума?!
  
   Сашка не знал, почему так поступил, какую цель этим преследовал. Ну уж точно, он не собирался пугать до смерти несчастную женщину, хотя, как раз, именно это ему и удалось. Им двигало отчаяние, а это не всегда хороший советник.
   Агеев посмотрел в зеркало, негромко чертыхнулся и подставил под напор холодной воды голову с непокорным ежиком русых волос. У него появилось странное желание: раствориться в этом потоке воды и, подчиняясь напору, стремительно унестись... Куда? В канализацию? Но он итак по уши в дерьме! Не вытираясь, Сашка вышел из ванной и прошел в гостиную.
   Татьяна стояла возле окна, сложив руки на груди, и смотрела на "высотку" напротив. При этом она не делала ничего такого, чтобы привлечь к себе внимание, попросить о помощи. Женщина уже справилась со страхом, сковавшим ее вначале невидимыми оковами, и выглядела теперь спокойной и уверенной в себе. Когда Агеев вошел в комнату, она медленно, будто нехотя, оторвалась от созерцания небоскреба и взглянула на парня. Под ее тяжелым взглядом, Сашка почувствовал себя совсем скверно.
   - Что дальше?
   - Не знаю, - честно признался Агеев. - У тебя есть что-нибудь перекусить, а то сутки ничего не ел?
   - Смотря, что ты привык есть! Человечины я не держу! - с вызовом ответила Татьяна.
   "За кого она его принимает?!"
   - Пошли на кухню! - велел он.
   В холодильнике Сашка обнаружил приличный запас продуктов. Считая, что интересоваться разрешением хозяйки в данном случае лишне, он принялся выкладывать все на стол. Здесь же оказалась и начатая бутылка водки.
   - Будешь? - предложил он женщине, на что та просто отвернулась. - Как хочешь! - Сашка жадно присосался к горлышку.
   Когда он насытился, они вновь вернулись в гостиную. За последние минут пятнадцать они не обменялись ни словом.
   - Зачем ты пришел? - нарушила молчание Татьяна.
   - Не знаю.
   - А что ты знаешь, черт бы тебя побрал? - закричала она. - Как убивать? Как стрелять в затылок?
   - Я ни в кого не стрелял!
   - Как же!
   - Я никого не убивал!
   - Почему же тогда бегаешь от всех? - Она посмотрела на него в упор, и ему трудно было выдержать этот взгляд, но он не отвел глаз.
   - Я никого не убивал! - как заклинание повторил Агеев. - Меня подставили. Я такая же жертва всего этого, как и ты!
   Ему показалось, что еще секунда, и она набросится на него, он даже отступил. Но Татьяна только тяжело вздохнула и тихо произнесла:
   - Не надо так говорить. У нас все по-разному. Ты забрал у меня единственного дорогого человека. Одним выстрелом!
   - Я тоже потерял близкого мне человека. Ее убили те же люди, что убили твоего мужа и подставили меня...
   - Я не верю тебе! Слышишь? Я не верю тебе, подонок, мразь... - Татьяна принялась осыпать Агеева всевозможными ругательствами, и он вдруг почувствовал сильное желание ударить ее, чтобы она, наконец, замолчала.
   Сжав до боли кулаки, Сашка слушал ее. Он не ударит ее! Она специально провоцирует его, хочет вывести из себя.
   - ... ты и меня пришел убить, ублюдок?
   - Хватит! - крикнул Сашка и, схватив ее за плечи, сильно встряхнул. - Замолчи!
   Он увидел страх в ее глазах. Женщина показалась ему совсем маленькой и беззащитной. Она боялась его! Боялась и ненавидела так, как только способен ненавидеть человек! Ее красивые губы мелко дрожали, в глазах блестели слезы - она готова была разрыдаться.
   - Извини, - отпустил он ее и отвернулся к окну.
   Какое-то время снова просто молчали, каждый думал о своем. Сашка смотрел вниз, где по двору, не спеша, прогуливалась парочка влюбленных, прижавшись друг к другу. Агеев почувствовал себя совсем скверно. Татьяна сидела в кресле, поджав под себя ноги, и с опаской смотрела на парня. Вытерла рукавом свитера выступившие слезы и тихо спросила:
   - Чего же ты хочешь?
   Не оборачиваясь к ней и продолжая наблюдать за парой, он ответил:
   - Поверь, я очень жалею, что пришел к тебе. Мне не стоило этого делать. Я, вообще, не знаю, что мне делать! Я оказался в замкнутом кругу: сначала твой муж, теперь Саша... Кто следующий? Словно кто-то измывается надо мной! Черт возьми, что я сделал в этой жизни такого, за что мне теперь приходится все это расхлебывать? Я просто оказался не в то время, не в том месте! - Чем больше говорил Агеев, тем эмоциональней становился его монолог. Он будто разговаривал сам с собою, не обращая никакого внимания на женщину. - Мне хочется пустить себе пулю в лоб, но у меня нет из чего! Киллер хренов! А к тебе я пришел потому, что хотел просить помощи, хотел рассказать тебе правду. Думал, ты поможешь, но вижу, ничего не выйдет: ты уверена, что твоего мужа убил я.
   - А что мне прикажешь думать, когда я видела в твоих руках пистолет, из которого убили Вадима?
   - Я его не убивал!
   - Докажи!
   - Если бы я мог это сделать, то давно бы уже сделал, и не прятался по углам подобно крысе!
   - А может ты и есть крыса? Продажная, кровожадная тварь!
   - Может, ты и права, - неожиданно согласился с Татьяной Сашка. - А может, мне стоит объявить тебя своей заложницей, потребовать выкуп и самолет в какую-нибудь страну, с которой мы не поддерживаем дипломатических отношений, а?
   Татьяна не оценила его мрачную шутку. Агеев повернулся, подошел к дивану и тяжело опустился в его велюровые объятия. В голове от выпитой водки шумело, конечности стали тяжелыми, будто к ним привязали пудовые гири. И ужасно захотелось спать.
   - Может, ты и права, - повторил Сашка, почувствовав неожиданное безразличие к своей дальнейшей судьбе, и от этого стало легко, только очень хотелось спать.
   Еще не до конца погрузившись в сон, он слышал осторожные шаги, непонятный шорох, приглушенный взволнованный голос.
   "Ну и пусть, плевать!.."
   Спать! Спать! Спать! - требовал его изможденный организм.
   Спать! Спать! Спать! - умоляла каждая его клеточка.
   Спать! Спать! Спать! - пульсировала кровь.
   И он не стал противиться...
  
   ... Из сладких объятий сна его вырвала нечеловеческая сила, облаченная в серый камуфляж. Проделав в воздухе затейливый пируэт, Сашка рухнул на пол лицом вниз. До хруста в суставах заломили руки за спину, звонко щелкнули наручники на запястьях. Кто-то сверху рявкнул:
   - С добрым утром, сучонок!
  
  
  
  
  
   4 ноября, Москва.
  
   Сергей не любил Москву. Он не знал почему, но ему не нравились ее улицы, площади, проспекты. Все здесь ему казалось каким-то излишне торжественным, напыщенным, преувеличенным в своей значимости. Его, как человека с периферии, раздражало это.
   Конечно, он лукавил, считая себя провинциалом, а Ленинград, то бишь Санкт-Петербург, периферией, но это делалось вовсе не для того, чтобы уменьшить роль и значение Северной Пальмиры, а скорее для того, чтобы как-то обособить, выделить из всех остальных городов саму Белокаменную.
   Его все угнетало и раздражало в этом городе!
   Этот давящий на барабанные перепонки автомобильный гул!
   Но, разве, в Питере меньше машин?
   Нет, конечно.
   А эти угрюмые лица!
   Но, разве, в Питере живут граждане другого государства и у них другие проблемы?
   Нет.
   Но что же, тогда?
   Почему, когда он идет по этим многолюдным улицам, пестреющим, впрочем, как и в Питере, от реклам, афиш, роскошных витрин, у него появляется ощущение, будто он попал в дикие джунгли, где все подчинено лишь одному единственному закону: "Каждый сам за себя!".
   И небо здесь не такое!
   Серое!
   Унылое!
   Низкое, и почему-то ужасно тяжелое, словно его приходится носить на плечах!
   И этот дождь!
   Мерзкий!
   Холодный!
   Но, разве, в Питере не идут дожди или осеннее небо не такое мрачное?
   "Глупости все это!.."
  
   Доронин сидел в кафе. До встречи оставалось больше часа. Он не спешил - до Телецентра, где была назначена встреча, пять минут ходьбы. Сергей находился в столице уже второй день, остановился у приятеля, с которым несколько лет назад пришлось работать над серией репортажей о Чеченской войне. Взглянул на часы - секундная стрелка медленно, словно делая кому-то одолжение, отсчитывала минуту за минутой. Доронин закурил. Он нервничал...
  
   ... Они встретились около полудня в малоприметном кафе. Доронин пришел раньше, заказал себе черного кофе и, уединившись за угловым столиком, принялся просматривать новую статью, разбавляя плохое настроение горячим ароматным напитком и сигаретами "Винстон". Козырев, вошедший в кафе пятнадцатью минутами позже, застал Сергея в пике творческой активности: машинописная страница пестрела от заметок между строчек и на "полях", сделанных шариковой ручкой. Валентин заказал коньяк, лимон, кофе, и присоединился к журналисту. Когда принесли заказ, Доронин посмотрел на следователя.
   - Не рановато ли? - поинтересовался он, указывая на графин с янтарной жидкостью.
   - В самый раз! - ответил Козырев и разлил коньяк по бокалам.
   Выпили.
   - Выслушай, Сережа, и не перебивай, - Валентин закурил и продолжил: - вокруг меня заварилась такая каша, которую я, со своими птичьими правами, вряд ли когда разгребу, а только найду приключений на свою прокурорскую задницу... - Он посмотрел на журналиста, криво усмехнулся и поправил себя: - Впрочем, уже нашел.
   От внимания Сергея не ускользнуло необычность в поведении товарища, чувствовалась какая-то нервозность. Даже приветственное рукопожатие у Валентина вышло излишне резкое. Доронин еще подумал, что Козырев приболел, захотелось спросить о самочувствии, но Валентин, словно читая его мысли, все так же горько усмехаясь, спросил:
   - Что, Сережа, хреново выгляжу?
   Доронин ничего не ответил, только виновато отвел взгляд. Но этот вопрос и не требовал ответа, поскольку был задан вовсе не для этого.
   - Последние дни выдались на редкость тяжелыми и напряженными... Я многое приобрел, и потерял за эти дни... - Было видно, что Козырев пытается не выказать то волнение, которое его охватило, но иногда его голос все же предательски срывался. - Почти все... - Валентин мотнул головой, стараясь собраться с мыслями. - Ты извини, я попросил о встрече не для того, чтобы изливать душу, нет... Мне нужна твоя помощь, Сережа. Очень нужна.
   - Все, что в моих силах, - поспешил заверить журналист.
   Валентин дружески похлопал Доронина по плечу.
   - Спасибо, Сергей. Я знаю, что могу тебе доверять...
   - Я слушаю! - прервал его Доронин, считавший сантименты излишней роскошью в разговоре двух деловых мужчин.
   Козырев кратко поведал о событиях последних дней, после чего передал журналисту небольшой бумажный сверток и мрачно подытожил свое повествование:
   - Мне не нравится, что я втягиваю тебя во все это, но одному мне не справится. Все становится похожим на какую-то сумасшедшую эстафету: Кренев - Стасовой, она - мне, я - тебе... Кто следующий? И еще, одна просьба: прежде чем, сделать этот материал достоянием общественности, свяжись со мной. Пока же я отдаю тебе этот материал на хранение, на тот случай, если со мною что-то случится. - Доронин понял, что этим хотел сказать Козырев. - Ну, а если со мною что-то случится, то используй его по своему усмотрению.
   - Я все понял.
   - Еще раз извини. Но если ты не хочешь...
   - Прекрати! Я пошел в журналистику сосем не для того, чтобы марать бумагу, рассказывая обывателю о том, как зеленые гуманоиды насилуют питерских пенсионерок! Я взрослый дядя - и сделал свой выбор! А с этим, - Доронин взял сверток, как бы взвешивая его, - надо кончать!
   - Я рад, что остались еще такие люди, как вы, Сергей Александрович! - Козырев был искренен.
   - О вас, Валентин Васильевич, я могу сказать то же самое.
   Валентин разлил по бокалам оставшийся коньяк, тем самым, подводя итог их встречи. Уже прощаясь, Козырев задержал руку журналиста в своей руке, посмотрел тому в глаза и, будто предчувствуя что-то, тихо сказал:
   - Никому не верь, что я умер от остановки сердца или чего-то еще там. Я здоров, как бык! - Валентин ушел.
   "А выглядишь все равно хреново!" - подумал тогда Доронин.
   Валентина не стало - скоро будет девять дней...
  
   Огонек, подобравшись к фильтру, обжог пальцы. Сергей затушил окурок, взглянул на часы.
   "Боже, как долго тянется время!"
   Вчера, прибыв в столицу, Сергей сразу же с вокзала позвонил старому знакомому тележурналисту, известному своими разоблачительными репортажами на криминальную тематику, в честности и компетентности которого, ему не приходилось сомневаться, и попросил о встрече, во время которой и поведал тому небезынтересные факты. Коллега явно заинтересовался и обещал питерцу помощь в его нелегком мероприятии. Доронин отдал кассету для ознакомления и договорился о следующей встрече, во время которой и намеревался выстроить план действий.
   Почему Сергей приехал в Москву? Ведь мог остаться в родном Питере, где остались друзья и связи, и пытаться "раскрутить" это дело, но сунулся в столицу, где не имел реальной поддержки. Все нити этого дела вели в Белокаменную - именно здесь засел враг.
   Что он мог в Питере? Договориться, и пустить информацию Кренева по местному ТВ, подготовить статьи, но это бы не достигло такого резонанса в обществе, какой нужен ему. К тому же, он не был уверен в честности питерских "комитетчиков" и высших милицейских чинов, Козырев им тоже не доверял. Это дело запросто могли спустить "на тормоза", выставить его, Доронина, как некомпетентного журналиста, ищущего дешевой популярности, и замять все в пределах города.
   Но когда этот материал выйдет по Центральному каналу, когда вся страна: от Калининграда до Владивостока, зашипит, забурлит, подобно растревоженному муравейнику, тогда государственные "мужи", наделенные соответствующими полномочиями и властью, будут вынуждены обратить внимание на беспредел, что творится у них под самым носом. Это будет дерзко! Это будет неожиданно! Несомненно, такой удар выбьет почву из-под ног противника, заставит его нервничать, а, следовательно, враг не будет застрахован от проколов и ошибок, совершенных в горячке. Останется только с умом захлопнуть дверцу клетки, в которой окажется злодей. Но это всего лишь теория! Насколько она будет отличаться от реальных событий, покажет сама жизнь.
   Сергей допил кофе, расплатился и вышел из кафе.
  
   Хромов Валерий Николаевич имел в журналисткой среде репутацию суперпрофессионала, а многомиллионной зрительской аудитории был известен своими скандальными разоблачениями. Хромов, в своей авторской программе "Черный ящик", создал образ настоящего журналиста, которого невозможно ни подкупить, ни запугать. В своей передаче Валерий Николаевич часто поднимал вопросы коррумпированности власти в стране, о ее полной криминализации, неоднократно говорил о чудовищных нарушениях российского законодательства теми, кто, по долгу службы, обязан стоять на страже этого самого закона. Его журналистские расследования всегда сопровождались масштабными скандалами, потому что Хромов всегда ловил рыбу покрупнее, да там, где поглубже. С его подачи общественность узнавала секреты спецслужб, материалы, еще незакончившихся следствий "громких" дел. Хромов зачастую обладал такой информацией, к которой мало кто имел доступ, поэтому немудрено, что многие его уважали и старались подражать, а многие просто боялись, потому что не были уверены в том, что завтра, в своей программе, Хромов не назовет его имя и не обнародует какой-нибудь компрометирующий материал.
   Хромов был в своем кабинете и просматривал уже отмонтированный материал для следующей передачи, которая на днях должна выйти в эфир. Иногда, с помощью пульта, Валерий Николаевич останавливал кадр, перематывал назад, снова включал воспроизведение, делая в большом блокноте в кожаной обложке какие-то заметки. Но делал он это почти автоматически, голова же была занята совершенно другим...
   Вчера Хромову позвонил журналист из Питера и попросил о встрече, сказав, что в его руках имеется сенсационный материал, которым он готов поделиться. Доронина Валерий Николаевич знал несколько лет. Судьба их свела в Чечне, где тот освещал события как военный обозреватель питерского издания, а Хромов работал над авторской программой о Второй Чеченской кампании. Материал действительно был скандальным: здесь были замешаны и политики, и высшие чины силовых ведомств страны, занимающиеся торговлей современным оружием, аналогов которому нет на Западе. Хромов пообещал помочь питерцу, взял копию кассеты для более детального ознакомления.
   После просмотра кассеты, Хромов понял: то, что оказалось у него в руках - это бомба, на которой немудрено подорваться и самому. Валерий Николаевич сделал один телефонный звонок. Его выслушали. Спросили, откуда эта информация, поинтересовались, где находится кассета, и, не прощаясь, положили трубку. Только поздно ночью в квартире Хромова раздался телефонный звонок.
   - Не спите? - вместо приветствия поинтересовались на другом конце.
   - А вы как думаете?
   - Зря. Отдыхайте, Валерий Николаевич, ни о чем не беспокойтесь. Вы правильно поступили, об остальном позаботимся мы. Спокойной ночи.
   Хромов понимал, что фактически предал человека, доверившегося ему, но иного выхода для себя он не видел...
   В дверь постучали. Хромов бросил взгляд на часы - Доронин пунктуален. Поднялся из-за стола, открыл дверь, которую всегда закрывал, когда работал со свежим материалом.
   - Здравствуй, Сережа, проходи.
   Доронин вошел в кабинет, прикрыл за собою дверь. Пожал протянутую руку и выжидающе посмотрел на Хромова.
   - Как наши успехи, Валерий Николаевич?
   Хромов вернулся за стол.
   - То, что ты привез, Сережа, это, действительно, бомба, которая, если с ней неправильно обращаться, может похоронить и нас, - Хромов говорил тихо, избегая смотреть на питерского коллегу.
   - Что вы хотите этим сказать? - Сергей почувствовал, как все похолодело внутри него от плохих предчувствий.
   Валерий Николаевич ничего не успел ответить, поскольку дверь его кабинета без стука открылась, и вошли двое, похожие друг на друга, как братья-близнецы. Оба рослые, в костюмах и длинных серых плащах. Один остался стоять возле двери, второй приблизился к Доронину.
   - Добрый день, господа. Разрешите вас побеспокоить? - вежливо спросил он.
   - Вы уже побеспокоили, зачем спрашиваете? - на правах хозяина кабинета не совсем дружелюбно ответил Хромов.
   В глубине души Валерий Николаевич радовался появлению этой парочки. Они избавили его от необходимости общаться с питерским журналистом, по отношению к которому он, Хромов, поступил, мягко говоря, не очень красиво. От взгляда, которым смерил его Доронин, поняв, что эти двое пришли по его душу, Валерий Николаевич почувствовал себя совсем уж скверно.
   "Несколько минут душевного дискомфорта и ощущения себя полной мразью стоят возможности дожить до старости", - утешал себя Хромов, с нетерпением ожидая развязки.
   - Доронин Сергей Александрович? - спросил у Сергея все тот же "близнец".
   - Я. С кем имею честь?
   - Поверьте, сейчас это не имеет никакого значения. Пройдемте, пожалуйста, с нами, нам нужно задать вам несколько вопросов.
   - Теперь это так называется, - тихо проговорил Сергей, не обращаясь ни к кому конкретно.
   На лице "близнеца" появилась ободряющая улыбка, и он все так же вежливо пояснил:
   - Не знаю, о чем подумали вы, Сергей Александрович, но то, что мы хотим сделать именно так и называется.
   Доронин уже понял: его предали. Но никак не мог понять, кто эти люди, пришедшие за ним. Несомненно, выучка у них "комитетская", но если они из ФСБ или любой другой "конторы", то почему не представляются? Доронин снова посмотрел на Хромова, словно требовал от него ответа, но Валерий Николаевич сделал вид, что не заметил этого. Тележурналист увлеченно рассматривал пальцы своей правой руки.
   - Пройдемте! - настойчиво повторил свою просьбу "близнец".
   Сергей повернулся, но от волнения сделал это неуклюже, на что парень, стоявший возле дверей, незамедлительно отреагировал: неуловимым движением его рука скользнула под полу плаща, и Доронин скорее почувствовал, нежели увидел, что оказался под прицелом.
   - Все в порядке! - успокоил напарника "близнец". - Я думаю, что Сергей Александрович человек неглупый и все сам прекрасно понимает.
   Доронин криво усмехнулся.
   - Понял - не дурак, был бы дурак - не понял!
   - Вот и хорошо! Пожалуйста, следуйте за мной! - Мужчина вышел из кабинета, не прощаясь с хозяином кабинета, словно того и не было. Следом вышел Доронин, задержав напоследок на Хромове насмешливый взгляд, замыкал шествие второй "близнец".
  
   Сергей нервно вышагивал по большой комнате, задерживаясь то возле книжных полок с сотнями изданий, то около окна с прекрасным видом на сосновый бор. Он был в полном неведении того, где он, кто эти люди, с которыми он вынужден был уйти из Телецентра, как долго это все еще будет продолжаться и чем, собственно говоря, закончится. Когда Доронина вывели из здания, его аккуратно "упаковали" в черный джип "Лексус" и привезли на эту дачу где-то в Ближнем Подмосковье. За все время поездки ни один из сопровождающих не проронил ни звука, словно они забыли о его существовании. Напоминать о себе, Доронин не спешил.
   Пачка "Винстона", лежащая на журнальном столике, уже успела опустеть, поскольку Сергей, находясь в крайнем нервном напряжении, курил одну сигарету за другой. Он в сотый раз мысленно прокручивал сложившуюся ситуацию, пытаясь предугадать дальнейшее развитие событий. Утешало только одно: если бы хотели убить, убили бы. В комнате, в которую был помещен Доронин, в наличие имелись и сигареты, и спиртные напитки, - вот, чтобы ему сейчас не помешало, так это стакан водки! - предоставленные в баре широким ассортиментом, и всем этим Сергей мог воспользоваться, поскольку получил разрешение, но у него не было желания прикасаться к чему бы то ни было. Уж такой гордый он был!
   Сергей только взглядом скользнул по нераспечатанной пачке "Мальборо" и вернулся к окну, лицезреть лес вокруг усадьбы. Огромные сосны величественно возвышались, скрывая за своими кронами унылое осеннее небо, от чего все вокруг казалось таким же серым и унылым. Невольно в памяти всплыли события десятилетней давности: Абхазия, девяносто второй год, - жаркие выдались деньки! - что совсем не способствовало поднятию настроения у бывшего капитана Вооруженных Сил Российской Федерации Сергея Доронина...
   "... Грузинские установки "Град" лупят беглым огнем по абхазским позициям, абхазские тяжелые орудия бьют по жемчужине Черного моря - Сухими. Старинные усадьбы, санатории и гостиницы пожираются красными языками пламени. Десантные корабли вывозят под огнем раненых, детей, женщин и стариков. Разъяренные лица, косматые папахи, пятнистые комбинезоны, автоматы, пулеметы, танки, подминающие под себя виноградники, боевые самолеты, раненые, зовущие на помощь, матери, бьющиеся в истерике над трупами детей, и... глаза. Глаза! Глаза! Их много и все они разные! В одних: боль, страдания, страх, в других: ненависть, ярость... Глаза! - Все это Сергей помнил так, словно не прошло и десяти лет. Может потому, что подобное пришлось наблюдать и в Чечне? - ... Среди горящих руин лежит молодая, но уже совершенно седая, девушка, которая вот-вот должна стать мамой. Она задыхается в дыму, стонет, кричит, зовет на помощь, но никто ее не слышит в этом адском грохоте войны... До нее каких-то десять шагов! Он хочет ей помочь, но не может: вся территория обстреливается мощным артиллерийским огнем, прицельными выстрелами снайперов, неутихающей канонадой пулеметов... Он хочет, но не может!
   Она увидела его! Их глаза встретились! В ее черных, помутневших от боли глазах он прочитал мольбу о помощи, а изодранные в кровь руки потянулись к нему...
   Он хочет, но не может!
   Взрыв!!!
   Все было кончено в доли секунды: больше не было ни будущей мамы, ни еще не родившегося ребенка...
   Позже он думал, кто же это мог быть: мальчик или девочка. Он до сих пор не может отделаться от мысли, что этот приговоренный еще до рождения человечек, мог быть его ребенком. Конечно, при других обстоятельствах, но это могла быть его жена, его ребенок... Его сын или дочь!
   А тогда он беспомощно смотрел на обожженный кусочек грубой материи с пятнышками запекшейся крови, опустившийся с небес подстреленной птицей рядом с ним. Долго смотрел... и не в силах был сдержать слезы..."
   Доронин чертыхнулся - нервы ни к черту! Нашел, о чем вспоминать?! Снова взглянул на сигареты.
   "А ну их всех к чертям!"
   Остервенело распечатал пачку и закурил. Снова зашагал по комнате.
   Чего они ждут? Почему медлят?
   "Хотят суки посмотреть, как я буду себя вести? Смотрите! Хожу! Курю! А что еще остается делать, мать вашу?! Думать? Не получается! Какая-то хрень в голову лезет! Да и о чем думать, все итак уже передумано. Сейчас войдет какой-нибудь дегенерат, приставит ствол к бесталковке - и тю-тю, Сергей Александрович! Это, впрочем, будет совсем неплохо, а вот если лом в жопу... О чем думаешь, Доронин? - разозлился на себя Сергей и тут же его мысли приняли другой оборот: - Э-эх, Хромов, сука продажная! Вот тебе и звезда экрана..."
   - Добрый день, Сергей Александрович.
   Доронин вздрогнул от неожиданности и растерянно уставился на вошедшего. Это был невысокий, полноватый мужчина с большой залысиной на крупной голове, лет пятидесяти, в добротном костюме-тройке. Он с нескрываемым интересом разглядывал журналиста.
   - Добрый, если не шутите, - ответил Доронин.
   - Какие могут быть шутки, Сергей Александрович! - дружелюбно отреагировал мужчина и жестом пригласил Доронина занять кресло. - Присаживайтесь, молодой человек, разговор у нас будет долгий.
   Доронин не стал показывать характер, сел в кресло. А мужчина прошел к бару и наполнил бокалы из тонкого стекла янтарной жидкостью, передал один журналисту и присел на край дивана.
   - Для начала, мне бы хотелось извиниться, Сергей Александрович, за столь необычное приглашение. - Незнакомец пригубил коньяк. - Надеюсь, ребята не позволили себе ничего лишнего?
   - Нет, - Доронин позволил себе усмехнуться. - Поверьте, все было на уровне.
   Такой ответ мужчину удовлетворил.
   - Я рад. Вы правильно сказали, Сергей Александрович, на уровне. Чувствуется школа, правда?
   Сергей кивнул.
   - Курите, - предложил незнакомец. Он играл роль радушного хозяина и, похоже, эта роль была ему по душе.
   Доронин с удовольствием наполнил легкие дымом, от выпитого коньяка неприятно пекло в животе, мозг лихорадочно работал, пытаясь хоть в чем-то разобраться, но тщетно.
   - Прежде, чем приступим к делу, думаю, не лишним будет представиться. Зовут меня Станислав Игоревич. Фамилия моя вам ничего не скажет, а все остальное вы узнаете чуть позже.
   "Это точно! - мысленно согласился с незнакомцем Доронин. - Твоя фамилия мне ничего не скажет, но все остальное выдает в тебе, папаша, "комитетчика", старого волка. Или волкодава, это уж как хотите, Станислав Игоревич". - Несмотря на то, что собеседник был с ним учтив, вежлив и, как могло показаться на первый взгляд, был к нему предрасположен, Сергей невольно, каким-то шестым чувством, ощущал опасность, исходящую от этого человека. Иногда Доронин ловил на себе взгляд свинцовых глаз, и ему становилось не по себе - так смотрят на мишень через оптику прицела.
   - Вам говорил кто-нибудь, Сергей Александрович, - между тем продолжал Станислав Игоревич, - что вы очень смелый и отчаянный человек? Это я говорю вам вполне искренне, поскольку ознакомился уже с вашим послужным списком, да и сегодняшняя ситуация говорит сама за себя.
   "Даже так! - Сергей продолжал сидеть с непроницаемой физиономией, не зная, что ответить на этот неожиданный комплимент. - Они даже знакомы с моим послужным списком, во как! Впрочем, что тут удивительного..."
   - Вы в одиночку решили бороться против машины, которая без жалости раздавит любого, кто встанет у нее на пути, - несколько высокопарно, но, тем не менее, верно, обрисовал сложившуюся ситуацию Станислав Игоревич. - На это способен далеко не каждый, поверьте мне. - Он взял в руки пульт - большой экран телевизора "SONY" вспыхнул голубым цветом, заработал видеомагнитофон, появилась картинка. Это была кассета, которую журналист получил от Козырева.
   Сергей, в отличие от Станислава Игоревича, на экран не смотрел: он знал там каждый эпизод, помнил каждое слово, сказанное Креневым, он смотрел на Станислава Игоревича. Доронин был в растерянности, он никак не мог понять, какую игру с ним затеял этот опасный человек, какую цель преследует, угощая французским коньяком и сигаретами, и ведя эти непонятные разговоры. И эта неопределенность начинала злить его.
   Станислав Игоревич, увлекшись было сюжетом, нажал "паузу" и посмотрел на журналиста так, как смотрят на единомышленника.
   - То, о чем рассказывает этот человек, это страшно, - тяжело выдохнул он.
   Доронин ничего не ответил, только снова потянулся за сигаретой.
   - Не подумайте, что мне жалко, но вы много курите. Это вредно.
   "Скорее мне свернут шею твои мордовороты, нежели меня убьет никотин", - без особого оптимизма подумал Сергей, но ничего не ответил. Закурил.
   - Копий много сделали? - Это был первый конкретный вопрос.
   "Ах, вот оно что!"
   - Достаточно, чтобы кому-то не поздоровилось, - несколько самонадеянно заявил журналист, за что тут же поплатился.
   Тонкие губы Станислава Игоревича тронула неприятная усмешка.
   - Вы, наверное, имеете в виду спецпакет, адресованный Генеральному Прокурору. Я вас правильно понял, Сергей Александрович?
   Сергею с трудом удалось справиться с охватившими его эмоциями. Он до боли сжал кулаки, готовый завопить от бессилия.
   - Я прав? - повторил свой вопрос Станислав Игоревич, но ответа так и не услышал, но он итак его знал. - Я прекрасно вас понимаю, Сергей Александрович. Но, поверьте, проигран только один бой, а не война.
   Не в силах больше себя сдерживать, Доронин вскочил с кресла.
   - Кто вы такие, черт возьми?
   Станислав Игоревич продолжал добродушно скалиться, глядя на вполне объяснимую реакцию молодого человека.
   - Слава Богу, Сергей, а то я начал думать, что это вам совсем неинтересно!
   - Интересно! Еще как! Кто вы такие? Вы можете ликвидировать пакет, посланный по спецсвязи, вы похищаете меня... Что здесь, вообще, происходит?
   - Я отвечу на ваши вопросы, Сергей Александрович, только успокойтесь, пожалуйста. Хотите коньяку?
   - Нет!
   - Как хотите! Вы уже в состоянии меня слушать?
   - Да!
   - Тогда сядьте! - велел Станислав Игоревич.
   Доронин вернулся в кресло.
   - Что касается вашего послания Генпрокурору, то вы нам льстите, Сергей Александрович. Мы имеем, конечно, связи, но и наши возможности, увы, ограничены. Это не наша работа.
   - Тогда почему вы решили, что пакета уже нет?
   - Интуиция, молодой человек, - несколько расплывчато ответил Станислав Игоревич, - а она меня никогда еще не подводила. К тому же, вы знаете, кто ваш враг и, согласитесь, его трудно переоценить. Слишком многое поставлено на карту. Это, во-первых. Во-вторых, я уже вам говорил, что вас никто не похищал, вас просто пригласили для серьезного разговора, необходимого не только нам, но и вам тоже. Пусть это некрасиво выглядело, но все же. Поверьте, Сергей Александрович, это было сделано для вашей же безопасности. Я повторюсь, вы очень отчаянны. Если бы не мои ребята, то вы бы сейчас не находились в таком добром здравии, а они здорово рисковали. Вспомните, как вы выходили из Телецентра. Вам ничего не показалось странным?
   Сергея действительно смутило то обстоятельство, что вывели его из здания Телецентра не через центральный вход или какой-нибудь запасной, а через служебный на заднем дворе. Они долго петляли по узким коридорам, куда "посторонним" вход был строжайше "запрещен", о чем сообщали соответствующие таблички. Тогда ему показалось, что "близнецы" не хотят с кем-то встречаться.
   Теперь же Станислав Игоревич пояснил журналисту, чем все это было вызвано:
   - В здании Телецентра находились люди, которые ждали вас, и у которых был приказ схватить вас. Что было бы дальше, я не берусь утверждать, но сомневаюсь, что они отнеслись бы к вам так же лояльно, как это делаем мы. Надеюсь, вам не надо объяснять, кто были эти люди? А так же то, что вас предали, Сергей! Теперь вы понимаете, на какой риск шли мои люди, выводя вас из Телецентра? - Станислав Игоревич умолк, давая возможность журналисту обдумать полученную информацию. Когда он увидел, что Доронин готов его слушать дальше, то задал вопрос, на который Сергей не смог ответить отказом:
   - Хотите, Сергей, я вам расскажу, кто такой Хромов и почему он так легко вас предал?..
  Несмотря на весь тот ареол независимого и неподкупного журналиста, который создал над своим именем Хромов, он самая обыкновенная пешка в игре спецслужб. Удивлены? В Службе Безопасности страны есть отдел, который занимается формированием общественного мнения, внештатным сотрудником этого отдела и является наш несгибаемый Валерий Николаевич. Для таких как он, специально придумали термин - "сливной бачок". Именно через такие вот "бачки" осуществляется "слив" информации, которую предварительно тщательнейшим образом отбирают, просеивают и готовят лучшие специалисты-аналитики, а Хромов просто озвучивает то, что ему вручат. Вы когда-нибудь задумывались, откуда у него подобная информация? По-моему, все итак ясно. Таким вот нехитрым способом, наши доблестные спецслужбы влияют на политику, создавая определенное мнение у общественности против того или иного политического деятеля, государственного человека, а у этих господ грехов, как у дворняги блох. А то, про кого начать "сливать", а на кого, пожалуй, стоит еще попридержать, решается на самом верху, согласно политической конъюнктуре. Улавливаете?
   Доронин был озадачен. Не знал, что ответить.
   - Теперь вы понимаете, Сергей Александрович, что прежде чем обнародовать ваш материал, Хромов должен был посоветоваться со своим хозяевами, а уж они-то принимают решения? Какое решение было принято в отношении вас, мы сегодня увидели - на вас объявлена охота.
   Некоторое время они молчали. Наконец, Доронин заговорил:
   - Что вы хотите от меня?
   - Сотрудничества, - без заминки ответил Станислав Игоревич. - В сложившейся ситуации, наши с вами интересы целиком и полностью совпадают. Так почему бы вам не помочь нам, а нам - вам. Вы согласны?
   -У меня есть выбор, Станислав Игоревич?
   - Выбор есть всегда, Сергей. Только от вас зависит, какое решение вы примите: вернетесь в столицу, где рано или поздно вас найдут, после чего о вас мало кто вспомнит, или во взаимодействии с нами добиться желаемого результата. Выбирайте!
   Доронин ответил не сразу:
   - Я согласен.
   - Я в этом и не сомневался, вы непохожи на человека, сдающегося без борьбы. - Станислав Игоревич взглянул на часы. - Вскоре к нам присоединится еще один человек, тогда мы и обсудим все пункты нашего джентльменского соглашения, а так же план действий. А сейчас, еще немного коньяка! Не возражаете?
   Когда через несколько минут в кабинет вошел высокий седовласый мужчина, Доронин без труда узнал его, поскольку часто видел его по телевизору и в газетах. Это был Альберт Дроздов.
  
  
   Полковник ФСБ Каюдин подождал, пока контролер снимет наручники с доставленного на допрос Агеева, кивнул и продолжил изучение бумаг из черной папки, разложенной перед ним на столе. - Ну что, Агеев, надумал? - спросил он, как бы, между прочим, не отрываясь от своих бумаг.
   - Я вам все сказал в прошлый раз, - тихо ответил Сашка.
   Каюдин, наконец-то, отложил документы и посмотрел на задержанного.
   - Это о том, что ты никого не убивал? Глупости! - Каюдин откинулся на спинку стула и скользнул по Сашке презрительным взглядом. - Больше нечего добавить?
   - Нет.
   - Жаль. Я думал, ты хоть чуточку соображаешь, а ты полный отморозок. Видать, в Чечне тебе все мозги отшибло. Впрочем, что можно ожидать от человека, который вначале изнасиловал, а после утопил в ванной подругу детства. - Следователь ждал реакции, и она незамедлительно последовала.
   - Кого? - вскочил Сашка.
   - Сидеть, сука! - рявкнул полковник. - Кого слышал! И не строй из себя целку! Чем тебе мешала Серегина? Говори! Боялся, что сдаст?
   - Я ее не убивал!
   - Это я уже слышал, тебе не кажется?
   - Я никого не убивал.
   - Чушь собачья! Улики, свидетели, которых пруд пруди, - все указывает на твою причастность к убийствам Лебедева и Серегиной. Ты совершил непростительно много ошибок, даже для дилетанта!
   - Я никого не убивал! Это просто стечение обстоятельств!
   - Я уже слышал! Ты хотел помочь, напал на настоящего убийцу, завладел оружием, на котором и оставил свои отпечатки, а тот сбежал - но это все слова. Где доказательства? А у меня они вот здесь! - Каюдин потряс увесистой папкой перед носом Агеева. - И они говорят, что убийца ты, Агеев! Ты!
   - Я никого не убивал! - как заклинание повторил Сашка.
   - Хватит! Значит, ничего больше не хочешь добавить?
   - Нет.
   - Зря! - Полковник встал из-за стола, прошелся по кабинету, задержался у зарешеченного окна с унылым видом на внутренний двор СИЗО.
   "Похоже, щенок уже созрел, - оценил психологическое состояние подследственного полковник ФСБ Каюдин. - Пожалуй, можно приступать к следующему этапу операции".
   Каюдин достал сигареты, положил на стол перед Агеевым.
   - Кури, - разрешил он, но Сашка к сигаретам не притронулся, хотя от соблазна затянуться удержаться было нелегко.
   - Гордый? - беззлобно усмехнулся полковник.
   - Есть немного.
   - Ну-ну, а я, пожалуй, закурю. - Полковник нарочито медленно достал из пачки сигарету, закурил.
   "Вот гад!" - подумал Сашка, жадно наблюдая за дымом.
   Каюдин снова зашагал по комнате, остановился за спиной Агеева, наклонился и не очень громко произнес:
   - Давай на чистоту, парень? Хочешь, я скажу, что думаю обо всем этом? - Сашка ничего не ответил и полковник продолжил: - А думаю я следующее, что то, что ты говоришь, может быть и правда...
   Сашка не удержался, повернул голову и наткнулся на бесстрастный взгляд полковника, от которого, как показалось парню, повеяло холодом, как от глыбы льда.
   - Удивлен? - между тем продолжал полковник Каюдин. - Просто ты, по дурости своей, вмешался в то, во что вмешиваться не должен был. Ты понимаешь, о чем я говорю?
   О, да! Сашка прекрасно понимал, что ввязался в чью-то серьезную игру, где правила были жестоки, а ставки - высоки. И количество трупов, говорило само за себя.
   - Я могу тебе помочь... - пообещал офицер, но Сашка не спешил визжать от восторга, поскольку жизнь давно разучила его верить в сказки. Он поймал себя на том, что разглядывает губы полковника, которые находились рядом от его глаз.
   "Такие тонкие губы не могут быть у нормального человека, их почти нет, - посетила его совершенно идиотская мысль, никаким образом не связанная с тем, о чем ему надлежало бы думать в эту минуту. - Такие губы могут быть только у садистов".
   - ... только если ты, поможешь мне.
   - Что я должен сделать? - Почему-то Сашка вдруг почувствовал себя увереннее, хотя не мог объяснить, откуда появилось это чувство, позволяющее говорить с полковником по-деловому, без лишних эмоций.
   Эту перемену в подследственном Каюдин уловил сразу, по тому, как тот произнес последнюю фразу. И это, надо сказать, его насторожило и неприятно удивило. Неужели он поспешил?! Но сказал он совершенно иное:
   - Вот это, другой разговор! Это мне нравится! Если верить твоим словам, то Лебедев умер не сразу, да?
   - Да, какое-то время он был жив.
   - Он был в сознании? Он видел, кто в него стрелял?
   - Да.
   - Когда вы остались одни, он что-нибудь тебе говорил?
   - Не помню.
   - Вспомни, это очень важно. Возможно, в этом твое спасение. Если он сказал тебе что-то, то значит ты, действительно, в него не стрелял.
   - Я не помню... - Сашка сделал вид, что пытается вспомнить. От усердия на лбу выступила испарина. - Да, кажется... Он назвал какое-то имя и что-то еще говорил, - Сашка не врал.
   - Какое? Вспоминай!
   - Я не могу так сразу, - слукавил Агеев. Те несколько слов, что произнес перед смертью Лебедев крепко засели у него в памяти, хотя и казались ему сущим бредом. - Мне нужно время...
   - Его-то у нас и не осталось. Ну, хорошо, - неожиданно быстро пошел на уступку полковник. - Тебе сделают сейчас кофе, бутербродов, и я оставлю тебя здесь на какое-то время, чтобы ты постарался вспомнить. Такой расклад тебя устраивает?
   - Вполне, - ответил Сашка. В желудке громко зашумело в предвкушении чего-то съедобного, а во рту задымилась сигарета.
  
   Полковник не обманул: перед подследственным поставили большую чашку с кофе, тарелку с бутербродами, оставили и сигареты, а сам Каюдин вышел. Сашка остался один в комнате допроса. Он быстро расправился с бутербродами, выпил кофе и закурил. Как Агеев не силился, но понять смысл слов, сказанных полковником Лебедевым перед смертью: "Герман... Пиковая дама...", он так и не смог. Сашке казалось странным, что человек, находящийся одной ногой в могиле, последние драгоценные секунды жизни тратит на то, чтобы сказать случайному свидетелю своей гибели эти три, по сути, бессмысленных слова. Неужели, полковнику больше нечего было сказать, чем упомянуть произведение классика? Конечно, можно было все это списать на болевой шок, но Сашка видел глаза полковника - он был в сознании, и не было похоже, что бредил. И не просто так Лебедев ухватил его за рукав, заставил из последних сил склониться над собой и вместе с кровавыми пузырями выдавил из себя последние в своей жизни слова! Сашка это понимал, и интерес Каюдина только подтвердил его догадки. Только что они могут значить? Агеев задумывался об этом и раньше, благо времени в одиночной камере, куда он был заключен, было более чем предостаточно, но тщетно. Несомненно, полковник Каюдин обладает большей информацией и, возможно, такое упоминание убитым коллегой произведения русского классика, не покажутся ему такой уж бессмыслицей.
   А после недавнего разговора со следователем, Агеев понял, что полковника ФСБ Каюдина в большей степени интересуют предсмертные слова Лебедева, чем сам факт насильственной смерти полковника и роль в этот преступлении самого Агеева. Правда, полковник этого особо и не скрывал.
   Вернулся Каюдин.
   - Ну что, Александр, вспомнил?
   Сашка кивнул.
   - И? - Полковник ждал, он даже не стал садиться за стол.
   - Для вас очень важно знать то, что сказал Лебедев перед смертью?
   Каюдин мысленно чертыхнулся, хотел даже ответить чем-то вроде, ставшим уже классическим: "Здесь вопросы задаю я!", но сдержался.
   - Скажем так, если тебе полковник действительно что-то сказал, нам бы хотелось это знать.
   - Значит, взамен на информацию я могу попросить вас об одной услуге?
   Каюдин долго смотрел на подследственного. После чего, подавшись немного вперед, видимо, для того, чтобы его лучше расслышали, не очень громко, но, чеканя каждое слово, произнес:
   - Позволь тебе напомнить, парень, что это не Измайловский рынок, а я - не торгаш за прилавком, а офицер Федеральной Службы Безопасности, расследующий обстоятельства гибели другого офицера.
   Агеев был готов к нечто подобному, поэтому такой ответ его нисколько не смутил.
   - Я, как раз, хотел вас об этом попросить.
   - Слушаю, - пошел на уступку полковник.
   - Я уже говорил вам, что не согласен ни с одним из предъявленных мне обвинений. Я прошу... Нет! Я требую объективного следствия...
   Такой банальности полковник никак не ожидал. Его тонкие губы тронула едва заметная презрительная усмешка, но тут же исчезла. Он с серьезным видом дослушал подследственного, требующего соблюдения всех своих прав, и когда тот закончил, пояснил, как неразумному:
   - Это право закреплено за каждым гражданином Конституцией Российской Федерации.
   - Ага, - не стал спорить Сашка, - об этом еще по телевизору говорят, но в жизни все иначе.
   - Что ты хочешь? - напрямую спросил Каюдин.
   - Я хочу, чтобы с меня были сняты все обвинения, причем, прошу заметить, совсем небезосновательно, - так же напрямую ответил Агеев.
   - Этого я не могу тебе обещать. Но даю слово офицера, что если ты, действительно, никого не убивал, как говоришь, и тому будут доказательства, то ты ни дня здесь не задержишься. Устроит?
   - Вполне.
   - Что тебе сказал Лебедев?
   - Это вы узнаете, когда найдете доказательства моей невиновности.
   Много нехороших слов было готово сорваться с уст полковника, но он снова пересилил себя. Громко вздохнул, откинулся на спинку стула, смерил Сашку оценивающим взглядом.
   - По-моему, парень ты что-то недопонимаешь.
   - Я все прекрасно понимаю! - несколько самонадеянно заявил Агеев.
   - Что тоже плохо.
   Каюдин отбил пальцами на полированной поверхности стола громкую дробь, встал. Прошелся по кабинету, замер у окна, стоя спиной к Агееву.
   - Значит так?
   - Выходит, что так.
   - Не боишься, что все это окажется тебе не по зубам, что не сможешь играть на должном уровне? - говорил полковник тихо. Его голос был лишен каких-либо эмоций.
   - Боюсь, - честно признался Сашка, - но может для вас это игра, а я хочу спасти свою задницу.
   - Охотно верю. Но все же, ты хорошо подумал?
   - Да. Терять мне нечего. И мне плевать на те документы, - Сашка увидел, как напряглась крепкая шея полковника при последнем слове, и понял, что, несмотря на то, что блефовал - Лебедев ни словом не обмолвился ни о каких документах, он все же попал "в точку", - о которых говорил ваш полковник. А ведь именно они нужны вам, я прав?
   Естественно, ответа он не услышал. Каюдин повернулся и посмотрел на Агеева. Лицо его было непроницаемым, а взгляд не предвещал ничего хорошего.
   - Почему-то мне кажется, полковник, - продолжал Сашка, - что мое молчание - это и есть гарантия моей жизни. Стоит открыть мне рот, как я стану ненужным.
   - Главное, не переусердствуй, - посоветовал Каюдин. - В один прекрасный момент, мы можем просто устать ждать и взять грех на душу. Понимаешь, о чем я. Ведь и наше терпение не вечно. А при таком раскладе, Александр, ты не доживешь и до суда. Это так - откровенность за откровенность.
   Сашка понял, что, говоря "мы" полковник вовсе не имеет в виду учреждение, в котором служит. В данном случае, речь шла о несколько иных силах, заинтересованных в знании предсмертных слов Лебедева. Он и не скрывал этого, наоборот: акцентировал на этом особое внимание, как бы желая дать понять, что руки у него "развязаны".
   - Не так уж и много я прошу, полковник, оставьте меня в покое и я все скажу. А теперь можно отвести меня в камеру?
   - Ты не передумал?
   - Нет.
   Полковник тяжело вздохнул, показывая свою явную неудовлетворенность итогами беседы, и нажал кнопку вызова контролера.
   - Мы еще встретимся с тобой, парень.
   - Я тоже так думаю.
   Агеева увели.
  
  
  
  
  
  
   5 ноября, Москва.
  
   Старший следователь Генпрокуратуры Андрей Александрович Шведов уже давно раскусил жизненный парадокс: дни - идут, а годы - летят. Казалось, что совсем недавно он юным выпускником мечтал только о том, чтобы поступить в университет, и не было главнее в жизни цели, чем успешно сдать вступительные экзамены и пройти тяжелейший конкурс. Но уже остались позади студенческие годы, да и трудовая биография насчитывает больше полутора десятка лет.
   Около восьми лет он проработал в горпрокуратуре и уже более семи лет работает следователем по особо важным делам при Генеральном прокуроре. Андрей никогда не жалел о сделанном выборе: свою работу он любил. Другое дело, что каждое новое дело, называемые в Новой России не иначе, как "громкими", расследовать становилось все труднее и труднее. Ведь каждое преступление, будь то убийство крупного бизнесмена или публичного политика, именно подобными делами в последние годы занимался следователь Шведов, это лишь составной элемент другого, более сложного преступления. Таких людей просто так не убивают! Вот и, получается, тянется страшная цепочка: труп за трупом, махинация за махинацией, подкуп, шантаж, насилие, и все это в итоге выстраивается в одну ужасающую картину...
   Если со службой было все предельно ясно, то личная жизнь старшего следователя Генпрокуратуры Андрея Шведова находилась в состоянии крайней запущенности. Когда-то был женат. Его экс-супруга Светлана была женщиной красивой и до безобразия деловой. Как это часто бывает, две сильные и целеустремленные личности не смогли ужиться под одной крышей, и после пяти лет мучительного существования их брак приказал долго жить. Трудно назвать семьей, союз двух людей, когда один из них постоянно в разъездах, а другой бывает дома только лишь для того, чтобы сменить сорочку и принять душ. Может, как раз, поэтому между ними никогда не возникало ссор, скандалов - им было просто некогда растрачивать себя по мелочам. Они даже решение о разводе приняли, когда случайно встретились на кухне своей двухкомнатной квартиры. Андрей только что сдал дежурство, а Светлана оказалась дома, вообще, транзитом: из Питера в Вену, заскочила собрать вещи. Сели, выпили по чашечке кофе, выкурили по сигарете и к обоюдному удовольствию пришли к общему знаменателю: так жить дальше нельзя.
   А совсем недавно, три месяца назад, они отметили своеобразный юбилей: десять лет со дня развода. Отметили довольно оригинально, если посмотреть в суть "торжества": ужин при свечах в респектабельном ресторане, общие воспоминания...
   Вообще-то, Светлана Игоревна не была создана для семейной жизни, по крайней мере, в обычном ее понимании. Для этого она была слишком целеустремленной, независимой и амбициозной. Все эти качества, впоследствии, сделали из нее весьма и весьма преуспевающую бизнес-леди. Впрочем, чего греха таить, Шведов и сам был далек от идеала семьянина и совсем не походил на тех, кто, придя с работы домой вовремя, напяливает пижаму и тапочки, умиротворенно усаживается перед стареньким телевизором и строит мичуринские планы на ближайшие выходные, которые вся семья традиционно проводит на приусадебном участке. Он постоянно требовал от жизни чего-то большего. Эти двое, Андрей и Светлана, до сих пор удивлялись тому, что, несмотря на все это, они умудрились родить ребенка. Даша появилась на втором году их совместной жизни и была любимым и желанным ребенком.
   Наверное, развод - это вполне прогнозируемый и, в данном случае, закономерный результат взаимоотношений этой пары, как, впрочем, и то, что в свои почти сорок лет Андрей Александрович ни с кем не имел серьезных отношений, обходился легкими, ни к чему не обязывающими, романами. Правда, иногда, когда такие отношения переставали быть легкими и ни к чему не обязывающими, и начинали угрожать его беззаботному холостяцкому образу жизни, Шведов, подобно хирургу со скальпелем в руках, вмешивался в ситуацию и рвал отношения с этой женщиной. Как он определял угрозу? Все было предельно просто: в ванной, на полочке, появлялась еще одна зубная щетка, по квартире в разных местах встречались какие-то сугубо женские вещи, а посуда в раковине переставала собираться со скоростью геометрической прогрессии - это были только первые, но верные, признаки того, что тебя решили "прибрать к рукам".
   В последнее время личная жизнь старшего следователя Шведова была сведена к минимуму, поскольку совсем недавно он разорвал отношения с одной довольно милой особой, у которой вернулся супруг из длительной загранкомандировки. Продолжать встречаться с ней, было, по меньшей мере, хлопотно, а новый объект для воздыханий Андрей еще не нашел. К тому же работы было невпроворот...
   Андрей Александрович припарковал свою "десятку" и готов был покинуть салон, как вдруг зазвонил телефон. Шведов взглянул на дисплей мобильного и был несколько удивлен.
   - Я вас слушаю, Светлана Игоревна. Что-то случилось?
   - Привет, Андрюша, - услышал он в трубке приветливый голос экс-супруги. - У меня к тебе дело. Пусть Даша несколько дней поживет у тебя, я улетаю в Данию по делам, и не хочется, чтобы она оставалась одна. Я бы, конечно, взяла ее с собой, но у нее в лицее слишком напряженная программа, и мне бы не хотелось, чтобы она что-то пропустила. Ну, как?
   - Конечно, какие проблемы, Светик! Я даже буду рад этому! - В последнее время Андрей нечасто общаться с дочерью и сильно скучал.
   - Вот и хорошо! Правда, я и не сомневалась в тебе!
   - Только пусть, когда будет ехать ко мне, скупится, а то у меня холодильник совсем пустой, - предупредил Андрей.
   В трубке на некоторое время воцарилась тишина.
   - Слушай, Шведов, когда ты, наконец, женишься?
   - Когда ты, Светик, выйдешь замуж, - парировал Андрей.
   Женщина засмеялась.
   - Долго же тебе придется ждать, Андрюша!
   - А я, Светик, никуда не тороплюсь!
   - И то верно! Как вернусь, пообедаем вместе?
   - Несомненно! Можете считать, Светлана Игоревна, что получили от меня официальное приглашение.
   - Я подумаю, Андрей Александрович, над вашим предложением. - Бывшая супруга и на этот раз не изменила себе: последнее слово всегда должно быть за ней. - Пока!
   - Удачи! Привет Русалке!
   Шведов спрятал мобильник, закрыл автомобиль и вошел в кафе, где у него была назначена встреча. Андрей заказал скучающему бармену кофе и присоединился к полковнику Громову, сидевшему за угловым столиком. Сыщики обменялись рукопожатием.
   - А где молодежь? - полюбопытствовал руководитель следственной группы у коллеги с Петровки.
   - Молодежь отзвонилась и обещала скоро быть. Как твои успехи, Андрей Саныч?
   - Да какие там успехи, Влад! - Шведов махнул рукой, показывая тем самым насколько все скверно. - Сегодня Генеральный собирал совещание, вызверился на Соломатина, тот, естественно, в свою очередь, на меня... Нужны результаты! Дело Сазонова на личном контроле у Генерального, а нам на все про все - две недели.
   - Однако, - глубокомысленно изрек полковник.
   - То-то же! А мы топчемся на одном месте, и нет никакой зацепки. Проверка финансовой деятельности "ЯкОила" не дала никаких результатов, все чисто. Конечно, есть и конкуренты, и партнеры, но в данном случае смерть Сазонова не была выгодна ни тем, ни другим. Такой напрашивается вывод.
   Мужчины закурили.
   - Ты говорил, что между смертями Сазонова и Кренева есть какая-то связь, помнишь?
   - Это не я говорил, а Козырев, - поправил Громова Андрей, - и то, правда, вскользь в трехминутном телефонном разговоре. А что, ты нашел эту связь?
   - Между их смертями? Нет. Но эти два человека, действительно, были знакомы, причем, очень давно.
   - Не тяни, выкладывай!
   - Оба, и Сазонов Яков Михайлович, и Кренев Владимир Николаевич, являлись воспитанниками одного детского дома в Тюменской области.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Ничего, но почему бы нам не попытаться поискать причину смерти этих двоих в этом направлении. Ведь Козырев не стал бы просто так об этом говорить.
   - Твоя правда, полковник.
   - Андрей, я хочу тебя просить откомандировать меня в Сибирь. Возможно, там что-то удастся выяснить.
   - Я не возражаю, но помни, у нас всего-навсего две недели.
   - Думаю, много времени это не займет.
   - Когда ты собираешься лететь?
   - Чем скорее, тем лучше.
   Капитан Айсберг вошел в кафе. Приветливо кивнул старшим коллегам и, прежде чем присоединиться к ним, подошел к барной стойке и перекинулся несколькими фразами с барменом.
   - Какой-то он возбужденный, тебе не кажется, Влад?
   - Сейчас все узнаем.
   - Здравия желаю! О чем задумались? - бодро поинтересовался капитан у руководства, игнорируя их постные физиономии.
   - Да вот, Михаил, гадаем, где вы пропадали все это время.
   - Не ломайте головы, господа, они еще вам пригодятся. - Это уже походило на откровенное хамство! - Я вам сам все сейчас расскажу.
   - Будет интересно послушать.
   - Пожалуйста. Помнится, вы поручили мне, навести справки об охранной фирме "Сакура", за которой числится черный джип "Тойота". Так вот, частное охранное предприятие "Сакура", зарегистрировано в Москве, где и находится офис. Директор господин Мирзоев А.Г., бывший сотрудник МВД, ушедший в отставку в звании полковника. Фирма насчитывает около семидесяти сотрудников, в основном бывшие спортсмены и спецназовцы. Спектр предлагаемых услуг оригинальностью не отличается: охрана физических и юридических лиц. Это все вы прочитаете в моем рапорте. Интересно другое, господин Мирзоев очень дружен с другим очень солидным господином, неким Бутманом Яном Карловичем, являющимся председателем правления крупного коммерческого банка "Мегаполис-Банк".
   - Ну и что?
   - А то, что одним из учредителей этого банка является нефтяная компания Сазонова.
   - Это так, - подтвердил Шведов, - но по документам там все чисто. Я уже говорил об этом Владу. Хотя все это, мне тоже кажется немного странным. - Андрей посмотрел на полковника. - Значит, все-таки бизнес?
   Тот ничего не ответил. В кармане плаща капитана зазвонил телефон. Айсберг выслушал сообщение и спрятал трубку.
   - Это ребята из "наружки", - пояснил он. - Наш джип попал в ДТП. Все, кто в нем находились, мертвы. Случилось это чуть менее пятнадцати минут назад на окружной.
   - А вот это уже интересно!..
  
  
   Шереметьево, Москва.
  
   Возвращение...
   Несомненно, это знаменательное событие в жизни любого человека. Возвращение к жизни, возвращение домой, возвращение к родным и близким.
   Возвращение...
   Но он по этому поводу не испытывал никаких особых чувств. Может потому, что для него возвращение - это еще и встреча с прошлым, чего он последние годы с завидным упорством старался избегать.
   Возвращение...
   Он неумолимо приближается к переломному моменту в своей жизни. Еще немного, и его биографию можно будет разделить на две главы: "до" и "после" возвращения в Россию. То, что было до того, как он много лет назад покинул Россию, останется за пределами этих двух глав его жизнеописания, и об этом будет помнить только он: того совершенно другого человека с совершенно другой жизнью...
  
   Олег Саратов, он же Дмитрий Бояров, в прошлом офицер секретного подразделения КГБ, а ныне человек с весьма специфическим родом занятий, известный в узких кругах под именем Цезарь. Он являл собою типичный продукт изжившей себя системы: она научила его убивать, она посылала его убивать, а впоследствии, как это часто бывает, предала, отдав на растерзание врагу, ставшему в результате политических игр и интриг "близким другом" и "соратником".
   После всего случившегося, Саратов не стал искать справедливости, докапываться до истины, мстить за предательство. Мстить можно одному человеку или группе людей, но мстить целому государству, которое решило, что на данном этапе в его интересах поступить именно так - это пошло. Он просто исчез. Сделал это без лишнего шума. Можно сказать, ушел по-английски, не прощаясь. Если быть до конца откровенным, то он всегда был готов к такому повороту событий. Впрочем, от них никогда и не скрывали, когда засылали с очередным спецзаданием в какую-нибудь забытую всеми Мумумбу или Западную Чилипопиндузию, что в случае неудачного расклада от них откажутся в первую очередь, а, следовательно, выбираться из сложившейся ситуации им придется, рассчитывая только на собственные силы, без какой-либо поддержки из вне.
   После его загадочного исчезновения, его пытались выследить с единственной целью: уничтожить. Как показало время, безуспешно. Система воспитала достойного ученика, профессионала, способного не только выполнить поставленную боевую задачу, но и умело замести следы. Капитана Саратова не стало. Он продолжил жизнь под чужим именем, с чужим лицом, с чужим прошлым и, наверное, с чужим будущим.
   Когда же, после всех перипетий, перед ним встал вопрос: "Как жить дальше?", Олег долго не раздумывал. К нормальной человеческой жизни он не был приспособлен, но в совершенстве овладел "искусством смерти". Почему бы не заниматься этим дальше, если на его "ремесло" имеется спрос, и он в состоянии с выгодой для себя этот спрос удовлетворить!? Один из важнейших законов экономики звучит примерно так же. И он решил убивать. Убивать за деньги. Он стал наемным убийцей.
   Конечно, с его опытом можно было податься в наемники или "кожаные затылки", но это значило вновь от кого-то зависеть, а он устал от всякой зависимости, устал быть жалкой марионеткой в чьих-либо руках. Он одиночка! Он сам должен решать, за какую "работу" ему стоит браться, а за какую - нет, каким образом лучше выполнить "заказ". Все вопросы должен решать он, подчиняясь только своему разуму и интуиции.
   Так и было до недавнего времени, пока он, действительно, был одиночкой. Теперь же убеждать себя в том, что все осталось по-прежнему, было небезопасно. Он стал уязвим.
   Олег так и не смог понять, что для него Валери: роковая ошибка или подарок судьбы. Но, что он сделал такого, что Небеса так щедро расплачиваются с ним? Олег осознанно шел на сближение с девушкой, его мало интересовал их совместный бизнес - он был далеко небедный человек, он просто нуждался в общении с этим человеком. Он делал все, чтобы эта девочка чувствовала себя счастливой рядом с ним, и был счастлив сам, когда был рядом с ней. Хотелось любви, нежности, покоя - и воплощением всего этого для него была Валери О`Нилл. Возможно, к Саратову незаметно подкрадывалась старость и, разменяв четвертый десяток, он почувствовал, что устал от той жизни, какую вел все эти годы.
   Олег не мог не понимать справедливости упреков Валери в том, что она абсолютно ничего не знает о нем. Конечно, она была права. Но, что он мог рассказать ей о своей жизни? Что в прошлом был смертоносным орудием в руках государства, что, выполняя приказы, никогда не задумывался о таких понятиях как "гуманизм", "жалость", "сострадание". Но, что говорить о прошлом, когда его настоящее, мало, чем отличается от того, чем он занимался раньше - он как был палачом, так им и остался. Разница лишь в том, что теперь за это с ним рассчитываются денежными знаками, а не высокими правительственными наградами, скромный удел которых быть скрытыми от посторонних глаз. И это было далеко не в его пользу. Захочет ли она его понять, сможет ли простить - в этом Олег не был уверен, как не был уверен в том, нужно ли ей, вообще, все это знать. Старик Бонатти прав, когда говорит, что таких, как они, любят, пока не знают правду, пока знают только то, что им положено знать. В противном случае, их возненавидят. Таков уж их удел!
   Пусть же Валери О`Нилл думает, что он просто очень удачный бизнесмен и не более. Только в этом случае, у них есть будущее...
  
   Возвращение...
   Он спускается по трапу. Считанные секунды остаются до того, как он ступит на русскую землю. Разноцветьем огней переливается здание терминала. Остаются три ступени...
   Две...
   Одна.
   Его нога ступает на мокрое от моросящего дождика покрытие Шереметьевского аэродрома.
   Время начало новый отсчет.
   Одна секунда.
   Две.
   Три.
   Минута...
   Alea jacta est! (Жребий брошен! (лат.)).
  
   Москва.
  
   Было около полуночи, когда Шведов, наконец-то, добрался домой. Открыв дверь, он почувствовал: в квартире кто-то был. Рука Андрея невольно потянулась под левую полу пиджака, но тут же отпрянула. Он мысленно чертыхнулся: табельное оружие старший следователь Генпрокуратуры носил только в исключительных случаях. Тихо ступая, Шведов прошел в гостиную, где негромко работал телевизор.
   Телефонный разговор с бывшей супругой вылетел у него из головы. Он забыл о дочери. Девочка, укрывшись пледом, спала на диване и, похоже, видела уже не первый сон.
   "А если бы у тебя, дурака старого, при себе оказалось оружие, что, так бы и вошел с пистолетом в руках? Хорош отец, нечего сказать!" - укорил себя Андрей. Он выключил телевизор, поправил плед. Поцеловал девочку в щеку и вышел из комнаты.
   Когда Андрей Александрович открыл холодильник, то искренне изумился: таким полным он не был уже давно. На плите остывал приготовленный ужин. Похоже, его здесь ждали, а он совсем закрутился со своими проблемами-заботами, что даже не позвонил, чтобы предупредить, что задержится. Но он столько лет живет один, что, честно говоря, ему и в голову не пришло позвонить домой.
   Несмотря на то, что все было приготовлено очень вкусно, аппетит, вопреки народной мудрости, не пришел и во время еды. Он приготовил кофе, прикрыл дверь и закурил.
   Смерть пассажиров черного джипа, к которому сыщики проявили повышенный интерес, была ничем иным, как несчастным случаем. На это указывают и показания свидетелей, и схема ДТП, составленная сотрудниками ГИБДД. Водитель джипа превысил допустимую скорость, не справился с управлением и автомобиль выскочил на встречную полосу, пробил бетонное ограждение и рухнул с моста. Андрей не мог отделаться от смутного ощущения того, что в эту ситуацию вмешался рок: уж слишком все это походило на гибель Валентина Козырева.
   После того, как капитан Айсберг поведал в кафе о связи охранной фирмы "Сакура" и коммерческого банка "Мегаполис-Банк", в котором у покойного Сазонова имелись свои интересы, Андрей связался со старшим советником юстиции, следователем Мосгорпрокуратуры Еленой Невидовой и поручил ей собрать всю имеющуюся информацию на это финансовое учреждение. Через некоторое время Шведов имел представление о деятельности "Мегаполис-Банк". В частности, его заинтересовало, что данный банк имеет крупный филиал в Санкт-Петербурге. Несмотря на то, что был конец рабочего дня, Шведов, созвонился с майором Славиным и попросил об услуге. Через час Славин перезвонил и подтвердил предположение Шведова: корпорация "Голд Глобус", владельцем которой являлся убитый Кренев, и питерское отделение "Мегаполис-Банк" тесно сотрудничали. Конечно, само по себе, это ничего не значило, но поразмыслить было над чем...
   - Привет.
   Андрей настолько глубоко ушел в свои размышления, что вздрогнул от неожиданности, когда Даша чмокнула его в колючую щеку.
   - Привет. - Шведов обнял дочку, усадил себе на колени. - Как дела? Как добралась?
   - Хорошо. Игорь помог мне скупиться, привез меня к тебе и помог дотащить сумки.
   - А кто такой Игорь?
   - Это новый мамин водитель, - пояснила девочка.
   - А-а, ну да. Все время забываю, что наша мама очень деловая женщина, - признался Андрей. - Она уже улетела?
   - Да. Самолет был вечером. Вернется через два дня. Просила меня, чтобы я присмотрела за тобой. А почему ты ничего не ел?
   - Не знаю, не хочется. А ты эти... как их?.. уроки сделала?
   - Папа, не напрягайся. Все хорошо.
   - А я что? Просто, спросил.
   Андрей еще немного пообщался с дочерью, пообещав в ближайшие дни освободиться пораньше и сходить куда-нибудь. Даша пошла отдыхать, а Шведов, снова наполнив чашку кофе, принялся изучать тот минимум, что удалось раздобыть Невидовой о деятельности "Мегаполис-Банка". Нет, ему определенно не нравится это учреждение, на котором сомкнулись интересы "Як Оила" и "Голд Глобус", чьи владельцы погибли при невыясненных обстоятельствах и в довольно короткий промежуток времени. В такие совпадения старший следователь Генпрокуратуры отказывался верить! К тому же дружба председателя правления банка и директора охранной фирмы, чьи сотрудники замешаны в убийстве Константина Молчанова, в данных обстоятельствах выглядит более чем подозрительной, и заслуживает более серьезного внимания.
  
  
  
  
  
  
  
  
   8 ноября, Москва.
  
   "Эх, была, не была!" - с этой шальной мыслью Сашка оттолкнул от себя оперативника в штатском, выполняющего при нем функции сторожевого пса, и кинулся наутек.
   Он слышал за спиною неотстающее тяжелое сопение, топот ног, какую-то возню. Кто-то кричал: "Стоять!" и даже выстрелил в воздух предупредительным. Но Агеев не обернулся, он продолжал нестись по двору. Скрылся в арке, пробежал два подъезда и нырнул в третий, набрав на замке нехитрый трехзначный код. Щелкнул замок - и металлическая дверь на какое-то время стала преградой между ним и его преследователями. Кто-то с досады начал бить ногой в дверь. Сашка, в два прыжка преодолев восемь ступеней, проскочил в проем напротив лифта, перепрыгнул марш и выскочил на улицу. Его не обманули: код замка был верным, подъезд, на самом деле, оказался сквозным, а с другой стороны дома его уже поджидала бежевая "шестерка"!
   Сердце готово было вырваться наружу - не хватало воздуха. Сильно кололо в боку, сгибая пополам. По спине струился липкий пот. Сашка уже с трудом, на дрожащих ногах преодолел те несчастные несколько метров, что отделяли его от машины. Открыл заднюю дверцу и тяжело повалился на сидение.
   - Поехали!
   Автомобиль плавно тронулся, не спеша, прокатился по двору, свернул за угол и выехал на главную дорогу, растворившись в грохочущем потоке машин...
  
   ... Это случилось позапрошлой ночью.
   Внезапно в камере вспыхнул свет, высвечивая неровности серых бетонных стен небольшой камеры-одиночки и ведро-парашу в дальнем углу. Сашка, болезненно морщась, сел на нарах, с тревогою ожидая продолжения. Лязгнул отодвигаемый засов - и дверь открылась. В камеру вошел мужчина. На вид ему было около сорока, приятное, чуть вытянутое лицо было выбрито. Одет в серый костюм, сверху - черный плащ. Они несколько секунд приглядывались друг к другу. Наконец, незнакомец прошел вглубь камеры, опустился рядом с Сашкой на нары. Агеев молчал, справедливо пологая, что первым должен начать разговор "ночной гость".
   - Кури. - Мужчина протянул ему пачку "Мальборо". Сашка взял сигарету и подкурил от участливо поднесенной зажигалки. - Я с Вадимом был знаком более пятнадцати лет, - заговорил незнакомец. - Мы были друзьями. Боевыми друзьями... Ты ведь знаешь, что это значит? Там, в Афгане, Вадька спас мне жизнь - это не забывается. Я на всю жизнь остался его должником. Но это так, к слову... Послушай, паренек, я ведь знаю, что ты никого не убивал! - Агеев ничего не ответил, только внутренне напрягся, а мужчина продолжал: - Я хочу помочь тебе. Ты не думай, я не какой-то там Санта-Клаус, у меня, как ты теперь понимаешь, есть свои веские причины - я хочу отомстить за Вадима, и мне не по нутру то, что творит этот продавшийся ублюдок Каюдин. Ты, паренек, прав, если считаешь, что жив только потому, что до сих пор молчишь, иначе бы тебя давно пустили в расход. Но долго так продолжаться не может! Я знаю, полковник угрожает тебе, и если ты будешь дальше молчать, то это тебе уже не поможет. Ты это понимаешь?
   Сашка вновь ничего не ответил. Он уже понял, к чему клонит "ночной гость", с какой целью забрел в его камеру.
   - Я тоже считаю, что Вадим перед смертью сказал тебе кое-что важное. Если это так, ты можешь мне помочь.
   Сашкины губы тронула усмешка. Он провел ладонью по небритому лицу и спросил:
   - Скажите, пожалуйста, с чего вы все решили, что этот несчастный полковник перед смертью должен был что-то мне сказать? Почему вы не допускаете мысли, что он просто умер сразу же, без какой-либо исповеди, а?
   - Факты! Они говорят об обратном.
   - А именно?
   - К примеру, что некоторое время Вадим был жив и, мало того, находился в сознании, ты в этот момент находился рядом с ним... Не могли же вы друг другу рассказывать анекдоты, верно?
   - Логично, но не очень-то убедительно.
   - Достаточно, чтобы прийти к некоторым умозаключениям.
   - Может и так, - не стал спорить Сашка.
   - Только так. Ладно, времени у нас мало... - Мужчина тоже закурил, сделал две глубокие затяжки и продолжил: - Я не прошу тебя рассказать мне все прямо сейчас. Ты на это не согласишься - и будешь прав. Тебе нужны гарантии? Я предоставлю тебе их! Для начала я вытащу тебя отсюда... - Незнакомец не без удовольствия отметил, как вытянулось от удивления Сашкино лицо. - Да, я избавлю тебя от Каюдина и от всего этого.
   Агеев не нашелся, что ответить. Он просто сидел и с недоверием смотрел на мужчину.
   - Сделать это законным путем на данном этапе не предоставляется возможным, а ждать становиться опасным. Поэтому у нас остается только один выход - это побег! Я думаю, он оправдает себя - победителей не судят. Значит так, Александр, на днях тебя повезут на следственный эксперимент - и это, пожалуй, твой единственный шанс. Слушай внимательно...
   И Сашка слушал, жадно внимая каждому слову. Незнакомец несколько раз повторил, что и как Агееву нужно делать во время побега, даже разложил перед Сашкой листок с предполагаемым маршрутом передвижения на заранее изображенном плане.
   - Код домофона запомнил? - спросил он, пряча бумагу обратно в карман.
   Агеев кивнул.
   - Во дворе тебя будет ждать автомобиль, бежевая "шестерка", за рулем - мой человек. Дальше - не твои заботы, - закончил мужчина. - Ты все понял?
   Сашка вновь кивнул. Он, правда, еще толком не решил, что делать, но искушение было огромным. Словно угадав, о чем размышляет Агеев, мужчина произнес:
   - У тебя, конечно, есть время подумать. Согласен, все это выглядит сомнительно, но не настолько, чтобы сидеть и ждать, когда тебя повесят на собственных портках. Мой сегодняшний визит - прекрасная иллюстрация того, что эта камера не способна тебя защитить. И вместо меня завтра может прийти кто-нибудь другой, и его мотивы будут кардинально отличаться от моих. Решай!
   Мужчина поднялся, пошел к двери. Тяжелая дверь открылась, но прежде чем выйти, "ночной гость" задержал взгляд на Сашке и добавил:
   - Подумай, паренек, хорошенько подумай...
   Агеев не знал, как ему поступить. К окончательному решению его подвела сама жизнь. Правда, не без участия полковника Каюдина, который на последнем допросе недвусмысленно дал понять, что свой временной лимит Агеев уже исчерпал.
   Парень не блефовал, когда сказал полковнику, что терять ему нечего. Кроме жизни, конечно. Ни много - ни мало! Чем он рискует при побеге? Заполучить в затылок раскаленный кусочек свинца. Зато, если повезет - и он погибнет, то это будет не так обидно: все-таки побег был бы всамделишный! Это было намного приятнее всех тех мрачных перспектив, которые ему так красочно обрисовал Каюдин. А если послушать ночного незнакомца, то шанс у него, пожалуй, еще есть. И главное, есть люди, которые готовы ему поверить.
   Эх, была, не была!..
  
   "Шестерка" проехала несколько кварталов. Сидевший за рулем парень лет тридцати с накаченной шеей и короткой стрижкой за всю дорогу не удостоил Агеева мало-мальски заинтересованным взглядом. Он сосредоточенно вел автомобиль, умело, порой даже рискованно, - а иначе в столице и нельзя! - маневрируя в потоке машин.
   - На заднем сидении сумка, переоденься, - велел водитель Сашке, когда автомобиль свернул в переулок и остановился во дворе, окруженном пятиэтажками.
   Агеев поспешил выполнить это указание.
   - Свои вещи сложи в сумку.
   После этого бежевые "Жигули" вновь выехали на главную улицу.
   Сашка не испытывал никаких чувств: ни радости, ни какого-то победного ликования, всего этого почему-то не было. Просто до сих пор не верилось, что у него получилось. Уткнувшись лбом в прохладное стекло, Агеев разглядывал московские улицы. Он смотрел на прохожих, одни из которых спешили по своим делам, другие же наоборот: неспешно брели, разглядывая красочные витрины многочисленных магазинов, и в нем просыпалось странное чувство зависти с долей ностальгии. Ведь совсем недавно он был одним из этих обычных людей со своими обычными житейскими проблемами и заморочками...
   Возле станции метро автомобиль вновь сбавил ход, водитель выбрал место для парковки и "шестерка" замерла, уныло ткнувшись носом в бордюр. Парень изучил обстановку, поглядывая в зеркала, после чего повернулся к пассажиру и вполне дружелюбно произнес:
   - Пора. Слева, через три машины, стоит синее "Ауди", сейчас пойдешь и сядешь в нее.
   Сашка вышел. В лицо, будто тысячи мелких иголок, ударили холодные капельки дождя. Агеев поежился под пронизывающими порывами ветра, непослушными пальцами застегнул "молнию" на курточке, поднял воротник и направился к указанному автомобилю.
   Теперь можно было немного расслабиться и попытаться осмыслить произошедшее. Сейчас он уже мог себе сознаться, что было страшно. Было страшно с самого начала, с той самой минуты, когда вывели из камеры, когда сажали в микроавтобус, когда подъезжали к злополучному дому, где жил убитый полковник, но когда понял, что наступило время "Х", страх отступил. Какая-то животная сила, как там, на войне, когда бежишь под шквалом пуль, двигала им в ту минуту. Теперь же, случившееся казалось ему чем-то нереальным, придуманным, будто банальный эпизод в кино с погоней и стрельбой...
   - Остановитесь, гражданин! - кто-то не слишком вежливо ухватил Агеева за плечо. - Одну минуту!
   Сашка обернулся. Перед ним стояли двое в форме сотрудников милиции.
   - Ваши документы.
   Агеев почувствовал, как екнуло в груди и сердце каменной глыбой обрушилось вниз, сперло дыхание. Перед глазами все поплыло, и неожиданная слабость в ногах чуть не повалила парня на асфальт, под ноги стражам правопорядка. Сашка беспомощно озирался по сторонам, в надежде увидеть бежевый автомобиль, который его сюда доставил, но его и след простыл.
   - Документы, гражданин! - более настойчиво потребовал милиционер.
   "Госпо-о-о-о-о-оди-и-и-и-и-и!" - взмолился Агеев, готовый разрыдаться. Он был на грани своих возможностей.
   - Санек, мать твою, где ты пропадаешь!? - услышал он сквозь пелену чей-то голос. - Нас же ждут!
   Это был тот самый человек, что приходил к нему ночью в камеру. Он подошел к ним, небрежно посветил красной книжицей перед носом милиционеров. Эффект был вполне предсказуемый - оба вытянулись по струнке, изобразив на лицах полное повиновение. Незнакомец таким же небрежным движением спрятал удостоверение и дружески, как старого знакомого, похлопал Сашку по плечу.
   - Ну, ты дал вчера! Я думал, после такого не выживешь, а ты только слегка помятый. Чего пристали к человеку? Неужели не видно, что с бодунища и туго соображает, а? - Незнакомец разыгрывал спектакль, оценить который, при всем своем желании, Агеев вряд ли сейчас был способен. - Санек, ё-моё, через два часа совещание у генерала, а ты и впрямь неважнецки выглядишь! - Он сокрушенно махнул рукой. - Пошли! Мужики, некогда - спешим! - Мужчина заботливо взял Агеева за локоть и направился к машине. - Вот засранцы, - тихо добавил он. - Садись назад.
   Сашка устало опустился на сидение, закрыл глаза и откинулся назад. Бешено колотилось сердце, тупой болью в затылке пульсировала кровь, отдавая приглушенным стуком в ушах.
   - Что теперь? - спросил он, не открывая глаз.
   - Сейчас я тебя отвезу в безопасное место, где ты сможешь отдохнуть, придти в себя. Все остальное - завтра. Главное, у нас все получилось...
   Последних слов своего спасителя Агеев уже не слышал. Он спал.
  
  
   Тюмень.
  
   Вдоль дороги, по которой двигался на высокой скорости черный автомобиль "Вольво S80", насколько хватало глаз, тянулся высокий бетонный забор. Наконец, автомобиль развернулся на широкой площадке и уткнулся в массивные, довольно неприступного вида, металлические ворота. Водитель "Вольво" посигналил. Ворота бесшумно разъехались в стороны, освобождая путь для проезда. Автомобиль медленно вкатился на огороженную территорию и, и также медленно двигаясь по узкой асфальтированной дороге, углубился в сосновый бор. Через несколько минут между деревьями показался большой трехэтажный дом, а еще через столько же "Вольво" остановился возле крыльца.
   Водитель обернулся к пассажиру, оскалился, обнажая крепкие, белоснежные, будто с рекламного ролика, зубы, по всей видимости, считая эту улыбку, самой что ни на есть добродушной.
   - Приехали, Владислав Николаевич, - посчитал он нужным констатировать этот, и без того, очевидный факт.
   - Спасибо, я уже догадался.
   Атлет беззлобно фыркнул и отвернулся. Громов вышел из машины. Дом, хоть и был большой, но смотрелся в этом хвойном царстве уютно и без лишней помпезности, как это обычно бывает, когда сколотивший приличный капиталец бизнесмен обустраивает "родовое гнездо" с непомерными претензиями на роскошь эпохи Возрождения и немыслимыми масштабами Готики, то ли от убогости вкуса, то ли от желания "уделать" всех соседей и знакомых. Загородный дом Сазонова хоть и был довольно больших размеров, но без излишеств, хорошо вписывался в окружающий пейзаж, что говорило о наличии у хозяина не только финансовых возможностей, но и вкуса. Не успел Влад подняться по ступеням крыльца, как ему навстречу вышла Ирина.
   Сазонова провела Влада в гостиную. В английском камине сухо потрескивали поленья. Они завели непринужденный разговор, благо было о чем - столько лет не виделись. Вспоминали школьные годы, перебрали в памяти всех учителей и одноклассников, но ни он, ни она, словно по молчаливой договоренности, словом не обмолвились о том, что послужило причиною для их встречи в столице.
   За окном сгустились сумерки, в комнате стало темно и только скачущие в камине языки пламени освещали гостиную и тех двоих, что вели неспешный разговор. Щелкнул выключатель - и гостиная залилась ярким светом.
   - Привет.
   Это был Сазонов. Высокий, широкоплечий, с красивым волевым лицом, очень похожий на покойного отца, Алексей Яковлевич приветливо улыбался. Он подошел к дивану, поцеловал Ирину, протянул для приветствия руку Громову.
   - Добрый вечер, Владислав Николаевич. Как долетели?
   - Здравствуйте, Алексей Яковлевич. - Громов поднялся с дивана, отвечая на приветствие. - Спасибо, хорошо.
   - Я рад. Вы знаете, когда я вчера сообщил маме, что вы прилетаете к нам на несколько дней, то она как-то сразу засуетилась. Я бы даже сказал, заволновалась.
   Громов посмотрел на женщину, почему-то смутившуюся после этих слов.
   - Я вас не обманываю, Владислав Николаевич. Честное слово! - продолжал разыгрывать из себя этакого недотепу Сазонов, поддевая мачеху. Делалось это по-доброму. - А если бы вы видели, сколько с утра было хлопот...
   Ирина, зардевшаяся подобно школьнице, бросила на пасынка взгляд, преисполненный нешуточной злобы, тихо произнесла:
   - Сейчас будем ужинать. - И поспешила удалиться.
   - Конечно, мама. - Алексей одарил женщину по-детски невинной улыбкой. Взял кочергу, поворошил поленья. - Пока нет Ирины, я бы хотел с вами поговорить, Владислав Николаевич, - от веселости не осталось и следа. - Разрешите предложить вам что-нибудь выпить. Коньяк?
   - Пожалуй.
   Сазонов наполнил бокалы из тонкого стекла янтарной жидкостью и передал один из них гостю.
   - Французский. Отец очень его любил. Правда, после водки. Сибиряк все ж таки. Но это лирика... Раз вы прилетели сюда, то, наверное, всерьез полагаете, что причина гибели отца в его профессиональной деятельности. Я правильно понимаю?
   Громов сделал глоток ароматного напитка, прошелся по комнате, как бы размышляя над ответом. Остановился рядом с Алексеем.
   - Были изучены все финансовые операции вашей компании за последние годы, я имею в виду, более-менее крупные сделки, которые влияли на ситуацию в самой компании и вокруг нее, но ничего, чтобы могло хоть как-то пролить свет на причины убийства вашего отца, выявлено не было, но... Вам говорит что-нибудь название следующего учреждения: "Мегаполис-Банк"?
   - Да, несколько лет назад наша компания выступила соучредителем этого коммерческого банка.
   - А охранное агентство "Сакура"?
   - Нет, об этом я ничего не знаю. Это все как-то связано со смертью отца?
   Громов, не вдаваясь в подробности, ответил Сазонову.
   - Вы знали Кренева Владимира Николаевича?
   - Дядю Вову? Папиного друга? Да, конечно. И я слышал, что он тоже погиб, сразу же после отца. Вы считаете, что здесь имеется какая-то связь?
   - Не берусь утверждать однозначно, но, думаю, что да.
   - Но, насколько мне известно, никаких деловых контактов между отцом и Креневым не было, они просто дружили, причем, давно, с самого детства.
   - Возможно, не все так просто. Вы не знаете, Алексей Яковлевич, с кем еще поддерживал отношения ваш отец, кроме Кренева?
   - С кем еще? - Сазонов задумался. - Был некий Заблоцкий, жил в Москве. Но он какой-то ученый, из засекреченных. С отцом они не виделись несколько лет. Это точно. Кто еще?.. Как же я сразу не вспомнил?! Красилин Роман Анатольевич. Он сейчас руководит тем самым детским домом, выпускниками которого были и отец, и Кренев, и этот Заблоцкий. Кстати, он сам из воспитанников. Отец часто общался с ним, он ведь оказывал помощь детскому дому.
   - Он что, до сих пор существует? - удивился Влад. - Прошло столько времени.
   - Не только существует, но и процветает! Самый старейший в округе! Да с такими воспитанниками - он еще сто лет стоять будет!
   - Что вы этим хотите сказать?
   - Только то, что у детского дома имеются весьма и весьма серьезные покровители, вроде отца и Кренева.
   - Как мне встретиться с Красилиным?
   - Я позвоню ему и предупрежу, что вы подъедите на днях. Устроит?
   - Вполне.
   - Могу я еще чем-то вам помочь, Владислав Николаевич? Возможно вам нужен автомобиль? Нет проблем!
   - Спасибо, но коллеги из ГУВД обещали помочь с транспортом. Но если понадобиться ваша помощь, Алексей Яковлевич, я непременно к вам обращусь.
   В гостиную вернулась Ирина и пригласила мужчин к столу. За ужином о делах не говорили. Около десяти часов полковник Громов распрощался с Сазоновыми, и все тот же водитель, что несколько часов назад доставил его в загородное поместье, отвез его назад, в город, в отель "Центральная".
   Громов ощутил возбуждение сродни тому, какое охватывает борзую, взявшую нужный след. Назвать это можно было по-разному: интуицией, подкрепленной многолетним опытом, или обыкновенным предчувствием. Такое уже случалось с ним, когда он чувствовал, что идет по верному пути.
  
  
  
  
  
  
   9 ноября, Лондон, Великобритания.
  
   Сергей Доронин прибыл в столицу Англии самолетом греческой авиакомпании из Афин, куда был доставлен на личном самолете российского медиамагната Альберта Дроздова вчера вечером. Ночь Сергей провел в пятизвездочном отеле на побережье - номер был забронирован на его имя еще из Москвы. Этого времени хватило, чтобы уладить некоторые формальности, и уже утром он получил от портье пакет на свое имя, в котором имелись авиабилет и документы, позволяющие ему беспрепятственно высадиться на Туманном Альбионе.
   Устроившись в отеле на Принц-сквер, Доронин принял душ и, вооружившись путеводителем по английской столице, побрел на поиски нужной улицы. Несмотря на то, что в Лондоне он был всего несколько часов, у него уже была назначена встреча в пабе "Beer man" на углу Грин-сквер и Семьдесят шестой улицы в восемь вечера. Опаздывать было нежелательно...
  
   Если бы кто-нибудь три дня назад сказал ему, что он, Сергей Александрович Доронин, питерский журналист, за несколько часов с легкостью птицы пересечет половину Европы, то, пожалуй, не нашлось бы причины, чтобы не рассмеяться в лицо этому шутнику. Но жизнь порою выдает такие кренделя, что даже самые смелые и неожиданные мысли и планы становятся реальностью в один миг. Главное условие одно: чтобы это было кому-нибудь нужно. В данном случае, подобная миграция Доронина была выгодна Альберту Дроздову, предложившему журналисту сотрудничество, от которого он не смог отказаться, поскольку не считал смерть от рук людей, убивших Валентина Козырева, приемлемой для себя альтернативою.
   В Лондоне Доронину предстояло встретиться с Томасом Дж. Ридером. Около двух лет назад он был ведущим военным обозревателем крупнейшей британской телекомпании, но его журналистская карьера закончилась в 1999 году довольно печальным образом.
   Съемочная группа, состоявшая из пяти человек, в том числе и Ридер со своей супругой Сарой, находилась со специальным заданием компании в горных районах Чечни, предположительно, по приглашению одного из полевых командиров Ичкерии, с которым давно и активно сотрудничали многие западные СМИ. До сих пор неизвестно, что тогда произошло, а сам Ридер об этом умалчивает, но из пяти членов группы в живых остался только он один. От верной гибели его спасло своевременное хирургическое вмешательство: несчастному ампутировали обе ноги. На остров Британия журналист вернулся из служебной командировки овдовевшим, беспомощным калекой. По непонятным причинам, это дело предпочли замять, позабыв о таких излюбленных темах западных СМИ, как "права человека", "свобода слова", и отправили журналиста на покой.
   Стоило Дроздову еще в Москве упомянуть имя британского журналиста, и Доронин, в очередной раз, убедился в правоте слов: "Земля - круглая!". Он был знаком с Ридером, он даже как-то оказал Томасу одну незначительную услугу из журналисткой солидарности, уберегшую британца от крупных неприятностей с представителями федеральных властей. Это случилось еще в 96-ом на территории все той же Чечни, где оба выполняли свою работу, освещая известные события, правда, каждый со своей точки зрения. Но об этом своим новым союзникам Сергей не обмолвился ни словом, справедливо рассудив, что припрятанный в рукаве козырь никогда не повредит даже в самой честной игре...
  
   Будучи до тошноты пунктуальным, Доронин не мог терпеть, когда кто-то опаздывал. Обычно, это вызывало приступ раздражения и налаживало на дальнейшее общение с опоздавшим свой неприятный отпечаток. Но сейчас, то ли от того, что находился в новой непривычной обстановке и увлекся наблюдением за публикой, собравшейся в пабе, то ли по каким-то другим причинам, Сергей никак не отреагировал на столь длительное опоздание человека, который сам позвонил ему в отель и назначил время и место встречи, но почему-то не спешил появляться. Доронин в гордом одиночестве восседал за столиком, медленно отпивая из высокого бокала золотистое пиво, совершенно игнорируя время и созерцая местный люд, бурно обсуждающий только что закончившийся футбольный матч.
   Внимание Доронина привлекла молодая особа, сидевшая за несколько столиков от него, и тоже, как и он, не избалованная компанией. Сергей полностью переключился на созерцание одинокой незнакомки. Ей было не больше двадцати пяти, красивое утонченное лицо с правильными чертами обрамляли иссиня-черные волосы, сверкающим шелком спадающие на хрупкие плечи. Девушка между тем заказала бокал светлого пива, но так к нему и не притронулась, несколько раз доставала из сумочки мобильный телефон, набирала номер, терпеливо ждала ответа - после чего мобильник вновь исчезал в сумочке.
   "Интересно бы взглянуть, - подумал Сергей, - на счастливчика, который опаздывает на свидание к такой красотке..."
   - Здравствуйте. Вы Доронин?
   Журналист посмотрел на мужчину, подошедшего к его столику: высокий, худощавый с неприятным лицом.
   - Да, это я, - ответил Сергей.
   Мужчина сел, сделал жадный глоток пива, словно его мучила жажда, после чего только заговорил:
   - Извините меня за опоздание, мистер Доронин. Надеюсь, вы не скучали? - Он слегка обернулся и оценивающим взглядом окинул незнакомку. Его тонкие губы тронула понимающая улыбка, от чего лицо стало еще менее приятно. - Думаю, что нет. А вот эта мисс, как мне кажется, ужасно скучает. Вы не находите?
   Доронин неопределенно пожал плечами. Он общался с этим типом всего несколько минут, сказал ему лишь пару слов, но он почему-то уже не нравился ему, и его присутствие начинало тяготить Сергея.
   - Вы узнали, о чем вас просили?
   - Да, конечно, - мужчина достал из внутреннего кармана плаща бумажный конверт, но не торопился отдавать его Доронину. - А вы принесли деньги?
   - Как договаривались, - Сергей, в свою очередь, тоже полез в карман и извлек из него несколько новых хрустящих купюр.
   - Здесь последний адрес нашего клиента, - произнес мужчина, отдавая конверт и принимая деньги. Поднялся. - Было приятно с вами иметь дело, мистер Доронин. Всего хорошего. - Он ушел так же быстро, как и появился.
   Доронин ознакомился с содержимым конверта, а когда поднял глаза, то увидел, что незнакомка ушла, так никого и не дождавшись. Он расплатился за пиво и вышел из паба. За то время, что он просидел в "пивнушке", на город опустились плотные сумерки и начался мелкий противный дождь. Чертыхнувшись, Сергей поднял воротник куртки, закурил и направился в сторону отеля. Но как только он вышел из-за угла, то стал очевидцем того, что не смогло его удержать в роли стороннего наблюдателя. Узкую улочку, по обеим сторонам которой тянулись высокие стены, освещало несколько фонарей. Под одним из них Сергей увидел троих парней, которые в крайне хамской форме, с применением силы, пытались навязать свою компанию той самой очаровательной незнакомке. Судя по тому, как девушка яростно отмахивалась сумочкой, пытаясь вырваться, от их предложения о совместном времяпрепровождении она была далеко не в восторге.
   Понимая, что что-то вроде благородно изречения: "Эй вы, негодяи, оставьте даму в покое!", здесь мало кто оценит по достоинству и, не страдая комплексами рыцаря Средневековья, Сергей без лишних прелюдий огрел одного из нападавших увесистым мусорным баком по голове, чем тут же лишил не только желания, но и возможности, безобразить дальше. Пока оставшиеся двое злодеев, злобно сверкая глазами, разглядывали незнакомца, видимо, пытаясь признать в нем то ли Бэтмена, то ли Черного Плаща, то ли еще какого-нибудь благородного защитника обиженных и угнетенных из доступного для их понимания мультяшного сериала, Доронин, воспользовавшись их заторможенностью от его неожиданного появления, нанес сильнейший удар зауженным носком стильной туфли под колено ближайшему из парней. Тот жалобно взвыл и рухнул на колени, а Сергей на последок приложился кулаком к его нижней челюсти. После чего и второй нападавший беспомощно распластался на мокром асфальте. Третий грубо оттолкнул от себя девушку и выхватил из кармана что-то плоское. Щелкнула пружина - и стальное лезвие угрожающе сверкнуло в свете фонаря. Паренек оскалился и, перекидывая нож из руки в руку, широко расставляя ноги, подобно медведю-шатуну, двинулся на журналиста. При этом он издавал резкие лающие звуки. Его обрывистой речи Сергей так и не понял, хотя всегда считал, что овладел английским довольно неплохо еще с института, но, видимо, подобные словесные обороты преподают совсем в других стенах, нежели стены ВУЗов. Но не надо было иметь "семи пядей во лбу", чтобы догадаться, о чем идет речь...
   Выпад!
   Сергей не успел среагировать, и лезвие прошло по касательной, разрезав куртку. В левом боку запекло. Его грудь тяжело подымалась, от напряжения он весь взмок. Отвыкший от подобных стрессов организм готов был подло ретироваться. Сергей цепким взглядом одновременно следил за мелькающим перед самым носом лезвием и ногами противника, ожидая подходящего момента, чтобы контратаковать, но при этом не нарваться на нож.
   Да-а-авненько он не спасал очаровательных дамочек от похотливых лап злодеев! Даже забыл, как это делается!
   Тр-р-р-р-ррр!
   Неожиданно оппонент вздрогнул и повалился на тротуар. За ним в позе воинствующей амазонки стояла прекрасная незнакомка, держа в руке продолговатую узкую коробочку черного цвета. Сергей пригляделся - электрошокер.
   "Давно бы так!" - подумал Доронин.
   - Вот уроды! - это прозвучало из уст амазонки на чистейшем "великом и могучем".
   Сергей, ошеломленный услышанным, расплылся в широкой улыбке.
   - Как приятно, мисс, слышать в глубинке старой доброй Англии родную речь, если бы вы только знали! - Он был готов расплакаться от умиления.
   - Вы русский!? - не меньше его была удивлена девушка.
   - А то! - гордо ответил Доронин.
   - Забавно!
   - Вы так находите?
   Амазонка не без интереса взглянула на своего заступника, который, в свою очередь, таращился на нее. На его разрумянившемся от напряжения мужественном лице светилась глуповатая улыбка, а в боку сквозь порез в курточке проступила кровь.
   - Вас, наверное, следует отвезти в больницу.
   - Чепуха! Все, что мне нужно, так это аптечка и чашечка горячего черного кофе.
   Девушка сдержанно улыбнулась и полюбопытствовала:
   - Вы что, напрашиваетесь ко мне?
   Доронин развел руками и, чтобы не показаться новой знакомой чересчур настырным, робко предложил:
   - Мы можем пойти ко мне...
   - Забавно, - повторила девушка. - Хорошо, я приглашаю вас на чашечку кофе. К тому же, надо признать, вы это вполне заслужили своим мужественным поступком. - При этих словах Сергей расправил широкие плечи и выпятил грудь колесом. - И рану необходимо обработать, а то совсем кровью истечете. - Мужчина тут же изменился в лице, приняв болезненный вид, и даже застонал для пущей убедительности. Амазонка, с улыбкой наблюдавшая за метаморфозами, происходящими с новым знакомым, заметила: - А вы паяц... но довольно-таки милый.
   Разбросанные по улице неудачные лондонские "гоп-стопники" начали подавать признаки жизни. Огретый баком предпринимал отчаянные попытки подняться на ноги, держась одной рукой за макушку, на которую пришлась основная сила удара. Второй, с вывихнутой челюстью, злобно стрелял глазами в сторону беседующей парочки, но подниматься не спешил, видимо, рассудив, что острых ощущений на один вечер более чем предостаточно. Только третий, испытавший на себе действие парализатора и оценивший по достоинству убойную силу электрического разряда, продолжал недвижимо покоиться на тротуаре.
   - Может, уйдем отсюда, - предложил Сергей. - Или будем ждать, когда очухаются эти несчастные или явится бравый констебль?
   - Не будем мы никого ждать! - воскликнула амазонка, но прежде чем взять мужчину под руку, совершенно серьезно потребовала от него: - Только обещайте, что не будете приставать!
   Доронин тяжело вздохнул, шумно выпуская воздух из легких, и пальцем ткнул себя в бок, в алое пятно на светлой рубашке под расстегнутой курткой.
   - С меня сегодня, пожалуй, хватит. Я не горю желанием получить еще и электрический удар, - признался он, с опаской косясь на сумочку, свисающую с плеча девушки.
   - Тогда идем!
   Они сделали несколько шагов, когда Сергей, как бы, между прочим, спросил:
   - Скажите, а вы всегда такая доверчивая?
   - Я могу достать шокер! - прозвучала в ответ угроза.
   - Не стоит утруждаться, я все прекрасно понял!
   Москвичка Катя обитала на Туманном Альбионе уже более трех лет, где училась в престижном университете и работала в небольшой юридической фирме. Этот необходимый для продолжения знакомства минимум Сергей узнал за те десять минут, что они шли к ее дому, где она снимала двухкомнатную квартиру. Интерьер квартиры выглядел вполне типично для молодой особы, помешанной на мягких игрушках и новейших технологиях. В углу просторной комнаты стол с оргтехникой, заваленный бумагами, в другом - огромный плазменный телевизор с системой домашнего кинотеатра. В центре комнаты большой диван пестрой окраски с множеством маленьких подушек.
   Доронин поспешил в ванную комнату, прихватив с собою аптечку. На сверкающих полочках не было ничего лишнего. В данном случае, к таковым Сергей причислил бы вторую зубную щетку, какой-нибудь мужской дезодорант или бритвенные принадлежности. Одним словом, все то, что говорило о наличии в жизни девушки человека соответствующего пола и о серьезности их отношений. Это почему-то обрадовало Доронина, хотя, конечно, ни о чем еще не говорило. Кстати, в пабе Катя ждала не молодого человека, а подругу, которая так и не появилась! Сергей обработал рану, оказавшейся, действительно, несерьезной, залепил ее пластырем, а когда вышел из ванной и прошел в гостиную, был приятно удивлен: на сервировочном столике возвышалась бутылка марочного вина и легкая закуска.
   - Это по поводу моего скорого выздоровления? - поинтересовался он.
   Катя одарила его восхитительной улыбкой, приглашая жестом присаживаться, и ответила:
   - Нет, это по поводу моего успешного спасения!
   - Отлично, Катюша, - не стал спорить Доронин, - я - за! - Довольно потирая ладони, он примостил зад среди пестрых подушек, раскиданных по дивану. - Окрою вам секрет, Катюша, я ужасно проголодался, спасая вас.
   - Я почему-то так и подумала.
   Доронин был горд собою и рад состоявшемуся знакомству. Забылся неприятный липкий холодок, змейкой пробежавший по спине, когда щелкнула пружина - и в свете фонаря он увидел хищное стальное жало. Теперь все казалось не таким уж опасным и вспоминалось с определенной долей юмора.
   - Я почти каждый день возвращаюсь домой по этой улице, но ни разу... Я, вообще, не могла подумать, что здесь возможно такое! - призналась девушка. - Почти как у нас, в России... Я не на шутку испугалась, когда эти трое отморозков поволокли меня в проулок, но, слава Богу, появился ты. И надо же, самый что ни на есть, настоящий русский, будто далекая Родина оберегает меня в этом чужом городе!
   - Тут ты права, Катюша. - Доронин ловко откупорил бутылку, наполнил бокалы. - Даже если у меня здесь ничего не получится с моими делами, я буду считать, что приехал не зря. Свою самую главную миссию я уже выполнил...
   Когда Доронин вернулся в отель, портье сообщил, что ему несколько раз звонили, но каких-либо сообщений передавать не просили. Поблагодарив его, Сергей поднялся в номер, принял душ и завалился спать, но сон долго не приходил к нему. Рана, полученная в неравном поединке, давала о себе знать ноющей болью, но все это сполна компенсировалось приятными воспоминаниями о минувшем вечере. Засыпал Сергей с мыслями о новой знакомой, и только где-то на периферии сознания зарождалось непонятное, тревожное предчувствие.
  
  
   Москва.
  
   Когда он понял, что вновь способен воспринимать окружающий мир, то сделал для себя первое и не совсем приятное открытие: он лежал на животе, уткнувшись носом в дощатый пол, левая рука пристегнута наручниками к отопительной батарее. В голове шумело, как во время тяжелого похмелья, было неприятное ощущение в груди, во рту мерзкий металлический привкус - все, как и положено, после того, как тебе в лицо ударила струя какой-то химической дряни. Не шевелился, давая возможность организму прийти в нормальное состояние, а сознанию скинуть с себя обволакивающую розовую пелену, мешающую выстроить в ровный ряд хаотично метающиеся мысли. Так Агеев и лежал, не двигаясь, а мозг восстанавливал картину произошедших событий...
   Сразу же после побега во время следственного эксперимента, Юрий Михайлович Кортнев, человек, организовавший побег и близкий друг убитого полковника ФСБ Лебедева, доставил Агеева в квартиру на окраине столицы. Теперь Сашка был в полной безопасности - так, по крайней мере, говорил ему Кортнев. Агеев наелся и завалился спать. Его никто не беспокоил - спал столько, сколько хотел. Проснувшись, некоторое время лежал, прислушиваясь к тишине, царившей в квартире. Он все еще отказывался верить в то, что ему удалось вырваться из сырого каменного "мешка" одиночной камеры.
   Когда пришло время, и Агеев, понимая, что обязан этому человеку не только свободою, но и, возможно, жизнью, сказал предсмертные слова полковника Лебедева, лицо майора
  ФСБ Кортнева осталось совершенно бесстрастным. Он только спросил:
   - Это все?
   - Все, - честно ответил Сашка.
   Юрий Михайлович уехал, оставив парня под присмотром своего молодого помощника Артема, молчаливого водителя бежевой "шестерки". Вернулся Кортнев через несколько часов, но не один, а с Татьяной Лебедевой.
   Все оказалось намного прозаичней, чем мог предположить себе Сашка. Полковник, которого смерть почти уже прибрала к своим рукам, вовсе не бредил, упоминая творение великого русского классика: Герман - реальный человек, а не призрачный герой Пушкинской "Пиковой дамы".
   Герман Максимович Неженский - генерал-лейтенант КГБ, долгое время возглавлявший один из секретных отделов этого ведомства, приложивший руку к воспитанию не одного поколения советских чекистов, учитель и старший друг Вадима Лебедева, жил размеренной жизнью обеспеченного пенсионера в подмосковной деревне Лызлово. Об этом майор Кортнев узнал от Татьяны, с которой и поделился информацией, полученной от Агеева.
   Сашка не стал перечить, когда майор велел ему собираться в дорогу, хотя не до конца понимал, чем вызвана необходимость его присутствия. Именно тогда он почувствовал непонятное ощущение тревоги, но не придал этому должного значения. В Лызлово они поехали вчетвером: Артем вел автомобиль, рядом с ним сидел Кортнев, Агеев и Татьяна - на заднем сиденье.
   Неженский, невысокий приземистый старичок, оказался типичным представителем русского крестьянства: кирзовые сапоги, ватные штаны с множеством заплат, телогрейка и видавшие виды шапка-ушанка военного образца, и полной противоположностью Сашкиному представлению, почерпнутому из старых отечественных кинофильмов, об офицерах Госбезопасности. Герман Максимович не удивился визиту непрошенных гостей, а, увидев Татьяну, искренне обрадовался и пригласил всех в дом, где принялся хлопотать, желая угостить гостей чаем.
   Пока радушный хозяин при помощи Татьяны накрывал на стол, остальные с любопытством рассматривали дом. В гостиной стоял музыкальный центр, а рядом, на многочисленных полках, лежало множество компакт-дисков. В основном здесь были классические произведения. Об этой слабости старика и о его любви к опере, Татьяна говорила еще в Москве. Об этом знал и Вадим Лебедев, и иногда радовал наставника, преподнося ему в подарок какую-нибудь редкую запись. Именно к дискам проявил повышенное внимание майор Кортнев.
   Во время чаепития завели разговор и, к общей радости, Неженский подтвердил, что в наличии у него, действительно, имеется вещь, принадлежащая Вадиму, но отдавать ее он не спешил. И только после заверений Татьяны, что людям, собравшимся здесь, можно доверять, по-старчески медленно поднялся и исчез в другой комнате. Вернулся он с пластмассовым футляром для диска. Красочно оформленный вкладыш сообщал, что на этом диске ничто иное как опера Петра Ильича Чайковского "Пиковая дама", запись произведена на одной из престижнейших студий Европы.
   Артем поспешил принести из машины ноутбук. На экране появилась просьба ввести пароль. Этого оказалось достаточно для того, чтобы на лице майора появилась торжественная улыбка, по которой Агеев понял, что они нашли то, что искали. Артем вынул диск, выключил компьютер.
   Майор ФСБ и его помощник понимающе переглянулись.
   Вот, пожалуй, с этого самого момента события начали принимать весьма странный оборот...
   - Очухался? Пора бы.
   Агеев пошевелился, попытался подняться.
   - Артем, помоги ему, - велел Кортнев.
   Артем схватил Сашку за грудки и помог ему принять сидячее положение. Рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, забившись в угол, на полу сидела Татьяна. На ее бледном лице смешались и испуг, и недоумение, словно она еще не до конца осознала, что произошло.
   - Что это значит, Юра?
   Никто не спешил ей отвечать. Сашка провел ватным языком по сухим губам.
   - Понимаете, Таня, то, что было до этого - это спектакль, рассчитанный на таких лохов, я извиняюсь, как мы с вами. Если я не ошибаюсь, то господин майор и полковник Каюдин из одной шайки-лейки. Верно, Юрий Михайлович?
   - Вы весьма догадливы, Александр, - ответил Кортнев.
   - Вы мне льстите, - не оценил комплимента Агеев. - Если бы я был хоть немного догадлив, как вы говорите, то раскусил бы вас намного раньше: когда Каюдин старательно угрожал мне, когда ночью вы явились ко мне в камеру, когда мне так легко удалось сбежать от ваших людей... Только теперь я все понял.
   Кортнев усмехнулся:
   - Да, так легко побеги удаются только у киношных супергероев, в жизни ты не пробежал бы и пару-тройку метров, как вновь был бы схвачен. И не таких ловили! Побег - это была самая слабая часть всего плана, - признался майор, - но Каюдин так профессионально нагнал на тебя страху, что и немудрено, что ты решился на такой отчаянный поступок. Еще вопросы будут? - проявил великодушие майор.
   - Зачем так сложно, майор, целая многоходовая операция: полковник с угрозами, ты с похвальным желанием торжества справедливости, побег... Для чего все это? Не проще ли было бы, майор, паяльник в зад?
   - Мы же все-таки не отморозки какие-то, - с обидой в голосе заявил Кортнев, - стараемся работать цивилизованно. Хотя, как ты говоришь, конечно, было бы намного проще, но, где гарантия того, что ты не стал бы корчить из себя молодогвардейца? Ты ведь тоже парень не простой - за твоими плечами Чечня.
   - И еще вопрос.
   - Валяй.
   - Афганистан - это тоже пустышка?
   - Это правда, - ответила вместо Кортнева Татьяна.
   - Тогда ты не просто сволочь, майор, как я о тебе подумал, ты - сука! - не удержался Сашка от оскорбления, но Кортнев отнесся к этому спокойно:
   - Лучше быть сукой, но живой, чем благородным героем, вроде тебя, но мертвым, - не преминул он напомнить Агееву о том, что ожидает его в ближайшем будущем.
   - Ну, это, кому как.
   - Тебе уже никак, паря!
   - Фу! Какая же ты все-таки сука, майор!
   - Работа такая!
   - Тогда тебе мой совет: срочно меняй работу. Всех предавать - друзей не напасешься!
   - Слушай ты! - Кортнев приблизился к пленнику, сгреб в охапку и сильно встряхнул. - Не тебе, щенку, меня судить!
   - Юра, а ведь он прав, - вновь подала голос Татьяна из угла. - Это ты убил Вадима?
   - Ты что, дура!? - сорвался на крик майор.
   - Но ты же знал, что его могут убить?
   - Да, знал! Твой Вадим был идиотом! Ему предлагали деньги, большие деньги, а он решил в героев поиграть, идеалист хренов! Доигрался... А я не такой - мне жизнь дорога! У меня дети, Таня, мне их растить надо!.. - Кортнев махнул рукой, мол, чего там объяснять - итак все понятно. - Хватит, надо кончать с этой демагогией! Артем, - позвал он молодого подельника, - пойди, разберись с дедом. В сенях я видел топор.
   В глазах Татьяны проступил ужас. Женщина поняла: это конец. Заплакала: ей было жаль старика, ей было жаль себя, ей было жаль Вадима, ей было жаль этого ни в чем неповинного парня. Артем кивнул и удалился выполнять приказ.
   - Ты убьешь нас? - судорожно глотая слезы, спросила Татьяна.
   Кортнев ничего не ответил, только отвел в сторону взгляд. Ответил Агеев, но не потому, что ему хотелось поговорить, а просто, чтобы потянуть еще какое-то время. Не хотелось умирать. Ох, как не хотелось!
   - Все будет выглядеть вполне естественно, Таня. Беглый преступник убил беспомощного старика - отпечатки на топоре - дело нескольких секунд, и, к примеру, то же самое проделал с женщиной, то есть, пардон, с вами. Вот здесь и объявится майор Кортнев и поставит финальную точку в этой, по истине, шекспировской трагедии: убийца повержен, возмездие настигло злодея, справедливость восторжествовала! Да и господин майор не останется в обиде: на службе его отметят очередной звездочкой, а всесильные покровители, на которых он именно сейчас и работает, подкинут деньжат, ведь у него же дети...
   - Что-то ты разговорился, малый, - зло обронил Кортнев.
   - А может не стоит торопиться, майор, а? - продолжал Агеев. - Ведь на меня можно списать еще несколько громких глухарей: Холодов, Листьев, Старовойтова... Вы подумайте! Кстати, каюсь и чистосердечно сознаюсь: царскую семью расстрелял тоже я! Готов предстать перед Страсбургским судом и понести заслуженное наказание!
   - Я ценю твое чувство юмора.
   - Это нервное, - сознался Агеев.
   Рука Кортнева скользнула под полу пиджака, он достал пистолет. Какое-то время смотрел на него с каким-то вожделением, затем перевел взгляд на Сашку.
   - Ты больше ничего не хочешь добавить?
   Агеев в бессильной ярости рванулся было к майору, но наручники больно впились в запястье.
   - Освободи мне руки, сука, и я тебе добавлю! Добавлю так, что мало не покажется! - прорычал Сашка сквозь зубы, понимая, что конец близок.
   - Поздно, парень, слишком поздно. Все кончено...
   Рука с оружием зловеще поднялась, зияющее черной пустотой отверстие смотрело парню в лоб. В голову пришла совершенно идиотская мысль: "А что дальше? После смерти? Темный тоннель? Яркий свет в конце? Ад или рай? Или что-то еще, о чем ни он, ни кто-либо другой, не имеет ни малейшего представления?.." Агеев внутренне сжался. Бесконечно долго тянулись секунды в ожидании выстрела...
   Но выстрела не последовало. Майор дернулся, громко охнул и подался вперед, выгибаясь дугою. Из разжатых пальцев выпал пистолет и глухо стукнулся об пол. Кортнев опустился на колени, тараща в миг остекленевшие глаза на своих пленников. На лице застыла маска недоумения, а изо рта темно-алой струйкой змеилась кровь. Майор рухнул лицом вниз. В спине, между лопаток, торчал клинок, вошедший аккурат по самую рукоять.
   В комнату вошел незнакомый мужчина. Презрительно посмотрел на бездыханное тело, брезгливо, словно кучку дерьма, переступил через труп и тихо произнес:
   - Не стоит ему верить: все только начинается...
  
  
  
  
  
  
  
  
   10 ноября, Москва.
  
   Виктор Андреевич дочитал сказку до конца, хотя по ровному дыханию дочери понял, что девочка давно уже уснула, так и не узнав, чем закончились приключения маленькой Дюймовочки. Закрыл большую книгу с красочными иллюстрациями и положил ее на ночной столик. Поднялся, не отрывая взгляда от спящей девочки - и было в этих серых глазах столько любви и нежности к этому маленькому созданию, что это мало кого оставило бы равнодушным. Виктор Андреевич наклонился и поцеловал девочку, выключил бра и включил ночник. Вышел из детской, осторожно прикрыв за собою дверь.
   В комнате напротив горел свет. Сквозь приоткрытую дверь Виктор Андреевич увидел свою молодую жену. Юля, лежа на большой кровати, читала женский журнал. Она была моложе супруга на четырнадцать лет, и это было ее первое замужество, в отличие от Виктора Андреевича, который десять лет назад овдовел, оставшись один с двенадцатилетней дочерью. Старшая дочь не жила с ними. Последние годы она вообще редко появлялась в России. Отношения между женой и старшей дочерью Виктора Андреевича оставляли желать лучшего, хотя их нельзя было назвать откровенно враждебными, скорее, натянутыми. Возможно, все было бы иначе, если бы этих двух молодых женщин, по-разному, но, в одинаковой мере, сильно любящих Виктора Андреевича, не разделяли тысячи километров...
   Юлия почувствовала на себе долгий взгляд, отвлеклась от чтения и посмотрела на мужа.
   - Лиза уже уснула? - тихо поинтересовалась она.
   Виктор Андреевич кивнул. Сел рядом, на край кровати, взял ее точеную с нежной кожей ладонь в свою руку.
   - Витя, у тебя что-то случилось? Последнее время с тобой что-то происходит, ты постоянно напряжен, словно в ожидании чего-то, - женщина провела ладонью по лицу мужа. На долю секунды ее изящные пальчики задержались у уголка его глаза, где отчетливо проступили сеточки мелких морщин. От него, как всегда, исходил аромат фирменной туалетной воды. - Это серьезно?
   Виктор Андреевич поднес ее ладонь к губам.
   - Я просто очень устал, милая, - ответил он. - Скоро, совсем скоро, как только я улажу все свои дела, мы отправимся на какой-нибудь сказочный тропический остров, где будем только мы: ты, Лизонька и я, - пообещал Виктор Андреевич, целую руку жены, ее плечи и шею.
   - Останься, - прошептала Юлия, чувствуя, как желание девятибалльной волной накатывает на нее, как ее молодое тело жаждет ласк его нежных и сильных рук, жара поцелуев его властных губ, умеющих доставить ей наслаждение.
   - Не могу, - усилием воли Виктор Андреевич заставил себя выпустить из объятий податливое тело жены, встать. - У меня сегодня слишком много важной работы, к тому же с минуты на минуту должен приехать Григорий.
   - Ненавижу твою работу, - не без горечи в голосе созналась Юлия.
   Виктор Андреевич виновато улыбнулся.
   - Я знаю, милая. Извини. - Он направился к двери, но прежде чем закрыть ее, задержался и еще раз взглянул на жену. - Я люблю тебя.
   - Я тебя тоже. Возвращайся скорей.
   Виктор Андреевич спустился на первый этаж, где размещался кабинет, по ходу дав распоряжение: как только появится Григорий Алексеевич сразу же пропустить к нему.
   Кабинет был огромных размеров, выдержанный в традиционном стиле: книжные полки, большой письменный стол с зеленым сукном на столешнице, кожаные диван и кресла и классический английский камин из серого мрамора. Именно к нему направился Виктор Андреевич, как только вошел в кабинет. Стоило поднести спичку, как языки пламени весело заплясали по поленьям, отражаясь в серых глазах. Виктор Андреевич прошел к бару и наполнил бокал французским коньяком. Вернулся к камину и, любуясь дьявольским танцем беснующегося огня, задумался.
   Виктор Андреевич не обманывал супругу, когда говорил, что устал. Он действительно чертовски сильно устал за последний месяц, который выдался весьма напряженным: был заключен многомиллионный контракт, но пришлось устранять слишком много помех, возникавших по мере того, как приближались к осуществлению задуманного. Виктор Андреевич вздрогнул, словно вспомнил о чем-то важном. Подошел к столу и с помощью пульта включил телевизор. Сегодня ему, как раз, пришлось проститься с одной из таких помех...
   На экране появилась длинная похоронная процессия: дорогой гроб, скорбные лица, море цветов. Среди организованно движущейся за гробом массы, в первых рядах в окружении господ из Государственной Думы, высокопоставленных чиновников из мэрии и правительства, Виктор Андреевич разглядел и свою преисполненную скорби и печали фигуру. Далее с угрюмыми лицами вышагивали представители столичного бомонда. Между тем, голос за кадром вещал общественности:
   - Два дня назад пуля киллера оборвала жизнь талантливого человека, Валерия Николаевича Хромова. Это уже третий российский журналист, погибший от рук неизвестных палачей. На гражданскую панихиду, состоявшуюся в Доме журналиста, пришли все те, кто знал Валерия Николаевича. С этим талантливейшим человеком пришли проститься тысячи почитателей его таланта. Валерий Хромов всегда отличался кристальной честностью, мужеством, непоколебимостью жизненных принципов и объективностью. За это его уважали, за это его ценили, любили, но за это его и боялись...
   Еще какое-то время голос продолжал восхвалять личные и профессиональные качества убитого накануне журналиста. После чего дали возможность высказаться о наболевшем многочисленным коллегам покойного, затем со своими заявлениями выступили люди, более-менее знакомые простому российскому обывателю, занимающие определенное положение в политической, деловой и культурной жизни страны.
   Несколько слов о покойном сказал и президент крупнейшей финансово-промышленной группы "Альянс" Тихонов Виктор Андреевич. Он выразил соболезнования семье убитого и в конце своего выступления Виктор Андреевич "зарядил" речь, которая, несомненно, ляжет целебным бальзамом на кровоточащие раны многострадальной российской журналистики, в очередной раз объявившей войну криминальному произволу.
   Просматривая запись, Тихонов поймал себя на мысли, что подобные мероприятия с подобными высказываниями стали восприниматься общественностью как нечто обыденное, как незапланированное собрание над гробом с очередным "громким" покойником, от которых, пожалуй, все начали понемногу уставать. Но что поделаешь, если господа журналисты суют свои любопытные носы туда, куда не положено, и узнают, пусть даже не по собственной воле, как это было с Хромовым, то, что знать не должны? Вот и приходится устраивать зачистки по старому, "доброму" и проверенному сталинскому методу: "есть человек - есть проблема, нет человека - нет проблем".
   Григорий Абрамов вошел в кабинет Тихонова без предупреждения. Ему было около сорока и, хотя он давно как уволился из Вооруженных Сил, в нем по-прежнему безошибочно угадывался бывший военный. В империи Тихонова, в финансово-промышленной группе "Альянс", Григорий Абрамов занимал далеко не последнее место, числился вице-президентом, и под его началом было множество служб и отделов, в том числе и Служба безопасности компании, которая профессионализмом сотрудников и оснащенностью не уступала, пожалуй, даже федеральной.
   На большом экране шли последние минуты записи, где под давящие на уши, срывающиеся звуки траурного марша в разинутую пасть могилы медленно опускали гроб. Все стихло - экран засветился нейтральным голубым цветом.
   - Ты это видел? - хмуро спросил Тихонов, не считая нужным здороваться.
   Абрамов пожал плечами и ответил:
   - Мы, Виктор Андреевич, уже обсуждали это - у нас не было другого выхода.
   - Может ты и прав, - как-то неуверенно протянул Виктор Андреевич, жестом приглашая помощника пройти и расположиться в кресле напротив.
   Абрамов, не спеша, с достоинством прошел вглубь кабинета, опустился в кресло, поставив рядом черный кейс, с которым прибыл к Тихонову.
   - Ну, а что, с этим чертовым журналистом, который так бессовестно подставил Валерчика, а сам слинял? Где он?
   - Доронин Сергей Александрович, военный обозреватель крупного еженедельника. В последнее время переключился на криминальную тематику, часто затрагивал вопросы, связанные с армией, торговлей оружием...
   - Меня не надо знакомить с его творчеством! - оборвал собеседника Тихонов. - Хотя цветочки на его могилу я принесу с удовольствием, и речь скажу не хуже, чем над Валерчиком, земля ему пухом! Ты мне скажи, где он?
   Григорий Алексеевич спокойно выдержал недружелюбный взгляд шефа.
   - После того, как нашим людям не удалось перехватить Доронина в здании Телецентра, журналист, почуяв неладное, притаился или...
   - Или?
   - Боюсь, эта информация, Виктор Андреевич, вас не сильно обрадует.
   - Вот как? Почему?
   - Не хотелось говорить что-либо, без достаточных на то оснований...
   - Не тяни! Говори - раз начал!
   - Хорошо. Есть вероятность того, что Доронину кто-то помогает. И этот кто-то обладает достаточно серьезными возможностями. Кто это, я пока, повторяю, пока не знаю.
   - Забавно, - только и сказал Тихонов. Подошел к бару и наполнил бокалы янтарной жидкостью. Вернулся к столу. - Что с пацаном?
   - Ситуация кардинальным образом поменялась. В результате ошибочных действий майора Кортнева и его человека, оба погибли, а Лебедева, генерал Неженский и сам Агеев скрылись. Должен сказать, что сделали они это весьма профессионально. Недооценили мы этого парнишку, Виктор Андреевич! - вынужден был признать Абрамов.
   - Что же дальше?
   - Отрабатываются связи всех троих беглецов, устанавливается их возможное место пребывания и прочее. По телевидению транслируют фотографии Агеева в связи с убийствами офицеров Госбезопасности и столичной проститутки, что, понятное дело, усложняет передвижение объектов.
   - Я все хотел спросить, зачем такой спектакль со шлюхой? Пресса взбудоражена, поговаривают, что в столице объявился маньяк-чистильщик. Зачем ее, вообще, нужно было убивать?
   - Все вышло случайно. Девочка чересчур резвой оказалась. А весь маскарад был нужен, чтобы хоть как-то замести следы.
   - Ясно. Что говорит обо всем этом Каюдин?
   - Полковник в полном недоумении, как все могло так выйти.
   - Мудак! Эстет гребаный! Аналитик хренов!.. - Тихонов позволил себе еще несколько недобрых эпитетов в адрес офицера ФСБ. После чего, слегка успокоившись, поинтересовался: - А может пацану помогли те, кто помог Доронину?
   - Исключено! - уверенно заявил Григорий Алексеевич.
   - Объяснись.
   - Вместе с Агеевым из дома Неженского исчез и диск, если, конечно, он там был. Если предположить, что на Агеева вышли наши противники, которые у нас из-под носа увели журналиста, то получится, что в своих руках они собрали достаточно материала, чтобы начать действовать против нас. Какое-то время у них уйдет на изучение, расшифровку и анализ полученной информации, но прошло уже более суток с исчезновения Агеева, и еще ничего не предпринято в отношении нас. Следовательно, диск находится в руках тех, кто просто не в состоянии дать ход этому материалу или просто не представляет реальную силу, заключенную в этом диске. Я имею в виду Агеева. Понятно излагаю?
   - Вполне.
   - Но не исключено, что наш неведомый противник тоже ищет этого парня, вернее, диск, если, конечно, подозревает о его существовании. Тут уж, кто кого опередит.
   - Ты уж постарайся, Григорий, - попросил Тихонов.
   - Сделаю все возможное.
   - И невозможное тоже, Гриша. Иначе всем будет плохо.
   - Я понял вас, Виктор Андреевич.
   - Вот и хорошо. Как дела на Петровке? - Тихонова интересовали результаты работы оперативно-следственной бригады, расследующей обстоятельства гибели тюменского бизнесмена Сазонова.
   - Это дело имеет все шансы стать очередным громким "глухарем" и лечь несмываемым пятном позора на многие мундиры, - не без злой иронии ответил Григорий Алексеевич. - Похоже, они всерьез полагают, что причина смерти Сазонова скрыта в его профессиональной деятельности. Полковник Громов два дня назад вылетел в Тюмень, видимо, повторно будут шерстить центральный офис компании.
   - Хорошо, если так, - задумчиво произнес Виктор Андреевич. Что-то его насторожило в этом визите. - Нужно присмотреть за этим полковником, - решительно велел он.
   - Уже сделано, Виктор Андреевич. Я связался с Кабановым.
   - Кабанов? Кабанов - что-то знакомое. Уж не тот ли этот Кабанов, которого я за яйца вытащил из дерьма, когда в начале девяностых он сунулся в Москву и попытался срубить с Князя какие-то проценты? У него еще кличка такая необычная... - Тихонов не смог вспомнить "погоняло" сибирского уголовника.
   - Жора ВэДэВэ, - подсказал Абрамов.
   - Точно! Так ты что, связался с этим отморозком?
   - У него в этом регионе большие возможности, тем более он наш должник. А долг - платежом красен, - привел Григорий Алексеевич весомый аргумент в пользу своего выбора.
   - А может лучше все-таки направить твоих людей? - не успокоился Тихонов.
   Абрамов, не разделявший опасений шефа, перечить не стал.
   - Хорошо, Виктор Андреевич, я сегодня же направлю туда Марка. Он присмотрит.
   - Другой разговор. Не нравится мне все это. Здесь, в Москве, они как на ладони, мы знаем каждый их шаг, и вдруг - Тюмень! С чего бы это?
   - Не волнуйтесь, Виктор Андреевич, присмотрим, - заверил шефа Абрамов.
   Оставалось решить еще один вопрос, пожалуй, самый главный. Тихонов как-то по-особенному взглянул на Григория и доверительно произнес:
   - Я хотел, Гриша, поговорить с тобой насчет Грека.
   - Все готово, Виктор Андреевич. - Абрамов положил кейс себе на колени и хотел открыть его, но Тихонов остановил его:
   - Я не об этом, Гриша. Тебе не кажется, что его приезд совсем некстати?
   - Может быть, - ответил Григорий Алексеевич, находясь в некотором замешательстве, - но думаю, отменять или переносить встречу на более поздний срок рискованно - Грек может не так все понять.
   - Ты прав. Эти черножопые такие обидчивые, совсем как дети. Просто все навалилось и сразу, не разберешься что к чему, - пожаловался Виктор Андреевич. И это было на него не похоже. - Вот и волнуюсь.
   "У старика сдают нервы, - отметил про себя Абрамов, понимавший, как никто другой, насколько важны сейчас, именно сейчас, когда операция подходит к завершающему этапу, хладнокровие и выдержка. - И к коньяку не на шутку прилаживается".
   - Виктор Андреевич, никаких накладок не предвидится, - попытался успокоить шефа Абрамов. - Поверьте, все пройдет как надо. Ведь не в первый же раз, господин генерал! - Григорий Алексеевич нарочно обратился к Тихонову по званию, чтобы хоть немного поднять его боевой дух.
   - И то верно! - Виктор Андреевич позволил себе улыбнуться. - Бумаги, что принес, оставишь, я их просмотрю, - велел он. - В общих чертах, как обстоят дела с грузом?
   - Как только вы с Греком окончательно обговорите все пункты сделки, состав можно отправлять. Меры безопасности, принятые нами, по пути следования беспрецедентны. Экипаж и охрана проинструктирована. В Швейцарию вылетает наш человек, который будет отслеживать поступления сумм на счета по мере того, как груз будет проходить контрольные точки. Кто это будет, в целях секретности и безопасности, решим перед самым отправлением состава... - Григорий Алексеевич и Тихонов обсудили еще некоторые аспекты предстоящей операции.
   Спокойствие и уверенность, с какими отвечал на его вопросы Абрамов, частично передались и Виктору Андреевичу. Несомненно, дело предстояло крупное и рискованное, но все шло по накатанной схеме, отработанной годами.
   Действительно, сделка по продаже суперсовременного противотанкового комплекса "Атака" подразумевала под собой огромные суммы, но даже ради этого человек, прозванный Греком, не стал бы прилетать в Москву и рисковать, встречаясь со своими российскими партнерами. Он мог бы все уладить через своих доверенных лиц. Грека интересовало нечто большее, чем не имеющая аналогов на Западе "Атака". Этим нечто было оружие третьего тысячелетия - бактериологическое.
   Чуть больше двух лет назад отставной генерал КГБ Тихонов взял на себя обязательство предоставить Греку документацию и пробник страшнейшего вируса, прозванный учеными, работающими на его созданием, то ли в шутку, то ли по каким-либо другим соображениям, без всех хитросплетенных научных определений, просто: "Поцелуй ангела". Была создана секретная лаборатория, собраны ученые, правда, не подозревавшие, что истинным заказчиком их разработок является далеко не государство. Все шло к тому, что к назначенному сроку вирус и антидот должны были быть созданы и предоставлены заказчику. Но несколько недель назад в лаборатории начали происходить странные вещи. Службе безопасности удалось выяснить, что один из членов научной группы каким-то образом узнал, что результаты исследований станут собственностью далеко не государственных структур - его пришлось в срочном порядке ликвидировать, чтобы предотвратить утечку информации. Как показали дальнейшие события, ученый успел-таки поделиться этой новостью со своим научным руководителем, и уже на третий день после смерти молодого помощника исчез и сам руководитель. Вместе с ним исчезла и вся документация по уже почти созданному вирусу. Генерал Тихонов оказался в несколько затруднительном положении перед своим иностранным партнером. На днях ему предстояло держать ответ...
   - Как насчет... - Виктор Андреевич не договорил, но мужчины поняли друг друга.
   Абрамов ответил не сразу, поскольку хвастать было абсолютно нечем:
   - Поиски профессора и документов ведутся не прекращаясь, но пока, увы, никаких результатов. Профессор и все его семейство как в воду канули, никаких следов.
   - Сука Сазонов! - в сердцах обронил бывший генерал. - Куда он только спрятал этого старого мудака Заблоцкого?! А что с проектом?
   - Заблоцкий выкрал и уничтожил почти все документы, которые хоть на шаг могли бы нас приблизить к цели, а полным объемом информации владел только он, как непосредственный руководитель проекта и основная интеллектуально-двигательная сила. Люди работают, но воссоздать утраченное не предоставляется возможным в течение пяти-шести месяцев. Поэтому, как мне кажется, перспективней искать выходы на самого Заблоцкого, которого мы лишили реальной поддержки, ликвидировав Сазонова и остальных.
   Виктор Андреевич ничего не ответил. Он какое-то время недвижимо сидел за рабочим столом, а, взглянув на старинные швейцарские часы в углу кабинета - было без четверти час ночи - поднялся, давая тем самым понять своему молодому соратнику и помощнику, что на сегодня он свободен. Абрамов поднялся, за руку попрощался с шефом и направился к двери. Прежде чем закрыть ее за собой, он обернулся на уставший голос Тихонова:
   - Ищи, Гриша... под землей, но найди!
  
  
  
  
  
   11 ноября, Лондон, Великобритания.
  
   Сергей Доронин долго блуждал в поисках нужного адреса, то, углубляясь в лабиринты узких безлюдных улочек, то вдруг оказываясь на авеню с пугающим темпом движения. Только обратившись за помощью к вежливым и услужливым лондонским полицейским, Сергей смог обнаружить то, что так долго искал. Искомым оказалось неприметное серое трехэтажное здание из кирпича. Подобных было превеликое множество на этой окраине мегаполиса.
   Доронин с минуту топтался у входа, изучая маленькие таблички с фамилиями жильцов этого унылого домостроя, напротив которых разместились кнопки домофонов, после чего ткнул пальцем в нужную. Тут же над ухом затрещало и из динамика ужасно скрипучим голосом икнуло:
   - Какого черта?
   Что ж, вполне оригинальное начало!
   - Томас, это Доронин, я вам звонил.
   - А-а, ты... Входи!
   Сергей поднялся на второй этаж. Дверь нужной квартиры была открыта настежь. В прихожей довольно мрачный субъект в инвалидной коляске скользнул по визитеру скучающим взглядом и, не поздоровавшись, велел:
   - Дверь закрой! - И резко крутанувшись на коляске, укатил куда-то вглубь квартиры.
   Доронин щелкнул замком и пошел за хозяином квартиры, гостеприимство для которого, пожалуй, было далеко не главной чертой и без того скверного характера.
   Ридеру было тридцать восемь лет, но в заношенном махровом халате, с расплывшейся от чрезмерного увлечения алкоголем красной физиономией, он выглядел сущей развалиной. Взгляд мутных серых глаз был отрешенным, будто обладатель этого неживого взора находился в глубокой прострации. На данном жизненном этапе некогда преуспевающий военкор все свое свободное время и средства, которых у него было более чем предостаточно для безбедного существования, предпочитал тратить на выпивку.
   Обстановка квартиры была спартанской: минимум мебели, максимум простора. Слой пыли на полу говорил о том, что здесь не делали влажную уборку несколько недель, а количество пустой тары, разбросанной по квартире, красноречиво свидетельствовало о спиртных пристрастиях жильца. Доронин неплохо разбирался в спиртных напитках и отдал должное ассортименту - здесь не было дешевого пойла, все бутылки, конечно, с содержимым тянули на крупные суммы. А с другой стороны: куда девать деньги одинокому, но богатому, пропойце, как не на высококлассную выпивку?! Правда, результат один: что у русского Ивана, хлещущего суррогат собственного приготовления, который любая западная экспертная комиссия примет за ракетное топливо и авторитетно заявит: "Потреблять подобное вовнутрь - это, чистой воды, самоубийство!", что у английского Джона, давящимся исключительно дорогим марочным виски - полная деградация. Тут, как не крути, а Минздрав - прав!
   - Домработницу я прогнал месяц назад, - просипел Ридер. - Эта старая курица любила прикладываться к бутылке, а в доме и одного пьяницы хватит. Ты так не считаешь? - И не дожидаясь ответа, задал другой ответ: - Как поживаешь, старина?
   Доронину было не по себе: несколько лет назад он знал совершенно иного Томаса Ридера. Смотреть на то, что сталось с этим смелым и сильным человеком за достаточно короткий промежуток времени, было больно.
   - Лучше всех, но никто не завидует, - без особого энтузиазма в голосе ответил Доронин.
   - А что так? - усмехнулся Ридер. Взгляд серых глаз по-прежнему оставался туманным, на мятом лице играла глуповатая улыбка, и Сергею почему-то казалось, что Ридер так и не вспомнил его, но не хочет этого показать. - Чем обязан твоему визиту?
   - Томас, меня интересуют материалы из вашего архива, которые касаются событий 99-го года в горах Чечни, - на чистоту выложил Сергей, понимая, что Ридер запросто может послать его ко всем чертям и, пожалуй, будет прав.
   Губы Ридера и на этот раз тронула усмешка.
   - Они многих интересуют, молодой человек.
   Доронина подобный ответ не смутил и он спокойно продолжил:
   - Я готов уже сейчас обсудить финансовую сторону этого вопроса.
   На этот раз во взгляде Ридера промелькнула заинтересованность, но тут же скрылась за пеленою мутных глаз.
   - Молодой человек, - начал британец, - вы, наверное, наводили обо мне справки и знаете, что я человек небедный? По-вашему, сколько нужно денег для калеки-одиночки, не увлекающемуся абстиненцией и предающемуся разврату с дешевыми шлюшками? Поверьте, намного меньше, чем я могу себе позволить. Остальные деньги я перечисляю во всевозможные благотворительные фонды. Так вот, я вас спрашиваю, зачем мне ваши деньги?
   Сергей понял, что допустил оплошность, но он не был намерен отступать.
   - Черт его знает, Томас! Может для того, чтобы наполнить свои винные погреба или снять дорогую шлюшку, а может спустить эти деньги на благотворительность. Я не знаю и мне совершенно наплевать на то, как вы поступите с этими деньгами! Для меня важнее, Томас, кассеты с нужным для меня материалом и то, каким образом я могу получить их от вас.
   Подобно утреннему туману, пелена в глазах Ридера рассеялась, и он смотрел на русского гостя с нескрываемым облегчением.
   - Мать твою, это ты! - вдруг воскликнул Томас и громко хлопнул в ладоши. - Я тебя узнал! Сергей из Ленинграда, точно?! Декабрь 98-го, Аксыл-мартан! - На какое-то мгновение лицо Ридера просветлело, но тут же вновь стало мрачным, и только в прояснившихся глазах остался огонек. - Как насчет того, чтобы выпить со мной, Сергей из Ленинграда?
   Доронин, в свою очередь, тоже облегченно перевел дыхание, понимая, что весь последующий разговор пойдет совершенно по иному руслу.
   - С одним условием,... если у тебя найдется чистый стакан.
   Ридер задумался.
   - Хе-е! С этим, возможно, будут трудности... но мы что-нибудь придумаем.
   Ридер оказался прав: найти в этом доме чистую тару оказалось делом проблематичным, но это нисколько его не смутило. Поскрипывая коляской, он укатил в другую комнату и совсем скоро вернулся с двумя бутылками из матового стекла.
   - Пей с горла, старина! - нашел выход из сложившейся ситуации Ридер и передал одну из бутылок Доронину. После чего нетерпеливо откупорил свою бутылку и сделал внушительный глоток, довольно крякнул и вытер губы тыльной стороной ладони. - Хорошо!
   "Совсем как у нас", - мысленно отметил Сергей.
   - Тебя что-то не устраивает или взыграла голубая кровь предков? - с вызовом спросил Ридер, глядя на то, как русский в нерешительности разглядывает этикетку на бутылке. Ведь он, Томас Дж. Ридер, не каждому предлагает распить с собою по бутылочке виски, чья стоимость, без преувеличения сказать, превышает несколько сот фунтов стерлингов. - Ну, извини, в фужерах здесь не подают!
   - Не в этом дело, - ответил Доронин, откупоривая бутылку. - Что касается голубой крови - это не про меня. Я из пролетариев и всякими предрассудками не наделен. - В подтверждение своих слов, Сергей запрокинул голову и присосался к бутылочному горлышку, вливая в себя ароматную и крепкую жидкость.
   - Я тоже из этих самых пролетариев, - сознался Ридер после очередного глотка, - не то, что моя Сара! Она была совершенно из другого теста, и чтобы быть вместе, нам пришлось многое пережить. Мне было глубоко начхать на все ее титулы, состояние, которыми так кичился ее папаша, мне просто нужна была эта девочка... А я - ей! От нее отказался папаша - старый хрен был аристократом от корней волос, и довольно резко реагировал на шашни своей дочурки с простолюдином, то есть со мной. Правда, после его смерти, Сару все же приняли обратно в семью, и все эти замшелые аристократишки вынуждены были терпеть мое присутствие, как, впрочем, и я их... - Ридер часто прилаживался к бутылке, в результате чего его речь становилась развязней. Вдруг он прервал свои откровения и задал вопрос по существу: - Что именно тебя интересует?
   - У меня есть сведения, что весной 99-го в одном из горных аулов Чечни состоялась довольно странная встреча.
   - Кто именно тебя интересует?
   - Бывший генерал КГБ, а ныне крупный промышленник Тихонов Виктор Андреевич и, конечно, те, с кем он встречался.
   Ридер не спешил с ответом. После некоторых раздумий он все же произнес:
   - Ты неплохо информирован, Сергей. А какое тебе, собственно, дело до этого экс-генерала?
   Доронин вкратце поведал британцу о причинах, побудивших обратиться к нему. Ридер выслушал его, не перебивая, только несколько раз основательно прилаживался к бутылке, блаженно прикрывая ожившие глаза.
   - Что ж, кроме наивного желания торжества справедливости тобою движет еще и желание отомстить - при правильных пропорциях довольно взрывоопасный коктейль, - философски заметил Томас, когда Доронин закончил свое повествование. - На кого работаешь? Позволю себе заметить, что я неплохо разбираюсь в ваших, российских, реалиях и не думаю, что рядовому журналисту по карману поездка в Лондон и довольно трудоемкое и столь дорогостоящее расследование, если он, конечно, не выполняет чей-нибудь заказ. Ты же сказал, что готов выложить за этот материал любую сумму, которую я назначу. Или я ослышался?
   - Нет, не ослышался.
   - Вот видишь! За тобой определенно кто-то стоит. Россия - это далеко не Запад. Я это смог понять, в отличие от многих наших с тобой коллег. Сенсационным материалом у вас в стране навряд ли заработаешь хороший гонорар, а вот приключений на свою любопытную задницу выгребешь так, что на три жизни хватит. - Ридер не стал повторять вопрос, но Доронин понял: от него ждут ответа.
   - Мне было предложено сотрудничество, оказана помощь в осуществлении данной поездки.
   - Какую цель преследуют твои, так называемые, партнеры?
   "Это я и сам бы хотел точно знать", - мрачно подумал Доронин. Он так мало знает о своих "партнерах" и спонсорах, что постоянно себя чувствует жалкой марионеткой, не способной задрать голову и посмотреть, кто же ей все-таки правит.
   - Насколько мне известно, у них свои счеты с генералом, - ответил Сергей и сам остался неудовлетворен подобным ответом.
   - Похоже, у этого генерала удивительная способность наживать себе врагов. Но кто этот человек? Назови его имя.
   - Альберт Дроздов.
   Ридер покачал головой, полез в карман халата и извлек мятую пачку дешевых сигарет. Закурил, что-то обдумывая.
   - Какую сумму он готов выложить за мой архив? - нарушил Томас молчание.
   Доронин назвал довольно внушительную цифру.
   - Это большие деньги. А если я попрошу больше?
   - Думаю, особых проблем не будет, но я должен буду созвониться и все обговорить. Насколько больше?
   Томас задумался.
   - Процентов на десять.
   - Хорошо.
   - Значит, мое условие такое: счет откроете в "Сити-Бэнк" на имя Оливии Персинвальд, на который и переведете основную сумму. Это мать Сары. Еще при жизни старика Персинвальда семейный бизнес пришел в упадок, а после его смерти у семейства только и осталось что фамилия и титул. Но они гордые и денег от меня никогда не возьмут, а так вроде это деньги Сары, которые она заработала ценою собственной жизни.
   - А оставшаяся сумма?
   - Оставишь ее себе.
   А вот это, пожалуй, было уже неожиданно!
   - Но...
   - Никаких "но"! Я, насколько мне помнится, твой должник, а я не люблю быть должным. А кассеты я тебе отдам только потому, что хочу, чтобы ты уничтожил этого ублюдка генерала, заставил его трястись над собственным дерьмом. Это будет моя месть! За что, я не стану тебе рассказывать, ты сам все увидишь, когда получишь кассеты. Но как только он увидит свою рожу на экране, то сразу поймет, что это ему привет от меня, Томаса Джейсона Ридера! - Лицо британца расплылось в плотоядной ухмылке, словно он уже видел ужас на лице своего заклятого врага. - А что касается материала - не сомневайся, Сергей, - они стоят того, иначе моя девочка и мои друзья были бы живы, а я прыгал бы на своих двоих. - Ридер запрокинул голову и влил в себя все оставшееся содержимое бутылки, после чего отшвырнул ее в угол комнаты.
   Сергей не мог не видеть, как тяжело переживает Ридер, как винит себя в смерти любимой женщины, в своей беспомощности и невозможности призвать к ответу всех тех, кто сделал его вдовцом и инвалидом. И только алкоголь помогал ему все это нести в себе.
   - И еще одно условие. Вернее, просьба.
   - Да, конечно.
   - Послезавтра, в это же время ты отвезешь меня на могилу Сары, после этого пленки будут твои. А теперь оставь меня одного, пожалуйста...
   Доронин ушел, оставив Ридера напиваться дальше. Сергей не ожидал, что заполучить бесценные пленки британского журналиста окажется так просто, но особой радости он не испытывал. На душе было мерзко. Вспомнился Валька Козырев. Козырев и Ридер. Питерский следователь и британский журналист. Две совершенно разные судьбы, два абсолютно незнакомых человека, две жизни, разрушенные одним и тем же человеком. Появилось желание напиться, подобно Ридеру, но времени оставалось только на то, чтобы вернуться в отель, привести себя в порядок и мчаться на свидание с молодой и красивой соотечественницей Катей.
  
  
  
   Тюмень.
  
   Громов никогда раньше не летал на вертолетах. Конечно, он поднимался на тысячи метров, и не раз, но такие понятия как "высота" или "скорость" в том же ТУ - вещи довольно абстрактные: сидишь в удобном, регулируемом кресле, читаешь газету, попивая минеральную воду, вокруг тебя жизнерадостно щебечет стюардесса, "надежная, как весь гражданский флот", и только взглянув в иллюминатор, можно увидеть, как мимо плывут рыхлые облака. Но вот лететь на этом винтокрылом чудовище - совсем другое дело!
   Как только машина поднялась на несколько метров, угрожающе клюя носом в землю, Влад понял, что ему понадобится все его мужество, чтобы дожить до окончания полета.
   Пилотом был веселый малый лет тридцати по имени Алексей. Он не скупился на эпитеты, расхваливая свою машину, при этом, не забывая подмечать некоторые незначительные мелочи вроде того, что борту уже не один десяток лет, а капитальный ремонт он проходил еще до развала СССР, что половина приборов выполняют разве что уже только декоративную функцию, да и вообще, по словам этого сибирского Икара, вся эта многотонная махина держится в воздухе только благодаря его умению, опыту и сноровке. Ясное дело, что подобное откровения мало успокаивали московского оперативника.
   Громов был настолько напряжен, что не сразу заметил: вертолет начал снижаться. Машина зависла над поляной. Вокруг "вертушки" поднялась сильная пурга и еще долго продолжалась после того, как лопасти винтов замерли. На некотором отдалении от места посадки, среди разлапистых елей, просматривалась небольшая изба, из которой никто не спешил выходить, чтобы встретить прибывших. Последнее нисколько не смутило пилота: Алексей ловко спрыгнул с борта, тут же погрузившись по колено в девственный снежный ковер, и принялся скидывать на снег тюки.
   - Егор, видимо, в тайге, - пояснил он Владу. - Бери тюк, неси в дом. Я сейчас подойду.
   Громов, взвалив на плечи два мешка, побрел к избе, с трудом пробираясь в плотном снегу. Он изрядно выдохся, когда, наконец, дошел до крыльца. Дверь в избу оказалась заперта на щеколду, но Влад не стал входить, а решил дождаться Алексея, разглядывая тем временем нехитрое егерское хозяйство. Кроме жилого дома, за оградой находилось несколько хозяйственных построек, все были ладно срублены из бревен. Единственным строением из кирпича была электростанция, находящаяся в стороне от всего прочего.
   - Чего стоишь? Входи! - по-хозяйски распорядился Алексей, открывая дверь и вваливаясь в сени.
   - А как же хозяин?
   - А что хозяин? Придет, а у него - гости, только рад будет!
   "Еще бы! - подумал Громов. - Видимо, так надо. Видимо, так здесь принято".
   Вошли в дом.
   Гостиная была просторной. Ощущение простора усиливалось, возможно, еще и оттого, что вся мебель была компактной, сделанная, вероятнее всего, руками какого-то местного умельца. Все в доме находилось в идеальном порядке: нигде ни соринки, ни пылинки, на широких деревянных подоконниках - живые цветы, свидетельствующие своей пышностью и сочным зеленым цветом о том, что здесь они не случайные обитатели. В углу гостиной большой прямоугольный аквариум с многочисленными мелкими и крупными разноцветными рыбками.
   - Ты располагайся, - велел Алексей, примеряя на себя роль хозяина. - Я тебя сейчас чаем угощать буду.
   Громов снял валенки, снял пуховик и прошел вглубь комнаты. Огромный пушистый кот, свернувшийся калачиком на диване, нехотя открыл один глаз и одарил сыщика равнодушным взглядом. Пожалуй, его нисколько не удивило присутствие в доме посторонних. Он, громко вздохнув, снова погрузился в сон. Стоило Владу пройти в комнату, у него тут же появилось подкупающее чувство уюта и покоя. Казалось, что каждая вещь, каждый предмет в этой комнате, начиная от старого, еще довоенного патефона и кончая разлапистым, будто взбесившийся осьминог, корневищем с вырезанной диковинной рожей, находится на своем, только ему отведенном, месте.
   - А Егор женат? - спросил Громов, разглядывая фотографии на стене в причудливых самодельных рамках.
   - Был. Бросила его Нинка, к другому сбежала и дочку забрала, - донеслось из кухни. - Теперь они в Тюмени живут. А Егорка отшельником живет. Там, на стене, фотографии, видишь? Это его Наташка!
   Действительно, на всех карточках была запечатлена лишь одна девочка: вот на этой ей, пожалуй, еще нет и года и она делает свои первые шаги, а здесь она совсем уже взрослая. Влад с любопытством разглядывал веснушчатое личико со смешным вздернутым носиком.
   Появился Алексей. В руках он держал две большие чашки, над которыми густым облаком поднимался ароматный пар.
   - Ягодный. У Егора этого добра полно. Все с тайги несет. Попроси сводить на охоту - охотник он отменный, таких еще поискать нужно.
   - Да не охотник я.
   - Слышали мы, кто ты такой. Правда, что из самой столицы?
   Влад кивнул.
   - А по какому делу, а?
   - Тайна следствия.
   - Круто! - Лешка почесал крупный нос, раздумывая, о чем бы еще расспросить такого важного гостя.
   Громов, не желая обсуждать причины, побудившие его забрести в эту таежную глухомань, поспешил сменить тему разговора.
   - Это все Егор сам делал? - спросил он, указывая на интерьер.
   - Ага, - оживился Алексей. - Руки у него золотые, не то слово. Все, что ты здесь видишь, сам делал. И баньку сам срубил! Ладную! В округе за сто верст такую не сыскать! А иной раз бредешь по тайге, чувствуешь, кто-то смотрит тебе вслед, обернешься - никого, только ели да сосны. А как присмотришься, увидишь на морщинистых стволах какие-то рожицы диковинные, как на этом вот пне. А это Егор приложил свои руки. Иной раз даже не по себе становится и начинаешь думать, что все эти бредни про лесных духов не такая уж сказка...
   Они беседовали еще около часа. Алексея, в основном, интересовала жизнь в столице. Сильно сокрушался, что только в Москве люди и живут, а тут, в этой тмутаракани, поди попробуй, разживись. Но вот пилот поднялся и со вздохом: "Мне пора!", принялся собираться в обратный путь.
   - Ты не волнуйся, - сказал он напоследок Владу, - Егор до темна обязательно появится. Буду в ваших краях через два дня, если, конечно, погода не испортится. До встречи!
   Вскоре послышались звуки рассекающих воздух винтов, стихающие по мере того, как вертолет удалялся от егерской заимки, превратившись вначале в бесформенное пятно, затем в точку, пока вконец не растворился в небе над линией горизонта...
   Тишина.
   Только урчание дремлющего кота и тиканье стареньких "ходиков" нарушали эту тягучую тишину...
  
  
   Полковник милиции Громов находился в служебной командировке в Тюмени уже три дня. За это время он успел ознакомиться с очень большим количеством информации, которая имела непосредственное отношение к делу Сазонова. Это были и документы, изъятые в офисе "ЯкОила", и результаты проверки тюменских коллег, а также результаты собственного расследования службы безопасности компании, предоставленные Алексеем Сазоновым. Громов обстоятельно изучил предоставленные документы и был вынужден согласиться с выводами, к которым пришли и его коллеги и специалисты-аналитики компании: смерть Якова Михайловича была мало кому выгодна. По крайней мере, на данном этапе существования предприятия. Такой результат нисколько не смутил полковника, хотя именно финансовая сторона деятельности Сазонова рассматривалась следствием, как главная причина убийства бизнесмена. Интуитивно Влад чувствовал, что деньги в этом случае сыграли далеко не главную роль.
   Громов размышлял.
   Без видимых на то серьезных оснований убит президент крупной нефтяной компании. А через несколько дней погибает другой человек - питерский бизнесмен, политик, к тому же, в прошлом криминальный авторитет. Следователь, занимающийся расследованием убийства Кренева, судя по всему, узнал истинную причину его гибели и позвонил старому другу, следователю Генпрокуратуры Шведову, у которого попросил помощи, давая понять, что между двумя убийствами существует некая связь. Шведов вылетает в Питер, чтобы прояснить обстановку, но, увы, поздно: следователь Козырев погибает при довольно странных обстоятельствах. И во всем этом каким-то образом замешен "Мегаполис-Банк".
   Как оказалось, и Сазонов, убитый в Москве 19 октября, и Кренев - в Питере тремя днями позднее, являлись воспитанниками одного детского дома. По просьбе Громова, Сазонов созвонился с директором детдома и предупредил о визите полковника.
   Но Роман Анатольевич Красилин ничего нового не сообщил следователю, только подтвердил слова Алексея Сазонова, что среди воспитанников детдома был и некий Заблоцкий. Правда, имелся еще один интересный факт из жизни данного воспитательного учреждения: среди воспитанников был и нынешний владелец многих СМИ Альберт Дроздов. Это насторожило полковника, поскольку он был наслышан о загадочном убийстве в Австрии сына Дроздова. Связавшись с Москвой, Влад велел капитану Айсбергу навести справки о Заблоцком.
   Заблоцкий Евгений Максимович всю свою сознательную жизнь посвятил науке. После окончания института отличник Заблоцкий был направлен в "закрытое" НИИ. Большинство фактов из жизни профессора были засекречены. Специализировался Евгений Максимович на вирусологии. Капитан Айсберг установил московский адрес профессора, но выяснить, чем в данное время занимается пятидесяти шестилетний ученый, не предоставлялось возможным. Не удалось капитану выяснить и то, где находится профессор и его семья, поскольку, по словам соседей, квартира в центре столицы пустовала вот уже несколько недель, а ее жильцы отбыли в неизвестном направлении, не предупредив о своем отъезде ни соседей, ни знакомых. В дачном поселке они тоже не появлялись. В свете последних событий это не могло не казаться странным.
   Уехал Громов от Красилина с ощущением, что директор детского дома ему чего-то не договорил, о чем-то умолчал. Как показало время, полковник не ошибся.
   Влад уже собирался отбыть в Москву - самолет был через пять часов, когда в его номере раздался телефонный звонок. Звонил Красилин. Роман Анатольевич был сильно взволнован и просил немедленно приехать к нему. Громов тут же отправился в путь.
   Надо сказать, что без сюрпризов не обошлось. Передвигаясь по городу на старенькой "Ниве", выделенной ему тюменскими коллегами, Влад обнаружил одну весьма забавную закономерность: если рядом с его "Нивой" не было красной "девятки", то обязательно где-то поблизости находился черный "Форд-Экскорт", или наоборот. Одним словом, полковнику плотно "сели на хвост". Наличие за ним слежки не сильно расстроило Громова, даже как-то приободрило: видимо, он все же заставил кого-то поволноваться, следовательно, его визит в Тюмень не такая уж авантюра. Поколесив еще, Влад убедился в том, что это не плод его разгулявшегося воображения. Его вели, поочередно передавая эстафету: "девятка" - "Форд", "Форд" - "девятка", наивно полагая, что подобные перемещения останутся незаметными для опытного глаза старого "следака". Созвонившись с Сазоновым, Громов был вынужден просить помощи.
   Влад оставил "Ниву" на стоянке супермаркета, в котором без особых усилий избавился от нежелательного преследования. Покинув супермаркет через другой выход, полковник устремился к черному джипу "Ниссан". Водитель джипа без лишних разговоров отдал ключи Громову, а сам пересел в другой автомобиль.
   Влад позвонил и поблагодарил Сазонова за предоставленный автомобиль, отказавшись от дальнейшей помощи...
  
   Реакция Егора была не более эмоциональна, чем у его кота Тихона. Он только повел бровью, когда увидел гостя, и, как ни в чем не бывало, протянул руку для приветствия.
   - Егор, - сочным басом представился егерь.
   - Полковник Громов. Из Москвы.
   - Знаю.
   Егор был очень высокого роста, крепкого сложения. Каждое его движение было преисполнено такой звериной силы, что Влад внутренне содрогнулся, представив, что может статься, если сойтись с этим сибирским богатырем на узкой дорожке.
   Дверь открылась - в избу вошел еще один человек. Он тоже был высокого роста, худощавый, одетый в тулуп, ватные штаны, высокие, доходящие до колен, валенки. Мужчина замер, сверля пронзительным взглядом незнакомца.
   Это был профессор Заблоцкий.
  
  
  
  
  
  
   12 ноября, Москва.
  
   Максуд осторожно, чтобы не потревожить Вику, поднялся с кровати. Какое-то время любовался ее красивым телом с загорелой под ласковым Средиземноморским солнцем и нежной, - кому, как не ему это знать! - будто атлас, кожей. Мужчина мотнул головой, прогоняя наваждение, которое всегда его охватывало, когда он смотрел на нее. В такие минуты этот человек, отсидевший треть жизни в лагерях и владеющий не одной сотней миллионов американских долларов, чувствовал себя слабым и обреченным. Но его нисколько это не пугало, даже наоборот: он испытывал какое-то странное мучительное удовольствие.
   Странное дело, в свои шестьдесят Максуд стал до ужасного сентиментален! Он мог расплакаться, смотря по телевизору какую-нибудь мелодраму, до коликов в сердце расстроиться при виде мальчишки-попрошайки, он научился восхищаться закатом, любоваться рассветом, слушать морской прибой и разговаривать с деревьями, как с живыми людьми, да с людьми так, пожалуй, и не пооткровенничаешь. Может это все возраст? Или все это человек начинает ценить и ощущать только тогда, когда не надо думать о "хлебе насущном"? Неужели, истинную свободу и понимание красивого дают эти огромные суммы на личных счетах? Нет, не может быть! Максуд знал по собственному опыту, что большие деньги - это большая зависимость, и ни о какой свободе не может идти и речи. Конечно, появляются возможности путешествовать, пробовать, овладевать, но это только видимая часть айсберга, яркая и красочная, а то, что скрыто внизу, под холодной и черной водой - это и есть истинная плата за благополучие.
   Максуд накинул купальный халат на свое покрытое густой растительностью тело и направился к бассейну. Мягкий свет отражался водной гладью и забавными силуэтами ложился на кафельные стены. Мужчина скинул с себя халат и придирчивым взглядом изучил свое отражение в огромном зеркале: он еще в хорошей форме, несмотря на небольшой живот, но для его почтенного возраста это неудивительно, даже солидно. Максуд сгруппировался, сильным толчком оттолкнулся от борта бассейна и без брызг вошел в воду...
  
   С самого начала жизненного пути, он был обречен быть в центре всеобщего внимания. Единственный отпрыск своих высокопоставленных родителей он имел возможности, о которых простым смертным приходилось только мечтать. Еще учась в десятом классе, Максуд знал, что будет учиться в Москве, в каком-нибудь престижнейшем ВУЗе, что вопрос о его карьере где-нибудь в МИДе или Внешторге - это вопрос времени. Возможно, так оно и было бы... если бы не встреча с белокурой, стройной девушкой, похожей на ангела.
   Настя, так звали девушку, была первой любовью и первой женщиной Максуда. То, что он испытал тогда, в семнадцать лет, Максуд не испытывал ни до, ни после этого. Вскоре после того, как они начали встречаться, девушка призналась ему, что ждет ребенка. Возможно, Максуд тогда не осознавал весь груз ответственности, но он готов был поступить как любой настоящий мужчина: жениться, стать отцом, заботиться о жене и ребенке. Было страшно, но утешало одно: родители не бросят и помогут ему. Но родители не поддержали его, у них были свои виды на его будущее, кардинально отличающиеся от его собственных. Кроме того, они не только отказались ему помогать, но и всячески старались разлучить его с Настей. Чего они только не делали: пытались откупиться от Насти и ее бабушки, угрожали им, распускали грязные сплетни, насильно отправляли сына в Ленинград, из которого он сбежал и вернулся к ней... Противостояние с родителями закончилось трагически: Насти не стало, не стало и его еще не родившегося ребенка. Почему она это сделала? Наверное, просто устала от всей той грязи, что так безжалостно обрушилась на нее. В ее смерти Максуд обвинил своих родителей...
   Он не сказал им не слова. Собрал документы, занял у приятеля денег и уехал. Куда? Этого Максуд и сам не знал, пока не вышел из вагона на пыльный и заплеванный перрон Ростова-на-Дону.
   В донской столице у Максуда началась совершенно другая жизнь, не похожая на ту, что была прежде. Довольно быстро у него появились новые друзья, которые, странное дело, нигде не работая, могли себе позволить спустить в каком-нибудь первоклассном кабаке несколько среднемесячных зарплат советского инженера. Кто они и чем промышляют, Максуд узнал несколько позже и тогда ему предложили сделать выбор: уйти или остаться. И он, уже сполна вкусивший воровской романтики (тогда ему никто не рассказал, что кроме кабаков, выпивки, девиц и мятых "четвертаков", у всего этого имеется и другая сторона), решил остаться. Так он стал членом банды Леши Лома, некогда наделавшей шума в Ростове-папе.
   На его первый суд приехала только мать. За те два года, что он ее не видел, она очень сильно изменилась: постарела - это сразу бросилось в глаза, уже не было той горделивой статной женщины-начальницы, взгляд был потухшим. Тогда в Ростове, когда зачитали первый в его жизни приговор и его уже выводили из зала судебных заседаний, она подошла к нему и надломленным голосом произнесла:
   - Прости нас, сынок.
   Он ничего не ответил, он даже не взглянул на нее: обида, как и два года назад, крепко жила в нем. Ни мать, ни отца Максуд больше не видел...
   В конце восьмидесятых - в начале девяностых, когда некогда могущественная и казавшаяся несокрушимой держава принялась саморазрушаться со скоростью карточного домика, а вместо почившего Союза, на освободившейся 1/6 части суши методом почкования начали образовываться новые самостоятельные государства, кинувшиеся в сладкие объятия доселе неизведанного капитализма, самые прыткие и смекалистые принялись сколачивать себе состояния, не без основания полагая, что такая "лафа" вряд ли когда предвидится. Все стало с ног на голову. И только ленивые не пожелали запустить свои лапы в кормушку и урвать кусок поаппетитнее, остальные же: от партийных работников и комсомольских вожаков, на удивление, быстро поменявших свои "непокабелимые" взгляды и устои, до отъявленных бандитов, не чуравшихся абсолютно ничем, принялись "кропотливо" трудиться и пожинать щедрые плоды на целине под названием "рыночная экономика". К тому времени Максуд уже имел три "ходки", во время последней его короновали, и более года проживал в Греции, где, выражаясь по-американски: "имел неплохой бизнес", правда, не совсем укладывающийся в рамки греческого законодательства, и приносил солидный "куш" в "общак". Понимая, что способен на большее, Максуд начал подумывать о расширении своей деятельности и, по большей части, это касалось легального бизнеса. Для начала Максуд сделал себе имя, затратив много времени и средств, но, как показала жизнь, это оправдало себя. Из обыкновенного уголовника он превратился в политзаключенного, борца за свободу слова, а в последствии и изгнанника. Он даже опубликовал две книги мемуаров о годах, проведенных в советских лагерях, изданные в Европе и Америке - уж кто, а эти любят подобные откровения! - крупными тиражами. После чего перебрался в Штаты, где был благосклонно принят соотечественниками. Ему была оказана посильная помощь в продвижении на американский рынок. В скором времени Максуд перебрался из Брайтона, известного по голливудским фильмам пристанища русской мафии, в домик на Тихоокеанском побережье, а центральный офис его империи, имеющей свои представительства во многих странах мира, расположился в стеклобетонном небоскребе на Уолл-стрит. Только пару лет назад, когда его имя стало синонимом удачного бизнесмена, а его состояние исчислялось десятками миллионов, Максуд решил обратить свой взор на необъятные широты матушки-России, и не прогадал. За те два года, что он вел дела в России и с русскими - удивительный народ! (сам-то он уже не считал себя русским, греком или американцем - это да, но никак не русским) - он заработал столько, сколько за все восемь лет жизни "за бугром".
   В России Максуд прилетел на несколько дней. Его столь короткое пребывание в Москве было напрямую связано с последней сделкой, которую он заключил с финансово-промышленной группой "Альянс". Последняя, по условиям договора, обязалась поставить в Турцию оборудование на одно из предприятий в Анкаре, но даже с большой натяжкой, противотанковый комплекс мало походил на станок. Это обстоятельство нисколько не смущало ни Максуда, ни его российских партнеров. С самого начала операция разрабатывалась лучшими аналитиками, поэтому риск сводился к минимуму. Конечно, определенный процент отводился, так называемому, случайному фактору, но люди, отвечающие за безопасность и своевременную доставку груза, получают за свою работу очень большие деньги, поэтому требовать от них полное отсутствие сюрпризов, будь то наводнение, землетрясение или даже "конец света" (как в таком случае несчастные будут договариваться с Всевышним - это тоже сугубо их проблемы), он был в полном праве.
   Волновало Максуда другое: выполнил ли генерал Тихонов свои личные обязательства, данные им около двух лет назад во время их последней встречи на территории Ичкерии в апреле 99-го. Тогда еще случился неприятный инцидент с британскими журналистами. В этот проект, прозванный русскими почему-то "Смерть ангела", Максуд инвестировал крупные суммы, исчислявшиеся уже десятком миллионов долларов, и уже сегодня в ресторане "Царская изба", Тихонов должен представить полный отчет и результаты разработок, которые, по уверениям генерала, у научной группы были.
   До встречи в "Царской избе" оставалось чуть более десяти часов...
  
   Максуд до красноты растерся полотенцем, ощущая, как по разгоряченному телу заструилась кровь, принося легкость и бодрость на смену вялости и сонливости, что было совсем неудивительно после минувшей ночи. Возвращаясь в спальню, Максуд думал о Вике.
   Что значит для него эта девочка?
   Пожалуй, много больше, чем все те женщины, что были в его жизни, среди которых были писаные и неписаные красавицы, отъявленные преступницы и даже одна аристократка, с которой он познакомился уже в Греции, а также самые обыкновенные женщины, которые мечтали о самом обыкновенном женском счастье. Эти готовы были ждать его из лагерей годами, собирая передачи, добиваясь всеми правдами и неправдами редких свиданий. К ним он больше не возвращался, как к прочитанной книге, но именно к ним, этим милым и наивным, уютным и домашним, у него было особое трепетное отношение: ведь они искренне его любили. Своим уходом он как бы давал им шанс найти свое счастье с другим, более достойным, нежели он, человеком. Были и тигрицы, вроде той сумасбродной итальянской аристократки. С ней было интересно, захватывающе до самой последней минуты, до того самого момента, когда он сказал ей, что оставляет ее, а она в ответ запустила в него античную вазу, стоимость которой во много раз превышала стоимость хорошего авто. Естественно, уход пришлось отложить из-за сотрясения мозга, но через две недели он все же сбежал от нее.
   Было по-разному, но никогда так, как сейчас. Только при одной мысли о ней, в груди возникало томное жжение, неконтролируемое волнение охватывало его при ее появлении, странное, почти маниакальное желание прикоснуться к ней: ее руке, плечу, шее - все это попахивало каким-то мальчишеством, но ведь он уже далеко не мальчик, а человек преклонных лет, сполна познавший женщин, чтобы не краснеть от невинной улыбки и не заикаться, как в пору первой влюбленности. Вот если бы скинуть ему... - нет! не пару годков и даже не десяток, а пару десятков - он бы был самым счастливым.
   На протяжении всей жизни какая-то защита, видимо, образовавшаяся в результате первого неудачного опыта, не давала женщинам возможности полностью овладеть сердцем этого видного мужчины. Максуд влюблялся, привязывался, но все же боялся полюбить кого-то так сильно, как любил свою Настю. Но с появлением в его жизни Виктории что-то сломалось, по какой-то причине эта самая "защита" дала сбой.
   Виктория была похожа на Настю: те же белокурые волосы, спадающие шелковистой волной на плечи, огромные голубые глаза, чувственные губы. Может, он обратил на нее свое внимание только потому, что в глаза бросилось это поразительное сходство? Может, это сходство и заставляет его так волноваться? Может, образ, так похожий на Настю, заставил ожить старое чувство, его первую любовь?.. Как всегда, при воспоминании о Насте в груди больно кольнуло, будто кто-то невидимой рукой проник в него и сжал в кулаке пульсирующий комочек сердца. Но насколько они были схожи внешне, настолько отличались внутренне - это были два совершенно разных человека. Викина целеустремленная натура больше импонировала Максуду. Нет, все же он любит эту девочку, а не то восхитительное, непохожее ни на что, первое чувство многолетней давности, от которого осталась только горечь.
   Первая любовь и последняя любовь.
   Может, неспроста он встретил эту девочку? Ведь мог и не встретить! Не зайти в тот питерский ресторан, где Вика в кругу подруг отмечала свой день рождения, но что-то заставило его туда зайти, хотя до отеля оставались считанные метры, а в президентском номере ждал отменный ужин в обществе красивой и не обремененной комплексами женщины. Видимо, это было провидение.
   Когда-то нечто похожее Максуду пришлось пережить. Но тогда хотелось всего и сразу, торопил время, казалось, что чего-то не успеешь, несмотря на молодость, сейчас же наоборот: как опытный дегустатор медленно, неторопливо смакует каждую каплю дегустируемого вина, так и он наслаждается каждой минутой, отведенной ему Небесами, хочется растянуть те минуты, что они проводят вместе, в вечность. И только по-прежнему одолевает горькое чувство, что чего-то не успеешь, как не торопись, но теперь уже по совершенно иной причине...
  
   Вика уже проснулась, но не спешила вставать. Растянувшись под одеялом и раскидав по подушке золотистые локоны, она с мечтательным видом смотрела в большое окно, за которым по-зимнему ярко светило солнце, отражаясь в искрящихся снежных шапках на могучих прогнувшихся сосновых лапах. Этой ночью выпал первый снег. Здесь, вдалеке от города, в сосновом бору, укрытым снежным ковром, в это утро все казалось сказочным, как в старых новогодних мультфильмах.
   Максуд, стоя в дверях с разносом в руках, уже несколько минут наблюдал за девушкой. Он не только обладал этим великолепным телом, но и знал его: каждую родинку, небольшое родимое пятнышко на левой ягодице, неглубокий, едва различимый шрам под левой грудью - все это было его.
   Почувствовав его присутствие, Вика повернулась. Ее губы тронула рассеянная улыбка.
   - Привет. - Ее голос был как она сама, мягкий, манящий, обволакивающий.
   - Доброе утро.
   Максуд прошел вглубь комнаты, поставил разнос с завтраком на столик и присел на край кровати.
   - Я принес нам завтрак. - Максуд понимал, что все, что он сейчас говорит, будто списано с банальной сцены мелодраматического сериала, но не мог ничего с собой поделать. - Кофе, сок, тосты, виноград...
   - Не хочу виноград! - девушка капризно надула губы.
   - Чего же ты хочешь? - спросил Максуд с таким решительным видом, что пожелай она луну, солнце или, к примеру, лета среди зимы (это было вообще просто - его личный самолет всегда находился в состоянии повышенной готовности!), и он тут же исполнит.
   - Тебя.
   Все было просто и естественно. В ее словах Максуд не уловил и нотки фальши, отчего глупое ощущение счастья охватило его, а в груди, там, где, если верить эскулапам, находится сердце, томительно заныло.
   - Пожалела б старика... - все же проворчал он.
   - Ни за что! - Вика движением ноги скинула с себя одеяло, представ перед ним во всей своей красе, а ее пальчики принялись развязывать пояс на его халате. - Никогда!
   От ее волнующих прикосновений у Максуда учащенно забилось сердце, в висках бешено запульсировала кровь и тут же о себе напомнило все то, что, как бы выразился его старинный приятель, греческий судовладелец Николас Адриатис (в прошлом Колька Ледокол!), находилось ниже ватерлинии...
   До встречи в "Царской избе" оставалось десять часов...
  
  
   Тюмень.
  
   В морозном небе мощным прожектором висела луна, огромная и желтая, освещая тайгу так, что без особых усилий можно было разглядеть каждое дерево, а звезд высыпало и вовсе неисчислимо.
   Громов стоял на крыльце, курил и наслаждался той завораживающей красотой и убаюкивающей тишиной, что царили в этом диком крае. Влад привык к сумасшедшему, словно на скоростном автобане, ритму жизни, к постоянному движению, в котором живет мегаполис, а в тайге все было совсем иначе. Возможно, по этой причине Влад чувствовал себя здесь чужаком: тайга не принимала его, а может, просто присматривалась к незваному гостю. Но все же, как приятно втягивать ноздрями свежий морозный воздух, пробирающий до костей, и смотреть в это бездонное ночное небо, усеянное мириадами звезд, какое никогда не увидишь в Москве! Сигарета обожгла пальцы, Влад потушил окурок, но в дом не вернулся, остался стоять на крыльце, размышляя...
  
   В один из январских вечеров 99-го в дверь квартиры профессора Заблоцкого позвонили. Открывший двери ученый был несколько удивлен, когда увидел бывшего куратора института по линии КГБ полковника Кузмиченко. К тому времени профессор уже несколько лет не работал в НИИ, которое расформировали, посчитав задачи, поставленные, в свое время, перед сотрудниками неактуальными. С полковником был еще один человек, которого Евгений Максимович никогда прежде не видел. Григорий Алексеевич, именно так представился незнакомец, и полковник Кузмиченко пришли к профессору с предложением, от которого Заблоцкий, как истинный фанатик своего дела и настоящий ученый, не смог отказаться. Ему предлагалось вновь собрать научную группу и возглавить лабораторию, где они продолжили бы заброшенную не по собственной воле работу. Он вновь был нужен своей стране! Растроганный до слез, Евгений Максимович по секрету поведал гостям, что ни на день не прекращал свою работу, но, что он может сделать в пределах своего домашнего кабинета. И хотя в теории он продвинулся намного вперед, все это необходимо воплотить на практике. Профессор Заблоцкий принял предложение и с нетерпением окунулся в любимую работу...
   То, что он и вся научная группа работает не на государство, а на криминальные структуры, по словам Заблоцкого, он узнал только совсем недавно. Глаза ему открыл его ученик и помощник Лев Розовский. Смерть Льва - его обнаружили мертвым в собственном кабинете, отсеяла последние сомнения ученого. С этого момента Евгений Максимович начал действовать.
   Он не мог не понимать, что результаты их исследований, попади они в недостойные руки, могли принести человечеству страшнейшую беду, катастрофу, масштабы которой трудно себе даже представить. Профессор Заблоцкий вынужден был признать: обитатели планеты Земля не доросли до его открытия. Евгений Максимович сделал непростительную ошибку, он опередил время, как, впрочем, и создатели ядерной бомбы. Но он не хотел бы оказаться на их месте и видеть, как выпестованное тобой открытие используют не в научных, во благо человечества, целях, а совсем наоборот.
   Евгений Максимович, несмотря на то, что постоянно находился "под колпаком", даже тогда, когда на несколько дней приезжал из лаборатории домой, чтобы провести выходные с семьей, ухитрился незаметно для своих "подшефных" связаться с детдомовским другом Яшей Сазоновым и рассказать ему все. Сазонов согласился помочь, но все было не так просто: нужно было позаботиться не только о самом ученом и его открытии, но и о семье, на которой, в случае чего, могли отыграться.
   Когда позвонила дочь и сообщила, что заболела жена, Евгений Максимович был готов. К этому времени он уничтожил всю документацию, касающуюся его открытия, а в недрах портфеля был спрятан диск. Садясь в микроавтобус, профессор знал, что уже никогда сюда не вернется.
   Сазонов сделал все, что было в его силах. Семья ученого находилась за границей, самого же профессора спрятали в таежной глуши, справедливо рассудив, что вывозить его за кордон опасно: на Заблоцкого была открыта охота.
  
   За спиной скрипнула дверь, кто-то вышел.
   - О чем задумались, Владислав Николаевич? - спросил Заблоцкий, подойдя к Громову.
   - Да так...
   - Непривычное чувство, правда? Такое чувство, что каждое дерево присматривается к вам - это тайга пытается понять хороший человек или плохой к ней пожаловал. Это мне знакомо. Я тоже через это прошел и, как мне кажется, я ей понравился, хотя мы знакомы с ней уже не один десяток лет, но я по собственному опыту знаю, что иногда восстановить старые отношения намного труднее, чем завести новые. Это ведь мой дом. Здесь, в тайге, я провел все детство. Вы слышите, Влад, какая здесь звонкая тишина? Под эту тишину хорошо думается.
   Громов ничего не ответил, только понимающе улыбнулся.
   - Вот я и надумал, - продолжал профессор, - как все закончится, переберусь сюда, поближе к родным местам.
   - А как же наука?
   - Наука? - Заблоцкий задумался. - Ну, ее ко всем чертям эту науку! Слишком больших жертв она просит для себя: Яша, Вова и много других людей, которые, пожалуй, и не знали, ради чего их убивают.
   - Но в этом нет вашей вины, Евгений Максимович, вы просто талантливый ученый, - возразил Громов.
   - Так-то оно так, но сердцу этого не понять.
   - А сможете?
   - Что?
   - Сможете не заниматься любимым делом?
   - А вот этого я не знаю.
   Какое-то время молчали, размышляя каждый о своем. Влад о том, что необходимо предпринять по возвращению в Москву. Заблоцкий же о том, как был счастлив, когда просто работал, находился в процессе поиска и предвкушении победы, которая ему, кроме несчастий, ничего не принесла.
   - Что вы сделали с бумагами?
   - Уничтожил, - ответил профессор, - но бумаги - это так, чепуха. Вся информация здесь, - Заблоцкий постучал согнутым указательным пальцем себе по лбу, - и неизвестно, до чего я додумаюсь в следующий раз.
   - Волков боятся - в лес не ходить... Кстати, о волках... - То, что увидел полковник, ему не понравилось. По спине пробежал холодок, он внутренне напрягся: "Выходит, все-таки нашли!", но он по-прежнему стоял на крыльце с профессором. Тихо, одними губами проговорил: - Слушайте меня внимательно, Евгений Максимович, сейчас без лишней суеты заходим в дом.
   - Что-то случилось? - встрепенулся ученый.
   - Я сказал, без суеты - в дом! - Пока за ним не закрылась дверь, Влад спиною ощущал, что находится под прицелом.
   "Вот тебе и деревья, вот тебе и тайга присматривается!" - вспомнились ему слова профессора.
   Мужчины прошли в гостиную, где хозяин дома, расположившись за столом, предусмотрительно накрытым газетами, чистил ружье. Делал он это добросовестно, поскольку, как никто другой, понимал всю важность ухоженного и исправного механизма в этом диком царстве. Громов велел профессору:
   - Евгений Максимович, сядьте где-нибудь, только к окну близко не подходите.
   Егор оторвался от своего занятия и вопросительно взглянул на Влада.
   - У нас гости, - коротко пояснил тот.
   - Что?! - вскочил Заблоцкий. На его лице застыл испуг.
   - Сядьте, профессор!
   Лицо лесника оставалось совершенно бесстрастным, голос был спокоен, лишенным каких-либо эмоций.
   - Ты их видел? Сколько их?
   - Видел только одного.
   - Он понял, что его обнаружили?
   - Думаю, нет.
   - Хорошо, если так. Значит, у нас есть в запасе немного времени. Судя по всему, они ждут, пока мы ляжем отдыхать. Иначе бы уже действовали, - рассудил Егор.
   - Что же делать? - растерянно пролепетал Заблоцкий.
   - Выключить свет. Пусть думают, что мы уже отдыхаем. Тем временем я выведу вас, профессор, из дома. Вы сможете сами добраться до зимовья? Вы помните, мы были там три дня назад?
   - Да, конечно...
   - Найдете дорогу?
   - Я не знаю. А почему нам всем не уйти?
   - У них наверняка снегоходы. И как только они обнаружат, что мы ушли, тут же начнут преследовать и у нас будет намного меньше шансов уцелеть.
   - Тогда нельзя ли мне остаться здесь?
   На этот раз ответил Громов:
   - Нет, Евгений Максимович. Чего вы боитесь? Вы же сами говорили, что понравились тайге, да и не чужак вы в этих краях.
   - Это займет у меня минут сорок, - продолжал рассуждать Егор, - а затем я вернусь к тебе, полковник. Не думаю, что они нападут раньше, чем окончательно убедятся в том, что мы, действительно, спим. Если получится, зайду к ним с тыла.
   Егор вышел из комнаты, но вскоре вернулся.
   - За дверью, в коридоре, я оставил карабин. Потушим свет - возьмешь себе, - велел он Громову. - Ну что мужики? С Богом!
   Люди в черном, притаившиеся за деревьями, увидели, как в окнах стало темно. Ждать оставалось совсем недолго...
  
   Громов тоже ждал. Он отчетливо слышал, как от волнения бешено стучит сердце. Казалось, что и в противоположном углу комнаты можно услышать этот стук.
   Прошло уже около часа.
   Влад видел, как по освещенной лунным светом поляне передвигаются темные силуэты, подбираясь ближе к дому. Громов насчитал пять.
   Скрипнула в сенях дверь. Влад сглотнул горькую слюну и крепче сжал карабин.
   Счет шел на секунды.
   Черный силуэт осторожно, плохо ориентируясь в незнакомой обстановке, передвигался по темному коридору, приближаясь к полковнику, притаившемуся за дверным проемом. В руках ночного гостя Влад разглядел пистолет с цилиндром глушителя на стволе.
   Парень вздрогнул, напоровшись грудью на ствол карабина. Их взгляды встретились. Боевик не успел испугаться, как огненный плевок вспорол ему грудь и отбросил вглубь коридора.
   Взорвав ночную тишину, затрещала сорока - со звоном рассыпались стекла в окнах и над самой головой злобно просвистели пули, жалобно взвывая, впиваясь в бревенчатые стены. Матерясь, Влад рухнул на пол и отполз по дощатому полу из зоны обстрела.
   Во дворе мощным залпом раздался ружейный выстрел и тут же ночной лес наполнился нечеловеческим криком. В ответ вновь застрекотала "сорока". Громов облегченно вздохнул - вернулся Егор.
   В комнату ворвался боевик, увидев направленный на него ствол, быстро сориентировался и отскочил в сторону - пуля, выпущенная из карабина, прошла мимо. Хорошо поставленным ударом ноги, он выбил оружие из рук полковника и мужчины сошлись в рукопашной. Противник был с Влада ростом и ничуть не уступал ему в силе, но все же серией мощных ударов, Громову удалось загнать боевика в угол. Боковым зрением полковник увидел, как в комнату вбежал еще один человек в черном. Он замер, пытаясь разобраться, что к чему. Ствол автомата был направлен на дерущихся.
   Громов нутром почувствовал: дело - дрянь!
   Решение созрело моментально. Влад рванул с пояса боевика стальную грушу "лимонки", выдернул чеку и швырнул ее в центр комнаты. Оттолкнувшись от боевика, кинулся в противоположную сторону, где в оконном проеме виднелась залитая лунным светом поляна. Послышался треск выдавливаемой рамы...
   Взрыв оглушил его. Зловонное дыхание смерти подхватило его. Тело обожгла резкая боль, заставившая его выгнуться в полете. Проделав в воздухе затейливый кульбит, Громов кубарем прокатился по снегу и, уткнувшись лицом в снег, замер. Все тело превратилось в один оголенный нерв, обожженные легкие хрипели, подобно заржавевшему механизму, сознание окутывало черное марево. Влад попытался подняться, но что-то тяжелое обрушилось на него, и он лишился чувств.
  
  
   Москва.
   Виктор Андреевич находился в офисе "Альянса", куда приехал сразу же после окончания встречи в "Царской избе". Случилось это около полуночи. Сейчас уже было начало четвертого. Тихонову казалось, что этой ночи не будет конца - так медленно тянулось время.
   Переговоры с Греком были напряженными и длились около трех часов. Когда были оговорены все пункты предстоящей операции, Карданасис ненавязчиво поинтересовался, как обстоят дела с вирусом, и напомнил о сроках. Тихонову ничего другого не оставалось, как признаться, что возникли неожиданные, но вполне преодолимые, трудности и что понадобится еще некоторое время. Грек выслушал это все с улыбкой, от которой бывшему генералу сделалось не по себе. После чего напомнил Тихонову о тех крупных суммах, вложенных им в этот проект и о гарантиях, данных самим Тихоновым, и потребовал назвать конкретные сроки. Виктор Андреевич, понимая, что затягивать чревато последствиями, и обладая некоторой позитивной информацией, назвал срок: месяц.
   Дело в том, что еще утром из Тюмени позвонил человек Абрамова и сообщил долгожданную новость: было установлено, где скрывается этот сукин сын Заблоцкий, а также то, что полковник уже общался с профессором. Чем это грозит, говорить не приходится. Марк получил от Абрамова следующие указания: во что бы то ни стало взять профессора живым и в самое ближайшее время доставить в Москву, а остальных, полковника Громова и лесника, ликвидировать. Было бы неплохо, если бы они бесследно исчезли в тайге...
   Тихонов ждал Абрамова. Виктор Андреевич нервничал - слишком велики ставки были в этой игре, не помогал даже его любимый французский коньяк. Чертовски медленно тянулись минуты - часы показывали без четверти четыре. Где же Григорий? Чего он тянет?
   В кабинет вошел Абрамов. Тихонов вскочил с кресла и впился глазами в своего помощника.
   - Они их упустили, Виктор Андреевич.
   Тихонов вернулся в кресло и закрыл глаза. Абрамов продолжил:
   - Звонил Кабанов. Марк мертв, все мертвы. Лесник, профессор и мент ушли в тайгу. Кто-то из них тяжело ранен.
   Тихонов никак не отреагировал на это известие, он продолжал недвижимо сидеть в кресле с опущенными веками.
   - Люди Кабанова прочесывают всю тайгу в округе. Они не могли далеко уйти.
   Наконец Виктор Андреевич пошевелился, открыл глаза и пристально посмотрел на Абрамова.
   - Тебе нужно лететь в Тюмень, - твердо произнес он.
   - Но...
   - Никаких "но", Гриша! Ты завтра же вылетаешь в Тюмень и объяснишь этому засранцу Жоре, как важно для нас, а теперь и для него, найти этого гребаного профессора! У нас месяц, Гриша! Только месяц!
   - Хорошо, Виктор Андреевич.
   - Иди, у тебя мало времени.
   Абрамов ушел. Тихонов с досады проглотил бокал коньяка, не ощутив не тонкого аромата, ни расслабляющего действия алкоголя, которое, как никогда, было необходимо его напряженному до предела организму.
  
  
   А в это время Микаэль Абакасис на личном самолете уже пересекал Атлантику.
   Состоявшимися переговорами Максуд не был удовлетворен. Ему показалось, что генерал затеял с ним какую-то игру. Отсрочка в целый месяц не входила в планы Максуда. Или Тихонов не осознает, с кем связался, или те трудности, о которых говорил генерал, не такие уж пустячные, как старались его убедить. Но, так или иначе, Максуду нужен был результат, и он был в полном праве требовать его.
   "Что ж, Тихонов, ты горько пожалеешь, если вдруг решил переиграть меня!" - мысленно обратился к генералу Максуд, наблюдая в иллюминатор, как сквозь рыхлые облака, рассекаемые крылом самолета, прорезаются солнечные лучи, и это не было пустой угрозой.
  
  
  
  
  
   13 ноября, Лондон, Великобритания.
  
   Доронин чувствовал себя разбитым, как будто накануне попал под каток. И еще очень хотелось спать. Это были последствия вчерашнего посещения модного ночного клуба, в который они забрели с Катей и ее многочисленными приятелями. Многонациональным составом: кроме двух русских, итальянец Марчелло - студент Академии искусств, две француженки Анабель и Мари, два брата из Швеции, всерьез увлекающихся архитектурой, а также еще с десяток "продвинутых" парней и девчонок, в чьих этнических принадлежностях Сергей до конца так и не разобрался, от души веселились до самого утра. Проводив Кэт, так величали Катю ее иностранные друзья, Доронин, не чувствуя ног, вернулся в отель.
   Несмотря на столь веселое времяпрепровождение, Доронин пришел к печальному для себя выводу: как не крути, а возраст, черт бы его побрал, берет свое. И не угнаться уже за прытким "макаронником" Марчелло, за двумя обаятельными, будто сошедшими с глянцевого журнала, близнецами-викингами, бросавших весь вечер красноречивые взгляды выразительных голубых глаз на русскую подругу. Уже после полуночи, Сергей предпочитал отсиживаться где-нибудь в укромном месте, дегустируя разнообразнейшие коктейли, чем не преминули тут же воспользоваться его более молодые соперники. Катя не испытывала недостатка внимания со стороны противоположного пола.
   Утром Сергея разбудил телефонный звонок. Не поднимая век, он нащупал трубку и поднес ее к уху. Звонил Ридер, чтобы сказать, что их договор остается в силе и готов он будет к одиннадцати часам. Именно к этому времени Доронин должен приехать к нему. Сергей положил трубку и заставил себя открыть глаза. Было половина девятого. Приняв душ, выпив чашку крепкого кофе, Сергей почувствовал себя лучше и позвонил Кате.
   Катя уверенно вела микроавтобус, иногда показывая впечатляющее мастерство и избегая столкновения с такими же лихачами, какой была сама. Все это проделывалось с обаятельной улыбкой на свежем (будто и не было бессонной ночи!) лице. Девушка весело щебетала, пытаясь что-то рассказать Сергею, на что тот лишь рассеянно улыбался и кивал тяжелой, будто шар для игры в кегли, головой. Ему, разбитому и не выспавшемуся, оставалось только удивляться и завидовать ей, такой бодрой и жизнерадостной. Они ехали к Ридеру. Катя согласилась помочь Сергею, решив проблему и с транспортом и с водителем.
   Доронин не смотрел на дорогу, он смотрел на нее. И чувство, похожее на нежность, волною накатывало на него. В нем неотвратимо происходил биохимический процесс, который, не обделенные романтизмом люди, называют не иначе, как любовь, и противостоять этому он даже не пытался, хотя прекрасно понимал зыбкость и туманность их дальнейших отношений. Доронин влюблялся.
   Микроавтобус, который девушка взяла у приятеля, остановился напротив мрачного домостроя, в котором проживал Ридер. Катя огляделась, и ее милое личико тут же скривилось.
   - Приехали? - Похоже, и на нее этот унылый архитектурный ансамбль действовал угнетающе.
   - Ага. - Доронин вышел из автомобиля. - Мы скоро...
   Стоило журналисту подойти к двери парадной, как она открылась, и вышло двое мужчин. Дверь квартиры Ридера оказалась незапертой и к удивлению Сергея гостеприимно распахнулась, стоило ее только толкнуть.
   - Томас, ты дома? Это я, Доронин! - предупредил он о своем появлении. Ответом ему была гробовая тишина.
   Уже с нехорошим предчувствием, Сергей прошел вглубь квартиры.
   Ридера он нашел на кухне. Сначала Доронин увидел перевернутую коляску, затем полы халата, после чего самого Томаса. Он лежал на спине с раскинутыми в стороны, подобно Христу на распятье, руками.
   - Томас!
   Сергей склонился над британцем, приподнял голову, но тут же отпрянул, словно ухватился за раскаленный металл - его пальцы были в чем-то липком.
   Кровь!
   Голова Томаса глухо стукнулась об пол, а Сергей таращился, то на свои окровавленные пальцы, то на стеклянные глаза британца. Доронин с трудом проглотил горькую, подступившую вязким комом, слюну.
   Несомненно, Ридер - мертв.
   Сергей попятился к выходу, но голос, раздавшийся за спиной, заставил его резко отступить к окну.
   - На вашем месте, сэр, я бы ничего здесь не трогал. И не стал бы делать таких резких движений.
   На журналиста было направлено черное дуло пистолета, который уверенно сжимала рука высокого, плотного парня в форме полицейского.
   Дальше все происходило как в детективном сериале: квартиру Ридера заполонили копы, а его, Доронина, заключили в наручники, вывели во двор и усадили в полицейскую машину. Сергей на какую-то секунду увидел Катю, которая беспомощно озиралась вокруг, видимо, не понимая, отчего столько шума.
  
  
   Москва.
  
   Олег Саратов стоял перед двумя мраморными надгробиями. С высоких стел на него с немым укором смотрели родители. Олег склонился над могилой матери и поправил цветы, четыре белоснежных хризантемы.
   На могиле матери он был впервые. По какому-то роковому стечению, сегодня была годовщина ее смерти. Где он был в этот день десять лет назад, когда это случилось? Несмотря на то, что прошло достаточно много времени, Олег без труда вспомнил: он находился в Швейцарии, где в подпольной клинике ему сделали пластическую операцию. В этом было что-то магическое: мама умерла в тот день, когда хирург занес над его лицом скальпель, тем самым, перерезая единственную оставшуюся нить, связывающую его с прошлым.
   Придя на кладбище, Олег рисковал. Он это понимал, но ничего поделать с собой не смог. Здесь, в родной Москве, он острее почувствовал необходимость увидеть родные лица. Ведь у него не осталось даже их фотографий, как, впрочем, ничего из той, прошлой жизни. А время неумолимо даже перед человеческой памятью, и подобно ластику, безжалостно прошедшему по графическому изображению, стирает самое дорогое. И уже в редких снах родители приходили к нему с размытыми пятнами вместо лиц, и напрасно он пытался разглядеть любимые черты. Это пугало, от этого становилось ужасно тоскливо. Теперь же он жадно переводил взгляд с одной стелы на другую, стараясь освежить в памяти любимые лица.
   Олег приметил маленькую фигуру, неторопливо идущую по центральной аллее. Минуту он стоял в нерешительности, глядя на приближающуюся женщину с букетом, затем поспешно отошел от могил, в последний раз взглянув на портреты, и направился к воротам, навстречу женщине.
   Он не ошибся, он не мог ошибиться - это была она! И чем меньше становилось расстояние между ними, сокращаясь с каждым шагом, тем сильнее билось его сердце, и тем труднее было отвести взгляд. Она же ничуть не изменилась: все такая же красивая и слишком похожа на маму, все та же легкая девичья поступь... Хотя нет! В ней появилась какая-то грациозность, а может, просто повзрослела. Ведь сколько времени прошло! Когда он видел ее в последний раз, ей было девятнадцать.
   Их взгляды встретились.
   И тут произошло то, что никто не ожидал. Женщина споткнулась - Олег поддержал ее, и на какой-то миг она прильнула к его груди. Саратов почувствовал что-то наподобие электрического разряда: больно садануло в грудь, потемнело в глазах, стало трудно дышать...
   Ольга!
   Сестренка!
   Сестричка!
   Оленька!
   Она смущенно смотрела на него, щеки стали пунцовыми, с губ слетело: "Извините". Олег, совладав с собой, отстранился от женщины и мягко улыбнулся.
   - Ничего. - Он поспешил к воротам, с трудом подавляя в себе желание, обернуться, но чувствуя ее долгий провожающий взгляд.
  
   Саратов долго смотрел в зеркало, придирчиво изучая свое отражение. Все-таки хирурги славно потрудились над его новым лицом, изменив его до неузнаваемости и с лихвой отработав свой, чего греха таить, крупный гонорар.
   Нет, Ольга не могла его узнать: слишком он непохож на Олега Саратова. Безусловно, его встреча с сестрой не должна была состояться, ни при каких обстоятельствах, он просто обязан был этого не допустить, но то, что случилось, то случилось - Олег не смог поступить иначе. Там, в Штатах, за тысячи верст от Москвы, было намного легче контролировать себя, держать свои чувства взаперти, но здесь, когда от Ольги его разделяли несколько шагов, он понял, что кропотливо выстроенная за все эти годы "внутренняя защита" дала трещину при первом же серьезном испытании. Он не смог уйти, не увидев ее, близкую и неимоверно далекую, родную и совершенно чужую...
   Кто она для него, Дмитрия Боярова?
   Никто! Ольга - сестра Олега Саратова!
   Кто такой Олег Саратов?
   Никто! Такого человека уже нет!..
   Она не узнала его! Эта мысль приносила не только облегчение, но и чувство горечи. Или она все же почувствовала что-то, когда прикоснулась к нему? Возможно, и у нее что-то шевельнулось в груди, что-то подсказало! Должно было - ведь одна кровь!
   Саратов провел ладонью по лицу, как бы проверяя, в пору ли пришлась ему эта маска...
   Вот только к каким ему нужно обратиться специалистам, чтобы они изменили его внутри себя самого: что не надо - вырезали, где надо - натянули и заштопали?! Где найти таких хирургов человеческих душ?! Не жалко никаких денег ради того, чтобы почувствовать себя действительно свободным и счастливым! Старик Бонатти тысячу раз прав, когда говорит, что таких, как они, окружают "...тайны! Тайны! Тайны!..". Именно эти тайны отравляют жизнь, губят, заглатывая подобно трясине.
   Судьба сыграла с Олегом свою очередную злую шутку, которую, будь у него такое же извращенное чувство юмора как у этой избалованной взбалмошной старой девы, он бы оценил по достоинству.
   Десять лет назад его и людей, подчинявшихся ему, предали. Все эти годы он считал, что это было сделано во имя высоких государственных интересов, но все оказалось намного прозаичнее.
   Операция разрабатывалась несколько месяцев. О серьезности предстоящего задания, о людях, заинтересованных в его успешном выполнении, говорить не приходится, как, впрочем, и о секретности всего этого. Капитану Саратову, командиру группы, был известен только необходимый минимум информации: по долгу службы ему предпочтительно было не вникать во все хитрости и премудрости данной политико-экономической авантюры, где его диверсионной группе отводилась роль детонатора. Перед ним была поставлена боевая задача, за выполнение которой он отвечал головой. Говоря проще, обыкновенная диверсионная операция, посредством которой серьезные дяди в больших кабинетах выгребают жар руками людей в погонах. Впрочем, так было всегда...
   ... Из всей группы остался он один. То, что пришлось пережить Саратову в последующие три месяца жесточайшего плена, а также в бесконечные восемнадцать дней после дерзкого побега, только лишний раз доказали, что он достойный ученик своих учителей. Он профессионал! Как оказалось, выжить в условиях диких джунглей, кишащих всевозможными тварями, без воды и пищи, когда на пятки наступают многочисленные поисковые отряды, намного проще, чем в каменных джунглях мегаполиса. К тому же, он был не один, с ним была семилетняя девочка, дочь итальянского бизнесмена Витторио Бонатти, находящаяся в качестве заложницы у людей, взявших в плен Саратова. Отец спасенной девочки записал себя в вечные должники Саратова и помог Олегу.
   Саратов с удивлением узнал, что за то время, что они провел в плену, страны, того государства, на верность которому он присягал, уже не существует - оно стало историей, а на всей 1/6 части суши творится нечто невообразимое, называемое всеми западными СМИ не иначе как "построением новой жизни". Олег тоже решил начать жизнь с чистого листа. Возможно, он выбрал не совсем верный путь для этого, но это был осознанный выбор взрослого человека. И снова помог Бонатти, оказавшийся далеко не простым предпринимателем...
   ... Ознакомившись с содержанием большого желтого конверта, оставленного ему вместе с прощальным письмом, Джеймсом Стьюфордом, Саратов понял, что судьба дала ему в руки шанс отомстить за всех тех парней, что были преданы и погибли вдалеке от дома. Только нужен был ему этот шанс? Хотел он мстить? После того, как узнал, что в день провала операции и гибели группы в иностранные банки на счета военного чиновника, руководившего операцией, начиная с ее разработки, поступили солидные суммы, наверное, да, такое желание у него возникло. Одно дело, когда государство, защищая свои интересы, готово пожертвовать своими солдатами, призванными защищать эти самые интересы, и совсем другое, когда военный чиновник, воспользовавшись неразберихой в стране, сдает врагу вверенных ему людей и за эту, мягко говоря, услугу получает денежное вознаграждение. Здесь уже не просто предательство.
   И Саратов принял решение.
   Возможно, он допустил ошибку, когда ввязал в это дело университетского приятеля Вадима Лебедева, которому курьерами дона Бонатти был доставлен злополучный диск убитого в Линце Сергея Дроздова. Олег недооценил возможности врага, а также размаха коррупции в России. Но он не ошибся в друге: Вадима не смогли ни купить, ни запугать, поэтому и было принято решение о физическом устранении полковника ФСБ. Вот тут-то и вмешался господин Случай в лице Александра Агеева.
   Появление Саратова в доме генерала Неженского для Агеева, Татьяны Лебедевой и самого генерала иначе как везением и не назовешь. Олег знал, что, рано или поздно, в доме отставного генерала появятся незваные гости, и поэтому совсем не удивился, когда к дому Неженского подъехало "Ауди". Оставалось ждать, когда действующие в этом представлении "актеры" покажут свои истинные лица. Саратов помог исчезнуть этой тройке, а сам вернулся в Москву с единственной целью: заплатить по счетам.
   Цезарь получил "заказ", от которого был не вправе отказываться.
  
  
   Лондон, Великобритания.
  
   Когда его ввели в комнату для допросов, в ней уже находилось двое в штатском. Один: высокий, плотного сложения лет тридцати, примостил свой крупный зад на краю стола. Он был в белоснежной сорочке, под мышкой - пистолет, на брючном ремне, за спиной, еще одна кобура, но пустая. Второй сидел за столом и с удрученным видом листал какие-то бумаги. В отличие от напарника, он был в пиджаке, застегнутом на все пуговицы, а под кадыком расположился аккуратный узелок галстука, подобранного в тон серому костюму. В нем Сергей узнал старшего инспектора Скотланд-Ярда Питера Гилдроуза, с которым он уже имел удовольствие общаться.
   - Присаживайтесь, мистер Доронин, - предложил он русскому. Сергей сел. - Прежде чем продолжить наш с вами разговор, - лейтенант имел в виду короткий допрос, что он учинил задержанному на месте преступления, - я еще раз хочу вас спросить, вы в достаточной мере владеете английским языком?
   - Вы хотите узнать, нуждаюсь ли я в услугах переводчика? Нет, не нуждаюсь.
   - Тогда распишитесь вот здесь, пожалуйста.
   Доронин ознакомился с документом и поставил под ним размашистую роспись.
   - Хорошо. - Лейтенант спрятал бумагу в пластиковую папку, из другой извлек небольшую книжицу, в которой Сергей узнал свой паспорт, изъятый при обыске. - Вы русский?
   - Да, я являюсь гражданином Российской Федерации.
   - С какой целью вы прибыли в Великобританию?
   - По делам, - ответил Доронин и добавил: - Я журналист.
   Сергей увидел, как скривился Гилдроуз. Оно и понятно: мало того, что иностранец, к тому же еще и журналист.
   - Как и мистер Ридер?
   - Совершенно верно.
   - Вы давно были знакомы с Томасом Ридером?
   - С Томасом я познакомился несколько лет назад в Чечне, когда освещал, я надеюсь, известные вам события.
   - Ясно. До сегодняшнего дня вы встречались с Ридером?
   - Только раз.
   - Когда это было?
   - Два дня назад. Я позвонил, Томас предложил встретиться.
   - Где?
   - У него дома, конечно.
   - Ясно. Это было чисто дружеская встреча или как-то связано с теми самыми делами, из-за которых вы и прилетели в Лондон?
   - Скорее второе, - не стал скрывать истину журналист, зная, что человека труднее уличить во лжи, если он не врет... или почти не врет. - Мы обсуждали с Томасом возможность передачи мне некоторых материалов из его личного архива.
   - Я могу поинтересоваться, что это за материалы?
   - Конечно. Обычный рабочий материал. Дело, видите ли, в том, что по заказу одной крупнейшей российской телекомпании я работаю над созданием документального фильма о Чеченской войне, и считаю, что записи Томаса были бы весьма интересны широкому кругу зрителей.
   - Все понятно, мистер Доронин. Скажите, пожалуйста, сегодня ваша встреча была запланирована или вы пришли к Ридеру без предупреждения?
   - Томас позвонил мне сегодня утром и попросил приехать к нему в одиннадцать.
   - Кто-нибудь знал еще о вашей встрече?
   - Не знаю. Может, Томас кому-то и говорил об этом. Я же, узнал за несколько часов до назначенного Томасом времени. - Доронин наклонившись, подался вперед и спросил, глядя на инспектора: - Можно задать один вопрос вам, лейтенант?
   - Пожалуйста.
   - Меня в чем-то обвиняют?
   На мрачном лице полицейского появилась усталая улыбка. Лейтенант зачем-то похлопал себя по карманам пиджака, поднялся и прошелся к вешалке с плащом, из кармана которого достал сигареты. Вернулся за стол.
   - Предложить вам сигарету, мистер Доронин?
   - Спасибо, нет.
   - Может кофе?
   - Вы не ответили на мой вопрос, лейтенант.
   На губах Гилдроуза по-прежнему блуждала рассеянная улыбка. Возможно, он просто тянул время. Иметь дело с иностранцами довольно хлопотно и, в случае чего, может грозить крупными неприятностями. Стоит раз оступиться, что-то неверно сказать или, хуже того, сделать, как тут же придет в действие дипломатическая машина, которую потом не так просто будет остановить.
   В это самое время в кабинет вернулся второй полицейский, который несколько раз выходил из комнаты во время допроса, и протянул лейтенанту лист бумаги. Инспектор, буквально, впился глазами в те несколько строчек, что были на листке. Как показалось Доронину, ознакомившись с написанным, Гилдроуз облегченно вздохнул.
   - Нет, мистер Доронин, вас никто ни в чем не обвиняет. Если бы это было иначе, то допрос проводился бы по всем правилам, в присутствии консула и адвоката. А мы вас допросили в качестве свидетеля. Ваше алиби подтвердила ваша подруга. Так же соседка Ридера видела, как за несколько минут до вашего появления из квартиры убитого вышли двое мужчин.
   Теперь настала очередь Доронина облегченно вздохнуть.
   - Но у нас к вам имеется еще несколько вопросов, - посчитал нужным предупредить инспектор.
   - Я готов ответить на все ваши вопросы, - в свою очередь, заверил его Сергей.
   - Во время вашей встречи, Ридер не показался вам чем-то обеспокоенным? Может, он что-то сказал вам?
   - Признаться честно, лейтенант, я недостаточно хорошо знал Томаса, но не думаю, что он был из тех людей, кто готов плакаться в жилетку первому встречному и жаловаться на свои проблемы.
   - Как вы считаете, мистер Доронин, его убийство может быть как-то связано с его работой? Например, с тем же архивом, который вы упомянули.
   - Не знаю.
   - Но не кажется вам странным, что прошло достаточно много времени, как Ридер отошел от журналистики, и только с вашим появлением, буквально, на третьи сутки, его убивают.
   - Я бы не стал проводить такие параллели, лейтенант.
   - Это моя работа. Так, как вы считаете, может дело все-таки в вас, мистер Доронин?
   - Не думаю, - солгал Сергей.
   Лейтенант Гилдроуз поднялся из-за стола, давая тем самым понять, что разговор на этом окончен.
   - Спасибо, что ответили на наши вопросы, мистер Доронин. Должен извиниться за ваше задержание, но такова специфика нашей работы. Надеюсь, вы это понимаете?
   - Конечно.
   - Попрошу вас, несколько дней не менять отель, возможно, вы нам еще понадобитесь. Если что-то вспомните, позвоните, пожалуйста, по этому номеру. - Инспектор протянул визитную карточку. - Можно еще вопрос? Не для протокола.
   - Слушаю.
   - Кто вас хочет подставить, мистер Доронин?
   Сергей застыл, изобразив на лице полное недоумение.
   - Как прикажите вас понимать, лейтенант?
   Гилдроуз криво усмехнулся и, не заставив просить себя дважды, ответил:
   - Дело в том, мистер Доронин, что в полицию был сделан анонимный звонок, назван адрес и сообщено об убийстве. Вы считаете, это простым совпадением?
   Нет, Доронин так не считал, но ничего не ответил полицейскому.
   - И еще!
   - Что, лейтенант?
   - Что в этом архиве? Судя по разгрому в квартире убитого, там что-то искали.
   - Теперь я и сам бы хотел знать это, лейтенант.
  
   Она ждала его в сквере напротив. Когда он подошел к ней, Катя, не говоря ни слова, поцеловала его. Сергею оставалось только крепче обнять девушку и ответить на поцелуй. Катя уткнулась ему в грудь и прошептала:
   - Я испугалась за тебя.
   - Прости.
   Уже за столиком в кафе Катя начала неприятный для Сергея разговор.
   - Тот человек, с которым ты сегодня должен был встретиться, мертв? - спросила она, не поднимая на него глаз и вяло ковыряя серебряной ложечкой в мороженице. - Его убили?
   - Да, - ответил Сергей, с трудом заставляя себя проглотить приторное мороженое. Ему показалось, что его пальцы опять в чем-то липком, он даже вытер их об салфетку. Это с ним забавлялось его собственное воображение, давало о себе знать многочасовое напряжение.
   - Ты знаешь, почему это случилось? - снова спросила Катя, продолжая избегать смотреть на Доронина.
   - Нет.
   - Но ты замешан в этом?
   Сергей понимал, что должен ответить, хоть как-то объясниться перед девушкой, которую втянул в эту неприятную историю. И она вправе, как никто другой, требовать от него ответы на свои вопросы. Дело тут, пожалуй, не только в праздном любопытстве. Вот только, что ответить ей? Врать? Но он не хочет ей врать! Сказать правду? Слишком долго, запутанно, да и в пору самому, для начала, во всем разобраться, прежде чем исповедоваться перед кем бы то ни было.
   - Хотелось бы верить, что нет. - Доронин понимал, что это не тот ответ, который от него ждут.
   Катя больше ничего не сказала, только продолжила тщательней разглядывать разноцветные шарики мороженого. Сергей накрыл ее ладонь своей, слегка сжал пальцы.
   - Послушай, Катюша... Поверь мне, я не сделал ничего плохого, и я должен во всем сам сначала разобраться. Извини, что втянул тебя во все это, но я не думал, что все так получится. И еще, мне нужна твоя помощь. - Он ждал ее реакции, но ее не последовало, девушка по-прежнему изучала содержимое мороженицы. - Ты, конечно, можешь послать меня к черту...
   - Я, наверное, так и сделаю, - прервала она его, - но потом. А сейчас говори, чем я могу тебе помочь?
   - Спасибо. Мне нужно, чтобы ты собрала сведения об одном человеке.
   - Как я могу это сделать? - удивилась Катя.
   - Достаточно зайти в Интернет. Этот человек был достаточно известен года два назад.
   - Кто это?
   - Томас Джейсон Ридер, тележурналист.
   - Это тот, которого убили?
   - Да.
   - Хорошо. Что именно, я должна о нем узнать?
   - Все, что только сможешь.
   - Завтра, тебя устроит?
   - Вполне.
   - Тогда я пошла выполнять твое редакционное задание. Тебя отвезти в отель?
   - Нет, спасибо. Я, пожалуй, пройдусь.
   - Тогда до завтра. - Девушка поднялась. - Тебе нужно выспаться - вид у тебя уставший.
   - Это все разница во времени, - отшутился Сергей. - До завтра!
   Доронин остался один. Он еще долго сидел за угловым столиком, ковыряясь ложкой в подтаявшем десерте.
   Время убийства было выбрано не случайно - в этом не было никаких сомнений, как и в том, что случись дома, то бишь в России, такая грубая "подстава", загреметь ему на нары "под фанфары", как пить дать. Забыли молодцы, порешившие бедолагу Ридера, что находятся не в России, где все "схвачено", а в Соединенном Королевстве. Сработали грубо - вот и вышла осечка!
   Но где гарантия того, что в следующий раз случится то же самое? Увы, их нет. Скорее, наоборот: с досады, вообще, могут прихлопнуть, как надоевшую букашку, тем более они уже знают, где он. Необходимо что-то предпринять! Только вот что? Этого Сергей пока не знал.
  
  
  
  
  
  
   14 ноября, Москва.
  
   Свинцовое небо, насыщенное влагою, обрушилось всей своей сырой тяжестью на вечерний город, и казалось, что только верхушки деревьев и крыши высотных домов удерживают его от полного соприкосновения с землей. Парк в это время года, когда кроны деревьев уже окончательно лишились своего золотого наряда, а лиственный ковер под ногами сменила противно чавкающая жижа, зрелище, само по себе, довольно унылое и навряд ли способно вдохновить на какие-то бы ни было поэтические строки. Все сказочное очарование первого снега исчезло в то же утро, стоило пригреть солнцу. К вечеру с неба начали срываться крупные ледяные капли, а пронизывающие порывы ветра обжигали кожу и делали пребывание на свежем воздухе малоприятным.
   Высокий мужчина, подняв воротник куртки и натянув на уши шапку, прохаживался по безлюдной аллее пустынного парка...
  
   Он не любил осень...
   Он не любил все то, что сопутствовало этому времени года: прелый от опавших листьев воздух, всепроникающая сырость от непрекращающихся осадков, серое и совсем неживое небо. Это все у него вызывало раздражение.
   Откровенно говоря, это было вызвано не только этими внешними раздражителями, скорее даже, в меньшей степени ими, а тем, что где-то глубоко в подсознании он просто боялся наступления этого времени года. Это были вовсе не детские страхи или какая-нибудь фобия, вызванная излишней мнительностью, просто в его жизни сложилось так, что именно осенью случалось самое страшное и непоправимое. Именно в эту пору, воспетую Пушкиным и иными поэтическими натурами, судьба наносила ему свои сокрушающие удары.
   Осень 90-го...
   Осенью заболела его жена. Заболела тяжело и неизлечимо. Она умирала ровно год, в страшных нечеловеческих муках боролась с болезнью, которая, подобно опытному палачу, не спешила ставить финальную точку в мучениях своей жертвы. Через год, осенью 91-го, ее не стало...
   Тогда в больничной палате, когда она знала, что умрет, когда все это знали, и счет шел на считанные часы, Светлана взяла его ладонь в свою маленькую, с пергаментной кожей - он тогда ужаснулся: какая у нее холодная рука! - положила ее на свою левую грудь, под которой слабо билось измученное болезнью сердце, и тихо произнесла:
   - Прощай...
   - Не говори так...
   - Прощай, - повторила она.
   Не отнимая руки, он склонился к жене и поцеловал ее.
   - Я люблю тебя, Цветочек. - Он называл ее так, когда они оба были молоды, когда впереди была целая жизнь, он назвал ее так сейчас, в последний раз, когда у них осталось только прошлое.
   - Я тебя тоже люблю...
   Светлана уснула. Больше она не проснулась. Он почувствовал, как под тонкой материей больничного одеяния в последний раз слабо сократилось сердце, слышал ее последний выдох. Видел, как за какой-то миг смерть преобразила ее, надев на осунувшееся, посеревшее лицо свою непроницаемую маску. Еще долго стоял в ушах монотонный писк кардиомонитора, разнесшийся по палате похоронным маршем...
   Он не любил осень.
   Осень 95-го...
   Осенью погиб сын. Смерть нашла его в руинах горного поселка, где его разведвзвод нарвался на засаду. Бой был жестоким: десяток парней восемь часов удерживали натиск сотни боевиков. Помощь так и не пришла.
   Потом, спустя какое-то время, один из людей, проводивших расследование этого фрагмента войны, скажет ему по секрету ужасные слова: "Так было кому-то надо ... Их предали. Возможно, продали", а по официальной версии все списали на излюбленное российское "стечение обстоятельств"...
   Осень.
   Что же эта рыжая бестия уготовила ему на этот раз?
   Петр Ильич Гусев был из тех людей, для которых такие понятия, как "офицерская честь", "слово офицера", "отечество", не утратили своего истинного значения во времена всепоглощающего процесса "купли-продажи". И все это для него измерялось вовсе не в долларовом эквиваленте, как это часто случалось у некоторых в наше смутное время. Как он ненавидел этих некоторых! Для него это были не просто слова, которыми, в случае чего, удобно прикрыться, как дорогим кованым щитом, или добавить в речь, подобно тому, как мясо приправляют душистым перцем - для него это было нечто большее и значимое. А иначе быть и не могло! По крайней мере, для него, офицерского внука, сына и отца.
  
   - Здравствуйте, Андрей Александрович.
   - Здравствуйте. - Шведов пожал протянутую ладонь, с нескрываемым интересом разглядывая незнакомого мужчину в кожаной куртке. Рукопожатие вышло крепким.
   - Извините, что пришлось вас вытащить сюда в такую непогоду, но мне бы не хотелось афишировать нашу встречу.
   Когда этот человек звонил Шведову днем и просил о встрече, он не представился, а только дал понять, что у него имеется информация, касающаяся Валентина Козырева, и что он готов ею поделиться со следователем.
   - Я согласился с вами встретиться только потому, что вы сказали, что знали Козырева...
   - Моя фамилия Гусев. Вам это о чем-то говорит, Андрей Александрович?
   Шведов кивнул. Было видно, что "важняк" несколько озадачен.
   - Чем обязан, Петр Ильич?
   Гусев направился вглубь парка, увлекая за собою Шведова.
   - Дело в том, Андрей Александрович, - заговорил он, когда они свернули с центральной аллеи, - что я хочу предложить вам участвовать в одной важной операции, в случае успеха которой криминальному сообществу будет нанесен существенный удар. Но для начала, я хотел бы вас предупредить, что независимо от исхода нашего с вами разговора, все должно остаться между нами.
   Шведов ничего не ответил, только выдержал взгляд полковника. Этого оказалось достаточно.
   - Я представляю группу офицеров, которые, несмотря ни на что, продолжают вести активную борьбу с криминалом. Это наша работа. Мы собираем материалы, изучаем, анализируем и, поверьте, Андрей Александрович, когда мы даем ход всем этим материалам, то нашим, мягко говоря, клиентам приходится несладко. Многим не нравятся наши методы работы, и у нас уже появилось достаточно много "доброжелателей". Нас боятся, нам угрожают, но мы не собираемся отступать.
   - Значит, "Синий гром" все же существует?
   Об этой террористической организации, состоящей, по сведениям журналистов, в основном из офицеров спецслужб и МВД и ведущей необъявленную войну с криминалитетом России, писали многие, в том числе, и солидные издания страны. Журналисты приписывали этой группе, получившей название "Синий гром", ликвидацию нескольких крупных криминальных "авторитетов" в столице, Питере, Владивостоке.
   Гусев криво усмехнулся.
   - "Синий гром" - это выдумки журналистов. Я же говорю вам, о тех офицерах, которые честно выполняют свою работу. Мы никого не убиваем: мы не вправе выносить и исполнять приговоры - это прерогатива суда. Мы просто те, кто считает, что каждому свое! Солдат должен защищать отечество, крестьянин - трудиться на земле, учитель - воспитывать будущее поколение, а вор и убийца - здесь я не могу не согласиться с Глеб Егорычем! - должен сидеть в тюрьме. Так должно быть, независимо от того в бутиках он одевается или на барахолке, ездит с правительственным кортежем или предпочитает общественный транспорт, сколько у него счетов в заграничных банках.
   Шведов задумчиво почесал нос, на конце которого повисла капля, и тихо произнес в пустоту:
   - Однако дыма без огня... Что вы хотите от меня, полковник? - обратился он к Гусеву.
   - Сотрудничества. - Петр Ильич остановился и посмотрел на следователя. - Нам нужны такие люди, как вы, Андрей Александрович.
   - То есть?
   - Вы же не станете отрицать, что, по большому счету, вам мешают работать? Постоянно крутятся какие-то чиновники, люди со связями и прочее, на следствие оказывается давление, кто-то свыше диктует свои условия. Разве это не так? Сколько заказных убийств вы раскрыли в последнее время? Сколько исполнителей, организаторов, я уже не говорю о заказчиках, предстали перед судом и понесли заслуженное наказание? А сколько б могли, если бы вам дали возможность работать в полную силу и не ставили бы вам препонов? Согласитесь, все это далеко не в вашу пользу! Криминал сплочен и проник слишком глубоко во власть. То, что удается доказать - это лишь жалкие крохи, все те, кого удается привлечь к ответственности - пешки, подлежащие утилизации.
   - По-моему, вы сгущаете краски, Петр Ильич.
   - Возможно.
   - И в чем же будет заключаться моя миссия? - полюбопытствовал Шведов.
   - Вы будете работать так же, как и работали, только теперь во взаимодействии со мной, что, поверьте, будет во много раз эффективней. Я уже сейчас готов предоставить вам, Андрей Александрович, необходимую информацию. Решать вам. Как видите, я был с вами откровенен.
   Андрей задумался.
   - Надо полагать, это была вербовка?
   - Называйте это как хотите. Скажу одно, вы нам подходите.
   - И по какому принципу вы делите людей на тех, кто вам подходит и наоборот?
   Гусев ответил не сразу:
   - Вы должны понимать, Андрей Александрович, что прежде чем назначить вам встречу и решиться на подобный разговор, я навел о вас справки. И должен сказать, не нашлось ни одного более-менее достойного факта из вашей биографии, способного вас скомпрометировать.
   - А разве так бывает, Петр Ильич? - удивился Шведов.
   - Нет, но мы с вами исключения, которые только подтверждают правило. - Похоже, полковник ФСБ Гусев не страдал от излишней скромности. - К тому же, мы учитываем и, так называемый, человеческий фактор.
   - Это еще что?
   - В вашем случае, дружба, - охотно пояснил Гусев. - Вы потеряли друга, и, думаю, не откажитесь от возможности наказать его убийц.
   - А вот это уже нечестно!
   - Зато действует безотказно!
   Гусев извлек из кармана куртки пачку сигарет, но, открыв ее, был разочарован, скомкал, но выбрасывать не стал, а вернул обратно в карман. Шведов протянул пачку "Мальборо". Петр Ильич прикурил, прикрывая ладонью скачущий на ветру язычок пламени.
   - Козыреву вы тоже предлагали сотрудничество? - нарушил молчание Шведов.
   - Валентин Козырев - это мой прокол, выражаясь языком разведчиков, - после непродолжительной паузы ответил Гусев. Видимо, он ждал этого вопроса. - Я слишком долго присматривался к нему и не делал никаких попыток для сближения. По-моему, он относился ко мне более чем настороженно. Мы не поняли друг друга, чем это обернулось, говорить не приходится. Но признаюсь честно, у меня была возможность помочь Валентину, спасти его...
   - Козырев умер от сердечного приступа, а автокатастрофа была только следствием этого недуга, - слукавил Шведов.
   Гусев резко остановился. Задержал за локоть следователя и посмотрел на него так, что тот понял, что недооценил полковника.
   - Вы сами в это верите, Андрей?
   Шведов ничего не ответил, задал другой вопрос:
   - Полковник, вы считаете, что Козырева убили?
   - Я это знаю! - прозвучал ответ, который удивил следователя, а Гусев, будто поставив для себя целью еще больше удивить собеседника, произнес: - Скажу вам больше, я даже знаю, кто его убил. - И после короткой паузы добавил: - Но у меня пока нет доказательств. Именно по этому я обратился к вам, Андрей Александрович. Совместно мы подготовим ряд мероприятий, я ознакомлю вас с той информацией, которой обладаю на данный момент, и...
   - Полковник, но я же еще не сказал вам "да", - перебил Гусева Шведов, но его это нисколько не смутило, и он парировал:
   - Но вы же и не сказали "нет"!
  
   Петр Ильич поставил на журнальный столик разнос с горячим кофе, что было кстати после прогулки в парке, и сладостями. Полковник подошел к видеомагнитофону и вставил кассету - экран вспыхнул голубым светом, вскоре появилась картинка.
   Объектив камеры охватил верхушки высоких сосен на фоне вечернего неба, задержался на дороге, по которой двигались три автомобиля. Кортеж неспеша проследовал к двухэтажному зданию, издали напоминающему сказочный терем, и остановился напротив деревянного крыльца, украшенного сложной резьбой и прочей декоративной дребеденью. "Царская изба" - гласила неброская, но со вкусом сделанная, вывеска.
   Из головной и замыкающей машин тут же повыскакивали спортивного вида парни и принялись озираться вокруг. Задняя дверца средней машины, черного "Мерседеса-600", открылась, и из автомобиля вальяжно вышел высокий, худощавый мужчина.
   В этот момент Петр Ильич нажал на пульте "паузу".
   - Андрей, вам знаком этот человек? - спросил он у Шведова.
   Андрей всмотрелся в скуластое лицо на экране, и оно показалось ему действительно знакомым.
   - Да, где-то я его уже видел.
   - Это президент финансово-промышленной группы Виктор Тихонов. В прошлом генерал Комитета Государственной Безопасности. Слышали о таком?
   Шведов ничего не ответил.
   - Вы могли видеть его по телевизору, - между тем продолжал Гусев. - Колоритнейшая личность! На сегодняшний день входит в десятку богатейших людей России. Это все можно вычитать в любой газете. Здесь же, - Петр Ильич положил перед следователем красную папку, - вы почерпнете об этом человек несколько иную информацию. Правда, многое из этого носит характер версий, гипотез, поскольку большинство эпизодов его бурной деятельности доказать уже невозможно - все концы профессионально обрублены.
   - Это что, компромат?
   - Компроматом это станет, если попадет в руки журналистов, а так это просто досье для сугубо служебного пользования.
   - Ясно.
   - Смотрим дальше. - Картинка на экране вновь ожила: с крыльца навстречу бывшему генералу спустился мужчина лет сорока. Он что-то говорил Тихонову, тот в ответ согласно кивал седой головой. И снова все замерло. - Это Григорий Абрамов. В прошлом офицер того же ведомства, что и Тихонов. Правая рука генерала и начальник его службы безопасности. С ним связана странная история, приключившаяся в самом начале девяностых, но более подробной информацией я, к сожалению, не обладаю.
   После этих комментариев, Петр Ильич включил ускоренную перемотку, а когда вернул в нормальный режим воспроизведения, то часы в правом нижнем углу экрана указывали на то, что со времени появления генерала Тихонова в ресторане прошло уже более пятнадцати минут.
   И вновь дорога, раскинувшаяся огромной серой змеей среди подмосковного леса. Ядовитый свет фар ослепил на миг око камеры - и через несколько минут два темных авто представительского класса остановились возле входа в ресторан. Камера беспристрастно фиксирует, как навстречу дородному господину, вышедшему из "Лексуса", по освещенной фонарями дорожке спешит Абрамов...
   Пауза.
   Следом голос полковника Гусева:
   - Микаэль Абакасис, гражданин Греции и Соединенных Штатов. В прошлом советский уголовник с впечатляющим послужным списком. Во время последней отсидки был коронован под погонялом Грозный. Настоящее имя - Максуд Салманович Абакаев. Человек влиятельный во всех отношениях: и в деловом, и в криминальном мире. Есть информация, что он связан с некоторыми крупными чеченскими лидерами, а также с лидерами иностранных террористических организаций. Через филиалы его компании, разбросанных от Кейптауна до Сингапура, осуществляются всякого рода сомнительные операции. Это и торговля оружием, и торговля человеческим товаром, не обошлось и без наркотиков... - На красную папку, где было собрано досье на отставного генерала, Петр Ильич положил точно такую же. Что в ней, Шведов не стал спрашивать. Гусев продолжал: - По некоторым данным, Абакаев также связан и с американской разведкой, что вполне может соответствовать действительности. Иначе, каким образом он устроился в Штатах, когда с его прошлым, путь в этот "оплот мировой демократии" был ему просто заказан? Встреча состоялась два дня назад в загородном ресторане "Царская изба". К сожалению, мне неизвестны подробности переговоров, но вероятнее всего, речь шла о продаже нового стратегического оружия. По официальной же версии, переговоры ведутся о поставке промышленного оборудования на один из крупнейших заводов в Турции. Во время встречи оцепление из людей Тихонова было расставлено за несколько километров от ресторана, который в этот день был закрыт для иных посетителей. Благо мы были предупреждены и успели установить портативную камеру. Ресторан несколько раз проверялся на наличие "жучков". Сам Абакаев прилетел в Москву за сутки до встречи и сразу же по ее окончанию покинул территорию страны на личном самолете. Все выше перечисленное указывает на всю серьезность и важность данной встречи, - Гусев замолчал. Запись закончилась, и экран вновь стал голубым. Полковник выключил телевизор.
   - Какое все это имеет отношение к Козыреву, Сазонову, Креневу? - спросил Шведов.
   - Вам что-нибудь говорит название следующего учреждения "Мегаполис-Банк"?
   - Да. Одним из соучредителей банка был Сазонов.
   - Именно. А вы знаете, Андрей, что у группы "Альянс" имеются свои виды на этот банк, а также то, что многие финансовые операции группы проходят через него?
   Этого Шведов не знал.
   - Вы хотите сказать, Петр Ильич, что Сазонов, узнав, что в банке творятся не совсем законные дела, попытался вмешаться в ситуацию, за что и поплатился?
   - Возможно, - согласился с версией Шведова полковник. - Но возможно не все так просто. Вы уже знаете, что Сазонов и Кренев были хорошо знакомы, мало того, они были друзьями?
   - Да, - ответил Шведов, не понимая, к чему клонит Гусев. - Они воспитывались в одном детском доме.
   - А то, что Альберт Дроздов, у которого совсем недавно в Австрии убили сына, является выпускником того же самого детского дома, вы тоже знаете?
   - Да.
   - И вам не кажется, Андрей, в свете последних событий внезапная смерть Дроздова-младшего несколько странной? Не наводит ни на какие размышления? К тому же сам Дроздов после похорон сына покинул территорию России и предпочитает не афишировать свое нынешнее место пребывания. Возможно, Альберт Сергеевич чего-то боится.
   Шведов задумался. Большое количество участников этой драмы, людей совершенно разных и по социальному статусу, и по мировоззрению, только усложняло решение стоящей перед следствием задачи. К тому же, если взять во внимание исчезнувшего профессора-вирусолога Заблоцкого, тоже воспитанника все того же злосчастного детского дома, то все это походило на какой-то каламбур: крупные бизнесмены, банкиры, медиамагнат, международные торговцы оружием, ученые... А какова география преступлений: Москва, Питер, Австрия! Да, пожалуй, полковник ФСБ Гусев прав: не все тут просто, даже совсем не просто.
   - Что касается Кренева, - продолжал Петр Ильич. - За несколько дней до своей гибели он был в Москве и встречался с... - полковник выдержал небольшую паузу, - с Тихоновым.
   Вот это было неожиданно!
   - Увы, но мне неизвестно, чем была вызвана необходимость данной встречи, но интересен также и другой факт: сразу же после похорон Сазонова, Кренев встречался с Межиевым Исой Гаезовичем. Слышали о таком?
   Даже более того, Шведов был лично знаком с Межиевым, проходившим в оперативных документах под погонялом "Алмаз", но не стал говорить об этом полковнику, а только кивнул.
   Мужчины закурили. Курили молча, мрачно прогоняя дым через легкие. После чего, вооружившись чашками с уже порядком остывшим кофе, принялись обсуждать с какой стороны подступиться к генералу Тихонову...
  
   Андрей приехал домой во втором часу ночи. Даша спала и только что-то сладко промурлыкала во сне, когда он склонился над ней, чтобы поправить одеяло. Пройдя на кухню, Шведов приготовил себе кофе.
   В нем росло чувство беспокойства: вот уже более двух суток от полковника Громова не было никаких вестей. В последний раз, когда Влад звонил, он был чем-то возбужден и попросил о продлении командировки на несколько дней. Тогда он ничего конкретного не сообщил, сославшись на то, что пока сам мало что понимает, но пообещал позвонить, как только что-то узнает. Андрей два раза набирал номер полковника, но безжизненный женский голос сообщал, что "абонент находится вне зоны обслуживания сети". Шведов налил в чашку кофе - по небольшой кухне тут же распространился насыщенный аромат напитка. Завтра, а вернее уже сегодня, он позвонит Ирине Сазоновой. Может, действительно, что-то случилось, а он пребывает в "счастливом" неведении. Следователь сделал глоток обжигающего напитка, распечатал новую пачку сигарет и раскрыл первую папку...
   ... И чем меньше становилось кофе в кофеварке, сигарет - в пачке, тем отчетливее Шведов понимал важность предоставленных ему документов. Полковник Гусев поскромничал, когда так скупо оценил результаты своей работы. Но вместе с тем, Андрей ощутил и свою беспомощность - многое из папки уже вряд ли когда удастся доказать. В груди начинало клокотать от собственного бессилия.
   Немудрено, что такие монстры не пощадили Вальку Козырева, ставшего у них на дороге! Они его раздавили, как надоедливую букашку. Что для них жизнь одного человека, когда они не считаются с жизнями десятка, сотни людей, идя к своей преступной цели?! Какое им дело до слез матерей, вдов и сирот?! Для них это всего лишь жалкие издержки ужасного по своей жестокости производства! Лес рубят - щепки летят! Эти люди не чураются ничем, готовы преступить законы, государственные и человеческие, как через плевок на грязном тротуаре, лишь бы преумножить свою власть и богатство! И это все в то время, когда доведенный до отчаяния народ отсиживает зады на рельсах транссибирской магистрали, объявляет голодовку за голодовкой в знак протеста против этой самой голодовки, затянувшейся на долгие годы; хоронит лучших сыновей, призванных защищать целостность России и гибнущих в криминальной разборке государственного масштаба, где зажравшиеся олигархи делят сферы влияния, превратив некогда процветавший край в арену боевых действий, где не считается зазорным ни предавать, ни продавать, где цена человеческой жизни измеряется вечнозеленой американской купюрой, чей номинал зависит лишь от количества звезд на погонах! Но чего можно ждать от общества, которое в отличие от остального человечества, последнее десятилетие живет не по законам, а по "понятиям", возведенных в ранг этих самых законов?! Боже, куда катиться эта страна, в какую пропасть?! В чем провинились перед Тобою люди, живущие на этой земле, название которой Россия?! За что Ты так их не любишь, Господи?..
   - А почему ты не спишь?
   Андрей вздрогнул от неожиданности, повернулся. В дверях стояла дочь в ночной рубашке и смешно морщила нос от противного табачного дыма, с трудом сдерживаясь, чтобы не закашляться.
   - Привет. Как дела?
   - Ты поздно пришел?
   - Да.
   - Я хотела тебя дождаться...
   - Ни к чему было.
   - ... и заснула.
   - Вот и молодец.
   - А ты вообще сегодня не спал?
   - Много работы.
   Андрей поднялся, обнял девочку.
   - Даша, когда возвращается мама?
   - Сегодня вечером.
   - Тебе лучше снова переехать к маме. Ты не думай, я тебя не гоню, я бы был только рад, если бы ты пожила еще какое-то время у меня, но...
   - Что-то случилось, папа? - Девочка заглянула отцу в глаза и увидела в них тревогу.
   Шведов задумался, что ей ответить. Несомненно, ее поколение быстрее и проще ориентируется и разбирается в сложных перипетиях современной российской жизни, и куда больше понимают, чем когда-то он в их возрасте. Быть может, дело в том, что они слишком рано взрослеют...
   - Нет. Пока нет.
   - Это связано с твоей работой?
   Андрей кивнул.
   - Хорошо, папа. Я все понимаю. Я вернусь к маме, только обещай мне, что будешь осторожен.
   Шведов улыбнулся и крепче обнял дочь.
   - Конечно, Малыш, иначе мне и нельзя, ведь есть ты. - Андрей поцеловал девочку.
   Часы показывали семь. За окном, будто растревоженный великан, просыпался мегаполис. Времени оставалось только на то, чтобы принять душ, привести себя в порядок и мчаться на Большую Дмитровку.
   - Малыш, собирайся! Я отвезу тебя в школу...
  
  
   Тюмень.
  
   В аэропорту Абрамова ожидал сюрприз.
   Дело в том, что как только Григорий Алексеевич вышел из самолета, на взлетно-посадочную полосу выскочил кортеж из трех автомобилей. Это уважаемый в крае человек, депутат облсовета, крупный заводовладелец Георгий Макарович Кабанов, известный в определенных кругах как Жора ВэДэВэ, решил лично встретить важного московского гостя. Черный лимузин замер возле самого трапа. Из роскошного детища автоконцерна "Даймлер-Бенц" вальяжно выплыл высокий мужчина лет сорока с совершенно лысой головой нелепой, почти квадратной формы, прикрепленной непосредственно к широким покатым плечам. Шея, даже при ближайшем рассмотрении, отсутствовала напрочь. Георгий Макарович сделал несколько шагов к трапу и замер в ожидании столичного визитера.
   Простым рукопожатием отделаться не удалось. Кабанов сгреб гостя в охапку, благо силищи в этом сибирском великане было не занимать, и приветствовал того троекратным поцелуем.
   - Здравствуй, дорогой друг.
   "Похоже, этот увалень не на шутку увлекается голливудскими блокбастерами, вроде "Крестного отца" и "Последнего дона"!" - думал Абрамов, пока был вынужден лобызаться с тюменским "капо ди тутти капи".
   Кабанов был из тех людей, которые в эпоху становления рыночных отношений сразу смекнули, что начинается новая эра, более жестокая, и поэтому необходимо сразу и решительно показать всем, кто ты есть. Имя Георгия Макаровича в криминальном мире зазвучало в начале девяностых и сразу же стало нарицательным. Начинал Жора ВэДэВэ с банального рэкета, являл собою грозу новоявленным дельцам, пытающимся найти свое место в рыночной экономике. Но аппетиты у Кабанова росли в геометрической прогрессии, да и выколачиванием денег за, так называемую, "крышу" становилось заниматься как-то не очень солидно. Жора собрал вокруг себя три десятка таких же головорезов, каким был сам, - вот тогда-то и наступило время великих свершений, сделавших из бывшего прапорщика-десантника того, кем Кабанов являлся сейчас. Жуткие были времена - кровавые войны между различными ОПГ захлестнули Сибирь! Кабанов всегда действовал жестко и жестоко, как в отношении конкурентов, так и в отношении своих соратников. Даже в криминальном сообществе его и его "команду" стали презрительно величать "отморозками". Когда казалось, что весь край с его промышленным потенциалом у него в кармане, Жора сунулся в столицу, но ему живо "обломали рога", едва уцелел. От верной гибели спасло только вмешательство Тихонова, отстоявшего амбициозного сибиряка перед столичной братвой. Правда, обошлось это серьезными потерями в бизнесе для Кабанова, но разве это могло сравниться с потерей жизни в самом рассвете сил! Надо сказать, что к своим сорока годам Георгий Макарович несколько остепенился: обзавелся семьей, женившись на победительнице конкурса красоты, устраиваемого им же, "Мисс Сибирь-99", а совсем недавно подался в политику и на последних выборах "с блеском" одержал победу, оставив далеко позади всех своих оппонентов. И вместо банды, состоящей из трех десятков "быков", Жора ВэДэвэ стоял во главе серьезной организации, насчитывающей около сотни бойцов.
   Неприятный для себя разговор Кабанов начал сам, поскольку прекрасно понимал, что послужило причиною для визита к нему Абрамова. Лимузин плавно тронулся, выруливая к выезду из аэропорта. Георгий Макарович открыл бар и наполнил рюмки янтарной жидкостью. Это был шотландский виски, истинным ценителем которого оказался этот отъявленный сибирский уголовник.
   - Ты, Гриша, на меня здорово не наседай, - с постной физиономией проговорил он. - Я хорошо понимаю, что словил конкретного лося с этим вашим мусором, будь он не ладен!
   Да, Абрамов был зол на Кабанова, но прекрасно осознавал, что с такими людьми, как Жора, нахрапом дела не делаются. Григорий Алексеевич ни словом не выказал своих претензий тюменскому авторитету, а если говорить совсем уж по-великосветски: "не выставлял никаких предъяв". Расчет Абрамова был прост: только одно его появление здесь, за тысячу верст от Москвы, должно показать этому сибирскому "дону Корлеонэ" всю важность доверенного ему дела, и что после этого тот должен в лепешку расшибиться, но исправить все свои промахи.
   - Найти этих ублюдков, - продолжал Кабанов, не совсем лестно отзываясь о столичном милиционере и профессоре, - стало для меня делом чести. Ты понимаешь, Гриша?! Они замочили моих лучших ребят! На их могилах я поклялся их женам и детям, что отомщу за каждого! И я это сделаю, чего бы мне это не стоило! - Георгий Макарович одним глотком осушил рюмку и тут же поспешил ее снова наполнить.
   Абрамов был далек от всей этой суровой романтики уголовного мира и воспринимал монолог Кабанова не иначе, как маленький спектакль одного актера, причем, довольно паршивого. Для таких, как Жора, жизнь рядового "быка" - это лишь разменная монета в большой игре. Истинная причина, побудившая авторитета рыть носом землю в поисках беглецов, куда более прозаичная - уязвленное самолюбие, которое присутствовало в Жоре в непомерных количествах. Кто-то по-крупному нагадил у него под самым носом, и должен понести суровое наказание.
   - Мои парни прочесывают в тайге каждый квадратный сантиметр, заглядывают под каждую сосенку, и рано ли поздно мы найдем их! И тогда, брат, я с ними лично... по душам. А псу легавому я вот этими руками, - Кабанов вытянул перед собою длинные руки с пудовыми кулачищами, покрытыми рыжими волосками, - переломаю хребет. И тебе, Гриша, его поганую мусорскую черепушку в столицу бандеролью пришлю. Хочешь?
   Абрамов не сдержался, улыбнулся.
   - Пожалуй, Георгий Макарович, это будет чересчур. Мне достаточно будет знать, что полковник исчез в тайге, а профессора доставишь в Москву, и чтобы ни один волосок не упал с его ученой головы.
   - Базара нет, брат! - заверил его Кабанов.
  
  
   Лондон, Великобритания.
  
   Оливия Персинвальд овдовела четыре года назад. Сэр Дрейк Персинвальд-третий умер в возрасте шестидесяти трех лет от обширного инфаркта, приключившегося с ним за игрой в покер в клубе "Три короны", чьим неизменным членом он являлся более сорока лет. Вдове и двум детям он оставил большое имение, конный завод и акции одной преуспевающей фирмы. Как оказалось после смерти старого лорда, дела на конном заводе шли не так уж хорошо, как представлялось домашним, часть имения была заложена, а поверенные в делах семейства Персинвальда оказались нечистыми на руку, что привело к довольно плачевному финансовому состоянию семьи.
   После смерти супруга миссис Персинвальд постигло еще одно несчастие: далеко за пределами Британии, в России, была убита ее старшая дочь Сара. Пока был жив сэр Дрейк, всем членам семейства было строго-настрого запрещено общаться с непокорной дочерью, нарушившей запрет отца и изгнанной из семьи. Но когда старого лорда не стало, миссис Оливия постаралась наладить отношения с дочерью и вернула ее к семейному очагу. Правда, вместе с мужем, который так не угодил покойному лорду. Оливия не так предвзято относилась к новому родственнику, как ее супруг, старалась быть внимательной и обходительной, поскольку видела, что дочь счастлива с этим мрачным человеком, каким представлялся ей Ридер. А уж кому, как не Оливии было знать, что значит жить с нелюбимым человеком! В восемнадцать лет она стала собственностью графа Персинвальда, человека сварливого и деспотичного. В глубине души миссис Оливия завидовала дочери, сумевшей пойти вопреки воле отца и отстоять свое счастье, как не смогла в свое время сделать она.
   Когда приключилось это несчастие с Сарой, было ужасно больно, хотелось обвинить во всем Томаса Ридера, но Оливия смогла заставить себя посмотреть правде в глаза: ее дочь была взрослая женщина, способная принимать взвешенные, жизненно важные решения, от которых зависела ее судьба. Она хорошо понимала, на что шла, отправляясь вместе со съемочной группой в охваченную войной республику...
   Миссис Персинвальд удивилась, когда по дому разлился мелодичной трелью звонок. Она никого не ждала. Сын Самуэль находился в колледже и объявится не раньше, чем через две недели. В гости к ней никто не наведывался, и вообще она вела довольно замкнутый образ жизни. Кто же это может быть?
   Мучаясь догадками, женщина выглянула в окно. На стоянке перед домом, рядом с ее стареньким "Фордом", стояла незнакомая красная машина. Толстушка Мили, оставшаяся одна из всей прислуги, выполняющая обязанности и домработницы и кухарки, уже открыла дверь и интересовалась у незваных визитеров целью их визита, когда миссис Оливия спустилась в холл.
   Их было двое. Он - лет тридцати пяти, высокий с симпатичным мужественным лицом, она - совсем юная, чем-то похожа на Сару, такие же большие изумрудные глаза и короткая стрижка.
   - Здравствуйте, - обратился к ней незнакомец. - Извините за беспокойство, миссис Персинвальд. - Английский у мужчины хоть и был безупречным, но Оливия все же уловила мягкий акцент и поняла, что перед нею иностранец.
   - Здравствуйте. Мили, можешь идти. Кто вы?
   - Я знал вашу дочь, миссис Персинвальд, и ее мужа. Мы встречались с ними в России. Я русский журналист, моя фамилия Доронин. Сергей Доронин.
   От молодых людей не ускользнуло, что при упоминании о дочери, женщина непроизвольно вздрогнула, глаза ее сузились. Какое-то время она еще рассматривала непрошенных гостей, словно раздумывая, стоит их приглашать в дом или покончить с этим здесь, не сходя с места. Наконец, она отступила на шаг и осевшим голосом произнесла:
   - Проходите.
   Они расположились в гостиной. На стенах красовались многочисленные портреты, в большинстве своем это был надменные и лишенные каких-либо эмоций физиономии злобных старикашек. По крайней мере, такими они показались Доронину. Несколько минут Сергей с нескрываемым любопытством лицезрел все это художество, после чего, усевшись в любезно предложенное хозяйкой дома кресло, журналист продолжил прерванный на пороге разговор:
   - Скажите, пожалуйста, миссис Персинвальд, после смерти Сары... извините, что затрагиваю эту болезненную для вас тему, но после гибели вашей дочери вы общались с ее мужем? Поверьте мне, я спрашиваю не из праздного любопытства, все это очень важно. Я позже все вам объясню.
   - Томас не присутствовал на похоронах Сары, ему делали вторую операцию. - Сергей знал, со слов Дроздова, что, когда военные, обнаружившие умирающего Ридера, установили его личность, тут же была организована поисковая операция по обнаружению остальных членов съемочной группы, в результате которой и был обнаружен труп девушки, поэтому не удивился, когда женщина упомянула о похоронах дочери. - Он был очень плох. Я навещала его в клинике. После того, как он поправился, Томас раза два или три приезжал сюда. Вернее, его привозили. Ведь Сара похоронена здесь, в семейном склепе.
   - А в последнее время?
   - С годовщины гибели Сары прошло семь месяцев, именно столько я его не видела.
   - Вы не созванивались?
   - Нет. Но он мне звонил несколько дней назад. Это было неожиданно.
   - И что он вам сказал?
   - Что, возможно, очень скоро приедет.
   - И все?
   - Да.
   - Значит, вы ничего не знаете?
   - Не знаю о чем?
   - О том, что вчера Томас Ридер был убит.
   - Что?!
   По реакции женщины было видно, что она, действительно, ничего не знала о судьбе Ридера.
   - Но кто это сделал? Кому понадобилось убивать беспомощного и безобидного инвалида? - искренне возмутилась потрясенная Оливия.
   - Возможно, беспомощного, но далеко не безобидного, - не согласился с ней журналист.
   - Что вы этим хотите сказать?
   - То, что Томаса убили из-за его работы, - не стал скрывать истинную причину гибели Томаса Доронин.
   - Но ведь он не работал!
   - Это неважно, миссис Персинвальд. Ваша дочь и Томас узнали в России то, что впоследствии убило Сару и сделало из полноценного молодого мужчины калеку и пьяницу, но и таким он был опасен для кого-то, поэтому они и решили избавиться от него. Я хочу узнать то, что узнали ваши близкие. Если мне это удастся, то я смогу назвать имена убийц вашей дочери и ее мужа.
   - Что вы хотите от меня?
   - Помощи.
   - Но какой? Как я могу вам помочь?
   - Вам нужно постараться вспомнить кое-что и дать ответы на мои вопросы. Пожалуйста, миссис Персинвальд, это очень важно.
   - Хорошо. Все, что в моих силах.
   - Спасибо вам.
   - Пока не за что.
   - Вы сильная женщина.
   Оливия печально улыбнулась на этот комплимент и совсем тихо ответила, видимо, думая о чем-то своем, сокровенном:
   - Я так не думаю. Но прежде, чем я отвечу на ваши вопросы, ответьте мне на мой.
   - Спрашивайте, - выразил готовность удовлетворить ее просьбу Доронин.
   - Зачем вам все это?
   Журналист ответил не сразу, подбирал слова:
   - Дело в том, миссис Персинвальд, что жертвами этих палачей стали не только ваши близкие, но и дорогие мне люди.
   - Вы хотите отомстить? Вами двигает чувство мести?
   - Не только, но это, пожалуй, главное.
   - И вы не боитесь? Нет, не за себя, я вижу, что вы смелый человек. К примеру, за это юное прекрасное создание, которое рядом с вами. - Миссис Персинвальд по-матерински нежно взглянула на Катю, которая, подобно школьнице, зарделась при этих словах. На девушку посмотрел и Сергей. До него дошел смысл сказанного - это было предостережение. Как-то раньше он не задумывался, что, втягивая в эти игры Катю, он подвергает ее серьезной опасности. Ему, действительно, стало страшно. Доронин протянул руку и накрыл ладонь девушки своей ладонью, сжав слегка пальцы.
   - Боюсь, миссис Оливия, - тихо произнес он.
   Женщина ответила на все вопросы журналиста, искренне пытаясь ему помочь. Ответы нисколько не приблизили Доронина к цели. Женщина не знала ни о каком архиве Ридера, а уж тем более, где он может храниться. Сергею пришлось с горечью констатировать: архив, который всего день назад был у него почти в руках, со смертью своего владельца канул в лету. Где теперь его искать? Черт его знает! Больше никаких идей у журналиста не было. В Лондон он возвращался ни с чем. Оставалось сделать один телефонный звонок и сообщить, что вся затея с архивом Ридера потерпела фиаско.
   Уже прощаясь возле автомобиля, Сергей протянул Оливии листок со своими координатами в Лондоне.
   - Это на тот случай, если вы вдруг что-то вспомните. Кстати, все те деньги, которые Томас получил бы за свои материалы, он просил перевести на ваш счет. Сказал, что это деньги Сары. - Доронин не знал, зачем это говорит. Возможно, ему захотелось сказать что-то хорошее о Томасе этой женщине. - И поверьте, он очень сильно любил вашу дочь и в ее гибели винил себя...
   - Я знаю.
   Они уехали.
   Оливия еще долго стояла на улице, глядя на дорогу, по которой умчался красный автомобиль.
   Вдруг, словно что-то вспомнив, она быстрыми шагами направилась в дом. Не задерживаясь, поднялась к себе в спальню и подошла к секретеру. Открыла его и извлекла блокнот в кожаной обложке, полистала его и остановилась на страничке, на которой был записан всего лишь один единственный телефонный номер. Его ей дал Томас во время последнего телефонного разговора, о котором она упоминала в беседе с журналистом, но рассказала ему далеко не все. Томас сказал тогда странные слова, которым Оливия не придала какого-то особого значения: "Если со мной что-то случится, обязательно позвоните этому человеку!". Томас никак не удосужился объяснить свою просьбу, просто продиктовал номер, назвал имя и повесил трубку.
   Оливия набрала номер. Ждать пришлось недолго.
   - Алло! Джон Кирсток?.. Ваш номер мне дал Томас Ридер. Видимо, нам необходимо встретиться, мистер Кирсток...
  
  
  
  
   15 ноября, Москва.
  
   Старший следователь Генеральной прокуратуры, старший советник юстиции Андрей Александрович Шведов сидел за столиком в комфортабельной кабинке в одном из дорогих ресторанов столицы. Напротив, на небольшом диване, расположился невысокий, худощавый мужчина лет шестидесяти, явно кавказской наружности. Одет он был в строгий черный костюм. Знаток, коим следователь не являлся, без особого труда определил бы, кому из европейских модельеров отдает предпочтение этот важный господин. Это был никто иной, как Межиев Иса Гаезович, человек влиятельный и авторитетный, проходивший в оперативных документах российских правоохранительных органов под погонялом "Алмаз". Мужчины курили, разбавляя дым крепким кофе.
   - Когда вы мне сегодня позвонили, Андрей Александрович, я, если честно признаться, был несколько удивлен. - Чеченец говорил по-русски почти без акцента. - Так о чем же вы хотели со мной поговорить?
   Андрей выпустил дым из легких, который тут же развеялся по кабинке, но воздух оставался в этом небольшом помещении, на удивление, свеж.
   - О Креневе.
   - О Креневе? О Володе Креневе? - удивился Межиев.
   Шведов пояснил свой интерес:
   - Дело в том, Иса Гаезович, что мне известно, что за несколько дней до своей гибели, Кренев встречался с вами. Мне хотелось бы знать, если это, конечно, возможно, что послужило причиною для этой встречи.
   Межиев задумался, отвечать не спешил. Только когда огонек подобрался к фильтру сигариллы, чеченец раздавил в пепельнице окурок, сделал глоток кофе и произнес:
   - Хорошо, Андрей Александрович, я расскажу вам об этом, - Алмаз вновь замолчал. Выдерживая паузу, авторитет разглядывал большую золотую печатку с черным бриллиантом на безымянном пальце правой руки. - Володю я знал не один десяток лет. Познакомились мы с ним по ту сторону колючей проволоки. Хороший он был человек, правильный. Виделся я с ним редко, друзьями мы не были, но относились друг к другу с уважением. Когда он позвонил и попросил о встрече, я не видел причин отказываться. Да, мы, действительно, встречались... - Межиев замолчал, а когда вновь заговорил, то речь пошла совсем о другом: - Знаете, Андрей, совсем недавно я был дома, в Грозном. В этом городе я родился и вырос. Я человек далеко не мнительный, но я ужаснулся. Каким прекрасным этот город был в пору моей молодости, и что с ним сталось теперь! Пустыня! Разрушенные дома, подобно человеческим скелетам, раскиданы по городу... А, сколько было деревьев! Когда-то в парке, на одном из них перочинным ножом я вырезал дорогое моему сердцу имя. Странное дело, во всем этом аду это дерево уцелело, уцелела и надпись. И я подумал, может это знамение, знак свыше. Я не знаю... Знаю другое - дома, парки - это все можно восстановить, при желании, за несколько лет. Гораздо сложнее дело обстоит с людьми: целое поколение вдов и сирот, целое поколение не знающих жизни без выстрелов и взрывов. Вы когда-нибудь видели эти глаза, лишенные всего человеческого и смотрящие вокруг, как на мишень сквозь оптику прицела. Скажу вам честно, мне хотелось рыдать. К тому же, ко всему произошедшему я имел непосредственное отношение, и от этого становилось еще больнее. Не буду скрывать, как бизнесмен, я заработал на этой войне много денег, как чеченец, как сын своего народа, чувствую, что мой народ заплатил за это все непомерно высокую цену. Конечно, это не оправдание, но меня и многих моих друзей использовали. Нам говорили одно, а на самом деле мы видим сейчас другое: всем заправляют арабы, которых мало заботит судьба республики. Пройдет не один десяток лет, прежде чем люди перестанут вздрагивать по ночам, прежде чем влюбленные парочки неторопливо будут прохаживаться по тенистым аллеям, как здесь, в Москве или Питере, или любом другом городе России. Всего этого, что можно, наверное, назвать счастьем, мы лишили наших детей и внуков. Детей мы лишили молодости, внуков - детства. Этого никогда не вернешь! Но зато мы научили их убивать! Это страшно. Поэтому я и мои друзья, мы решили помочь восстановить республику, помочь людям вернуться к нормальной жизни, в которой будет место и любви, и радости. Мы создали фонд, который занимается восстановлением школ, детских садов, больниц... И еще, мы все довольно влиятельные люди, и к нашим мнениям многие прислушиваются в определенных кругах... Вы понимаете, о чем я говорю, Андрей Александрович?
   Шведов кивнул.
   - Так вот, мы наложили табу на ввоз в республику какого-то бы ни было оружия. Хватит войны! Хватит крови! Оповестили об этом решении всех, кому положено о нем знать. Несомненно, есть те персоны, кому этот уговор стоит поперек горла, но если только они посмеют пойти вперекор с нашим решением, то приобретут в нашем лице серьезного и беспощадного противника. Мы шутить, не намерены. Если хотите, это бизнес: мы вкладываем в республику и в ее промышленность инвестиции и рассчитываем на дивиденды. К чему я веду весь этот разговор, Андрей Александрович... Кренев знал об этом уговоре, и он сообщил мне о том, что есть некие силы, пытающиеся поставить в Чечню новейшее стратегическое оружие, что, несомненно, приведет к очередной кровавой вспышке. К тому же были задеты личные интересы Володи, касалось что-то его друзей. Одним словом, он просил о помощи. По своим каналам я проверил эту информацию - она подтвердилась. Мне объявили войну!
   Алмаз вновь закурил и продолжил:
   - Я знаю, кто эти люди, а так же то, что именно они причастны к гибели Кренева и еще нескольких человек, и в отличие от вас, Андрей Александрович, мне этого достаточно, чтобы остановить их. Идя к своей цели, они творят беспредел - а это не очень хорошо.
   - Это люди из промышленной группы "Альянс", в частности, бывший генерал Комитета Госбезопасности Тихонов, я прав, Иса Гаезович? - спросил Шведов. Правда, на прямой ответ он не очень-то и рассчитывал.
   Межиев заговорил не сразу:
   - Я и так сказал вам слишком много, Андрей Александрович, а это, поверьте мне, не в моих правилах. Могу добавить только одно, не для протокола, - Алмаз криво усмехнулся, но его прищуренные черные глаза по-прежнему оставались ледяными и непроницаемыми, - они очень скоро пожалеют. Очень скоро, - повторил свою угрозу чеченец. Поднялся, давая тем самым понять следователю, что аудиенция окончена.
   В дверях, словно только этого и ждал, возник один из нукеров Алмаза.
   - Вас проводят. Всего доброго, Андрей Александрович.
   - Всего доброго. - Шведов ушел.
  
   Межиев остался один.
   Какое-то время он недвижимо сидел за столом, уставившись невидимым взглядом в одну точку. Приняв решение, он позвал все того же охранника и сказал ему несколько слов по-чеченски. Нукер утвердительно кивнул и удалился из кабинки.
   Алмаз плеснул в бокал из хрустального графина коньяк и пригубил ароматный напиток. Возможно, он поступает слишком жестоко, но у него не осталось другого выбора, чтобы дать понять, что безнаказанно его решения игнорировать нельзя. Подобное чревато последствиями.
  
  
   Тюмень.
  
   Прежде чем разлепить веки, он долго лежал, вслушиваясь в звенящую вокруг тишину, но ничего, кроме тяжелого хрипа, вырывающегося из его же груди, не тревожило слух. Каждый вздох доставлял сильную боль, разрывая изнутри грудную клетку, будто он имел неосторожность проглотить огромного ежа, легкие хрипели подобно застоявшимся мехам.
   Громов открыл глаза. Вокруг было темно, но не настолько, чтобы он не смог разглядеть грубые бревенчатые стены, низкий потолок и человека, сидящего напротив. Это был профессор Заблоцкий. Глаза его были открыты, но ничего не видели перед собою - профессор был погружен в глубокие раздумья. Влад попытался вспомнить, что было после того, как он вывалился в окно и его оглушило взрывной волной, но, несмотря на все свои усилия, от которых на лбу крупными каплями проступил пот, что-либо конкретного из закоулков памяти выудить не удалось. Лишь жалкие фрагменты: то черное небо с мириадами ярких звезд, то огромные, уносящиеся ввысь и смыкающиеся над головой куполом, сосны, то склонившееся над ним озабоченное бородатое лицо лесника...
   Громов пошевелился - резкая боль острым копьем пронзила все тело. Лицо, скрытое под щетиной, исказилось, грудь заходила ходуном - легкие дышали жаром. К нему тут же подскочил Заблоцкий. Евгений Максимович положил ему руку на плечо, призывая успокоиться и не шевелиться.
   - Лежите, Влад, вам нельзя двигаться, - попросил профессор.
   - Где мы? - выдавил из себя Громов.
   - В тайге. Нас здесь никто не найдет, - уверенно заявил ученый. - Отдыхайте. Может, хотите немного воды?
   Громов кивнул. Евгений Максимович смочил полковнику губы водой. Влад облизал их шершавым языком, но жажда не прошла. Владу казалось, что выпей он сейчас стакан студеной воды, как пожар в груди тут же утихнет. Это была иллюзия, и Громов это понимал. Он задал еще вопрос:
   - Где Егор?
   - Ушел за помощью. Скоро должен быть.
   Влад закрыл глаза. Евгений Максимович подождал, пока дыхание полковника станет ровным, и только тогда вернулся на прежнее место и к прежним мрачным мыслям...
   Той ночью Егор убил всех нападавших, действовал умело - сказался опыт, полученный еще в Таджикистане. Как только он провел "зачистку территории", то обнаружил бездыханное тело московского сыщика. Собрав, что могло пригодиться и что еще можно было найти, соорудив на скорую руку сани, на которые он положил полковника, егерь углубился в тайгу. Егор намеревался идти к заимке, расположенной на берегу небольшого озера, куда несколько часами раннее отправил профессора. Но Заблоцкий никуда не ушел, он оставался там, где его оставил Егор, намереваясь дождаться рассвета и вернуться к зимовью. Возможно, кто-то уцелел и нуждается в помощи. Он с самого начала был против того, чтобы одному уходить к заимке. Чем он лучше Егора? Или полковника Громова. Вдвоем они дотащили раненого милиционера до заимки, где имелся запас продуктов и воды, и можно было переждать пару дней. Несмотря на то, что началась пурга, - по словам Егора, это было кстати, заметет их следы - егерь, позволив себе всего три часа отдыха, встал на лыжи и, пообещав профессору, что скоро вернется с подмогою, скрылся в тайге.
   Прошло уже почти трое суток, Егор не возвращался. Заблоцкий нервничал. Он не знал, что ему делать, если Егор, не дай Бог, не вернется. Их неминуемо ждала смерть от холода и голода в этом глухом лесном царстве.
   Заблоцкий внимательно посмотрел на полковника. Похоже, тот уснул - значит, и ему самое время немного вздремнуть. Примостившись в углу, подсунув под бок охапку душистого сена, Евгений Максимович прикрыл глаза, прислушиваясь к дыханию Влада. Уже засыпая, Заблоцкий запустил руку в карман тулупа и сжал пальцами холодную "грушу" гранаты, оставленной ему Егором.
   "Ничего, мы так просто не сдадимся!" - с этой решительной мыслью профессор погрузился в зыбкую атмосферу тревожного сна.
   Светало.
  
  
  
  
  
  
   16 ноября, Тюмень.
  
   Вертолет, подобно огромной хищной птице, несся по ясному небу. Внизу ковром раскинулась тайга во всем своем великолепии. Редко среди густой массы сосен мелькали лысые, покрытые снегом вершины сопок. Утро выдалось морозным.
   Кабанов сидел в кабине, рядом с пилотом. Он без малейшего интереса разглядывал оборудование кабины. Ему было совершенно наплевать на все эти непонятные кнопки, лампочки, тумблера, манометры и прочую техническую требуху, которой была напичкана эта консервная банка, в которой они летели. Георгий Макарович окинул взором пейзаж, открывавшийся из кабины: густая зелень тайги тянулась до самого горизонта, где сливалась с голубыми небесами. Несколько минут скептически поглядывал на уверенные манипуляции пилота, после чего вяло поинтересовался:
   - Долго еще?
   - Что? - не расслышал пилот.
   - Спрашиваю, долго еще? - недовольно рявкнул Кабанов.
   - Нет! - ответил пилот и указал рукою чуть правее того курса, каким двигалась машина. - Во-он там, уже озеро. Заимка, как раз, на его берегу стоит.
   Кабанов, как не силился, рассмотреть озеро не смог.
   - Мы сядем немного левее от озера, - пояснил пилот, - там сопка есть небольшая, вот там и приземлимся. От цели с полкилометра, наверное, будет.
   Георгий Макарович был облачен в камуфлированную форму самого последнего образца, как, впрочем, и вся группа в количестве пяти человек. У каждого в наличие имелись короткоствольные автоматы израильского производства УЗИ.
   После визита столичного гостя, Кабанов устроил своим ребятам нагоняй. Он был недоволен! Нет! Он был в бешенстве оттого, что спустя столько времени после неудавшегося нападения на зимовье егеря, не были обнаружены ни мент, ни профессор, ни сам егерь, дери их душу мать! Оно-то понятно, тайга есть тайга - лес дремучий, но не зря же его, Кабанова Георгия Макаровича, в местной прессе величают не иначе как "хозяином тайги". А тут случилось такое: его же людей - на его же территории! И неважно кто! Пусть сам Генпрокурор с министром внутренних дел на пару! Это не по понятиям, и такое спустить с рук, значит самому подписаться в собственном бессилии. За такую дерзость нужно наказывать, чтобы другим повадно не было! Оно, конечно, в первый раз сами оплошали, недооценили противника, нагрянули как к бабе на блины. А оно вона как вышло-то!
   Сегодня ночью, наконец-то, пришла долгожданная весть: одна из поисковых групп обнаружила беглецов. Кабанов приказал оцепить квадрат, но ничего в отношении искомых объектов не предпринимать. Захватом решил руководить лично, поскольку Абрамов неустанно повторял, что с головы профессора не должен упасть ни один волосок, а своим бойцам Георгий Макарович после стольких проколов уже не доверял.
   Вертолет клюнул носом и принялся снижаться над сопкой. Несколько минут - и все стихло, только разыгравшаяся от сотрясавших воздух лопастей пурга все еще долго не могла успокоиться. Стоило спрыгнуть с борта, как ноги, облаченные в высокие шнурованные ботинки, провалились по колено в снег. Спускались с сопки гуськом, след в след.
   На ходу Георгий Макарович отстегнул карман, достал рацию.
   - Ольха, я Кедр. Мы на месте, встречайте.
   Из динамика донесся треск, шипение.
   - Вас понял.
   Спустились. Закурили.
   Из тайги вынырнули три снегохода и приблизились к группе. Пока докуривали, Кабанов разговаривал со старшим поисковой группы по кличке Рябой.
   - За заимкой ведется наблюдение более трех часов. Никто не входил и не выходил, - доложил Рябой. - Близко не подходили - боялись спугнуть.
   - Может, там никого и нет.
   - Есть, - обиженно протянули Рябой, - гадом буду, они там.
   - Ну, смотри...
   Через пятнадцать минут были на месте. Низенькая избушка сиротливо стояла на краю леса. Прождали еще около получаса, но ничего не изменилось. Кабанов отдал команду на штурм.
   Бойцы окружили избушку. Двое со всеми предосторожностями подобрались к двери. После чего один из них предпринял попытку выбить дверь, но та устояла, и только после того, как к нему присоединился второй, дверь, не выдержав такого напора, рухнула. Ощетинившись автоматами, парочка нырнула внутрь. Не было ничего: ни выстрелов, ни шума борьбы. Все было кончено в считанные секунды.
   В осиротевшем проеме показался человек в камуфляже и показал, что можно подходить.
   - Их там двое. Один на нарах. Похоже, ранен, - отрапортовал боец подошедшему Кабанову.
   - Разберемся.
   Вошел. Потолок был настолько низким, что ему пришлось порядком согнуться. Огляделся. В одном углу - стол, в другом - нары. На них лежит человек. В углу напротив сидел еще один и с ненавистью смотрел на него. По седой бородке Кабанов решил, что это и есть тот самый профессор. А этот на нарах с видом мертвеца, пожалуй, и есть тот самый мент из столицы! А где же тогда третий?!
   Подошел к нарам. Долго разглядывал человека с бледным болезненным лицом. Тот, в свою очередь, смотрел на Кабанова. Спокойно смотрел. Без страха. Даже с какой-то насмешкой. Это не понравилось Георгию Макаровичу.
   - Что это вы, Владислав Николаевич, уважаемых людей заставляете волноваться? Исчезаете куда-то. Нехорошо! Так нельзя. Кстати, где ваш третий, а?
   - В лес ушел, - тихо ответил Громов. - По грибы.
   - Ага! И по ягоды тоже. С юмором? Это хорошо.
   - Кто вы?
   - Я тот, чьих людей вы убили три дня назад, - с вызовом ответил Кабанов.
   - Вы работаете на Тихонова?
   - Я работаю на себя!
   - И что вы хотите?
   Кабанов усмехнулся.
   - Неважно. На твоем месте, полковник, я бы начинал думать о другом.
   - О чем же?
   - О вечном! - Георгий Макарович коротко хохотнул, и его бойцы поддержали его шутку. - Козла этого ученого, - Кабанов кивнул в сторону Заблоцкого, который, буквально, сжирал глазами лысого борова, но ничего не мог поделать. На бороде застыла кровь, стекавшая из рассеченной губы. - Так вот, козла этого заумного приказано доставить в Москву целым и невредимым, а тебя, падла мусорская, велено сгноить в этой глуши на веки вечные. Уяснил, полковник?
   Громов сглотнул горькую слюну, улыбнулся и совсем тихо попросил:
   - Давай думать об этом вместе...
   Влад протянул руку и разжал ладонь. То, что увидел Кабанов, несомненно, добавило бы седины на его бритой голове, если бы там была в наличие хоть какая-нибудь растительность. Во второй руке полковника Георгий Макарович увидел саму гранату - вздрогнул. Не ожидал он от жизни такой подлянки! Никак не ожидал! Попятился.
   - Стоять! - Кабанов замер как вкопанный, не желая искушать судьбу и этого сумасшедшего мента, записавшегося в камикадзе. Он переводил взгляд то на кольцо на ладони, то на гранату. - Не стоит так спешить, времени теперь у нас много. Пусть народец-то побросает оружие, - попросил Громов.
   Крыть этот "козырь", так неожиданно появившийся в руках сыщика, Георгию Макаровичу было нечем. До двери далековато - не успеть, двое, что оказались с ним в этой ловушке, в том числе и Рябой, покидали автоматы и, пожалуй, ждут подходящего момента, чтобы сигануть в дверь, подальше от эпицентра возможного взрыва.
   "Вот суки! Волки позорные! - зло подумал о подчиненных Жора ВэДэВэ. - Ничего нельзя мудакам доверить! Ведь не обыскали уроды!"
   - Ну так как, подумаем? - Громов, словно наслаждаясь произведенным эффектом, начал медленно отнимать пальцы от стальной груши, освобождая чеку: мизинец, безымянный, средний...
  
  
   Лондон, Великобритания.
  
   Было поздно, когда Доронин, проводив Катю, возвращался в отель. С самого утра шел дождь, и казалось, что весь этот большой Сити скоро смоет к чертовой матери. Огромные мутные потоки неслись по обочинам и безвозвратно исчезали в сточных люках. В голове все еще приятно шумело от выпитого за ужином вина, но тело уже покинула приятная истома, которая овладела им в квартире Кати, и Сергей почувствовал, что продрог. Так недолго и простыть!
   Несмотря на такую погоду, ему совсем не хотелось возвращаться в отель. Доронин шел неторопливым шагом и размышлял. Правильно ли он поступил? Катя, сославшись на непогоду, предложила ему остаться у нее, но он отказался. Они оба понимали, чем все это закончилось бы. Конечно, Сергей постарался сделать это так, чтобы не обидеть девушку, но, как ему показалось, это ему не совсем удалось. Нет, не то, чтобы он не хотел ее, скорее даже наоборот: он больше всего на свете желал обладать этой девушкой, которая за последнюю неделю стала ему очень близка, но что-то остановило его, заставило сказать: "Нет!". И это "нет!" скорее относилось к нему самому и его желаниям. То, что Доронин испытывал к Кате, он никогда не испытывал ни к какой другой женщине. Это его и пугало.
   С Алиной у них все было совершенно иначе: с первых же минут их знакомства, они почувствовали друг к другу непонятное магнетическое притяжение, их охватила жгучая страсть - и уже в первый вечер знакомства они оказались в постели, доводя друг друга до изнеможения. У них был потрясающий секс, а все, что было между ними вне постели, Сергея волновало меньше всего. Естественно, что ему было ужасно обидно, когда Алина его предала, но спустя какое-то время Доронин, разобравшись в себе, пришел к выводу, что это было всего лишь ущемленное чувство собственника и ни о каких чувствах речи вовсе не шло.
   Сейчас же, все было совершенно иначе: ко всем сопутствующим факторам такого сложного биохимического процесса, каким является влюбленность, добавилось и ощущение ответственности. Возможно, сказывалась разница в возрасте. Невольно задумывался о будущем. Если он вернется в Питер, а она останется здесь, есть ли у них в таком случае шанс продолжить отношения? Ему бы этого хотелось. Помимо всего прочего, он испытывал странное чувство тревоги, которому не мог дать хоть какого-нибудь объяснения. Это было на каком-то подсознательном уровне, словно кто-то свыше хотел предостеречь его от чего-то.
   До отеля оставались считанные шаги, когда у него на пути возник высокий мужчина в длинном черном плаще и широкополой шляпе, тень от которой скрывала верхнюю часть лица. Сергею почему-то вспомнилось безжизненное тело Ридера на полу, и он резко отступил на шаг, внутренне напрягшись.
   - Не боитесь гулять один, мистер, в столь поздний час в незнакомом городе? - хрипловатым голосом поинтересовался незнакомец.
   Доронин почувствовал, что встреча вовсе не случайна, и ему оставалось только гадать, чем она может обернуться для него.
   - А вы что, хотите составить мне компанию? - ответил он вопросом на вопрос.
   Губы мужчины скривились в ухмылке.
   - Почему бы и нет.
   Доронин не стал больше ничего говорить, справедливо полагая, что от этого странного субъекта в плаще и шляпе, с полей которой струйками стекала вода, должно последовать хоть какое-то объяснение и оно, после нескольких незначительных фраз, все же последовало:
   - Вы меня не знаете, мистер Доронин, но я о вас наслышан.
   - Вот как? - удивился Сергей. - От кого же, если, конечно, это не секрет?
   - Не секрет. От Оливии Персинвальд.
   После этих слов на смену тревоге пришло вполне естественное любопытство. Что бы это могло значить? Неужели, своим визитом к матери жены Томаса он все же достиг результата, на который рассчитывал? Сергей не решался в это поверить - слишком все просто!
   Незнакомец предложил перенести разговор в небольшой бар поблизости, который, несмотря на поздний час, был еще открыт. Через несколько минут они уже сидели за угловым столиком и грелись, попивая грог.
   Когда мужчина снял шляпу, его лицо показалось журналисту знакомым. Понадобилось совсем немного времени, чтобы Сергей вспомнил, где видел это мужественное с массивным волевым подбородком и небольшим шрамом на левой щеке лицо.
   - Меня зовут Джон Кирсток, - представился незнакомец. - Бывший военнослужащий американской армии. Как, впрочем, и бывший американец.
   - Вы, Джон, если мне не изменяет память, были героем нескольких репортажей Томаса. Ведь так? - За последние дни Доронин изучил столько материалов о Ридере, а также записей, отснятых самим Томасом, что в пору было становиться личным биографом британского тележурналиста. Конечно, не обошлось без помощи Кати.
   - Верно, мистер, но это было чертовски давно.
   - Спустя год после "Бури в пустыне".
   - Точно.
   Джон Кирсток в недалеком прошлом был капитаном ВМС США и имел внушительный послужной список, участвовал в нескольких крупнейших операциях во времена боевых действий в Персидском заливе, побывал в плену и совершил дерзкий побег из иракского лагеря для военнопленных. Но как оказалось, самое трудное ожидало Кирстока на Родине: он не смог, вернувшись из Ирака, жить как прежде. Позднее такому состоянию дадут определение - "персидский синдром". От Кирстока ушла жена, забрав трехлетнюю дочь, он не смог устроиться на работу, чтобы иметь возможность содержать семью. Бывший офицер американской армии оказался "за бортом" жизни. Об этом и многом другом рассказывал в своих репортажах Ридер, чем вызвал недовольство многих влиятельных особ в Пентагоне и прочих ведомствах. Все это вызвало сильный резонанс в обществе.
   - Мы с Томасом не были друзьями. Вернее, мы были больше, чем друзья. Ведь Томас помог мне тогда, - Джон не стал уточнять, когда именно, но Доронин понял, о каком периоде своей жизни говорит американец, - не дал наложить на себя руки. Обратил внимание общественности на проблемы таких людей, как я. Заставил нас бороться за свое место под солнцем. Я был ему многим обязан, и когда с ним случилась беда, я знал, что нужно делать. Я разыскал его и спросил, чем могу помочь. И он, действительно, нуждался в этом, - Кирсток замолчал на какое-то время, погрузившись в воспоминания, после чего продолжил: - Я и несколько верных мне парней нелегально проникли на территорию Чечни, где разыскали тайник, устроенный Томасом, в котором хранились и дожидались своего часа видеокассеты, стоившие Томасу жены и здоровья. Вы называете эти кассеты "архивом Ридера". Вы знаете, что на них?
   Доронин покачал головой.
   - Поверьте мне, мистер, на своем веку я повидал многое, но то, что снял Томас... это ввергло меня в шок. Еще больше я был возмущен тем, как ваши генералы легко продаются, обменивая жизни своих солдат и государственные интересы на чемоданчики с долларами. Похоже, они устроили себе неплохой бизнес.
   Сергей ничего не ответил, ему нечем было возразить.
   - Можно вопрос, мистер? Как вы считаете, что послужило причиною убийства Томаса?
   - Вы хотите спросить меня, Джон, не мое ли появление спровоцировало убийство Ридера?
   - Именно это, мистер, я хотел спросить.
   - Что ж, вы совсем не оригинальны, задавая мне подобный вопрос. Именно это пытались узнать у меня в полиции, куда я, имел счастье, быть доставлен после того, как обнаружили тело Томаса.
   Губы Кирстока тронула усмешка, и он произнес:
   - Приятно сознавать, что в Скотланд-Ярде сидят не только обрюзгшие бюрократы. Но вы согласны с этим?
   - Увы, Джон, согласен.
   -Что ж, благодарю за откровенность.
   - Это что-то меняет?
   - Нет. Я обещал помощь Томасу, и я сдержу свое слово. Ваше предложение, я имею в виду деньги за кассеты Томаса, остается в силе?
   - Конечно.
   - Мои условия такие же, какие выдвинул Томас. Деньги должны быть перечислены на персональный счет Оливии Персинвальд. Как быстро вы сможете все уладить?
   - Мне понадобится не более суток.
   - О`кей, мистер, меня это устраивает. Вот вам мой номер телефона... Как только будет все готово, позвоните мне, но не из отеля, и мы договоримся о месте и времени сделки. А теперь извините, - Кирсток поднялся, - мне нужно идти...
   Сергей тоже покинул бар. Вернувшись в отель, Доронин принял душ, сделал себе большой бутерброд и уселся перед телевизором, включив канал новостей, на котором когда-то работал Томас Дж. Ридер. Сергей не спешил ликовать - боялся сглазить, хотя и не был человеком суеверным. Так он просидел до самого утра. В семь часов он вышел из отеля и, пройдя несколько кварталов, зашел в небольшое кафе. Заняв столик и заказав кофе, Сергей достал мобильный телефон, отыскал нужное имя и нажал "Вызов".
   - Станислав Игоревич, это Доронин. Объект найден. Условия прежние. Жду подтверждения...
  
  
  
  
  
   17 ноября, Москва.
  
   Сумерки плотным покрывалом опустились на столицу, и она, подобно новогодней елке, вспыхнула и засверкала множеством разнообразнейших огней. По улицам, большим и маленьким, главным и не очень, словно кровь по венам какого-то чудовищно огромного организма, одним сплошным, непрекращающимся потоком пульсировало движение.
   Исхудавший грязно-рыжий пес понуро брел по двору. Даже здесь, в сердце старой Москвы, спокойной и размеренной, в Арбатском дворике, слышались беспокойные отзвуки бурлящей в мегаполисе жизни. Старого пса совсем не привлекала жизнь современного "Сити". Он всю свою, без преувеличения сказать, собачью жизнь провел именно в таких двориках, где иногда что-то перепадало от сердобольных старушек, да и в мусорных контейнерах с избытком хватало первоклассной пищи, способной удовлетворить запросы и не такого гурмана, как этот рыжий бродяга. Да и, чего греха таить, мальчишки из Арбатских дворов, видимо, осознавая всю культурную и историческую значимость старейшего района Москвы, не такие уж отпетые хулиганы и редко позволяют себе попинать ногами старую облезлую шавку, старожилу этих мест. Правда, с наступлением холодов стало труднее прокормиться, но так случалось каждую зиму. Что поделаешь, собачья доля!
   Внезапно перед самым носом на асфальт шмякнулось что-то сильно пахучее. Пес потянул ноздрями воздух - желудок напомнил о себе громким урчанием. Но старый пес не кинулся на неожиданное лакомство, а, повертев рыжей мордой, как бы отгоняя от себя обволакивающий дурманящий аромат жареного мяса, посмотрел в ту сторону, откуда прилетело неожиданное угощение.
   В нескольких метрах от него стоял серый автомобиль. Дверца была открыта, в салоне негромко играла музыка и заманчиво веяло теплом. На водительском месте сидел мужчина лет сорока и добродушно разглядывал пса. Тот, в свою очередь, разглядывал человека в машине, как бы спрашивая: "С чего бы такая щедрость, господин хороший, а?". Затем, жадно клацнув клыками, пес ухватил котлету и, злобно зарычав, попятился назад. Развернувшись, засеменил на кривых лапах в известном только ему одному направлении, поджав от холода куцый хвост...
   "От добра - добра не ищут", - почему-то вспомнилась Олегу старая, как мир, истина и он захлопнул дверцу автомобиля. Вытер платком руки и отпил немного "колы" из фирменного стаканчика "Макдоналдс". На этом ужин был окончен.
   Погода испортилась окончательно: срывался снег с дождем, а пронизывающий до костей ветер проносился между домов с жутким завыванием.
   Олег Саратов находился в этом дворе уже более двух часов. Он вел наблюдение из серой "девятки" за черным джипом "Лексус", стоящим возле углового подъезда. За тонированными стеклами иномарки было невозможно что-либо разглядеть, но Саратов знал, что в джипе сидят двое парней характерной наружности. Можно предположить, что молодые люди перекидываются картишками, "убивая время".
   Прошло чуть более недели с того момента, когда Саратов ступил на российскую землю. За это время он успел не только привыкнуть к суровым реалиям современной российской жизни, но и изрядно попортить кровь генералу Тихонову - чего стоит его появление на даче отставного генерала КГБ Неженского, бесследное исчезновение Агеева и Татьяны Лебедевой. Вернувшись в столицу, Олег принялся собирать информацию на Тихонова, необходимую для осуществления задуманного им плана. На сбор сведений Саратов выделил себе три дня, после чего можно было приступать к финальной стадии операции. Уже третий день Саратов "хвостом" ездил за бывшим генералом, изучая график его передвижения, выявляя привычки Тихонова, такие как, привычка обедать дома в одно и тоже время или доставлять по утрам дочку в школу, прежде чем отправиться в офис компании.
   Но то, что случилось сегодня утром, заставило Саратова переключить все свое внимание с генерала на его маленькую дочь.
   Стоило "Мерседесу" Тихонова и машине сопровождения выехать на Рублево-Успенское шоссе, как им тут же "сели на хвост". Вели генеральский кортеж весьма профессионально, поэтому неудивительно, что люди из "секъюрити" генерала не обнаружили слежки. Но Саратов, как сторонний наблюдатель, без труда вычислил "хвост" и теперь ему оставалось только одно: не попасть в поле зрения ни генеральской охране, ни этому самому "хвосту".
   Как и предполагал Олег, кортеж направился к школе. Стоило машинам остановиться, как из машины сопровождения, будто семечки из перезревшего подсолнуха, высыпались крепкие парни с пуленепробиваемыми физиономиями, способными испугать случайного прохожего и заставить перебежать его на противоположную сторону улицы. После чего из "Мерседеса" вышел Тихонов и помог выйти белокурой девочке с ярким рюкзачком на спине. Склонившись к ребенку, Виктор Андреевич что-то прошептал девочке на ухо, чмокнул в румяную щечку и скрылся за бронированной дверцей своего лимузина, который тут же сорвался с места.
   Кроме Олега, эту трогательную сцену наблюдали два мрачных типа в черном "Опеле-Вектра". Они предусмотрительно остановились в метрах пятидесяти от здания школы, продолжая оставаться незамеченными генеральской охраной. Вопреки ожиданиям Саратова, "Опель" не последовал за кортежем, а остался стоять на месте. Вот тогда Саратов и почувствовал, что что-то назревает.
   Он тоже остался стоять возле школы, теперь уже наблюдая за черным "Опелем" и его пассажирами. Они много курили, несколько раз один из них бегал за хот-догами и кофе, которые продавались в забегаловке за углом. Ясно было одно: они чего-то ждали.
   Около полудня, почувствовав, что мышцы затекли и просят разминки, Олег выбрался из "девятки" и, не спеша, побрел по тротуару. Поравнявшись с "Опелем", Саратов лишь на несколько секунд задержал взгляд на его пассажирах. Парни были кавказской наружности и не отличались аккуратностью, поскольку вся передняя панель была завалена обертками, салфетками, сигаретными пачками. Похоже, парни нервничали. Скупившись, Олег вернулся к своему автомобилю. Неторопливо пережевывая "резиновый" бутерброд и запивая его холодным кофе, Олег размышлял.
   Когда же они решаться на это? В школе? Вряд ли, несмотря даже на отсутствие генеральской охраны, - учреждение это далеко не простое и "гранит науки" здесь "грызут" отпрыски не совсем простых пап и мам, а, следовательно, безопасность учеников в стенах школы поставлена на самом, что ни на есть, высоком уровне. Это вам, господа-товарищи, не среднестатистическая российская школа в забытом Богом Мухосранске, где обкуренный отморозок беспрепятственно может бродить по коридорам и предлагать голимую "дурь" любознательным тинэйджерам.
   Наконец, многочасовое ожидание подошло к концу, и около двух часов дня, когда закончились занятия и к школе начали съезжаться роскошные авто, чтобы развести элитное потомство по домам, к воротам школы подкатил черный "Лексус". Крупный охранник помог девочке взобраться в джип и все, уже порядком уставшие от бездействия и ожидания, тронулись в путь: джип, за ним на учтивом расстоянии "Опель", а следом за ними и Саратов на своей "девятке".
   Около получаса "Лексус" стоял возле детского кафе "Бармалей", после чего устремился к Кривоарбатскому переулку. Один из охранников скрылся с девочкой в подъезде дома, а, вернувшись через десять минут, уселся в автомобиль - и снова потянулись долгие минуты, плавно перетекающие в часы напряженного ожидания. Черного "Опеля" видно не было, но Саратов за те часы, что провел во дворе, облюбованном рыжим псом, неоднократно замечал появление странных типов, непринужденно разгуливающих среди домов. Пожалуй, слишком непринужденно. Исчезали они так же внезапно, как и появлялись. У Олега отпали последние сомнения: что-то готовиться! Только вот, парни из джипа ничего не подозревают и беспечно "рубятся" в карты или дрыхнут в комфортном салоне японского внедорожника...
   Когда охранник снова скрылся в подъезде, Олег вышел из машины. Неприятный холодок пробежал по спине, когда он понял, что и на этот раз интуиция его не подвела. Стоило охраннику с девочкой выйти из подъезда, как позади "Лексуса" резко затормозил уже знакомый Саратову черный "Опель", преграждая джипу выезд и ослепляя охранника светом фар.
   - Ты чё, братело? - возмутился водитель джипа и беспечно высунулся из машины.
   Выстрелов слышно не было, только огненные плевки. Один из кавказцев выхватил из слабеющей руки охранника ребенка - девочка еще не успела испугаться - потащил ее к "Опелю". Второй кавказец подошел к тому же охраннику и произвел контрольный выстрел в голову, пошел к джипу. Он брезгливо посмотрел на водителя джипа, распластавшегося на асфальте с простреленным животом. Поднял руку с пистолетом, целясь в голову.
   - Не надо, пожалуйста, - простонал парень, в ужасе таращась на оружие в руке кавказца.
   Внезапно горец дернулся и обмяк. Олег осторожно опустил его на землю. Второй, заподозрив неладное, захлопнул дверцу "Опеля" и уже сделал шаг в сторону джипа, как вдруг горло что-то сдавило, лишая возможности дышать. Он попытался вырваться, но усилия оказались тщетны, словно огромный невидимый питон опутал шею.
   - Кто послал? - спросили его. Хватка ослабла, горец сделал вдох.
   - Пусти, сука! - И снова нечем дышать. Перед глазами побежали круги.
   - Ответ неправильный. Кто? - повторили вопрос и снова ослабили хватку.
   - Алмаз...
   Кавказец не почувствовал боли. Бесчувственное тело рухнуло на асфальт...
  
   Виктор Андреевич не находил себе места. Он метался из угла в угол в своем большом кабинете, и ему казалось, что эти стены вот-вот раздавят его. За последние два часа, которые прошли с той страшной минуты, когда ему сообщили об исчезновении дочери, Тихонов постарел на двадцать лет. На моложавом лице, за которым ухаживали лучшие косметологи столицы, проступили мелкие сеточки морщин, ранее не так заметные, по углам рта пролегли глубокие складки, а некогда излучавший уверенность и силу взгляд утратил весь свой лоск, и скорее походил на взгляд затравленного зверька. Это был совсем другой Тихонов - загнанный в угол, испуганный до смерти и уличенный в собственном бессилии.
   - Подонки! Твари! - Виктор Андреевич чувствовал, как самообладание покидает его, эмоции захлестывают его, заглушая голос разума, который вторил ему: "Держи себя в руках!" Но он готов был выть, лезть на стену, рвать на себе волосы, подобно безумцу.
   Острая боль в левом боку не давала возможности вдохнуть полной грудью - ему не хватало воздуха, порою перед глазами все плыло, кровь бешено пульсировала в висках...
   Как пережить эту неизвестность?
   Как пережить бессилие, когда знаешь, что твой ребенок, твоя плоть и кровь в руках каких-то сволочей и ты не в силах что-либо сделать?
   "Что с тобой, моя девочка?! Где ты, ангелочек?!"
   У какой мрази поднялась рука на ни в чем неповинного ребенка?!
   Генералу был известен только жалкий минимум: около двух часов назад в Кривоарбатском переулке, где живет репетитор английского языка, - пожилая дама, бывшая преподавательница МГУ, которую Виктор Андреевич нанял для занятий с Лизой, - была ликвидирована охрана из двух человек, отвечающая за безопасность девочки. Сама же девочка с места происшествия исчезла. О ее дальнейшей судьбе не было ничего известно.
   Тихонов поставил на уши всю милицейскую "верхушку" столицы, требуя, прося, умоляя вернуть ему дочь. Его успокаивали, заверяя, что делается все возможное для обнаружения девочки, но это были лишь дежурные слова утешения, вызывавшие у генерала только чувство раздражения.
   Как же не вовремя уехал Абрамов! Ему позарез нужен человек, на которого он мог бы положиться, и таким человеком был Григорий Абрамов. Но Гриша сейчас находится за тысячи верст от Москвы, контролируя выполнение условий "турецкого" контракта.
   "Ах, Гриша, как ты мне нужен здесь и сейчас!"
   Телефонная трель, взорвавшая напряженную тишину в кабинете, заставила вздрогнуть Виктора Андреевича от неожиданности, хотя все это время он только и ждал этого звонка.
  Он не сразу взял трубку, словно боялся того, что сейчас услышит то, что не в силах будет пережить. Трель не прекращалась.
   - Слушаю, - произнес Тихонов могильным голосом в трубку.
   - Виктор Андреевич... - Это был старший охраны. - Это касается вашей дочери. С вами хотят поговорить...
   - Соединяй, черт тебя дери! - рявкнул генерал.
   - Есть!
   В динамике послышался щелчок и Тихонов услышал совершенно незнакомый мужской голос.
   - Виктор Андреевич?
   - Что с моей дочерью? Где она?
   - Не волнуйтесь, Виктор Андреевич, с вашей дочерью все в порядке.
   - Я вам не верю! Я хочу ее услышать!
   - Девочке пришлось сегодня многое пережить, она сейчас спит, и я не стану ее тревожить...
   - Я вам не верю!
   - Вам придется поверить мне на слово, Виктор Андреевич. Повторяю, с вашей дочерью все в порядке, и заверяю вас, что ей ничего не угрожает! Эту ночь она проведет дома, рядом с вами, даю вам слово!
   - Кто вы, черт возьми? Чего вы хотите взамен? Денег?
   - Мне ничего от вас не нужно, господин Тихонов. Хотя, пожалуй, одно...
   - Сколько вы хотите? Называйте любую сумму!
   - Дело не в деньгах. Я попрошу вас, Виктор Андреевич, позаботиться о том, чтобы ваши парни в горячке не подстрелили меня, когда мы к вам приедем. Прошу поверить мне, Виктор Андреевич, во всей этой ситуации я совершенно посторонний человек, и мне бы не хотелось пострадать.
   - Хорошо. Вы знаете, куда нужно ехать?
   - Да. Лиза мне все рассказала. Должен сказать, Виктор Андреевич, у вас очень смышленая девочка... Кстати, мы уже подъезжаем.
   - Я жду вас! Слышите, жду!
  
   Олег остановился возле высоких металлических ворот. Двигатель глушить не стал, посигналил. Из сторожки тут же выскочил охранник в камуфляжной форме. То, что за ним из темного окошка наблюдает, по крайней мере, еще одна пара настороженных глаз, Олег не сомневался. Хорошо, если не через оптику прицела.
   Саратов опустил стекло и дружелюбно улыбнулся парню.
   - Привет, меня уже ждут.
   - Где ребенок?
   Саратов указал на заднее сидение, где заботливо укрытая пледом спала девочка, и позволил охраннику беспрепятственно осмотреть салон. Парень произнес в рацию:
   - Все чисто. Открывай. - И, уже обращаясь к Саратову, добавил: - Езжайте прямо, никуда не сворачивайте. Вас встретят.
   - О`кей!
   Следуя указанию охранника, "девятка" медленно катилась по узкой асфальтированной дороге, затерявшейся в великолепном сосновом бору, и скоро выехала на небольшую стоянку перед огромным двухэтажным особняком. В окнах горел свет, что говорило о том, что обитатели этого дома и не помышляют об отдыхе. Заглушив двигатель, Олег вышел из машины. К нему подбежал Тихонов, напуганный, взволнованный, вызывающий жалость.
   - Где она? Что с ней?
   - Она спит, - ответил Олег.
   Тихонов от волнения с трудом справился с ручкой на дверце автомобиля и заглянул вовнутрь.
   - Она не дышит! Что вы с ней сделали? Почему она не шевелится?
   - Она просто спит. Она очень устала...
   Олег услышал аккуратные шаги за спиной.
   "Эх, шпана!"
   Саратов не стал изображать из себя крутого парня, - на сегодня подвигов итак более чем предостаточно! - а только лишь слегка уклонился, чтобы смягчить удар. Громко охнув, он кулем рухнул на мокрый асфальт, пожертвовав ради этого дешевого фарса новыми джинсами солидной американской фирмы...
  
   После того как Олег "лишился" чувств, чьи-то сильные руки подняли его и небрежно закинули на плечо. Саратов слышал, как Тихонов отказался от помощи, когда ему предложили отнести девочку в дом.
   - Я сам, - ответил он. Видимо, генерал все еще не мог поверить, что все уже позади.
   - А с этим что, Виктор Андреевич?
   - Отнеси в мой кабинет и уложи на диван. Еще неизвестно, какого полета эта птица. Может он, действительно, не при делах. Проверьте у него карманы и осмотрите машину. Я сейчас подойду. И не спускай с него глаз, - строго велел Тихонов, - мало ли чего...
   Огромный детина с бритым затылком, от которого исходил резкий запах одеколона, легко подбросил на плече свою ношу, чтобы она приняла более удобную форму, и нисколько не обремененный грузом, зашагал к дому. В кабинете Тихонова, свалив непрошенного гостя на кожаный диван, он уселся в кресле напротив и уставился на "бесчувственного" Саратова тяжелым немигающим взглядом, словно буквально воспринял распоряжение шефа "не спускать глаз". Олег это чувствовал. Он был совершенно спокоен и не без интереса ожидал продолжения.
   Вошел Тихонов. Подошел к дивану, склонился над светловолосым мужчиной и внимательно вгляделся в его лицо. Никогда прежде он не видел этого человека.
   - Что-то долго он без сознания. Ты не перестарался?
   - Не должен был, Виктор Андреевич.
   - Смотри у меня! Карманы проверил?
   - Вот.
   В кабинете воцарилась тишина, и только тяжелое сопение атлета выдавало чье-то присутствие.
   - Твою мать!.. - Тихонов разразился отборной бранью.
   По его реакции, Олег понял, что генерал изучает его паспорт, и мысленно усмехнулся.
   "Что ж, тут, пожалуй, международным скандалом попахивает!"
   - Только этого мне не хватало! Какого хрена его сюда занесло?
   Решив, что уже достаточно побыл в прострации и "Оскар за лучшую мужскую роль второго плана" ему обеспечен, Саратов начал приходить в чувства. Для начала он протяжно застонал, после чего его рука потянулась к ушибленному затылку, а затем уже по очереди открылись глаза. Тут же над ним склонились две физиономии. Одна - крайне озабоченная - это был Тихонов, вторая, лишенная какого-либо выражения, принадлежала охраннику.
   - Живой.
   - Я ж говорил, что с ним ничего не станется, - облегченно выдохнул атлет.
   - Как вы себя чувствуете, господин Бояров? - проявил заботу Виктор Андреевич.
   Олег ощупал затылок и скривился.
   - Если быть откровенным, то на редкость паршиво.
   - Извините, ребята перестраховались. - И изобразив на лице недовольство, генерал бросил охраннику: - Пошел вон!
   Саратов принял сидячее положение, провожая опасливым взглядом неугодившего шефу охранника. Когда тот вышел, спросил:
   - Он? - И почесал макушку.
   Тихонов кивнул.
   - Силен.
   - Только туповат, - пренебрежительно отозвался об атлете генерал.
   - Иногда это даже хорошо, - сказал Олег, чем вызвал улыбку на бледном лице Виктора Андреевича. Этот вечер дался ему тяжело, лишил половины жизни. Но генерал тут же стал серьезным:
   - Господин Бояров, расскажите, что случилось, и каким образом моя дочь оказалась у вас, - попросил он.
   - Пожалуйста...
   Саратов поведал Тихонову уже заранее продуманную "легенду" о том, как он, будучи в Москве по делам, решил заглянуть к своему знакомому профессору Радзиевскому, с которым познакомился в Киеве еще до эмиграции. Тогда общительный профессор оставил ему свой адрес в Москве, приглашал в гости. Вот он и решил воспользоваться приглашением и навестить старика. Надо сказать, что в том дворе, где была предпринята попытка похищения Лизы Тихоновой, в соседнем доме действительно жил профессор Радзиевский Семен Яковлевич, с которым Саратов в пору юности имел, так называемое, шапочное знакомство. В то время профессору было уже около восьмидесяти, и можно было предположить, что его уже нет в живых и проверить слова Саратова не предоставляется возможным. Естественно, к профессору Дмитрий Бояров так и не попал, о чем сожалел, но не вмешаться в происходящее возле черного джипа не смог. Олег коротко рассказал о схватке с кавказцами, утаив только то, что узнал, на кого они работали.
   - Мои парни не смогли защитить Лизу, а вы без труда расправились с этими подонками, - в голосе генерала Олег почувствовал нотки недоверия.
   - Дело в том, что они не ожидали этого. К тому же я имею кое-какой опыт в таких делах, служба в спецназе не проходит бесследно, да и спортзал я посещаю не реже, чем профессиональный спортсмен. Тем более у меня их больше десяти в одной только Калифорнии, - Олег попытался сгладить недоверие Тихонова.
   - Тогда понятно. Вы не подумайте, что я вам не верю, нет. Да и жильцы дома говорили, что видели, как какой-то человек убегал с девочкой. Но эти двое, очухавшись, тут же поспешили скрыться. Жаль, что вы их не убили.
   Саратов понимающе улыбнулся.
   - Я вас понимаю, Виктор Андреевич, но эти проблемы мне ни к чему.
   - Поверьте, господин Бояров, у вас бы не было никаких проблем - уж я бы постарался, - заверил Олега Тихонов.
   - Спасибо.
   - Это вам спасибо. Я могу предложить вам чего-нибудь выпить? - поинтересовался Тихонов, открывая бар.
   - Я за рулем, - напомнил ему Олег. - А мне еще нужно добраться до отеля.
   - Вас отвезут. Об этом не беспокойтесь.
   - Тогда на ваше усмотрение.
   - Водочки? - Тихонов почувствовал острую необходимость хоть как-то снять напряжение, иначе кипящий котел в его голове вот-вот взорвется.
   - О`кей!
   - Вы сегодня еще не ужинали?
   - Я рассчитывал отужинать у профессора, его жена, Ольга Никитична, замечательно готовит, но не успел.
   - Понимаю. Сейчас я все организую. Одну минуту. - Тихонов вышел из кабинета.
   Олег прошелся по комнате, задержался около фотографий на камине.
   Он был доволен собою: в очередной раз интуиция его не подвела, и он смог воспрепятствовать тому, чтобы люди, которым Тихонов, судя по всему, перешел дорогу, не могли решать возникшие разногласия по средствам спекуляции жизнью ребенка. Олег не испытывал чувства удовлетворения от того, что человек, которого он ненавидит и считает свои врагом, страдает из-за того, что ему пришлось пережить в этот дождливый ноябрьский вечер, который, несомненно, вся семья Тихоновых запомнит надолго. Ему было по-человечески жаль генерала.
   Вдруг Саратов понял, что, благодаря случившемуся, он приблизился к Тихонову настолько, насколько это было вообще возможно. Достаточно протянуть руки и сдавить горло этому подонку, увидеть, как в немом ужасе расширяются глаза... Олег поспешил отогнать от себя эти мысли.
   Вернулся Тихонов. Заметив, что мужчина рассматривает фотографии, Виктор Андреевич приблизился и стал рядом.
   - Это моя старшая дочь, - пояснил генерал, заметив, что гость разглядывает фотографию, на которой Лиза запечатлена с молодой красивой девушкой. - Она сейчас живет в... - Тихонов замялся, словно испугавшись, что скажет сейчас лишнее, - очень далеко, - нашелся он. - У нее уже давно своя жизнь.
   Саратов посмотрел на Тихонова и успел увидеть в серых глазах неподдельный страх за судьбу дочерей, но это была всего лишь минутная слабость. Веки сомкнулись, а когда генерал вновь посмотрел на Олега, то взгляд был свинцовым и непроницаемым. Виктор Андреевич вновь владел собой.
   - Все готово, Дмитрий. Я сделал телефонный звонок своему большому другу, он в высоком милицейском чине и руководит, вернее, руководил поисками Лизы. Он скоро приедет сюда и задаст вам несколько вопросов. Это всего лишь вынужденная формальность - все-таки два трупа, сами понимаете... И еще позвонил супруге. Бедняжка чуть с ума не сошла. Она тоже мчится сюда, чтобы поскорее познакомиться с вами и поблагодарить. - Виктор Андреевич по-дружески похлопал Олега по плечу. - А теперь пойдемте, накатим, иначе я точно сойду с ума!
  
  
  
   Тюмень.
  
   Шведова встречал в аэропорту Алексей Сазонов. Мужчины приветствовали друг друга крепкими рукопожатиями и в сопровождении парней из охраны Сазонова направились к выходу из терминала, где их ожидали машины. Первым заговорил следователь:
   - Как он?
   - Состояние тяжелое, но самое худшее уже позади. Он очень слаб. - Сазонов после небольшой паузы продолжил: - Возможно, мы бы не успели, не сыграй Владислав Николаевич в ва-банк, справедливо рассудив, что терять больше нечего. Только это его и спасло. Я думаю, Андрей Александрович, вам не стоит говорить, что им был нужен только профессор, а полковника, как ненужного и, в данном случае, очень опасного свидетеля, было приказано пустить в расход, извините за жаргон.
   Алексей вкратце рассказал следователю о том, как более суток назад в его загородном доме раздался телефонный звонок, звонивший представился Егором Лазаревым, и сообщил, что полковник Громов ранен и ему угрожает опасность. Без промедления Сазонов и десяток парней из службы безопасности компании на вертолете отправились в поселок Глухово, где их дожидался лесник, а оттуда к осажденной бандитами заимки. Когда они десантом высадились возле заимки и взяли ее в кольцо, полковник уже более четырех часов держал в напряжении непрошеных гостей. Думали, что опоздали, но когда без лишнего шума нейтрализовали людей в камуфляже и ворвались в избушку, то облегченно вздохнули. На смену успокоению пришло удивление: в избушке, напротив нар, на которых с видом мертвеца лежал столичный милиционер, на корточках сидел никто иной, как депутат облсовета и крупный промышленник Георгий Макарович Кабанов. Вид у сего уважаемого господина был далеко не уверенный и властный, каким он обычно представлялся рядовому обывателю по телевизору. Понадобилась сила двух молодых парней, чтобы разжать затекшие пальцы полковника, сжимавшие гранату. Как только это удалось сделать, Громов потерял сознание...
   Сазонов отвел в сторону Кабанова и между ними состоялся серьезный разговор. Сошлись они на том, что Алексей беспрепятственно вывозит полковника и профессора, а взамен забывает о странном присутствии на заимке Кабанова и его людей. Конечно, находясь в более выгодном положении - люди Кабанова были разоружены, Алексей без всяких договоренностей мог сделать то, что намеревался, но он понимал, кто такой Жора ВэДэВэ и какие силы стоят за ним, а поэтому вступать в открытую конфронтацию было бы, по крайней мере, глупо. Он итак наступил Кабанову на горло и спутал ему все карты своим появлением на заимке, а Георгий Макарович подобную дерзость не прощает. Но с другой стороны, именно появлению Сазонова Жора ВэДэВэ обязан жизнью! Не трудно себе представить, что сталось бы с избушкой и ее обитателями, если бы полковник, решив, что помощи ждать больше нет смысла, разжал пальцы, запуская в действие смертоносный механизм. И Кабанов это понимал...
   Конечно, Сазонов не был настолько наивен, чтобы решить, что Жора ВэДэВэ не захочет взять реванш, поэтому, вернувшись в Тюмень, он отдал распоряжение об усилении охраны в загородном доме, куда был доставлен профессор Заблоцкий, усилил свою личную охрану. В больнице, где находился полковник Громов, у палаты и в самой палате постоянно находились люди Сазонова.
   После своего рассказа Сазонов дал Шведову какое-то время осмыслить услышанное, после чего спросил:
   - Что вы намерены делать, Андрей Александрович?
   - Сначала проведать Влада.
   - Я так и знал, поэтому распорядился из аэропорта ехать в больницу. Кстати, мы почти на месте. А дальше?
   - Дальше? - Следователь задумался. - Дальше, Алексей, я хочу познакомиться с человеком, который заварил такую крутую кашу, с профессором Заблоцким.
   - Он ее не заваривал, Андрей Александрович, он только добавил в нее перца, - философски заметил Сазонов.
   Машины въезжали на территорию больницы.
  
  
  
  
  
   18 ноября, Москва.
  
   Саратов проснулся, но вставать не спешил - решил устроить себе выходной и разобраться в сложившейся ситуации. В том, что он вчера поступил, как и должен был поступить любой нормальный мужик, когда на его глазах происходит насилие над ребенком, не ставилось им самим ни под какие сомнения, хотя это и было не совсем профессионально. Как наемный убийца он потерпел фиаско, поскольку "засветился" в полной мере и перед столичными милиционерами, и перед самим объектом с его многочисленной охраной. Заказав завтрак в номер, Олег пошел в ванную.
   Когда в дверь постучали, Саратов наносил на лицо пену для бритья. Решив, что это принесли завтрак, Олег не стал смывать пену и, накинув халат, поспешил открыть.
   Открыл... и замер.
   Перед ним стоял человек, которого он все эти годы вынужденного изгнания считал погибшим во время осуществления той роковой операции, которая коренным образом изменила его жизнь. И вот он стоял перед ним, целый и невредимый, слегка постаревший, но живее всех живых, судя по той широченной улыбке на американский манер, в которой расплылась его лоснящаяся физиономия. Перед ним стоял Гришка Абрамов.
   - Гуд монинг, мистер Боярофф! - приветствовал его нежданный и негаданный визитер, за широкими плечами которого Олег разглядел двух мордоворотов. - Извините, что потревожил, но я к вам с поручением от Виктора Андреевича.
   Не понимая смысл сказанного, он вообще сейчас туго соображал, ошарашенный Саратов отступил на шаг, пропуская Абрамова.
   - Проходите. Одну минуту, я приведу себя в порядок. - Олег поспешил уединиться в ванной.
   Все это время, все эти годы он сокрушался по поводу Гришкиной гибели, винил себя в том, что не смог спасти товарища, а Гришка жив! Но почему-то это вызывало у Олега двоякое чувство: это, несомненно, радовало, но еще более настораживало. Что-то решительно не сходилось в этой истории с Гришкиным воскрешением! Олег совершенно не ожидал увидеть Абрамова и то, что случилось несколько минут назад, будто мощнейший удар, отправляющий в глубокий нокаут, вывело Саратова из состояния спокойствия, в котором он пребывал даже тогда, когда сошелся в схватке с кавказцами, а позже и с людьми Тихонова. Все это он мог предугадать, просчитать, а потому был уверен в себе, но встречу с "покойником" предугадать было не в его силах.
   По счастливой случайности, лицо Саратова оказалось в пене - и то смешение чувств, на какой-то миг отразившееся на его физиономии, когда он увидел Абрамова, осталось незамеченным. Иначе могли бы возникнуть вопросы. Чтобы тогда он должен был бы ответить? Да, пожалуй, достойное объяснение было бы найти трудно! Разве что сказать, что увидел живого мертвеца.
   Олег побрился, умылся холодной водой. Прежде чем выйти из ванной, он еще раз взглянул на себя в зеркало. Нет, он абсолютно непохож на Олега Саратова. Единственное что его может выдать, так это поведение. Олег ткнул указательным пальцем в свое отражение и тихо, но твердо, произнес:
   - Ты - Бояров!
   Вышел. Гость, расположившись на диване, со скучающим видом листал какую-то газету. В холле стоял сервировочный столик с завтраком.
   - Извините, что заставил вас ждать, - сказал Олег. На нем был фирменный спортивный костюм, на лице играла приветливая улыбка, обнажая безупречно белые зубы. Настоящая голливудская звезда!
   - Это я должен был предупредить вас о своем визите.
   Олег предложил Абрамову минеральной воды или сока, но тот отказался. Плеснув себе апельсинового сока в высокий стакан, Саратов сел в кресле напротив.
   - Вы сказали, что пришли по поручению господина Тихонова, - напомнил он.
   - Да. Я не представился. Меня зовут Григорий Алексеевич Абрамов, я начальник службы безопасности холдинга, возглавляемого Виктором Андреевичем, и отвечаю за его личную безопасность, а также за безопасность членов его семьи.
   - Очень приятно. Бояров Дмитрий. - Олег протянул руку, и мужчины закрепили знакомство рукопожатием.
   - У меня к вам, Дмитрий, будет небольшая просьба.
   - Я слушаю.
   - Я попрошу вас рассказать все то, что случилось вчера, когда вы спасли девочку.
   Олег изобразил на лице недоумение.
   - Вчера я все рассказал сотрудникам милиции. Или мне уже не верят?
   - Нет, что вы! Ваши слова никто не ставит под сомнения, - поспешил заверить строптивого иностранца Абрамов. - Причина, побудившая меня просить вас об этом, кроется в другом. Вчера, когда все случилось, я находился в командировке и не присутствовал, когда вы давали показания сотрудникам милиции, а мне необходимо это знать. Как я говорил, моя работа заключается в обеспечении безопасности семьи Виктора Андреевича. Не стану скрывать, на него последнее время оказывается давление, и как показывают вчерашние события, удара следует ждать в отношении близких господина Тихонова. Вот я и хочу лично во всем разобраться, проанализировать всю ситуацию с самого начала. С вашей помощью, конечно. Должен сказать, вы достаточно профессионально нейтрализовали похитителей.
   - Я уже говорил господину Тихонову, что служба в войсках специального назначения не проходит бесследно, - скромно ответил на комплимент Саратов, и как ему показалось, его ответ не совсем удовлетворил Абрамова.
   "Да, это тебе не боров в генеральском кителе, желающий побыстрее уладить все формальности, чтобы опрокинуть в себя рюмку-другую за успех нашего безнадежного дела и получить заветный конвертик с причитающими "комиссионными"", - подумал Олег.
   - Возможно, - согласился Абрамов. - Быть может, вы что-то вспомнили еще или вчера не захотели говорить сотруднику милиции?
   - Добавить к сказанному вчера, Григорий Алексеевич, мне нечего, как, впрочем, и скрывать, но я согласен вам помочь...
   Рассказ Саратова занял не более пятнадцати минут. Абрамов задал несколько вопросов, из которых Олег понял, что тот все-таки имел доступ к милицейским документам. То, что его особа подверглась тщательнейшей проверке со стороны службы безопасности промышленной группы "Альянс", Саратов не сомневался. А практика показывает, что возможности таких служб в коммерческих структурах не хуже, чем у государственных спецслужб, чьи профессионалы в поисках лучшей жизни перебежали под крылышки всевозможных олигархов. Вот, и Гришка - тоже не исключение. Но как он все-таки остался жив? Об этом Олег старался сейчас не думать.
   Абрамов поблагодарил американца за помощь.
   - А теперь, собственно, о самом поручении Виктора Андреевича. Господин Тихонов приглашает вас на прием, который состоится сегодня в 19-00 в его загородной резиденции.
   - Спасибо, но я не думаю, что в этом есть необходимость. Мне Лиза говорила о каком-то большом празднике. У Малышки День рождения?
   - Да, и отец устраивает по этому поводу действительно большой праздник. Хотя после вчерашних событий мы думали отказаться от этого мероприятия, но Лиза ничего не хочет слышать и требует обещанного праздника.
   - Передайте Малышке мои искренние поздравления. Пожалуй, я отправлю ей букет со словами поздравления. Так будет лучше, - решил Олег. Ему совсем не хотелось "рисоваться" в окружении Тихонова.
   Абрамова, казалось, отказ Боярова нисколько не смутил. Все с тем же невозмутимым видом он достал мобильный телефон, набрал номер и протянул телефон Саратову.
   - Мы это предусмотрели. С вами хочет поговорить лично Виктор Андреевич.
   Олег взял телефон.
   - Дмитрий, - услышал он голос Тихонова, - насколько я понимаю, вы отказываетесь от приглашения?
   - Доброе утро, Виктор Андреевич. Я уже сказал, Григорий Алексеевич, что будет лучше, если я пошлю девочке букет.
   - Этого мало, - решительно заявил генерал. - Я пообещал дочери, что вы непременно будете на ее празднике. Лиза будет вас ждать! Неужели мы обманем ожидания именинницы?
   - Согласен, это будет нехорошо, - сдался Олег, понимая также, что его нежелание появиться в обществе может показаться подозрительным. - Я приеду.
   - О`кей, как говорят у вас за океаном! Ждем! - В трубке раздались гудки, и Олег вернул телефон Абрамову.
   - Это было нечестно.
   - Зато эффективно. Держите приглашение. - Абрамов протянул Саратову яркую открытку. - Машина заедет за вами ровно в шесть ноль-ноль. До вечера, Дмитрий.
   Абрамов ушел. Олег еще какое-то время смотрел на полотно двери, за которой исчез Григорий. Его мысли, как и чувства, были противоречивы. Олег раскрыл открытку и не смог сдержать улыбки, разглядывая большие неровные буквы, выведенные детской рукой.
  
  
  
   Лондон, Великобритания.
  
   Когда Джон Кирсток ушел, Доронин вставил одну из кассет - их было четыре - в видеомагнитофон. Это был, что называется, живой материал, которого не касались ножницы монтажера, качество оставляло желать лучшего, к тому же съемка велась с одной точки - видимо, камера была спрятана, но и этого оказалось достаточным, чтобы понять, что перед ним сенсационный материал. Как показало время, за обладание таким материалом порою приходиться расплачиваться жизнью, и не одной.
   Обладателем архива британского военкора Томаса Дж. Ридера Доронин стал всего несколько часов назад в результате сделки с экс-капитаном американской армии, чувствовавшим себя обязанным убитому тележурналисту. Условия, оговоренные во время первой встречи, обеими сторонами были соблюдены полностью, а сама сделка купли-продажи заняла не более десяти минут. Никаких непредвиденных обстоятельств, помешавших или усложнивших деловое сотрудничество российского журналиста и американского военного, не было - все прошло, на удивление, гладко.
   Сергей, терзаемый профессиональным любопытством, тут же принялся просматривать записи из архива. Через сорок минут Доронин почувствовал себя не очень хорошо. Он понимал, что зафиксированное бесстрастным оком камеры Ридера там, в чеченских горах, способно и сейчас, по прошествии столько времени, перемолоть не одну жизнь, разрушить не одну карьеру и вызвать небывалый резонанс, если сделать эти записи достоянием общественности. Это была "бомба", и на кнопке "Пуск" лежал его палец, Сергея Доронина.
   Запись на кассете кончилась, а Сергей все смотрел на голубой экран немигающим взглядом, настолько глубоко было его потрясение от увиденного. Только что он был свидетелем того, как человек, которого привыкли видеть по телевизору рассуждающим о правах человека, помощи и любви к ближнему, устраивающим многие благотворительные мероприятия, превратился в палача, хладнокровно расстрелявшим пленного русского офицера. Странное дело, но Сергей не испытывал никакого удовлетворения, которое обычно ощущает человек, сделавший свою работу. Наоборот, ему было противно, словно он заглянул в чью-то корзину с грязным бельем. Но это были первые ощущения, первые эмоции...
   Постучали в дверь. Сергей вздрогнул, посмотрел на часы - было четыре часа. Он никого не ждал. Когда открыл дверь, увидел Катю.
   - Привет! - Девушка поцеловала Доронина и, не дожидаясь приглашения, вошла в комнату.
   - Привет, - чересчур мрачно приветствовал ее Сергей, все еще находясь под впечатлением от увиденного.
   Это не ускользнуло от внимания Кати.
   - Я, конечно, допускаю мысль, что ты не рад меня видеть, - обиженно сказала она, - но ведь это не я тебе звонила и оставляла сообщение, с просьбой придти к четырем часам в отель, а ты!
   Сергея ее слова удивили:
   - Кто звонил? Я?
   - Ты!
   - Куда?
   - Ко мне на работу... Я еще удивилась, почему не на мобильный.
   - Когда?
   - Сегодня в обед! - Девушка посмотрела на Доронина, как смотрят на умалишенных.
   А Сергей с удрученным видом перебирал в памяти сегодняшний день, который выдался хлопотным и насыщенным, и решительно не смог припомнить того, чтобы он звонил Кате, а тем более договаривался о встрече. К тому же он не знал ее рабочего номера телефона. Данное обстоятельство сначала его смутило, как чей-то розыгрыш, а потом насторожило. В груди екнуло в предчувствии чего-то нехорошего.
   - Ты со мною разговаривала по телефону? - спросил он.
   Красивое лицо девушки приняло озабоченное выражение и уже без былой бравады, с какой был начат разговор, она тихо произнесла:
   - Нет. Я, как раз, пошла в кафетерий. Ты разговаривал с Дарси, и она передала мне твою просьбу. Или это был не ты?
   - Не я.
   - Как не ты? А кто же тогда? - Катя не могла понять, то ли ее разыгрывают, то ли происходит что-то менее забавное. Доронин оставался серьезным, даже слишком серьезным, чтобы это походило на розыгрыш.
   - Я не звонил тебе, - ответил он. - Не разговаривал с Дарси и не назначал встречи.
   Похоже, эта достаточно странная ситуация не то, чтобы насторожило девушку, а скорее разочаровало, и она совсем уныло протянула:
   - Вот как... значит не ты.
   - Не я. Но я рад, что ты пришла.
   - Правда?
   - Конечно. - Сергей обнял девушку и запечатлел на ее губах поцелуй, далеко не такой целомудренный, каким она приветствовала его в дверях номера. - Конечно, я ужасно рад тебя видеть, Катюша! - повторил он. И это было на самом деле так.
   Катя это почувствовала, и к ней вернулось прежнее игривое настроение.
   - А что ты смотришь? - спросила она, заметив стопку кассет возле видеомагнитофона.
   - То, ради чего, я сюда приехал, - не стал скрывать правды Сергей.
   - Значит, у тебя все-таки получилось?
   - Получилось.
   - И что же там? Если не секрет, конечно.
   - Не секрет, - ответил Доронин. - Ничего хорошего, поверь. Слишком много грязи и всякой мерзости. - Сергею не хотелось говорить об этом с Катей, поэтому он поспешил сменить тему и предложил: - Может, куда-нибудь сходим?
   - Я согласна.
   - Тогда одну минуту, я переоденусь. - Сергей вышел в другую комнату.
   Когда он вернулся через несколько минут, застал Катю со слезами на глазах, смотрящую на экран телевизора. Работал видеомагнитофон. Сергей увидел на экране уже знакомую картину: группа людей, среди которых бывший генерал КГБ Тихонов, они о чем-то спорят. Вдруг генерал выхватывает пистолет и стреляет в мужчину, стоящего напротив. Уже в лежащему на земле человеку, Тихонов стреляет в голову. Плюнув на труп, генерал прячет пистолет и уходит. Какое-то время картинка остается неизменной: безжизненное тело убитого генералом человека... Запись закончилась. Сергей посмотрел на Катю. Ее лицо было белее снега, веки и губы мелко дрожали, а по щекам катились слезы.
   "Похоже, девочка чересчур мнительная", - подумал он тогда и приблизился к ней.
   - Зря ты это смотрела.
   - Не подходи! - вскрикнула Катя. - Не подходи, слышишь! Ненавижу!
   Сергей замер. Он растерялся.
   - Что случилось, Катя? - только и смог вымолвить он, потрясенный ее поведением. - Как это понимать?
   - Это все неправда, слышишь, неправда! - закричала девушка.
   - Что случилось?
   - Ты все знал? Как ты мог? Я ненавижу тебя! - Она была близка к истерике. - Ублюдок! Мразь! Подонок!
   - Да что случилось, черт возьми?!
   Катя ничего не ответила, только взглянула на Доронина так, как смотрят на заклятого врага. От этого взгляда ему сделалось не по себе, по спине пробежал неприятный холодок. Так они и стояли: он - в полном непонимании происходящего, она - готовая накинуться на него и растерзать. Еще бы немного и это случилось бы...
   Но в дверь постучали.
   - Зайдите позже! - рявкнул Сергей.
   Но дверь открылась, и вошел Станислав Игоревич. Вот его-то Доронин меньше всего хотел сейчас лицезреть! Мужчина, как ни в чем не бывало, прошелся по комнате, остановился, разглядывая парочку. Его маленькие хищные глазки холодно блеснули из-под очков.
   - Не очень-то вежливо вы встречаете гостей, Сергей, - осудительно произнес он.
   - Мы, кажется, не договаривались с вами о встрече, - в тон ему ответил Доронин, но это нисколько не смутило Станислава Игоревича. Он только небрежно махнул рукой.
   - Это неважно.
   Станислав Игоревич подошел к полке с видеомагнитофоном, увидел кассеты.
   - Это то, о чем я думаю?
   - Откуда мне знать, о чем вы думаете? - парировал Сергей.
   - Не злитесь, Сережа. - Станислав Игоревич взял подкассетник, демонстративно повертел его в руках. - И вы это видели, Екатерина Викторовна? - обратился он к девушке. Не дождавшись ответа, продолжил: - Думаю, зрелище не из приятных. Но это - правда жизни, Катя, и от этого никуда не уйти.
   - Вы знакомы? - вмешался Доронин.
   Станислав Игоревич улыбнулся. Улыбка вышла неприятной, похожей на волчий оскал.
   - Нет, Сережа, мы незнакомы. К сожалению, я не имел чести быть представленным такой красивой молодой женщине.
   - Тогда, черт возьми, объясните, что здесь происходит? - вскипел Сергей.
   - А вы еще не поняли?
   - Нет!
   - Дело в том, Сережа, что Екатерина Викторовна приходиться дочерью небезызвестному вам Тихонову Виктору Андреевичу.
   После этих слов Доронину стало понятно поведение девушки, ее состояние, близкое к истерике.
   "Бедная девочка!"
   Сергей так же понял, что его использовали. Ему захотелось подойти и ударить этого лысого старикашку. Сергей до боли сжал кулаки, так что побелели костяшки пальцев.
   - Не делайте глупостей, Сережа, - предупредил Станислав Игоревич, видя состояние журналиста, - за дверью стоят мои люди. К тому же, у нас с вами джентльменское соглашение, которое, я надеюсь, вы не станете нарушать.
   Стоявшая до сих пор безмолвным изваянием девушка, словно пришла в себя. Она посмотрела на пожилого мужчину, павлином расхаживающим по комнате, затем перевела взгляд на Доронина. Сергей не смог заставить себя взглянуть ей в глаза.
   - Зачем? Зачем вам все это? - прошептала она.
   Подошла к Доронину. Долго смотрела на него, словно увидела впервые. Пощечина обожгла ему левую щеку, но он даже не пошевелился.
   - Ненавижу! - Это слово сильнее пощечины обожгло. Захотелось удержать ее, объясниться, но понимал, что все бесполезно. Возможно, чуть позже - должно пройти какое-то время. А сейчас он стоял и смотрел, как она уходила от него. Он не сказал ей ни слова...
  
   Обернулся. Тяжелым взглядом смерил Станислава Игоревича. Мысленно представил, с каким бы удовольствием его руки сомкнулись бы на дряхлой шее этого подлого старика, только для того, чтобы через какое-то мгновение опустить безжизненное тело. Захотелось сделать это до нестерпимого зуда в ладонях, но вместо этого он безжизненным голосом спросил:
   - Вы достигли, чего хотели?
   Станислав Игоревич усмехнулся и ответил:
   - Не совсем. Это всего лишь маленькая семейная драма, которая вполне сойдет для какого-нибудь мелодраматического сериала. Впереди еще очень много работы, после чего от Тихонова мокрого места не останется.
   - Но вы все предусмотрели?
   - Конечно.
   - И мое знакомство с Катей не было случайным?
   - Нет.
   - И те парни в переулке... Это все было подстроено?
   - Да, Сережа, это все было подстроено с одной целью, познакомить вас, - Станислав Игоревич был откровенен. - Правда, тем парням пришлось доплатить по кругленькой сумме, поскольку никто не рассчитывал, что вы их так уделаете.
   - И зачем вам все это? - Вопрос прозвучал один в один с тем, который несколько минут назад задала ему Катя. - Я не имею в виду архив Ридера - с ним мне все понятно. Мне хочется знать, для чего вы вмешали в эти игры девушку, использовали меня вслепую? Зачем?
   - Я вам отвечу, Сережа. Вы знаете такую истину, что дети не отвечают за поступки родителей. Так вот, Тихонов переступил через это. По его приказу в Линце был убит единственный сын Дроздова. Его, как и вас, звали Сергей. Ему было двадцать шесть.
   - Теперь мне понятно, - Доронин мрачно усмехнулся своей догадке. - Видимо эти почтенные мужи решили выяснить отношения между собой, сживая со света собственных детей. Что ж, по мне, так они два сапога - пара!
   - Успокойтесь, Сережа, никто не станет трогать вашу Катю. Ей ничего не угрожает, поверьте мне. Мы только открыли ей глаза.
   - Как это благородно с вашей стороны, Станислав Игоревич!
   - Не паясничайте, молодой человек! Давайте лучше поговорим о деле.
   Доронин развел руки в стороны.
   - У меня больше нет с вами никаких дел!
   - Что это значит, Сережа?
   - А то, что вы сейчас забираете эти чертовы кассеты и убираетесь восвояси!
   - Вы обижены, - понял по-своему причину такого поведения Станислав Игоревич. - Но ничего, это скоро пройдет. Вы блестяще справились с этим делом, Сережа, и я бы хотел предложить вам сотрудничать с нами дальше. Подумайте! Это карьерный рост, финансовое благополучие, а главное, вы сможете заниматься тем, что у вас получается лучше всего! Вы станете журналистом года! Не всю же жизнь писать статейки для провинциального издания. Что вы ответите на это?
   - Убирайтесь к черту!
   - Хорошо, мы поговорим с вами об этом позже, когда вы успокоитесь. Что же касается заработанных вами денег, каким образом вы желаете их получить: наличными или открыть счет?
   - Мне не нужно от вас никаких денег!
   - А это уже глупо, Сережа!
   - Слышишь ты! - вскипел Доронин, едва сдерживаясь. - Или ты забираешь кассеты и проваливаешь отсюда, или я затолкаю их тебе в пасть и вытолкну тебя за шиворот! Ну? Я жду!
   Видя, что уговоры не действуют, а шансов получить по шее с каждой минутой становится все больше, Станислав Игоревич собрал кассеты и направился к двери.
   - Когда успокоитесь, позвоните мне. Мое предложение остается в силе, - сказал он прежде, чем дверь закрылась за ним.
   - Иди ты в жопу!..
  
  
   Москва.
  
   В указанное Абрамовым время за ним приехали. На большой букет в руках Олега виновница торжества не обратила никакого внимания, но в огромную игрушку - белый медведь с забавной мордашкой - девочка вцепилась сразу и не расставалась с ней до конца праздника. Цветы отдал жене Тихонова Юлии, молодой и привлекательной женщине, которая весь вечер смотрела на него с такой безграничной благодарностью, что Саратову становилось немного не по себе. В компании именинницы Олег чувствовал себя намного уютней, нежели когда приходилось общаться с гостями. Единственное, что мешало ему в общении с Лизой, так это огромный медведь, поскольку девочка, ни в какую не желала, хоть на минуту, расстаться с новым другом, прозванным ею незатейливо Умкой.
   Но когда именинницу, не смотря на все ее протесты, увели отдыхать, Олег был вынужден общаться с собравшейся здесь публикой, чтобы не особенно выделяться из основной массы приглашенных. Спустя какое-то время, решив, что уже достаточно слился с "тусовкой", Саратов уединился за барной стойкой, где шустрый малый в белоснежной сорочке предлагал всевозможную выпивку. Олег заказал коньяк и с глуповатым выражением вялого любопытства на лице принялся наблюдать за гостями Тихонова. Атмосфера праздника и любви к ближнему, царившая здесь и сейчас, навевала на него скуку. Все вокруг любезничали и улыбались друг другу широкими голливудскими улыбками, словно хвастаясь профессиональными достижениями личных дантистов. Дамы были в шикарных вечерних туалетах, осыпанные золотом и бриллиантами, мужская половина - сплошь в смокингах от известных модельеров. Никто не скучал, всем было весело и интересно, и только Саратов, смакуя французский коньяк, чувствовал себя здесь, на редкость, паршиво...
   Вот этого, рыжего в модных очках в золотой оправе, он видел сегодня утром по телевизору. Олега привлекла его рыжая шевелюра и умение говорить сущую бредятину с таким умным видом, что невольно начинаешь ему верить и соглашаться с ним. Вот и сейчас, собрав вокруг себя благодарных слушателей, он нес какую-то нудную ахинею, изобилующую мудреными экономическими словечками, а, прислушавшись, Олег понял, что он точь-в-точь повторяет свое утреннее интервью. А вот эту смазливую мордашку он точно где-то видел! Наверняка, в каком-нибудь модном журнале. Скорее всего, она модель, в пользу чего говорили ее неимоверно высокий рост и точеная фигурка. Если бы Саратов какое-то время пожил в России, черпая информацию из отечественных СМИ, будь-то телевидение или пресса, то без особого труда узнал бы много известных рядовому российскому обывателю лиц, поскольку на именины дочери, Тихонов созвал весь столичный бомонд.
   - Скучаете?
   Олег повернулся. Но еще до того, как он повернул голову в сторону говорившего, он узнал этот голос. Перед ним стоял Абрамов в безупречном черном смокинге. В отличие от всеобщего веселья выглядел он несколько уставшим.
   - Разрешите составить вам компанию?
   - Пожалуйста.
   Григорий щелкнул пальцами - тут же возник бармен с нестираемой с лица улыбкой и принял заказ. Абрамов закурил.
   - Я смотрю, Дмитрий, вы не в восторге от всего этого. Я вас понимаю. Я сам небольшой любитель подобных мероприятий. Но коль мы уже здесь, давайте выпьем за именинницу... Если бы не вы, один Бог знает, как бы все обернулось.
   Выпили.
   - Если не секрет, чем занимаетесь в Штатах? - спросил Абрамов.
   - Ресторанный бизнес, фитнесс-центры.
   - А с какой целью приехали сюда?
   - Знаете ли, Григорий Алексеевич, мечта юности. Родился я в глубокой провинции и никогда не был в Москве, хотя и много знакомых здесь. Вот и решился.
   - И все?
   Саратов рассмеялся.
   - Вас не проведешь на мякине, Григорий Алексеевич. Конечно, не только это. Еще я подумываю открыть в России сеть фитнесс-центров, ведь в последнее время у вас стало модно вести здоровый образ жизни, почему бы не делать на этом деньги.
   - Вот он, истинно американский подход к жизни! - без какой-либо злобы заявил Абрамов. - А то скажете тоже: мечта юности. Деньги! Деньги!
   - А что в этом плохого? Если они, конечно, заработаны честно, - парировал Саратов.
   - Ну и как, вам Россия? Сколько вы уже здесь не были?
   - Четырнадцать лет. Сказать честно, я был поражен случившимися у вас переменами...
   - Вот ты где, дорогой! - Олег с трудом заставил себя проглотить коньяк. К ним подошла невысокая миловидная женщина, в которой Саратов узнал сестру. Она стояла совсем рядом, взяв Абрамова под руку и, не скрывая интереса, смотрела на незнакомца. - Познакомь нас, пожалуйста.
   - Это господин Бояров. Он из Штатов. Я тебе о нем говорил.
   - Дмитрий, - менее официально представился Саратов, с усилием заставляя себя отвести взгляд от ее лица.
   - Ольга.
   - Моя жена.
   Вот оно что! Они - муж и жена. Впрочем, ничего удивительного в этом нет: они всегда симпатизировали друг другу. Еще покойная мама прилагала усилия, чтобы юная Ольга обратила внимание на лучшего друга сына, лейтенанта Абрамова. Олег почувствовал себя совсем скверно: перед ним стоял единственный родной человек, оставшийся на этом свете, а он вынужден изображать из себя совершенно другого человека. Где же в этой, трижды проклятой, жизни справедливость!
   - Я пожелала Лизе спокойной ночи, - между тем говорила Ольга, - и пообещала, что на следующие выходные обязательно приеду с Олежкой - это наш сын, - пояснила она новому знакомому. - Скажу по секрету, Дмитрий, вы очаровали малышку. Она говорит только о вас. Это ведь вы подарили ей то мохнатое чудовище, с которым малышка и заснула?
   Олег кивнул, так как сказать что-либо он не смог - в горле стоял ком.
   - Замечательная игрушка! - похвалила подарок Ольга. Прислушавшись к мелодии, льющейся из больших колонок, женщина легонько ущипнула мужа и капризно произнесла: - Дорогой, ты же знаешь, как мне нравится эта песня. Ты не хочешь пригласить меня на танец?
   Григорий скривился, словно ему предложили попробовать уксуса на вкус.
   "Он никогда не любил танцевать", - вспомнил Саратов, а еще ему самому захотелось пригласить Ольгу на танец, чтобы стать еще ближе к ней, взять ее руку в свою, но он не решался.
   - Оленька, веришь, я ужасно устал. К тому же мне нужно найти Старика, он хотел со мною о чем-то поговорить.
   - Я так и думала. Тогда я украду твоего собеседника. Надеюсь, Дмитрий, вы не откажете одинокой женщине в ее маленькой просьбе?
   - Я и сам хотел вас пригласить. - Саратов галантно предложил партнерше руку, и они прошли в круг танцующих.
   - Вот это мужчина, не то, что некоторые, даже в праздник у них какие-то дела!
   Во время танца Ольга что-то рассказывала, но Олег почти ничего не слышал. Он жадно впился глазами в ее лицо, уже нисколько не думая о том, что это может спровоцировать нежелательные вопросы, как со стороны Абрамова, так и со стороны самой Ольги. Возможно, он видит ее в последний раз! Боже, как ему хочется открыться ей! Саратов заставил себя отвести взгляд, постарался вслушаться в музыку и слова Ольги, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
   - И все-таки, Дмитрий, я где-то вас уже видела.
   - Вряд ли. - Олег невольно напрягся. - Я совсем недавно в Москве, а до этого раньше никогда здесь не был.
   - И все-таки, - настаивала Ольга, - ваше лицо мне почему-то кажется знакомым. Я обязательно вспомню!
   - Вы ошибаетесь, Ольга.
   Закончилась музыка, началась другая - более быстрая. Они отошли к стойке, где Олег, попрощавшись с нею, поспешил уйти, поскольку все это его начало здорово угнетать. Еще немного и, возможно, он совершил бы непростительную ошибку: рассказал бы все Ольге...
   Вернувшись в отель, Саратов впервые за десять лет позволил себе напиться.
  
   Гости разъехались, по дому сновала прислуга, приводя все в порядок. Тихонов и Абрамов, уединившись в кабинете генерала, курили и пили коньяк. Говорил Григорий, Тихонов слушал молча, не перебивая.
   - Сегодня утром груз прошел вторую контрольную точку. Завтра вечером, согласно графику, состав прибудет в Ростов, где ночью вагоны будут прикреплены к составу, идущему через Дагестан в Чечню. Вопрос с документацией улажен - никаких неожиданностей не предвидится. И уже через двое суток операция войдет в завершающую фазу. На 117-ом переезде груз встретят. На этом наша миссия заканчивается. К этому времени на наши счета должна поступить вся сумма. Как только это случится, из Цюриха придет подтверждение. В общем, все происходит по обычной накатанной схеме.
   - Молодец, Гриша, ты хорошо поработал. А что на счет вчерашних событий? Ты узнал что-нибудь?
   - Увы, Виктор Андреевич, ничего. Я пытался пробить ситуацию по своим каналам, но никаких результатов это не дало.
   - Чувствую, за всем этим стоят черножопые со своим чертовым вето на ввоз оружия. Уже было одно предупреждение, это - второе, слава Богу, неудавшееся. Что дальше?
   - Не стоит беспокоиться, Виктор Андреевич, приняты меры для усиления охраны.
   - Захотят, Гриша, в любом случае достанут, не мне тебе рассказывать. Ну, а что ты скажешь о Боярове? Какое у тебя сложилось о нем мнение?
   - Не знаю, Виктор Андреевич. Подозрительный он какой-то.
   - А по мне, так нормальный мужик. А ты просто ревнуешь! Видел, как он пожирал глазами твою Ольгу во время танца, да и ей он, по-моему, понравился? Смотри, Гриша, уведут твою красавицу!
   - Не уведут! - уверенно заявил Абрамов.
   Генерал пристально посмотрел на молодого помощника, в глубине его серых глаз мелькнули злые огоньки. Он тихо спросил:
   - Интересно, чтобы сказал Саратов, узнай, что его сестра вышла за тебя замуж? Она, конечно, и не догадывается, как ты поступил с ее братцем?
   - Не стоит об этом говорить, - сказал Абрамов, недовольный тем, что генерал вспомнил об Олеге.
   - Извини, что затронул эту тему, - примирительно произнес Виктор Андреевич. - Столько лет прошло... Как ты думаешь, он жив?
   - Вряд ли, - ответил Григорий. - Иначе уже б объявился - Олег был не из тех, кто не платит по счетам. Почему вы завели разговор о нем?
   - Не знаю. Нервничаю я что-то, потому и глупость всякая в голову лезет. Во сколько самолет прилетает?
   Абрамов посмотрел на часы.
   - Уже приземлился. Сейчас должны позвонить.
   И действительно, через минуту в кармане его пиджака зазвонил мобильный телефон. Абрамов выслушал сообщение, бросил в трубку короткое: "Возвращайтесь на базу!" и отключил телефон. Его лицо оставалось непроницаемым. Генерал не выдержал:
   - Ну?
   - Они не прилетели. Нас обвели вокруг пальца.
   - Как не прилетели?! Ты же говорил, что они сели именно в этот самолет!
   - А по прилету во Внуково на их местах сидели совершенно другие люди.
   - Так что, они в воздухе растворились?
   - Не знаю, Виктор Андреевич. Но рано или поздно они должны появиться в столице.
   - Этого не должно случиться! Ты же понимаешь, если профессор начнет говорить, чем все это может обернуться для нас!
   - Есть возможность повлиять на следователя и умерить его пыл, к тому же мы можем потребовать все данные о вирусе. Как это сделать, мы с вами уже обсуждали. - Абрамов выжидающе смотрел на генерала.
   - Ты считаешь, что без этого никак нельзя обойтись? - Виктор Андреевич не спешил с окончательным решением, хотя понимал, что это, пожалуй, единственный шанс переиграть противника, выиграть хоть немного времени, необходимого для улаживания всех возникших проблем.
   - А вы, как считаете? - уклонился от прямого ответа Григорий.
   - Я? Я считаю, что никак.
   - Прикажите действовать?
   - Да, но я прошу тебя, сделай все чисто.
   - Я лично займусь этим, Виктор Андреевич.
   - Когда ты собираешься это сделать?
   - Не позднее завтрашнего вечера. Времени у нас осталось совсем мало.
   - Хорошо. - Тихонов поднялся, прошелся по кабинету. Подошел к Абрамову. - Я рассчитываю на тебя, Гриша, не подведи меня. А теперь иди.
   Оставшись в кабинете один, Виктор Андреевич наполнил бокал и вернулся к столу. Открыл верхний ящик, извлек небольшой бумажный конверт. Вскрыл его и достал три книжицы. Это были загранпаспорта, приготовленные для него, супруги и дочери. Фотографии, в отличие от имен и фамилий, соответствовали оригиналам. Тихонов полистал один из них, задержался на странице, где была проставлена виза - все было в полном порядке, за это он не переживал. Хоть сейчас бери билет и лети в любую страну Евросоюза! Но Виктор Андреевич никуда не собирался лететь, по крайней мере, в ближайшие дни - слишком много незавершенных дел...
   Тихонов задумался. Несмотря на то, что в его доме сегодня вечером прошел большой праздник, и никто из присутствующих не заподозрил, что у веселого и обворожительного хозяина этой усадьбы серьезные проблемы, дела обстояли хуже некуда. Виктор Андреевич чувствовал, как вокруг него сужается кольцо. Но он был не из тех, кто спокойно дожидается своей гибели - и уже подготовил себе путь к отступлению, при этом, намереваясь сорвать крупный "куш". Все, что ему нужно, так это время. И то, что он запланировал на завтра, как раз, и даст ему те необходимые часы...
   Тихонов еще какое-то время размышлял о предстоящих в его жизни событиях, сосредоточенно разглядывая содержимое бокала. Затем опрокинул в рот коньяк, закусил долькой лимона и решительно встал. Спрятав документы в ящик и закрыв его на замок, Виктор Андреевич вышел из кабинета. Прежде чем пройти в спальню, где его ожидала молодая жена, генерал зашел в спальню дочери. Девочка крепко спала, прижавшись к новому другу Умке. Тихонов поправил одеяло и собирался уже выходить, как вдруг кольнуло в груди и на душе стало тревожно. Почему-то вспомнилась старшая дочь Катя...
   "Все ли у нее хорошо? - мелькнуло в голове. - Почему она сегодня не позвонила? Ведь обещала. Значит, позвонит завтра, - тут же успокоил он себя. - Совсем нервы ни к черту стали!" - Виктор Андреевич еще раз взглянул на спящую девочку и вышел, аккуратно прикрыв за собою дверь.
  
  
  
  
  
   19 ноября, Тверская обл.- Москва.
  
   За иллюминатором стояла непроглядная темень. Звук работающих двигателей равномерным гулом разносился по салону. К этому шуму привыкаешь в первые пять минут полета, после чего просто не замечаешь. В салоне военно-транспортного самолета находилось восемь человек, двое из них - в штатском. Это были следователь Генпрокуратуры России Андрей Шведов и профессор вирусологии Евгений Максимович Заблоцкий. Андрей изучал бумаги, разложив их на коленях. Профессор же, укутавшись в пальто, предпринимал отчаянные попытки уснуть, но сон не приходил. Заблоцкий часто ворочался, тяжело дышал. Когда он в очередной раз зашевелился и открыл глаза, чтобы взглянуть на часы, Андрей отложил бумаги и посмотрел на ученого.
   - Нервничаете, Евгений Максимович?
   - Да, Андрей, есть немного, - признался Заблоцкий, радуясь возможности перекинуться несколькими словами. Молчание тяготило его, хотелось выговориться.
   - Скоро это все закончится, - пообещал Шведов, - и вы вернетесь к нормальной жизни, к своей работе.
   - Вы думаете? - В голосе профессора отчетливо прозвучали нотки недоверия.
   - Я надеюсь, Евгений Максимович. Слишком долго все это продолжается.
   - Это я во всем виноват! - сказал Заблоцкий. - Я и этот чертов вирус, который я умудрился сотворить!
   Шведов понимающе улыбнулся и тихо произнес:
   - Не надо себя винить, Евгений Максимович, в том, что на этом свете есть люди, готовые из любого научного открытия извлечь для себя хоть какую-то выгоду. В том, что существуют такие мерзавцы, далеко не ваша вина!
   - Может оно и так, Андрей, только и я ведь далеко не ангел, - продолжил самобичевание Заблоцкий. - Я ведь прекрасно знал, что творю и каким целям будет служить мое творение! Я изобрел оружие! Страшнейшее оружие, способное уничтожить тысячи, сотни тысяч невинных человеческих душ! Но я, как, впрочем, и любой другой ученый, эгоист. Я поставил свое тщеславие, желание доказать, что я первый, что я лучший, на первое место, нисколько не заботясь об окружающем меня мире, который, я с горечью вынужден это признать, не созрел для подобных открытий. Этот мир слишком несовершенен, Андрей, чтобы давать ему в руки подобное оружие!
   - Но ведь именно тщеславие ученых двигает науку вперед! - попытался возразить Шведов. - А что касается вас... то вы, Евгений Максимович, просто делали свою работу, возможно, очень хорошо делали, как и должны делать профессионалы. Вы ученый-вирусолог - и сам Господь Бог вам велел изучать, открывать все эти вирусы, антивирусы и что-то еще, о чем я, как человек несведущий, не имею ни малейшего представления. Это ваша работа! Если бы не вы, то тогда кто-нибудь другой сотворил бы нечто подобное, и тогда уже вопрос: как бы все обернулось.
   - Но они-то, Андрей, выбрали меня! Навешали мне лапши на уши, наврали с три короба, заставили поверить, что все исследования находятся в рамках государственных интересов. И я работал на них! Я уже почти готов был им отдать в их грязные руки то, что сотворил!
   - Но ведь не отдали, Евгений Максимович! Поверьте, вы - не Христос, чтобы брать на себя ответственность за все человеческие грехи! Вы ученый: и ваша стезя - наука! А за свои преступления они со временем ответят сами. А выбрали они вас потому, что вы действительно очень талантливый ученый, способный достигнуть серьезных результатов на своем поприще. И результатами своей работы вы в очередной раз это доказали! Им нужен был результат в самое ближайшее время, и они, несомненно, получили бы его, если бы...
   - ... если бы не мои друзья, - договорил за Шведова Заблоцкий. - Знаете, Андрей, несмотря на все их недостатки, все они были хорошими людьми и верными друзьями. Это показали прожитые годы, это доказало их отношение ко мне в трудную минуту... Правда, за это они поплатились своими жизнями, - профессор умолк. Было видно, что он остро переживает гибель друзей и винит в случившемся себя.
   - Все они были взрослыми людьми, способными отвечать за свои поступки и принимаемые решения. У каждого был выбор, и то, что они поступили именно так, говорит в их пользу. От себя могу сказать одно: их жертвы не были напрасными. Я тоже, Евгений Максимович, потерял друга, мы дружили с университетской скамьи, чуть не потерял второго - полковника Громова. Поэтому я знаю, что говорю.
   Какое-то время они просто молчали. Каждый думал о своем, но мысли были схожи. Первым заговорил Заблоцкий:
   - Я тут вспомнил...
   И мужчина начал рассказывать следователю о дружбе длиною в жизнь. Все они были родом из "послевоенной беспризорщины", воспитывались в одном детском доме. Конечно, у каждого из четверых до этого была своя жизнь и свой путь, изобилующий тяготами и лишениями послевоенных лет, приведший в стены Глуховского детдома. Яша Сазонов попал в детский дом из Иркутска, где промышлял воровством и попрошайничеством. Сколько он себя помнил, он всегда бродил по рынкам и вокзалам в поисках пропитания. Родителей он не знал. Судьба Володьки Кренева была чем-то схожа с судьбою Сазонова. К одиннадцати годам он объездил Союз вдоль и поперек, выклянчивая у сердобольных пассажиров "хлебушек" и иногда подворовывая. Свои путешествия Володька называл не иначе, как "гастроли". О них он рассказывал всегда с гордостью и частенько привирал, да так, что детдомовские приятели рты открывали от восторга. В итоге шустрого беспризорника определили в Глуховский детский дом. Альку Дрозда в детдом сдала родная тетка, посчитавшая своего единственного племянника помехой для устройства личной жизни. Ведь ей было всего тридцать два, ни разу не была замужем, а тут подвернулся завидный ухажер, поставивший перед нею ультиматум: "Или я, или этот лопоухий сопляк!". Что выбрала тетка, говорить не приходится, но Алик не держал на нее зла. Она даже несколько раз присылала ему поздравительные открытки. А вот он, Женька Заблоцкий, скитался по разным спецприемникам и детским домам с семимесячного возраста, с той самой минуты, как его подобрали с окоченевшего тела матери. Это случилось в Ленинграде в блокаду.
   Среди всех друзей Женька был младше всех. Носил смешные очки, был невысок и неказист, многим уступал в силе, но был первым в учебе. Еще тогда, в старом классе, обогреваемом "буржуйкой" их учитель, инвалид-фронтовик Ипполит Матвеевич пророчил Женьке великое будущее в науке. Так оно и сталось...
   Все ребята были абсолютно разные, но это им не помешало сдружиться и пронести свою дружбу через многие годы. Старшие всегда заступались за безобидного Женю, взяли над талантом своеобразное шефство. Именно друзья настояли на том, чтобы Женя поехал учиться в столицу. Мало того, поехали с ним. В столице каждый пошел своей дорогой. Кренев подался в спорт, где добился неплохих результатов, был участником многих международных соревнований. Позже даже стал тренировать молодое поколение советских боксеров, но глупая история, в которую "вляпался" Володя в середине 80-ых навсегда перечеркнула его биографию. Кренев попал на много лет в "места не столь отдаленные", из которых вернулся совершенно другим человеком. Сазонов с отличием окончил престижнейший ВТУЗ и вернулся в Сибирь, где сделал карьеру от мастера участка до директора, а позднее стал президентом крупной нефтяной компании. Дроздов, еще учась в институте, сделал ставку на партийную работу и крупно поднялся по иерархической лестнице, но вовремя понял, что в стране грядут большие перемены, и подался в бизнес. Бизнесменом он оказался еще более удачливым, чем партийным работником. И уже через несколько лет его начали величать модным ныне словом "медиамагнат". Он был владельцем нескольких крупных периодических изданий, приобрел пару-тройку телеканалов, причем один из них вещал на территории всей России. А Евгений Заблоцкий стал большим ученым. Его имя было известно на Западе, конечно, в узких, профессиональных кругах. Среди коллег Евгений Максимович имел авторитет. И вот, все эти долгие годы, по прошествии которых каждый из них занял свою, определенную нишу в жизни, они дружили. Дружили по настоящему, по-мужски.
   Слушая рассказ Заблоцкого, Шведов подумал: "Главная ошибка генерала Тихонова в том, что он, посягнув на ученого, не учел его окружение". Андрей искренне восхищался дружбой, связывавших столь разных людей. Вспомнились и слова полковника Гусева, сказанные им во время их первой встречи о, так называемом, "человеческом факторе", который иногда просто невозможно предусмотреть.
   Самолет начал снижаться. За иллюминатором по-прежнему было темно, и только огни приближающегося аэродрома вспарывали черное покрывало ночи. Вскоре ощутимый толчок оповестил о том, что шасси коснулись взлетно-посадочной полосы.
   Прежде чем покинуть борт, Андрей заглянул в кабину и поблагодарил членов экипажа. У трапа их встречал полковник ФСБ Гусев. Не успели вновь прибывшие насладиться ощущением земли под ногами, как тут же погрузились в черный джип, который, немедля ни секунды, сорвался с места и выехал за территорию военного аэродрома. Только сейчас мужчины приветствовали друг друга рукопожатиями.
   - Это профессор вирусологии Евгений Максимович Заблоцкий, а это, Евгений Максимович, мой друг и соратник, полковник Службы Безопасности Петр Ильич Гусев, - представил Андрей друг другу мужчин.
   - Как полковник? - спросил Гусев, не отрывая взгляда от дороги. Джип шел на большой скорости - необходимо было, как можно скорее, попасть в Москву.
   - Потрепало его здорово, но жить будет, - ответил Шведов. - Лежит в отдельной палате с личной охраной.
   - Он это заслужил, - искренне произнес Гусев. - Ты знаешь, Андрей, мы были правы.
   - В чем именно?
   - В том, что решили, если вы прилетите во Внуково, то до Москвы живыми не доедите, - пояснил Петр Ильич. - На трассе была засада.
   - Вот как! Что ж, я это чувствовал, - данная новость нисколько не удивила следователя, только лишний раз подтвердила: генерал хочет реванша.
   Теперь и профессор понял, к чему были все эти посадки-пересадки из самолета в самолет. Они со следователем были что-то вроде эстафетной палочки, которую бандиты передавали из рук в руки. Одни вели их до Тюменского аэропорта, другие садились с ними в самолет, третьи должны были встретить в Москве. Хотелось бы взглянуть на их физиономии, когда обнаружилось, что ни следователя Генпрокуратуры, ни ученого в самолете нет! А они тем временем летели на другом борту, принадлежащем Министерству обороны и выполнявшим спецрейс.
   - Сейчас куда? - спросил Шведов, откидываясь на спинку сиденья. Он не спал уже более суток, сказывалась усталость и постоянное нервное напряжение. Необходимо было хоть немного отдохнуть, поскольку в ближайшие часы такая возможность вряд ли уже представится.
   - Есть у меня одно местечко, - уклончиво ответил Гусев. - Вам должно понравиться. А пока отдыхайте...
  
   Когда до Москвы оставалось двадцать километров, Гусев свернул с шоссе и направил джип в небольшой коттеджный поселок, где, проехав несколько участков, остановился возле высоких металлических ворот. Территория участка была обнесена не менее высоким забором из декоративного камня. Гусев посигналил - ворота тут же открылись. Встречал их высокий парень в камуфляже. Он приветливо махнул Гусеву, когда машина полковника проехала мимо него, и закрыл ворота.
   - Вот мы и дома! - сообщил Петр Ильич.
   Все с удовольствием поспешили покинуть автомобиль и размять затекшие от долгого сидения мышцы. Подошел парень в камуфляже. Он дружелюбно скалился, с любопытством рассматривая приехавших с полковником мужчин.
   - Как добрались, Петр Ильич? - поинтересовался он у Гусева.
   - Без происшествий, - сухо ответил тот. - Как у вас, капитан?
   - Все в полном порядке, товарищ полковник! Прошу в дом.
   Дом был большой, в два этажа, отделанный серым камнем с претензиями на средневековый замок. Обстановка внутри была спартанская: несколько кроватей, спортивные тренажеры, стулья, необычный вид которых говорил о том, что некогда они входили в комплект роскошного мебельного гарнитура. Видимо, по какой-то причине, вся мебель из дома была куда-то вывезена, оставлено было только самое необходимое.
   Капитан, представившийся Денисом, пригласил всех на кухню, где уже все было приготовлено для завтрака. В кухне и столовой все осталось так, как было при прежних хозяевах. Мебель из натурального дуба, встроенный холодильник, импортная плита, микроволновая печь и прочие блага цивилизации. Денис разлил по кружкам чай.
   - Пока все не утрясется, Евгений Максимович, вы поживете здесь. С капитаном Малешко и его людьми вы в полной безопасности, - сообщил ученому Петр Ильич.
   Профессор согласно закивал седою головой.
   - Скучать не будете, товарищ ученый, - пообещал капитан Малешко. - В доме сохранилась отличнейшая библиотека, к тому же, если необходимо, имеется компьютер.
   Мужчины обсудили вопросы, связанные с пребыванием профессора под этим вынужденным домашним арестом, так же решили, как будут поддерживать связь и действовать в случае непредвиденных ситуаций. Прощаясь, Гусев негромко сказал капитану:
   - Смотри, капитан, головой отвечаешь за профессора.
   - Будьте спокойны, Петр Ильич, муха на него не сядет, - заверил начальника капитан.
   Вышли во двор. Андрей окинул взглядом усадьбу, не выдержал и полюбопытствовал:
   - У кого это ты, Петр Ильич, такой теремок оттяпал?
   - У хитрожопого дельца, который проходит в нашей конторе по одному очень гнилому делу, - небрежно ответил полковник, усаживаясь в джип. - Денис, открывай ворота!
   Когда выехали на шоссе, Гусев заговорил:
   - Сегодня ночью вагоны с установками прибудут в Ростов и, возможно, там уже окончательно затеряются. Скорее всего, номера вагонов будут изменены и их прицепят к другому составу. А там, до Чечни - рукой подать. Я сегодня же вылетаю в Ростов, чтобы отследить груз, но арестовывать его в самом Ростове, считаю, нежелательным - потеряем покупателя. А что ты собираешься делать?
   - В одиннадцать у меня встреча с первым замом Генерального, предоставлю все имеющиеся у нас доказательства того, что Тихонов причастен к торговле оружием. Буду просить санкцию на арест документации и проверку финансовой деятельности "Альянса".
   - Не спеши. Как только мы арестуем груз и возьмем покупателя, я тут же сообщу тебе, тогда можешь действовать.
   - Хорошо. К тому же, Заблоцкий сообщил, что информация, изобличающая руководство группы в незаконной деятельности находится в руках Дроздова. Необходимо с ним встретиться.
   - Я слышал, что после убийства сына, Дроздов предпочитает отсиживаться заграницей.
   - Это осложняет, но нисколько не меняет дела...
   Джип замедлил ход. Гусев выбрал место для парковки, машина остановилась.
   - Извини, Андрей Саныч, что не к самому дому, - с улыбкой произнес Гусев.
   - Это было бы лишне, Петр Ильич. Мне недалеко, дальше я своим ходом.
   - Постой, Андрей! - задержал Гусев Шведова. Протянул ему лист бумаги. - Если со мной вдруг что-то случится, позвони по этому телефону и скажи, что звонишь по просьбе Композитора.
   Шведов взял бумагу, посмотрел на ряд цифр и спрятал во внутренний карман куртки.
   - Береги себя, Композитор, - искренне попросил Андрей.
   - Ты тоже себя, важняк.
   Мужчины крепко пожали руки, словно предчувствуя, что больше не увидятся.
   Андрей вышел из автомобиля и скрылся в подземном переходе.
   Петр Ильич еще долго сидел, положив руки на руль, вглядываясь через лобовое стекло в унылый осенний пейзаж. Сердце тоскливо сжалось.
   Все-таки он не любил осень...
   Взревел мощный мотор, и джип, набирая скорость, промчался по улице.
  
   Олег совсем не удивился, когда ему позвонил Абрамов - почему-то он ждал этого звонка - и предложил встретиться. Саратов принял предложение, и они договорились встретиться в ресторане "Золотой лев". Ресторан порекомендовал Григорий, расхвалив тамошнюю кухню.
   Что могло еще понадобиться от него Абрамову? Зачем он попросил о встрече? Все еще пытается разобраться в несостоявшемся похищении Лизы Тихоновой или это только знак внимания к спасителю дочери босса? А может, что-то еще?..
   Олег был заинтригован. Невольно в памяти всплыли обстоятельства их последней встречи на Африканском континенте. Это было более одиннадцати лет назад...
  
   ... Все порядком устали. Хотелось упасть на землю, вытянуть ноги и лежать, лежать. Еще хотелось пить.
   Группа из пяти человек, незамеченная противником, прошла от точки высадки до конечной точки. На это им потребовалось чуть менее суток. Как и намечалось, к объекту группа вышла за несколько часов до наступления темноты.
   Усадьба хорошо просматривалась. Отчетливо были видны люди, перемещающиеся по территории, огороженной высоким забором с многочисленными ловушками и разнообразными сигнализационными системами. Все люди, находящиеся на территории усадьбы, были вооружены. С первого взгляда объект казался неприступным, но бойцы спецотряда так не считали.
   Командир диверсионного отряда капитан Саратов приказал бойцам отдыхать после изнурительного многочасового перехода, выставил в дозор одного из них, назначил очередность. Сам же выбрав место, с которого было видно большую часть усадьбы, и, вооружившись биноклем, принялся изучать ее особенности, сверяя по памяти с заученными еще в Москве снимками, сделанными военными спутниками-разведчиками. Бесшумно к нему подобрался старший лейтенант Абрамов.
   - Почему не отдыхаешь?
   - Да какой тут к черту отдых! - чертыхнулся старлей. - Что-нибудь надумал, командир?
   Саратов кивнул. Изложив свой план, он выжидающе посмотрел на друга.
   - Что скажешь, Гриша?
   - Должно выгореть, - согласился с планом Абрамов. - И кого ты собираешься отправить первым в этот гадюшник? - теперь он выжидающе смотрел на командира.
   Олег задумался. Для выполнения этой задачи требовался настоящий профессионал: ведь именно от этого человека зависел исход всей операции. Он должен был первым проникнуть на вражескую территорию, заминировать некоторые несущие части здания, чтобы, в случае чего, воспользовавшись замешательством противника, которое, несомненно, возникнет после серии мощных взрывов и обвала дома, отступить назад, в непролазные джунгли с непроходимыми болотами. Такое, капитан Саратов мог доверить только одному человеку.
   - Прикажи мне, - попросил Абрамов, понимая, какая дилемма стоит перед командиром. - Ты же знаешь, я смогу, - совсем уж тихо добавил он.
   Саратов с благодарностью посмотрел на друга и спустя минуту объяснял старшему лейтенанту боевую задачу. Вместе решили, куда наиболее результативней будет заложить взрывчатку.
   - Все понятно?
   - Так точно, товарищ капитан! - бодро ответил Абрамов.
   Олег понимал, что за показной веселостью скрывается волнение, да и сам он, чего греха таить, порядком нервничал.
   - А теперь иди, отдыхай, - велел Саратов, взглянул на часы. - Время еще терпит.
   Старлей вернулся к отдыхающим, а капитан остался на прежнем месте, продолжая изучать территорию усадьбы.
   Перед группой стояла задача проникнуть на территорию усадьбы, где в спальне хозяина, генерала Хатуба, находится сейф, в котором хранилось нечто важное, ради чего, собственно, и разрабатывалась вся эта операция. К тому же надо было ликвидировать самого Хатубу. Чем не угодил советскому руководству этот человек, промышлявший торговлей наркотиками, оружием и нелегальным экспортом алмазов, и приходящийся родным братом главы небольшого государства в Центральной Африке, для капитана Саратова было загадкой, которую, он, впрочем, и не стремился разгадать. Он был простым солдатом, выполняющим очередной приказ.
   Прошел еще один час. На землю опустились густые сумерки. Надо было начинать действовать. В последний раз, проинструктировав старшего лейтенанта Абрамова и сверив часы, - на все про все старлею отводилось пятнадцать минут - капитан Саратов пожал другу руку и совсем не по уставу добавил:
   - Ни пуха...
   - К черту! - бодро послал командира Абрамов. Посмотрел на боевых товарищей, подмигнул и ступил в ближайшие кусты, растворяясь в непроглядном мраке безлунной ночи.
   Больше Абрамова капитан Саратов не видел и считал его погибшим от рук наемников генерала Хатуба.
   То, что случилось по истечению пятнадцати минут, когда бойцы отряда Саратова успешно преодолели забор, полосу препятствий, по достоинству оценив извращенный ум ее создателя, и уже почти вплотную подобрались к дому, иначе, как адом, и не назовешь. Оглушая, взвыла сирена, ослепив, резанул по глазам мощный свет десятка прожекторов, превративший за доли секунды ночь в "солнечный" день, и шквальный пулеметный огонь не оставил диверсантам никакого шанса. Все бойцы группы были, буквально, изрешечены крупнокалиберными пулеметами, а Саратова тяжело раненного взяли в плен.
   В плену Олег провел почти сто дней. За это время он очень много передумал о случившемся и пришел к неутешительному выводу: генерал Хатуба знал, что к нему идут непрошенные гости, и хорошо подготовился к встрече. Если это было так, то выходило, что их предали на самом верху. Чем это было вызвано, государственными интересами или чем-либо еще, Олег тогда не знал.
   Да, так оно и было - их предали, но с одной маленькой оговоркой: их еще и продали. На провале операции и гибели всех ее участников ее непосредственный руководитель, генерал КГБ Тихонов, разбогател на два с половиной миллиона долларов. Именно в такую сумму генерал Хатуба оценил собственную жизнь. Теперь Олег это знал. Но в своем друге, старшем лейтенанте Абрамове, Олег Саратов никогда не сомневался. Никогда, до того самого дня, когда увидел Григория живым и невредимым на пороге своего гостиничного номера...
  
   В "Золотой лев" Олег прибыл на десять минут раньше назначенного времени, но, несмотря на это, Абрамов был уже там, сделал заказ на свое усмотрение и листал свежий выпуск "Коммерсанта". Оставался нерешенным вопрос со спиртным. По обоюдному решению выбрали водку "Смирнофф".
   Говорили ни о чем и обо всем сразу. В начале разговора Олег все силился понять, куда клонит Григорий, но безуспешно. Бутылка пустела на глазах. Саратов вдруг почувствовал себя легко и непринужденно, так словно и не было тех одиннадцати лет, что разделяли их теперь от той роковой ночи.
   Они умели пить. С каждой выпитой рюмкой разговор становился оживленнее, но это могло продолжаться бесконечно. Еще в молодости, чаще после какого-нибудь очередного боевого задания, они пили на спор: кто первый свалится с ног. И что же? Всегда первой заканчивалась водка, сколько б ее не было припасено, а они оставались на ногах и были готовы продолжать этот своеобразный поединок. Но тут вставал неразрешимый вопрос: кто побежит за добавкой. Шли всегда вдвоем, и частенько оказывались в каком-нибудь отделении милиции. Правда, до этого они "отметеливали" патруль, осмелившийся подобрать двух не в меру разгулявшихся молодчиков, и только благодаря подоспевшей помощи, их доставляли в участок и запирали в "обезьянник". В обществе проституток, бомжей и прочей мелко уголовной шпаны ребята обычно находились недолго - все решал один телефонный звонок.
   Уже через десять минут к отделению подкатывала черная "Волга" с антеннами спецсвязи. В дежурную часть входил хмурый гражданин в штатском, показывал удостоверение и, отведя в сторону старшего, перебрасывался с ним несколькими фразами. Что он говорил, ребята не знали, но это всегда взывало к действию: их под одобрительный возглас "почтеннейшей" публики, собранной в "обезьяннике", выпускали. Заведенные на них протоколы и прочую макулатуру безропотного отдавали в руки хмурого гражданина, и всем отделением провожали до "Волги", словно они были героями. По сути, они и были ими! Возможно, поэтому за свои похождения ребята отделывались легким испугом и небольшой выволочкой от начальства. Наверху понимали, что парням иногда необходима психологическая разрядка.
   Как жаль, что об этом нельзя вспомнить и посмеяться вместе!
   "Что же ты наделал, Гришка?!"
   Олег смотрел на Абрамова, сидевшего напротив с улыбающейся физиономией, и пытался заставить себя ненавидеть его, но ничего не получалось. Умом он понимал, что перед ним предатель, но сердце по-прежнему видело в нем лучшего друга, с которым не один раз прошел и огонь, и воду, и медные трубы, и где-то глубоко внутри росло глупое ощущение радости оттого, что Гришка не погиб тогда в Африке. Но какой ценой? Вспомнились ребята: Мавр, Пророк, Стрелок...
   Абрамов с досадою констатировал, что бутылка совершенно пуста, но душа требовала "продолжение банкета". Григорий откинулся на спинку стула, ослабил узел галстука. Он с минуту удрученно разглядывал пустую бутылку, после чего признался:
   - Ты классный парень, Дмитрий! Ты мне решительно нравишься!
   - Ты тоже супер, Гриша! - не остался в долгу Саратов.
   - И моей жене ты чертовски понравился! Я к чему клоню, мой американский друг...- Абрамов поднял вверх указательный палец, выдерживая паузу и нагнетая интригу, - а что если мы продолжим у меня на даче?! Как ты считаешь? Попаримся в баньке, а Ольга приготовит нам чего-нибудь вкусненькое. Посидим по-домашнему, поговорим по душам. Вот вернешься ты в свою Америку, и когда еще отдохнешь вот так, душой и телом? Ты же русский человек, Дима!
   От возможности еще раз увидеть Ольгу, поговорить с ней, Олег не смог отказаться. Абрамов подозвал официанта и попросил счет. Поднялись. Олег задержал Григория за руку и тихо произнес:
   - Гриша, неудобно как-то с пустыми руками.
   Абрамов улыбнулся.
   - Возьми Ольге какое-нибудь вино. А я пока отлучусь в туалет.
   Саратов подошел к барной стойке. Он помнил, какое вино предпочитала мама, возможно, и Ольге оно нравится. Рассчитавшись с барменом и сунув бутылку под мышку, Саратов вышел из ресторана.
   - А вот и наша карета! Прыгай назад!
   Абрамов сел спереди, дал указание водителю ехать на дачу. Обернулся к Саратову.
   - Какое вино купил? Покажи.
   Олег протянул бутылку.
   - Угадал!
   Неожиданно струя чего-то удушливого ударила в лицо - и Саратов потерял сознание...
  
  
   Андрей закрыл дверь и тяжело опустился на трюмо в прихожей. Долго сидел недвижимо с закрытыми глазами. Казалось, что заснул. И действительно, сон начал одолевать его. Шведов вздрогнул, замотал головой, отгоняя дремоту - не спать же в пригожей, подобно комнатной собачке, снял обувь и с удовольствием пошевелил освободившимися пальцами.
   Прошел на кухню и открыл холодильник - пусто. Не больно-то и хотелось! Присосался к носику заварника, с наслаждением поглощая холодный крепкий чай. Побрел в ванную, снимая на ходу с себя одежду и раскидывая ее по всей квартире.
   Боже, как же он устал!
   Неужели, этот день уже закончился?!
   Душ принес ощущение свежести. Представив, что через каких-то две-три минуты, он окажется в кровати, Андрей запел от предвкушаемого удовольствия. Голова еще не коснулась подушки, а он уже спал.
   Сколько он спал?
   Минуту?
   Две?
   Резкий телефонный звонок бесцеремонно взорвал тишину, царящую в квартире, и вырвал из сладких объятий сна.
   "Господи! - взмолился Андрей, не желая снимать трубку, в надежде, что звонивший одумается и отложит разговор до сегодняшнего утра, каким бы срочным он не был. - Ну, дайте же отдохнуть! Хоть пару часиков!"
   Но ни тут-то было! Телефон продолжал настойчиво сотрясать воздух, действуя на нервы, и без того натянутые до предела. Шведов, не открывая глаз, нащупал рядом с кроватью телефонную трубку и поднес ее к уху.
   - Андрюша, это ты? - услышал он голос, который никогда не спутает ни с чьим другим.
   "А то, кто ж еще?!"
   - Света, я чертовски устал, ужасно хочу спать. Давай поговорим завтра...
   - Дашенька пропала! - Эта новость, сообщенная экс-супругой, словно пинок под зад, подняла Шведова с кровати.
   - Что ты сказала? - Сон как рукой сняло.
   - Даша куда-то исчезла! - голос Светланы срывался на плач, выдавая то сильное волнение, в котором пребывала женщина.
   - Как исчезла? Куда?
   - Я откуда знаю?! Не вернулась со школы! Я обзвонила всех ее подруг - после школы ее никто не видел! Что делать? Андрюша, я боюсь!
   - Света, успокойся! - велел Шведов, чувствуя, что сердце готово выскочить из груди. Ему вдруг тоже стало очень страшно! - Перезвони мне минут через пятнадцать. Я подумаю, что можно сделать. - И положил трубку, не дожидаясь ответа.
   Заметался по комнате, начал одеваться. Он еще толком не знал, что предпримет, но то, что Даша никогда бы себе не позволила где-нибудь задержаться допоздна, - а было уже начало третьего ночи - не предупредив мать, он знал наверняка. Выходит, что-то случилось! Сердце тревожно заныло. Надел рубашку, принялся искать брюки. Черт возьми, где он их снял?! Где же эти чертовы брюки, мать их?..
   От телефонного звонка он вздрогнул так, будто ему над самым ухом выстрелили из помпового ружья.
   "Ты чего-то боишься, Шведов? - сам себя спросил Андрей. - Только вот, чего?" - На этот вопрос он так и не решился ответить.
   Снял трубку.
   - Слушаю.
   - Андрей Александрович? Доброй ночи.
   - Кто это?
   - Это неважно, господин следователь. Важно другое: ваша дочь находится у нас, и нам бы хотелось встретиться с вами. - Голос был каким-то безжизненным.
   - Когда? - спросил Андрей, чувствуя, как все холодеет внутри.
   - Чем скорее, тем лучше.
   - Я готов встретиться сейчас.
   - Это хорошо, Андрей Александрович, - в безжизненном голосе отчетливо слышалась насмешка. - Давайте договоримся так: через тридцать минут вы выйдете на Набережную и будете идти вдоль, пока вас не встретят.
   - Хорошо.
   - Я думаю, не стоит говорить, чтобы вы были один, а также то, что об этом никто не должен знать. Это в ваших интересах.
   - Я все понял.
   - Вот и хорошо. Помните, Андрей Александрович, вашей девочке ничего не угрожает, пока вы делаете то, что мы от вас просим. До скорой встречи!
   Андрей не мог пошевелиться. Из трубки доносились насмешливые длинные гудки.
   - Суки! - Шведов в чувствах опустил трубку на рычаги. - Ублюдки!
   Для него не было загадкой, какую игру затеяли с ним похитители дочери. Он, наверняка, знал, чего от него потребуют взамен на ее жизнь. Это было пошло, как в итальянском сериале про мафию, но от этого не менее эффективней: ради спасения дочери, Андрей согласен на все.
   Прошло десять минут.
   Андрей оделся. Прежде чем выйти из квартиры, отправил короткое сообщение: "Дверь незаперта. Дождись меня. Скоро буду!". Он знал, что Светлана, не дозвонившись, обязательно приедет к нему...
  
   Шведов шел по Набережной. Шел медленно, будто прогуливался. Со стороны он походил на чудака, страдающего бессонницей. Андрей не сомневался, что в данную минуту за ним ведется наблюдение. Мозг лихорадочно работал. Шведов пытался просчитать, как следует вести себя с шантажистами, что необходимо предпринять в первую очередь, но все было, как в тумане. Лишь одно он знал наверняка: ради дочери он сделает все, что от него потребуют!
   Шведов заметил, как на противоположной стороне улицы моргнули два огонька. Андрей перешел улицу. Автомобиль был темного цвета, какого именно следователь не смог разобрать из-за мрака, царившего в проулке.
   Дверца со стороны водителя открылась, и из машины вышел, судя по силуэту, довольно крепкий мужчина. Он подошел к следователю и, не говоря ни слова, обыскал на наличие оружия. Андрею оставалось, только молча ждать, когда крепкие руки шарили по его телу.
   - Садитесь вперед. Не оборачивайтесь.
   Шведов повиновался. Сел в кожаное кресло, прикрыл дверь.
   - Еще раз здравствуйте, Андрей Александрович. - Он узнал голос говорившего. Это был человек, который ему звонил. Отвечать на приветствие Шведов не стал - пусть его сочтут невоспитанным, ему было все равно. - Извините, что так поздно вытянули вас из дома, но, как вы догадываетесь, дела не терпят отлагательств. - Похоже, над ним еще и издевались.
   - Что вы хотите?
   - Нам известно, что завтра вы с первым замом делаете доклад Генеральному в связи с деятельностью промышленной группы "Альянс". Так вот, необходимо, чтобы этого не состоялось!
   - Но что я могу сделать?
   - Вы, кажется, не поняли, Андрей Александрович, - в голосе отчетливо проступило раздражение, - вы должны сделать так, чтобы этого доклада не было.
   - Хорошо, - согласился Шведов. - Как я понимаю, это еще не все?
   - Правильно. Еще нам нужны труды профессора Заблоцкого. Ведь вы знаете, где он, Андрей Александрович, не так ли?
   Андрей ничего не ответил. Он понимал, что если Заблоцкий воспротивится: что для него жизнь одной четырнадцатилетней девочки в сравнении со спасением всего человечества, то тогда ничто не заставит ученого раскрыть свои "карты". Не с утюгом или паяльником к нему подходить...
   - Это все?
   - Да. Как видите, Андрей Александрович, мы не требуем от вас ничего невозможного. В ваших же интересах, убедить профессора отдать результаты исследований, на которые было затрачено очень много средств и времени. И скажите старику, что мир не достоин того, чтобы его спасали такой ценой, ценой жизни ни в чем неповинного ребенка. - Это прозвучало как открытая угроза.
   Андрею захотелось повернуться и посмотреть в глаза говорившего. Пальцы сжались в кулаки. Прямо сейчас бы кинулся и разорвал бы этого подонка! Заставил бы умыться кровью! Но сдержался - иначе не мог, постоянно думал о дочери.
   - Мне нужны гарантии.
   - Гарантии - это мое слово.
   - Если с Дашей что-нибудь случится, хоть один волосок упадет с ее головы, я не дам вам спокойно жить на этой земле!
   - Вы нам угрожаете, Андрей Александрович?
   - Что вы? Только хочу предупредить!
   - Я понимаю ваши чувства, Андрей Александрович. Прошу поверить мне, если вы сделаете все, что от вас требуется, ваша девочка вернется к вам целой и невредимой. Главное, не делайте глупостей и обойдитесь без лишнего геройства. Это не нужно ни нам, ни вам.
   Шведов понял, что разговор окончен, открыл дверцу.
   - Пожалуйста, домой возвращайтесь той же дорогой, - велел голос.
   Андрей вышел из автомобиля.
   - Не отключайте мобильник, - услышал он, прежде чем захлопнуть дверцу, - мы вам позвоним.
   - Буду ждать. С нетерпением, - Андрей сказал правду...
   Светлана сидела на кухне. В ожидании Андрея выпила несколько чашек кофе и курила сигареты одну за другой. Шведов, не разувшись, прошел на кухню и, не говоря ни слова, достал из навесного шкафа два стакана. Все так же молча, наполнил их: один - до краев, второй - наполовину.
   - Пей, - велел он бывшей супруге и залпом осушил свой стакан. Светлана сделала то же, затянулась сигаретой и только после этого спросила:
   - Она жива?
   Андрей утвердительно кивнул, не смея посмотреть на нее.
   - Это связано с твоей работой? Ее похитили? Тебя шантажируют?
   Он ответил, но не сразу:
   - Да.
   И тут ее прорвало. У Светланы началась истерика.
   - Я так и знала! Боже, как я ненавижу тебя и твою работу, Шведов! - Женщина заметалась по кухне, скинула со стола стаканы - они звонко разлетелись вдребезги. - Зачем? Зачем тебе все это? Неужели, ты не можешь заниматься чем-нибудь другим?! Пусть эти проклятые ублюдки перестреляют друг друга, сожрут один одного! Но причем тут, моя девочка, моя бедная девочка?! - Светлана замерла, уничтожающе взглянула на Шведова, застывшего безмолвным изваянием. - Если с ней что-то случится, я убью тебя, прокурор ты хренов! Слышишь, Шведов, убью!? Клянусь всем святым! - Женщина набросилась на Андрея, принялась молотить его кулаками в грудь, повторяя: - Убью! Убью! Убью!
   Андрей отстранился от женщины и отвесил ей несколько звонких пощечин. Это возымело к действию: Светлана затравленно взглянула на него, ее до сих пор сухие глаза наполнились слезами. Женщина уткнулась Шведову в плечо и заплакала...
   - Прости, - прошептал он, прижимаясь к ней.
  
   21 ноября, Лондон, Великобритания.
  
   Доронин приехал в аэропорт Хитроу за два часа до вылета. Этого времени вполне хватало, чтобы пройти все положенные формальности, выпить кофе, купить сигарет и прессу.
   Сергей зашел в кафе с видом на взлетно-посадочную полосу, где, то и дело, взмывали ввысь самолеты различных авиакомпаний, заказал кофе и принялся листать "Таймс". К нему подошел незнакомый молодой человек и вежливо сообщил:
   - Мистер Доронин, вас ожидают в ВИП-зале.
   Сергей хотел было уточнить: кто ждет, с какой целью, но парень поспешил покинуть кафе. Взглянув на часы - времени было предостаточно, Доронин допил кофе, рассчитался и покинул кафе.
   В огромном зале, рассчитанном на прием многочисленных делегаций, было немноголюдно: небольшая компания, человек семь, судя по обильной жестикуляции и заливистой речи, итальянцев и четверка мрачных господ в одинаковых деловых костюмах и черных плащах, а также мужчина, стоявший в стороне и смотревший на белоснежный лайнер за окном.
   Доронин не удивился, узнав в мужчине Альберта Дроздова. Он скорее удивился отсутствию рядом с бизнесменом его неизменной "правой руки" Станислава Игоревича. Видимо, журналист плохо владел собой, поскольку Альберт Сергеевич по выражению лица журналиста понял, как тот настроен в отношении него.
   - Мне очень жаль, Сергей, что так случилось, - произнес Дроздов.
   Доронин усмехнулся, услышав это, и ответил, не скрывая сарказма:
   - Неужели? А не этого ли вы добивались, Альберт Сергеевич?
   - По крайней мере, я не думал, что все может закончиться подобным образом.
   - А что вы думали? - громко спросил журналист. Все обернулись в их сторону. Итальянцы притихли. - Как все это должно было закончиться? - уже тише произнес он. - Ведь вы все продумали до мелочей! Не учли лишь одного, что я успею помешать ей, совершить эту глупость! Здесь вы, действительно, допустили маленький просчет. Еще бы минут двадцать - и ее ничто бы уже не спасло!
   - Не говорите так! Мне не нужна была ее смерть! Да, я ненавижу Тихонова, как только можно ненавидеть! И я хочу отомстить ему за смерть Сергея, но его дочь к этому не имеет никакого отношения!
   - Но ваши поступки говорят совсем об обратном! По-моему, Альберт Сергеевич, вы запутались, не заметили того, как переступили черту дозволенного, ослепленные своей местью. Вам бы остановиться, подумать. Ваше желание наказать убийцу сына понятно мне, но вы выбрали не тот способ: вы обратили свою ненависть не только против Тихонова, вы причиняете зло людям, которые имеют хоть какое-то отношение к этому человеку, хотя они не виноваты в вашем несчастье. Дочь Тихонова ни сном, ни духом не знала, что за "фрукт" ее отец! Да, она любит этого человека, как все мы любим своих родителей, как ваш сын любил вас. Но не более!
   Я согласен с вами, он редкая сволочь, но, поверьте, после случившегося с Катей, вы стали с ним в один ряд. Вы ничем не лучше его! Вы такой же мерзавец, как и Тихонов, а может даже страшнее. Ведь принимая решение ликвидировать вашего сына, генерал, в первую очередь, руководствовался страхом, страхом быть разоблаченным, и у него не было времени предпринять что-либо другое. Не подумайте, я его нисколько не оправдываю! А вы, Альберт Сергеевич, действовали с трезвым умом, просчитывая каждый шаг, каждую мелочь! Вы сделали из меня и Кати своих марионеток, и вам оставалось только дергать за ниточки. И вы почти достигли своего: девушка была готова наложить на себя руки. Что ж, браво! Око - за око, зуб - за зуб, дочь - за сына! Так получается, господин Дроздов? - Доронин перевел дыхание и продолжил: - После случившегося, я сомневаюсь в истиной причине, по какой вы хотели завладеть записями Ридера. Хотели обнародовать их и тем самым уничтожить генерала или вам достаточно того, что эту мерзость увидела Екатерина Тихонова. Конечно, рано или поздно, она бы узнала правду об отце, но вы приложили завидные усилия, чтобы для нее это было в тысячу раз больнее. Вы сломали ее! И этого я вам никогда не прощу, как не прощу и того, что вы использовали меня в своей грязной затее. Если бы я знал все с самого начала, то, можете не сомневаться, я бы послал вас и вашего Станислава Игоревича ко всем чертям!
   - Вы, Сергей, сейчас много говорили, но вы, наверное, забыли, что Тихонов убил вашего друга! Неужели вы настолько увлеклись этой девушкой, что готовы все забыть и простить?
   - О своих друзьях я помню и по-прежнему хочу, чтобы каждый получил то, что заслужил, но речь сейчас идет не о них, а о вас, Альберт Сергеевич. А что касается моих отношений с Катей... Какое ваше дело? Вы итак сделали все, что могли! - Доронин отвернулся, давая тем самым понять, что больше разговаривать не о чем.
   Дроздов не стал возражать, отвернулся к окну и произнес:
   - Время рассудит. Возможно, я совершил ошибку, о которой буду сожалеть до конца жизни, но вам я, Сергей, благодарен за то, что не дали мне стать убийцей, - Альберт Сергеевич замолчал на несколько минут.- У нас были обязательства друг перед другом, вы - свои выполнили, теперь я выполняю свои. - Дроздов протянул журналисту конверт. - Здесь карточка и пин-код. Деньги можете получить в любом крупном банке мира.
   - Я уже говорил вашему халдею, Альберт Сергеевич, что мне не нужно от вас никаких денег.
   - Это глупо, Сергей! Эти деньги вы заработали!
   - Раз так, отдайте их в какой-нибудь благотворительный фонд, - безразлично ответил Доронин. - Разрешите, Альберт Сергеевич, задать вам один вопрос?
   - Да, конечно.
   - Как вы намерены поступить с записями Ридера.
   - Мне кажется, что вы не изменили своего решения по поводу предложения работать у меня и дальше. - По усмешке, появившейся на лице журналиста, Дроздов понял, что оказался прав в своем предположении. - Тогда я просто передам все материалы в распоряжение Генеральной прокуратуры, такие вопросы в ее юрисдикции.
   Как к этому отнесся Доронин, для бизнесмена осталось загадкой, поскольку журналист никак не отреагировал на решение бывшего работодателя.
   - Прощайте, - сказал Сергей и направился к выходу из ВИП-зала.
   - А вы не боитесь того, что в Питере вас встретят люди генерала? - бросил вдогонку Дроздов, но вопрос остался без ответа.
   Сергей почти уже вышел, но слова Дроздова заставили его остановиться.
   - Я встречусь с ней! Слышите, Сергей? Обязательно встречусь и все объясню!
   Доронин повернулся.
   - Не стоит этого делать, Альберт Сергеевич, мы с вами итак причинили ей слишком много боли. - Сергей ушел.
   Дроздов еще долго стоял, сжимая в руках конверт и не замечая любопытные взгляды. Выглядел он уставшим и подавленным...
  
   Самолет набрал высоту, и по салону началось движение. Прошла стюардесса, предлагая всевозможные напитки и закуски. Со стороны могло показаться, что он спит, но это было не так. Он закрыл глаза и притворился спящим только для того, чтобы избежать общения с соседями - пожилой супружеской парой, отправившейся, видимо, поглазеть на Питерские достопримечательности. Парочка была из общительных, и с самых первых минут полета попытались завести с журналистом разговор, но Сергей, сославшись на то, что плохо переносит перелеты, поспешил "уснуть".
   Настроение было до ужасного мерзким. В памяти, то и дело, всплывали те страшные минуты, когда он думал, что потеряет ее навсегда...
  
   ... Сергей не находил себе места. Сердце сжималось от предчувствия беды. Тревога росла с каждой минутой. Он несколько раз набирал ее номер, но никто не отвечал.
   Прошел час. Не в силах больше находиться в неведении, Доронин вышел из отеля, поймал такси и поехал к Кате домой. Поднявшись на этаж, он прислушался - в квартире громко играла музыка. От сердца отлегло, Сергей, успокаиваясь, перевел дыхание. Нажал кнопку звонка, но, вопреки его ожиданиям, дверь не открыли. Никто не вышел даже тогда, когда он принялся молотить в дверь руками и ногами. Ему снова стало не по себе.
   Приоткрылась дверь напротив. В холл выглянула пожилая дама, с опаской поглядывая на молодого человека. Доронин извинился за шум и поинтересовался у женщины, давно ли та видела свою соседку по площадке. Дама ответила, что видела Катю несколько часов назад, когда столкнулась с ней на лестнице. Девушка плакала. Видимо, женщина рассудила, что молодые люди поругались, девушка вернулась домой вся в слезах, а через какое-то время примчался виновник ее слез и настойчиво требует открыть ему дверь, чтобы продолжить выяснять отношения. На лице женщины блуждала понимающе-снисходительная улыбка, как бы говорящая: "Дело молодое, все наладится!". Но уже в следующий миг дама испуганно ахнула и поспешила запереть дверь.
   Доронин, чувствуя, что случилось самое худшее, с разбегу плечом вышиб дверь Катиной квартиры, чем и напугал соседку.
   Ее он нашел лежащей на диване. Девушка была без сознания. Рядом на полу - пустой тюбик из-под снотворного.
   "Глупенькая, что же ты наделала?"
   Сергей склонился над ней - пульс едва прощупывался. Схватив телефон, непослушными пальцами принялся набирать номер, а сам не мог отвести глаз с ее бледного лица.
   Что ей снилось в минуты, когда жизнь уходила из нее?
   Наконец, он дозвонился, назвал адрес, умоляя скорее приехать. Бросив телефон, он склонился над девушкой, прижал ее к груди, чувствуя, что не в силах сдержать подступившие слезы...
   "Только не умирай, любимая! Слышишь, не умирай?! Умоляю!.."
  
   Ему с большим трудом удалось уговорить врача - крепкого молодого мужчину с приятным, располагающим лицом, чтобы тот разрешил остаться ему в палате. Поскольку родственников в Лондоне у девушки не было, а этот чудаковатый русский, по уши влюбленный в нее - это врач определил без всяких анализов, невооруженным глазом, решительно отказывается покинуть клинику, доктор Сигл сжалился и позволил остаться.
   Ее жизни уже ничего не угрожало. Но все могло обернуться иначе, если бы Доронин приехал к ней на двадцать минут позже. Так сказал врач. Теперь оставалось только ждать, когда девушка проснется.
   Все эти бесконечные часы, пока она крепко спала, он просидел у ее кровати. Он мысленно разговаривал с ней, просил прощения...
  
   Ему снова разрешили зайти в палату, когда доктор Сигл осмотрел Катю.
   Она была бледна, черты лица резко обозначились. Сергей подошел к девушке, поинтересовался:
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Зачем ты пришел? - вместо ответа тихо спросила Катя, не глядя на него. - Уйди, пожалуйста, я хочу побыть одна.
   - Я зайду позже.
   - Не надо. Я буду тебе очень признательна, если больше не увижу тебя... никогда.
   Сергей все понял. Понял, что потерял ее, что нет смысла пытаться что-то объяснить ей. Для нее он навсегда останется, человеком, воспользовавшимся ее доверием и использовавшим ее в поисках компромата на ее отца. К тому же, он лишил ее того идеала, каким обычно представляются детям родители. Такое не прощается...
  
   Сергей незаметно для себя и в самом деле уснул.
  
  
   Москва.
  
   Шведов вышел из кабинета первого заместителя Генерального прокурора Соломатина. Ему удалось добиться отсрочки в три дня. Андрей сослался на вновь открывшиеся факты в деятельности промышленной группы "Альянс", требующие дополнительного изучения и проверки. Вернулся в свой кабинет.
   Следователь курил и размышлял. Несомненно, что за эти дни Тихонов и его люди постараются изменить ситуацию в свою пользу, но сейчас Шведова это волновало меньше всего, он думал только о спасении дочери.
   В дверь постучали, и вошел капитан Айсберг. Михаил выполнял поручение следователя: выяснял местоположение секретной лаборатории, исходя из слов профессора Заблоцкого.
   - Это находится вот здесь, - капитан показал на карте области точку, - в километре от села Завидово. В советское время там был пионерский лагерь. В пустующих корпусах, а их четыре, дельцы и устроили лабораторию. Местные говорят, что года два назад на территории лагеря появились какие-то люди, после чего начался ремонт корпусов, возвели высокий забор. Одним словом, действующий засекреченный объект. А по документам в районной администрации - обыкновенная оптовая овощная база. Вот тебе, и фрукты-овощи! Принадлежало все это хозяйство некой агропромышленной фирме с поэтическим названием "Заря". Как вы уже, думаю, догадываетесь, Андрей Александрович, в настоящее время такая фирма не существует. Теперь лагерь пустует, я побродил - со стен содрали даже кафель. Местные утверждают, что все вывезли в течение двух суток.
   - Когда это было?
   - Три недели назад.
   - По времени все сходится.
   Отпустив капитана, Андрей дождался звонка от Невидовой. С самого утра Елена Григорьевна пыталась узнать, где находится Альберт Дроздов. Бизнесмен находился заграницей, но его секретарь-референт пообещал сообщить ему, что с ним желает встретиться следователь Генеральной прокуратуры. После чего, Шведов покинул здание Прокуратуры.
  
   Когда он подъехал к дому, где скрывался Заблоцкий, было уже темно. Пришлось заехать к приятелю, специализирующемуся на выявлении "жучков" и "маячков", и проверить автомобиль на их наличие. Машина была "чистой". После чего долго петлял по столичным улицам, пытаясь определить наличие "хвоста", но ничего подозрительного не обнаружил и отправился к Заблоцкому.
   Ворота открыл капитан Малешко. Въехав во двор и перекинувшись несколькими фразами с Денисом, Андрей вошел в дом. Профессора он нашел в библиотеке, где тот, вооружившись томиком классика, предавался вынужденному безделью. Заблоцкий искренне обрадовался приезду Шведова. Он поспешил на кухню, чтобы приготовить чай, расспрашивая следователя о последних событиях. От него не ускользнуло, что Андрей какой-то подавленный.
   - Что-то случилось, Андрей? - поинтересовался ученый.
   - Да, Евгений Максимович, случилось. - Шведов рассказал профессору о похищении дочери и о тех требованиях, что выдвинули перед ним похитители.
   - Мерзавцы! Какие мерзавцы! - шептал потрясенный Заблоцкий. - Они сегодня звонили вам?
   - Да.
   - И что же они сказали?
   - Что знают о том, что я выполнил их первое условие, и теперь ждут выполнение второго. - Андрей выжидающе смотрел на ученого.
   Профессор, казалось, не колебался ни секунды.
   - Сколько у нас времени?
   - Завтра утром я должен отдать им данные о вирусе.
   - Что ж, этого хватит. - Заблоцкий развернулся и вышел из кухни. Вернулся. - Никуда не уезжайте, Андрей. - И снова ушел.
   Вернулся он через четыре часа, держа в руках футляр для лазерного диска, протянул его Шведову.
   - Они хотели вирус - пусть получат. Здесь все об этом проклятом вирусе.
   - Вы хорошо подумали, Евгений Максимович? - спросил Андрей, понимая, чего это стоило для ученого.
   - А что тут думать, Андрей? Ведь от этого зависит жизнь ребенка! С каждым днем я все больше разочаровываюсь в людях. И вашу жертву вряд ли кто оценит по достоинству. Это мое мнение. Да и я не смогу спокойно спать, зная, что от меня зависела жизнь девочки, но я ничего не сделал, чтобы ее спасти.
   - Спасибо, Евгений Максимович.
   - Прекратите, Андрей!
   Шведову надо было возвращаться в Москву. Прощаясь, он спросил у профессора:
   - Что представляет собой этот вирус?
   - Это рекоменантный, подавляющий иммунитет, полиморфный агент. Человек, зараженный вирусом, умирает, те на кого он дыхнет - тоже. Четыре часа вирус никак себя не проявляет, а в течение двадцати четырех часов становится полностью инертным.
   - Значит, достаточно одного зараженного, чтобы вирус начал распространятся?
   - Более чем.
   - Понятно. И это все хранится теперь на этом диске.
   - Да. Информации на диске достаточно, чтобы человек, имеющий понятие о вирусологии, смог получить сам вирус и его антидот. На это уйдет не более месяца. Если бы Лев не открыл мне глаза, то, возможно, они бы уже получили вирус в свое полное распоряжение.
   - Уберечься от вируса практически невозможно?
   - Нужен антидот. Противоядие. Когда все закончится, необходимо будет поднять этот вопрос перед компетентными людьми и добиться разрешение на производство антидота, чтобы быть готовыми обезвредить вирус, когда они его применят. Конечно, главная трудность в том, чтобы узнать место применения, прежде чем заражение примет массовый характер.
   - Мы об этом подумаем, Евгений Максимович, обязательно подумаем. Только теперь нам вас беречь нужно пуще прежнего.
   - Это еще почему?
   - А кто же тогда антидот сделает?
   - И то так.
   - Мне пора, Евгений Максимович. Кстати, я сегодня разговаривал по телефону с Дроздовым. Диск, который вы ему отдали, исчез после гибели сына.
   - Жаль, очень жаль, а то бы вы точно прищемили бы этим мерзавцам зад. Бог в помощь вам, Андрюша. Я буду молиться за вас и вашу девочку.
   - Спасибо, Евгений Максимович...
  
   Уже когда въезжал в столицу, зазвонил телефон. Звонил Гусев.
   - Привет, прокуратура! - Судя по голосу, полковник был в сильном возбуждении. - Как твои успехи?
   - Воюем, - Андрей не стал вдаваться в подробности, понимая, что у Гусева своих проблем полно. - Как у тебя дела?
   - Сегодня ночью арестовываем груз.
   - Ни пуха!
   - К черту! До скорого!
   - До встречи, Петр Ильич!
   Шведов убрал мобильник в карман. Он пожалел, что сейчас рядом нет Гусева. Быть может, вместе они что-то да придумали бы.
   "Ничего. Мне главное сейчас вырвать Дашку из лап Тихонова, а там еще посмотрим, чья возьмет!" - приободрил себя Андрей.
  
  
   Саратов не знал, где находится, как не знал и того, сколько времени прошло. Знал он наверняка одно: уже много часов он сидит в темном помещении с гладкими стенами и бетонным полом. Карманы были выпотрошены, часы тоже забрали.
   Было очевидным: он попал в ловушку, расставленную Абрамовым. Григорий перехитрил его. Но что известно Абрамову? Знает ли он, что его бывший командир капитан Олег Саратов и киллер, называющий себя Цезарем, это один и тот же человек? Хотелось бы надеяться, что нет...
   Послышались шаги, голоса. Прикрыл глаза. Громыхнул засов и в помещении вспыхнул свет. Глаза постепенно привыкали к свету. Огляделся. Скорее всего, его поместили в подвале. Одна единственная дверь открылась, и вошли двое: Абрамов и накаченный парень с бритым затылком. Григорий обнажил безупречные зубы в насмешливой ухмылке.
   - Здравствуй, командир.
   - Уже виделись, старлей. Хреновая же у тебя банька, Гриша, - все кости ломит, но не от пара, - пожаловался Олег.
   - Что поделаешь, это с непривычки.
   - Может быть, - не стал спорить Саратов.
   - Значит живой.
   - Да и ты, я смотрю, не мертвый, - парировал Олег.
   - Это точно. Вижу, физиономию себе новую скроил. Думал, не узнаю?
   - Надеялся.
   - Да я и не по роже тебя вычислил, капитан. Слишком много ты наследил, даже не похоже на тебя! И сестренке своей, женушке моей, спасибо сказать можешь.
   Саратов вопросительно взглянул на Абрамова.
   - На кладбище был?
   Олег кивнул.
   - Там и с Ольгой столкнулся в первый раз, правильно?
   Олег снова кивнул.
   - Вот она и вспомнила тебя. Да и цветы ты зря на могилу матери принес. Понимаю, сыновний долг. Мария Ильинична тебя до последнего дня ждала, не верила, что ты погиб. Видать, чувствовала. К тому же, во время танца там, у Тихонова на празднике, смотрел ты на Ольгу как-то странно. Я вначале даже подумал, запал янки на супругу мою ненаглядную, но потом понял, что смотришь ты на нее не как мужик на бабу. Было в твоем взгляде что-то такое... В общем, я уже тогда тебя заподозрил. Одним словом, засветился ты, командир, по полной. Мне оставалось только сверить пальчики, что ты оставил на бутылке, которую купил Ольге, с теми, что хранятся в архиве, в твоем личном деле.
   Они так и стояли друг напротив друга. В прошлом - лучшие друзья, в настоящем - заклятые враги. У дверей стоял крепкий атлет и наблюдал за ними.
   "Одному придти очко сыграло", - с каким-то детским злорадством подумал Саратов, окинув оценивающим взглядом "шестерку" Абрамова.
   - И не думай, - предупредил Григорий. - За дверью пятеро таких.
   - Спасибо, что предупредил. Всегда проще действовать, когда знаешь точное число противника.
   - Ну-ну, - снисходительно протянул Абрамов. - А ведь тебя тогда искали, долго искали. Хатуба пытался нас убедить, что ты утонул в болоте, но мне почему-то в это мало верилось. Еще генерал очень рассерчал из-за того, что ты прихватил с собою какую-то девочку, дочь какого-то сицилийского мафиози. Он за нее собирался содрать большой куш.
   - Это у меня хобби такое. Спасать маленьких девочек от лап разных мерзавцев, вроде вас с Тихоновым, - скромно признался Саратов.
   - Я так и понял.
   - А я все эти годы считал, что ты погиб. А ты, оказывается, всех нас предал.
   - Так было надо.
   - Кому? Тихонову?
   - И ему тоже. Ты зачем приехал? Мстить?
   - Ностальгия, - не скрывая усмешки, ответил Саратов.
   - Как же, помню! Здоровый образ жизни, фитнесс-клубы... Это ты мог бы мне рассказать, если бы мы с тобой встретились где-нибудь на улице, Олег, но не сейчас, после того, как ты стал участником одного инцидента на Арбате. Скажешь, совпадение? Никогда не поверю в это! Расскажи, что случилось на самом деле. Ты следил за Тихоновым? Но как тогда ты оказался в том дворе?
   - Да, я действительно следил за генералом, но когда подъехали к школе, мое внимание привлекла другая машина. И тогда я понял, что что-то назревает. Я остался наблюдать за девочкой, поскольку эти люди проявили больший интерес именно к ней, нежели к самому Тихонову. Только твои орлы, Гриша, прохлопали ушами и их использовали по прямому назначению, как пушечное мясо. Кадры надо лучше подбирать.
   Абрамов согласно кивнул.
   - Ты прав, Олег. Рожи наели, мышцы накачали, а в голове, как было пусто, так и осталось. Не то, что мы с тобой, командир, да?
   Саратов ничего не ответил.
   - Тихонов знает? - спросил он.
   - О чем? О том, что ты воскрес? Нет. У него, как ты заметил, и без этого масса проблем. Я, честно говоря, еще не решил, говорить ему или нет, что с того света вернулся капитан Саратов и хочет взять его за задницу, поскольку не простил предательства. Меня сейчас другое интересует. - Григорий выдержал паузу, после чего озвучил свой интерес: - Где диск, Олег?
   Он пристально смотрел на Саратова, но на его лице не дрогнул ни один мускул.
   - Какой диск, Гриша? - спокойно поинтересовался Олег.
   - Тот, что ты изъял у Сергея Дроздова в Линце, и который должен был сгореть вместе с Цезарем в машине, но вместо этого оказался у небезызвестного тебе Вадима Лебедева. Мы поспешили, убрав полковника, поскольку боялись, что диск у него, и он в любой момент может дать ход этой информации, но диск оказался у Неженского, что тоже было небезопасно - у генерала остались хорошие связи. К тому же в ситуацию вмешался этот пацан... Агеев. Он-то нас и вывел на Неженского. А теперь согласись, зная, что диск остался у Цезаря, а впоследствии оказался у Лебедева, и то, что ты жив - а ты с Вадимом был в дружеских отношениях, без особых усилий можно придти к некоторым умозаключениям. А именно, ты и Цезарь - один и тот же человек! Как видишь, я с тобою откровенен, Олег.
   - И рассчитываешь на ответную откровенность?
   - Почему бы и нет. Ты подумай. Возможно, мы заключим сделку: ты мне - диск, я тебе - жизнь.
   Саратов скривился, словно его ткнули носом во что-то мягкое, теплое и ужасно вонючее.
   - Не обижай меня, Гриша, - попросил он. - Неужели, ты думаешь, что я поверю во все это? Ты убьешь меня, потому что понимаешь, если ты этого не сделаешь, то я убью тебя. Заметь, я тоже с тобой очень откровенен.
   - Значит, ты не скажешь, где диск? - Абрамов не скрывал своего разочарования.
   - Я похож на идиота?
   - Не похож, а жаль.
   - Извини, что не оправдал твоих ожиданий.
   - Ничего, переживу...
   В кармане пальто Абрамова зазвонил мобильный телефон. Судя по реакции, этого звонка Григорий Алексеевич ждал, ответил сразу. Выслушав сообщение, властным голосом отдал распоряжение:
   - Закрой ее в комнате наверху и не спускай с нее глаз. И чтобы пальцем ее не тронул, даже если она накинется на тебя и начнет выцарапывать глаза! Ты меня понял?.. Головой отвечаешь! Я сейчас поднимусь к вам. - Абрамов вернул телефон в карман, виновато посмотрел на Саратова. - Извини, командир, я б с тобою еще поболтал, но дела... В следующий раз я тебя увижу уже мертвым. Лично приеду посмотреть на твой труп, чтобы на этот раз быть уверенным, что ты уже никогда не воскреснешь.
   - Приложу максимум усилий, чтобы не доставить тебе такого удовольствия.
   - Ты это слышал? - обернулся Абрамов к атлету. - Так что, имей в виду!
   Атлет смерил Саратова, уступающего ему и в весе и в росте, презрительным взглядом.
   - А ту бутылку вина, которую ты купил сестре, я все же отдам ей. Скажу, что это прощальный презент от мистера Боярова, который, к глубочайшему нашему сожалению, покинул нас... и укатил в свои Штаты. Ты не против? - И не дожидаясь ответа, развернувшись на каблуках, направился к двери. - Прощай!
   Но прежде чем он вышел, Саратов сказал ему напоследок:
   - Когда-нибудь Тихонов и тебя предаст!
   Абрамов никак не отреагировал, словно и не расслышал этого предупреждения бывшего командира. Вышел.
   Ни Абрамов, ни сам Саратов еще не знали, что эти слова окажутся пророческими. И случится это совсем скоро.
  
  
   С.-Петербург.
  
   Родной город встретил журналиста ясным солнечным днем. Казалось, что даже природа радуется возвращению блудного сына в родные пенаты: яркое солнце обильно одаривало неизбалованных питерцев теплом, до одури щебетали пернатые, радуясь последней возможности погреть свои жиденькие перышки не в меру ласковых лучах расщедрившегося невесть с чего светилы. Только на душе у Доронина было по-прежнему мерзко...
   Он без проблем прошел таможенный и пограничный контроли и, не задерживаясь, направился к выходу из терминала, с намерением, как можно скорее поймать такси. Толкаться в общественном транспорте у Сергея не было никакого желания, к тому же он чувствовал, что находится в таком взвинченном состоянии, что, столкнувшись с хамством (что не редкость в нашем общественном транспорте!), может повести себя не совсем адекватно и, как говорится, наломать дров. Или, проще говоря, заехать потенциальному оппоненту по роже. Кулаки чесались еще в самолете, требуя применения по назначению. А это было совсем ни к чему.
   Выйдя из здания терминала, Сергей столкнулся с молодой женщиной в элегантном пальто. Он даже не взглянул на нее, настолько был погружен в свои мрачные раздумья. Буркнув под нос что-то вроде: "Из...ни...те", журналист, рискуя показаться обыкновенным грубияном, быстрым шагом направился к стоянке таксомоторов.
   - Сергей! Сережа! Подожди! - Его схватили за рукав куртки. Доронин обернулся, освобождая руку. С его губ уже готово было слететь ругательство, но в стильной даме - это она вцепилась в его руку - Сергей узнал Алину. - Ты что, ослеп?
   - Извини. Привет.
   - Здравствуй. Куда ты пропал? Я тебе несколько раз звонила.
   - Дела, Линок, - уклончиво ответил Сергей, которому совсем не хотелось отвечать на какие-либо вопросы. Хотелось одного: поскорее добраться домой, чтобы там, в своем изолированном двухкомнатном мире, просто напиться до беспамятства, до сиреневого тумана в глазах, до поросячьего визга. Думалось, что только в этом спасение...
   - А здесь что делаешь? - продолжала выпытывать Алина. - Встречал кого-то?
   - Ага.
   - Ну и как?
   - Не прилетел, - солгал Доронин.
   - А я улетаю в Стокгольм, - почему-то не очень радостно сообщила девушка. - Мне сделали предложение, о котором я мечтала. Теперь буду жить, и работать в Швеции. По-крайней мере, ближайшие три года.
   - Поздравляю, - искренне сказал Сергей. Он знал, как Алина этого хотела. - А как же Обухов?
   Алина ответила не сразу, словно размышляла, стоит ли вообще говорить на эту тему.
   - Я ему все рассказала. Сама. Как только он вернулся из той командировки.
   - И что он?
   Девушка грустно улыбнулась, коснувшись кончиками пальцев левой щеки, и тихо произнесла:
   - Опухоль уже сошла.
   - Значит, не простил, - понял Сергей. - Извини, я не хотел, чтобы все так получилось. Мне жаль, Алин.
   - Здесь нет твоей вины, Сергей. И вообще, я нисколько не жалею, что так вышло. Оно даже может и к лучшему. Честнее, по-крайней мере. Нет, не перед ним, а перед собой, - Алина замолчала, но прощаться не спешила. Она смотрела на Доронина, смотрела ласково, с нежностью, и чувствовала, что он переменился.
   Выглядел Доронин вымотанным: глянцевая кожа, осунувшееся лицо, круги под глазами. Но ни эти внешние перемены встревожили Алину - таким выжатым он возвращался из всех своих командировок, а то, какими опустошенными и безжизненными глазами он смотрел вокруг себя. Девушка до конца разговора не могла отделаться от неприятного тревожного ощущения. Расспрашивать Сергея о чем-либо Алина больше не стала, поскольку достаточно хорошо в свое время узнала этого человека, чтобы питать иллюзии на счет правдивых ответов. Даже когда они были вместе, Сергей все свои проблемы и неудачи предпочитал переживать сам, держать в себе, не делясь ни с кем.
   И еще Алина поняла для себя одно: скажи он ей сейчас "Останься!", и она бы, не задумываясь, решилась бы на этот опрометчивый шаг. К черту Швецию! К черту мечты! Ко всем чертям эту перспективную во всех отношениях работу и благоустроенную жизнь! Даже если бы знала, что это только на одну ночь...
   А Доронин каким-то шестым чувством понял это. Почувствовал решимость девушки, ее желание. Надо сказать, что в голове даже мелькнула подлая мыслишка задержать ее - Сергей не сомневался, что достаточно будет одного слова, чтобы она осталась с ним. Ведь он, как и любой другой, когда ему очень плохо, нуждается в чьем-либо участии, сочувствии. Вдвойне хорошо, когда это исходит от молодой и красивой женщины, которая не прочь разделить с тобой не только душевные муки, но и постель. Доронин тут же отказался от этой мысли. Знал: это не выход, а Алина, как бы он к ней не относился после ее предательства, все же не заслуживает к себе подобного отношения, и роль сиделки, а вернее, "лежалки", возле душевнобольного будет для нее унизительна, хотя, возможно, она и не против. Но это только по тому, что бедняжка прислушивается к сердцу, а не к разуму. Это было, во-первых. Во-вторых, Сергей вспомнил о Кате.
   "Все-таки она меня по-прежнему любит глупенькая", - с неожиданной теплотой подумал Сергей, глядя на Алину. И она почувствовала это, увидела, как смягчился его неживой взгляд, и уже подалась к нему, ожидая услышать одно единственное слово, но он произнес совершенно другие слова. Жестокие, но, наверное, правильные, от которых тоскливо сжалось сердце:
   - Прощай, Алина. Удачи тебе. - Он отпускал ее, а раз так - значит, она ему не нужна! Он не любит ее! Да и, возможно, не любил никогда, а она, как последняя дура, надеялась, что между ними все может наладиться! Ведь им так хорошо было вместе! Теперь же он дал окончательно понять, что все кончено. Он сказал: "Прощай!". Сказал буднично и без тени сожаления, как говорят, прощаясь со случайным попутчиком.
   - Прощай, - ответила Алина, чувствуя, что предательские слезы вот-вот хлынут из глаз. Она знала, что не сможет не плакать, - у нее всегда глаза были "на мокром месте" - но он не должен этого видеть. - Береги себя, Сережа. - Алина ушла, оставляя за собой приятный аромат знакомых духов...
  
   Доронин тяжело опустился на заднее сидение желтой "Волги" с черными "шашечками" по бокам и с "гребешком" на крыше, перевел дыхание, откинулся назад, прикрыв глаза. Встреча с Алиной и случившийся разговор вконец испортили настроение. Сергей видел, как заблестели слезы в уголках ее красивых изумрудных глаз, и с каким усилием Алина сдерживала себя. Почему-то Доронин стал противен себе: людей, окружающих его, он делает несчастными.
   Водитель, пожилой мужчина с седым ежиком коротко стриженых волос на крупной голове, дежурной улыбкой приветствовал пассажира.
   - Куда прикажите ехать? - осведомился он, видя, что клиент совсем не спешит называть конечную цель маршрута.
   - Куда-нибудь, - ответил Сергей. Ехать домой расхотелось.
   - В каком смысле? - не понял таксист.
   - В прямом. - Доронин протянул таксисту купюру, номинал которой сделал извозчика более понятливым.
   - Куда-нибудь, так куда-нибудь, - весело отозвался мужик, а про себя подумал, что клиент попался с придурью. Но это ничего, главное, в его карманах водится иностранная валюта, так сильно полюбившаяся российскому обывателю. Да и расстается он с ней, похоже, легко...
  
   Благодаря стараниям горпрокуратуры, Козыреву установили добротный памятник из мраморной крошки. Правда, фотография на стеле была не совсем удачной, взятой из служебного удостоверения - другой в доме следователя по особо важным делам не оказалось. Валентин не любил фотографироваться.
   Рядом с могилой стоял мужчина. Он не мигающим взглядом смотрел на портрет на стеле и курил. На плите стояла начатая бутылка водки, два пластиковых стаканчика и разделенный на дольки апельсин. Доронин уже изрядно приложился к бутылке, но, несмотря на это, был совершенно трезв, только в голове появилась неприятная тяжесть.
   Они уже около часа кружили по Питеру, когда Доронин велел таксисту ехать на кладбище и подтвердил свой заказ еще одной купюрой. Таксист без лишних расспросов направил свой автомобиль в указанном направлении - ведь его услуги оплачивались более чем щедро. Глядишь, так к концу дня еще можно будет "срубить капусты" с этого чудака!
   Сергей пил и курил, мысленно разговаривая с Валькой. Вспомнилось, как они впервые встретились на одной из университетских вечеринок, куда оба попали совершенно случайно: Козырев - за компанию с одногруппником, а Доронин с милой барышней. Ребята познакомились, о чем-то поговорили и разошлись. В следующий раз они встретились через много лет. За это время Доронин дослужился до звания капитана, успел побывать в межнациональной резне, разыгравшейся в 92-ом в Карабахе, уйти из армии и всерьез заняться журналистикой. Козырев к тому времени числился одним из лучших следователей прокуратуры и был на хорошем счету у начальства. Впрочем, последнее - вещь довольно непостоянная. С тех пор мужчины начали изредка пересекаться по работе. С годами подобное сотрудничество переросло в дружбу. А последние годы они просто встречались в каком-нибудь кафе, чтобы пообщаться за бокалом пива или пропустить рюмку-другую.
   "... Прости, Валентин, не смог я довести дело до конца. Видит Бог, хотел, но не смог. Прости! Может кто-то другой заставит его ответить за все то зло, что он причинил людям, а я не в силах сделать этого. Ведь Она страдает, понимаешь, Валька?! Глупенькая чуть не убила себя! А я ее люблю! Как никого и никогда, веришь, друг? Словно ума лишился! Даже не знал, что способен кого-то так любить... Когда увидел ее умирающей, понял, что не смогу без нее, что если она умрет, то и я на себя руки наложу! Прости меня, друг! Земля тебе пухом..." - Доронин выпил, закусывать не стал. Снова закурил.
   Когда огонек подобрался к фильтру и обжег пальцы, Сергей вздрогнул. Огляделся. Сумерки уже опустились на кладбище. Поднялся ветер. Стало холодно. После всех слов, сказанных другу, стало легче. У Сергея появилось ощущение того, что Валька понял его, да и не мог Валька не понять. Понял и простил. Доронин коснулся ладонью холодной стелы.
   - Спасибо, друг.
   Сергей направился к Центральным воротам, где его ожидало такси. На этот раз он назвал таксисту свой домашний адрес...
  
   ... Дверь с ужасным скрипом закрылась за ним. В парадной стояла непроглядная темень - какая-то сволочь опять выкрутила все лампочки. Доронин чертыхнулся, сделал шаг, затем второй, итак до тех пор, пока не уперся носком ботинка в первую ступень марша. Начал подниматься.
   Яркий свет, ударивший по глазам, ослепил его. Сергей сощурился, поднял руку, ладонью прикрывая глаза и пытаясь разглядеть шутника.
   - А лучше вы ничего не приду...
   Послышался сдавленный хлопок - боль в груди обожгла внутренности. Сергей рухнул на спину. Кто-то склонился над ним. Он слышал чье-то прерывистое дыхание, чувствовал, как чужие руки шарят по его карманам, извлекая из них абсолютно все, из слабеющей руки вырвали ремешок сумки. Затем послышались торопливые шаги, скрип двери и все стихло.
   Журналист все чувствовал, все слышал, но не мог ни пошевелиться, ни позвать на помощь, словно железобетонная плита обрушилась на него всей своей мощью. Ощущал, как немеют конечности, как одежда пропитывается кровью. Дышать становилось все труднее, веки наливались свинцом...
   Сергей умирал, лежа на полу парадной в кромешной тьме. Страшно не было, хотя теряющим ясность сознанием он понимал: это конец. Ему только стало обидно, по-детски, до слез, что он так и не сказал Кате самого главного. Тогда в Лондоне, до появления Станислава Игоревича, казалось, что рано, что не стоит форсировать события, а потом... Потом стало поздно.
   Но разве эти три слова могли бы что-либо изменить?
   Вряд ли...
  
   ... С момента выстрела прошло чуть более трех минут.
   Журналист был уже без сознания, когда к нему подбежали двое. Один из них склонился над телом и попытался нащупать пульс.
   - Жив, - облегченно выдохнул он, - но не факт, что это надолго! Давай звони в "неотложку", - велел он второму. - Если этот писака загнется здесь, Дрозд нас вместе с ним заживо похоронит!
  
  
   Москва.
  
   Виктор Андреевич выслушал короткое сообщение и отключил мобильный телефон. Телефон был совершенно новый, как и сим-карта в нем. Номер знал только один человек: супруга Тихонова, Юлия. Это она звонила и сообщила, что они добрались до условного места. Первая часть генеральского плана была успешно осуществлена: Юля и Лиза находились в полной безопасности в укромном уголке Швейцарских Альп, куда вскоре намеревался отправиться и сам Тихонов.
   Последние дни Виктор Андреевич готовил почву для своего "отступления". О многом не знал даже его ближайший соратник и помощник Абрамов. И вообще, для людей, окружавших Тихонова, все было, как обычно: уверенной рукой опытный капитан вел свой непотопляемый линкор в мутных водах "большого бизнеса". И только сам капитан знал, что его посудина идет ко дну, и принял решение, спасаться в одиночку. Что ж, не совсем благородно, но зато больше шансов уцелеть.
   Тихонов чувствовал, что тучи над ним сгущаются с каждым днем, и понимал, что ни что уже не способно в корне изменить те обстоятельства, в результате которых он, крупный бизнесмен и влиятельный в политических кругах человек, таких нынче принято величать "олигархами", совсем скоро окажется вне закона. А Виктор Андреевич вовсе не собирался бездействовать и просто ждать, когда в его особняк на Рублевке ворвутся люди в форме, представители соответствующих органов ткнут носом в ордер на его арест и защелкнут на его запястьях стальные "браслеты".
   Было начало девятого вечера, но Тихонов все еще оставался в офисе компании. Он ждал Абрамова. Попросил секретаршу сделать ему чай. По привычке взглянул на часы, но их на руке не оказалось. Тихонов чему-то улыбнулся и, не спеша, сложил документы в сейф. В общем, все было как обычно. Только не было на руке золотых часов швейцарской фирмы "Лонжин"... В кабинет вошла секретарша, принесла чай и выслушала распоряжения на завтрашний день, после чего с чувством выполненного долга поспешила покинуть офис, наивно полагая, что завтра будет самый обыкновенный рабочий день. Разве она могла глупышка знать?..
   Офис финансово-промышленной группы "Альянс" опустел. В сверкающем небоскребе, кроме генерала, остались лишь охрана и несколько уборщиков. Время приближалось к девяти.
   Тихонов сидел за столом и смотрел в одну точку. Генерал размышлял.
   Конечно, он мог вооружиться самыми дорогими и лучшими адвокатами - это не проблема, и ввязаться в многомесячную тяжбу с государством. Его затаскают по судам, будут то заключать под арест, то выпускать. Естественно, что он станет кричать в многочисленных интервью, что происходящее это чей-то "заказ", что кто-то руками государственной машины пытается свести с ним счеты. Но все это уже когда-то было и, как показало время, ни к чему хорошему не привело. Тихонов сознавал, что увяз в криминале, подобно тому, как жадная жирная муха в блюдце варенья, и что в его случае лучше поступить иначе: уйти по-английски.
   Все было к этому готово, и лишь одно обстоятельство смущало генерала - это невыполненные обязательства перед Греком, который инвестировал в создание вируса очень крупную сумму и справедливо рассчитывал на скорый результат, но чертов профессор, спутал все карты. Виктор Андреевич с удовольствием вернул бы Греку первоначальные затраты и на этом полюбовно бы разошлись, но Тихонов знал, что деньги для этого человека не главное, ему нужен был вирус. Но даже если бы удалось договориться и рассчитаться деньгами, Грек на законных основаниях потребовал бы неустойку, выплатив которую, Тихонов остался бы нищим. Это в лучшем случае, в худшем же... Правда, об этом Виктор Андреевич предпочитал не думать. Вот если все получится, как он задумал, то, возможно, все обойдется...
   Григорий Алексеевич вошел в кабинет Тихонова, когда стрелки на циферблате старинных настенных часов, находящихся в помещении, показывали десять. Абрамов выглядел уставшим. Не дожидаясь, пока хозяин кабинета предложит присесть, Абрамов тяжело повалился в кресло. Тихонов подобную дерзость воспринял спокойно, поскольку, как никто другой, был осведомлен, что начальник его службы безопасности не спит уже несколько дней, искренне стараясь изменить ситуацию, сложившуюся вокруг "Альянса" и его руководства.
   Знал бы ты, Григорий Алексеевич, какую роль отвел тебе твой любимый шеф?..
   - Журналист был пуст, - произнес Абрамов. - Никаких кассет.
   - Что это может значить? - Тихонов понимал, что и на этот раз его самые худшие опасения подтвердились.
   - То, что он ничего не раздобыл, или...
   - Или?
   - ... или кассеты уже находятся в руках Дроздова, что для нас, как вы понимаете, Виктор Андреевич, чревато последствиями. А то, что Доронин работал на Дроздова и выполнял его "заказ", установив контакт с Ридером, сомнений не вызывает. Как и то, что журналист общался в Лондоне с вашей старшей дочерью,- Абрамов умолк на какое-то время, давая шефу возможность переварить полученную информацию.
   После некоторых раздумий, а думал Тихонов о том, какая все-таки сука этот журналист и что он сделал лично ему плохого, что тот так рьяно взялся за поиск компромата, Виктор Андреевич уверенно, будто был лично уведомлен об этом, заявил:
   - Кассеты у Дроздова... Это плохо.- Теперь ему стало понятно, почему Катя не отвечает на его звонки. Судя по всему, этот чертов журнаќлист показал ей кассеты Ридера. Бедная девочка...
   Абрамов все воспринял по-своему.
   "Конечно, плохо,- подумал начальник Службы Безопасности "Альянса". - Надо было головой думать, быть осторожнее, а не расстреливать английских телевизионщиков, когда понял, что попал в объектив их камеры. А журналисты просто делали свою работу, то есть фиксировали то, что иначе как сенсацией и не назовешь. А разве можно, как-то иначе назвать кадры, где чеченские полевые командиры, объявленные государством "вне закона" и разыскиваемые спецслужбами страны, а также международный торговец ору-жием по кличке Грек - с одной стороны, и крупный промышленник, имеющий связи в Госдуме и аппарате Президента - с другой, договариваются о продаже первым новейших разработок суперсовременного оружия? K тому же, по неосторожности, имел место разговор о некоем новом вирусе... Кто ж знал, что англичане окажутся такими пронырами и умудрятся напичкать свою аппаратуру, где только возможно?!- уже позже Абрамов пришел к выводу, что анќгличане работали по чьей-то наводке и с молчаливого одобрения. Возможно, таким образом, Грек решил поставить в некую зависимость Тихонова, став обладателем, убойного компромата на генерала. Что ж, исключать подобное полностью было нельзя. - Но британцев рассекретили и устроили бойню... Кто ж, мог предположить, что Ридеру, несмотря на преследование, удалось-таки сохранить весь материал?! Британца и не трогали только по тому, что думали, что он потерял все кассеты где-то в горах Чечни, когда ударился в бега! Ведь когда его полумертвого подобрали "федералы" на проселочной дороге при нем ничего обнаружено не было, одежда на нем и та превратиќлась в лохмотья. А что взять со спившегося калеки? Вот и коптил Ридер небо над Сити, пока на горизонте не замаячил питерский журналист Доронин. Британца убили только для того, чтобы подстраховаться - мало ли чеќго, да, видно, поздно - успели-таки коллеги договориться..."- Естественно, что всего этого Абрамов не сказал Тихонову, а тот, решив, что данную тему можно считать закрытой, заговорил о другом, более актуальном:
   - Что с грузом?
   - Через три с половиной часа он прибудет в конечную точку, где до рассвета и состоится передача. K этому времени на наши счета должна поступить вся оставшаяся сумма.- Это все Тихонов знал и сам, но следующая новость была для него открытием.- Но...- Абрамов замялся,- у нас возќникли проблемы, Виктор Андреевич...
   - Что? Какие еще проблемы?!- вспылил Тихонов.- Ты же говорил, никаких проблем!
   Эту реплику Григорий Алексеевич принял спокойно, даже бровью не повел, и продолжил свой доклад:
   - Наш человек в Конторе сообщил, что каким-то образом чекистам стало известно о нашей операции, более того, они знают некоторые детали. Так вот, группа офицеров, возглавляемая неким полковником Гусевым, уже вылетела в Ростов, чтобы организовать перехват и арест груза.
   - Как они узнали? - скрипя зубами, спросил Виктор Андреевич.
   - Скорее всего, среди наших людей, задействованных в операции, есть "крот", работающий на Гусева, - ответил Абрамов.
   - Найти суку! - рявкнул Тихонов и в сердцах опустил кулак на крышку стола.
   Абрамов и на это отреагировал с ледяным спокойствием. Казалось, что ничто на свете не способно смутить начальника СБ "Альянса". Григорий Алексеевич прекрасно владел собою. А может, просто сказывалась усталость, накопившаяся за последние дни, и реагировать более эмоционально, Абрамов был уже просто не в силах.
   - Это ничего уже не изменит - слишком мало времени осталось,- возќразил он шефу.- Нужно принимать более радикальные меры...
   - Так чего же ты сидишь, Гриша!? Делай что-то!- Тихонову хотелось хотя бы с поставкой оружия выполнить все обязательства перед Греком. K тому же, деньги были почти у него в кармане...
   Абрамов позволил себе усмехнуться горячности шефа и продолжил:
   - Я уже связался с некоторыми людьми в Ростове, и они согласны поќмочь нам решить нашу проблему. За определенную плату, конечно. Мне нужно ваше согласие, Виктор Андреевич.
   - Считай, что оно у тебя уже есть! Но, что они могут? Каким образом?
   - Ничего особенного... Несчастный случай,- не вдаваясь в подробќности, пояснил Абрамов, достал мобильник, по памяти набрал комбинацию цифр, а, дождавшись ответа, бросил в "трубу" всего два слова: - Мы согласны.
   Они еще какое-то время поговорили о делах, после чего Тихонов совершенно неожиданно для Абрамова предложил проехаться в его любимый ресторан и поужинать, где у них будет возможность еще раз все обсудить. Григорий принял предложение: только сейчас, немного отдышавшись, ощутил, насколько сильно он проголодался.
   Забрав из-под стола кейс, Тихонов закрыл свой кабинет, окинув его напоследок таким взглядом, словно не собирался сюда возвращаться. B лифту Виктор Андреевич задал помощнику еще один вопрос - Что у тебя с важняком? - Стал податливым словно свечка,- усмехаясь, ответил Абрамов. - Главное, чтобы от этой свечки не вспыхнул пожар, - предупредил Тихонов. - Когда получишь вирус? - Я дал ему времени до завтрашнего вечера. Ведь ему нужно убедить старика Заблоцкого.
   Тихонов еще раз мысленно прикинул, что столько времени у него нет. А где вероятность того, что профессор захочет отдать свое детище, пусть даже в обмен на жизнь ребенка? Ведь речь идет о "спасение всего человечества". Стоило дверцам лифта распахнуться, как они оказались в компании двух охранников. Больше охраны не было - так распорядился Тихонов несколько дней назад, даже велел убрать машину сопровождения. Григорий Алексеевич не мог понять, чего этим добивается шеф, был категорически против, но Виктор Андреевич оставался неумолим. Автомобиль стоял всего в нескольких метрах, дверцы были предусмотриќтельно открыты, приглашая в кожаные объятия дорогого салона. Абрамов и Тихонов сели сзади, один из охранников занял водительское место, второй устроился рядом. Машина направилась к выезду из подземного гаража. Тихонов внезапно ойкнул, хлопнул себя ладошкой по лбу и раздосадовано произнес:
   - Вот гадство! Телефон забыл в кабинете. Леша, останови!- велел он. Открыл дверцу и вышел. - Я поднимусь, а вы ждите меня возле центрального входа. - Постоял, над чем-то раздумывая, и протянул кейс Абрамову.- Пусть будет у тебя, чего я буду с ним таскаться.- Тихонов поспешил к лифту. "Мерседес" натужно взревел мощным двигателем.
   - Дима, сделай радио громче,- попросил Абрамов охранника на пассажирском сиденье. Передавали десятичасовой выпуск новостей. На руке охранника, потянувшейся к аппаратуре, блеснули золотом дорогие часы. - Откуда такие котлы, Дима?- удивился Григорий Алексеевич.
   Дима с гордостью протянул руку, выставляя на обзор часы, и сообщил Абрамову:
   - Виктор Андреевич за хорошую службу подогнал, Но сказал, чтобы я сильно не обольщался: это всего лишь хорошая китайская подделка, - охранник беспечно скалился, и было видно, что он рад этому неожиданному подарку, как маленький ребенок желанной игрушке.
   Но это была вовсе не китайская подделка, как утверждал Дмитрий, а самые что ни на есть настоящие швейцарские часы марки "Лонжин", чью истинную стоимость, охранник Дима вряд ли представлял. Это были часы Тихонова! Это Абрамов увидел сразу. Но что бы это все могло значить? Григорий Алексеевич начал явственно ощущать тревогу. Такие подарки были вовсе не в духе шефа! И тут мозг раскаленной стрелой пронзила страшная догадка - и все встало на свои места: стал понятен смысл странного подарка генерала, же-лание уменьшить охрану - Тихонов не хотел лишних свидетелей. По спине пробежал липкий холодок, руки, державшие кейс Тихонова, покрылись испариной, а в голове успела мелькнуть всего лишь одна мысль: "Ты оказался прав, командир!.."
   - Сука!
   - Кто?- оба охранника в недоумении уставились на начальника служќбы безопасности "Альянса".
   B следующую секунду улица содрогнулась от мощного взрыва, поднявшего объятый пламенем "Мерседес" и перевернувшего его в воздухе...
  
   ... B создавшейся суматохе никто не обратил внимания на немолодого мужчину с седой бородкой и в очках, одетого более чем скромно, но опрятно. Он несколько минут наблюдал за действиями пожарников и спасатеќлей и, словно убедившись в том, что в этом пекле никто не смог уцелеть, не спеша, направился к ближайшей станции метро.
  
   Макс смотрел телевизор. По одному из столичных каналов шел новый боевик с участием Дольфа Лундгрема. Сюжет был динамичен, а главный герой, как и положено, до безобразия крут. Максу нравился этот актер, он даже находил некоторые сходства между ним и собой: оба высокие, атлетиќчески сложенные и светловолосые, черты лица тоже были схожи. Так, поќ крайней мере, считал бывший десантник, а ныне сотрудник охранного агентства "Сакура" Максим Бурленков.
   Внезапно картинка с мускулистым скандинавом, раздающим мощнейшие удары направо и налево, исчезла, и на экране появилась заставка специальќного выпуска новостей. Макс смачно выругался, поднялся с кресла, возле которого в ряд стояло четыре опустошенных банки из-под пива, с намерением посетить "клозет", дабы облегчиться - выпитое пиво напомнило о себе тяжестью внизу живота, да захватить еще пару банок, чтобы хватило до конца фильќма. Услышанное когда-то Максом выражение: "Пиво подошло к концу" в данќном случае соответствовало обоим смыслам. Макс усмехнулся своим мыслям и задержался, чтобы узнать, в чем дело. Что такое могло случиться, что даже прервали показ фильма? Может государственный переворот? Максим с детства был любопытным пареньком...
   Смазливая ведущая c крайне озабоченным лицом произнесла:
   - Около часа назад в центре столицы раздался мощный взрыв. Предположительно взрывное устройство находилось в автомобиле "Мерседес"... На месте взрыва уже работает наша съемочная группа...
   "Барыгу опять какого-то завалили или депутата,- подумал Макс, продолжая пялиться на экран с взорванным автомобилем. - Спора нет - не повезло тачке и ее пассажирам..."
   - Оба-на! - Губы Макса расплылись в ухмылке, когда он узнал место взрыва - это было возле небоскреба, в котором располагался центральный офис промышленной группы "Альянс". Но по мере того, как гоќлос за кадром беспристрастным тоном сообщал все новые и новые обстоятельства разыгравшейся в центре столицы трагедии, ухмылка с лица парня медленно сползала, а само лицо принимало мученическое выражение. До Макса постепенно доходило, в какой заднице оказались он и его подельники.
   - ... предположительно, в автомобиле находилось несколько человек, двое из которых - это Виктор Тихонов, президент крупнейшей промышленной группы "Альянс", и его помощник Григорий Абрамов... На месте взрыва уже работают сотрудники спецслужб... Более подробно об этом смотрите в наших дальнейших репортажах...
   - Твою мать! - наконец выдохнул Макс. B этих двух словах он сумел заключить все: и сожаление по поводу человеческих жертв, и возмущение от столь наглого акта террора в центре бурлящего жизнью мегаполиса, а также полное недоумение того, как поступить ему в сложившейся ситуации. - ќМуха! Крест! Где вы, вашу мать!?- заорал он, что было мочи, и собственный крик вывел его из оцепенения. Макс начал метаться по дому.
   Муху, плотного коренастого парня, Макс обнаружил на кухне, тот соќоружал себе бутерброд, подтанцовывая под музыку, вырывающуюся из наушников. Но даже через громкую музыку крепыш услышал крик Макса.
   - Чего орешь как резаный? - возмутился Муха, таращась в "непонятках" на взъерошенного приятеля.
   - Где Крест?- ничего не поясняя, громко спросил Макс.
   - Спит, наверное... А че случилось-то?
   - B жопе мы, Муха, в жопе!- выпалил Макс, считая, что этим все сказал, но Муха продолжал недоуменно глазеть на него.
   - Я чё-то не въезжаю,- честно признался крепыш.- Ты это о чем?
   - Алексеича замочили!
   - Кого?
   - Абрашку грохнули! Сечешь?! Вместе с Дедом! Линять нам надо, Муха, пока легавые сюда не нагрянули!
   Макс и Муха вместе поднялись на второй этаж, где в одной из комнат, развалившись на кровати, употребив "косяк", мирно посапывал их третий приятель, носивший в миру истинно воровское погоняло Крест. Несмотря на столь серьезную "погремуху", Крест никогда в тюрьме не сидел, разве что несколько раз попадал в вытрезвитель - большим ему похвастаться было нечем, а прозвали его так из-за фамилии, которая была Крестильников.
   Братки сообща приняли решение: в ближайшие часы нужно, во что бы то ни стало слинять и где-то на месяц-два "затихориться". Мало ли, как оно все обернется. Благо "капуста" имелась. Но перед этим, конечно, нужно было обрубить все концы...
   - C мудаком этим, которого Алексеич привез, все итак ясно - его кончать надо, - на правах старшего заявил Макс. Кореша безоговорочно его поддержали.- A что делать с девкой?
   - Может ее того?..- недолго думая, кинул "рацуху" Крест и жестом показал, что именно он предлагает. При этом на его лице заиграла мерзкая плотоядная улыбочка.- Шершавенького пустим, а?
   Макс взорвался:
   - Ты не о члене думай, кретин, а о жопе! Ты знаешь, кто у нее папаша?! Важняк из Генеральной! A теперь включи свои прокуренные мозги и подумай, что с тобою сделает ее папашка, если ты ее на свой кол насадишь?
   Видимо, у Креста от природы было хорошее воображение и он довольно быстро, а главное максимально точно, представил, что в этом случае может с ним быть, а посему благоразумно отказался от задуманного, удрученно пролепетав:
   - Ну, тогда я не знаю...
   - Зато я знаю!- взял инициативу в свои руки Макс. - Деваха никого из нас в рожи не видела, при ней мы всегда в масках были, а значит, она не так опасна. Мы ее просто завезем подальше отсюда и отпустим, а там, как хочет, так и добирается домой...
   И снова с ним согласились. Макс принялся раздавать распоряжеќния:
   - Значится так, ты, Myxa, иди, собери чего-нибудь пожрать в дорогу, машину приготовь. Ты, Крест, иди, девку упакуй. И маску обязательно на рожу одень! Только смотри, без рук!- ќМаксим угрожающе показал приятелю пудовый кулак. Поднялся, взглянул на себя в зеркало - под футболкой заиграли бугры мышц - все-таки он в классной форме!- A я пойду с этим хреном в подвале разберусь...
   Приятели облегченно вздохнули - ни Мухе, ни Кресту, который вообще был от природы трусоват, не хотелось подписываться на "мокруху", а тут Макс сам вызвался - оно, как говорится, флаг в руки! Максим это заметил, и его лицо презрительно скривилось.
   "Слабаки!- подумал он о подельниках. - A вот я не такой!.."
   - A куда мы поедем?- подал голос Крест.
   - Об этом подумаем позже,- авторитетно заявил Макс. - Сейчас главное, отсюда слинять...
  
   После того, как ушел Абрамов, Саратов, оставшись один в подвале, размышлял над перипетиями своей собственной жизќни и жизнями когда-то близких ему людей. A что, собственно, ему оставаќлось делать?! Сбежать из этого бункера без окон и с одной крепкой бронированной дверью не предоставлялось возможным, а предпринимать отчаянные попытки вырваться из этого каменного мешка уже заразнее обречеќны на провал - здесь и опыт знаменитого узника замка Иф ничем не помоќжет. Олег это понимал и ждал. Ждал, когда за ним придут, чтобы сделать то, что много лет назад не сделали люди генерала Хатубы. После разговора с Абрамовым, Саратов не питал никаких иллюзий по поводу того, какую участь уготовил для него бывший боевой товарищ и лучший друг. Но он так просто не сдастся. Он оказался в той ситуации, когда терять ему было уже нечего: "либо пан, либо пропал", а пропадать почему-то не очень хотелось.
   Олег сидел на полу в углу, голова была откинута назад, а глаза плотно прикрыты. Со стороны могло показаться, что он просто задремал, но это было не так. Он собирал силы к последнему рывку и предавался мрачным, а порой даже философским, рассуждениям...
   Что сталось с Гришей? Почему он так изменился? Да, конечно, прошло много времени с их последней встречи, за это время человек, несомненно, меняет или приобретает новые черты характера, привычки. Но ведь Абрамов изменился именно тогда, десять лет назад, когда оказался способен на предательство! A может, он всегда таким был, а он, капитан Саратов, этоќго просто не замечал?! Этого Олег не знал, но, похоже, это было именно так.
   Незаметно мысли с Абрамова переключились на сестру. Конечно, Ольга не знает, что собой представляет человек, с которым связала свою судьќбу, и, наверное, до сих пор считает его лучшим другом своего пропавшеќго без вести старшего брата... У Ольги мальчик! Саратов невольно улыбнулся этой мысли. И назвали его Олегом. Скорее всего, на этом настояла Ольга. Интересно бы взглянуть на этого мальчугана! Сколько ему уже? Не больше девяти - это точно.
   Что же сказал Абрамов Ольге, когда вернулся? А что он мог ей скаќзать? А что он сказал маме? Как он смотрел ей в глаза, когда врал о сыне?..
   "Мама... мамочка... Ты до самого последнего выдоха не верила, что я погиб, ты знала, что я жив, что мне очень тяжело, ты это чувствовала материнским сердцем. Абрамов сам мне об этом сказал...".
  
   ... Саратов услышал шаги и понял, что, возможно, сейчас и решится его судьба. Олег думал о Валери, которая ждала его за тысячи миль от неприветливой, серой и сырой Москвы. Ждала, как много лет назад ждала его мама, но так и не дождалась. Этого не должно повториться! Ведь с этой милой девочкой, которую он очень любит - насколько сильно Олег понял только здесь, в Москве - у него может быть прекрасное будущее, могут быть преќкрасные малыши, похожие на нее или... хотя нет, лучше уж на нее, в про-тивном случае может случиться конфуз. Ради этого стоит бороться, и он будет бороться за свое счастье, за счастье любимой женщины!..
   Тяжелая дверь открылась, и на пороге появился атлет, который был с Абрамовым в прошлый раз. Парень, демонстративно поигрывая буграми мышц, которые производили впечатление своими размерами, презрительно оглядел пленќника.
   - Ну что, янки, Абрашка говорил, что ты больно крут, и с тобою нужно быть на чеку. Только я почему-то в этом сомневаюсь.
   Макс подошел к Саратову и неожиданно, так, по-крайней мере, считал атлет, выбросил правую ногу вперед. Удар пришелся в грудь. Олег, позволивший себя ударить, свалился с ног и, задыхаясь, пролепетал:
   - Что вы от меня хотите?
   Макс презрительно сплюнул, настолько жалко выглядел американец.
   - От тебя, козла американского, мне ничего не надо!
   Атлет снова ударил ногой уже лежащего на полу американца. Тот громќко застонал.
   - Не убивайте меня,- попросил Саратов.- У меня есть много денег! Я вам заплачу!
   Надо сказать, что на какую-то секунду Макс задумался, видимо, соќображая, что было бы неплохо поиметь с этого перепуганного капиталиста, но здравый смысл на этот раз взял вверх над жадностью, и Макс обиженно, но вместе с тем гордо, заявил:
   - Русские не продаются! Ты что, этого не знал, паскуда?!
   Макс настолько почувствовал себя обиженным, что принялся яростно наносить удары и руками, и ногами. Олег еще какое-то время позволил юнцу поиграть с собой, изображая из себя беспомощного хлюпика, а тем вреќменем изучая слабые стороны противника. Несомненно, когда-то парень серьезно увлекался спортом, судя по приемам, служил в десантных войсках, но "бандитская" жизнь явно не пошла ему на пользу. К тому же паренек чересчур увлекался западными кинобоевиками. Без особого труда, улучив нужный момент, Олег провел в корпус атлета несколько мощных коротких удаќров, парализовавших его. Макс рухнул на колени, но надо отдать ему должное, быстро сообразил, что его просто-напросто перехитрили - рука скользнула за пояс, ладонь обожгла вороненая сталь пистолета, но воспользоваться им Макс так и не успел. Саратов нанес всего один удар в лицо атлету, раздробив ему переносицу и вогнав осколки кости в мозг. Макс умер моменќтально.
   Олег склонился над бездыханным телом и подобрал оружие.
   - Это надо было делать сразу... И вообще, нужно больше слушаться старших - они знают, что говорят, - это Олег произнес тихо, одними губаќми.
   Конечно, если бы Макс придя к Саратову, сразу же использовал пистолет по назначению, то Олегу, будучи, он тысячу раз крут, мало кто бы позаќвидовал. Ведь, как известно, степень крутости никак не влияет на начальќную скорость полета пули. Но парень допустил непростительно много ошибок: он недооценил противника, переоценил собственные силы и устроил все как в дешевом кино с душещипательной сценой в финале. Чем все это обернулось для него, говорить не приходится.
   Что же касается Саратова, то у него появился шанс, которым он и воспользовался. A шанс он есть у всех и всегда, пусть даже один на милќлион, даже у агонирующего в петле висельника. Это Олег знал на собственном опыте. Саратов проверил оружие. Кошачьей скользящей походкой он приблизился к двери, выглянул из-за нее. Небольшой коридорчик, в конце которого была лестница, ведущая наверх, был пуст. Поднявќшись по лестнице, Олег затаился, вслушиваясь в звуки, доносившиеся из соќседнего помещения. Там явно кто-то был. Олег отчетливо слышал чьи-то шаќги. Он выждал, когда шаги стихнут, и осторожно приоткрыл дверь. Это была кухня.
   Невысокий плотный парень находился в дальнем углу возле большого холодильника. Крепыш скидывал продукты из холодильника в большую дорожќную сумку. Олег, оставаясь незамеченным, перебрался в небольшую нишу и прижался к стене, ожидая, когда парень окажется в зоне досягаемости. Ствол он заткнул за пояс, решив все устроить по-тихому, не поднимая в доме лишнего шума...
   Муха, а это был он, закрыл холодильник и направился было к выходу, но вспомнил, что видел в нише упаковки немецкого баночного пива и, приќкинув, что в дороге оно будет совсем не лишним, решил прихватить пару упаковок. Но стоило ему подойти к нише, как случилось что-то непонятное - он оказался будто в тисках. Одну руку заломили за спину, заставляя тем самым согнуться чуть ли не пополам, и уложили грудью на разделочный стол.
   - Спокойно, без глупостей,- услышал Муха над самым ухом.
   - Кто вы?- прохрипел он, не в состоянии даже повернуть голову и взглянуть на того, кто так лихо его "упаковал". Неужели менты?! Так быстро?
   - Я тот, от кого зависит, будешь ли ты жить и как долго,- ответили ему.
   Муха был догадливым парнем и сообразил, что это никто иной, как пленник из подвала, которого Макс пошел "мочить". "Значит, Макс..." - Муха с досадой на товарища мысленно выругался, прикидывая, чем это все может обернуться лично для него. Расклад выходил довольно паскудным...
   - Сколько вас?- задали Мухе вопрос и, видимо, для того, чтобы он быстрее соображал, ткнули по почкам. У Мухи сперло дыхание, но он поспеќшил ответить:
   - Трое.
   - Один - в подвале, ты - на кухне,- перечислил голос.- Где третий?
   - Наверху... C девкой,- ответил Муха.
   - Молодец,- похвалили его.
   Перед Олегом встала дилемма: парень был без оружия и не оказывал никакого сопротивления, и рука почему-то не поднималась прикончить его, но и оставлять его в живых не имело смысла. И он принял решение...
   ... Когда Муха почувствовал, что хватку ослабили, понял - это его последний шанс. Ловко вывернувшись, он схватил со стола большой нож и занес руку для удара. Олег только этого и ждал. Поставив блок, он легко, почти без усилий, изменил траекторию удара, вывернул кисть крепышу, и шиќрокое лезвие почти по самую рукоятку вошло в грудь противнику...
   Олег покинул кухню, оставляя за собою еще один труп. Пересек пустую гостиную с работающим телевизором и начал подниматься по широкой лестниќце на второй этаж, когда на площадке появился Крест. Впереди себя он подќталкивал девочку лет четырнадцати. Увидев поднимающегося Сараќтова, Крест схватил девочку за руку и рванул обратно. Олег в считанные секунды, буквально, взлетел на этаж и успел увидеть, за какой дверью скрылся бандит с заложницей.
   "Вот тебе и девка! "- с досадой подумал Саратов. Bce намного усложняќлось.
   - Эй, ты!- услышал он.- Я хочу с тобою поговорить. Иди сюда!
   Олег сделал пару глубоких вдохов и открыл нужную дверь. B просторќной комнате было светло, а сам Крест стоял в углу, прикрывшись заложницей. У виска девочки Крест держал пистолет. Девочка была напугана: бледное лиќцо, округлившиеся от ужаса, полные слез глаза, вздрагивающие в немом рыдании губы - она даже боялась плакать. Кажется, она дрожала. Да, ее хрупкое тело сотрясала мелкая дрожь. Олег, прежде чем вступить в контакт с Кресќтом, посмотрел на ребенка долгим успокаивающим взглядом.
   - Без глупостей!..- срывающимся на истерический крик голосом предуќпредил Крест, видя, что Саратов вооружен, да Олег и не пытался этого скрыть. Пистолет он держал в опущенной руке.- Иначе я вышибу ей все мозги!- послеќдовала угроза.
   - Если с ее головы, парень,- спокойно ответил Олег,- упадет хоть один волосок, я вышибу тебе твои мозги, хотя вряд ли они у тебя есть. Давай лучше поговорим. Отпусти ребенка.
   Крест задергался, плотнее прижался к заложнице.
   - Хрен тебе! больше ты ничего не хочешь?!
   - Я хочу, чтобы никто сейчас не наделал глупостей.- Похоже, пареќнек был из хлипковатых и находился уже на грани срыва. Нужно было что-то срочно предпринимать.
   - Давай поговорим,- повторил Саратов.
   - Сначала брось волыну!- велел Крест.
   - Куда?- спросил Олег, ощущая указательным пальцем правой руки изгиб курка, а про себя подумал: "Ну, давай же, урод, не разочаруй меня!"
   - B тот угол!- бросил раздраженно Крест, неосознанно убирая ствол от виска заложницы и указывая направление. Это были какие-то секунды, но их с лихвой хватило Саратову - почти одновременно грянули два выстрела: первая пуля раздробила Кресту кисть, из которой выпал пистолет, вторая - прошла аккурат между глаз. Рухнул на пол Крест уже мертвым.
   Олег, будучи все это время совершенно спокойным, теперь почувствовал в руках дрожь, на лбу выступила испарина. Он спрятал за пояс пистоќлет и сделал шаг к девочке, стоявшей недвижимо возле трупа и какими-то совершенно дикими глазенками смотревшей на Саратова. От этого недетского взгляда Олегу сделалось не по себе.
   - Привет,- ласково произнес он, медленно приближаясь к ней. - ќМеня зовут дядя Дима. A тебя как?- Он присел перед нею на корточки и взял ее трясущиеся ладони в свои, как бы желая тем самым успокоить ее, дать понять, что он друг.
   - Даша,- не сразу ответила девочка дрожащим голосом.
   - Вот что, Дашенька, мы сейчас уедем из этого места... Хорошо? - Даша кивнула.- A потом ты мне все расскажешь, и я отвезу тебя к твоим родителям. Договорились?
   Девочка снова кивнула. Ее взгляд потеплел, ожил при упоминании о родителях. Даша позволила себя обнять, уткнулась в плечо Олегу и заплакала...
  
   В мегаполисе была ночь, В центре бурлила жизнь: по широким освещенным проспектам и площадям проносились авто, на тротуарах кучковалась молодежь, решая как бы веселее провести остаток ночи, а спальные районы столицы погрузились в сон. B одной из квартир в доме Љ... по улице Гоголя, несмотря на поздний час, никто не спал. Вернее, спала только Даша Шведова, оказавшаяся после двухдневного пребывания в заложницах наконец-то дома, в окружении любящих ее родителей.
   Светлана вся извелась за эти несколько дней, казавшиеся ей бесконечными, и теперь, когда дочь была уже дома и спала в своей комнате не по-детски тревожным сном - Даша громко стонала и часто вздрагивала во сне, женщина не могла поверить, что все уже поза-ди. Она ни на шаг не отходила от девочки с той самой минуты, когда в квартиру вошли бледная, измученная Даша, за ней Андрей, а следом за ним еще какой-то молодой человек, которого Светлана никогда раньше не видеќла, но уже знала, что именно ему обязана спасением дочери. Девочку преќдоставили заботам матери, а мужчины уединились на кухне. Шведов приготоќвил крепкий черный кофе.
   Андрею, как и бывшей жене, нелегко дались эти дни, полные неизвестќности и опасений за судьбу Даши. На голове порядком прибавилось седых волос, а на уставшем, посеревшем и осунувшемся лице морщин. 3a эти два дня он постарел на несколько лет. 3a все годы службы такое случилось с ним впервые, когда он в полной мере ощутил себя беспомощным и беззащитным. Он много думал за эти дни, он не мог не думать, и пришел к выводу, что ради спасения дочери, он бы не задумываясь, переступил через все свои принципы, нарушил все имеющиеся инструкции и положения, преступил бы ту черту, которая разделяет закон от беззакония... Что значат все эти принципы, инструкции, законы в сравнении с жизнью любимого ребенка?! Другое дело, даже если он выполнил бы все поставленные перед ним условия, сдержали бы похитители свое слово: вернули бы дочь в целости и сохранности? Ответа на этот вопрос Андрей не знал...
   Теперь же Даша была дома, ее жизни ничего не угрожало, а старшему следователю Генеральной прокуратуры Андрею Александровичу Шведову нужно было хоть как-то исправлять положение: эти неќсколько дней дали преступникам большую фору. К тому же этим вечером слуќчилось нечто совсем неожиданное, имеющее отношение к обоим мужчинам, сидевшим на кухне в квартире Светланы Шведовой. Именно об этом и разговариќвали Дмитрий Бояров и Андрей Шведов за чашкой крепкого кофе.
   -... Я сегодня был там, - задумчиво произнес Андрей.- Видел все своќими глазами. Никто не уцелел после такого чудовищного взрыва. Все, букќвально, все оплавилось: и обшивка, и одежда, и человеческие тела, обраќзовав одну ужасную массу. Спецы из Конторы даже удивились, зачем понадобился взрыв такой мощности, с лихвой бы хватило намного меньше.
   Саратову после рассказа следователя стало понятно, почему так всполошились "быки" Абрамова, Что ж, ребятам нельзя отказать в логике и действовали они в этом случае правильно. Олег, в свою очередь, тоже кое-чем поделился со следователем: должен же он был хоть как-то объяснить свое присутствие в дачќном поселке Репнино, что в сорока километрах от Москвы, где скрывали поќхищенную дочь старшего следователя Генпрокуратуры...
   О том, кто ее родители, а так же каким образом девочка оказалась в Репнино, Олег узнал от самой Даши, когда, немного успокоил ее. Они поспешили выйти во двор, где стояла бежевая "девятка", на которой, судя по полному баку и отсутствию другого транспорта, и собирались исчезнуть бандиты. Этим автомобилем воспользовался Саратов, чтобы поскорее убраться из чертовой дачи, которая, при несколько ином раскладе, могла бы стать его последним пристанищем. Отъехав на приличное расстояние - к этому времени Олег уже определил, где они находятся, Саратов свернул на обочину и заглушил двигатель. Положив руки на "баранку" и опустив на них голову, Олег погруќзился в глубокие раздумья. Он пытался решить, как поступить ему дальше, что предпринять, но ничего толкового в голову не приходило. Из оцепенеќния его вывел несмелый тихий девичий голосок, он же и подсказал ему реќшение:
   - Вы обещали отвезти меня к родителям...
   Олег посмотрел на бледную напуганную девочку и ободряюще улыбнулся ей:
   - Конечно, Дашенька...
   "Будь, что будет! - решил тогда он. - Если у "важняка" выкрали дочь, то, видимо, мужик он принципиальный. К таким мерам стараются прибегать очень редко, в особых случаях, если, коќнечно, похитители не полные отморозки. А уж кто-кто, а Тихонов с Абрамовым на отморозков никак не похожи. Вот, видимо, следователь по особо важным делам и есть для Тихонова с Абрамовым, как раз, такой "особый случай", раз к нему применили такую особую меру, как киднепинг. А раз так, то и столковаться с ним мне удастся. Ведь можно и не все рассказывать, а только то, что в достаточной мере объяснит роль Дмитрия Боярова, американского подданного, во всей этой темной истории. Остальное знать следователю незачем... K тому же я уже дал слово девочке..."
   Добравшись до заправочной станции, Саратов позвонил Шведову и сообщил, куда необходимо приехать, чтобы забрать дочь - ехать на "девятке" в Москву, Олег посчитал не совсем безопасным (он еще не знал о взрыве). Шведов приехал на удивление быстро - не прошло и получаса. Видимо, "важняк" с лихвой перевыполнил свой годовой лимит на нарушение правил дорожного движения. Андрей приехал не один, с ним был молодой мужчина, который назвался Игорем. Позже Саратов узнал, что это водитель матери Даши, выќполняющий при ней заодно и функции охранника. B Москву добрались без происшествий, решили ехать сразу к Светлане. Оставив Игоря, дежурить в машине у подъезда, мужчины поднялись на этаж и передали девочку в заботливые руки матери...
   - Может, как раз, и нужно было, чтобы никто не опознал пассажиров "Мерседеса",- не сразу произнес Саратов, не сводя глаз со следователя.
   - Ты хочешь сказать, что тот, кто подготовил взрыв, делал весь расчет на невозможность идентифицировать тела погибших?- Эта мысль показалась Шведову не лишенной смысла.
   - Или просто выиграть немного времени. Ведь идентификация в данном случае займет довольно много времени, правильно?
   - Именно так,- ответил Андрей и как-то по-особенному взглянул на нового знакомого, словно разглядел в нем что-то еще, чего не видел раньќше. Спросил:- Ты думаешь, он жив?- Он не назвал имени, но знал, что Дмитрий его поймет
   Тот пожал плачами:
   - Не знаю, Андрей, но все это слишком странно, чтобы быть просто случайностью.
   "Да, пожалуй, этот американец не такой уж простой тип, каким хочет казаться",- решил Шведов. Позже он поймет, что был прав. Он уже все знал, ему рассказал сам Бояров по дороге в Москву, но Андрей чувствовал, что американец чего-то не договаривает. Вроде как все сходилось: и перестрелка в Арбатском дворике, в результате которой были ликвидированы люди из охраны Тихонова, неудавшаяся попытка похищения дочери Тихонова (Андќрей догадывался, кто за этим мог стоять), и праздник в загородном доме Тихонова, и даже то, что именно таким вот образом Тихонов решил отблагоќдарить спасителя своей дочери (по словам Боярова, его объяснения сочли не совсем убедительными и "пригласили" на дачу в Репнино для более "дуќшевное" разговора, да только вот не успели). Во все это Андрей соглашался верить, но что-то все-таки настораживало следователя в этом человеке. Не так он прост. Ох, совсем не прост...
   Напомнил о себе мобильный телефон, лежащий на столе. Шведов взял мобильник и, глянув на оживший дисплей, ответил:
   - Слушаю, Миша... Кругом тишь и благодать, говоришь? А в доме три трупа с явными признаками насильственной смерти? Веселенькая картинка вырисовывается, согласен с тобой!.. Один, значит, с раздробленным лицом, второй - с кухонным ножом в груди, а третий - с дыркой во лбу?! Круто, не спорю!..- Шведов незаметно, из-под опущенных век посмотрел на Боярова, сидящего рядом с невозмутимым видом, словно к этим трем мертвецам он не имел никакого отношения, а про себя подумал: " Да ты, парень, хоќдячая машина для убийства. Терминатор, прямо какой-то!"- Уже опрашиваеќте соседей?- продолжал общение с капитаном Айсбергом Шведов.- Никто ничего. В общем, все как всегда... Согласен с тобою, такое ощущение, что пара-тройка нинзей поработала. Но только якудзы нам не хватало! Хотя странно все это! Ну, давай, Миша, закругляйся и отдыхай. Завтра в 10.00 жду у себя в кабинете. - Шведов дал "отбой" и вернул телефон на стол. Сел. Устало потер руками воспаленные глаза и тихо произнес: - В общем, Дима, все, как мы и рассчитывали: твоя персона осталась незамеченной, и ты хоть завтра можешь вернуться к себе в Штаты. Мне кажется, чем раньше ты это сделаешь, тем будет для тебя лучше. Со своей стороны я, как и обещал, никаких препятствий чинить не буду, хотя у меня к тебе много вопросов, Дмитрий, на которые я хотел бы получить ответы.
   - Спасибо, Андрей,- Саратов был искренен.
   - Это все я делаю только ради дочери.
   - Я понимаю...
   Вошла Светлана. Она взглянула на мужчин, сидящих с насупленным виќдом и выпускающих из ноздрей сигаретный дым. Не говоря ни слова, женщина открыла один из шкафчиков, взяла оттуда три рюмки и бутылку с янтарной жидкостью, и поставила на стол.
   - Не составите ли мне компанию?
   Ее поняли. Андрея разлил по рюмкам коньяк, каждый взял свою, но пить не спешили.
   - Сегодня особенный день,- начала Светлана.- По-крайней мере, для меня и Андрея. Мы пережили страшные часы, и мне до сих пор не верится, что наша девочка с нами... Я сейчас хочу попросить вас, чтобы каждый сказал какие-то слова прежде, чем мы выпьем. Начнем с тебя, Андрюша.
   Шведов посмотрел на бывшую супругу, с которой пережитое вместе горе вновь сблизило. Посмотрел нежно, понимая, что возможно только благодаря ей, он смог пережить эти, пожалуй, самые страшные в его жизни часы, смог, потому что она была рядом.
   - Я хочу выпить,- тихо заговорил Андрей,- за двух самых любимых моих женщин, за тебя, Светочка, и за нашу девочку. Вы y меня просто умќницы. И знайте, что я сделаю все, чтобы впредь вы были счастливы.
   Светлана с трудом сдерживала слезы. У нее наступала разрядка посќле долгого напряженного ожидания, после пережитого стресса. Она не менее нежно посмотрела на бывшего супруга, затем перевела взгляд полный безќграничной благодарности на Олега.
   - А я хочу выпить за человека, который вернул мне дочь. Я не знаю, Дима, кто вы, но, знайте, что после сегодняшнего, вы стали для меня больше, чем другом. Если когда-нибудь вам что-то понадобится, знайте, что есть на этом свете люди, которые не откажут вам ни в чем. Правда, милый? - Светлана взглянула на экс-супруга, и тому ничего не оставалось, как согласиться. - Спасибо вам, Дима...
   Настала очередь Саратова.
   - А я выпью за тех людей, которые нас всегда ждут... и дожидаются. - Когда он произносил эти слова, то думал о Валери, о своей маленькой Вэл. Как он чертовски сильно соскучился по ней! Как бы хотел быть с ней в эту самую минуту!
   Выпили. 3атем повторили, но уже без каких-либо слов, и вымотанная вконец переживаниями Светлана ушла отдыхать. Легла она в комнате доќчери. А мужчины снова остались одни. Они снова заговорили о Тихонове и обстоятельствах его гибели, как вдруг Андрей замолчал на полуслове и уставился на экран работающего телевизора, по которому шел ночной выпуск новостей. Добавил звука, с тревогой вслушиваясь в слова диктора:
   -... сегодня ночью на военном аэродроме Ростова произошла авиакаќтастрофа. Военно-транспортный вертолет Министерства Обороны с экипажем и пятью пассажирами на борту по неустановленной причине взорвался в воздухе. Все находящиеся на борту погибли. Как сообщили из пресс-центра Министерства Обороны, пассажирами являлись сотрудники Федеральной Службы Безопасности, отправлявшиеся со служебной командировкой в Чеченскую Респубќлику. Вот имена погибших...- бесстрастный голос за кадром перечислил имена, фамилии и звания, за каждой из которой стояла человеческая жизнь. Среди восьми фамилий Шведов услышал и фамилию полковника ФСБ Гусева Петра Ильича. На экране показывали тлеющие, а местами еще пылающие, обломки вертолета.
   Он так не любил осень!..
   Саратов увидел, как изменился в лице Андрей, и понял, что он знал кого-то из погибших, и случившееся в Ростове было для него неприятной неожиданностью. Олег молча закурил.
   Андрей какое-то время просто сидел, уставившись немигающим взгляќдом куда-то мимо экрана, затем медленно разлил по рюмкам коньяк и сказал надломленным голосом:
   - Давай, Дима, помянем моего друга. Хороший был мужик. Настоящий.
   Выпили. Шведов тоже закурил, затяжки делал глубокие, словно табачќным дымом хотел заглушить боль, засевшую в груди. От дыма заслезились глаза. А может и не от дыма вовсе...
   Мысль, иглой пронзившая мозг, выдернула его из прострации. Андрей извлек из внутреннего кармана пиджака лист бумаги, сложенный вдвое. Это был номер телефона, по которому его просил позвонить Петр Ильич, если с ним что-то случится.
   Ответили не сразу. Мужской голос в трубке деловито произнес:
   - Слушаю.
   - Я от Композитора. C ним приключилось несчастье.
   - Я знаю. 3апоминайте...- голос без каких-либо эмоций выдал Шведову информацию, которая стоила полковнику Гусеву жизни. Человек на другом конце назвал следователю название селения и время, когда произойдет переќдача оружия чеченским террористам, которую так хотел предотвратить Петр Ильич.- У вас осталось слишком мало времени,- предупредил голос.- И еще... забудьте этот номер телефона и наш с вами разговор. Мы с ним квиќты.- Из трубки послышались длинные гудки.
   Андрей понял, что разговаривал с "кротом", человеком, который был чем-то обязан Гусеву, судя по последней фразе, и который "сливал" полковќнику информацию об этой сделке. Оставалось решить, как поступить с полуќченной информацией. Времени, действительно, оставалось мало - через неќсколько часов "груз" растворится в Чечне и тогда все старания и жертвы окажутся напрасными...
   И Шведов принял решение. Решение, которое несколько дней назад, скажи ему кто об этом, показалось бы, по меньшей мере, сомнительным.
   На этот раз, несмотря на столь поздний час, ответили сразу, будќто только и ждали этого звонка:
   - Я слушаю.
   - 3дравствуйте, Иса Гаезович. Извините за поздний звонок, но дело не терпит отлагательства. Это следователь Генпрокуратуры Шведов вас беспокоит... Мы с вами встречались на днях...
   - Я вас помню, Андрей Александрович. Вы что-то хотите мне сообщить?
   - Да, но это не совсем телефонный разговор.
   - Хорошо, давайте встретимся. Где? Когда?
   Шведов назвал место и время встречи.
   - Хорошо,- ответил Алмаз,- я буду ждать вас через пятнадцать минут.
  
   Конечно, Андрей Шведов не мог знать, как поведет себя Межиев после их встречи, которая продлилась чуть менее десяти минут, но у него было такое ощущение, что поступил он правильно.
   Алмаз, высадив следователя, - разговор происходил в автомобиле Межиева - сделал всего лишь один телефонный звонок, которым и собирался решить вставшую перед ним проблему.
   - Доброй ночи, Николай Николаевич. Не спите? Понимаю, служба... У меня для вас, Николай Николаевич, извините за словечко, имеется одна наќколочка... По-моему, очень интересная, а главное все надо провернуть за несколько часов...- Алмаз выложил собеседнику весь расклад.- Ну что, Ниќколай Николаевич, я могу положиться на вас и на ваших орлов? Спасибо. Спокойной ночи, Николай Николаевич...- Последнюю фразу Алмаз сказал не без издевки, поскольку знал, что после этого телефонного звонка Николай Николаевич забудет о сне, как минимум, еще на сутки.
  
   Намного позже Шведов по своим каналам узнает, что через несколько часов после его разговора с Межиевым, на одном из глухих полустанков в Чечне силами армейского спецназа была разгромлена большая автоколонна. В "КАМАЗах", по неофициальным данным, находилось оружие, предназначавшееся чеченским террористам. Но это были всего лишь слухи, официальных данных из этого района вообще не поступало.
  
  
  
  
  
  
   23 ноября, Москва.
  
   Андрей Шведов спешил на встречу. Важную встречу. B этом следователь Генпрокуратуры не сомневался, как и в том, что узнает сейчас нечто ценное и важное. Иначе, как объяснить столь ранний утренний телефонный звонок...
   Телефон взорвался около шести часов утра, но, несмотря на это, Андрея он не разбудил, да и застал он его в рабочем кабинете на Большой Дмитровке, 15. Следователь работал. B кабинете стоял тяжелый воздух, насыщенный сигаретным дымом, а кофеварка с трудом поспевала варить крепкий напиток. Уже пошли вторые сутки, как Шведов и члены его следственной группы не имели полноценного отдыха.
   После того, как ему вернули дочь, Андрей почувствовал, что у него развязаны руки и приступил к работе с удвоенной энергией. Шведов решил, что чего бы ему это не стоило, он доведет "дело Тихонова" - а именно так называл про себя "важняк" уголовное дело Љ16983/201002 - до конца. Пусть уже нет в живых главного фигуранта Тихонова, но остались его подельники, которых и нужно привести к ответу. Ведь не мог же бывший генерал КГБ Тихонов творить свои злодеяния в одиќночку, словно фартовый трамвайный щипач - не тот масштаб, это и школьнику понятно. Не надо говорить, что не обошлось без продажных политиков, чиновников разного уровня, нечистых на руку бизнесменов, "скрысившихся" сотрудников спецслужб и МВД (кто-то же "слил" генералу информацию о полќковнике Гусеве и его группе!) - многие, очень многие персоны с серьезными полномочиями и нешуточными возможностями оказались в этой криминальной паутине, где Тихонов отвел себе роль жестокого и ненасытного паука... Да как видно, подавился! Хотя...
   Хотя не все так просто было и с самим Тихоновым. Его гибель во время чудовищного взрыва возле офиса "Альянса" вызывала у руководителя следственной группы большие сомнения, да и не у него одного. Довольно при странных обстоятельствах исчезла семья генерала, они словно в воду канули. Конечно, не исключено, что с ними тоже свели счеты, и супруги Тихонова и его малолетней дочери уже нет в живых. Но факт остается факќтом: Юлия и Лиза Тихоновы исчезли.
   Вчера, на собственной даче был обнаружен труп человека, отвечавшеќго за все финансовые операции, проводимые "Альянсом", банкира Брутмана. Все гоќворило о том, что это самоубийство. Проверка финансовой деятельности группы "Альянс" и "Мегаполис-банка" только началась, но уже были первые результаты, которые тоже говорили в пользу того, что Тихонов жив. Суммы со счетов "Альянса" были раздроблены и переведены в заграничные банки, а человек, который мог бы все это прояснить оказался некстати совсем мертќвым и не способным отвечать на вопросы следствия - это не могло не настоќраживать. Одним словом, работа по "делу Тихонова" кипела. Группа, которой руководил Шведов, насчитывала уже более двадцати человек...
   C человеком, с которым Андрею предстояло встретиться в 8.00 на берегу Чистых Прудов, он уже общался. Один раз. По телефону. Это было несколько дней назад. Тогда он сам ему позвонил и спросил о диске, на котором хранилась информация о самых сомнительных сделках "Альянса". Поќпади этот диск в руки правоохранительных органов, к руководству группы возникли бы вопросы, на которые они вряд ли смогли бы дать исчерпывающие ответы. Но диск исчез. Исчез в Австрии, двадцатого октября, из номера 9 отеля "Кристалл"...
   Теперь же Дроздов сам позвонил следователю и предложил встретитьќся.
   Андрей припарковал свою "десятку" рядом с тремя черными иномарками: два джипа и "Ауди А8". Стоило ему выйти из авто, как к нему подошел парень из охраны Дроздова и поинтересовался:
   - Господин Шведов?
   Андрей кивнул, не считая нужным предъявлять удостоверение - что толку, как пить дать, эти парни вдоль и поперек изучили его физиономию, выезжая на эту встречу, и не хуже его знают, как выглядит следователь Генпрокуратуры Шведов.
   - Вас ждут.- Парень рукой указал в направлении парка, где между деревьями Андрей увидел одинокую фигуру.
   Дроздова он видел по телевизору неоднократно, а сейчас увидел, что называется, живьем. В жизни Альберт Сергеевич выглядел старше, да и последние события ему явно не пошли на пользу. Он подошел к Дроздову, стал рядом. Дроздов повернул седую голову и посмотрел на следователя. Некоторое время мужчины молча смотрели друг на друга.
   - Не могу сказать, что рад знакомству с вами, Андрей Александрович,- первым произнес Дроздов, но тут же поспешил объясниться:- Дело, конечно, не в вас, а только в тех обстоятельствах, которые привели, или даже вынуќдили, к этому.- Дроздов протянул для приветствия руку. Рукопожатие было у него крепким.
   Шведов ничего не ответил.
   - Вы давно видели Женю?- спросил Дроздов о Заблоцком.
   - Вчера.
   - Как он?
   - Держится, только очень соскучился по семье.
   - А когда вы увидите его в следующий раз?
   - Скоро, очень скоро.
   - Тогда передайте ему привет от меня лично, а также от его домашќних. Пусть не волнуется, с ними все в порядке. Они тоже по нему очень скучают.
   Шведов в очередной раз невольно восхитился дружбой, которая объединяла этих людей: Сазонова, Кренева, Дроздова, 3аблоцкого.
   - Я думаю, совсем скоро вы сами его увидите.
   - Как скоро?
   - Как только мы решим, что ему уже ничего не угрожает. Два, может, три дня.
   - Было бы хорошо,- задумчиво произнес Дроздов. Альберт Сергеевич прокашлялся и приступил к делу:- Я позвонил вам, Андрей Александрович, потому что решил поделиться той информацией, которой обладаю на эксклюзивных правах. Думаю, она вас должна заинтересовать, поскольку напрямую касается небезызвестного вам Тихонова. Вот,- Дроздов протянул Шведову бумажный сверток. Андрей на ощупь определил: видеокассеты. Три. Скорее, четыре.- Это все снято скрытой камерой и стоило жизни очень многим людям: пяти ни в чем неповинным британским журналистам. Правда, это было только началом кровавого пути этих кассет. Вы сами все увидите, я не стану вам пересказывать содержимое пленок... Все это до ужасного мерзко.
   Шведов посмотрел на Дроздова так, словно хотел заглянуть тому в душу, но не смог - глаза Альберта Сергеевича были безжизненны, словно зеркало.
   - Почему вы решили отдать пленки мне?- спросил он.
   - Почему? Вы хотите спросить, почему я отдаю такую "бомбу", как говорят журналисты, в ваши руки, а не пытаюсь спровоцировать огромный скандал, который, несомненно, это все вызовет, и не заработаю на этом скандале большие дивиденды?
   - Примерно.
   - Я, поначалу, тоже на это рассчитывал... K тому же у меня свои счеќты с Тихоновым.- Шведов понял, что Дроздов сейчас говорит о сыне, убитом в Австрии, о друзьях. - Тихонов мертв. Но еще до того, как я это узнал, я дал слово одному человеку, очень хорошему человеку, что поступлю именно так, как поступаю сейчас. Вас устраивает мой ответ, Андрей Александрович?
   - Вполне.
   - Но хочу вас предупредить, господин следователь, что не все так просто. Я буду за вами приглядывать. На вас и ваших людях будет сконцентрировано внимание всех СМИ, принадлежащих мне. Установим своеобразный журналистский контроль над вами, чтобы все это не сошло "на тормоза".
   - Я этого не боюсь, Альберт Сергеевич,- твердо сказал Шведов.
   - Тогда всего доброго вам, Андрей Александрович. Успехов! Прощайте.
   Андрей вернулся к машине, а Дроздов продолжал стоять, вглядываясь в свинцовую гладь водоема. Под бесстрастными взглядами людей из охраны Дроздова, автомобиль следователя скрылся за ближайшим повоќротом. Через несколько часов было назначено совещание у Генерального Прокурора. Андрей должен был присутствовать на этом совещании. Он долќжен был делать доклад по уголовному делу Љ16983/201002, которое с кажќдым часом набирало обороты...
  
   Дроздов сидел на заднем сиденье роскошного лимузина и смотрел в одну точку. Думал Альберт Сергеевич о сыне, которого похоронил месяц назад на Новодевичьем. Его могила была рядом с могилой матери. Посќле гибели Сережи Альберт Сергеевич остался один.
   B смерти сына Дроздов винил только себя. Это он должен был ехать в Австрию и передать злосчастный диск в руки надежного человека, приближенного к Президенту и находящемуся в отпуске в Австрии. Он же попросил сделать это сына, поскольку всецело и полќностью доверял своему наследнику. Не думал Альберт Сергеевич, что это будет так опасно, и уж никак не предполагал то, чем все это закончится. А если бы знал? Как бы поступил? Поехал бы сам? Поехал обязательно бы! Ведь нужно было помочь Женьке...
   Дроздов встретился взглядом в зеркале "заднего вида" с ожидающим распоряжений взглядом водителя.
   - B аэропорт, Вадик,- велел Альберт Сергеевич.
   Дроздов рассчитывал еще сегодня побывать в Питере. После чего намеревался вообще покинуть территорию России...
  
   Олег Саратов шел к центральным воротам кладбища. Он не смог не прийти и не проведать родительские могилы. До самоќлета оставалось чуть более пяти часов...
   Вчера весь день он провел в Ярославле, где все эти дни скрывались Агеев, Лебедева и генерал Неженский. Олег оставил Сашке номер телефона Шведова и сказал, чтобы тот перезвонил ему через несколько дней. Ведь Агеев по-прежнему был в розыске, по-прежнему ориентировки на него были в каждом отделении милиции Российской Федерации, по-прежнему он считалќся особо опасным преступником. Но Шведов обещал Саратову во всем разобраться.
   Больше ничего не держало Олега в России. В смерть Тихонова он не поверил с самого начала, но искать его в России не было смысла, а самоќму оставаться здесь было опасно...
   Они увидели друг друга одновременно. Ольга выглядела подавленной, на голове у нее повязана черная траурная косынка. Сердце Саратова сжалось от жалости к сестре, ему захотелось обнять ее, утешить. Возле Ольги круќтился семилетний пацаненок. Увидев его, Ольга замерла, а Олегу ничего другого не оставалось, как подойти к ней. Со скорбным выражением он поќдошел к женщине.
   - Здравствуйте, Ольга,- заговорил он.- Я слышал, что случилось... Мне очень жаль... Примите, Оля, мои самые искренние соболезнования...
   - Спасибо, - ответила Ольга.- А вы что тут делаете?
   - Здесь у меня похоронен друг, - соврал Олег.
   Мальчуган прижался к маме и с опаской поглядывал на незнакомого мужчину. Олег смотрел на молодую овдовевшую женщину и оставшегося без отца мальчугана, так похожего на него в детстве, и из последќних сил сдерживался, чтобы не выдать себе.
   - До свидания,- выдавил он из себя, понимая, что нужно уходить. Уходить не хотелось.
   Ольга ничего не ответила. Она смотрела на него, словно хотела прожечь взглядом. Олег повернулся и направился к поджидавшему его таксомотору.
   - Это ведь ты?- услышал он ее голос. Замер. Повернулся к ней.
   - Вы что-то сказали, Оля?
   - Это ты?- повторила она.
   - Я не понимаю, о чем это вы?- Ах, как он все прекрасно понимал! И чего ему стоило сдерживать себя.
   - Это ведь ты, Олег?
   Саратов услышал как бы со стороны, как кто-то другой его голосом говорит Ольге:
   - Извините, но мне кажется, что вы меня с кем-то путаете.
   Олег развернулся и пошел к такси. B висках бешено пульсировала кровь, было трудно дышать, каждый шаг, отделявший его от сестры, давалќся ему с нечеловеческим усилием...
   - Мама, а кто это?
   - Никто, Олежка, никто. Пошли к папе...
   Олег это слышал.
   "Ты права, Оленька, я уже никто для тебя. Никто! Прости, родная..."
   Саратов сел в "Волгу". Провел взглядом молодую женщину с ребенком, пока они не скрылись на территории кладбища.
   "Ну и сволочь же ты, Саратов!.."
  
   Над столицею сгущались тучи.
   Они сидели за угловым столиком в кафе. Из огромного окна хорошо просматривалась взлетно-посадочная полоса, по которой, подобно огромным насекомым, перемещались лайнеры. Небо над аэродромом было темно-синим, иногда в разрыве облаков можно было увидеть звезды. До вылета оставалось чуть более двадцати минут.
   Им принесли кофе. Они закурили.
   - Что касается Агеева,- говорил Шведов,- то не все так плохо. Есть у меня уже кое-какие зацепочки. Когда ты говоришь, он позвонит?
   - Завтра-послезавтра,- ответил Саратов.
   - Пусть звонит, я позабочусь о нем.
   - Спасибо, он неплохой парень. Но я попросил тебя приехать сюда не поэтому. У меня для тебя имеется небольшой презент...
   "Вроде и до Нового года еще далеко, а подарки на меня сыпятся с самого утра,- не без иронии подумалось Шведову. - Сначала Дроздов со своќими кассетами, затем Генеральный... - Кстати, кассеты Дроздова и материал, собранный следственной группой, произвели настоящий фурор на совещании у Генерального. Вместо запланированного часа совещались четыре. B резульќтате чего, было принято решение о расширении следственной группы, подключению к работе других ведомств, а самое "приятное": в виду особых обстоятельств дело взяли "на контроль" в самом Кремле. - Теперь вот Бояров приготовил сюрприз!"
   Олег протянул следователю пластиковый футляр для диска.
   - Мне это не пригодится, а тебе может и поможет в твоей неблагоќдарной работе.
   - Это что?- спросил Андрей, принимая диск из рук Саратова. Хотя он мог и не задавать этот вопрос, поскольку уже и сам понял, что это за диск, а главное он понял, что за человек сидит перед ним.
   - Посмотришь - узнаешь. Только мой тебе совет, не спеши.- Саратов допил кофе. Встал.- Прощай, Андрей. Мне уже пора.
   - Прощай, Дима.
   Бояров уходил, а Шведов смотрел ему вслед, сжимая в руках футляр. Вот он, идет человек, которого разыскивает ИНТЕРПОЛ, человек, на совести которого не одна загубленная человеческая жизнь. Наемный убийца... Киллер... Душегуб... А он, Шведов, зная это, ничего не предпринимает, отпускает его восвояси. Андќрей не знал почему, но ему был глубоко симпатичен этот человек. Возможќно, он был благодарен за спасение дочери, а может что-то большее, но он с легким сердцем отпускал этого человека, хотя не был уверен, не возьмется ли он вновь за свое кровавое ремесло...
   Шведов допил свой кофе, вышел на улицу. С ночного неба срывался белый искрящийся снег. Андрей чему-то улыбнулся и направился к автомоќбилю. Было красиво, но наслаждаться этой красотой ему было некогда, его ждала работа. Старшего следователя по особо важным делам Генеральной Прокуратуры Российской Федерации Андрея Александровича Шведова ждало много работы...
  
   3a иллюминатором была ночь. Далеко внизу остался сверкающий мириадами разноцветных огней мегаполис. Далеко внизу остался когда-то родной для Олега город, далеко внизу остались могилы родителей, далеко внизу остались Ольга и маленький Олежка, далеко внизу остались Сашка Агеев, Таня Лебедева, старик Неженский, Андрей Шведов, Светлана и Даша Шведовы... А впереди его ждало ласковое калифорнийское солнышко, океан и любимая женщина. Его маленькая Вэл!
   Но Олег помнил, за ним все-таки остался должок, и рано ли поздно ему придется сделать свой последний выстрел.
   Еще рано было ставить точку, но в самый раз - многоточие...
  
  
  
  
  
  
   Э П И Л О Г
   /спустя несколько месяцев /.
  
  
   Лабуэр, Франция.
  
   Олег Саратов приехал в небольшой городок на юге Франции три дня назад. И хотя все вокруг, в том числе и погода, призывали забыть о делах насущных и предаваться безделью, но Саратов приехал сюда с несколько иной целью.
   Люди дона Витторио Бонатти снова сработали безукоризненно, в очередной раз, доказав свой профессионализм. Им понадобилось немного-немало полтора месяца для того, чтобы выйти на след бывшего владельца промышленной группы "Альянс" Виктора Тихонова. Надо отдать должное Виктору Андреевичу, он достаточно умело организовал свое исчезновение, инсценировав собственную гибель во время взрыва в Москве, провернул сложнейшие финансовые операции, в результате которых большая часть денег со счетов группы была переведена на другие счета в другие банки, доступ к которым имел только он один.
   Люди старого дона поначалу вышли на подозрительную семейную пару с ребенком, которые поселились в небольшом городке неподалеку от Цюриха. Они вели достаточно замкнутый образ жизни, ни с кем из соседей в контакт не вступали. Женщина с ребенком редко покидали дом, мужчина же наоборот, часто уезжал на взятом в прокате "Фольцвагенене-Гольф" в направлении административного центра. Это уже само по себе показалось подозрительным людям, занимающимся поисками олигарха. На фотографиях, где были запечатлены члены семьи Тихонова, которые показывали местным жителям, словоохотливая молочница признала женщину и девочку. Это были Юлия и Лиза Тихоновы, а вот мужчина - вроде как похож, а вроде, как и нет. B местном пункте проката автомобилей без особых усилий установили: " Фольцваген" был взят в прокат неким господином Каунасом. Странная семейная пара с ребенком приехала в швейцарский городок в самом конце ноября, а уже перед самым Рождеством они выехали из городка в неизвестќном направлении. Обыск дома никаких результатов не принес. След снова терялся. Люди Бонатти не отчаивались (им было уже не впервой кого-то разыскивать), они проявили максимум терпения, продолжая свои поиски. Вскоре их труды увенчались успехом, они снова вышли на след таинственной пары с ребенком. Это было уже во Франции...
   Когда дон Бонатти предъявил Саратову фотографии, снятые в Лабуэре, Олег сразу же признал все семейство Тихоновых. Сам Виктор Андреевич приќложил некоторые усилия для изменения внешности, но этот маскарад мог обќмануть кого угодно, но только не Саратова. Олег, ни минуты не раздумывая, приќнял решение ехать во Францию. Витторио попытался было предложить русскому услуги своих "мальчиков" в столь щепетильном деле, но Саратов отказался, сославшись на то, что это только его личные счеты...
  
   Тихонов приобрел небольшой дом, где и поселился с женой и дочерью. Саратов уже около суток вел наблюдение за домом - по счастливой случайности, напротив интересующего Олега объекта находился отель. Естественно Олег выбрал номер с видом на владения бывшего генерала. Но никто в течение двадцати часов не покидал пределы дома. Созќдавалось впечатление, что его обитатели решили навеки уединиться в этих стенах. Несомненно, им было, что скрывать...
   Наконец-то, часа в три дня, когда Саратов спустился перекусить в кафе, ворота гаража дома Тихонова открылись и из его недр, словно застоќявшийся в стойбище рысак, на скорости выехал серебристый "Пежо - 206". Не сбавляя скорости, автомобиль помчался по дороге к центру. Из-за тонированных стекл Олег не смог разглядеть, кто сидит за рулем серебристого красавца. Саратов рассчитался за нетронутый обед и поспешил к своей машине, припаркованной рядом с отелем. Ворота гаража закрылись.
   У Саратова не было никакого плана, которого бы он придерживался. Им двигало только одно желание: отомстить генералу. Правда, он еще не решил, каким образом поступит: то ли просто убьет Тихонова, то ли сдаст его со всеми потрохами местной полиции. Конечно, он был бы не прочь собственноќручно проделать дырку в голове Тихонова, так было бы даже честнее перед теми ребятами, которые погибли по вине продажного генерала, но Олега смущало одно обстоятельство: рядом с Тихоновым постоянно находились женщина и семилетний ребенок. Олег хоть и был жестоким человеком, но он никогда не был отморозком. Вот если бы встретиться с генералом где-нибудь на непри-метной улочке, с глазу на глаз, то Саратов вряд ли стал бы себя сдержиќвать. Возможно, только поэтому он начал преследовать серебристый "Пежо", в глубине души надеясь именно на такую встречу...
   "Пежо" остановился на перекрестке перед светофором. Олег, чтобы не привлекать внимания, остановился за несколько машин от серебристого "льва". Закурил, ожидая, когда вспыхнет зеленый. Мимо него проехала парочка мотоциклистов. B них не было ничего необычного - обыкновенные рокеры, но Олег невольно почувствовал опасность, исходящую от них. Скоростной мотоцикл "Yamaha" остановился рядом с "Пежо"...
   Олег видел, как и десятки других людей, как оба мотоциклиста извлекќли из-под курточек короткоствольные автоматы и принялись поливать свинцоќвым градом серебристый автомобиль. Все это заняло не более десяти секунд. Когда Саратов подбежал к "Пежо", мотоциклистов и след простыл, а зрелище, открывшееся Олегу, было ужасным: молодая женщина и девочка были, буквально, изрешечены пулями. Юлия и Лиза Тихоновы были мертвы. Самого Тихонова в машине не оказалось. Вокруг расстрелянной машины начали собиќраться люди, послышался вой сирен приближающихся полицейских машин. Олег, пробившись сквозь образовавшуюся толпу зевак, вернулся к своей машине. Развернувшись, поехал в обратном направлении...
   Cаратoв был потрясен случившимся. Бонатти его предупреждал, что персоной генерала интересуется кто-то еще - люди старого дона постоянно ощущали чье-то ненавязчивое вмешательство в проводимое ими расследование. Видимо, убийцы на мотоцикле рассчитывали, что в "Пежо" находится сам Тихонов - Олег и сам так думал, глядя, как серебристый автомобиль уверенно идет на обгон, выписывает круќтые виражи на поворотах. Характер управления автомобилем был откровенно мужским, поэтому трудно было предположить, что за рулем сидит женщина, к тому же с ребенком.
   "Ситроен" остановился немного в стороне от дома Тихонова. В соседнем переулке Олег заприметил одиноко стоящий скоростной мотоцикл "Yamaha". Олег осмотрелся: вокруг было спокойно. Одно легкое движение тренированным телом - и Олег мягко приземлился в саду за забором. Укрывшись за деревом, он какое-то время изучал обстановку: лужайка с бассейном перед домом хорошо просматривается, к дому лучше подобраться вдоль забора. Внимание Олега привлекло множество игрушек возле и в самом бассейне. Сердце Саратова тоскливо сжалось.
   Стеклянная дверь на террасе была открыта. Саратов вдоль забора, легкими быстрыми шагами приќблизился к дому. Осторожно заглянул в окно. Это была гостиная. В ней ни-кого. Проходит еще несколько секунд - и Олег уже в доме. Голоса доносились сверху. Разговаривали на повышенных тонах. Олег поднялся по лестнице и замер, вжавшись в стену. Теперь голоќса доносились отчетливее. Говорили на русском, о каких-то деньгах. Сараќтов выглянул из-за угла.
   Дверь одной из комнат была открыта. Тихонов стоял на коленях с разќбитым лицом. Вид его был жалок, с носа капала кровь на белую сорочку, и на груди уже образовалось алое пятно. Но это меньше всего волновало бывшего генерала. Он был смертельно напуган и с ужасом смотрел на своих палачей, облаченных в кожаные одеяния и размахивающих перед его разбитым носом оружием. Олег отметил про себя, что оружие мотоциклисты успели сменить. Теперь в их руках были пистолеты с глушителями.
   Один из мотоциклистов подошел к Тихонову и наотмашь ударил генераќла пистолетом в висок. Лопнула кожа, выступила кровь. Тихонов с приглуќшенным стоном повалился на бок.
   - Марта, ты убьешь его так до того, как он нам что-то скажет!- резонќно заметил тот, что стоял ближе к двери, спиной к Саратову.
   - Где деньги, гнида?- Взвизгнула девица с короткой мальчишеской стрижкой.
   "Сука!"- Олегу никогда не нравились подобные создания.
   - Где ты прячешь деньги, тварь?- И снова удар в лицо.
   "Жадная сука!"
   Тихонов что-то ответил, сплевывая на пол кровь и зубы.
   - Что?- Девица изготовилась для следующего удара,- кажется, ей это доставляло удовольствие - но тут случилось то, что никто не ожидал...
   Олег тенью проник в комнату, нанося удар второму мотоциклисту и выќбивая из его рук оружие. При этом он позволил себе бросить:
   - Эй, детка, полегче!
   В реакции девице не откажешь - она на вскидку высадила в грудь приятелю, которым успел прикрыться Саратов, две пули. Парень умер сразу же, на руках Олега. Отбросив труп в сторону, Саратов выстрелил девице в ногу. Та взвыла и повалилась на колени, рука с оружием смотрела на Олега. Саќратов сделал два шага навстречу, с силою вогнав в приоткрытый рот глушитель, кроша безупречные зубы...
   Их глаза встретились. Это продолжалось не более секунды. Она прочла в его глазах свой приговор, он же увидел в ее зеленых глазах столько ненависти и нечеловеческой злобы, что невольно содрогнулся:
   "Откуда ж в тебе столько мерзости, девочка?!"- перед глазами на какой-то миг встала та ужасная картина на перекрестке: расстрелянная в упор маленькая девочка...
   Олег нажал на курок.
   Говорят, что смерть никого не украшает, но это был именно тот случай, когда смерть пришлась к лицу. Лицо девицы изменилось, стало мягче и естественнее. И Олег увидел, что она еще совсем молода. Не больше двадцати трех....
   - Узнал?- спросил Олег, поворачиваясь к Тихонову. Он продолжал стоять на коленях, ошалело глядя то на Саратова, то на труп своей мучительницы.
   - Вы, Дима?.. Откуда?
   Саратов усмехнулся.
   - Значит, не узнал, Но ничего, я напомню... Вспомни, генерал, февраль 91-го, операцию "Логово", диверсионный отряд из пяти человек, которых ты послал на верную гибель... Вспомнил?
   Судя по выражению разбитого лица, вспомнил.
   - Так вы... ты... вы... ты Саратов?- Похоже, что данное открытие несильно обрадовало Тихонова.
   - Он самый, генерал. Капитан Олег Саратов. Что, не похож? Так и ты, Виктор Андреевич, не больно-то на себя похож,- Саратов намекал на крашеные волосы и усы a-ля Руцкой, которые в последнее время носил Тихонов.
   - И что теперь, ты меня убьешь?- Виктор Андреевич оправился после первого шока и теперь старался выглядеть достойно. Поднялся с колен, Саратов не возражал.
   - A ты, как думаешь?
   - Решил, значит, отомстить. A за что, капитан? 3а то, что операция потерпела фиаско? 3a то, что погибли люди, которые знали, на что идут? 3а это, что ли?
   - Не надо ломать комедию, генерал!- Олег скривился, словно от зубной боли.- Возможно, всего этого не было бы, если бы ты не продал нас всех! Сколько ты поимел с этого? Миллион? Два? Молчишь? То-то же, Виктор Андреевич...
   - Мы можем договориться!
   - Ты хочешь предложить мне деньги, генерал? Сколько?
   Тихонов ожил, появилась реальная возможность откупиться от этого незваного гостя с того света.
   - Много. У меня много денег. Здесь, в доме... Эта сука хотела их прибрать к своим рукам.- Тихонов с опаской посмотрел на мертвую девицу, даже такая она наводила на него страх.- Я сейчас все тебе отдам... Все!
   - И не забудь вернуть к жизни Орлова, Скрипку, Муравьева, полковника Лебедева, девушку по имени Александра, которую убили твои головорезы, и многих других, которых ты приказывал убивать. Получится так, Виктор Андреевич?.. Я тоже думаю, что нет.
   - Только не надо, капитан, делать из меня монстра, злодея. Ведь ты и сам убивал раньше, убиваешь и сейчас. Глядя на то, как ты расправился с этими двумя, могу сказать, делаешь ты это регулярќно, капитан, и неплохо преуспел в этом ремесле...
   Олегу нечего было возразить. Он, действительно, недалеко ушел от генерала. По сути, он ничем не лучше Тихонова, такой же душегуб. Если разобраться, то он не в праве никого судить, поскольку у самого руки по локоть в крови. Стало противно. Противно смотреть на эти трупы, смотреть, как некогда всемогущий делец выторгует свою жизнь... Перед глазами, словно какое-то наваждение, стояло иссеченное осколками лобового стекла бледное лицо девочки в расстрелянном "Пежо" ... Противно было от самого себя.
   - Речь сейчас идет не обо мне, генерал...
   - Почему же ты не свел со мной счеты в Москве? Ведь у тебя была такая возможность, капитан. Почему спас Лизу от чеченцев? Решил проявить благородство?
   - Человечность,- поправил генерала Саратов.- Нехорошо, когда ребеќнок становится разменной монетой в играх взрослых. Но ты этого не понял, генерал, а жаль... Кстати, тебе привет от Даши Шведовой.
   При упоминании имени дочери настырного "важняка" из Генеральной прокуратуры, Виктор Андреевич невольно вздрогнул.
   - Это не я придумал... Это все твой друг Абрамов!
   - Мой друг Григорий Абрамов погиб в феврале 91-го, а что касается твоей шестерки Абрашки, то он получил по заслугам. Что ж ты, Виктор Андреевич, не пожалел своего верного соратника, а?
   Тихонов ничего не ответил. Олег увидел, как генерал бросил вороватый взгляд на часы. Боится, что вернутся жена с дочерью...
   - Не жди, Виктор Андреевич... не приедут они...- B голосе Саратова появились новые нотки. Олегу было жаль две загубленные жизни. Жаль и генерала, как любящего мужа и отца.
   Тихонов вздрогнул.
   - Что? Что ты сказал?
   - Нет их больше...
   - Как?- Генерал отказывался верить в слова, сказанные Саратовым. Он боялся в это поверить. - Что ты с ними сделал?
   - Я? Ничего. Это ты сам их убил.
   - Убил? Я?- Тихонов затравленно смотрел на Олега, словно еще наќдеялся на что-то.- Но я ... я ведь люблю их... Моих девочек...
   Только тут Саратов обратил внимание, что в комнате работает телевизор. Громкость была выключена, а на экране показывали кадры, снятые на перекрестке. Маленький городок был встревожен - случившееся было событием из ряда вон выходящее для законопослушных провинциальных жителей, привыкших к тихой и размеренной жизни. Поэтому неудивительно, что местные телекомпании посвятили случившемуся на перекрестке не один час эфирного времени. Городок пребывал в состоянии шока.
   Олег добавил звук. Тихонов повернул голову и уставился в телевизор. Он все еще отказывался верить в то, что говорил ему Саратов. Он словно утопающий, цепляющийся руками за воздух, цеплялся за свое неверие, но кадры на экране красноречиво говорили, что это правда. Оператор, несмотря на полицейский заслон, смог снять салон "Пежо". Сначала крупным планом показали мертвую женщину, затем объектив замер на ребенке...
   Тихонов узнал машину. Узнал жену. Узнал дочь. За какой-то неуловимый миг он превратился в старика, на избитое лицо легла серая тень. Генерал подошел к телевизору, опустился перед ним на колени. Дрожащими пальцами коснулся экрана, словно хотел прикоснуться к дочери...
   - Юля... Лизонька, доченька... Кто ж вас так?- Тихонов заплакал. Он напрочь забыл о присутствии Саратова. Он был уже там, рядом с женой и дочерью. - Милые мои, за что же вас так? Почему, Господи?
   Олегу стало муторно. Тихонов напоминал ему сейчас огромного хищного паука, запутавшегося в собственной паутине и ставшего добычей более сильного хищника. Виктор Андреевич все эти годы без жалости решал многие человеческие судьбы, нисколько не задумываясь о том, что приносит горе в другие семьи, он целенаправленно шел к своей цели, перешагивая через трупы, вдовьи и сиротские слезы. Но он оказался не способен справиться со своим горем... Сначала старшая дочь Катя отказалась от него, она даже не захотела с ним говорить. Теперь не стало жены и младшей дочери... Почва ушла из-под ног Тихонова. Уже не было решительного генерала КГБ, не было всемогущего олигарха, остался только обезумевший от горя муж и отец. Тихонов водил по экрану рукой и разговаривал с дочерью:
   - ... Прости меня, Лизонька, прости меня, девочка...- Казалось, он сошел с ума. Вдруг генерал вздрогнул, словно о чем-то вспомнил, и посмотрел на Саратова. Посмотрел так, словно хотел о чем-то попросить. Олег понял, чего ждет от него Тихонов.
   - Нет уж, живи... если сможешь, - Олег бросил на кровать пистолет и вышел из комнаты...
  
   ... Спустя несколько часов синее "Рено" остановилось на трассе, ведущей в Сан-Себастьян. До испанской границы оставалось не более двух километров. Из машины вышел молодой человек в светлом прогулочном костюме. Закурил. Это был Дмитрий Бояров. Человек без прошлого...
   Так решил он сам. Бывший советский офицер Олег Саратов и убийца высокого класса Цезарь навсегда остались на лужайке с бассейном и игрушками... Капитан Саратов вернул долг, а киллер Цезарь выполќнил свой последний заказ, и им не было места в жизни, Дмитрия Боярова.
   Он начинал новую жизнь, как и обещал. Обещал старику Бонатти, обеќщал Валери, обещал самому себе и ... маленькому человечку, который уже два месяца жил под сердцем у любимой женщины.
   Дмитрий докурил сигарету, глядя, как солнце медленно гаснет на гоќризонте. Вернулся в машину, повернул ключ в замке зажигания, и автомобиль рванул с места, унося его навстречу новой жизни.
  
  
   Москва.
  
   Сашка Агеев стоял и смотрел на могилу человека, в убийстве которого совсем недавно его обвиняли. Рядом стояла Татьяна Лебедева.
   Сегодня бы Вадиму исполнилось сорок лет, но судьба распорядилась иначе...
   Татьяна хорошо помнила, их первую встречу. Это было, когда она только заканчивала десятый класс. В школе был какой-то праздничный вечер и в большом актовом зале, где танцевала молодежь, играл школьный ансамбль. Под конец вечера солист и руководитель ансамбля Миша Любимов, Татьянин воздыхатель, пригласил на сцену молодого человека в военной форме и голубым беретом. Вся женская половина зала замерла. Парень представился Вадимом, взял в руки гитару и спел: "Расплескалась синева, расплескалась ...". Тогда уже не было в Советском Союзе человека, который бы не слышал это страшное слово - Афган. После вечера Миша познакомил Татьяну и ее подругуќ со своим гостем. Вадим оказался обаятельным и веселым человеком.
   В следующий раз они встретились только через несколько лет, когда Татьяна уже училась на третьем курсе института. Поженились они в августе 89-го. A потом были эти страшные служебные командировки в "горячие точки": Таджикистан 93-го... Чечня 94-го и 95-го... Вадим всегда возвращался, словно Танина любовь оберегала его от моджахедовских пуль. Когда Вадиму предложили работу в столичном Управлении ФСБ, Таня вздохнула спокойно - теперь Вадим всегда был рядом и, казалось, что с ним ничего уже не случится.ќ Но судьба распорядилась иначе...
   Теперь, когда первая боль утраты притупилась, когда Таня поняла, что несмотря ни на что, необходимо жить дальше, она жалела, что они так и не успели завестись ребенком. Тогда казалось, что все еще впереди, что самые лучшие годы только начинаются, но... Но судьба распорядилась иначе.
   А Сашка стоял, курил и думал о Серегиной. Конечно, Агеев не мог знать, что все могло бы быть по-другому. Если бы Санька, после того, как он ударился в бега, "по секрету" не поделилась бы со своей лучшей подругой, а та, в свою очередь, не рассказала все, конечно, тоже "по секрету" своему приятелю, с которым круто "зависала" в одном модном ночном клубе. Да только приятель этот, по роковой случайносќти, формально числившийся охранником в престижном охранном агентстве "Сакура", на самом деле работал на Григория Алексеевича Абрамова... Теперь по ночам ему не снилось горное ущелье, Мишка с оторванными конечностями, хрипло просящий помощи, теперь ему снилась ванная комната, Серегина в красной от крови воде, и корявые буквы на зеркале: "Шлюха". И этот сон был гораздо страшнее...
   Татьяна взглянула на Сашку. 3a те дни, что провели в вынужденном изгнании, они сдружились. Татьяна много узнала о нем, о его непростой судьбе. А главное, она знала, что тогда, в подъезде, в тот роковой вечер, Агеев пытался спасти Вадима, и была ему глубоко признательна за это. Агеев ответил ей взглядом, и они, не говоря ни слова, вышли на центральную аллею кладбища.
   B Москве начиналась весна. Настоящая. С веселым щебетанием пернатых, с ласковым, почти, что уже апрельским солнышком, со свежим прохладным ветерком...
   Уже в машине, закурив очередную сигарету, Агеев произнес, глядя на женщину:
   - Знаешь, Таня, я, наверное, вернусь в армию. В Чечню, по контракту. - C Агеева две недели назад были сняты все обвинения, и он теперь привыкал жить как раньше, без страха. - Там все-таки проще. А ты, что собираешься делать?
   Татьяна посмотрела на Сашку. Ее губы тронула печальная улыбка:
   - Жить, Саша, просто жить...
  
  
   Несмотря на то, что было уже около десяти часов вечера, в кабинете руководителя следственной группы Управления по расследоќванию особо важных дел Генеральной Прокуратуры Российской Федерации Андрея Александровича Шведова горел свет. Сам Андрей Александрович сидел за рабочим столом перед компьютером...
   Уголовное дело Љ1б98З/201002 вобрало в себя уже не один десяток объемистых томов. Следственная группа, которой руководил Шведов, насчитывала уже более тридцати человек, которые работали по пятнадцать-семнадцать часов в сутки. Но всего этого было мало, чтобы говорить о действительно серьезных результатах...
   Андрей сдержал слово, данное Альберту Дроздову, и при всяческом соќдействии подконтрольных ему СМИ раскрутил компромат на Тихонова из архиќва британского тележурналиста. Выдались жаркие деньки, но Шведов и его команда с честью выстояли обрушившийся на них натиск. Теперь уже никто не сомневался, что Виктор Тихонов был военным преступником, продававшим чеченским террористам оружие, но никто не хотел видеть другую сторону медали: люди, с которыми вершил свои темные "делишки" бывший генерал КГБ по-прежнему оставались на своих местах, при своих должностях. Всех устраивал образ Тихонова, как злодея-одиночки, хотя все понимали, что такое не-возможно. Но почему бы не списать все грехи на одного мертвеца, с него-то уже не убудет? Многие надеялись на то, что Тихонов действительно погиб. Правда, полетели головы у некоторых чиновников из Министерства Обороны - их в срочном порядке отправили на заслуженный отдых, но все это было не более чем "пыль в глаза"...
   Шведов и его коллеги постоянно ощущали давление сверху: "...того не трогайте!.. Этого тоже!.. А вот этого можете и припугнуть!..". Андрей не умел так работать, а главное, не хотел. Поэтому вскоре начались проблеќмы с руководством, которое было бы уже и не прочь поменять несговорчивого "важняка", но, странное дело, за ним, за Шведовым, чувствовалась реальќная поддержка некоторых представителей СМИ. А громкий скандал, который, в случае чего, могли спровоцировать журналисты, ясное дело, никого не устраивал...
   Около месяца назад Шведов, не без помощи Дроздова, по неофициальќным каналам вышел на Швейцарскую прокуратуру, с отдельными сотрудниками которой установил контакт. В частности, он поделился информацией, хранящейся на диске, полученном от американского гражданина Дмитрия Бояќрова, которая заинтересовала швейцарцев, поскольку группа "Альянс" предпочитала проводить все свои финансовые операции через швейцарские банки. Взамен Андрей получил часть досье, в котором были тщательно документироваќны некоторые подробности о каналах по отмыванию денег российскими кримиќнальными структурами, номера счетов в швейцарских банках крупных российских чиновников и прочее. Надо сказать, что это была только небольшая часть досье.
   На завтра было назначено совещание у Генерального. Андрей готовил доклад, в котором собирался обнародовать некоторые факты из "швейцарского" досье. Этим самым он хотел, как бы прощупать почву, посмотреть на реакцию руководства, прежде чем делать еще какие-то более серьезные шаги.
   B дверь постучали. Андрей оторвался от монитора, взглянул на часы - кто бы это мог быть?
   - Войдите.
   В кабинет вошел полковник Громов. Уж кого Андрей не ожидал увидеть в своем кабинете, так это полковника. Громов подошел к столу и, не дожидаясь, пока предложат сесть, опустился на стул.
   - Привет. Все работаешь?- Голос у полковника был с хрипотцой, говорил он тихо.
   - А что делать, Владислав Николаевич?- Шведов выключил монитор - нет, не то, чтобы он не доверял Громову, просто это уже вошло в привычку. - А ты, когда собираешься вернуться в наши ряды?
   - Врачи сказали, что минимум через две недели. Хотя я б такой, чтобы уже сейчас...
   - Не торопись, - успокоил его Шведов. - Работы хватит всем.
   - Это точно, - согласился Громов. - На наш век дерьма хватит.
   Громов полез под стол и принялся из пакета, который все это время держал в руках, извлекать продукты. В последнюю очередь на стол стала бутылка с темно-красным содержимым.
   - Стаканчики организуйте, Андрей Александрович,- попросил Влад, занимаясь сервировкой стола.
   Шведов с нескрываемой усмешкой смотрел на все эти нехитрые манипуляции, проводимые полковником. Достал из сейфа два стакана, протер их и поставил рядом с бутылкой.
   - А как же врачи, Влад?
   - А что врачи?- беззаботно переспросил Громов. - Эти коновалы, дай им волю, из меня мумию сделают,- пожаловался он.- Ни пить, ни курить... Ну, курить-то понятно! Мои легкие столько дыма хапнули, что не скоро я все это еще выхаркаю. Но пить!?- полковник был искренне возмущен. - Ты знаешь, Андрей, что они еще придумали?! Сказали, что у меня повышенное давление и мне желательно воздержаться от употребления кофе и алкоголя! Где ты видел сыщика, который не пил бы кофе и водку?! А ты говоришь, врачи! К тому же, это,- Влад взял в руки бутылку, повертел ее на свету,- наќтур продукт! Настойка из таежных ягод! Сазонов привез, а его Егор-егерь просил передать. Помнит меня малый!- не без гордости заявил полковник и вернул бутылку на стол.
   - Ну, еще бы!- засмеялся Андрей. - Ты ж ему избушку к чертовой матери разнес! Шучу!- поспешил добавить "важняк".
   - Разливай, шутник,- ворчливо велел Громов.
   Выпили. Закусили. Заговорили о жизни. Влад спросил Шведова о семье, на что Андрей махнул рукой и рассказал, что через неделю, после того, как вернулась Даша, Светлана сказала бывшему супругу: "Ты, Шведов, неисправим!" и ушла от него, забрав дочь. Но разве он, Шведов, следователь Генќпрокуратуры, виноват, что у него такая работа?! У Даши сейчас были каникулы, и она с матерью поехала в Чехию...
   Снова разлили. Выпили.
   Дверь без стука открылась, и в кабинет вошел капитан Айсберг. Выглядел он слегка взволнованным.
   - Сидите?
   Сыщики переглянулись и в один голос ответили:
   - Сидим. А что?
   - И ничего не знаете?
   - Ничего. А что случилось, Михаил Самуилович?
   - Э-эх! Да по всем каналам показывают!..- От досады на нерадивых коллег капитану даже трудно было говорить. - Включайте телевизор, Андрей Александрович, сейчас новости будут.- Айсберг сел напротив полковника.
   Шведов включил телевизор. До выпуска новостей успели выпить еще по одной. Капитан, несмотря на уговоры и даже угрозы старших, так и не сознался в том, что же все-таки слуќчилось.
   - Мы начинаем выпуск с сообщения из Франции. Сегодня днем в городе Лабуэр было совершено дерзкое убийство. На перекрестке центральных улиц города, на глазах сотни горожан, двумя молодыми людьми на мотоцикле был расстрелян автомобиль "Пежо - 206". B автомобиле находились молодая женќщина и семилетняя девочка, которые от полученных ранений скончались на месте. - На протяжении всего комментария на экране появлялись кадры, облетевшие уже пол-Европы: расстрелянный автомобиль серебристого цвета с двумя трупами в салоне. - Несколько позже, - продолжал ведущий новостей, - в полицейский участок поступило сообщение о тройном убийќстве. Выехавшие на место преступления полицейские обнаружили трупы, два, из которых принадлежали киллерам, ранее расстрелявшим автомобиль, а третий - хозяину дома, польскому бизнесмену Вильневскому, поселившемуся в Лабуэре несколько месяцев назад. Но, по словам полицейского чиновника, пожелавшего остатьќся неизвестным, под именем Вильневского, скорее всего, скрывался российский олигарх Виктор Тихонов. Напомню, что владельца крупной промышленной группы "Альянс" Виктора Тихонова считали погибшим, после того, как...
   - Ну что вы скажите на это?- спросил капитан Айсберг у старших коллег. Вид у него был такой, словно это он нашел Тихонова, а не неизвестные киллеры.
   Шведов почесал затылок и глубокомысленно изрек:
   - М-мда, де-е-ла-а...
   Андрей подумал, что французские полицейские правы: в этот истории очень много странного и непонятного, а еще он подумал о том, что все это вряд ли обошлось без старого знакомого... Погруженный в свои раздумья, он не заметил, как произнес вслух:
   - Значит, все-таки достал...
   Оперативки переглянулись и уставились на "важняка", ожидая пояснения к столь странной фразе.
   - Ты это о чем, Андрей Александрович?- осторожно полюбопытствовал Громов.
   Андрей улыбнулся своим мыслям и ответил:
   - Когда-нибудь я вам все расскажу... А пока разливай, а то чувствую, что сейчас будет жарко.- И предчувствие его не обмануло.
   На столе зазвонил телефон. Это звонил первый заместитель Генерального Прокурора Соломатин. И это было только начало...
  
   С.-Петербург.
  
   Сергей Доронин проснулся этим утром с каким-то особенным чувством. Он давно уже не просыпался с таким хорошим настроением. Так давно, что уже и не помнил когда. Кажется, это было в другой жизни... Еще до больницы, до выстрела в темном подъезде, до возвращения в Питер, до сказанного ею: "Ненавижу!"... Да, это было давно. Еще в Лондоне, когда он просыпался и знал, что увидит ее...
   Не было и дня, чтобы Доронин не думал о Кате. Вернее, он только и делал, что думал о ней. Он изматывал себя мыслями о ней. Где она? Что с ней? Эти вопросы не давали ему покоя. Иногда ему даже казалось, что он медленно сходит с ума...
   Сергей находился дома уже более месяца. Врачи сказали, что он "родился в рубашке" - ранение было более чем серьезное и если бы не те двое, что доставили его в больницу, Доронин, как пить дать, получил бы прописќку на одном из питерских кладбищ. Для него не было загадкой, кому он обяќзан жизнью - там, в подъезде, были люди Дроздова. Что ж, наќдо отдать должное бизнесмену за предусмотрительность! Серќгей также знал и то, что Дроздов приезжал к нему в больницу, когда он лежал без сознания.
   Доронин проснулся этим утром с каким-то особенным чувством...
   Неужели, что-то еще может измениться в его жизни? Вряд ли. Но непонятное волнение, с каким он встретил сегодняшнее утро, не проходило, даже наќоборот: с каждым часом, усиливалось. Сергей выпил кофе, сел за печатную машинку, но работа не шла на ум - чистый лист, заправленный в машинку в первый день выписки, так и остался чистым. Встал, прошелся по комнате.
   Вышел на балкон.
   B воздухе явственно ощущалось свежее дыхание весны. Деревья во дворе принарядились - это Доронин увидел только сейчас, хотя каждый день совершал длительные пешие прогулки, и выглядели как-то особенно. Торжественно, что ли. Небо над Питером было нежно-голубым, и Сергей не удержался от того, чтобы не задрать голову и на несколько минут не раствориться в этой синеве. Увидел блеснувший на солнце крылом лайнер. Или это ему только показалось? Волнение усилилось. Чтобы хоть немного успокоиться, Доронин решил закурить. Затяжки делал неглубокие - не очень-то покуришь с простреленным легким. Врачи в этом вопросе были категоричны.
   Когда зазвонил телефон, Сергей почувствовал, что сердце готово выскочить из груди. Ему казалось, что он знает, кто звонит. Он понимал, что нужно подойти и снять трубку, но боялся. Вдруг он ошибается, вдруг предчувствие его обманывает, и это звонит кто-то другой.
   Наконец-то он решился и снял трубку.
   - Слушаю, - его голос дрожал.
   B трубке царила напряженная тишина, но ему казалось, что он слышит ее неровное дыхание. Это была она! Сергей не выдержал:
   - Катюша, это ты?.. Я знаю, что это ты! Я люблю тебя, Катя! - Но в трубке по-прежнему молчание...
   - Катюша, я не могу без тебя! Я люблю тебя! Я приеду к тебе! Слышишь?- Сергей боялся так ничего и не услышать в ответ. Ведь это была она! Он чувствовал!
   Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он услышал голос, принадлежащий женщине, которая каждую ночь приходила к нему в снах:
   - Не надо, Сережа... Я уже в Питере...
   Сергей Доронин проснулся этим утром с каким-то особенным чувством...
  
  
   Где-то в Средиземном море.
  
   Великолепная белоснежная яхта "Виктория", рассекая корпусом набегавшие волны, неслась, подобно быстрокрылой чайке, в открытом море. Ее владелец, высокий, чуть полноватый мужчина с густой седой шевелюрой стоял на корме и смотрел вдаль, туда, где море сливалось в одну линию с небом. По его лицу трудно было определить, о чем он думает сейчас.
   А думал Максуд о делах. Он уже знал, что человек, решивший его обмануть, мертв. Возмездие Максуда настигло его. Но Грек также знал и то, что операция по устранению Тихонова прошла, не так уж гладко, хотя сама цель была достигнута. Многое было непонятно: киллеры, которые получили задание убить Тихонова, сами были убиты, но о них Грек думал меньше всего - их итак бы пришлось "пустить в расход". Это, во-первых.
   Тихонов тоже мертв. Но, по словам одного высокопоставленного чиновника из департамента полиции, олигарх сам выстрелил себе в сердце. Это, во-вторых.
   И в третьих. По словам все того же чиновника, во время развязки этой кровавой драмы в доме присутствовал кто-то еще. Нашлись свидетели, которые утверждали, что видели, как из дома выходил какой-то молодой человек... Вот этот человек, и не давал Максуду покоя.
   Bo Франции уже шныряют его ищейки, пытаясь хоть что-то узнать об этом таинственном молодом человеке. Многое было непонятно... A Максуд не любил, когда ему было хоть что-то непонятно.
   Белоснежная яхта неслась в открытом море, а на корме стоял человек, который знал, что рано или поздно он узнает то, что должен знать...
  
  
  
   Конец.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"