Одни датируют рождение Дубны 24 июля 1956 года, другие - строительством канала, третьи - относят дату рождения города к первым упоминаниям в Новгородской летописи, четвёртые прослеживают её историю от первобытной стоянки до наукограда. Возьмём в качестве отправной точки 18 августа 1946 года, когда в СССР было принято решение строить протонный ускоритель на 600 МэВ.
Решение было принято на заседании правительственной комиссии СССР. Сразу же было определено место строительство. Считается, что снаряд в одно и то же место два раза не попадает. Но жителям деревни Иваньково повезло: они снова оказались в центре событий всесоюзного значения.
Выбор пал на окрестности Ново-Иваньково по целому ряду причин. Это место находилось достаточно близко от Москвы с её научными и техническими кадрами. И в то же время - достаточно далеко (воздействие радиации на человека в то время было ещё мало изучено). Поблизости работала Иваньковская ГЭС - стабильный источник электроэнергии (а именно стабильности не могло обеспечить московское энергокольцо). Имелось железнодорожное и водное сообщение, весьма удобное для доставки большегабаритных конструкций. Наконец, на этом месте настаивал Берия, который курировал атомную проблему от политбюро ЦК КПСС. В здешних местах он любил охотиться на уточек и местных красавиц, которых курировал особенно охотно.
Строителей беспокоила сильная заболоченность местности. Берия спросил: "Вы не верите в Советскую власть?". Железная дорога от Вербилок до Большой Волги, частично разобранная во время войны (рельсы пошли на выплавку брони для танков), в кратчайшие сроки была восстановлена. Железнодорожная насыпь осталась, и это ускорило работы. Дмитровское шоссе было продолжено вплоть до Большой Волги.
Научным руководителем работ по проектированию и строительству синхроциклотрона был назначен М. Г. Мещеряков. Он узнал о назначении в феврале 1947 года, когда он вернулся из США, где в качестве эксперта комиссии ЮНЕСКО присутствовал на испытании американской атомной бомбы на атолле Бикини. Его рекомендовал Курчатов, и эта рекомендация не была случайной. Хотя Мещеряков считал себя учеником Хлопина, в аспирантуре он учился у Курчатова и под его руководством в 1940 году защитил кандидатскую диссертацию. И Мещеряков, и его будущий заместитель В. П. Джелепов, и сам Игорь Васильевич Курчатов - все они были людьми из Радиевого института, и Курчатов хотел, чтобы строительством ускорителя руководил его человек.
Тогда это был настоящий медвежий угол. О своём первом визите на "объект" Мещеряков впоследствии писал: "...Пришлось добираться на джипе военных лет. Два часа ушло на то, чтобы по сильно разбитому шоссе доехать до Дмитрова, а затем ещё около четырёх часов тащились по дороге, местами устланной круглыми 6рёвнами, до Большой Волги, откуда гусеничный трактор за каких-нибудь два часа приволок джип до места, где сейчас находится плавательный бассейн "Архимед". Кругом был сырой, без каких-либо просветов лес. Несколько десятков рабочих, возглавляемых начальником строительства А. П. Лепиловым, прокладывали просеки для дорог и торопились до вскрытия Волги соорудить деревянный причал. Группа геодезистов производила трассировку улиц будущего научного городка и железнодорожной ветки от станции Большая Волга до технической площадки..."
Начальник строительства генерал-майор инженерно-технической службы МГБ Лепилов до Ново-Иваньково строил в Куйбышеве авиационные заводы. О нём известно сравнительно немного, что отчасти объясняется характером ведомства, в котором он служил. В автобиографии Лепилов пишет, происхождением он из крестьян, образование получил благодаря помещице-меценатке, которая заметила способного крестьянского мальчика, уговорила его отца отправить мальчика учиться в реальное училище - и сама подготовила к вступительным экзаменам. В сентябре 1946 года, когда Лепилов приехал в Ново-Иваньково, чтобы ознакомиться с местом очередного строительства, ему уже было за пятьдесят. По свидетельству людей, работавших с ним, человек он был человек простой, прямой и от природы добрый. Ходил без охраны, если не считать болонки по кличке Зойка, и даже здоровался за руку с заключёнными. При нём всегда была палка (трость), которой он однажды огрел своего нерадивого подчинённого.
Лепилов был и начальником строительства, и начальником лагеря, совмещая две должности в одном лице. Начиная со строительства Беломорканала и канала Москва-Волга такие совмещения на стройках всесоюзного значения были скорее правилом, чем исключением.
Летом 1947 года стало ясно, что осушить Змеиный остров "малой кровью" всё-таки можно. Изыскательские работы показали, что остров стоит на фундаменте из песков, подпираемых слоем глины, что и вызывало его заболоченность. Первый же дренаж, прорытый летом 1947 года, показал, что песок превосходно отдаёт воду, даже во время дождей. Дренажные канавы рыли проститутки из Прибалтики, замеченные в интимных связях с немецкими офицерами во время войны. И была среди них, как вспоминал в частных беседах Мещеряков, одна молодая красивая баба, которая, несмотря на жару, раздевалась догола, чем очень смущала охрану. Вот так, мимоходом, мы узнаём, что лето 1947 года в Подмосковье было жарким.
Среди заключённых не было осуждённых по 58-й статье, но совершившие те или иные политические проступки встречались. Многие из них находились на положении расконвоированных. В их числе - художник, фамилию которого, с некоторой погрешностью, можно установить по подписи на портрете ребёнка, нарисованном им весной 1947 года: Микулин, Микулишин, а может быть - Микулинский. История художника проста как правда. Ему заказали портреты членов политбюро к очередному политическому празднику. Но когда заказ был выполнен, сумма оговоренного гонорара уменьшилась втрое. И тогда художник схватил ведро с краской и на глазах у заказчика уничтожил результаты своей работы.
Заключённые жили в бараках. Помимо скудного послевоенного пайка, им полагалась картошка, которую поставляли жители деревни Ново-Иваньково. А рацион охранников (стрелков-конвоиров) ограничивался скудным послевоенным пайком. Люди в основном из Средней Азии, они жили в юртах (в них было теплее).
Осенью 1947 года прибыли первые строители. Для них всё началось с палаток; и последующее переселение в бараки стало настоящим праздником. К концу 1947 года были готовы к заселению десяти 20-квартирных домов, пяти коттеджей и двух двухэтажных общежитий. К весне 1949 года улицы Центральная (Жолио-Кюри) и Школьная (Советская - Флёрова) были полностью застроены коттеджами и двухэтажками, а осенью начала работать школа - в здании перед городским сквером, которое впоследствии занимали исполком, горком и, после роспуска КПСС, социальный отдел мэрии. Были построены также "клопеджи" - двухэтажные деревянные дома, появились четырёхквартирные "финские" домики-времянки.
Строительные и проектные работы велись параллельно. К лету 1948 года исследования на модели ускорителя подтвердили устойчивость пучка ускоренных протонов, последние сомнения отпали, и темпы строительства резко возросли. Была проведена железнодорожная ветка от станции Большая Волга до технической площадки ускорителя.
Летом 1949 года потоком пошло оборудование, и начался монтаж в ещё недостроенных корпусах. Работали в две, а то и в три смены. В ночь с 13 на 14 декабря состоялся пуск синхроциклотрона. Задача, поставленная перед советскими учёными, инженерами и строителями партией и правительством, была выполнена в срок. Деревня Ново-Иваньково стала родиной физики высоких энергий в СССР.
Началась научная жизнь "объекта". По соображениям секретности он получил название Гидротехническая лаборатория (ГТЛ). Её руководитель Мещеряков под своё начало в нагрузку получил баню, почту, котельную, магазины, артезианские скважины - и многое другое.
ГТЛ с самого начала задумывалась как всесоюзная лаборатория, в которой каждый, у кого родилась хорошая идея, мог получить время на ускорителе. Свои виды на ускоритель были и у военных. Узнав, что синхроциклотрон - это чисто научный объект и "овса", на который надеялись военные, не будет, председатель государственной комиссии по вооружениям Б. Л. Ванников вопросительно взглянул на Курчатова. Курчатов, усмехаясь, погладил бороду...
В то время военных сильно интересовали пи-мезоны. Взаимодействие пионов с веществом было ещё мало изучено, и это давало возможность физикам намекать на то, что не исключена цепная реакция, подобная той, которая возникает при облучении урана нейтронами. Поэтому при исследованиях на ускорителе взаимодействию пионов с веществом было уделено особое внимание. Полученные результаты оказались весомыми в научном плане, но ничего не дали для военных. Время жизни пи-мезонов оказалось слишком мало, пионная бомба оказалась невозможна, и перспектива военно-прикладных исследований Дубну миновала.
Во время одного из визитов Курчатова в ГТЛ маленькая Наташа Богачёва (в замужестве Неговелова) потеряла ключ и не могла попасть домой. Ожидая, когда родители вернутся с работы, она играла во дворе. Курчатов заметил её, подошёл, поднял на руки. Она не знала, что сидит на руках у великого человека, а он ей этого не сказал. Великий человек спросил девочку, почему она гуляет одна, и где её родители. Наташа ответила, что родители на работе, а она потеряла ключ от дома. А почему ты не в детском саде? - спросил Курчатов. А у нас нет детского сада. У вас нет детского сада? Сопровождающий тут же заверил: уже строим. И вскоре был открыт первый детский сад. А вот памятника на сюжет "Курчатов с девочкой на руках" в Дубне до сих пор нет, а жаль.
Общался Игорь Васильевич с ГТЛ и по телефону: "Мишель? Физкультпривет! Ну что, открытия есть? Достижения есть. Это хорошо, но давай открытия. Денежки народные большие истрачены..." (цитируется по книге И. Н. Головина "И. В. Курчатов"). И вскоре, наряду с достижениями, появились открытия.
В ночь с 13 на 14 декабря состоялся запуск синхроциклотрона. Так деревня Ново-Иваньково стало родиной физики высоких энергий в СССР.
Работой молодых теоретиков ГТЛ номинально руководил Фок, реально, на общественных началах, - Померанчук, приезжавший каждую субботу на лабораторный семинар во главе "теоретической квадриги" (по выражению Р. М. Рындина). Визиты московских теоретиков заметно участились, когда в ГТЛ стал работать известный итальянский физик, ученик Ферми Бруно Понтекорво. В сентябре 1950 года, сев с семьёй на теплоход в Италии, он совершил окутанный тайной переход через Финляндию в СССР. Его побег на Восток стал для друзей и коллег Понтекорво полной неожиданностью. Присутствие Бруно Понтекорво и его семьи в Дубне было окружено атмосферой таинственности. У самого Понтекорво не было ни имени, ни фамилии, его называли Профессор. Его старший сын подписывал в школе тетради "Джиль", не указывая фамилию.
У нас нет документов тех лет. Они осели в архивах первых отделов. Вести дневники запрещалось. А. А. Тяпкин получил нагоняй от начальника первого отдела Денисова за то, что делал записи личного характера во время пуска синхроциклотрона. Никто из "дубненских зубров" не оставил мемуаров. Одно время казалось, что МГ пишет мемуары, но по каким-то причинам книга воспоминаний так и не состоялась. К счастью, живут и здравствуют очевидцы событий тех лет. Из воспоминаний М. Н. Харитоновой, приехавшей на строительство в 1948 году, мы узнаём, например, что три дома, ныне исчезнувшие, носили имена собственные. Неподалёку от нынешней 4-й школы стоял барак-столовая "Голубой Дунай". Позже в нём разместился хозяйственный магазин. У пересечения нынешних улиц Мира и Мичурина находилась другая достопримечательность - сельпо, а по существу - винная лавка, называвшаяся в народе "Зелёный шум". Торговлей здесь заправлял продавец Иван Иваныч. Знакомы отпускал в долг, особенно водку. Очередной должник тут же заносился на карточку, которая у него всегда лежала на прилавке. На месте нынешней детской молочной кухни красовалась деревянная жилая двухэтажка "Под Крышами Парижа". В каждую квартиру был отдельный вход; с улицы на второй этаж - по крутой внешней лесенке. Это был лучший дом в посёлке, и его жильцам завидовали. Самым многолюдным был Проезд 4 (впоследствии - Комсомольская, ныне Блохинцева). Здесь было шесть бараков (28 комнат по 12 м2) , где как в общежитии жили и семейные, и молодёжь. За водой ходили на колонку, которая стояла на Инженерной. Для жителей посёлка был открыт магазин "Колосок". Он благополучно дожил до наших дней, сохранив первоначальное название. "Колосок" был разделён на две части: продуктовую и промтоварную, и до сих пор в магазине - два входа, только стены теперь нет. Ходили в "Колосок" вдоль колючей проволоки, за которой строился административный корпус ГТЛ.
В низинке, где позднее был разбит парк, была баня, состоявшая из двух юрт, соединенных коридором: в одной был предбанник, а в другой - парная. Между Ново-Иваньковом и бараками находился базарчик. Сначала товар раскладывали прямо на земле, потом сельсовет установил столы. Торговали больше рыбой. Сосновый бор тянулся до Чёрной Речки, до деревеньки Заречье. Называлось это место Холмами. Райским уголком был посёлок в воспоминаниях старожилов. Нужно на левый берег - подходи к Волге, кричи перевозчика. Тут же подъедет и перевезёт. На "той" стороне стоял зелёный двухэтажный дом. По нему и ориентировались.
В 1950 году по другую сторону от Ново-Иваньково (в сторону Дубны-реки) началось строительство синхрофазотрона - ускорителя на 10 ГэВ.
Научным руководителем проекта стал академик В. И. Векслер. Новый ускоритель, как и синхроциклотрон, был основан на принципе автофазировки, и Векслер имел к нему самое прямое отношение. Явление автофазировки было открыто им в 1944 году и, год спустя, независимо, - Макмилланом, будущим лауреатом Нобелевской премии. Это открытие позволило строить новые, более мощные ускорители циклического типа. Макмиллан получил Нобелевскую премию, а Векслер нет.
Новая лаборатория называлась Технической Дирекцией Строительства - ТДС-533. На Театральной площади в Москве автобус, и буквы "ТДС" на передней панели заменяли ему номер маршрута. Жилищный вопрос для молодых сотрудников стоял так: "На 12 сотрудников Лаборатории было 12... нет, не комнат. И не квартир. Домов!". Новые дома подошли вплотную к деревне Ново-Иваньково. Профессор П. С. Исаев вспоминает: "В маленьком деревянном магазине продавался хлеб, кое-какая крупа. Полки до потолка были завалены дешёвыми консервами из крабов, которые никто не покупал. По утрам, рано-рано, окрестные деревенские жители ходили по нашим квартирам, стучали в двери и кричали: "Картошку надо? Рыбу надо? Молока надо? Гуся надо?".
Научный городок жил своей жизнью, лагерь - своей. И в зной, и в стужу, "строители поневоле" плелись на работу, подгоняемые конвоирами с собаками. Пересекать дорогу во время движения колонны не разрешалось. Приходилось дожидаться, пока не пройдёт охрана. За всю историю лагеря (он просуществовал до 1957 года) было несколько побегов и один бунт - когда охранники застрелили заключённого.
Во время несостоявшегося побега в 1951 году Лепилова едва не взяли в заложники. А погиб он в мае 1953 года, когда в машину, на которой он возвращался из Москвы, врезался грузовик. "Странная это была смерть", - замечает А. М. Дребушко... Лепилов как-то сказал одной из своих сотрудниц: меня, когда я умру, похоронят на Новодевичьем кладбище, а тебя, Людмила, - неизвестно где". И на следующий день он погиб в той автомобильной катастрофе. Это случилось 14 мая. И его похоронили на Новодевичьем кладбище. Выступая против увековечения Лепилова в названии одного из улиц города, профессор Мещеряков писал в 1990 году, что погиб генерал Лепилов не на поле брани, а из-за своего самодурства - после Дмитрова выпил стакан водки и приказал выпить шофёру.
Этот год был богат на события. В марте умер ученик и соратник Ленина, отец всех народов Иосиф Джугашвили. В июле был арестован и казнён верный ленинец Берия. Последний оказался английским шпионом. Кто бы мог подумать? "Холодным летом 53-го" ТДС-533 было преобразовано в Электрофизическую лабораторию АН СССР (ЭФЛАН), а ГТЛ выделилась из состава Лаборатории Љ 2 (будущего Курчатовского института) в Институт ядерных исследований Академии наук (ИЯП АН). Оказавшись в новой для себя роли, Мещеряков с вкусом произнёс: "И я пан СССР!".
Хотя начальство двух научных учреждений было разное, административно научный городок подчинялся Мещерякову. "Чем только ни приходилось заниматься, сказал он однажды и едко добавил: - В 1954 году народу захотелось красного перца...". МГ, как его за глаза называли сотрудники, был полновластным хозяином Дубны. В клубе, который находился на месте почты (около площади Мира), без него не начинали киносеанс. Административное, а иногда и научное руководство он осуществлял в лучших традициях того времени - в рамках командно-административной системы, так выпукло описанной Александром Беком в романе "Новое назначение". Далеко не всем это нравилось, но даже после смерти Сталина не было ещё ясно, насколько далеко.
В 1954 году в научный городок пришла, наконец, Советская власть: был образован поселковый Совет депутатов трудящихся. После строительства школы Љ 6 (ныне Дом детского творчества) старая школа, на улице Школьной (ныне Советской-Флёрова), была отведена поселковому Совету (позднее это здание занял горком партии). Предлагались различные названия нового посёлка, в том числе такие как "Лепилов", "Мещеряков", "Ядрёный". Оказалось, что большинство устраивал вариант "Дубна". Москва, правда, руководствуясь какими-то своими соображениями, утвердила название Дубно.
В 1955 году с ядерной физики сняли гриф "Совершенно секретно". Дубненские физики приняли участие в международной конференции, которая проходила в Женеве. Делегацию возглавлял Д. И. Блохинцев. В то время он был директором Обнинской АЭС - первой атомной электростанции в мире. Как писали тогда западные газеты, советские физики поразили своих европейских и американских коллег шириной брюк и капитальными научными работами. На Западе впервые узнали о существовании у СССР самого мощного в Европе ускорителя, и это стало сенсацией.
6 марта 1956 года на базе ГТЛ и ЭФЛАН был создан Объединённый институт ядерных исследований - ОИЯИ. Правильнее было бы назвать его Международным институтом. Полномочные представители 12 социалистических стран подписали соглашение об организации института по исследованиям в области физики атомного ядра и элементарных частиц в мирных целях. Первым директором ОИЯИ стал Дмитрий Иванович Блохинцев, под руководством которого в 1954 году в Обнинске была запущена первая в мире атомная электростанция.
Лаборатории института получили сокращения: ЛВЭ (лаборатория высоких энергий), ЛЯП (лаборатория ядерных проблем). Окончание "АН" в сокращениях отпало, потому что от страны местопребывания институт целиком опекался Министерством "среднего" машиностроения. ЛВЭ возглавил В. И. Векслер, ЛЯП - Мещеряков. Однако вскоре Мещеряков был снят.
Что же произошло? Воспроизведём канву событий по воспоминаниям Г. Д. Столетова. Июль 1956 года. ОИЯИ ещё в пелёнках: Устав будет принят только в сентябре. Продолжается организационная перестройка Института ядерных проблем в Лабораторию ядерных проблем, которую возглавляет Мещеряков. И вдруг - как гром среди ясного неба: партийное собрание Лаборатории, на повестку дня которого выносится "разоблачение культа личности М. Г. Мещерякова". До беспартийной массы доходят только скупые обрывки фраз, приоткрывающие партийную тайну. Например, что на собрании против Мещерякова резко выступил Бруно Понтекорво.
Но громом среди ясного неба "дело МГ" оказалось только для беспартийных. Ещё с мая начался сбор подписей под письмом в ЦК КПСС. "Готовила вопрос" партийная комиссия под руководством Шульги. Кто это, сейчас не может сказать никто. Как говорил крокодил Гена, неизвестный науке зверь.
МГ объявили выговор по партийной линии, но ставился вопрос и об исключении из партии. То есть, у МГ был шанс стать беспартийным человеком. Ничего страшного, вообще говоря, в этом не было. Подавляющее большинство народонаселения страны было беспартийным. И это не мешало достигать (правда, не в армии и не в КГБ, где членство в партии было обязательным) высоких постов. Например, Николай Николаевич Боголюбов, сын священника, никогда не состоял в рядах КПСС. Но одно дело быть всегда беспартийным, а другое - положить партбилет на стол.
Партийное собрание в Дубне стало уменьшенной копией разоблачений культа личности Сталина на XX съезда КПСС. Партийный выговор вскоре был подкреплён решениями административного характера, принятыми в Москве на самом высоком уровне. Мещерякова оставили в лаборатории, которую он возглавлял, и дали отдел, который довольно быстро выродился в сектор.
Мещеряков рассказывал, что в конце 1954 года он отказался от участия в проекте создания управляемой термоядерной реакции, на укрощение которой тогда возлагались большие надежды. Тогда рассчитывали овладеть термоядерной энергией в мирных целях за год, чтобы отрапортовать о новых достижениях советской науки на очередном историческом съезде КПСС. Никто не предполагал, что проблема управляемого термояда не будет решена и по сей день.
Мог ли Курчатов вступиться за МГ? Или не хотел? На этот счёт существуют разные предположения. С одной стороны, с мая 1956 года Курчатов лежал с инсультом. С другой стороны, известно, что в отношениях между Курчатовым и его бывшим аспирантом была трещина. Так или иначе, но Лабораторию ядерных проблем возглавил В. П. Джелепов, и МГ ему этого так никогда и не простил.
24 июля 1956 года Указом Президиума Верховного Совета РСФСР посёлок Дубна получил статус города. Осенью был принят Устав ОИЯИ и Положение о персонале. Так закончился ещё один богатый событиями год.