Восемь вздохов назад небо надо мной сияло синевой. Теперь оно пламенело оранжево-красным, затягиваясь чёрными шелками. Огненные языки лизали прозрачные стенки моего бокса, как леденец. Как фруктовое эскимо, которое прошлым летом раздобыла сестра София. (Нам так понравилось, что мы неделю печатали его на три-дэшке, пока нас не застукал отец-настоятель).
Стало жарко. Охлаждали слёзы и отрезвлял детский плач. Дым внутрь не проникал. Стоны тоже. Они были, я знаю. За пределами стеклянного куба прожорливая стихия сглатывала людей одного за другим. Всех, кто пришёл в Небесный Храм за напутствием омы.
Нет, не всех.
Семь вздохов назад. Окошко в бокс было открыто, когда ударил первый взрыв. Окошко, через которое я ежедневно раздавала скрижали. Табличку с последним посланием от Матери я зажала в непослушной ладони. В другой руке надрывно орал младенец. Его успели втолкнуть сюда родители - златовласые ангелы с мягкими улыбками, - а со следующим вздохом проём автоматически запечатался, пискнув напоследок и полностью изолировав меня от внешнего мира.
Ноги обмякли, и я бухнулась на мраморную льдину пола. Взгляд ухватился за табличку, как за соломинку. Лучезарная пара просила назвать имя их малыша и ответить всего на один вопрос: смогут ли они в ближайший год переехать в многоэтажки? "Виктор", - говорилось в первой строке, которую я начертала лазерным пером совсем недавно, а вторая точно насмехалась: - "Благополучие и счастье. Мечта ваша осуществится". Такие слова вложила в мою руку Мать.
Я скинула с плеч бретельки бледно-голубого платья и притулила младенца к груди. На ресничках крохи скопилась роса, он раскраснелся, не хуже алых маков перед павильоном Три-Д. Однако сосок схватил прытко. Дочки никогда не мяли мою грудь с такой жадностью, а сейчас и молока-то не было, но малыш держался крепко, будто боялся отпустить меня.
- Тише, малютка, - промурлыкала я, не решаясь, а может, не желая называть мальчика по имени, - здесь мы в безопасности.
Кивнула в подтверждении своих слов. Мой бокс для публичных молитв и благодеяний был прочнее некуда. Сколько раз по нему колотили монтировкой иноверцы-вандалы, пару раз стреляли из ружья. Ни выбоинки. Но взорвать прихожан? В голове не укладывалось. А Мать? Почему не послала весточку? Почему не направила меня?
Этому должно быть объяснение.
"Не стоит искать толкований, - тут же вспомнились слова настоятеля Бинаро, вылетающие из-под серой мочалки усов. Он с сухим треском воздевал руки к небу и говорил: - Ты должна лишь верить".
Хлопок! По стеклянной стене трусливо разбежались трещины.
- Мать небесная, - пробормотала, задыхаясь, - защити, защити, защити...
Не это ли кричали родители малыша да и все остальные, кто сгорал заживо?
Замолкла, ошарашенная. Из лёгких вышибло весь воздух. Внутри что-то раскололось прежде, чем снаружи.
Но рядом, на белокаменном полу, возник чёрный квадрат. Один выпавший пиксель. Из дыры высунулось металлическое ведро с шипами и узкими прорезями-глазами, откуда сочился неистовый зелёный свет.
Железная рука с круглым фонариком на запястье и медно-красными выгравированными браслетами бесцеремонно сцапала меня за сизую косу и вместе с младенцем утащила в темноту, спасительную и прохладную. Раздался щелчок, и я как по команде отключилась.
- Очнись, эй. - Меня встряхнули, и я резко, возмущенно вскочила. - Ома Селеста? - проскрипел над ухом механический голос.
- Селеста! - с истеричными нотками подтвердила я, вспоминая огонь, смерть, безысходность. Темноту. Меня потряхивало, как перед исповедью. А ведь ома всегда должна сохранять спокойствие.
- Идти можешь или тебя на ручки, как деточку? - всё тот же неучтивый голос.
- Могу, - ответила я, взглянув на бота и окружавшее нас пространство.
Ультрафиолетовый свет фонариков, разбросанных по его рельефному телу, ловил в подземной темноте светящихся созданий: по ржавым поручням и прохудившимся трубам скользили многоножки и прочие твари, в мутной воде, плескавшейся под мостиком-платформой, перекатывались длинные и жирные, как сытые змеи, рыбины. На массивном вздыбленном плече бота горел ярко-красный треугольник - значок повышенной опасности.
- Топать недалеко, - сообщила громадина, - мы под храмом, в самой его заднице. Что с кульком?
- Спит. - Малыш задремал, так и не отлипнув от груди.
- Смотри-ка в оба, ома-ма, а то ко второй крысёныш присосётся, - пророкотал бот, - они здесь бешеные и крайне ядовитые.
Мою обнажённую грудь покрыли стайки мурашек.
- Ты странный для бота.
- Ну да, ну да, - смех с нотками металла. - А что, непорочные девчата эксперты по железякам, а?
Мне его тон не понравился. Все ли боты-спасатели такие или у этого мозги набекрень? Но мыслить ясно я не могла - канализационная вонь пробирала до слёз, а о кошмаре наверху я старалась не думать.
- Видела таких, как ты, по телевизору. Но вживую вы очень...
- Маску дать или по дерьму тащишься? - перебил бот.
- А есть? - вздрогнула я.
- Конечно, цветочек, - ответил он, протягивая прозрачную силиконовую ракушку.
Вскоре вдалеке обозначилось белое пятно светового люка - маячок, выводящий нас к поверхности. Бот затормозил и развернулся ко мне, заставляя поёжиться. Может, он всё же неисправен? Раздался скрежет, и колючая металлическая голова моего спасителя переместилась к нему в руки. На меня смотрел человек. Мужчина. Лицо чёрствое, с серебристой заплатой на щеке и шрамом над левым глазом. Русые, коротко остриженные волосы взмокли.
- Не робот... - снова взволнованно проговорила я. "Теряешь стать, ома", - мысленно поругала себя.
- Как сказать. Когда-то нас славили, как стальных рыцарей. Теперь мы тупые боты, - усмехнулся он.
- Но...
- Эй, девчуля, я не собираюсь копаться в драных терминах. Просто спросить хотел. Это правда?
- О чём ты?
- Ну, про зачатие-то непорочное... Вы что, серьёзно без мужиков справляетесь? Не, любопытно же.
В зелёных глазах - ни намека на смущение или уважение к одной из восьми ом столицы.
- Как твоё имя? - спросила я, игнорируя его вопрос.
- Тео, милая.
- У меня трое дочерей, Тео, и я никогда не знала мужчины, - сказала я, проводя свободной ладонью по железной цепи на поясе. - Мать наградила меня даром жизни.
Губы его легли в полумесяц.
- Никогда. Сладкое слово.
В один вздох он сократил пропасть между нами и прижался этими губами-улыбкой к моему рту.
- Не подумай ничего, просто стало интересно...
Меня пронзило током, в глазах потемнело, и на чёрном фоне, как на экране, запорхали тонкие люминесцирующие крылья, напоминая окружавших нас таинственных существ. Внутри словно заработал неизвестный мне источник электричества.
В зелёных глазах - я вдруг тонула.
***
Настоятель предупреждал. А я не послушалась.
Он говорил: "Ома, перед тобой вся любовь мира. Ты никогда не подаришь своего сердца одному человеку. Это эгоистично. Оно - для всех. Мать послала своих дочерей на землю. Вы самодостаточны. Вы можете сами давать жизнь дочерям, поддерживать преемственность ом".
- Но почему всё устроено именно так? - не унималась я.
Он говорил: "Не спрашивай. Верь". А потом давал мне голубые капсулы, чтобы я впустила Мать в свой разум.
И всё было славно. Пока меня не спас стальной рыцарь. Бот. Человек.
После взрывов и пожара я неделю провалялась в бреду. Снились лица, которых я не знала. Но они неизменно покрывались коростой, искажались, превращаясь в маски страха, боли, гнева, а потом рассыпались в прах и золу.
Снился Тео. Он протягивал мне железную лапу, а когда я пятилась от него, призывая все силы небесные уберечь меня от искушения, он качал головой и шептал: "Глупышка". Рифмуется с "пустышка".
Один раз, дрейфуя среди миражей и туманностей, я вдруг пришла в себя. Глаза открыть побоялась, вдруг этот огромный яркий мир раздавит моё неокрепшее, нестабильное Я. Надо мной пролетали голоса, сухие, безучастные, как осенние листья.
"...чип седьмой выдаёт сбои... почти не реагирует на импульсы капс... уровень внушаемости близок к ну... пробуем заменить?.."
И я снова скрылась под поверхностью. На дне чёрного, вселенского океана, где я размышляла над всем случившимся и собирала из камушек головоломку, мне нанесла визит Мать: из мрака явилось худое треугольное лицо, в нежно-голубых глазах не было ни капли нежности.
- Почему ты прячешься? - рассердилась она.
- Я... я не знаю.
- Неправильный ответ. Моя дочь не может сомневаться.
- Матушка, я бы очень хотела стать прежней, но что-то изменилось... Мне мало верить. Я хочу знать.
- Это удел Матери и отцов-настоятелей.
- Я хочу знать! - прикрикнула я, заставляя Её отпрянуть. Но как я осмелилась? Ум ли зашёл за разум, взбаламутив чувства?
- Что именно? - Она снова приблизилась, поглаживая мою руку ледяным когтем, тонким как игла, царапая им вену на сгибе.
- Что значит жить. Как обычный человек. И любить.
- Ах... - Мать понимающе кивнула и обняла меня. - Дело в том мужчине? Забудь.
- Нет. Не могу. Я хочу выйти! - Я завертелась, вырываясь из Её объятий. Мать держала меня крепко. - Я хочу выйти! Хочу выйти! Пусти!
- Иди... - вдруг шепнула она, разжимая руки и выбрасывая меня в свободный полёт.
Полностью очнулась я под зорким взглядом отца-настоятеля. Он следил за мной из-под белого капюшона, пожёвывая морщинистые губы. Вылитая черепаха с усами, как звала его София, когда мы с сестричками собирались на вечерние посиделки в наш свободный час, сбросив наконец увесистые вериги.
- Селеста, - прошелестел настоятель, вскидывая скрипучие руки, - ты снова с нами. Люди ждут твоего пробуждения, ведь тебя спасла сама Мать...
- Меня спас человек, - шепнула, отводя взгляд. - Не могу я так. Столько людей погибло, а я осталась жива. Неправильно это, - зачастила я, освобождаясь от проводков и трубочек. - Я не должна возвращаться, разве вы не понимаете?
- Не горячись, дорогая, это же твоё предназначение. Ты рождена омой.
- Я просто... не могу.
Капюшон склонился набок, губы снова зашевелились, но беззвучно. Спустя несколько секунду настоятель энергично закивал.
- Пожалуй, так будет даже лучше, - пробормотал он.
- Вы отпустите меня? - не поверила я свои ушам. Отец Бинаро с такой лёгкостью дал согласие! Наверное, понял, как мне сложно. Или же дело в другом?
- Да. Ты сможешь уйти, дорогая Селеста.
- А мои дочери? - спохватилась я. - Я с ними увижусь?
- Ты умрёшь, а они займут твоё место. - Отец-настоятель на мгновение замер, как зависшая на экране картинка, а потом потёр костистые ладони, чуть бренча зажатыми в них деревянными чётками. - Великолепная будет троица. Да, это вовсе недурно.
Надёжное плечо
Похороны прошли пышно. Скорбел весь город, облачившись в серый цвет плача. Меня пронесли по Бархатному пути до самой усыпальницы. Я всё слышала, но из-за таблетки, которой снабдил меня отец Бинаро, не могла шелохнуться, и даже дышала еле-еле. А когда церемония завершилась, я осталась наедине с дочками. Они затянули молитвенную песнь, а я наконец разомкнула челюсти и пошевелила онемевшим языком. Открыла глаза. Сара, Сесили и Серафима разом смолкли и обескуражено уставились на меня. Но я действовала так, как велел мне настоятель: дала дочерям последние заветы и сказала, что иногда будут являться им, с благословения Матери.
Пару недель спустя я сидела перед телевизором в снятой заранее чистенькой, но не слишком просторной квартирке, в новой многоэтажке. Страсти по погибшим в храме и почившей оме Селесте немного улеглись. Показывали моих тройняшек, которые на время реконструкции принимали прихожан в парке Добродетелей. Дочери прекрасно влились в новую роль - ещё больше людей потянулось к Матери, когда ома Селеста исчезла из усыпальницы и "вознеслась на небеса". Я начинала жизнь с чистой скрижали.
Вещи, необходимые на первое время, я распечатала ещё в павильоне Три-Д с позволения отца-настоятеля, как и одну особенную вещицу, с которой связывала робкие надежды. И я решилась. Разузнала, где живёт Тео, понаблюдала за ним. Родственников у него не было, как и жены. Волк-одиночка.
И вот, набравшись храбрости, я пришла к его порогу.
Он открыл дверь - заспанный, в одних трусах, - и окинул меня с ног до головы нахальным взглядом. Я казалась себе ужасно глупой, но назад не повернёшь.
- Ты ко мне, крошка? - спросил Тео.
- Можно я зайду? - спросила я, сгорая от стыда и странного желания, тяги к этому человеку. Мне хотелось вновь ощутить ту электрическую волну, что накрыла меня под землёй.
Тео сощурился, разглядывая меня.
- Ты что ли, цветочек? Ома Селеста? - наконец произнёс он, и я прошла в тёмную, зашторенную гостиную.
Тео узнал, запомнил меня. Знак свыше? Но верила ли я в знаки?
Выглядела я теперь иначе. Свои светлые сизо-серые волосы я остригла и перекрасилась в чёрный, а неизменный небесно-голубой цвет одежд сменила на бунтарские красные тона.
- Значит, всё это туфта, что по телеку крутили? - Тео усмехнулся и рухнул на диван. Из соседней комнаты выбежал робо-пёс, со скрипом виляя хвостом и лая на меня. - Закрой пасть, Муссон. - Пёс замолчал и устроился возле ног хозяина.
- Я... вроде как ушла в отставку, - сказала я.
- Не сомневался, что ваши пророчества полная хренотень, - хмыкнул Тео.
Что на это ответить, я не знала. Я часто размышляла над прежней жизнью, но рыться в смыслах мне больше не хотелось. Правда, кое-что я всё же поняла - благодаря таким, как я, люди получали нечто большее, чем простое предсказание. Они ловили проблеск светлого будущего, путеводную звёздочку.
- Я не могла больше оставаться омой, - заговорила я. - Понимаешь, после того ужаса...
Тео вдруг похлопал по дивану, подманивая меня, и я, не хуже пса, послушно села рядом.
- А от меня что хочешь, красотуля?
- Женись на мне, - выпалила я, не давая себе возможности подумать.
- Вот как! - Тео нахмурил брови, делая серьёзный вид.
- Но какая тебе разница? Ты всё равно живёшь один, - заметила я, обводя взглядом его берлогу.
- И то правда! - весело отозвался Тео.
- Я стану хорошей женой. Буду готовить, убирать, заботиться о тебе, - затараторила я. - У меня даже платье свадебное есть. - Я вынула из сумки распечатанное на принтере белое подвенечное платье с серебристыми лилиями. От такой красоты дыхание перехватывало.
- Не, ну раз платье, - сказал Тео, разводя руками. - Эй, Муссон, иди-ка сюда. Свидетелем будешь!
- Что? Ты согласен? Прямо здесь? Сейчас?
- А зачем далеко ходить. Тут делов на пару кликов.
И впрямь, Тео включил на лбу робо-пса меню и нашёл пункт "бракосочетание".
- Документы с собой, невестушка?
Я робко протянула карточку со своей новой личностью - Мэри 7-Омега.
Муссон сменил лай на приятный женский голос и заговорил:
- Тео 120-Альфа, ты согласен взять в жёны Мэри 7-Омега...
Повинуясь импульсу, я прикоснулась к серебристой заплатке на щеке Тео, а он вдруг поцеловал мою ладонь, вновь пуская по всему телу фантастический разряд тока. В следующую секунду я лежала на диване, позабыв, как дышать.
Мужниной женой я стала чуть раньше, чем мы озвучили наши клятвы.
***
- Муссон, стой, пакостник! Я же не закончила!
Пёс рванул к хозяину, виляя скрипучим хвостом и не давая как следует его смазать. Из прихожей донёсся металлический скрежет - опять придётся удалять царапины с доспехов Тео. Вытирая жирные руки о тряпку, я вышла к мужу.
- Ома-ма, помоги-ка снять этот треклятый панцирь, - смахивая пот с лица, сказал Тео.
Уму непостижимо, как он справлялся раньше без меня. Но я сама встала на эту дорожку, последовав за неведомым чувством, о котором прежде лишь вещала из стеклянного бокса.
Освободившись от рабочих доспехов, мой рыцарь распластался на диване перед телевизором.
- Не зови меня так, пожалуйста, - бросила я, уходя на кухню.
Ома Селеста умерла ровно год назад. Как будто и не было её вовсе. Лишь отрастающие пепельно-голубые корни волос напоминали о прошлом. А ещё - дочери.
- Эй, Мэричка, твоих дочек-почек показывают, - как раз в этот момент крикнул из гостиной Тео. - Сходила бы да спросила, какого супа наварить, лукового иль томатного.
Я вернулась с подносом, полным ароматных тарелок, и расставила их на столике перед диваном.
- С этим я и сама справлюсь, - улыбнулась, несмотря на сарказм Тео.
Через некоторое время спросила:
- Как на работе?
И внутренне сжалась. Несмотря на все уговоры, Тео отказывался перевестись на более низкую категорию опасности.
- Обычная петрушка. Так, словил в шахте с дюжину пустячковых крыс.
- Тех, что бешеные и ядовитые? Рада, что ты вернулся целым и невредимым...
- Только не начинай, дай поесть спокойно, а?
Тео переключил прямую трансляцию из отстроенного Небесного Храма, где мои красавицы-дочери раздавали страждущим скрижали, на мультик про монстров. Так он и задремал, под комичные голоса детей-супергероев, которые сражались с этими самыми монстрами. Я загрузила тарелки в посудумойку, приняла душ и, переодевшись в алую шёлковую сорочку, вернулась в гостиную. Устроилась, как кошка, у Тео на груди, разглядывая его неспокойное, грубое лицо, водя руками по могучим плечам. Я целый год во всём угождала мужу, создавая уют не только в доме, но, как я надеялась, в его душе. Но своих чувств Тео не показывал. Иногда вёл себя так, словно ему наплевать.
Тео зашевелился и приоткрыл глаза, запуская руку под мою сорочку, и я чуть отстранилась.
- Ты ведь тоже любишь меня, да? - спросила на ушко.
- Угу... - прокряхтел Тео.
- Но почему ты так мало заботишься обо мне... скорее, совсем не заботишься. Конечно, не мне жаловаться, просто...
- Заткнись уже и сделай то, за чем пришла, - перебил он, больно кусая меня за ухо и прошибая электричеством.
После, уже в спальне, муж развернулся к стене, чертыхаясь из-за расцарапанной спины, а я уставилась в потолок.
- Тео, - позвала я, - ты хоть что-то ко мне чувствуешь? - прошептала я, не в силах уснуть. Отчего-то сегодня это было особенно важно. Но он молчал. - Я тебе надоела? Ты так и скажи!
Либо муж притворялся, что не слышит, либо успел кануть в сон.
- Тео!
Не выдержав, шлёпнула его по горячей спине.
С пола подскочил Муссон, гавкнув на меня раньше, чем Тео.
- Эй, полегче! Чего не спишь? Может, на работку завтра вместо меня, а?
- Любишь или нет! - потребовала я ответа.
- Я же говорил. Давай, спи.
- Не говорил. Ты такой... бесчувственный!
И снова реакции ноль. Я выскочила из постели, как укушенная, замоталась в плащ и схватила пульт-поводок.
- Ко мне, Муссон.
Мы пробродили с робо-псом по узким туманным улицам до самого утра, а на рассвете я вместе с первыми прихожанами поплелась к Небесному Храму. Почему бы, в конце концов, не взять скрижаль и по свою душу?
Матово-белые колонны храма с венчавшими их шарами и шпилями напоминали огромные шахматные фигуры, составленные кольцом. Крыши не было, лишь невозмутимое лазурное небо. В центре круга - стеклянный бокс, раза в четыре больше моего. При виде дочек я забыла на миг о своих тревогах, любуясь волнистыми сизо-лиловыми локонами Сары, детской улыбкой Сесили, идеальным спокойствием в серых глазах Серафимы. Дочки уже достигли пятнадцати лет - в этом же возрасте я явила свету этих драгоценных девочек.
Сегодня они не должны узнать меня: раз в три месяца я навещала их, нацепив бледно-голубой парик и воздушное платье. Разыгрывала с разрешения отца Бинаро этот маленький спектакль, лишь бы немного побыть с ними. Но жалела ли я, что ушла? Нет. Вот бы ещё Тео пошёл мне навстречу, изменил бы свою жизнь так, как сделала это я.
Дождавшись очереди, я подошла к окошку бокса и начеркала на планшете свой вопрос: "Любит ли меня Тео?"
Серафима провела взглядом по экрану внутри бокса и запрокинула голову, впадая в транс и выходя на связь с Матерью. Рука омы потянулась к лазерному перу, на пустой скрижали появились слова. Через несколько секунд табличка с предсказанием, ещё тёплая после рук дочери, легла в мою ладонь.
Лишь перед дверью в квартиру я позволила себе посмотреть на ответ Матери. Вряд ли этому можно верить, но...
"Он любит".
Я невольно улыбнулась. Всё будет хорошо. Всё будет! На душе посветлело. Скорее бы обратно в постельку, обхватить Тео за медвежьи плечи, поцеловать вспученную венку на его шее...
Распахнув дверь, наткнулась на груду металла.
- Уходишь? - спросила я. Неужели я совсем потеряла счёт времени?
- На часы смотрела? Придётся на пустой желудок работать, завтрак даже некому приготовить, - пробурчал Тео. В зелёных глазах тлел то ли гнев, то ли раздражение. - Хоть бы Муссона оставила, он делает неплохой омлет.
- Тео, прости, я...
Не дав мне договорить, муж вышел из квартиры и был таков.
То есть, про завтрак он спросил, но ни слова о том, где я была, в порядке ли вообще?
Я окончательно вымоталась - и телом, и душой, - и мстительно забралась под одеяло, рассчитывая проспать весь день. К дьяволу домашние хлопоты, если я никому не нужна! Если я не нужна Тео. Зачем всё это?
Но через пару часов Тео вдруг вернулся - сказал, что взял несколько выходных, - и я через силу выкарабкалась из-под одеяла и поплелась на кухню. Не оставлять же мужа голодным. Это хуже смерти.
К вечеру меня одолела жутчайшая слабость, а робо-пёс бесстрастно сообщил, что температура моего тела "превысила зелёную отметку". Я вновь очутилась среди огня. Горели щёки, руки, на глаза невесть откуда наворачивались слёзы, из носа безобразно текло, в горле саднило. Сущий Армагеддон. Будто кара небесная за то, что я отказалась от своего предназначения. Так дурно мне ещё никогда не было.
- Обычная простуда, - пожал плечами Тео, разбирая свой ботовский арсенал. - Выпей чайку с лимоном. А мне, крошка, с корицей захвати.
Любой ценой
Я молилась Матери за сотни людей, кого одолел недуг, сочувствуя, но вряд ли понимая их страданий. Сейчас я сама свалилась с ерундовой простудой, а Тео вёл себя так, словно я притворялась. Обидно, очень. Я ждала от любимого хотя бы элементарной заботы и нежности. Какое там!
Через два дня мне полегчало и без того.
- Мэри, - сказал тогда Тео, - меньше думай о болячках, а лучше - совсем не думай. Вот я, как считаешь, болел когда-нибудь?
Может, в его словах и был смысл, но сейчас я казалась себе слишком хрупкой и ранимой для подобных размышлений.
- Прогуляемся? - предложила я мужу, рассчитывая, что свежий воздух настроит его на серьёзный разговор. Я скучала по прогулкам с сёстрами в парке Добродетелей и по нашим маленьким шалостям. Мы ни в чём испытывали нужды и ни о чём по-настоящему не тревожились. Теперь моё сердце засорилось переживаниями и страхами - что, если я и впрямь неинтересна Тео? Что делать, как жить? Нет, нельзя позволять себе таких мыслей. Я же отказалась от всего ради Тео, ошибиться я не могу. Мы поговорим и непременно во всём разберёмся.
- Не хочу,- ответил муж, - мне и дома нормально.
Сел в кресло и взял в руки вирту-шлем. Мало ему на работе приключений?
- Дай-ка это сюда, - я отобрала шлем и нацепила его на Муссона, которой скрёб лапой по несуществующей блохе за ухом. - Нам нужно поговорить! Я живу с тобой уже год, но ничего не изменилось.
- А что должно измениться? - повысил голос Тео. - Я что ли? Милая, ты как с луны свалилась. Я такой, какой есть. Ты пришла ко мне сама.
- Так значит? - сердито сощурилась я. - И тебе всё равно, если я уйду?
- Шуруй, если хочешь, - сказал Тео, взяв пульт от робо-пса. Принялся остервенело жать по кнопкам, давая Муссону нелепые команды. - Ты же не на поводке, в самом деле. Я тебя не держу.
- Не держишь. Ага, - с горечью повторила я, не веря его словам. Но Тео же ясно дал понять, что не любит меня. А разве должен? Правда, почему он должен меня любить? - Хорошо, я уйду, - сказала я, но сдвинуться с места не могла. Вероятно, до последнего ждала, что Тео остановит меня.
И дождалась. Только другого: заверещал звонок - Тео срочно вызывали на службу. Пока он молча собирался, громыхая доспехами, я всё так же стояла посреди комнаты и следила за каждым его движением.
- Когда вернёшься, меня не будет, - бросила ему в спину. Тео не обернулся.
Он ушёл, а я, немного успокоившись, плюхнулась на диван, на излюбленное место мужа, и включила телек, что делала крайне редко. По всем каналам пустили экстренное сообщение: рухнула многоэтажка, под завалами оказались дюжины семей, на выручку направили ботов. Значит, Тео тоже там!
Я с тревогой ловила каждое новостное слово, не отлипая от экрана. Обвалилось несколько этажей, и боты, напоминая медлительных железных муравьёв, доставали людей. Цифры раненных и погибших постоянно менялись. В верхнем углу появилось окошко с круглым аккуратным личиком - сестра София возносила молитвы в храме. Грохот заставил моё сердце ухнуть. Здание сложилось ещё на несколько этажей. Я припала к экрану, стуча по нему пальцем и увеличивая картинку - только бы найти Тео, - но все боты как назло были точной копией друг друга.
В стороне я заметила оживление: стальной рыцарь снял шипастый шлем, прытко выкарабкался из доспехов и кинулся в бетонные развалины. Дурак, сумасброд! Конечно, это был мой Тео. Но что поразительно, из толпы зевак один за другим потянулись люди - молодые парни, крепкие мужики, боевого вида женщина. Простые люди, без особой подготовки, рисковали собой, чтобы помочь. Цифры спасённых поползли вверх.
От очередного предсмертного вздоха умирающего дома я на миг оцепенела. Нет, нет! Только не думать о плохом.
- Пёс, вызови скоростное такси! - крикнула я Муссону, хотя он бы услышал и шёпот.
***
Его грузили в машину скорой помощи. Доспехи бесполезным хламом валялись на земле.
- Стойте, я его жена! - Успела запрыгнуть внутрь. - Тео! Тео, ты меня слышишь?
Дверцы фургона захлопнулись за спиной, запечатывая нас внутри кошмара, отрезая стенания на улице, в которые, к счастью, вплетались и слёзы радости - многих спасли, и в этом была заслуга Тео.
- Он вас не слышит. Довести бы его до госпиталя. Не мешайте.
Я вжалась в стенку, не обращая внимания на манипуляции медработников, глядя лишь на посеревшее лицо мужа.
- Я здесь, любимый, я здесь, - бормотала без умолку. Что бы кто ни говорил, Тео меня слышал, я даже не сомневалась.
В какой-то момент дотянулась до его руки, ощутив знакомый электрический импульс. Он жив, он не ушёл от меня. Сейчас всё мое прежнее недовольство, все глупые претензии казались жалкими и бессмысленными. Главное, чтобы Тео жил, остальное - такая мелочь. Как же я не видела этого раньше, как же не ценила!
- Пульс пока выровнялся, но он без сознания, - сообщили мне. - Травмы слишком серьёзные. Доехать бы.
- Доедем! - сказала я, кусая губы.
Каково же было моё удивление, когда в холле госпиталя меня встретил отец Бинаро, не имевший привычки появляться на людях. Подбородок с тремя жиденькими волосинками как всегда шевелился, упругие усы торчали в стороны, растопыривая капюшон. Черепаха чуть высунулась из панциря, разглядывая меня с доброжелательностью и теплом.
- Откуда вы здесь? - Мой голос дрожал.
- Я видел, что случилось, дорогая... Мэри. Мы своих не бросаем. Твоего мужа разместят в лучшей палате. - Отец Бинаро причмокнул губами, будто смаковал остатки обеда, и, чуть хрустя суставами, вложил мне в ладонь крошечную, гладкую капсулу. - Ты знаешь, к кому обратиться, если будет невмоготу, - сказал он.
Я молча кивнула и ветром пронеслась мимо, чтобы поспеть за Тео - белое облако халатов уносило любимого вперёд, но я не могла позволить себе выпустить его из поля зрения, словно от этого зависел исход: будет ли Тео жить или нет. Пока я видела его, он был осязаем, сотворенный из крови и плоти, а не из воздуха и мучительных воспоминаний.
Но в операционную меня не пустили. Я осталась в узком пустом коридоре, зажатая меж двух мёртвых стен. Они были столь же бледны, как и кожа Тео, и своим унылым видом лишали всяческого оптимизма. Будь моя воля, я бы раскрасила их свежей зеленью утренней травы и ароматами жасминов, солнечными лучами и звоном летящего жаворонка. Пришлось закрыть глаза, чтобы из пятен слепить лицо Тео, оживить его в своих мыслях. Иногда я всё же возвращалась к реальности и подсматривала в щёлку между дверьми. Врачи качали своими светлыми головами и вздыхали, отрекшись от моего мужа, хотя их ловкие пальцы продолжали заученный танец.
Через несколько часов, лёжа в отдельной палате, Тео пришёл в сознание.
- Пока есть время, попрощайтесь, - шепнул мне врач и скрылся за дверью.
Я приблизилась к койке. Зелёные глаза мужа не затуманились страхом, нет. Он всё понимал и принимал.
- Рыцарь без доспехов, а? - прохрипел он и закашлялся.
- Зачем же так, Тео? - Я покачала головой и провела рукой по гладкой заплатке на его щеке.
- Быстрее надо было, понимаешь? - отозвался он. - А мы же тупые нерасторопные боты.
Кивнула, старательно улыбнулась.
- Теперь не нужно уходить, - вдруг сказал Тео, прикрыв глаза. - Мой хлам на свалку выкинь, и Муссона усыпить и туда же. Старый ржавый бочонок.
- Вовсе не ржавый, - возразила я, прижимаясь губами к руке Тео. - Я буду заботиться о нём ещё лучше.
- И кстати. Я тебя... - Вновь кашель.
- Неужели скажешь, что любишь? - устало проговорила я.
- И не подумаю, - хмыкнул Тео. - Любовь делает тебя слабым.
- Любовь делает меня сильной, - ответила я.
- Я тебя ещё попросить хотел. Давай без слёзок, а?
- Поспи, - сказала я, бережно касаясь губами его рта.
Когда Тео закрыл глаза, я поджала ноги, сворачиваясь в клубок на кресле, и сунула в рот пилюлю, погружаясь в транс. По телу разлилось тягучее тепло, но от ледяного дыхания Матери, предвещавшего Её явление, по позвоночнику спустились мурашки. На этот раз всё было иначе. Воздух трещал, пощёлкивал, стучала кровь в висках от дикого напряжения. Каждый мой нерв пронзало знакомое электричество. И даже с опущенными веками я видела всё, как наяву: приборы тревожно запищали, вошёл отец-настоятель и двое людей в халатах. Но меня волновал лишь Тео.
"Он умер, - сказал один мужчина. - Сворачиваемся".
"Не торопитесь", - голос черепахи Бинаро.
- Он умер? - повторила я, и Мать, стоявшая за моей спиной - я её не видела, но чувствовала, - тяжело вздохнула. - Почему молчишь! Я хочу просить за Тео.
Обернувшись, я уставилась в стену. Мать растворилась, как призрак. Кого же теперь просить?
И я устремилась внутрь, отгораживаясь ото всех, оставаясь наедине с собой. Собирая по кусочкам, по осколкам то, что давным-давно развалилось, склеивая разбитое зеркало, разглаживая трещины.
Тео вдруг сел в постели, вытаращив зелёные глаза и почёсывая короткие волосы.
- Ома-ма, не дашь мне спокойно умереть, а?
- Не дождёшься. Ты мне и самой нужен, а смерть подождёт.
Засмеялась, ничуть не удивлённая. У меня на руках были все инструменты, чтобы смастерить наше счастье.
- Мэричка, наивный мой цветочек. Смерть это тебе не шутки. У неё свои причуды и законы...
- Тео, - не слушала я, - ты должен жить, понял? Остальное мне безразлично.
- Как скажешь, для тебя - всё что угодно, - послушно согласился он, озаряясь страшной вспышкой света.