|
|
В светло-розовых тонах,
или
Оптимист vs остальные
Я гуляю по проспекту -
Мне не надо ничего,
Я надел свои очки -
И не вижу никого.
Эй, прохожий, проходи!
Эх, пока не получил!
В. Цой.
|
Я иду по улице, мягко ступаю по ковру из опавших - зеленых! желтых! красных! - листочков. Деревья вдоль дороги приветливо шелестят куцыми кронами, фонарные столбы тянутся ввысь, плавно изгибая лебединые шеи и доверчиво заглядывая в лицо круглыми светящимися глазами.
- Хорошо! - кричу я. - Боже, как хорошо!
И неважно, что начинает накрапывать мелкий противный дождик, неважно, что на асфальте - лужи, а само дорожное покрытие - старое, выщербленное, в ямках и трещинах. Это же осень! Понимаете? Взгляните на прелестную цветовую гамму вокруг, на хоровод неброских, блеклых, слегка увядших красок - здесь таятся удивительные полутона и оттенки! Видите? Чувствуете?
- Осенняя пора, очей очарованье... - Я счастлив. Господи, как я счастлив сейчас!
Вы слепые. Вы прячетесь под зонтами и капюшонами, спешите домой, боясь промочить ноги. А мне плевать! Совершенно и абсолютно. На всё! Я буду топать по лужам и громко-громко орать, срывая голос:
- Эге-гей! Присоединяйтесь, кто хочет!
Свернув в темную подворотню, я достану пачку сигарет и закурю, неторопливо, со вкусом затягиваясь. Аккуратно затушу бычок, а затем отправлю в рот мятную освежающую конфету. В упаковке останется еще одна. Отлично.
- Дядя, дай жвачку, - просительно скажет вынырнувший из-за угла подросток.
- Это не жвачка, - отвечу. - "Рондо", не видишь, что ли? Тем более последняя, ты извини, брат, но последнее не отдают.
- Жалко, - скривится пацан и достанет из-за пазухи леденец. - Смотри, видишь, какой?
Леденец, освобожденный от обертки, стеклянно блеснет в свете одинокого фонаря.
- На! - парнишка ткнет его мне в лицо. - Попробуй!
Перехватив тонкую руку, я буду долго рассматривать прозрачную белесую конфету, а потом осторожно лизну.
- Нет, - мои губы скривятся, по лбу побегут морщинки. - Не люблю вкус лимона. Не люблю, слышишь?! Ешь сам! - и я засуну леденец ему в рот, усажу на корточки, привалив к стене, скажу: - Отдыхай, дружище. Пока.
Размышляя, куда бы направиться, неожиданно решу - на дискотеку. Точно! Начало в десять, как раз успею. Достану "Рондо" (мята, м-м... обожаю!), смятая упаковка полетит в урну. Мусорить нехорошо, правда? Если я вижу, что кто-то мусорит, то сразу делаю ему замечание.
Купив билет, зайду в клуб, поздороваюсь с охранниками на входе. Они кивнут в ответ: я часто здесь бываю, наверняка запомнили. Разденусь и сдам вещи гардеробщице. В малом зале - толпища, не продохнуть, пойду в большой. Радужные сполохи стробоскопов и оглушительно громкая музыка, доносящаяся оттуда, тотчас настраивают каждого входящего на нужный лад. Присоединюсь к танцующим, мило улыбнусь девушке, стоящей напротив. О боже, как мне хорошо!
- Можно вас пригласить? - спрошу.
- Влад, - представлюсь.
- Может быть, сходим в бар? Шампанское, мускат, что любите?
Да, всё будет именно так...
Полтретьего ночи я, придерживая рукой Наташу - сегодняшнюю девушку, - стою на обочине и ловлю "мотор".
- На Халева, шеф, - кричу в распахнутую дверь "девяносто девятой".
- Без проблем, братан. Двести.
Запихиваю Наташку на заднее сиденье, влезаю сам.
- Ты ведь там живешь? - спрашиваю. - Да?
Она лишь вяло мотает головой.
- Трогай, шеф!
И мы несемся по проспекту в редком потоке машин: блики света на ветровом стекле.
- Двести, брат, какого черта ты суешь мне этот полтинник?!
- Успокойся, дружище, - я чуть приспускаю очки. - Ты, гребаный м...к! Заткни свое поганое хайло, придурок!
Мужик багровеет, на лице вспухают желваки, и я с силой захлопываю дверь, разбивая ему голову. Потом выволакиваю - трясущегося, окровавленного - наружу.
- Что ты сказал, сука?! Н-на! Получи!
С удовольствием избиваю водилу ногами. До тех пор, пока он не перестает шевелиться.
Надеваю очки.
Осторожно поддерживая девчонку за локоток, захожу в подъезд. Оглядываюсь. Мужик неподвижно лежит около машины.
- Извини, - говорю я. - Погорячился. Бывает.
Наташкина квартира маленькая и уютная. Мы занимаемся любовью прямо на полу.
- Ах-х, - она прикусывает губу, - ах-х! Владик, милый...
- Быстрее! Быстрее!
И мне хорошо. Мне дьявольски хорошо!
Я слезаю с нее, иду в ванную, принимаю душ. Одеваюсь. Выхожу на лестничную клетку.
Спускаюсь, не торопясь. Думаю: она так кричала, так извивалась, царапалась, значит, ей тоже было хорошо. Очень хорошо. Она настолько утомилась, что тут же уснула, еще до того, как я закончил. Лежит теперь спокойная, умиротворенная. Даже дыхания не слышно.
Решаю зайти к Ленке. О-о, Ленка - это что-то. Однако постельно-кроватные дела меня уже не вдохновляют - умаялся с Наташкой. Просто переночевать, не более.
Дзынь! - звонок. Нажимаю снова: дзы-ынь! Мелодичный. Поставлю себе такой же.
- Кто? - напряженно спрашивают из-за двери.
- Не узнаешь?
- А-а, Влад. Но понимаешь... я не одна. И... уже четыре часа. Иди-ка лучше домой.
- Что-о?! - толкаю дверь: слышен легкий хруст. - Открывай, Ленка, ты меня знаешь.
Войдя в прихожую, несильно бью ее по щекам: голова смешно мотается на плечах. Она слабо сопротивляется, взмахивает руками... задевая и сбрасывая на пол очки.
- Шалава! Проститутка! - ухватив Ленку за волосы, вминаю ее в полусорванную с петель дверь. - Мразь! Как ты смеешь трахаться с кем-то, кроме меня?
- У-у, - воет она, с трудом разлепляя разбитые в кровь губы.
- Гадина! - и я с силой ударяю ее о вешалку...
Поднимаю очки. Надеваю - ага, что за уморительную рожу скорчила эта Ленка! Голова набок, язык высунут.
- Дразнишься, да? - бережно подхватываю девушку на руки и несу в зал. Опускаю на диван, приглядываюсь внимательно: Ленка-то измазала лицо вишневым вареньем, вот неряха!
- Эй, есть кто? - спрашиваю.
В углу намечается робкое шевеление. Голый волосатый мужик лет тридцати пяти стыдливо прикрывает руками причинное место, боязливо косится на меня.
- Карлсон, - констатирую, - пожиратель варенья. Глянь, как Ленка испачкалась.
Он смотрит и начинает тонко скулить, отступая к балкону.
- Будешь прыгать? - спрашиваю.
- Нет... - шепчет незадачливый любовник. - Пожалуйста...
- Будешь, - с нажимом повторяю я. - Это же весело. В анекдотах всегда прыгают с балкона. Ну?
- В-высоко. - Из его глаз, оставляя на щеках мокрые дорожки, текут слезы.
- Ты мне мозги не канифоль! - рявкаю. - Коз-зел! Давай на счет "три". Резче! Пошел!
- А-а-а!!!
Зажимаю уши ладонями: ну нельзя, нельзя столь пронзительно орать. Всех, наверно, перебудил.
Выхожу на балкон. Да-а, девятый этаж, это вам не два пальца... Мужика нигде не видно, надо полагать, ушел.
Сажусь на диван рядом с Ленкой; провожу пальцем по размазанному на ее лице варенью, пробую. Нет, не вишневое, другое какое-то. Квартирка эта, как и у Наташки, - маленькая, уютная, в ней приятно находиться. А торшер в углу с голубым матерчатым абажуром навевает сладкую дрему, роняя на стены мазки синего, точно море в ясную солнечную погоду, света.
Хорошо! Боже мой, хорошо-то как!
Немного опускаю очки, вглядываюсь.
Грязные обшарпанные обои, пыльная люстра, труп со свернутой шеей. Из уголка рта еще сочится кровь: медленно, тягуче. Брр! Надеваю очки.
Хор-рошо!
Ах да, совсем забыл: я практически постоянно хожу в очках. Со зрением у меня полный порядок, не думайте, просто люблю стильные вещицы. Я купил их (снимаю, протираю подолом рубахиќ) у одного черножопого ублюдка в подземном переходе. Это чмо, б...дь, хотело сто баксов. "Единственные в своем роде, неповторимые..." - гнусавило чмо. Иди на х...! - сказал я (надеваю очки). Может, скосишь немножко? - и улыбнулся. Мы сошлись на восьмидесяти.
Довольно забавно наблюдать, как очки подменяют одну картинку - другой, плохую - хорошей. К этому быстро привыкаешь. Чем-то похоже на наркотик. Нож в руках гопника превращается в леденец, "колеса" оборачиваются невинными мятными конфетами, кровь - вареньем...
Я никогда не снимаю их. По крайней мере - надолго. Зачем? Ведь если смотреть через розовые очки, мир выглядит таким прекрасным!
01.11.04
|
|
|