Аннотация: В обществе, которое подчинено научному подходу во всём, и в котором наука заняла место религии, опальный исследователь находит нечто, способное перевернуть казавшиеся непоколебимыми устои.
Неопровержимое доказательство
Константин С. Белянин
Николай чувствовал жуткую усталость. После нескончаемых допросов в Университете, после вчерашнего визита к психологу, который подтвердил его вменяемость и дееспособность, и теперь, после выслушивания двухчасового изложения его преступлений против Науки, он едва держался на ногах - перед Судом было положено стоять. Его книги, заметки, триста двадцать пять дисков с фотографиями, коммуникатор и портативные компьютеры с данными исследований его группы лежали на столе пониже стойки с судьями. Напротив каждой вещи - табличка "вещественное доказательство Љ..."
-... Я призываю вас, уважаемые судьи, снисходительно отнестись к бредням этого умалишённого, - прокурор в докторской мантии и берете потряс рукой, указывая на Николая.
- Протестую, - бесцветным голосом возразил государственный адвокат (на частного у Николая не было денег), - Вменяемость и разумность моего подзащитного была подтверждена, теоретически доказана и лабораторно воспроизведена почётным доктором психиатрии, господином Нукастлом не далее вчерашнего дня.
- Протест принят и подтверждён. Суд просит уважаемого прокурора Нетребко воздержаться от употребления ненаучной терминологии в отношении подсудимого.
- Прошу прощения, господин подсудимый, господа судьи, и присяжные... Я продолжу. Этот человек возвёл Вавилонскую башню псевдонаучных доказательств в поддержку своей неслыханной ереси, субъективные свои наблюдения он попытался возвести в ранг объективных научных фактов, и самое страшное - посредством несанкционированного размещения в Сети результатов своих так называемых "изысканий" увлёк своей ересью немалое количество людей, и что особенно печально, нашей молодёжи, неискушённой в путях Науки, а следовательно и наиболее уязвимой перед лицом таких горе-учёных. Его преступления велики, и Научный Совет был неслыханно милосерден в своей просьбе ко мне, ходатайствуя за смягчение наказания обвиняемого - ибо вина его не нуждается в дальнейших доказательствах. С вашего позволения, я закончил, - прокурор устало опустился в своё кресло, и картинно прикрыл рукой глаза.
- Подсудимый, признаёте ли Вы свою вину?
- Да, Ваша Честь, признаю.
- Отрекаетесь ли Вы от вашей ереси? Подтвердите это троекратно.
- Отрекаюсь, отрекаюсь, отрекаюсь, - Николай выдавил эти слова из себя, хотя внутри всё кричало и протестовало против несправедливости.
- Высочайший суд властью, данной ему Научным Советом, во имя Науки провозглашает подсудимого виновным по всем статьям обвинения, но принимая во внимание его решительное отречение от ненаучных идей, объявляет о немедленной амнистии осуждённого. Несмотря на амнистию, осуждённый будет ущемлён в правах в отношении научной деятельности, публичных лекций, всякого преподавания и опубликования на срок три года, а по истечении указного срока будет допущен к этим занятиям под наблюдением научных консультантов, подотчётных Высшему Научному Совету. Приговор окончательный. Подсудимый, у Вас есть право заключительного слова. Всё сказанное Вами в заключительном слове останется в стенах суда, и не будет влиять на исполнение приговора.
- Да, ваша честь... Они всё-таки существуют, и она стационарна.
***
- Ильзе, у вас не остался телефон Николая Копнина? Слушанье по его делу закончилось на прошлой неделе.
- Да, мистер Ольсон. Я перешлю его данные на Ваш коммуникатор немедленно.
Судья Бьорн Ольсон положил трубку стилизованного под старину телефона, и включил прерванную программу образовательного канала. Он любил вечером расслабиться, почитать для успокоения нервов "Вестник теории поля", выкурить трубку и выпить стаканчик-другой виски. Подсудимый Николай Копнин не выходил у Ольсона из головы: редко ему приходилось видеть столь убеждённого в своей правоте "анти-научника". Самое поганое было то, что все выкладки, формулы, а особенно данные полевых исследований были настолько стройны и последовательны, что им бы мог позавидовать и любой доктор философии. Да Николай, собственно, и был доктором философии в области естествознания вплоть до прошлой недели. Как так?! Он не задумываясь отдал всё - карьеру, доброе имя заслуженного учёного, почётные звания многих университетов. За что?! За смешную свою теорию, которую, якобы, подтвердил в ходе своей экспедиции! Глупо! ГЛУПО!!!
Судье Ольсону редко приходилось сомневаться в правильности вынесенных им приговоров: ведь современные методы юриспруденции не только учитывали совершённые преступления и их последствия, но и учитывали возможное влияние исполнения вынесенного приговора как на подсудимого, так и на общество в целом. "Справедливость и разум" - девиз суда, и это не пустой звук, это принцип, основа любого действия. И чем страшнее преступление (а преступление против Науки, так метко названное прокурором ересью, несомненно, являлось наиболее тяжким) - тем осторожнее суд рассматривал дело, тем тщательнее просчитывались возможные варианты судебных решений. Сомнений не было, решение было правильным, продуманным, взвешенным, в конце концов, утверждено Научным Советом, но неприятное чувство, будто что-то он недоглядел, что-то упустил - всё же не оставляло Бьорна.
На следующее утро Бьорн первым делом набрал номер Николая. Подумал, и включил изображение. Николай, на удивление, выглядел свежо, хотя и чувствовалась в нём какая-то надломленность:
- Доброе утро, господин судья. Не ожидал увидеть Вас.
- Николай, отбросим формальности. Называйте меня Бьорн. Как Вы? Привыкли к новому месту?
- Спасибо, господин су... Бьорн. Здесь весьма занятно. Я давно мечтал заняться сельским хозяйством, но из-за научной деятельности всё не оставалось на это времени. Немного странно, конечно, осознавать, что мои публикации в Сети теперь строго отслеживают, но если честно сказать, я слишком устал что-либо доказывать - мне достаточно того, что я знаю.
- Николай, на самом деле я звоню не в качестве судебного надзора. Я ... по личной инициативе. На ходу ли ваша яхта? "Белуга", кажется?
- Бьорн, Вы же сами наложили на неё арест. Я не видел её уже полгода - с того момента, как началось расследование. Но я думаю, что она в исправном состоянии - я строил её с расчётом на самые жёсткие условия... Она полностью соответствует всем экологическим нормам, и...
- Да, конечно... Как я мог забыть?! Ну, арест снять я могу в течение часа. Вы не откажете мне в небольшом путешествии? Отпуск у меня начинается в следующий понедельник, так что в эту субботу можем выдвигаться.
- Это немного неожиданно. А куда бы Вы хотели пойти на ней? Если честно, несмотря на надёжность, она не отличается комфортом - круиз на обычном лайнере был бы куда более приятным, тем более, что Вы наверняка можете пользоваться некоторыми привилегиями при покупке туров. На "Белуге" хорошо выживать, но отдыхать, поверьте, лучше где-нибудь на Макао.
- Нет, на Ойкумену лайнеры не ходят.
Николай внимательно посмотрел на Ольсена, опустил глаза, поводил ладонью по консоли своего видеофона, и наконец спросил:
- Но ведь мне запрещено заниматься научной деятельностью. А это сильно смахивает на полевое исследование.
- Вряд ли туристическую поездку с попечителем от суда можно назвать научной экспедицией... Так? За следование букве Закона не беспокойтесь - вряд ли в мире есть лучший специалист по новейшей юриспруденции, чем я, да и Вы были правы, что являясь членом Высочайшего суда, я пользуюсь... некоторыми привилегиями. Ну так что, могу я рассчитывать на Вашу помощь, или мне искать иные средства?
Николай ненадолго задумался, крутя в руках карандаш, затем с видимым напряжением ответил:
- Я отвезу Вас туда... Но... Вы уверены, что сами хотите это увидеть?
- Николай, я уверен только в том, что мне нужно туда попасть, а лучшего проводника, чем Вы, мне не найти. Для чистоты совести назовём это следственным экспериментом...
***
"Белуга" оказалась куда более комфортной, чем можно было ожидать. Импульсный двигатель работал почти бесшумно, отдельные каюты и общий камбуз были достаточно просторными для обоих путешественников, при желании на яхте могли разместиться ещё четыре-пять человек без особого стеснения, навигационные системы работали почти на всём протяжении пути, и только последние пятьсот морских миль, которые не были достаточно исследованы и нанесены на карты, пришлось полагаться на знания и память Николая (его лоцманские карты и заметки были арестованы судом).
Бьорн много времени проводил на палубе, несмотря на злой зимний ветер и приличную качку. Ему нравилось это ощущение свободы, и глаза радовались ничем не ограниченному простору. Иногда Николай выходил к нему, и они часами стояли, смотря вперёд, не говоря друг другу ни слова. Время от времени Николай доставал, не торопясь набивал, и подолгу курил свою небольшую прямую трубку. Вереск трубки уже давно потемнел, мундштук был изрядно изжёван, но Николаю, видимо, эта трубка была более всего по нраву. Когда подошли к "белым" водам, Николай почти не покидал капитанской рубки, прокладывая маршрут, и задавая параметры маневров. Наконец, на горизонте показались острые клыки прибрежных скал.
- Теперь осталось только найти место, где можно поближе подойти к берегу, а там - на лодку, и вперёд, - за всё время путешествия Николай казался каким-то безразличным, будто выполнял нудную неинтересную, хоть и привычную работу, но когда он говорил эти слова, глаза его заблестели. "Совсем как в начале суда, на первом слушании", - подумал про себя Бьорн, а вслух спросил:
- Надеюсь, мы окажемся там скоро?
- День-два, не больше. Мы не могли далеко уйти от точки моей прошлой высадки, кстати, очень удобное место, будто специально сделано для небольших лодок: я слишком чётко помню весь маршрут, а скалы здесь только кажутся однообразными...
К концу того же дня они бросили якорь, и стали проверять лодку, перекладывать туда припасы, палатки, две бухты верёвки, а наутро спустили лодку на воду, и поплыли к берегу. Как и говорил Николай, место для причала было довольно удобным: небольшой каменистый пляж примыкал к пологому склону скал, которые шли вверх невысокими уступами, почти ступенями; кое-где в трещинах прижилась жёсткая трава и невысокие кусты. Путники вытащили лёгкую лодку на берег, отнесли поближе к скалам, надели рюкзаки, и не мешкая стали подниматься.
- Если начать сейчас, то к вечеру доберёмся до верха, переночуем, и к полудню уже дойдём до Ойкумены.
- Странное всё-таки название для места... Ведь, вроде, это обозначало "обитаемый мир" у греков.
- Это в какую сторону глядеть... - Николай даже усмехнулся, - На правах первооткрывателя я это место назвал, и насколько я помню, это - единственное, что осталось без изменений после суда.
- Да, конечно, - Бьорн поёрзал плечами под лямками рюкзака, поудобнее отрегулировал и застегнул пояс и нагрудный ремень, - Пойдём, тогда, что ли!
***
Переночевали в спальных мешках прямо под открытым небом: наверху оказалось неожиданно спокойно и тепло, кусты и трава здесь были намного гуще, и образовывали неплохую естественную защиту от морского бриза, который, впрочем, нагревался от скал, напитавшихся теплом за день от солнца. Утром попили кофе, перекусили наскоро и выдвинулись в путь. До места пришлось идти дольше, чем предположил Николай - местами кусты разрослись, и образовывали почти непроходимую стену; путникам приходилось прорубаться своими небольшими мачете по часу и больше, сменяя друг друга.
Когда они наконец дошли до цели своего путешествия, Бьорн долго стоял, не говоря ни слова. Время от времени он то качал головой, то тёр рукой лоб, то ерошил себе волосы, и беззвучно шевелил губами. Крупные звезды начали зажигаться на темнеющем небе, одна звезда мигала, как лампа дневного света, которая вот-вот перегорит, казалось даже, что от неё идёт такой же треск. Наконец он заговорил:
- А какова его структура? Можно через него пройти?
- Мы только начали свои исследования, моя группа разработала несколько рабочих гипотез, но сами понимаете - до конца работы нам довести не позволили... Пройти наверняка можно, но чего ожидать там - я не берусь даже предположить. Да Вы подойдите поближе, поторогайте! - в голосе Николая не было ни радости победы, ни снисхождения - только усталость.
В мозгу у Ольсена проносились какие-то обрывки фраз, какие-то, казалось, забытые школьные уроки всплывали в памяти, и расшибались вдребезги тем, что предстало перед его глазами. "...Корабль, приближаясь к горизонту... Солнце в своём апогее... если смотреть на Полярную звезду...". Он медленно пошёл вперёд; мерцавшая звезда в этот момент затрепетала, и сорвалась вниз. Наконец, Бьорн будто во сне поднял руку, и упёрся в матово-прозрачную Небесную Твердь, за которой были видны размытые силуэты огромных слонов, мирно пасшихся на полях "по ту сторону" - видно, эти слоны отдыхали от своей ноши, пока другие держали на своих спинах Землю. А Николай уже неторопливо шёл в сторону побережья...