В 'Южморгео' мы явились практически в конце рабочего дня. Пообщаться с руководством, к нашему великому сожалению, не пришлось. Вернее сказать, начальство задолго до нашего появления разбежалось по каким-то не терпящим отлагательства делам. Но, надо отдать должное руководству, оно и о нашем возможном прибытии не позабыло. Представились мы на входе, как положено, и получили от геологических деятелей среднего звена направления в общежитие.
За указаниями на предмет нашей дальнейшей жизни в течение ближайших четырех месяцев нам было предложено явиться завтра поутру. Ночь предстояло провести в общежитии для молодых и не очень молодых, но одиноких специалистов. В общем, перспектива нарисовалась довольно четкая - завтра к начальству за ценными указаниями и экскурсия галопом по Южно-Сахалинску.
А уже послезавтра нам предстояло добраться из Южно-Сахалинска в порт Корсаков и, взойдя на борт научно-исследовательского судна 'Искатель', приступить к обязанностям техников-навигаторов. Нагулялись мы по Южно=Сахалинску в поисках головной конторы, а затем и общежития ножками весьма изрядно. А посему наскоро поев в попутной к общ ежитию столовке, заняли предоставленные нам апартаменты изавалились спать под занудное гудение опорно-двигательного аппарата.
Чрезмерно пристального внимания начальства утром нам удалось избежать, а посему уже к девяти утра мы были предоставлены сами себе и решили двинуть в город в поисках новых впечатлений. Все, что успели мы в столице Сахалина следующим днём, так это посетить Областной краеведческий музей в здании с гнутой, как у пагоды крышей, японской постройки. Здание было в свое время музеем губернаторства Карафуто и построено в стиле нихон-суми.
Вроде, как в поздний период японского владычества на Южном Сахалине, в здании этом квартировал губернатор префектуры Карафуто Оцу Тосио. Позже наш боцман Володя Ейнте, коренной сахалинец, опроверг эту версию. Губернатор в этом здании не имел счастья проживать, видимо были здесь и более привлекательные для японского губернатора апартаменты.
До августа сорок пятого года Сахалин южнее пятидесятой параллели северной широты входил в состав Императорской Японии. Помимо прочего нам удалось реально руками пощупать трофейные артиллерийские орудия, отнятые у японцев в качестве трофеев при освобождении Сахалина и ныне выставленные во дворе краеведческого музея. Серьезные, скажу я вам, железяки, эти артиллерийские орудия.
Оказывается, по легенде изогнутые крыши китайских и японских строений строились вовсе не с кондачка, а с вполне конкретной целью. Такая система стропил называется доу-гун. Сия изогнутость крыш зданий была в древности по японской версии весьма эффективна в целях защиты зданий от нападения драконов.
Дракон в процессе посадки на такую крышу здания соскальзывал на изогнутых поверхностях и сваливался на землю перед фасадом здания. На земле дракона успешно расправлялись японские драконоборцы, вроде, спустившегося с небес божественного героя Сусаноо-но микото. Способ уничтожения драконов был весьма своеобразным.
У объекта нападения устанавливали огромный жбан, полный восьмикратно перегнанного, крепчайшего национального японского напитка сакэ. После того, как дракон, соскользнувший с изогнутой крыши, брякался до уровня земли, он по сценарию упивался до положения риз, специально подготовленным для него саке. А храбрые самураи подступали к беззащитной рептилии и разделывали пьяненького в стельку Дорагона на составные части. Вот так всё запросто!
Помимо плюсов в тактических вопросах драконоборчества изогнутая форма крыши сказывалась положительно на сейсмической устойчивости зданий и способствовала правильной организации циркуляции энергетических потоков. Насчет правильной циркуляции энергетических потоков это я гипотетически. Умничаю. На самом-то деле не понятно в ком эти потоки циркулируют правильнее под воздействием изогнутой крыши - в драконах ли, зданиях или людях.
Испытать на себе чудодейственное воздействие энергетических потоков мы, увы, не сподобились. Поскольку общага 'Южморгео', в которую нас поселили на одну ночь перед отбытием на пароход, не была к великому нашему сожалению оборудована изогнутой противодраконьей крышей.
Попробовали мы и местной сахалинской водки, вприкуску, с маринованными морскими гребешками под оригинальным местным маринадом. В магазинчике мы заприметили маленькие баночки с металлической крышкой, на которой было написано, что это морской гребешок в маринаде.
Я как 'старый' дальневосточник, распушив хвост во всю возможную ширь, на манер павлина, начал описывать Борисычу, какое замечательное блюдо этот самый морской гребешок. К гребешкам я приплюсовал историю с кошмарно полезными для здоровья трепангами, а потом подсластил рассказами о кукумарии, рыбе угольной, камчатских крабах, морской капусте и жареной дальневосточной корюшке-огуречнике. М-м-м-м! Вкуснятина!
В итоге Борисыч внял-таки старательно пропетой мною боевой песне. Мы приобрели пару баночек, дабы насладиться изысканным вкусом морских гребешков доставленных к нашему столу практически прямиком из глубин Японского моря. Да под рюмочку исконно сахалинской огненной воды, изготовленной, вероятно, по древним рецептам коренного сахалинского народа айну.
Накрыли мы с Борисычем поляну прямо на кухне общежития. Народу как-то не было на кухне и мы, подумав, что помимо нас в общежитии на данный момент не обитает никто, из холостых и одиноких, решили праздновать своё прибытие на остров прямо за кухонным столом.
На столе было достаточно разносолов доставленных прямиком из универмага, но абсолютно главным деликатесом, вне всякого сомнения, был морской гребешок. Баночки с гребешками вскрыты консервным ножом и вожделенное лакомство было выложено на тарелку. И точно была на столе стеклянная полулитровая 'Пшеничная' Южно-Сахалинского ликероводочного завода.
Первым кусочком, который я отправил с вилки в рот, вслед за содержимым стопки, был нахваленный мною морской гребешок под уксусным соусом. Боже мой, какая же это гадость, этот морской гребешок из глубин Японского моря. Пересказать это просто невозможно. Такое можно только прочувствовать лично, собственным языком и всеми фибрами души. Куда там этой вашей заливной рыбе.
Представляю, какие у нас были кислые физиономии лица, когда от кухонных дверей раздался смех, звонкий, в два колокольчика, переливчатый, девчачий:
'И как вам сырые морские гребешки? Вы что ли людоеды? Вы всё в сыром виде чифаните? Их же жарить надо, перед тем, как в рот положить!
Сахалинские девчонки, заставшие нас врасплох, тут же отняли у нас не прошедший термическую обработку деликатес и, кинув их на сковородку, принялись хозяйничать по кулинарной части. Олежка остался веселить девчонок, а я быстрее ветра помчался в магазин и притаранил пару емкостей объемом по половине литра. Моей добычей оказался изысканный напиток под названием 'Портвейн 72 розовый', родом со Ставрополья, крепостью в восемнадцать оборотов.
Конфуз с морским гребешком в уксусе вышел, оттого что сам-то я никогда не готовил это блюдо, готовила его всегда моя мама. Абсолютно все свои глубокие познания о дальневосточной кухне, на основе морепродуктов, я приобрел на вкус, и на ощупь из тарелки, стоящей на столе. Что с этими блюдами происходило в процессе приготовления, до того, как они попадали на обеденный стол, я не имел ни малейшего представления.
Девчонки сахалинские симпатичные заразы, стоят они того, чтобы из-за них после распределения на Сахалин завихриться. Хотя девчонки мне принципиально нравятся все, и Ленинградские, и Лосихинские, и Сахалинские. География здесь вовсе не причем. Главное, чтобы девчонки были ласковые, добрые, покладистые и, что немаловажно, упругие. Дай Бог, чтобы у меня на них всех здоровья хватило.
Надо бы, конечно, кое-что пояснить, для понимания, каким ветром нас занесло, аж на самый остров Сахалин. Дело в том, что нынешним летом мы с моим сокурсником Котовым Олежкой были удостоены гнусного недоверия госбезопасностью нашей могучей Родины. В итоге нам было отказано в возможности пойти с нашими корешками в заграничный рейс на учебном судне 'Зенит' Ленинградского высшего инженерного морского училища имени адмирала С.О. Макарова.
Ответственные и суровые функционеры из Комитета государственной безопасности СССР, судя по всему, изыскали какие-то дефекты в нашем патриотическом воспитании и решили, что нам не место на этом славном пароходе в заграничном рейсе.
А ну, как мы соскочим с него, уйдя каким-либо скользким манером от всевидящего ока 'Старшего брата', в одном из портов, смердящих гнилыми миазмами Запада. В итоге пришлось нам отправиться по маршруту Ленинград - Новосибирск - Хабаровск - Южно-Сахалинск в организацию, именуемую Тихоокеанская морская экспедиция Научно-производственного объединения'Южморгео', что расшифровывалось, как Южная морская геология.
Для наших корешков по Арктическому факультету поход на 'Зените' за бугор был последней возможностью прибарахлиться заморскими тряпками джинсового окраса. Это также давало возможность бросить мимолетный взгляд на заграничных девчонок и погреться в лучах горячего солнца тропических морей.
Это что-то да значило в нашей жизни, поскольку уже летом следующего года нам предстояло, как выпускникам Арктического факультета, разъехаться в различные заполярные точки южного берега Северного Ледовитого океана в качестве героических советских полярников.
Нас же с Котовым какие-то рьяные функционеры из КГБ лишили этой последней возможности, отчего-то усомнившись в нашей привязанности к Родине и любви к горячо любимой (без шуток, поскольку юмор в таких вопросах абсолютно неуместен) советской власти.
Сразу скажу, что не пустили нас за бугор совершенно напрасно, не было у нас никаких намерений идущих в разрез с высоким званием советского моряка. И утверждение (в кулуарах) о наличии слабых родственных связей на территории нашей Родины, чистой воды глупость, если выражаться интеллигентно.
Ну а если выражаться не интеллигентно, то это была просто свинячья подлость со стороны известной конторы. Во всяком случае, по отношению ко мне. Какие слабые родственные связи, если на территории СССР проживают твои мама и папа (пусть и расторгнувшие брак), бабушки, дедушки, дяди, тёти и двоюродные братья.
Что касается Олега, бродили слухи в нашей курсантской среде, что мама Олега Котова в период Великой отечественной войны была в заключении в детском лагере смерти близ латышского посёлка Саласпилс. Поселок находился в восемнадцати километрах под Ригой. Назывался этот концентрационный лагерь Куртенгоф.
В этом отвратительном учреждении, приписанном к ведомству СС, у малолетних узников брали кровь с целью переливания немецким раненым воякам и изготовления противотифозной сыворотки для немецкой армии. Помимо того над несовершеннолетними узниками проводились медицинские эксперименты. Детей пользовали в качестве подопытных животных.
В одном бараке с малолетней мамой Олега пребывал мальчонка примерно одного с ней возраста. Оба они выжили и были спасены из лагеря в 1944 году монахинями Рижского Троицкого православного женского монастыря. После окончания войны бывшие малолетние узники лагеря Куртенгоф поддерживали дружеские отношения.
Если верить рассказам Олега 'по секрету', этот мальчонка малой из концлагеря Куртенгоф сделал карьеру к семидесятым годам, дослужился до генеральского чина. Причем пребывал он чуть ли не в статусе начальника управления, КГБ города Ленинграда, или Ленинградской области, или одного из его замов, точно сказать не могу. Как бы там не было, а должность у него была весьма и весьма весомая.
Подчиненные генералу парни из контрразведки управления взяли Олега под опеку 'по знакомству', едва ли не с девятого класса общеобразовательной школы и даже чему-то его обучали по своей линии в 'клубе юного чекиста'.
'Клуб юного чекиста' это уже мой термин, как на самом деле эта структура называлась мне неизвестно. Учреждение сие обозвано мною так по аналогии с отрядом 'Юный друг пограничника', в котором я имел счастье в детстве некоторое время кантоваться.
Короче, когда наших парней отправляли на практику в заграничное плавание, Олегу, якобы, предложили приглядывать за однокашниками и выявлять неблагонадежных либо вольных на язык однокурсников.
Олег сходу необдуманно отказался от такой высокой чести и посему впал в немилость всесильных органов, в результате чего был отправлен в порядке наказания на практику на другой конец страны, вялиться на жарком дальневосточном солнышке в территориальных водах СССР.