Наши внучки были двойняшки. Просто непостижимо, до чего же они были разные! Единоутробные, вместе выношенные и появившиеся на свет, они не повторялись ни в одном своем качестве. Одинаково одетые и всегда вместе, в переплетении своих действий, у окружающих они часто вызывали ощущение одинаковости, даже при разглядывании. Действовал "гипноз" внешнего сходства. А кроме одежды -- сходства не было. Восхищаясь и поражаясь их различием, нельзя было не осознать исключительное мастерство природы в поддержании своего разнообразия.
Еще при рождении Леля резко отличалась краснотой кожи, сверхжалким видом, на грани жизнеспособности. Когда их принесли домой, более чем двухмесячными, она так страдала от своего несовершенства, так маялась животом, что ничего не видела вокруг, представляя собой красненький возбужденный комочек, не дававший матери ни минуты покоя. Поля была куда спокойнее. Хотя также крошечная, в 2 (уже) килограмма, она имела человеческий вид, смотрела открытыми глазами и могла просто полежать без крика. Лена для "моральной компенсации" говорила: "зато у Лели ушки не оттопырены и на голове много черных волосиков!". Поля была "лысая".
Была пора ежедневных купаний. Леля блаженно умолкала уже при раздевании, явно предвкушая тешлую ванну. В ванне она преображалась от удовольствия, разрешала себя обмывать, обливать, поворачиватв, лежала с открытыми черными глазами, чего вне ванны с нею не бывало, а при вынимании начинала кричать и возмущаться.
Поля воспринимала ванну плохо, проявляла беспокойство уже при раздевании, в ванне сначала кряхтела,зетем заходилась от крика и успокаивалась только после вынимания, да и то не сразу. Но без купания было никак нельзя. (Они же были крошечки, гипотрофики, с опрелостями, пупочными грыжами, корочками и прочими невзгодами.) Удивительной манерой терпения мама-Лена предварительно успокаивала ее на груди и медленно наклоняясь вместе с нею над ванной, шептала ей успокоительные слова, как бы вместе погружаясь в ванну и находясь в сантиметре от воды и соприкасаясь лицами, создавала иллюзию продолжающегося теснейшего соприкосновения и другой рукой ее обмывала.
Постепенно пупочки становились на свои места, корочки отошли, девочки становились людьми. Леля имела явные тенденции к брюнетке: смуглая кожа, густые черные волосы на голове. Поля - выраженная блондинка, вся молочнобелая, лысая белая головка, светлосерые глаза. Будучи спокойной по характеру, она быстро приобщилась к рукам, в основном, бабушкиным, добиваясь своего непререрывным ноющим криком. Она плотно лежала на груди у "реципиента", свесив голову ему за плечо и глядя со спины большими глазами, со спокойным "мудрым" взглядом. К полугодию она приобрела кличку "Китя" -- ласкающегося котенка.
В периоды высаживания Леля выглядела очень смешно. Она сидела, качаясь от неустойчивости, хотя не падала, ее черные густые волосики лохматились в разные стороны. Лохматая,качающаяся,маленькая,она Удивительно соответствовала придуманному мамой прозвищу "пьяный ёжик". Так родилась для Лели кличка, которая потом авриировалась оттенками: еж, ежик, ежка, ежинька. В отличие от Полины Леля сидела в кроватке модча, задумчиво, с удивительно добрым взглядом, поглощенная каким-нибудь своим маленьким занятием. Она не прсилась на руки вообще, а когда ее брали, не прижималась как Поля, а отвисала своим маленьким телом от взрослого и непрерывно крутилась в разные стороны,непрерывно разглядывая окружающий мир и выглядывая порой непостижимые мелочи, указывая на них рукой. Она познавала окружающй мир активно, самостоятельно, не привлекая внимания к своей особе. В этот период (до года) Поля своим эгоистичным требованием взять на руки, для чего она занимала ближний Удобный угол кроватки, неумолимо изгоняя сестру, при созерцательной уступчивости Лели, создавала впечатление своего лидерства.
Но вскоре все изменилось. "Созецательный" период кончился. Леля встала к стенке кроватки, в престижный угол, и властно заявила о своих правах. Если Поля просила взять на руки настырно, но не очень громко, и от нее иногда можно было от делаться решительным отказом, то от Лели -- невозможно.Она кричала неколебимым, громким, требовательным голосом, исключающим уговоры. Увидев себя столь нагло отстраненной, утеряв свое, казалось бы устойчивое право, уяснив свой бессильный тонкий голосок перед громогласным ревом сестры, Поля впервые применила силовые методы борьбы и мести. Она кусала Лелю, отпихивала ее ногами и довольно сильно тянула за волосы. Та, на удивление, не могла пртивостоять этим действиям и не только потому, что у Поли было мало волос, а из-за своей доброты. Ей было непонятно чувство злобы, мести, непонятна возможность причинять кому-то боль. Она горько плакала, страдала и часто уступала позицию. Вскоре она освоила кусание и стала тоже кусаться в ответ, но Поля обладала не только энергией мести и борьбы, но на удивление идеально точно выбирала позицию в схватке, так что она могла схватить Лелю за волосы и толкать ее ногами, а та оказывалась в неудобной для ответных действий позиции. Но эти атаки со стороны Поли уже не могли изменить естественного хода событий. С этого времени (с года) лидерство Лели стало все более очевидным. Она раньше встала на ноги, раньше пошла по периметру кроватки, раньше отпустила перильца, раньше поползла по пол, встала на ноги, а затем и пошла. Здесь я засек точное время: Леля через 1 год, 1 месяц и 9 дней, Поля через 1 год, 2 месяца и 19 дней.
В дальнейшем лидерство Лели в инициативе познавания окружающих вещей, в попытках к новым действиям и преодолениям стало устойчивым. Куда-нибудь залезть, открыть дверь, вытащить из шкафа книги или чашку, залезть на стол, там раздеться, попробовать самой одеться, есть, пить, найти и оценить игрушку, играть ею, разломать, пытаться исправить, постоянно усложнять занятия и игры, каждый день проявляя энергию к познанию и новому действию. Удивительно было наблюдать за игрой ее воображения, неукротимым желанием узнавать. Леля начала раньше говорить и совершенствоваться в разговоре, быстро схватывала принцип более сложных игрушек. И везде рядом и вслед за нею шла Поля. И что интересно, она не была первооткрывателем, оставляя это для Лели, иногда даже активно предлагая ей что-либо начать, но усваивая во след сестры, пойдя по проторенному пути, Поля часто овладевала новым действием столь основательно, что нередко умела уже лучше Лели. У Лели была богатая фантазия, широта интересов, смелость и решительность в познании и действиях, но она часто разбрасывалась и быстро утрачивала интерес. Поля же имела качество основательности и, усвоив что-то от сестры, знаималась только этим.
Кроме познавательной и творческой, Леля обладала смелостью общения. Она не боялась новых людей, смотрела на них смелым, исследовательским, взглядом, легко вступая в контакт. Ее доверчивость порою вызывала У нас чувство опасности. Лелю не отталкивает вид крови, раны, она не боится собак, а уж и подавно, кошек, активно шла с ними на контакт, что также вызывало наше беспокойство. Иное у Поли -- патологическая боязнь новых и чужих людей. Когда кто-то приходит в дом или она сама выходит во двор к лавочкам, где сидят люди, она прячется, даже заранее, избегая всяческого контакта, "приклеивается" к бабушке или маме. Когда была поменьше залезала под стул, а на дворе -- под лавку, стала старше - "топит" лицо в диван, кресло, в лавку,в бабушку. Правда, сейчас уже можно иногда уговорить вступить в контакт. Влияет на нее, опять-таки, поведение Лели -- коль та уже залезла на колени или чем-то угощается,то и П. вослед.
Поля побаивается собак и кошек, но иногда контактирует вослед Лели, нередко норовя их ударить. Вообще, она драчунья, вероятно из-за своей стеснительности и неуверенности. Во дворе Лёлю ребятам легко обидеть, она открыта и без чувства опасности, доверчивая, незащищенная и порою получает пинки, у нее что-нибудь отнимут. Вот тут у Поли явный перевес. Она не только жестко сопротивляется -- у нее не отнимешь игрушку! Не только отбивается от нападения, но может активно и сильно напасть, упредить, предвидя потенциальную угрозу. Малюсенькая девочка, она так энергично нападает, что крупные дети теряются и ревут от нее и могут плакать, сама же она плачет крайне редко, на этот счет она несравненно терпеливее и устойчивее. Когда она схватит за волосы или укусит сестру, та сильно кричит и плачет и жалуется, когда же наоборот -- Поля молча дает сдачи.
Будучи смелой в обращении с людьми и животными, новыми игрушками и вещами, Леля боится автомашин и, деятельная и активная на улице и во дворе, она за много метров до дороги останавливается и ждет, чтобы взять нас за руку или беспрекословно садится в коляску, тогда как Поля, в общем боязливая и нерешительная, может итти к дороге без малейшей боязни и даже ступает на нее, правда уже оглядываясь на нас, начеку ли мы. Ее стеснительность и неуверенность в себе рождают элементы зависти и желание разрушить благоденствие удачи. Сама не имея идей для игры и занятий, слоняется, томится, но когда, полная идей Леля чем-то займется, используя казалось бы привычные и неинтересные те же игрушки и вещи, то Поля или присоединяется к ней и выполняет вспомогательную роль, подчиняясь неукоснительно и легко, то вдруг начинает заниматься вредительством, выхватывает игрушку или что-то разрушает. Леля кричит, страдает, безуспешно пытаясь вернуть утраченое, мы вмешиваемся, а Поля делает вид притворно обиженной. А то в стремлении рарушить гармонию Лелиной игры, мешает, дергает, а то и укусит. Если, по какому-нибудь поводу кто-то из нас начинает без меры хвалить или восхищаться Лёлей, Поля тут как тут со своей ревнивой завистью, не только, чтобы дернуть Лелю, но и выражая недружелюбие к хвалившему. Если он пытается сгладить ситуацию, Поля все равно полна скрытого недовольства и может ударить. Другое дело Леля. Если Поля что-то демонстрировала, называла стихи, фантазировала рассказы, строила рожи, составляла необычный домик, благо кубиков было много и строительство считалось у нас престижным делом, Леля выражала истинное восхищение сестрой и лицо ее было полно восторга!
У Лели не было ни грана зависти, просто на удивленье. С нее началась тенденция заботы о другой сестре, если что-то давали -- "а Поле"? Потом и другая подхватила - "а Лёле?". Но Леля не была тюфрей, стендом для демонстрации нахальства других. Вовсе нет. Она была ребенком безо всяких комплексов и если ей что-то нравилось или хотелось, была требовательной и неудержимой. Будучи сильнее Поли физически, она ничтоже сушняшеся отбирала у той всё, что хотела, ничуть не замечая наносимой обиды и страданий. Чисто детская непосредственность: ей хочется, она в состоянии отобрать, она отбирает. Это были действия животного, но благородного и доброго, действия открытые, решительные, без злобы и хитрости. Возвратить отнятую у Поли вещь для Лели было болезненно, но мама нашла к ней "ключик": она уговаривала её и хвалила за доброту, а через некоторое время Леля вдруг подходила к Поле и возвращала игрушку. Леля была очень доброй девочкой. Часто в спокойном состоянии весь её облик излучал неописуемую доброту, приводя в восторг маму. И с этим неотрывно сочеталось невероятное упрямство, которое порой было просто невозможно преодолеть. Если же она что-то хотела и заводилась, ничего не помогало -- ни битье, ни запирание дверей, ни отвлечение внимания -- она непрерывно кричала, требовала, и если ее желание нельзя было удовлетворить, могла кричать два часа кряду, откуда только брались силы. Полю при таких ситуациях еще можно было успокоить, хотя иногда и с трудом, но всё же -- отвлечением, заменой, угрозой, даже силой, но удавалось. Лёлю - нет!
Периоды физического преобладания Лели стали чередоваться с Полиными. Вдруг замечалось, что Поля легко и просто отнимает игрушку у Лели, как бы та ни плакала, страдала или кричала.Это было удивительно и поначалу невероятно - Леля ведь была больше и сильнее. Но потом опять роли менялись и Леля вновь брала верх. Периоды смены власти были от недели до месяца. Я как-то сообразил, что эти периоды соответствовали здоровью сестер. Они часто, очень часто, болели, нередко тяжело, и, интересно, как бы чередовались. Фактор здоровья, наверно, был ведущим в определении главенства, хотя имели значение и периоды духовного спада Лёли, когда ее активность сменялась созерцательностью.
Итак, они удивительно разнятся. Леля выше ростом (к трем годам почти на 5 см), у нее круглая голова, как арбузик, волосы прямые и переменились на светлые, смуглая кожа с угадывающимися волосами и ярко черные, пронзительно смелые глаза, ноги прямые, широкого расположения,исходят как бы из крайних точек таза. Рот у Лели широкий и когда она улыбается - глазки щелочки, рот до ушей -- форменный лягушенок. Осанка у нее удивительно прямая, гордая, сидит за столом прямо, как гимназистка, кажется ей неудобно нагнуться к тарелке, часто проливает на себя. Бегает она быстро, но одной ножкой косолапит. Леля крайне мало уделяет внимания своей внешности, одевает все, что ни дадут, обновке довольна лишь первое мгновение, да и то за компанию с Полей. Она не придает значения аккуратности, одежду свою не складывает, как Поля, когда ест, то руки и лицо вымазаны, откуда только берется, и если сразу не вытереть, она не настаивает и берется за игрушки грязными руками. Расчесываться любит как игру, а потом норовит рестрепать волосы. Очень любит молоко -- утренняя чашка молока в моем кресле стала чуть ли не самой интересной традицией в доме. Ей приемлем творог и сыр. Пьет она много, даже черезчур, и очень умело, медленно, маленькими глотками, никогда не поперхиваясь. Совсем не терпит горячего. Ест плохо, медленно, насильно не заставишь, если взяла в рот уже нежеланный кусок, то не съест и под каким видом будет долго, иногда часами, держать во рту, пока не предложишь выплюнуть. Леля щекастая, и может набрать в рот непрпорциопально аппетиту, набивает щеки, во время еды с аппетитом порой причмокивает. Все это подчеркивает ее детскость. Рот широкий, часто открыт из-за затрудненного носового дыхания, несколько аденоидный вид. Голос у нее низкий, "бас", и когда кричит, то громко, яростно н непримиримо. Днем и вечером она гораздо раньше Поли хочет спать, если просрочить и не успеть покормить, она может заснуть за столом. Предпочитает спать в своей кроватке, укрыться одеялом, с ясель ей сразу пришлась по душе подушка. Она привязывается к игрушкам и спит с любимцем. В их рядах была пластмассовая буква И (ика) или точка, мягкая обезьяна (Мика), резиновая овечка, картонный кораблик. Особенно долгой привязанностью пользовалась мягкая кошка. С измальства у Лели сформировалась привычка щипать мохнатые поверхиости игрушек, одеяла, ковра, а также сосать нижнюю гу6у -- в задумчивости или от волнения. Вообще у нее была давняя нежность к мохнатым вещам, она ластилась ко всяким пушинкам, воротникам, шалям. Может быть кошка пришлась ей по душе из-за большой мохнатой поверхности (для выщипывания). Когда она изменила кошке в пользу Винни-Пуха, та стала уже почти лысой. Наверное, к этой же категории относится ее полная терпимость к тесному завязыванию шеи шарфом и плотному прилеганию к шее кофточки. Чтобы отучить ее от "щипок" мы передразниваем, подшучиваем над нею. Она не обижается и обратно передразнивает нас. Ну что ты ей сделаешь! Со сна часто не в настроении, не терпит никакого контакта, ни разговора, ни просто дотрагивания. Лицо обиженное, готовое к сопротивлению. Нужно выждать, отвлечься от нее. Одиночество вскоре испаряется и она чувствует некоторое смущение, сама начинает общаться, соглашается сесть на горшок, поесть.
При всей своей смелости и решительности Леля лишена устойчивой ловкости, нет у нее "мертвой" хватки, повиснув, не может удержаться. Леля идет впереди в познании новых мест лазания, но не имеет чувства опасности и часто падает. Она падала бесконечное число раз со стульев, тумбочек, столов и даже на ровном месте, совершенно не приобретая опыта осторожности. Ее мысль и стремление непрерывно переключаются на другое, следующее, и отвлекшись от опасности, она хлопается. Падает всегда неудобно и болезненно, голова при падении откидывается и почти всегда ударяется. У нас это вызывает страх, а то и панику.
Леля любит "работать" карандашами в альбоме, чёркать. Еще до хождения, держась за стенку кроватки, она воспринимала музыку и раскачивалась ей в такт. И сейчас бывают подобные позывы. Любит слушать сказки, лучше новые, еще незнакомые. При всей своей доброте, она не проявляет чувства преданности, быстрее забывает отсутствующего члена семьи. Возвращаясь из ясель, она радостно встречается с вещами, игрушками, бросается к ним, вертит головой, ей нужно охватить все, по людям она соскучилась меньше. Она сразу замечает малейшие изменения в доме и мгновенно видит новые вещи. Ей доставляет удовольствие разглядывать новые предметы, кусочки, пустячки, любит все малюсенькое. Фиксируя внимание на маленьком размере, ей можно по капельке что-нибудь скормить. Лёля не обманывает ни нарочно, ни непроизвольно. Если уж что-то пообещает - съесть или сделать -- всегда выполнит, если что-то просит -- ей действительно это нужно. Ее словам можно доверять. Когда не уверена, то думает и не дает ответа.
Поля совсем другая. Она меньше ростом, к тому же несколько мешковата, что еще увеличивает разницу. У нее горизонтально удлиненная голова, плоская наверху -- на ней легче что-нибудь удержать. Волосы выросли, стали гуще, чем у Лели и стали темные, курчавятся на затылке. Кожа белая, бледная, чуть не прозрачная, большие красивые глаза. Они заметно светлее, медлительные и стеснительные, часто грустные, норовят долу. Кожа гладенькая, чистенькая, без тени волос. Ноги расположены тесно, рядышком, книзу слегка расходятся - гену вальгум. Рот у Поли небольшой, всегда закрыт, носовое дыхание хорошее, улыбается редко и скупо, глаза при этом не застятся. Осанка никуда, ходит мешковато, когда сидит спина дугой и оказывается на полголовы меньше сестры. Бегает она несильно, но ровненько, аккуратно. Туфельки, тапочки носит очень аккуратно. Ступня у нее совсем маленькая, и ей обидно, что Леле нужна новая обувь или кофточка, когда ей можно в прежних ходить еще долго-долго. Исключительно внимательна к своей одежде, любит и наслаждается обновкой, прямо тает от удовольствия. Если есть выбор, разбирается и норовит взять покрасивее -- благо Лёле все равно, носит аккуратно все у нее заправлено, любит складывать свою одежонку, переодеться после сна, точно знает где чья одежда, даже если вроде бы одинаковая. Любит причесаться и тогда в облике гордость от аккуратности. Очень чистоплотна, не терпит запачканых рук, лица, одежды, страдает в садике из-за этого. Ест очень аккуратно, даже от пачкающих продуктов следы минимальны, когда Лёля измазывается вконец.
Ест тоже неважно,но все же бывают моменты хорошего аппетита, когда просит есть, то с удовольствием повторяет названия: котлетка, мясо, колбаска, кашка. Ест Поля быстро, но плохо прожевывает. Конструкция лица такова,что даже если во рту много пищи, внешне это не видно -- не то что у Лели. Горячее терпит заметно лучше, чем сестра. Потребность в питье удивительно мала, пьет большими глотками и сплошь-и-рядом поперхивзется, что меня очень тревожит. В отличие от Лели ее иногда можно заставить съесть больше, чем хочется. Особое удивление вызывает ее полное неприятие молока. При всем своем обезьяничаньи, глядя как Лёля аппетитно сопит над чашкой, она даже попросив, не может преодолеть отвращения и отхлебнуть хоть один глоток. Не может съесть крошки творога и даже, в порыве взяв в рот, выплевывает. Что-то другое еще можно заставить, творог - ни за что! Желудок склонен к расстройствам, редко хорошо оформлен, фэтор, попка запачкана. Все это также полярно сестре. Голос у Поли высокий, тоненький, слабенький. Леля гудит басом, нагло, требовательно. Поля пищит дискантом, тревожно, жалобно.
Поля девочка боязливая, нерешительная, ее страшат незнакомые явления, неприятна кровь или ранка -- даже избегает на них смотреть. Ее можно запугать и только пример старшей сестры дает ей волю к сопротивлению наглости взрослых. Лишь в защите от детей она действует дерзко, зло и бескомпромисно. Засыпает она долго, надоедливо. Не терпит одеяла, всегда раскрывается, подушка ей в садике не привелась, так и спит плоско. Как приучилась вначале засыпать на руках, так и теперь спит все время с матерью. У нее есть любимые игрушки, но от всего сердца к ним не привязывается, подражая сестре, пытается брать их в кроватку, но выбрасывает. Пыталась щипать игрушки, но сразу прекратила. Лохматые вещи ее не прельщают, и как бы "в унисон" с этим, не терпит тесного завязывания шарфа на шее, тугого и высокого застегивания одежды у шеи. Просыпается позже Лёли, настроение обычно ровное, сдержанное, без фокусов. В противоположность Лёле, любящей маму без памяти, Поля тяготеет к бабушке.
В чем она действительно превосходит сестру, так это в цепкости и ловкости. Если уж она куда-то лезет, то хорошо ориентируется в ситуации и в своих возможностях.Там где Лёлю подводит непрочность хватки и неосторожность, Поля очень редко просчитывается. Когда оказывается в опасном положении, она мобилизуется и выкарабкивается, если же чувствует - нет, не удастся! -- зовет па помощь, удерживаясь удивительно долго, "до последнего". Падает она поэтому редко, а на гладком месте, как Лёля, вообще никогда, но если уж падает, то сохранно, группировкой, голову ударяет редко. Она никогда не оказывается под ударом какого-нибудь предмета, например, качелей, даже если стоит возле и норовит помешать другому для перехвата. А Лёля почти всегда оказывается под ударом, прямо-таки лезет в самую неудобь.
Поля -- преданная девочка, "липучка". Это усиливается ее стеснительностью. Без Лели в яслях скучает, прямо страдает. Когда забираешь оттуда, то главный вопрос: "дома ли бабушка и мама?" - и ждет не дождется встречи. Она не разбрасывается, имеет устойчивую инертность внимания, на всем лежит печать стеснительности. Из художеств она придумала строить всякие рожи, произносить абракадабру, устраивая маленький "моноспектакль" -- чёрт те что! - и вызывая у Лели восторг неописуемый. Боязливость вместе с чувством опасности делают ее дисциплинированой, ее можно заставить что-то сделать, запугать. Склонна к копированию действий инициативных детей, она обязательно должна собезьянничать, но не имея к этому настоящего чувства, ограничивается формальным актом, лишь бы "отметиться". Лелю подбрасываешь, она пищит от восторга, требует еще и еще. Поля тоже требует, но пару раз подбросишь - уже довольна, не ущемлена. Эта неуверенность в своих желаниях диктует ее обманы: может легко пообещать и сразу же не понимает необходимости выполнения. Просит что-нибудь: еду, игрушку, вещь, а когда получит, то они ей уже не нужны. Получается, что слово ее некрепкое, легкомысленное. У Поли интерес к книжкам не столь велик, ей больше по душе повторы уже известных сказок или стихов.
Единственное припомнившееся, что было одинаковым у обеих девочек - обеим нравилось побыть раздетыми, голышками, как правило, перед купанием. Купание им нравилось, особенно Лёле, и обеим не нравилось заключительное обмывание с мылом.
Если коротко сформулировать различие их характеров, то можно выразить так. Поля -- тихая домашняя девочка, с устойчивым, пусть узко-, но целеустремленным характером, личность которой 6удет развиваться. Очень вероятно,что ее замужество будет удачным, и она будет хорошей поддержкой матери и сестре. Лёля -- яркая, интересная личность, активная и решительная. Ее разбросанность , как следствие легкости познания, создает опасность неуспеха. Ее смелость и отсутствие чувства опасности тревожат.
В этой связи припоминается один случай, происшедший со мной в мои ранние студенческие годы.
После третьего семестра (зимой 1948 года) предстоял экзамен по биологии. За год до этого, на предыдущем курсе, рассердившись на неуважение к "второстепенной" биологии, профессор Е.А. Финкельштейн устроил жесткие экзамены: половина студентов экзамен завалила, а треть потом осталась на второй год или ушла в другие институты.Тогда профессор еще был "личностью". Мой курс ужасно боялся биологии. Но поскольку престиж был уже восстановлен и зубрежка биологии стала максимальной, то у нас большой "крови" не пролилось. В студенческие голодные послевоенные годы я занимался учебой мало, голова была занята добычей еды или, для отвлечения, шахматами. (К слову, шахматы меня прикармливали и после, когда стал ездить на республиканские и даже на всесоюзные турниры общества "Медик".) Поэтому к экзаменам я готовился только в сессию, но уже основательно - повышенная стипендия была нужна "позарез".
Экзаменатором по биологии мне попался сам профессор. Он был настроен миролюбиво и всколыхнулся лишь тогда, когда заметил мое недовольство "четверкой". Это было более чем неразумно с моей стороны и даже смешно со стороны, но я привык зимние (короткие) сессии проскальзывать на повышенную. Почему-то профессор (его звали Евгений Александрович) не слишком разозлился, но задал еще пару вопросов, и получив не очень чёткие ответы, всё же поставил "пятерку" и тут же сказал необычную и как бы мстительную фразу: "Из Вас, юноша, может получиться или большой человек или ничто, пустяк. Имейте в виду!". Фраза меня поразила и надолго привела в недоумение. Тогда я был по развитию пацаном, жизни совершенно не знал и не мог понять глубинного смысла фразы. Но она устойчиво сидела во мне годами, и я постепенно склонился к мысли, что такая оценка просто-напросто мне льстит. Ведь ясно сказано о способностях, а вторая же часть фразы относилась, наверное, к моей несерьезности -- временному, постепенно исчезающему явлению. Первая же - навечно!
Слова профессора поддерживали меня в дальнейшей студенческой жизни. Под их обаянием я не ощущал своего огромного отставания от большой группы удачно прогрессирующих сокурсников. Я быстро рос как врач, но не осознавал, что моё прогрессирование неудачное. Ту фразу я воспринимал не как руководство к действию, а как констатацию "факта" и неизмеиное приложение на всем моем профессиональном пути. Только примерно через пятнадцать лет врачебной деятельности я начал понимать своё заблуждение. Точку в интерпретации фразы поставил мой старший брат, Арон. Дескать, такая альтернатива годится для каждого человека и она безошибочна. К этому времени мои чувства стали притупляться (я уже получил сильнейший удар по своей самооценке после неудачной защиты диссертации) и формулировка брата в значительной мере была успокоительной.
Но прошло еще пятнадцать лет и неожиданно та фраза снова всплыла в памяти. Ясной причины для этого не было. То ли меня задели стихи из "Евгения Онегина: "Блажен, кто смолоду был молод. Блажен,кто вовремя созрел. Кто постепенно жизни холод с летами вытерпеть умел. Кто сладким снам не предавался, кто черни светской не чуждался...". То ли из Евтушенко: "А гений тоже слабый человек... И он подвержен страху пропастей, подвержен тяге с быдлом жить в комплоте". То ли наложились ощущения из бесчисленных статей и книг, где настоящий автор всегда оказывается на вторых и третьих позициях, оставляя честь "первого автора" шефу -- пробивале, который часто вообще не знал существа вопроса. Нужно было понять, что "светская чернь" в наше время (да и во все времена) -- это имеющие власть ничтожества. Словом, поклонись, чтобы достичь.
И еще. С годами я обнаружил в моей исследовательской деятельности определенный изъян -- нелюбовь к лаборатории, инстинктивную отстраненность от эксперимента, гистологии и т. п. Вначале мне казалось, что вся эта неклиническая "дребедень" служит лишь прикрытием для пустышек - диссертаций, и прикрытием дефицита мыслей. К тому же, по своему положению врача, серьезно относящегося к работе, я был лишен права и возможностей заниматься параклиническими исследованиями. В своё оправдание я цитировал Г. Селье, что "никакие лаборатории и эксперименты не подменят мыслей и идей!" Чего-чего, а в мыслях и идеях у меня вроде бы никогда недостатка не было. Все верно и правильно -- да не совсем!
Конечно, лаборатория - это для диссертаций, и в основном, примитивна, хотя ученой степени соответствует. Конечно я был чистой воды врачом-практиком. Но ведь и в лабораториях и экспериментах можно применять мысли и идеи, можно как-то совмещать их с практической работой врача, с нее не убудет, я ею всегда занимался с избытком. Конечно я должен был преодолеть формальные и психологические неудобства, немного растрясти тот привычный и в общем-то справедливый мир, который сам себе создал.
Ведь можно и нужно преодолевать стереотипы. Идеи и мысли дают вершины, а нужна база для них, фундамент. А он - в лаборатории и эксперименте, он, как ни странно, в рукоделии, в устойчивом труде, если угодно, седалища. Моей базой была клиника, бессчисленное множество бальных, и казалось, что может быть более серьезным с точки зрения труда, трудолюбия и практики. Так мне всегда казалось, успокаивало и "возвышало". А вот теперь я ощутил, что эта база была маленькой. Она была честной и благородной, но -- маленькой.
А чем больше и основательнее фундамент, тем выше насыпь, выше вершина, больше пищи для оплодотворения мыслей и идей. И теперь мне кажется, что сыграла роль моя инерция, моя лень, боязнь преодоления, отсутствие ручного и седалищного трудолюбия. Полное отсутствие умной практической направленности -- вот, что увело меня от остойчивости и снизило вершину.
Я начинаю теперь думать, что фраза профессора носила смысловой характер, а не была только лишь элегантной хитростью, уловкой. Теперь я мог бы прочесть её так: "для достижения настоящего большого успеха нужно преодолеть самого себя!". Нужны гибкость, разнообразное (!) трудолюбие, упорное самосовершенствование, принятие (хотя бы формальное) принципов существующего, реального общества. Нужно изъять идеализм, упрямство, консерватизм мышления и принципов. Нужно быть живее и полнокровнее. Мне кажется, я теперь понимаю фразу проф. Финкельштейна глубже, потому что понимаю свои ошибки, свои дефекты, неполноценность натуры. Единственное, что я до сих пор не пойму -- как мог профессор раскусить меня, тогда еще мальчишку, за такой пустяковый срок?!
Возвращаясь к моим внучкам, к Леле, мне кажется, что эта его фраза применима к ней тоже -- и это вызывает у меня тревогу.
Поле уже три года и три месяца. Бабушке -- заметно больше. Она возится на кухне и, чтобы не отрываться, посылает Полю в гостиную узнать, буду ли я есть кашу. Поля подходит ко мне, занятому книгой, и, чтобы привлечь в внимание, трогает меня за лицо. Я смотрю на нее. "Дедя, - говорит она тихонько, - ты будись каську?". Оторваный от книги я сначала не понимаю ее лопотанья, но наконец соображаю и говорю "да". "Бабуська,- она бежит назад и кричит в восторге от блестяще выполненного задания, - дедя сказал "да!".