А про время - забыли. Здесь время - одни дожди.
Прохудились вдруг небеса.
Как у неба - погоды, ты жди да жди,
Это - серая полоса.
Нет ни радости в этом, и нет тоски:
хорошо. Ты пришёл домой.
Словно пленник узенькой полосы,
Где столкнулись земля с водой.
Среднерусской возвышенностью храним
Европейской равнины сын,
Ты сидишь один, и с тобой одним
Лишь слова от родных осин.
Как приятно их невпопад молчать,
Дождевой разбирая стук,
Развлекаясь, в такт ему отвечать,
Словно знаешь морзянку вдруг.
Вдруг ещё чего прилетит с небес
Этих стылых сейчас - к тебе...
Ведь доступна вышка от МТС,
А волне - безразлично, где...
*
Когда глажу бельё
Или мою посуду -
То вокруг тишина,
Сопричастная чуду.
Словно власть дана мне
Что-то в мире наладить:
Отмочить, оттереть,
Перемыть, перегладить.
Словно сам чуть светлей
Становлюсь я, как будто
Отмываю грехи,
Пока мою посуду.
От работы такой
одно только спасенье,
от трудов отдохнём
в светлый день воскресенья.
*
Какая осень в Китеж-городке,
Стоит такой на Волге на реке,
Там, где к воде спускаются осины.
Там так красиво, всюду листопад,
Идешь по скверу, рад или не рад,
Все невпопад, любое слово мимо.
Там лист резной касается воды,
Среди деревьев словно из слюды
Кусочек неба. Словно в рай оконце.
А под ногами золотом листва,
Шуршит тебе: "Шагай себе, ать-два!",
Её ковёр чуть-чуть подкрасит солнце.
Ах, этот город. Стройные ряды
его аллей. Ходи себе туды,
ходи сюды. Хоть прямо, хоть направо.
Там Божья церковь, там - торговый центр,
плакатик - рекламирует концерт:
приехала и в этот край державы
с гастролями ещё одна звезда.
Но нам не к ней. Мы спустимся туда
где веет воздух волжскою прохладой,
где катит волны вечная река,
там, где рыбак не видит рыбака,
заворожённый странною усладой.
Ему река свои приносит сны.
Какая осень! Будем до весны
мы вспоминать тот златоглавый терем.
Чтобы весной, одумавшись, сказать:
"Привет, весна! Ну, сколько можно спать!
Ведь скоро осень. После - год потерян".
*
Выходишь во двор ухватить чуть-чуть зимнего солнца,
Два раза в неделю случайно доступная радость,
И время замедлится, время как будто запнётся,
И тронется снова, с собой захватив, что осталось.
Все эти снега, что подобны пуховой перине,
на плечи наброшенной вдруг, неожиданно тёплой,
И эти дома - что сегодня едва приоткрыли
В бумажных снежинках на солнце горящие окна,
И розы, да, розы, что вновь расцветают на щёках,
И воздух колючий, как водка, что пьют на морозе,
И вечную рифму, и эти узоры на стёклах,
И этих мальчишек - здесь я абсолютно серьёзен.
И глазом слепым смотрит сверху белёсое солнце,
Желток сквозь белок еле виден - такое бывает,
И серое небо как будто очищенный стронций
И редкая птица ворона вдали пролетает...
*
Такая европейская зима,
её прожить и не сойти с ума
не очень сложно. Это в минус тридцать,
когда метель, сугробы, снегопад,
и лёд такой, что и зиме не рад,
и мысль одна - в пути не заблудиться.
А это? Ну какая там зима?
Идёшь себе, глядишь по сторонам,
в легчайшей куртке, свитере оленьем.
Свежо и влажно, листья на траве,
легко дышать, и разное в уме,
и красота повсюду, без сомненья.
Когда тепло и солнечно вокруг,
то сам собою, кажется, мой друг,
выхватываешь разное в округе:
и красоту пожухлую травы,
ледок на лужах разной глубины,
и воробьёв, взлетающих в испуге.
Быть может, для того нам и дана
такая непривычная зима,
как шанс забраться в шкуру европейца?
Где променад, глинтвейн по вечерам,
не надо жаться по своим углам,
домой в тепло в ночи не торопиться.
А этот навык видеть красоту,
всегда с тобою. В эту или в ту
ты местность попадешь ненароком.
И где пустырь - увидишь сад камней,
и нету того сада зеленей,
и этот навык - будет впору многим.
*
...и невозможно дважды войти в фэйсбук:
лента змеиной кожей течёт, течёт...
Слышишь, мелькнув, угаснул какой-то звук?
Лайкам-сердечкам потерян давно и счет.
И мельтешенье всяческих книго-лиц:
это деревня, это и сериал.
Шорох незримых слышу твоих страниц,
наш техногенный, слишком земной астрал.
Где, как не здесь, ты покажешь свой львиный нрав?
Где, как не здесь, ты побудешь самим собой?
Слышишь, в фэйсбуке кто-то опять не прав?
Снова за правду грянет незримый бой.
И не представить даже, как можно жить
без незнакомых этих, родных людей.
И на экране пальцем не прокрутить
калейдоскоп из судеб, событий, дней.
*
Октябрь месяц - символ пустоты,
Он весь такой, он весь - из-за предела,
Как будто мокрый, рыжий, поределый,
Навстречу вырван куст из темноты.
И вот светло - смотрю на те кусты,
На их цвета - какие краски! - смело...
Но что цвело, увы - почти сгорело,
И вижу, ветки многие - пусты.
И сквозь прожилки голые ветвей
Я вижу небо серое над нами,
Спокойный цвет, свинцовый - без затей.
Быть может, для того, чтоб понимали,
Что не бояться - проще и верней,
Оно легло у нас над головами.
*
Кате
Разговаривать с ней - это чистую воду пить,
Разговаривать с ней - это просто глядеть в глаза,
И гулять вдвоём, и молчать, и, конечно, жить -
Так любви началась долгожданная полоса.
Я живу сейчас, словно чистое небо пью:
Разговаривать с ней - это миг угадывать, птиц кормить...
От её небывалого: "Я люблю!", -
Мир становится тем, чем, казалось, не мог и быть.
*
Был зимний день в районе Трастевере,
Типично римском городском районе,
Окраинном, безлюдном, запустелом
На средиземном шумном ярком фоне.
Да что сказать - типичное Затибрье,
Заволжье ли, Заожье - маловажно,
Здесь царство снов - где, если что и стибрят -
Мгновеньем позже кажется неважным.
Где всё сидят извечные старушки
На лавочках, соседей обсуждая,
Да кормят кошек - это не игрушки,
Число грехов людских преуменьшая...
Мы были там. Сидели, наблюдали,
Как кошка рвёт сиденье мотоцикла,
Мы пили кофе, ни о чём болтали:
Здесь мотоциклы ко всему привыкли.
Прошёл официант, седой, вальяжный,
Ругалось рядом римское семейство...
И ничего в том не было нам важным,
Мы молча наблюдали это действо.
И было хорошо, светло, лениво,
И этим всем вполне необычайно.
Зелёный Тибр нёс воды терпеливо,
Корабль-остров на волнах качая.
Тянулось время - еле-еле слышно,
И день казался медленным и ясным,
Когда официант из кухни вышел
Порадовать нас чем-нибудь прекрасным.
И так нам было хорошо и просто,
Что вспомнил я, ничем не омрачаясь,
Наш старый двор, огромный летний остров,
Где наши детства в лете растворялись,
Там важно кошки выгибали спины,
Там бабушки сидели под сиренью,
И воздух был под вечер чуть-чуть стылый,
Наполнен светом, теплотой и ленью.
Там было всё: костры, велосипеды,
За кем-то слежка. "К парку и обратно!"
Через кусты. Ещё кружок проедем.
А скоро ночь. И дома ждут, понятно.
На гаражах - гремят чужие крыши! -
Играли в "сифу". Как-то не попались...
И ветеран-сосед во двор к нам вышел,
И мы ушли. А те дворы остались...
И вот сидим мы в этом самом Риме,
Простой водой лазанью запиваем,
И чувство то, что здесь однажды были,
И этот мир до боли узнаваем.
Как будто двор наш рядом, по соседству,
Как будто просто сразу не узнали,
Как будто вновь мы возвратились в детство,
Свернув тропинкой вон за тем сараем.
*
Сад земных наслаждений -
ни забот, ни тревог,
никаких сожалений:
только вечер и Бог.
Ходит здесь, без сомненья,
в пожелтевшей листве,
и даёт просветленье
на мгновение мне.
Принимай же скорее
в это время цветов,
мысль простую, что время
наступает плодов.
Первых листьев, что рано
отлетают с ветвей
тех деревьев, что равны
древу жизни твоей.
Ни о чем не жалея,
не посмотришь назад,
так срывай же скорее
золотой виноград!
Пей губами смелее
Его гибельный сок,
Наблюдай, не жалея,
Новой жизни росток.
Вдаль иди по дорожке
под шуршанье листвы.
Помолчи хоть немножко:
видишь, речка, мостки?
А за речкою тоже
сад, бескрайний на вид.
В глубине его, может,
пара яблонь стоит.
*
Мягкое зимнее солнце,
скатываясь к земле,
неким руинам древним
лишь добавляет тайны.
Жирные римские голуби
нежатся на окне,
машут крылами,
в пару к открытым ставням.
Мир, где шатры из пиний
дарят приют в тени
разным прохожим,
шедшим по всем дорогам,
в городе юном этом
чувствуешь - ты один,
но никогда судьбу
не будешь просить о многом.
В жизни всё очень просто:
жизнь хороша, пока
Хлеба довольно нам
в ломтиках помидоров.
Чистой воды довольно:
маленького глотка,
что с акведуком древним
нам подарили горы.
И теперь, поверишь,
как прежде вода бежит,
древним руслом, волнуясь,
как будто боясь остаться,
чтобы на этом солнце
солнечный миг прожить,
сотнею римских фонтанчиков
расплескаться...
Солнце и правда здесь очень мягкое,
потому,
согревает нас, как горящий огонь в печурке.
Словно гладит ласково, глубину
придаёт стенам, трещинам, штукатурке,
этим кошкам в развалинах,
что лежат,
так, как будто хранят неземную тайну,
на туристов бросить боятся взгляд,
будто - Раз! - и выдадут всё случайно.
Даже лица здесь... Обожжённые,
нет смуглей,
будто год покрывались густым загаром.
Эти кудри чёрные -
все в смоле! -
расцвели художества здесь недаром.
И любой ребёнок случайный здесь
ангелочком ходит от Рафаэля.
Да и сам он, вроде бы, где-то есть,
проезжал вот совсем недавно,
на той неделе.
Этот Рим, однако,
так прост на вид,
твою душу он ловит совсем не сразу.
В переулочках тайны свои хранит,
полутёмных, сырых,
недоступных чужому глазу...
Где-то там, в середине,
в сердцевине путей Земли -
на булыжнике ли,
на каком-то обломке античном -
на беспечных прохожих случайных
на миг взгляни,
и пойми, что теперь
будет всё в твоей жизни отлично.
Погляди вокруг,
в черноту ночей погляди,
на фальшивыми сумками
в ней торгующих
сенегальцев,
Вот толпа идёт -
погляди!- в ней идут одни
бесконечных римских
ночей скитальцы.
Пантеон стоит,
с Пантеоном стоит толпа -
что ему толпа,
если вечность проходит мимо?
Убежишь в метро.
но и там захлестнёт она,
в перекрестье путей
заиграет вдруг "Хава нагила"...
То ли римский еврей, а то...
то ли просто безденежный итальянец.
Со своею скрипочкой к нам в метро -
как с небес слетевший во тьму засланец.
Он играет так, что идти назад
так ли, вдруг подумаешь, необходимо?
Видно, в музыке той
есть какой-то особый лад,
бесконечная тайна попавшего в вечность Рима.
Опускается ночь.
И лучей от луны пучок
вырывает из тьмы
некий портик, кусок колонны...
Ты идёшь домой,
и в тебе тот поёт смычок.
Ты идёшь домой,
в бесконечную жизнь влюбленный.
Самолёт летит,
с ним ты завтра летишь назад.
Рим идёт с тобой,
он не просит тебя остаться.
Потому жив в тебе
этой самый особый лад,
и пока он жив -
не приходится расставаться.
*
Человек дымит в окно
за окошком - звёзды.
За окошком так темно
в воздухе морозном.
Сам колючий и худой
с впалыми глазами,
он стоит, молчит в окно
острыми словами.
Ребра выперли его,
ничего не греет,
человек глядит в окно
возле батареи.
Подоконник весь промёрз
тонкая преграда -
человеку на мороз
скоро будет надо.
То ли воин, то ли зек -
нынче не понятно -
словно ждёт какой ответ
из окна обратно.
Но ответа нет и нет
на его вопросы.
И на коже на просвет
проступают звёзды
*
Старый щербатый колокол бьётся вдали "Дин-бом".
Звук проникает в каждый окрестный дом.
Едет телега, слышно вблизи "Скрип-скрип",
Низкое солнце прямо над ней висит.
Низкое солнце. Кто-то, открыв глаза,
Взгляд не отводит, глядя на небеса.
Взгляд не отводит, глаз - как сплошной белок,
На голове пустынно - только последний клок.
Рот искажен молчаньем, слышен беззвучный крик.
Птица летела рядом, сбилась с пути на миг.
И не свернуть с дороги, только вперед, вперёд,
Едет телега мёртвая, близится поворот.
*
Если встанешь с утра, и дойдёшь до родного пригорка,
И посмотришь туда, там, где берег незнаемый Волги,
Там, где бор и другой, а за ним третий тянется бор,
Там, за Волгой земля не твоя - никаких компромиссов,
Там, за Волгой - чужая страна, чудь, мордва, черемисы,
И, куда не гляди: перелески, поля, поля.
Там народец лихой, якобы - православный.
Почитает источники, рощи, пригорки, камни,
И бережёт тропиночки, те, что ведут сюда.
В мир - где совсем глухомань, где бобриные всюду норы,
На берегах суглинистых мелкой реки - Обноры
Где ни души в окрестностях - там, где теперь пустырь
Словно монах виднеется. Крест на плечах? Коромысло?
Узкой тропой спускается, весь погружённый в мысли,
Как бы доставить воду в маленький монастырь.
Этот сюжет обычный. Эти типичны виды
На опустевших землях Северной Фиваиды
Были привычны глазу лет ещё сто назад.
Там теперь всё заброшено, там совершенно пусто.
Эти картины старые - это нам врёт искусство.
Это - провалы в памяти, это - прощальный взгляд...
Ни в монастырь, ни в рощицы - нам уже не вернуться,
Воду в глаза плеснуть, и оттого проснуться,
И засмотреться на воду, белые облака.
вниз проплывают Волгою, в южные сказки, страны,
Как корабли под парусом, шествуют величаво.
В след посмотреть им пристально, тихо сказать: "Пока".
*
Дочке
Это Варька Сергеевна с серым лохматым котом,
Это Варька Сергеевна, что-то рисует в альбом,
А в альбоме её - только девочки, страшно круты,
Им на плечи садятся лохматые супер-коты.
Поглядись же, как в зеркало, как я гляжу на тебя,
В отражении твоем я увижу частичку себя,
А ещё я увижу такую, каким мне не стать,
Как умеешь смеяться, любить, рисовать, танцевать.
А на плечи твои опадает плетение кос,
Опадает волна твоих плавных и мягких волос,
Не мешает - на роликах ездить тебе, на коньках,
Трюковой самокат лихо пляшет в умелых руках.
Так взрослей же, расти, а мы будем любить и беречь.
Увлекайся, учись, изучай иностранную речь.
Пусть поменьше тебе предстоит всяких жизненных драм,
Разве только чуть-чуть, в стиле лучших корейских дорам.
Поздравляю с ДР, пожелаю, что сам же ценю,
Увлечений, друзей и всегда возвращаться в семью.
Ты подросток уже, и не взрослая и не дитя,
Будь же счастлива тем, тем и этим улыбкой светя.
*
Петропавловский храм
Ах, студеная водица
в белых облаках...
"Церковь - словно голубица", -
на его руках.
Он заехал ненамного,
службу отслужил.
Для фабричных после строго
что-то говорил.
"Будет пусть легка дорога,
путь его далёк", -
вспоминал ту службу Богу
северо-восток.
Отслужил своё, уехал.
Долго в тех краях
обсуждали за обедом
заповедный страх,
взгляд орлиный, облик львиный -
полон старец сил!
Не запомнили - обидно,
что он говорил.
Как трудиться, как молиться...
Долго лишь слова:
"Церковь - словно голубица", -
помнила вода.
Но вода, как всем известно,
проплывёт - и нет.
Опустело это место,
фабрики той нет.
Но стоит - святое место -
Всем на божий страх
Эта церковь-голубица
на шести прудах.