Аннотация: Богдан Хмельницкий встретился под Збаражем со своим заклятым врагом Иеремией Вишневецким, но на этот раз госпожа Фортуна щедро ему улыбнулась и огонь с мечом обрушился на Речь Посполиту.
Богдан - победитель.
Медленно и неторопливо клонился к горизонту кроваво-красный закат над крепостными стенами Збаража и примыкавшим к ним лагерем князя воеводы Иеремии Вишневецкого. Трудные времена испытывал командующий коронными войсками, что пришли на земли Украины летом 1649 года нарушив перемирие между гетманом Богданом Хмельницким и польским королем Яном Казимиром. Оказавшись один на один с многотысячным войском украинских казаков и крымских татар, Иеремия был вынужден отойти к своему владению Збаражу, чья крепость была одной из лучших крепостей Европы.
Благодаря наличию в войске немецких и венгерских наемников, чьи полки отличались высокой дисциплиной и профессионализмом, севшие в оборону поляки успешно отражали атаки противника на свои позиции. Во время атаки 20 июля, казакам удалось ворваться в лагерь поляков, но благодаря твердости немецкой пехоты, они были сначала остановлены, а потом отброшены прочь.
Одержанные победы над многочисленным врагом, укрепляли боевой дух поляков, а также усиливали их любовь к своему командиру. Сотни, если не тысячи солдат и всадников были готовы броситься в смертный бой по первому приказу князя воеводы и погибнуть в нем, но не отступить. Верили в него и наемники, которым Вишневецкий щедро платил звонкой монетой. Все было просто прекрасно, но была у этой медали и оборотная сторона.
Как бы сильно, не презирал и ненавидел своего противника князь Иеремия, но он должен был признавать его силу и умение в ратном деле. Желтые воды, Корсунь, Пилявцы навечно остались траурными датами для воинской славы Речи Посполитой, а битва под Староконстантиновом могла стать последним сражением для князя воеводы. Тогда его от полного разгрома и верной смерти от руки Максима Кривоноса спас крепки доспех с быстрым конем, а также преданность и выучка его солдат.
Не утратил свои боевые качества противник и на этот раз. Несмотря на всю храбрость и отвагу солдат князя воеводы, казаки и их союзники оттеснили их к самому последнему рубежу их обороны, за которым находились стены замка.
По этой причине Иеремия Вишневецкий был на ногах всё утро, день и вечер, а наступившую ночь спал, что называется в полглаза. Боясь допустить даже малейшую ошибку в обороне крепости, которая позволит противнику одержать победу над ним, князь вникал и контролировал всех и вся. Сколько и в какой хоругви осталось людей, все ли они способны держать в руках оружие? Хватает ли у них пороха и пуль, а их лошадям фуража? Какое состояние валов и шанцев, прикрывавших подступы к замку, где и чем их нужно укрепить? А самое главное - сколько осталось в крепости продовольствия и как скоро к ним на выручку придет король со шляхетным войском?
Конечно, вопрос с продовольствием княжеского войска, не шло ни в какое сравнение с теми трудностями, что испытывали осажденные в Москве поляки. Когда гордые шляхтичи, съев своих коней, принялись уничтожать голубей, крыс, собак и кошек. Солдатам князя ещё было, что есть, но с каждым новым днем осады запасы продовольствия уменьшались.
Спасение своего войска от костлявых лап голода, Иеремия видел в снятии осады при помощи королевского войска, но Ян Казимир почему-то все не шел и не шел. Сколько человек было послано к нему с просьбами о помощи осажденной крепости, известно одному богу и князю воеводе но, ни одной весточки с той стороны с радостным известием как не было, так и нет.
Последнее больше всего и пугало Вишневецкого, который как никто другой знал, как много у него тайных и явных завистников в окружении короля и как слаб сам Ян Казимир в принятии важного решения. Можно было не сомневаться, что именно их интриги мешают быстрому сбору шляхетского войска с "холопами Хмеля" и вяжут короля по рукам и ногам всякими мелочными проблемами.
Не было радости на душе у князя воеводы в тот вечер, когда он на скорую руку ужинал молодыми огурцами и запивал их медом. Столь скудная трапеза вождя объяснялась его не желанием, чтобы его рацион отличаться от рациона его войска.
- Я ем все тоже, что едят мои солдаты и офицеры, как и разделяю с ними все трудности этой осады - с гордостью говорил своему окружению Вишневецкий и его слова стали негласным девизом для всех осажденных.
Подобное поведение князя воеводы не разделял его сотрапезник ксендз Адам Попелюшко, приданный князю для наведения порядка в вопросах веры в малопольских землях. Сухой как осиновое полено, с колючим взглядом и сварливым характером, он искренне считал, что рацион стола первого магната Польши должен отличаться от того, что было в солдатском котелке. Это обстоятельство было постоянной причиной разногласия между святым отцом и князем.
- Чует мое сердце, что этот схизматик Хмельницкий готовит нам ночной штурм - хмуро сказал князь, завершая свою скромную трапезу и глядя в окно на кровавый закат.
- Вы сделали этот вывод, исходя из цвета нынешнего заката? - позволил себе колкость Попелюшко, пребывавший в скверном состоянии от постоянного питания репой и огурцами. Последний раз, когда посланник Святого престола нормально от души поел, был пир, который дал князь в ответ на предложение противника капитулировать.
- Нет, господин посланник, вы не угадали. Я не имею такую скверную привычку гадать по облакам или, нюхать землю перед сражением, как то утверждают мои многочисленные недруги в Варшаве, - зло молвил Иеремия, и усы его хищно шевельнулись, что бывало тогда, когда князь злился. - Для того чтобы предугадать действия противника нужно хорошо знать его тактику, если угодно чувствовать его. За время войны с казаками я хорошо изучил Хмельницкий и все его помыслы для меня - открытая книга.
От таких громких слов, ксендза охватило большое желание спросить о Пилявцах и Староконстантинове, но не желая портить и без того натянутые отношения с князем, он разумно воздержался.
- И что же вы намерены предпринять?
- Встретить во всеоружии и жестоко наказать бунтовщиков, - с гордостью ответил Вишневецкий. - Хмельницкий как всегда будет пытаться атаковать в лоб, в центр наших позиций. Иной тактики он не знает, и знать не хочет, вот мы и встретим его ядрами и картечью всей нашей артиллерией. Очень надеюсь, что после этого Тугай-бей уведет от Хмеля свою конницу. Татары не любят слабых союзников.
- Жуткое будет месиво - так и не успевший привыкнуть к особенностям войны собеседник, брезгливо передернул плечами.
- Нашли, кого жалеть! Эту чернь и быдло! - по-своему понял жест ксендза князь. - Чем больше мы их положим сейчас, тем легче будет воевать с ними потом! Подлое отродье, оно привыкло понимать только кнут и силу и ничего другого! Только огнем и мечом мы сможем привести этих бунтовщиков схизматиков к покорности, а лучше всего вырезать их всех под корень.
- Кто же будет тогда работать на ваших полях, в ваших деревнях и селениях, и приносить вам прибыль?
- Те, кто докажет мне свою верность или те, кого я пощажу! - грозно воскликнул Вишневецкий и глядя на его пылающие гневом и яростью глаза, Попелюшко охотно поверил рассказам о зверствах творимых солдатами князя по обеим сторонам Днепра в прошлом году, при подавлении восстания крестьян и казаков.
В то, что они сажали на кол всех, кто только попадался им на пути следования княжеского войска, от младенцев и до стариков. Что насиловали девушек и женщин, отсекали у них груди, вспарывали животы от паха до грудины. Насыпали в рот жертвам порох, поджигали его, а затем бросали их умирать. И все это делалось по личному приказу князя, который требовал от своих солдат пытать несчастных так чтобы, даже умерев, они чувствовали боль от пыток.
- Упаси и помилуй попасть ему в руки - подумал про себя Попелюшко. Чем больше ксендз узнавал Вишневецкого, тем сильней его опасался - Одно хорошо, что этот страшный человек воюет на нашей стороне и безжалостно режет своих кровных братьев во славу католической веры, святого престола и нашего государства.
Принимая князя Вишневецкого в свои ряды, польская шляхта и священнослужители ни на минуту не забывали о его не польском происхождении.
- Да укрепит Господь вас и ваших солдат в борьбе со схизматиками - сказал священник и сотворил перед собой небесное знамение. Это был привычный чисто символический ритуал, но почему-то после него князю стало дурно.
Возможно, злую шутку с ним сыграл скудный рацион питания, возможно, сказалась длительная усталость, а быть может, князя настигли проклятья, насылаемые на губителя Ерему казаками и крестьянами. Уж слишком много безвинной крови пролил он за свою жизнь, и пришло время платить по счетам.
Липкий пот покрыл его лоб, в голове зашумело, и Иеремия был вынужден опереться рукой о стол.
Внезапная немощь вызвала гнев у князя воеводы. Мало кому было дозволено видеть слабость первого магната Речи Посполитой и уж тем более этой церковной крысе, которую князь был вынужден взять с собой по личной просьбе короля и кардинала варшавского. С первых дней похода, господин Попелюшко все выспрашивал и вынюхивал, и избавиться от этого шпиона в рясе, у князя не было времени. С самого начала все шло не так и занятый делами Вишневецкий, был вынужден мириться с этим малым злом.
- Спасибо за понимание, святой отец, - князь холодно кивнул гудящей головой. - Можете продолжить свою трапезу, а я вынужден покинуть вас. Надо отдать кое-какие указания, для встречи с бунтовщиками.
Действительно Иеремия хотел отдать указания или это была примитивная уловка, чтобы остаться одному, неизвестно. Отойдя от стола, Вишневецкий направился к двери ведущий во внутренние покои князя, но так и не дошел до неё. Попелюшко наливал себе кружку меда, когда за его спиной раздался звук падающего тела.
Как ужаленный ксендз подскочил со стула и, опрокинув на пол кувшин с медом и кружку, бросился к князю воеводе. Глаза лежащего на боку первого меча Польши были закрыты, а тело сотрясали судороги.
Когда на крик священника прибежали слуги, а затем пришел врач, все было кончено. Иеремия Вишневецкий, чьим именем украинские крестьянки и казачки ещё долго будут пугать своих детей, завершил свой земной путь.
И в этот момент посланник святого престола понял и ощутил на себе, как крепко любили князя служившие ему люди. Напрасно он говорил им, как было дело, взбешенные командиры и слуги не хотели этого слышать. В их сознании никак не укладывалось, как всего полчаса назад, живой и полный сил борьбы с врагом князь воевода, вдруг умер. Все были уверены, что его предательски отравили и главным подозреваемым, в этом черном деле, естественно, был Попелюшко.
Только его духовный сан спас священника от немедленной смерти, но никак не от побоев. С избитым в кровь лицом и нещадно истоптанный солдатскими сапогами, он был посажен под арест, до того момента пока доктора не произведут публичного вскрытия тела умершего князя.
Предсказание Вишневецкого о скором штурме казаками княжеского лагеря оказались пророческим, но имело один существенный изъян. Узнав о смерти князя, подобно крысам, бегущим с гибнущего корабля, к Хмельницкому сбежали двое слуг, надеявшихся сохранить себе жизнь столь важным для гетмана сообщением.
Вместе с известием о кончине Вишневецкого, они также рассказали, что поляки ожидают, нападение казаков на центр лагерные укрепления. Однако то, что там князь воевода приказал установить всю артиллерию полковника Вурцеля, перебежчики не знали.
Предупрежденный гетман, решил отойти от своего привычного шаблона атаки. Двинув в центр откровенно слабые полки под командованием Михаила Крысы, а главный удар поручил нанести полковнику Мартыну Пушкарю. Ведомая им конница обрушилась на левый фланг поляков, который оказался слабым звеном их обороны.
Стоявшие там венгерские наемники не выдержали удара полтавского полка, и отошли, ища спасение за стенами Збаража. Окрыленные успехом казаки устремились к центру лагеря, где яростно грохотала артиллерия поляков, но дорогу им заступила немецкая пехота под командованием полковника Дрегеля. Хорошо обученные рукопашному бою, они готовы были драться до конца, прекрасно зная, что их ожидает в случае победы казаков. Завязался отчаянный бой, в котором дисциплина и мастерство не желали уступать яростному и бесшабашному натиску казаков.
Пытаясь переломить исход боя в свою пользу, на помощь немцам устремились две гусарские хоругви, всего располагавшиеся в резерве князя воеводы. Одновременно с этим, полковник Вурцель приказал развернуть несколько орудий против казаков Пушкаря.
Совместными усилиями наемников, гусаров и артиллеристов, полякам удалось остановить продвижение врага, но в этот момент в дело вмешался со своими казаками Данило Нечай. Как буря он ударил по правому флангу польской обороны и потеснил стоявшие там хоругви. Будь жив князь Вишневецкий, он бы немедленно отправился к опасному месту и одним своим видом смог бы удержать своих солдат от отступления. Так было в предыдущих боях, но теперь гроза казаков лежал на аптекарском столе, дожидаясь вскрытия и ничем, не мог помочь своему войску.
Отсутствие вождя в важный момент оказалось роковым для поляков. Его солдаты не так уверенно отражали натиск врага, который знал о смерти князя воеводы.
- Каюк Ереме!!! - кричали казаки Нечая, яростно наседая на поляков, чьи ряды отчаянно прогибались под их натиском. Продержись они хотя бы немного и гусары поручика Гонсевского вместе с артиллеристами Вурцеля смогли бы помочь и им. Последним не хватило совсем чуть-чуть, чтобы разгромив в пух и прах полки полковника Крысы, обрушить всю свою мощь на казаков Нечая. Вурцель сам лично командовал установкой орудий, когда хоругви правого фланга дрогнули и казаки прорвались в лагерь.
И снова отсутствие в рядах защитников князя, самым роковым образом сказалось на их судьбе. Столкнувшись со смертельной угрозой, никто из польских командиров не захотел слушать другого. Каждый стал драться сам за себя, и единая оборона лагеря перестала существовать, рассыпавшись на множество самостоятельных очагов сопротивления.
Последней каплей, что окончательно перевесила чашу победы в пользу казаков, стала атака татарской конницы. Точно уловил, что, казалось бы, неприступный центр обороны поляков ослаблен, Тугай-бей бросил в атаку своих всадников и выиграл.
Там, где казаки шли вперед, щедро оплачивая каждый свой пройденный шаг пролитой кровью и растерзанной плотью, татары преодолели с лихим посвистом и радостными криками. Миг и они стали уверенно подниматься на валы, встречая при этом слабое сопротивление.
Именно крики "Татары!!! Татары!!!" лишили защитников лагеря мужества, и все они дружно устремились к воротам крепости.
И вновь мужество немецких наемников спасло жизнь полякам. Солдаты полковника Дрегеля стояли до конца, из последних сил отбивая натиск казаков Пушкаря. За их спинами бежали бросившие свои орудия артиллеристы Вурцеля, пехота Калиновского, хоругви Мокрицкого. Когда же наступил черед отходить и самих немцев, то они столкнулись с черной неблагодарностью. Из-за страха, что казаки ворвутся в крепость на их плечах, поляки закрыли ворота, обрекая своих спасителей на верную гибель. Несколько десятков немцев удалось поднять на стены крепости при помощи веревок, а остальные либо пали под саблями врагов, либо попали в плен.
Паника и хаос, охвативший укрывшихся в крепости поляков, был такой силы, что будь в этот момент у казаков штурмовые лестницы, ничто не помешало бы им взойти на стены и взять Збараж. Однако столь далеко Хмельницкий планов не строил, и крепость получила отсрочку. В этот день ему хватило взятия лагеря своего заклятого врага.
Когда занялся рассвет, все полевые укрепления оказались в руках казаков, разыгрался последний акт этого кровавого сражения. В центр лагеря, по приказу гетмана казаки принялись сгонять всех, кого им удалось захватить в плен и на глазах у осажденных в Збараже людей принялись рубить им головы.
Стоявшие рядом татары, что с младых ногтей были приученные к тому, что каждый пленный стоит денег, шумно с негодованием галдели, глядя как бездумно, распоряжаются своей добычей казаки. Когда казнили поляков, татары только вздымали руки к небу и просили Аллаха вразумить своих союзников. Когда же наступил черед немцев вместе с полковником Дрегелем, мурзы обратились за помощью к Тугай-бею, но даже он не смог спасти пленных. Озлобленный понесенными его полком потерями Мартын Пушкарь был непреклонен, и все наемники были обезглавлены.
- Зачем ты позволил ему выбросить на ветер такое количество денег!? Зачем!?- в недоумении воскликнул Тугай-бей, обращаясь к Хмельницкому.
- Чтобы те как следует обо...сь - коротко ответил гетман, зло, ткнув пальцем в крепость, и был абсолютно прав. Страх от вида пролитой казаками крови, сильно ударил по душам защитников Збаража. Многие из них с лютой ненавистью смотрели на бесчинство врагов с высоких стен, но были и такие, кто в страхе крестился и возносил молитвы господу об избавлении от казацких сабель.
Стоит ли говорить, что весь день и весь вечер казацкое войско гудело, празднуя долгожданную победу, но в шатре гетмана уже шел разговор, что делать дальше. Часть старшин и полковников была готова довольствоваться достигнутым успехом, предлагая взять крепость в осаду и измором довести гордых поляков до капитуляции.
- Нехай ясновельможные паны на своей шкуре попробуют, что такое голод! Сейчас им хорошо, а будет - ещё веселее! Лебеду жрать начнут, крыс и ворон изведут! Опухнут от голода и будут о пощаде молить! В осаду их Хмель, в осаду! - кричали старшины и полковники, но у гетмана было иное мнение. Вездесущие разведчики доносили ему, что к Збаражу движется королевское войско и Богдан решил расколоть орешек князя воеводы раз и навсегда. Благо опыт такой был.
- Не верю, я россказням, что Ерема умер! Пока сам его мертвым не увижу, не поверю! - огорошил Богдан своих боевых товарищей.
- Так не было его батька этой ночью в лагере! Точно не было!! - раздались удивленные голоса Крысы и Пушкаря, но гетман твердо стоял на своем.
- Не было, потому что ранило его, заболел, занемог, но никак не помер. Не могла такая сволочь, как Ерема просто так помереть! Не верю!!! - Хмельницкий обвел присутствующих гневным взглядом. - В Збараже он!! Отлеживается, сил набирается гад!! Поэтому брать надо Збараж и чем быстрее, тем лучше!!
Близкие к гетману люди прекрасно знали, что это не так. Хмельницкий сразу поверил в известие о смерти своего врага, но иного способа заставить повиноваться себе казаков он не видел, да и не хотел. Слишком хорошо знал он людей, с которыми он собрался добывать у польского короля свободу себе, казацкой старшине и остальному простому люду.
В дни радости и побед они были готовы по первому его слову идти в огонь и в воду, но стоило Фортуне отвернуться от гетмана, они, не раздумывая, попытались бы спасти свои жизни ценой его головы. Таковы были нравы того времени и того народа, что населял эти земли.
Захват казаками всей артиллерии Вишневецкого предопределил судьбу Збаража. Два дня пушкари гетмана вели обстрел крепостных стен и ворот города и как бы, не был мал опыт их в этом деле, урон они нанесли врагу весьма и весьма ощутимый. От пуль, картечи и ядер, выпущенных казаками по врагу, у поляков погибло, и было ранено больше людей, чем они теряли при отражении атак на лагерные укрепления.
Пока пушкари упражнялись в стрельбе, казаки готовили штурмовые лестницы, при помощи которых собирались взять Збараж. Когда наступило утро третьего дня, сотни и сотни казаков с громкими криками "Кара панам!!" устремились на штурм крепости.
Покойный князь Иеремия недаром заплатил в свое время огромные деньги итальянским специалистам, что создавали крепость. Стены её были высоки, крепки и даже при столь малом количестве орудийных стволов, что находились на них, крепость могла постоять за себя. Однако большое количество пушек имевшихся у казаков и их многократное численное превосходство, сыграло решающую роль в штурме Збаража.
Как яростно не палили засевшие на стенах крепости поляки из ружей и пушек по идущим на приступ солдатам противника. Сколько чанов с кипятком и горящей смолой не сбросили они на лезущих, на стену казаков и отчаянно рубились с теми, кто достиг крепостного гребня, все оказалось напрасно. Слишком много было тех, кто кричал "Смерть Ереме!!" и слишком мало кто кричал "За князя и за престол!!".
Ярость и ненависть пылала в глазах одних, страх и отчаяние было в глазах других, от которых господь отвернулся в этот день. Ибо не было среди штурмующих татар, что сохранили бы жизни полякам, взяв их в плен, а были только одни казаки и холопы, имевшие свои кровные счеты с панами. И отправляя их на штурм Збаража под крик "Кара панам!!", гетман полностью развязывал им руки для мщения, кровавого и беспощадного.
До самого вечера шло истребление гарнизона крепости. Многие подчашные и подсумки, старосты и каштеляны, чтобы не попасть в руки врага кончали жизнь самоубийством. Тех же кто не успел сделать это как ксендз Попелюшко ждала незавидная участь. Их либо зарубили саблями, либо сбросили с крепостной стены, либо посадили на кол, излюбленный вид казни того времени, как среди панов, так и восставших холопов.
Победители не успели полностью насладиться плодами своего успеха. На другой день после взятия крепости, к гетману стало известно, что польский король на подходе к Зборову. Оставив в Збараже отряд под командованием Ивана Чарноты, Хмельницкий двинулся навстречу главным силам противника.
***
Тихий и мягкий туман застлал все пространство по обеим сторонам невзрачной украинской речки Стрыпы теплым августовским утром. Его непроглядные серые объятия скрыли все, что находилось дальше десяти шагов. В его плотной глухоте тонули все звуки и потому, было неудивительно, что арьергард королевского войска не разглядел татарских лазутчиков. Подобно хитрым змеям, они смогли скрытно подползти к дороге, по которой, проклиная дожди, туман и схизматика Хмельницкого шли солдаты полка киевского чашечника Тышкевича.
Постепенно, под ясными лучами солнца и от легкого ветерка туман стал редеть, а потом и вовсе рассеялся, но главное уже свершилось. Татары обнаружили королевское войско, а поляки не заметили нависшей над ними угрозы. Отвечающий за прикрытие посполитного ополчения Зиновий Гдешинский бодро донес королю, что противника не видно на протяжении трех верст, однако его слова не успокоили Яна Казимира. Видимо король хорошо знал цену своим офицерам, а также прекрасно помнил прошлогодний успех казацкого гетмана. Когда одно за другим были сметены войска польных гетманов и только удачная миссия православного сенатора Адама Киселя, остановила продвижение казаков к Варшаве. По этой причине, он отправил в арьергард хоругвь гусаров Доминика Коржицкого, на случай внезапного появления противника.
Само королевское войско тем временем начало переправляться по двум мостам через разлившуюся от затяжных дождей реку. Первыми переправились гусарские хоругви, затем немецкая пехота с артиллерий, а потом сам король и обоз. На правом берегу осталось королевское ополчение, которое не успело переправиться через Стрыпу из-за узости в спешке наведенных мостов, способных пропускать только одну телегу, в только одном направлении.
К тому моменту, когда король с обозом оказался на левом берегу реки, наступило время обеда и вся шляхта дружно села на возы трапезничать, прервав переправу. Обед святое время, над которым не властны ни короли, ни война. Именно в этот момент притаившиеся на опушке дубовой рощи гетман Хмельницкий и Тугай-бей отдали приказ своей истомившейся от ожидания коннице перейти в атаку. Лучшего момента, чтобы уничтожить войско противника по частям, трудно было себе представить.
Внезапное появление с тыла татарской и казацкой кавалерии застало все посполитое рушенье врасплох. Гусары Коржицкого, что прикрывали тыл ополчения, не оказали напавшему на них противнику никакого серьезного сопротивления и с отчаянными криками "Татары! Татары!" обратились в повальное бегство.
Понеся во время бегства серьезные потери, остатки хоругви попытались укрыться за стенами Зборова, но им не повезло. Преследовавшие их казаки, на плечах бегущих гусаров ворвались в крепость и принялись избивать поляков. Много времени в Зборове были слышны вперемешку крики "Ратуйте!" и "Кара панам!", пока поляки не были убиты и все это, случилось благодаря слабости польского коменданта Зборова. У пана Тадеуша Мирского не хватило мужества в нужный момент закрыть ворота крепости и спасти сотни жизней горожан, ценой десятков других.
Тем временем татары, обрушились на королевских ополченцев, что вместо того, чтобы при виде врага начать строиться в ряды, стали дружно от них разбегаться. Не встречая никакого сопротивления, конница Тугай-бея вихрем понеслись по биваку испуганных поляков и стали продвигаться к мостам через Стрыпу.
О том, что не все в порядке на правом берегу, королю стало быстро известно. Сначала его внимание привлек колокольный звон в Зборове, где заметили появление татар. Затем он получил донесение от Коржицкого, что его атаковали татары с казаками. Не откладывая дело в дальний ящик, король приказал объявить по лагерю тревогу и отправить на помощь Коржицкому две гусарские хоругви, но эти действия оказались малоэффективными.
Обедавшая шляхта даже при появлении противника не пожелала прервать свою великую трапезу. Господа магнаты, каштеляны и старосты справедливо полагали, что с так некстати объявившимися татарами должно разобраться находившееся на том берегу посполитое рушение, а никак не они. Ведь на них напали татары, и значит в первую очередь это их дело.
Что касается гусар, то их появление на правом береге, оказалось запоздалым и даже неудачным действием. В привычном бою крылатые всадники обычно с легкостью обращали в бегство татарских конников, но в этом бою, они не сумели воспользоваться своим главным оружием - длинными пиками. Зажатые многочисленной кавалерией врага на небольшом пяточке в районе переправ, гусары сражались в основном саблями и тут, преимущество оказалось на стороне противника. После яростной, но непродолжительной схватки, гусары были опрокинуты и бежали на левый берег Стрыпы.
Вид отступающих кавалеристов и преследовавших их татар сильно напугал короля и тогда он сделал то, что не сделал пан комендант. Ян Казимир приказал уничтожить переправы и тем самым обрек на смерть всех тех, кто остался на правом берегу реки.
Польские историки и летописцы потом долго будут спорить, имел ли король право отдавать противнику на избиение такое количество народа или нет, но тогда, вся шляхта считала, что это было единственно верным решением.
В этот день под саблями татар и казаков, так не успевшие построиться и единым фронтом встретить врага, посполитые и надворные магнатские хоругви погибли одна за другой. Первыми были рассеяно перемышльское ополчение, что бежало от татар подобно зайцам. Затем был опрокинут полк Станислава Витовского, не успевшего поднять своих солдат для отражения натиска казаков Богуна. Вслед за ним был разгромлен киевский полк Фелициана Тышкевича, полк литовского подканцлера Льва Сапеги и обращено в пыль львовское ополчение.
Как хвастался потом Хмельницкому Тугай-бей, его воины добыли на этом берегу Стрыпы восемь тысяч ясака, тогда как казаки погубили свыше четырех тысяч человек.
На левом берегу ещё шло "избиение младенцев", когда к королевскому лагерю подошли главные силы казаков под командованием Данилы Нечая и татар во главе с крымским ханом Ислам Гиреем. Смяв и растоптав в пух и прах стоящую в авангарде хоругвь Самуила Корецкого, они обрушились на поляков, что успели выстроить войско.
Для этого, правда королю приходилось лично объезжать возы шляхтичей и под угрозой смерти заставлять их идти в бой с противником.
Главными героями этого дня были немецкие наемники, что мужественно встретили удар конной лавы противника. Как не пытались татары с казаками прорвать их строй, немцы твердо стояли под их копьями и саблям и не отступили ни на шаг, все, то время пока их атаковали.
Не сумев добиться успеха с налета, союзное войско разделилось и ударило по флангам, где находилась польская кавалерия. Татары ударили по хоругвям Станислава Потоцкого державший правый фланг, а казаки Нечая обрушились на Ежи Любомирского стоявшего на противоположной стороне.
Легковооруженные татары не смогли разбить хоругви, руководимые столь опытным военачальником как гетман Потоцкий. Не один раз под крики "Аллах Акбар!" воины хана Ислама Гирея накатывались на хоругви гетмана. И каждый раз королю казалось, что многочисленный противник сомнет и опрокинет их, но каждый раз татары отступали назад, неся потери.
Совсем иная была картина на левом фланге польского войска. Здесь Данила Нечай также не смог с ходу опрокинуть кавалеристов Любомирского, но смог добиться небольшого успеха. Связав конные хоругви боем с фронта, Нечай обошел противника с фланга и охватил его полукольцом.
Увидев со всех сторон казаков, польских конников охватил страх и паника. Многие из них оставили свои места, в строю позабыв про короля и отчизну, трусливо бежали в лагерь. Казалось, что ещё чуть-чуть и враг будет полностью разбит, но в дело вмешались немецкие наемники и казаки Семена Забуского, оставшиеся верными короне. По приказу короля они контратаковали казаков Нечая и если с предателями казацкого рода воины Данилы сумели справиться без труда, то противостоять железному строю пехоты вольные сыны степей не смогли. Как бы яростно они не бились с ощетинившейся копьями пехотой, они были вынуждены отступить под её напором.
Едва только стало ясно, что противник отступил и польское войско, получило передышку, началось сооружение вокруг лагеря земляных валов. Именно они могли помочь полякам отразить новое нападение врага и спасти свои жизни. Сотни людей приняли участие в их сооружении, тогда как в шатре у короля шли жаркие дебаты. Обсуждался вопрос, что делать дальше? Тайно вывезти короля из лагеря или продолжить сопротивление, одновременно начав мирные переговоры с противником. О продолжении запланированного наступления на Киев речи уже не велось. Всем кто собрался в шатре у короля, было ясно, что проиграна была не только битва, но и вся война.
После недолгого обмена мнений гетманы и король пришли к выводу, что его тайный отъезд из лагеря будет означать верную смерть. Оставшиеся в лагере войска падут духом и сдадутся, а догнать небольшой отряд беглецов, для татар и казаков не будет представлять сложной задачи. Поэтому единственное спасение короля и войска было определено в немедленных переговорах, причем тайно от каждой их сторон.
- В первую очередь надо послать послов к татарам. Эти бестии очень падки на деньги и легко отступят от Хмельницкого, если им много дать, а ещё больше пообещать - наставлял короля канцлер Ежи Оссолинский.
- Но сколько мы можем им дать сразу? Крымский хан, просто так не отступит, не ощутив в своем кармане звон золота - задал резонный вопрос Ян Казимир.
- В настоящий момент в нашей походной казне, есть чуть больше сорока тысяч талеров, государь - честно признался канцлер. - Этой суммой мы вряд ли соблазним татар. Придется отдать им в заложники одного из ваших вельмож для последующего выкупа.
Слова канцлера вызвали откровенный переполох среди королевской свиты. Никто из них не хотел идти в гости к татарам и ждать когда за тебя заплатят деньги.
- Кроме того... - начал канцлер, чем вызвал откровенное недовольство у польского владыки.
- Что, кроме того!?
- Кроме того, придется разрешить татарам брать пленных с земель короны, через которые они будут возвращаться обратно.
- Фу ты, - облегченно вздохнул король и его окружение. - Пусть берут, сколько, хотя этих проклятых схизматиков.
- Но на пути татарам могут попасться владения шляхты! - подал голос сокальский староста Зигмунд Денгоф. Его немедленно попыталась поддержать свита, имевшая свой интерес в этом вопросе, но Ян Казимир гневно сверкнул на них очами.
- Стыдитесь, господа! Идет война! Наши головы в петле, а вы стоните о прибытке! Разобьем Хмельницкого, вернем ваши владения, тогда и будем говорить о деньгах, а пока дело надо делать! Господин великий канцлер, лучшей кандидатуры для переговоров с татарами, чем вы, я не вижу в наших рядах - решительно заявил король и Оссолинский покорно склонил перед ним голову.
- Приложу все свои силы и умение, чтобы оправдать оказанное мне доверие, государь.
- Да уж, постарайтесь. Иначе в самое ближайшее время мы можем оказаться пленниками у Хмельницкого.
- Для переговоров с этим схизматиком, лучшей кандидатуры, чем Адам Кисель, трудно отыскать во всей Речи Посполитой. Если господину сенатору удалось удержать казацкую саблю в прошлом году, ему наверняка удастся сделать и на этот раз.
- Отличный выбор, господин канцлер! Ваше слово сенатор - Ян Казимир требовательно посмотрел на Киселя.
- Если в прошлый раз Хмельницкий просил мира и был доволен званием казачьего гетмана, то на этот раз он захочет большего. И в первую очередь земель и увеличение числа реестровых казаков - вступил в разговор брацлавский воевода.
- Пообещайте ему Киевское воеводство и автономию для Сечи - с трудом выдавил из себя король, так как хорошо понимал негодование, которое вызовет в Сейме, его принятое сейчас решение. - Что касается числа реестра для казаков, то пусть это будет десять тысяч человек.
- Боюсь, что одним Киевским воеводством Хмель не ограничится.
- Хорошо, добавьте к нему Черниговские земли! Клянусь богом, для этого гетмана бунтаря больше чем нужно!
- Увы, государь, но и этого мало - стоял на своем Кисель. - Он наверняка запросит Брацлав и Волынь.
- А Русское и Подольское воеводство ему не надо!!? Вы ведь прекрасно понимаете, что это решение не будет утверждено Сеймом! Не будет!!! - по слогам произнес король, дрожа от бешенства.
- Я это прекрасно понимаю, государь - с достоинством молвил сенатор. - Но в нынешнем положении нам не придется торговаться.
- И все же попробуйте. Хмельницкий пусть бунтовщик, но он человек. А каждый человек слаб на деньги, власть и собственность. Деньги сейчас у нас все пойдут на татар, польным гетманом я его назначить никак не могу, значит соблазните его землями. Пообещайте неприкосновенность его владения в Суботове, в личную собственность Чигирин и Чернигов с Киевом как гетману. Черт возьми, пообещайте, сенатор! - Воскликнул король потрясенный собственной щедростью.
- Слушаюсь, государь. А каково будет число реестровых казаков? - вопрос повис в воздухе, где было хорошо слышно взволнованное дыхании несчастного Яна Казимира.
- Двадцать тысяч человек и ни казаком больше!! - в едином порыве выдохнул властитель, сам не веря в сказанное обещание.
- Хорошо, ваше величество. Я слово в слово передам это Хмельницкому - заверил сенатор, и началось лихорадочное составление посланий короля к хану и гетману.
Когда войсковой писарь Выговский зачитал гетману и казацким полковникам, среди казаков началось брожение. Сам Хмельницкий обрадовался предложению короля начать мирные переговоры. Хотя в прошлом году он получил от короля булаву гетмана Украины и с ним велись мирные переговоры, Хмельницкий до конца не чувствовал себя легитимным владыкой. Воспитание и та шляхетская культура, что он впитал в себя, вращаясь среди поляков, требовала, чтобы его назначение на гетманство было утверждено Сеймом Польши, то есть шляхта.
В этом отношении всем атаманам, полковникам и выборным гетманам было во стократ проще. Для них было важно доверие людей, которых предстояло повести в бой и больше ничего.
Примерно также рассуждал ближайшие помощники Хмельницкого, писарь Выговский с полковниками Тетеря с Золотаренко. Им было лучше получать королевские милости, не вынимая сабли из ножен, чем воевать за них. Однако подавляющее большинство казацких атаманов и полковников во главе с Богуном и Пушкарем были против переговоров с королем.
Особенно негодовал на совете Данила Нечай. Сбросив с себя шапку, он яростно потрясал своим чубом, обращаясь к гетману.
- Не верю я ни единому их слову! Брешут все они батька и только! Улизнуть пытаются, как та гадюка из-под вил! Пока мы их к стенке прижали так этот короля с королятами, луну с неба посулят, только бы мы их головы поганые не свернули!
- Адам Кисель ручается за честность и нерушимость слов короля Яна Казимира! - воскликнул Выговский, но Нечай не стал даже его слушать.
- Перевертыш он гнилой - это Адам Кисель. Хоть и веры православной держится, а в душе давно панам продался за звание сенатора и жирное кормление. Вспомни батька, как он тебе лихо врал под Замостьем, что король унию отменит, что реестровых казаков до 60 тысяч доведет, что жидов из русских воеводств выгонит и дальше Староконстантинова шляхту не пустит. И что из этого они выполнили? Шиш и только!
- Верно, Данила говорит! - поддержал Нечая Пушкарь. - Наобещал тебе король устами Киселя манны небесной, а потом все на Сейм свалил и войной пошел на Киев. С Запада Вишневецкий, с севера Радзивилл, ешьте гости дорогие наши гостинцы! Брать надо этого короля за глотку и говорить глаза в глаза, а не через Адама Киселя. Тогда сговорчивее будет и Сейм не посмеет отказаться исполнять его волю!
- Чтобы за горло короля держать, надо было сегодня немцев разбить и лагерь взять! - огрызнулся гетман недовольный напоминанием прошлогодней истории. Тогда все было за то, чтобы казацкое войско победным маршем дошло до Варшавы, но Хмельницкий дал себя уговорить Киселю, что новый король будет также милостив к казакам как и его покойный брат Владислав.
Уязвленный незаслуженным упреком Нечай взвился, желая оправдать действия своих казаков, но его опередил Иван Богун.
- Не бойся батька. Завтра я этих немцев в пух и прах раскатаю. Умоются они своей кровью досыта! - заверил гетмана полковник и тому, пришлось отложить тему переговоров с королем до лучших времен. После столь громких обещаний спорить с одним из главных атаманов казацкого войска было невозможно.
Впрочем, сильно от этого, Хмельницкий не горевал. Если Богун завтра исполнит свое обещание, разговор с королем будет совсем иной, а потерпи полковник неудачу, никто не посмеет гетману вести дела, так как он это считает.
Хмельницкий собрался уже распустить старшину, но у Мартына Пушкаря было, что ещё сказать гетману и казакам.
- Татары они хотя и союзники нам, и славно мы с ними сегодня поляков пощипали, однако нет у меня к ним особого доверия, Хмель. А как только узнал, что король гонцов и к хану послал, не стало его у меня к ним совсем - сказал полковник и одобрительный гул голосов был ему в поддержку.
- Ты, пей, пей, да дело разумей! - набросился на Пушкаря писарь Выговский. - В том году Тугай-бей был верным нашим союзником и неизвестно побили мы бы ляхов под Корсунью и Пилявцами, если бы не его конница!
Писарь попытался развить тему, но ему не дал Данила Нечай.
- Здесь разговор не о Тугай-беи, а о хане Гирее. Будь бей один, я бы слова не сказал, а вот у хана с королем свои, особые отношения имеются. В плену он у поляков по молодости был, вот они и попытаются ключик к нему найти. Да и не верю я, что татарина купить нельзя, все дело в цене.
- К чему ты все это говоришь? Хочешь поссорить нас с ханом? - в лоб спросил Нечая писарь, и было видно, что так думает не один только Выговский.
- К тому, что в самое ближайшее время, наш верный союзничек хан Гирей может предать нас. Либо под удар подставит, либо вовсе уйдет. Плавали, знаем - уверенно заявил казак и вновь одобрительным гулом, старшина поддержала полковника.
- И что же ты предлагаешь? Отступить или самим напасть на хана, пока он нас не предал, на радостях полякам!? - гневно спросил гетман, Нечай не испугался его.
- Готовыми быть к его измене во время завтрашнего боя, только и всего - гордо бросил полковник.
- И как ты это себе представляешь?! - язвительно спросил Нечая Хмельницкий, но тот не успел ответить.
- Кто предупрежден, тот вооружен батька, так говорили латиняне. Вот мы и последуем их примеру - загадочно произнес Богун.
- Что-то ты сегодня не в меру значим и весел, Иван. Ох, и не к добру это. Как бы завтра плакать горючими слезами не пришлось бы - насупился Хмельницкий, но Богун только ухмыльнулся.
- К добру, к добру батька. Мне гадалка нагадала, что мы завтра поляков раскатаем, и ты в своем шатре польского короля принимать будешь - хитрый Богун знал, куда ему следует бить. Как бы, не был гетман высокообразован в нем по-прежнему жила простая вера в колдовскую силу и прочее чародейство.
- Смотри, Иван, не ошибись. Как бы, не пришлось тебе потом, эту гадалку да на кол сажать.
- Если, что, обязательно посажу - пообещал Богун и на этом все разговоры закончились.
Наступающее утро обе стороны встретили с радужными мечтами и приподнятым настроением. Казаки от обещания Богуна разгромить немцев, поляки от того, что крымский хан благосклонно принял их предложение и обещал отступить от Хмельницкого. Правда полякам пришлось согласиться на взятку в двести тысяч талеров и отдать в заложники сразу двух коронных старост и кроме ясака пообещать хану ежегодные подарки от казны, но это ерунда.
Главное канцлер точно угадал скрытое нежелание Ислама Гирея усиления Хмельницкого и тут же сообщил по секрету о коварных планах гетмана. Что якобы пообещал казацкой старшине сначала разделаться с Речью Посполитой, а потом приняться за Крымское ханство. Семена зла упали на благодатную почву и дали нужные канцлеру всходы.
Перед началом битвы, дружественный Хмельницкому Тугай-бей был заменен ханским братом Нуритдин Гиреем. Тот получил строжайший приказ хана прекратить битву и отвести кавалерию, как только Исмаил Гирей подаст специальный сигнал. Время подачи сигнала зависело от итогов переговоров, что тайно шли в роще между королевским канцлером и великим визирем.
Чувствуя возможный подвох со стороны татар, Хмельницкий приказал атаковать поляков с первыми лучами солнца, при первой возможности. По взмаху его булавы весь огромный казацкий табор пришел в движение и устремился на врага.
Так и не успев, за ночь возвести земляные валы, поляки были вынуждены принимать бой в открытом поле, прежним составом и построением. И вновь вся надежда короля была на стойкость немецких наемников и отвагу крылатых гусар, что обнажив сабли, смело, шагнули навстречу несущейся на них конной лаве.
В атакующей тактике казаков и татар, произошли небольшие изменения. Если по кавалерии Потоцкого вновь ударили татары, то главной казацкой силы прошлого дня Данилы Нечая на поле не было. Вместо него на Любомирского навалился Мартын Пушкарь, а против немцев, как и обещал, встал Богун.
Вопреки привычной для казаков манере быстрого наскока и яростной схватки, Богун начал движение своего войска, полностью повторяя манеру польских гусар. Сначала кони казаков двигались шагом, затем перешли на набирающую силу рысь, что бы потом галопом атаковать врага. При этом, наступая на врага, они излишне долго двигали шагом, да и рысь их никак нельзя было отнести к быстрому аллюру.
Подобные действия, несомненно, вызвало бы подозрение у польских кавалеристов, но немецкие пехотные капитаны и лейтенанты не заметили в действиях врага подвоха. Для них главное было держать строй и не дать "казацким дьяволам" его прорвать.
Дружно выставив вперед пики и алебарды, они храбро вступили в бой с казаками и вновь, как и вчера выдержали их стремительный натиск. Как бы яростно не наседало на них войско Богуна, немцы ни на шаг не отступили под их саблями. Падали под их ударами, сами убивали врагов, но держали строй.
Немецкая пехота всегда славилась крепостью своих рядов, но будь рядом с ними опытный кавалерист, он бы сразу сказал, что их враги сражаются не в полную силу. Создают видимость атаки, а сами замышляют какую-то каверзу.
Каверза со стороны казаков действительно была, да ещё какая. Не успели капитаны и лейтенанты поздравить друг друга с успехом и заменить передние ряды свежим подкреплением, как казаки вдруг резко развернули коней и стремительно двинулись на левый фланг польского войска, чтобы совместными усилиями разгромить хоругви Любомирского.
Подобные действия казаков были обусловлены появлением на поле боя нового врага немецкой пехоты, в лице многочисленных казацких телег и деревянных сооружений на колесах именуем "гуляй-город". Именно на него сделал в этом сражении Богун и именно ему, предстояло сокрушить несокрушимые ряды немецкого войска.
Весь секрет этого русского вагенбурга заключался в том, что на повозках находились трофейные польские орудия. Их был столь много, что на иную телегу казаки устанавливали сразу несколько орудийных стволов в зависимости от их калибра. Не одна немецкая мать принялась бы молить бога, увидев то количество пушек, что было наведено казаками на их детей.
Конечно, вольные сыны степей были ещё теми стрелками, но много ли нужно точности и сноровки, когда ведешь огонь по плотно сомкнутым рядам пехоты. Когда каждое долетевшее до них ядро в дребезги сокрушает впереди стоящего солдата, а затем с противным визгом и скрежетом начинает гулять по задним рядам.
Немцы мужественно выдержали первый залп, второй, третий, хмуро смыкая свои ряды, но когда пушки ударил в четвертый раз, среди наемников началось легкое волнение. Никто из солдат не хотел стоять и ждать, когда выпущенное противником ядро сразит наповал или жестоко покалечит их. Огонь вставших в первые ряды мушкетеров оказался малоэффективным, так как не каждая пуля, выпущенная в сторону казаков, долетала до их возов. Что касается передвижных щитов, то пули прочно застревали в них, не в силах пробить доски, из которых они были сделаны.
Железной пехоте требовалась незамедлительная помощь кавалерии, пока "подлые варвары" не перебили бы их как куропаток. Командовавший полками генерал фон дер Беф срочно послал тревожного гонца к королю, с требованием о помощи, не гарантируя в противном случае, что его солдаты смогут сдержать натиск казаков.
Гонец только приблизился к шатру короля, когда Ян Казимир уже отдал необходимый приказ Потоцкому, отражавшему натиск татар. В походных доспехах польский владыка встал вместе со своими солдатами, чтобы быть с ними плечом к плечу, в битве, где решалась судьба войска и его самого.
Приказ короля Станиславу Потоцкому был не случаен. Только-только в лагерь вернулся с хорошими новостями канцлер Оссолинский и король с нетерпением ожидал отхода татар.
Великий визирь хана Исмаил Гирея не обманул поляков. Вскоре из ставки хана пронзительно затрубили трубы, и татары незамедлительно покинули поле битвы.
Это произошло сразу после того, как истерзанный градом ядер строй немецкой пехоты дрогнул и на них устремился стоявший все это времени в резерве полк Нечая. Подобно грозным хищникам, что почуяли запах страха и пролитой крови своей ослабевшей добычи, напали казаки на немецких наемников. Как не пытались лейтенанты и капитаны заставить солдат поскорее сомкнуть свои истерзанные ряды - это у них плохо получилось. Быстрым броском вперед казаки вклинились в боевые порядки противника и стали яростно теснить их. Момент был критичный и в это время по казакам ударили гусары Потоцкого.
Казалось, что ещё чуть-чуть и все будет хорошо. Крылатые люди если не переколют казаков своими пиками, то наверняка обратят их в бегство или на худой конец повыбивают из рук пушкарей фитили. Однако все оказалось не совсем так, как того хотели немцы и виделось полякам.
Подлые и хитрые холопы преподнесли своим панам простой, но очень действенный гостинец. Это не были земляные валы, волчьи ямы или кованые шипы, наступив на которые лошадь, а с ней и всадник сразу выбывали из боя. Перед своими щитами и телегами, казаки установили несколько рядом козел, между которыми находились длинные бревна, жерди или стволы деревьев.
Легкие и простые они не занимали много времени ни для создания, ни для установки, но оказались непреодолимым препятствием для польской кавалерии. Сходу перескочить несколько рядом заграждений конники не могли, а для разрушения и уничтожения требовалось время. Плюс к этому, треклятые казаки вели огонь по гусарам из ружей и пистолетов, максимально затрудняя действие гусар.
Одним словом кавалерия пана Потоцкого плотно застрела, тогда как казаки Нечая неудержимо раскалывали строй немцев. Видя это, опытный воин отказался от атаки вагенбурга и бросил своих гусаров против казаков Нечая, целясь им в незащищенный тыл. Ход был рискованный, но очень своевременный и правильный. Только так можно было спасти положение, но в этот момент под натиском казаков Богуна и Пушкаря рухнул левый фланг поляков.
Не помогли остановить удар верных соратников казацкого гетмана и переброшенные королем пану Любомирскому резервы, в виде королевской хоругви Збигнева Лянцкоронского и казаков Забуского. Все они были перемолоты молодцами Пушкаря и Богуна, а те, кто остался, были обращены в бегство.
Во время него, окруженный со всех сторон казаками, погиб поручик Лянцкоронский не пожелавший отдать им свою саблю. Сраженный предательским выстрелом в спину, он скатился с седла и его тело сразу стали добычей мародеров, коих на поле боя всегда хватало в избытке. Уж слишком хороший доспех был на поручике. Слишком увесист был висевший на его поясе кошелек и слишком красивые кольца были на его пальцах. Как было не сорвать его рукой или отрубить одним взмахом сабли.
Не повезло и командующему всем левым флангом королевского войска Ежи Любомирскому. Уходя от казаков, его конь на всем скаку споткнулся и рухнув на землю придавил своим телом ногу ясновельможного пана. Напрасно один из главных магнатов польского королевства взимал руки, призывая своих слуг и охрану. Никто из них не бросился к нему на помощь, страшась быть затоптанными казацкими конями или порубленными не знающими жалости к ляхам казацкими саблями. Совсем не такой конец ожидал встретить человек, слово которого одинаково боялись и король и Сейм, и которого смогли потом опознать лишь по сапогам и штанам. Все остальное превратилось в кровавую кашу.
Единственным, из командиров левого фланга кто благополучно избег смерти во время бегства, был вновь назначенный гетманом казаков Семен Забуский. Доскакав до шатра короля, он ворвался к Яну Казимиру с криками: - Спасайтесь, ваше величество! Все пропало!
Очень часто в истории, гонцов принесших дурные вести предавали смерти. Не стал исключением и польский король. Видимо посчитав, что такие трусы как Забуский короне больше не нужны, не потеряв самообладания, Ян Казимир выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил в голову незадачливому вестнику.
Преследуя беглецов, казаки Богуна наверняка бы ворвались в королевский лагерь и захватили бы главу Речи Посполитой, но на их пути оказались земляные валы. За ночь поляки успели возвести со стороны левого фланга оборонительные укрепления, что помещали казакам Хмельницкого схода захватить вражеский лагерь.
Именно туда успел отвести фон дер Беф часть своих солдат, пока казаки Нечая отбивались от наседавших на них гусаров Потоцкого и туда же хлынули беглецы, спасаясь от сабель казаков Богуна.
Это был последний рубеж польской обороны, призванный спасти короля от позорного казацкого плена. Не будь так опрометчиво вчера уничтожены все переправы через реку, Ян Казимир имел пусть даже призрачный, но шанс на спасение. Однако выполняя приказ короля, поляки весьма основательно разрушили мосты через Стрыпу и что спастись от чубатой смерти, нависшей над ними, им приходилось надеяться только на чудо. И оно случилось, в виде прихода татар.
Предательски приказав своим воинам покинуть поле боя, Ислам Гирей внимательно следили за тем, что будет делать Хмельницкий. Хан был уверен, что оставшись один, гетман отведет свои полки, но случилось непредвиденное. Казаки в одиночку опрокинули поляков и разгромили немцев и были в шаге от полной победы. Подобного крымский хан никак не мог допустить и решил вмешаться в битву.
Как ни в чем не бывало, татарская конница вернулась на поле боя, напала на хоругви Потоцкого, что из последних сил сражались с казаками Нечая, неся нещадный урон от пуль и ядер казацкого "гуляй-города". Получив подлый удар в спину, поляки обратились в повальное бегство, и татары на их плечах ворвались в лагерь Яна Казимира.
Вслед за ними туда же проникли казаки, но воинов хана было больше и потому, большая часть польского стана оказалась в руках татар. Этому способствовало один немаловажный момент. Пытаясь спасти свои жизни, гордые поляки охотно сдавались всадникам ислам Гирея, чем поднимали руки перед казаками. Столкнувшись с ними, они бились до последнего, не желая просить милости холопам.
Королевский шатер уже был захвачен татарскими воинами, когда сломив последнее сопротивление немцев и поляков, Богун оказался в лагере. Гнев охватил полковника при виде того, что главный трофей этого сражения, за победу в котором было заплачено многими казацкими жизнями, ушел из-под носа. Не случая голос разума он приказал поднять на пики генерала фон дер Бефа, который вместе с канцлером Оссолинским были главными трофеями казаков.
Когда же его приказание было выполнено, полковник подъехал к корчившемуся от боли дер Бефу и гневно крикнул тому в лицо.
- Ты, пытался спасти короля, как верный пес! Так сдохни, как шелудивая собака! - вслед за этим Богун плюнул в лицо человеку лишившего его заслуженной победы и отъехав в сторону стал наблюдать за последними минутами генерала, часто восклицая, - мало, тебе! Мало!
Так неожиданно завершилась битва между польским королем и казацким гетманом при небольшом украинском городке Зборов, но не завершилась сама война. Хмельницкий только собирался затевать спор с ханом за главного пленника, когда в лагерь казаков вновь пришли тревожные вести. Польный гетман литовский Янош Радзивилл разбил под Лоевом посланного против него казацкого полковника Михаила Кричевского и вступил на территорию коронных земель.
***
Август уже подходил к концу, но погода на берегах Буга скорее соответствовала средине лета, а не его концу. Несколько дней солнце нещадно палило людей и лошадей, что с разных сторон двигались по направлению к крепости Замостье, что прикрывала подступы к польской столице с востока. Поднятая их ногами и копытами пыль непрерывно клубилась на дороге, чтобы потом осесть желтым покрывалом на листьях деревьев и кустов, что росли вдоль дороги.
С юга двигалось войско казаков под предводительством гетмана Хмельницкого, вместе со своим неизменным союзником и другом Тугай-беем. Число татарских конников идущих вместе с казаками заметно сократилось, но вовсе не от потерь, понесенных ими в битве с войском короля. Просто по итогам сражения под Зборовом крымский хан Ислам Гирей ухватил слишком большой кусок добычи, который не просто так было удержать.
В плен к татарам попало такое большое число знатных пленников, включая самого польского короля, что Ислам Гирей посчитал, что будет разумнее завершить поход и вернуться в Бахчисарай. Пока переменчивое военное счастье не отвернулось от него, а неверные союзники казаки не попытались отобрать силой их законную добычу. Об этом было много разговоров, как среди простых казаков, так и среди казацкой старшины. Да и поведение самого гетмана, бездумно отдавшего всех польских пленников на расправу казакам, очень напугало крымского хана.
Единственный из высокородных ляхов кто избежал смерти в день падения королевского лагеря, был великий коронный канцлер. Из всех остальных пленных мало кто смог сохранить целостность своего тела, а также единство головы с туловищем. Многие были обезглавлены в тот же день, другие прожили чуть дольше, чтобы принять мученическую смерть под лучами вставшего солнца.
По этой причине, Ислам Гирей незамедлительно перевез пленников в свой лагерь, а через сутки двинулся на юг. Правда, полностью оставить Хмельницкого без поддержки своей кавалерии хан не рискнул. Дабы не потерять лицо, он оставил гетману три тысячи всадников под командованием Тугай-бея для борьбы с войском литовского польного гетмана Яноша Радзивилла.
Следуя всем логичным раскладам, лишившись короля, польный гетман должен был сделать все, чтобы спасти его из плена. Для этого он должен был попытаться как можно быстрее перехватить войско крымского хана, пока оно не ушло в степи и не скрылось за неприступными стенами Перекопа. Дабы гетман не успел догнать войско татар, обремененное многочисленными пленниками, Ислам Гирей решил подставить под его удар казаков Хмельницкого. А чтобы гетман не заподозрил подвоха, хан решил пожертвовать Тугай-беем. Так посоветовал ему великий визирь, и он был полностью согласен с его мнением.
Но не один крымский хан плел тайные интриги. Свою игру вел и Хмельницкий, который был вынужден сразиться с литовским гетманом и он был рад любой помощи со стороны татар. Тем более относительно верного и дружественного ему Тугай-бея.
Причины, заставлявшие гетмана искать встречи с Радзивиллом, были одновременно и просты и сложны. Просты потому что, Хмельницкому было нужно обезопасить себя от нападения литовского польного гетмана, что удачно, подавил выступления казаков на землях великого княжества и разгромил армию наказного гетмана Кричевского. Радзивилл был опасный противник и спокойной жизни казакам дарить не собирался.
К разряду сложных причин относилась легитимность самого Хмельницкого. Хотя он и получил гетманскую булаву из рук самого, пусть пленного, но короля, ему хотелось иметь одобрения сената и сейма. Ведь согласно польским законам слово шляхты могло быть выше слова короля. Чтобы паны были сговорчивее в этом вопросе, нужно было стоять в ста верстах от Варшавы и не иметь за своей спиной такой опасной угрозы как литовский гетман.
По этой причине, Хмельницкий и двинул свое войско к Замостью. Он уже осаждал эту мощную крепость Речи Посполиты в прошлом году и отошел только после заключения с новым польским королем перемирия сроком на полгода.
Простившись с ханом и двигаясь на север, гетман тщил себя надеждой, что Радзивилл броситься в погоню за татарами, чтобы спасти пленного короля. Так требовала принесенная им клятва и рыцарский этикет, которым так кичилась польская шляхта. Тогда Хмельницкий мог смело идти к Варшаве и, имея в своих руках великого коронного канцлера, королевскую печать и перстень как символы верховной власти польского королевства разговаривать с поляками на равных, но этого не случилось.
Хорошо понимая, к чему может привести появление у стен Варшавы казацких полков, Радзивилл оставил короля на милость господа бога, а сам поспешил на защиту интересов шляхты. Ведь короли приходят и уходят, а вольности и права, дарованные польским вельможам судьбой, должны оставаться незыблемыми на веки веков.
Отказавшись от похода на Киев, польный гетман двинулся навстречу армии казаков с твердым намерением снискать себе славу "второго Мария - спасителя отечества". Однако как не спешил пан Янош настичь войско казаков на левом берегу Буга, он не успел. Хмельницкий благополучно переправился через реку и вступил в великопольские земли, имея отрыв от польного гетмана в несколько дневных переходов.
Поэтому, когда разведчики донесли Радзивиллу, что столкнулись с разъездами татар, гетман несказанно обрадовался. Страшный Хмель, что за короткий срок разгромил армии Вишневецкого и короля Яна Казимира из туманного фантома обрел реальные очертания. Кроме этого, непрерывный марш бросок от стен Лоева в поисках казачьего гетмана сильно измотал и утомил солдат Радзивилла.
Несмотря на то, что все они находились на постоянной службе у гетмана и подобно немецким и венгерским наемникам были профессионалами, они также нуждались в отдыхе. Тем более при такой сильной жаре, что встретила их на подходе к Бугу.
Идя навстречу командирам, перейдя реку, гетман разделил свое войско. Отправив легкую кавалерию на поиски казаков Хмельницкого, он дал пехоте и обозу один день отдыха на правом берегу Буга.
Именно там, нашли его гонцы из Варшавы с важными известиями для гетмана. Собранный в спешном порядке Сейм Речи Посполитой после поражения под Зборовом и пленением татарами короля находился в паническом состоянии. Весь прошлогодний ужас вопреки всем стараниям панов повторился вновь и в гораздо худшем варианте. Напуганные до дрожи в коленях приближением Хмельницкого, сенаторы требовали от Радзивилла защитить столицу от восставших холопов и диких варваров - казаков.
В качестве приятного бонуса, они провозгласили Радзивилла великим гетманом литовским вместо тяжелобольного Яна Кишки. Многие из сенаторов, в виду пленения короля были готовы провозгласить его главнокомандующим всех вооруженных сил Речи Посполиты, однако это предложение не получило одобрение Сейма. Не участвовавшие в битве при Зборове польские магнаты в спешном порядке собирали новое коронное ополчение в Познани и Кракове, и они ни за что не хотели подчиняться человеку, который откровенно тяготел к протестантской вере.
Радзивилл с благодарностью принял пожалованный ему Сеймом титул и заверил сенаторов, что предпримет все возможное и невозможное, чтобы как можно скорее уничтожить казацкую заразу на коронных землях.
- Восстание холопов - опасное явление, угрожающее спокойствию и процветанию всей Речи Посполитой. Стоило ему только вспыхнуть на малопольских землях, как сразу началось брожение в великом княжестве, а теперь я слышал, чернь стала бунтовать и в великопольских воеводствах, - гневно констатировал гетман. - Передайте сенаторам, что я разгромлю войско Хмельницкого, пересажаю бунтарей на кол, а его самого отправлю в Варшаву. Чтобы он там осужден и казнен, как прежде был казнены казацкие бунтари Наливайко, Павлюка, Сулиму посмевшие поднять оружие на корону. Как я недавно казнил бунтовщиков Голоту и Кричевского!
Слова гетмана очень обрадовали посланцев Сейма. Уж очень хотелось полякам увидеть светлый луч среди той тьмы по имени Хмельницкий, что неудержимо надвигалась на них. Также приятно порадовало их вид войска пана Яноша, что предстало перед ними по его приказу. Немецкие и венгерские наемники грозно смотрелись в своей броне, вместе с крылатыми гусарами гетмана.
Посланцы Варшавы были ещё в лагере гетмана, когда разведчики доложили Радзивиллу, что бунтовщики обнаружены на подходе к Замостью. Это известие вызвало радость у великого гетмана.
- Казакам ни за что не взять твердыни Замостья, пока крепостью командует Людвиг Вейгер. Пока бунтовщики будут её осаждать, я ударю по ним с тыла и исполню свои обещания сенаторам и короне - пообещал великий гетман литовский посланца Сената и те покинули его лагерь в радостном настроении.
Богдан Хмельницкий действительно направлялся к Замостью, но своей главной задачей, он видел не штурм крепости, а разгром армии Радзивилла, которому гетман собирался навязать сражение на выгодных для себя условиях.
Благодаря тому, что основную силу противника составляла наемная пехота, казаки имели превосходство в маневренности. Пойдя к Замостью, гетман заставлял Радзивилла спешить и значит, солдаты его должны были вступить в бой с марша, что было хорошим плюсом для отдохнувших казаков. Кроме того, благодаря прошлогодней осаде Хмельницкий хорошо знал окрестности Замостья, тогда как его противник никогда не был в этих местах.
Боевые действия разгорелись сразу, едва войска Радзивилла переправились через небольшую речку Хучву, что впадала в Буг. При этом сражение началось совершенно не так, как задумывал это Хмельницкий и всему виной оказались татары Тугай-бея.
Встретив конную хоругвь поляков проводящих разведку, татары вступили с ней в бой, а затем обманным бегством заманили в засаду. Подобная тактика была излюбленной тактикой степняков и всегда приносила им успех. Татары, несомненно, одержали бы вверх и на этот раз, но гусары Радзивилла оказали им яростное сопротивление. Пока воины Тугай-бея наседали на окруженного противника, к нему на выручку подошли свежие силы и теперь татары оказались "между двух огней".
По мере разрастания схватки с обеих сторон подходили все новые и новые силы и в конечном итоге, поле боя осталось за гусарами, которые, однако, не смогли воспользоваться плодами своей победы. Причиной этого послужил хитрый маневр татар. Они вновь отступили, но обжегшись на молоке, гусары стали усиленно дуть на воду и не стали преследовать татар, усмотрев в этом их очередную хитрость. Более того, вернувшись к войску, они многократно завысили численность атаковавшего их врага.
Возможно, виной тому был извечный страх поляков перед татарами, возможно уставшие кавалеристы были несказанно рады тому, что так удачно разошлись с теми, кто взял в плен самого польского короля. Их слова заставили Радзивилла остановить дальнейшее продвижение своего войска к Замостью, разбить лагерь и окружить его возами.
Подобные действия гетмана были абсолютно правильными. Любой другой военачальник на его месте поступил бы точно также, но они самым пагубным образом сказались на настрое пехоты. Всю ночь немцы и венгры только и ждали, когда на них нападут страшные казаки и ужасные татары и потому не сомкнули глаз. Когда же эти "варвары" действительно напали, то главная сила великого гетмана была не в лучшей своей форме.
Первыми, вопреки ожиданиям поляков, в бой вступили не татары и казаки, а их артиллерия. Под покровом ночи, Хмельницкий тайно перебросил к лагерю Радзивилла возы с пушками, и едва рассвет осветил пушкарям шатры и возы неприятеля, те открыли по ним огонь.
Артиллерийский обстрел вызвал панику среди солдат великого гетмана, которую тот смог быстро пресечь. Выйдя из своего шатра в боевых доспехах и с саблей в руке, Радзивилл принялся наводить порядок, не обращая на свист и завывание вражеских ядер.
Личный пример командира большая сила. Глядя на храбрость и спокойствие гетмана, солдаты моментально устыдились своей слабости и принялись строиться в боевые порядки. Прошло немного времени, и польский лагерь принялся отвечать казакам выстрелами из пушек и ружей.
Завязалась огневая дуэль, в которой ни одно из сторон не собиралась уступать своему противнику. На стороне казаков был небольшой численный перевес, у поляков мастерство и умение их пушкарей. Если ядра летели в сторону лагеря беспорядочной гурьбой, то оттуда им, отвечали залпами и это обстоятельство, постепенно стало склонять победу в сторону армии Радзивилла.
Казалось, что рано или поздно и пушки на казацких возах будут приведены к молчанию, но великий гетман не мог ждать. Уж слишком много ущерба причиняли артиллерия повстанцев немецкой пехоте выстроившейся за возами на случай нападения казаков. Кроме этого, следуя традиции своих знаменитых воинов предков, Радзивилл всегда искал победу в наступлении, а не в обороне. Поэтому, определившись с местоположением противника, гетман приказал солдатам атаковать пушки противника.
Первыми из лагеря на врага устремились гусарские хоругви. С грохотом и топотом, невзирая на выстрелы врага, "крылатые люди" стремительно сближались с противником, страстно желая изрубить его на куски.
Стоя за возами и наблюдая за сражением в подзорную трубу, гетман все больше и больше беспокоился по мере приближения его кавалерии к возам казаков. Уж слишком неправильно действовал противник, не предпринимая никаких действий, чтобы перехватить и отразить атаку конницы гетмана. Весь боевой опыт Радзивилла подсказывал ему, что либо его гусар ждет какая-то каверза, либо перед ним не Хмельницкий. Все то, что он знал о бунтарском гетмане, говорило, что этот человек хорошо знает азы военной науки.
Предчувствие не обмануло великого гетмана. До треклятых возов с артиллерией Хмельницкого было уже рукой подать, когда с флангов, по мчащимся гусарам загрохотали новые выстрелы. Оказалось, что у казаков есть ещё артиллерия, которую они расположили по флангам, умело скрыв её от глаз противника. В основном это были пушки малого калибра или пищали, и они были расположены за передвижными щитами "гуляй-города".
Когда же обозленные кавалеристы попытались атаковать их, то сами попали под удар татарской конницы, прикрывавшей позиции пушкарей с флангов. По приказу гетмана воины Тугай-бея таились в засаде и когда гусары приблизились к "гуляй-городу", они обрушились на них с характерным для татар визгом и гортанными завываниями. Завязалась отчаянная схватка, поляки были готовы биться с врагом насмерть, а тем временем к позициям казаков приближались ряды немецкой пехоты. Под градом ядер и пуль, неся потери, но держа равнение своих рядов, наемники уверенно накатывали на противника, не боясь, ни черта, ни дьявола, ни окаянных татар.
Никто не сомневался, что дойдя до возов, немцы перерубят и переколют всех, кто там находился, но коварный гетман неожиданно достал из своего кармана джокера, перебившего козырного туза Радзивилла.
Джокер Хмельницкого был столь примитивен, что пан Янош даже не предполагал о его существовании. Однако вытащенный на свет божий и брошенный умелой рукой он переломил ход сражения в пользу казаков.
Против несокрушимых рядов наемной пехоты, Хмельницкий бросил большое стадо быков, к рогам и хвостам которых была привязана подожженная пакля. Обезумев от страха и боли, бедные животные не разбирая дороги, бросились на немцев, не сумевших быстро организовать и провести против них действенные контрмеры.
Напрасно они пытались остановить быков выстрелами из мушкетов или при помощи холодного оружия. Сразив с десяток животных, они не смогли справиться с остальными, что живым валом пробежались по солдатским рядам, разрушив их спасительное единство. В один момент в пехотных шеренгах появились большие лакуны, в которые тут же ворвалась казацкая пехота.
Все это время, казаки терпеливо ждали момента атаки, и когда он настал, своей шанс не упустили.
В ту пору, немецкая наемная пехота считалась одной из лучших пехот мира, наряду с венграми и швейцарцами. Никто лучше них не умел рубить мечом и колоть алебардой, держать строй и идти в атаку несмотря ни на что. За это им платили хорошие деньги и многие победы коронных и польных гетманов были заслугой наемной пехоты.